Глаза упёрлись во что-то низкое и дерматиновое. Сфокусировав взгляд и приложив небольшое умственное усилие, он сообразил, что это нависающая верхняя полка и что он - в купе. Как сюда попал, он не помнил. Он лежал неподвижно, накрытый простынёй, и неторопливо соображал. Ситуация складывалась достаточно странная. В общем и целом, он неплохо помнил свою жизнь: кто он, где родился, родители, учёба, работа. Но... Но цепь конкретных событий, которая привела его сюда, на нижнюю полку четырёхместного купе какого-то безвестного поезда, он не помнил напрочь. Логично было бы предположить, что садился на поезд он в сильном подпитии, возможно, в процессе долгого и изнурительного запоя. Только вот... Подозрительно хорошо чувствовал он себя для проснувшегося после жестокой пьянки, да и не помнил он за собой такой уж тяги к выпивке.
Так ничего и не выяснив, он решил подниматься. Может, тогда что-нибудь прояснится. Сел. Сквозь запотевшее окошко просачивался хиленький зимний свет. Вплотную придвинувшись к скупому на освещение окну, нацепив очки на нос, на полке напротив читал газету сосед по купе - лысенький усатенький толстячок.
-Доброе утро, - сказал толстячок, добро глянув из-под очков.
-Доброе утро.
-Хорошо спалось?
-Спасибо, неплохо.
-Ой, завидую я людям, которые могут спать в поездах! А я вот вся ночь проворочался. Не могу уснуть - ну хоть ты убей!
-Ага...
-А наша красавица ещё спит.
Тут только он заметил, что на верхней полке сладко посапывало смугленькое девятнадцатилетнее существо. От него так пахло чем-то сонным и молочным, что аж хотелось зажмуриться и замурлыкать котом. Он неодобрительно поглядел на толстячка соседа. Едут два жлоба - и ни один не догадался девушке нижнее место уступить.
-Давно стоим?
-Да минут сорок уже. Ещё часа три стоять будем. Перецепляют нас здесь.
-З... зачем перецепляют? - не понял он.
-Так ить... - толстячок удивился. - Так ить к другому поезду... Перецепляют.
Ясно. Значит, прицепной вагон. И далеко же он собрался? Может, его по ошибке в вагон запихнули, вместо кого-то другого? Он заглянул в рундук. Там были его вещи: аккуратно уложенный чемодан (жена укладывала - сам бы он ни за что так не уложил) и пухлый пакет с продовольствием - дня на два пути минимум. Далеконько, значит, едем. Куда? У толстячка, что ли, спросить? Нет, как-то нетактично получится. Судя по всему, с толстячком они ещё вчера хорошо подружились. И тут вдруг такой вопрос...
Вышел в коридор. Что проще - пойти в конец вагона, посмотреть расписание, и всё встанет на места. Постигло разочарование. Прозрачного пластикового кармашка с листком расписания на должном месте не оказалось - только четыре чёрные дырки от шурупов в стенке говорили, что когда-то он всё-таки был.
У проводника пойти спросить?
-Скажите, а почему расписания нет?
Проводник посмотрел алкогольными глазами. Весь его вид говорил: "Я пил полночи. Мне очень плохо. Оставьте меня в покое".
-Вы вчера уже спрашивали.
-Да?
-Да.
Переспрашивать было как-то неудобно, поэтому он развернулся и пошёл в другой конец вагона. Зимой в вагонах протоплено до духоты, а в тамбурах - холодно и накурено. Легкая дурнота, какая обычно бывает после долгого и крепкого сна, ещё не прошла. Надо побыть одному... На холодке.
Одному побыть не удалось. В тамбуре уже стоял вездесущий толстячок сосед, добродушно выкативший брюшко из-под провислой груди и с такой же будто немного провислой сигаретой между пальцами. Толстячок, видимо, уже подустал курить в одиночестве и очень обрадовался появлению знакомого лица. С ходу начал разговор о каких-то дрязгах своих родственников, о том, что едет по сугубо семейному и интимному делу. Хоть бы сказал, куда едет. Но нет. Толстячок мистическим совершенно образом опустил все географические координаты.
Осталась последняя надежда: вылезти из вагона и посмотреть, не прицеплена ли снаружи табличка с маршрутом.
Зима стояла безрадостная. Промозглый, дымный, дизельный воздух, серый мазутный снег под ногами... Вагон стоял в тупике. За рельсовой паутиной виднелось станционное здание. Название станции - на крыше, крупными буквами, даже отсюда сквозь дизельный туман видно. Ничего не говорящее, ни на какие мысли не наводящее название.
Вагон был самый обыкновенный: тридцатишестиместный купейный, зелёный, чуть ободранный и грязноватый. Ржавые блины буферов с наростами сосулек, уродливые клешни автосцепки. И - никаких опознавательных знаков. Разве что, в одном из окон маячил номер, довольно страшненький - 31. Вот и всё, что удалось узнать - едем в тридцать первом вагоне.
В тамбур вышел проводник, посмотрел вниз, на топчущегося на снегу пассажира.
-Долго ещё стоять будем?
-Долго, - проводник пожал плечами. - Часа четыре, не меньше. Поезд опаздывает.
Что ж, можно ещё сходить на станцию, попробовать там узнать хоть что-то. Электронное табло в зале ожидания сообщало о прибытии двух скорых из столицы и отправлении нескольких электричек в населённые пункты с мало что говорящими человеку не местному названиями. В справочной тоже ничего узнать не удалось - она была закрыта и, видимо, уже не первый день.
На обратной дороге путь перекрыл тяжёлый грузовой тепловоз, который не спеша, задумчиво даже как-то, тащил армаду бензиновых цистерн. Товарный поезд полз медленно, колеса с увесистым, жирным лязгом переваливались на рельсовых стыках. От нечего делать стал считать вагоны. Насчитал 61. Шестьдесят одна цистерна. Каждая доверху залита бензином. Это ж сколько тонн живого веса?.. Ни с того ни с сего подумал, что всегда уважал грузовые тепловозы...
После станционной промозглости в вагоне показалось на редкость тепло и уютно. Очаровательное создание с верхней полки проснулось и теперь, сидя за столиком, усердно обрабатывало остренькими зубками куриное крылышко.
-Здрасте! - звонко поприветствовало создание, когда он вошёл в купе.
-Здрасте-здрасте, - невольно улыбнулся.
-Ну, что новенького? - спросил усатый толстячок, который снова пристроился с газеткой у окна. - Узнали что-нибудь?
Он пожал плечами:
-Нет.
-Были на станции?
-Был.
-И?.. Буфет там есть, не узнавали? Я б купил что-нибудь... А то, знаете ли, на этих дорожных харчах, вторые сутки всухомятку, а с моим желудком...
-Буфет есть, но не работает. Там вообще ничего не работает. И людей никого - будто все вымерли.
-Ай, обидно... - толстячок заметно расстроился.
Подсел к созданию, уже разделавшемуся с курицей и приступившему к чаю. Постепенно завязался разговор. Создание было студенткой, ехало на каникулы домой. Куда именно домой - не сказало, да он уже и не удивился. В этом вагоне все, кроме него, знали, куда едут, и поэтому не считали нужным лишний раз об этом говорить.
Толстячок достал колоду карт: перекинемся, мол, в дурачка... За дурачком время летело незаметно.
Может, спросить у них всё-таки, куда мы едем, думалось ему. Э, нет. Вот сидим мы сейчас, время приятно проводим. А спросишь - все напрягутся, будут косить на тебя взглядами... Зачем? Он испытывал странное ощущение - впервые в жизни не чувствовал раздражения от собственного бессилия перед обстоятельствами. В конце концов, прибудет этот мифический поезд, к которому прицепят их вагон. Там обязательно будет расписание, и он всё узнает. А пока есть это купе, обычное самое, утлое железнодорожное купе, однако, ставшее для него почему-то очень уютным, есть приятные попутчики, карты и чай в стакане. Часто ли в жизни бывает так хорошо? И когда ещё будет?
Пассажирский вагон одиноко стоял на тупиковой ветке. Пошёл неторопливый крупный снег. Он ложился плотным покрывалом на покатую крышу, налипал на оконных стёклах, забивался во все стыки и швы... Снег валил гуще и гуще, вскоре в нём утонуло абсолютно всё - и вагон, и пути, и станция.