Смерть рыцаря

К 32 годам Кирилл имел аккуратно подстриженную шевелюру с чуть намечающимися, почти еще незаметными залысинами, короткую бородку и широко поставленные голубые глаза. Внешность у него была слегка старомодная, и он это знал. В последнее время ему часто говорили, что он похож на Николая II. Как относиться к таким сравнениям, Кирилл ещё не определился и принимал их со смешанным чувством. Вообще-то, ему было бы приятнее, если бы его сравнивали с Александром II. Но сравнивали только с Николаем.

Жил Кирилл в двухкомнатной квартире в старом пятиэтажном доме. Жил тихо - соседи, в основном люди пожилые, поэтому любящие тишину, не жаловались. Был Кирилл врачом, причем, как считалось, хорошим. В профессии ему повезло. Работал в частной клинике, посему зарабатывал очень неплохо. Плюс еще практиковал иглоукалывание на дому и состоял при одной уважаемой в городе семье личным лечащим врачом. И это в неполных тридцать два года! В медицине ведь непросто, ой как непросто завоевать положение, а Кирилл в столь молодом возрасте добился таких высот!

В свое время Кирилл мог бы пойти в науку, но определенные жизненные обстоятельства помешали. Что ж, оно, может, и хорошо. Неизвестно, какой из него вышел бы ученый, а практиком Кирилл стал действительно неплохим.

Определенными обстоятельствами, лишившими страну потенциального ученого, была глубокая, протяженностью в год, депрессия, в которую Кирилл впал сразу по окончании мединститута. В таком состоянии монотонная и непритязательная работа в заштатной поликлинике - единственное, на что он был способен. Год спустя, вернувшись к жизни, Кирилл занялся оттачиванием своего профессионального мастерства, предпочтя его дебрям фундаментальной медицины.

Теперь Кирилл с улыбкой вспоминает себя самого тех времен: как он метался, страдал и суицидировал. Тогда жизнь казалась разбитой, никчемной и ненужной. И это было глупо. В любом случае, это был большой опыт, и опыт полезный. Не получи он тогда этого опыта, кто знает, чем бы он был теперь.

Причина всему была до боли банальной - несчастная любовь. Честно говоря, с девушками Кириллу долго не везло - Бог знает, почему. Был он мальчик видный - высокий и красивый. Но в то время, как его сверстники одерживали на любовном фронте победы одну за другой, Кирилл все еще пребывал в романтическом одиночестве и мечтах о той... Той самой, одним словом. Кирилл был романтиком - вымирающий тип по нынешним временам. От грубости взглядов, которых придерживались его сверстники в вопросах любви (любовь! Само это слово звучало в их устах издевательством!), Кирилла просто коробило. А может, просто застенчивый он был, несмотря на внешнюю привлекательность - такое тоже случается. Одним словом, не ладилось у Кирилла с девушками.

Было у него несколько эпизодов, которые закончились ничем - какие-то дискотечные знакомства, после которых обычно случалось две-три встречи, и все уходило в песок. Один эпизод, правда, Кирилл до сих пор вспоминает с мурашками по спине. Познакомились в поезде - возвращались с отдыха на юге. Поздно ночью стояли в тамбуре, курили, пили домашнее вино из пластмассовой бутылки. Все было так, как он хотел: клубы сигаретного дыма в воздухе, терпкий вкус вина, разговоры - и глаза напротив. Казалось - вот оно, пришло... Далее произошло нечто совершенно дикое - под оглушительный в тамбуре грохот колес и вихляния хвостового вагона. Наутро она сошла на своей станции, а он еще целый месяц в страхе ожидал, когда проявятся последствия этого инцидента. К счастью, все обошлось благополучно.

Наконец, он дождался. Где-то в начале третьего курса. Очередное, казалось бы, ничего не обещающее знакомство увенчалось... Ну, на тот момент он был осторожен в определениях и опасался называть это любовью. По крайней мере, отношения не заглохли. Прошло и две встречи, и три, и четыре, прошел её день рождения, на который он пришел на правах очень близкого друга и весь вечер выразительно смотрел ей в глаза. Нет, на первых порах это, конечно, была не любовь. Просто привязанность, просто им было хорошо вместе. Виделись они не так часто - учеба в мединституте отнимала слишком много времени.

Она училась на французском отделении иняза. Летом она побывала в Париже и на первых встречах буквально сбивала Кирилла с ног своими восторженными рассказами. Ах, Париж, Париж... К сожалению, адекватными рассказами Кирилл порадовать свою подругу не мог - Европы дальше Вильнюса он не видел. Зато её очень занимали медицинские разговоры, на которые Кирилл, нахватавшийся к тому времени терминологии, был мастер. Она слушала его взахлеб, и ему это нравилось. Одним словом, им было интересно вдвоем, и уже месяца через два знакомства в Кирилловом мозгу мелькнуло: "Любовь!"

И все же что-то было в его любви не так. Когда они оказывались вместе, Кирилл ни о чем не думал - он был счастлив. А потом, в часы одиночества, он думал. У Кирилла была такая привычка - думать. Причем, привычка не очень полезная. Кирилл думал слишком часто, слишком серьезно и слишком о многом. Слишком о многом, иногда о таких пустяках, которые, казалось бы, и яйца выеденного не стоили, мимо которых другие люди проходили, не обратив малейшего внимания. А Кирилл мог думать, целый день, а то и не один. Например, чья-то вскользь брошенная фраза. Тот, кто её сказал, уже давно и забыл о ней. А Кирилл все думал. Потом, правда, он встряхивал головой и удивлялся, как мог думать над такой ерундой столько времени. Так вот, Кирилл думал о своей любви. Получалось нечто странное. С одной стороны, все было прекрасно. А с другой... С другой - то ли он слишком требовательный, то ли она ему не совсем подходит... В общем, все было не совсем так, как ему хотелось. Он не ощущал того полного родства душ, того почти слияния в единое целое, под которым он понимал любовь. И хоть он не испытывал никаких трудностей в общении с ней, он понимал, что и в его, и в её жизни есть огромные непересекающиеся пространства, в которые доступ у них друг для друга был закрыт. Не потому, что они не доверяли друг другу и хотели что-то скрыть, а потому... Наверное, потому, что были слишком разными. Кириллу приходила в голову эта мысль, но он боялся, гнал её прочь и наматывал километры тупиковых раздумий и ведущих в никуда рассуждений.

А ещё - его тянуло к другим женщинам. Ему была противна сама мысль об измене, и когда он был с ней, он даже не думал ни о чем таком, но стоило им расстаться, и взгляд сам собой фиксировался на обтянутых тканью попках, умело подведенных глазах и угадывающихся под одеждой грудях. Это было нормально. И это был кошмар.

Время шло, подходил к окончанию институт. Может, жениться? Все-таки им так хорошо вместе... Над этим вопросом Кирилл проразмышлял много часов. Здесь тоже было противоречие. Он не нагулялся. Мединститут оставлял слишком мало времени для простых молодежных радостей, и жутко хотелось наверстать упущенное. С другой стороны, эти встречи, прогулки, посиделки по кафешкам и киношкам, а затем проводы и расставания - все это приедалось. Хотелось основательности в отношениях. Семейственности, что ли.

Все разрешилось самым неприятным образом. Как-то подруга рассказала Кириллу о том, что к ним в институт приехали французские студенты, изучающие русский язык. Из Сорбонны. О французских студентах она рассказывала долго и увлеченно. Кирилл слушал вполуха - ему было не очень интересно.

Подруга рассказала о французах почти все. За исключением того, что один из студентов пригласил ее на свидание, после которого у них произошел бурный, но ни к чему не обязывающий романчик (бедняга Кирилл!). Француз уехал, однако, по всей видимости, влюбился в русскую девочку всерьез. Завязалась электронная переписка. Француз звал ее к себе.

Сдав выпускные госэкзамены и получив диплом, она засобиралась. Кириллу сказала, что едет на стажировку, на год. Это был удар. В бедном Кирилловом мозгу взорвался целый фонтан мыслей. О том, что это жестоко, что это невыносимо, что он будет ждать, но боится, что не выдержит, о том, что она сама может не выдержать... Наконец, она ведь может просто не вернуться?.. Вот что для Кирилла было страшнее всего! В отчаянье Кирилл предложил перед ее отъездом узаконить отношения. Она сделала грустное лицо: давай после... Всякое ведь может случиться, ты понимаешь, а я хочу быть честной с тобой...

Вся правда раскрылась почти сразу после ее отъезда. Ее маме стало жаль Кирилла - ей всегда нравился этот симпатичный, немного не от мира сего мальчик с медленными и нескладными движениями. Перед отъездом она обозвала дочь стервой и сказала, что так не поступают. А потом все рассказала Кириллу.

Наверное, это чудо, что он выдержал, справился. Конечно, целый год оказался напрочь выброшен из жизни. Но ведь могла и вся жизнь под откос пойти! Месяца через три глубокая депрессия сменилась коматозным безразличием. Еще через четыре месяца он впервые улыбнулся. Спустя еще два месяца он решил что жизнь, наверное, стоит того, чтобы ее продолжать. А уже в самом конце этого ужасного года у него появилась другая женщина.

Нет, женщины не стоят того, чтобы посвящать им жизнь и сворачивать горы. Таков был главный урок, вынесенный Кириллом. Образ рыцаря прекрасной дамы был навсегда разбит и заляпан грязью. Женщины - не более чем красивые игрушки, остренькая приправа к жизни. Женщин нельзя слишком близко подпускать к душе. По этому принципу Кирилл и стал жить. Когда знаешь, как с женщинами обращаться, женщины тебя любят. Если ты при этом еще и красив... Кирилл был красив, холодной северорусской красотой.

Отношения с женщинами никогда не длились больше двух лет. Если отношения затягиваются, это как будто накладывает некие обязательства, которые Кириллу были не нужны. А время шло, и он уже был не неуклюжим красивым мальчиком с отрешенным взглядом, а преуспевающим врачом. И он чувствовал, что милые дамы открыли на него сезон охоты. Что ж, до тридцати двух лет ему удавалось оставаться вполне неуловимой добычей.

Переезд

Сегодня был трудный день, устало думал Кирилл, стоя на переезде. Дорога от работы в спальный район, где он жил, проходила через промышленное кольцо города. Ехать можно было двумя путями - напрямую, через проспект, или в обход. Обходная улица была довольно разбитая, к тому же, раза три или четыре ее пересекали заводские железнодорожные ветки. На подвеске это, конечно, сказывалось не лучшим образом. Наверное, на разбитых переездах Кирилл и угробил свои первые "Жигули". Теперь у него был подержанный, но крепкий внедорожник, и он чувствовал себя совершенно комфортно на этой темной неухоженной промышленной улице, которая, тем не менее, нравилась ему гораздо больше проспекта с его выматывающим нервы дорожным хаосом и постоянной угрозой увязнуть в пробке. Сейчас было довольно поздно и проспект уже разгрузился после вечернего часа пик, но Кирилл по привычке свернул на объездную дорогу. И застрял на переезде. Эти ветки были почти заброшенными, и Кирилл пролетал их, даже не снижая скорости - только колеса недовольно бухали по рельсам. Тем удивительнее было видеть надвинувшиеся из темноты моргающие красные глаза переездного светофора.

Поезда все не было. Может, и не будет? Может, замкнуло просто старое реле, и светофор заморгал, обманывая проезжие машины? Кирилл бы уже давно нажал на газ и проскочил. Да вот только вчера прочитал в газете, как на таком же малоиспользуемом переезде школьный автобус проигнорировал сигнал светофора и был раздавлен локомотивом... Наконец, за деревьями показались медленно ползущие огни - с цементного завода маневровый тепловоз тащил вагоны. Тут Кирилл заметил, что с противоположной стороны переезда на путях что-то шевелится.

Такого героизма Кирилл от себя не ожидал. Он выпрыгнул из машины (при этом запутался в ремне безопасности, в котором барахтался мучительно долгие секунды), что есть прыти бросился к путям и буквально в последний момент столкнул человека с рельсов, перед самым носом надвигающегося локомотива, даже показалось, как тот пыхнул в спину горячим дыханием. Над головой раздался скрежет. Маневровый, сопротивляясь тяжкой инерции цементовозов, затормозил. Заскрипел щебень под ногами, послышались матерные причитания машиниста. Кирилл поднял голову.

-Живы!? - закричал машинист.

-Ещё не знаю, - ответил Кирилл.

-Ити вашу мать, вы что тут устроили!? П-п-придурки, чтоб вас!

Кирилл встал на ноги, и они с машинистом уставились на неудавшегося самоубийцу. Это была девушка. На ней были светлые джинсы и свитерок не по погоде. Она лежала навзничь, раскинув широкие крылья.

-Ох ни х... - начал было машинист.

-Тссс... - Кирилл нагнулся к ней, чтобы нащупать пульс. Она была жива.

-Ладно, мужик, - Кирилл повернулся к впавшему в столбняк машинисту. - Ты в порядке?

-Ну, вроде... Чо делать будем?

-Тебе помощь не нужна? Я врач.

-Не...

-Доедешь?

-Доеду... У меня помощник в кабине сидит...

-Ну, давай, езжайте тогда.

-Так ведь...

-Что?

-С крыльями... - выдавил машинист.

-Езжайте, я ж сказал - я врач.

-Доложить надо диспетчеру. Я ж график срываю.

-Ну доложи... Доложи, что дерево на рельсы упало и вам пришлось его убирать, чтобы освободить путь.

-Какое, нах, дерево?

-Обычное дерево. Вчера помнишь, какой ветер был? Вполне мог свалить старое дерево.

Уговорить машиниста ехать своей дорогой и не брать в голову все случившееся оказалось делом нелегким. Наконец, пыхнув в лицо Кириллу финальным матерным аккордом, тот развернулся и побрел к локомотиву.

Вагоны дернулись и медленно поползли по старой ветке в сторону магистрали.

Разместить её в салоне автомобиля оказалось делом нелегким. Сама по себе она была вполне миниатюрна. Но крылья... И самое главное, чтобы их не повредить... Наконец, кое-как Кирилл устроил ее на заднем сидении. Он гнал домой что было силы. Больше всего сейчас он боялся встречи с гаишником. Конечно, появление этого персонажа на пустой периферийной улице в столь поздний час был крайне маловероятно, но когда по давно заброшенным путям гоняют локомотивы и чуть не сбивают девушек с крыльями, гаишник точно не покажется чудом.

Они уже подъезжали, когда она зашевелилась, угодив Кириллу в лицо своим крылом, отчего тот чуть не врезался в дерево. Когда он, наконец, благополучно припарковал машину, она окончательно пришла в себя и затрепыхалась, как птица в клетке.

-Ну тихо, тихо! - взмолился Кирилл, отбиваясь от крыльев.

Он быстро выпрыгнул из автомобиля и начал освобождать свою бедную птицу из клетки. Наконец, она, растрепанная, с всклокоченными крыльями, стояла перед ним. Стояли они под самыми окнами дома, и Кириллу не очень хотелось, чтобы кто-нибудь из соседей увидел его странную пассажирку.

-Пошли, - он потянул ее к подъезду.

-Стой! - она уперлась. - Ты кто?

-Ты разговариваешь? И то хорошо.

-Где я? Я не пойду! - она сыпала отрывистыми коротенькими фразами, как горохом.

-Пойдем, пойдем, - Кирилл нервно озирался на светящиеся окна. - Я не причиню тебе вреда. Я доктор. Я тебя спас. Я из-под поезда тебя вытащил... Пойдем, ты отдохнешь, я дам тебе успокоительное...

Она перестала упрямиться - пошла за ним шаткой неуверенной походкой.

-Как звать-то тебя, чудо природы? - спросил он, отпирая дверь.

-Ира.

-Я Кирилл. Ну, проходи, что встала? Я действительно доктор, могу документы показать, если не веришь...

Она вошла. Пару минут оба стояли в прихожей, бессмысленно глядя друг на друга. Затем он позвал ее пить чай.

Она оказалась не инопланетянкой. И не ангелом. Она была самой обычной девушкой. Она жила с отцом в небольшом домике, неподалеку от того самого переезда. Кирилл знал это место. Там вдоль железной дороги тянулся унылый пустырь, лысый, весь в рытвинах, сплошь усеянный ржавыми обломками непонятно чего. Чуть на отшибе виднелась стайка утлых с виду частных домиков. Кирилл, проезжая мимо на своем внедорожнике, иногда с сожалением думал о бедных людях, живущих там.

Она родилась вполне нормальным ребенком. На два маленьких бугорка на лопатках никто не обратил внимания - ну, особенности физиологии, ничего страшного. Лет до десяти бугорки не доставляли ей никаких неудобств. Когда у девочки началось половое созревание, "забеспокоились" и бугорки на спине. Они начали чесаться, покраснели, увеличились в размерах. Врачи разводили руками в недоумении. Некоторые, особо отчаянные, предлагали решить проблему просто - срезать странные новообразования. Когда девочке исполнилось двенадцать, бугорки уже обрели форму маленьких крылышек. Их ещё можно было маскировать под одеждой. Но, например, на уроки физкультуры, девочка ходить уже не могла. Не могла она появиться и летом на пляже - ведь все бы только и делали, что пялились на ангелоподобное создание с подростковыми прыщиками на лице.

Очень скоро крылья уже было нельзя спрятать. Она перестала ходить в школу. Жили они тогда в маленьком городке. Пошли слухи. После того, как к ним в дом заявился священник, отец решил - пора переезжать. И они переехали - в старенький частный домик, на промышленной окраине большого города. Здесь их никто не трогал.

-Почему тебе не сделали операцию? Я не думаю, что это слишком сложно.

-Пробовали. Они снова росли. Отец потратил слишком много денег, чтобы сохранить все в секрете. Там отец держал магазинчик. Мы считались очень обеспеченными людьми. Теперь мы бедные. А меня теперь нет. Отец сделал бумажку, что я умерла.

-Это... зачем?

-Так легче. Слишком много внимания. Это не надо.

Днем она спит в своей комнате, на мансарде своего домика. А ночами выходит гулять на пустырь. Далеко от дома отходить боится. Летом отец вывозит ее на машине за город - подышать свежим воздухом. Там у них есть свое потаенное место.

Ее мать сошла с ума. Сперва это выражалось в чрезмерной религиозности. Она начала ходить в церковь, когда крылья были ещё совсем маленькие. Первое время ходила только по воскресеньям и праздникам. Постепенно церковь стала занимать все больше места в ее жизни. Она бросила работу, облачилась в черное рубище и днями ходила по городским церквям - проповедовала. Прихожане считали её Божьим человеком. Церковные нищие - видели опасного конкурента, один раз даже избили. После этого она обрела еще и репутацию мученицы. А два года назад она исчезла. Наверное, пошла по другим городам проповедовать.

-Тебе надоело жить, да? - спросил Кирилл сочувственно.

-Почему? - она равнодушно пожала плечами.

-А зачем ты бросилась под поезд?

-Я не бросалась. Я гуляла по рельсам. Споткнулась о шпалу и упала. Когда встала, слышу - сзади поезд едет. И задумалась - вот я сейчас могу спрыгнуть с пути, а могу и не спрыгнуть. Что будет, если я не спрыгну?

-Тебя бы раздавило.

-Я бы спрыгнула. Ты зря беспокоился. Я бы спрыгнула и пошла домой. А теперь что делать? Отец будет волноваться. Отвези меня обратно.

-Прямо сейчас? У вас есть телефон? Давай позвоним...

-Отвези меня обратно.

Кирилл валился с ног. Кирилл устал. На работе был напряженный день, потом эти приключения на переезде... Но она была непреклонна.

...Ее отец производил впечатление человека крепкого и здравомыслящего, но рано состарившегося. Он встретил их на крыльце дома - крохотного кирпичного коттеджика - уже волновался. Появление постороннего всполошило его еще больше. Кирилл постарался его успокоить. Пообещал, что никому ничего не расскажет, будет молчать как рыба. Огласка - вот чего отец боялся пуще смерти. Немного успокоившись, он, тем не менее, не пригласил гостя в дом и постарался спровадить как можно быстрее. Что ж, Кирилл и не собирался задерживаться. Он слишком устал.

Где твои крылья?..

Кирилл не ходил туда дня два - пытался забыть. Случай, конечно, из ряда вон, но зачем лезть в чужую жизнь? Люди живут совершенно герметично и очевидно не хотят, чтобы эта герметичность нарушалась. Зачем же лезть с помощью, в которой нет нужды?

На третий день он, однако, поперся туда. Нежданному гостю не обрадовались. Отец встретил с нескрываемой настороженностью, она - совершенно безразлично. Разговор не клеился. Кирилл бормотал что-то про то, что хочет стать другом, что, как врач, постарается помочь, чем сможет. Они могут не беспокоиться, он - человек абсолютно надежный, и тайна останется неразглашенной... Его напоили весьма жиденьким чаем.

Он нанес еще несколько подобных визитов. В конце концов, отец решил, что иметь знакомого врача - совсем неплохо. Кирилла стали принимать гораздо теплее, установилось что-то вроде доверительных отношений.

Кирилл вел скрытое наблюдение над необычной пациенткой. В общем и в целом, она была совершенно обыкновенная девчонка. Кто знает, как сложилась бы ее судьба, если бы не крылья - скорее всего, ничего примечательного она бы из себя не представляла. Но точно была бы счастливее. Изолированный образ жизни привел к достаточно серьезным изменениям личности. Начать с того, что она была вопиюще необразованна. Курс школьной программы оборвался для нее классе в восьмом, и никакого дальнейшего самообразования не последовало. Речь ее была бессвязная, рваная и скудная. Она ничем не интересовалась. Вела ночной образ жизни. Ее комнатка была забита аппаратурой: телевизор, DVD-плеер, компьютер. Ночи напролет она существовала в фантомном мирке, просматривая дрянные американские фильмы, которые в изобилии притаскивал ее отец, или сидя в чате, "с друзьями", как она говорила. Да, это были ее единственные друзья - разноцветные никнеймы в чате. У нее тоже был свой никнейм, догадаться нетрудно, какой - "Ангел". А в хорошую погоду она бегает дышать чистым воздухом, на пустырь.

-И не боишься? - спросил Кирилл.

-Чего бояться? Я сделаю вот так, - она взмахнула крыльями, - и все разбегутся.

Да уж, подумал Кирилл, непроглядной ночью на мрачном пустыре - карающий ангел. Любой хулиган в штаны наложит.

А крылья были самые настоящие, птичьи, с белыми перьями. Только не летали. Крылья нельзя было удалить - они регенерировали, как оторванный хвост у ящерицы. Вот и живет девочка-ангел в своей виртуальной конуре, а отец, бывший провинциальный бизнесмен, думает, что создал для своей несчастной дочери самые подходящие условия.

Был еще один деликатный нюанс в ее жизни. Ей было почти двадцать лет, и она была девственницей. Здоровая, в общем-то, барышня была, по всей видимости, обречена на вечное девство. Первое время Кириллу не приходила в голову такая мысль. А когда пришла, он ужаснулся... Бедная, бедная... Такая вспыльчивая, неуравновешенная... Ведь это явные признаки сексуальной неудовлетворенности. Бедная... Сварливая старая дева с крыльями - вот ее удел. И папаша ее несчастный... Она ведь сгрызет его рано или поздно! Свалится где-нибудь с инфарктом...

Как получилось так, что он переспал с этим крылатым существом? Кирилл сам не мог отдать себе в этом отчета. В конце концов, она была женщина, и красивая, черт побери. Какое-то затмение... Они слишком долго общались, и она хотела... Самое гадкое, что он получил неописуемое, небывалое, извращенное какое-то удовольствие...

В первый раз ей было больно. Неудивительно. Постепенно она, однако, вошла во вкус. В кульминационные моменты она била его крыльями по лицу. Больше всего Кирилл боялся - чтобы не узнал ее отец.

Все мосты к отступлению были сожжены, теперь он просто не имел морального права покинуть их. Он наведывался к ним три раза в неделю, как по расписанию - понедельник, среда, пятница. Иногда еще по выходным, но выходные все же старался оставлять для себя, чтобы отдохнуть. И подумать. Опять вернулась старая привычка - думать...

И каждый раз, заворачивая на тупиковую глухую улочку, он утешал себя: то, что вскоре случится в ее комнате - не более чем необходимая врачебная процедура...

Пытался Кирилл "лечить" не только ее тело, но и душу. Он таскал ей книжки, проводил беседы на широкий спектр тем, но... Она не воспринимала. Ее глаза стекленели, а выражение лица делалось, как у каменного туповатого истукана.

Со временем Кирилл понял, что это была своего рода защитная реакция. Она не хотела заполнять свой скудный мирок лишней информацией, поскольку от избытка информации мирок мог лопнуть. Ей было так удобно - жить, минимально завися от всего того, что извне. У нее было все необходимое - был папа, который кормил и приносил DVD-диски, были компьютер и телевизор, был Кирилл, к которому она привязалась и даже по-своему любила. Больше ничего ей не надо было, все остальное, что приходило оттуда, снаружи, она считала опасным. Кирилл оставил свои попытки сделать из нее полноценного человека. Она была морально ущербна, и это оказалось необратимым. Она была инвалидом.

Зачем он полез? Скажите, ну зачем он полез? Он, здоровый, успешный кобель, чего ему не хватало? Далась ему эта инвалидка с крыльями! Ин-ва-лид-ка! Медицина здесь бессильна! Иисусик хренов, что ты наделал!? Маленькая инвалидка жила себе и горя не ведала; нереализованная женственность медленно разъедала ее изнутри, ну и что с того!? А ты пришел, прорвал плотину, и теперь крылатая крошка намертво привязала тебя к себе своей разнуздавшейся похотливостью.

Ничего, кроме отвращения, Кирилл от этих поездок уже не испытывал. Но не ездить не мог. Потому что был порядочным. Он похудел и постарел, при этом парадоксальным образом все больше напоминал самого себя лет десять назад. Вернулась былая неуверенность и нескладность движений, в глазах показалась детская затравленность. И все чаще ему говорили, что он похож на Николая II.

В их клинике работала молодая стоматолог Валентина. Валя. Она появилась недавно, где-то полгода назад. Они сразу понравились друг другу. Завязался служебный роман, который - Кирилл это понял - постепенно перерастал в нечто большее. У прививки от любви, полученной в глубокой юности, истекал срок действия. Это была новая любовь, зрелая любовь, любовь взрослого мужчины, а не романтичного щенка.

Три раза в неделю он по-прежнему ездил к своему злому ангелу. Вале говорил, что едет, к очень важному пациенту. При этом делал многозначительное лицо: врачебная этика, ты понимаешь... Она понимала и ничего не подозревала. А Кирилл страдал. Жизнь напоминала расщепленное грозой дерево, и он был больно прижат этим расщепом и не мог выбраться. Их с Валентиной отношения катились к своему логическому венцу, который, однако не наступал. Кирилл медлил, отговаривался, затягивал. Она не мучила назойливыми вопросами - почему? - она была замечательная женщина, и Кирилл был уверен, что она - как раз та, кто сможет составить его счастье. И все же немой вопрос, не вопрос даже - укор - был в ее глазах, и Кирилл мучился еще больше.

В конце концов, Валентина спросила: что с тобой происходит? В душе Кирилла все оборвалось. Он был на грани того, чтобы разрыдаться и все ей рассказать. Он посмотрел на нее взглядом барашка, которого ведут на убой, и... сделал предложение. Она засмеялась и приняла предложение. Она обожала эту не наигранную, такую естественную застенчивость красивого и успешного мужчины.

В конце концов, да будет так. Пусть, пусть он совершил непоправимую, глупейшую ошибку, взвалил себе на шею никому не нужное ярмо, пусть он кругом виноват. Он не отказывается. Он готов нести тягостную повинность столько, сколько будет нужно. Но стоит ли ставить крест на самом себе и на своей жизни? Стоит ли? Пусть он кругом виноват, но случилось так, что теперь он нужен слишком многим людям... И он продолжает жить. Никто ни о чем не узнает. Для Валентины он будет примерным супругом, для несчастного ангела - ... Кем она, черт побери, его считает? А, неважно: кем она считает, тем он и будет, наплевать.

Через три месяца они поженились и уехали в свадебное путешествие. Несчастному ангелу он сказал, что не будет появляться некоторое время из-за чрезмерной загруженности на работе.

Он был примерным семьянином. Все было прекрасно. К ангелу он ездил реже: раза два в неделю, иногда - один. Иногда вообще не ездил, ссылаясь на занятость. Она капризничала и хныкала, но постепенно привыкла. Все было хорошо.

Это произошло так неожиданно... Как раз в этот день он должен был ехать туда, на глухую улочку недалеко от переезда. А утром Валентина с лукаво-игривым выражением сообщила: похоже, дорогой, у нас будет маленький. Кирилл был рад. Несказанно рад. В его расщепленную жизнь это, конечно, вносило определенные дополнительные трудности, но в то утро он об этом не думал. Подумал к вечеру, когда снова надо было ехать к своему очень важному пациенту. Он хотел отменить сегодняшний визит, даже сообщил о своем решении Валентине, но та протестующе замахала руками: что ты, что ты, езжай...

Кирилл хотел иметь детей. Очень хотел. Он понял это на тридцать третьем году жизни. В тот день он узнал, что станет отцом. Отцом двоих детей от двух разных женщин. У одной из них за спиной были пушистые белые крылья.

Февраль-март 2005 г.