Ну вот, сбылась она, мечта - дом в деревне. Дом был добротный, хотя старый и весьма запущенный. Купить-то он его купил, да вот как теперь бороться с этим хозяйством - один Бог знает. Он ведь, когда покупал, даже толком не смотрел, что берет. Глаза застила мысль - дом с паровозом! Да-да, позади дома стоял настоящий паровоз, высился могучей громадой над ветхой изгородью вокруг чахлого огородца. Паровоз был великолепен: ржавый, прокопченный насквозь, глубоко вросший колесами в землю. Ни дать ни взять - полузатопленный боевой крейсер. Паровоз он излазал вдоль и поперек и знал его гораздо лучше, нежели дом, который покупал.

Тем не менее, дом казался идеальным. Находился посреди живописной холмистой равнины, поросшей, казалось, нетронутым, хвойным по преимуществу лесом, лишь местами траченным сельскохозяйственными угодьями. Стоял дом чуть в стороне от деревни, но не очень далеко, так что прогулки в местное сельпо не будут слишком утомительными. Но самое главное - дом ведь с паровозом! Что еще нужно писателю?

Вообще-то, помимо того, что он был писателем, был он еще и журналистом. Типичный случай - профессии, по большому счету, смежные. Хотя, писатель - скорее призвание, нежели профессия. Журналистика, конечно, тоже может быть призванием, но он по призванию был все-таки писатель. А работал журналистом. Писатель он был не то чтобы заметный, но он не отчаивался - впереди много еще чего. Главное - задел положен: теперь у него есть дом с паровозом, уникальное место, наделенное - он это чувствовал - таким зарядом энергии, которую при правильном использовании можно воплотить... Во что воплотить, он пока не знал, но знал, что воплотить можно, и во что-то по меньшей мере грандиозное.

А пока он столкнулся с рядом бытовых неприятностей. Дом был малопригоден для проживания, и это нужно было исправлять. Надо было менять всю мебель - не жить же в обветшалой стариковской обстановке. Надо было перекладывать печь. Отопление в доме было печное. Из деревни уже наведывались мужики - посмотреть на нового соседа. Один из них, критическим взглядом осмотрев печь, бросил:

-Хозяин, переложить надо. Угоришь.

Сам он в печах ничего не смыслил, но мужику поверил - печь действительно выглядела неважно. Кроме того, надо было ремонтировать крышу, она тоже находилось не в лучшем состоянии. Пока солнечная погода, еще ничего, а как дожди пойдут? Заскорузлые обои в потеках на втором этаже молчаливо говорили, что будет, когда пойдут дожди.

Работы по благоустройству растянулись почти на год: и из-за периодической нехватки денег, и из-за недостатка времени, которое отнимали городские дела. Как бы там ни было, а к следующему лету дом посвежел и помолодел: заново выкрашенный, под отремонтированной крышей. На лето он перебрался сюда - писать, писать...

Однако, ничего путного так и не написалось. В голову втемяшилась глупая идея - восстановить паровоз, по-прежнему одиноко ржавевший за забором. Ну, восстановить - это в том смысле, что выкопать из земли, отмыть, покрасить и поставить на постамент. Одним словом, превратить паровоз в памятник. Не зря же он ржавел здесь под всеми дождями и ветрами, и дожил до настоящего времени, когда большинство его соплеменников, выработав положенный ресурс, давно отправились в порезку на металл? Это должно быть как-то вознаграждено, не правда ли?

За работу взялись деревенские умельцы - за умеренную плату в ликероводочном эквиваленте. Соорудили постамент: материалы взяли с близлежащей заброшенной войсковой части. Раздобыли где-то и трухлявые деревянные шпалы с ржавыми рельсами, на которые предполагалось установить будущий памятник. Пригнали автокран, подняли паровоз, поставили... Сам паровоз почистили, покрасили в цвет хаки - настоящая боевая машина. Одним словом, ничего себе получился памятник, вполне монументальный.

Мужикам понравилась странная работа, понравился чудаковатый хозяин, понравилось и его угощение. Паровоз, к которому все здесь давным-давно привыкли - он был почти частью ландшафта, вроде тех холмов на горизонте - вновь стал достопримечательностью: приходили смотреть всей деревней. Через три дня, правда, на свежевыкрашенном паровозном котле уже гордо красовалось нацарапанное слово "ХУЙ".

Говорят, железо не устает... Нет, и железо устает... Металл устал... В каждой заклепке, в каждом сочленении огромного механизма накопилась черная, угольная, ржавая усталость. Топка угасла и остыла, и в машину медленно просачивалась едкая простуда.

Он уходил последним. Вернее, еще не уходил - еще стоял в глухом тупике, затерявшись в хитросплетениях путей крупного железнодорожного узла. Когда-то еще сюда доберутся? Так можно простоять и пять, и десять лет... Ждать, пока придет за тобой маневровый тепловоз, ухватит своей цепкой клешней и утащит туда, где все закончится. Когда-нибудь и его, невзрачного палача с маломощным дизелем постигнет та же участь - его вот так же схватят и утащат. Но он об этом не думает. Он притащит тебя к месту казни, отцепится, даст гудок на прощание и отвалит. Через какое-то время ты превратишься в груду бесформенного искромсанного металла. Очень полезного металла. Металл - начало начал, то исходное, из чего рождается на свет много полезных вещей. Металл можно добыть по-разному: можно выплавить из руды, а можно порезать старый паровоз. Когда-то он появился на свет первым способом. Прошло время - и теперь кто-то родится вторым путем...

Он был боевым паровозом - прошел войну, попадал под бомбы, горел... Он таскал и тяжелые военные эшелоны, и мирные товарные составы. Затем его перевели на пассажирское движение. Последние годы прошли на маневровой и вывозной работе. К этому времени он остался в полном одиночестве. Поначалу было еще несколько таких же, как и он, промасленных трудяг, но в депо пригнали несколько маневровых тепловозов, и для них все кончилось. А он продолжал устало пыхтеть. Наконец, его оставили в покое и бросили на запасном пути - умирать.

...Старик приходил... Нет, не каждый день. Раза два-три в неделю. Приходил, залезал в кабину, смалил папиросы, от которых могла содрогнуться даже паровозная топка. Молчал - что ему было говорить? Это был последний машинист. Их отстранили от движения вместе. Одного - на пенсию, второго - в утиль... А по большому счету - обоих в утиль.

Машинистов на его веку сменилось много - всех и не упомнишь... Большинство из них он пережил. Один прямо здесь, в кабине, и умер. Рухнул, как подкошенный, и головой в топку. Если бы кочегар не оттащил...

А вот с последним они сблизились. Видимо, общая судьба объединила - оба очутились на запасном пути и ждали конца.

Зимой он не приходил. Оно и понятно - чего ради морозить старые кости в простылой кабине? С весенним теплом он появлялся снова, и снова начинались их невеселые старческие посиделки - пока октябрь не ударит первыми морозами.

Как-то весной старик пришел грустный. Курил, но в кабину не лез, как обычно.

-А я это... я попрощаться пришел... Я дом купил. В деревне. Ну... чего в городе-то?.. Я старый, один... А там... на природе... Помидорчики выращивать буду...

Он потоптался на месте, докурил, бросил измусоленный бычок.

-Ладно, бывай... Чего уж... Бывай, - развернулся и ушел.

Вот и остался он один. Не будет больше ничего - только медленное ржавение под всеми дождями и ветрами... Скорее бы уже пришел тот, кто схватит цепкой клешней и утащит туда, где все кончится.

Одному умирать грустно. Когда рядом есть кто-то, такой же, как ты, - как-то легче. Будто деревня спасет старого машиниста. Есть у людей глупое поверие, будто свежий воздух полезен. Для машин свежий воздух не несет ничего, кроме коррозии металла, а люди тянутся к свежему воздуху. Не спасет, не спасет свежий воздух... Какая разница, лежать ли на городском кладбище, втиснутом между серых домов, или на сельском погосте? Много их лепится по сторонам железной дороги, много их он перевидал на своем веку, на большой скорости проносясь мимо. Место, где для людей все кончается. Из металла получается много всего хорошего. Из людской плоти - тоже. Из нее растут березы и трава, ей кормятся птицы. Человек не пропадает даром.

Вместе умирать легче. Почему бы им не умереть вместе - человеку и паровозу. Человек бы возился в своем огороде, скуривал остатки своих легких, болел... А паровоз стоял бы за забором, медленно ржавел, рассыпался, врастал землю. Потом человека увезут на кладбище, а паровоз постепенно сгниет под открытым небом. Или приедет автокран, подцепит крюком... Грустно, грустно, конечно. Но это лучше, нежели ржаветь здесь, в неуютном тупике, а патом пасть под равнодушной пилой.

Ночью он тихо дал задний ход и выкатился на основной путь. Передвигаться было тяжело - механизмы уже отвыкли от движения. Он медленно покатился вперед. На путях остался сиротливо стоять тендер. Тендер ему был совершенно не нужен, ведь двигался он без угля. К чему лишняя нагрузка усталой машине? За свою жизнь он сменил несколько тендеров. Первый потерял еще во время войны. Второй сгорел - по халатности бригады воспламенился уголь. В третий влетел магистральный тепловоз с внушительным товарняком на хвосте. Этот, стало быть, был четвертый... Господи, сколько же тяжелых ударов и ожогов получил он на своем веку? Почему же так долго прожил?

Шел он почти бесшумно - лишь поскрипывали проржавелые механизмы. В темноте. Ночь была безлунная, а прожектора давно не работали. Они и ни к чему. Он шел, как собака на запах. Он чувствовал, где находится его товарищ по несчастью - старый машинист. Выбравшись на магистраль, он прибавил ходу. Ничего, еще одну поездку машина выдержит. Шестьдесят километров в час, да еще и порожняком - точно выдержит.

Предстояло преодолеть путь почти в сто километров. Дорога была пустая - навстречу попались всего два поезда - грузовой и пассажирский. Мелькнувшее в прожекторах локомотивов привидение машинисты списали на усталость - пятисоткилометровое тяговое плечо с не самым легким профилем пути - это, знаете ли...

Крупных станций тоже не попадалось - только остановочные пункты электричек. Лишь в конце пути встретилась небольшая трехпутная станция. Маленький вокзальчик и редкие фонари вдоль платформ. Станция была безлюдна.

После этой ночи по магистрали поползли слухи о локомотиве-призраке. Рано утром маневровый тепловоз наткнулся на брошенный на выходе из тупика тендер. Машинисты встречных поездов красочно рассказывали в депо о ночном происшествии. Хотели даже провести расследование по поводу пропажи паровоза, да потом махнули рукой, решив, что машина стала жертвой охотников за металлом, а не какого-то мистического происшествия.

...Ну, вот и нужное место. Теперь надо добраться до деревни. До нее - километров десять. Ничтожное расстояние, если по рельсам. Но деревня была в стороне от дороги... Колеса соскочили с полотна и коснулись почвы. Паровоз ломился через лесополосу, как медведь. Это было самое трудное. Дальше дорога шла полевым проселком. Автомобили выбили в дороге глубокие колеи, ширина которых почти совпадала с шириной его осей... По этим колеям он и покатил. У деревни он сошел с дороги и, уминая траву, направился к дому на отшибе.

В деревне появлению паровоза удивились, но сочли его не более чем эксцентричной выходкой чудаковатого машиниста-пенсионера. Машинист и сам старался поддерживать эту версию. И зажили они с паровозом душа в душу. Старик отремонтировал паровозный гудок. Вставал он очень рано, с петухами, и каждое утро деревню, помимо птичьих вскриков, оглашал еще один, уже почти забытый звук. По вечерам, если ясная погода, машинист сидел на крыльце, смотрел на закат и курил. Потом, покашливая, вставал и шел спать. В холод и дождь в окошке горел свет и вился дым из трубы...

Через шесть лет дед умер. Старый паровоз пережил последнего своего машиниста...

апрель 2005 г.