В один прекрасный момент Константин понял, что оказался в тупике. Нет, не сказать, чтобы всё было так плохо. Жизнь была... вот в том-то и дело, что никакая жизнь. Так себе жизнь, ни то ни сё, дрянцо жизнишка. Вот, казалось бы, Анне Карениной чего не жилось на белом свете? Всё ведь у бабы было! А кинулась же под поезд. Константин тоже ведь не сказать, чтоб жил плохо. Квартирка, машинка... Работа, не то чтобы плохо оплачиваемая, однако ну совсем бесперспективная. И в личном такая же непроглядность... Одним словом, Константин осознал, что очутился в таком положении, из которого есть только два выхода: либо спиться, либо удавиться. Он давно для себя решил, что если всё-таки дойдёт до сведения счётов с жизнью, то непременно удавится. Иными словами, повесится. С пугающим хладнокровием перебирал он одним непогожим ноябрьским вечером все возможные способы самоубийства и остановился именно на петле. Каренинские методы, вроде бросания под поезд или прыжков из окна, были отметены сразу. Мягко говоря, малоприятно в последние доли секунды своей жизни слышать хруст собственных костей и треск лопающихся мышц... Вскрытие вен Константин отмёл с брезгливостью, как только представил себе такую картину: ванна, полная красной воды, и в ней плавает его, Костин, голый посиневший труп... В поедании убойной дозы снотворного пугала возможность выжить и остаться после этого калекой или идиотом.
Пока же всё развивалось по первому сценарию: Костя медленно спивался, не находя в себе сил враз покончить с опостылевшей ежедневной жизненной рутиной. Дни тянулись безрадостные, похожие друг на друга, как братья-клоны, и Костя потихоньку свыкался с мыслью, что жизнь его - никчемная и пропащая, что ничего существенного он в ней не добьётся... Доживёт, если здоровье позволит, годков до семидесяти (хотя, чем раньше, тем лучше), помрёт себе тихо, зароют его в землю и сразу же забудут. И не останется от Кости ни следа, ни воспоминания. Его вещи выкинут на помойку, старые фотографии сожгут, в его дом вселятся чужие люди. А могила зарастёт травой и просядет. Потом, лет через пятнадцать, в неё подзахоронят какого-нибудь ещё бедолагу. Короче, обычная судьба обычного человека, какая ждёт почти каждого после смерти...
Предрождественский вечер, или сочельник, Костя коротал в одиночестве. В телевизоре смотреть было нечего, почти по всем каналам показывали или расфуфыренных попов, дурными голосами орущих церковнославянскую тарабарщину, или какую-нибудь глупую и сентиментальную новогоднюю дребедень. Костя пил пиво и без энтузиазма думал: "Потрахаться, что ли, с кем?" Но как вспомнил все хлопоты, связанные с приводом в дом женщины, тут же отказался от этой мысли. Или всё-таки повеситься? Нет, нет, ничего ему не хотелось: ни трахаться, ни вешаться...
В рождественское утро Константина разбудил телефонный звонок. Звонил Федя, одноклассник и по совместительству давнишний друг и собутыльник. Федя был то ещё чудо. В школе он был маленьким очкастым задрипанным ребёнком, к тому же полуевреем. Во взрослой жизни остался тем же самым: маленьким, очкастым и полуевреем. Ещё он был младшим научным сотрудником в каком-то военном институте, сидел на куцей зарплате, поэтому из-за хронической неплатёжеспособности его периодически выгоняли из клоповников, которые он снимал где-нибудь на городских окраинах. Вообще-то, когда-то у Феди была квартира, доставшаяся в наследство от покойных родителей. Но её он по каким-то необъяснимым причинам продал. Так что, из недвижимого имущества у Феди был только гараж, в котором он в свободное от работы время за гроши починял драндулеты соседей по кооперативу. Кстати, куда делись деньги, вырученные с продажи родительской квартиры, для всех оставалось загадкой.
...Так вот, звонил Федя. Звал в этот самый гараж. Они частенько там собирались, выпивали, вздыхали о незавидной своей доле (хотя в последнее время Костя, подуставший от романтики подворотен, всё чаще и настойчивей пытался вытаскивать друга в более приличные места). Под конец Федя, как правило, одалживал у Кости немного денег.
Вот и на этот раз - предлагалось немного выпить. Только голос у Феди был какой-то особенный, таинственный. Федю явно от чего-то распирало. Или это он с утра уже где-то набрался?
Впереди предстоял целый рождественский день, абсолютно пустой и ненужный, поэтому, решил Костя, почему бы и не сходить в гараж - какое никакое развлечение.
Гараж был загромождён обломками и запчастями всевозможных автомобилей. Весь этот хлам (и где он только его добывал?) Федя с успехом использовал при ремонте соседских драндулетов. В углу притаился чудо - самогонный агрегат, как подозревал Костя, сооруженный из секретных достижений отечественного военно-промышленного комплекса. Ну, и, наконец, посредине помещения возвышался шаткий кухонный стол в компании двух таких же зыбких и ненадёжных табуреток. На столе уже ожидала бутыль чудо-самогона (после создания своего агрегата Федя перестал признавать магазинную водку) и рюмки.
Федя был нетрадиционно торжественен. Скромное застолье началось в гробовом молчании. Наконец, Федя изрёк:
-Этой ночью свершилось чудо.
-Да? - удивился Костя.
-Да. В истории человечества открывается новая глава.
-Ну?
-Вот, посмотри, - всю Федину торжественность как ветром сдуло, он суетливо сорвался с табуретки, бросился куда-то в угол гаража. Только теперь Костя заметил, что там, рядом с самогонным агрегатом, громоздилось нечто, накрытое драным пледом.
-Вот, - Федя сорвал покрывало, - я начал его ещё на четвёртом курсе. Пять лет жизни ушли на это.
Костя тяжело выдохнул. Под покрывалом оказалось железное страшилище, в общих чертах, тем не менее, походившее на человеческую фигуру. На отчётливо проступавший скелет в обилии было навешано, наверное, несколько десятков килограммов проводков, микросхем и прочей электронной дребедени, в которой Костя - прирождённый гуманитарий - был ни ухом ни рылом.
-Что это?
В ответ Федя разразился долгой мудрёной лекцией, суть которой сводилась к тому, что, используя какую-то суперпрогрессивную технологию (что-то связанное со сверхпроводниками), он, Федя, создал универсального робота, по своим интеллектуальным возможностям немногим уступающего человеку. Сфера применения робота - заливался Федя - огромна. Он может быть занят в любых видах промышленного производства. Может проводить сверхсложные вычисления. В исследованиях космоса он незаменим. Кроме того, он способен заменить человека там, где, казалось бы, не может справиться ни одна машина. Например, роботы свободно могут заменить вузовских профессоров и хирургов.
Федя смолк. Повисла тишина. Наконец, Федя не выдержал:
-А? Как?
-Что как? - выдавил Костя.
-Что скажешь? Как тебе это?
-Ыыыы... Ну... По большому счёту, почему ты распинаешься тут передо мной, а не перед учёными дядьками? Я-то в этом ни хера не понимаю...
Федя начал сникать.
-Если всё так, как ты говоришь, то тебе незамедлительно положена Нобелевская премия, - продолжал Костя, - и тогда я тем более не понимаю, почему ты распинаешься тут передо мной и почему эта штуковина стоит в твоём задрыщенном гараже?
-Если всё так, - безжалостно продолжал Костя, - почему ты до сих пор не то что не академик - даже не кандидат наук?
-Ты мне не веришь? - вскинулся Федя.
Костя замялся. Не хотелось обижать друга. Федя всегда был чудиком.
-И на какие шиши ты его сделал?
-Что, я, по-твоему, зря квартиру продал?
Костя так и осел. Продать двухкомнатную квартиру, почти в центре города, для того, чтобы?.. Уму непостижимо!
-Ты понимаешь, я хотел писать диссертацию. Но мою тему закрыли. Понимаешь, тогда же такой бардак начался... Вся наука на хер никому нужна стала... Темы закрывались, лаборатории закрывались, оборудование разворовывалась... Это охереть что же такое творилось... Мой научный руководитель, профессор Арцюнян, ну ты помнишь, не выдержал ведь, повесился...
-Ну да, ну да... - Костя всё ещё был в глубоком шоке.
-А я хотел заниматься своей темой. Я чувствовал - там что-то есть. Я рыл. Сам! Понимаешь, сам! Никому это на хер не надо, а я рыл! И... и вот... Короче, мне нужны были только деньги. Все материалы, всё оборудование - всё засекречено, не подступиться... Ну, я и продал квартиру. Заплатил там одному педриле-генералу. Зато...
-Что зато?.. Зато у тебя нет квартиры, ты мыкаешься по чужим клоповникам и еле сводишь концы с концами. Дурак ты.
-А ты посмотри лучше.
Федя достал из кармана засаленных брюк маленький пультик, и чудовище в углу гаража зашевелилось. Оно сделало несколько шагов, очень достоверно имитируя движения живого человека. Костя скептически смотрел.
-Вадик, поздоровайся с гостем.
-Очень приятно, Вадим Рафаилович Рамазанов, - представилось чудовище вполне человеческим и даже где-то знакомым голосом.
Костя от неожиданности аж подсигнул на табурете. Урод смотрел в упор. Из пустых глазниц железного черепа прямо на Костю таращились две миниатюрные камеры.
-Э... Ээээ... - только и нашёлся что сказать он в ответ вежливому уроду.
Урод, однако, не остановился на достигнутом. Он подошёл к Косте вплотную и протянул руку. Костя отпрянул.
-Да ты не бойся. Поздоровайся, - посоветовал Федя.
Костя опасливо подал руку. Металлические пальцы робота весьма деликатно обхватили ладонь.
-Спроси у него что-нибудь, - предложил Федя, когда нелепая церемония знакомства была завершена.
-Что? - Костя недоуменно пожал плечами. - Откуда я знаю?
-Ну, придумай что-нибудь. Сам. Я не хочу тебе ничего подсказывать, для чистоты эксперимента.
-Э... Прекрасная погода, не правда ли? - не нашёлся сказать ничего более умного Костя.
-Не знаю, я не был на улице. Федор Леонидович меня не пускает, - печально ответил урод.
-Нууу, Костенька, ты же умный мальчик, спроси что-нибудь посложнее...
-Да блин, не знаю я! Как-то... Мысли путаются, знаешь...
Федя, меж тем, не унимался.
-Может, в дурачка перекинемся? Втроём. Вот - нераспечатанная колода, чтобы без мухлежа.
Сыграли десять партий. Три из них выиграл урод...
По окончании искромётной презентации Федя сообщил, что его выгнали из очередного клоповника и попросился к Косте в качестве временного квартиранта. Это был излюбленный Федин приём в таких случаях: позвать Костю в гараж, напоить самогоном и, пользуясь расслабленным состоянием друга, напроситься к нему в квартиру.
Началась их совместная жизнь, грозившая растянуться очень надолго: от Кости Федя съезжал всегда с большой неохотой.
Что-то изменилось. Костей овладело беспокойство. Давно такого не случалось. Покоя не давал погребённый в гараже под драным пледом Вадим Рафаилович Рамазанов (урод был назван в честь популярного исполнителя Вадима Рамазанова, надрывным голосом поющего под гитару, поклонником которого являлся Федя). Что-то было здесь не так. Что-то было очень неправильно. Просто невозможно было поверить в абсурдность ситуации - изобретение века пылится в замшелом гараже, не имея никакой перспективы. А перспективы не было никакой. Куда пойдёт Федя со своим чудом-юдом? Кому его покажет? В этой стране оно обречено - на массовое производство и внедрение нет денег. А чтобы не досталось "врагам", скорее всего, его просто конфискуют и засекретят. Федя же, по всей вероятности, вместо Нобелевской премии пойдёт под суд - робота-то своего собирал из подчистую ворованных материалов, причём материалов стратегических, представляющих собой государственную тайну.
С появлением Феди в доме не смолкал магнитофон. Причём, звучало всё одно и то же - Рамазанов. Костя начинал потихоньку звереть. Рамазанов был давним Фединым бзиком, ещё со школьных дней. В те времена Рамазанов, самородок из татарского города Бугульмы, оглушительно гремел по стране со своей легендарной группой "Морская улитка". Много воды утекло, "Улитка" развалилась, Рамазанов постарел и потолстел, но Федя оставался верен старому кумиру.
Как-то, февральским вечером, когда Костя уже лежал, зарывшись с ушами в подушку, а Федя под стенания своего кумира что-то колдовал на кухне, пришло озарение. В который уж раз, слыша приглушённо сквозь перину что-то вроде: "Моя судьба в колеснице летит, мой ангел-хранитель не спит..." - Костя вдруг увидел: тёмная пустая сцена, одинокий человек с гитарой наперевес, в луче прожектора, на стульчике... Решение, такое простое, такое очевидное... И такое невероятное.
-Слушай, Федя, - спросил Костя на следующий вечер как бы невзначай, - а ты мог бы сделать так, чтобы этот твой Вадим Рафаилович стал похож на человека?
-В смысле? - не понял Федя.
-Ну, чтоб у него было нормальное человеческое лицо, руки-ноги... Чтоб его одеть по-человечески можно было. А то страшен же он у тебя - не приведи Господь...
-Можно, конечно... - пробормотал Федя.
-Можно было бы для прикола сделать двойника Рамазанова твоего любимого.
-Ну да...
-Ведь он у тебя даже голосом Рамазанова говорит?
-Ну...
-Ты фанат, - Костя улыбнулся.
-Только зачем? - спросил Федя после паузы.
-Американцам продавать будем.
-А что?..
-Есть варианты, - таинственно промолвил Костя. - Но пока я ничего тебе сказать не могу.
На самом деле, никаким американцам Костя ничего продавать не собирался. Просто, пока что он боялся открывать Феде свои истинные намерения, не без основания полагая, что тот воспримет их в штыки. Костин план был прост как топор и в то же время до невероятности сумасброден. Загримировав робота под Рамазанова, он хотел отправиться с ним в гастрольное турне по городам и весям. С технической стороны всё представлялось довольно просто: "настоящий" Рамазанов поёт один, без аккомпанирующей группы, под гитару. То есть, вопросы вроде какой-то усложнённой сценографии или найма дополнительных музыкантов отпадают сами собой. Вот робот, вот гитара, вот стул, вот микрофон - пой. Конечно, не всё так однозначно - дело-то криминальное, статья "мошенничество", возможно, даже в "особо крупных размерах", если дело хорошо пойдёт. Но, с другой стороны, в случае чего, доказать, что Рамазанов - и не Рамазанов вовсе, будет весьма затруднительно.
В конце концов, никто ведь и не говорит, что они будут заниматься этим вечно? Так, прокатятся по стране разок-другой, срубят деньжат, а там... Господи, только бы вырваться из этой беспросветности!
Да, и ещё не помешал бы кто-то третий, человек с деловой хваткой, который смог бы организовать весь процесс в должном русле. Нужен менеджер. Без менеджера они вдвоём - Костя-гуманитарий и Федя-технарь - погорят на первом же "концерте"...
Судьба была благосклонна. Да, случается иногда в жизни, когда события так накладываются друг на друга, что волей-неволей начинаешь думать - без вмешательства нездешней силы тут не обошлось.
В то самое время, когда Костя думал о человеке с деловой хваткой, к городу подъезжал Михал Палыч. Толстый, бородатый, он уныло скорчился в тесноте бокового плацкарта и наблюдал, как медленно приближаются огни родного города, в который он, если честно, и не чаял вернуться.
Михал Палыч - бывший одноклассник Кости и Феди - был человек с биографией. Как раз то, что надо. В отличие от друзей-интеллигентов, высшего образования он не получил. Отслужил в армии, по окончании которой начал делать бизнес. Кривая эта стезя вынесла его на пост тур-менеджера одной довольно известной рок-группы. Дело, однако, закончилось скандалом - Михал Палыч попался на каких-то финансовых махинациях и вынужден был в срочном порядке делать ноги из Петербурга, где базировалась группа. Через какое-то время он всплыл уже в столице, в качестве бизнесмена, довольно неприметного, не очень, впрочем, мелкого, но и не сказать, чтобы среднего. Но и тут не сложилось. Бросив всё, Михал Палыч спешно удрал из города, оставляя за спиной разъярённую узбекскую "братву". Выбирался на перекладных, и только отъехав от столицы километров на сто, решился сесть на поезд. Злой рок настиг его и здесь. В поезде Михал Палыча избили и ограбили. На родину он прибыл без гроша в кармане, не имея денег даже на то, чтобы снять номер в самом распоследнем гадюшнике.
Стоя на перроне, Михал Палыч думал, куда же податься. Как уже говорилось, денег у него не было ни гроша, так что о гостинице мечтать и не приходилось. А больше в городе особо никого и не было. Родители вышли на пенсию и за каким-то рожном переехали в деревню - "на свежий воздух". Тащиться туда по зимней распутице представлялось малорадостным. Да и, как считал Михал Палыч, уехать в деревню - всё равно что похоронить себя заживо. Сворачивать знамёна Михал Палыч отнюдь не собирался. Да, сейчас он устал и подавлен, да, нужно лечь на дно, подождать, пока страсти улягутся, а там можно и снова в бой.
Свалиться как снег на голову к кому-то из знакомых? Да, вряд ли кто ему обрадуется. И всё же, если подумать... Михал Палыч начинает вспоминать всех своих местных знакомых. Картина получалась кислая - кто обзавёлся семейством, кто уехал, кто вообще уже помер... Н-да...
И тут Михал Палыч подумал о Косте. Когда-то они с Костей неплохо ладили. По дошедшей окольными путями информации, всё у Кости в этой жизни было неплохо: работает на непыльной должности, живёт бобылём в двухкомнатной квартире. Конечно, информация может оказаться недостоверной и даже ложной, и всё же это единственный более или менее перспективный вариант.
Сперва был неприятный сюрприз: оказалось, что место Костиного квартиранта уже занято - там обретался Федя. Тем не менее, Костя, хоть и без особого энтузиазма, впустил всё же непрошеного гостя.
Посидели. Выпили. Михал Палыч рассказал о тяжких своих делах. И вдруг стал замечать, что по ходу рассказа Костя делается всё добрее и добрее. Под конец даже любезно согласился приютить на неопределённый срок. Что ж, после стольких пинков и ударов судьбы это была первая удача.
Самое удивительное началось на следующий день. Когда Феди не было дома, Костя с таинственным видом отозвал Михал Палыча в уголок и поведал ему свою из ряда вон выходящую историю, после чего, не давая тому опомниться, сделал деловое предложение. Сперва Михал Палыч решил, что его элементарно разыгрывают. Но, поглядев на озабоченное и искреннее Костино лицо, не стал делать скоропалительных выводов.
-Скоро ты сам всё увидишь, - сказал Костя, видя такие сомнения.
-Вот тогда всё и решим.
Костя пожал плечами:
-Конечно, могу ошибаться, но, по-моему, тебе просто некуда больше деваться.
Через две недели состоялась новая презентация робота, уже в человеческом обличии. Вообще-то, Костя опасался, можно ли такое железное страшилище, пусть и с вполне человеческими повадками, сделать неотличимым от живого человека. И хоть Федя уверял, что можно, страх всё равно оставался.
Показанное превзошло даже самые смелые ожидания. Заплывшие жирком глаза Михал Палыча сделались с пятак.
-Скажите, - вопрошал он, - вы уверены, что это не живой человек?
В ответ Федя расстегнул на роботе рубашку. Где-то на уровне груди "человеческая" кожа обрывалась и начиналась уже знакомая путаница проводков и микросхем. Михал Палыч сглотнул.
-Слушай, из чего ты это сделал? - спросил Костя.
Федя горестно вздохнул:
-Если б ты знал, сколько уникальных разработок было похерено в последние годы! Вот, одна из них перед тобой...
Да, после такого отправлять робота назад в гараж было бы верхом кощунства. С тех пор в Костиной квартире их стало четверо. Трое курили, ругались и мусорили, четвёртый смирно стоял в углу, вперив недвижный взгляд стеклянных глаз в стенку напротив.
Михал Палыч взялся за дело рьяно. Прежде всего, нужно было узнать гастрольный график "настоящего" Рамазанова. И здесь обстановка благоприятствовала: Рамазанов не то в депрессии, не то в творческом кризисе сидел где-то в чухонской глуши, на дальних подступах к Петербургу. Таким образом, путь был свободен, зелёная улица по всем направлениям необъятной страны.
Уже через месяц по всем более или менее крупным городам области висели скромные афиши: "Вадим Рамазанов. Акустическая программа "Песни под гитару"".
Федя обо всём узнал буквально за несколько дней до концерта, когда Костя с Михал Палычем притащили в дом усилитель с электроакустикой. После кроткого, но бурного объяснения Федя пришёл в полное уныние. Он понял, куда вляпался. И самое прискорбное - выхода уже не было никакого. Федя большие надежды возлагал на "американский вариант", красочно описанный Костей в самом начале. А тут - такая полукриминальная афера... Но, как уже говорилось, машинка пришла в действие и пути назад не было.
Подготовка к выступлению заключалась в том, что робот, сидя перед телевизором с гитарой наперевес, отсматривал концертные записи Рамазанова, а затем в точности имитировал мимику, жесты, манеру игры, ну и, естественно, голос своего прототипа. Ученик робот оказался способный - схватывал всё с первого раза.
Наконец, настал волнительный момент первого концерта. Дело происходило в ночном клубе: маленькая сцена, танцпол, столики полукругом... Всё было скромненько и традиционно: Рамазанов в луче прожектора одиноко сидел посреди сцены и, перебирая струны, пел что-то задушевное. Костя и Михал Палыч наблюдали за работой своего "протеже" поначалу настороженно. Всё-таки техника, к тому же, собранная кустарным способом, всякое может случиться. Но Рамазанов был бесподобен. Он был совершенно естественен: в его поведении не было ничего механистического, монотонного, что могло бы выдать машину. Он играл не просто заученный репертуар - он импровизировал: где-то выдавал "неплановое" гитарное соло, где-то намеренно пел не в той тональности, где-то трогательно перевирал и забывал слова. В промежутках между песнями сдержанно общался с аудиторией. Словом, это был дежурный концерт Вадима Рамазанова, композитора, поэта, исполнителя. Никто не заметил подвоха.
И понеслась... Погрузившись в старенький Костин "Фольксваген", они покатили по стране. В крупные города старались не заезжать - гастролировали в основном по райцентрам, где публика понепритязательней и понаивнее, по обшарпанным ДК и затрапезненьким ночным клубам.
Роли распределялись так: Михал Палыч был финансовым и организационным центром, ответственным за проведение гастролей, Федя - техническим персоналом, обеспечивавшим рабочее состояние робота, а Костя... На самом деле, трудно сказать, кем был Костя. Костя был автором идеи. Без Кости ничего бы не состоялось. В группе он был кем-то вроде имиджмейкера, то есть следил за тем, чтобы внешний вид робота в точности соответствовал оригиналу. Любые изменения в облике настоящего Рамазанова должны были тут же отразиться на его электронной копии. Гастролёры решили действовать добросовестно и профессионально и честно отрабатывать деньги, обираемые с доверчивой публики. История шоу-бизнеса знает немало гастролёров-мошенников. И все они рано или поздно прокалывались, как правило, именно из-за того, что работали грубо, халтурно, лубочно. Ничего удивительного - ведь за такое дело берутся люди, как правило, малообразованные и зачастую недалёкие. Здесь же случай был особый: Костина команда на две трети состояла из интеллигентов (т.е. из него самого, Кости, - интеллигента творческого, и Феди - интеллигента технического). А посему эта интеллигентность естественным образом сказывалась и на работе.
Разумеется, Костя чувствовал некоторую иллюзорность своих функций в команде. В то же время он отчётливо осознавал, что без него всё развалится. Костя принадлежал к той категории людей, которые, не делая фактически ничего, умели поставить окружающих в зависимость от себя. Во-первых, Костя был буфером между Федей и Михал Палычем, на дух друг друга не терпевших. Федя вообще впал в глубокую депрессию, так что Костя попутно состоял при нём личным психологом. Дело в том, что Рамазанов доселе был единственным светлым пятном в беспросветной Фединой жизни, был единственной отдушиной, единственным источником положительных эмоций. Приходя домой из своего института, Федя включал музыку и отдыхал душой. Он пять раз был на концертах Рамазанова - дважды ещё в составе "Морской улитки" и на трёх уже сольных. И каждый раз, покидая зал, он думал, что хотел бы всю свою жизнь превратить в один сплошной концерт Рамазанова. Тогда он был бы по-настоящему счастлив.
И вот, теперь его мечту опошлили, втоптали в грязь. Теперь его кумир служит ему для зарабатывания грязных, вонючих денег. Да, денег стало действительно немало, никогда у Феди не водилось столько денег. Но он не сделался счастливым. Что-то сломалось, что-то ушло. Федя тосковал по задумчивым грустным вечерам на кухне какого-нибудь очередного клоповника под музыку Рамазанова. Сколько мыслей было передумано в такие вечера! Бесполезных, конечно, но таких приятных и заманчивых... Всё, теперь ничего этого не было. Музыка Рамазанова звучала теперь не из маломощного динамика родного старенького магнитофончика, а из тёмного зала в каком-нибудь очередном затрапезном городишке...
Почему-то свои несчастья Федя отождествлял с Михал Палычем, хотя тот был таким же, как и он сам, простым исполнителем в хитроумной Костиной игре.
-Сапожник тупорылый! - кричал Федя в истерическом запале.
-Нытик и распиздяй! - гундел в ответ Михал Палыч. - Морда жидовская!
-Что?!
И тут на сцене появлялся Костя с приятной улыбкой. Что-то шептал на ушко сперва одному, затем второму, и они оба успокаивались и расходились каждый в свой угол - делать свою работу.
Скажем честно, Рамазанов был звезда потухающая. Всё самое лучшее он создал лет десять-пятнадцать назад, ещё с "Морской улиткой". Новые его песни уже не имели того эффекта на публику, и в силу того, что объективно были хуже, и в силу того, что время другое пришло, с новыми властителями дум. Точнее сказать, без властителей дум вообще. Более того, время без дум настало. Откуда уж тут властителям взяться?
И всё же, Рамазанов жил и здравствовал. Ездил по стране, собирал почти полные залы. Не стадионы, конечно, как встарь, и всё же... Что самое удивительное, аудитория у него оставалась довольно молодая. В зале запросто можно было встретить худых нарочито-неряшливого вида умненьких мальчиков и девочек, влюблённо глядящих на сцену.
Да, как и десять, как и пятнадцать лет назад девочки продолжали влюблёнными глазами взирать на сцену, хотя кумир был уже не так хорош собой. Потолстел, постарел. Беспорядок густых смоляных волос на голове сменил короткий редеющий ёжик. А кожа располневших щёк уже далеко не так сексуально облегала острые татарские скулы. Словом, "чёрный князь" рока превратился в печального барда, певца "вечных истин". Но девочкам нравился и такой...
Жила-была в одном маленьком городке тихая троечница Катя. Неприметная такая девочка, впрочем, довольно симпатичная. Катя была поклонницей Рамазанова, поклонницей как раз того, нового поколения, которое появилось уже после распада "Улитки".
Для Кати всё началось с того, что по радио с невероятной частотой начали крутить новую на тот момент песню Рамазанова - "Берег в огне". Сперва Катя отнеслась к ней с равнодушием. Потом назойливая песня стала раздражать. Ещё через какое-то время - жутко понравилась и захотелось послушать что-нибудь ещё. Не долго думая, Катя купила компакт-диск. Там на обложке Рамазанов был такой красивый - молодой, худой и небритый...
Очень скоро Катина комната напоминала мини-храм имени Рамазанова - стены в иконах-плакатах, стеллажи с компакт-дисками и концертными видеозаписями. Не говоря уж о том, что в гардеробе - около десятка маечек с всевозможными ликами Самого...
Она знала о нём буквально всё. У неё были самые редкие, самые раритетные его записи. Но - увы, имелась в её жизни самая большая трагедия: она ни разу не была на его живом концерте. В их краях он был так давно, что уже и не вспомнишь... Наверное, с "Улиткой" ещё...
Катя жила и надеялась. Жила и надеялась, что в один прекрасный день она выйдет на улицу и увидит, что ночью свершилось чудо: некий добрый волшебник обклеил весь город афишами, возвещающими приезд Самого.
Она ждала три года. И дождалась.
Афиша, правда, была всего одна - скромненькая, на сером боку городского ДК, и уже оборванная.
Мечта каждой фанатки - встретиться лично со своим кумиром, встретиться с глазу на глаз, и чем ближе, тем лучше. Каждая фанатка хочет сказать своему кумиру, как она любит его и почему-то думает, что от этих слов кумир непременно станет самым счастливым человеком на свете.
Мечтала об этом и Катя. Узнав, что кумир приезжает в их город, она сразу же начала активно выяснять, где же тот остановится. В городе было две гостиницы и вообще-то Кате верилось с трудом, что звезда может снизойти до этих гадюшников. Но...
-Рамазанов-то твой ненаглядный у нас останавливается. Пятнадцатого числа заезжает, - сказала как-то забежавшая вечером тётя Даша, которая работала в одной из гостиниц.
Катя не поверила в такую удачу. Но, отойдя от радостного шока, стала упрашивать родственницу организовать ей встречу с кумиром. Родственница сопротивлялась и крутила пальцем у виска. Ненормальная Катина любовь к Рамазанову была у них семье притчей во языцех. В конце концов, тётя Даша обещалась узнать номер, в котором остановится звезда и не препятствовать проникновению Кати туда.
После концерта (о, волшебного концерта, как Он пел!) Катя очутилась перед дверью гостиничного номера, за которой её ждало счастье. Надо было торопиться: тётя Даша сказала, что кумир отбудет меньше чем через час - завтра у него концерт в соседней области. Кате было страшно, она в нерешительности мялась перед дверью. Она и не думала, что всё окажется так просто. Думала, перед дверью будут дежурить злобные охранники, думала, её и на этаж-то не пустят. Но Рамазанов был скромен: он остановился, как самый простой постоялец, без излишнего шума и ажиотажа.
Катя открыла дверь...
...Как и всегда после очередного концерта, накануне отъезда в очередной город, Федя проверял техническое состояние своего электронного подопечного. Для этого он проделывал с Рамазановым несколько неприятных вещей: раздевал его догола, снимал голову с плеч и начинал сосредоточенно копошиться в сложных внутренностях робота.
Всё было как обычно. Костя и Михал Палыч устало курили по углам гостиничного номера, ожидая, когда Федя окончит все свои процедуры.
...Вдруг совершенно неожиданно размеренную тишину нарушил скрип открываемой двери.
-Блядь, какая сука не заперла дверь!?.. - только и успел крикнуть Костя.
В номере очутилась шестнадцати-семнадцатилетняя девчонка. Вошла, встала на пороге как вкопанная, посмотрела на распотрошённого Рамазанова, на Федин тощий зад, торчащий из его живота и, ни слова не говоря, брякнулась в обморок.
Они в ступоре уставились на недвижное тело. Первым в себя пришёл Костя. Критическим взором окинув комнату, он бросил:
-Так, быстро сматываемся. Федя, тебе пять минут, чтобы привести Рамазанова в порядок.
-А с ней что делать? - спросил Михал Палыч, указывая на девушку в обмороке.
-Пусть здесь валяется. Можешь на постель её перетащить.
-Так заложит ведь...
-А, кто ей поверит. Сам видишь - малолетняя сбрендившая фанатка. Никто и слушать не станет её небылицы.
-А может?.. - неуверенно глянул Михал Палыч.
Костя поёжился. Опасный человек Михал Палыч.
-Не стоит.
Десять минут спустя четыре озабоченных человека пересекли вестибюль провинциальной гостиницы.
-Безобразие! - крикнул один из них, самый благообразный, на ходу бросая ключи от номера администраторше. - Никакого уединения! Кто пропустил девчонку!?
-А где она? - спросила администраторша, меняясь в лице.
-В номере, в обморок грохнулась, - буркнул благообразный. Возмущённая четвёрка покинула гостиницу. Администраторша стремглав помчалась вверх по лестнице.
...Катя никому ничего не сказала. Она вообще перестала разговаривать. Ходила такая притихшая. О чём-то думала. Витала в облаках. Потом попала под машину. Хорошо хоть, не насмерть - из-за плохих дорог и узких улиц машины по городу ползали медленно.
Выйдя из больницы, Катя первым делом посрывала со стен в своей комнате все плакаты и выбросила все компакт-диски...
Прошло полтора года. Они путешествовали уже не на стареньком "Фольксвагене", а на новеньком "Форде"-микроавтобусе. Они изъездили практически всю страну, за исключением разве что совсем непролазных и безлюдных районов: под их колесами побывали и пески Средней Азии, и украинские чернозёмы, и извилистые серпантины горных республик...
Всякое бывало в дороге. Случалось и застревать сломанными посреди пустого зимнего шоссе. Происходили и мелкие стычки с милицией. Останавливали и дорожные бандиты, требуя дань. И каждый раз удавалось выйти из воды сухими. Спасал, как правило, лучезарный лик Вадима Рамазанова. Рамазанов улыбался случайным водителям, буксировавшим сломанный микроавтобус до ближайшего города, договаривался с прожорливыми гаишниками. Пару раз отыгрывал бесплатные концерты для бандитов: те оказались падки на гитарную лирику. Робот был полноправным членом команды, действовал наравне со всеми, зачастую предлагая оригинальные, остроумные решения. Робот мыслил, мыслил самостоятельно, а не по алгоритму, заложенному программистом в его электронный мозг. Право слово, они, может быть, в конце концов и забыли бы, что имеют дело с машиной, если бы не унизительные технические процедуры, которым Федя подвергал робота накануне и после каждого концерта.
Всё рано или поздно заканчивается. Страна, хоть и занимавшая одну шестую часть суши, была, тем не менее, не безгранична. Да и надоели, да и устали они друг от друга за эти полтора года страшно... Микроавтобус выходил из строя всё чаще. Федя с опаской говорил о техническом состоянии робота: полтора года работы на износ для машины, собранной почти что вручную в гараже - это, знаете ли... Михал Палыч уже рвался к новым горизонтам. За это время он, между прочим, похудел на десять килограммов. Наконец, Рамазанов, живой, настоящий, выйдя из своей чухонской депрессии, пустился в гастрольное турне по стране. Наверняка же где-то рано или поздно натолкнётся на след своего двойника... Одним словом, пора было расходиться.
Федя был опустошён. Вернувшись в родной город и поселившись, правда, уже не в клоповнике, а в уютной однокомнатной квартирке недалеко от центра, он ничего не делал. Робот был запрятан в короб из-под холодильника. Федю от всего тошнило. Федя был разочарован. Он бросил науку, хотя, имея теперь деньги, мог бы развернуть бурную деятельность. Просто, теперь ему казалось, чем бы он ни занялся, всё равно получится что-то, близкое к тому, что случилось с его роботом, изобретением несомненно уникальным и гениальным. А если так, если получается такое чудовищное несоответствие масштабов открытия и способов его применения, то зачем что-то делать? Всё, хватит. По крайней мере, ему, Феде, его робот обеспечил благополучную старость. Спасибо и закроем эту главу. Федя даже хотел сжечь все чертежи и уничтожить самого робота. В последний момент остановился. Жалко стало.
Приехал в их город как-то Вадим Рамазанов. На концерт бывшего кумира Федя пошёл через силу, исключительно для того, чтобы сравнить. Рамазанов был помятый, постаревший, с сильно севшим голосом. Где-то в середине концерта у него на гитаре лопнула струна, и зрители минут пятнадцать ждали, пока принесут и настроят запасной инструмент. После этого инцидента Рамазанов скис окончательно. Федя покинул зал глубоко подавленным.
Может, не всё было так страшно. Может, через какое-то время Федя бы пришёл в себя и вернулся к жизни. Может быть, но... Впрочем, обо всём по порядку.
...Расставаясь со своими "коллегами", Костя не имел никаких конкретных планов на будущность. Просто хотелось хорошо, ударно отдохнуть, прежде всего от опостылевших родных просторов, которых за последние полтора года насмотрелся вдоволь.
И только когда от заграничных достопримечательностей и проституток стало тошнить, Костя понял, что снова упёрся лбом в стенку. Он снова был не нужен никому. Самое печальное - не был нужен самому себе. Навалилось томящее безделие с его дилеммой: потрахаться или повеситься?. В принципе, планов в Костиной голове роилось множество. Но, к сожалению, Костя принадлежал к той категории людей, которые способны продуцировать несмётное количество идей, однако совершенно не в состоянии претворять эти идеи в жизнь. Как удачно сошлись звёзды в той афере с роботом, как мистическим совершенно образом нужные люди оказались в нужное время в нужном месте! Увы, дважды такое не повторяется, и Костя отлично это понимал.
Костя безбожно проматывал деньги: им овладело какое-то совершенно отупляющее равнодушие и к самому себе, и к своему будущему. Пусть они кончатся, и тогда закончится весь этот калейдоскоп городов, гостиниц, пляжей, баров и шлюх. Костя уже давно устал от всего этого, по натуре он не был непоседой. Но и сидеть на месте он не мог: деньги жгли руки. Деньги тяжким грузом висели над душой. Пускай они скорее кончатся...
...На родину Костя возвращался совершенно пустой...
Михал Палыч смотрел, как приближаются огни родного города. На этот раз не из тесноты бокового плацкарта, а развалясь на диванчике в уютном двухместном купе, с зеркалами, тюлевыми занавесочками и кондиционером.
Где-то часа полтора спустя Михал Палыч, покуривая и прихлёбывая коньячок, в подтяжках на голое толстое тело, рассказывал Косте о своём втором штурме столицы, который оказался гораздо успешнее первого.
Михал Палыч приехал не просто так, не для того, чтобы похвастаться собственными успехами. Михал Палыч привёз идею. Точнее сказать, эта была вариация на старую тему.
-Понимаешь, - вещал Михал Палыч, - идея так и витает в воздухе. Я прозондировал почву: народ созрел.
-Какой народ? - печально спросил Костя.
-Да звёзды наши попсовые! Замучились они, понимаешь ли, по гастролям мотаться! Да и кто не замучится?
-Ну да, ну да - бедняжки...
-А ты тут не иронизируй и послушай сюда! - огрызнулся Михал Палыч. - Что бы ты там ни думал, а гастрольный чёс, т.е. то, за счёт чего в основном и кормится вся попса, - это каторга. Переезды с места на место, бестолковые менеджеры, поклонницы ненормальные...
-Ну, извини меня: назвался груздем - полезай сам знаешь куда. То, какие деньжищи они огребают за этот свой "каторжный труд"...
-О, - осклабился Михал Палыч, - попал в точку. Деньжищи немалые. Но ведь сам знаешь - народ на дармовщинку падок. Куда приятнее греть зад в каком-нибудь Майами или Ибице - и чтоб тебе капали те же самые деньжищи.
-По щучьему веленью... - вздохнул Костя.
-Ты дурак или прикидываешься? - Михал Палыч не на шутку озлился. - Да робот, робот наш - вот тебе и всё щучье веленье! Наштамповать этих роботов, пустить их по стране - и всё! Народ радуется, идёт на концерт Филиппа Киркорова где-нибудь в Пскове или Владивостоке, а даже можно и там, и там одновременно - а Филипп Киркоров в это время где-то далеко-далеко радуется жизни!
-Ты это серьёзно?
-Вполне! Ты понимаешь, какие деньги мы можем с этого иметь? Это же качественно новый уровень! Это... это же индустрия уже целая!
Снова всё завертелось, но, как выразился Михал Палыч, уже на новом уровне. Теперь они были солидной конторой. Федя (ох, какой крови стоило уговорить Федю снова взяться за дело, сколько гадостей и упрёков выслушал Костя в свой адрес!) заседал теперь в отдельной лаборатории и командовал целой ватагой ассистентов. Михал Палыч, как и раньше, исполнял роль теневого локомотива всего процесса. Ну, а Костя был лицом фирмы (слонялся по светским вечеринкам, улыбался в объективы фото- и телекамер, давал интервью. Причём никто толком не мог понять, кто же этот обаятельный молодой человек, так стремительно и внезапно появившийся на небосклоне столичного бомонда) и буфером между двумя непримиримыми врагами - Федей и Михал Палычем. По стране, между тем, колесили десятки электронных копий тех, кого принято называть звёздами...
Всё выглядело прочно и стабильно как никогда. Их контора была известна и уважаема. Официально было не принято распространяться, чем она занимается (хм, разумеется), но с первых же дней существования авторитет у неё нарисовался невиданный. Очень скоро, однако, Костя понял, что вляпался туда, куда вляпываться совсем не стоило.
А дело тут было вот в чём. Качественно новый уровень, о котором возвестил Михал Палыч, был далеко не предельным. Это Костя понял сразу же, как только выдался вечер, свободный от светских вечеринок и тусовок. Понадобилось совсем небольшое мозговое усилие, чтобы догадаться, что сферой обслуживания звёзд шоу-бизнеса применение роботов далеко не ограничивается. Да и с теми же звёздами вопрос ещё не закрыт. Ведь зачем они, эти звёзды, теперь нужны? Почему огромные дармовые деньги должны оседать в их карманах, почему они, Костя, Федя и Михал Палыч, должны делиться этими деньгами непонятно с кем, хотя по сути они, эти деньги, должны целиком и полностью принадлежать им, Косте, Феде и Михал Палычу? Да перестрелять этих так называемых "звёзд" - и дело с концом! Никто даже и не заметит.
Нет, он, Костя, ни в жизни на такое не пойдёт. А вот Михал Палыч... С этого вполне станется. Благо, соображает туговато Михал Палыч. И не до того ему сейчас: ввязался в какие-то махинации в Латвии, пытается прибрать к волосатым лапам игорный бизнес столицы... Но ведь рано или поздно сообразит... Или кто-нибудь ему подскажет... И тогда...
Собственно, почему нужно ограничиваться звёздами шоу-бизнеса? Ведь точно так же можно спокойно подменить все ключевые фигуры в стране, вплоть до президента. И никто ничего не заметит! Всё будет идти, как и прежде. С одной только разницей: внутри действующих лиц спектакля будут не пульсирующее сердце и кишки, а неподвижные микросхемы, и управлять этим всем будет некий невидимый кукловод. Вопрос только - кто им окажется. Михал Палыч - тупое и жестокое животное? Изворотливый олигарх, который таким образом дорвётся абсолютно до всех ресурсов и богатств страны?
А почему нужно ограничиваться только одной страной? Весь мир! Весь мир к ногам! Но только к чьим ногам? К чьим!?
Какая скотина, какой маньяк захочет перекроить мир согласно своему скудоумному разумению? Ох, не хотелось бы пожить в это смутное время... А, по всей видимости, придётся. Очень скоро события ускорят свой ход, тут Нострадамусом быть не надо... Машинку уже не остановить, она вертится, и слишком много людей, причём далеко не последних, заинтересованы в её движении...
Что делать, Костя не знал. Бежать из страны? Бесполезно. Всё равно, накроет, пусть и на несколько лет позже.
По правде сказать, было одно решение, простое и страшное. Пока ещё не поздно, пока колесо ещё не раскрутилось в полную силу, самому стать... ну, этим самым, вершителем судеб. Пусть не мира (на хрен ему сдался этот мир!), но одной страны точно. Заморозить неизбежные процессы, хотя бы на время собственной жизни. Пусть, пусть после его смерти они снова придут в движение, пусть даже примут ещё более катастрофический характер (ведь пар всегда разносит котёл, если перекрыть клапаны), однако это будет потом, потом, когда уже наплевать...
К действиям Костю подтолкнуло приглашение одного олигарха (вот оно, началось!). Олигарх приглашал на уютную загородную виллу, окружённую миленьким сосновым бором. О чём будет говорить олигарх, Костя знал. России не по карману демократия, вещал олигарх. Страна измотана и обескровлена, и потрясения, случающиеся каждые четыре года в связи с выборами новой власти, могут окончательно расшатать её. Но и переворот с целью установить диктатуру - тоже не наш метод. Мировое сообщество поднимет шум, престиж государства будет, мягко говоря, подмочен. К тому же, переворот чреват гражданской войной, а это - уже окончательный распад страны, введение миротворческих войск и всё такое подобного рода.
-Что же делать? - безучастно спросил Костя, когда олигарх закончил обрисовывать картину грядущих катастроф.
-О, - олигарх поднял палец и этим жестом жутко напомнил Косте Михал Палыча.
Нужно сохранить статус-кво. Т.е., внешне всё должно оставаться так, как и было: есть выборный президент, выборный парламент, торжество демократии и свободы слова. Но это только видимость. На самом же деле и президент, и парламент, и вся остальная структура власти - лишь марионетки, обслуживающие интересы некоей компактной устойчивой группы людей, в чьих руках будет сосредоточена вся реальная власть в стране. Такая система управления, по мнению олигарха, была бы единственно приемлемой для России. Во-первых, она устойчива (страной руководит постоянная группа людей, всё остальное - пыль в глаза для зарубежных партнёров), во-вторых, по сути своей авторитарна, что, опять же, неплохо для России, поскольку она по сути своей страна недемократичная и все эти игры в свободу ведут к тому, что мы имеем сейчас (олигарх махнул рукой в сторону окна, за которым мирно покачивались сосны). Ну и в третьих, устойчивость, отсутствие борьбы за власть, а значит, мир и покой, позволят России быстро подняться с колен и вернуть себе утраченные позиции мировой державы.
-Замечательно, - пробормотал Костя.
Как же добиться всего этого благолепия? Как сделать всю вертикаль власти во главе с президентом абсолютно управляемой, как устранить конкурентов, наконец, и чтобы всё это без лишнего шума и пыли: без громких заказных убийств, без публичных судебных процессов? Вот здесь вы, Константин Анатольевич, и должны нам помочь...
...Костя обещал подумать. Хотя для себя он всё решил с первых же слов олигарха. Нет, ребятки, не буду я пешкой в вашей игре. Чтобы потом, при первом удобном случае, вы же первые меня и скушали? Ну, нет. Раз пошла такая игра, по-крупному, то я предпочту быть независимым игроком.
Принимая максимальные меры предосторожности, Костя направился к Феде. Услышав Костино предложение, великий учёный с тихим писком начал сползать под стол.
-Не ной! - прикрикнул Костя, доставая друга из-под стола. - Это наш с тобой единственный шанс спастись, иначе нам с тобой обоим крышка! Съедят нас, понимаешь!? Съедят, скушают и даже не поморщатся!
-Но почему? - Федя протирал запотевшие от слёз очки.
-Да потому что! Вот ты - думаешь, мол, изобрёл своих роботов и теперь такой незаменимый? Да тебя же первого уберут как нежелательного свидетеля! Думаешь, твоя технология долго будет оставаться тайной за семью печатями? Ооо, оглянуться не успеешь, как твоих роботов будут в промышленных масштабах штамповать по всему миру! Кому ты тогда нужен будешь? А? Я тебе говорю, жуткую ты штуку придумал, ужасную, отвратительную, много она крови наделает, очень много. Единственное, что нам остаётся, это сделать то, что я тебе предлагаю. Да, это гадко, это отвратительно, это подло, наконец. Но, по крайней мере, этим малым кровопусканием мы отсрочим очень большое кровопускание, дадим спокойно пожить и себе, и другим. Миллионам других, если не миллиардам...
Федя тихонько завыл.
Костя составил список подлежащих устранению людей. Список получился изрядный: около сотни человек. Костя поморщился. С другой стороны, что это по сравнению со сталинскими репрессиями, когда под раздачу пошли сотни тысяч? Или по сравнению со второй мировой, когда гибли миллионами? Да и кто они, будущие жертвы? В большинстве своём - изрядные сволочи... Хорошие люди не управляют государствами, тем более такими, как Россия. Хорошие люди не делают миллионные состояния, тем более в таких странах. На каждом из них - не по одному трупу. Тем более, никто ничего и не заметит. У жён останутся мужья, у детей - отцы, по телевизору будут мелькать всё те же лица депутатов, мэров, губернаторов, президентов... Да и... если это маленькое кровопускание спасёт миллионы невинных? Костя поморщился. Неискренне, неискренне... Не о миллионах невинных печётся он, а о себе, себе, любимом, хочет он сохранить свою тихую и удобную столичную жизнь... Сволочь ты, Константин Анатольевич, не меньшая, чем те, кого ты одним махом собираешься убить. Впрочем, мысль, что миллионы простых и не винных были бы даже благодарны тебе за это небольшое убийство, как-то поддерживает. Убивать всё-таки нелегко, ой как нелегко...
По телевизору транслировали рождественскую службу. Вёл патриарх. В правительственной ложе (или как там это в церквях называется? Придел?) собрался весь "иконостас": президент, столичный мэр, премьер. Все набожно и в такт крестились. Да, думалось Косте, если бы Господь, которому патриарх так усердно молится, наделил его даром видеть людей насквозь... У патриарха бы отнялся дар речи наверняка, взгляни он в правительственный придел...
Патриарха, кстати, Костя тоже думал заменить. Но, учитывая по преимуществу декоративно-прикладную роль церкви в современном обществе, пожалел старичка...
Костя был безраздельным владыкой страны. Где-то, на другом конце города, в полуподвальной лаборатории, трясся ещё один владыка, Федя, но его можно не считать. После всего, что произошло, он превратился в безмолвное покорное животное, автомат похуже тех роботов, которых создал.
Костя царствовал, но не правил. Роботы делали всё на своё усмотрение. Внешне ничего не изменилось, шло по накатанной колее. Скоро выборы, роботы пошумят, сымитируют бурную деятельность, некоторым из них поменяют лица, имена и биографии. И снова всё пойдёт тихо и мирно.
Костя боялся крутых перемен. Не был он реформатором по своей сути. Ему страшна была кровь новых реформ. Крови на нём итак предостаточно. Так что, пусть его, катится так, как оно есть... А он, Костя, будет тихонько приглядывать из окон небольшой квартирки на окраине столицы... Костя ощутил небывалую потребность в тишине. Он стремительно исчез с небосклона столичного бомонда, так же стремительно, как и появился, продал дорогую машину и роскошные апартаменты в престижном жилом комплексе и перебрался сюда, на окраину. Под окнами стоял старенький "Фольксваген"...
Когда-нибудь он умрёт, его похоронят и забудут. В квартиру заселятся незнакомые чужие люди, сгорят старые фотографии, могила просядет, вандалы разобьют памятник. Через какое-то время к нему подзахоронят ещё какого-нибудь бедолагу. А могильщики, разрывающие старое захоронение, и не будут знать, что там лежит тот, кто долгие годы безраздельно правил их страной.