Что со мной сделают, если только поймают, я предпочитала даже не думать. Если уж решилась - надо бежать. А я решилась, уже давно решилась. Когда старина Люци нажрался моей крови до сытой отрыжки и пены в углах губ, мне было 18. С этой сумасшедшей компашкой симпатичных горилл и шимпанзе я прожила... страшно подумать, 80 лет. Изо дня в день, из года в год - получать свою долю крови, долю выговоров и нагоняев, и идти куда-то что-то делать - что скажут. Иначе община будет тобой недовольна. Иначе община примет меры. Иначе община... просто развалится, если каждый из нас не будет тупо исполнять ее приказания, заглядывая Люци в рот! И ему придется не попивать свой литр, закинув ноги на стул, а отрывать многовековую задницу от кожаного дивана и идти добывать кровь и деньги самому!
Мне была уже почти сотня, а я все еще считалась самой младшей. То есть той, которую можно послать делать то, что всем другим не хочется. Той, которую можно согнать с места на собрании просто так, потому что лень сделать пару шагов. А сознание мое, между прочим, никто не кусал, и свыкнуться с мыслью, что я уже старше своей бабушки, а в магазине до сих пор спрашивают, есть ли мне 18, продавая сигареты, не так-то просто!
Я уже почти стала чувствовать усталость, когда темнота вокруг начала легонько сереть, возвещая о начале сумерек, а значит - скором наступлении дня. Я немного притормозила и огляделась, пытаясь найти место для себя и своего драгоценного пропитания, чтоб его черти взяли, и Люци вместе с ним. Полное отсутствие понятий о местности и направлении, конечно, портило настроение, причем весьма прилично, но стоило только представить лицо старого выпендрежника, обнаружившего исчезновение пяти литров крови...
Словом, и настроение поднималось, и скорость резко увеличивалась. Убить нас хоть и безумно трудно, но возможно, и даже сомневаться не приходилось, что Люци сделает все, чтобы дойти до конца. Я же предала общину! Я же предала вековые идеалы нашего существования! Я же предала соплеменников! Тьфу на них сто тысяч раз, пусть утрутся и пашут дальше, раз не хватает решимости уйти. Мысль о том, что уйти может кто и пытался, да это оказалось невозможно я гнала прочь как могла. Все равно это существование ради существования больше не для меня.
Я покосилась через плечо на восток и сплюнула - так и есть, у меня не больше получаса! Пришлось спешно искать подходящую елку погуще и рыть под ней нору. Пока из-под моих рук вылетали комья земли, я между делом подумала, сколько времени мне пришлось бы возиться, будь я человеком. Признаться честно, я уже плохо помню, каково это - быть человеком. Кажется, когда-то в детстве я ломала себе ногу. Встала на коньки и свалилась. А может быть я путаю - и это была рука и велосипед. Прошлая жизнь уходит куда-то, покрываясь дымкой, а остается эта - день за днем, год за годом.
Выкопав достаточно глубокую яму, я забралась внутрь, прижав к груди рюкзак с оставшимися запасами крови. Поставила будильник на телефоне и как могла закопала себя, а выше пояса завалила листвой и ветками. Занятие дурацкое и сложное, но необходимое - я просто не переживу день. А дни у нас сейчас долгие.
Я пила так мало, как только могла. Это было даже меньше, чем я получала в проклятой общине из рук заботливого дядюшки Люци. Каждую ночь эта пафосная задница выдавала мне пластиковый стаканчик, который я мгновенно осушала и потом лишь водила ногтем по ребристой поверхности, дожидаясь, пока Рокки заглотнет свои 300 и отвезет меня домой. Хотя нет, Рокки не заглатывал свою порцию, он смаковал ее, цедя, как люди - дорогое вино, расхаживал по хате Люци, побрасывая подобострастные взгляды на верхушку, весь день попивающих свою норму из бокалов для мартини, и сочувстсвенно косился на меня, ублажая свое эго теми 50 граммами, что определяли наш статус.
Он был идиот. Просто надутый идиот, которого превращение сделало лишь чуть более худым и не таким отъявленным пахарем. А так - как был фермер, так и остался. Я как-то спросила, как его угораздило стать вампиром, но и тут все у Рокки случилось через задницу. Если я проходила напыщенную церемонию и в священном трепете подставляла извращенцу свою девственно чистую шею (стоило вспомнить про укус, как зачесался шрам - единственный, который остается на нашем теле после всего), то Рокки просто поймал в поле какой-то оголодавший идиот, да и отожрал как следует. Он бы и вовсе сожрал бедного фермера, да только к тому пришли дружки перекинуться в картишки. А тут такая картина - разорванное горло, кровь хлещет... В общем, все долго молились за здоровье раба божьего Джонатана Смита, пока раб божий не превратился в раба красной жидкости и не попер куда глаза глядят искать спасения. Тут уж его нашли и, то и дело срываясь на "эканье" и "мнэканье" пригласили в свои ряды. Раз уж все равно. Жаль, как жаль, что я не видела рожи Люци, когда приносить клятву в вечной верности опустился на одно колено простой фермер!
Прошло уже пять дней, а меня все еще не схватили. Это внушало надежду и страх одновременно: вот стоит только поверить, что все, ура, свобода - тут-то из-за кустов и вылезут Зиг и Вог с туповато-серьезными мордами.
Я все никак не могла поверить, что решилась на такое. Никакого плана, никакой подготовки, только большой черный рюкзак за спиной. Пришла к Люци, когда он ездил договариваться об очередном контракте, забрала замороженную кровь, и ушла. Безумие.
Видят ли вампиры сны? Или что за странные видения посещают меня, пока мое тело мертво и, как ему и положено, находится в земле? Я не помню их, только неясные образы мешают мгновенно прийти в себя. Иногда я думаю, что будет, если я так и останусь лежать в земле, не шевелясь, не притрагиваясь к крови, спрятанной в рюкзаке на груди? Наверное, я буду умирать - долго и мучительно. А потом выкину из-под земли исхудавшую, скелетоподобную руку, и схвачу первого попавшегося человека, которого больше никогда не найдут...
Меня так и не догнали. Ума не приложу, как это случилось. Но, может быть, лучше бы меня нашли... Мои запасы подошли к концу, я едва держалась на ногах, а тело уже начинало болеть. Сколько я продержусь так? Вряд ли больше пары дней... Моя цель кажется мне теперь абсурдной. Куда я могу сбежать? Все же старейшины были правы - в одиночку нам не выжить, недаром многие века вампиры путешествовали парами. А те, кто был один, со временем падали жертвами священников, "просвященных" ученых или крестьян...
Сейчас я вспоминала об общине почти с ностальгией. Да, там были свои минусы - но что они стоят по сравнению с долгой бессмысленной смертью? Я настолько ослабела, что вряд ли была способна напасть на человека, даже если бы это был старик или ребенок.
Может быть, если бы несколько дней назад я могла поесть, простой человеческой пищи, сейчас мне бы не было так плохо. Но эта чертова пустыня все никак не кончалась, а потом начались брошенные земли, без домов и хозяйств...
Словом, я умирала. Медленно и болезненно. И все только начиналось.
Я сбилась со счета... Не знаю, сколько прошло дней. Моих сил хватало только на то, чтобы в светлое время суток отползти куда-нибудь в тень, спрятаться насколько хватало сил, и пытаться плакать там - но не было слез. Нет, совсем не так представляла я себе вечную жизнь, когда стояла в свете костра с пылающими щеками! Не так представляла я себе свободу, когда крала у Люци запасы крови! Солнечные ожоги не заживали - в моем теле не оставалось сил. Они ныли, при каждом движении отдаваясь болью, добавляясь к той, что уже стала моей постоянной спутницей. Я кое-как двигалась вперед, надеясь найти хоть что-то съедобное - хлеб или труп мне уже было все равно. Хотя... стоило ли продлевать свою агонию? Ведь если никто не принесет мне сейчас крови на блюдечке, я не смогу ее выпить.
А пейзаж все не менялся. Или это я бродила по кругу, сбиваясь с пути после дневного сна? Хоть бы какой-нибудь человек нашел меня и, вглядевшись как следует в мое лицо и бледное тело, добил... Тело... Я ненавидела его. Когда-то оно вызывало во мне чувство неполноценности - когда я еще была
человеком. Потом - чувство молчаливого превосходства. Сейчас - только боль, сводящую с ума, свербящую постоянно, без отдыха и перерыва, не дающую нормально спать, а только бредить, бредить об избавлении!..
Я не могла больше двигаться... День и ночь я проводила в невольном укрытии - вырванном ветром дереве, чьи корни сохраняли меня от солнца. Если бы оно могло убить меня, все было бы проще. Но нет, только ожоги, многочисленные и незаживающие оставляло его лучи. Ум помутился... Иногда мне казалось, что я маленькая девочка, и мои родители уговаривают меня поесть. Иногда - что я девушка, и мы едем верхом с юношей, которого мне прочат в мужья. Мой прежний счастливый мир звал меня к себе, показывая, какой могла бы быть моя жизнь, если бы я не ошиблась тогда, пойдя за Люци. Да, я была бы уже мертва, но это была бы нормальная жизнь, без боли, без дозы, без крови!..
Сколько же времени прошло? И сколько еще мне ждать...
Когда я поняла, что кто-то держит меня на руках, единственной мыслью было, что это люди, и скоро все для меня закончится. Это дарило радость. Я уже почти чувствовала острие кола у груди или лезвия у шеи, но вместо этого в губы мне ткнулось что-то круглое - горлышко бутылки. Я протестующе заныла - открыть глаза не было сил, говорить, что ни вода, ни вино мне не помогут - тоже.
- Пей. - Приказал мужской голос откуда-то сверху. - Никогда не видел вампира в таком жутком состоянии.
Удивление дернулось во мне - и замерло, оставив все как есть. Будь что будет. Я кое-как приоткрыла губы, и в рот мне полилась холодная сладковатая жидкость. Первые несколько секунд я просто машинально глотала, потом стала различать оттенки вкуса, и вскоре поняла, что как ни удивительно,
это была кровь! Кто-то нашел меня и напоил!..
С каждым глотком мне становилось легче. Пусть и не сразу, но боль начала утихать. Она не ушла совсем, но и это было огромным облегчением, к тому же, стали затягиваться солнечные ожоги. Чувствуя надежную опору под спиной (похоже, кто-то держал меня на руках), я немного расслабилась, и прильнула к бутылке с удвоенной силой. Как ни странно, неведомый спаситель вовсе не собирался ее у меня отнимать, и уже выпитое мной намного превышало мою суточную норму.
- Лучше?
Я захрипела, что означало "да", и наконец открыла глаза. Мутное зрение не давало мне разглядеть лицо, только общие детали: бледная кожа, короткие черные волосы, огромные черные глаза - без сомнений передо мной был вампир. Здесь? Откуда? Люци говорил, что по близости никого нет. Неужели я смогла уйти так далеко, что кончились владения нашей общины?
- Хватит пока что, - он вынул горлышко у меня изо рта, и я впервые за 80 лет почувствовала себя совершенно сытой, - тебя надо куда-то спрятать, скоро рассвет. В таком состоянии, ты не переживешь день. Не волнуйся, я буду рядом. И потом дам тебе выпить еще.
Я кое-как улыбнулась и снова прикрыла глаза. Будь что будет.
Когда окружающий мир, чтобы его трижды драли черти, вернулся в мое сознание, все было совсем не так мрачно и плохо. Тело почти не болело, ожогов я не чувствовала, слух и зрение практически вернулись в норму. Я была в каком-то сарае, аккуратно уложенная на сено и прикрытая плащом. Судя по каплям света, проникающего через щели в досках, был вечер и вот-вот должна была наступить благословенная ночь.
- Тебе лучше?
Я резко села, но голова закружилась, и мне пришлось прислониться к стене.
- Да, - я сглотнула слюну, пытаясь прочистить высохшее горло, - спасибо.
Он выступил из тени и подошел ближе ко мне. Теперь я могла его разглядеть. Высокий, худой, с прямым носом и тонкими губами, он выглядел непривычно для нашей страны. Где-нибудь на востоке - там да, он был бы вполне уместен. Но больше всего поражали глаза - внимательные, бездонные, спрятанные за ниспадающей на них челкой - и безумно, безумно старые.
- Ты кто? Ты ведь не из Америки? - решилась я.
- Да, - он опустился рядом на корточки и полез в рюкзак, который оказывается был у меня под головой, - однако, это не мешает тебе пользоваться моей помощью.
- Откуда ты?
- Не слишком ли много вопросов? - он вытащил мягкий пузырь с твердым горлышком, который больше всего напоминал прозрачный бурдюк и протянул мне, - пей.
Я выпила все, до последней капли. Наверное, здесь был литр или около того, - словом, я резко почувствовала себя лучше. Что-то внутри напоминало, что неплохо бы как-то отреагировать на такую доброту, но с губ сорвалась только привычная резкость:
- Ты всегда незнакомым вампирам помогаешь?
- Первый раз видел такого молодого и уже умирающего, - пояснил он.
Мы замолчали. Я подумала, что надо сказать еще что-то. Может быть, стоит представиться?
- Катарина.
- Красивое имя, - он улыбнулся, - Виталий.