Маленькая птичка открыла глазки-бусинки, несколько раз моргнула и проснулась. Она вытянула шею, покрутила головой и взмахнула крыльями. Серые перья чиркнули по чему-то твёрдому. Опять эта клетка! А ей так хотелось забыть о её существовании. Теперь же день был испорчен, безнадёжно испорчен. Ей даже петь расхотелось. А она была певчей птичкой! Она недовольно чирикнула и спрыгнула на дно клетки. Торопливо подобрала несколько зернышек овса, выпила глоток воды и задумалась.
Сколько времени она провела в этой клетке? Год? Два? Она не знала. Да, и разве известно маленькой птичке, что такое "год"? Ей было известно одно-единственное временное понятие - "жизнь", "её жизнь". И эта жизнь проходила в клетке.
Днём мука заточения была не столь свирепой. Маленькая птичка пела и её маленькая душа уносилась на волю. Она садилась на зелёные ветви деревьев и радовалась нежной заботе солнца. О, как прекрасны были эти моменты забытия!
Но сумерки несли в себе ужас: как только усталое солнце начинало клониться ко сну, в клетку маленькой птички заползали тени. Каждый прутик её тюрьмы отбрасывал неумолимую тень-убийцу, тонкую тень-лезвие, которая готова была исполосовать маленькую птичку. О, эти сотни черных лезвий, разрезающих каждое крохотное перышко маленькой птички, вгрызающихся в её маленькое дрожащее тельце, ужасом студенящих её маленькое певчее сердечко. Как они безжалостны! И маленькая птичка в исступлении билась в клетке. Она искала безопасный уголок. "Укрыться! Сбежать от острых теней!" Но, увы! Тени настигали её везде. И исполосованная, обескровленная она засыпала на своей вечной жёрдочке, чтоб утром вновь проснуться живой и невредимой.
Так проходила жизнь, её жизнь.
Маленькая птичка открыла глазки-бусинки, несколько раз моргнула и проснулась. Она вытянула шею, покрутила головой и устало взмахнула крыльями. Седые перья чиркнули по чему-то твёрдому. Опять эта ненавистная клетка! А ей так хотелось забыть о её существовании. Теперь же день был испорчен, безнадёжно испорчен. И ей в который раз расхотелось петь. Она обречённо чирикнула и спрыгнула на дно клетки. Безрадостно подобрала несколько зернышек проса, выпила глоток воды и застыла: дверь в клетку была открыта!
Маленькая птичка не поверила. Она медленно подошла к дверце. Прыгнула на крохотный порожек и оказалась на воле. И так как она все еще не могла поверить, она вернулась в клетку и повторила свой маневр. Ещё, и ещё, и ещё! А дверь всё так же оставалась открыта!
О, как приятна была ей эта игра! Её усталое тело, казалось, помолодело. И она в каком-то исступлении прыгала из клетки - в клетку. А душа её разрывалась от радостных трелей! Она была на седьмом небе от счастья! Она свободна! Вольна покинуть свою клетку раз и навсегда. Но почему же она не улетает? Почему не простится навеки с этой ненавистной клеткой? Она не знала. Теперь, когда она могла свободно покинуть её, та не казалась ей столь уж ненавистной. Ей даже было приятно возвращаться домой, ведь там всегда были вкусные зёрна и чистая вода.
Так проходил первый день её свободной жизни!
Но сумерки неизменно несли в себе ужас: как только усталое солнце начало клониться ко сну, в клетку маленькой птички неумолимо поползли тени. Каждый прутик её бывшей тюрьмы отбрасывал неумолимую тень-убийцу, тонкую тень-лезвие, которая готова была исполосовать маленькую птичку. Но маленькая птичка больше не боялась теней. Она бросила им прощальный взгляд и навсегда покинула клетку. Теперь она полетит за солнцем, в те края, где нет теней, где нет черных лезвий, разрезающих каждое крохотное перошко маленькой птички, вгрызающихся в её маленькое дрожащее тельце, ужасом студенящих её маленькое певчее сердечко.
Маленькая птичка взвилась в воздух, сделала круг почёта над своей неожиданно опустевшей клеткой и бросилась вслед за солнцем! Но вместо желанной воли её маленькая грудка встетила что-то твёрдое, твёрдое и прозрачное! Чудовищная стеклянная клеть больно ударила её маленькое тельце. Маленькая птичка вскрикнула и рухнула на подоконник. Жизнь была испорчена, безнадёжно испорчена! Маленькая птичка умирающими глазами смотрела на несчастное солнце, на печальное небо и унылые деревья, навеки заточённые в неволю, стеклянную неволю. Воли не существовало! За каждой железной клеткой есть стеклянная, а за каждой стеклянной, бог знает, какая ещё ... Воли не существует! И хоть никто не видел, чтобы птички плакали, но маленькая птичка зарыдала.