__________ 2 сентября. Вчера увидел девушку: она сидела за крайним столиком, у самой двери и плакала. На ней было платьице в ретро-горошек, а чёрные волосы собраны в пучок шестидесятых годов. "Наверное какая-то тематическая вечеринка" - подумал я. И ещё я подумал, как было бы хорошо, чтобы эта девушка не плакала.
Конечно она не обратила на меня внимание. Когда я приносил ей кофе со сливками, она на меня даже не взглянула. С какой стати, кто я для неё? Согласен, кофе, даже со сливками, ещё не причина кого-то уважать и кому-то доверять, оно даже не повод на кого-то взглянуть и обратить внимание, оно - просто кофе, не больше и не меньше, и воспринимать его нужно соответственно, именно так, без претензий и сантиментов. И всё же, несмотря на это, мне очень хотелось чтобы она никогда больше не плакала - эта милая девушка в гороховом платье.
У неё были большие тёмные круги глаз. Краска на ресницах не потекла, но набухла влагой, ресницы стали толстыми и тяжёлыми. Жирными стали ресницы, они как-то по-особенному трепетали, словно намокшие крылья траурных бабочек. Я слышал, как девушка, пока я приносил и ставил кофе, несколько раз мило шмыгнула носом. Незамеченный, я удалился восвояси. Кто ты девушка и увижу ли тебя ещё раз? Очень грустно как-то.
_________ 4 сентября. Сегодня между чашечкой горячего шоколада, которое я относил одной ветреной клиентке и стаканом вискаря с содовой для другого менее ветреного клиента, я понял, что хочу стать супергероем. Эта мысль буквально поразила меня своей простотой и удобством. Почему я сразу до неё не додумался, это же так очевидно. Я вдруг со всей ясностью почувствовал, что эта мысль создана для меня, что она идёт мне, так же как некоторым людям идёт странный головной убор. Внутри этой мысли я почувствовал себя как дома. До конца рабочего дня оставалось ещё далеко, но эту неожиданную мысль я затаил в себе, словно какую-то индийскую драгоценность, предвкушая, как потом, после работы, оставшись тэт-а-тэт с сокровищем, я налюбуюсь ею во всех интимных подробностях.
Дома, в своей комнате-коробке с одним несчастным подслеповатым окном, я бережно "вспомнил" свою мысль. Вернее будет сказать, что я о ней не забывал, просто сейчас в домашней обстановочке, при негромко работающем радио, я позволил себе подумать её более глубоко, полностью извлекая на свет из широкого внутреннего кармана своего естества.
Все хотят стать супергероями - думалось мне - и я тоже. Что же в этом необычного , что так меня поразило? Ничего абсолютно. Я одни из десятков тысяч кому эта мысль приходила в голову. Почему именно супергероем, а не кинозвездой или великолепным теннисистом? На этот вопрос я сначала не мог ответить. Действительно почему? Может потому что обожаю тридцатые и сороковые годы, стильные кинофильмы тех лет, эстетически безупречных киногероев того времени, еле различимые, полустёртые мелодии джазовых композиций, которые иногда крутят по радио и ещё... что ещё? Девушек? Да, девушек, но не современных агрессивно настроенных модниц с набухшими губами, идеально сбалансированных и безошибочных - о нет. А простых доверчивых девушек, наивных и неотразимых в своей неподдельной ограниченности. Не гиперсексуальных девиц-вамп, для которых любовь нечто вроде продвинутой нано технологии, а ретро-девушек с чистым сердцем и инфантильным взглядом на мир, девушек которые вымерли в конце юрского периода не дожив до нашей стрёмной эпохи.
И тут я вспомнил о девушке в горошек, которая так красиво плакала в нашем кафе. Ну, конечно же, это всё из-за неё, все эти мысли о супергероях о лакированных автомобилях мафиози, из-за неё, из-за бэйби в стиле шестидесятых с огромными комковатыми ресницами и раскрытыми настежь очами. Наверное, я просто хотел бы произвести на неё впечатление. Поразить её каким-нибудь супергеройским противоударным костюмчиком - было бы неплохо. Спуститься со стратосферных высот после побоища со сверхъестественным злодеем, взять обомлевшую милашку на руки, поцеловать в красную розу рта и фьють... на седьмое небо счастья.
Я подошёл к окну и выглянул в него. Я смотрел вниз, словно с вершины какой-то сказочной горы. Далеко внизу и далеко вереди простирались глубочайшие ущелья полные прихотливых огней. Некоторые из огней сливались в длинные петляющие реки, другие - стояли вертикально, наподобие грандиозных, освещённых изнутри айсбергов. Мегаполис жил своей волшебной жизнью.
И ещё потому - подумал я - что это Нью-Йорк. Здесь мысль о супергероях так же естественна, как хот-дог. Она витает в воздухе, она всюду в эфире, ты её вдыхаешь, ты её впитываешь сквозь кожный покров вместе с радиомузыкой, вместе с сериалами, джазом в забегаловках и неоновыми всполохами реклам.
_________ 7 сентября. Вчера опять случилось ЧП - меня оскорбили. Не то чтобы ЧП в буквальном смысле слова, вернее, двух слов. Это чрезвычайное происшествие, но очень личного характера, так сказать, ЧП индивидуального масштаба.
Случилось оно на кухне. Дело в том, что контейнер с чистой посудой расположен у нас очень низко, почти у самого пола, и практически каждый раз когда я его оттуда достаю, надо мной, воспользовавшись моим двусмысленным положением, производят дурацкую шутку. Чаще всего этим страдает Макинрой - раздолбай и чемпион мира по дурацким шуткам. Вчера всё произошло тем же самым, давно отрепетированным способом. Когда я извлекал контейнер, Макинрой пнул меня носком ботинка в зад, так что я с грохотом въехал в бок посудомоечной машины - хорошо хоть посуду не разбил. Разумеется, что когда я оглянулся он, как ни в чём не бывало, занимался своими прямыми обязанностями, причём делал это с таким параллельным видом, как будто меня не существовало на свете вообще. Макинрой всегда вёл себя сходным образом, это был его коронный номер: сотворить гадость, а потом попросту игнорировать жертву своего неандертальского юмора. Несколько поваров помладше, словно будучи на подхвате, всегда зубоскалили над выходками Макинрой, наверное, крепко завидуя и уважая его за беспардонность и бесформенную манеру поведения. На этот раз тоже не обошлось без благодарных зрителей. Два кухонных стажера, хотя и беззвучно, но вполне с удовольствием усмехались моему унижению. Мне хотелось подняться и сказать в лицо этому зарвавшемуся негодяю, что-то типа " это последняя твоя ухмылка, гадёныш" или что-то в том же духе из какого-то другого чёрно-белого фильма, но я ничего не сказал, опять ничего не сказал, а только молча достал контейнер и в очередной раз проглотил обиду.
Обида не давал мне покоя, она душила меня целый рабочий день, но зато когда после работы я вышел в ночной город на семицветные улицы Нью-Йорка, то почувствовал облегчение. О какое это было облегчение. Город шумел и вспыхивал в ночи всеми цветами рекламной радуги. Двигатель торговли изливал на людей неоновое море огня. Мой Готем, мой Метрополис, мой Нью-Йорк. Как я люблю тебя мой город, моя волшебная выгребная яма. Небоскрёбы цветущие в самое небо. Скалистые ущелья глубоких криминальных переулков, затканные паутиной всемирного зла. Венозные реки автомобилей с включёнными стоп-сигналами фар. Иногда здесь тебя обдувает мусорный ветер, дующий из самой преисподни нью-йоркского метрополитена. И всюду люди, которые тебя никогда не замечают, которые больше похожи на тени чем на создания из плоти и крови. Даже в самых весёлых и злачных местах они не вполне материальные. Они предаются лёгкому пороку, не наслаждаясь оным в полной мере, они изучают разврат с недоступных эмпирических высот, их привлекает абстрактная сторона зла, не удовлетворение низменных потребностей, а абсолют. Мой Готем, мой Метрополис, мой Нью-Йорк.
Как ни парадоксально, но в этой многомиллионной вавилонской толпе я чувствую себя в большей безопасности чем на кухне, в компании двух-трёх знакомых мне, вполне материальных, членов общества. Почему? Может потому что на кухне обитают конкретные люди из мяса и глупых шуточек, а на улице они только тени, нечто обобщённое и схематичное. У них нет кулаков, у них нет ног (собственно, как и у меня), которыми они могли бы тебя пинать. Они перемещаются, но делают это не так как нормальные люди, а скорее, как духи, каким-то совершенно немыслимым теневым образом, используя еле уловимые токи вонючих воздушных струй.
А может потому, я чувствую себя на улице в большей безопасности, что где-то с вершины небоскрёба за мной наблюдает расчетливый Бэтмен или Человек-паук, свисающий вниз головой, на ниточке своей тефлоновой паутины? Кто знает?
_________ 9 сентября. Вчера возвратившись с работы в свою комнату-коробку, я пересмотрел давний сериал о зелёном шмеле. Неоднократно виденный фильм нёс в себе наивный заряд бодрости и надежды. Старая добрая ретро-магия. После такого кино не веришь, но очень хочется верить в справедливость без оговорок. Или хотя бы в её перпендикулярную возможность.
До поздней ночи сидел в интернете, общался с отдалёнными друзьями, знаю которых по невменяемым никам и прикольно-находчивым аватаркам. Поделился с ними своим желание стать супергероем. Сразу, словно из рога изобилья, посыпались мелкие ехидные замечания, иронические уколы, булыжники тяжёлого незамысловатого сарказма. Некоторые восприняли моё заявление, как своего рода прикол или стёб над всепроникающей нейтринной поп-культурой и только единицы отнеслись к этому не то чтобы серьёзно, но с некоторой детской щепоткой понимания и грусти. Вот некоторые из отзывов.
- ХТМС22: все хотят стать супергероем, а ты возьми и стань им.
- Марктур: главное в этом деле - подходящий плащ. Я знаю рыбное место, где можно такой купить со скидкой, там сейчас распродажа супергеройских причиндалов. Если хочешь могу столкнуть координаты в личку.
- Марра: правильно, нечего даром хлеб жевать, пора мир спасать.
- Елена прекрасная: спасите меня срочно, я тоже часть мира: у меня нос чешется.
- Кретон: я в таких случаях принимаю полкило на грудь, глядишь и сбудется. Правда раз на раз не приходится - иногда просто получишь в рыло.
- Марра: случай, конечно, запущенный, для таких кислоту придумали. Окстись или окислись.
- Елена прекрасная: я серьёзно: у меня нос чешется - спасите. СОС.
- Дуб дубовый: а ты пробовал в морду получить, говорят помогает.
- Марктур: готов помочь, раз плюнуть.
- Мегадон: будете в морду помогать, позовите. Люблю смотреть, как супергероями становятся.
- Фуфел: сука, опять забыл утюг дома выключить. И где эти супергерои шляются, когда позарез нужны.
- Тук-тук: почему именно супергероем? Можно просто алконавтом, сходить в ночной клуб набухаться и начистить кому-то физию, типа он первый начал.
- ХТМС22: ты Тук-тук ни бум-бум не понимаешь, это совершенно иная стилистика. Тут главное стиль, имидж. А ты "набухаться", "начистить" - тьфу на тебя.
- Тесхсх: а как насчёт супергеройки? У меня острая потребность быть срочно спасённым женщиной-кошкой.
- Тронха: совершенно с вами согласен: не хватает земле американской героев, хоть убейте, а не хватает, особливо тех, что с приставкою "супер". Все попрятались в свои щели компьютерные, а коли беда грянет, что тогда? Что тогда, я у вас спрашиваю? Кто спасёт нас от зелёных инопланетян да от Раши балалаечной.
- Елена прекрасная: так почешет мне кто нос или как? У меня между прочим руки в гипсе, сижу в клавиатуру ногами тыкаю.
- Мегадон: а ты носом, носом её.
_________ 12 сентября. Свершилось. Вчера снова увидел свою ретро-девушку в горошек. Неожиданно, без обиняков, лоб в лоб. Она стояла, ярко освещённая богатой витриной магазина, и с кем-то очень оживлённо разговаривала, с мужиком каким-то. Девушка была очень взволнована и говорила на повышенных тонах, неспециально обращая на себя внимание мимолётных, случайно затесавшихся в темноте, горожан. Прохожие её сторонились, словно чувствуя в этой парочке скрытую угрозу.
Если бы девушка громко не говорила и не жестикулировала так отчаянно, я бы, наверное, её не узнал. На этот раз она была в джинсах и лохматой застиранной футболке неопределенного колера. Трудно было в ней узнать то рафинированное существо в крапинку из фильмов большеглазых шестидесятых. Волосы уже не собранные в пучок, но такие же чёрные, были скорее короткими, а глаза, без прежних тяжело распахнутых ресниц, казались какими-то слабосильными и неубедительными. Но всё же я её узнал. Да, это была она, но только в другой обёртке и на совершенно другой, так сказать, тематической тусовке. Надо признаться, что современность, была ей тоже к лицу. Есть такие фройляны и матроны, которые в любые эпохи и среди любых народов будут неизменно притягательны и никакая эклектика не в состоянии этого изменить, даже дурная безвкусная современность беспомощно опускает перед ними свои руки. По-моему девушка была выпившей. Её определённо шатало во время красноречивой жестикуляции передними конечностями.
А мужик-то с ней разговаривающий был непростой. Это было видно по его самоуверенной ширококостной фигуре, по золотой ухмылке на литом лице; многочисленные восточные перстни та коротких пальцах только усугубляли это впечатление. Мужик вёл себя развязно, золотозубо ухмылялся, его лысина лоснилась в свете неоновой рекламной вывески. Он мне напомнил какого-то приземистого шумерского вельможу в шортах и развесёлой мультипликационной гавайке с Чипом и Дейлом. Я видел, как мужик резко и натренированно схватил жестикулирующую девушку за руку и прочно сжал в своих механических клешнях. Девушка испуганно замолчала. В это время я проходил мимо и шумер угрюмо покосился в мою сторону. От него за версту несло криминалом - такие не шутят. Я посчитал за лучшее не вписываться в ситуацию, а, сделав вид, что ничего не замечаю быстренько ретировался, и вот теперь сижу дома и под звуки прохладного джаза люто себя презираю.
О если бы я был супергероем, каким-нибудь чёртовым Бэтменом или Зелёным Фонарём, всё было бы совсем иначе. Совсем-совсем по другому. Но чтобы стать супергероем мало подходящего плаща, нужно сломать себя изнутри, хрястнуть своё естество пополам, как лёгкую пересохшую ветку. Девушке требовалась помощь, я видел её испуганное лицо, этот краб чуть не выдернул ей руку из скромного плечевого гнезда, а я просто струсил - ретировался, как последний сцыкун. Идеальный плащ на плечах ничтожества ничего не изменит.
_________ 13 сентября. На работе без перемен. Странно, но Макинрой, кажется, успокоился: целый день прошёл без его лжеюморестических неандертальских нападок. Может даже он почувствовал всю степень моего ничтожества, что не пожелал марать свои далеко не брезгливые руки. А может был просто занят на кухне, ведь чтобы шутить шутки, нужны если не ум, то хотя бы время. Сегодня времени у нас не было, к нам неожиданно нагрянула целая отара невинных японских туристов. Японцы были увешены самой изощрённой и продвинутой электроникой, в основном, видеокамерами и фотоаппаратами с реактивными соплами профессиональных объективов. Все эти ультрасовременные причиндалы телепались у них на шеях, словно какие-то дикие инопланетные украшения. Туристы по-японски вежливо суетились, много заказывали, не к место кротко и коротко клевали носом окружающий воздух и радушно показывали всем передние зубы. Времени для дурных шуток, действительно, было в обрез.
_________ 15 сентября. Сегодня выходной, с утра поехал не дешёвый рынок и приобрёл плащ. Хотел фундаментально чёрный, но оставались только красный и фиолетовый. Фиолетовый с крупными четырёхлучевыми серебряными звёздами. Мне объяснили, что это плащ средневекового звездочёта. Долго сомневался, шатался во мнении и выбрал, наконец, фиолетовый. На обратном пути зашёл в магазин, что через дорогу от моего дома; там лежал прекрасный чёрный плащ, совсем такой о каком я грезил и недорого. Но было уже поздно - фиолетовый так фиолетовый.
Много и усердно ходил по дневному Нью-Йорку. Дневной город разительно отличается от ночного. Он более однообразен в цветовом решении. Дневной Нью-Йорк это город более тусклых приглушённых оттенков, он не бросается в зрение прохожему, а попадает ему в глаз, словно мелкая каменная песчинка, отлетевшая от поверхности одного из древнеегипетских небоскрёбов, которые так щедро уродили на этой земле. Дневной город более прозаичен, но и более величественен. Он взывает не к инстинкту, а к голосу разума, к писклявому рассудку человека. Этот город хочет понравится, хоть и пытается выглядеть равнодушным, он хочет вам что-то доказать, настоять на своём значении. Он пытается поразить ваш ум, показывая чудеса небоскрёбов, словно старый философ, разворачивающий перед слушателем каменные прямоугольники и параллелепипеды своих силлогизмов.
Дневной Нью-Йорк потерял обаяние зла, ночную броскую непредсказуемость, но не повод собой гордиться. В этом Нью-Йорке тоже возможно потерять свою душу, свою маленькую пушистую душу. Её можно легко завеять средь колючих кристаллов конструкций, словно сдутую с одуванчика ничтожную пушинку. В Нью-Йорке всегда страшно за свою детскую душу - и в ночном и в дневном. Наверное поэтому люди здесь, чаще всего грустные и сосредоточенные на себе, постоянно занятые тем, что прячут от сквозняков свой, зажатый в ладонях, трепетный огонёк.
__________ 15 сентября (поздно вечером). Всё решено: стаю супергероем и точка. Плащ у меня уже есть. Сегодня быть супергероем как-то уже поздновато, а вот завтра - в самый раз. Прямо с утра, на свежую голову и начну.
На сон грядущий смотрел мультсериал о супермене (классный мульт). И тут я вспомнил: блин, у меня же нет имени, вернее не у меня а у моего будущего супергероя. Нет, завтра никак не получиться. Имя - дело серьезное, без него никак невозможно. Может послезавтра. Да, точно послезавтра, сто процентов.
_________ 16 сентября. Целый день думал над именем, но безрезультатно. Как назло ничего толкового в голову не шло, так и продумал целый день напрасно. Имя должно быть коротким и веским. Конечно дело не в толпах фанатов, долженствующих с придыханием внимать имени своего кумира, специально изобретённому для подобных случаев. Вовсе нет, но называться типа "летающий туалет" или "могучая сковородка" тоже не хотелось бы. Хотелось бы звучать эффектно.
Я пробовал в уме сотни слов, на разные лады склоняя их про себя, но даже ни на йоту не приблизился к искомому результату. Мои мозги буквально гудели от распробованных имён, но одно казалось слишком солёным, другое - чересчур слащавым, а третье - кто-то слопал задолго до меня. Я зашёл в тупик. Мой план по созданию из себя спасителя человечества находился на грани срыва и всё из-за одного или нескольких, вовремя не подвернувшихся под руку, слов. Я был настолько погружён в себя, что дважды перепутал заказы клиентов, хотя раньше со мной подобное никогда не случалось. Признаюсь, что сегодня я, действительно, был смешон и совершенно без посильного участия моего закадычного рыжего недруга. Единственно, что вселяло в меня надежду, так это то, что подобная анекдотическая ситуация более никогда не должна была повториться впредь ибо завтра обязано было грянуть иное принципиально новое бытие. Я больше никогда не буду смешным и рассеянным, это отрезанный ломоть моей жизни, он бесповоротно останется в прошлом, до скончания века, если, конечно, я найду себе подходящее имя. Имя это лицевая сторона супергероя, это его обращённый в мир фронтон и его-то мне как раз и не хватало. Чтобы кем-то быть, нужно кем-то обязательно именоваться, нужно иметь свой особенный узнаваемый фасад, иначе всё это грозило обернуться в подхваченный ветром мыльный пузырь.
Но имя всё никак не давалось мне в руки, а тут ещё Макинрой с вечным своим идиотизмом, который он принимает и выдаёт за чистую монету юмора. Несколько раз он пошутил надо мной самым необразованным и брутальным образом, но я надёжно смолчал, тяжело взглянув в лицо моему обидчику. "Ничего - подумал я - это ты в последний раз глумишься и потешаешься, завтра с этим будет покончено раз и окончательно, завтра ты запоёшь по-другому, дай мне только найти нужное слова и безошибочно ухватить имя за хвост."
Вечером возвращаясь домой, я был полон неутешительных дум. Как не прискорбно, но имя так и не было найдено. Я безрезультатно бился головой о стенку английского разговорного языка. Неужели придётся отложить завтрашний план по собственному героическому перевоплощению? И всё из-за одного единственного неуловимого слова, ну может двух, но не больше, больше двух слов - явная безвкусица. Тем более, что из всей галереи супергероев, я не мог вспомнить ни одного поборника добра чьё имя состояло бы из трёх или более слов. Доведённый такими обстоятельствами до отчаяния, я хватался за соломинку: говорил себе, что первое мной услышанное на улице слово и будет именем моего героя, но услышав "отвали, придурок" понял, что это не совсем то, что я искал.
С безутешным видом я бродил по сумрачным вампирическим улочкам города. Нью-Йорк феерически отцветал неоновым апрельским цветом. Иногда из тёмных паучьих углов на свет выходили нарочито грациозные блудницы. Они держались с механической инерциальной развязностью и улыбались слишком толстыми намалёванными губами. Город жил будничной порочной жизнью, но ничего этого я не замечал, погружённый в тщетные поиски своего вожделенного имени. Уже совершенно потеряв надежду, я поднял очи к небу. Не надо мудрствовать лукаво - подумал я - склонность к дешёвым эффектам завела меня в тупик. В конце концов, не место красит человека и не имя делает супергероя. Нужно что-то простое и сильное, как брошенный в тебя с близкого расстояния камень. Перед глазами, полыхая синим и красным, ритмично расцветала реклама Пепси-Колы. И в этот момент меня поразила молния. ПЕ-ПСИ-КО-ЛА. Буквы магически сложились, сами, без посторонней помощи и я, в мгновение ока, обрёл своё новое настоящее имя. Отныне и до веку я буду именоваться Коллапсом. Вернее не я, а мой завтрашний супергерой. Всё, слово было найдено, теперь дело за малым. У меня словно гора свалилась с плеч. Наконец-то всё разрешилось к вящему моему удовольствию. Теперь я могу с чистой совестью выходить на патрулирование моего любимого погрязшего города. "Коллапс" - я ещё раз попробовал это имя на вкус. Оно было глубоким и жёстким, словно сухарь, о который любой враг рода человеческого должен был незамедлительно сломать свои сталелитейные зубы. Я был горд этим словом, это самая удачная из моих находок, всё решено - Коллапс и никаких гвоздей.
_________ 17 сентября. Ночью плохо очень спал, долго не мог уснуть, беспокойно ворочался всем сознанием. Мысль о том, что через несколько часов я проснусь великим героем, всё никак не давала мне покоя. Это было чем-то настолько грандиозным, что не хотело помещаться в моей тесной голове. Признаться, я боялся, я был полон трепета и испуга. Боялся циклопичности замысла, который только теперь начал осознавать во всей полноте и объёме. Боялся безоглядного размаха фантазии в которую так опрометчиво себя вверг. Боялся массивной свинцовой ответственности под коей могу нечаянно схлопнуться, словно пустотелое ничтожество. Да, я страшился и трепетал от одной только мысли, что согнусь в бараний рог и окажусь недостойным зубодробительного имени Коллапса. Сомнения грызли мою неокрепшую душу. Но было уже поздно, Рубикон был перейден, жребий скоропостижно брошен. Я сам выбрал для себя имя, сам его отыскал и теперь оставалось только одно - соответствовать.
Так в огненных борениях духа, я незаметно для себя уснул. Проснувшись с утра, я чувствовал себя вполне обычно, никаких разительных отклонений от нормы, хотя в принципе, если хорошенько подумать, я был уже вовсе не я, а другое существо из нержавеющей воли и стальных убеждений, но внутри меня, повторюсь, этого ощущения не было - всё как всегда, как тысячи других согбённых от недосыпания утр. И однако же это утро отличалось от других, и я это превосходно понимал умом, отличалось простым и вечным, поскольку было уже утром супергероя. В единственное окно моей комнатушки заглянуло стеснительное солнце. Протиснувшись сквозь столпотворение плечистых небоскрёбов, луч упал на этажерку книг. Значит всё будет хорошо и нечего бояться настаивать на своём. Скучная обстановка комнаты сразу заиграла многими красками, завихрились китайские пылинки в солнечном луче. Да, всё будет хорошо - твердил я себе - нужно просто гнуть свою линию, свою справедливую неунывающую прямую.
Я даже не сразу сообразил, что нужно было собираться на работу, снова разносить горячительные напитки и угождать поддатым клиентам, которые, как известно, всегда правы, в любом виде и при любом содержании. Супергерой Коллапс - это ремесло ночного Нью-Йорка, в дневном же - была востребована профессия официанта. И я вдруг понял, что своё свежее, с пылу и жару супергеройство мне снова придётся отложить , на сей раз до наступления беззаконных сумерек.
Рабочее время тянулось, как никогда, долго. Оно ползло, как угодившая в мёд, десертная муха. Я был полон ожидания и вожделенно предвкушал скорое наступление ночи. И всё было бы ничего, если бы не выходки Макинроя. Это рыжая детина целый день не оставляла меня без внимания. Клиентов в кафе было огорчительно мало и праздношатающийся Макинрой, по всей видимости, решил посвятить всё свободное время своему незамысловатому неандертальскому чувству юмора. Молодые поварята дружно прыскали смешком, когда рыжий, изнывающий от безделья, клоун, делая уморительный поклон, пинал меня под зад или бросался через весь пустой зал надкушенным полицейским пончиком. Он сегодня, можно сказать, был в ударе, отвесив мне три весёленьких подсрачника. Посреди этой клоунады мне хотелось встать и плюнуть Макинрою в рыхлую морду, но я сдержался ибо теперь по рукам и ногам был связан тайной своего геройского ремесла, которую ни при каких условиях не имел права раскрывать. Как это ни парадоксально, но супергеройство в тёмное время суток, только усугубляло моё дневное ничтожество. Теперь при свете солнца я буду просто вынужден быть закоренелым лузером, чтобы, не дай Бог, не бросить отблеск на тайну своего лунного бытия.
Но вот рабочее время подошло к концу и в час наступающих сумерек я покинул презренное кафе. Я с готовностью вступил в тень нового образа жизни. Нью-Йорк начинал мрачнеть, словно терял обычное расположение духа. Настроение города менялось на глазах. Где теперь тот мегаполис, который полчаса назад, взывал к вашему разуму и настоятельно обращал ваше внимание на правильные геометрические формы мира. Аморфная тень затопила его без остатка. Вспыхнули первые карнавальные огни рекламы, изнутри запылали бутафорской роскошью витрины тысячи и одной ночи; на улицы возвращалось липкое обаяние зла. О мой Нью-Йорк, Готем, Метрополис, я иду к тебе.
_________ 17 сентября (ночью). Я на крыше дома. Почему-то раньше мне не приходило в голову сюда подниматься. Здесь достаточно ветрено и неуютно, но зато какой сказочный вид. Я смотрю вниз, где по улицам неспешно протекает загустевшая венозная кровь автомобильной пробки. Город, как на чёрной бархатной ладони. Нью-Йорк напоминал необъятный карьер со вскрытыми залежами рождественской руды. На мне восхитительно развевался зёздно-фиолетовый плащ, токи воздуха нетерпеливо трепали его патриотические лопасти. От перспективы захватывало дух. Жаль, что я не могу по примеру многих героев комиксов ощущать опасность на большом расстоянии, да и низринуться в дольный мир с обдуваемой вершины небоскрёба я тоже, к сожалению, не могу. Мне для этого придется долго и нудно спускаться по лестничным маршам, в гущу человеческой толпы, туда где омерзительно кишит неприкрытая действительность.
Улицы встретили меня глубоким мраком сырых подворотен, начались мои супергеройские мытарства. Я старался лишний раз не выходить на свет, держась подальше от неоновых пожаров и озаряющих сокровищниц витрин. Теперь мой удел держаться теневой стороны жизни. Но очень скоро я понял, что это было совсем не обязательно. Ночной Нью-Йорк был и без того фантасмагоричен, под завязку напичканным персонажами бреда и поэтому какой-то чудак в звёздном плаще до земли ни у кого ни вызывал ни удивления ни любопытства - одним чудиком больше, одним чудиком меньше.
Не знаю случайно ли или направляемый рукой бессознательного, но очень скоро я оказался на знакомой мне улице, на той самой где вторично встретил бедную свою ретро-девушку и её крабовидного вельможу. Я нисколько ни удивился увидев её снова здесь. Этого и следовало ожидать. Она была в тех же самых джинсах, тесно сжимающих компактные тугие овощи её ягодиц. Футболка была хоть и другая, но такая же застиранная, как и та, что была на ней накануне. Под футболкой, находясь в резонансе со всеми телодвижениями, прыгала молодая козья грудь с, очевидными для постороннего глаза, остро торчащими сосками. Громко разрисованное лицо было наивным и вульгарным одновременно.
Я остановился в метрах ста, на всякий пожарный, чтобы девушка не обратила на меня внимания. Улица была полна карнавальных огней, криков и тропической грязи. Я был почти уверен, что где-то рядом ходил её лысый сутенёр с вавилонскими перстнями на пальцах. И действительно очень скоро из темноты переулка вынырнул тот самый приземистый вельможа со щедрой золотозубой ухмылкой. Он шёл, неуклюже двигая, широко расставленными, накаченными руками. За его спиной были ещё два неторопливых толсторуких типа. Вся троица вела себя с преувеличенным чувствам собственного достоинства, с наигранным равнодушием и ленцой, озирая, неоднократно меченную их уриной, территорию. Я понимал: нет в этом ничего экстраординарного, в данном районе города сие вполне законно и буднично, и поэтому продолжал, не отрываясь, наблюдать за торжественным криминальным действом.
Золотозубый начал что-то раздражённо объяснять девушке. Лицо его при этом каким-то странным образом, оставалось почти неподвижным. Судя по всему, он был в бешенстве. Двое за его спиной тупо смотрели куда-то в трансцендентное пространство. На их пластилиновых мордах была вылеплена скука. И вдруг, совсем не меняясь в лице, золотозубый отвесил девушке могучую пощёчину. Спокойно, как будто убил муху. Голова девушки резко дёрнулась в сторону, её корпус невольно подался следом. Ещё немного и девушка не уберегла бы равновесия.
Пробил мой звёздный час, когда в игру должен был немедленно вступить Коллапс. Но всё это разыгралось слишком на виду, происходило в чересчур освещённом месте, прямо га глазах у безучастных порхающих прохожих; не так я себе всё это представлял, тем более в первый раз. Я надеялся, что мой первый подвиг случиться где-то в тёмном мистическом закоулке, среди шороха крыс и звёзд. Я несколько замешкался, не зная, как правильно поступить в данных обстоятельствах. Но делать было нечего, честь девушки была непоправимо попрана и, как настоящий супергерой, я вынужден был, не раздумывая, вступить в неравную схватку. С замирающим, полуобморочным сердцем, я рванулся на помощь, но к моему удивлению что-то крепко удерживало меня на месте. Я рванулся ещё раз, но то что меня держало с успехом продолжало сопротивляться моему праведному порыву. Я оглянулся: мой звёздно-фиолетовый плащ зацепился за край мусорного бака, возле которого я стоял. Пока я неловко отцеплялся, время было утеряно. Я увидел, как золотозубый вельможа зацепив девушку за руку, потащил её в сумеречный переулок. Девушка почти не сопротивлялась, она безвольно потянулась за ним, словно на буксире. А вслед за девушкой в надёжный сумрак канули и двое неотъемлемых верзил.
Я тихонько прокрался следом. В переулке была та хрестоматийная полутьма о которой я мечтал столь долгое время. Именно здесь во всей своей красе должен был и состоятся мой первый подвиг. Антураж был вполне подходящим, очень уместными выглядели декорации. Я осторожно двигался в темноте, стараясь ничем не выдать своего присутствия. На другую сторону проулка переметнулась мусорная крыса. В конце переулка находилось какое-то запущенное здание, очевидно предназначавшееся под снос. Оно зияло тёмными беззубыми провалами выбитых окон, из здания доносился шум и чей-то неразборчивый голос. Пользуясь удобной полутьмой, я опрометью метнулся в подъезд и начал подниматься на второй невидимый этаж. Голос доносился свыше, здесь внутри здания, он был более слышен: неторопливый и грубый, словно вытесанный топором. Оказавшись на втором этаже, я остановился, пытаясь сориентироваться на месте. В полуразрушенном помещении было очень темно, только в сквозные окна проникала муть более светлых наружных сумерек. Изнутри оконные проёмы казались серыми пятнами правильной прямоугольной формы. По всей видимости бандиты поднимались на третий этаж. Я тоже потянулся вверх по, захламлённому строительным мусором, лестничному маршу. Мне было невероятно страшно и я остановился на междуэтажной площадке. Под ногами поскрипывала какая-то отвратительная крошка, следующий шаг мог оказаться необратимым. Если честно, я не чувствовал сердца, всё внутри меня онемело; мне казалось будто я сделан из тоненькой гнущейся бумаги. Почти насилуя себя, я преодолел ещё несколько коварных ступенек вверх.
- А это что такое? - вдруг услышал я необычайно отчётливо и совсем близко, словно говоривший стоял над самой моей головой, - Что за чертовщина?
Меня словно парализовало, я абсолютно не понимал, что мне делать, голова в данных обстоятельствах оказалась совершенно бесполезной штукой. Я услышал шорох немного впереди и чуть выше; что-то тёмное там находилось, чернее окружающей темноты. Оно явно угрожало мне и я, полный неподдельного испуга, невольно сделал несколько шагов назад и прижался к сырой стене. Очень вовремя. Очевидно тот тёмный хотел меня ударить, но не встретив сопротивления материала с тяжёлым шумом, кубарем скатился на второй этаж вслед за своим провалившимся кулаком. После секундного грохота, на площадке второго этажа неожиданно затихло, без всяких признаков жизни. Первый верзила лежал на площадке со случайно проломленной головой.
- Что там? - услышал я выше; наверное, это говорил его "коллега" и я, не давая себе струсить, что есть духу выскочил на третий этаж - будь, что будет.
На третьем этаже было светлее, поскольку в одном месте почти полностью отсутствовала наружная стена. Отсветы далёкой рекламы смутной световой игрой ложились на голые стены и потолок. По этажу бегал довольно сильный сквозняк. Второй верзила подсвечивая себе мобильным телефоном смотрел на меня в упор. Его глаза расширились от удивления, рот нелепо перекосился. Он потянулся ко мне свободной рукой, словно желая обследовать на ощупь. Его пальцы показались мне твёрдыми, как гвозди. В этот момент свет в мобилке погас и верзила, не произнося ни слова, начал тихо и просто меня давить. Его руки какие-то особенно жёсткие и чёрствые, тупо напирали в мою сторону. Я невольно поддался назад, попятился под его молчаливым страшным давлением и скоро оказался у проёма несуществующей стены. За моей спиной начиналась зияющая пропасть, ещё пол шага и я непременно сорвался бы вниз. Что в таком случае предпринял бы, никогда не теряющий присутствия духа, Коллапс? Наверное, что-то очень эффектное и неподражаемое, но ни чего эффектного и неподражаемого мне в голову тогда не приходило. Я с грустью подумал, что это конец. Конец всему. Мой супергерой оказался заурядным чьмом. В точности, как и я сам - от себя не уйдешь.
Давивший меня верзила, наверное, подумал, что давить, это для меня слишком много чести и поэтому, ослабив хватку, просто и резко столкнул в пропасть. Я инстинктивно увлек его за собой и мы оба глупо полетели вниз. Но я не ударился о землю, в отличие от моего душителя, что-то чувствительно меня рвануло и я остался беспомощно висеть в воздухе. Верзила, как мешок с мясом, тяжело шмякнулся об асфальт, внизу что-то разбилось, неприятно хрястнуло и всё - больше ни звука. Я же продолжал по-дурацкому висеть на собственном плаще где-то на уровне второго этажа. Этот звездные отрез ткани, за что-то зацепившись, спас меня от сокрушительного падения - удача была на моей стороне. Помню меня тогда удивило, что все происходило в абсолютной тишине, придавая случившемуся оттенок какой-то параноидальной мистерии. Верзила, как будто нарочно не издавал звука, очевидно, заранее решив покончить со мной как можно более застенчивым и скромным способом, не привлекая к себе зрительского внимания.
Подтянувшись на плаще, я ухватился за край выступа и скоро снова оказался на площадке третьего этажа. Отцепив, застрявший в арматуре плащ, я пошел дальше по коридору, на звук доносившейся возни. Шум доносился из соседней комнаты. Дверь была выбита и я осторожно вошел внутрь. Здесь было гораздо светлее: окна комнаты выходили на улицу из которой сюда вливались сказочные неоновые всполохи. То синие, то красные, то желтые. В комнате всюду царил беспорядок, на полу валялся сломанный стул, какие-то несчастные книги, коробки, маниакально выпотрошенные игрушки. Тут же на полу, забившись в темный угол полулежала знакомая девушка; над ней величественно возвышался золотозубый вельможа. Когда я вошел бандит наносил девушке оплеуху. Звук пощечины влажно прозвучал в пустой комнате, как будто кто-то ударил ладошкой грязь. Как только я вошел, сутенер резко обернулся в мою сторону, повинуясь звериному криминальному чутью. Его глаза округлились, а на лице появилось что-то вроде удивления. Он выпрямился во весь рост.
- Ну ничего себе.
Сутенер сделал несколько шагов навстречу, как будто желая меня попристальней рассмотреть. Он оказался более высоким чем я предварительно ожидал. Его толстые руки неестественно оттопыривались от туловища, словно были пришиты к нему из какого-то другого, более могучего тела. Выражение удивления быстро растворилось в воде его пресной физиономии. Теперь вновь обретя свою прежнюю цельную уверенность, он стоял с пренебрежительной золотозубой ухмылкой, несокрушимый, как скала. То синий, то красный, то желтый.
- Ты что потерялся, дурик?
Но я не успел ответить и подумать даже не успел, как лысая детина, не меняясь в лице, неожиданно и резко бросился в мою сторону. С одного легкого мановения руки он свалил меня на пол. Следующий удар ногой загнал меня в сырой, провонявший мочой, угол. Бандит неторопливо и торжественно подошел ко мне, словно к своему поверженному трофею. Оказавшись в нелепом положении и попытался подвестись, но золотозубый быстро и точно пресек мою неуклюжую самодеятельность. Он ловким оттренированным маневром водрузился сверху, придавив меня своей тяжелоатлетической тушей. На лице его залоснилось видимое удовольствие, улыбка размякла и поплыла, словно подтаявший пластилин. Такое ощущение, что он был верхом не на мне, а на вершине мира.
- Ну что, чувачок - сказал он весело и начал наносить мне расчетливые сокрушительные удары.
Он работал кулаками, как двумя кувалдами. Он выбивал из меня сознание, словно пух из семейной перины. В моём зрении появились помехи. После таких ударов голова моя должна была деформироваться и полностью изменить форму. Какие-то яркие вспышки заставили меня усомниться в реальности окружающего мира. У меня было только одно оружие, и я любыми способами старался не потерять сознание. Выбрав удобный момент, между взмахами его живых молотов, я всадил в своего обидчика электрошокирующий разряд. Бандит, словно встрепенулся, его несколько раз отвратительно дёрнуло, отчётливо клацнула драгоценная челюсть. Но он не отключился, заряд оказался недостаточным для такого громадного куска плоти. Золотозубый отскочил и на подгибающихся ногах отковылял на несколько шагов в сторону. В его руке, неверно удерживаемый, появился дрожащий разноцветный пистолет. То красный, то синий, то жёлтый. То синий, то жёлтый, то красный.
Я понял, что у меня мало времени. Пересиливая боль, я пополз навстречу бандиту, пока тот окончательно не отошёл от электрошока. Между нами было метров полтора-два расстояния. Сутенёр мотнул бычьей головой и по-звериному осклабился непослушным ртом. Он поднёс пистолет к лицу, прицеливаясь, и в этот момент я вогнал ему в ногу новую лошадиную дозу электричества. Он дёрнулся, словно в эпилептическом припадке и громко, тупо рухнул на пол. Как будто с высоты уронили каменный блок - пистолет отлетел далеко в сторону.
Я облегчённо перевёл дух, в голове моей шумело, словно после ночи беспробудной пьянки. Я посмотрел на забившуюся в угол девушку. На её лице была смазанная кровь, и левая щека явственно увеличилась в размере. Из-под разорванной футболки нежно бледнел невинный шматочек груди. Всё это время девушка с ужасом наблюдала за происходящим. Её расширенные глаза безумно светились из темноты, словно оттуда взирала волчица. Я попробовал подползти к ней поближе. Не знаю почему, но я не поднялся, а продолжал влачиться по полу; трудно было себе представить более глупую позу для моего супергероя. По-моему я не совсем понимал, что делаю. Плащ тянулся среди мусора и цеплялся за посторонние предметы, задерживая меня в пути.
Когда до девушки оставалось метра четыре, она вдруг, словно опомнившись, схватила, отлетевший в её сторону, пистолет и направила мне в лицо. Машинка пистолета была массивной, её руки дрожали, словно у алкоголички, и ствол пистолета ходил ходуном. На меня смотрели огромные, обезумевшие глаза, глаза, загнанной в истерику, отчаянной твари. Я хотел что-то сказать, что-то ободряющее, чтобы как-то успокоить девушку, дать ей понять, что она в безопасности, что ей больше ничего не угрожает, но в этот момент прогремел выстрел. Пуля врезалась в пол в десяти сантиметрах от меня. Слова утешения застряли в моём горле.
- Уберите от меня куб. Уберите его от меня - всё громче и громче повторяла девушка, пока её голос не сорвался до истерических высот. - Уберите от меня куб. Уберите куб.
Она снова выстрелила, дёрнувшись всем телом, как будто стреляла в себя. Пуля неосторожно вошла в потолок, ручейком просыпалась штукатурная крошка. Девушка была на грани нервного срыва, пистолет в её руках хронически плясал, словно заворожённый.
- Уберите от меня чёрный куб - истошно верещала она, нажимая на спусковой крючок снова и снова, как будто не понимая, что я хотел ей помочь, хотел спасти, что я желал ей только добра. Желал только добра.