Шоколадовна Дрима : другие произведения.

2012. Глава 2. Ступени Осознания

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  6 на 7 декабря, ночь с четверга на пятницу,
  зона карантина 1, интенсивная терапия,
  Пандора Вортингтон
   
  Я помню вечер только урывками. У меня возникало ощущение, что я напилась. Только когда я успела?
  В кино с Браем? Там были только поп-корн и холодный пепси. В ресторане у сестры?
  Там... там я вообще мало что помню.
  Я помню, как Мариэ сказала мне, что умерла Лашанда, а потом...
  А потом какие-то дурацкие провалы в памяти...
  Я глажу сестру по голове, успокаивая ее...
  
  Белый потолок...
  
  Я помню, как меня трясло, сильно трясло из стороны в сторону; а еще я чувствовала чьи-то теплые объятия и судорожные рыдания у самого уха.
  Громкий гудок клаксона, от которого я широко открыла глаза, осознала, что я в чьей-то машине, за рулем мужчина... а я попросила воды.
  И снова провал куда-то во тьму.
  
  Белый потолок...
  
  Тут меня грубо хватают за руки и куда-то тащат. Кажется, я кричала и упиралась. Я потеряла свою сумочку из искусственного крокодила, а там ведь мой сотовый, мои права на машину, ключи от дома... кошмар.
  
  Белый потолок...
  
  А на нем удлиненные выпуклые лампы белого света. Я где-то лежу. Хочу поднять руку, но не могу. Оглядываюсь, но никого не нахожу возле себя. А потом вдруг над моей головой возникает расплывчатый белый силуэт с черной каемочкой, который делает мне очень больно. Я кричу. Я понимаю, что мои руки не отрубили, они на месте, потому что силуэт делает больно именно на руке... Я даже сейчас не могу вспомнить, на какой именно, левой или правой.
  А еще очень холодно.
  
  Белый потолок.
  Я уже, наверное, часа два как проснулась и пялилась на этот потолок, не в силах пошевелиться. Глаза слезились, а я даже не могла поднять руки и вытереть их. Наверное, у меня уже поплыл макияж... хотя нет, водостойкие тени и тушь даже водой с мылом не смоешь, только специальным молочком для снятия макияжа. Очень удобно на разных вечеринках, не надо бегать каждый час в туалет и поправлять тени или расплывшуюся во внешних уголках глаз подводку.
  Я пошевелила пальчиками на ногах, на руках. Вроде не отрубили, все на месте. А руки и ноги не слушались. Тело просто ныло, настолько сильно оно затекло. Неужели меня привязали к кровати?
   
  
  6 на 7 декабря, ночь,
  зона карантина 1, интенсивная терапия,
  Джесси Монро
   
  - ...Я не знаю, все было более или менее хорошо, а потом он потерял сознание. Да, я уже везу его в больницу... Лора, не говори глупостей. Что бы изменилось, если бы ты была рядом? Не переживай, ничего с ним не станет, у него большой опыт в этом деле. Стой... кажется он очнулся, хочешь трубку ему дам? Джесс... Джесс, мама на проводе.
  - Ммм?
  - Скажешь ей, что ты в порядке?
  - Я... временно дезактивирован...
   
  Я проснулся от чего-то острого. Что-то сломалось... Что-то ударило по адреналину. Холодный пол под ногами, ледяной воздух, ладонь уперлась в упрямую дверь... А, может быть, я не проснулся?
  Темнота, скрип, проблеск...
  - Эй... Вы куда собрались?
  Что-то теплое и человеческое в моих объятьях.
  - Ну-ка давайте обратно в палату. И не смейте вставать.
  - Домой?
  - Домой, домой... идемте.
   
  ***
  
  - Ты послал цветы ее родителям?
  - Цветы?
  - В знак соболезнования.
  - Пап, ты серьёзно?  Я говорю тебе о том, что умерла девушка, а ты спрашиваешь про цветы?
  Он пожимает плечами. Утренняя газета ложится на столик рядом с лампой, а очки в тонкой оправе остаются на носу.
  - У всего есть свой этикет. Даже у трагедий.
  - Я не верю в цветы, - я забираюсь в кресло с ногами. Одеяло создает хрупкое чувство комфорта. - Нет, в самом деле, если бы умер я, тебе было бы дело до цветов?
  - Если бы умер я, я хотел бы, чтобы маме кто-нибудь послал букет белых лилий. В знак соболезнования, - акцентирует он.
  - И какой в этом смысл?
  - Это спрашивает человек, который обучает детей?
  - Я учу их настоящим ценностям, а не правилам приличия.
  - Так вот почему у нас конфликт. Перебранки с отцом входят в настоящие ценности?
  - Они не входят в правила приличия...
  - Зато тебе стало лучше.
   
  * * *
  
  - Я тебя не ненавижу.
   
  * * *
   
  Я проснулся от запаха гвоздики. Терпкий и холодный, он летал по комнате, приправляя ощущение беспокойства. Если это была комната. Глаза заслезились от света. Я облегченно сглотнул, когда его загородила размытая фигура. Хотелось снова закрыть глаза и погрузится в липкие бредовые сны. Любопытство пересилило.
  - Этот запах... Что это?
  Говорить оказалось не так просто. Зато мне что-то ткнулось в руку, в глаза засветил фонарик, а потом под носом оказался стакан. Вода на вкус как пластик...
  - Поздравляю, вам определенно лучше. Если бы ночью не пытались сбежать из палаты, было бы совсем хорошо.
  Звонкий голос ударил по барабанным перепонкам. Я неуклюже потер висок и сделал попытку сесть. Забинтованные запястья... И плечи болят примерно как и все остальное тело:
  - Мне бы вашу уверенность...
  Бредовые сны были уютнее. Реальность то и дело уходила под воду, и голос загадочной фигуры слышался то далеко, то близко. И было еще что-то... Нечто кроме запаха, но связанное с ним, словно воспоминание. То, что вызывало дискомфорт.
  - Вы находитесь в больнице, вы помните?
  Я тупо кивнул. Я не помнил. Но почему-то знал.
  - Хорошо, сейчас вам проведут некоторые процедуры и переведут в другую палату.
  Зато я помнил, что что-то сломалось.
  - Что-то не так... - я не мог сосредоточиться и сформулировать вопрос. - Что неправильно? Что случилось?
  - Эпидемия гриппа в городе. Вы временно в карантине.
  Я огляделся по сторонам, пытаясь дойти до сути.
  - А где все? Нет... как я здесь оказался?
  Назойливое гудение нарастало, сдавливая сердце.
  - Вас привез какой-то мужчина. К сожалению, ему повезло меньше.
   
  * * *
   
  Говорят, нормально представлять свою собственную смерть. Не знаю, что говорят о смерти близких людей... Может быть, это защитные механизмы - представлять, как узнаешь о смерти дорогого человека.
  В моих фантазиях о папиной смерти сообщала мама. Не знаю, почему я был так уверен, что она его переживет. Может быть, сказывалось влияние статистики. Но это неизменно происходило дома. У мамы были покрасневшие глаза, и она теребила кольцо на пальце.
  На этом фантазия заканчивалась, потому что я не знал, как реагировать. Заламывать руки как в плохой драме и восклицать "О нет!"? Быть мужчиной и успокаивать ее? Молча уйти в свою комнату? Я не знал, как реагировать, я еще не придумал.
  
  Сейчас я не знал, как реагировать, потому что не был уверен, что это правда. Потому что какая-то незнакомая медсестра - это не мама. Она не может знать наверняка.
  - Папа умер? - переспросил я, недоверчиво глядя на нее.
  - О... это был ваш отец, - осознав свою ошибку, она бросила мне извиняющуюся улыбку и полистала какие-то записи. - Уильям Монро, 59 лет.
  После серии вопросов "Вы уверены?", я перешел к:
  - Я хочу его видеть.
  - Мне очень жаль, это невозможно, - твердо возразила она. Слова звучали отшлифовано и плоско.
  - Тогда как я могу быть уверен?
  Она склонила голову на бок и глухо повторила:
  - Мне очень жаль.
  
  По правде говоря, фантазия была куда правдоподобнее реальности
   
   
  6 на 7 декабря, ночь,
  зона карантина 1, интенсивная терапия,
  Сэм Андерс
   
  Он чувствовал дикую усталость, едва сев в машину. Но лежать дома было еще хуже. Было такое ощущение, что если бы он остался дома лежать, то уже не встал бы никогда.
  Лучше уж что-то делать... полезное...
  
  * * *
   
  Сэм очнулся не сразу, сквозь пелену дыма и боли он ощутил кожаный руль у себя на лице и ломоту во всем теле. Видимо, уже приехал...
  Пересилив себя и подняв голову, он посмотрел через стекло, но ничего не увидел, кроме белой пелены...
  Он вышел из машины и увидел наконец больницу. Как хорошо... - подумал он и потерял сознание.
  
  * * *
  
  Громкие шаги и голос мужчины. Неприятный запах лекарств. Он очнулся, но не открывал глаз, потому что они не открывались.
  - Доктор, кажется, он умирает.
  Холодные пальцы на шее.
  - Нет, этот еще будет жить. Давай, коли.
  Острая боль и забытье.
  
  * * *
  
  Сэм проснулся от дикой жажды. Это чувство было настолько сильным, что он открыл глаза и приподнялся на кровати в поисках воды. Палата раздваивалась и растраивалась и, кажется, в ней он был не один. Но сколько было человек, он не мог бы тогда сказать. Возле кровати стоял стакан воды. Обрадованный, он потянулся к нему, но взять его так и не получилось...
  
  * * *
  
  Ему снилась та девушка, из парка. Она была с ним, в белой пижаме сидела у его кровати и гладила его по голове. Замечательный был сон...
   
  Он услышал ее голос. Она мне что-то говорит, или не мне? Чуть приподняв веки, Сэм не нашел никого возле своей кровати. Ему казалось, что он сходил с ума. Он точно слышал ее голос, даже недовольные его оттенки, однако слова было трудно различить...
  
  Теперь он полностью открыл глаза и уставился в потолок, медленно приходя в себя и осознавая реальность вокруг. Это все не сон... В дальней стороне палаты стоял доктор и общался с пациентом, нет, пациенткой. Это она, она...
  Сэм молча наблюдал за ними, но сказать ничего не смог, так как язык словно прирос к небу.
  Спустя некоторое время доктор ушел, и они остались одни. Но девушка уже отключилась. Сэм силился что-либо сказать, чтобы позвать ее, и еще позвать доктора и спросить, где он, что происходит. Неужели я разбился на машине, а это палата для мертвых, ожидающих путевку в рай?
  Он повернулся к прикроватной тумбочке и обнаружил там стакан воды. Постойте, я же его разбил. Или это был сон... Черт, что сон и что явь?
  Невероятным усилием воли он дотянулся до стакана и сделал желанный глоток.
  Пусть это и сон, но я хотя бы попил...
   
   
   
  6 на 7 декабря, ночь,
  зона карантина 1, интенсивная терапия,
  Пандора Вортингтон
   
  Ко мне кто-то подошел; я повернула голову и посмотрела на очередной белый силуэт человека с каемочкой и заморгала. Я никак не могла согнать с глаз пелену. Ох... черт... как же я забыла, что у меня в глазах до сих пор вставлены линзы! Видимо, из-за белковых отложений я ничего и не вижу, все как в тумане...
  Из глаз потекли слезы. Сколько я уже здесь пробыла? Моргнув еще раз и поняв, что мне это не поможет, я с трудом разлепила потрескавшиеся губы и обратилась к силуэту:
  - Долго я здесь и когда меня развяжут? Все тело болит уже.
  - Вы не связаны.
  Мужской голос. Врач - мужчина. Это было даже лучше, потому что все женщины-врачи - нервные и вечно чем-то неудовлетворенные стервы. Как жаль, что я не могла его разглядеть.
  Он дотронулся до моего лба, а потом мои губы внезапно соприкоснулись с влагой, и я неволей облизала их, жадно глотая капельки воды. Хотелось пить. А еще хотелось перевернуться на бок или на живот. Я пошевелила конечностями. Да, несомненно, они где-то были.
  - А можно мне еще воды?
  - Что ж, попытаюсь Вас напоить, - ответил он, а я поймала ухом звуки наливающейся в стакан воды, отчего жар в горле стал буквально нестерпимым. - Сделаем попытку?
  Я почувствовала, как он дотрагивается до меня, поднимает. Какие у него горячие руки... или это просто я так замерзла здесь. Наверное, я выпила весь стакан, который он поднес к моим губам, но я все равно не напилась, а холодная вода только подстегнула жажду, плюс заурчало в животе.
  - А можно мне теперь позвонить? Или Вы позвоните моей сестре и Браю, пусть они придут и заберут меня. Пожалуйста.
  Он осторожно уложил меня обратно на подушку.
  - Нет, это сейчас невозможно. Вы должны остаться здесь. Думаю, что ваша смерть не нужна ни вам, ни мне, ни вашим родным, - мягко, но твердо ответил доктор, измеряя пульс. Мне не понравился его ответ, потому что мне не хотелось оставаться здесь, мне хотелось домой; я застонала и отвернулась.
  - У меня есть свой доктор, я серьезно. Я не хочу лежать в больнице. Что обо мне потом напишут в желтых газетах и опубликуют в Интернете?
  - Нет, никаких публикаций в Интернете. И фотографии мы тоже не делаем. Успокойтесь... Вам лучше отдохнуть. У нас нет оснований и желания причинять вам вред.
  Он говорил уж больно самоуверенно. Я повернула голову и посмотрела на него. Плохо, нечетко, но видела же.
  - Вы так безапелляционно говорите, что не оставляете мне никакого шанса уговорить вас сделать хоть что-то.
  Я сделала попытку сесть на кровати, которая, в принципе, успехом не увенчалась.
  - Долго мне здесь лежать? А еще я хочу отдельную палату с телевизором, душем и туалетом. У меня есть деньги, я могу себе это позволить.
  Он с улыбкой выслушал мою тираду.
  - Это все требования, Пандора? - в его голосе прозвучали веселые нотки. - Сейчас Вам лучше поспать. Спокойной ночи.
  Где-то в области руки я почувствовала укол... Что? Опять уколы?
  Замахнувшись второй рукой, я откинула его.
  - Черт, больно же! И никаких спокойной ночи! Я еще не все сказала! Мне нужно найти мою крокодиловую сумочку, потому что там мой телефон и все документы. А еще я ужасно... - я прервалась и тяжело вдохнула и выдохнула, ощущая, как внутри меня разливается тяжесть. - Что... Вы мне... вкололи?
  Последние слова я выговаривала не без труда, чувствуя, как губы и язык перестают мне подчиняться. Это такой синдром близкого сна, я знаю, знаю...
  - Док...
  Я закрыла глаза; сил говорить больше не было...
  - Доброй ночи, - услышала я уже где-то на задворках царства Морфея, делая шаг за шагом все глубже и глубже в сон.
   
   
   
  7 декабря, утро,
  зона карантина 1, палата 506,
  Ева Лоренс
   
  Все стены больницы были светлые, почти белые. Но белизна давила сильнее. Казалось, что по сравнению с ней, все люди не такие как прежде. Вирус словно сделал свое дело - отнял у них что-то. И эта белизна была угнетающей. Все было нездоровым и чужим.
  Я брела в тумане, ослепленная этом местом - солнечные лучи заставляли стены светиться, и их белый цвет казался здесь самым живым. Гораздо живее людей.
  Еще большее недоумение вносили рождественские украшения. Я даже на секунду замерла, смотря на этот желтый колокольчик на красном бантике...
  
  Этот красный бантик с золотым колокольчиком я уже видела там, куда меня привезли вначале. Наверное, он принадлежал предыдущему пациенту. Как и эта игрушка - маленькая собачка с желтой шерсткой и розовым бантиком, которая стояла на тумбочке в нескольких метрах от меня.
  Я неподвижно лежала и смотрела в глаза собачки. Воображение рисовало портрет того, кому принадлежала эта игрушка. Вновь чувствовала, как по щеке скатилась слеза, а затем другая. Медсестра, заметившая это, успокаивала меня. Взяла ватный тампон и осторожно вытерла мне глаза.
  - Все хорошо будет, - ласково говорила она, но ее голос дрожал, - потерпи еще немного...
  А мне было страшно и больно. Не за себя, а за того, кто оставил тут эту игрушку. И еще за множество других людей, кто чувствовал ту же боль, что и я. Другую, но такую же.
  Я вновь открыла глаза, когда вокруг меня появилось несколько врачей. Укол был не слишком больной, или же я просто спала. Да-да... я спала...
  Мне снился родной дом, и отец тоже снился, а в остальном сон был прерывистый и непонятный. Я за кем-то ходила, кто-то ходил за мной. И было жарко. Сны выглядели всё ярче и ярче, а потом утихли...
  На какие-то вопросы не было сил. Состояние улучшилось, - так мне сказали.
  Когда я на пару мгновений осталась одна, подошла к тумбочке и вновь посмотрела на игрушечную собачку. Протянула к ней руку - я никак не могла решиться взять ее, да и сама не понимала, зачем мне это.
  Я коснулась ее и до того, как подошел врач, спрятала в ящик. Не знаю, хорошо ли я поступила. И я не была уверенна, что мне разрешат взять ее с собой. Поэтому я убрала ее...
   
   
  ***
   
  В отделении царила атмосфера чего-то нервного. Смятение - кругом было смятение - в каждом лице, которое я видела. Рядом шла медсестра, неся мою карточку. Я должна была чувствовать избавление - сейчас, когда, то, что должно было меня убить, отошло на второй план. Но вместе с тем как будто никакого избавления и не было.
  Все стало еще более запутанным. И вот где-то тут стало по-настоящему страшно. Таким страхом, когда вокруг тебя незнакомые люди, когда все вокруг чужое, и нет ни одной знакомой вещи. И ты совсем один...
   
  Медсестра деловито стала объяснять правила... Правила - мне стало смешно от одного этого слова.
  Но с каждым ее словом веселье сменялось еще большим беспокойством.
  Личные вещи пока не вернут.
  Звонки временно запрещены.
  Перемещение на нижние этажи запрещено.
  Никаких разговоров на свободную тему с персоналом.
  И еще какие-то правила о поведении, которые уже просто не хотелось слушать и понимать. А потом, сказав номер палаты и указав на "прямо по коридору - влево - вправо", прекратила всякие объяснение. Дальше начиналась так называемая "запрещенная свободная тема".
  Я шла по коридорам, то и дело встречая пациентов, и чувство одиночества лишь усиливалось. Хотелось увидеть отца или хотя бы услышать его голос... Все ли с ним хорошо...
  Нет, все должно быть хорошо.
  Единственное, что мне хотелось сейчас - узнать об отце. И я надеялась, что слово "временно" позволит это сделать как можно быстрее.
  Табличка с номером была чужой.
  Когда, открыв дверь, я увидела мужчину, сидящего ко мне спиной, но поспешившего повернуться, я немного растерялась. Та ли это палата?
  Мужчина, кажется, тоже растерялся, даже хотел сказать что-то.
  - Извините, - коротко выпалила я и поспешила закрыть дверь.
  Да нет, всё верно. Я смотрела на табличку 506 и раздумывала, как такое могло произойти. Наверное, ошибка. Скорее всего ошибка. Что-то тихо щелкнуло, и единственное, что я придумала - броситься наутек. И по возможности сказать о такой ошибке медсестре.
  Страха стало меньше.
   
  * * *
   
  Медсестра на посту смерила меня настороженным взглядом. Может потому, что я чуть запыхалась, когда решила пробежаться по коридорам, отчего закружилась голова, и я поспешила прислониться рукой к стене.
  - Простите, пожалуйста, - обратилась я к женщине с темно-зелеными тенями на глазах, - Вы... там произошла ошибка, видимо. Меня отправили в палату... а там... там, понимаете, там, - я замялась на некоторое время, не зная как сказать, чтобы выглядело не слишком... забавно, - там... мужчина.
  Она как-то странно посмотрела на меня.
  - Фамилия?
  -  Лоренс, - ответила я, подойдя чуть ближе.
  - Видите, - она ткнула пальцем в мою карточку, на которой красовалась цифра "506", - ошибки быть не может.
  - Но... но как же так... - я решила не сдаваться. Мне было неловко.
  Медсестра как-то агрессивно выдохнула.
  - Палата 506, у нас нет никаких средств, чтобы переводить вас из палаты в палату. Радуйтесь, что вас пятой не подселили на раскладушку, - отчеканила она, видимо привычную фразу.
  - Хорошо... а можно мне позвонить? - не добившись от медсестры исправления ошибки, я вспомнила о своем недавнем желании. Медсестра вздохнула еще более напряженно.
  - Звонки запрещены, - все же ответила она.
  - Временно? - быстро добавила я.
  Она уже смотрела на меня косо. А я цеплялась за ее взгляд и слова и прогоняла от себя страх. И одиночество.
  - А скажите... - вновь начала я, задумчиво рассматривая еще одну карточку с цифрой 506. На карточке значилось имя - Джесси... Монро.
  О! Так это совершенно меняет ситуацию! Я даже улыбнулась. Ну, хотя бы я буду не одна с этим мужиком. И даже если это будет старушка... Да нет, думаю, может даже моя ровесница. Тогда совсем повезет.
  - Спасибо, что ответили, - отозвалась я и поспешила назад, спиной чувствуя взгляд милой медсестры.
  Ну, можно чуть постарше - да. Лет так на пять... или на шесть. Ну, на семь тоже можно...
  Я вновь стояла у двери. Теперь все выглядело как-то по-другому, и я даже более смело вошла в палату.
  Тот мужчина был на месте. А это? Ещё один?
  Я даже подошла ближе к кровати, чтобы удостовериться. 
  - Это... это вы... Джесси Монро? - вопрос как-то сам возник. Хотя вполне можно было его не задавать.
  Новый сосед по палате, оказавшийся парнем,  вздрогнул, приоткрыл глаза и тут же прикрыл их ладонью.
  - Нет... я не умер, - невнятно пробормотал он, совсем знакомым голосом. Только не таким бодрым и приветливым... И не тем, которым он обычно делал заказы в кафе, где я работала. Первый человек, которого я знала, хоть и мимолетно и совершенно случайно. И он был здесь. Захотелось сказать - "эй, ты меня помнишь?", но я промолчала, закусив нижнюю губу.
  Конечно нет...
  Я переглянулась с другим мужчиной поодаль, молча следящим за этой сценой.
  - В самом деле? - подошла еще ближе, стремясь удостовериться, что он был не в слишком тяжелом состоянии. О том, что это не смерть, Джесси Монро уже успел сообщить сам.
  Риторический вопрос остался без ответа. Он усмехнулся, как-то злобно и едко, как никогда не усмехался раньше. Отвернулся спиной к солнечному свету, так близко придвинулся к стене, что почти уперся в нее лбом.
  - Что-то еще? - поинтересовался он бесцветным голосом.
  Если до этого я еще показывала признаки какой-то непонятной радости, то сейчас растерянно стояла, запутавшись окончательно,  не зная, что  ответить на это. Если тебе как-то по-глупому радостно, это не значит, что и остальным тоже.
  - Да... да, - ответила я, вновь переглянувшись с другим соседом по палате.
  Опять посмотрела на Джесси.
  - Вам точно не плохо? - все же некоторое беспокойство было. Вдруг у него болит голова или еще что-то, и ему нужна помощь. А говорить просто не хочет.
  Он неожиданно пнул стену:
  - А вам, $*%#@, хорошо?!
  В этот раз я удержала себя от порыва посмотреть по сторонам. Наверное, не хотелось, чтобы кто-то видел мое сожаление и расстройство от того, что кто-то не помнит.
  Кажется, Джесси хотел повернуться, но передумал на полпути, переходя на виноватый тон:
  - Простите... я в порядке.
  - Да, ничего... кому сейчас хорошо... - ответила я, грустно улыбнувшись, и присела на край своей кушетки, всё еще обескураженная встречей. А еще потерянной надеждой на то, чтобы разрушить представление "карантин и люди в нем - это неизвестность".
   
   
  7 декабря, утро,
  зона карантина 1, палата 506,
  Джесси Монро
   
  На пару секунд стало легче.
  Все то время, пока она была там, было такое чувство, что где-то на заднем плане врубили песенку "It"s a small world". И в песне нет ничего плохого, если она звучит в правильном месте в правильное время. Сейчас это было настолько неправильно, что я мысленно скреб ногтями по стене. Это было так же неправильно, как ванильный зефир с гвоздикой, который не заглушал гвоздику, а смешивался с ее запахом отвратительным образом.
  Когда я резко нажал на "стоп", песенка оборвалась. Сменилась на что-то заунывное и почти неслышное. И все встало на свои места. Потому что это было нормально.
  Стало легче, пока чувство вины не залило привычную дозу в вены, сковывая плечи и стуча молотком по лбу. Мой персональный яд - чувство вины. Дайте мне глоток, и я готов плясать на задних лапках.
  Только не сейчас.
  Сейчас я боялся пошевелиться, потому что каждый жест приводил в движение какую-то неведомую экосистему, которая образовалась вокруг. Как песок в банке с водой. Стоит ее задеть, и он всплывает на поверхность, превращая воду в мутное месиво. Что-то такое же примерно творилось сейчас у меня в голове.
  К сожалению, хаос зависел не только от моей неподвижности. Я не видел, но слышал, как мужчина встал с кровати, прошел до двери, колыхнул мифический поток песчинок и остановился.
  - Ты тут совсем одна? - полушепотом обратился он к девочке.
  Последовала короткая пауза.
  - Да.
  И снова какое-то оживление. Я представлял, как тонкие стебли потянулись к мужчине. Лаванда. У лаванды должны быть стебли. И аромат грустный, почти теплый, но грустный.
  - Не знаю, есть ли кто-то здесь, кого я знаю...
  - Наверное, это хорошо.
  Вздох. Напряжение растет... и лопается.
  - У меня здесь жена... была. Дочь до сих пор в интенсивной терапии.
  Еще одна пауза, наполненная сомнениями.
  Я поймал себя на мысли, что вина снова запустила свои щупальца. У него умерла жена, и дочь, возможно на пути туда... И скорее всего, он один из многих, кто оказался в таком положении. Это какая-то виноватая удача, когда у тебя все более или менее хорошо...
   - Я думаю, с вашей дочерью все будет хорошо. Вот увидите...
  Теперь эти "лавандовые стебли" тянулись ко мне. Я почти чувствовал ее взгляд на себе. По спине побежали мурашки, словно кто-то рукой провел. Он сделал еще один ровный вдох.
  - Спасибо. Я молюсь за нее. Не верю в бога, но все равно молюсь...
  Я судорожно выдохнул, чувствуя, как намокают ресницы.
   
   
   
   
  7 декабря, утро,
  зона карантина 1, палата 506,
  Ева Лоренс
   
  - Меня Эдвард зовут, - это было сменой темы. Я улыбнулась, словно скрывала улыбку до этого момента.
  - Ева, - я даже шутливо протянула руку, и Эдвард немного растерянно, но все же пожал ее.
  Я не знала, имею ли право на какую-то радость сейчас, когда все так плохо... Но мне очень хотелось отдать хоть часть этой радости тем, кому это нужно. Я просто хочу, чтобы люди вокруг не мучались болью и горем.  
  - А это Джесси, - мягко сказала я, вновь посмотрев на нашего соседа. Он так и лежал - притихший. Может быть, даже спал. Да нет, скорее хотел, чтобы так казалось. И его я даже понимала...
  - Да, думаю, нам должны принести завтрак, ведь так? - слово "завтрак" приятно окутывало - именно так, как и нужно в такое время. Хотя то, что он был больничный, чуть опускало на землю.
  
  Медсестра вошла без стука и немного подозрительно покосилась на меня и Эдварда. Перевела взгляд на Джесса (я решила называть его так про себя):
  - Ему плохо? - участливо спросила она, ставя подносы с кашей, соком каким-то... и еще тостом с кусочком сыра.
  Видимо, Джесс решил спать дальше. Я поспешила ответить "нет" и вновь добавить "а кому сейчас хорошо?". Она как-то хмыкнула и, еще раз посмотрев на меня, поспешила удалиться прочь - развозить завтрак дальше.
  - Эй, Джесси, - я хотела подойти к нему ближе, но опасливо остановилась, - тут завтрак принесли... покушаешь?
  Он отозвался - еле слышно и даже мягко:
  - Потом.
  Я чуть кивнула, согласившись с его решением. Улыбнулась. В конце концов, "потом" лучше чем молчание.
   
  * * *
   
  Завтрак был, мягко говоря, так себе. От чего-нибудь повкуснее я бы не отказалась. У нас в столовой и то, кажется, лучше кормили. А "кажется" оттого что такое чувство, как будто уже и не было той столовой. Нет-нет, была, но... давно...
  Похоже, Джесс понял все изъяны завтрака, и его "потом" растянулось на некоторый промежуток времени. И так пока и не закончилось.
  Пока в палате стояла тишина, я думала, рассматривая желтизну апельсинового сока у себя в кружке. Из окна светило тусклым светом солнце, которое было редкостью. И, наверное, я бы очень сильно радовалась, спеша сегодня утром на очередную лекцию. А вместо этого я в этой палате.
  Как мир изменился...
  Когда в очередной раз появилась медсестра с подносом, я попросила ее оставить тот, что был для Джесса. Видимо, надеялась, что его "потом" вот-вот закончится. Но теперь он, кажется, в самом деле заснул.
  Да, наверное, так будет лучше для него.
   
  ***
   
  Когда в дверь постучали, этот стук как-то странно отозвался в сердце.
  Потому что за последние два дня их было столько... этих неожиданных стуков в дверь, которые  меняли всю ситуацию. Сейчас это был доктор - ничего страшного. Совершенно ничего. Только почему эта врачебная форма так отчетливо напомнила мне... Я внимательно смотрела на него, видимо, надеясь, что он пришел сказать "вы можете забрать Ваши личные вещи" или "теперь можно позвонить", ну... или тогда "такую невкусную кашу Вам принесли по ошибке". Какие странные сочетания...
  - Здравствуйте, - неожиданно вспомнились хоть какие-то правила приличия, отчего я решила поздороваться первой. Доктор поздоровался в ответ и прошел в палату. 
   - Меня зовут Винсент Маккензи, - он изобразил некое подобие улыбки. - Ваша палата принадлежит теперь к сектору, что находится под моей опекой. Иными словами, я ваш новый лечащий доктор.
  - Вы... Вы пришли объяснить положение вещей? - не утерпела я, решив перейти сразу к тому, о чем думала. Даже встала.
  - Положение вещей? Вы о чем? - доктор присел на стул, положил стетоскоп на прикроватную тумбочку и пожал плечами. - Ну, может, я и смогу ответить на что-то. Могу я узнать ваше имя?
  Глаза как-то сами собой заблестели, когда доктор Винсент пошел навстречу пациенту, то есть мне. А мне уже показалось, что придется долго и подробно объяснять, какое именно положение вещей и почему он должен его объяснять. Возможно, даже отцу позволит позвонить. Главное, не быть слишком настойчивой.
   - Ева, - быстро ответила я. - Так... можно будет позвонить домой? И когда? А вещи... личные вещи, когда можно будет их получить? А когда нас выпустят отсюда?
  И последний финальный вопрос "что это за вирус, который убивает людей" я пока оставила при себе, выжидающе смотря на врача, который теперь сидел напротив меня.
  - Какие же вы все неоригинальные! Одни и те же вопросы! - он покачал головой. - Значит, единственное, что может Вас удовлетворить, это ваши личные вещи, звонок домой и долгожданная свобода? - он помолчал, изучая меня взглядом. - С вашими личными вещами ничего не случиться. Что касается пациентов, то вас пока никуда не отпустят. Будут ставить опыты, заставлять вертеться в колесе, пытаться вас клонировать... - он улыбнулся, давая понять, что шутит насчет опытов и клонирования. - Звонки пока тоже запрещены.
  Я с удивлением  смотрела на врача, что так свободно общался с пациентами.
  - Так Вы в самом деле не разрешите позвонить домой? - чуть настойчивее спросила я.
  - Прямо сейчас - нет, - ответил он, - немного терпения, хорошо?
  Доктор взял в руки блокнот и ручку, меняя тему:
   - Есть жалобы на самочувствие, Ева?
  - Нет... нет жалоб, - поспешно ответила я и, задумавшись, прибавила, - ну разве только... Вы пробовали больничную еду?
  Он понимающе кивнул, до того, как я продолжила настаивать на своем:
  - Постойте... а если мне надо позвонить? Действительно надо?
  - Полежите спокойно, пока я буду измерять пульс, - он сделал вид, что ушел с головой в процесс измерения пульса и не слышал моего вопроса. Я же не была намерена ждать.
  - Вы дадите мне позвонить? - я не вытерпела и спросила прямо, тихо и спокойно. - Пожалуйста...
  Доктор глубоко вздохнул.
  - Слушай, звонить запрещено правилами... - он вдруг перешел на "ты", видимо, устав сбиваться со счета моего пульса. - Ну хорошо, я дам тебе позвонить, но с условием не болтать об этом остальным. Окей? Теперь я могу продолжать осмотр? - добавил он полушепотом.
  - Да, хорошо, - чуть прищурившись, я посмотрела в его глаза. В ярко-голубые глаза. Нет, он, в самом деле, даст мне позвонить. А все только чтобы продолжить осмотр? Я чуть улыбнулась, когда он придвинулся ко мне еще ближе, и поймала краем глаза его улыбку.
  То, что Джесси, находящийся где-то рядом и пошевелившийся так, чтобы повернуться к нам лицом в самый неподходящий, или же наоборот, правильный момент, заставило меня вздрогнуть. И первый раз за все время посмотреть Джесси в глаза. Просто посмотреть и убедиться что он и правда тот кого я видела.   Я мгновенно отсела от доктора Винсента на почтенное и безопасное расстояние. Или, во всяком случае, думала о том, чтобы он находился на этом самом расстоянии от меня.
   
   
  7 декабря, утро,
  зона карантина 1, палата 506
   
  Винсент усмехнулся и ядовито посмотрел на очень не вовремя проснувшегося пациента.
  Такой момент испортил!
  - Доброе утро, Спящая Красавица. Имя?
  Парень медленно сел на кровати:
  - Джесси Монро.
  Маккензи  ухмыльнулся, опустил глаза в блокнот и спокойно записал частоту Евиного пульса.
  - Похоже, эта палата станет моей любимой, - сказал он очень тихо и снова улыбнулся Еве. - Итак, Джесси, я ваш новый доктор, попрошу приготовиться к осмотру. Вы не сидите, рубашку снимайте. Не стесняйтесь. Вам все равно нечего показывать, - продолжил Маккензи, проверяя у Евы зрачки и реакцию на свет.
  "Удовлетворительно" - написал он в блокноте.
  Пациент так же покорно стянул серую стандартную футболку, которые раздали карантинщикам вместо их одежды.
  - Почему нельзя позвонить домой?
  - Потому что нельзя, - категорично ответил Маккензи. - Во избежание травм психологического характера.
  Винсент взял Еву за руку и обвязал ее жгутом, достал из кармана шприц, спирт, вату, и отточенным движением протер место предполагаемого ввода иглы. Пока тело шприца заполнялось кровью, Винсент размышлял, что пациентов столько, что в одну палату кладут и мужчин, и женщин вместе, что определенно предоставляет некоторые трудности.
  - А что с теми, кто умер? - последовал очередной вопрос от Джесси, который продолжал комкать футболку в руках. - Кто-то ведь сообщает об этом их родным?
  Доктор прижал ваткой место, куда вошла игла. Он осторожно закрыл шприц колпачком, наклеил бумажку-самоклейку, написав на ней "Ева Лоренс", и только тогда обратил внимание на второго пациента.
  - Да, но вы живы... А так, да, сообщают. Теперь отвернитесь.
  - Значит, вы их обзваниваете, - продолжал назойливый пациент тихим спокойным голосом, не глядя в их сторону. - Почему я не могу позвонить? Я не хочу, чтобы маме сообщал кто-то совершенно незнакомый о том, что умер ее муж.
  - Могу ли я закончить обход? - тихо спросил Винсент. - А потом уже отвечать на все вопросы?
  Он взял в руки стетоскоп и посмотрел на Еву.
  - Прошу поднять рубашку.
  Девушка вновь растерялась.
  - Это... это обязательно? - сбивчиво спросила она. Забавный экземпляр - соединение белокурой пухлощекой детской невинности с наивными голубыми глазками и привлекательной фигуристой длинноногой молодой женщины.
  Парень со вздохом одел футболку обратно, и, демонстративно отводя взгляд от доктора и юной симпатичной пациентки, направился к выходу:
  - Я подожду снаружи.
  - Знал бы я, что он не в таком плохом состоянии, то выслал бы его сам, - удивленно прокомментировал Винсент. - Ваша палата считается палатой неблагонадежных.
  - Неблагонадежных? - тут же подхватила Ева, совершенно не стремясь поднимать свою футболку.
  - Похоже, мне придется действовать на ощупь, не так ли, Ева Лоренс? Это обязательная процедура, - произнес Винсент. - Физически вы все в более плохом состоянии. Неблагонадежные по здоровью. То есть, вы в группе риска.
  Ева еще некоторое время сжимала края футболки, а затем послушно подняла, смотря при этом куда-то в сторону.
  - Значит, то, что мы здесь, еще не значит, что мы выйдем отсюда?
  - Что-то типа того, - согласился Винсент, надев стетоскоп; он сделал серьезное выражение лица и приложил кругляш с мембраной к сердечной области Евы, удовлетворенно кивнув, передвинул его на область легких.
  - Задержи дыхание.
  Она закусила нижнюю губу, посмотрев при этом на врача. Хотела что-то сказать, но остановилась. Задержала дыхание, как ей сказали, все так же внимательно смотря в глаза Винсенту. Словно выжидая.
  - Я лишь повторяю то, что сказали мне, - пояснил он. Ева покорно кивнула.
  - Вы закончили осмотр? - тихо спросила она, изучая больничный пол.
  - На сегодня да, - он сложил стетоскоп, захлопнул блокнот и встал, собираясь уходить. - Ах да...
  Он обещал.
  Винсент достал из кармана синих джинсов телефон, включил его и положил Еве на колени.
  - Я сказал же, что дам, - он посмотрел на Еву. - Я могу выйти. Если надо.
  Девушка кивнула.
  - Если можно, пожалуйста, - тихо ответила она.
  Винсент понимающе кивнул и покинул палату.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   
  
  7 декабря, утро,
  апартаменты Брайана Фрэтвелла
   
  Он сидел в своей любимой комнате, едва веря в то, что происходило в городе. Это было сложно осознать, это было неосознаваемо...
  Всю прошлую ночь ему так и не удалось поспать. Поиски места, куда положили Панду, закончились ничем, кроме паники. Наутро же было хуже.
   
  ...Издательство стояло на ушах, и во главе всей паники стоял, конечно же, мистер Бриджес. Схватясь за голову, он бегал по офису с безумными глазами, раздавая указания громко разговаривающим сотрудникам.
  - Брай, вот ты где? Где тебя носило? Ты уже слышал новости? Я был прав, черт возьми! Я же говорил, что тут что-то неладное творится! Ты послушай, послушай!
  "...В сложившейся ситуации власти решили закрыть все общественные заведения до неопределенного времени. По городу создаются специальные зоны карантина..."
  Брайан обессилено опустился на стул. Все происходило слишком быстро, вирус продвигался по городу со скоростью молнии, заражая все вокруг.
  "...Вакцинацию должен пройти каждый, кто хочет оградить себя от болезни. Это касается и тех, кто еще не в тяжелом состоянии и способен сам принять самое важное решение в его жизни..."
  Репортер в строгом костюме продолжал свою пафосную речь, между тем как Брайан уже его не слушал.
  - Мне надо идти, мистер Бриджес. И вам тоже надо. Прикрывайте скорей лавочку, мы уже ничем не сможем помочь, и наши статейки сейчас не нужны...
  
  ...Он ехал мимо тех мест, где любил проводить время, и буквально все подряд были закрыты: рестораны, пабы, клубы, кинотеатры. На улицах везде были расставлены указатели, ведущие к карантинным зонам. Одно радовало: Брайан знал, где теперь искать близких людей. Сотовый матери так же, как и у Панды, не отвечал. Значит, она тоже... где-то там. Интересно, в ее палате есть джакузи?.. Брайан невесело улыбнулся своим мыслям...
  Брайан выключил телевизор, повторяющий уже в десятый раз за последние десять минут одно и то же, и включил музыку - спокойную и красивую песню. Под нее можно было на секунду расслабиться и обдумать свои дальнейшие действия. Сев на диван прямо напротив картины, которую когда-то подарила ему Панда, он стал вслушиваться в слова песни.
  
  I've been watching your world from afar,
  I've been trying to be where you are,
  And I've been secretly falling apart, unseen.
  To me, you're strange and you're beautiful,
  You'd be so perfect with me, but you just can't see,
  You turn every head, but you don't see me...
   
  Мне нужно ее найти, мы все же друзья... да, друзья. Он вспомнил их последнюю встречу и ее сверкающие в полумраке машины глаза.
   
  ...Sometimes, the last thing you want comes in first,
  Sometimes, the first thing you want never comes,
  And I know, the waiting is all you can do,
  Sometimes...
   
   
  
  
   
  7 декабря, утро,
  зона карантина 1, коридоры,
  Джесси Монро
   
  Через три шага после того, как дверь закрылась, я вспомнил, почему после гриппа некоторое время лучше лежать. Я прислонился к спиной к стене, заслоняясь рукой от вездесущего солнца. Было так тихо, что слышался чей-то приглушенный плач. Может быть, кто-то тоже потерял свою жену. Или ребенка. Или кто-то скучает по дому. Разум подсказывал, что это больница - здесь так бывает. А сердце сжималось. Я усиленно потер переносицу, пытаясь загнать обратно горячие слезы. Не время плакать. Точнее нет, плакать естественно. Особенно, когда сообщают о смерти близкого человека. Но сейчас хотелось загнать слезы как можно дальше. Назло этим безразличным стенам.
  Я переживал  за маму.
  И еще меня беспокоило, что гвоздика мешалась с корицей, а корица - со жженой резиной и ландышем... И от этого хотелось пить. И внутри груди кто-то словно ногтями по стеклу царапал. В голове что-то хныкало, а на фоне всей этой какофонии гудел пчелиный рой. Продолжая придерживаться за стену на всякий случай, я последовал к дежурному пункту.
  - Вы куда собрались?
  Я оглянулся и увидел медсестру около поста. Телефон на столике почти светился красной подсветкой - так я его хотел. Я отшатнулся, когда она приблизилась, но среагировал первый:
  - Мне разрешили прогуляться, пока там пациентку осматривают.
  Взгляд снова вернулся к телефону, но ее рука обожгла предплечье нетерпеливой заботой. Я хотел спросить про звонки, но приторный запах бифштекса со сладким соусом окончательно выбил меня из колеи.
  - Простите, а где здесь туалет?
  
  Это было попросту постыдно. Во-первых, это был женский туалет. Потому что если бы я попытался следовать еще пару метров до мужского, меня бы, скорее всего, вывернуло наизнанку в коридоре. А это было бы еще хуже. Во-вторых, закончилось все тем, что теперь я сидел на полу, положив щеку на крышку унитаза. Неприятно. Но некоторое время сил на то, чтобы шевелиться, не находилось. Было еще более стыдно, когда дверь открылась, и послышались легкие шаги. Я зажмурился и замер, желая изо всех сил стать невидимым. Сосредоточился на том, как пульс стучит в ушах, и понял, что мне стало... лучше. Спокойнее. Я дождался, пока дверь снова хлопнет, уцепился за стенку, помогая себе встать, и добрался до умывальника. Из зеркала выглянуло привычное гриппозное привидение, которое как в страшилке появлялось каждый год. Я включил холодную воду, отмыл трясущиеся руки, щедро плеснул в лицо и на волосы, вдоволь напился и, не закрыв кран, присел на пол в углу за умывальником. Вода успокаивала. Теперь я не спешил отсюда убегать. Но понял, что в покое меня не оставят, когда снова хлопнула дверь, и послышался уже знакомый голос:
  - Джесси?
   
   
  7 декабря, утро,
  зона карантина 1,
  Винсент Маккензи
   
  Винсент какое-то время блуждал по коридорам, гадая, сколько раз в день ему придется отныне искать своих пациентов. Обычно такая участь доставалась врачам в детском отделении. К счастью, в мире не обходится без счастливых случайностей.
  - Кстати, тут бродил какой-то парень, туалет искал. Не ваш? - поинтересовалась медсестра, передавая ему досье на пациентов палаты 506.
  - Как он выглядел? - Винсент сгрузил папки на стол.
  - На нем была серая футболка.
  Винсент укоризненно глянул на шутницу.
  - Лет 20 на вид, среднего роста, темные растрепанные волосы... - исправилась она. - И да, он сказал, что ему разрешили прогуляться, пока пациентку осматривают.
  Маккензи кивнул, мысленно сверив описание:
  - Похоже, что мой.
  Он оставил папки на столе, решив, что сначала надо завершить поиски.
  В мужском туалете парня не оказалось. А вот мысль лезть в женский туалет его не воодушевляла, зная как персонал терпеть не может, когда мужчины позволяют себе такие вольности. И все же проверить надо было. Нацепив на себя маску безразличия, Винсент вошел в туалет. Женских воплей о нравственности не последовало.
  - Джесси? - позвал он.
  Сбежавший пациент так тихо прятался за дальним умывальником, что Винсент не сразу его заметил.
  - Так-так, - он закрутил кран, откуда продолжала течь вода, и присел на корточки перед парнем, осматривая его.  Тот рассеянно посмотрел мимо доктора и шмыгнул мокрым носом:
  - Мне лучше.
  - Вот и хорошо, тогда пойдем, - Винсент поднял его на ноги. - Тебе тут не место, и осматривать тебя я тут не буду.
  Джесси предпринял слабую попытку сопротивляться, но преимущество явно было не на его стороне.
  - Мне здесь лучше, - оправдался он, и поспешно добавил. - Нет, я не извращенец и не подглядываю... здесь спокойнее.
  - Очень мило, но я не имею права оставлять тебя здесь, - Винсент обхватил Джесси за плечи, настойчиво толкая его к выходу. Он больше не упирался, только окончательно поник, когда они проходили мимо дежурного поста, и проводил печальным взглядом телефон на стойке.
  - Ну и чего на тебя нашло? Прятаться в женском туалете - тоже мне забава.
  Я посмотрел на хмурое лицо доктора, на закрытую дверь моей палаты, мотнул головой и пожал плечами.
  - Не знаю.
  Это был честный ответ. На самом деле я был настолько дезориентирован, что вообще плохо понимал, что происходит. Только понимал, что доктор хочет казаться суровым, но кофе и корица делают его безобидным.
  - Слишком много всего, - попытка объясниться наткнулась на языковой барьер.  
  - Бывает... Скоро станет легче, - он похлопал меня по плечу.
  Я с благодарностью кивнул, снова приваливаясь к стене:
  - Я понимаю, сейчас всем тяжело. Врачам в том числе, - я выдавил из себя улыбку, которая быстро угасла, когда я осознал, что головная боль и "ярмарка запахов и ощущений" снова вернулись. Добродушный жест располагал к искренности:
  - Кажется, у меня галлюцинации...
  - Галлюцинации? - забеспокоился доктор. - Какого вида? В смысле, что ты видишь?
  Я помотал головой, забыв о том, что лучше не шевелиться:
  - Скорее это не картинки, а ощущения. Мне запахи чудятся, - я посмотрел на вылизанный стерильный пол и сложил руки на груди. - Не знаю... От них голова сильно болит. Такое чувство, что вот-вот взорвется.
  - Побочный эффект от вакцины, я думаю, - предположил доктор. - Пойдем в кабинет.
  По его сосредоточенному виду, я сделал вывод, что это не совсем нормально. Кабинет располагался на этом же этаже. Здесь было неспокойно, но неспокойно по-другому. От суеты снова зудели запястья, которые и без того были красными от расчесов. Он кивком предложил мне присесть, что было весьма кстати, потому что колени до сих пор подкашивались, после чего последовали стандартные процедуры: он проверил реакцию зрачка на свет, прослушал легкие и сердце, измерил пульс и взял кровь.
  - Не переживай, так бывает. У Эдварда тот же самый эффект.
  Я кивнул, не понимая, о каком Эдварде идет речь, но успокаивало, что я не один такой.
  Доктор взял шприц и набрал в него прозрачную жидкость.
  - Это снизит реакцию, станет легче, - сказал он, наблюдая, как жидкость уходит из шприца. Он вынул иглу и протер место укола спиртом.
  - Хорошо... - тихо отозвался я, вспоминая, что постгрипповое состояние не намного лучше, чем сам период болезни. Это тот Великий День "выздоровления", когда хочется забраться с головой под одеяло и весь день не вставать с кровати, а только спать, спать и спать... Но одеяла здесь были не такие уютные, а атмосфера не такая располагающая. И все же, в самом деле, стало лучше. По крайней мере, ушло напряжение, прекратилась чертова карусель в голове, зато сама голова стала тяжелой и начали настойчиво слипаться глаза.
  - Да... уже лучше, - с благодарностью сообщил я доктору. - Гораздо лучше.
   
   
   
  7 декабря, утро,
  зона карантина 1, палата 506,
  Ева Лоренс
  Так странно... когда дело дошло до звонка, сердце, наоборот, успокоилось. Только началась странная слабость в пальцах, когда они обвили мобильник. И непонятное опустошение внутри где-то там, в области сердца. Когда ты остаешься один на один с чем-то непонятным. Неприятные ощущения. И кажется, что уже и не нужно было просить или брать этот самый телефон.
  Номер отца я помнила хорошо, а вот набрала...
  С третьего раза.
  Первый раз сбилась на последней цифре.
  Второй раз на середине.
  А последний раз сразу же.
  Но я позвонила, чувствуя непреодолимое волнение, которое даже не пыталась успокоить. А оно втиралось, вползало внутрь противным комком страха. Была попытка сбросить, но я зажмурилась, всеми силами представляя, что сейчас услышу папин спокойный голос. Он наверняка опять застрял на работе на пару дней - особенно сейчас.
  Я даже улыбнулась, но когда осознала мысль "особенно сейчас, когда эпидемия гриппа", уже испугалась совсем по-другому. И теперь было важным только услышать голос отца - может и волнительный, может и спокойный. Да все равно какой.
  Гудок.
  Еще один.
  Четвертый гудок был смешан с паническим всхлипом.
  Пятый... прошел незаметно.
  Шестой... седьмой... восьмой... девятый...
  Дальше я уже не считала, моргнув, и чувствуя, как скатывается слеза. Беспокойство. Испуг. Страх. Мне страшно за отца. Нет... он просто не берет. Да...
  Я сбросила звонок и набрала домашний. Тоже гудки...
  Судорожно вздохнула, понимая, что если буду слушать их, то заплачу прямо здесь и сейчас. Они отбирали надежду... Надежду на то, что все хорошо. И давали одиночество. Одиночество от которого было не скрыться.
  А потом было осознание того, что этот запретный звонок не принес ничего.
  Наверное, порой правила нарушать не стоит. На то они и правила.
   
  ***
   
  Я задумчиво смотрела на телефон в руках и не знала, что с ним делать. Прошла к двери и поняла, что доктора Винсента в коридоре нет.
  Надо было его вернуть... но на это сейчас сил не было. И какой-то моральной подготовки тоже. Наверное, я увидела в нем отголоски... черты такого знакомого лица. Или всему виной эта врачебная форма.
  Глупость.
  Но после неудачного звонка домой это становилось все сильнее и сильнее.
  Теперь хотелось спрятаться куда-нибудь подальше, забиться в какой-нибудь угол, желательно знакомый и посидеть там, полежать, закрыв глаза, как лежал тут Джесс, впечатываясь лбом в стену. Хотя, наверное, в этом мало удовольствия - лежать так под чужими взглядами и все-таки наедине со своим горем...
  Палата казалась слишком чужой - надо было куда-то уйти... Как это сделал Джесс. Я еще раз посмотрела на телефон. Как мелочно думать о телефоне, когда хочется тихо хныкать, забившись в угол... Единственное что я придумала, это пойти в туалет. Хотя бы эти покрасневшие глаза исправить холодной водой. А телефон? Можно будет попросить передать медсестру на посту. Но нет, это ведь незаконно. Теперь я к своему горькому состоянию еще и прибавила стойкое чувство ответственности за разрешение, которое мне дал этот человек.
  Нужно скрыться.
  Выйдя в коридор, я почувствовала малое облегчение, чтобы потом выплеснуть все всхлипы и рыдания в пустом туалете, в запертой кабинке. Видимо в соседней кабинке кто-то был. Притих, а затем поспешил удалиться, производя как можно меньше звуков. Все казалось таким пустым и мелочным: и эта полностью безвкусная каша, которая вызывала отвращение, и желтые занавески, которые я всегда так тихо ненавидела.  Я сойду с ума в первый же день... полдня.
  Карантин. Мысли путались, и отчего-то тошнило; уж не от собственной же противности?
  Я постучала ногами в голубых больничных тапочках со штампом больницы по крышке унитаза. Еще раз поерзала на бочке, чтобы не упасть. От нежданного расстройства болела голова той болью, которая побуждала принять таблетку и лежать, уткнувшись в подушку...
  Да о чем я думаю?!
  Я сижу в туалете на сливном бочке с чужим телефоном в руке и думаю о таблетках.
  Отцу звонить еще раз было страшно - слова "абонент временно недоступен" звучали бы приговором. А приговор выслушивают стоя, с гордо поднятой головой, в окружении своего защитника.
  А может, это и есть приговор? Тогда надо хотя бы встать...
  Я ощущала себя затерявшейся во времени и пространстве. Стояла на каких-то осколках смерти и жизни - чужой и своей - и понимала одно: я потерялась где-то там. Или оставила себя где-то, возможно в незакрытой комнате общежития. Оставалось только сидеть так - постукивая ногами в больничных тапочках с синей меткой номера. Ерзать на бочке.
  Телефон звонко ударился об пол под мысли об отце.
   
  * * *
   
  Они не оставляли меня. Не прекращали свой безумный хоровод, и я почти слышала его голос рядом с собой. Я потерла глаза, чувствуя  тупую боль, которая должна, обязана предотвращать всякие мысли... Но эта боль на их стороне. Она давала им силы, отнимая их у меня.
  Когда-то я лежала в больнице. Когда-то отец был рядом.
  Когда-то...
  - Ева?
  Я вздрогнула. Но промолчала. Потому что когда все мысли  заняты одним единственным человеком, появляется другой...
  Тихо всхлипнув и осторожно подняв мобильник, я все-таки произнесла:
   - С Вашим телефоном все в порядке!
  Мой голос смешан с виной. Или головная боль приобрела такой оттенок.
  - Черт, да мне плевать на телефон! - ответил доктор по другую сторону "преграды", разделяющей нас. Я готова была держать свое убежище до конца. Но он почему-то стоял там... Да, почему? Чтобы я с каждой секундой все больше и больше чувствовала незримое присутствие отца?
  Я зажала рот ладонями, чтобы не крикнуть от отчаяния и раздражения.
  - В самом деле?
  Разве он не может уйти? Оставить меня одну...
  - Да.
  Я продолжала цепляться за тему о телефоне как за спасительный круг на волне панических мыслей.
  - Тогда вам повезло, у него аккумулятор отвалился... и панелька. Простите.
  Он смеется. Так просто.
  - Всего-то? Я его столько раз ронял! Как-то уронил в пиво, - вновь послышалась усмешка. - Ничего, работает.
  Я поддерживаю.
  - Может, тогда разрешите мне его оставить?
  - Это вряд ли.
  Такие разговоры не могут длиться вечность. Они могут дать пару минут. Не больше. А головная боль все сильнее и сильнее.
  - Долго тут отсиживаться будешь?
  Это его не касается!
  - А вы сами, сколько тут  будете? В женском-то туалете еще...
  - Пока не выйдешь, - он рассмеялся.
  Тогда это спасет меня. Тогда... Решимость не покинет меня. Не позволю ей.
  - Отчего это?
  Дверца распахнулась, поддавшись этой решимости. Он этого не ожидал. Значит, у меня есть преимущество?
  - Что случилось?
  Глупый  вопрос своему пациенту. И пусть у меня красные, заплаканные глаза. И пусть голос дрожит, произнося глупое:
  - Вот... я его починила... вроде работает, - сказала я, сопровождая свои слова навязчивым жестом - стремясь отдать телефон.
  - Спасибо. Что случилось?
  Мне не хотелось на него смотреть, но он задавал вопросы. Смысл его жизни - спросить о моем состоянии?
  - Спасибо за звонок, - теперь я слышу в своем голосе настойчивость.
  Теперь мне хотелось бежать от своих мыслей, от того, что я связывала слишком много с отцом...
  - Не за что, - ответил, наконец, доктор. Он проницателен.
  Они все такие? Наверное, этому учат... Я осторожно посмотрела на мужичину, сразу же отведя взгляд.
  - Я пойду в палату, - буквально сорвавшись с места, я выбежала в коридор, понимая, что у меня слишком низкая скорость, чтобы мысли отстали хотя бы на пару секунд.
  Ну и пусть...
   
  
  
   
  7 декабря, время обеда,
  зона карантина 1, палата 506,
  Джесси Монро
   
  - Обед, всем встать, - прогремел трубой угрюмый голос, выдирая обратно из уютного сна в грубую реальность. Перед глазами промелькнул поднос с чем-то серым и бесформенным, отдающим пластмассой.
  - Боже... будить ради такого обеда - преступление.
  Я не сразу понял, что произнес это вслух. Медсестра весьма внушительных размеров деловито подбоченилась и фыркнула в мою сторону:
  - Ты, будешь выступать - добавки принесу. Знаешь сколько у меня еще таких умников?
  Я слышал, как мужчина в палате изрек вежливое "спасибо" под ее ворчание:
  - Вот шпана пошла! Никакого уважения к чужому труду.
  Я не удержался и попытался как-то смягчить ситуацию.
  - Ничего личного. Не вы же готовили... это.
  Она окинула меня уж совсем свирепым взглядом, одновременно с трепетной заботой ставя поднос перед девушкой. Когда она отвернулась, я расслышал только что-то насчет того, что "мальчишки - ужасно невоспитанные создания". Я плюхнулся обратно на подушку, раздосадованный тем, что меня вытащили из такого приятного сна. Медсестра покинула палату, продолжая что-то ворчать под нос. Мужчина на соседней кровати монотонно стучал вилкой.
  - Неужели это съедобно? - спросил я, не поворачиваясь в его сторону.
  - Я вчера весь день ничего не ел. После этого, что угодно съедобным покажется, - оправдался он.
  - Пахнет как искусственный снег, - поморщился я, забирая с подноса сок, который казался наименее радиоактивным из представленного ассортимента. На "тетрапаке" было нарисовано яблоко. Я любил апельсиновый. Садиться было неохота, потому что голова приятно кружилась, и наконец-то наступило ленивое спокойствие. Я сунул трубочку в коробку и сделал несколько глотков напитка, который отдаленно напоминал яблоко. Но взгляд то и дело возвращался к подносу, содержимое которого напоминало мини-мусорную кучу - нечто из разряда вещей, на которые и смотреть противно, и взгляд отвести невозможно.
  - Прошу меня простить, - я с большой неохотой встал с кровати, взял поднос, открыл окно, и до того, как мужчина успел среагировать "эй, что ты делаешь?" вышвырнул содержимое прочь.
  - Там же люди! - возмутился заступник больничной еды.
  - Ничего, это задний дворик, - я бросил поднос обратно на столик и вернулся в кровать с чувством выполненного долга.
  - Тебя накажут, - заключил он.
  - Как? Пришлют обещанную добавку?
  Я устроился удобнее, желая утонуть головой в подушке. Сок закончился. Я поставил картонку на опустевший поднос и вздохнул:
  - А я вчера от стейка отказался... Дурень.
   
   
   
  7 декабря, время обеда,
  зона карантина 1, палата 506,
  Ева Лоренс, Джесси Монро
   
  Время шло, текло, струилось. Но этого не понять, когда нет под рукой часов. Прошла, кажется, уже вечность. В этой палате. На этой кушетке. Прежнего веселья не было, но с ним куда-то исчез и страх, место которого заняло отчаянное смирение.
  Я тайно поглядывала на своих соседей, раздумывая над их состоянием. Сравнивая. Делая ненужные выводы о том, что мне должно быть не так уж плохо. Должно быть...
  Медсестра принесла обед, ознаменовав начало второй половины дня. Значит, время все-таки идет. Значит, это еще не вечность.
  В то время как я давилась больничным обедом, под предлогом "необходимо есть", Джесс выбрал другую сторону. Стал протестующим. Кажется, такое поведение было описано в каком-то умном пособии по психологии с примером в виде бунтующего подростка с растрепанными волосами, худенького (как будто вес тут имеет значение) и с дергающимся глазом (тут уже к невропатологу, а не к психологу).
  И вот, смотря за его грациозными движениями к окну с подносом, я мысленно аплодировала, чувствуя удовольствие в этом его протесте.
  - Это диетическое питание для относительно больных и безотносительно поправляющихся людей. - я постучала ложкой по "еде" на тарелке, делая из нее куличик.
  Я хотела упомянуть про свою работу в кафе, но промолчала. Не нужно...
  Не рассчитав силу, я слишком сильно ударила ложкой по подобию еды, отчего та как-то странно чмокнула и распласталась по тарелке, признавая мою победу.
  У, какая я великая: вирус перенесла, обед победила. Чем не повод для маленькой радости?
  Джесс тем временем бредил стейками.
  - Большой такой, средней прожаренности... С травяным соусом и зажаристой картошкой фри. Только чтобы к ней был другой соус. И еще бы пунш... - он сглотнул. - И на десерт самый обычный яблочный пирог. Или вишневый. Или оба. И двойной латте с трубочкой, посыпанный корицей и шоколадной стружкой... И мороженое с мятным сиропом. Или карамельным, - он  мечтательно вздохнул и сделал вывод. - А потом  бы лежал и жаловался, что мне нехорошо. Как на День Благодарения.
  Он перевернулся на бок, лицом ко мне:
  - Ты ведь в том самом кафе работаешь. Я тебя сразу узнал, просто... - он неопределённо повёл плечом, так и не объясняя, что он имел в виду под "просто". - У тебя не было бэджика с именем, пришлось самому придумывать.
  Я мимолетно взглянула на него с удивлением и радостью, сразу отведя глаза.
  - Придумал что-нибудь интересное?  - я усмехнулась, пряча свою растерянность от того, что он запомнил, что помнил меня. Это придало какой-то уверенности и, наверное, звучало как... комплемент. Нет, плохо сказано. Это было как что-то светлое за весь этот день. Я внимательно посмотрела на парня. Он покачал головой:
  - Ты не хочешь этого знать.
  Я продолжала сверлить его вопросительным взглядом, пока он не сдался:
  - Дороти.
  - Дороти? Из страны Оз?
  - Да, это всё тот фартучек тому виной. Я почти вижу, как ты поёшь "Somewhere Over the Rainbow".
  Я не могла не смеяться. Это было чем-то настолько экспрессивным, что мигом вытеснило все остальные мысли.
  - Я слишком много говорю, да? - он озадаченно потёр лоб пальцем. - Наверное, лекарство хорошо пошло.
  Я была рада тому, что он больше не лежит лицом к стене.
  - А знаешь... - я встала,  взяла свой "убитый" обед и отправила его за окно вместе с ложкой, не заботясь о чужих головах, - вот так  лучше.
   
   
  ***
   
  - Ха! Добро пожаловать в клуб, - я присел на кровати, упираясь спиной в стену, пока мужчина высказывал свое негодование.
  - Это так не обязательно! - мы знающе переглянулись с "Дороти".
  - Зато это так успокаивает, - возразил я.
  Он сокрушенно покачал головой и повернулся в сторону окна на ставший уже знакомым звук...
  "Плюх".
  Я встал с кровати и поспешил к окну. К двум пластиковым посудинам присоединилась еще одна, смешно распластавшись возле "коллеги по несчастью" в виде месива, происхождение которого мы так и не установили.
  Я победно вскинул руки над головой:
  - Плюс один в нашем клубе!
  "Плюх!"
  - Плюс два!
  Я обернулся на соседей по палате. Мужчина все так же качал головой:
  - О чем вы только думаете?
  Я думал о том, что это был очевидный знак протеста. Нет, не против отвратительной еды. Люди протестовали от того, что нас здесь держат как преступников, не давая даже позвонить тем, кто за нас волнуется. За кого волнуемся мы. Это был акт, который заявлял о том, что неважно, говорим мы друг с другом или нет, чувствуем ли друг друга... Все равно мы не одиноки. Никто не хочет быть одинок в своем горе или страхе. Мы объединялись, как всегда делают люди перед лицом опасности.
  - Здесь люди умирают, а вы себя так ведете, - тихо добавил зануда, пытаясь нас пристыдить.
  - А мы живы, - с вызовом заявил я.
  Да, мы старались оставаться живыми. Не только физически, но и морально. Даже если за это приходилось расплачиваться внутреннему дворику... Я забрался с ногами на подоконник, ожидая, последуют ли еще победоносные "плюхи".
  - Кстати, на самом деле меня Ева зовут, - заявила девушка, шутливо ткнув себя в грудь. - Или так и будешь называть меня Дороти?
  - Пусть это будет твой шпионский псевдоним для секретных операций.
  - Тогда я буду называть тебя Джесс, хорошо? Просто не слишком хочется обращаться к тебе и думать о девушке, которая умерла от этого вируса...
  Мне тоже не хотелось, чтобы меня ассоциировали с девушкой. Я снова отвернулся, с любопытством наблюдая, что происходит за стеклом.
   - Можешь называть меня Джей-Джей, - предложил  я. - Джеймс - среднее имя. Меня в честь Джесси Джеймса назвали, - я усмехнулся, видя, как во дворике появился уборщик и искренне надеясь, что у людей хватит благоразумия не кидаться обедом в него. Это было бы лишне. И обидно.
  - Не знаю, наверное, мама хотела, чтобы я был героем... или разбойником, я так и не понял до конца. А папа до сих пор считает, что это девчачье имя. Считал... - быстро исправился я, смущенно приглаживая растрепанную челку. Я сделал вдох, резко меняя тему:
  - Нам надо выдвинуть свои требования. Каждому пациенту по телефонному звонку.
  Мужчина с силой захлопнул книжку:
  - Бога ради! Да наберитесь вы терпения! Выпустят нас через пару дней, и звоните сколько угодно! - он явно злился, но я не был уверен, что его праведный гнев обращен именно в нашу сторону. - У меня дочь лежит в интенсивной терапии, а меня даже посмотреть на нее не пускают! И что мне теперь, по стенам бегать и всю больницу на уши поставить?
  Бинго. Источник бессильной злости обнаружен. Я повернулся в его сторону и твердо заявил:
  - Да.
  Он устало вздохнул, теряя уверенность в своей правоте.
  - Они не имеют права, - добавил я.
  - Они имеют право, - не согласился он. - Они врачи. Они знают, как будет лучше.
  - Лучше для кого? - я удивленно поднял брови.
  - Для всех.
  - Тогда почему всем плохо?
  Это не было пустыми словами. Я чувствовал эту грусть, боль и замкнутый страх, которые висели в воздухе и не давали дышать. Как этот дурацкий запах гвоздики.
  Дверь скрипнула, и вернулась та самая медсестра, которая не так давно заботливо приносила нам обед. Я физически ощутил, как температура в палате упала на пару градусов, когда она недобрым взглядом окинула наши подносы.
  - Где тарелка? - прогудела она в мою сторону.
  - Тарелка? - я состроил самый невинный вид. - Пардон, я думал, это хрустящая корочка.
  Она посверлила взглядом пустой поднос Евы, и лицо ее сделалось разочарованным.
  - И ты тоже...
  Мужчина молча вернул свой поднос, на что она удовлетворенно кивнула и снова обратилась к нам:
  - С вами разберутся. Совсем ни грамма совести. Люди тут стараются...
  - Не стараются, - прервал я, складывая руки на груди. - Нам не дают позвонить родным. Вот этому бедному человеку не позволяют увидеть свою дочь, хотя она здесь, в больнице.
  - И причем тут казенная еда? - она не очень аккуратно опустила поднос на столик, и откуда-то возникла мысль, что если эта дамочка решит оттягать меня за уши, то это будет ей под силу. - Тоже мне, бунтари поневоле... Вот позову главного, надает вам... Слезай давай со своих баррикад и возвращайся в постель немедленно.
  Я пожал плечами, не видя причин протестовать, спрыгнул с подоконника, постыдно пошатнувшись, и отправился в свой угол.
  - Обещаете? - переспросил я напоследок. - Позвать главного?
   
   
   
   
  7 декабря, после полудня,
  зона карантина 1, палата 506,
  Джесси Монро, доктор Маккензи
   
  "Главный" пришел так быстро, что я не успел разработать план. Им оказался тот самый добрый доктор, что даже немного меня расстроило. Я свесил ноги с кровати и расправил плечи:
  - Я думаю, люди выказывают свое недовольство по поводу того, как здесь обращаются с нами, - я подался чуть вперед. - Поймите, дело не только в еде. Людям страшно, плохо, некомфортно. Людям одиноко. Им надо найти связь со своими близкими. Просто позволить им по телефонному звонку, - я покачал головой до того, как доктор начал протестовать. - Это несложно. Я знаю, что мобильные нам не вернут, но в больнице достаточно телефонов, чтобы можно было выделить один для пациентов. Можно даже составить график звонков. Выделить каждому минут по 10-15. Я понимаю, персоналу сейчас не до этого, все заняты. Но поручите это самим пациентам. Я могу этим заняться: составить график, назначить время, - я почти с мольбой смотрел на доктора, надеясь на его положительную реакцию. - Пожалуйста, людям это очень нужно. Вы и сами это знаете.
  - Хорошо, - коротко ответил он и кивнул. - Если предоставишь мне четкий график, где все расписано, то я подумаю над этим.
  Я даже удивился, что доктор так легко сдался, но он добавил:
  - Однако, прошу не забывать, что тут не санаторий. И правила нарушать нельзя, а поскольку я уже нарушил здесь столько правил, что... - он улыбнулся. - У вас есть возможность поиграть на моих нервах и понарушать что угодно. Со мной на пару. Только осторожнее. Остальные без чувства юмора.
  Он кашлянул.
  - Кстати, как ты себя чувствуешь? Галлюцинации еще были?
  Я нетерпеливо мотнул головой, желая вернуться к прежней теме:
  - Нет, галлюцинаций больше не было. Мне лучше.
  - Хорошо, - продолжил он. - Ах, да, хоть я понимаю справедливость ваших требований, но и кидаться едой тоже нехорошо, - он раздражающе улыбнулся. - Если такое еще повторится, придется вас наказать.
  Я чувствовал себя как за столом переговоров. В памяти всплыла радость Тая о том, что переговоры удались...
  - Хорошо, - легко согласился я. - Дайте мне ручку, бумагу и право прогуляться по палатам, и через пару часов я предоставлю Вам график. Все совершат по звонку.
  - Тогда можно мне увидеть свою малышку? - оживился мужчина. - Она в интенсивной терапии. Меня к ней не пускают.
  Доктор повернулся к нему, задумчиво почесав висок:
  - Интенсивной? Боюсь, не сейчас. - он поджал губы, словно давая понять, что "не сейчас" может означать "никогда".
  - Почему не сейчас? - оживился мужчина. - Если вы разрешаете делать эти звонки...
  - Забавно, как много вы требуете, забывая о том, как вам повезло. Это последняя уступка, которую я совершаю, - холодно добавил он, бросая мне блокнот с прикрепленной ручкой.
  - Спасибо, - я скривил издевательскую улыбку и гордо удалился из палаты.
   
   
  7 декабря, зона карантина 2
  Библиотека, читальный зал,
  Брайан Фрэтвелл
  Он не смог долго сидеть без дела. Не сидеть же дома, когда твои близкие где-то там, непонятно где, мучаются и страдают. Он помнил обещание, данное отцу. Хоть они с ним редко общались и он его, казалось, недолюбливал, но это обещание он должен был выполнить.
  
  Бывшая центральная библиотека находилась неподалеку от издательства, в котором работал Брайан. Табличка у входа подтверждала, что здесь находится зона карантина. Почему-то он был уверен, что найдет здесь и мать, и Панду, и многих своих знакомых.
  "Все уже там, только меня не хватает", - с этой оптимистичной мыслью он вошел в здание, обходя многочисленные койки с тяжело больными, которых только что привезли машины скорой помощи.
  
  - Когда вы успели создать вакцину от этой страшной болезни?
  Брайан наблюдал, как врач наполняет шприц неизвестным препаратом.
  - Вам это необязательно знать. Впрочем так же, как и мне. Властям виднее, а наше дело - предотвратить многочисленные смерти и поддерживать друг друга.
  Врач замолк, показывая, что он более не намерен обсуждать данный вопрос. По его усталым глазам было видно, что Брайан не первый его пациент, и не десятый, и не сотый...
  После достаточно болезненной процедуры, у него забрали сумку и обыскали.
  - Прошу, оставьте мне мои вещи, - Брайан сунул доктору несколько крупных купюр, которые он быстро засунул себе в карман.
  - Ладно, я и не собирался их у вас отнимать. Лишь телефон, это общее правило для всех карантинных зон.
  Брайан с сожалением отдал врачу свой айфон и, вспомнив самое главное, достал из кошелька фотографию Панды:
  - Вы не видели эту девушку? Мне нужно срочно ее найти. Ее имя Пандора Вортингтон. У вас же ведутся дела на пациентов?
  - Увольте, через меня проходят сотни пациентов в час. Конечно, я не помню ее. А по поводу досье не знаю, это надо обращаться к главврачу. И то, посмотрите, что тут происходит, разве нам сейчас до административных дел?
  Брайан оглянулся и тяжело вздохнул. Помещение было усыпано больничными койками с тяжело больными. Медсестры, обливаясь потом, бегали вдоль рядов, пытаясь помочь больным.
  - Извините, нам нужно работать. А Ваше дело теперь пройти к Вашему месту во второй секции, которая находится вот там за ширмой, где многочисленный книжные полки. Ваше место... м-м-м... номер 537.
  Опустив рукав рубашки, Брайан взял сумку и отправился в читальный зал.
   
  * * *
   
  Некоторое время Брайан просто сидел на кровати и смотрел на высокие книжные полки, не понимая, что он здесь делает. В огромной комнате, служащей раньше главным залом в Центральной библиотеке, слышались тихие голоса, как обычно раньше было здесь...
  Брайан бывал в этом месте; порой материал для статьи было сложно найти в просторах сети Интернет. И он приходил сюда, садился за огромный стол и копался, в основном, в архивах старых газетных статей. Однако в последний раз он был здесь давно, - слишком много было других развлечений и гулянок, чтобы тратить свое свободное время на работу...
  И вот он снова здесь. Конечно, все теперь было по-другому, кроме самого главного, ради чего, собственно, приходили сюда люди - книг. Тысячи книг окружали его, притягивая к себе заинтересованный взгляд.
  "Нет, ну неужели, я сюда пришел затаиться от болезни и углубиться в чтение! Черт, что я здесь делаю!" - Брайан схватился за голову, разлохматил свои волосы и сделал глубокий вдох. - "Соберись, чувак, все будет путем. Эх, только бы кого-нибудь из знакомых найти, станет намного проще... найти Панду..."
   
   
   
   
  7 декабря, день, зона карантина 1, палата 510,
  Пандора Вортингтон 
  - Страница триста девяносто четыре.
  Я открыла маленькую тонкую книжку на последней странице, посмотрела на ее номер.
  - Но здесь их только шестьдесят три!
  Она повернулась ко мне и как-то гадко улыбнулась, отчего сразу создалось впечатление, что эта стервятница меня сильно недолюбливает.
  - А ты поищи внимательнее. Страница триста девяносто четыре.
  Я открыла книгу наобум где-то посередине и взяла в руки перо. Перо?..
  Страницы книги были абсолютно пустые. И... еще они были какие-то желтые, сухие, под старину, так сказать... Ничего не понимаю...
  Громкий противный заливистый смех заставил меня открыть глаза и уставиться на белый потолок палаты, в которой я лежала.
  - Правда прикольно? - сказал мне все тот же женский мерзкий голос. Я ее уже ненавидела. - Хочешь еще?
  - Нет! - тут же выкрикнула я, не понимая, что происходит.
  - А будешь! - и снова этот заливистый пронзительный смех.
  Я опять сижу на розовом стуле за маленьким столиком, покрытым бархатной розовой скатертью. Мне, конечно, нравится розовый цвет, но здесь меня от него тошнило.
  - Бери перо и пиши: "я никогда не буду врать".
  Дрожащими руками я взяла ястребиное перо с золотым наконечником и открыла тоненькую книжку посередине, на странице триста девяносто четыре, - она значилась внизу странички витиеватыми цифрами.
  - В этой книге не может быть такой страницы! - резко сказала я и подняла на нее голову.
  Она была молодой, у нее были голубые глаза, как у меня, и длинные темные волосы, тоже как... Господи! Это была я сама!
  Снова смех, от которого хотелось закрыть уши руками и куда-нибудь убежать.
  - Тебе правда понравилось?
  Девушка сидела на моей кушетке и как-то любовно меня рассматривала. Она протянула руку и хотела было, наверное, вытереть слезы с моего лица, но я грубо оттолкнула ее и села на кровати, прислонившись к спинке и натягивая на себя одеяло. Она совсем не была на меня похожа. У нее были короткие светлые кучерявые волосы и темные глаза, и к тому же она была полновата.
  - Я обнаружила, что умею это делать, еще утром. Я уже со всеми поигралась в своей палате, и даже врачами и медсестрами, а смотрю, тебя везут сюда, как удачненько! Хи-хи.
  - Пожалуйста, не смейся, ладно? У тебя очень противный голос и смех.
  Девушка вмиг изменилась в лице с более или менее приятно-улыбающегося на исковеркано-осклабившееся.
  - Тогда ты вечно будешь жить в моих фантазиях! - зло сказала она, и я снова сидела за тем же столиком в розовой комнате. Ну, это уже слишком... - Пиши! Я нервная и истеричная сучка! Перо будет писать твоей кровью, а у тебя на лбу на всю жизнь останется шрам с этими словами!
  - Как бы не так!
  Я бросила перо, кинула в нее - меня - книжку и, встав, перевернула столик. Быстро подойдя к самозванке, я схватила ее за горло и сильно сжала. Она стала задыхаться, а я, наконец, вернулась сознанием в палату и обнаружила, что действительно держу эту девушку за горло, а она действительно задыхается. Почувствовав, как я опять утопаю в каких-то неясных грезах и фантазиях, где мелькает эта блондинка и какие-то еще люди, мужчины, женщины, я отдернула руку и посмотрела на нее. Неужели даже ценой собственной жизни она не прекращает свои штучки?
  Прижав ладошку к своей груди, я посмотрела на эту извращенку; она, испуганно хватаясь за свое горло, мигом встала с моей кровати и выбежала из палаты, видимо, приходить в себя. Так ей и надо, будет знать, с кем имеет дело!
   
  
  7 декабря, день,
  зона карантина 1, коридоры,
  Джесси Монро
  Я покинул палату, подгоняемый воодушевлением и сжимая в руках блокнот, словно это было победное знамя. Первым делом надо было перекинуться парой слов с дежурной медсестрой.
  - Здравствуйте, - я уперся локтями в стойку, отмечая, что с утра это место занимала другая женщина. - Я по поручению доктора.
  Рыжая дамочка средних лет в очках и вязаной серой кофте, явно обделенная мужским вниманием, вопросительно посмотрела на меня с легким недоверием.
  - Какого доктора?
  Я осознал, что даже имени его не знаю.
  - Да  просто... доктора.
  - А вы кто? - протянула она с недоумением, выразительно рассматривая явно больничную одежду.
  - Джесси Монро, 506 палата, - не растерялся я. - Не помню его имя... Такой высокий, с акцентом. Вот у меня его блокнот и ручка, - поделился я доказательствами.
  - Маккензи что ли? Который еще со всеми пациентками обжимается?
  - Обжимается с пациентками? - я удивленно поднял брови. Она презрительно хмыкнула.
  - Как это... неправильно, - поддержал я.
  - Вот именно, - согласилась она, подтверждая мою догадку о том, что ей был неприятен не сам факт того, что он обжимается с пациентками, а что не обжимается с ней.
  - Тем не менее, - я вернулся обратно к волнующей теме. - Он поручил мне составить график звонков для пациентов. Чтобы все могли позвонить домой. Вы не подскажите, какой телефон можно будет использовать. Желательно, чтобы он был в достаточно приватном месте. Сами понимаете, дело деликатное.
  - В самом деле, поручил? - удивилась она.
  - Абсолютно точно.
  - Пациенты не должны выходить из палат. Вы вообще должны лежать в постели, - авторитетно заявила она.
  Я опустил голову, постукивая доверенной ручкой по стойке. До чего все упрямые...
  - Послушайте... как вас зовут?
  - Хелен, - ответила она металлическим голосом.
  - Послушайте, Хелен... - я чуть подался вперед.
  - Вы что, флиртуете со мной?
  - Нет! - я выпрямился, слишком явно выражая свое возмущение, и неуверенно добавил. - А это обязательно?
  - Нет, нет... - разочаровано протянула она. - Вы не в моем вкусе.
  Хелен опустила глаза, шумно шурша бумагами, пока я продолжал стоять совершенно сбитый с толку.
  - Ладно, я подберу вам телефон, - сдалась она.
  - Спасибо, - я хлопнул ладонью по стойке. - Тогда еще увидимся. Хелен.
   
  * * *
   
  Очередная дверь в палату не отличалась ничем кроме номера. Я постучал на всякий случай для вежливости и зашел внутрь. Три койки, два пациента - парень и девушка. Стало быть, еще одна смешанная палата. И эта уравниловка в одинаковой больничной форме - серые футболки и бесформенные треники. Однако даже такая одежда не могла скрыть очевидной привлекательности девушки. Я краем глаза заметил, что молодой человек спит, а это означало, что мы вроде как наедине. Щеки очень некстати начали заливаться краской. Не то, что бы ранее я не видел привлекательных женщин. Я видел и хорошеньких и красивых. А она была сногсшибательной.
  - Привет, - я остановился в нескольких шагах от нее, прижимая к себе блокнот, и оглянувшись на парня, тише добавил: - Меня Джесси зовут. Я составляю график звонков... - уже заготовленная речь сбилась. - Чтобы мы... вы... чтобы можно было позвонить домой или куда еще нужно. Нам выделили ограниченное время, поэтому у каждого будет не более 10 минут и... - я потер щеку, изо всех сил желая, чтобы она перестала быть такой горячей. - Если вы будете звонить, то мне надо записать ваше имя и назначить вам время.
  Я замолчал и кивнул, давая понять, что закончил свою речь.
   
   
   
  7 декабря, день,
  зона карантина 1, палата 510,
  Пандора Вортингтон
   
  Я похлопала глазами на новоприбывшего парня с блокнотиком и ручкой в руках. Чего он сказал? Кажется, все еще переживая глюки той ненормальной, я все пропустила мимо ушей. А стыдно не было.
  Я потерла глаза, потому что они ужасно болели и щипали, и на моих пальцах остались две голубые линзы. Ох, как некстати... Они же такие дорогие! А на тумбочке даже нет стакана воды, чтобы хотя бы туда их бросить, иначе же засохнут!
  - Как ты сказал, тебя зовут? - я подняла голову на симпатичного темноволосого парня. - Джастин? Ээ... ты не найдешь мне стакан простой воды? Пожалуйста.
  Парень закусил кончик карандаша и помотал головой.
  - Нет... извините. Я не отниму у вас много времени, - пообещал он. - Мне просто надо знать ваше имя, и будете ли вы кому-нибудь звонить. Я позову медсестру, - он кивнул в сторону двери, - Когда буду уходить.
  - Чего вы, брюнеты, все такие вредные! - не выдержала я, выползла из постели и приблизилась к парню, рассматривая его и думая про себя, как я все-таки ненавижу брюнетов. - Мне надо линзы куда-то в воду положить, или они засохнут! Они стоят 200 долларов за штуку! И да, звонить я буду! Мариэ, По и Браю! Пиши - Пандора Вортингтон!
  Он аккуратно вывел имя в блокноте четкими печатными буквами и терпеливо повторил:
  - Я позову вам медсестру. И еще напоминаю, Вам придется уложиться в 10 минут.
  Гость указал в сторону спящего:
  - А его имя вы знаете?
  Я сложила руки на груди и фыркнула. Тоже мне, 10 минут! 110 минут! Вот на такое я еще буду согласна!
  - Не знаю я! - раздраженно ответила я, даже не обернувшись на того, на кого указывал парень. Правда, любопытство пересилило, и я все же обернулась. Ох, неужели..?
  Я подошла к кровати спящего парня и вгляделась ему в лицо.
  - Его Сэм зовут. Да, и он тоже будет звонить, - сказала я. - Фамилии не знаю.
  Снова послышалось чирканье карандаша о бумагу:
  - Хорошо, тогда у вас 17.10 и 17.20, - он бросил взгляд на запястье, вероятно по привычке, но не обнаружив там ничего кроме расчесов, нахмурился и снова прижал блокнот к груди. - Вас позовут, когда придет время... эмм... - он сам усмехнулся тому, как это прозвучало. - Здесь просто часов нет. Вам сообщат, когда идти.
  - Ладно, - отозвалась я от койки Сэма и села возле его ног. - А когда можно будет подать список того, что мне нужно?
  - Я не знаю, - в его голосе зазвучала легкая растерянность. - А что вам нужно?
  - Ты сейчас запишешь или потом придешь с толстой тетрадкой? - попыталась пошутить я. - Мне много чего нужно. И первое - это мою крокодиловую сумочку.
  - Я посмотрю, что можно сделать... - пробормотал он с интонацией "забудьте", делая какие-то пометки в блокноте.
  - Ну-ну.
  Я подумала о том, что язык на плече, с какой кропотливостью парень записывал все в блокнотик, очень был бы ему сейчас кстати. А вообще он какой-то занудный. Посмотрю, что можно сдеееееелать... Так и распирало его передразнить.
   
   
   
   
  7 декабря, день,
  зона карантина 1, палата 510,
  Сэм Андерс
  Сэма разбудили голоса; они были тихие и как будто потусторонние, но разум ему говорил, что пора уже проснуться и узнать, кто там. Он открыл глаза и увидел Пандору, сидящую у его ног. На ней была больничная пижама. "Черт, я сошел с ума..."
  - Где я?
  Сэм прикрыл глаза, не желая более повиноваться образу девушки из сновидений.
  - В больнице, как и я, и этот парень, Джордан, кажется... я забыла, - послышался ее голос.
  Сэм посмотрел на девушку и, наконец, осознал, что все происходило наяву.
  - Я хотел тебя найти... тогда...
  Он попытался приподняться, чтобы быть к ней поближе, но тело пока не слушалось.
  - Эй, Джо, а водички не принесешь?
  Сэмми в первый раз посмотрел на паренька у двери, принимая его за медбрата.
  - Да, потом...
  "Медбрат" раздосадовано вздохнул, потер лоб кончиком карандаша и упавшим голосом спросил:
  - Подскажите ваше имя, пожалуйста.
  Сэм удивленно поднял брови на слове "потом".
  - Сэмуэль Андерс, можно просто Сэм. Буду ждать воду с нетерпением.
  Он подмигнул Пандоре, все еще сидевшей на его кровати.
  - Отлично, - парень прекратил записывать и поднял глаза от блокнота. - Значит, воду и воду для обоих, - он кивнул в сторону окна, взмахнул карандашом на манер волшебной палочки:
  - Абракадабра.
  Затем, подойдя к окну, отдернул занавеску, демонстрируя графин с водой на подоконнике и пластиковые стаканы:
  - Угощайтесь, - он с сожалением окинул взглядом третью пустую койку и отправился к выходу.
  - Спасибо, - при этом Сэм попытался встать с кровати. Тело сильно ломило, как будто он несколько месяцев лежал в реанимации между жизнью и смертью. Он медленно подошел к окну и налил себе воды.
  - Эй, парень, постой... пожалуйста. Расскажи, что произошло, почему мы все здесь. И собственно где мы?
  Он залпом выпил стакан воды и посмотрел в окно. Пустой серый двор больницы, район казался незнакомым. Парень уже потянулся к дверной ручке, но остановился:
  - Мы в больнице. Началась эта эпидемия гриппа, и нас поместили в карантин. Я не знаю подробностей, - признался он. - Говорят, что это временные меры и все.
  Сэм посмотрел на Панду, она коротко кивнула и уткнула голову в колени, как котенок.
  - Ты тоже пациент? - он только сейчас заметил, что парень был одет так же, как и все. - А врач тут есть? Есть вопросы к нему.
  Он потер руку, подозрительно рассматривая кровоподтеки на запястьях и следы от уколов. Коллега по несчастью кивнул и усмехнулся:
  - О да, настоящий доктор с "радостью" ответит на все ваши вопросы. Примерно так: "нет, нет, это тоже нельзя, об этом я подумаю завтра", - он быстро сменил сарказм на милость. - Я позову кого-нибудь.
   
   
   
  7 декабря, день,
  зона карантина 1, коридоры,
  Джесси Монро  
  Стоя, прислонившись спиной к стене между двух дверей, я без любопытства наблюдал, как бессильная злость борется с удовлетворением, разочарованием и сочувствием. Однако выигрывала пока что усталость. Я сам говорил доктору Маккензи, что понимаю, как нелегко сейчас всем обитателям больницы. Да, я понимал. А палате на четвертой в самом деле почувствовал. Просто заходил внутрь и уже знал, что произошло. Точно знал, кто плачет оттого, что умер кто-то из близких, а кто - от страха неведения.
  - У меня сын умер, а мне не дают забрать его тело.
  - Мы разминулись с девушкой. Она должна быть в этой больнице. Думаете, она..?
  - Что будет с моей кошкой? Она совсем одна осталась, кто будет ее кормить?
  Категория "требователей" была еще сложнее.
  - Я хочу шоколад.
  - У меня аллергия на это одеяло, я хочу другое.
  - Здесь есть хотя бы телевизор?
  - Когда можно забрать свои вещи?
  И тогда сочувствие заглушалось раздражением и разочарованием. Хотелось выбросить этот дурацкий блокнот в окно и заявить, что никто ничего не получит. Почему люди не могут довольствоваться малым? Почему им надо вымещать свое недовольство на других? Я всего лишь хотел помочь, а в ответ получал по большей части "принеси попить", "какого черта нас тут держат?" и "когда будет нормальная еда?". И еще фраза "Ты издеваешься? У меня все номера записаны в мобильном" так же входила в пятерку самых распространенных. "Спасибо" не вошло бы даже в сотню.
  Я так и стоял, пока блокнот не выскользнул из рук и не плюхнулся на пол. Там ему и место... Я наклонился, но чувствуя, как закружилась голова, осторожно опустился на пол у стены. Пришлось крепко зажмуриться и похлопать себя по щекам, чтобы туман в голове рассеялся, и перестало гудеть в ушах. Я повернулся на звук закрывшейся двери, открыл глаза и увидел выходящую из палаты ту самую грозную медсестру, которая была "ответственна" за отвратительные обеды. Она остановилась напротив меня и все так же сурово уперла руки в бока, глядя на меня сверху вниз сквозь очки, которые казались миниатюрными на ее широком лице:
  - Ну и чего сидим? Ну-ка марш в палату.
  Я вяло кивнул в сторону блокнота.
  - У меня график... Со звонками. Надо доктору Маккензи передать.
  - График у него... - она недоверчиво причмокнула, но протянула руку. - Давай сюда, передам ему твой график, а сам марш в палату.
  Я бережно накрыл блокнот ладонью, словно это было единственной моей ценностью, расставаться с которой я не желал.
  - Я сам передам. Только скажите, где он. И еще, - быстро добавил я, робко поднимая на нее глаза. - Простите, что нагрубил за обедом.
  Она с легкой гордостью подняла подбородок и снисходительно заявила:
  - Здесь и не такое бывает.
  Я рассеянно моргнул, осознавая, что зла на меня она не держит. Она усмехнулась ленивым басом, сунула руки в карманы и достала нечто в яркой обертке.
  - Хочешь? - она протянула в мою сторону то, что при ближайшем рассмотрении оказалось шоколадным батончиком.
  - Больше всего на свете, - признался я, сглатывая слюну.
  Она подошла ближе и вложила шоколадку мне в руку, серьезным тоном добавив:
  - Только другим не болтай.
  Я кивнул:
  - Спасибо.
  Медсестра развернулась и ушла с обещанием позвать доктора Маккензи. Я нетерпеливо содрал фантик и отхватил добрую половину батончика. Шоколад, вафля, арахис и карамель. Наверное, вот такое прощение на вкус.
   
   
   
  7 декабря, день,
  зона карантина 1, коридоры,
  Винсент Маккензи
   
  - Хелен! Вот вы где! - Винсент подошел к медсестре. - Что вы так на меня смотрите?
  Она и раньше на него странно посматривала, что приводило его в легкое смущение, но сейчас она смотрела на него с немым утверждением, словно знала нечто недозволительное.
  - Так что?
  - Вы разрешили Джесси Монро ходить по палатам и составлять график... звонков?
  - Я же не безжалостная скотина, - хмыкнул тот, - пускай побесится. Это вряд ли перевернет всю мировую историю и вызовет войну. А еще вы сегодня злая... Сходите, отдохните... поешьте, - добавил Винсент, замечая ее улыбку. Она промычала что-то неразборчивое в ответ, продолжая шуршать бумагами.
   - Вам не кажется, что как-то холодно? - спросил он, потирая руки, желая прервать их молчание, которое связало их чем-то новым. Винсент был смущен. Его застали за заботой о пациентах, выходящей за рамки обычного лечения.
  - А мне кажется, что тут жарко.
  - Странно... - заключил он, забирая досье на пациентов из палаты 510 и желая Хелен приятного дня. 
   
  * * *
  
  Заметив одного из своих пациентов, подпирающего стенку и сжимающего в руках блокнот с ручкой и какой-то фантик, Винсент хотел притворно строго осведомиться, почему он не в постели, как нормальные больные, но вспомнил, что он сам разрешил ему пройтись по палатам. Пришлось признать, что от напряжения и недосыпа пациенты начали перемешиваться в голове в одну серую массу. (К пациенткам, кстати, данное утверждение не относилось.) Поэтому ему пришлось основательно покопаться в памяти, чтобы выудить нужное имя:
  - Здравствуй, Джесси.
  Парень поднял на него глаза и протянул блокнот:
  - Я закончил, - в голосе уже не было прежнего возбуждения. - Вот здесь начало, - он указал карандашом, - на 16:40. То есть через... - он неуверенно пожал плечами, - минут через 10-20 первый звонок. Хелен сказала, что может выделить один телефон на ресепшене. Или если кто-нибудь согласится предоставить свой кабинет...
  - Как я понимаю, кабинет имеется в виду мой, - ответил Винсент, просматривая график, - потому что я единственный, кто может его предоставить.
  - Надо чтобы кто-то был у Вашего кабинета на всякий случай. И я могу сопровождать туда звонящих, - он сложил руки на груди, шурша зажатым в кулаке фантиком.
  Винсент устало кивнул:
  - Давай, действуй. Я сейчас не в силах этим заниматься, - признался он. - Только не создавай людям ощущения конвоя. Им и так плохо.
  Пациент снова кивнул, выпрямился и отошел от стены:
  - Тогда верните мне блокнот, и я начну.
  Винсент пошарил по карманам и протянул блокнот Джесси.
  - Держи. Ах, да, вот еще ручка. Отмечать. Смотри, не потеряй.
  - Можете на меня положиться.
   
   
   
  7 декабря, зона карантина 2
  Библиотека, читальный зал
  Брайан Фрэтвелл
  
  Складывалось впечатление, что он находится в бомбоубежище: слишком много спальных мест даже для такого огромного зала. В центре стоял большой стол (тот самый), за которым сидели люди, по-видимому, уже не чувствующие себя больными. Публика собралась разношерстная - это было видно, даже несмотря на одинаковые пижамы.
  - Эй, парень, тебе тоже нужно одеться. И вообще, как тебя пустили сюда в таком виде?
  Прибежавшая медсестра с недоумением во взгляде протягивала ему ту самую пижаму. Брайан улыбнулся:
  - Ой, спасибо, а я и не подумал даже, что тут такой дресс-код.
  Медсестра игриво улыбнулась в ответ и, подмигнув, побежала дальше.
  В помещении нашлись автоматы с газетами и всякими закусками. Брайан стоял в коридоре и кидал монетки в автомат, с жадностью набирая все подряд. За вечер он так никого и не нашел, но надежда еще осталась, как и осталось множество неисследованных уголков библиотеки.
  По дороге к своему месту он наткнулся на кровать девушки. Она мирно спала, свесив руку, на полу валялась открытая книга. Брайан бережно поднял ее и прочитал название "Хоббит. Туда и обратно". "Хм..."
  Он внимательнее посмотрел на читательницу. Спящая девушка была похожа на ангела - светлые волосы, бледная бархатистая кожа, чуть подрагивающие ресницы и блаженная улыбка на лице. "Интересно, кто из персонажей фэнтези ей снится?.."
  - Ну, ма-а-а-а-ам... - недовольно разлетелось по секции, и светлые бровки на лице девушки сбежались в кучку, делая ее лицо более хмурым. Она повернулась в другую сторону, и, сильно махнув рукой, громко ударилась ей об тумбочку. Глаза сразу открылись, слегка влажные от, видимо, внезапно нахлынувшей боли.
  - Вот ты, черт побери, тебя! - бессвязно вылетело из ее рта довольно звонко, но не громко. Тряся рукой, будто ребенок погремушкой, она слегка присела, все еще не замечая изумленного лица мужчины. Девушка смотрела исключительно на руку, наблюдая, как ушибленное место краснеет. Однако настал тот момент, когда она увидела улыбающегося Брая.
  Сразу же казенное одеяло поднялось до уровня глаз, оставляя на поверхности только их.
  - Кто вы? Когда меня выпишут? - вопросы были абсолютно бессвязными, но однозначно волнующими.
  - Когда вас выпишут?
  Он только сейчас осознал, что находится в своей обычной одежде и не похож на обычного больного, а значит, либо врач, либо кто-нибудь еще из главных.
  - Хм... вообще-то я тоже тут больной, если можно так выразиться. Потому что чувствую себя физически отлично, вот про моральный дух - это уже другой вопрос.
  Девушка смотрела на него одновременно испуганно и непонимающе.
  - Ну что же вы меня так боитесь? Неужели я такой страшный? - устав от молчания девушки, он присел на корточки возле ее кровати.
  - Нет, вы не страшный... - отрицательно помотала головой девушка. - Я просто боюсь еще раз заразится... А что у вас с душой? - спросила она, слегка опустив одеяло, но, тут же заметив свою оплошность, быстро натянула его обратно.
  - Это уже радует, что нестрашный, - Брайан улыбнулся еще раз, кладя на ее одеяло шоколадку, купленную в автомате. - А по поводу души... М-м-м, давайте поговорим об этом, когда я переоденусь в эту замечательную пижаму, и вы перестанете от меня прятаться. Кстати, мой номер места... сейчас, погодите... - он достал из кармана бумажку с номером, которую дал ему доктор. - Номер 537. Обязательно приходите, когда захотите.
  Брайан уже практически повернул за угол, как вдруг девушка остановила его легким возгласом:
  - Подождите! Как вас зовут? - она практически вывалилась с кровати, перевешиваясь через металлическую перекладину. Брайан ударил себя по лбу.
  - Ах да, совсем забыл. Брайан, а Вас?
  - Сью! - блондинка протянула светлую ручку на встречу Брайану. - А... может вы... ты отдашь мне книжку? - кивнула она на "Хоббита". Палец мужчины был заложен между страниц и прижат корочками, будто закладка.
  - Ой, конечно, - Брай вернулся к ее секции и протянул книгу. - Рад познакомиться, Сью.
   
   
  7 декабря, день,
  зона карантина 1, палата 510,
  Пандора Вортингтон
   
  Когда Сэм попил воды, я встала с постели и тоже подошла к окну, налила в один из стаканчиков немного воды и утопила там свои несчастные линзы. На первое время это их спасет, но одеть без специального раствора я их все равно не смогу, и поэтому придется блуждать по больнице и общаться с людьми "вслепую". Главное, чтобы теперь никто не "выпил" мои линзы, или этого человека ждет медленная и мучительная смерть.
  Я подняла руки и попыталась собрать волосы в хвост, правда, закрепить их было нечем. Удрученно вздохнув, я распустила волосы обратно, кое-как пригладив их руками, и опустилась на свою кушетку. Настроение вмиг куда-то испарилось. Ничего и никого не хотелось... Хотя нет... Хотелось, чтобы прямо тут материализовался мой мольберт с красками и музыкальный центр с какой-нибудь заунывной пластинкой, поющей женским голосом, Энии там, или Милен Фармер...
  Я посмотрела на Сэм. Он очаровывал меня как мужчина, а потом вдруг перед глазами буквально вставали слова Брая о том, что я гоняюсь либо за теми, кто недоступен, либо недостоин меня. В такт своим мыслям я пожала плечами и фыркнула. А зачем мне мужская половая тряпка, об которую можно вытереть ноги всего лишь за пару стаканов пива?
  Джоди (или как там его?..), кажется, все выяснил и ушел, мы с Сэмом остались в палате одни. Я снова обратила на него свои подслеповатые глаза и слабо улыбнулась.
  - Так почему ты не дал мне там, в парке, номер своего телефона?
  Сэм сел на свою кровать и уставился на стакан воды.
  - Честно, я растерялся, думал, что встретимся еще... - он замолк и посмотрел на меня. - Но все же удивительно, что мы оказались здесь вместе, при таких обстоятельствах... Ты веришь в судьбу?
  Я в удивлении приподняла одну бровь.
  - Э-э... Я не знаю. Я считала, что мы сами вершим свою судьбу, - я с интересом рассматривала его. - Как себя чувствуешь?
  Сэм вновь прилег на кровать.
  - Честно, хреновее некуда. Такое ощущение, что лежу здесь уже несколько месяцев. А ты уже давно очнулась? Поразительно, как такая хрупкая девушка, как ты, оказалась сильнее меня.
  Сэм попытался улыбнуться, но вышло не очень. Я тоже улыбнулась и пересела со своей кровати на его, в ноги. Вздохнула.
  - На пробежке ты тоже, мягко говоря, был не очень, - я засмеялась, но тут же перестала. Просто здесь это не к месту. - Я очнулась незадолго до тебя, меня разбудила какая-то ненормальная, она гипнотизировала меня, заставляла видеть то, что она хотела. Я ее проучила, надеюсь, теперь она сюда не сунется. Вообще я плохо помню, как и почему здесь оказалась.
  - М-да, мы познакомились при неудачных обстоятельствах. Видимо тогда я уже заболел, потому что раньше был спортивным парнем, - он улыбнулся. - Последнее, что помню, это то, что ехал в машине... по работе, и дальше пустота... Постой, а что за девушка, что за фантазии? Она что, нервнобольная? Я думал, что здесь больные только гриппом.
  - Я не знаю, - я пожала плечами. - Я ощущала, как будто бы я реально сидела за маленьким столиком, а она заставляла меня найти страницу 394 в книжке, в которой их всего 63. Я знаю, что люди, владеющие гипнозом, могут такое внушить...
  Дверь палаты неожиданно открылась, и в палату заглянула медсестра.
  - Ваша очередь. Звонить.
   
  * * *
  
  Гудки. Короткие.
  Я посмотрела на дверь, за которую вышел тот парень с блокнотиком. Он сказал, 10 минут? Что за несправедливость?
  Мобильник Брая не отвечал. Мариэ - тоже. Их домашние телефоны упорно включали автоответчики, на которые я оставила уже каждому по два сообщения. Господи, да куда же они все подевались? Кто-нибудь собирается меня отсюда вызволять?
  Я набрала домашний номер По, но он тоже включил автоответчик. Вздохнув, я оставила сообщение ей и ее мужу Заку, надеюсь, услышат, когда вернутся домой. Может, поехали куда-нибудь в центр, закупаться на Рождество...
  Я положила трубку и, поставив локти на стол, подперла руками голову.
  Кошмар, обо мне все позабыли! Бросили меня тут на произвол судьбы! С этими людишками!
  Почему Брай даже не навестил меня ни разу? А сестры?
  Почувствовав бессилие и ужас собственного положения, в котором тут оказалась, я закрыла глаза ладонями и заплакала. Что за черт происходит... за что мне все это?..
  В дверь постучали.
  А я так никому и не дозвонилась.
  Выпрямившись на стуле, я посмотрела на заглянувшего парня. Он что-то сказал по поводу того, что мое время вышло.
  - Мое время выйдет лет через 70! - закричала я и швырнула в дверь первое попавшееся со стола врача. Это первое попавшееся, врезавшись в дверь и звучно разбилось.
  Так даже легче стало.
  Встав из-за стола, пригладив волосы на голове и ни на кого не смотря, я быстро вышла из кабинета и направилась в свои апарт... ох... свою палату. Я сжала кулаки, буквально бушуя изнутри, и даже, кажется, вылила свою злость на стенку в коридоре или дверь... я не заметила. Просто зашла в палату и рухнула на свою кровать, уткнувшись лицом в подушку.
   
   
   
   
  7 декабря, вечер,
  зона карантина 1, коридоры,
  Джесси Монро
   
  - Только не создавай людям ощущения конвоя. Им и так плохо.
  Слова доктора Маккензи крутились в голове как мантра. Только конвоя не получалось в любом случае. Больше всего это было похоже на хаос. Как будто от этого людям было легче. Я на честном слове поддерживал иллюзию порядка, переставляя имена в графике, бегая от двери к двери, за что на меня косо начали посматривать проходящие медсестры. А потом и вовсе подключились к мероприятию.
  А люди злились. Злились, что у них всего лишь 10 минут. Злились, что не помнят номер телефона. Или что абонент недоступен. И, конечно, во всем был виноват я. Они не говорили это вслух, по крайней мере, большинство не говорило. Некоторые просто кидались попавшимися под руку предметами и смотрели тяжелыми многозначительными взглядами. Их пустая злость билась барабаном в моей голове и растекалась плавленым металлом по венам.
  Странно, как это недовольство сближало пациентов между собой и отделяло от работников больницы, словно они были пленниками. Они сочувственно кивали друг другу и отворачивались от медсестер, которые не могли (не хотели!) им помочь. Это все было так неправильно, что на самом деле хотелось подойти к каждому, схватить за шкирку и вытряхнуть эту глупую, пустую, губительную злость. Но они злились, потому что были так глубоко несчастны.
  И еще кто-то злился, потому что не мог сдержать слезы.
  
  Воздух сгущался так, что сквозь него приходилось протискиваться, а каждый вдох вливался терпким ароматом эфирных масел, от которого кружилась голова. Гравитация усилилась. Даже блокнот, что помещался на ладони, не казался больше таким легким.
  А потом, когда хлопнула дверь, а я не вздрогнул, я понял, что больше ничего не чувствую. Наверное, это такое ощущение, когда тебя долго избивают так, что, в конце концов, осознаешь, что ты - сплошное кровавое месиво, но не понимаешь, что именно болит. Потому что болит все, и кажется, что так было всегда. Хотя... откуда мне знать наверняка? Меня ни разу в жизни не избивали. Однако что-то выбило из меня радость и возбуждение оттого, что с каждой галочкой на полях мое имя в графике становилось ближе. Я просто подпирал еще одну стену спиной очередные 5 минут в надежде, что со стороны выгляжу немного лучше, чем та молоденькая медсестра, которая вызвалась помочь. Бог знает, какой ее сменой это было по счету. Ее сил хватило только на то, чтобы поймать мой взгляд и кивнуть в сторону двери, намекая на то, что подошла моя очередь.
  
  Набирая знакомый номер по памяти, я признал, что почти привык к этому месту. Поэтому, несмотря на то, что я весь день добивался этого звонка, слышать ее голос было так... неожиданно.
  - Эй, мам, это я...
  Я весь день стремился к этому звонку, а теперь не мог понять почему. Что я так спешил сообщить? Я прервал поток её вопросов:
  - Тебе уже звонили из больницы?
  Я всегда думал, что о смерти отца будет сообщать мне она. Когда-нибудь не скоро... Я не думал, что будет наоборот и сейчас.
  - Мам... папа умер.
  Ее слезы вернули меня к реальности. Туда, где я был частью семьи, а не борцом за мифические права пациентов. Той самой семьи, которая была настоящей... Только такой как прежде уже не станет.
  - Да, это точно... - я не сразу отозвался на вопрос. - Только не плачь... слышишь? Мам... мне так жаль...
  Я опустился на пол за столом, прижимая трубку к уху, и расплакался в ответ. Слова закончились.
   
  
  
  
   
   
  7 декабря, вечер,
  зона карантина 1, коридоры,
  Ева Лоренс
   
  В коридоре царило всеобщее безумие. Если до этого мне казалось, что люди страдают, что им плохо, то сейчас я увидела, во что это вылилось.
  Эта толпа в коридоре... Не знаю, была ли это заслуга Джесса, но люди выходили из своих палат и спешили к выделенному кабинету для звонков, расталкивая друг друга, уже заранее плача и злясь.
  И все эти мрачные лица...  Я попыталась выдавить из себя улыбку, скорее больше для себя, а не для других, но для других это было бы кощунство. Эта улыбка поглощалась косыми взглядами и лицами, и я сейчас была очень и очень рада тому, что со мной рядом шел Эдвард, перед самым моим уходом вызвавшийся проводить меня до кабинета. Я так и не поняла, зачем ему это надо, но то, что он это сделал, пробудило во мне какую-то уверенность, пусть и совсем слабую и иллюзорную. Эта уверенность даже окрепла и выросла, пока он шел со мной рядом, и часть косых взглядов, более несмелых, падала и на него.
  В очереди, когда меня не слишком приветливо толкнула локтем в бок проходившая мимо девушка, сожаление и горесть куда-то испарились вовсе. Эдвард лишь хмуро проводил ее взглядом, что-то пробурчав под нос. Он сам, кажется, был сейчас увереннее, словно забыл о своем состоянии и состоянии людей вокруг. Стало даже как-то легче.
  -  А вам... Вы будете звонить? - спросила я, вставая у стены, где пару минут назад стоял Джесс, которого я смогла разглядеть издалека, во многом благодаря его запоминающимся темным растрепанным волосам и челке.
  Эдвард повернулся ко мне, с некоторой задумчивостью смотря на дверь кабинета.
  - Нет. - ответил он, заслонив меня от какого-то бубнящего человека, решившего посмотреть, кто сейчас должен идти. И более уверенно повторил: - Нет. Не думаю, что есть необходимость тратить десять минут на что-то не слишком вразумительное.
  Вразумительным он, видимо, назвал свои мысли по поводу того, кому можно позвонить.
  - Да, пожалуй, - произнесла я, гадая, когда закончатся одни десять минут и начнутся следующие. Как на особо скучной паре... Но сейчас мне нужно было вновь повторить попытку позвонить домой.
  И я была вдвойне благодарна Эдварду за то, что он сразу не ушел, а остался стоять со мной. Я была рада тому, что он сопровождал меня, и все мои тревожные мысли отступили. И его тревожные мысли, кажется, тоже.
  Отведя взгляд от мужчины, я успела уловить в толпе слишком знакомую макушку с кудрявыми волосами. Но она тут же пропала, и видимо, это был всего лишь мираж как в пустыне - от голода и перегрева мозгов. Или потому, что вспомнила про лекции в Колледже.
  - Я звонила уже папе и... - неуверенно начала я, но сбилась, с сожалением улыбнувшись и посмотрев на табличку, висевшую на двери.
  Эдвард не выказал никакого непонимания или нетерпения, а совсем наоборот, даже понимающе кивнул.
  Копошащаяся в толпе медсестра бегала от одного пациента к другому, пытаясь устранить возникшие конфликтные ситуации или заминки, которых на самом деле не было, но которые возмущающиеся люди видели буквально везде. Кто-то наоборот стоял притихший, лишь исподлобья посматривая на людей вокруг.
  - Да... да... - доносились до меня обрывки слов медсестры, которая в спешке смотрела на часы у себя на руке, отвлекалась и смотрела по сторонам, окидывая взглядом всю толпу. Затем встретилась взглядом со мной и теперь, опять посмотрев на часы, направилась ко мне.
  - Ваше время, - в ее руках появился блокнот. - Ева Лоренс, 506?
  Я кивнула, пока Эдвард незаметно рассматривал другие фамилии на листке, словно ища знакомых.
  Медсестра тоже кивнула, лихо ставя жирную галочку.
  - У вас десять минут, - запинаясь, ответила она и вновь в спешке удалилась до того, как я успела сказать ей "спасибо".
  Я никак не понимала, почему не выходил Джесс. Наверное, ему нужно было чуть больше времени. Люди волновались; любая нерасторопность могла обернуться чем-то не слишком приятным...
  - А... этот паренек? Джесси? - спросил Эдвард, видимо подумав о том же, о чем и я.
  Я пожала плечами и с волнением открыла дверь.
   
  Кажется, он плакал... или просто сидел, приложив правую руку к лицу, а другой держал телефонную трубку. Нет, уже не у уха, а просто держал ее в руке, словно по привычке.
  Он был как будто в трансе, и при виде этого зрелища внутри у меня что-то неприятно заколыхалось. Это как быть уверенным в стойкости и непоколебимости, а потом признать человеческие чувства в другом...
  - Эд... Эдвард, - прошептала я, не в силах отвести взгляд от чего-то, что отдавало печалью и обреченностью.
  Мужчина среагировал почти сразу, зашел в кабинет, несмотря на протесты людей в очереди, которые так и норовили прорваться в кабинет, или поругать тех, кто задерживает их. Джесс так и сидел, неподвижно на полу, когда Эдвард осторожно поднимал его, почти ласково. Или это я испытывала что-то похожее на это чувство по отношению к Джесси. Рука послушно отпустила трубку, и он встал на ноги. Дальше я не смотрела, просто отвернулась, глупо уставившись в шкаф с карточками...
  - Не задерживай очередь, - тихо сказал на прощание Эдвард, выводя Джесса из кабинета и плотно закрывая дверь. Сначала был гул толпы, а когда они вышли - какая-то тишина. Смешанная с сожалением. И когда я уже думала о том, что люди едины в своем горе, гул вновь стал нарастать, пожалуй, еще сильнее. Да, люди также едины и в своем недовольстве.
  
  Я заранее села на стул, в тайне боясь того, что увиденное повторится... Взяла в руки трубку, воображая разговор. Бедный Джесси... Положила трубку на место.
  Я заставила себя быть спокойной. И уверенной. До эгоизма. Так надо... Часы на столе тикали, отсчитывая мои 10... 6 минут. В тишине и гуле за дверью, и в темноте за окном.
  Вечер.
  Я чуть качнулась на стуле и ради удовольствия взяла и пересела в кресло, которое обычно занимал доктор. Локти на стол, руки в замок, - интересно как должен сидеть врач? Закинуть ноги на стол мне не хватило смелости. И эксцентричности. И я не была уверенна в том, что он сам так делал. Зато я была уверенна в том, как сидел... папа. Сосредоточенно смотрел на документы, держа наготове ручку. Отмечал что-то и хмурился.  Я заходила к нему, и он менял выражение своего лица,   словно расслабляясь, и я никогда не могла понять, почему это происходит.
  4:42...41...40...
  На столе были карточки - тут, там - кругом карты пациентов. Он их читает... И еще эта ручка...
  4:00
  "Вот так..." - провожу аккуратно ручкой по краешку почти чистого листа, который лежит на середине стола. Подумала и провела еще раз... Когда-то меня это успокаивало... как будто все волнение уходит в пальцы, а затем в бумагу.
  2:37
  Оказывается, считать в обратную сторону сложное занятие. Я сбилась с этого счета.
  Мне страшно...
  Это же так глупо -  прийти сюда, сидеть, и не делать ничего что можно. Я назвала себя равнодушной идиоткой. Я хотела узнать о том, все ли хорошо там, дома, с папой... Но, безрезультатный утренний звонок всё еще был в памяти, заставляя, уже тянувшуюся к трубке руку в нерешительности застыть.
  В дверь осторожно постучали, а затем вошла  полноватая женщина, со светлыми волосами, собранными в хвостик. Она открыла рот, смотря на то, как я восседаю в докторском кресле с легкой улыбкой и мыслями о том, что испытывает врач, когда видит перед собой больного.
  - Сейчас...
  - Да-да, - я быстро поднялась, бросив последний взгляд на телефон, и решительно вышла за дверь, оставив непонимающую женщину позади...
  А в коридоре опять затишье. Словно все люди в очереди, несмотря на свое раздражение, соболезнуют тем, кто выходит. Они не улыбаются, не спорят, просто молчат, застыв на мгновение, словно ожидая увидеть на лице того, кто вышел какую-то... печаль. Но я не такая. Я просто эгоистичная девчонка, которая даже не  позвонила, побоявшись того, что не услышит ничего кроме гудков.
  Всего одно мгновение, и вот больные вновь переговариваются, спорят, ругаются, не обращая на меня никакого внимания. Жаль, Эдварда нет рядом. С ним... увереннее.
   
   
   
  
  
  
  
   
  7 декабря, вечер,
  зона карантина 1, коридоры,
  Сэм Андерс
   
  Он медленно и тихо ступал по коридору больницы. Шаги давались нелегко, так как слабость еще не отступила. Зато мысли работали как никогда быстро.
  "Надо срочно выбираться отсюда и выяснять, что происходит. Вот если бы я мог вмиг очутиться там, где надо... Например, в конце того коридора..."
  Сэмми заворожено смотрел на дальнюю дверь, приходя в уверенность, что добраться до нее за один шаг не составит ни малейшего труда. "Нет, это всего лишь иллюзия..."
  Через несколько минут он добрался до комнаты, где стоял телефон. Вспомнив Панду и ее расстроенный вид, можно было бы догадаться, что звонки у нее прошли неудачно. Вскоре он понял, что домашние трубки и вовсе никто не берет... потом он боялся себе признаться...
  Только один человек мог знать все, мог все разъяснить, мог помочь в трудную минуту. Домашний Бэна Фрэтвелла также не отвечал. Не сдаваясь, Сэмми вспомнил его мобильный номер. На другом конце долго не поднимали трубку, пока не послышался буднично серьезный голос напарника.
  - Это Бэн, я слушаю.
  - Привет, старина... - разом забылся тот неприятный их последний разговор. - Я в больнице Святого Пабло, только очнулся. Решил спросить, как у тебя дела, что в мире творится?
  - В мире? Ничего хорошего. Тут все чистят, город, можно сказать, нагло закрыли, даже темные местечки. Многие зараженные ходят просто так по городу, потому что не верят карантинным зонам, ведь ни одного переболевшего еще никто не видел. А теперь расскажи, что там в самом карантине. Сколько там человек? Их выбирали наобум, они сами согласились стать пациентами или они все принадлежат к какой-то привилегированной части города? Сколько еще примерно вакцины осталось, и видел ли ты лицензию врачей? Кто-нибудь выходит из самой зоны?
  Сэм помолчал, соображая и улыбаясь сам себе привычной куче вопросов напарника.
  - Сколько человек и насколько они привилегированны, я не знаю пока. С кем-либо из врачей еще не общался, как раз планировал встречу. Заодно узнаю про вакцину и остальное. Честно говоря, это редкостная дрянь, и сомневаюсь, что от нее все выживают... Да... это мой первый звонок, насчет остальных не знаю. По ходу, зона закрыта, и выхода отсюда пока нет. А что говорят в Отделе? У тебя-то самого есть план?
  - План? У меня? Да раньше как-то любил строить планы. Но сейчас ничего предсказать или предположить не могу. Отдел, похоже, быстро свернул деятельность и то ли переместился, то ли... Я не знаю. Пытался связаться с боссом, но он просто исчез. Я попытаюсь как-то следить за внекарантинной зоной и связываться с тобой. А ты береги себя, договорились?
  - Договорились. Ты тоже будь осторожен.
   
   
  * * *
   
  Панда все еще лежала лицом в подушку и не шевелилась.
  - Ты спишь, принцесса?
  Сэм не спешил ложиться к себе обратно на койку, а обеспокоено подошел к ней.
  - Я хочу тебе кое-что сказать...
  Он присел рядом с ней. Говорить было сложно, особенно после всего, что он знал.
  - ...Ты можешь положиться на меня, несмотря ни на что. Что бы тебе ни понадобилось, что бы ни беспокоило, я буду помогать тебе... сегодня, через неделю или через год... Пока все не закончится...
  Она перевернулась на спину и показала ему свое заплаканное лицо, но, тем не менее, без какого-либо намека на потекший макияж.
  - Я... я не знаю, - она села в позе лотоса и развела руками. Попыталась вытереть слезы со щек. - Я... что вообще творится вокруг? Куда деваются люди?
  Сэмми взял девушку за руку и посмотрел ей в глаза.
  - Люди никуда не пропадают, они в безопасности, в зонах карантина, на которые поделили город. Власти пришли к таким экстренным мерам, чтобы искоренить эпидемию гриппа как можно быстрее и избежать людских потерь.
  - Ох, вот оно что... эпидемия... - она на миг отвела глаза, но потом снова вернула взгляд на мужчину, держащего ее за руку. - Почему ты хочешь помочь мне?
  Сэм улыбнулся глазами.
  - Потому что ты самый близкий мне человек в этом месте... И, хватит унывать, мы справимся!
  Он осторожно прикоснулся к ее щеке, вытирая слезу. Пандора прикрыла глаза и склонила голову набок, прильнув к его ладони. Потом она взяла его руку в свою и опустила к себе на колени.
  - Спасибо... - прошептала она, смотря в его глаза.
  - Всегда обращайся, - он лучезарно улыбнулся.
   
   
   
   
  7 декабря, вечер,
  зона карантина 1, палата 506,
  Джесси Монро
   
  Слова вернулись не сразу. А когда вернулись, то давались с трудом.
  - Спасибо, - я тяжело сглотнул. Говорить было физически больно. Эдвард терпеливо протянул стакан с водой. Простой жест кричал о том, что здесь мы предоставлены сами себе. Вода приятно холодила. У меня было стойкое чувство, что внутри все горит. Или уже все сгорело, и теперь только угольки дотлевали. - Вы очень сильный человек, - продолжил я. - Вы так держитесь...
  - Мне есть ради кого быть сильным.
  Я кивнул, вспоминая о его дочери.
  - О ней есть новости?
  - Пока нет, - он грустно улыбнулся. - Ты как?
  Я глубоко вздохнул, думая, что если бы здесь был Тай, то он сейчас бы гладил меня по спине. И это бы помогло.
  - Лучше, - полусоврал я вслух, замечая, как очевидно дрожит рука, сжимающая стаканчик. - Только голова сильно болит, - что тоже было лишь наполовину правдой, потому что слово "болит" было очень мягкое для того, что с ней сейчас происходило.
  - Может быть от голода? - безобидное предположение явно имело намек на то, что было совсем не обязательно выкидывать ту самую злосчастную еду в окно.
  Я неожиданно для себя усмехнулся:
  - Может быть... - я помедлил. - Или это... запахи. Они меня весь день преследуют. Сначала гвоздика, потом целая смесь всего... А теперь лилии.
  - Цветы?
  - Да... Папа только вчера говорил о том, что хотел бы, чтобы кто-нибудь послал маме цветы, если он умрет. Белые лилии... - я запрокинул голову, боясь, что воспоминания о разговоре обернутся новой волной слез. - Вчера говорил... Он не собирался умирать. Он даже не болел. Когда я в последний раз его видел, он был... обычный. Здоровый.
  Эдвард продолжал терпеливо кивать. Подхватил стаканчик, позволил мне уткнуться локтями в колени и закрыть лицо руками:
  - Что мне теперь делать? Как я буду...
  - То, что должен делать сын. Выйдешь отсюда, похоронишь его с почестями.
  Мягкий тон бил больнее всего. Сопротивляться не было сил. Я перегнулся пополам, захлебываясь слезами.
  - Я не могу... И кто...
  - Конечно, можешь.
  - ...Я даже не могу послать маме лилии... 
  Я не заметил, когда рука мужчины легла на мое плечо. В полумраке можно было притвориться, что это Тай.
  Правда в том, что я никогда до конца не представлял, как мама сообщает мне о смерти папы. Или я ей сообщаю.
  На самом деле мне всегда казалось, что папа бессмертен.
  - По крайней мере, я успел сказать ему, что... что...
  - Что ты его любишь? - подсказал он.
  - Вообще-то это звучало, как "я тебя не ненавижу". Но это то же самое, - я коротко хохотнул, удивляясь тому, что слезы еще остались. Он бы сказал, что я плакса. Как мама.
  - Вы были не очень близки, - догадался он.
  - Знали друг друга достаточно хорошо, чтобы знать, чем взбесить, - теперь знающе усмехнулся он. - Просто не могу поверить...
  Мы снова замолчали и просто сидели на жесткой кушетке, раздавленные каждый своим горем, объединенные одной трагедией.  
  А гвоздика отвратительно пахнет. Гвоздика пахнет скорбью...  
  Я усиленно всхлипнул и закашлялся, ощущая противный металлический привкус. Вытер нос рукой и заворожено посмотрел на липкую противную кровь, оставшуюся на пальцах, от одного вида которой начинало мутить.
  - Голова, говоришь, болит? - заботливый голос Эдварда теперь доносился откуда-то издалека.
  - Мне что-то нехорошо.
   
   
  
  
  
  
   
  7 декабря, вечер,
  зона карантина 1, палата 506,
  Ева Лоренс
   
  - А Джесс где?
  - Его перевели.
  - А-а-а... понятно... насовсем?
  - Нет.
  Кажется, не мне одной этот вопрос показался двусмысленным. И теперь, поняв то, что произнесла, я почувствовала какую-то вину за необдуманность слов. Как будто самого Джесси оскорбила.
  - С ним все хорошо будет?
  Хорошо... хорошо... а кому сейчас хорошо?
  - Да.
  Эдвард посмотрел на меня взглядом успокоителя.
  Дверь даже не хлопнула, просто осталась открытой, когда я выбегала из палаты, на ходу вытирая слезы. Толкнув кого-то, кого я даже не заметила, лишь почувствовав удар плечом. Кто-то просто отшатнулся, когда я пробегала мимо, готовая носиться по коридорам как загнанный зверек, которому плохо и который очень хочет, чтобы стало хоть немного хорошо.
  Вечер в больнице имел какие-то свои особенные оттенки, которые не спутаешь ни с чем и никогда. Давящее одиночество - в коридорах никого не было. Все сейчас там...
  - Мисс, - это сказали мне в след, но я не остановилась, - на растерянность в голосе останавливаться не хотелось. Лишь еще добавила темпа в ходьбе, понимая, что идти в принципе некуда. Где-то замигала лампа, сопровождая этот свет тихим шумом.
  Я нашла самый обычный стул, у какой-то двери без таблички. Села на него, вытирая слезы, уже сотый за сегодня раз. А потом просто закрыла глаза...
  
  - Не стоит бояться больниц. Они не такие уж страшные, в них не так уж много горя. Конечно, отчасти потому, что я привык и потому, что тебя пугает сам смысл этого слова. Больница - больной - боль. А дальше думай, что хочешь. Но все-таки, не стоит бояться больниц. Представь, что я иду к тебе, ты слышишь звук моих шагов. Я улыбаюсь своей любимой дочери, когда вижу ее. А ты, ты улыбаешься мне... Ты смеешься, значит все не так уж и плохо. В самом деле, бояться не стоит.
  
  И открыла. Через какое-то время. С непониманием посмотрела по сторонам. Представь звук шагов...
  Меня вывернуло наизнанку прямо в коридоре. Пустотой и слезами.
  - Ты как?
  Надо мной зависла грозная медсестра, выражение лица которой в скором времени изменилось.
  - Ты давно тут сидишь? Ужин прошел уже.
  - Я не хочу... можно мне лучше на ужин большой-пребольшой укол?
  Она тревожно смотрит на меня, словно ища какие-то недочеты. Недочеты со стороны врачей, лекарств. Может даже подумала что я вновь заболела...
  - Так будет лучше, - мягко ответила она, протягивая руку.
  Мне хочется поблагодарить её, но я только лишь киваю.
   
   
  * * *
  
  - Я вколола чуть больше, так что сейчас она заснет. Если будет жаловаться на что-то или состояние ухудшится, сообщите на пост.
  - Обязательно.
  - Вы молодец.
  - Спасибо.
  
  - Завтра будет лучше.
  Едва ощутимое касание до моей головы.
  - Прости.
  - Спокойной ночи.
  - Спокойной...
  
  Бонус 2.1
  Дэвид Кинглси
  6 декабря, 3:15 p.m.
  
  Запись Љ1
  Я начинаю этот журнал в связи с недавними событиями, произошедшими в городе Филадельфия, штат Пенсильвания.
  К нам в больницу начали поступать люди, подцепившие грипп... так вначале мы думали. Симптомы совпадали с этим заболевание, но больных поступало все больше и больше. Проявился еще один симптом - сыпь. В основном на руках, но и по всему телу тоже имелось. Проверив кровь пациентов на наличие другой болезни, мы нашли кое-что еще... неизвестный, не индифицированный штамм вируса. Связавшись с другими больницами, мы ничего не узнали.
  Но этим все не закончилось. Через 24 часа умер один из больных, а новые все приходили и приходили. Неизвестной болезни дали статус эпидемии. Наше руководство обратилось к администрации правительства у нас в штате. На улицах города объявили карантин. Сам же город городские власти условно поделила на "чистые зоны" и "карантинные". К тому времени я не спал уже двое суток.
  
  7 декабря, 8:34 p.m.
  Запись Љ2
  Сегодня утром приехали военные и "большие люди". За полдня они окружили весь город плотным кольцом. Вся зона внутри кольца оказалась под условным карантином.
  Затем началась зачистка города. Военные начали делить людей на здоровых и больных, отправляя первых по своим домам, а вторых в зону карантина.
  Мы выяснили, что структура вируса очень напоминает обычный грипп, только мутировавшийся в неизвестный нам. Сегодня, в 12 часов по полудню, мою группу докторов подключили к правительственной. Ученые дали название вирусу - штамм Мерехим.
  Надеюсь, я сегодня наконец высплюсь.
  
  8 декабря, 4:17 p.m.
  Запись Љ3
  Пару часов назад приехала еще одна исследовательская группа. Они привезли лекарство. Неужели они уже сталкивались с этим вирусом? Мне все еще кажется, что это биологическая атака или случайно вырвавшийся вирус, хотя сегодня же на общем собрании моя версия по поводу этого была сразу отвергнута. Но почему же тогда у них есть вакцина? Мне все это не нравится.
  Джек, человек из моей группы, исследовал вакцину. Она и вправду лечит людей, но что-то не то было в ней. Джек так и не смог разобраться... он лишь что-то пробубнил про изменение ДНК.
  Началась полномасштабная вакцинация людей. Всех "выздоровевших" определили в небольшие зоны карантина, где они должны были провести некоторое время под "присмотром".
  
  8 декабря, 10:21 p.m.
  Запись Љ4
  Из карантинной зоны пришли нехорошие известия. Вакцинированные пожилые люди, приблизительно 55-ти лет и позже, а так же дети до 12 лет умирали. Как показало обследование - их организм не справлялся с такой работой, как борьба вакцины с вирусом. От давления и температуры, что являлось побочным воздействием вакцины на вирус, человеческие органы просто не выдерживали. Они "лопались", и человек умирал от обильного внутреннего кровотечения. Так же умерло несколько мужчин средних лет, они были итак до этого тяжелобольны - их организм тоже не справился.
  
  9 декабря, 12:10 p.m.
  Запись Љ5
  Мы получили тревожные известия. Выявили побочный эффект...
   (запись стерта)
   ...дали имя вакцине - Бельфегор.
  
  
  9 декабря, 7:57 p.m.
  Запись Љ6
  Ради безопасности, военные начали вывозить здоровых людей за пределы блокадного окружения, в "чистые зоны". Всю мою исследовательскую группу перевели из Thomas Jefferson Hospital в студенческий городок, где была объявлена одна из "чистых зон".
  А я все еще думаю о своих друзьях, которые остались в карантинной зоне. Что с ними, как они?
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Бонус 2.2
  
  2010 год, 24 декабря, поздний вечер,
  Пандора Вортингтон и Брайан Фрэтвелл
  
  Она с грохотом рухнула на пол прямо посреди комнаты. Телефонная трубка, мерзко пиликая короткими гудками, отлетела на пару метров. Из невидящих глаз, уставившихся в высокий потолок, выделанный лепниной, потекли струйки слез.
  Пандора никак не могла поверить, что это действительно случилось. Закрыв лицо ладонями, она зашлась громкими и судорожными рыданиями...
  ***
  
  Сидя в полумраке калачиком на диване, в одной руке Панда держала толстую прядь своих волос, а в другой - филировочные ножницы. Хотя...
  "Проще же обычными... зачем я так буду мучиться?"
  Где-то на полу валялось несколько запечатанных бутылок дорогого виски, которые она выкинула из бара; у горящего камина стояла наряженная высокая живая елка, под которой стояло несколько коробок. И все для него...
  "А его больше нет.."
  - Ну почему, ПО-ЧЕ-МУ!?
  Не сразу отцепив от пальцев ножницы, она запульнула их в камин. Через секунду туда же полетел весь парикмахерский набор, который ей дарила Порвина на день рождения в начале года.
  - Черт! По меня убьет...
  Найдя телефон и сев на пол, она только с третьего раза набрала так нужный ей сейчас номер.
  - Алло, Брай, ты можешь ко мне приехать? Прямо сейчас... Что случилось? Просто приезжай, ладно? - она накуксилась. - Ты мне очень нужен.
  ***
   
  В коридоре, в котором она его встречала, царил полумрак. Единственным освещением во всех апартаментах был камин, свет которого едва проникал в остальные помещения.
  Брайан вошел в дом, хлопая глазами, которые еще не привыкли к полумраку. Панда была похожа на привидение - растрепанная прическа, какой-то домашний костюм и полное боли и слез лицо.
  - Эй, детка, что с тобой? Услышав твой голос, сразу решил купить вот это - какой любишь...
  Он сунул девушке бутылку Jack Daniels и снял куртку. Она шмыгнула носом и вяло улыбнулась, прижимая бутылку виски к груди и кивая головой другу, показывая следовать за ней.
  - Брай, мы расстались с Франсизом. После праздников он подает на развод.
  Она достала с ящичка бара штопор, кинула на пол коробку конфет и села сама на шкуру бурого медведя посреди комнаты, пытаясь откупорить бутылку.
  Брайан сел рядом с ней и отнял у нее штопор и бутылку.
  - Время лечит, дорогая, а еще лучше лечит хороший виски, уж поверь.
  Парень украдкой наблюдал за подругой, страдая от того, что не может разом устранить всю ту боль, которую она сейчас чувствовала.
  - Время - это слишком, - резюмировала она. - А вот виски подойдет, тем более родной Джеки, - она повела рукой, показывая раскиданные бутылки. - Черт, у меня его не оказалось. Ты мой ангел-хранитель!
  Она поднялась и достала два стакана под виски, поставила их перед Брайаном, чтобы наполнял, а из холодильника притащила связку мандаринов.
  Разглядывая друга, сидящего напротив и деловито разливающего жидкость по стаканам, Панда грустно вздохнула:
  - Брай, он ушел к другой женщине...
  Налив горячительную жидкость в стакан, Брайан передал его девушке, чуть задержав свое прикосновение к ее руке.
  - Ты хоть понимаешь, что он оказался не достойным тебя? Я лично просто не могу представить, как такую девушку, как ты, можно променять на другую. Да это немыслимо! Ни один мужчина в здравом уме так бы не поступил!
  На лице Брайана было столько возмущения, что Панда чуть улыбнулась, а на ее глаза навернулись новые слезы.
  - И потом...
  Он приподнял свой стакан.
  - Давай не будем говорить сегодня ни о ком, кроме тебя. И мой первый тост будет как раз за милую и веселую девушку, сидящую напротив меня, - за тебя!
  Они чокнулись стаканами, и Панда сделала довольно внушительный глоток горячительного, слегка поморщившись. Его слова вдохнули в нее прилив непонятной нежности, на фоне которой она была благодарна, наверное, судьбе, что у нее есть такой друг, как Брайан. Что бы она без него делала! Ей хотелось обнять его, удостовериться, что он сейчас настоящий и что они сидят здесь в их - нет, теперь уже ЕЕ -  гостиной, напротив камина, и вместе выпивают любимый "Джеки". Панда протянула руку, взяла ладонь Брайана в свою и посмотрела в его глаза.
  - Ты замечательный... просто потому, что ты у меня есть. И спасибо тебе за твои слова, право, они меня даже смущают.
  Она отпустила его руку, сделала еще один глоток, допив свой стакан до конца, почувствовала легкое головокружение, отчего понимающе улыбнулась самой себе, и достала из связки пару мандаринов, чтобы почистить их для себя и Брайана.
  - Прости, что мне пришлось оторвать тебя от, наверное, какой-нибудь очередной красотки или партии в бильярд, - она подмигнула. - Обещаю, что если что-то подобное произойдет с тобой - сразу все брошу и прилечу.
  - Ловлю тебя на слове, дорогая, - Брай "уничтожил" очередной стакан виски и закусил долькой мандарина, любезно почищенного Пандой.
  Ему было всегда приятно выполнять любые желания подруги - такая у нее была способность и такая у него была слабость. Когда она позвонила, Брайан даже не раздумывал. Он отчего-то знал, что у него никогда не было и не будет шансов завоевать ее расположение к себе, как к мужчине. Во-первых, потому что он был не в ее вкусе, а во-вторых... во-вторых, он боялся ее, боялся ее обидеть, и считал, что как друг он ей нравится больше.
  Сегодня она была рядом и держала его за руку, сегодня она была близка ему, как никогда. Или это ему казалось из-за выпитого алкоголя - он не знал точно. Он только чувствовал жар в теле и видел плывущую перед глазами улыбку Панды на ее заплаканном лице.
  
  Им пришлось откупорить вторую бутылку виски; первая поразительно быстро закончилась. Панде было хорошо - уже прилично хорошо. Она что-то рассказывала Брайану, что-то забавное из их общих воспоминаний, как вдруг повернула голову в сторону елки и уперлась взглядом в коробки с подарками.
  - Брай! - весело воскликнула она. - У меня же для тебя подарки! Сегодня же канун Рождества!
  Она встала на ноги, покачиваясь из стороны в сторону, и на мысочках добежала до елки, схватила коробки и принесла обратно, неуклюже вывалив их прямо на их импровизированный стол.
  - Держи, - она сунула ему в руки первую из коробок продолговатой формы и заговорщически потерла ладони. - Давай, открой ее!
  Сильно покраснев, парень стал распаковывать коробку. Пальцы не слушались, поэтому процесс продолжался довольно долго. В голове встал вопрос - а где его подарок? "Надеюсь, не забыл сунуть в карман".
  Подарком оказался шикарный перламутровый галстук красного цвета. Брайан присвистнул и сразу приложил новую вещь к своей белой рубашке.
  - Ну как?
  Следующим порывом было обнять девушку и поцеловать в щечку.
  - Спасибо, ты всегда отличалась от всех остальных своим изысканным вкусом. И не только...
  Их лица были совсем близко, он смотрел в ее глаза, и все чувства смешались в непонятный водоворот. Она чуть опустила глаза, и связь оборвалась.
  Он ощупал свои карманы и с облегчением достал маленькую бархатную коробочку.
  - А это тебе. С Рождеством!
  Она откинула назад волосы, которые еще какое-то время назад хотела обрезать ножницами, и с радостью маленького ребенка схватила коробочку, осторожно открыв ее. В ту же секунду она бросилась Брайану на шею, обхватив его руками и уткнувшись лицом в его плечо.
  - Тебе спасибо... И с Рождеством!
  Она слегка отстранилась и достала из коробочки кулончик в виде ангела на цепочке. Витиеватые узоры, зеленые камушки - как она любила!
  Она протянула кулон другу, подобрала волосы и повернулась, чтобы он надел на нее этот подарок.
  Брай аккуратно застегнул цепочку, что далось ему с огромным трудом. Сердце бешено колотилось где-то в ушах, язык онемел, а мысли и вовсе перестали слушаться голоса разума.
  - Будь со мной, - выдохнул он и крепко обнял девушку, не собираясь ее отпускать.
  Сладость, разливающаяся по ее телу, и приятный туман в голове не позволили ей оттолкнуть Брайана, и она только крепче вцепилась в него, где-то глубоко в душе именно об этом и мечтая. О крепких мужских объятиях, об этих словах, о подарках, которые учитывают ее вкусы и предпочтения (Франсиз никогда не мог запомнить, что она любит именно зеленые камни), о страсти и о чувствах...
  Она осторожно коснулась своими губами его губ, легко поцеловав и чувствуя, как кипит он и закипает она.
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"