Штурман Дора Моисеевна : другие произведения.

Не Утонуть В Меду Победы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Для того, чтобы дьявол победил, достаточно хорошим людям ничего не делать" И.Сикорский
  
  
   НЕ УТОНУТЬ В МЕДУ ПОБЕДЫ
  
  
   "Для того, чтобы дьявол победил, доста-
   точно хорошим людям ничего не делать"
  
   И.Сикорский
  
   Итак,
  Ельцин и курс на демократические реформы опять победили. Они победили в августе
  1991 года, по сей день загадочном. Они победили на выборах президента Российской
  федерации. Они победили на апрельском референдуме. И каждый раз победы
  захлёбывались в эйфории победителей. Даже тогда, когда верховносоветский шабаш
  не дожал несколько голосов для импичмента президенту, демократия во главе с
  Борисом Николаевичем ликовала победу.
   На этот раз, кажется, не ликуют. Во всяком случае, Ельцин и его правительство.
  Слава Богу.
   Ветераны Августа, не обернувшиеся руцкими и хасбулатовыми, кажется, поняли:
  победа только тогда победа, когда она: а) не Пиррова; б) не влечёт за собой
  сомнамбулического или эйфорического состояния, позволяющему противнику
  собраться с силами и оттеснить победителя с только что завоёванных позиций. Об
  этом сказано множество слов, написано множество книг, и дальнейшее ни в одном
  слове не является моим измышлением.* Победы надо не праздновать, а закреплять.
  Их результаты следует доводить до фазы необратимости.
   В чём состоит (подчёркиваю: по мнению многих теоретиков права, политологов
  и политических деятелей), в данной ситуации, такое доведение начатого до конца?
   В условиях временного повышения авторитета президента и правительства, при
  растерянности (опять-таки, временной: подводная часть айсберга не растаяла)
  реваншистско-реставрационных сил, можно провести структурные политические
  реформы.
   Мы подчеркнули слово "можно". В том, что нужно, сомнения нет давно. Однако,
  далеко не всегда наличествует такая возможность. Она была (или виделось, что
  была) где-то на рубеже 1991 и 1992 годов. В чём она состояла? Теоретически после
  победы над Горбачёвым и распада СССР надо было немедленно, пока ещё длилась
  эйфория единомышленников и растерянность врагов, создать то, чему в России лишь
  немногие исключения из правил придавали первостепенное значение. А в СССР -
  никто, ибо в его пределах этот феномен был так же немыслим, как существование
  голого человека в вакууме или при абсолютном нуле температуры. Я говорю о
  разработке и задействовании новой конституции нового государства. Ничего не
  могло развиваться успешно, не имея под собой "чётких, ясных и воспроизводимых"
  правовых оснований. Политико-правовая и экономическая системы должны были быть
  продуманы и задействованы прежде всего. Органы трёх ветвей новой власти, их
  структура, их формирование, их кадры, их права и полномочия, их сферы деятельнос-
  ти, способы их взаимодействия. Экономическое законодательство. Хозяйственные
  права и обязанности граждан и их объединений. Гражданские права и обязанности
  граждан. Права и обязанности "четвёртой власти". Федеративно-региональные
  взаимоотношения. Внешнеполитическая доктрина и приоритеты.
  ---------- *
   К слову, хотя и не по теме: пытаюсь избегнуть очередных обвинений в "чёрно-белой"
  самоуверенности. В большевизанстве меня уже обвиняли. В графомании -тоже (и были
  правы: только мания может заставить человека всю жизнь пытаться делить с первым
  встречным крохи обретённого опыта). Олигофрению мне пришил впервые г-н И.Гурвич.
  Я знаю, что Велемир Хлебников - талантливый поэт. Но если маньяк Ткачёв -
  политическое чудовище, то поэт Хлебников, автор убийственной педократической
  утопии, - поэтическое чудовище. Может быть, г-н Гурвич - человек очень юный и
  сладостные мечты Хлебникова о перманентной элиминации людей зрелого возраста
  его не пугают. А я - человек весьма пожилой и меня мороз подирает по коже от таких
  сюжетов.
  
   Все эти и
  несколько других важнейших вопросов должны были быть задействованы прежде
  всего. В 1991-1992 годах это не удалось.
   В октябре 1993 года это стало реальным, ибо нет Верховного Совета и парали-
  зован Конституционный суд. Казалось бы, что при очень большой твёрдости
  президента, правительства и их единомышленников сейчас можно отстроить новую
  систему права и новые властные структуры. Но только при очень большой твёрдости
  в намерениях и при очень большой ясности этих намерений. При этом твёрдость не
  должна выходить из рамок чёткого права переходного периода. Право переходно-
  го периода, чтобы не превратиться в устойчивую, как "временные трудности" больше-
  виков, диктатуру, должно отвечать нескольким требованиям (опять подчёркиваю: это
  не самонадеянные менторские наставления некоей публицистки - это цитаты из
  классических сочинений). Оно должно быть рассчитано на достаточно короткий
  период, по истечении которого смогли бы начать работать созданные за этот пери-
  од демократические институты. Оно должно изначально носить ступенчатый и
  динамичный характер, решая задачу за задачей таким образом, чтобы неуклонно
  подменяться всё более демократическим обычным правом. Оно должно иметь необ-
  ходимое и достаточное, но динамичное силовое и пропагандистское обеспечение в
  процессе этого перехода и закрепления его результатов.
   Все эти условия сами по себе достаточно трудны. Тем более - в обстановке
  Российской федерации, огромной многоэтнической, разноверной, с разрушенными
  старыми и хаотическими, несложившимися, не имеющими ещё правовой основы, а
  потому криминализированными новыми экономическими связями. Но при этом есть ещё
  несколько осложняющих обстоятельств, которых не должна бы заслонить очередная
  эйфорическая вспышка или медовая дрёма победы. Об одной я писала в "Новом Русском
  Слове" несколько раз. Это - катастрофически плохо контролируемая ядерная,
  ядохимикатная и биогенная начинка бывшего СССР и отходы её производств. Об этом
  здесь помолчим. Вернёмся в плоскость политико-идеологическую.
   Разгромлен, будем надеяться, передовой (не в смысле "прогрессивный" или
  ведущий, а выдвинутый штабом вперёд), ударно-боевой, отчасти и обречённый на
  рукопашную разведку боем отряд реваншистско-реставраторских сил. Я не думаю, что
  Хасбулатов, Руцкой, Макашов, Исаков, Анпилов и иже с ними были мозговым трестом
  этих сил. Вслед за немалым количеством аналитиков, я присоединяюсь к подозрению,
  что, как ни безмозгло движение в целом (победив, оно, подобно съевшему организм
  раку, может только погибнуть вместе с окончательно разрушенным обществом),
  повторю: как оно, это движение, ни безмозгло, но всё же не на уровне Руцкого,
  Макашова, Хасбулатова и их видимого окружения.
   Я подозреваю, что второй эшелон движения, куда более похожий на штаб, чем
  поверженные первые лица Чёрного дома, это эшелон "центристов" и "миротворцев".
  Последние были заняты тем, что в различных фразеологиях, от конституционно-
  судейской до церковно-иерархической, ставили на одну доску, с одной стороны,
  президента и правительство, с другой - заговорщиков и боевиков, коммунистов и
  нацистов. Зорькин вплоть до ответной силовой (с использованием танков) атаки
  правительства против мятежников звал к циническому "нулевому варианту", чем
  множил иллюзии в армии и в обществе и мешал начать и одобрить атаку. Некоторые
  западные комментаторы выразили 7-го октября 1993 года мнение, что Конституци-
  онный суд в лице его председателя "был постепенно втянут" в преступную деятель-
  ность Верховного Совета. Зорькин ни во что не был "втянут". Уже через месяц-
  другой после его назначения стало ясно, что он эту деятельность инспирирует и
  контролирует. Подозреваю, что не по своей личной инициативе, а как часть некоего
  ещё не засвеченного целого.
   Переговоры в Святоданиловом монастыре тоже способствовали укреплению и
  наращиванию боевого потенциала мятежа. В наивность ни одной из этих сторон я не
  верю, хотя версия обманутого доверия патриархии в разных кругах весьма
  популярна. Особенно среди воцерковленной интеллигенции, для части которой
  непосильно одно только подозрение в том, что верха патриархии не могли знать о
  ситуации в Чёрном доме и и вокруг него меньше, чем обыватели и media.
   Впрочем, о том, кто о чём и когда был информирован, свидетельствуют многие
  примечательные факты. Спецкорр "Русской мысли" Валентин Елисеенко в коррес-
  понденции от 25 сентября 1993 года с некоторой иронией сообщал, что на устроенном
  Руцким "на противоположной площадке, со стороны набережной Моск- вы-реки "смотре
  защитников Дома Советов и Верховного Совета" (кавычки В.Елисе-
  
   енко - прим. Д.Ш.)... защитников...
  оказалось аж 146 душ" ("Русская мысль" Љ 3998 от 30 сентября - 6 октября, 1993).
  Такое, можно сказать, "потешное войско". А их оказалось только при капитуляции
  более полутора тысяч. Помимо сражавшихся в городе и отказавшихся сдаться
  двухсот-трёхсот, а также смывшихся по подземным тоннелям. На Украине о таких, как
  непредсказуемый экс-спикер и первый всероссийский президент-самозванец
  (республиканский "тушинский вор"), говорят: "Дурной, дурной, а хитрый". А вот мы
  с вами больно не хитры, господа. В репортажах из Москвы вплоть до осады Останкина
  и взятия мэрии слишком уж часто мелькало слово "забавно"...
   Только 3 октября утром, по дороге в Кремль, Ельцин заехал в район (почти
  безоружного, как оказалось) оцепления тогда ещё белого цвета дома, вышел из ма-
  шины и горько произнёс примерно следующее: с кем переговоры вести, когда к ним
   по подземным тоннелям прибывают и боевики (перечислил откуда: Приднестровье,
  Абхазия, бывший рижский ОМОН, Югославия)и оружие (сказал, какое), и продо-
  вольствие? Махнул рукой и сел в машину. Этот эпизод телевидение, ещё не раз-
  рушенное, показало дважды. Хотя о том, что сществует подземная Москва разных эпох
  и назначений, что все правительственные здания связаны друг с другом, с городом
  и Подмосковьем замысловатыми системами подземных ходов, входов и вы- ходов,
  писалось, а ещё более говорилось давно. И даже телерепортажи случались в
  последние годы.
   За сутки до этого Ельцин заявил уверенно, что ни на какие переговоры с сидель-
  цами бывшего Верховного Совета не пойдёт: не с кем там говорить. "Миротворцу"
  светскому - Зорькину - он уже более не поддавался. Но посредникам с христианской
  фразеологией - уступил: послал своих людей на заведомо тактический со стороны
  мятежников торг. Очень может быть, что сыграла решающую роль неполная уверен-
  ность Ельцина в поддержке со стороны армейского генералитета. Штурмовать здание
  Верховного Совета силами только МВД не представлялось возможным. Нужна была
  артиллерия бронетанковых сил. А возможно, потребовалась бы и поддержка с
  воздуха. Ночь с 3-го на 4-е октября подтвердила это предположение. Когда после
  штурма Гайдар комментировал свой и Черномырдина отчаянный призыв к безоружному
  населению - выйти на площадь у Моссовета, он объяснил свои побуждения к этому
  шагу. Первое: армия должна была увидеть, что большинство москвичей на стороне
  президента и правительства, что сограждане не осудят её за вмешательство.
  Второе: генералитет колебался; нельзя было исключить крайнюю меру - раздачу
  оружия безоружному населению. Колебания разрешились согласием выступить только
  к рассвету.
   Разумеется, это был бы шаг почти символический: вооружить мирных, не-
  обученных и неорганизованных людей против отрядов профессиональных "боевиков"
  (тренированных виртуозов убийства). Но правительство надеялось, что войска
  подойдут. И не ошиблось. Страх выступить первыми обошелся дорого: "Останкино",
  мэрия, превращение Чёрного дома в крепость с многолюдным, хорошо во- оруженным
  гарнизоном. Но, в конечном счёте, решало поведение генералитета, а оно стало
  вполне благоприятствующим правительству только в последний и реши-тельный миг,
  на волосок от рокового исхода (большой гражданской войны).
   Итак, "миротворцы" вышли в тираж. Первая шеренга призраков тоталитарного
  прошлого растаяла. Остались те, кто пошел за ней (за неё) сражаться. "Агрессивно-
  послушные" (Ю.Афанасьев) рассредоточились в толщах, из которых вышли. Но им надо
  кого-то слушаться, чтобы собраться опять в агрессивные ударные кулаки.
   Кого же?
   Поверим, что откровенные коммуно-фашисты и все тяготеющие к ним образования
  будут, действительно, политически нейтрализованы, вместе с их изданиями.
  Кто ещё может быть заинтересован в остановке преобразования России в нормальное
  правовое государство с нормальным обществом и нормальной хозяйственной струк-
  турой?
   Очень хотела бы ошибиться, но меня пугают (и мне представляются инициативными,
  примерно, на экс-уровне Зорькина) те, кого в России по сей день именуют "центрис-
  тами". Центристскими без кавычек мне видятся позиции президента и пра-
  вительства России. Симбиоз же администраторов госпредприятий-гигантов, ВПК,
  колхозов-совхозов, старого ВЦСПС и т.п., составлявших доныне костяк Гражданского
  союза и близких к нему партий, во главе с их шефами от Вольского до Стародубцева,
  это скорее всего промежуточный слой и только в таком понимании -
  
   центр. Между кем и кем? Между очень
  глубоко эшелонированным истинным шта-бом реваншистов-реставраторов и только
  что срезанным (выдвинутым на авансцену сражения) макетом "штаба сопротивления".
  Зорькин слишком тесно связал себя с маргиналами, самозабвенно игравшими роли
  ведущих фигур. Ему пришлось рети- роваться. Возможно, он ещё будет призван к
  ответу. "Центристы" (Вольский, Вла- диславлев и Ко) не соучаствовали ни в чём явно
  противозаконном. Но благодаря именно их позиции во всех верховно-советских
  голосованиях не проходило ни одно, за считанными, редчайшими исключениями,
  живительное преобразование. И, на- оборот, проходили все парализующие реформу
  "кунштюки" Хасбулатова и его споспешников. Если Зорькину, поторопившемуся 6
  октября подать заявление об отставке, было вменено в вину его коллегами по
  Конституционному суду "правовое обеспечение мятежа", то псевдоцентристы из
  Гражданского Союза и его коалиций обеспечивали "правовой" (или "конституцион-
  ный") срыв всех начинаний президента и реформаторских усилий правительства с
  помощью хорошо отлаженной машины голосования. Откровенных реваншистов было на
  Съезде народных депутатов немногим больше, чем демократов. Псевдоцентр
  затягивал время демагогией на темы замедления темпов реформ, торгом о компромис-
  сах, якобы снимающих жесткость "шоковой терапии", а потом, слившись с экстремис-
  тами, бил монолитной кувалдой голосования. Достаточно вспомнить перелом хребта
  программы Гайдара, вынужденного уступить Съезду и возобновить инвестирование
  кровососущего чудища "оборонки" и других убыточных монстров. Всё затевали на
  трибуне Верховного Совета и Съезда главари нынешнего мятежа. Придавали их
  экстремальным требованиям об- текаемые конфигурации производственного
  прагматизма, политико-экономическо- го наукообразия "центристы". Они же
  внедряли (и очень успешно, причём на весь мир; сужу по реакциям израильских и
  западных политологов - бывших советологов) иллюзию социальной оправданности
  того, что на самом деле было бы самоубийством для России. Это было очевидным
  давно, но почему-то ещё и 5 октября, днём позже штурма, журналисты на одной из не
  лучших, но модных "телетусовок" (тут слова приличнее не подберёшь), холили,
  нежили и почтительно выслушивали импозантного Владиславлева, одного из умелых
  инспираторов заголосовывания президентских указов и правительственных
  проектов.
   Чтобы мои подозрения не казались людям, день ото дня за событиями и публика-
  циями не следившим, слишком одиозными, процитирую документ - кусок плёнки с
  записью интервью Руцкого радиостанции "Эхо Москвы" (поздний вечер 22 сен- тября).
  Этот диалог опубликован В.Елисеенко в той же статье, но уже не по личному
  впечатлению от пустых коридоров огромного здания, а точно по плёнке:
  
   "ЭМ". - Ситуация сложилась сложная. Что вы собираетесь делать? Вы лично,
  как человек?
   РУЦКОЙ. - Я лично?
   "ЭМ". - Да. Я имею в виду ваши планы, действия.
   РУЦКОЙ. - А-а-а, план моих действий? До конца стоять на позиции назначения
  одновременных выборов - и чем быстрее, тем лучше. Это первое. И второе - в
  частности, у "Гражданского союза", где я являюсь участником его и, кроме того, ещё
  являюсь председателем народной партии, - у нас есть прекрасная программа - и
  экономическая, и социальная, и политическая реформа. Поэтому, вы знаете, мы не
  только, так сказать, владеем ситуацией, но мы знаем, что делать.
   "ЭМ". - То есть ваша партия собирается тоже принимать участие в выборах?
   РУЦКОЙ. - Обязательно.
   "ЭМ". - И парламентских, и президентских?
   РУЦКОЙ. - Обязательно.
  
   Далее тоже интересно, но можно обратиться к оригиналу. Почему-то пока все как-
  то забыли о теснейшей связи "потешного президента" Руцкого с респектабельным
  Гражданским Союзом. По всей видимости, Руцкой не ошибся: его партия примет
  участие в выборах. Как бы не оказался прав Зюганов, 8 октября заявивший (с
  телеэкрана!) о том же. Российское великодушие беспредельно...
   Тут самое время перейти ещё к одной теме, очень раздражающей моих оппонентов.
  От меня уже защищали и социализм, и Ленина, и Горбачёва, но никого не обороняли
  так яростно, как интеллигенцию, хотя я и сама всё же не исключительно от сохи и
  станка. Ешё раз повторю: одна из главных сегодняшних опасностей для
  
   становящейся демократии - это
  антигосударственный, нонконформистский, безбреж- но-"правозащитный" синдром
  существенной части интеллигенции.
   Всю ли интеллигенцию я имею в виду?
   Напомню очень старые определения, а потом - очень новые деяния.
   Итак:
  
   "Говорю об интеллигенции в традиционно-русском смысле этого слова, о
   нашей кружковой интеллигенции, искуственно выделяемой из общенацио-
   нальной жизни. Этот своеобразный мир, живший до сих пор замкнутой жизнью
   под двойным давлением, давлением казёнщины внешней - реакционной власти,
   и казёнщины внутренней - инертности мысли и консервативности чувств, не
   без основания называют 'интеллигентщиной' в отличие от интеллигенции в
   широком, общенациональном, общеисторическом смысле этого слова. Те
   русские философы, которых не хочет знать русская интеллигенция, которых
   она относит к иному, враждебному миру, тоже ведь принадлежат к интелли-
   генции, но чужды 'интеллигентщины'".
  
   Это - Н.А.Бердяев, "Философская истина и интеллигентская правда" /в сб. ста- тей
  о русской интеллигенции "Вехи", 2-е изд., Москва, 1909; стр. 1/. А вот что
  говорил в том же сборнике П.Б.Струве /ст. "Интеллигенция и револю- ция", стр, 158-
  160/:
  
   "Слово 'интеллигенция' может употребляться, конечно, в различных
   смыслах. История этого слова в русской обиходной и литературной речи мог-
   ла бы составить предмет интересного социального этюда.
   Нам приходит на память, в каком смысле говорил в тургеневской 'Стран-ной
   истории' помещик-откупщик: 'У нас смирно; губернатор меланхолик,
   губернский предводитель - холостяк. А впрочем послезавтра в дворянском
   собрании большой бал. Советую съездить: здесь не без красавиц. Ну, и всю
   нашу интеллигенцию вы увидите'. Мой знакомый, как человек, некогда
   обучавшийся в университете, любил употреблять выражения учёные. Он
   произносил их с иронией, но и с уважением. Притом известно, что занятие
   откупами, вместе с солидностью, развивало в людях некоторое глубокомыс-
   лие'.
   Мы разумеем под интеллигенцией, конечно, не публику, бывающую на балах
   в дворянском собрании.
   Мы разумеем под этим наименованием даже не 'образованный класс'. В этом
   смысле интеллигенция существует в России давно, ничего особенного не
   представляет и никакой казаческой миссии не осуществляет. В известной
   мере 'образованный класс' составляла в России всегда некоторая часть
   духовенства, потом первое место в этом отношении заняло дворянство.
   Роль образованного класса была и остаётся очень велика во всяком
   государстве; в государстве отсталом, лежавшем не так давно на крайней
   периферии европейской культуры, она вполне естественно является громад-
   ной.
   Не об этом классе и не об его исторически понятной, прозрачной роли,
   обусловленой культурною функцией просвещения, идёт речь в данном случае.
   Интеллигенция в русском политическом развитии есть фактор совершенно
   особенный: историческое значение интеллигенции в России определяется ея
   отношением к государству в его идее и в его реальном воплощении.
   С этой точки зрения интеллигенция, как политическая категория,
   объявилась в русской исторической жизни лишь в эпоху реформ и окончатель-
   но обнаружила себя в революцию 1905-07 гг.
   Идейно же она была подготовлена в замечательную эпоху 40-х гг.
   В облике интеллигенции, как идейно-политической силы в русском
   историческом развитии, можно различать постоянный элемент, как бы
   твёрдую форму, и элемент более изменчивый, текучий - содержание. Идейной
   формой русской интеллигенции является ея отщепенство, ея отчуждение от
   государства и враждебность к нему."
  
  
   Сравнение дореволю-
  ционной интеллигенции (в тех границах понятия, которые обозначены "Вехами":
  оппозиционный, радикализированный пласт образованного слоя) с образованным
  слоем советской эпохи дал в "Образованщине" А.Солжени- цын. "Образованщина"
  обиделась, но бить было нечем: Солженицын ничего не примыслил к типическому
  портрету. Кроме того, он был из числа тех исключений из правила, которые имеют
  право судить. Но "Образованщина" писалась в годы
  "зрелого социализма", когда порядочность без применительности к подлости была
  подвигом или граничила с таковым. Во всяком случае - в глазах обласканной
  властями образованщицкой номенклатуры, знати и полузнати.
   И вот грянула "гласность", а за ней и свобода слова. Трудно сказать, навсегда
  ли и даже надолго ли, но грянула. И очень быстро, буквально у себя, ошарашенной,
  на глазах, "образованщина" начала расслаиваться на группы с несовместимыми
  взглядами и рефлексами. И об этом тоже предупреждал в своей публицистике
  Солженицын и звал к заблаговременному сближению взглядов, к отысканию
  компромиссов, к обнаружению как можно большего числа общих отправных точек. Но -
   не услышали.
   Пожалуй, о воспрянувшем духом в годы "гласности", а затем впавшем в разных
  степеней разочарование образованном слое не скажешь сегодня ни "интеллигенция"
  (в "веховском" смысле), ни "образованщина" (в солженицынском). Этот слой перестал
  быть чем-то более или менее единообразным и потому поддающимся пусть неизбежно
  схематизированной, но всё-таки общей характеристике.
   Людям довелось, по выползе живыми из-под катка большевистской диктатуры,
  попасть не в Эдем свободы, равенства,братства и западного или российского, 1913
  года, довольства, как мечталось, а (после короткой эйфории) в нынешний раззор и
  распад с их непредсказуемым исходом. Легко ли при этом сохранить или обрести
  душевное равновесие? То, что начали рушить в 1917 году, продолжает рушиться до
  неведомых и потому ужасающих пределов ("до основанья").
   Уничтожая частную собственность и самоорганизующийся конкурентный плюрализм
  (экономический, политический, информационный - во всеобъемлющем смысле
  последнего), социализм срубает дерево общественной эволюции. Он располагает
  свои институции как бы на срезе пня. В них не только не поступают соки из почвы -
   из них не растут ветви будущего.
   Теперь надо реанимировать корни и тем самым - пень, привить к нему здоровые
  черенки и помочь разрастись из них ветвям и кроне. Но и этот образ грешит
  неточностью: социалистические новообразования вьелись в пень. Они впились вв
  него уже своими корнями, метастазировали в умы и души людей. Они бешено,
  безогляд-но сопротивляются спасательным для усыхающих корней работам и
  стараются отторгать здоровые черенки. И значительная, как бы не преобладающая,
  часть "образованщины" тяготеет к этим, почти вековым уже, новообразованиям: они
  её как-никак кормили, она составляла часть их духа, была их языком. А та её,
  "образованщины", немалая часть, в которой проснулись на свободе рефлексы
  очерченной "Вехами" интеллигенции, вспомнила, как всегда, не ко времени, что
  "оппозиция к любому правительству есть стержень позиции истинного интеллиген-
  та" (цитата). И тут же приняла отнюдь не безмолвную позу иронико-скептической
  отстранённости. От кого же она отстраняется (не без язвительных подковырок) на
  этот раз? От единственных за три четверти века правительства и лидера, которые
  плохо ли, хорошо ли, но попытались двигаться в спасительном, а не в губительном
  направлении. Не безупречные, не всевидящие, но впервые за семьдесят четыре года
  (1917-1991) не злодеи, не маньяки и не дикари, они настоящей (деловой, повседнев-
  ной, организованной) поддержки от "образованщины", вновь ставшей (в "веховском"
  смысле) интеллигенцией, не получили. Только приливами и отливами, чисто
  словесно, с быстро остывающими приступами энтузиазма и снова накатывающим
  недоверием, от случая к случаю интеллигенция одаряет (сентябрь 1993) поддержкой
  безальтернативного лидера демократии. Предреволюционный (1860-х - 1910-х гг.) и
  постфевральский (февраль - ноябрь 1917 г.) опыт, как теперь говорят, её "не
  колышет".
   К несчастью, у рафинированного меньшинства "образованного слоя" идеологизм,
  партийность, пропаганда, которыми его душили три четверти века, вызвали столь
  органическое отвращение к политике, такую к ней идеосинкразию, что наиболее
  сильные умы и светлые души предпочли уединение и неучастие в политических
  событиях. И лишь малая часть осталась на печатном поле и бьётся без лат и шлемов
  с количественно превосходящим противником. В политике же из этого клана активно
  действуют и вовсе немногие.
  
  
   Итак, речь идёт не обо всём образованном классе, не обо всей интеллигенции.
  Скорее об "интелигентщине" в бердяевском смысле, о круге, очерченном Струве, и
  об очнувшейся от анабиоза "образованщине", обретающей свои родовые черты. Это
  всегда была только часть интеллигенции в широком смысле слова. Но это её
  наиболее громкоголосая и активная часть. Это не приспособленцы и не карьеристы,
  напротив: они всегда протестуют. Когда протестовать смертельно опасно, протесту-
  ют (разными способами: от чисто художественного, чудом воссоздающего Время, до
  жертвенно-политического) лучшие и серьёзнейшие. Когда протестовать легко и даже
  модно, множатся не чацкие, а репетиловы ("Шумим, брат, шумим!"). Чацкие тоже порой
  трагически ошибаются, но репетиловы с их нонконформистской хлестаковщиной в
  некоторых ситуациях страшнее "наших": их опасность не самоочевидна.
   Подобно "миротворцам" с елеем и без него, ревнители "демократии с чистыми
  руками" сразу же после обоих путчей стали кокетливо уравнивать "все ветви влас-
  ти", "всех политиков", "всех чиновников", декларируя "грязь любой политики" и
  создавая вакуум вокруг правительства. Ещё один объединяющий самые, казалось бы,
  различные силы и слои лозунг, легче лёгкого превращаемый в демагогию, иногда -
  преднамеренную, иногда - по недомыслию его адептов: "Не допустить охоты на
  ведьм!" Этот, по первой видимости, красивый и благородный клич действует с
  исключительной эффективностью. В памяти возникают "Олеся", "Колдунья", сго-
  рающие на кострах целительницы и ведуньи...
   Господа, а если небезобидная нечисть и нежить есть и воюет - против жизни
  и права?
   Поскольку "образованщина" образованней кукловодов и их зомби, то она козыря-ет
  этим тезисом чаще самих оборотней и нечисти. Причём её нонконформизм в
  сравнительно лёгкие, не смертельные для свободного слова времена и конформизм
  её большинства - во времена смертельно опасные варьируются весьма широко. На
  всякий вкус и цвет: от лукавого "всякая блоха не плоха: все чёрненькие, все
  прыгают" до всеподлейшего в нынешнем российском (только ли?) горе "чума на оба
  ваших дома!" И на самый больной сегодня на Земле дом просить бы вразумления и
  исцеления. Но ведь иной лихач от mass-media ради красного словца не пожалеет ни
  мать, ни отца.
   Ярчайший пример этого бездумного, инфантильного нонконформизма - позиция
  когда-то любимых и высоко ценимых Россией демократической журналистов
  "Взгляда". На "взглядовцев" в ночь с 3-го на 4-е октября, пустословивших и
  злословивших в миг - буквально - между жизнью и смертью страны, стыдно было
  смотреть.
   За день-два до того нашлись журналистские голоса, назвавшие попытку
  коммуникационной и тепловой блокады Чёрного дома нарушением элементарных прав
  человека. Между тем это была попытка (заведомо - из-за наличия подземных ходов и
  автономных источников воды и света - с негодными средствами) выкурить зверьё из
  логова бескровно. Уже сейчас прозвучали "смелые голоса" демократических (!!!)
  протестов против закрытия коммуно-нацистских газет. Хочу спросить: почему
  президентом не назван в списке подстрекателей и организаторов мятежа ни один
  журнал? Вот бы взъярились горе-правозащитники. Не случайно же "правдист"
  В.Линник именно к ним, к журналистам, коллегам, обратился со своим SOS (помогите,
  мол, добиться отмены указа о закрытии "Правды"). Причём точно в тех же словах (и
  по тому же поводу!), в каких Ленин просил о помощи газеты мень- шевиков и эсеров
  в июле 1917 года. Напомнить о судьбе "уважаемых коллег" Владимира Ильича или не
  стоит? И ведь защитники кровавой, преступной "Правды" в рядах апостолов
  беспредельной свободы (чьей?!) уже нашлись. Примеры само- убийственного рабства
  части демократической media "у передовых идеек" множатся. Идейки эти работают на
  самоубийство демократии везде, во всём мире. Но если они опасны даже для
  устоявшихся старых, традиционных демократий, то что говорить о России, которая
  только ещё пытается остановить всеразносящий красный волчок?
   Мятеж подавлен там, где он вспыхнул, - в Москве. Сколько ещё нужно твёрдости,
  мужества, мудрости, прозорливости, организаторских дарований, уравновешенности,
  чтобы мирно разминировать всю Федерацию? А если не мирно (кто знает, где, кто и
  когда может опять поджечь фитили?), то хотя бы ценой наименьших потерь,
  наименьшего зла?
   Разумеется, Зорькин, псевдоцентристы и прочие не пустословили, а целенаправ-
  
   ленно трудились.
   Беспредельные "демократы" и "правозащитники" (беру в кавычки, ибо демо- кратия -
   не беспредел и не непротивление злу насилием), ревнители небесной голубизны
  политических риз и принципиально беспринципные нонконформисты чаще всего
  пустословят. Но аудитория их принимает всерьёз. И поэтому очень хотелось бы
  верить, что мужественная и дальнозоркая элита mass-media сумеет противостоять
  разрушительной хлестаковщине части своих коллег. Если бы оборотни из Чёрного
  дома и их хозяева дорвались до власти, хотя бы на очень короткий срок, то они не
  стали бы разбирать, кто что и с какой интонацией говорил. Полетели бы головы не
  только недомыслов-"объективистов", но и самых осторожных двоемыслов с их
  реставраторскими намёками и подтекстами (а есть и такие). Сидели в одних студиях
  и редакциях с демократами? На всякий случай - к ногтю. Вы верите, что макашовы
  умеют мыслить иначе? Я не верю.
  
  
   /Д.Штурман/
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"