л81  Ненасыщаемость наслаждения

    Бесконечность новогодне-рождественнских праздников привела меня в состояние лососевых и заставила обратить внимание на закономерность, явление которой я и раньше замечал, но которую осознал, пожалуй, только теперь. Речь идет о ненасыщаемости наслаждением.

   Ненасыщаемость наслаждения - это когда сознание к оценке наслаждения подключилось и оценило его как сверхценность. Но для всякого чересчур необходимо выработать противоядие, так как в противном случае улетишь. И таким противоядием  является "Ничто не имеет цены", позволяющее остановить полёт.

   Вопрос, с одной стороны, в закономерностях, которые являются собственно  физиологическими, и с другой стороны, отношения сознания к ним.

   Роль сознания заключается в том, что оно выступает либо в роли усилителя, либо в роли тормозителя. ("Тормозитель" - такого слова в русском языке нет. Есть слово тормоз. Слово образовано по тому же правилу, что и слово усилитель. Усилитель - устройство, усиливающее сигнал, тогда тормозитель - устройство, притормаживающее сигнал. Тогда как слово "тормоз" не содержит в себе меры: тормоз останавливает) Это определяется тем, что является ведущей стороной процесса, сознание или бессознательное.

   В свою очередь, относительно отношения сознания и бессознательного как отношения между противоположностями. Отношение между противоположностями характеризуется мерой, или величиной гистерезиса. Представим себе весы, которые находятся в равновесии. Если гистерезис весов, условно говоря, равен нолю, то весы будут реагировать на любое малое изменение в равенстве грузов на его чашах. В этом случае нет фиксации. Например, если мы будем рассматривать это отношение с рефлекторной точки зрения, то получим смену поведения на противоположное в соответствии с соотношениями  величин внешних противоположных воздействий. Здесь нет фиксации, определяющей дискретность.
   В качестве примера подобного рода ситуации можем рассмотреть такую: стоит очередь. Кто-то пропускает впереди себя знакомого. Это вам невыгодно, и вы начинаете громко возмущаться. Тут оказывается, что впереди в очереди стоит ваш знакомый, который предлагает вам стать перед ним. И вы на высказывание возмущения очередью начинаете защищать прямо противоположный принцип. Это пример, когда вы придерживаетесь в своём поведении инстинкта собственной выгоды.
    Теперь введем в рефлекторную систему сознание, которое позволяет смещать нулевую точку в одну и в другую сторону. Тогда сознание может играть две противоположные роли. Одна роль, роль торможения, будет заключается в том, что ноль будет смещен в сторону увеличения веса одной из чаш весов относительно другой. Тогда при переходе от нулевого значения до некоторого положительного весы не будут никак реагировать. Хотя реально при этом будет возникать рассогласование, внешне, на стрелке весов оно никак не проявит себя. И лишь по достижении смещенного значения ноля стрелка покажет отклонение. Теперь представим себе, что весы представляют собой автомат, работа которого направлена на восстановление равенства грузов на чашах весов. Восстанавливать это равенство автомат может, либо уменьшая вес на чаше с большим весом груза, либо добавляя груз на другую чашу.
   Естественно, что автомат может выполнять две противоположные формы деятельности. Допустим, что он восстанавливает равновесие путем добавления груза на чашу весов с меньшим грузом. И допустим, что установлена величина гистерезиса для обеих чаш, и если мы одну чашу назовём левой, другую - правой, то для левой и правой чаш. Разумеется, величина гистерезиса ( как величины смещения ноля и, соответственно, реакции автомата относительно - объективного ноля) может быть различная для левой и правой чаш весов. Эта сторона дела в данном случае несущественна. Существенной является единственно направленность работы автомата.
   А направленность автомата уже предполагает две противоположности, например, сознание и бессознательное, каждое из которых увеличивает или уменьшает груз на своей чаше весов. Например, положим, что левая часть весов - это вес сознания, и правая чаша весов - вес бессознательного.

   Важное замечание. Я давно замечал, но считал это неправильным, то, что в технике за техническими выражениями предполагается обычно субъективность. За объективностью стоит субъективность, которая явно не выражается, но которой определяются технические построения. Всегда с объективностью оказывается связана субъективность, которая идет параллельно с ней. А, между тем, этим, пожалуй, не осознаваемым приёмом достигается единство объективного и субъективного. Может быть, можно сказать, что субъективное выражает, находит своё адекватное выражение в объективном. И т.о. получается, что, непосредственно говоря об одном, мы при этом с необходимостью имеем ввиду другое, субъективность, которой объективное содержание и определяется.
   В связи с этим в целом, очевидно, мы имеем два противоположных возможных отношения между субъективным и объективным. Одно отношение заключается в том, что воздействие субъективного на субъективное имеет своей целью объективное. Само по себе субъективное может выражать свои объективные цели непосредственно либо опосредованно, но целью его является всегда объективное. Либо, напротив, речь идет об объективном, но целью является субъективное. А это означает, что субъективное и объективное неразрывны: за одной стороной всегда стоит другая, всегда налицо эти два противоположные полюса, которые либо приводятся в соответствие друг с другом, либо разводятся, противопоставляются друг другу. Т.о. в этих двух противоположных процессах одно переводится в другое: субъективное переводится в объективное, находя свою реализацию в нём, например, создавая машины, либо же объективное переводится в субъективное, например, когда мы удовлетворяем свою потребность в езде, управляя машиной. 

   Но продолжаем с нашим автоматом. Мы получаем, что существуют эти две противоположные стороны, которые в отдельном акте играют противоположные роли: одна сторона является не контролируемой, другая, противоположная сторона является контролирующей; одна сторона действует, другая измеряет её действия.

   Важное замечание  Чувства и физиология, сознание и физиология. Если сознание так или иначе связано с головой, то эту управляющую машину следует рассматривать как  точно такой же физиологический объект, физиологическую машину, как и всё то, что относится к чувствам как выражению работы физиологического механизма, которым обусловлены отношения с внешней средой. Из этого следует тот важный вывод, что как физиологическими механизмами определяется рефлекторный характер отношений живой системы с внешней средой, так точно также и управляющая машина характеризуется своими собственными свойствами и возможностями, способностями и потребностями, которыми определяется характер её отношений с чувственными механизмами. И тогда возможны как соответствия, так и противоречия в работе этих противостоящих друг другу живых машин, что выражается в том, что их цели могут как соответствовать, так и противостоять друг другу.

    Представим себе, что действующей стороной является бессознательное, например, вы что-то сказали или сделали, не подумав. Тем самым бессознательное нечто положило на свою чашу весов. Сознание измерило действие бессознательного на своих весах. Оно измерило это, и увидело, что возникло смещение от ноля, принятого за объективное равновесие, но это смещение не достигло значения гистерезиса, и сознание не предприняло никаких действий. И пусть так продолжаются действия со стороны бессознательного, пока оно, наконец, "не превысило меру терпения сознания", то есть не перешло границу гистерезиса. В результате этого отношения переворачиваются, и неконтролируемым по отношению к бессознательному становится сознание. Оно начинает действовать в соответствии с собственной логикой, устраняя существующее рассогласование. При этом действия сознания теперь контролируются бессознательным, то есть чувством. Пока рассогласование между сознанием и чувством устраняется, чувство с этим мирится, не оказывая особого сопротивления. Но вот равновесие достигнуто, а сознание продолжает свои неконтролируемые действия. В чувстве возникает всё возрастающее напряжение, которое, достигнув значения гистерезиса "терпения чувств",  переворачивает существующие отношения, и снова доминирующей (положенной) стороной становятся чувства. Из сказанного мы получаем вывод, что мы имеем дело с двумя весами, одни весы принадлежат сознанию и определяются им, то есть тем, "сколько лжи чувств оно может выдержать", и вторые весы принадлежат чувствам, которыми определяется, какую величину отрыва от жизни, теоретического отношения к ней человек способен выдержать.
   И теперь это соотношение сознательного и бессознательного, чувственного отношения к реальности нетрудно соотнести с функциями, которые выполняют правое и левое полушария большого мозга.

   Отсюда получаем важнейший философский вывод относительно смены доминанты сторон противоположности:
    Противоположности. Принцип: существует балансировка противоположностей. Которая заключается в гистерезисе в ту или другую сторону и, соответственно, в переключении противоположностей, когда в зависимости от значения вступают в силу разные стороны противоположности. И это вступление в силу заключается в том, что рассогласование заключается в отрицательной величине гистерезиса, при нижнем уровне которого включается другая  сторона противоположности, устраняющая рассогласование. Этот процесс затем идёт вверх, идет в положительную сторону гистерезиса и здесь точно также при достижении определенной величины снова происходит переключение на противоположную сторону. Психологически на  одной стороны может быть что-то отрицательное, негативное, на другой,  там, где было положительное, там появляется ощущение скуки, которое заставляет то, что прежде воспринималось в качестве отрицательного и тягостного, заставляет восприниматься в качестве развлечения, как новое, и переключение происходит на эту сторону. И т.о. то, например, что перед этим воспринималось как положительное, теперь воспринимается как скучное. Нечто через некоторое время становится известным, приедается, например, физическое, и тогда хочется противоположности, духовности. И обратно, наслаждение от духовности скоро перестает восприниматься, возникает потребность в физическом. Всё известное, обычное перестаёт быть привлекательным. Известное и неизвестное, новое и не новое. Новое - это хорошо забытое старое. Привлекает новизна, различие. Нечто, став известным, перестает обладать притягательной силой, приедается и ищет для себя различения.

   Что касается собственно физиологических закономерностей, то речь идет о тех из них, которые связаны с противоположностью, которая существует между чувствами, с одной стороны, которые удовлетворяют постоянно возобновляющийся сенсорный голод (На это нужно обратить внимание: чувства действительно удовлетворяют сенсорный голод: есть чувства - и вам уже есть чем заняться, уже есть, что делать. Нет чувств - и ничего нет, пустота, вы не живете. С другой стороны, сама динамика чувств заключается в их отрицании: чувства вызывают активность, которая должна исчерпать чувства. В этом смысле чувства неотделимы от характеризующей их энергетики) , и физиологической машиной, своим функционированием обеспечивающей получение чувств. Особенность этого процесса состоит в формировании привычности, которая состоит в том, что ничто, никакое чувство не только не повторяется в тех же самых условиях, но и вообще не повторяется дважды. В одни и те же чувства, как в речную воду, невозможно войти дважды. Получение чувства того же качества  требует всё больших усилий и разнообразия.(Само по себе это явление связано со стремлением повторения, воспроизведения ситуаций, всех их обстоятельств, при которых испытывались соответствующие чувства, ради  повторного их испытания. Ведь вы уже знаете, что вы делали, что делали другие лица, и вы хотите, воспроизведя ситуацию, воспроизвести и переживания, связанные с нею. Однако то, что вы хотите сделать, представляет собой ваш прошлый опыт, коды. И всё это и может быть воспроизведено как прошлое, то есть как явление памяти, а не как настоящее, не как актуальное, не как "теперь". "Теперь" требует, чтобы вы были в "теперь", а не в прошлом, а это требует от вас ориентировочной деятельности в этом "теперь". То, что в своё время происходило спонтанно, вторично может быть воспроизведено только в виде игры, спектакля. Реализация же наличного  "теперь"  связана с ориентировочно-исследовательской реакцией и необходимо должно содержать непроизвольные реактивные компоненты. А ведь когда вы хотите повторения, то всё, что вы делаете, вы уже делаете произвольно, и ваша произвольность вытесняет возможность непроизвольных компонентов в вашем поведении) И это приводит к тому, что сколько бы усилий вы ни прилагали,  повторения чувств получено  не будет, хотя будут, разумеется, получены другие чувства в качестве реакции на то, что вы делаете. Ведь особенность чувств состоит в их непроизвольном характере. От того, что вы тысячу раз повторите слово люблю, чувство любви не возникнет.
    Другая сторона этой же закономерности состоит в том, что в этом процессе снимаются охранительные тормоза, начинают преобладать процессы возбуждения, которые не позволяют процессу остановиться, что и приводит к действиям, связанным с саморазрушением. (Ведь если вы однажды испытали чувство наслаждения, то вы стремитесь к повторению его переживания. Так как повторения обычно не происходит, то это стремление затормаживается в отсутствие подкрепления. Но представим себе, что вы испытали чувство наслаждения, затем начали воспроизводить его в своём воображении, затем начали связывать его с раздражителями, которые его вызвали, и тогда вы те же ощущения можете испытывать, настраиваясь уже на другие объекты и с другими объектами.) На первом этапе получаемое наслаждение самоуничтожается как огонь, сожравший свой источник. Но чем дальше, тем охранительное торможение ощущается всё слабее, сбалансированный дискретно-непрерывный процесс, сменяющий возбуждение торможением, подвергается разбалансировке, начинает доминировать либо возбуждение, либо торможение, и доминирование одной из сторон приводит к одному и тому же результату, хотя и по противоположным основаниям. Если доминирует возбуждение, то человек, в погоне за чувствами, сгорает.(В настоящее время нас интересует именно эта сторона дела. Суть в том, что существуют определенные физиологические, в том числе и возрастные,  потребности, например, сексуальные. В целом они сводятся к двум формулам. Одна формула в виде анекдота: "Спускаются с пригорка бык и бычок к пасущемуся внизу стаду коров. Бычок говорит: "Смотри, смотри какая красивая пёстрая корова. Давай скорей побежим и ... её" Бык молча продолжает спускаться. Молодой бычок: "Ой, смотри, смотри, а вон какая красивая корова. Давай поскорее побежим к ней и ... её." Наконец, быку надоели возгласы молодого бычка, и он говорит: "Мы сейчас медленно - медленно спустимся и ... всё стадо." И поговорка :"Старый конь борозды не испортит"-"Но и не вспашет глубоко." В той мере, в какой удовлетворяется собственно физиологическая потребность, вопросов не может возникнуть. Вопрос возникает в следующем случае. Существует собственно объективная физиологическая потребность как выражение соответствующей энергетики организма. Но наряду с этой стороной дела существует еще машина мозга с её восприятием объектов. Одно дело, когда процесс проходит на бессознательном уровне под давлением собственно физиологии, и совсем иное дело, когда физиология начинает выступать стороной наслаждения. Само по себе развитие восприятия раздражителей, запускающих физиологический процесс, является одной из важнейших сторон процесса. Тогда, когда человек осознал женщину как наслаждение, то есть тогда, когда он "прелюбодействует с женщиной при виде её в сердце своём", тогда голод по женщине становится неутолимым. В обычном физиологическом случае половая ориентировочная реакция включается при соответствующем действительном физиологическом голоде, выражающемся в давлении спермы на стенки семенного пузырька, во всем известной и мужчинам и женщинам также щекотки в известном месте. Но когда в качестве раздражителя выступает уже не женщина как объект, а её сексуальный образ, её отражение, тогда это отражение действует постоянно, и именно потому, что человек относится к нему как к источнику наслаждения. И тогда человек не может утолить свою жажду. Может, не может, хочет, не хочет, жажда постоянно преследует его, женщины сводят его с ума, сколько бы он ни удовлетворялся, он никогда не насытится. А так как физиология в конечном счете подчиняется сознанию, то все ресурсы организма оказываются направлены на удовлетворение неудовлетворяемого голода. Человек постоянно хочет ощущений, которые вызывает в нём женщина, это становится для него сверхценностью, и он, если бы был в состоянии наблюдать за тем, что с ним происходит, увидел бы, то он, стремясь удовлетворить в принципе не удовлетворяемое наслажение, со всем возможным наслаждением стремится к смерти. Наслаждаясь, он обеспечивает себе смерть. Не преркращающееся ощущение наслаждения от женщины возбуждает в нём те силы, которые в нём еще остались. Он видит перед собой только это бесконечное наслаждение, которое ведет его к разрушению, как к разрушению ведет всё, что чересчур.) Если начинает доминировать торможение, то опять таки человек в условиях сенсорного голода "окостеневает".(Выше речь шла о тех, которые абсолютизировали сексуальную сторону чувственности. Чувственность можно рассматривать как энергетическую сторону человека. Реализация формы чувственности, о которой выше шла речь, представляла собой выведение энергии человека из его организма. При этом самым существенным в этом отношении следует признать не собственно материальную составляющую этого процесса, но его чувственную составляющую, замыкание на женщину как она чувственный объект. Основным здесь является ощущение наслаждения само по себе, которое испытывает человек. Это ощущение съедает энергию человека, которую не откуда больше взять. Разумеется, когда кони сытые, они бьют копытами. Но здесь речь идет совершенно о другой, не физической, не физиологической стороне дела. Если допустить, что при рождении человеку даётся какое-то определенное количество жизненной энергии, той жизненной энергии, которая делает его живым, то есть которая создает его как целостность, то бесконечное замыкание не на объект через свою физиологию, а непосредственно на ощущение сексуальности как таковое подобно короткому замыканию в электрических сетях, при котором всё сгорает.
   Но если мы захотим фиксироваться на противоположной стороне, исключить чувственность, то это опять-таки окажется подобно разрыву электрической цепи, с которым все процессы, вся работа в цепи прекращается. Чувственность является энергетической вещью, обеспечивающей жизнь. Чувственность - это жизнь.  Она раскрывается разными своими сторонами. Когда человек чувствует, он чувствует, что он живет. Нет чувства - и возникает пустота, и ничего не нужно, и не для чего жить. Нет чувства, и человек умер. Когда человек ощущает женское тело как наслаждение, когда он не может оторваться от него, он испытывает "непередаваемые ощущения", однако в них есть только один недостаток - тот, что это только ощущения, что кроме того, что он ощущает, больше ничего нет. Ощущения оказываются единственной целью процесса, его началом и его концом. За ними больше ничего не стоит, никакая физическая реальность, этими ощущениями ничего, кроме них самих, не создается. Человек, подобно горючему материалу, просто сгорает в этом отношении.) Это наглядно видно на судьбе выдающихся артистов: одни из них умирают в сравнительно раннем возрасте, как говорят, "сгорев на работе", поскольку и жить, и чувствовать спешили. Другие живут дольше, но умирают фактически при жизни, для этого достаточно взглянуть на их умершие, одеревеневшие лица. И только очень немногие, сохранившие сбалансированность процессов возбуждения и торможения нервной системы, остаются прекрасными и в старости, и, может быть, в старости более красивыми, чем они были в молодости.
   Важная сторона этого процесса связана с отношением сознания к физиологическим закономерностям, которые приводят человека к тому или иному результату. Одно отношение сознания заключается в том, что сознание оказывается в русле физиологии, следует за нею. Такое сознание непосредственно реагирует на чувственную данность человека

   -Но чем лучше "ничто не имеет цены" сравнительно с абсолютизацией цены? Ведь противоположности сходятся, и по большому счету сказать так или этак - что в лоб, что по лбу - результат будет один и тот же.
   -Совершенно верно, результат будет один и тот же. Но во всём этом есть одна не всегда улавливаемая запятая: Когда нечто утверждают как абсолютную сверхценность либо не ценность, следует поставить вопрос: "всегда"? В этом вся суть. "Всегда" ничто не может ни иметь абсолютную цену, ни иметь никакой цены. Но вот относительно моментов времени истинным может быть и то, и другое. В этом и заключается реализация принципа  "да-нет" в его диалектическом виде в противопоставлении метафизическому. Для диалектика нечто может иметь абсолютную цену или не иметь никакой цены для определенных отношений в определенных ситуациях  для определенных моментов времени Для метафизика цена одна и та же независимо от времени и пространства. Например, "не убий", "не укради", "не пожелай чужой жены", относись к другому как к ближнему своему - для метафизика абсолютные категории. При этом метафизик, разумеется, и убивает, и ворует, и желает чужой жены, и относится к другому как к врагу, но всё это у него вытеснено в бессознательное, и т.о. реальность его бытия и реальность его сознания представляют собой два параллельные противостоящие друг другу мира, два антимира,  вполне удовлетворительно соседствующие рядом друг с другом. Здесь главное - не допущение реальности в сознание и сознания в реальность, соответствия между словом и делом. Сознание само по себе, реальность - сама по себе.

   Начнём с пробуждения князя Андрея, хотя, кажется, оно-то здесь причем?! Притом, что показывает громаднейшую роль сознания для жизни и смерти. Для того, чтобы произошла жизнь или смерть, для этого к этому должно быть подключено сознание. В этом заключается смысл пробуждения князя Андрея.

Пробуждение князя Андрея

   Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все это время,- о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
   "Любовь? Что такое любовь? - думал он. - Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть - значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику". Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего-то недоставало в них, что-то было односторонне личное, умственное - не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
   Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем-то ненужном. Они сбираются ехать куда-то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие-то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все-таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно-неловко подползает к двери, это что-то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что-то не человеческое - смерть - ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия - запереть уже нельзя - хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
   Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
   Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
   "Да, это была смерть. Я умер - я проснулся. Да, смерть - пробуждение!" - вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
   Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на неё странным взглядом.
  С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
   С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна - пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения,
   Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно-медленном, пробуждении.
   Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем - за его телом.

Страсть

    Начнём говорить о страсти с лососевых. Справка из Википедии:
   "Все лососёвые нерестятся в пресной проточной воде - в реках и ручьях. Это вполне закономерно, поскольку предки лососеобразных были пресноводными и лишь некоторые виды эволюционировали в проходных (анадромных) рыб - собственно лососи: благородные (атлантические) лососи и тихоокеанские (дальневосточные) лососи. Проходные формы лососёвых бо́льшую часть жизни проводят в морских водах, нагуливая вес, и, когда наступит срок (как правило через 2-5 лет), возвращаются для нереста в реки, в те же самые места где родились сами.
   Практически все проходные лососи нерестятся один раз в жизни и после нереста погибают. Особенно это характерно для тихоокеанских лососей (кета, горбуша, нерка и др.). В отличие от них среди атлантических лососей (семга) гибнут не все особи, некоторые размножаются до 4-х раз (единственный зафиксированный рекорд - 5 раз), хотя это в большей мере исключение, чем правило.
   Перед нерестом организм проходных лососёвых претерпевает существенные метаморфозы - радикально меняется внешний вид, происходят внутренние изменения - тело теряет серебристую окраску, приобретая яркие тона, появляются красные и черные пятна, оно становится более высоким, у самцов часто появляется горб (отсюда название одного из видов - горбуша). Челюсти лососей становятся крючкообразными, зубы более крупными. Одновременно происходит дегенерация желудка, кишечника и печени, мясо становится менее упругим и жирным."
   Так как нас интересует феноменологический (энергетический) аспект, и именно с той точки зрения, что животные и человек "едина суть", то мы и начнём наше рассмотрение с лососевых как представляющих  яркий пример энергетических закономерностей, которые единообразно с ними проявляются и у человека. При этом мы поступим прямо противоположно подходу Павлова. Для Павлова непосредственно данной реальностью в психологии является феноменология. Однако внешние проявления феноменологии не дают возможности делать однозначные выводы относительно её содержания, и Павлов в качестве объекта наблюдения принял чувственно наблюдаемый физиологический факт. Мы же осуществим феноменологическую надстройку относительно наблюдаемых биологических фактов, и в этом случае такая надстройка будет выступать в качестве объясняющей поведение рыб. Но, в то же самое время, эта же самая феноменологическая надстройка берется нами в качестве причины поведения рыб. Другими словами, мы как бы входим в феноменологический мир рыб, неважно, какого рода механизмами он осуществляется. При этом мы как бы преднаходим его, этот феноменологический мир. То же, что сам по себе этот феноменологический мир обусловлен материальными изменениями, которые происходят в организме рыбы, этот вопрос нами выносится за скобки. Мы всего лишь выделяем  точку, с которой отождествляемся. 
   Пожалуй, самая большая тайна, с которой мы сталкиваемся, когда рассматриваем соотношение физиологии и феноменологии, заключается в том, что физиологические процессы преобразуются в факт феноменологии, и человек обнаруживает в себе феноменологию как данность, которая соответствует некоторому в том числе и физиологическому  положению вещей и которая позиционирует себя по отношению к сознанию человека как непосредственная и истинная его объективная реальность. Объективное  содержание феноменологии  может частично осознаваться человеком, но едва ли мы когда-нибудь сможем найти более или менее  полное осознание этого рода. Осознание само по себе есть всего лишь отражение. Данные феноменологии есть факты, которые могут быть восприняты, осознанны. Во всяком случае,  это такого рода факты, которыми определяется поведение. И точно также осознание фактов позволяет осуществлять обратное воздействие на живую природу, однако это обратное воздействие возможно лишь на основе отражения закономерностей того, чем обусловливается феноменологическая данность.
   Говорят о параллелизме физиологии и феноменологии. Для меня этот параллелизм заключается в соответствии феноменологических объектов объективному, материальному положению вещей. Вся феноменология в этом отношении в её аспекте отражения как собственно физиологических состояний субъекта, так и его отношений с внешней средой представляется системой приборов, преобразующих объективные данные в субъективные образования, в феномены.
   Мы обращаем внимание на то, что история жизни живого существа подобна истории жизни астрономических тел. Человек возникает из некоторой точки подобно взрыву. Маленькое малосильное существо в себе содержит громаднейший заряд энергии, который в процессе жизни преобразуется во всё более и более сильное тело и в изменения окружающей  среды. Создается впечатление, что жизнь живых существ заключается в преобразовании энергии в материю. Энергия, преобразованная в материю, выглядит как душа человека,  превратившаяся в материю, душа исчезает в материи. Т.о. человек возникает подобно первоначальному взрыву галактики: на первой фазе своей жизни он расширяется, на второй фазе жизни он постепенно сжимается,  переходя в своё первоначальное состояние;  и  уходит. И во всём этом важно то, что оба эти процесса являются активными. Дело выглядит совсем не так, что внешняя среда разрушает живое существо, но так, что живое существо само разрушает себя.
   Обратимся к лососевым как наглядной модели человеческой жизни. Лососевые зарождаются в каком-то определенном месте. Позже "они уходят из дома", скатываясь в океан, в котором гуляют и нагуливают тело. И это же делает человек, однажды уходя из отчего дома.. Но в какой-то период их жизни с ними происходит нечто, в связи с чем они, через все препятствия возвращаются к тому месту, в котором они родились, преодолевая на своём пути многочисленные препятствия.
   Спрашивается, отчего, почему это происходит, какие феноменологические  причины ими при этом движут? Само по себе скатывание в океан, по течению рек может провоцироваться особенностями речной среды обитания. Скатывание в океан  от рыбы  не требует никаких особенных усилий. Но обратное движение к месту рождения, через преодоление течения рек и всевозможных порогов - ведь какие усилия нужны для этого! Так что же заставляет рыбу преодолевать все эти препятствия? Я уже не говорю о том, что неизвестно, как, посредством какого рода механизмов рыба возвращается на нерест на то же самое место, в котором родилась, как она его находит, узнает?! А без соответствующих материальных механизмов это невозможно, как невозможно и то, чтобы эти материальные механизмы не были созданием некоей  субъективной реальности, общей для всех этих рыб. Так что что здесь раньше - курица или яйцо - это могло бы быть большим вопросом, если бы такой вопрос мог рассматриваться в качестве правильного, поскольку единственный удовлетворительный ответ, который не очень укладывается в человеческой голове, состоит в том, что и материальный, и идеальный аспекты -  одно. Это - одно и то же. Это  человеческий рассудок требует разъятия этих сторон на противоположности и определения первого и второго, начала и конца там, где нет ни того, ни другого. 
Пусть  первую половину жизни, расширения, оставляем за скобками и обращаем  внимание на вторую половину жизни. Скажем, вот жила, жила рыба в океане, и почему бы ей и дальше в нём не жить?! Последнее может заключаться в том, что в рыбе существует противоречие, противоположность каких-то двух сторон. Это значит, что рыба никогда не была самотождественна, она всегда испытывала в себе противоречие, а что такое противоречие, как не некоторое беспокойство, некоторая неопределенность, ненаходимость. Всё время своего расширения рыба ищет. Она вся в деятельности, но эта её деятельность заключается в том, что она чувствует, что еще что-то должно быть, что-то должно случиться, что-то, ради чего она родилась. Она в это время нагуливает и мясо и силы, она как бы готовится к предстоящему, к тому, для чего она "на свет родилась". И вот наступает момент, когда отношения между противоположностями в ней переворачиваются, и она "понимает", для чего она.
   Здесь следует сформулировать два противоположные положения: одно положение состоит в том, что это "понимание" обусловлено физиологическими изменениями в рыбе. Другая формулировка того же самого может выглядеть как, напротив, что изменения в её феноменологии ведут к изменениями в её физиологии. Это последнее положение представляется сомнительным, поскольку если физиология непосредственно преобразуется в феноменологию, то именно физиологические изменения порождают соответствующие изменения в феноменологии. Однако здесь присутствует и обратное отношение, связанное с созданием субъективностью своего тела подобно тому, как мы строим дома, машины и пр., которые ведь являются продолжением нашего тела. В целом же, если брать последовательность обусловливаний, то мы получим, что изменения в физиологии порождают изменения в феноменологии и сознании феноменологии, изменения же в сознании феноменологии ведут к изменениям в физиологии, которые, в свою очередь, ведут к изменениями в феноменологии и её осознании, которое, в свою очередь, изменяет физиологию и т.д. В зависимости от того, какую точку мы примем за начало, мы получим два противоположных подхода. А можно и не фиксироваться ни на том, ни на другом подходах, а просто рассматривать их  обусловливание физиологии и феноменологии, и это, пожалуй, будет самым верным подходом при решении проблемы  отношения материального и субъективного.
   Поэтому можно считать, что в действительности речь должна идти о том, что отвечает за физиологию, и что отвечает за феноменологию. Что речь идет о согласном развитии, соответствии этих двух сторон. Что во время первой фазы жизни, фазы расширения создаются материальные предпосылки для реализации второй фазы. Когда эти материальные предпосылки созданы, запускается программа воспроизводства себе подобных, программа, которая должна быть представлена в феноменологии живой системы как сверхценность, как единственный смысл жизни. И вот тогда начинается возвращение к своим истокам. Здесь нужно подчеркнуть, что в это время действует уже иная программа, противоположная программе расширения, которая по сути своей является программой созидания. Вторая часть противоположна первой в том отношении, что созданное используется в качестве средства для порождения второго этапа - создания нового себе подобного. На этом этапе возникает то, что называют любовью, страстью и единственной целью. Это фаза создания семени и икры, это физиологическая сторона процесса, но она не может не идти рядом с феноменологическим процессом, которым обеспечиваются внешние любовные действия. Когда же цель любви совершена, цикл жизни оказывается закончен. Разумеется, всё это относительно, у других существ жизненный цикл повторяется, но это ничего не меняет в сути дела, потому что сколько бы он ни повторялся, дело-то всегда заканчивается одним и тем же - гибелью. Множество циклов представляет собой всего лишь замедленный процесс того, что совершается и заканчивается в одном цикле. Всё дело в существовании двух противоположных программ, одна из которых оказывается созданием средств для реализации второй, для которой от самого по себе существа уже больше ничего не нужно.
   Во время возвращения рыбы "домой"  нас интересует то, что ведет рыбу. А вести рыбу может только страсть, только то высшее наслаждение, которое она получит в конце пути. Всё это движение рыбы оказывается движением к наслаждению как вершине жизни, как к наивысшему переживанию, как к тому, что ст`оит всей жизни, или перед чем вся жизнь ничего не стоит. Но это - только одна сторона дела.
   Другая же сторона, связанная с возвращением домой, может быть обусловлена тем, что как в первой половине жизни существует стремление к открытиям и завоеваниям нового, которое и заставляет расширяться, так во второй половине жизни возникает ощущение, что всё завоёванное остаётся внешним и чужим, и возникает стремление  возвратиться домой. То, что казалось неважным и даже мешающим, вдруг оказывается в жизни единственным якорем, тем, что тождественно с тобой, а всё остальное - чужое, в котором ты не нашел себя. И остаются только ты и то место, в котором ты родился. И стремление слиться с этим местом. И когда ты, наконец, сливаешься с этим местом рождения, от которого осталось только это место, потому что и это место, в котором ты существовал, уже исчезло во времени, и поэтому это не то же самое место. И тогда ты останавливаешься в разочаровании, потому что ты снова не достиг себя. Ты стремишься к себе, в то время, когда ты родился, и в то же самое окружение. Ты стремишься в прошлое, и ты погибаешь, для того, чтобы возвратиться в своё прошлое, потому что это единственная реальность, которая осталась с тобой, а всё остальное является внешним тебе. Т.о., ты активен в своей собственной гибели. Ты реализуешь свою цель, и так как твоя реальность ушла в прошлое, в прошлое уходишь и ты, или ты возвращаешься в своё прошлое, в свой мир.
   Я вижу, что мы уже ушли от рыб и возвратились к человеку.

   Наблюдения показывают, что человек в конце своей жизни стремится оказаться в месте, в котором он родился. Он стремится возвратиться в родные места. Но и, возвратившись в родные места, он не находит их. И тогда он уходит в свою память, всё глубже и глубже, всё дальше и дальше отрываясь от окружающей его реальности, всё больше порывая с ней и живя в мире реальности своего детства. Человек как бы проходит свою жизнь в обратном направлении, и исчезает, войдя в точку своего рождения или, может быть, зарождения. И всё это связано с тем, что человек теряет способность к наслаждению в этом мире. Но он не может существовать вне наслаждения. И поэтому он переходит от реального внешнего мира в свой внутренний мир, в котором, в свою очередь, всё больше теряет возможностей в наслаждении, и он идет всё дальше и дальше, пока не исчезает в этой бесконечной погоне за ускользающим наслаждением потому, что изменилась его физиология, и привычные объекты наслаждения, а других объектов наслаждения у него нет.

Общая закономерность

    За сказанным стоит общая закономерность отношения физиологии и феноменологии, связанная с возможностью отделения феноменологии от физиологии, физиологической потребности от психологической. Это происходит в условиях, когда наша познающая, сознающая часть оказывается замкнута не на внешнюю объективность, а на наше субъективное переживание внешности, оторванное от неё. Возникает порочный круг между этими двумя сторонами, познающей частью и образом реальности, превращающий физиологию в жалкую служанку психики. Опаснейшей вещью можно считать отчуждение физиологии организма от её первичной роли как материального основания человеческого существа и истины феноменологии. Всюду, где сбесившаяся феноменология начинает мнить себя первенствующей, всюду мы имеем дело с разрушением. (Не могу не напомнить в связи с этим о самоубийстве Отто Вейнингера, обусловленном отрывом мышления от реальности. Его самоубийство - дорогая цена за его замечательную книги "Пол и характер")

    У Сергея интеллигентная физиономия, и очевидно, что это у него от природы, что он сам по себе такой. Он всегда благожелателен и приятен. Но - пьяница. Однажды я со своего четвертого этажа вижу, как он сидит внизу на лавочке и тянет шмурдяк из горлышка. Он закидывает назад голову и жадно сосет из бутылки. На следующий день то же самое. На третий день его разбило.
    Я тогда сразу же понял, как только увидел его в первый день, что он полетел, что он не может остановиться, что он гонится за чем-то, чего не может догнать. То, определенная доза чего прежде доставляла  удовлетворение, перестало удовлетворять, независимо от дозы. Возник порочный круг, при котором очередное неудовлетворение заставляет бесконечно повторять усилия, подобно тому, как это делает игрок, пытаясь отыграться, и очередной проигрыш только еще больше возбуждает его. А ведь что бы человек ни делал, он делает это для того, чтобы получить удовлетворение. Ему нужно удовлетворение, ему нужно "залить огонь в душе". Алкоголь - лишь средство залития этого огня. Но психика неотделима от физиологии, и большой вопрос, что здесь первое и что - второе. Вином ты стремишься залить огонь в душе. А хитрость вина заключается в том, что вино действует на организм, изменяя его, и возникает потребность в вине, и эта потребность ищет свои основания, и в качестве них оно раздувает "огонь в душе". И тут я обращаюсь к своей собственной истории, к капкану, в который я попал этим летом на море. Я очень люблю воду. Обычную воду. У меня даже мелькает иногда мысль, что когда-нибудь я умру от безводья. На море я попал в капкан. Я уже тогда понял, что попал в капкан, но не знал, какого он рода. Вопрос вовсе не в том, что стояла жара. А в том наслаждении, которое я получал, когда пил воду. Наслаждение совершенно отделилось от потребности. Прикосновение воды уже доставляло наслаждение, но только до тех пор, пока я испытывал это прикосновение. Оторвал бутылку с водой от губ, и практически тут же начиналась непреодолимая жажда, и я снова хватался за бутылку, и это было без конца. И я был не в состоянии с этим ничего поделать. Психика уселась верхом на физиологию и стала погонять ею. Единственной целью стало наслаждение от воды. Весь мир замкнулся на ощущении жажды и слабом её утоление при очередном глотке воды, и чем дальше, тем меньше было наслаждения, и тем больше - неутолимой жажды, которая заставляла бесконечно пить, так что всё кончилось только после того, как я оказался в Ростове.
    Так что тут есть общая закономерность, связанная с отношением между физиологией и психологией. Всюду, где на первый план выступает наслаждение, всюду, где в качестве критерия выступает не физиологическая, а психологическая потребность, человек оказывается в капкане, который ведет его к самоуничтожению. Так что когда выше речь шла о лососевых, то надо полагать, что они оказываются в подобного рода капкане наслаждения, который приводит их к самоуничтожению.
   Но несложно видеть, что и в этом плане человек оказывается недалеко от рыб.

   То, что называют наслаждением, имеет также и еще другую сторону - удовлетворение. Испытываемое наслаждение должно приносить удовлетворение. Обычно человек испытывает некоторое рассогласование, то есть некоторое противоречие, страдание, от которого, естественно, стремится избавиться. В момент снятия рассогласования человек испытывает наслаждение в качестве переходного процесса, характеризующего снятие существующего напряжения, и вслед за эти м чувство удовлетворения. Если человек фиксируется на удовольствии от испытанного чувства удовлетворения, то всё нормально, он остаётся на физиологической стороне. Но если он выделяет наслаждение, возникающее в момент снятия рассогласования, и наслаждение становится целью, то он становится на путь самоуничтожения своей физиологии потому, что живое существо организовано так, что наслаждение, ставшее самоцелью, полностью подчиняет физиологию себе. Человеческий организм начинает работать на наслаждение, жертвуя ради него всеми остальными частями. И нынешние праздники доказали мне это в полной мере. Механика тут такая. Как то Семен, молодой парень, недавно женившийся, с выражением горя в лице говорит: "Она говорит, что я её не люблю". И я вижу, что это у него действительно горе, что он в растерянности, что он не знает, что ему делать, он чувствует себя виноватым, потому что она его уже достала своим "хочу". Я ему сказал: "Она тебя не любит. Если бы она тебя любила, она так не сказала бы. Самое лучшее, послать её. Помнишь, как в "Разводе по итальянски": "Фефе, ты меня любишь?"- а потом убежала с любимым, и ей уже не нужно было, чтобы тот её трахал с утра до вечера, потому что она любила. А тут любви нет, а чувства свои занять чем-то надо, а чем еще их займёшь, как не траханьем." А вот если бы Семен фиксировался на наслаждении, которое связано с женщиной, то ситуация была бы, конечно, иной, поскольку наслаждение не знает меры, но наслаждение и обеспечивает  непрерывную сексуальную способность. Мужчина, фиксировавшийся на наслаждении, "может" всегда,  у него всегда что-то в семенном пузырьке есть. Производство спермы - функция от установки на наслаждение. Если мужчина фиксировался на наслаждении, то оно превращается в его бесконечную цель: любая юбка уже вызывает в нём известные чувства и желания, и он уже не может, не в состоянии оторваться от этого. Но производство спермы - дорогостоящее удовольствие, которое осуществляется за счет всех других средств организма. Если вы встретите потрепанного вида мужчину, то можете уверенно сказать, что он себе не принадлежит, что его ведет наслаждение. Состояние вялости, чувства раздраженности и опустошенности - обычное состояние после бурной ночи, но у сладкоежки эти состояния вытеснены страстью иметь наслаждение еще и еще, и если в конечном счете он умирает на женщине, то это его нормальный "мужской" конец. Он, т.ск., отдал себя любви до конца.

   Т.о., вся проблема в том, подсели вы на наслаждение или нет, а если подсели, то в какой степени способны его контролировать. Всевозможные болезни сопровождают сладкоежку как необходимый шлейф, сопровождающий  его установку. И чем можно победить это ощущение сверхценности секса и  вообще чего бы то ни было? Только разве что противоположной установкой: что секс не имеет цены. Я имею ввиду секс, не подкрепленный физиологией. Что всё, что не подкреплено физиологией, физиологической потребностью, не имеет цены.

   В статье уделено внимание одной стороне проблемы - перебору чувственности. Но не менее важна и другая её сторона - её недостаток. Об этом поговорим, когда подвернётся подходящая ситуация, на которой всё это можно будет размазать.

   14.01.10 г.