|
|
||
У меня большое сердце. Я очень человечен. Мало сказать, что я - человечный человек. Я считаю, что все имеют право на жизнь.
Я никогда не наступлю ногой на проползающую по дороге букашку. Всякая букашка, всякое живое существо имеет право на жизнь.
Когда ночью кто-то меня пребольно кусает, я просыпаюсь, встаю и начинаю искать среди складок простыней обидчика. Наконец, я нахожу его, раздувшегося от моей крови, страшно довольного. Я кладу его между ногтями и раздавливаю. Выпитая им моя кровь растекается по ногтю. После этого я брезгливо сбрасываю оставшуюся оболочку с ногтей, вытираю кровь и ложусь спать дальше.
Это происходит из ночи в ночь. Наконец, мне это надоедает. Тогда я снимаю с
кровати простыни, перину, просматриваю их; затем разжигаю паяльную лампу и прохожусь её пламенем по креплениям сетки в местах её соединения с рамой кровати.
После этого какое-то время сплю спокойно.
Вот тебе пример работы инстинкта самосохранения. Всё произошло, как в анекдоте: упал, потерял сознание, очнулся - гипс: взрыв, ничего не помню, очнулся - плен. Читают приказ: "За побег одного пленного - расстрел десяти пленных" И вот тянется колонна из тысяч человек, сопровождаемая сотней охранников. Идут пленные и присматривают друг за другом, потому что каждый хочет жить. Хоть как-нибудь, только бы жить. Уже и жизни самой нет, а всё равно хочется жить, и следят люди друг за другом, чтобы не оказаться по случаю в десятке расстрелянных. И я иду, и в душе моей равнодушие и холод, и мысли черные в голове: кто в этом виноват, что мы идем, и ненавидим друг друга, потому что боимся, что кто-нибудь из нас убежит, и мы окажемся в числе расстрельных. И вся вина за смерть десяти человек будет на том, который убежал и который получил право на свободу ценой жизни десяти человек. Но он ли виноват в этом? Что такое все мы, тянущиеся по бесконечной дороге в клубах пыли, и что такое они, под дулами автоматов которых мы идем? Мы - во власти тех, кто нас конвоирует. Хочет - расстреляет десяток, двадцать человек, всех. Всё это идущее множество единиц - просто множество отдельных живых кусков мяса, которые сделают всё, выполнят любой приказ, только бы остаться в живых. И я думаю, что виноват не тот, кто убежал ценой жизни десяти человек, а виновны те, под дулами автоматов которых мы идём. И когда я убегаю и обретаю свободу, и знаю, что за мой побег уже расстреляли десять жизней, я думаю о том, что всё-таки я прав. Может быть, также и с той стороны, что инстинкту самосохранения противостоит инстинкт свободы. И один и другой имеют свою цену. Инстинкт самосохранения превратил нас из людей в куски живого мяса, единственной целью которых является - существовать, существовать любой ценой. Человека уже нет, есть только живое существо, раб, который готов на всё, только бы продолжалось его существование. Это - нижняя граница жизни человеческой материи. И инстинкт свободы, ставящий на весы в первую очередь свою собственную жизнь против смерти и одновременно с этим ставящий свой индивидуализм в стремлении к свободе выше ставшего коллективным инстинкта самосохранения.
Заняли немцы Ростов. Рабочий городок. Виктор взял винтовку, залез в развалины разрушенного раньше стоявшего напротив нашего дома и выстрелил в немца. В немца он не попал. Немцы схватили Виктора, схватили еще двенадцать подвернувшихся им под руку человек и всех тут же, на месте, на глазах у жителей, расстреляли.
Наши в Германии. Часть, в которой служил дед Андрей, заняла какую-то деревушку. Встречающиеся немцы днём встречают русских солдат стереотипным "Гитлер капут". Наступает ночь. Там убит один солдат, там - другой. Вторая ночь - убиты солдаты.
Так тянется какое-то время. Наконец, всех жителей деревни согнали в одно место. Дали солдатам женщин. Потом казах говорил: "Какой женщин! - белий, белий".
И всех расстреляли.
И мне по ассоциации пришла в голову моя история войны с клопами.
29.03.13 г.
|