Мне кажется, что существует фантазия, что человек тем отличается от животного, что действует по правилам, тогда как поведение животного регулируется его инстинктами. И поэтому де животное себе не принадлежит, оно является машиной. Человек же другое дело. Человек является хозяином самого себя. В человеке, конечно, присутствует животное. Но человек становится человеком, когда действует в соответствии с правилами. Этим он возвышается над животным. Ну, а я скажу, что это потому, что человек фантазию ставит выше реальности. Представляешь, что-то человеки нафантазируют друг другу, и следуют этим фантазиям, и в этом видят своё высшее человеческое достоинство.
Вышло указание администрации, что столько-то человек должно быть живыми погребено в братской могиле. Натурально, могилу выкопали, и утром мы, согласно указанию администрации, явились в указанное место. Я подошел к могиле и заглянул в неё. В длину она метров 6-7 и в ширину метра полтора, так я думаю, но глубокая, метра с три, не меньше. И аккуратно выкопана. Грунт глинистый и сырой, но все стенки приглажены, ровненькие, и дно могилы ровненькое, ни кусочка грунта. И вообще всё чистенько и аккуратненько сделано. Само погребение-то должно состояться в девять часов утра, но народ, кажется, здесь чуть ли не с ночи, потому что я пришел в восьмом часу, а весь народ уже на месте.
И тут объявились наиболее достойные человеки. Они выразили желание заранее спуститься в могилу. Они залезли сами в могилу, и теперь в ней стоят, преисполненные достоинства и гордости за своё человеческое достоинство. А остальные ходят тут же, ожидают, когда начнётся процедура.
А я сам не то, чтобы против, оно раз высшее руководство решило, раз это правило такое, так о чем тут говорить. И я посмотрел на тех, которые внизу, в могиле, довольные стоят своим человеческим и гражданским достоинством, и тоже начал со всеми ходить. И я так ходил, ходил, и выходилось у меня в результате моего хождения дополнительное правило. Я подумал, что если я побываю в могиле, а потом вылезу из неё, то это будет так, как если бы я в ней так и остался. То есть как если бы я выполнил приказ администрации. Вот так у меня придумалось моё собственное правило на правило администрации.
Я подошел к краю могилы и спрыгнул вниз. И я скажу вам, что ощущение, которое я испытал, оказавшись в могиле, оказалось самое неприятное ощущение. Ты стоишь внизу, в могиле, из которой выхода нет, и словно ощущение последующего разложения уже овладело мной. И я смотрю на этих людей, которые стоят в могиле, и с удовольствием и с чувством собственной значимости ожидающие, когда их засыпят. И возникло ощущение скуки, тоски и безысходности.
А тут ко всему я обнаружил, что не все рассчитал. Я-то думал, что прыгну вниз, а затем, упираясь ногами в противоположные стенки могилы, потихоньку выкарабкаюсь наверх. Но то ли расстояние между стенами оказалось слишком широким, то ли мои ноги слишком короткими, то ли сырая глина слишком скользкой, но ноги мои соскальзывали, и я раз за разом оказывался на дне. Остается попробовать подпрыгнуть и уцепиться за край могилы и попытаться выкарабкаться. Я начал подпрыгивать, но всё безуспешно. Как вдруг, во время очередного прыжка я почувствовал, как кто-то, из находившихся внизу, поддержал меня, и мне удалось зацепиться за край, в который я вцепился мертвой хваткой и мало-помалу наконец выкарабкался из могилы. Я подумал, что среди тех людей, которые внизу, нашёлся кто-то, у которого сильно развит инстинкт оказания помощи. Он сам и не думал вылезать из могилы, но душа его была такова, что он не мог не помочь тому, кто нуждался в помощи, и при этом для него было совершенно неважно, в чём состоял смысл этой помощи.
Так я оказался снова наверху. И тут я заметил устремленные на меня враждебные взгляды. Всё это были взгляды людей, для которых правило администрации, каким бы оно ни было, немедленно становилось и их собственным правилом, и этим питалось их достоинство. И отсюда были эти враждебные и угрожающие лица. Но, видимо, правило администрации не было таким уж моим правилом. Хотя я и полагал, что должен им подчиняться, но это должен оставалось, видимо, всё-таки всего лишь "должен", и оно не соединилось с моим "хочу", хотя я, пожалуй, этого не осознавал, ничего не знал об этом. Но моё бессознательное независимо от меня подсунуло правилу сознания, запрограммированного администрацией, своё собственное правило, и сознание должно было его проглотить, потому что по отношению к моему сознанию где моё бессознательное, и где бессознательное администрации.
Видя недовольные лица, на которых стоит выражение угрюмого вопроса, я высказал им своё правило и обнаружил с их стороны реакцию, прямо противоположную той, которую хотел вызвать. Угрожающие, хмурые лица начали приближаться ко мне. Не хватало маленькой искры, чтобы они не набросились на меня. Я понял, что мне нужно немедленно убираться, пока групповое бессознательное, почувствовавшее неладное, связанное с возможностью пробоя в индивидах их индивидуального бессознательного, не набросилось на меня.