|
|
||
Его спросили: о чем ты пишешь? Он ответил: я пишу о том, что есть, а они пишут о том, что должно быть или что хочется.
Человеку свойственно принимать себя за образец всего - за образец честности, за образец порядочности, за образец моральности. За
образец всего. И с высоты взгляда на себя как на высший образец, судить и осуждать всех и вся. И таким человек и остаётся, несмотря на все собственные перипетии, связанные с подрывом каких - то своих собственных устоев.
Подрыв ровным счетом ничего не изменяет. В результате человек всего лишь от одних устоев переходит к другим, и теперь эти другие устои рассматривает как такие же безусловно истинные, как перед этим в качестве безусловно истинных принимал прямо противоположные устои.
Для него всё началось с аптеки. Ему сказали, чтобы он купил лекарство для уколов. В аптеке девушка сказала ему цену. Цена была 275 рублей ампула. На такую цену он не рассчитывал,
на десять ампул денег не хватало, и, кроме прочего, его смутило то, что
лекарство называлось по другому. Правда, ему девушка объяснила, что другое
название - это название торговой марки, а не действующего вещества. Но до него
всё это доходило медленно, и он решил взять две ампулы, чтобы уже дома во всём
спокойно разобраться. Взял ледокоин и шприцы. Девушка сказала, что нужно взять еще
дистиллированную воду. Взял и дистиллированную воду. Заплатил и ушел.
Дома он
удостоверился, что купленное лекарство именно то, которое нужно; взглянув же на
чек, обнаружил, что девушка взяла с него не за две ампулы, а за одну. Ему стало жаль девушку, которая теперь должна будет из своего кармана покрывать недостачу. Потом он подумал, что ведь это неизвестно, кто именно ошибся, так что покрывать недостачу будет весь коллектив.
Однако эта мысль хотя и была успокоительной, его не остановила. Лекарство так и так нужно докупать, на 275 руб. не разбогатеешь, и он,
взяв деньги, отправился в аптеку, чтобы заодно и сказать девушке, что она ошиблась, показать ей чек, и доплатить деньги.
В аптеке у окна стояла очередь, в которую он и стал. Стояние в очередях его всегда раздражало до крайности. В это время открылось другое окно, и он подошел к нему, купил у другой девушки недостающее лекарство и вышел из аптеки. "Вот и вся твоя честность" - подумал он, испытывая не смертельные угрызения совести и неприятное ощущение чужих денег. Чувство было двойственное: само по себе присвоение им денег радости в нём не вызывало, но он рассудком понимал, что 275 руб. не лишние, и это, видимо, примиряло его с некрасивостью и не моральностью его поступка.
Буквально через пару дней поздним вечером он идет мимо подъезда девятиэтажки. От подъезда отъезжает машина, у подъезда женщина с маленькой девочкой набирает
номер квартиры на домофоне, на тротуаре лежит раскрытый женский бумажник, который он принимает за кем-то выброшенный, тем не менее, у него возникает любопытство, и, дойдя до угла
дома, он останавливается и пережидает, пока женщина войдёт в подъезд, поскольку ему неловко подходить к выброшенной вещи на чьих-то глазах, скажут, вот, мол, барахольщик. Он знал за собой этот, пожалуй, животный инстинкт, это притяжение выброшенного и притягивающего к себе вовсе не потому, что это может как-то пригодиться, хотя для себя он интерпретировал это именно так, а единственно из непроизвольного чувства притяжения, чего-то подобного тому, как собаки подбегают к испражнениям другой собаки и обнюхивают их.
Он услышал захлопнувшуюся за женщиной дверь и, делая вид, что имеет совсем другие цели, подошел к кошельку и подвинул его ногой. В кошельке что-то было. Он быстро поднял кошелек и коротко заглянул в него. Ему показалось, что в кошельке
деньги. Он стремительно сунул кошелек в карман и быстро пошел прочь.
Он шел, и испытывал физиологическое ощущение радости, бьющееся между грудной и пупочной чакрами. Он откроет кошелек, когда войдёт в
Студенческий парк; там никого нет, и он сможет спокойно рассмотреть содержимое кошелька. Похоже, там много денег. В воображении его глаз рисовалась пачка тысячных купюр. "Что, если там десять тысяч, что я с ними сделаю? Подумаешь, десять тысяч, это такая ерунда" Но вот
Студенческий парк, освещенная аллея, ни души. Он вытаскивает из кармана кошелек. И обращает внимание на то, что это - старый кошелек.
И переживает первый приступ разочарования. Открывает кошелек- в нём тоненькая пачка денег. Что за деньги? Пятисотка, три сотни, десятка и два рубля мелочью. Кошелек забит какими-то бумажками, но бумажки его не интересовали. Он переложил деньги к себе и подумал, что сейчас выбросит кошелек, который вызывал в нём неприятное ощущение, словно кошелек был живым существом, во внутренностях которого он копается.
Он
испытывал чувство разочарования. Кошелек явно принадлежал женщине с девочкой.
Видимо, женщина приехала на машине, расплатилась за поездку и сунула кошелек мимо
сумки. И она живет не в этом доме, иначе она не набирала бы номер квартиры на домофоне. Она приехала к кому-то.
Он подумал, почему он, увидев кошелек, не
сказал сразу женщине, не она ли его потеряла. Ведь это была бы нормальная,
естественная реакция. Да, так бы было, если бы он был "здесь и теперь", но он шел, задумавшись о
чем-то своём, и вся история с кошельком была словно фоном его погруженности в
себя. Он находился в измененной форме сознания, и его реакции были реакциями его
бессознательного, и, значит, были тем, чем он был в себе, а не для себя и не для
своего представления о себе. Он считал, что он потому не обратился к женщине по
поводу кошелька, что ему было стыдно выказать себя жадным человеком: мол,
увидел выброшенный кошелек и с этим обратился к женщине. Это было бы смешно и
стыдно. Он раскрыл бы себя, своё подполье. Но за этими соображениями и наряду с ними, он это
четко ощущал, с самого начала стоял нацеленный на кошелек инстинкт жадности.
Теперь деньги не радовали его. Он понимал, что деньги принадлежали такому же
человеку, как он сам. Разумеется, потеря денег не смертельна для женщины, но и
он вполне мог обойтись без этого приобретения. Так что если бы он контролировал
себя... но в том то и дело, что в те мгновения он себя не контролировал и
полностью показал, что он собой представляет. Впрочем, это была для него та не
новость, от которой он защищался повышенной стыдливостью.
Он подумал: "А что, если бы кошелек не был замызганным и был набит пачками денег, как бы
я на это реагировал? Мучила бы меня совесть? Нет, однозначно нет. Я испытал бы
чистую радость. Потому что у человека, который носит с собой большие суммы, нет проблем с деньгами". И он подумал, что в этом случае почувствовал бы себя победителем над потерявшим деньги и испытывал бы чувство торжества. Пусть хоть так, но это выглядело бы - кто кого. И на этот раз - он.
И вдруг с него словно упало покрывало, закрывающее ему взгляд.
Он словно провалился с того, на чем стоял, в окружающую его реальность. Понятие справедливости,
всеобщего равенства, совести - там, где он оказался, ничего этого не было? Жизнь - это
игра на выигрыш. Эта игра не смертельна. Это обычная жизнь за пределами понятий
совестливости,
но в пределах собственно человеческой натуры. Он подумал о Марксе, Ленине, христианстве, страждущих за человечество с их логикой всеобщего равенства, всеобщей совести. А жизнь, которая окружает, берет человека таким, каков он есть. И
в этой жизни вопрос не в том, чтобы быть равным с умным и глупым, смелым и трусливым,
благородным и подлецом, а в том, чтобы быть просто тем, что ты есть.Ему ясно представилось, что позиция, которую он занимает, это позиция обороняющегося. Он постоянно сопротивляется несправедливости, он возмущается несправедливостью. Но ведь этот путь
никуда не ведет, он всего лишь устраняет неравновесия. А движение вперед осуществляется теми, кто именно нарушает равновесия.
Но
неравенство - это так некрасиво! И как оно
скучно! Всё хочется чего-то высокого и чистого. А тут вдруг оказывается, что подо всяким высоким и чистым стоит
человеческая натура.
10.03.10 г.
|