Аннотация: Перевод главы "Натурализм и анимизм" книги "Табу, магия, духи: изучение первобытных элементов в римской религии" Эли Эдварда Бёрриса/ELI EDWARD BURRISS
Объект анимизма обсуждался во вводной главе (1), и я отсылаю читателя к основным положениям, изложенным там. Остается, однако, углубиться в эти принципы и проиллюстрировать их применительно к римской жизни. Но сначала позволительно будет немного сказать о периоде, который согласно некоторым ученым, а они, возможно, были правы, предшествовал анимизму. Этот период называется натурализм или натуризм (2). Человек в этот период воспринимал вещи как живые, не только потому что они обладали духами, как он сам, но потому что они обладали силой, обычно направленной на то, чтобы причинить зло, которую он видел в молнии, диком звере, реке. Ясно то, что римлянин напрямую обращался к предметам, делал это совершенно обезличенным образом. Мы уже упоминали, что почитатели на празднестве Палее молились "родникам и духам родников" (3). Также к Весте, римской богине огня, надлежало обращаться таким же образом; поэтому в ее храме не было священной статуи, был только священной огонь--сама Веста.
В этой главе нашей целью будет детально обсудить некоторые элементы природного культа у римлян: камней и деревьев; источников, рек, морей, дождя; огня, как в благосклонном, так и во вредоносном аспекте. В целом, в полностью развитых религиях таким объектам поклоняются как духам, если даже не как богам; но, как мы увидим, в изобилии представлены доказательства того, что поклонялись самим эти объектам.
Культ камней.
Вера в святость камней не была редким явлением в античности. Иаков, как мы помним, некогда использовал камни как подушку и проснувшись, он понял, что Господь ему явился во сне, и это место было святым: "И встал Иаков рано утром, и взял камень, который он положил себе изголовьем, и поставил его памятником, и возлил елей на верх его" (4). Возлияние елея на камень указывает на то, что Иаков верил, что в нем пребывает бог. Кроме того, когда Иисус Навин давал последние наставления народу перед смертью, он использовал камень как свидетеля своих слов. Мы читаем (5): " И вписал Иисус слова сии в книгу закона Божия, и взял большой камень и положил его там под дубом, который подле святилища Господня.
И сказал Иисус всему народу: вот, камень сей будет нам свидетелем, ибо он слышал все слова Господа, которые Он говорил с нами; он да будет свидетелем против вас, чтобы вы не солгали пред Богом вашим". Как нам известно, греки поклонялись метеоритам (6). Так, поклонялись Зевсу у Кифиона в облике камня, возможно, метеориту (7) В Дельфах можно увидеть камень, который Кронос, как гласит история, проглотил вместо Зевса (8). Кроме того, в местности Киренаика был камень, посвященный Южному ветру, и руке человека не дозволено было его касаться (9). И изображение великой Матери, которое привезли в Рим в 204 г. до н.э., было просто грубым черным камнем-метеоритом (10).
Пережитки культа камней можно встретить и у современных христиан. Так в Галисии, где в дохристианские времена камни особенно ревностно почитали, ревностные католики и сегодня имеют обыкновение целовать камни, чтобы сделать их молитвы в церкви еще сильнее (11).
Вернемся во времена Рима: Плиний Старший пишет (12) о древнем суеверии относительно магической силы некоторых камней. Видимо, деторождение облегчалось, если камень, который несколькими ударами убивал человека, вепря и медведя, помещался на крышу дома, где лежала роженица.
Магическую силу камня, по всей вероятности, метеорита, которая вызывала дождь, мы уже упоминали при обсуждении aquaelicium (прим. пер.- дождевой камень) (13). Ао в наши дни поклоняются священным камням с жертвоприношениями и молитвами и верят, что некоторые валуны влияют на погоду (14).
В древнем культе Юпитера как Феретриуса, на Капитолии, до того, как бог получил храм или алтарь его местом пребывания был дуб. Римляне верили, что именно на этом дубе Ромул повесил доспехи, которые он забрал у царя жителей Ценины (15). В древности, однако, кремень, в виде топора или ножа, был единственным изображением бога в храме, это напоминало о каменном веке. Мы уже выше отмечали в процитированном отрывке из книги Иисуса Навина, что дуб и камни были тесно связано. Возможно, причиной того является тот факт, что они являются стойкими крепкими, это были качества, которые они магическим образом могли передавать. И те, и другие в древнем Лации использовались для того, чтобы отмечать границы между имениями.
Кремень в храме Юпитера на Капитолии использовали фециалы, когда клялись "Юпитером-камнем". В таких клятвах в древности Pater Patratus держал камень в руке и говорил (16): "Если я осознанно лгу, пусть Юпитер лишит меня моей собственности, лишит эту город и эту крепость добра, как я этот камень". Кроме того, при заключении договора фециал вначале убивал священную свинью, произнося (17): "Если (римляне) первые нарушат (условия договора) . . . тогда ты, Юпитер порази римлян так же, как я сегодня поражаю эту свинью . . ."
Изначально изображение Юпитера фециалы возили с собой в другие страны, но из-за того, что расстояния, на которые его нужно было переносить, с ростом власти Рима увеличились, потом изображение стали оставлять дом, и вместо него стали использовать священный посох (18) Это еще раз показывает то, как мыслили люди в древности, когда они думали, что то, что находилось в контакте с богом, может вполне заменить самого бога.
Границы между имениями в древнем Лации отмечались межевыми камнями или стволами деревьев. Некоторые из них считались богами, и им поклонялись с незапамятных времен (19). Здесь перед нами предстает один из первобытных культов, бытовавших у римлян. Во-первых, несомненно, поклонялись самому камню-фетишу (20), когда дух пребывал в камне. Видимо, Термин никогда не развился из последней стадии. Межевые камни ставились на свои места с торжественной церемонией. Для камня выкапывалась яма. Делали так, чтобы туда стекала кровь жертвенного животного, и туда бросали кости и пепел, вместе с ладаном и всем, что произвело имение. Над этим всем ставили межевой камень, особенным образом умащенный и украшенный венками. Позднее под камнями стали помещать иные предметы--уголь, разбитую глиняную посуду, осколки стекла, медные монеты и гипс.
В сельской местности Терминалия была древней инсценировкой изначальной церемонии (21), происходило это двадцать третьего февраля. Владельцы соседних имений украшали соответствующие стороны своих межевых камней венками; возводился алтарь, и из дома жена проносила огонь домашнего очага. Старик, нарубив дров и сложив их высоко, разжигал огонь. Из корзины в него три раза бросали то, что народилось в имении. Зрители совершали возлияния вином. В древности использовали кровь ягненка и еще сосунка- поросенка и иногда козленка, чтобы окропить камень; но, видимо, довольно рано кровавые жертвоприношения были запрещены (22). Обряд завершался пиром и песнями в честь Термина. Подношения камню увеличивали магическую силу, которая могла прогонять злых духов из имения и давать возможность противостоять всем попыткам изменить границы имения.
В городе же, в храме Юпитера на Капитолии был камень, про который говорили, что это Термин, так как над ним было небо, и считалось, что Термину поклоняются на открытом пространстве. Согласно истории, когда закладывали основание для храма во время правления Тарквиния Гордого все боги, кроме Термина и Юны, могли быть перенесены со своих мест посредством религиозного exauguratio (прим. пер. - лишение святости)
Деревья и рощи.
То, что древние люди с благоговением взирали на деревья, рощи и леса, едва ли нуждается в примерах, когда мы вспомним, что в древности леса покрывали обширные пространства земной поверхности, которые сейчас заняты полями. Такие первобытные леса были и в Италии. Дом царя Латина, пишет Вергилий (23), "находился в жутком лесу, освященном его предками". Классические писатели говорят о лесах, которые в наши дни стали просто названиями. Например, Циминийский лес в Этрурии был таким же непроходимым и ужасным, как леса в Германии, и даже купцы отказывались идти через него. Однажды во время битвы между этрусками и римлянами первые бросились в лес. Едва ли кто-то из римлян, кроме самого полководца, отважился их преследовать. Позже, однако, когда его брат отважился войти в него, сопровождаемый одним лишь рабом, и его попытка оказалась удачной--факт, который заставляет историка изумиться--полководец с армией отважились войти в лес, и так они дошли до равнин Этрурии (24).
Это чувство благоговения в присутствии деревьев естественно даже для древнего человека. Движения деревьев с потрескиванием ветвей и шепотом листьев, когда их колыхал ветер, было достаточно, чтобы наделить их собственной жизнью. В римской литературе часто упоминаются "голоса", доносящиеся из священных рощ. Например, среди знамений, предшествующих эпидемии в правление царя Туллия, был "громкий голос, слышимый из рощи на вершине холма" (25) Кроме того, одним из знамений, предвещающих убийство Юлия Цезаря, был "громкий голос, явно слышимый повсюду в тихих рощах" (26). Вполне естественным было то, что поэт Овидий, описывая темную дубовую рощу, сказал: "дух пребывает здесь" (27), естественным было и то, что Плиний Старший написал (28): "деревья были храмами духов, и согласно древнему ритуалу простой деревенский народ посвящает богу дерево, которое отличается от соседних. И потому мы сейчас так не почитаем статуи, которые сверкают золотом и слоновой костью, более, чем наши рощи и спокойствие, что царит в них. . .". Тибулл, когда его долг призывал его в поля, должен был остановить поклонение украшенному венками стволу дерева или древнему межевому камню (29). Однажды, когда император Вер вылечился от болезни, Корнелий Фронтон, учитель Марка Аврелия, возблагодарил каждую священную рощу и каждое дерево (30)
Когда римляне вырубали лес, чтобы создать пастбище для скота или новый участок земли для пашни, необходимо было умилостивить неизвестных духов, в чьи владения они самовольно вторглись, чтобы болезнь не поразила ни скот, который будет там пастись, ни злаки, которые будут там расти. Катон оставил описание такой церемонии (31). Как мы увидим, предполагалась не только лишь искупительное жертвоприношение, но также (как и в других жертвоприношениях, описанных Катоном) необходимо был даровать силу духам, к которым обращались. Мы приводим те части этого отрывка, которые необходимы для понимания обряда:
"Роща должна быть вырублена так, как это делают римляне, а именно, следующим образом. Принеси в виде искупительной жертвы свинью, и произнеси такие слова: "Если ты бог или богиня, для которого это место священно, то правильно есть принести тебе в качестве искупительной жертвы свинью . . . сделаю то я или кто-то из моего семейства . . . Я произношу добрую молитву, чтобы ты был милостив ко мне, моему дому, моим детям. Для того жертвоприношением свиньи возьми же себе силу". Если ты намереваешься копать дальше, принеси вторую искупительную жертву таким же образом, и, кроме того, скажи: "Для того чтобы была сделана эта работа"".
Все народы считали рощи священными. Мы обязаны Фрэзеру следующими примерами (32): ". . . недалеко от Удуа Оронн, в Южной Нигерии есть священная роща Абанг 'Ндак, где под угрозой смертельных мучений нельзя сорвать ни листка, ни ветки".
Согласно Апулею (33) религиозно настроенные путники останавливались у священных рощ, совершали подношения в виде яблок и произносили молитвы. В древности в Италии было бесчисленное количество священных рощ. В Риме также множество культов нашли прибежище в рощах. Возможно, самым знаменитым из них был культ арвальских братьев. Нам уже предоставлялась возможность упомянуть эту рощу в связи с объектами табу (34). Изначально туда запрещалось вносить железные инструменты для резьбы, но потом арвальские братья стали приносить искупительную жертву, перед тем как внести железные инструменты для резьбы в рощу и перед тем, как вынести их оттуда. Достаточно любопытно то, что некоторые из этих предписаний остались (35). Из них мы узнаем, что двух ягнят приносили в жертву Матери-Земле, а двух кастрированных баранов - самим ларам.
Другая священная роща, где собирались верующие первого февраля, была та, что находилась у Гелерна, ей понтифик приносил в жертву черного вола (36). Поэтому Гелерн должен был быть хтоническим божеством.
У нас нет возможности описать в силу ограниченного объема другие священные рощи: Дианы в Арции, Эгерии за Порта Капена, Юноны в Фалерии и множество других. Тот факт, что они были многочисленны, указывает на то, что люди в древности считали их особенно священными.
Люди пришли к чувству благожелательного отношения к деревьям, и часто они идентифицировали продолжительность своей жизни с продолжительностью жизни некоторых деревьев. Например, когда росток пальмы появился между каменными плитами его дома, император Август приказал перенести дерево во внутренний двор, где оно разделило священное место с некоторыми из домашних богов (37) Несомненно, Август верил, что существовала некая связь между продолжительностью жизни пальмового дерева и его собственной. Эта вера распространена во всем мире (38). Кроме того, у Цезаря была пальмовая роща у Вели, из которой любой член семьи, который собирался праздновать триумф, брал ветвь. После того он сажал снова ветвь в роще--возможно, ту же самую, что он нес во время триумфа. Верили, что существует симпатическая связь между жизнью Цезаря, который посадил ветвь и жизнью самого лавра, так как то, что дерево засохло, было пророчеством о смерти Цезаря. В сельском имении Флавиев рос старый дуб, из которого вырастала ветка в каждый из трех раз, когда императрица рода Веспасиев рожала ребенка (40).
Это идея- пережиток первобытных времен. Сейчас у дикарей существует верование, что у человека есть "внешняя душа" (41), которая может пребывать в каком-либо предмете, часто в растении или дереве. Так Фрэзер сообщает нам (42), что "у М'Бенгас в Западной Африке, рядом с Габоном, когда в один день рождается два ребенка, сажают два одинаковых дерева и люди танцуют вокруг них. Верят, что жизнь каждого ребенка связана с жизнью одного из деревьев: и если дерево умирает или падает, они верят, что ребенок вскоре умрет . . ."
В древности, когда повсюду были леса, оттуда выходили опасные враги. Что бы тогда было для римлян более естественным, чем выполнять ритуалы очищения на месте, откуда появлялись недруги? Так римляне объясняли празднество, называемое Лукария, которое происходило в огромном лесу между Соляной дорогой и Тибром. Согласно Фесту (43) причиной появления этого культа было то, что римляне однажды, потерпев поражение в битве с галлами, спасаясь, бросились туда. Это объяснение, предложенное Фестом, может быть верным. Однако чтобы понять Лукарию, на не нужно ничего более, чем общей вера в святость деревьев, и причины этой веры, о которых мы уже говорили.
В Риме были несколько различных деревьев, которые римляне считали священными. Руминальная смоковница на Палатинском холме--под которой, согласно истории, сочиненной поздними поколениями, чтобы объяснить культ этого дерева, были вскормлены Рем и Ромул, так ему поклонялись изначально пастухи от имени стад с подношениями молокам. В 58 г н.э. дерево, которое посредством магии перенеслось на Форум, начало засыхать, это вызвало величайший страх у римлян. Этот страх исчез только тогда, когда дерево вновь явило признаки того, что оно оживает (44). Несомненно, изначально поклонялись дереву, но так как римляне верили, что Ruminalis связан с ruma или rumis, "сосок", они создали два новых божества: Юпитер Руминалис и Румина. В древности у Румины было святилище у руминальной смоковницы
Седьмого июля- в Козлиные Ноны--в день, в который согласно преданию Ромул вознесся на небеса на козлиной топи на Марсовом поле, женщины, свободные и несвободные, приносили в жертву млечный сок смоковницы Юноны Козлиной и пировали под священной дикой смоковницей. Изначально здесь поклонялись самому дереву (45).
В роще Неми было священное дерево, ветвь которого мог отломить только беглый раб. Владение ветвью, повсеместно отождествляемой с "золотой ветвью" Вергилия, давало рабу право на смертельную схватку с жрецом Дианы, Царем рощи (Rex Nemorensis). Если рабу удавалось убить жреца, он сам становился Царем. Есть запись о том, что Калигула заплатил сильному рабу, чтобы тот убил Царя Неми, который занимал свое место слишком долго, что вызвало недовольство безумного императора (46)
На Эсквилине была роща, известная как Фагутал, со святилищем Юпитера и буком, посвященным ему (47)
В Италии все дубы были посвящены Юпитеру. Древнейший культ Юпитера, связанный с дубом, относился к Капитолию. Под культовым именем Феретриус поклонялись Юпитеру как посвященному пастухам общества дубу. В это время Ромул, как гласит история, освятил свое оружие, завоеванное в единственном сражении с царем ценинцев. Позднее люди наделили дуб духом, и в его тени построили алтарь. В древности Юпитеру Феретриусу в этом месте поклонялись в небольшом храме. С ним были связаны фециалы, чьи обязанности относились к заключению договоров и объявлению войны (48). Ливий приводит (49) замечательный пример дуба, в котором обитал дух. В 458 г. до н.э. эквы нарушили условия договора с римлянами, и когда римляне отправили к врагу посланников, чтобы выразить протест, военачальник эквов обязал их "поведать дубу" указания, которые они получили от римского Сената. Один из посланников, вернувшись, сказал: "Пусть же этот священный дуб и какой бы то ни был бог услышат, что этот договор был нарушен тобой". Считалось, что дерево там было способно услышать жалобы римлян на эквов.
Была древняя роща Юноны Луцины на одной из возвышенностей Эсквилина, где росло старое "волосатое" дерево (capillata). Причиной такого странного названия было то, что, когда весталки обрезали волосы, они вешали их на это дерево. Фрэзер, поддерживая эту точку зрения, проводя параллели с Марокко и Германией, верит, что целью этого было предотвратить то, что волосы попали в руки ведьм, которые могли причинить зло добрым весталками (50).
Римляне считали одни деревья счастливыми, другие несчастливыми. Согласно понтификам, деревья, у которых плоды были светлые, были счастливыми, у которых были темными - несчастливыми. Та же самая смоковница могла быть счастливой или несчастливой, в зависимости от того, была смоква темной или светлой. Возможно также, что деревья, которые не приносили плодов, считались несчастливыми (51).
Вода.
В попытке понять культ вод в Риме, следует помнить, что древний человек связывал любое движение, будь то раскачивающаяся ветка, стремительный ливень или журчащий поток, с одушевленной жизнью- с духами. Кроме того, источники били из-под земли--обители мистических хтонических сил, той же самой земли, что извергает горячую серу, зловонные испарения и вулканическую лаву и пепел. Вода также обладает целительными и очистительными свойствами, настоящими или магическими. Наконец, гиперактивное воображение дикаря легко приводило его к вере в то, что журчание источников и ручейков были голосами самих духов. В случае с римлянами их зависимость от источников, которые даровали им прохладную воду во время жгучего летнего зноя, приводила к тому, источники наделили святостью. Как бы то ни было, для римлян, как и для прочих народов, источники стали священными (52) Например, у арабов Палестины и сейчас есть священный источник в деревне, который обладает особыми целительными свойства (53). Кроме того, свойства вод Лурда известны каждому, кто путешествует по Франции. В Англии крестьяне-протестанты так же, католики верят, что воды и мох колодца святого Уолстона около Норвича могут излечивать болезни животных (54).
Римляне, как мы видим, поклонялись источникам не как обычно к богам со статуями и со всеми принадлежностями государственного культа, но как духам (numina). На пастушеском празднестве Палее (повторяем), крестьянин взывал к божеству "чтобы умилостивить источники и духи родников" (55). Так что почитали самих духов, отличных от мест, где они пребывали--наиболее примитивный вид обряда. Сенека-философ пишет о культе родников у своих соотечественников-крестьян следующее (56): "Мы чтим истоки больших рек, ставим алтари там, где из-под земли вдруг выбиваются обильные потоки, поклоняемся горячим источникам, многие озера для нас священны из-за их темных вод или безмерной глубины" (пер. С.Ошерова).
Однажды во время болезни автору эпиграмм Марциалу запретили пить прохладную воду; но он нарушил запрет и выпил воды из источника в доме своего друга. Несмотря на это, он выздоровел и пожертвовал источнику обещанную свинью (57). С другой стороны, священные источники могли причинить вред тем, кто их осквернял. По-видимому, однажды император Нерон совершил омовение в священном источнике Марциевых вод, которые, согласно преданию, перенесены в Рим царем Анком Марцием. Люди приписывали болезнь, последовавшую за императорской прихотью, мести богов за осквернение священных вод (58). Всем известна ода Горация, в которой он обращается к источнику в Бандузии. Поэт совершал обряд, возможно, тринадцатого октября, в день празднества Фонса, когда козленка, цветы и вино приносили в жертву духу источника (59). В этот день в родники бросали венки, и венками украшали колодцы (60). Овидий изображает, как Нума, традиционный основатель римской религии, жертвует овцу и совершает возлияние вином источнику в роще у подножия Авентина (61).
Наряду с тем, что мы читаем о боге Фонсе, и наряду с тем, что есть святилище Фонса за пределами Рима у одних из его ворот, и есть алтарь Фонса на Яникуле, трудно достоверно утверждать, что был культ Фонса, которого почитали под надзором государства в специальном храме с особыми жрецами. Может скорее показаться, что бог источников все еще пребывал во "множественном" состоянии, как фавны, нимфы и т.п., таким образом, представляя собой промежуточную стадию между богом и духом. Из-за присутствия такого большого количества источников в различных частях Италии жители различных местностей Италии находились в зависимости от каждого из них, так как они даровали им воду, и это было причиной сохранения множественной природы бога.
У нас есть записи о знаменитых источниках Италии. Тот, что находился в Эгерии (62) в священной роще недалеко от Капенских ворот на Аппиевой дороге, особенно знаменит, потому что из него, по крайней мере, в древности, весталки набирали воду в свои священные сосуды. Этот источник еще находится рядом с Вилла Фонсека (63). Как гласит история, культ Эгерии зародился в священной роще Дианы в Неми, где потом он вливал свои целительные воды в озеро. Эгерию и ее сестер Камен особенно почитали будущие матери. Когда альбанцы мигрировали в Рим, они принесли с собой культ рощи муз, которая во времена Ювенала , стала местом отдохновения для бедных евреев; и так источник утратил большую часть своей древней святости.
В Лации был целительный источник около Нумика, называемый Ютурна (64), который Варрон помещает среди "собственно богов и нимф". Культ Ютурны перешел в Рим к водоему у храма Весты на форум. Видимо, позднее, весталки именно оттуда брали воду, а не из источника Эгерии. Во всяком случае его воды использовали для жертвоприношения; и люди, которые использовали воду для повседневных дел, отмечали праздник Ютурны в январе.
Около Падуи есть место, которое в древности называли Апон, где в земле было множество расселин, откуда вырывалось пламя горящей серы. Вода близлежащего озера называемая "живущий дух" Клавдием, обладала целительными свойствами (65).
Приятная римская привычка наделять источники духами иллюстрируется одним из писем Плиния, где он описывает воды с верховьев Клитумна, небольшой реки в Умбрии, которая впадает в один из притоков Тибра. На берегах Клитумна кормился скот, причиной их замечательного цвета, как верили римляне, было то, что они пили эти воды и купались в них. С этих берегов приходили белые лошади, которых приносили в жертву после триумфального шествия по Капитолию (66). Воды были так чисты, что Плиний мог сосчитать на дне монеты, которые верующие жертвовали духу вод (67). Верили, что Клитумн совершенным образом отражает не только облик человека, но и его характер (68). Дух потока занял статую, которая находилась в древнем храме. Он действительно служил оракулом во времена Плиния, так как существуют ответы оракула, которые ему приписываются. Плиний замечает в письме другу, что можно развлечься, читая бесконечное количество надписей, посвященных Клитумну людьми, которые исцелились благодаря его водам. Поблизости в качестве дополнения к храму Клитумна можно найти множество небольших святилищ честь духов, которые покровительствовали находящимся поблизости источникам. Плиний в другом письме (69) упоминает священное озеро около Америи, по водам которого не разрешалось ходить ни одному судну. Кроме того, Плиний Старший упоминает некие источники около Синуэссы, про которые говорили, что они способны предотвратить бездетность и излечить безумие, и еще другие, которые были особенно благотворны для исцеления больных глаз или ног, а также для исцеления всяческих повреждений и ран (70)
По крайне мере один римский источник мог очистить от греха вероломства нечистого на руку купца. Это был источник Меркурия, который находился рядом с Капенскими воротами. Овидий приводит потрясающее описание обряда (71):
"Возле Капенских ворот струятся Меркурия воды,
Силе божественной их, если угодно, поверь.
К ним приходят купцы, подоткнувши рубахи, и урной,
Чинно ее окурив, черпают воду себе.
Ветку лавровую здесь омочив, окропляют товары
Все, что должны перейти после продажи к другим;
Волосы также свои кропят они с этой же ветки,
Так возвышая в мольбе голос, привычный к лганью:
"Смой вероломство мое былое и прежнее, смой ты
Лживые речи мои, что говорил я вчера!." (пер. Ф.А.Петровского)
Слово numen здесь используется для духа, который обитает в источнике; и важно отметить, что, как и в случае с духами вод, здесь обращаются к самим водам. Более того, здесь мы видим, что римлян мог молиться своим богам как с доброй, так и с недоброй целью.
В изобилии представлены свидетельства о том, что латиняне поклонялись рекам. Реки и даже тростник, росший на берегах, были могучими средствами очищения (72). В древности в Риме магистраты получали знамения, когда переходили реку или любой поток, который вытекал из священного источника. В особенности это относилось к Петронии, небольшому притоку Тибра. Магистраты неоднократно получали знамения, когда переходили этот поток, чтобы заниматься своими делами на другой стороне. Но эта практика, однако, прекратилась ко времени Цицерона (73). Иногда во время магических обрядов звучало приказание не переходить бегущий поток, демонстрируя присутствие веры в то, что поток обижается на человека, который его переходит (74).
Двадцать седьмого августа было празднество Вултурна. Сейчас Вултурн - название реки в Кампании, и один из календарей определенно провозглашает, что жертвоприношение должно быть совершено "реке Вултурну", из этого мы можем сделать вывод, что изначально празднество совершалось в честь реки. Нам известно, что каждый год празднество в честь Вултурна имело место около Казилина, небольшого города в Кампании (75). Но празднество Вултурна происходило также в Риме, и ученые сделали вывод, что Вултурн было старым именем Тибра (76). Но что запрещает перенос ритуалов бога Кампании в Рим, где он должен быть идентифицирован с Тибром? Такой перенос был естественным для Рима, что мы видели в случае с источниками Ютурны и Эгерии.
С глубокой древности Тибр считался в Риме священным, так как люди верили, что он оберегает дома в городе (77). Древность его культа подтверждается тем фактом, что имели место и "литании" понтификов, и молитвы авгуров (78). В одном из отрывков Энния (79) можно прочитать часть молитвенной формулы, предположительно произносимой Энеем: "Ты, отец Тибр, со святым потоком". Сервий, комментируя подражание строке Вергилием, пишет, что слова "Помоги мне, Тибр, своими водами" были частью формальной молитвы. Также всем известна история Горация Коклеса. Когда он прыгнул в реку, он призвал ее защитить его (80). Гораций описывает молитву матери, направленную на то, чтобы ее сын вылечился от лихорадки. Если бы мальчик вылечился, мать заставила бы его стоять обнаженным в Тибре (81). От Персия мы узнаем, что, когда римлянин молился с целью причинить зло - такое, как смерть родственника или подопечного--он должен был погрузить свою голову два или три раза в священные воды Тибра, чтобы его молитва могла быть принята (82). В правление Тиберия в Сенат поступило предложение изменить течение озер и потоков, которые впадали в Тибр. Местные жители выступили против изменения, протестуя на том основании, что их реки находились под защитой богов (83). В Хорте, современной Орте, был алтарь Тибра, возведенный, однако, не местными жителями города, но римлянами. Надписи указывали, что этому богу поклоняются в Риме, в Ости, везде (84).
Моммзен предположил (85) , что празднество Портуналии, которое происходило семнадцатого августа, было в честь Тибра; он основывает свое умозаключение на том факте, что в позднем календаре Филокала день также называется Тиберналия. По-видимому, этого доказательства достаточно, чтобы отождествить оба праздника. Но если это так, как мы можем объяснить, что ключи и ворота постоянно связывались с Портуном? Ритуалы Аргеи дают нам возможную разгадку. Шестнадцатого и семнадцатого марта, как мы видели, торжественная процессия обходила по кругу двадцать семь святилищ, расположенных в различных частях города. Тростниковые куклы, носящие то же самое имя и напоминающие связанных людей, делались в святилищах, где они хранились до четырнадцатого и пятнадцатого мая, когда понтифики и военачальники (Praetores) несли их в шествии к Сублицианскому мосту. С него весталок бросали в реку. Куклы могли изображать стариков, в качестве замены, это было пережитком древности, когда стариков действительно здесь бросали в реку, возможно, чтобы умилостивить бога реки для строительства моста. Разве не является возможным то, что ключи Портуна придумали, чтобы открывать различные святилища, где хранились куклы еще до шествия?
Римляне почитали не только источники и реки, но также и воды моря. Нептун, в итоге отождествленный с греческим Посейдоном, мог быть изначально богом пресных вод (86); мы мало знаем о римском Нептуне, но точно то, что ему не предназначено было быть богом моря.
Римляне не были естественным образом склонны к мореплаванию. Часто мы читаем у римских поэтов о нечестивости тех, кто первым вверил свое судно водам океана. Очевидно, была сильна традиция, которая была настроена против плавания по морю. Когда потом римлянин отважился плавать по океану, он совершал жертвоприношение, чтобы умилостивить духов вод. Например, римские военачальники перед тем как отплыть, чтобы сразиться с врагом, постоянно совершали жертвоприношением бурям и морским волнам (90). Жертва приносилась как Нептуну, так и морю, показывая, что таким образом проводилось отличие между богом и морем. Жертва морю была пережитком первобытных времен.
Рассказ о культе вод уместно было бы закончить некоторыми заметками о Юпитере как дарующем дождь . В этом качестве в литературе он упоминает Тибуллом (91). Это кажется странным в связи с повсеместным использованием выражения Юпитер Плувиус в наши дни. Однако с глубокой древности бога связывали с созданием дождя; неочевидность эпитета Плувиус в древности может быть связана с тем фактом, что вызывание дождя было магической или полумагической церемонией, поэтому не было необходимости включать в нее какого-либо бога. Для дождя римские авторы используют одно лишь имя Юпитер. Вергилий в своей седьмой эклоге (60), изображает, как один пастух говорит: "и Юпитер низойдет радостным дождем".
Огонь
Огонь, как и вода, постоянно использовался, чтобы устранить вредоносные последствия контакта с людьми и вещами, которые были, как мы говорим, табу, и чтобы отогнать всяческие злые силы, будь они духовными или физическими. Тот, кто участвовал в римском погребальном обряде, должны были быть окроплены водой и пройти через огонь, чтобы избавиться от осквернения смертью, ритуал, обычно называемый "прогулка через огонь" (92). В древности человек верил, что таким образом он может воздвигнуть огненную преграду между собой и духами мертвых, которые могли тревожить его. Эта возможность предполагалась подобными ритуалами и других народов, которые были направлены на то, чтобы отвратить несчастья. Так Фрэзер пишет (93), что "...Тумбуку в Центральной Африке на берегах озера Ньяса напоминали римлян тем, что после погребения создавали преграду огнем и водой; возвращаясь захоронения, все, кто принимал в нем участие, совершали омовение в реке, и после этого по пути домой в деревню их встречал местных знахарь или колдун, который разводил большой костер на пути, и все плакальщики должны были пройти через пламя. . . ."
Во время крестьянского празднества Палее в апреле владелец имения, его семья, его стада прыгали через костры из бобовой соломы; целью было сжечь злые силы, видимые и невидимые, и в случае с женщинами содействовать плодородию, прогнав все, что ему мешало. Овидий отмечает любопытную психологию верующего, когда пишет (95): "Огонь, пожирая, очищает все и удаляет загрязнения с металла; посему он очищает овцу и пастуха". Ритуалы, подобные этому, когда стада проводят через костер, встречаются у множества других народов. Обычно целью было прогнать ведьм. Иногда, однако, целью было содействовать росту посевов и злаков. Так мы читаем (96): ". . Так в ритуалах Белтайна, которые имели место ранее в горной Шотландии первого мая (всего лишь через десять дней после Палилии), человек, который вытаскивал черный жребий (кусок овсяной лепешки, окрашенный в черный цвет углем) должен был прыгнуть три раза через костер, чтобы год был плодородным и для благоденствия людей и зверей..."
И приведу еще один пример из итальянской религии. Каждый год на празднестве Аполлона Сорануса у подножия горы Сорануса некие жрецы, называемые волками Соракта, ходят босиком по горячим углям, не обжигаясь(97). Как предполагает Варрон, причиной этой чудесной защиты является то (98), что они предварительно смазывают ступни неким целебным снадобьем. Мы здесь не будем исследовать различные вопросы, связанные с ритуалом, но так называемая "прогулка через огонь", параллели которой можно найти у множества народов, древних и современных, имела своей целью как и "прогулка через огонь" римлян после погребения, как очищение, так и защиту от зла. По подобным причинам невеста должна были коснуться огня, и воды (99).
Римляне использовали сжигание серы как в магических, так и в религиозных ритуалах. Причина такого использования, в дополнение к апотропаической силы как огня, была, возможно, в том, что сера обладает обеззараживающими свойства, и медицинскими свойствами, это было известно римлянам. Более того, сера напоминала римлянам и серных источниках и вулканах и вызываемом ими страхе. Кроме того, римляне верили, что молнии обязаны своим светом сере, и серные пары сопровождают молнии.
Мы приведем несколько примеров использования серы с религиозными и магическими целями. Тибулл, пока ведьма бормотала заклинания, очистил свою возлюбленную Делию серой, и, выполнив сопутствующий этому магический ритуал, вернул ей здоровье (100). В обрядах празднества Палее пастухи поджигали серу, и ее пары очищали овец (101). Подобный ритуал дожил до наших дней в Эстонии, где народ в день святого Георгия--во время нескольких дней древнего празднества Палее - привык очищать скот серой как средством защиты от ведьм (102).
Не только сера, но и прочие горючие вещества использовались как средства очищения. Ведьма, например, очистила Тибулла от вредоносного воздействия магии, используя пылающие факелы из сосны (103).
Одна из наиболее часто встречающихся идей у дикарей- то, что любовь- это огонь, ли, более точно, что огонь выражает мужское начало, а вода - женское (104). Отсюда легко перейти к вере в то, что девушек может оплодотворить огонь. У римлян о чудесном оплодотворении огнем рассказывается в связи с рождением Сервия Туллия, Ромула и Рема и царя Пренесте. Сервий подробно рассказал историю о рождении последнего. Он пишет (105):
". . . Некогда в Пренесте жили два брата, о которых говорили, что они обладают божественной природой. Когда их сестра сидела у огня, оттуда вылетела искра и попала в ее чрево, и посредством того, как гласит история, она зачала и родила ребенка. Она оставила ребенка у храма Юпитера. Какие-то девушки, однако, когда шли за водой, приблизились и забрали ребенка, который сидел у огня рядом с источником. Поэтому его звали сыном Вулкана . . ."
Мы уже отмечали, что огонь используется как средство очищения в магических и религиозных обрядах и как мужское начало жизни. Сейчас нам следует считать огонь духом или, говоря точнее, двумя духами, огня в полезном аспекте--огонь для приготовления пищи и отопления дома был известен как Веста, а как разрушительную силу знали его как Вулкана
Римляне смотрели на огонь как на бога. Овидий, например, в отрывке, в котором он пытается объяснить использование огня в ритуалах Палее, называет огонь, как и воду, богом (106).
Источник культа Весты- огня в полезном аспекте--происходит из древности, когда для жизни общества было необходим, чтобы горел огонь. За огнем следили незамужние дочери семейства, которые в действительности были жрицами священного огня дома. После того, как проходила полуденная трапеза, провозглашалась тишина, и небольшой кусок священной соленой лепешки, сделанной руками дочерей дома, сбрасывался с большого плоского блюда в огонь как жертва Весте (107). Так же, как множество религиозных формул в семейной религии имели свои аналоги в государственной религии, так и культ огня дома имел свой аналог в римской государственной религии (108). Местом культа огня в Риме был "круглый" храм Весты, сделанный в форме первобытного жилища. Здесь Весте - священному огню государства --прислуживали шесть жриц-девушек, который каждый год первого марта обновляли его с помощью искр, получаемых трением. (109). В "храме" не было статуи Весты: огонь был самой богиней. Этот факт показывает стойкость, с которой Веста сопротивлялась тенденции антропоморфизации в римской религии.
Развитие разрушительного огня в бога было вполне естественным. Древний человек видел, что огонь не только лишь согревает и делает пищу вкуснее, но также сжигает его жилище и приносит смерть и разрушение, когда разгорается. Веста, как мы видели, была огнем в полезном аспекте; Вулкан, напротив, был разрушительным огнем. Нет причин, по которым Вулкан, как огонь, должен был почитаться у очагa вместе с Вестой, так как Веста никогда не считалась разрушительной силой, а Вулкан никогда не считался благосклонным, даже в древности (110). Вергилий, Энний и римские писатели в целом дают имя Вулкан разрушительному огню (111) . Остия была местом древнего процветающего культа Вулкана, причиной того, несомненно, была опасность зноя для амбаров, расположенных на Тибре. Здесь у Вулкана был храм, понтифик и претор, и также эдил, чтобы совершать жертвоприношения. (112) В Риме храм Вулкана располагался, соответственно, за стенами города, где посредством ритуалов и жертвоприношений город был защищен от огня (113)
Вулкан участвовал в двух римских ритуалах. В июне в так называемых играх Рыбаков праздновались они на Тибре в честь тех, кто там ловил рыбу. Рыбу, пойманную рыбаками, несли не на рынок, но на площадь Вулкана, где их живыми клали на алтарь бога вместо человеческих душ (114). Двадцать третьего августа было празднество Вулкана, время, когда его помощь была необходима чтобы отвратить пламя, уже готовое, по-видимому, вырваться. Варрон сообщает нам (115), что люди бросали животных, (предположительно) в огонь "вместо себя". В обоих этих ритуалах рыбы были заменителями человеческих жизней, которые таким образом спасались от разрушительного пламени. Рыба, придя из Тибра, чьи воды использовали, чтобы гасить пламя, могла магическим образом от него защитить. Еще один факт о празднестве можно узнать из письма Плиния (116), в котором мы читаем, что в ночь празднества Вулкана дядя Плиния имел привычку начинать обучение ночью при светильнике--но, как уверяет нас Плиний, не для удачи. Из этого утверждения кажется, что римляне этой ночью использовали светильники, чтобы те принесли им удачу.
Делаем вывод: в этой главе мы показали, что, когда древний человек механически выполнял магический акт и заклинание, чтобы вызвать желаемый результат, он должен был обращаться к различным природным объектам напрямую - к дереву, к камню, к источнику, к реке, к морю, к дождю - не испытывая чувства того, что эти объекты обладают таким же духом, как и он сам. Он верил, что они обладают странной силой, которая может причинить зло. Потом, по различным причинам, о которых нам следует коротко упомянуть, он начал считать, что эти вещи обладают таким же духом, как и он сам. Так, он видел, что объекты в природе двигаются так же, как и он двигается, деревья шепчут, когда дует ветер; леса ревут, когда их хлещут бури; источники и реки журчат, когда текут; и постепенно он населил эти объектами такими же духами, как и он сам. Более того, в этом помогали ему сны, он обнаружил, что когда он спал, его душа в это то время улетала прочь, и что он брал с собой и пользовался вещами, которые были рядом с ним в моменты пробуждения. Поэтому он населил предметы духами
Мы уже видели, что для всех народов общей является вера в святость камней, и что дуб и камень часто были тесно связаны в культе, возможно, из-за своей твердой и стойкой природы, которую они передавали человеку, действию, вещи. Многие из тех камней, которым поклонялись люди в древности, были метеоритами. Так, римляне использовали метеориты в магическом обряде, чтобы вызывать дождь. Так как камень упал с небес, он был магически эквивалентен небу, и поэтому он мог заставить пойти дождь. Только кремень в древности изображал Юпитера Феретриуса, до того, по-видимому, когда дуб стал местом пребывания бога. Кремню и дубу поклонялись непосредственно. Римляне использовали этот камень для того, чтобы приносить клятвы и заключать договоры. Более того, они отмечали границы стволами деревьев и камнями, и те часто считались священными. Во-первых, поклонялись самому камню, а потом уже духу, пребывающему в нем; но мы уже видели, что культ межевого камня в своем развитии не продвинулся дальше стадии фетиша.
Тот факт, что от ударов камней друг о друга получаются искры, мог вызвать у дикарей чувство благоговения (117)
Римляне, как и другие народы, считали леса священными. Тому было несколько причин. Самой важной было то, что лес был источником всяческих опасностей, особенно диких зверей и врагов. Для древнего человека было естественным выполнять магические ритуалы защиты на месте, откуда приходило зло. Более того, деревья двигались, как мы уже заметили, люди в древности связывали всяческое движение с одушевленной жизнью. Также звуки, которые приходили из леса, были для воображения древнего человека человеческими голосами. Таким образом, он связывал человеческую жизнь с деревьями, и часто отождествлял его собственную жизнь с конкретным деревом. Смерть дерева предвещала его собственную смерть. Тот факт, что молния часто ударяет в деревья и уничтожает их и убивает людей, несомненно, заставил человека бояться ее.
Поэтому мы не удивляемся, обнаружив, что в древности перед вырубкой леса должны были быть умилостивлены жертвоприношением как многочисленные духи деревьев, так и злые духи, блуждающие по лесу.
Мы уже отмечали, что римляне считали воду священной, будь то источник, река, море или дождь. Причиной того отчасти, как в случае с деревьями мог быть тот факт, что римляне связывали всяческое движение с одушевленной жизнью. Более того, усилить процесс анимизации могло сходство журчание потока воды и человеческого голоса.
Римляне использовали воду источников и любых потов воды, чтобы смыть неблагоприятные последствия от контакта с людьми или вещами, обладающими магической способностью причинить вред. Так, они обнаружили, что в повседневной жизни вода очищает их тела и предметы обихода, они поверили, что она также действенно смывает злые силы, видимые и невидимые. Окропление водой в религиозных и магических церемониях было пережитком раннего омовения. Источники также могли как исцелить, так и вызвать болезнь, если их воды были осквернены. Кроме того, римские торговцы, не колеблясь, использовали воду священных источников, чтобы очистить себя и свои товары после сомнительных торговых сделок
В религиозном отношении было опасно переходить текущий поток и в некоторых случаях перед этим должны были быть выполнены религиозные обряды. Святость могла проистекать из того факта, что каждый год они брали свою дань в человеческих жизнях; и из-за связи рек с силами, которые могли быть вредоносны, и возник культ рек. Здесь снова течение реки и звуки ее бегущих вод содействовали процессу анимизации.
Культ моря возник позднее, и он был чуждым римлянам, так как римляне рано начали испытывать страх перед его бескрайностью, которая часто носила человеческие жизни, выбрасывала на свои берега странные создания, и позже принесла опасных врагов; далее, необычные подъемы и спады ее поверхности и мистическое перемешивание вод добавляло ей таинственности. И так римляне избегали моря.
Одним из древних римских культов был культ дождя. Здесь вновь вначале обращались к самому дождю, а потом - к Юпитеру, создателю дождя. Дождь и Юпитер часто были синонимами. Дождь обладал силой, способной причинить вред. Следовательно, его следовало заставить приносить добро. Более того, тот факт, что дождь падал с небес и был связан с разрушительными молниями, добавлял к нему элемент религиозного благоговения.
Мы уже видели, что римляне постоянно использовали огонь в магических и религиозных ритуалах, чтобы избавиться от вредоносных последствий контакта с объектами, обладающими опасными свойствами - например, трупами. Кроме того, как нынешние дикари, они разжигали костры и совершали "прогулку через пламя" как преграду между собой и духами мертвых. Таким образом, огонь использовали как средство очищения (чтобы избавиться от действительно существующего зла) и с целью защиты (чтобы прогнать злых духов, таких как духов мертвых).
В ритуалах очищения повсеместно использовалась сера из-за своих обеззараживающих свойств, которыми обладал и сам по себе огонь. Кроме того сера обладала медицинскими и дезинфицирующими свойствами. Когда все соединялось, в уме верующего возникала связь с ужасающими духами серных источников и вулканов и вера в то, что молния получает свой свет от серы.
Римляне, как и нынешние дикари, верили, что огонь был мужским началом жизни. Верные своим убеждением, они объясняли некоторые чудесные рождения оплодотворением женщин искрой очага.
Огонь в своем полезном аспекте звался Веста; огонь как разрушительная сила был известен как Вулкан. Веста никогда не перерастала характер просто духа, и священный огонь был единственным ее представителем в "храме" Весты. Идея бога разрушительного огня выросла вполне естественно из понимания того, что огонь не только приносит пользу, но может и причинить вред.
Несомненно, изначально, огонь считался просто духом. Поэтому для людей стала возможной мысль о том, что девушка беременеет от искры из очага, чей огонь в древности считался по сути женственным. С развитием навыков использования огня при приготовлении пищи и при обогреве эта фаза огня стала женской, так для этих целей в доме его использовали женщины. Огонь, однако, который уничтожал лес, обладал всей мужской силой, посему он считался мужественным.
Примечания:
1. Chapter 1, pp. 16-24.
2. Edward Clodd, Animism, p. 22.
3. Chapter 1, p. 23.
4. Genesis XXVIII. 11-18.
5. Joshua XXIV. 26-27.
6. Pliny, Naturalis Historia II. 149-150.
7. A. B. Cook. Zeus, Vol. I. p. 520.
8. Lactantius, Divinae Institutiones I. 20.
9. Pliny, Naturalis Historia 11. 115.
10. Livy XXIX. 10 and 14.
11. See H. W. Howes. in Folk Lore XXXVIII (1927), p. 358.
12. Naturalis Historia XXVIII. 33.
13. See Chapter IV, pp. 133-135.
14. See review of J. P. Mills. The Ao Nagas, in Folk Lore XXXVIII (1927). P. 94.
15. Livy I. 10; Dionysius of Halicarnassus II. 34.
16. Festus: Lapidem silicem (Mueller, p. 115).
17. Livy I. 24. 4-9.
18. Servius on Vergil's Aeneid XII. 206.
19. Siculus Flaccus in Gromatici Veteres I. 141; полный латинский текст можно найти ц Фрэзера, The Fasti of Ovid, Vol. II, p. 483, note 1. See also Dionysius of Halicarnassus, Antiquitates Romanae II. 74; Augustine, De Civitate Dei IV. 23; Fowler, The Roman Fertivals, pp. 324-327.
20. See F. B. Jevons, The Idea of God in Early Religions, p. 21.
21. For the Festival of Terminus see Ovid, Fasti II. 639-684; Horace, Epodi II. 59-60; Dionysius of Halicarnassus, Antiquitates Romanae II. 74; Festus: Terminus (Mueller, p. 368).
22. Plutarch, Quaestiones Romanae XV, Numa XVI. 1.
23. Aeneid VII. 172.
24. Livy IX. 36.
25. Livy I. 31. 3.
26. Vergil, Georgica I, 476-477; see also Pliny, Naturalis Historia XVII. 243.
27. Ovid, Fasti III. 295-296.
28. Naturalis Hisioria XII. 3.
29. I. 1. 11-12.
30. Fronto, Ad Verum Imperatorem II. 6 (Naber, p. 133).
31. De Agricultura CXXXIX.
32. The Fasti of Ovid, Vol, III. P. 352.
33. Florida I. 1.
34. Chapter III, p. 000.
35. H. Dessau, Inscriptiones Latinae Selectae 5047, 5048.
36. Ovid, Fasti II. 67-68, VI. 105-106; Festus: Furvum (Mueller, P. 93). See Georg Wissowa, Religion und Kultus der Romer, p. 236. Приписывание Фесту ссылки на Гелерна основывается изменения в рукописи МЕркеля, превратившим Eterno в Elerno.
37. Suetonius, Augustus XCII. 1.
38. See Frazer. The Fasti of Ovid, Vol. II. p. 402.
39. Suetonius, Galba 1. 1 ; Pliny, Naturalis Historia XV. 137.
40. Suetonius, Vespasian, V. 2.
41. See G. W. Gilmore. Animism, pp. 51-58.
42. J. G. Frazer, The Golden Bough, Vol. XI, pp. 160-164; see also Ernest Crawley, Studies of Savages and Sex, pp. 172-173.
43. Festus: Lucaria (Mueller, p. 119).
44. For the Ficus Ruminalis see Livy I. 4, 5, X. 23, 12; Pliny, Naturalis Historia XV. 77; Varro, Res Rusticae II. 11, 5; Varro, De Lingua Latina V. 54; Servius on Vergil's Aeneid VIII. 90; Festus: Ruminalem (Mueller, p. 270) ; Plutarch, Romulus IV. 1; Augustine, De Civitate Dei VI. 10.
45. See Chapter Ill. pp. 000-000.
46. Suetonius, Caligula XXXV. 3.
47. Festus: Fagutal (Mueller, p. 87).
48. Livy I. 10; Dionysius of Halicarnassus II. 34; Propertius V (IV). 10.
49. III. 25.
50. See Frazer, The Fasti of Ovid, Vol. II, p. 385; Pliny, Naturalis Historia XVI. 235; Festus: Capillatam (Mueller, p. 57).
51. О счастливых и несчастливых деревьях see Macrobius, Saturnalia III. 20, 2; Festus: Felices (Mueller. p. 92).
52. See Servius on Vergil's Bucolica I. 52; Horace, Carmina I. 1, 22.
53. Folk Lore XXXVIII (1927), p. 117.
54. Folk Lore XXXVIII (1927), p. 362.
55. Ovid, Fasti IV. 759-760.
56. Seneca, Epistulae Morales XLI. 3.
57. VI. 47.
58. Tacitus, Annales XIV. 22.
59. III. 13.
60. Varro, De Lingma Latina VI. 22.
61. Fasti III. 300-302.
62. For this spring see: Plutarch, Numa XIII. 2; Ovid, Fasti III. 275-276; Juvenal III. 11-20; Livy 1. 19, 5, 1. 21, 3; Festus: Egeriae nymphae (Mueller, p. 77).
63. Frank Granger, The Worship of the Romans, p. 121.
64. Varro, quoted in Servius on Vergil's Aeneid XII. 139.
66. See Claudianus, De Sexto Consulatu Honorii Augusti 506-514.
67. Pliny, Epistulae VIII. 8.
68. Claudianus, loc. cit.
69. Pliny, Epistulae VIII. 20.
70. Naturalis Historia XXXI. 6-12.
71. Ovid, Fasti V. 673-682.
72. Servius on Vergil's Aeneid VIII. 33.
73. Festus: Peremne (Mueller, p. 245) ; Petronia (ibid., p. 250) Servius on Vergil's Aeneid IX. 24; Cicero, De Natura Deorum II. 3, 9; De Divinatione II. 36. 77. and Pease's note.
74. Apuleius, Metamorphoses I. 13.
75. R. M. Peterson, The Cults of Campania, p. 42.
76. W. Warde Fowler. The Roman Festivals, p. 214.
77. Ausonius, Opuscula X. 379-380.
78. Cicero, De Natura Deorum Ill. 52; Servius on Vergil's Aeneid VIII. 330.
79. Ethel M. Steuart, The Annals of Quinims Ennims, frag. 19, p. 6; Servius on Vergil's Aeneid VIII. 72; Livy 11. 10; J. G. Frazer, The Fasti of Ovid, Vol. IV. pp. 170-171.
80. Livy, loc. cit.
81. Sermones II. 3, 288-292.
82. Persius II. 3, 16.
83. Tacitus, Annales I. 79.
84. Lily R. Taylor, The Cults of Ostia, P. 34; Local Cults in Etruria, pp. 101-102.
85. C. I. L. p. 336 (second edition).
86. Von Domaszewski. Neptunus auf lateinischen Inschriften in Abhandlung zur romischen Religion, p. 19.
87. See Kirby Smith's note on Tibullus I. 3, 37-40; Vergil, Bucolica IV. 31-33.
88. Cicero, De Natura Deorum III. 20, 52.
89. H. Dessau, Inscriptiones Latinae Selectae, no. 3; Ovid, Fast; VI. 193.
90. Appian, Bellum Civile V. 11. 98.
91. I. 7,26.
92. Festus: Aqua et igni (Mueller, P. 3).
93. See note on Ovid, Fasti IV. 791, in Frazer, The Fasti of Ovid, Vol. III. p. 371.
94. Ovid, Fasti IV. 725-727, 781-782, 805; Tibullus II. 5, 89-90; Propertius V. 4. 75-78.
95. Fasti IV. 785-786.
96. Frazer, The Fasti of Ovid, Vol. III, P. 343.
97. For this rite see Pliny, Naturalis Historia VII. 19; Servius on Vergil's Aeneid XI. 784-785; Silius Italicus V. 175-181; Strabo V. 2, 9; Dionysius of Halicarnassus, Antiquitates Romanae III. 32. Ср. с заметками Фрэзера об Ovid, Fasti IV. 553; он утверждает что обряд был адресован Фероним, а не Аполлону Соранусу,
98. According to Servius on Vergil's Aeneid XI. 785.
99. Plutarch, Quaestiones Romanae I.
100. Tibullus 1. 5, 9-12.
101. Ovid, Fasti IV. 739-740.
102. See Frazer's note on Ovid, Fasti IV. 739.
103. Tibullus 1. 2, 61.
104. Plutarch, Quaestiones Romanae 1; Varro, De Lingua Latina V. 61.
105. On Vergil's Aeneid VII. 678.
106. Fasti IV. 788.
107. Servius on Aeneid 1. 730. See W. Warde Fowler, The Religious Experience of the Roman People, p. 73.
108. Fowler, The Religious Experience of the Roman People, pp. 136-137.
109. See Ovid, Fasti III. 141-144; Festus: Ignis Vestae (Mueller, p. 106) ; Macrobius, Saturnalia I. 12, 6; Servius on Aeneid II. 296-297; Fowler, The Religious Experience of the Roman People, p. 136.
110. See H. J. Rose, Primitive Culture in Italy, pp. 43-44.
111. Aeneid V. 662, VII. 77; Ennius. quoted in Festus (Mueller, P. 153) under Metonymia; Tibullus 1. 9, 49-50; Fronto, Ad Marcum Caesarem IV. 5, 2 (page 68 in the edition of S. A. Naber).
112. See Lily Ross Taylor, The Cults of Ostia, pp. 14-20.
113. Vitruvius, De Architectura 1. 7. 1.
114. Festus: Piscatorii ludi (Mueller, p. 238).
115. De Lingua Latina VI. 20.
116. III. 5, 8.
117. See Frazer, Myths of the Origin of Fire, pp. 106 and 226..