Аннотация: Перевод главы книги Оделла Шепарда/Odell Shepard "Учение о единороге"
Оригинал:
http://www.sacred-texts.com/etc/lou/lou03.htm
Изысканный Восток.
Возможно, мы никогда не узнаем, каким образом и когда зародилась легенда о единороге. Пока существовала письменность, была и она, она теряется в туманной дымке, витающей над восходом истории. Тайна его происхождения оставляет широкое поле для рассуждений, оно окружено фактами, в которых мы не сомневаемся, но и они окутаны полумраком, это как раз одна из тех очевидных истин, которые придают легенде очарование, но это не исключает возможности проследить путь легенды с самого зарождения. Наилучшим для нас будет начать рассказ о единороге с того места, где упоминание о нем впервые появляется в литературе западного мира в четвертом веке до нашей эры.
Нет необходимости напоминать, что в это время цивилизация Средиземноморья стремительно неслась к своему расцвету, возможно, высочайшему из достижений человечества. В сооружениях из камня, в сплетении слов и одних лишь мыслях греческий мир затем создавал чудеса, которые заставляют нас принять утверждение о том, что люди того мира причисляли всех, кто к нему не принадлежал, к "варварам". Есть две стороны греческой цивилизации, которые нам, варварам современности, обычно даруют слабое утешение: во-первых, это все было деянием небольших городов, а даже в них - нескольких личностей, во-вторых, все это было достигнуто вопреки состоянию, которое сейчас мы называем крайним невежеством. Греция в эпоху Перикла была небольшой просвещенной страной, буквально размером с ладонь, окруженной тенью, которую можно было увидеть с вершины холма на исходе дня. Лучшие умы Греции знали немногое, и еще меньше - за немногими исключениями - заботились они о том, что находилось за пределами их сферы знаний, и даже из-за того, что находилось в его пределах, их невежество нам кажется трогательным. Это может нам напомнить о том, что незначительная величина духовной мудрости и высота интеллектуальных достижений зависят от самой по себе информации, но интересный факт остается фактом. Греческие знания о географии, в отношении любой части суши, удаленной от Средиземноморья, были гротескно малы и искажены, в области зоологии они не имели четких представлений о видах, до Аристотеля, о порядках и родах, в отношении животных дальних стран, где греки не были никогда, они целиком попали под власть басен, которые им поведали путешественники.
Во время существования этой цивилизации, этого смешение интеллектуального великолепия и невежества в 416 г. до н.э. врач Ктесий, двигаясь в восточном направлении от своего родного города Книда, принял назначение при дворе Дария II, персидского царя. Этому назначению частично он обязан авторитету греческой медицины, частично тем, что он членом касты Асклепиадов, для которых медицина была профессией, переходящей по наследству. Он оставался в Персии, служа Дарию и Артаксерксу. На мгновение появляется он в известной истории, о которой нам поведал Ксенофонт, когда Кир прорвался через стражу Великого Царя у Кунаксы, пробил нагрудник и ранил его, одним из тех, кто сражался бок-о - бок с ним, был Ктесий, и он его исцелил. Около 398 года он вернулся в Книд и там написал свои работы, это были "История Персии" в двадцати трех книгах, ныне утраченная, и "Индика", сохранившаяся в виде отрывков в девятом веке у Фотия, патриарха Константинополя.
Есть основания подозревать, что Фотий удалил отрывки более общего характера и сделал акцент на чудесах, ведь оригинальная работа была "Путешествием Мандевиля" своего времени, и даже греки, которые знали Ктесия, считали его фантазером. Отдавая ему справедливость, надо помнить, что он сам писал о месте, которое никогда не видел, так что он основывался на рассказах путешественников и отчетах персидских чиновников, и самые примечательные истории всегда имели фактически некое реальное основание. Судя его по справедливости, мы можем задать себе вопрос, какова была бы нынешняя репутация Геродота, его величайшего современника, если бы его "История" была представлена всего лишь несколькими отрывками, отобранными суеверным клириком Средневековья. В тридцать третьем и последнем отрывке из "Индики" Ктесий откровенно утверждает, возможно, что за него делает этой Фотий, что его книга полностью правдива, что он не говорит ничего, чего бы он не видел сам или бы не услышал из уст самых верных свидетелей. Действительно, говорит он, о множестве еще более удивительных вещей не упомянул он в своей книге, потому что не хотел прослыть лжецом. Нам бы не мешал иметь эту уверенность в виду, когда мы будем рассматривать двадцать пятый фрагмент, первый и наиболее важный из европейских документов, имеющих отношение к единорогу.
"Ктесий сообщает о том, что в Индии обитают дикие ослы, размером с лошадей и даже больше. У них белое туловище, а голова красная, глаза же голубые. На лбу у них красуется рог, в один локоть длиной. На расстоянии восьми пальцев от своего основания рог имеет совершенно белый цвет, на острие он багряно-красный, остальная же, средняя, его часть -- черная. Из этих рогов изготовляются кубки. Говорят, что те, кто пьют из них, избавляются и от судорог, и от падучей; и даже яд не действует, если до его принятия или после выпить из такого кубка вина, воды или чего-нибудь другого" (прим. пер., Ктесий, "Индика", пересказ патриарха Фотия, пер. О.Горшановой).
"У других ослов, и домашних и диких, и остальных однокопытных животных нет ни астрагала, ни желчи в печени. У этих же [однорогих ослов] есть и астрагалы, и желчь. Астрагал у них самый красивый из тех, которые я когда-либо видел, видом и размером напоминающий бычий. Тяжел он как свинец, а цветом -- киноварь, что снаружи, что и внутри. Эти ослы быстрее и сильнее всех других существ, ни лошадь, никакое другое животное не может одолеть их. Начинают они бег замедленно, но потом бегут все быстрее и быстрее, развивая сверхъестественную скорость".
Что бы мы не подумали об этом отрывке, мы не сможем назвать его беспочвенной выдумкой. Мы можем поверить, что Ктесий не добавил здесь ничего из того, что родилось в его собственном воображении, но лишь записал то, что он слышал от тех людей, которые, в свою очередь, говорили полностью честно и даже точно о том, что они видели и слышали. Рассматривая все это с точки зрения зоолога, можно увидеть, что недостаток отрывка заключается в том, что факты в нем соединены странным образом, но для наших целей это придает ему очарование и ценность. Очевидно, что Ктесий отписывает одновременно два различных животных, подобно ребенку, который, прочитав описание льва и верблюда, соединил их в третье, которое смутно напоминает оба, но в точности не соответствует ни одному из них.
Основной компонент этого сложносоставного зверя, почти наверняка - это индийский носорог. Доказательство того заключается в его ценности как противоядия, в том, что те, кто пьют из кубков, сделанных из его рога, устойчивы к некоторым заболеваниям и ядам. Подобная вера в свойства рога носорога до сих пор широко распространена на Востоке, оно было древним еще во времена Ктесия, а под ним скрывается смесь символизма и суеверий, в которых трудно разобраться. Не пытаясь объяснить это сейчас, мы примем это как данность, важную для нашего исследования.
Размышляя о роге носорога, можно спросить, какое объяснение можно найти для его цветов, белого, черного, и красного? Настоящие рога носорогов действительно сильно отличаются оттенками, а цвет образца с бороздками действительно в тонкой части - странноватый красный оттенок, и переходит он в красновато-черный, там, где рог утолщается. На первый взгляд, таким образом, представляется возможным, что своими словами Ктесий описал естественный цвет рога, хотя оба эпитета слишком сильны. Такая интерпретация, однако, совсем не учитывает то, что чисто-белый цвет распространяется на длину двух ладоней ото лба, так что нет ни малейшего намека на естественный белый рог. Исходя из слов, можно предположить, что Ктесий вообразил рог разделенным на четкие полосы различных ярких оттенков, и что это результат действия не природы, но плод искусства. Кажется возможным, что он получил представление о роге, не видя его сам, а по чьим-либо рассказам, или после того, как увидел искусно отделанный рог.
Одно из этих предположений поддерживает Маниул Филис, греческий поэт, который, хотя и жил в тринадцатом веке, является лишь подражателем древних поэтов. Увидев в руках индийского царя сосуд для питья, украшенный тремя цветными полосами, белой, черной и красной, Филис спрашивает, из чего сделан этот кубок, и получает ответ: из рога ovdypos или дикого осла. Конечным источником этого отрывка является сам Ктесий, так что в случае Филиса можно говорить не об открытии, но всего лишь интерпретации, которая была совершена с прозорливостью и правдоподобием. Кубок носорога в Индии красили в эти цвета, возможно, в силу символических или магических причин, ныне утерянных, и сейчас принятие такую искусственную окраску за естественную является лишь одним из примеров заблуждений, которые мы можем встретить в собрании сведений о единороге.
Но даже это толкование не является полностью удовлетворительным, так как не принимает во внимание замечательные цвета тела животного. Неважно, насколько слабым можно считать чувство цвета древних, не имеет значения, насколько сильно отличались их названия цветов от наших и насколько сильно могло меняться обозначение цвета, кажется невероятным, что любой, кто когда-либо видел единорога, мог назвать его тело белым, голову - темно-красной или пурпурной, а глаза - синими. Если взять эти оттенки вместе с теми, в которые окрашен рог, то перед нами предстанет животное, раскрашенное как павлин, так пестро, что мы заподозрим здесь вмешательство искусства. Яркие пятна на конце рога заслуживают особого внимания. Они напоминают нам о двадцать первом отрывке Ктесия, в котором говорится, что у истоков Гипакоса: "У истоков этой реки [то есть Инда] произрастает пурпурный цветок, из которого готовят краску, не уступающую греческой, но намного более сочную. Ктесий говорит о том, что в этой стране родятся красные, как киноварь, животные величиной с жука -- насекомые на очень длинных лапках, мягкие, словно земляной червь. Они обитают на деревьях, дающих янтарь, и губят его плоды, точно так же как долгоносики уничтожают виноград в Греции. Этих насекомых индийцы давят, чтобы окрасить в пурпур свои ткани, хитоны, а также все, что пожелают. И эта краска превосходит персидскую" (пер. О Горшановой).
Это означает почти определенно, что персы времен Ктесия импортировали окрашенные ткани из районов Северной Индии, где у них были ткани, среди которых яркий пурпур был весьма заметным оттенком. Разве дело в том, что иногда встречается носорог, зверь им неизвестный, но знакомый тем, кто занимался изготовлением тканей, представленный на этих тканях, и этот яркий цвет стал возможным благодаря его природной окраске? Мы знаем, что животное изображено скифскими и китайскими вышивальщицами поздних веков в цветах, которые ни в малейшей степени не допускают правдоподобия. Возможно, что цвета единорога Ктесия имеют то же самое происхождение.
Несомненно, в этой теории присутствует нечто невероятное, но далее мы уходим в мир фантазии. Ктесий никогда не видел ни одной части этого обширного романтического региона, включая Гималаи и Тибет, то, под чем подразумевается Индия, но в течение семнадцати лет он слышал то, что говорилось о ней, большей частью на языках, которые понимал он не очень хорошо, людьми, для которых была она Страной Изобилия, лежащей на расстоянии долгих дней пути караванов в глубине изысканного Востока. Ее золото, слоновья кость, пряности, ткани приходили оттуда, и, если говорить о зверях, о которых говорилось, что они живут в ее лесах, то они полностью верили тому, что о чем говорилось. Ктесию, должно быть, что-то рассказали, его мысли по поводу свойств рога дикого осла родились не на основании скульптурной модели или изображения на ткани, можно лишь предположить, что свое описание он наполнил деталями художественного происхождения. Он был уязвим для критики с точки зрения источников его сведений, и если бы предположили, что у его дикого осла был странный вид, в частности, он был удивительно многоцветен, он бы развеял все сомнения, напомнив, что тот был уроженцем Индии.
На это можно возразить, что в четвертом веке до нашей эры ни один человек не смог бы предположить, что такой зверь действительно существует, если бы основывался на доказательствах не лучших, чем это схематичное изображение. Против этого возражения можно выдвинуть довод, основанный на предположении, сделанном одним сведущим в науке путешественником девятнадцатого века, который поверил в существование единорогов после того, как увидел примитивные изображения в одной из пещер в Южной Африке.
Но до сих пор мы не учитывали тот факт, что Ктесий называет своих единорогов дикими ослами, даже с таким абсурдным именем, как у гиппопотама - "речная лошадь", нам кажется невероятным, что либо он, либо его источники видели когда-нибудь какие-то черты осла у носорога. Дикий осел, уроженец Персии, как и Индии, должен быть известен Ктесию по личному опыту. Он был очень ярко описан Ксенофоном, он был излюбленной добычей царей Месопотамии, его быстрота и свирепость делали охоту на него поистине царским развлечением. Едва ли Ктесий провел семнадцать лет в Персии, ничего не узнав определенного о том, что он подразумевал, когда говорил о диком осле, кажется, возможно, что это животное привнесло нечто в его описание единорога. В одном из частей этого описания, которую я не привел выше, он говорит, что единорог сражается "рогом, зубами копытами". Это, также и то, что говорилось о быстроте зверя, намекает на дикого осла, но описание того, как бежит единорог: увеличивая скорость, отсылает нас к одной из характерным черт носорога. Ксенофонт говорит нам, что мясо диких ослов, убитых солдатами Кира в Аравийской пустыне "было похожим на мясо оленя, только еще более нежным", но Ктесий, явно намекая на носорогов, утверждает, что мясо его единорога слишком горькое, чтобы его можно было есть. Возможно, что окраска дикого осла, который описывается как "красноватый сверху", "серебристо-белый" на животе и сзади, могла внушить, что у однорогого онагра белое тело и красная голова.
На мгновение можно поверить, что все трудности позади, и Ктесий и его источники спутали и соединили носорога с диким ослом, водрузив искусно украшенный рог одного на лоб другого. Но если это создание внимательно изучить, то всякое правдоподобие сразу исчезает, ибо здравому смыслу нужно причина, по которой этой животное претерпело такие изменения. Достаточно большая неточность в описании носорога ожидаема, но добавление рога животному, которого Ктесий должен был видеть много раз, притом безрогим, требует объяснения. Здравый смысл вопрошает, почему же рог носорога, помещенный на носу, из-за которого зверь и получил свое название, вдруг оказался в совершенно другом месте. То, что необходимо - по-видимому, это нечто промежуточное между носорогом и диким ослом, чтобы облегчить переход форм и черт одного к другому.
О живучей и широко распространенной вере в то, что единорог живет на плоскогорьях Тибета- страны, которая входила в Индию Ктесия, можно прочесть еще в документах времен Чингисхана, и есть основания полагать, что она еще старше. Этот тибетский единорог, несомненно, есть Antbolos Hodgsoni, быстрая и высокая антилопа с почти прямыми рогами, которые, если посмотреть на них с одной стороны, смотрятся как один. Очевидно, что коренные жители, которые часто видели этих животных, причем в профиль и издалека - считали их единорогами. Может быть, смутный рассказ об этих поможет нам водрузить единственный рог индийского носорога на лоб месопотамского дикого осла? Предположение изначально выглядит довольно рискованным и сложным, но она понемногу становится все более и более достоверной, по мере того, как мы находим свидетельства, и мы видим, что подобное происходит повсеместно. Такая путаница, вместо того, чтобы быть названной уникальной, должна называться типичной, и случалось это не в древности, в гораздо более поздние времена. Если сравнивать ее с жонглированием видами и переносами черт животных в средневековых бестиариях, то она приближается к научной точности.
Это смешение трех зверей в одном не стоит связывать с Ктесием. Слух о единороге дошел до него, пройдя долгие странствия на запад из страны, которая была необычной, наделенной необыкновенными свойствами, какой была Америка для испанских конкистадоров. Его единорог, как и более невероятные звери "Тысячи и одной ночи", был создан путешественниками, которые много раз сидели у костров на привале, которых клонило в сон, легковерные, они соединяли множество зверей, которые о которых видели и слышали. Можно поверить в то, что каждый рассказчик считал все истинным и пытался рассказать чистую правду, так же, как каждый из слепых в пословице пытается честно рассказать о слоне, а расхождения в рассказах были вызваны тем, что он держался за хобот слона, другой схватил бивень, а третий дергал его за хвост. Некоторые из этих ученых, сидящих у костра, видели носорога, или, по крайней мере, говорили с теми, кто его видел, другие держали в руках раскрашенный рог и слышали о его мистических свойствах, другие, слушая разговоры о звере с одним рогом, молчали, а этот рог с магическими свойствами напоминал им о тех животных, у которых был, очевидно, один рог - они видели издалека стаю антилоп, видели, как те ели траву, им, возможно, было известно, что, несомненно, рога этих животных были предметом поклонения на Тибете, их продавали по высокой цене пилигримам, и, наконец, персидские купцы и сборщики податей, возвращаясь оттуда, где рассказывали подобные истории, разъясняли то, что слышали, им можно было говорить, что зверь с разноцветным рогом посередине лба был таким же хорошим товаром, как и дикий осел- это утверждение было практически равнозначно заявлению, что это и есть дикий осел. Для всех этих серьезнейших, далеко путешествующих и имеющих лучшие намерения людей Ктесий был всего лишь личным секретарем, пишущим под диктовку, который освежал и придавал точность своим впечатлениям, возможно, с помощью фигур и образов, чтобы они были доступны.
Или таким образом, во всяком случае, я это себе представляю. Кроме этих действительно существующих животных над ними возвышалась руководящая и формирующая концепция небесного и символически чистого единорога, и животное, составленное таким образом, было лишь его слабым земным отражением. Об этом я скажу сам в нужном месте. Пока достаточно показать, как единорог Ктесия был сотворен мирскими средствами.
Особенное внимание, которое уделили короткому отрывку из не имеющей особенного значения книги, оправдано тем, что этот отрывок является одним из двух источников, откуда и родилась западная легенда о единороге. Она была написано задолго до эпохи авторитетов, когда люди редко развивали свое личное мнение путем собственных независимых исследований, когда обучение в основном заключалось в открытии, обдумывании и запоминании того, что сказали другие. И этот склад ума и сделал возможным то, что только что рассмотренный отрывок повторялся много раз на протяжении веков.
Вскоре после времен Ктесия появился некий высший авторитет, il maestro di color che sanno (прим. пер.- учитель из тех, что знают, ит.), который мог бы разделаться с легендой о единороге одним ударом. Животное едва спаслось, когда Аристотель обошел его стороной, дав несколько скупых ссылок, которых было достаточно, чтобы показать, что он верил в его существование. Почему вообще он поверил в это, учитывая то, что он считал Ктесия тем, кто не заслуживает доверия, как и считал ненадежными свидетельствами те, что были у него, мы, возможно, никогда не узнаем. Он даже делает небольшое дополнение к сведениям о единороге, полученным у Ктесия, когда пишет: "Мы никогда не видели непарнокопытных животных с одним рогом и двумя копытами, и есть только несколько непарнокопытных животных, у которых твердые копыта и один рог, как индийский осел и газель. Из всех них только у индийского осла есть лодыжка". Аристотель, таким образом, не только верит в существование однорогого индийского осла, он также считает, что у орикса также один рог и нераздвоенное копыто. Он был одним из тех людей, чьи ошибки приносят плодов больше, чем верные мнения иных. И потом уже появились два вида единорогов, которых описывали его подражатели.
Единорог не встречается в классической литературе Греции и Рима, но в течение пяти столетий лет, прошедших от Аристотеля до Элиана, легенда о нем далеко продвинулась вперед. Аристотелю были известны лишь два единорога, но Элиан и Плиний знают, как минимум, семь: носорог, индийский осел, орикс, индийский вол, индийская лошадь, собственно единорог par excellence. Знания Элиана о двух или трех из них были обширнее тех, что продемонстрировали Аристотель и даже Ктесий, но невозможно установить, как приобретал он свои знания. Его книга о животных написана на запутанном греческом языке, хотя он был римлянином и провел всю жизнь в Италии, его влияние на более поздних авторов, писавших о зоологии, уступает лишь влиянию Аристотеля и Плиния. Каждая фраза из его трех пространных отрывков о единороге была заучена и повторялась множество раз в течение последующих пятнадцати веков, по этой причине они заслуживают того, чтобы на них обратили пристальное внимание.
В первом отрывки Элиан ничего не добавляет к тому, что сказал Ктесий. Во втором он пишет: "Я открыл, что дикие ослы размером с лошадей должны быть замечены в Индии. Тело у этих животных белое, голова красная, а глаза голубые. У них на лбу рог, который примерно полтора локтя в длину, он белый у основания, темно-красный вверху и черный посередине. Как я узнал, эти разноцветные рога используются индийцами в качестве кубков для питья, но я не уверен, что все. Только великие люди используют их после того, как отделают их золотыми полосами, подобно тому, как надевают браслеты на прекрасные статуи. И говорят, что каждому, кто выпьет из этого рога, не страшны никакие неизлечимые болезни, такие как припадки и так называемая "святая болезнь", и их не убивает яд". В конце главы Элиан пишет о черной таранной кости, как онагр сражается рогом, зубами и копытами и его горьком мясе.
Основа этого отрывка- то, что рассказал Ктесий, но есть некоторые существенные дополнения и изменения. Элиан добавляет, что кубками этими пользуются только великие люди Индии и что они украшены золотыми кольцами. Он расходится с Ктесием, утверждая, что рог полтора локтя в длину, а не локоть, как утверждает Ктесий, также утверждая, что таранная кость черного цвета. Ктесий, который утверждает, что видел таранную кость, заявляет, что она красна, как киноварь. Можем ли мы утверждать, что у Элиана были иные источники информации о единорогах, кроме книги придворного врача? Он бы мог самовольно увеличить длину рогов, как это многие делали до него, но его замечание о золотых кольцах и о том, что кубками пользовались только великие люди, вряд ли из числа тех, что даже люди типа Элиана, которые небрежны от природы, придумывают сами. Его разногласия с Ктесием по поводу цвета лодыжки высвечивают одну любопытную проблему. Благодаря Ктесию у нас создается впечатление, что кость была необычайно важна: во-первых, он говорит, что из всех непарнокопытных только у дикого осла есть таранная кость, во-вторых, что на однорогого онагра в Индии охотятся исключительно из-за его рога и таранной кости. Почему она имеет такое значение? Возможно, потому что она используется как амулет или талисман, так как, как нам известно, все части тела носорога наделялись магическими свойствами, может быть, та, которую видел Ктесий, была раскрашена или разрисована таким образом, что это делало ее и украшением, и талисманом. Повсеместно в древности эти лодыжки использовались для изготовления игральных костей, а чем нам напоминает латинское слово talus, которое означает как таранную кость, так и игральную кость. Вероятно, Элиан думал о черной итальянской игральной кости.
Третий отрывок из книги Элиана - самый важный. "Говорят,- пишет он,- в горах областей, находящихся в глубине Индии, недоступных для людей, поэтому живет множество диких зверей. Среди них - единорог, которого они называют "картазон". Это животное размером с взрослую лошадь, у него есть грива, оно рыжеватого цвета, ноги, как у слона, хвост, кА у козы. Оно чрезвычайно быстро бегает. Между бровей у него - один рог, но не гладкий, а с образовавшимися естественным путем кольцами, к концу он сужается до точки. Из всех животных у него самых неприятных голос. С прочими зверями, которыми подходят к нему, картазон обходится вежливо, но он сражается с представителями собственного вида. Не только особи мужского пола естественным образом сражаются друг с другом, но это делают даже самки, и борьба их не на жизнь, а на смерть. У животного очень сильное тело, кроме того, у него рог, перед которым невозможно устоять. Оно выбирает наиболее пустынные места и странствуют там в одиночестве. Во время гона он присоединяется к самке, которую выбрало, и они пасутся бок-о-бок, но когда время гона заканчивается он снова дичает и снова становится одиноким. Говорят, что молодых особей иногда вывозят цари и выставляют на состязаниях из-за их силы, но никто не помнит, чтобы захватили хоть одного единорога зрелого возраста.
В этом отрывке мы покидаем Ктесия. Элиан здесь описывает носорога и делает это намного точнее Ктесия, он даже дает ему имя "картазон", которое, по всей видимости, связано с санскритским словом "картаян", "владыка пустыни". Его рассказ верен в отношении того, где живет зверь, его размеров, его ног, хвоста, голоса и силы, привычки к одиночеству, хотя он заблуждается, когда говорит о его гриве, рыжей шерсти, его драчливости, его быстроте. Этим ошибкам не стоит придавать большое значение, однако, сравнивая их с утверждением, что рог находится между бровями. Рог черный, но не гладкий, на нем есть естественным образом возникшие кольца. В длину он полтора локтя, т.е. около двадцати семи дюймов. По-видимому, это рог антилопы. Предположение, сделанное выше, что Ктесий позаимствовал кое-что у антилопы, подтверждается независимым и неосознанной отсылкой Элиана к этому животному.
Самое большое значение имеют те замечания Элиана, которые касаются его недосягаемости, его одиночества, его привычки сражаться другими представителями своего рода, кроме самок во время гона, и обычай захватывать их, как это делали цари, захватывая молодых особей и выставляя их во время общенародных празднеств.
Но этот последний штрих обязательно снова напомнит о носороге, которого Элиан, римлянин третьего века до н.э., должен был обязательно видеть в Колизее. Однако он не имел ни малейшего понятия о том, что его индийский "картазон" и носорог полностью идентичны. У одного, пишет он, рог между бровями, в XVII, 40 он кратко обсуждает другого, говоря, что нелепо было бы описывать его наружность, потому что она знакома грекам и римлянам, но он действительно говорит, что у него рог на носу. Таким образом, мы видим, что он описывает носорога и во многом довольно точно, сам не зная, что он делает это, в другом месте он отказывается его описывать, говоря, что слишком хорошо он всем знаком. Странная путаница дала странные результаты, дожившие до девятнадцатого века. Одно из самых занимательных высказываний - когда Элиан говорит о диком осле, приписывая большую часть магических свойств его рогу, но когда он говорит о "картазоне", или единороге, которому изначально эти свойства и были приписаны, он ни слова не говорит об этом.
Среди нескольких отрывков, в которых Плиний-старший упоминает однорогое животное, только один является по-настоящему важным, это тот, в котором он говорит: "Орсанские индийцы охотятся на необычайно дикого зверя, которого они называют единорогом, у него голова оленя, ноги слона, хвост вепря, все остальное тело, как у лошади. Он долго и протяжно мычит, у него длинный черный рог, он выдается из середины лба на два локтя. По их словам, это животное невозможно захватить живым".
Здесь, заметим, разумный рассказ, написанный здравомыслящим человеком. Мы можем быть уверены, что Плиний читал настоящие истории о лечебных свойствах рога, так как Плиний читал все, но он об этом не говорит, довольствуясь тем, что добавляет пол-локтя к длине рога и затем переходит к другим темам. Его короткие упоминания о единороге важны, потому что потом в течение тысячи лет его убеждения по поводу животных были убеждениями каждого, кто в Европе читал на латыни. Если бы он усилил, как греческие писатели, целебные свойства рога, западная легенда о единороге с целым тысячелетием дополнительно для развития новых элементов стала бы еще богаче и приобрела бы более удивительную сложность, чем она имеет. Плиний, возможно, пересадил увлекательную восточную идею целебных свойств рога в почву западного фольклора и магии, чтобы она там пышно расцвела, но, обойдясь без его помощи, Эта идея вошла в состав популярных легенд Запада только за несколько столетий до того, как пробуждающаяся наука в Европе стала способной с ней справиться.
Покорность, с которой более поздние авторы принимали мнения Плиния, была практически стразу продемонстрирована Гаем Юлием Солином, чье описание единорога так звучно, что заслуживает прямого цитирования: "Но всех ужаснее единорог-- чудовище, издающее страшный рев, с лошадиным телом, слоновьими ногами, свиным хвостом и головой оленя. (Из середины его лба торчит сверкающий ослепительным блеском рог в четыре фута [1,18 м] длиной. Он такой острый, что легко протыкает все, что ни попадается. Единорог не дается человеку в руки, так что его можно убить, но поймать нельзя" (пер. И.И. Маханькова, "Свод естественных знаний"). Солин использовал все свое красноречие, чтобы сделать единорога наиболее впечатляющим. Выражения в этом отрывке нес тали мягче даже в переводе Артура Голдинга
Здесь мы точно видим, что Солин добавил еще один фут к длине рога, и что он называет единорога чудовищем, эпитет - страстное восклицание, против благочестивых выражений прошлого, которые полагали, что кощунством и недобрым делом для зоологии будет называть злом чудовище, которое было упомянуто в Библии. С другой стороны, у Солина нет ничего, чего нельзя было встретить у Плиния, кроме ярких цветов рога, происхождение которых может крыться в стойких красителях Верхней Индии.
Один поистине образованный и внимательный человек древности, кажется, в то же самое время столкнулся с носорогом и связанным с ним суевериями. Это был загадочный прорицатель, путешественник и ритор Аполлоний Тианский, чья жизнь и чьи высказывания в том виде, в каком они дошли до нас, выглядят странной смесью нелепостей и глубокой мудрости. Во время своего путешествия в Индию Аполлоний, как говорит его биограф, увидел диких ослов, захваченных около Гипаса (прим. пер -самый восточный из левых притоков Инда), и ему сказали, что кубками, сделанными из их единственного рога, который вырастает у них посреди лба, пользуются индийские цари, чтобы пить из них, так как верят, что тот, кто пил из них, защищен от яда и болезни в тот день. Когда Дамис, один из тех, кто его сопровождал, спросил его, что думает он об этом рассказе, он сказал: "Я бы в это не поверил, что ли бы не обнаружил, что цари этой страны поистине бессмертны". Это слова того человека, который считался мистагогом и лгуном, частично, из-за нападок христианских недругов, у тех, кто пишет о единороге, высоко ценится. Он был первым человеком, о котором говорят - он не сам того не утверждал - что он видел действительно видел единорога, но даже этого было недостаточно, чтобы в это поверить окончательно.
Только две дополнительные ссылки на единорога в древней литературе заслуживают внимания. В своей длинной поэме об искусстве охоты Оппиан говорит о неких ионийских (беотийских) быках, у которых копыто не раздвоено, у них один рог, растущий из середины лба. По поводу их мы можем заметить, что если бы они и жили в Беотии в то время, странно, что мы ничего не узнали об этих животных от Аристотеля, Павсания или даже Плутарха, который бы вряд ли оставил без внимания столь замечательных обитателей своей родины. Мы допускаем, что Оппиан совершил ошибку, когда говорил о месте обитания и даже о видах этих быков, но когда мы читаем, что их рога окрашены в белый, черный и красный, мы вспоминаем, что уже где-то слышали о такой окраске.
Другую ссылку мы встречаем в трудах человека, которого часто считают величайшей личностью древнего мира. Юлий Цезарь говорит, что в свое время в Герцинианском лесу, где чудеса были всегда в изобилии, можно было встретить единорога, из середины лба и между ушами у которого рос единственный рог, длиннее и прочнее всех рогов, известных в Риме. Слова эти впечатляют своей точностью и прямотой, они убеждают нас по крайней мере в том, что один из величайших умов в истории верил в единорога.
И пока ясно, что легенда о единороге в западном мире отнюдь не расцвела. Она существовала лишь от книге к книге, в рамках литературы, не овладевая народным воображением и не показывая ни признака жизни в нем. Она не нашла себе места ни в художественной литературе, ни в пластическом искусстве, религиозный символизм и мифология ничего о ней не ведали, даже она если и появлялась в древнем фольклоре Средиземноморья, она не оставила там никаких следов. Гален, Гиппократ, Диоскорид даже никогда не упоминали о терапевтических и профилактических свойствах рога. Тысячи подобных литературных ссылок, как и те, что мы рассматривали, большинство из них были заимствованными и отражали убеждение, которое могло жить в далекой стране, и никогда, кроме как по счастливой случайности, не могло знать важное место истинной легенды. Чтобы его заполучить, вместе со сложностью, странностью, значением, полным человечности, которые к ней прилагаются, она должны была дуть приют заблудшим, мечтательным, склонным к поклонению сердцам, людей, скорее им, чем ученым зоологам и сладкоречивым риторам. Легенде нужно помочь выйти из библиотеки в мир. И такая помощь скоро подоспела.