Аннотация: В37ом мы жгли книги" Только "Москва 1937" года осталась нетронутой
Москва 1937 года Фейхтвангер
В этот день отец пришёл с работы необычно рано и долго о чём-то разговаривал с мамой на идыш. Они крайне редко говорили на этом непонятном для детей языке, только, когда хотели что-то скрыть от них. В нашей огромной комнате, одной из одиннадцати комнат коммунальной квартиры, стояла изразцовая печь. Она была очень высокой, почти до потолка и совсем не грела, хотя её топили почти целый день.
Отец стал приносить из шкафа книги, а я с братом кидали их в огонь, следя, как они неохотно сгорают, несмотря даже на кочергу, которой мы шуровали, разметая пепел и листки с быстро пропадающими буквами. Мне было уже 7 лет и я хорошо мог читать. Но эти книги мне были неинтересны. Это были не сказки, ни занимательные истории, ни любимая мною "Моё детство" Льва Толстого. Нет. Там стояли неизвестные мне имена: Бухарин. Зиновьев, Киров, Троцкий. Но мне было очень жалко большую книгу, в красивом красном переплёте: Герои гражданской войны. Мне нравилось рассматривать этих мужественных людей, в папахах, гимнастёрках. Время от времени я обводил портреты карандашом и надписывал: "Враг народа". Скоро половина портретов была обведена чёрным карандашом. Эта тяжёлая книга никак не хотела гореть. Наконец, всё, что родители подносили к печке было сожжено.
А эту книгу, сказал отец, спрячь среди своих игрушек. Может быть она и не опасная, но лучше спрятать от греха подольше. Я спрятал и забыл о ней. Прошло несколько лет и я нашёл её. Это была тоненькая книжечка с название "Москва. !937 год". Не один раз читал я, уже взрослый человек, эту книжечку и старался понять, почему отец побоялся её оставить на виду. Ничего интересного в ней не было. Очередное прославление вождя, которыми были наполнены все газеты, все плакаты, все речи на всех собраниях и съездах. Так и осталась бы эта книжка пылиться в шкафу. Давно уже нет автора, умер и самый, самый, книжка эта что-то тревожила меня. Как-будто прикасался я к запретному, но желанному плоду.
Настало время уезжать из страны, которую мы долго считали своей Родиной. Не очень печалилась эта Родина, что мы покидаем её. Всяческие преграды и обиды приберегла для расставания в качестве подарка. Что мы берём с собой? Особых багатств не нажили! Только книги! Берём самые, самые. И тут опять попадает на глаза этот опус Фейхтвангера. Мы её берём с собой, как память о том страшном дне, когда с братом жёг самое дорогое, что было в нашей жизни-книги, мы берём её с собой, как напоминание о том страхе, когда папа и мама заговорили на идыш, чтобы скрыть перед нами ужас перед предстоящим обыском и возможном аресте. И сейчас, когда я держу в руках пожелтевшую книжецу с названием "Москва 1937 год", вспоминаю детство и радуюсь, что моим детям не нужно боятся ночного стука в дверь.