Встали рано, ни свет ни заря. Мать суетилась над сумкой, не смотря, что она была собрана с вечера.
Поставила парное молоко.
Вышли до стада.
Георгий нес бидон с водой, мать сумку с едой, на плечах были косы.
Путь предстоял долгий.
Существовало негласное правило, пока совхоз не закончит убирать свое сено, никто не имел права начинать косить свои паи. Вчера совхоз закончил, а, значит, сегодня было уже можно.
Стоял конец июля, с погодой в этом году по-везло, стояло жаркое, почти без дождей лето.
Деревня в такую страду пустела. Оставались одни старики и дети, да и тех, которые постарше, брали с собой, приучали грести и косить.
Это была не просто страда, а целая битва, все понимали, что от покоса зависит, как перезимует скотина, а, значит, и сами хозяева.
Совхоз свою технику не разрешал гробить на личных нуждах, поэтому практически все косили вручную.
Вышли из деревни. Возле сада повернули по просёлочной дороге через лес.
Позади с Востока вставало Солнце. Надо было торопиться, как можно больше выкосить, пока не спадет роса. Сухую траву косить трудќнее.
Еще не ушла ночная прохлада.
В лесу просыпались и во все голоса щебетали птички. Просыпалась лесная живность или, нао-борот, засыпала.
Вышли из леса, надо было спуститься с поќлогой затяжной горы и, вот он, лог. До Малой Камалы оставалось рукой подать.
С лога медленно поднимался белый туман.
"Это хорошо, - думал Георгий, -значит роса продержится долго, почти до обеда".
Шли молча. Особенно сейчас, когда случиќлась такая беда.
Георгий любил мать, он ни разу не слышал, чтобы она кричала, вся была в себе. Выросла в многодетной семье при мачехе, выжила в войну. Отчасти характер Георгий унаследовал от нее. Был молчалив, не по возрасту серьёзен.
Георгий вспомнил, как уже большенький, лет шести, умирал в детстве.
Был страшный жар, бредил, мать не знала, что делать. Даже сейчас отчетливо видел ту труќбу, куда его тянуло как вихрем и ослепительно яркий неестественный свет - там, в конце трубы. Его уже почти затянуло туда. В бреду он кричал: "Мама, ляжь на меня! Мама, придави меня!" И она всем своим телом придавила его сверху, не осознавая, что тем самым не дала улететь туда, в тот ослепительно яркий свет.
Так он мог уйти, но мать и неведомая сила оставили его в этом мире.
Для чего, думал он?
Потом в жизни, ещё как минимум, было два случая. Но трубы той больше не видел. Невидиќмый ангел-хранитель оберегал его.
Вот, наконец, пришли, ненадолго присели на свое место. Поставили бидон с водой в траву, за большую березу, от Солнца.
Косить Георгия научила мать, когда был жиќвой отец.
Все приговаривала: "Пятку у литовки прижиќмай, пятку прижимай, чтобы не оставалось грив. И прокашивай под валком, прокашивай под валком".
Поэтому Георгий косил, как мужик. Прокосы были широкие, во всю ширь плеча, мать шла за ним, не отставала, была она Стариковской, крепќкой породы.
Трава удалась в этом году на славу, стояла по пояс, густая, жирная, сочная, пахучая.
Литовка звенела, руки, тело и ноги делали своё дело машинально, а голова думала.
Впереди был целый день тяжёлого труда, доќмой надо было вернуться к стаду, поздно вечеќром. Но это не тяготило Георгия, косил он зло, с каким-то остервенением, видно хотел забыться в работе. Но мысли... мысли всё время крутились в голове.
Этим летом он, после третьего курса сель-хозинститута был на учебной практике в Научќно-исследовательском институте в Солянке, в отделе почвоведения. Солянка - цивилизованќное, красивое, благоустроенное село, в девяти километрах от Гогиной малой родины.
В основном все с курса, были на практике в учхозе - учебное хозяйство от института. Но Георгий выбрал Солянку, потому что была ещё одна веская причина. Весной, на первое мая Геќоргий сделал предложение Лиде - это было на "Звонаре". Странно, но познакомились они такќже первого мая, четыре года назад.
Летом должна была быть свадьба. Нагнали самогона, готовились, народу должно быть мноќго, потому что обе деревни, Ивановка и Спасовќка - это была сплошь родня. Съездили в сваты. Всё как положено, чин-чинарем.
И только тут Георгий оглянулся, вспомнил про мать, она не отставала. Он сам удивился, первую поляну почти выпластали.
Время к обеду, пошли в тенёк, где стоял биќдон и сумка с едой. Есть не хотелось, но надо было, нужны были силы, до вечера еще далеко. Мать все вкусненькое подкладывала ему.
Она также была убита горем. Почти перед самой свадьбой трагически погиб отец. Вот почеќму они с таким настырством, молча, без отдыха валили траву на землю, как врага, только чтобы забыться, ведь произошло это совсем недавно.
Немного перекусив, встали, поправили лиќтовки брусками и опять ушли в спасительную работу, на жару с обеда не обращали внимания.
Георгий думал: "Самое страшное на свете - смерть. Это понял, когда похоронил отца. Все можно поправить, кроме одного - смерти".
Долго снился один и тот же сон. Вот он отец, живой, радостный, весёлый, и так Георгию стано-вилось хорошо в эти моменты, да вот он отец, как все хорошо, прекрасно, он живой, больше ничего не надо. Но просыпаясь понимал - это сон.
Георгий делал взмах за взмахом и думал про отца. Как же так?! Они остались сиротами, шеќстеро детей, когда в тридцать седьмом расстреќляли их отца, и где-то через год умерла мать.
Старшей Насте было семнадцать лет, затем два брата Валентин и Алексей - отец, затем сеќстра Вера и обратно два брата, Матвей и самый маленький Петя, которому было два годика.
Так они одни остались в голодные годы войќны. Как выжили сиротами Георгий не мог понять до сих пор.
Отец сам рассказывал сколько поумирало от голода.
Когда у всех были уже свои семьи, жили дружно, ничего не делили. Отец всем всегда помогал - и делом, и советом. Недаром потом сродная сестра Света сказала: "Я раньше думаќла, что это и есть бог". А другая сродная сестра Люда говорила: "Дядя Лёша - самый красивый из всех".
Отец был противоположность матери, не смотря на голодное детство, он был весельчак и шутник. После войны почти четыре года служил в воздушном десанте. Имел за плечами сто два прыжка с самолета. На деревне всех пересватал и переженил, на всех гулянках был тамадой. Играл на гармошке и гитаре, хорошо пел. Возглавлял все комитеты и комиссии, какие только были. Предсе-датель родительского комитета, председатель то-варищеского суда, секретарь партийной ячейки...
И вот такой жизнерадостный человек так неќлепо ушел.
Домой вернулись поздно. Надо было упраќвиться по хозяйству.
Наутро кости болели, как не свои, суставы выворачивало наизнанку, тела Георгий не чув-ствовал, а каково матери, подумал он.
Она как всегда хлопотала над сумкой. Предќстоял тот же длинный путь. Но он не тяготил, наоборот, хотелось скорей начать косить, чтобы забыться в работе.
Но мысли... мысли сами лезли в голову.
Георгий думал, как приехал в учхоз приглаќшать друзей на свадьбу. Была у них своя группа на курсе, так сказать отпетых мошенников. Веќчером сидели за столом, пригласить хотел челоќвек десять, но настроения и веселиться совсем не хотелось, что-то давило, тяготило его. Друзья выпили и уже поздравляли.
Ночью спал плохо, снились кошмары, утром проснулся весь разбитый. Было нехорошее пред-чувствие. Еще раз сказав, чтобы обязательно приезжали, Георгий уехал. В Заозёрном, на ав-тобусной остановке, доброжелатили доложили о случившемся. Всю дорогу не мог поверить, что это правда и только, когда вышел и увидел возле дома кучу народа, побежал и упал на гроб. Поќтом Лида говорила, что я приподнял отца, наверќное, хотел оживить. Никого не видя, рыдал.
За отцом Георгий плакал пять лет и на стольќко же сразу постарел.
Только на четвертый день с обеда первая ко-шенина подсохла и её обдуло ветром. Стали сгре-бать волки и класть копы.
Насаживая кучи сена на вилы, поднимал над головой, быстро шел к начатой копе, с силой баќхал этот навильник в копу, следующий рядом и так по кругу забивал середку. Все это делалось быстро, почти бегом, чтобы не сбиться с темпа.
Копы получались большие, вершил Георгий высоко и красиво, так чтобы никакой ливень не пролил.
Георгий вспоминал - тогда не так чувствоќвалась усталость от адской работы. Пот застил глаза. Солнце продолжало безжалостно палить.
В семидесятом году он заканчивал десятый класс в Бородино. Как-то перед выпускными экзаменами, в середине апреля, к нему подошла учительница немецкого языка и спросила:
- Ты с Ивановки?
- Да, - ответил.
- Мою младшую сестренку, - говорила Флориановна, - направили к вам фельдшером, неделю назад.
Видно было, что она переживала за неё.
- Да вы не волнуйтесь так, у нас народ хоро-ший, никто не обидит, да и места красивые.
Ивановка и Спасовка - две большие деревќни. Разделяла их старая царская железная дороќга, по которой и ездили. Царская дорога огибала Спасовку с северной стороны и уходила дальше на Восток в сторону Канска.
Раньше это было два отдельных колхоза, но потом их объединили в один. Когда образовался совхоз, стало одно отделение. Но все основные центры находились в Ивановке: контора, медќпункт, сельский совет, гараж.
Про клуб надо рассказать отдельно. Бывшая церковь - это было огромное двухэтажное здаќние, построенное из круглого листвяка. Высокая, крытая железом крыша. В клубе была библиотеќка, радиоузел. В зрительном зале - резной краќсивый балкон, наверное, в церкви здесь стояли певчие. Через зал - большая сцена. Сколько там проходило самодеятельности, а также приезжих концертов, собраний и всего прочего. Библиотеќкой заведовала Вера Бояровская, справная, весёќлая девушка, у нее всегда был винегрет.
Хороший брусовый клуб построили и в Спа-совке, рядом с подтоварником. Магазины были там и там, как и животноводческие фермы. Так
что жизнь била ключом. Молодежи было много, особенно осенью, когда на уборочную присылаќли шоферов на ЗИЛах, человек тридцать, да со слюдфабрики девушек и того больше. Работала столовая. Это потом уже, когда стала разъезжатьќся молодёжь, понаехали переселенцы из близлеќжащих районов с Ирбейского, Дзержинского. Их почему-то местные прозвали европейцами.
В огромной клубной ограде стояла хорошая танцплощадка с куполом для оркестра. Рядом утопала в саду новая восьмилетняя школа.
И вот сюда приехала после окончания ме-дучилища молоденькая восемнадцатилетняя де-вушка Лида Браун, её все так и звали - Лида Браун, потому что отчество Флориановна не все могли выговорить. Лиду все сразу полюбили. Была она легка на подъём, бежала на вызова по первому зову, днем и ночью, и по Ивановке, и в Спасовку. Сама искала ночью машину, чтобы отќвезти тяжелобольного. Поселили её с Зиночкой, директрисой школы, которая приехала с Тамбова после окончания пединститута. Георгий при Зи-ночке заканчивал восьмилетку.
И сейчас Лида Браун шла по Спасовке с вызова. Была она по складу характера весёлая, общительная, шустрая - чистокровная немка. Помахивала редикюлем, в котором были медиќцинские принадлежности, а также, наверное, и девичьи.
На мосту перед Спасовкой Георгий дал по тормозам, мотоцикл "Урал" занесло юзом. Сзаќди и в люльке сидели закадычные друзья.
Мост дрожал ходуном. Ночью прорвало пруд "Звонарь", и вся эта неуправляемая масса воды через бурелом черёмушника неслась сюда. Вода не успевала проходить под мостик и разливалась во всю ширь до самого бора. Та вода, которая проходила под мост, устремлялась в котлован, туда же бежал и Спасовский пруд. Котлован бурлил от стихии воды, перед ним образовалось целое озеро. Только в такие моменты "Тырбыл" был страшной рекой. В котловане рыба кишела, её можно было черпать вёдрами.
Георгий узнал её сразу, все это время, как ему про Лиду сказала сестра, думал только о ней. Именно такой её и рисовал в своем юном вооб-ражении. Вниз к мосту шла она. Вся в лучах пер-вомайского солнца, казалась такой воздушной, летящей над землей. Их закономерную встречу разделяло метров пятьдесят. Георгий понял, что навстречу порхает та самая Лида-фельдшер. Ко-ричневый лёгкий болоневый плащик был неза- стёгнут и разлетался во все стороны. Она стре-мительно приближалась. Худенькая, по-девичьи стройная, не казалась маленькой. Стройненькие её ножки были обуты в красивые босоножки. Поровнялись, Лида поняла, что это тот самый мальчик, про которого рассказывала сестра. Не-вольно Георгий засмотрелся на её изящество. Друзья молчали, поняли, что что-то происходит.
Она была необычайно красива, как снежинќка, как звезда. Белое с лёгким румянцем личико. Очень редкий тонкий овал лица, на котором выќделялись резко очерченные брови и ресницы, коќторые подчёркивали огромные глаза. Это были не глаза, а две бездонные планеты. Правильный нос. Орехового цвета, естественные волосы. Неќбольшие, пухленькие губы, в уголках которых были ямочки. Высокая, тонкая шея. Под белой блузкой вздымалась упругая, крепенькая грудка, ещё не знавшая мужской ласки. Порывы ветра доносили аромат "Красной Москвы". Георгий ощутил зов этой свободной красавицы.
- Давайте я ваз довезу?
Сверкая зубами и, вскинув длинные ресницы, она сказала:
- Спасибо, я уже привыкла ходить пешком.
И только тут до Гоги дошло, куда бы она села
в люльку, откуда торчали коленки Екимца?
Вечера Георгий не мог дождаться. Все время думал о Лиде. Выкурил пачку сигарет. Он поќнял, что это любовь. Такое с ним было в первый раз.
Надо сказать, что снаружи и внутри Георгия было два разных человека. Снаружи - окружа-ющие, которые плохо знали его, думали, чуть ли не бандит, а внутри - это был мнительный, пе-реживательный и даже стеснительный человек.
И вот вечером две противоположности встре-тились, плюс и минус, они дополняли и не могли друг без друга. Лида ждала Георгия, ее пронизыќвало непонятное, щемящее чувство. Она сказала, что приходила молодёжь, звали её на гулянку.
Молодёжь всегда собиралась гуртом у коќго-нибудь по праздникам. Веселилась, танцеваќли под магнитофон или пластинки. Потом, поздќно, уже шли в клуб. Затем разбивались все по парочкам.
- Почему же ты не пошла?
- Тебя ждала.
Позже Георгий спрашивал Лиду, почему она стала дружить с ним, ведь такая могла выбрать сама любого парня, да и ухажёров было, хоть отќбавляй, но она всех отшивала. На что Лида отве-
С первого взгляда Лиду с Георгием захватил бурный поток любви, закрутил, как в водовороќте, и понес по всей жизни, то бросая на валуны по берегам, то неся плавно по течению. Две поќловинки нашли друг друга в этом огромном мире.
Георгий закончил школу и поехал поступать. Особым прилежанием в учебе не отличался. Но мечта, мечта детства стать следователем и непре-менно в КГБ (Комитет государственной безопас-ности) не останавливала ни перед чем. В то время в Красноярске был один настоящий Университет и там же один юридический факультет, на котоќрый принимали пятьдесят человек, а заявлений было подано семьсот. Это сейчас каждая шарага называется университетом или академией. Георќгий знал, что шансов нет, но мечта, мечта звала. К своему удивлению он сдал все экзамены, но не хватило одного балла. Вернулся домой.
Пот застилал глаза, с обеда солнце нещадно палило, но Георгий не злился на такую жару, а, наоборот, радовался, что стоит хорошая погода, нет дождя, в такую пору он совсем не нужен. Перевязав голову платком, чтобы пот не попадал в глаза, продолжал таскать сено, не чувствуя, как оно попадало и кололо голое тело. Копы росли одна за другой. Спасал небольшой ветерок, коќторый обдувал вспотевшее тело и валки.
Той же осенью, когда Георгий не поступил на юрфак, в ноябре месяце провожали Кабыша в армию, симпатичный парень, как смоль кучеряќвые волосы. Его мать - сродная сестра отца. В бане дядя Павлик гнал самогон и там же снимал пробу с каждой выгнанной бутылки. Тетя Муся была вся в заботах.
Стояло несколько ящиков с красным вином "Солнце дар". С нами была Лида, Георгий никогќда с ней не расставался. Взяли бутылку "Солнце дара", еще несколько пустых, спустились вниз к бору. Было уже темно. На поляне развели костер и стали стрелять по бутылкам с ружья. Лида не отставала, стреляла наравне с нами. Все, чтоб она ни делала в первый раз, казалось, что она с этим родилась.
Кабыш служил в Итатке за Томском. И вот жизнь, там же Георгий проходил офицерские сборы, после военной кафедры.
Зимой при совхозе закончил курсы тракториќстов и комбайнеров. Работал.
За активную позицию на Лиду повесили дополнительную нагрузку - секретаря комсо-мольской организации. Затем хотели перевести в центральную на ст. Камала по комсомольской линии с прицелом в дальнейшем на район. Она бы смогла, у нее получилась бы карьера комсо-мольского вожака. Но она отказалась, наверное, из-за Георгия.
Зимой организовывала молодёжь. Долбили лед ломиками на водокачке. Хрупкая долбиќла вместе со всеми, чтобы заработать денег на подарки к новогодней елке. Летом, рано утром бежала в контору выпускать молнию. Ездила по полям, развешивая флажки передовикам на трактора и комбайны. В клубе организовывала самодеятельные концерты.
На следующее лето Георгий поехал поступать в сельхозинститут на агрофак. Особого желания не было, но подумал все почище с зерном, чем с навозом. Между прочим, конкурс был четыре человека на место. Некоторые целый год учиќлись на подготовительном отделении при инстиќтуте, чтобы потом наравне со всеми поступать. Но, конечно, им была поблажка. На одном из экзаменов, женщина-преподаватель спросила:
- После армии?
Георгий, не задумываясь ответил:
- Да.
Вот этот балл, наверное, и стал проходным.
На курсе было более ста человек, больше по-ловины - девчонки, много было армейцев. Училќся Георгий без особого желания, все мысли были о Лиде. Он всегда чем-то отличался от основной массы - и манерой, и повадкой, и одеждой. Был сам по себе, как тот кот. Только тут, в Солянке, старшекурсник, с которым Георгий работал в отќделе почвоведения признался:
- А мы всё это время думали, что ты городќской.
Даже армейцы с младших курсов чувствоваќли в Георгии какой-то авторитет и обращались за советом. Однокурсница, услышав один раз, как отвечает Георгий, была поражена и заявила всем:
- Если б он хоть немного подчитывал перед сессией, он бы закончил с красным дипломом.
Покос подходил к концу. Надо было доложить сено на этой стороне, а через дорогу оставался по-следний ложок вперемешку с лесом, который под-нимался бугром в ельник, где всегда было море мас-лят и рыжиков, которые пахли еловыми шишками.
Лида училась там косить. Прибежала вся за-пыхавшись:
- Георгий, там на машине дядьки и тётьки, топчут траву!
У Георгия, как были вилы в руках, так и побеќжал голый по пояс, потный и грязный, как черт, от земли и сена. Посреди лога он первый раз в жизни увидел жигули. По логу с ведерками разќгуливали два толстых дяденьки и две такие же тётеньки. Георгий сразу понял, что это с почтов- ки (закрытый город).
Георгий почти крикнул:
- Вы что делаете, зачем топчете траву, разве вы не видите, что здесь покос?
- Ну и что? - ответили толстобрюхие.
- Ягода тоже ваша? - съехидничала одна.
- Вы разве не понимаете, что потом здесь не возьмём примятую траву.
Георгий взял вилы на перевес. Видно его устрашающий вид возымел действие. Толстоќбрюхие нехотя сели в машину и поехали на дороќгу новым следом, приминая траву.
С покосом было покончено. Копы стояли высо-кие, красивые, их было много, на зиму точно хваќтит. Была завершена огромная работа, но это было только полдела, надо было через недельку, как копы усядутся, перевозить домой и складывать в зарод.
Федя Наузников - красивый парень, был младше Гоги. Во всем пытался подражать. Гога для него был непререкаемый авторитет. Часто лазили ночью с фонариками на клуб за голубями. Дело это было непростое, сначала надо было подсаќдить одного, чтобы он вскарабкался на пристройќку. Как правило, это был Федор, затем Георгий подсаживал Лиду и Федя за руки затаскивал её наверх, затем Гога. Потом перелазили на крышу клуба и, цепляясь за железные швы, поднимаќлись наверх. Но дыра была на противоположной стороне, почти на самом краю. Спускались туда. Затем надо этот опасный путь проделать обратќно. Лида всегда была с нами. Не смотря на свою хрупкость, она была, что черт, а не девка.
Матвей, предпоследний брат отца, дал коня и гарбу, специально возить сено, чтобы больше воќшло. За сеном Георгий ездил с Лидой. Ехали не спеша, всё той же дорогой. Коня не гнали, потоќму что ему предстояла дорога гружёному назад.
На покосе Георгий вырубил бастрык, утягиќвать воз. Он брал навильник из копы и подавал. Лида стояла на возу с вилами, раскладывала
сено. Ложили на воз по две копы. Под конец Лида завершала воз. Было уже достаточно выќсоко. Георгий утягивал бастрык. Залазил к Лиде на воз и потихоньку трогали.
Под скрип колес вспоминали. Летом семьдеќсят третьего года Лиду перевели на два месяца в Казачку на берегу Кана. Жила она у пожилой женщины, санитарки. Когда Георгий приехал к ней, она рассказывала:
- Ты себе представить не можешь, что это был за вызов. Ночью прибежала совсем молоќденькая девчонка, лет пятнадцати и заплакала.
- Умирает мать.
Лида не сразу поняла, что девчонка приплыќла с другого берега. Грозовые тучи затянули всё небо, не было видно ни одной звездочки. Страшќная гроза хлестала, как из ведра с порывами веќтра. Только молнии, прорезавшие всё небо до земли, ненадолго освещали всё вокруг. Кан буќшевал, волны вздымались. Старенькую лодку то поднимало вверх, то бросало вниз. Девчонка гребла на веслах из последних сил. Вода постуќпала в лодку, да и ливень заливал.
- Бери кружку, вычерпывай воду, - крикнуќла девчонка.
Единственное, что не умела делать Лида - это плавать. Если сейчас перевернется лодка - это конец. Лодку сносило в сторону.
Всю ночь провозилась с больной. Когда забќрезжил рассвет, поплыли назад. За ночь, после грозы, все речки и ручейки, которые впадали в Кан, превратились в бурные потоки. Кан бурќлил, по нему несло бревна, коряги.
- Если бы такое бревно ночью ударило в лодку, - подумала Лида, - а ведь я даже замуќжем не была.
Девчонка гребла.
Георгий крепко обнял Лиду, она прижалась к нему. Каждый думал о своем. Георгий - как долго ещё учиться, целых три года. Лида - хоќрошо, что он есть.
Конь шел не спеша. В такие моменты, лёжа на возу, когда рядом была Лида, Георгий на вреќмя забывал про отца.
Перед затяжным подъёмом он вставал на круп коня, на оглоблю и спрыгивал. В гору вёл коня под уздцы. В день делали два рейса.
Дома все это надо было перекладывать в зарод. Лида была на зароде, раскладывала, утаптывала. Лида видела, как переживает Георгий, молчала.
На второй день, когда ехали на гарбе с сеќном, это сено так бешено пахло. Лида сказала, что внутри у неё зарождается новая жизнь, уже два месяца. Георгий очень обрадовался. Лида была уверена - будет девочка. "Но потом будет и мальчик", - сказал он.
Георгий подумал - так устроен мир: одна жизнь покидает этот мир, другая - тут же зарождается. Ему сразу как-то стало легче на душе, жизнь обрела новый смысл. Стали думать, как назвать девочку. Лида предложила: "Инга". Георгий ни разу не слыќшал такого имени, но ему очень понравилось. Оно было как выстрел - звучное, короткое, красивое.
Лида вершила зарод. Городская девчонка, отќкуда у нее всё так получалось. Не каждый дереќвенский мужик мог так остро завершить зарод.
Надо было уезжать в Солянку, заканчивать практику. Все деньги, которые Георгий зарабоќтал за лето, он отдал матери. О своей семье ещё не думал. Надо было учить младшую сестренку Люду, она училась в кооперативном техникуме.
Осенью Георгий уезжал на четвертый курс. Уез-жать не хотелось, но надо было нести свой крест.
В феврале, в самые лютые метели и морозы, родилась девочка. Назвали "Инга".