Наша школа стояла на отшибе. Это было последнее кирпичное строение в районе, дальше уже шли одни лишь финские домики, деревянные, одноэтажные, на одну семью. Школа, как школа, обыкновенное двухэтажное здание, постройки конца пятидесятых, без архитектурных излишеств, просто коробка с крышей и крыльцом в пять ступенек. На первом этаже: вестибюль с гипсовым лысым черепом вождя всех коммунистов и с половиной грудины, тоже гипсовой, в обрубленном пиджаке (этот белый шедевр потом незаметно куда-то дели, как началась перестройка всей жизни в восьмидесятых), в вес-тибюле же располагались и вешалки для учащихся, направо кабинет директора, с секре-таршей в предбаннике, после вестибюля - большой коридор, где девочки медленно про-гуливались парами и тройками, а мальчишки бегали и хулиганили на переменках, по стенам коридора были развешаны всякие стенды с показателями достижений школы и ее героев, шесть учебных классов и актовый зал, он же столовая. На втором этаже клас-сов было больше, штук семь-восемь, точно не помню, плюс учительская, плюс комнатка для пионервожатых, плюс крошечная библиотека, и такой же большой коридор, как на первом этаже. В общем, скучно - не то слово! Были, конечно, свои радости, но их мы устраивали сами. В таком скучнейшем месте это было довольно сложно сотворить, но мы старались. И на уроках, и на переменах, и во внеурочное время, естественно. На уро-ках развлекались, кто во что был горазд, от массовых батальных сцен с помощью трубо-чек и рогаток до намыливания классной доски, чтоб мел не писал, от курения на уроке, на спор, до свинчивания с урока через окно, так, чтоб учитель не заметил, если, конечно, на первом этаже урок был, от всеобщего утробного гудения в знак очередного протеста против произвола учителей до полного беспредела, доходящего до натуральных драк с учителями, за что некоторых из нас отчисляли из школы на какое-то время, или перево-дили в спецшколы.
Так и пролетели все десять лет учебы, тогда была десятилетка. Сейчас кажется, что это было в другой жизни, или не было никогда, или было не со мной. Тогда время бежало по-другому, из года в год, из класса в класс - десять раз. Сколько всего было! Можно было бы, конечно, повспоминать: и первые сентября, особенно 1 сентября 1А класса, где я начал учиться быть; и первую учительницу начальных четырех классов Ирину Алексеевну Зиновьеву, в которую каждый из нас был влюблен по-своему, и мальчишки, и девчонки, я в этом уверен; и первую директриссу Марию Тимофеевну Би-рюкову, она вела у нас исторический кружок после уроков, который я с удовольствием посещал, потому что она интересно вела его; и смешных, вечно заполошных пионерво-жатых, с их бесконечными сборами макулатуры и металлолома; и наши козни для не любимых учителей, одну идиотку мы просто с ума свели и ей пришлось уволиться, училкой по русскому была, додумалась обозвать нас захиревшими, тогда мы подумали, что это от слова хер, а когда на пределе своей постоянной нервозности она проорала - фашисты вы все! то это стало ее концом; и спортивные состязания под руководством знаменитого российского культуриста, нашего физрука, Владимира Михайловича Дур-ненко, его цветной портрет тогда был напечатан на первой обложке спортивного журна-ла; и наши любительские спектакли, которые нам помогала ставить бывшая ведущая ак-триса областного драматического театра Туманова, забыл уже, как ее звали; и школьные КВНы, приколы для которого, мы, конечно пытались придумать сами; и наконец - вы-пускной бал с одной из самых крутых групп в городе, тогда это было редкостью, потом нас повезли на автобусах в центр и мы гуляли и веселились всю ночь до утра, а днем устроили шикарный сабантуй на квартире одной нашей одноклассницы! А наши походы в лес, что за чудные походы, до сих пор помнится каждый из них, а поездки на уборку овощей в колхозы, когда отменялись все уроки, а это для нас было просто счастье! Но самое примечательное путешествие наш класс совершил в Санкт-Петербург, тогда еще Членинград, когда нас наградили путевкой за отличную учебу и что-то там еще, нам было тогда по 14-15 лет, и все, с тех пор этот город стал моим навсегда! В общем чего только было ль, не было ль? Есть, что вспомнить! Но дело я веду к тому, чтобы скон-центрировать внимание читателя на то, что самой ультраправой формой протеста в те годы у нас был криминальный такой, граненый сталинский стакан портвейна, самый дешевый называли бормотухой. Это я к тому, что теперь все по другому. Сейчас ведь, что стало твориться? Загрузили город геройским порошком, и школы в том числе. Ма-фия народилась, наша российская, особенная. В школах группировочки всякие, а вокруг драг-диллеры, киллеры, бойцы-молодцы, боссы, чифы, шефы и пр., и пр. Сначала по-пробовали стать героями старшеклассники, потом, со временем, и мелкота туда же рюх-нулась. А заправляют всем процессом, как правило, те, кто у руля. А кто у руля? Пра-вильно, директора. Вот и в нашей школе Љ 80 новый директор, бывший КГБист, при-шел и сразу встал у руля, денежки-то шальные, потому как все добытые учениками руб-лики ручейками потекли в один котел. Это продолжалось полтора года. За то время при-выкание к героизму у школьников сложилось, естественно, полное и бесповоротное. Потом районный ОНОН (отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, слово-то какое получилось, сотрудники ОНОНа поголовно все - ононисты) провел удачную опе-рацию, и директора со всей его командой хлопнули по заду больно. И что же? Каков был итог? А вот каков: менталицемерам, конечно же, кому премии, кому ценные подар-ки, кому повышение по службе, в школу новый директор пришел и стал бороться за чистоту рядов без героев. Все были довольны и радостны: и умные-мудрые учителя, и РайОНО в полном составе, и родители. Только школа приуныла, ученики, те кто хотел стать и стал героем. А через три дня после операции ряды героев не досчитались 15 че-ловек, еще через два дня на ломках закончили быть героями еще 22 школьника, еще че-рез день - еще 13! Всего 66 душ, из них 9 суицидов, 66 трупиков, 66 гробиков! Всего! Вы недоверчиво заметите: многовато что-то для одной школы. А я вам отвечу на это, что сие произошло только в одной школе, а школ в миллионном городе не мало. Слы-шите вой и рев над городом? Это материнский плач.
Вот и все. Дальше думайте сами, дорогой читатель. Можно было проводить та-кую операцию, не подумав о последствиях, или нельзя?
В героическое время живет новое поколение, а мы хвастаемся о своем времени, когда самым криминальным был стакан портвейна. Ему, новому поколению, выбирать - становиться героями или бороться с героями. Интересно, что придумает следующее по-коление? Может протестантами станут?