Силантьев Роман Николаевич : другие произведения.

Опухоль

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Другу моему,Надежде Алексеевне, живущей в городе Алма-Ата, посвящается.

Роман Силантьев

ОПУХОЛЬ

Повесть

Я теперь скупее стал в желаньях,

Жизнь моя - иль ты приснилась мне?

(С.Есенин)

Часть - 1

  
   С таким диагнозом Иван Сергеевич попал в областной онкологический центр, где его поместили сразу в хирургическое отделение. Диагноз, прямо скажем, не из приятных, но вполне современный, если взглянуть на ту очередь в "Приёмном покое", которая собралась в день его поступления туда. Правда, опухоли у всех были разные и в разных местах, но такое количество онкологических больных Иван Сергеевич даже представить себе не мог. Вообще было такое ощущение, что он попал в привокзальный зал ожидания, но никак не в "приёмный покой" больничного отделения.
   На вошедшего Ивана Сергеевича сразу уставился полный грузноватый мужчина, с азиатским, почти круглым лицом, но выражение на этом лице было вполне детское, даже несколько испуганное. Глаза его так и искали вокруг, кто бы мог пожалеть.
   Иван Сергеевич просто невольно остановился напротив него, а тот, в свою очередь, тут же подвинулся и освободил место рядом с собой. Юра, так звали неожиданного знакомого Ивана Сергеевича, действительно очень переживал по поводу предстоящей операции и явно искал сочувствия и поддержки. И в этом смысле, ему просто повезло, можно сказать. Иван Сергеевич перенёс в разное время своей длинной жизни уже две операции, удаляя грыжу и аппендицит. Он чувствовал себя куда увереннее и тут же стал всё это объяснять своему новому знакомому.
   Юре его пояснения показались настолько убедительными, что он, незаметно для себя, успокоился. Кроме этого, он продолжал внимательнейшим образом слушать каждое слово Ивана Сергеевича. Тем более что диагнозы их были почти одинаковые - опухоли на почках, только у одного на левой, а у другого на правой.
   В конце концов, они договорились стремиться попасть в одну палату. Особенно на этом настаивал Юра. Он был моложе Ивана Сергеевича на 23 года, а тому было уже 73, хотя выглядел он не на много старше Юры. Это обстоятельство невольно внушало Юре уважение к своему знакомому, словно он, безусловно, знал что-то такое, чего не знал сам Юра. В последствии Юра убедился в полноправности своего впечатления.
  
   Пришедшие сюда были люди разные, разных возрастов и темпераментов. Одни спокойно сидели и ожидали своей очереди, другие беспокойно теребили медсестру, периодически называвшую чью-то фамилию. Им, видимо, казалось, что кто-то обязательно пролезает без очереди. Но медицинская сестра, которая и занималась оформлением документов всех пришедших, была само изваяние. Казалось, что она вообще лишена каких бы то ни было эмоций. Она спокойно выслушивала каждого и, так же спокойно, объясняла, что документы она укладывает на столе в порядке их поступления.
   - Последние документы я кладу вниз общей стопки, - поясняла она. - Беру оформлять те, что сверху. Я здесь никого не знаю и мне всё равно, чья сейчас очередь. Чьи документы оказались сверху - того и очередь. И вы, пожалуйста, не беспокойтесь - всех приму, раз вас сюда направили. И будет это тем быстрее, чем меньше вы меня будите задерживать.
   Успокоенные, таким разъяснением, усаживались на место и процедура продолжалась.
   Юра, таким образом, ушёл раньше, сказав:
   - Меня на третий этаж направили - хорошо бы и вас туда же....
  
   У Ивана Сергеевича неожиданно возникли небольшие трудности, когда он пошёл за подписью дежурного хирурга. Очень красивый, высокий мужчина, лет сорока - сорока пяти, принял его в кабинете главного хирурга. Он был полностью седой и эта, преждевременная седина, очень смутила Ивана Сергеевича. Он сразу понял, что необходимо быть готовым к любым неожиданностям. Это свойство присуще всем, кого природа наделила ранней сединой. Собственно, так и получилось. Просмотрев документы, он, вдруг, спросил:
   - А не могли бы вы прийти, скажем, завтра или послезавтра? У нас так всё переполнено!..
   - Простите, как вас зовут? - спросил Иван Сергеевич, глядя внимательно на него через свои прямоугольные очки. Если бы он видел себя со стороны, то понял бы, что взгляд его в это мгновение выражал такую решительность и полную готовность ко всему.
   - Олег Александрович, - представился, несколько смутившись, доктор. Похоже, он уже пожалел, что решился на такое предложение.
   - Видите ли, Олег Александрович, я приехал сюда за триста километров на такси, так как другого транспортна, от нас сейчас, просто не существует. Стоило это мне 10 000. Я явился в назначенный вами же срок и мне просто некуда сейчас деваться, так как в вашем городе у меня нет знакомых. Кроме того..., я не люблю трясти своим удостоверением, но вы меня вынуждаете..., - Иван Сергеевич достал удостоверение и показал его. - Вы прочтите, я - житель Блокадного Ленинграда и имею право на все льготы участников Великой Отечественной Войны. Так что, принимая во внимание и первое, и второе, я не советую вам толкать меня на нежелательные шаги.
   Доктор прочитал всё, что было написано в удостоверении, и слегка смутившись, сказал:
   - Но ведь вы тогда были ещё ребёнком?.., как-то всё странно?
   - Ничего странного. Я всю жизнь живу с блокадным букетом болезней и выживаю, только потому, что не позволяю себе ничего лишнего, что позволяют себе другие. Вот и сейчас у меня целый букет заболеваний, но к вам я пришёл с одной конкретной бедой, и надеюсь, вы поможете справиться с ней. Если что-то проявится потом, то, поскольку я кандидат наук, то, как у нас принято действовать во время эксперимента, предлагаю решать побочные задачи по мере их возникновения.
   Олег Александрович согласно кивнул головой и подписал документы на госпитализацию, сказав при этом:
   - Тогда, кстати, оперировать вас буду я.
   - Не возражаю! - ответил Иван Сергеевич, поблагодарил, попрощался и вышел.
  
   Ивана Сергеевича направили тоже на третий этаж. У дежурного поста медсестёр его встретили две медсестры. Одна солидная дама лет сорока, а другая совсем молоденькая и просто красавица. Она-то и приняла его документы, а, прочитав имя и фамилию, спросила:
   - Здесь один больной очень просил положить вас в его палату - у вас не будет возражений?
   - Мне всё равно.
   - Он назвал вас профессором - это правда?
   - Не совсем. Я - кандидат наук.
   - Каких?
   - Философских.
   - О! - воскликнули обе.
   - Значит, вы у нас - господин философ, - уточнила старшая.
   - Честь имею! - ответил Иван Сергеевич и направился следом за молоденькой медсестрой.
  
   В палате было тесновато. Этот онкологический центр был построен совсем недавно. И местная администрация очень им гордилась. Считалось, что он построен на самом современном уровне. Но у нас в России, этот уровень всегда успевает отстать лет на 20-30 от уровня, действительно соответствующего своему времени.
   Так что, и оборудование санузла в углу палаты, вместе с душевой кабинкой, и шесть коек в такой комнате, выглядели так же угрюмо, как и в старых довоенных больницах. Оборудование в санузле выглядело так, что складывалось впечатление, словно его устанавливали неумелые руки. Трубы были перекошены, отвалившаяся плитка и даже умывальник стоял не параллельно полу, - всё это производило унылое впечатление запущенности, отсутствия хозяйской руки.
   Но люди мы привычные к удобствам с неудобствами, а по-сему, каждый устраивался, как мог, чем и был доволен. Так Юра успел занять кровать у окна и никого не пускал на соседнюю, оберегая её для своего нового знакомого. И он, конечно же, был уверен, что ему крупно повезло с кроватью и с соседом. Даже на какое-то время он забыл, с каким угрожающим диагнозом он сюда поступил. Собственно, человек ко всему склонен привыкнуть. И первая реакция на диагноз куда более сильная, чем все последующие.
   И тут, среди равных себе по угрозе, вообще становится несколько спокойнее, так как не ты один в такой сложной ситуации. Это обстоятельство несколько успокаивает и утешает одновременно.
   Иван Сергеевич несколько точнее представлял сложность своих проблем со здоровьем. Ещё не было окончательно, стопроцентно установлено, что опухоль его злокачественная, хотя, как принято в таких случаях, почку обычно удаляли. И он знал, на что шёл, а его возраст и разум ему в этом помогали. Он был готов уже ко всему, так как давно уже пережил своих родителей по годам: мать его умерла на 57-м году жизни, а отец на 66-м. И Иван Сергеевич давно для себя решил, что "пора и честь знать", так что он был готов ко всему и всё мог принять безропотно.
   Он имел несомненный дар от природы убеждать не только других, но и себя тоже. И это помогало ему в жизни. Вот и сейчас, тот эффект, который произвела на него молодая сестричка своей внешностью, редкой и самобытной, он тут же погасил в себе заключением, что столь прекрасное явление это не по его возрасту - и все волнения внутри успокоились сами собой.
  
   А обитатели 16-й палаты, тем временем, продолжали жить своей обыденной жизнью. Кто-то вставал, выходил, снова возвращался. В углу лежал, только что привезённый из реанимации, больной и он слегка постанывал. К нему периодически подходила процедурная сестра, проверяла капельницу и уходила, бросив на ходу какое-нибудь пошлое замечание в адрес одного из больных.
   Но вот появился молодой мужчина в белом халате и с документами в руках. Он обратился к больному, понуро сидевшему на первой кровати.
   - Дмитрий Васильевич, вот ваши выписные документы. Здесь направление к врачу, у которого вы будите проходить химеотерапию. Здесь же направление на комиссию - вам должны дать инвалидность. А хирургическое вмешательство не требуется - мы об этом всё написали...
   И доктор удалился. Дмитрий Васильевич встал. Вид у него был растерянный. Видимо лечащие врачи его обнадёжили операцией, а хирурги просто отфутболили его обратно. Как говорится, всё ясно.
   Он молчал, молчали и все остальные.
   Только когда он ушёл, Иван Сергеевич неожиданно произнёс:
   - Странно, почему всё это нельзя было проделать в кабинете, а не на глазах у всех?
   - О, что вы захотели? - произнёс грубым голосом больной с опухолью на лице. - Это вам не старые времена - им сейчас на всё наплевать.
   - Да-да! - подтвердил слабым голосом пожилой мужчина, которого привезли из реанимации. - Вас ещё не раз тут удивят, поверьте.
  
   Юру оперировали на следующий день. Он на глазах у Ивана Сергеевича проходил все процедуры подготовки к операции. Перед обедом его увели две дежурные медсестры, и больше он не появлялся. А тем временем подошла очередь Ивана Сергеевича готовиться на завтра. Состоялась серьёзная беседа с анестезиологом - красивой молодой женщиной, но прилично заштампованной временем. Пока она уточняла отдельные детали его здоровья, он смотрел на неё и ловил себя на мысли, что никогда бы не женился на такой современной эмансипе. На ней и в ней всё было из реклам, включая, по-видимому, и её мышление. И Ивану Сергеевичу было жаль её и современных мужчин, на чью долю выпадает теперь жребий выбирать из таких.
   И вот, настал день операции. Были выполнены все требования и предосторожности: надеты ластиковые чулки, Иван Сергеевич не съел ни крошки и не пил воды, да ему и не хотелось. Во всём помогала ноосферная мобилизация - это он знал точно. Она могла помочь выдержать и не такое.
   Уже после обеда пришли за ним сёстры. Они привели Ивана Сергеевича в процедурную и сделали какой-то укол. Затем они, все вместе, пошли в операционную, где, в небольшой комнатке, он разделся, сложил всю одежду в пакет и отдал сёстрам. Затем его уложили на каталку и накрыли простынёй. Сёстры о чём-то переговаривались..., дальше он уже ничего не помнил....
  
   Через три дня все шесть человек в палате были прооперированы. И Жизнь в ней сразу стала другой. Шесть выживающих мужчин в одном помещении. Прибавьте сюда храп, стоны и невольный мат, сопровождающий стоны и вздохи, когда больной меняет позу. У санитарок это тоже проскакивает, но они стараются все маты оставлять за дверь, когда их каждые полчаса вызывает сигнал в одну и ту же палату.
   Но операции у всех тяжёлые. У двоих удалён желудок, у двоих по одной почке. У них швы такой величины, что нарушена нейронная система половины организма. Пока-то это всё срастётся и восстановятся нейронные каналы, если ещё восстановятся. Видимо отсюда пошло изречение: "Тут помню, а тут - нет...". Словом, картина в палате удручающая. Да ещё у каждого стоит капельница - тоже не особенно-то повернёшься, чтобы поудобнее лечь. В таких, правда, случаях выручают обезболивающие уколы. Они несколько снижают болевые ощущения, но, если, конечно, больной их переносит.
   У Ивана Сергеевича, как раз, ситуация такова, что его "блокадный букет" не позволял длительное употребление подобных инъекций. Сразу переставали действовать поджелудочная железа и печень. Совершенно пропадал аппетит. И это всё он старался объяснить своему врачу, но тот не внял его предостережениям.
   Но Иван Сергеевич не был бы самим собой, если бы позволил делать с собой всё, что кому-то вздумается. Так что ему пришлось вступать в нежелательные "переговоры" с медицинской сестрой.
   - Вы меня просто поражаете, - заявила она, когда Иван Сергеевич не дал делать обезболивающий укол. - Это же назначено врачом - он-то больше вашего понимает, что вам нужно, что вам можно, а что и нет?
   - Вы всё правильно говорите, но со мной особый случай. Я - блокадный ребёнок и у меня такой букет заболеваний, что приходится балансировать, чтобы не навредить другому органу.
   - Зачем же вы тогда делали операцию?
   - Очень хороший вопрос, но и на него у меня есть свой ответ. В науке даже отрицательный результат - тоже результат. Меня уговорили те же врачи, убедили, если хотите.
   - Но ведь вам же будет больно. Специально делается такой укол перед сном, чтобы вы, хоть ночь поспали.
   - Ну что ж, поделаешь, придётся потерпеть. Во фронтовых госпиталях далеко не каждому делали такие уколы, кому было больно. И люди терпели. А чем мы их лучше?
   - Нет, это просто поразительно! Другие больные просят, настаивают, чтобы им сделали этот укол, а вы...?!
   - Вы же знаете, что в семье - не без урода. Вот так и считайте.
   - Так я запишу в журнал, что вы отказались.
   - Так и запишите.
  
   Разговор этот состоялся в пятницу вечером, а в субботу Иван Сергеевич отказался от капельницы с глюкозой. Была другая медсестра и пришлось ей снова объяснять причины отказа, хотя доказательство обоснованности отказа было, вроде бы, налицо. Дело в том, что после получаса, как поставили капельницу, Ивану Сергеевичу стало плохо. Он метался по подушке и, прибежавшая сестра сразу не знала, что делать. Тогда он велел ей тут же отключить капельницу. Потом она сделала ему укол и постепенно всё стало проходить.
   Когда ощущение дурноты стало утихать, Иван Сергеевич спросил сестру, что ему вводили через капельницу.
   - Ничего особенного, - ответила она, - глюкозу. Мы всех больных подкармливаем, у кого плохой аппетит, чтобы процесс заживания не затухал.
   - Понятно, - ответил Иван Сергеевич, - но у меня организм почему-то плохо реагирует на глюкозу. Это уже второй раз так случается.
   - Почему же вы врачу ничего не сказали?
   - Ну, что вы?! Я пытался, но меня просто не услышали.
   - И как же быть?
   - Да никак. Ничего не нужно вводить. У меня есть только один путь восстановления - дать организму самому справиться с ситуацией.
   - Но ведь вы почти ничего не едите?
   - Так потому и не ем, что лекарства блокируют печень и поджелудочную. У меня панкреатит и холецистит одновременно, язва двеннадцатиперстки и небольшая киста на печени.
   - А если организм не справится? - назидательным тоном спросила она.
   - Значит, такова моя судьба.
   - А виноваты будут врачи?
   - Ну что вы?! Кто сейчас вас в чём может заподозрить? С меня уже три подписки взяли, когда я сюда поступал, что я на всё согласен.
   - Я вот не понимаю, вы что, больше врача знаете, если так уверенно обо всём судите?
   - О своих заболеваниях, безусловно, больше.
   - Но откуда? Они всё-таки учились...?
   - Видите ли, барышня, я тоже образованный человек для нашего времени и мне, чтобы просто выжить с таким блокадным букетом заболеваний, как у меня, пришлось самому вникать в существо моих патологий. По этой причине, простите, мне и приходится самому следить за ходом восстановления.
   - Но почему бы вам об этом не рассказать доктору?
   - Умничка! И действительно, почему бы мне не рассказать доктору об этом? Вот только увидеть бы его. Но, наверняка, у него времени будет только на то, чтобы ткнуть пальцем, задать пару никчёмных вопросов и пожелать выздоровления, потом посмотрит на часы и скажет:
   - Ну, мне пора на операцию....
   - Надо же, какой вы злой!?
   - Нет, я не злой, я - справедливый, совершенно не умею льстить и говорить неправду.
   Словно испугавшись подобного заявления, медсестра поспешно ретировалась.
  
   После её ухода, в палате восстановилась тишина, нарушил которую Юра.
   - Однако, господин профессор!.. Вы и с врачом так же будите разговаривать?
   - А почему нет? Я их на своём веку знаете, сколько повидал?
   - И что же?
   - А то, что они обычные люди, склонны не только ошибаться, но и лениться, и проявлять безответственность. Вот ты заметил, Юра, что твой врач у тебя уже дважды побывал, а мой, после операции, ещё и не появлялся?
   - Да, это, действительно, странно!
   - Для меня это уже не странно, а привычно. Я уже длительное время изучаю людей и так
   скажу, что человек, где бы и кем бы он ни был, нуждается в контроле. Просто требовать с человека не достаточно - его ещё нужно и контролировать. Об этом даже в Библии записано, что за человеком глаз да глаз нужен.
   - Интересно, в каком месте Библии? - спросил неожиданно Геннадий Александрович - больной с вырезанным желудком. Это тот, которому операция была уже сделана, когда все остальные поступили в эту палату.
   - Да вот, где говорится о сотворении Мира и человека. Когда Бог поместил сотворённого им человека и его подругу в Рай, он им запретил трогать древо познания и вкушать его плоды. А человек ослушался. Вот Бог тогда и понял, что за ним глаз да глаз нужен. А Богу некогда этим заниматься, да и лень, видимо. Тогда Он и переселил человека на Землю, чтобы всё потомство его жило там и доглядывало друг за другом. Правда, Бог и тут просчитался. Этот догляд, на который он надеялся, обернулся тем, что одни люди стали править другими, хотя природе человеческой это и противопоказано.
   - А это-то где записано?
   - Это было записано на одиннадцатом заповедном камне, что стояли на Святой горе возле Иерусалима. На нём было написано: "Всякая власть противна Богу".
   - Почему же церковники нигде не упоминают об этой записи? - спросил Геннадий Александрович. Он был пчеловодом, всегда жил на пасеке и Библию, которая осталась там ещё от деда его, он почитывал. Сейчас ему хотелось разоблачить этого, показавшегося ему слишком заносчивым, господина.
   - О! Уважаемый, это целая история. Вот будет мне немного полегче, я вам обязательно о ней расскажу - только напомните, пожалуйста, если вам это действительно интересно.
   - Обязательно напомним, - заявил Геннадий Александрович.
  
   В понедельник, наконец-то, Иван Сергеевич сподобился ещё раз узреть своего врача, красавца-хирурга с седой, не по возрасту, головой. Тот радостно поздоровался и, присев на краешек кровати, сказал:
   - Ну, как дела? Назначения все вы сами уже поотменили, так что мне остаётся только выслушать вас....
   - Наконец-то! - обрадовано произнёс Иван Сергеевич. - Помните наш разговор при моём поступлении сюда? Я тогда сказал, что будем все трудности решать по мере их возникновения. Вот это первая трудность. Если вы будите настаивать на уколах и глюкозе, у меня полностью остановится пищеварительная система и тогда, уже вам ничем меня спасти не удастся. Есть только один путь, хотя и рискованный, это дать моему организму справиться самому.
   - А если он не справится? - спросил Доктор.
   - Буквально полгода тому назад я оказался в похожей ситуации и тоже настоял на отмене всех лекарств. Так что, дорожка эта мне уже знакома. Конечно, поручиться не могу, но я рискую только своей жизнью и ничьей больше. Не беспокойтесь, Олег Александрович, я постараюсь справиться.
   - Но совсем всё я отменить просто не могу.
   - А что такое?
   - Антибиотики через капельницу просто необходимо вводить.
   - И сколько их?
   - Две в день.
   - Хорошо, договорились. Но у меня ещё одна просьба - нельзя ли перевести меня на щадящую диету. А то я на общей, как и мой сосед Юра, но у него желудок здоровый, а я уже не могу начинать восстанавливаться с такой пищи.
   - Это я сделаю.
   - Всё. Спасибо!
  
   После ухода врача, снова воцарилась тишина в палате, и снова её нарушил первым Юра. Похоже было, что вопросы у него просто вертятся на языке.
   - Ну, Иван Сергеевич, я бы так не смог разговаривать со своим врачом. Откуда у вас такая уверенность в своей правоте, не пойму?
   - Юра, я же вам говорил уже, что я - учёный.
   - Ну и что?
   - А то, что все мои наблюдения за собственным здоровьем велись по всем правилам науки. Это значит, что все выводы основывались на конкретном материале строгих и точных наблюдений, опыта и тщательного анализа данных. Я настолько уверен в своих утверждениях, что готов спорить с академиком.
   - Да-а, - протянул Юра, - мне это трудно понять.
   - Охотно верю. Между профессиями шофёра и ученого определённая разница есть и весьма существенная. Прежде всего, в способе мышления. Не даром же считается, что для учёного важнейшим качеством является философский склад ума. А ещё в древней Греции вообще всех учёных называли "господин философ", хотя он мог быть и математиком, и риториком, и астрономом, и кем угодно.
   - А вот в чём это отличие - можно это как-то пояснить? - Спросил Геннадий Александрович из своего угла.
   - Видите ли, философский склад ума предполагает, что переход от частного к общему и, наоборот - от общего к частному, должен быть обоснован только законами природы, раскрытиями которых и занимаются учёные умы. И раз они этим занимаются, то отступить от строго соблюдения этого правила, просто не могут. Иначе отступивший кончится, как учёный.
   - Неужели всё это так уж строго, и так важно? - усомнился другой сосед Ивана Сергеевича, который был совсем молодым в этой компании. Как потом выяснится, он служит в дорожной полиции.
   - Только так. Если учёный что-либо утверждает, он убеждён в этом и готов это доказать, ссылаясь на определённые законы природы. Делая предположение или выдвигая всего лишь гипотезу, он обязательно об этом предупреждает слушателей: я думаю, что..., я предполагаю, что..., мне кажется, что..., и так далее.
   Какое-то время все лежали молча, пока лёгочник, лежавший в другом углу палаты, не произнёс:
   - Ерунда всё это. Учёные выдумывают все эти "штучки", чтобы пускать пыль в глаза и подчёркивать свою значимость, свою осведомлённость.
   - Вот, совершенно типичное мнение обывателя, - констатировал Иван Сергеевич, - с ним спорить - времени просто жалко.
   - Скорее всего, вам просто нечего сказать, - вызывающе произнёс лёгочник.
   - Ну, почему же. Вот со мной недавно был случай. Снимал деньги в банкомате и тот мне выдал вместо трёх пятитысячных купюр - четыре. Я сначала даже опешил немного, но потом подозвал дежурную девушку - она помогает всем у банкоматов - и всё ей объяснил. Меня пригласили в их комнату, всё проверили, составили протокол и поблагодарили. Конечно, я потерял с полчаса времени, но всё-таки было приятно, когда сам управляющий банком благодарил меня.
   - И вы вернули эти пять тысяч? - удивлённо воскликнул Юра.
   - Ну, конечно.
   - Но почему? Ведь они там ворочают такими суммами, что для них эта купюра - просто тьфу...!
   - Нет, Юрочка, это чужие деньги и я не был бы учёным, если бы поступил иначе. Наукой можно заниматься только честным людям, иначе обкрадёшь и себя и других. Себя, конечно, больше всего.
   - Да, пожалуй это убедительно, - произнёс Геннадий Александрович.
   - Ничего не убедительно. И вообще это ничего не доказывает. - Продолжал возражать лёгочник.
   - А для меня убедительно, - подтвердил Геннадий Александрович.
   - И для меня, - добавил Юра.
  
   Проходили дни. Тянулись они медленно, но неумолимо. К Ивану Сергеевичу стал возвращаться аппетит. Раздатчица - Наташа, которая слегка картавила, и вообще было видно, что она направлена сюда работать из общества инвалидов, выбирала Ивану Сергеевичу то, что он хотел в данный момент. И, если он съедал, что она приносила, то радовалась самым искренним образом.
   Такое внимание к себе Иван Сергеевич ценил и обращался к ней не иначе, как только - Наташенька. Над этим явно подсмеивался лёгочник, но Иван Сергеевич не обращал внимание на его саркастические высказывания и улыбочки. Так однажды лёгочник заявил, обращаясь к Наташе:
   - А если я вас буду называть Наташенькой, вы мне тоже будите пищу приносить по желанию?
   На что она ответила:
   - Как вам не стыдно! Я же хочу просто помочь человеку. Вот он сегодня съел всего три ложки каши, а я уже рада - ведь совсем ничего не ел. Вы-то хорошо едите и так - и на здоровье.... А тут такой случай....
   - Наташенька! - вступился уже Геннадий Александрович. - Не обращайте вы на этого ворчуна внимание. Он цепляется ко всем от скуки....
   - А может быть ещё из-за чего, - добавил Юра.
  
   Сначала Геннадий Александрович, а на следующий день и Иван Сергеевич стали подниматься с постели. Осторожно, оба ещё сидели, пока не проходило головокружение. Потом первые робкие шаги и привычный мир для них стал постепенно возвращаться. Даже очень постепенно.
   Юру пришлось поуговаривать. Но у него были свои трудности. Он был слишком толстым, грузным, да и животик его представлял для свежего шва достаточную угрозу. Пришлось вспомнить, что медсёстры предупреждали о необходимости приобретения эластичного пояса всех, кому предстояла полостная операция. После долгих переговоров с родственниками по телефону, Юре, наконец, принесли пояс, и он тоже стал понемногу подниматься. Когда он, пробуя пояс, решился даже выйти из палаты, его дочь Надя облегчённо вздохнула. Иван Сергеевич, заметив это, разговорился с ней. Выяснилось, что столь прелестная девушка учится на пятом курсе геологического факультета местного университета.
   - Так вот вы на какую практику едите. Это просто удивительно!
   - Почему?
   - Да как-то ваш образ совсем не вяжется с рюкзаком, ледорубом и грубыми ботинками.
   - Спасибо! Но я привыкла уже. Пятое лето мы в поле - даже интересно.
   - Ну желаем вам удачи и успехов в вашей трудной, не совсем женской, профессии.
   Когда Надя ушла, на Юру посыпались вопросы. Первым начал капитан полиции. Он, как выяснилось, был ужасный повеса. Естественно его заинтересовала такая девушка. После его обычных вопросов: замужем или нет, чем увлекается, какая по характеру (не ангел ли случайно?), и прочих, капитан отстал от Юры. Тогда спросил и Иван Сергеевич.
   - Скажи, Юра, она каким образом выбрала такую специальность, не совсем подходящую к её имиджу, как теперь говорят?
   - Да, почти случайно. Училась она в школе нормально, но не отличница. А когда пришла пора выбирать куда пытаться, у жены сестра работает преподавателем на этом факультете. Она и посоветовала, так как туда нет большого конкурса, а диплом даёт возможность
   работать где угодно.
   - Дочка сразу согласилась?
   - Нет, конечно. Она мечтала уже о педагогике, но там конкурс был сумасшедшим. И мы убедили её пойти сюда - специальность-то, в общем-то, нам всем была не знакомая.
   - А теперь?
   - Да вроде бы, привыкла. Даже стало нравиться.
  
   Палата оживала. В один из вечеров Геннадий Александрович неожиданно напомнил Ивану Сергеевичу о его обещании - рассказать историю о заповедных камнях.
   Иван Сергеевич уже мог стоя вести свой рассказ, чем и не преминул воспользоваться.
   - История эта весьма любопытная и поучительная, - начал он.- На, так называемой, "Святой Горе" в Палестине с древнейших времён находится небольшое плато, на котором расположены камни с, высеченными на них, христовыми заповедями. Эти заповеди и фигурируют во всех современных церковных книгах, и они общеизвестны: чти отца и мать, не убий, не прелюбодействуй, не укради, не послушествуй свидетельства ложного, не пожелай жены ближнего твоего и т.д. Я не перечислил только тех, что касаются непосредственно Бога. Их известно 10 заповедей..., но..., на самом деле, когда-то было двенадцать. Только два последних камня, в том полукруге, где они стоят, оказались разбитыми и с незапамятных времён.
   - Почему? - удивился капитан.
   - Над этим вопросом учёные умы бились ни одно столетие. Нигде не было упоминания о них и вообще никаких источников, кроме самих камней, которые явно присутствовали в общей композиции. И я не буду вам рассказывать о всех деталей этого исследования - мучительно скучная история, огромный кропотливый труд многих людей лежит в её основе.
   - А почему? - не выдержал Юра. - Что за важность такая в этой истории?
   - Что за важность, говоришь? Вот и мы тоже так считали долгое время, пока наша группа не стала заниматься ноосферными процессами и взаимодействием человека с Ноосферой. Тут-то и выяснилось одно очень интересное обстоятельство. Оказывается, в ноосфере находятся волновые корни каждого человека, через которые он и получает энергию, необходимую для питания клеток организма. Но..., это самое взаимодействие может протекать по-разному. И так и происходит у разных людей. У одних это взаимодействие положительное и тогда все системы организма человека работают нормально. У других в это взаимодействие вторгается вирус (это такие отрицательные волновые импульсы), который вносит искажения или дисбаланс в питание отдельных групп клеток, что приводит к отклонениям в здоровье.
   - А от чего это зависит? - не удержался уже Геннадий Александрович.
   - Я хочу вас всех предупредить, что всё, о чём мы начали говорить, имеет наиважнейшее значение для каждого. Кроме этого, все эти сведения ещё не привычны, да и не всем ещё понятны. По этой причине, пожалуйста, отнеситесь ко всему с полным вниманием. В конечном счёте, знания всегда приносили только пользу человеку, даже если они были и не привычные, и странные и не совсем понятные в начале.
   - Принято! - отозвался Юра.
   - Прекрасно! Едем дальше....
   В палате установилось полное внимание, что и любил в аудитории слушателей Иван Сергеевич. Он стол возле своей кровати, опираясь спиной на свою тумбочку. Руки его, как живые щупальца осьминога, плавно перемещались в воздухе, словно помогая истечению мысли.
   - Качество связи с собственной Ноосферой зависит от одного, очень важного обстоятельства: выполняет данный человек или не выполняет природные правила. Он может их частично выполнять: одни выполнять, другие нет или иногда выполнять, а иногда и нет, - всё это не имеет значения, так как природа не прощает ничего. Каждое невыполнение природного правила порождает отрицательный импульс. Сразу оговорюсь, что "отрицательный" не в смысле заряда, а в смысле того, что он несёт в себе какое-то искажение формы энергетической кривой. В нём появляется искажённая информация, которая, попадая в клетку, вызывает ту или иную патологию.
   - И что же это за правила такие? - не выдержал уже лёгочник.
   - И вот, о правилах.... Когда мы в лаборатории стали исследовать сигналы нашего мозга, их поведение в той или иной житейской ситуации, эти правила складывались сами собой по результатам опытов. Прежде всего, искажения появляются в сигнале тогда, когда человек кривит душой, т.е. думает одно, а делает или говорит - совсем другое; когда он обманывает или берёт чужую вещь и т.д. То есть, получается, когда он совершает все те поступки, которые перечислены в "Христовых заповедях".
   - Выходит, что Бог, всё-таки, есть?! - Почти воскликнул Геннадий Александрович.
   - Из чего такой вывод? - уставился на него Иван Сергеевич.
   - Раз ваши правила повторяют Христовы заповеди, значит, Бог был прав - он же первый их написал?
   - А почему вы решили, что это он их написал?
   - Ну а кто же тогда?
   - Знаете, Геннадий Александрович, у нас никому и в голову не пришла такая мысль, когда мы над этим работали. И было это по той причине, что уже тогда науке было известно, что эти надписи на камнях были выполнены людьми из других цивилизаций, которые знали уже о существовании законов природы и тех требованиях, которые природа предъявляет к человеку.... А что касается Бога, то науке известно сейчас не меньше тысячи доказательств, что Бога нет, и ни одного доказательства, что он есть. Так что..., какой смысл о нём говорить?
   - А если я в него верю?
   - Это ваше право, но вы меня спросили о научной проблеме, а наука и Бог - суть вещи несовместимые. Первая опирается на знания, а Бог требует неукоснительной веры. Сами понимаете, что такие субстанции несовместимы.... Так, говорить дальше?
   - Конечно-конечно! - воскликнул Юра.
   - И так, я уже сказал, что надписи на камнях были сделаны представителями других цивилизаций, посетивших тогда нашу планету. Они, естественно, и записали всё это в той форме, на какой было мышление тогдашних землян. И камней, действительно, было 12. Но два последних камня разбитые на мелкие кусочки, так, что сложить не представляется возможным. И что было на этих камнях, долгое время не удавалось узнать. Церковники же, вместе со светскою властью, сговорились считать, что на 11-м камне было написано, что "всякая власть от Бога"; а на 12-м - "Разделяй и властвуй".
   - Так, если бы на этих камнях было именно так написано, - спросил Юра, - зачем было б их разбивать?
   - Совершенно верно! - подтвердил Иван Сергеевич и добавил, - хотя, и тут были разные мнения, что, мол, камни могли и рядовые люди разбить, не обязательно, чтобы какой-то властелин местный. Но, во-первых, рядовые граждане тогда были такими верующими, что и не посмели бы уничтожить надписи, предписываемые самому Богу. А во-вторых, только властитель мог решиться на такое. Тем более что наверняка он не сам эти камни разбивал, а его рабы или слуги.
   - А как вы считаете, что там было написано? - уточнил Геннадий Александрович.
   - Сейчас я об этом скажу. Дело в том, что, как только наша группа стала последовательно сверять все заповеди с теми правилами, которые диктует "Ноосферная теория", тут-то и стало выясняться научная основа этих заповедей, кроме предполагаемых 11-й и 12-й заповедей. Во всяком случае, так уж получается, что любая власть над человеком отрицательно действует на его природу, на его развитие и совершенствование. При этом, конечно, необходимо вести речь об угнетающей власти, которая из-за своих корыстных целей искусственно сдерживает развитие человека, как вида. И тогда получается, что смысл записи-то должен быть обратным - что-нибудь вроде "всякая власть противна Богу". Такая
   запись больше соответствовала бы духу всех остальных заповедей.
   - Так уж вы уверены? - съязвил лёгочник.
   - Так уж получается по всей логической раскладке "Ноосферной теории".
   - А что это за теория? - продолжал уточнять лёгочник.
   - О ней мы поговорим, но отдельно - в двух словах я же не могу раскрыть вам смысл целой научной теории. А теперь о надписи на двенадцатом камне. Если вопрос о власти решается не в пользу её, то естественно, что запись: "Разделяй и властвуй", - тоже не годится. Гораздо больше подходит другая, говорящая о коллективности в вопросах совершенствования человека. Ну, скажем, "Только все вместе к Богу". Ведь вся библия просто всё развитие и совершенствование человека связывает с его духовным развитием, в результате которого человек и будет возвышаться к Богу. В этом же направлении видит развитие человека и "Ноосферная теория". А французский учёный Тейяр де-Шарден так прямо и написал, что "дальнейшее совершенствование человека, как вида, возможно только на коллективной основе".... И "Ноосферная теория" подтверждает эти выводы, раскрыв тайну процессов, происходящих в Ноосфере на уровне элементарных частиц.
   Установилась молчаливая пауза. Видимо каждый переваривал информацию в себе.
   - Я многое в науке допускаю, - прервал паузу лёгочник, - но, что касается элементарных частиц, у меня просто недоверие к научным работникам. Ну, скажите, что можно судить о каких-то там частицах, если их ни в один микроскоп нельзя увидеть и, как написано в энциклопедии, продолжительность существования таких частиц составляет миллионные доли секунды и меньше?
   - Да, без специальных знаний в них и поверить трудно. Однако, вы же пользуетесь электрическим током, а это направленный поток электронов, т.е. всё тех же элементарных частиц; слушаете музыку и смотрите фильмы с компакт дисков, а ведь записи на них сделаны с помощью потока всё тех же элементарных частиц. Вот и получается, что представить их трудно, а пользоваться ими уже можно.
   Последние слова вызвали улыбку всех, кто принимал участие в беседе. Я всё время пишу о четырёх участниках, так как один больной был совсем глухим, а другой уходил всегда куда-то (скорее всего, домой, так как жил совсем недалеко) и появлялся только тогда, когда считал нужным.
  
  
   Иван Сергеевич был щуплого телосложения и по этой причине, очевидно, он легче переносил трудности восстановления. Вскоре он стал выходить на прогулки в коридор, где уже бывал и господин капитан - полицейский из ГИБДД. Операция у капитана была сравнительно лёгкая, и он уже давно разгуливал по отделению. И тут Иван Сергеевич заметил, что Игорь, так звали капитана, большую часть времени проводит возле стола медицинских сестёр. Конкретно, он сидел возле Аллочки - так все звали медсестру-красавицу. Он что-то увлечённо рассказывал, а та слушала его и, при этом, вид её был слегка смущённый.
   По возрасту Аллочке было чуть больше двадцати, и она наверняка была замужем, а то и детей уже имела. По этой причине на Ивана Сергеевича всё это произвело неприятное впечатление. Получалось, что Игорь, который, кстати, тоже был наверняка женат, вторгался в чужую жизнь, что выглядело вполне непорядочно.
   Конечно, Аллочка была женщиной редкой русской красоты. Пока в ней все прелести юности цвели ярким цветом. Простое, удивительно открытое и удивительно красивое лицо. Фигура её, конечно, по всей вероятности не знала регулярных физических упражнений. И ножки не бегали стометровки, или даже в пятнашки не играли. И это было печально, так как, по опыту наблюдений Иван Сергеевича, он знал, что скоро эта фигурка будет терять свои прелести и превращаться в нечто округлое и бесформенное. И останется только симпатичное личико.
   Но пока в ней от природы всё было удивительно хорошо и привлекательно. Только её юная женская незащищённость ещё осталась, что делало её саму и её семейное счастье весьма уязвимыми. Вот и сейчас она, не смотря на маску равнодушия на лице, слушала капитана, и её глаза уже не могли скрыть интереса к его речам. Его льстивое извержение нашло-таки где-то в душе Аллочки ту трещину, в которую беспрепятственно вливало свой льстивый яд. А он старался, как и его предшественники, "тысячею врак украсить одну сомнительную правду". Всё в его речах годилось - лишь бы цели своей достичь.
   А Аллочка слушала, может быть ещё и потому, что было у неё и ещё одно удивительное качество, весьма редкое в современных женщинах, её умение держать себя и слушать других. Владение собой у этой молодой женщины было выше всяческих похвал. Иван Сергеевич только однажды встречал такую женщину, и было это в отделе соцзащиты их районного центра. Татьяна Николаевна, так звали ту обладательницу духовной внутренней красоты, принимала льготников - всё пенсионеры, народ весьма нервный и частенько возбуждённый чрезмерно. Но как она спокойно могла погасить любое возбуждение и подвести человека к стадии понимания его юридической ситуации, его правовых возможностей. Далее уже шёл обычный деловой разговор, полный любезностей и взаимного уважения.
   Аллочка обладала таким же женским обаянием и неисчерпаемым терпением. Казалось, что вывести её из себя просто нет никакой возможности, как бы мужчины и женщины не старались.
   Тем более Ивану Сергеевичу было очень неприятно наблюдать лавеласовские старания капитана. Что ж, - подумал он, - нужно будет осторожно помешать. При этой мысли он улыбнулся. В его понимании это действие уже носило совсем иной характер, чем у большинства обывателей. В отношениях с людьми ему стала помогать "Ноосферная теория", которая всё расставляла на свои места, и правильное решение приходило само собой. Значит, нужно будет положения этой теории разъяснить, при случае, и капитану. Тогда он сам оставит свои тщетные потуги, которые кроме неприятностей, в конечном итоге, ничего не могут принести обоим.
   В возрасте Ивана Сергеевича мужчина не менее остро чувствует женскую красоту, привлекательность, но уже отношение к этому природному дарованию несколько иное. Жизненный опыт дал горькие сведения о том, как печально чаще всего складывается жизнь подобных красавиц. Всё очень просто - красота это такой дар, обращаться с которым нужно бережно и очень осторожно. И, прежде всего, это касается самих обладательниц этого дара. Преждевременное спекуляция на нём оборачивается, в итоге, не полноценным образованием, отсюда весьма скромные профессии и должности, ранние браки, раннее рождение детей и, как следствие, преждевременное превращение в пожилую женщину, если не сказать большего. Она ещё и человеком-то не успела стать, сформироваться, как личность, а совершает прыжок замуж. При этом, как жена, она вообще никуда не годится, так как в ней преобладает эгоизм, свойственный почти всем красавицам, а в семье эгоизм чреват адекватной реакцией остальных членов семьи. Отсюда отчаянные попытки найти что-то, чего и в природе-то не бывает, и быть не может, которые кончаются ужасным цинизмом и полным разочарованием в жизни.
   Получается, что все подобные красавицы меняют всю прелесть жизни, как многообразного и интереснейшего процесса, на разочарование в ней, даже не поняв, для чего ей была жизнь дана природой?
  
   А продолжение философского разговора в палате состоялось вскоре. По всей вероятности, что-то задело слушателей и однопалаточников Ивана Сергеевича. Ведь по всему чувствовалось, что к нему установилось какое-то настороженное отношение. И случилось это после того, как Юра объявил всем, что эту соседнюю кровать он никому не отдаст, так как познакомился с настоящим профессором и хочет, чтобы он лежал тут, рядом с ним.
   И надо ещё сказать, что в этой отдалённой области, отношение ко всяким светилам и высокопоставленным людям была вообще таким, предвзятым. К этому человеку долго присматривались, прислушивались и лишь, после того, как выяснялось, что ничем особенным он не отличался, за исключением некоторых деталей в поведении, тогда осторожно начинали с ним устанавливать контакт - знакомиться понемногу и так, вообще....
   А вообще-то, местное население очень не любило тех, кто чем-то выделяется. И, видимо с давних времён, так уж повелось, что здесь старались жить скромно все, не выпячивать свои достоинства, если они есть, пока кто-то не заметит и не отметит это в разговоре с кем-то, тогда этот слух тут же разлетался по всей округе. После этого отношение к выделившемуся становилось ещё более настороженное.
   Иван Сергеевич почувствовал всё это на себе, но не особенно от этого расстроился. За свою жизнь, он всякого повидал. И всегда выручали его спокойствие и терпение. А главное, он просто на всё это не обращал никакого внимания, словно его это и не касалось и не затрагивало. Но вернёмся к новой беседе.
   Обычно все такие разговоры начинались продолжительными больничными вечерами, когда спать ещё было рано, а отвлечься или даже развлечься, было не чем. Вот и в этот раз, об обещании рассказать о какой-то теории, Ивану Сергеевичу напомнили почти все сразу, кто участвовал во всех их разговорах.
   Каждый произносил свои фразы обращения к нему, и в каждой фразе звучали свои мотивы: скрытая ирония, подлинный интерес или даже просто скука. И на всё это нужно было дать один ответ, что было не так-то просто. Но снова Ивана Сергеевича выручил его профессиональный опыт преподавателя, когда перед ним аудитория совсем разных людей, а заинтересовать нужно было всех. И он спокойно начал.
   - Теория эта называется "Ноосферной", от слова "ноосфера", что в переводе означает сферу, созданную разумом. Так её представляли ещё в середине прошлого века. Сейчас же наука уточнила это представление и это понятие. И всё это, благодаря тому, что учёные стали больше знать об элементарных частицах.
   - А покороче можно? - нетерпеливо спросил Юра. Его явно беспокоил шов, и он чувствовал себя несколько нервозно.
   - Тебе помочь? - спросил, в свою очередь, Иван Сергеевич.
   - Да нет, не нужно. Сейчас повернусь только поудобнее. - Он всей тяжестью своего массивного тела переместился на другую сторону кровати и улёгся на подушке, опираясь на неё локтевым суставом. А Иван Сергеевич продолжал.
   - Если совсем коротко говорить, то будет не совсем понятно, но я попробую. Только потом, вы всё равно, ведь, меня вопросами затерзаете. И так, "Ноосферная теория" изучает процесс создания её человеком и взаимодействие человека с ней.
   - Человеком? - удивился Геннадий Сергеевич.
   - Именно так. Деятельность всех клеток нашего организма регулируется биотоками, которые вырабатывают клетки нашего мозга. Он работает, как мощный многочастотный генератор. И всё это происходит по законам биосинтеза. В каждой клеточке происходит биохимическая реакция, в результате которой вырабатываются импульсы, управляющие теми или другими участками нашего организма. А поскольку импульсы носят переменный характер, то одновременно выделяются и электромагнитные волны очень высокой частоты. Вот они-то и устремляются в окружающее нас материальное пространство, где попадают на оболочки различных атомов и там сохраняются. Иными словами, наш мозг автоматически, независимо от нас самих, производит на атомах веществ запись всей информации о деятельности нашего организма. И эта-то электромагнитная запись и называется ноосферой. Её создаёт наш мозг.
   - А зачем? - съёрничал Юра.
   - Действительно, зачем бы? - продолжал Иван Сергеевич. - Над этим вопросом и ломали свои умные головы учёные и много-много десятилетий. Но время шло. Учёным удалось узнать, что собой представляют элементарные частицы, какие они бывают и как себя ведут. И тут выяснилось ещё одно обстоятельство, что человек не только записывает свою информацию в ноосферу, но и постоянно с ней взаимодействует. То есть, получается, что в Ноосфере и есть те самые духовные, волновые корни каждого человека, о которых столько
   тысячелетий твердила нам религия, как о корнях божественных.
   - А разве они не божественные? - переспросил Геннадий Александрович.
   - С чего бы это? - Ответил Иван Сергеевич. - Весь этот процесс идёт по строгим законам волновой механики и математики в пространстве и времени, и ни для какого Бога тут и места нет.
   - Тогда получается, что мы все этими корнями связаны? - спросил почти насмешливо лёгочник.
   - Это не совсем так. Связь у нас, конечно, есть, самая прямая и непосредственная, но только с ближайшими родственниками: родителями и детьми, мужем и женой, если у них брак по любви.
   - Так, все люди стараются жениться по любви, - констатировал Игорь.
   - "Стараются" - это точно, но не все знают вообще, что такое любовь. В этом-то и заключается корень всех жизненных ошибок, начиная с заглядывания на других и кончая заведением любовницы или любовника.
   - Неужели наука стала заниматься такими деликатными вопросами? - не удержался от вопроса Геннадий Александрович.
   - Когда мы с вами разберёмся с этим вопросом тоже, если вы, конечно, позволите мне продолжать, тогда и вам станет ясно, почему этим стала заниматься современная наука.
   - Ну, простите-простите.
   - Долгое время человечество наживало свой практический опыт, опираясь лишь на то, что оно видело, осязало, могло пощупать, измерить и сосчитать. И наука развивалась, несомненно, но..., вопросов к ней оставалось очень много. И больше всего, их касалось самого человека, его собственной природы. Сам человек оставался для себя загадкой. При этом, слово "загадка" - общее слово и мало ли о чём говорит. А вопросы-то все конкретные и каждого касаются. Вот, например, живёт человек, женатый - семья, дети. И, вдруг, попадает он в больницу, а там красавица сестричка ходит и халатиком своим, повиливает. Что заставляет его сердечко ёкнуть, да ещё как?!.. И вот он начинает, сам не понимая зачем, морочить голову этой сестричке и вешать такую, простите "лапшу", какой и в природе-то нет. А он хвост павлином и понесло.... А дома любящая жена, дети ждут папу. И жена-то уже приросла, а он и не подозревает об этом, да и не знает частенько, что это такое. Думает, что с новой будет лучше, ан - не тут-то было....
   - Похоже, в мой огород камушки летят? - возмутился капитан.
   - Ну, что вы, капитан! Я, к примеру, - говорю, а вы, тут сами подворачиваетесь, как говорится, "на воре и шапка горит". Поверьте, я без всякого умыслу. Хотя, раз уж вас коснулись, давайте на конкретном примере и разберём ситуацию по всем возможным вариантам, если, конечно, вы не против.
   - Я даже не знаю, не слишком ли это будет?..
   - Но мы же в своём узком кругу, да и интересно же это, уверяю вас....
   - Хорошо. Попробуем.
   - Только не сразу. Сначала немного теории этой самой "Ноосферной теории".... И так, мы установили, что человек создаёт волновую ноосферную запись своей информации, и он же сам с ней взаимодействует. Так вот, очень важное значение имеет характер этого взаимодействия. Взаимодействие может быть самым положительным, но и самым отрицательным тоже, не исключая, конечно, все промежуточные значения.
   - А от чего это зависит? - спросил Юра.
   - Вот тут-то мы и подошли к самому интересному моменту. Оказывается, характер этого взаимодействия и зависит оттого, насколько точно человек соблюдает природные правила, которые, как я уже говорил, перечислены так же и Божественных заповедях. Как это происходит в природе, я не буду вам объяснять, так как механизм этот довольно сложный. Но о результатах поговорим. Если человек соблюдает природные правила и не делает ничего против законов природы, его взаимодействие с собственной ноосферой будет положительным, т.е. сохранять гармонию взаимодействия импульсов внутренних с импульсами приходящими из ноосферы. Это взаимодействие осуществляется по всем законам волновой механики, которые, в свою очередь, опираются на математические законы. И характер этого взаимодействия - точный, как в аптеке. У таких людей, как правило, в жизни всё складывается благополучно. А главное - мечты сбываются, так как ноосфера и помогает человеку достичь той цели, к которой он стремится.
   - А если..., то... - начал Юра.
   - Именно то, что вы подумали, Юра. Совершая такие действия, как ложь, кражу, обман и т.д., человек посылает в ноосферу импульсы, которые несут в себе искажения. Мы о них говорим, что они поражены вирусом. Так, собственно, оно и есть. Эти импульсы уже содержат вирус, искажающий форму информации. Она-то и вносит в это взаимодействие свою отрицательную коррекцию. По этой причине мы эти импульсы называем так же отрицательными. Они уводят человека от оптимальных путей, ведущих к цели, а, в итоге, он оказывается где-то не совсем там, куда стремился; где-то не совсем с тем, к чему стремился. Иными словами, в этом взаимодействии заложены корни всей судьбы человека. Он, своим поведением, оказывает на собственную судьбу то или иное влияние. И винить, по большому счёту, просто некого - только себя.
   - Вот это да! - воскликнул Юра.
   Примерно такие же восклицания вырвались и у других участников беседы. После некоторой паузы, вызванной размышлениями, Игорь сказал:
   - Если всему этому верить, то, конечно, доля предостережения от подобных поступков, как мои, в этом есть. Но мы же все не выполняем этих правил?..
   - Так чего и спрашивать, вы хотите сказать? - перебил его Иван Сергеевич.
   - Да. И я, и она, коль проявила интерес к моим словам, - мы оба играем на равных.
   - С этой точки зрения, возможно, да. Но я ещё не всё сказал.
   - Ах, даже так?
   - Конечно.
   Но тут явилась медсестра с термометрами, и разговор прервался.
  
  
   Между тем, внимание Ивана Сергеевича привлекла ещё одна молодая женщина, если так можно её назвать, хотя, как выяснилось, у неё тоже был ребёнок. Эта женщина убирала их палату и была совсем ещё юной особой - едва ли ей было двадцать. Тем ни менее, она и обратила на себя внимание, с одной стороны тем, что была тоже удивительно хороша собой. Помнится, что, увидев её в роли уборщицы, Иван Сергеевич с горечью подумал, что в прежние времена она бы вряд ли оказалась в такой ипостаси. С другой стороны, тем, что вскоре стало известно, что она вновь выходит замуж, и что её не будет три дня.
   Вот его размышления и стали крутиться вокруг этой особы. Действительно, российская перестройка внесла столько изменений в нашу жизнь, что невольно с горечью думаешь - какую великую глупость совершил наш народ, поверив Горбачёву. Будучи в Ленинграде у брата в гостях, Иван Сергеевич и там столкнулся с неприятностями такого рода. Во дворе, где жил брат, дворником работала кандидат биологических наук. Разговорившись как-то с ней, он узнал горькую историю закрытия их института, и сколько молодых учёных оказалось без работы.
   В автобусе, в качестве кондуктора, была ещё одна молодая женщина, место которой было явно не здесь. А уж в поезде, в вагоне СВ, кондукторами были два молодых человека - оба с высшим гуманитарным образованием. При этом, они ещё считали, что им повезло. Другим их сокурсникам не удалось так пристроиться.
   Всё это было так грустно, и даже печально. Вместо выбора места для серьёзной реализации своих способностей, люди радуются, хоть какому-то месту. Насколько они, поколение Ивана Сергеевича, были счастливее их. В Ленинграде он жил на улице Чайковского. Соседка их по квартире, Люда, сменила три профессии, пока нашла своё место. При этом, она меняла и учебные заведения. Для кого-то было трудно поступить в один какой-нибудь институт, а она спокойно всё это проделала, уходя из одного института и сдавая снова вступительные экзамены в другой. Сначала отец уговорил её поступить в кораблестроительный институт, так как он был корабелом и считал эту профессию весьма достойной восхищения. Но, проучившись первый курс, она поняла, что чертежи, эпюры и расчеты - совершенно не её дело. Она спокойно забирает документы и сдаёт экзамены уже в университете на факультет журналистики.
   И тут те, кто знал Людмилу, в один голос заявили, что вот это действительно её место. И вправду, девочка она была весьма одарённой: писала стихи, играла на фортепьяно и увлекалась фотографией. Казалось бы, ну - теперь всё. И что же вы думаете, она окончила весь курс обучения и, получив свободный диплом, вскоре оказалась, где бы вы думали - на курсах иностранных языков, а потом в "интуристе" переводчицей. И здесь она стала работать с большим интересом. Сразу три языка: итальянский, испанский и португальский, - покорились ей с большой охотой, открыв все свои прелести.
   Это кому теперь такой выбор удастся сделать? Одних денег сколько нужно!?
  
   Уже на следующий вечер беседа в палате Ивана Сергеевича снова возобновилась. В этот раз он уже начал сам:
   - В прошлый раз, я вам обрисовал общую картину взаимодействия в природе человека с собственной "ноосферой". Сегодня же, я постараюсь остановиться на некоторых аспектах этих, совершенно новых знаний. И, прежде всего, на том, что касается каждого человека - ну, скажем, на личном счастье.
   - Ну-ну, это интересно, - вставил Юра, - о нём столько говорят....
   - Потому и говорят, что никак не могут объяснить многое в этом прекрасном явлении природы. Необъяснимость всегда таит в себе таинство, а потому и привлекательно. Вы уж наберитесь терпения, так как объяснять нужно много моментов, но, уверяю вас - не пожалеете.
   - Всё нормально, Иван Сергеевич, говорите, - произнёс уверенно Юра. Оба других собеседника его поддержали.
   - Благодарю вас! Вы правы, что о счастье очень много говорят, очень много написано и каждому его хочется, если можно так выразиться, поймать, ведь ему придумали и название другое - "Синяя птица". Ну а раз птица, значит, только ловить. В частности, семейное счастье тоже, я вам скажу, птичка ещё та.... Так вот, наша "Ноосферная теория" подводит теоретическую базу под это самое семейное счастье. Это значит, что эта теория называет те условия, при которых можно реально рассчитывать на то, что ловля этой самой птицы будет успешной.
   - Да говорите вы скорее, в чём там дело, а то я уже весь горю в нетерпении, - воскликнул капитан, и все засмеялись.
   - Прежде всего, первым условием семейного счастья служит, как бы вы думали, что?..
   Слушатели Ивана Сергеевича уже ждали от него определённых неожиданностей, а потому недоумённо переглядывались. А он продолжал:
   - Это женитьба по обоюдной любви, но обязательно на девственнице.
   - Вот-так-так. Где ж их взять-то? - воскликнул капитан, и все засмеялись.
   - А куда же они подевались? - иронично спросил Иван Сергеевич.
   - Да чёрт их знает, - ответил всё тот же капитан.
   - Похоже, что они родятся уже не девственницами, - съязвил Юра. И только Геннадий Александрович ответил серьёзно:
   - Жениться нужно в юности и по первой любви.
   - Точно! - Отметил Иван Сергеевич.
   - Но почему это так? - спросил лёгочник.
   - Видите, краткий ответ вас не устраивает. Хочешь - не хочешь, а без теории не обойтись. Так что, слушайте. У каждого человека свой частотный диапазон излучения электромагнитных волн. Но он очень высокий. Обычно судить о волнах людям легче по их длине. Так наши телевизоры, в основном, работают на волнах длиной от одного метра, до дециметра. Наши телефоны - от сантиметров до миллиметров. Длинна волны, на которой работает наш мозг соизмерима с диаметром атомов, которые их испускают во время биохимической реакции. Но..., у каждого человека длина волн своя, индивидуальная. Она совпадает только с длиной волн самых близких людей: родители - дети, муж и жена, если они в браке по любви.
   - Ага! Значит, всё-таки любовь, а не девственность? - воскликнул капитан.
   - Не спешите, Игорь.
   - Понятно, что любовь - самое сильное и самое яркое чувство, но в природе ничего не бывает просто так: вспыхнуло и погасло. Всякое явление и всякое действие оставляет свои последствия. Вот таким последствием столь возвышенного чувства, как любовь, является смена частоты биополя женщиной - она подстраивает её под частоту своего любимого мужчины.
   - Вот оно что!? - воскликнул Геннадий Александрович. - То-то я думаю, почему я свою старуху всё время чувствую после того, как мы поругаемся?
   - А как вы её чувствуете? - спросил Юра.
   - Да, как вам объяснить? Просто начинает беспокойство какое-то исходить и не понятно откуда. Вроде делом занимаешься, а душу тянет, словно потерял что....
   - Очень хороший пример и вовремя вы его привели. - Снова начал свои объяснения Иван Сергеевич. - Именно так всё и должно быть в браках по любви. Понимаете, что происходит? Мужчины тем и отличаются от женщин, что в возрасте половой зрелости природа фиксирует частоту их биосистемы и больше они не меняют её до конца дней своих. Женщина же, сохраняет способность поменять свою частоту, но только в том случае, если она влюбляется в мужчину и вступает с ним в близкие отношения.
   - Ну и что, причём здесь девственность? - не удержался капитан.
   - А притом, что сделать это Женщина может только один раз в жизни, во всех остальных случаях она свою частоту не меняет. И тогда муж и жена живут, как просто знакомые люди.
   - И есть разница? - спросил лёгочник.
   - И существенная. В браках, где муж и жена в одной ноосферной частоте, дети родятся с наилучшим генным набором, хотя и это не всё. Дети развиваются, опекаемые двойными ноосферными импульсами, что делает их развитие более устойчивым и гармоничным. В других браках дети растут и развиваются в чьей-то одной частоте: либо маминой, либо папиной, - значит, кому-то из них они будут просто чужие. Отсюда и проблемы в семьях, и проблемы с детьми, и это всё вместо семейного счастья. Вот и прикидывайте, что к чему.
   - Подождите, я не понимаю, как это чужой? - воскликнул Юра. Он всем грузным телом подался вперёд, словно готовился к решительной схватке.
   - Юрочка, своих детей, если они в вашей ноосферной частоте, вы должны чувствовать постоянно. Когда, например, у него неприятности в школе и вас должны вызвать к директору или завучу, так вы должны это почувствовать ещё до того, как он вам об этом сообщит. А если он получит пятёрку по контрольной, то вы тоже это будите знать почти сразу, как он это узнает.
   - Да ну вас, такого не может быть.- возмутился Юра.
   - Может, - отозвался Геннадий Александрович.
   - Так, уже один попался, - с усмешкой заметил Иван Сергеевич, указывая на Юру.
   - На чём попался? - спросил Юра.
   - Да на том, что женат был не по любви.
   - Да какая любовь! Мы на заимке жили - так поехали в соседнее село и сосватали. Она даже постарше меня была.
   - Понятно, и она уже не была девицей? - Спросил осторожно Иван Сергеевич.
   - А чёрт её знает! Я что - знаток в этом деле?
   - Всё ясно. И дети, конечно, были ближе к маме? - продолжал расспрашивать Иван Сергеевич.
   - Конечно. Она им всё прощала, всё разрешала. А если пацан в школе натворит что, так
   разбираться мне приходилось. Вот и получалось, что я - злой, требовательный, а мать - добренькая.
   - Да-а, печально, - произнёс Иван Сергеевич. - А сейчас как?
   - Сейчас я с ними не живу. Живу один. Ну, сын и дочь общаются со мной - я им помогаю деньгами. Сюда приходили: сын до операции, а дочь - после.
   - А когда с женой расставались, сильно переживали, Юра?
   - Совсем не переживал. И сейчас живу спокойно. Вот здоровье немного подкачало, но это от выпивок. На работе, нет-нет, да и соберутся, а пьём-то всякую всячину....
   - Понятно. Но вот, ты сам и ответил на вопрос: "может такое быть, чтобы чувствовать друг друга, или нет"? У тебя такого не было, а у Геннадия Александровича, похоже, было.
   - И что, в чём разница? - спросил Юра.
   - Разница в том, что ты расстался со своей супругой без проблем и живёшь теперь спокойно. Если бы у тебя была связь через ноосферу, это было бы сделать гораздо труднее. Давай спросим Геннадия Александровича, пытался ли он разводиться со своей женой?
   - Аж, три раза.
   - И как?
   - Безрезультатно - до сих пор живу.
   - А почему? - удивился Юра.
   - Почему?.. А вот так всё получалось наоборот. Вроде поругались, решили развестись, а пока то да сё, начинает какая-то свистопляска внутри играть.
   - Какая свистопляска? - допытывался Юра.
   - А вот я - вроде бы и делом занят, а душа ноет, и иногда просто сил нет терпеть. Смотрю, и она ходит сама не своя. Вроде и гонор уже не тот, и говорит сдержанно, почти учтиво, что для неё вообще не свойственно. Она у меня хохлушка, а они все неуправляемые. Уж если разойдётся, то, кажется, никакая сила не остановит. Но, в итоге, как-то так получается само собой, что, вдруг, помиримся и дальше живём, как нив чём не бывало. Вот так, дружище.
  
   Постепенно отношения в этой четвёрке становились всё более тесными. У Геннадия Александровича был полностью удалён желудок. Как объяснял его хирург - ещё довольно молодой человек - во время операции пищевод Геннадия Александровича был напрямую соединён с луковичкой двеннадцатиперстки. Объём последней намного меньше объёма желудка, значит, пищу принимать теперь можно по чуть-чуть, но, как можно чаще.
   Сложность ещё состояла в том, что Геннадий Александрович совсем не хотел есть - аппетит не появлялся. И вот тут, капитан взял на себя добровольно обязанность водить его на приём пищи и всеми правдами и неправдами уговаривать его съесть две-три ложки чего-нибудь самого приглянувшегося в скудной больничной пище.
   Лёгочник, в свою очередь, сослался на своего знакомого, которому была сделана аналогичная операция. Так тот начинал привыкать с продуктов детского питания. И вскоре старшая дочь Геннадия Александровича принесла ему целый набор всевозможных детских иёгуртов, пюре и соков.
   Получалось, что, кроме Геннадия Александровича, больше ни к кому родственники не ходят. Значит, думал Иван Сергеевич, все приехали издалека, как и он. Но вскоре выяснилось, что он ошибался. Собственно, все беседы свои Иван Сергеевич заканчивал, как только приходила медсестра с вечерними градусниками. Он старался давать информацию понемногу, чтобы дать возможность усвоить её палатными слушателями. И расчет был верным. Они тоже размышляли над услышанным и им было достаточно сказанного, чтобы крутить это в мозгу целые сутки, до следующей беседы. А на следующей беседе неожиданно выяснилось, что у капитана-то, тоже брак оказался полноценным. Об этом он сказал сам:
   - Я вот всё думал, после вчерашнего разговора, вспоминал, как у нас с Настей всё обстоит, так получается, что и мы друг друга должны чувствовать.
   - Но не чувствуете? - уточнил Иван Сергеевич.
   - Да я и не знаю точно - просто поводов пока не было.
   - А сколько вы женаты?
   - Да вот, недавно третий год пошёл.
   - Детей нет? - спросил Юра.
   - Нет пока - она учится ещё.
   - На кого?
   - На психолога - ещё два года осталось.
   - Так она здесь учится? - спросил и Иван Сергеевич.
   - Здесь.
   - Так чего же она не приходит к тебе? - удивился Юра.
   - Почему не приходит - каждый день навещает. Просто я спускаюсь к ней сам, и мы там, на скамеечке, посидим, обменяемся новостями и потом, это она всё мне приносит. Я же каждый раз с пакетами возвращаюсь.
   - И ты - бессовестный ещё и за Аллочкой приударил? - не удержался от восклицания Геннадий Александрович.
   - Да это же так, больше по старой привычке. Да я, в общем-то, ничего особенного - так, поговорили. А с Настей мы дружили со школьной скамьи. Только она в университет пошла, а я в школу милиции. Год проучились и решили пожениться, чтобы не было никаких упрёков со стороны родителей.
   - Простите, Игорь, за бестактный вопрос: она девственницей была или уже нет? - спросил осторожно Иван Сергеевич.
   - Да это мы ещё после выпускного нарушили всё.
   Все дружно рассмеялись.
   - Вот видите, судьба дала вам такой подарок - возможность построить настоящие семейные отношения. - Произнёс Иван Сергеевич. - Нужно только понимать это и беречь ваши чувства друг к другу, и в отношениях друг с другом проявить понимание и честность. Конечно, слова эти общие, давно привычные, но послушайте меня, как учёного. Вы больше ни с кем такого не испытаете - уверяю вас. Дважды природа человеку такое не даёт. И у вас есть только один путь - совершенствовать свои отношения, а исходная база для этого - самая благоприятная.
   - Но расходятся же другие? - не сдавался капитан.
   - Вот по нашей исследовательской статистике, - продолжал Иван Сергеевич, - практически вся масса разводов приходится на браки, заключённые не по природным правилам, т.е. в них женщина уже не смогла изменить свою ноосферную частоту, и они жили, как чужие люди. Не родные, а чужие - понимаете? Родными людей делает только единая ноосферная частота. Тогда вы, как приёмо-передающие радиостанции, настроенные на единую частоту, - и слышите друг друга и чувствуете только друг друга. И это, пока у вас нет детей. А появятся дети - они тоже будут в этой же сети. Вот тогда ваша Ноосфера заработает в полную силу.
   - Как это понять? - спросил лёгочник. Кстати, его как-то спросил Геннадий Александрович, как его зовут (было это в самом начале, когда он поступил), но он тогда ответил не очень вежливо: "Какая разница - Иван, Сергей или Николай? Один чёрт всем помирать. С тех пор к нему больше никто не пристаёт с расспросами, а между собой называют лёгочником.
   - Дети невольно заставляют просыпаться наши чувства. Они делают их острее и более разнообразными. Человек, с появлением детей, словно сам переживает второе рождение. Он начинает думать о них даже на работе, в транспорте, а всё почему? - он их просто чувствует. Это они активизируют вашу чувственную систему, и ваш эмоциональный мир становится богаче, если, конечно, брак у вас по законам природы, т.е. по настоящей любви.
   - Как это всё сложно, но интересно! - заметил Геннадий Александрович. - А главное, очень похоже на правду. У меня, примерно, так и было всё.
   - А может быть, лучше, как у меня: я никого не чувствовал, и меня никто. Спокойно, свободно и без всяких страданий? - спросил Юра.
   - Обезьяна тоже, пристроившись удобно на дереве, смотрит на человека, который развалился в шезлонге и загорает. Она никак не может понять, что он делает, а, главное, зачем? - с улыбкой отпарировал Иван Сергеевич, а потом уже пояснил, - с точки зрения природной эволюции такой образ жизни просто бессмыслен, а, главное, безрезультатен.
   - Как это?.. Я же оставил потомство.
   - И только-то. Помнишь, как у Грибоедова: "А, впрочем, детей иметь - кому ума не доставало?". Для человеческой природы этого маловато. Смысл человеческой эволюции и состоит в накоплении и передачи по наследству нового качества. А это возможно только тогда, когда ты с детьми и женой находишься в одной ноосфере, чтобы связь поколений не прерывалась.
   - Что-то я не пойму, какая тут связь? - искренне возмутился Юра.
   - Я не помню, предупреждал ли я вас о том, что теоретическая часть новой теории довольно сложна и не привычна ещё людям. Учёные работали, делали новые открытия, а наши академии наук (не только за рубежом, но и у нас) тщательно отбирали, что можно придавать огласке, а что уходило в тайники под грифом "совершенно секретно". И находятся они там до сих пор, так как наши правители не заинтересованы в том, чтобы люди об этих открытиях узнали.
   - Да что в них такого?
   - Ну, ты даёшь, Юра! - воскликнул Геннадий Александрович. - Ты же слышал, что по этой теории людям нельзя лгать, воровать, обманывать, насиловать людей и убивать. Какая нынешняя власть сможет удержаться без всего этого?
   - Вообще, наука сейчас владеет уже таким уровнем познания, что она вполне может объяснить почти все явления природы, причинно-следственные связи этих явлений и вообще полностью воссоздать картину развития Мира.
   - Тогда скажите, кто правит Миром? - спросил лёгочник.
   - Вас это действительно интересует?
   - Именно так. Кто говорит, что Бог; другие утверждают, что - Дьявол; а вы как считаете?
   - Вопрос этот не такой простой, как вам кажется, - начал Иван Сергеевич. - В целом, во Вселенной правят всеми явлениями законы эволюции, о которых я вам говорил, как о природных законах.
   - Нет, я имел в виду - на Земле?!
   - А вы что, верите в Бога?
   - Нет, я - атеист.
   - Значит, вам нет необходимости доказывать, что Бога нет?
   - Конечно.
   - А раз Бога нет, значит, и Дьявола тоже нет.
   - Так кто ж тогда?
   Иван Сергеевич встал со своей кровати и прошёлся по палате. Он выдерживал паузу, как бы размышляя, с чего начать свои объяснения.
   - Что, затрудняетесь? - съязвил лёгочник.
   - Нет, - отозвался Юра, - это же профессор. Он думает сейчас, как нам, дуракам, получше всё объяснить. Так, Иван Сергеевич?
   - Так, Юрочка. Так. Я вот думаю, готовы ли вы услышать правду, так как она пока витает лишь в определённых кругах общества. Кое-кто даже побаивается о ней говорить.
   - Почему? - не удержался Капитан, который всё это время внимательно слушал и старался не мешать разговору.
   - А почему люди вообще боятся?.. Потому что страшно. У тех, кто сейчас правит земным Миром, руки довольно длинные. Не даром они, практически, всем земным шаром завладели.
   - Да кто же они, Чёрт возьми? - снова не сдержался Юра.
   - Сначала я расскажу, откуда они взялись. Во все предыдущие эпохи власть всегда опиралась на силу и по этой причине всегда отождествлялась с нею. Силой подавлялось и подчинялось всё и вся. Но вот пришло время капитализма. И в недрах его появилась скрытая возможность обретать силу через накопления. Деньги стали определять всё в обществе. За них можно купить всё и вся, подчинить всё и вся, а, если нужно, то и прямой силой нового современного оружия доподчинить то, что не удалось просто за деньги.
   И вот, следуя этой скрытой "пружине", началась гонка в обладании капиталом. Сначала фигурировали миллионеры, как люди влиятельные и способные подчинять себе всех. Это было в самом начале 20-го века, а к его середине уже властью управляли миллиардеры. К концу 20-го столетия властной силой стали обладать люди, владеющие триллионными состояниями. А это - очень большие средства. Если миллион можно было унести в чемодане, то для миллиарда потребовался бы вагон или большая грузовая машина. Что же касается триллиона, то для его перевозки уже нужно 250 грузовых вагонов, т.е. пять железнодорожных эшелонов, представляете?
   - Ни хрена себе! - воскликнули Юра и капитан одновременно.
   - Да! Ведь это - годовой бюджет такой страны, как США, - уточнил Иван Сергеевич, - а тут один человек владеет таким состоянием. Конечно, таким средствам уже тесно в рамках одной страны. Вот они и рвутся в другие страны, подчиняя всё себе и своим интересам, сметая всё на своём пути. И тут ещё одна деталь любопытная. Ведь таких сверх-богатых людей, по мере роста их капитала, становится всё меньше и меньше. Закон конкуренции неумолим - разорившийся капитал не исчезает, а вливается в тот или иной, более мощный, делая его ещё весомее. Только не путайте понятия "деньги" и "капитал".
   - Как это? - спросил Юра.
   - Вот, представь, что у тебя в кармане лежит 10 тысяч. Это - деньги. Теперь ты идёшь на какую-нибудь базу, покупаешь там какой-нибудь товар, встаёшь на центральной улице и продаёшь этот товар, но уже с наценкой. И как продашь, то вернёшь себе свои 10 тысяч, да ещё с прибавкой. Вот, с момента покупки товара на базе и до момента полной продажи его, твои 10 тысяч являются капиталом. Ты, запуская свои деньги в рыночный оборот, капитализируешь их. Они выполняют роль посредников, которые принесут тебе прибыль. Вот и у этих триллионеров средства капитализированы. В них входят заводы, фабрики, фирмы и прочее. И даже те деньги, что лежат в банках, они тоже приносят прибыль.
   - А я думал, что капитал - это и есть деньги? - произнёс задумчиво Юра.
   - В том-то и дело, что разница в обычном понимании денег и капитала, существенная. До Маркса почти все экономисты так и считали. Но Маркс, изучив весь процесс капитализации, выделил из общего понятия денег, особую категорию, которая имеет право называться капиталом, в силу своей способности к капитализации, т.е. к обороту с приростом, к обороту с получением прибыли.
   - И это так важно? - не унимался и капитан.
   - Очень! Такое выделение особой категории денег дало возможность Марксу открыть основной экономический закон развития человеческого общества на стадии капиталистической системы хозяйствования. Закон этот объективен и не зависит от воли и сознания отдельных личностей. Изменения в общественной системе происходят по мере развития производительных сил и созревания условий для изменения общественных отношений. При этом, общественные отношения не меняют сам закон, а меняют систему пользования этим законом. Иначе говоря, есть возможность, например, изменить условия доходности производства, установив нормативную базу этой доходности, чтобы не было условий для появления сверх-богатых людей. Они же ведь появляются за счёт того, что обедняется основная часть населения в обществе. Вот, например, в Китае сейчас действует модель ленинского НЭПа. Там страной управляет одна партия - коммунистическая, а производство развивается по капиталистической системе, но с установленными нормами доходности, которая зависит от численности работников на предприятии или в фирме. А нормативы все устанавливает государство, которое контролирует власть и экономику страны.
   - И, ведь, Китай процветает, - произнёс задумчиво лёгочник, - я был недавно там и просто невольно вспоминал, как у нас люди жили в советское время. Стадионы всегда были переполнены, за книгами выстраивались очереди и стояли люди целыми ночами, чтобы подписаться на любимого писателя. Сейчас же вообще никто не читает и на стадионах пусто.
   - А почему, как вы думаете? - спросил Иван Сергеевич.
   - Да нет у людей денег на развлечения.
   - Как же так - получать-то стали работающие люди больше? - уточнил Иван Сергеевич.
   - А вот, получается парадокс. Получать стали больше, а жить стали беднее. В советское время любой имел возможность съездить на курорт, а сейчас только избранные. Вот как это объяснить - даже не знаю?
   - Если бы все имели возможность работать, как в советское время, тогда люди жили бы сносно. А так на каждого работающего приходится один-два нахлебника.- Уверенно отвечал Иван Сергеевич. - И в целом, людям-то не до развлечений. Да и услуги всякие подорожали. Лечение, обучение и автомобили стали доступнее, но они, в итоге, столько средств забирают и времени. Кроме этого, интересы стали смещаться в сторону материального потребления, а не духовного. Всё это существенно повлияло на нашу нацию, и мы стали всё больше похожими на американцев.
   Установилась пауза. Все молчали, и Иван Сергеевич не торопился продолжать разговор, давая каждому переварить всё услышанное. Люди все были с хорошим жизненным опытом, исключая, пожалуй, капитана, который советское время и не помнил. А остальным ничего не нужно было доказывать. Каждый был близок к самостоятельному пониманию реальности всего происходящего в стране. Тем более что факты говорили сами за себя.
  
  
   На следующий день дочь Геннадия Александровича принесла предвыборный номер газеты "ПРАВДА". В нём сообщалось, что состоялся второй Всероссийский съезд депутатов-коммунистов и сторонников КПРФ, посвящённый предстоящим выборам в Государственную Думу. В течение дня всем удалось ознакомиться с содержанием этой газетки и вечером началось обсуждение. Начал его Геннадий Александрович, обратившись к Ивану Сергеевичу:
   - Ну, что вы думаете об этом материале?
   Иван Сергеевич сделал небольшую паузу, а потом сказал:
   - Вы меня извините, но я уже привык резюмировать в конце, когда все выскажутся. Так что, сначала, давайте послушаем мнение каждого. Кто выскажется первым?
   - Да, хотя бы я, - заявил решительно капитан. - Я компартии никогда не верил - они довели страну до развала, так что - пусть они меня извинят, но я буду голосовать за ЛДПР. У них, по крайней мере, хоть обещания импонируют мне - разбираться просто и ясно: виноват - к стенке.... А что тут ещё мудрить?
   Такое мнение вызвало улыбку, но не у всех - Юра его тоже поддержал.
   - А я с капитаном согласен. Они хоть правду говорят и хоть что-то пытаются делать.
   - Ты в этом уверен? - переспросил его Иван Сергеевич.
   - А почему нет?.. Кто первый заявил, что Крым будет наш? - ЛДПР. Кто первый выступил с инициативой присоединить области Малороссии снова к России? - ЛДПР. Кто разоблачает депутатов-коммунистов в том, как они голосуют за те или иные законы? - ЛДПР. Да что говорить?..
   - А вот мне почему-то всегда даже неловко становится, когда их лидер начинает резать "правду-матку" и крестить всех подряд, направо и налево, - произнёс возмущённо Лёгочник и даже махнул рукой.
   - Да, с этим я тоже соглашусь, - поддержал его Геннадий Александрович, - не вызывает он у меня тоже ни доверия, ни уважения. Знаете, человек, который пытается строить из себя интеллигента, а ведёт себя самым вульгарным способом, невольно порождает антипатию в душе.
   - Значит, вы за коммунистов? - воскликнул Юра, - тогда всё понятно.
   - А что вам понятно? - возмутился Геннадий Александрович.
   - Да то, что все остальные, мягко говоря, и ломаного гроша не стоят. - Ответил уже капитан.
   - Вот, как вы легко рассуждаете! - быстро вы разобрались и тут же на всех печать: "не годен", "не годен", "не годен"... - Возмущённо произнёс лёгочник.
   - Постойте-постойте, друзья! - вмешался Иван Сергеевич. - Мы ведь решили обсуждать КПРФ, а остальных пока оставим в стороне, иначе...
   - Что, иначе? - спросил уже достаточно взъерошенный Юрий.
   - Иначе, мы будем высказывать массу разных суждений, а результат будет, как в телевизионных дискуссиях - нулевой. Всё, ведь, это, вместе взятое, на столько сложно переплетено, что нам проще будет разобраться, если предметом для суждений мы пока выберем что-то одно. Пойдём, как говорят: "От частного к общему".
   - Ох, Иван Сергеевич, вы снова со своими философскими "штучками"! - возмутился капитан.
   - Да не "штучки" это, а обычный приём последовательного анализа, который даёт возможность разобраться в любой каше, даже политической. И, поскольку мне теперь примерно ясны ваши личные позиции, то я могу уже высказаться более определённо по этому вопросу.
   - И вам и нужно было с этого начинать, а то у нас чуть было базар не случлся, - заметил Геннадий Александрович, - который бывает на передачах про украинские проблемы: все говорят одновременно и никто не слушает. Какой толк от такого разговора?
   - Да уж! - заметил Иван Сергеевич и тут же продолжал. - Вы, очевидно, обратили внимание, что газетка эта начинается с материалов 2-го съезда депутатов-коммунистов. Но ведь по уставу партии съезд является высшим органом внутри партийной власти, и он созывается от всех партийных организаций, а не только от тех, кто направлен, как тут написано, на передовую линию борьбы за возрождение России, т.е. во власть. Я не случайно обращаю ваше внимание на это, так как из этого факта уже следует, что какая-то кучка людей в Москве выдаёт себя за коммунистов, хотя ничего коммунистического они не делают и не собираются делать.
   - Абсолютно так! - поддержал Лёгочник. - Что, правда, то - правда. Я хотел присоединиться к коммунистическому движению, стал искать их здесь у нас, так никого и не нашёл, кроме бывшего второго секретаря райкома, который себя считает полномочным представителем КПРФ, но больше никого с ним нет. Я поинтересовался, чем он занимается, а он пояснил, что организует похороны ветеранов партии, да помогает кому-то из бывших райкомовских работников. И это всё. Какой же тут коммунизм - в бездействии и полнейшем равнодушии и ко всему, что происходит? Знаете, такое впечатление, что его местная политическая мафия оставила на всякий случай - вдруг снова переворот, а у них свой человек на готове?..
   - Вот! Очень хорошо, что вы это сказали. Дело с КПРФ именно так и обстоит. Её создали по номенклатурному принципу: "Всякую инициативу снизу необходимо организовать и обязательно возглавить". КПРФ была организована в Москве и во главе поставлен свой для реформаторов человек. Именно по этой причине он ничего не делает, чтобы коммунистические настроения и идеи получили распространение в нашей стране. Ему за это и платят. Он ничего не внёс нового в теорию современного коммунистического движения, а подчует людей старыми постулатами, которые: во-первых, не выполнимы практически, а во-вторых, они уже людям надоели - люди им не верят. Но именно это-то и нужно нашим реформаторам, чтобы они могли спокойно обделывать свои дела.
   - Точно-точно! - Вставил Геннадий Александрович.
   - Таким образом, - продолжал Иван Сергеевич, - вместо нормально действующей политической партии трудящихся мы имеем некое образование, напоминающее раковую опухоль на общественном теле. В ней заложена антипрограмма, и она растёт и увеличивается, но только во вред общественным отношениям.
   - Хорошо! Я согласен с этим, но это всё касается КПРФ? - удивлённо воскликнул Капитан.
   - Какой ты наивный, капитан! - ответил ему восклицанием лёгочник.
   - Но почему?!
   - Да потому, что все партии были созданы во время "перестройки" по одной и той же схеме, так я говорю? - обратился он в конце к Ивану Сергеевичу.
   - Именно так. И только так. И каждой партии подбирался свой лидер с вполне определёнными качествами. Так, для самых радикально настроенных людей, но без устойчивой идеологической платформы, была создана ЛДПР с соответствующим лидером.
   - Но работают они все на реформаторов, - добавил лёгочник.
   - И Явлинский? - спросил Юра, которые несколько симпатизировал последнему.
   - Все! - Твёрдо произнёс Иван Сергеевич.
   - Выходит, что они все, как раковые опухоли? - уже вполне спокойно произнёс Капитан.
   - Причём, злокачественные, - начал пояснять Иван Сергеевич. - Точнее сказать, что главная злокачественная опухоль - КПРФ, а остальные - метастазы.
   - Точно, остальные и в процентном отношении занимают ничтожное положение, - заключил Лёгочник.
   - Выходит, что никому вообще верить нельзя? - удивлённо спросил Юра. - Об этом даже подумать страшно. Выходит, что и надеяться не на что?
   - Именно так и выходит, братцы - и никуда от этого не денешься. - Заключил Иван Сергеевич.
   Какое-то время в палате царило молчание, но вот заговорил Капитан.
   - А вы что так за коммунистов ратуете? Разве при них было лучше?
   - Да по мне, если бы сейчас вернуться в то время, ничего лучшего и придумать нельзя. - Категорично ответил лёгочник.
   - Почему же тогда не все люди за него так переживают? - снова спросил капитан.
   - Потому, - начал Иван Сергеевич, - что люди разные: одни живут делом, а другие мыслью о богатстве.
   - Ну и что же в этом плохого?
   - А то, что богатыми все быть не могут. А раз так, значит, если мы решаемся на такой порядок, чтобы среди нас были богатые люди, то нужно добровольно согласиться и с тем, что все остальные будут бедными или, попросту, сводить концы с концами.
   - И это обязательно?
   - Это неизбежно. Причём, прошу заметить, что на каждого богатого, бедных уже сейчас приходится, в среднем, 10 - 15 человек. И это только пока капитализм набирает свою мощь, а в дальнейшем, цифра эта будет неумолимо возрастать. Это закон капиталистической системы. Сейчас в таких странах, как те же США, на каждого богатого приходится, в среднем, по 10 000 работающих. Но средние цифры, вы же сами понимаете, какие обманчивые. Значит, на одного работают 100 человек, а на другого миллион, а то и не один.
   - И что же делать? - Спросил лёгочник.
   - А что делают со злокачественной опухолью, когда обнаруживают её на теле человека?
   - Удаляют.
   - Вот и ответ.
   На какое-то время установилось молчание, но вот лёгочник произнёс, обращаясь как бы ко всем.
   - Хорошо бы сделать так, чтобы все люди об этом знали и всё понимали?!
   - И что было бы, - не удержался и спросил капитан.
   - Когда все люди понимают, откуда беда грозит, они обязательно выход найдут, иначе бы и жизнь давно на Земле прекратилась.
   - Так-то это так, но люди тоже все разные. Я за свою долгую жизнь много суждений слышал о людях, однако, не всем верил. И правильно делал. Но вот одно суждение, как показал мой опыт жизненный, объективно отвечает нашей действительности.
   - Интересно, какое?- Спросил Геннадий Александрович.
   - Считается, что люди вообще делятся на три категории. К первой относятся те, кто в процессе своего образования и жизненного опыта, сами до всего могут додуматься. Вторая категория - это люди, которые сами не могут до всего додумываться, но зато понимают людей первой категории, которые им всё могут объяснить. Таким образом, они в жизни тоже руководствуются рационалистическими и передовыми идеями. И, наконец, к третьей категории относятся те, кто ни сам не может, ни до чего путного додуматься, ни способен понять других. Конечно, эта категория меньше по численности, чем, скажем, вторая категория, но значительно больше, чем первая.
   - Интересно-интересно! - Воскликнул Юра. - А к какой категории относится каждый из нас, как по-вашему?
   - На этот вопрос должен каждый дать себе ответ сам. Только честно и объективно - не врать же себе самому. Так что, я тут пас....
   - Ладно, это просто тест для каждого, - заметил Геннадий Александрович, - а вот, что касается партий, мне хочется знать, почему вы, Иван Сергеевич, с такой уверенностью говорите, что они - "подсадные утки".
   - Так, судите сами. Во-первых, их лидеры не переизбираются на протяжении длительного времени. Это, я вам скажу, говорит о нарушении демократического принципа, который всегда оборачивался тем, что порядки в партии становились диктаторскими. Во-вторых, партия не ведёт никакой работы среди людей, а без работы в массах, она становится просто сектой. В-третьих, марксизм - это ничто иное, как теория, которая должна меняться с изменением ситуации, но без изменения целей партии. Ничего такого мы не наблюдаем. Идёт обычная борьба за власть и больше ничего. Ну, хорошо, допустим, что власть возьмёт КПРФ, а что дальше? Снова движение вслепую - методом проб и ошибок. Люди этого уже не хотят, но лидеры КПРФ ничего им предложить и не могут, так как теорией революционной борьбы не владеют. Талдычат старые истины, а они уже оскомину набили в сознании людей. Люди на них не откликаются.
   - Это верно, - поддержал Лёгочник. - Но что можно в нынешней ситуации изменить в действиях партии?
   - Прежде всего, необходимо разобраться с теми ошибками, которые были допущены в советское время. Ведь именно эти ошибки и позволили произойти контрреволюционному перевороту в нашей стране. Народ снова отдал власть буржуазии и без сопротивления - это нужно было суметь довести его до такого состояния.
   - А о каких ошибках вы говорите? - Поинтересовался Юра.
   - В первую очередь, они были допущены в структуре организации власти в нашей стране. Вместо демократии, установилась жёсткая диктатура, которой неизбежно всегда кто-нибудь да воспользуется. Власть так надёжно себя защитила от рядовых граждан, что не было никакой возможности её сменить. Это же касалось и положения в самой коммунистической партии. Из-за нарушения принципа демократического централизма и произошло перерождение партии из коммунистической в партию номенклатурно-бюрократического класса. Так что, когда ругают у нас коммунистов, то нужно понимать, что речь идёт не о них (настоящих коммунистов Сталин сгноил в лагерях), а о тех, кто таковым себя только изображал, будучи на деле оппортунистами чистейшей воды.
   - Неужели это так всё и было? - удивлённо спросил капитан.
   - Да, друзья, так и было. И эта номенклатурная партия и обманула наш народ. Причём, сделала это не явно, а скрыто. Во-первых, в основе производственных отношений была допущена грубейшая ошибка - был исключён ключевой принцип развития производительных сил - принцип материальной заинтересованности. Когда спохватились и стали его вводить, то вводили тоже со всякими ограничениями, которые напрочь убивали всякую инициативу в развитии и совершенствовании производительных сил общества. А это очень серьёзная ошибка.
   - Тут я не согласен, - возразил Геннадий Александрович.
   - С чем именно? - переспросил Иван Сергеевич.
   - Мне кажется, что с введения этого принципа у нашего народа и появилась тяга к длинному рублю, которая и привела к этой проклятой перестройке?
   - Нет, Геннадий Александрович, здесь вы ошибаетесь. В марксизме выдвигается главной задачей перехода к коммунистическим общественным отношениям это замена частной собственности на средства производства и ни слова не говорится об исключении принципа материальной заинтересованности.
   - Да, но у нас тогда снова были бы одни беднее, а другие богаче.
   - А разве у нас так не было? - спросил Лёгочник.
   - Именно так у нас и было, - поддержал его Иван Сергеевич, - но марксизм и не ставит своей задачей полное выравнивание материального положения всех людей, особенно на первых этапах развития этого общества. Больше того, марксизм подчёркивает преемственность каждой последующей общественно-экономической формации от предыдущей. Это значит, что мы должны были взять всё самое лучшее от капитализма, но что не противоречит общественным интересам и исключает эксплуатацию человека человеком. Скажем, капитализм создал совершенную банковскую систему, - вот нам и нужно было её брать в готовом виде. А наши "мудрецы" стали создавать свою банковскую систему и создали, но такого "крокодила", который и погубил всё дело освобождения труда от эксплуатации. Если до революции наш русский рубль принимали во всех странах, то новая банковская система сделала его деревянным, коим он и до сих пор является. Далее, капитализм создаёт совершенные рыночные отношения, и мы должны были их тоже перенять. В них ключ к бесконечному совершенствованию производительных сил, а мы его исключили, введя плановую систему, как абсолют справедливости. А это оказалось, на деле, не совсем так. И так, одно положение за другим, я могу вам изложить все ошибки, которые были допущены нашими властями. Но главное в том, что вы все должны сделать вывод правильный из всего этого. Не марксизм и коммунисты виноваты в том, что у нас не получилось коммунистических отношений в обществе, а те люди, что были у власти - они в угоду своих преступных устремлений и меняли всё, чтобы, в итоге, совершить тот переворот, который и был произведён в период "перестройки". И получается, что власть без
   надзора со стороны народа оставлять ни на минутку нельзя. Вот это главное.
   - Но как это сделать, - спросил лёгочник, - ведь даже внутри партии мы не могли повлиять на выборы того же генерального секретаря?
   - Совершенно верно! - подтвердил Иван Сергеевич. - Но это всё из-за многоступенчатости выборов. Стоило только поменять устав партии и всё можно изменить. Пусть на пленумах выборщики готовят кандидатов, потом публикуют все их данные, но голосовать должны все члены партии по своим партийным организациям. И всё..., никакого бы культа личности, никакого бы застоя тогда партия не допустила бы. Ведь это же так просто?! Нужно было только захотеть создать условия для демократии.
   - Хорошо, я согласен. Ну, а с президентом как? Вот у нас здесь все голосовали, в основном, либо за коммунистов, либо за ЛДПР, а в итоге объявили, что больше пятидесяти процентов голосов отдано за "Единую Россию", т.е. за партию власти?
   - И эту проблему можно решить. Надо все избирательные участки оборудовать электронными системами голосования с единым большим табло. Голосующий будет нажимать кнопку и видеть, куда прибавляется его голос. И всем видно, как идёт голосование, и ничего нельзя подправить. И уж за свой регион люди будут переживать, и смотреть распечатку центральной избирательной комиссии по избирательным участкам и проверять, правильно ли приводятся данные по их участку.
   - Интересно, кто это будет делать? - С иронией в голосе спросил Геннадий Александрович.
   - А за это, конечно, нужно бороться. Нужно на митинги собираться не для того, чтобы красивые речи говорить, а голосовать за этот, практически важный, вопрос и протокол отправлять в центр, публиковать в Интернете, чтобы другие города подхватывали эту инициативу.
   - Да, но всё это так сложно! - произнёс Юра.
   - Жизнь вообще сложная штука. В своё время за Советскую власть столько людей своей жизнью заплатили, а тут, оказывается, решить вопрос на митинге - сложно. Чего ж, вы тогда хотите? Хотите, что бы хорошая жизнь сама к вам пожаловала? "Отвяжись плохая жизнь - привяжись хорошая!" - так что ли?

Часть 2.

  
   Спустя почти три года, Ивана Сергеевича снова судьба привела в онкологическую клинику на обследование. На этот раз беда приключилась с его простатой. Блокадный "букет", видимо, всерьёз стал отключать один орган за другим. Поначалу изменения были совсем незначительные. Просто стали чаще позывы в туалет. Он как-то не сразу и обратил внимание на это. Все эти три года он регулярно ходил на прием местного онколога. И они уже перешли с двухразового посещения в год на одноразовое. Казалось, что всё в его организме идёт нормально и сам онколог не находил ничего подозрительного в его анализах. Но вот, этот последний год и стал почему-то причиной появления новой болячки.
   Неприятные симптомы стали возникать к концу лета. Как раз подошло время уборки урожая на даче, а затем и заготовки дров, так как они с Натальей Викторовной жили всю зиму на даче, оставив сыну квартиру в полное его распоряжение. И Иван Сергеевич решил отложить обследование на конец сентября, когда почти все осенние дела будут закончены.
  
   Обследование он проходил всегда в платной клинике "Мария". Пенсионные накопления позволяли, хотя бы раз в год ему воспользоваться услугами этой клиники. В ней было больше порядка, да и очередей таких, как в городской поликлинике, не было. Все процедуры можно было пройти в один день и не тратиться лишний раз на дорогу.
   На этот раз с ним вместе поехала Наталья Викторовна. Иван Сергеевич прожил с женой 48 лет и, не смотря на то, что она была моложе его на 9 лет, сердечко её напоминало о себе тоже с детства. И видимо такова уж закономерность, что в таком случае обязательно придёт время, когда оно напомнит о себе уже вполне серьёзно. Стенокардия, гипертрофия левого желудочка и выраженные изменения по задней стенку - трансмуральная ишемия, - и это не всё, что Иван Сергеевич вычитал в её амбулаторной карточке. Словом, они оба записались на ультразвуковое исследование - УЗИ.
   В приёмной было довольно посетителей и все сидели с угрюмым выражением лица, будучи погруженные в свои неприятные заботы. Иван Сергеевич первым вошёл в кабинет "УЗИ", уже имея намерение отпустить какую-нибудь шутку. Чтобы снять это всеобщее напряжение обречённости.
   Врач сидела за столом и что-то писала. Она, не поворачивая головы, спросила:
   - Что смотрим?
   - Печень и желчник, а так же меня стала беспокоить моя простата.
   - Снимайте обувь, раздевайтесь по пояс и ложитесь....
  
   Когда Иван Сергеевич вышел из кабинета, Наталья Викторовна спросила его.
   - Ну как?
   Все присутствующие невольно повернули свои лица к нему. Он вышел из-за перегородки и встал так чтобы его могли слышать все и сказал с озабоченным видом:
   - Да нашли какое-то ягодичное предлежание плода и отслойку плаценты. Теперь только Кесарево сечение меня спасёт....
   Несколько секунд длилось полное молчание, но вот во внезапно возникшую тишину ворвался взрыв хохота. В основном смеялись медсёстры регистратуры и женщины, ожидавшие своей очереди. Они первыми поняли весь юмор, заложенный в подобном высказывании представителя мужского пола. Невольный плод длительного просмотра сериала "Женский доктор" вырвался наружу у Ивана Сергеевича и сумел насмешить всех скучающих пациентов клиники "Мария".
   Когда вышла доктор, делавшая "УЗИ", и вынесла заключения, к ней тут же подбежала медсестра из регистратуры и что-то нашептала ей на ухо. Доктор рассмеялась и, посмотрев на Ивана Сергеевича, отдала ему заключение и тут же шутливо погрозила пальчиком.
   На этом смешная часть происшествия закончилась и дальнейшие события стали поворачиваться совсем другой стороной.
   Из заключения следовало, что простата Ивана Сергеевича слегка увеличена и доктор, делавшая "УЗИ", рекомендовала обратиться за консультацией к врачу-урологу. Иван Сергеевич последовал этому совету и тут же записался на прием к урологу. Через полчаса его принял доктор, тот же самый, который принимал его, когда была неприятность с почкой. Он предложил провести "массаж простаты", чтобы узнать секрет её состояния. Когда Иван Сергеевич узнал, что это такое, он даже смутился, но вынужден был согласиться. Но первое же прикасание к простате через толстую кишку, убедили доктора, что на этот раз дело с простатой пациента обстоит очень серьёзно.
   Иван Сергеевич шёл на приём с надеждой - просто подлечить простату, как советуют все рекламные ролики последнего времени. Но дело оказалось на много сложнее. Ему пришлось сдать все анализы и поехать в областной центр на приём в Онкологический центр.
  
   Онкологический центр области был уже знаком Ивану Сергеевичу и он ехал туда с надеждой побыстрее и успешнее решить свою проблему. Но, как потом выяснилось, надеждам его не суждено было сбыться. Всё клиническое отделение Онкоцентра, из-за обилия пациентов, было превращено в конвейер, проходя по которому, пациенты оставляли свои анализы, отпечатки и снимки, на основании которых доктора потом и делали выводы по каждому из пациентов.
   Последней процедурой для Ивана Сергеевича была стинтиграфия. На ней выяснялась степень поражения скелета, что было не редкостью, при возникновении опухоли на, предстательной железе. Если такое поражение обнаруживалось, то вопрос оперативного удаления железы уже не стоял. Больному представлялась возможность самому справиться с этой неприятностью, правда, при помощи усиленной химиотерапии.
   Да и слово "справиться" в его ситуации не совсем подходило, так как даже на плакате в кабинете онколога среди неизлечимых форм рака был и рак простаты. Увидев этот плакат, Иван Сергеевич всё понял. Медицинская комиссия Онкоцентра без всяких шифровок, прямым текстом вынесла своё заключение, направив его для прохождения курса химиотерапии по месту жительства, и для получения инвалидности.
   Надо сказать, что в эти времена, чтобы получить инвалидность, нужно было иметь такую потерю трудоспособности, что человек уже нуждался бы в уходе за собой. Всё это невольно наводило на тревожные мысли, но Иван Сергеевич был воспитан в Суворовском училище и даже в разведшколе учился два года, пока не выяснилось, что его здоровье - ребёнка Блокадного Ленинграда, - не позволяло ему продолжать эту трудную службу. Однако он был человек волевой и совершенно спокойно воспринял этот приговор. К тому же, он считал, что пережив по возрасту своих родителей более чем на десять лет, должен уже всё воспринять, как должное, руководствуясь одним принципом: "Пора и честь знать!".
   20-го декабря он вручил своему участковому доктору Шнырёву все документы, полученные на комиссии и тот его заверил, что всё будет сделано во время. Нужно сказать, что отношения у Ивана Сергеевича с этим доктором складывались довольно своеобразно.
   Сначала его поразило откровенно хамское отношение к пациентам этого, так называемого, доктора. Причём, к совершенно незнакомым людям, да ещё таким, которые были старше его. Сам Иван Сергеевич был старше этого субъекта на 17 лет. И попав в первый раз в эту местную больничку, Иван Сергеевич был просто поражён, когда к нему обратились на "ты" и ещё далеко не в вежливом тоне.
   Уже после выяснилось, что этот "доктор" работал раньше гинекологом в женской исправительной колонии. Видимо там он и приобрёл эти дерзкие привычки, обращаться с пациентами так же, как надзиратели с заключёнными.
   В дальнейшем, выяснились и другие его недостатки. Но Иван Сергеевич как-то не обращал на них внимание. Тем более, что пользовался он услугами этого "доктора" только в крайних случаях. Но вот, судьба свела его с ним в тот момент, когда он здесь, в сельской больнице (бывшей колхозной), стал главным терапевтом. А Иван Сергеевич столкнулся с диагнозом, который звучал, как приговор.
   Причину появления такого рода заболевания несколько прояснил областной онколог, спросив его:
   - Вам кровь когда-нибудь вливали?
   - Да, - ответил Иван Сергеевич, - в 73-м году, когда у меня открылось кровотечение во время парашютных прыжков. Меня тогда на вертолёте доставили в окружной госпиталь и месяц врачи боролись с моей анемией.
   - Понятно, - ответил доктор и по его виду Иван Сергеевич тоже понял, что, скорее всего, именно таким путём, в него попал раковый вирус. Ведь у него тогда даже группа крови поменялась: была второй, а стала первой, так как при вливании не оказалось второй на станции крови и ему вливали первую.
   На комиссии в области было предписано строго выполнять все назначения химиотерапевта, соблюдать режим дня, не пить спиртное и есть больше сыра или творога, а так же пить таблетки кальция-Д3. К этому Иван Сергеевич и готовил себя, чего, как потом оказалось, нельзя было сказать о местном "докторе". Правда, секретарь комиссии, которая готовила документы на подпись членам комиссии, допустила небольшую оплошность. Дело в том, что курс лечения раковых больных до этого составлял 3 месяца и только с нового года стал равняться шести месяцам. Вероятно она по привычке автоматически написала напротив одного из препаратов, а именно это был "бикалутамид канон", не шесть упаковок, как это было указано в рекомендации химиотерапевта, а всего три.
   Получая документы, Иван Сергеевич так торопился домой, так как его ждало такси, что ему некогда было читать содержимое. Диагноз ему объявили и сказали, что будут лечить. Тогда ему этого было довольно. Члены же комиссии вообще привыкли не читать, что подписывают, полагаясь на аккуратность и пунктуальность своего секретаря.
   Словом, с этими документами он явился 20-го декабря к своему участковому врачу Шнырёву. Тот, наскоро просмотрев документы Ивана Сергеевича, пообещал, что в ближайшее время подготовит все документы для местной медицинской комиссии, которая должна была рассмотреть вопрос о присвоении инвалидности. В ближайшие же два дня он обещал выписать рецепты тех препаратов, которые были рекомендованы химиотерапевтом и областной комиссией онкологов. При этом, он заметил, что вопрос об инвалидности могут и не решить положительно, а в лучшем случае временно - на один год.
   Иван Сергеевич шёл домой в довольно подавленном состоянии. Всё это его никак не утешало, но он точно знал, что дома не должен и виду показывать своей супруге, так как у неё были большие нелады с сердцем. А с ним шутить нельзя было. Вера Петровна, его жена, и так достаточно сильно переживала за него. И теперь они оба были ноосферными донорами друг для друга. Специально для этого они стали по вечерам либо смотреть телепрограммы, если они были интересными, - особенно их интересовала программа "Культура" - либо просто играли в эрудит, чтобы сидеть рядом. В это время их биополя взаимодействовали, взаимодополняя друг друга. В тех местах где в её кривых был провал из-за патологии в сердце, у Ивана Сергеевича импульсы биополя были на уровне нормы. Складываясь, они сглаживали несколько сигналы Веры Петровны. Тоже самое было с сигналами Ивана Сергеевича - тут донором служила Вера Петровна. Иван Сергеевич работал, в своё время, в лаборатории, которая занималась этими вопросами. Потом,
   почему-то было принято решение эти исследования прикрыть. Но в их жизни они уже пользовались этими знаниями и, нужно сказать, это им помогало: и выглядеть моложе, и с обычными болезнями уживаться, замедляя их развитие.
  
  
   Прошёл месяц и ещё две недели прошли, а никаких сведений по поводу его судьбы, как инвалида, не было. Инвалидность же должна резко поменять его социальный статус. Дети Блокадного Ленинграда, став инвалидами, получали все льготы ветеранов войны. Ивану Сергеевичу это сейчас было бы кстати, так как лечение и контроль его заболевание теперь был жёстко связан с разъездами то в район, то в областной Онкоцентр. До автобуса у них было далеко и приходилось пользоваться услугами такси, а это, как понимаете, немалые деньги.
   Побывав снова в своей сельской больнице, он понял, что Шнырёв даже и не думает торопиться, отговариваясь различными причинами. По его же лицу было видно, что он лукавит. Иван Сергеевич в свои студенческие годы был большим любителем театра, так что читать по лицам уел и неплохо. Дома же, он позвонил знакомому юристу и тот пояснил, что на оформление инвалидности его категории по закону отводится всего месяц. По этой причине Ивану Сергеевичу следует уже обратиться или в суд или с жалобой в вышестоящие инстанции.
   После долгого раздумья, Иван Сергеевич решил написать письмо президенту. К такому шагу его побуждал ещё тот факт, что в Амурской области такую категорию людей пострадавших от войны, как "Жители Блокадного Ленинграда". Получалось так, что президент лично поздравлял Ивана Сергеевича с военными праздниками, и даже денежные вознаграждения присылал, а местная власть эту категорию людей ни во что не ставила. Словом, компьютер был включен и он попробовал выйти на сайт администрации президента.
   Тут же стало появляться окно дежурного, бесплатного юриста. Молодая женщина предлагала свои услуги в бесплатной консультации по сути вопроса, с которым Иван Сергеевич пытался обратиться к самому президенту. Консультацию предлагалось сделать по телефону.
   Иван Сергеевич позвонил и изложил суть своего вопроса. Юрист согласилась с ним в том, что основание для обращения с жалобой весьма серьёзное, но она попросила его потерпеть, чтобы дать ей время - может быть её вмешательства будет достаточным для урегулирования этого вопроса. И произошло, буквально, чудо. Административное колесо завертелось. Видимо сверху поступило распоряжение и сам Шнырёв организовал поездку Ивана Сергеевича в городскую больницу и за один день провёл его по всем требуемым кабинетам, а потом сам же отвёз документы в комиссию, устанавливающую инвалидность.
   Правда, и в этом, казалось бы, благородном действии Шнырёв проявил себя не как врач, исправляющий свою ошибку, а как человек, принуждённый к этому. И чтобы, хоть как-то ущемить Ивана Сергеевича, которого уже окончательно невзлюбил, он даже не послал за ним машину скорой помощи, а, позвонив, велел явиться в больницу рано утром. А до больницы у них 3 километра, да при утреннем январском морозе семидесяти шестилетнего пожилого человека он вынудил тащиться. Это никак не делало ему чести, но в нём уже кипела не обида, а злость и, видимо, он даже не понимал что делает.
   Но это ещё не всё. Удивительным было то, что комиссия, рассмотрев заочно дело Ивана Сергеевича, присвоила ему первую группу инвалидности, а документы оформила 23-м января, то есть, яко бы, опоздание по закону имело место, но всего на три дня.
   Иван Сергеевич и Вера Петровна смеялись дома над этим, но, как потом оказалось, их приключения ещё не закончились.
  
  
   В пенсионном фонде Иван Сергеевич попытался предъявить своё удостоверение " Жителя Блокадного Ленинграда", но ему категорически заявили, что это не нужно. Он подумал, что в его личном деле пенсионера уже есть сведения о том. что он принадлежит к этой категории людей, так или иначе, причастной к Великой Отечественной Войне. Когда же, на следующий день ему объявили, какую пенсию он будет получать и какие льготы иметь, он понял, что тут снова что-то не то.
   Дома он снова сел к компьютеру и стал открывать сайт "Президентской Администрации", как снова выскочило окно с предложением дежурного юриста оказать ему помощь. Юристом была женщина, но другая. Она попросила номер телефона Ивана Сергеевича и тут же ему позвонила. Он ей объяснил ситуацию, после чего она пообещала разобраться с этим вопросом и позвонить, куда следует.
   Буквально через минут сорок снова раздался звонок и женский голос представился, как заведующая отделом соцзащиты пенсионного фонда района. Она вежливо пригласила Ивана Сергеевича приехать на следующий день, чтобы исправить допущенную ошибку в отношении начисления его пенсии в связи с получением им инвалидности первой группы. Собственно, от него требовалось лишь заявление и копии его удостоверения "Жителя Блокадного Ленинграда".
  
  
   Как странно, - думал Иван Сергеевич, - сколько случайностей и мелочей ещё в этой жизни, которые могут повернуть твою судьбу и так, и этак. Под старость он всё чаще имел дело с бюрократами и только теперь стал понимать, почему их все ненавидят. Такое впечатление, что все тихие, незаметные пороки человеческие, в них распускаются пышным цветом. Благородства, сочувствия, честности и совестливости от них не жди, а вот мелкой пакости; неточности, что не в твою пользу, - тут они всегда к вашим "услугам" - "подставляйте вы руки, протяните ладони - я насыплю вам кучу дерьма", - прямо про них написано.
   Однако, вопрос решился и в его пользу. И пенсия его удвоилась, да и всяких льгот было перечислено..., жаль только, что всем этим уже он не в силах был воспользоваться: ни в санаторий поехать, ни на отдых, - сил уже не было. Осталось только приятное впечатление и удовлетворение, что и их категорию людей, пострадавших от войны, не забыли.
   Но приключения ещё не кончались. И теперь они переместились в местную больницу, где ему было предписано проходить курс лечения. Шнырёв знал, что Иван Сергеевич поступил на амбулаторное лечение, к тому же он был инвалидом первой группы, а это значило, что все заботы по обеспечению лекарствами больного должна взять на себя больница. Но он об этом ничего не сказал Ивану Сергеевичу, а только выписал, и то только через два дня, рецепты и вручил ему - мол, поезжайте сами и получите указанные препараты.
   В пятой аптеке, где следовало получать подобные лекарства по льготным рецептам, ему заявили, что есть только два препарата, а третий будет заказан, но прибудет он только на следующей неделе. Иван Сергеевич не знал, что все препараты необходимо начинать принимать одновременно. Особенно это касалось бикуламида, который необходимо принимать на фоне гозерелиновой кислоты, вводимой через укол в брюшную полость. Поэтому он на следующий день пошёл снова пешком в свою сельскую больницу и Шнырёв, не моргнув глазом, вколол ему этот укол, хотя и знал, что бикуламид прибудет только через неделю. При этом он заявил, что уколы будет делать сам, что сразу показалось Ивану Сергеевичу подозрительным. Затем ему поставили капельницу с о вторым препаратом.
   Бикуламид он получил через семь дней, как и было обещано. Таким образом, лечение началось со смещением в приёме препаратов на целую неделю. Кроме этого, Ивану Сергеевичу пришлось дважды съездить в райцентр на такси, что обошлось ему в 4 тысячи рублей. Уже позже выяснилось через медсестёр, что доктор Шнырёв сделал это специально, так как он был наказан за задержку документов Ивана Сергеевича на представление его на инвалидность. С зарплаты Шнырёва были высчитаны пенсионные деньги за три дня просрочки - это около трёх с половиной тысяч. И вот, он сам, будучи человеком мстительным, решил наказать Ивана Сергеевича за то, что тот обратился с жалобой в администрацию президента.
  
  
   28 дней лечения пролетели незаметно. У Ивана Сергеевича стали появляться положительные симптомы в самочувствии. Это несколько изменило его настроение. В таком хорошем расположении духа он и явился на следующий приём лекарств.
   Как ни странно, в этот раз все три лекарства были получены уже самой больнице. Это было хорошо, кроме небольшого сомнения, которое тут же возникло у него в голове. Получалось, что сбой в ритмике приёма лекарств оставался. Но тут же ему в голову пришла утешительная мысль, что его уже не исправишь, зато дальше всё пойдёт, как по маслу. Но получилось не совсем так.
   На этот раз укол был какой-то странный, словно его делали более тонкой иглой. Вся процедура прошла быстрее и крови на тампоне со спиртом, почти не было. Да и потом, идя домой, Иван Сергеевич всё время сравнивал свои ощущения после первого укола и нынешнего. Ощущений не было вообще никаких, словно укола и не было. И это было странно. Правда Шнырёв, делая укол, всегда поворачивался к Ивану Сергеевичу спиной и всё загораживал, чтобы не было видно, что он там делает и в каком порядке.
   Сначала эти сравнения просто вызвали некоторые сомнения, но постепенно стало появляться беспокойство, что Шнырёв делает что-то не так. Он поделился своим беспокойством с Верой Петровной. Она посоветовала ему повнимательнее понаблюдать за тем, что делает Шнырёв.
   Иван Сергеевич лёг на диван и попросил её встать так, как стоит во время у кола Шнырёв. И получалось, что, как не верти головой, всё равно ничего не было видно. Тогда Вера Петровна принесла маленькое зеркальце и дала ему, чтобы тот воспользовался им. Немного потренировавшись, Иван Сергеевич нашёл такое положение зеркала, чтобы оно не привлекало внимание Шнырёва и, в то же время, было видно, что и как он делает.
  
  
   К третьему раунду лечения Иван Сергеевич явился в полной готовности, чтобы или подтвердить свои внезапные подозрения, либо опровергнуть и успокоиться. Всё было, как обычно, но во время укола случилось худшее. Иван Сергеевич увидел в зеркальце, как Шнырёв ввёл ему иглу, держа шприц за донышко и через несколько секунд так же вынул иглу, приложив тампон. Иными словами, он ничего не вводил и унёс содержимое шприца с собой.
   К такому повороту событий Иван Сергеевич просто не был готов. Главное же, он никак не мог понять, почему Шнырёв так делает. Только дома Вера Петровна высказала страшную догадку. Она состояла в том, что Шнырёв за два года до этого сам перенёс рак простаты, только ему её удалили, так как он вовремя спохватился. А теперь, для профилактики решил воспользоваться бесплатными лекарствами, полученными на Ивана Сергеевича. Ведь лекарства эти стоили очень больших денег. Самое дешёвое из них - 26 000 рублей. Словом, на лицо было преступление, но как было его доказать?
   Иван Сергеевич поехал к юристу и тот, выслушав эту возмутительную историю, посоветовал:
   - Во-первых, сменить доктора - на это имеется полное право; во-вторых, заберите у него все лекарства и для укола и капельницы обратитесь в частную клинику. И в дальнейшем все лекарства получайте сами - вы имеете на это полное право. Если же он будет препятствовать, тогда позвоните мне, а я найду нужные слова, чтобы его убедить.
   Как говорил юрист, так оно потом и получилось. Ивану Сергеевичу, правда, пришлось через медсестёр узнать, за плату, разумеется, номер мобильника Шнырёва. И, когда Шнырёв отказался отдавать ему лекарства для укола и капельницы, Иван Сергеевич вышел в коридор и тут же позвонил юристу, сообщив ему и номер последнего.
   Через минуты три вышла жена Шнырёва, которая была его секретарём, и вручила Ивану Сергеевичу все три лекарства.
   В частной клинике, конечно, пришлось заплатить за процедуры, да ещё за такси, но зато Иван Сергеевич снова почувствовал, что в результате укола ему было введено лекарство. Нужно сказать, что у этого химического изобретения была масса побочных явлений. И одно из них - повышенная потливость, которая у Ивана Сергеевича проявлялась, как прилив внутреннего жара. Он моментально вспотевал, но через минуты две-три всё проходило. Так вот, после процедур в частной клинике эти побочные явления возобновились, а это означало, что и лечение шло так, как было предписано химиотерапевтом.
   Ещё Иван Сергеевич заглянул к юристу и спросил его, чем тот убедил Шнырёва отдать мне лекарства?
   - Очень просто, - ответил тот, - я ему заявил, что имеется ваше заявление и мне поручено завести на него уголовное дело и, если он не отдаст лекарства, то усугубит своё положение. Полагаю, что вы были правы, так как он сильно испугался. Кстати, он сам вам вынес лекарства?
   - Нет. Вынесла его жена.
   - Видите, он к тому же ещё и трус.
   - Пожалуй. Именно по этой причине он и за жизнь свою так беспокоится.
   - Конечно.
  
  
   Однако, Шнырёв испугался только в самом начале. Потом. поразмыслив, он понял, что для тревог нет особых причин - доказательств его действий нет и быть не может. Всё же происходило в его кабинете и, как говорится: "Один на один". Таким образом, немного успокоившись, он решил ещё больше наказать Ивана Сергеевича - как только подвернётся удобный случай. И случай, естественно, подвернулся.
   В свою очередь, Иван Сергеевич решил не торопить события с переходом к другому доктору, тем более. Что все доктора в этой больничке были подчинены Шнырёву. И вот, Иван Сергеевич пришёл на свой пятый цикл для получения лекарств и процедур.
   В коридоре сидели три человека, которые, очевидно, ждали приёма. Прошла супруга Шнырёва. Иван Сергеевич поздоровался с ней. Через минуты две она вышла, держа в руке пузырёк с бусерелином.
   - Пришли только два лекарства, - сказала она, обращаясь к Ивану Сергеевичу, - вот вам бусерелин и идите к медсестре - она поставит вам капельницу, а потом зайдёте к Михалычу. Ему поговорить нужно с вами.
   Придя после капельницы к кабинету Шнырёва, Иван Сергеевич никого не застал и хотел уже постучаться в дверь кабинета, как выглянул сестра-хозяйка и сказала, что Шнырёв только что уехал на скорой и неизвестно, когда будет.
   Иван Сергеевич поразмышлял и пошёл домой. После капельницы он неважно чувствовал себя и действительно по дороге домой ему пришлось дважды отдыхать. На следующий же день он пошёл снова в больницу, чтобы забрать второе лекарство и выяснить, когда будет третье?
   В приёмной никого не было и он постучался в кабинет. Ответа не последовало, но к этому Иван Сергеевич уже привык, как и к тому, что на его приветствие никто никогда не отвечал - странное обстоятельство, которое всегда его удивляло и всё время заставляло искать причину такого отношения к нему. Правда, дома Вера Петровна успокоила его, заявив:
   - Он со всеми так, а жена его, как его неотъемлемый придаток, так что - не обращай внимание.
   Иван Сергеевич решительно вошёл в кабинет. И Шнырёв и его секретарь были на месте. Подойдя к столу, Иван Сергеевич спросил:
   - Скажите, что с моими лекарствами?
   Шнырёв, который даже голову не поднял, когда Иван Сергеевич вошёл, ответил деланно спокойно:
   - А ничего - их просто нет на базе пока.
   - Ну, хорошо, тогда дайте мне то, что вы получили.
   - Так вам вчера Анна Алексеевна всё отдала.
   - Она мне отдала только флакон для капельницы, а где бикуламид?
   - А он вам уже не нужен.
   - Как не нужен? Химиотерапевт выдала мне рекомендацию на шесть месячных циклов.
   - А медицинская комиссия только на три.
   - Но вы же получили эти лекарства?
   - Кто вам сказал?
   - Так, Анна Алексеевна вчера сама сказала. что получено два лекарства, а одно ещё не прибыло.
   Он не успел ещё договорить, как Анна Алексеевна просто вскочила и назидательным тоном произнесла:
   - Как это я вам сказала - ничего я не могла говорить!
   Иван Сергеевич усмехнулся, потом покачал головой и произнёс медленно с растяжкой:
   - Ну и ну!? Замечательно. Просто великолепно!.. Вот что, я был на консультации у юриста и он мне сказал, что я имею право поменять лечащего врача.
   - Совершенно верно, - ответил Шнырёв. - Я буду даже рад.
   - Очень хорошо! Тогда дайте мне мою медицинскую карточку.
  
  
   Получив свою карточку, он открыл последние страницы, где ещё были записи, и, вдруг, спросил:
   - Вот, в карточке есть ваша запись, что 10 апреля мне введен раствор золедроновой кислоты и укол гозерелина 3.6, но мне была сделана только капельница и всё. Так как же это понимать.
   Шнырёв явно смутился и стал извиняться:
   - Ой, извините, это я автоматически записал, думая, что всё привезли...
   Выражение его лица и весь тон его заявления полностью выдавали "доктора" - он явно лукавил. Но Иван Сергеевич не хотел связываться с этим неприятным типом в белом халате. Он молча повернулся и вышел, не прощаясь.
   Пройдя весь коридор больницы, он остановился возле последней двери, где приём вела молодая, недавно закончившая институт докторша. На двери было написано: "Калашникова Татьяна Николаевна". Он постучал, но ответа не было. Тогда он попробовал открыть дверь, но та была явно заперта на ключ.
   В это время мимо проходила медсестра с верхнего этажа. Где был стационар. Иван Сергеевич спросил её:
   - Дашенька, вы не знаете, где Татьяна Николаевна? Или он сегодня уже не принимает?
   - Она у нас на верху. К нам привезли подкидыша. Он ещё маленький - около полутора лет, а Татьяна Николаевна выхаживает его. Я сейчас её позову.
   Татьяна Николаевна пришла минуты через три. Иван Сергеевич объяснил ей ситуацию и намекнул на своё право. Но молодая докторша не выразила недовольства и охотно приняла документы от Ивана Сергеевича. Главной претензией его к Шнырёву он объявил тот факт, что Шнырёв произвольно отменил очень важный препарат, прописанный областным химиотерапевтом. И на вопрос Татьяны Николаевны, что он собирается делать дальше, он ответил:
   - Хочу съездить вновь в областной Онкоцентр к химиотерапевту на консультацию.
   Татьяна Николаевна одобрила такое решение. Потом они посчитали, когда придёт гозерелин и, на всякий случай, Иван Сергеевич оставил номер своего телефона, чтобы она могла ему позвонить. В конце же разговора Иван Сергеевич не выдержал - настолько обаятельной оказалась Татьяна Николаевна - и сказал её:
   - Только вы не думайте, что я в действительности из-за такого факта решился поменять врача. На самом деле обстоятельства на много серьёзнее, так что я рад, что вы меня приняли без особых хлопот.
   Тут не выдержала и Татьяна Николаевна и спросила:
   - А в чём же главная причина - мне желательно это знать, чтобы правильно ориентироваться.
   - В диагнозе.
   - В чём- в чём?
   - В диагнозе. Вы здоровый человек, а я болен неизлечимой болезнью.
   - А причём тут Шнырёв?
   - А с ним у нас диагноз одинаковый.
   - Ну и что?
   - А вы подумайте сами, в каком бы случае пациент добровольно отказался от услуг доктора и попросился встать на учёт и лечение к другому?
   - Даже не представляю.
   - Но большего я вам сказать не могу.
   И на этом они попрощались.
  
  
   Домой Иван Сергеевич шёл в таком приятном состоянии духа, в каком раньше верующие шли после посещения исповедальни. Всего пять минут, проведённые в кабинете Татьяны Николаевны, полностью сняли то напряжение, которое было в нём после разговора с четой Шнырёвых. То понимание и готовность помочь, которые он увидел в глазах молодого доктора, сделали своё доброе дело.
   Невольно ему вспомнилась Людмила Ивановна, которая лечила его в детстве. Когда она приходила сразу в доме становилось светлее и надежда. Которую она вселяла своим визитом, не покидала его до самого выздоровления.
   Дома, когда он рассказал Вере Петровне обо всём, что с ним произошло, она только покачала головой, а потом произнесла с грустью в голосе6
   - Нет, какой он негодяй! Ведь наверняка давал клятву Гиппократа, а?! И тебе необходимо съездить на консультацию к химиотерапевту.
   - Я и хочу это сделать, но мне нужно получить направление, а его мне может дать только онколог в райцентре.
   Иван Сергеевич записался на приём и только спустя четыре дня поехал в поликлинику райцентра. Каково же было его удивление, когда не успев открыть рот в кабинете онколога, как тут же услышал, как тот его стал отговаривать от намерения ехать на консультацию.
   Сначала Иван Сергеевич несколько опешил, но затем, понял, что Шнырёв и тут постарался, позвонив заранее и предупредив онколога, что явится тот пациент, который осмелился жаловаться на них в администрацию президента.
   Наглость Шнырёва вызвала бурю протеста у Ивана Сергеевича. А дома Вера Петровна ему категорически заявила. Что необходимо написать письмо в администрацию президента.
   - В первый раз они помогли - может быть помогут и в этот раз. Ты же отстаиваешь своё право на лечение, которое тебе государство гарантирует по закону. Они должны помочь тебе исправить положение. И нужно не стесняться, тем более, что у тебя снова стали ухудшаться все симптомы твоей болезни. - Так она убеждала своего супруга и Иван Сергеевич написал коротенькую записку с просьбой помочь разобраться в ситуации.
   А утром он, как говорят, ни с чем явился к Татьяне Николаевне. Но та вызвалась сама записать его на приём к химиотерапевту, а за назначением попросила прийти завтра.
   На следующий день Иван Сергеевич получил назначение, но на прием его записали ещё четырьмя днями позже. Получалось, что вместе с днём поездки, у него уже возникал перерыв около двадцати дней. Да ещё он не был уверен, что Шнырёв не позвонит и областному доктору. Кто знает - где у него друзья и знакомые? Так что настроение его было явно не соответствующее тому решительному действию, на которое он настраивал себя. А ему просто хотелось отстоять свои права. Ещё и поездка стоила на такси 8 тысяч - тоже его несколько охлаждала.
   Но дома Вера Петровна убедила его, что нужно дело довести до конца. Заодно мы и узнаем, как далеко распространяются связи Шнырёва.
  
  
   Знакомый таксист - Миша расстояние до областного центра преодолел за два часа с минутами, так что они прибыли к Онкоцентру почти на час раньше указанного в документе срока. Иван Сергеевич отметился в регистратуре и поднялся на второй этаж к кабинету Химиотерапевта. В холле ожидало около пятнадцати пациентов, но у него было направление на 10 часов 20минут. Оглядев присутствующих, он спросил:
   - Простите, у кого на десять ноль-ноль запись?
   - У нас живая очередь, - почти хором ответили ему присутствующие.
   - Как это живая очередь, а для чего же тогда существует запись по времени?
   Ему начали объяснять что-то невнятное, так как говорили сразу несколько человек.
   - Хорошо! Тогда я воспользуюсь своим правом проходить в подобных очередях без очереди, - сказал Иван Сергеевич и достал удостоверение "Жителя Блокадного Ленинграда". Его он протянул самой активно-возражавшей женщине и попросил прочесть, что в нём написано. А написано в нём было следующее:
   "Предъявитель настоящего удостоверения работал, жил в блокадном Ленинграде в период Великой Отечественной войны и в соответствии с Указом Президента Российской Федерации от 18 января 1994 года N 153, имеет право на социальные гарантии и льготы, предоставляемые участникам Великой Отечественной войны".
   Прочтя это дама только развела руками. И Иван Сергеевич вошёл первым из всех присутствующих, когда очередной пациент вышел из кабинета.
   Химиотерапевтом была молодая женщина, цветущая и отвечающая всем сибирским стандартам красоты. Придраться было б не к чему, - так подумал Иван Сергеевич, прежде, чем изложил суть вопроса, с которым пришёл к ней. Она спокойно выслушивала его, успевая, тем ни менее, отвечать на телефонные звонки. Но, поняв, в чём проблема, она спросила:
   - Были какие-то изменения в симптомах, когда он перестал принимать бикалутамид?
   - Иван Сергеевич ответил, что были и объяснил, какие.
   Женщина больше ни о чём не спрашивала, а, с заметной долей автоматизма, выписала новое назначение и документ о состоявшейся консультации. Быстро отпечатав его она скрепила стиплером обе бумаги и, подписав, передала секретарю, а затем сказала;
   - Сейчас она печати поставит и вам отдаст - можете быть свободны.
   Иван Сергеевич встал и, прощаясь, произнёс:
   - Вы удивительная женщина!
   Она удивлённо посмотрела на него, а он пояснил:
   - Понимаете, я засмотрелся на то, как вы работаете. Так работают только авиадиспетчера, не имея права на ошибку. Спасибо вам!
   - Пожалуйста!..
  
  
   Иван Сергеевич только мельком взглянул в текст назначения и понял, что справедливость восстановлена. Он был этим несказанно обрадован. И дело было не только в том, что ему восстановят курс лечения, но и тем, что, видимо, у Шнырёва на областных докторов влияния нет. Этим он обрадовал и Веру Петровну, которая неожиданно высказала мысль, что, может быть, и на этот раз его обращение в администрацию президента сделало своё положительное дело? Тогда нужно написать им снова и по благодарить за оказанное содействие в борьбе с самоуправством местной мафии.
   - Да-да, дорогой, они здесь уже становятся, как мафия - их же никто не проверяет, кроме своих же.
   И Иван Сергеевич на этой волне осознания попранной справедливости сел к компьютеру и написал в администрацию президента ещё одно письмо, более подробное:
   "Уважаемые сотрудники администрации президента! Уважаемый президент! Когда я в первый раз обратился к вам за помощью, и получил её - все мои проблемы были решены в три дня - я понял, что в существующей власти есть обратная связь, как диалектическая составляющая любой власти, если она хочет быть стабильной.
   Моё последнее обращение к вам, тоже, кстати, помогло - я, наконец, получил всё, что было предписано специалистами областного Онкоцентра - убедило меня в том, что в региональных отделениях страховой медицины стала формироваться мафиозная структура, в которой: "Один за всех и все за одного, - по принципу: "Ворон ворону глаз не выклюет". И это самое неприятное. В результате: хамство, грубость, непунктуальность, необязательность, - становятся нормой поведения от санитарки до врача. Это очень печально.
   Ведь меня инструктировали врачи в центре, что тот курс лечения, который предстоит пройти мне, очень серьёзный и относиться к нему нужно тоже серьёзно. Главное же: режим дня, распорядок приёма лекарств и недопущение никаких пауз. Но где там?! Под руководством доктора Шнырёва начался такой беспорядок, что я ни в один лечебный цикл не получил сразу все лекарства. Сейчас начался пятый цикл, но капельницу мне поставили 10 апреля, укол гезарулиновой кислоты сделали 23-го, а Бикалутамид я получил только сегодня - 30-го апреля. И то, благодаря вашему вмешательству, чтобы потом написать вам отписку, что всё было сделано правильно.
   С уважением к вам: Житель Блокадного Ленинграда - Силантьев Роман Николаевич".
   Это обращение было продиктовано больше тем обстоятельством, что от Шнырёва можно было ожидать всего, что может отрицательно повлиять на лечение. И так в приёме бикуламида возникла пауза почти в месяц продолжительностью.
   На следующий день он пошёл в больницу и предъявил новое назначение Татьяне Николаевне. Та сказала, что закажет этот препарат и, как только он поступит, позвонит Ивану Сергеевичу. И, казалось бы, разговор был исчерпан. Тем более, что Татьяна Николаевна держалась несколько суховато - от прежнего её обаяния не осталось и следа. Иван Сергеевич заметил это и спросил:
   - Скажите, Татьяна Николаевна, я вас чем-то обидел или сделал что-то не так? Прошлый раз вы меня просто порадовали своим обаянием и приветливостью, а сегодня вас словно подменили. Могу я узнать, в чём дело?
   - Нет-нет, вам просто показалось.
   - Понимаете, я в прошлом театрал и прекрасно умею читать по лицам всё, что происходит у человека внутри.
   Она, чуть качнув головой, ответила:
   - Говорить о неприятном лучше не стоит. Это я знаю по своему опыту.
   - А вот мой опыт мне говорит другое: всякое противоречие нужно разрешать, а не бегать от него, иначе оно может вырасти в очень большую неприятность.
   Сцепив пальцы рук и положив обе руки на стол, она, как бы собравшись с духом, сказала:
   - Ну, смотрите, вы сами напросились на этот неприятный разговор.
   - Я это обязательно учту.
   - Тут у нас состоялось коллективное обсуждение вопроса о ваших льготах, как "Жителя Блокадного Ленинграда", да ещё то, что они оказываются приравненными к льготам участников войны.
   - Понятно. Но на какой предмет?
   - Но, ведь, вы же тогда были совсем ребёнком, так что вы-то могли сделать для приближения победы? Вы сами-то, откровенно, как считаете?
   - У вас что, специально собрание было на эту тему?
   - Нет. Просто на пятиминутке об этом заговорили...
   - Шнырёв поднял этот вопрос?
   - Не важно. Но допустим...
   - Понятно. Теперь послушайте меня. Я с этим не в первый раз встречаюсь здесь и это меня только убедило в одном, что здесь, в далёкой Сибири, люди просто не знают, что такое житель Блокадного Ленинграда, и почему правительство выделило их в особую категорию людей, так или иначе, причастных к Великой Отечественной войне. А сделано это было по инициативе ленинградских врачей, которые столкнулись с целым явлением в области здоровья: если блокадник, то обязательно у него наблюдается целый букет различных заболеваний. Они его так и назвали между собой: "Блокадный букет".
   - Я даже не слышала о таком.
   - У вас же здесь своя медицинская школа, со своей практикой человеческих недугов, так что это в порядке вещей. Если бы судьба не привела нас сюда, я бы и проблем не имел. Мои сверстники в Ленинграде пользуются совсем бесплатно общественным транспортом, во всех лечебных учреждениях висит объявление, что эта категория людей, как и участники ВОВ, обслуживаются без очереди. Да-да, не улыбайтесь - там люди сами всё это пережили и знают, что такое "блокадник".
   - Но вы же сами, лично, намного моложе выглядите всех своих местных сверстников? Это же о чём-то говорит?
   - А я открою вам секрет. Я был очень болезненным мальчиком и все врачи говорили маме, что я доживу лет до 13-и и всё. Но вот, когда мне было лет десять, у нас сменился врач участковый, который, понаблюдав за мной, заявил однажды, что помочь себе смогу только я сам. "Для этого, - он сказал, - я должен не меньше двух часов в день заниматься физической нагрузкой - всё равно какой: ездить на велосипеде, играть с ребятами в футбол, дома всё делать и так далее. И только каждый день, без выходных и праздников. А, когда подрастёшь, то чтобы ни вина, ни папирос у меня и в руках не было".
   Татьяна Николаевна с интересом слушала и, воодушевлённый её вниманием, Иван Сергеевич продолжал.
   - И вы знаете, может быть не сразу, но постепенно я стал входить в норму и развиваться. К седьмому классу я догнал всех своих сверстников в классе по росту, а то был самым маленьким. Потом. когда поступил в техникум, стал ходить в спортивную секцию, да и дома ещё так сложилось, что старшие братья были: один в армии, другой работал, - а я у мамы был правой рукой. Принести дров, наносить бочку воды, все походы в магазин, - всё это было на мне. Правда, мне всё это нравилось делать, так как я помнил наставление доктора..., жаль, что я запомнил только его фамилию - Эльзев - он не совсем русский был, как у нас про него говорили. И, кстати, жизнь я прожил без вина и курева, так что тут секрет простой, и эту точку зрения я буду отстаивать, так как сам на себе всё это испытал.
   - Но у нас и сейчас рождаются такие дети, которые не доживают до 13-ти лет.
   - Это, конечно, факт, но причины у него несколько другие. Когда моя мама вынашивала меня, она получала рабочую карточку, так как работала телефонисткой на узле связи "Дороги Жизни". Но на карточку выдавали вдень только по 125 граммов чёрного хлеба. И виновата в этом была война и, как следствие - блокада. Когда мама забеременела, она была цветущей русской женщиной, вроде вас и весила 96 килограмм. А после родов в ней осталось 63. Она тридцать килограмм своих отдала мне и всё равно я родился очень слабым и болезненным. Вот по этой причине правительство и установило для блокадных детей льготы, но только на тот случай, если они заболевали чем-то серьёзным. Что, собственно, со мной и случилось. А до этого я и не тревожил никого и врачей старался избегать. Больше того, жизнь я прожил полноценную. Я прекрасно отслужил свою срочную службу. Потом. когда я был уже офицером запаса по образованию, а на советско-китайской границе начались беспорядки, я добровольцем поехал на Дальний Восток из Ленинграда, чтобы принять участие в укреплении обороны страны. Вот там у меня, во время учений, и случилось первое кровотечение, которое стало для меня первым звоночком. И дальше, у меня за спиной четыре операции, три кровотечения и теперь ещё и рак. Так как вы считаете, имею я отношение к Великой Отечественной войне?
  
  
   Домой Иван Сергеевич шёл сильно возмущённый тем, что ему приходилось оправдываться, да ещё перед кем - людьми, которые вообще не знают что такое война и что такое блокада. Да и Шнырёв у него вызывал возмущение, как враг, настоящий враг, если он опускается до подобных разговоров в своём коллективе, восстанавливая против Ивана Сергеевича весь медперсонал. Это было просто возмутительно. Недавно президент снял с должности губернатора города Керчи за неуважительное отношение к жительнице Блокадного Ленинграда. А тут, какой-то докторишка возомнил себя "боярином в своей вотчине". Ничего, нас ещё есть кому защитить, - так думал Иван Сергеевич, идя домой.
  

2020 год.

  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"