Аннотация: Рассказ на общественное обсуждение, часть вторая будет в зависимости от оценки части первой
СРГЕЙ БАБИЧ
ДОНСКОЙ КАЗАК
Часть 1
Тридцатилетний Михаил Сергеевич Низенков заслужено пользовался репутацией жесткого и требовательного руководителя.
Все на предприятии знали, что он потомок знаменитого донского казачьего рода. Он этого не только не скрывал, а, при случае, всячески любил подчеркнуть. - Плетей десять я бы тебе лично выписал за твою пьянку- любил он повторять нерадивым подчиненным. Рожденный в семье, где прадед и отец были станичными атаманами, на своем участке он добился железной дисциплины. Кривые его ноги, - наследство предков, предпочитающих верховую езду любым другим способам передвижения ни одну сотню лет, были отдельным предметом гордости несостоявшегося атамана,- на Колыме казачьих отрядов ещё не было. Из отпуска он привез старое, потертое знамя времен Гражданской Войны, на котором с трудом просматривался золотой двуглавый орёл и под ним две перекрещенные сабли. Золотые буквы внизу стёрлись, поэтому он объявил, что его прадед рубил головы врагам под этим знаменем. Каким врагам - он не уточнял. Знамя красовалось на видном месте в его кабинете. Под ним на гвоздях висели кожаная плеть и старинная булава, подаренные ему учтивыми подчиненными. За глаза, его почти сразу стали звать Казак. Еще, страстью его были анекдоты. Обладая фантастической памятью, он их тщательно отбирал и классифицировал. Весь примитив, включая женские анекдоты, хранились в дальних уголках памяти. Все остальные, на любую тему, готовы были к употреблению в любой нужный момент.
Дверь моего кабинета была постоянно открыта, а через неширокий коридор, располагалась приемная директора. Обычно, после обеда, у него собиралась компания его приятелей - главных и неглавных специалистов, и даже через обшитую с обеих сторон толстым утеплителем дверь, слышались громовые раскаты хохота.
Личность директора была поистине уникальна.
Это был образцовый баловень судьбы. Подобных везунчиков я в своей жизни более не встречал. Совершенно неприспособленный к какой бы то ни было работе, директором он был назначен благодаря жене, родной сестре генерального директора нашего объединения. Все прекрасно знали, что он был полностью задавлен не только пятой, но и всей ступней могущественной жены, с лицом вечно недовольной стареющей и полнеющей императрицы. Даже его фамилия - Подкопытов, отражала баланс семейного управления, который его абсолютно устраивал. Он был из элитной породы ширококостных крупных сибиряков. В отличие от жены, у него напрочь отсутствовал ген старения. В свои пятьдесят, на его чистом, чуть розоватом лице не было ни одной морщины. Зная его немало лет, я ни разу не видел, чтобы его лицо изобразило злость или даже намек на неё. Те мышцы мимики, которые у нас прекрасно развиты и сокращаются в нашем гневе, у него были абсолютно атрофированы.
Как-то нашим ушлым снабженцам удалось продать баржу нашего прекрасного угля в Японию. Взамен мы получили партию японских сейфов и офисных кресел. Самое лучшее, с высокой и очень гибкой спинкой, понятно, оказалось у директора. Он любил на нем полулежать и крутиться, отчего на побеленной зеленой охрой стене появилась длинная вытертая до белой известки полоса от его затылка. Врагов у него не было и не могло быть из-за его добрейшего нрава и не исчезающей лучезарной улыбки. Самое тяжелое и неприятное для него из служебных обязанностей, было отчитывание провинившихся подчиненных. Он изо всех сил старался казаться серьёзным, но, при этом, глаза старался спрятать, а лицо отвести в сторону и вниз.
Самое грубое, что у него получалось: Ну что ж ты так! Так же нельзя! И дальнейшее отчитывание перетекало в веселую беседу со смехом и ,нередко, анекдотом.
Однажды, на нашем корпоративе соседкой по столу у меня оказалась молоденькая телефонистка - диспетчер. Три полные рюмки водки, которые я ей исправно пополнял, развязали ей язык. Наташа недавно вновь разошлась с очередным мужем и закрутила тайный, служебный роман с моим приятелем - начальником горного участка. Она знала, что мне известно об их отношениях и это, вместе с водкой, раскрепостило её. После веселого тоста директора, она неожиданно призналась: А я Подкопытова видела голым! Я попросил её говорить тише и она, послушавшись, не без удовольствия, продолжила: Позвонила как-то, месяца четыре назад, его жена и потребовала его к телефону.
А он, со своими верными приятелями после работы парился в сауне, которую оборудовали ему в углу третьего этажа. Я осторожно приоткрыла дверь сауны и увидела его сбоку. Коридор был темным и меня не было видно. От увиденного, у меня сразу перехватило дыхание. Как рыба, я хватала воздух и наслаждалась божественным зрелищем. Ни жиринки в накачанном мускулистом теле. Пресс, как перевернутые мыльницы квадратиков, я видела только у культуристов в журналах. Мощные руки, стройные ноги..., какие ягодички.. Он вытирался пушистым небольшим полотенцем и как, специально, поворачивался, как на подиуме. В конце вытирания, он отвернулся от приятелей, к счастью, в мою сторону и стал вытирать своего богатыря. Тот немедленно отреагировал и хозяин стал его незаметно успокаивать, размахивая полотенцем, как обмахивают боксеров. У меня подкосились ноги и я удержалась за ручку двери.. У него твердое пятое место по размерам... Если бы не его приятели, я бы точно зашла...
От сладких воспоминаний она занервничала, руки её забегали по столу и она попросила налить ей еще водки. Надо же, его старуха сливки снимает! Ладно.. Ещё не вечер...
-А кто же на первом месте?- поинтересовался я, сбивая её со злой волны и используя не свойственную ей откровенность.
-А то ты не знаешь! Бутюгин с Напоровым! На третьем Миша Казак! Откуда ты знаешь?! Да ваши языки хуже, чем у баб! И баню еще никто не отменил!
В конце работы, обладатель почетного третьего места, после посещения директора, заглянул ко мне на чаек с порцией свежих анекдотов. Колыма погружалась в осень и кто-то из вернувшихся отпускников угодил начальнику порцией свежака. Один из них оказался шедевриком и у меня от смеха выступили слезы.
Миша предложил подвезти меня на своём служебном "Уазике", заинтриговав меня "таинственным рассказом".
Речь пошла о его тесте, который тоже был из казаков. Он долго болел какой-то загадочной болезнью. Врачи безуспешно ставили разные диагнозы, а честные из них просто разводили руками. Народная медицина, включая модную в то время, уринотерапию, результатов не давала. Тесть чах на глазах. Я видел его один раз, летом. Он с супругой, шёл под ручку, видимо, из кинотеатра. Я обязан его описать.
Росту он был много выше среднего и маленькая, худенькая жена была ему по пояс. Поразила меня его грудная клетка. Грудь неимоверно выдавалась вперед своими формами и это были не мышцы, он был жилист и сух. Сбоку грудь казалась квадратной, хотя и в плечах была сажень. Рубленное лицо было спокойно и мужественно. Немало женщин успокаивают своих бабочек в животе, оказавшихся рядом с таким богатырем. Через два года от богатыря едва осталась половина.
Жена его ни на секунду не сдавалась болезни мужу и была в постоянном поиске любого способа вылечить супруга. Кто-то из подруг посоветовали ей обратиться к знаменитому знахарю, который на счастье, жил всего в трех часах езды от родительского дома мужа.
Быстро оформив отпуск, супруги вылетели в деревню к его родителям, это недалеко от родины Шолохова. Уже на месте, утром, найдя доступный телефон в покосившейся деревенской почте, она звонила знахарю. Лекарь отказывал в приеме, ссылаясь на занятость и хворь. Не убеждали его ни денежные посулы ни их специальный прилет именно к нему. Тогда мишина тёща стала на колени и разрыдалась в трубку от отчаянья.
-Ладно,- послышалось в трубке,- встань с колен! Послезавтра в обед я его приму. Токо, пусть приезжает один.
Приехав на электричке на указанную станцию, тесть пешком добирался до нужной деревни, поскольку оба таксиста отказались ехать из-за отсутствия дороги. Дом лекаря оказался обычным рубленным пятистенком и то ли от старости, то ли от близко посаженного могучего грецкого ореха, стал косить от матеревших корней дерева.
Около калитки, на лавочке сидели две пожилые бабы в платочках и рядом с ними стояли еще две, помоложе.
Тесть, поздоровавшись, поинтересовался у женщин о хозяине. Одна из стоящих, не поворачиваясь, рукой указала в сторону хозяйского огорода,- Вон он, тяпает в огороде.
Подойдя к высокому сплошному забору, он, вдалике увидел согнутую мужскую фигуру. Белая густая шевелюра хозяина казалось не шевелилась в зеленом море цветущего картофеля. Больной, ухватившись за забор, неотрывно стал смотрел на его согнутую спину. Вскоре фигура медленно выпрямилась и повернулась на взгляд. Перевернув тяпку и опираясь на неё как на трость, старик медленно пошел на взгляд. Женщины, услышав шаги, бросились к калитке, образовав сплошной полукруг.
- Макарыч, прими,- запричитала одна из них в открывшуюся калитку. Старик сурово обвел взглядом женщин и тихо произнес,- не лечу счас я, сказано же було. Надоедать будете- совсем выгоню! Женщины покорно повернулись и молча пошли прочь.
-Тамара!- в спину одной из них сказал старик,- приходь через неделю, со своим, токо утром! Старик повернулся и спокойно начал рассматривать гостя. Усмехнувшись в седую бороду, он произнес:
-Так ты с Колымы прилетел! Ну, заходь, жених! По словам тестя, где-то, в середине сеанса, усталый лекарь опустился на лавку и произнес: Соблазнил девку, кабель! Аль причина была бросать? А, молчишь! Поделом тебе! Выпив пол ковша колодезной воды, Макарыч продолжил:
-Порча сделана тебе, сильная, на смерть! Еще пол года посох бы и закопали ! Неделю буду отходить из-за тебя, кабеля, ну ничо, живи!
Часа через четыре из калитки вышел двадцатилетний юноша, по его ощущениям. Тяжелый невидимый груз свалился с его плеч, и он улыбался, светился счастьем , ему хотелось петь, прыгать, куда-то бежать... Макарыч, провожая счастливого гостя, уселся на лавочку, где сидели женщины:
-Это ещё не всё! Разбегался! Сядь, послухай! Приедешь домой, выгони всех к родне или куда ещё. Ночуй один! Ставни на окнах в хате есть? Во! Закрой их и дверь хорошенько запри! Вечером она прийдет! Не слухай её и не впущай ни в коем разе! На следующий день, уезжайте, от греха подальше!
Счастливый тесть благодарно жал руки старика, попытался его обнять, но был остановлен : Ну, ну, угомонись!. Расплатившись и попрощавшись, он повернулся бежать на станцию.
-Стой! Разогнался! Последнее: Ни с кем в дороге не разговаривай и никому ничего не давай! Понял?!
-Да, да, Макарыч,- заверил тесть и пожелав лекарю здоровья, понесся обратно.
Возвращаясь по знакомой дороге, он услышал шум вековых сосен, качающихся от ветра, увидел сине-желтые цветочные ковры по обеим сторонам пыльной дороги. От весёлого птичьего гама и жужания шныряющих пчел и шмелей ему хотелось остановиться и закричать, но какая-то горчинка в душе отрезвляла его и холодила душу.
Его первая юношеская любовь, Люся, высокая, с прекрасной, уже сложившейся не по годам, фигурой, была по уши в него влюблена. Он не отказался от соблазнов свалившейся ему власти и, очень скоро, у них завязался взрослый роман. Её мать, вскоре поняла, что творится с дочерью. Запреты на вечерние гуляния на неё не подействовали, они стали встречаться днем. Через пол-года мать махнула рукой, мол, будь что будет, встречайтесь. Только сердце её ныло и подсказывало, что добром это не кончится.
Вспомнился ему ещё случай, за месяц до их расставания,- его призывали в армию. Он несся на своем мотоцикле и от холодного весеннего ветра в лицо, впервые в жизни он познал всю прелесть первой зубной боли. Глаз с больной стороны закрылся, ладонью от холодного ветра он закрывал щёку и, развернувшись, тихонько поехал домой. Проезжая мимо люсиного дома, он увидел её с матерью, сидящих на лавочке. Она вскочила, радостно замахала руками и он повернул к ним. Остановившись, голову он положил на руль мотоцикла и промычал подбежавшей девушке: зуб! Люся требовательно посмотрела на мать. Та молча встала и пошла в дом. Вернулась она с большим кухонным ножом.
-Подыми голову!- приказала она "зятю". Рукой она убрала его ладонь с больной щеки и плашмя прислонила нож к лицу.
-Не шевелись,- вновь приказала она и начала тихо что-то шептать. Через мгновение она отдернула нож и у "зятя" моментально исчезла боль. Он открыл глаза и рот, повернулся и испуганно посмотрел на женщину. Всё еще не веря в чудесное исцеление, он подвигал челюстью и пальцем осторожно придавил через щёку больное место.
-Спасибо!- пролепетал Григорий.
-Сочтемся, обращайся, ежели чо. Ты только не дуркуй, Григорий, пожалуйста! И повернувшись, пошла во двор, оставляя их наедине..
..И, уже подходя к вокзалу, а в глазах все еще стояло суровое лицо несостоявшейся тещи с ножом в руке и ее слова:..."не дуркуй, Григорий!".
Злость на неё переодически вспыхивала и тут же растворялась в переполненной душевной радости. Он бубнил себе: двадцать два года прошло и на тебе, вспомнила... А может с Люсей что случилось?
Купив билет, он уселся недалеко от кассы на лавку напротив входа в вокзал и начал рассматривать людей, ожидавших электричку. Они сидели на лавках по периметру здания у стен и окон. Их было не больше пятнадцати, включая бегающих детей.
Вошедший человек сразу обратил на себя внимание. Все сидящие повернули головы в его сторону. Высокий мужчина, лет сорока, был одет во всё черное. Несмотря на жару, на нем был длинный, почти до пола, хромовый плащ, застегнутый на все пуговицы и широкополая кожанная шляпа. Он был смугл лицом и чисто выбрит. Остановившись сразу у двери, он медленно, поворачивая голову, начал рассматривать всех сидящих слева направо. Пройдя взглядом всех, он спокойно и уверенно направился к Григорию.
-У меня сейчас украли портмане со всеми деньгами и документами. Я вас прошу помочь мне. Займите мне пять рублей доехать до Ростова, а я вам сразу вышлю, адрес напишите.
Нужно знать психологию человека, который прожил на Севере хотя бы год. Люди, приезжающие заработать на Колыму, в подавляющей массе своей сребролюбивые. Но, оказавшись на вечной мерзлоте, они начинают, каким-то таинственным и чудесным образом, меняться. Нет, они не отказываются от своих планов и целей. Но их жизнь приобретает истинно человеческие оттенки. Доброта и помощь становятся обыденными и естественными. Поднятая рука на трассе останавливает Камаз не хуже жезла. И не дай Бог попытаешься расплатиться с водителем деньгами,- рискуешь быть обматеренным! Бутылка водки, как плата, в крайнем случае, если едешь далеко...
...Тесть вытащил из кармана "трёшку" и, отдав её незнакомцу, сказал: Два рубля дострелишь у народа.
Незнакомец, кивком поблагодарив, развернулся, и, ни к кому больше не обращаясь, вышел из вокзала. Как только за ним захлопнулась большая дверь, сознание тестя, как молния, пронзила страшная мысль,- никому ничего не давать! Холодный пот прошиб Григория и моментально что-то невидимое придавило его к лавке. Ушла электричка, вокзал опустел. Он не мог ни встать, ни пошевелить рукой. Как каменный, он сидел и тупо смотрел на дверь.
Через какое-то время к нему подошла женщина с ведром и шваброй.
-Вам плохо? Скорую вызвать?
-Не надо скорую,- тихо проговорил тесть,- позовите таксиста.
Зашел здоровенный лысый детина и за сочуствие и тройной тариф он дотащил, а затем, матерясь на каждой яме, довез больного к Макарычу.
Старик уложил его спать и рано утром поднял. Тестю чуть полегчало после сна и он, в подробностях, рассказал о мужике в черном.
Макарыч, выслушав, долго бурчал, размахивал руками. Наконец, сел напротив Григория.
-Ты хоть знаешь, кто это был, а? Чучело ты бестолковое! Хорошо, хоть трешку дал. Дал бы пятёрку,- не сидел бы у меня!
-Да кто это был?- выдавил из себя молчавший и смиренно выслушивающий оплеухи Макарыча тесть.
-Смерть за тобой приходила! Думал это сказки! Своими очами увидел?!
Теперь на лечение ушло два дня. На Макарыча страшно было смотреть. Он только повторял: ничо, ничо, отклыгаю...
Тестю вновь стало легче, но той, недавней радости в душе уже не было. Как разведчик, тихо, не привлекая внимания, он благополучно, к вечеру, добрался к родительскому дому. Не объясняя причины, родителей и жену он отвез к сестре. Вернувшись, закрыл ставни, запер двери и стал ждать гостью. Телевизор и свет он не включал. Заснуть у него не получалось.
В конце сумерек в дверь дома постучали. Сердце у него запульсировало так, что отдавалось не только в ушах, но и во всём теле. Он неподвижно сидел на кровати, сжимая в руках дедовский костыль. Дышать он стал ртом, как ему казалось, так тише, поскольку стук периодически прекращался и там, за дверью, прислушивались.
Стук в дверь, как ему казалось, продолжался пол часа.
-Гриша, открой! Я знаю, ты дома! Еще пол часа уже криков и стука в каждое окно . Следующий час был ещё страшнее. В темноте гостья нашла полено и начала выбивать им дверь. Слышны были проклятия и бессвязная громкая ругань. За дверью настала очередь ставень. На счастье, окна были высоки от земли и удары полена приходились на низ ставень. Но одно окошко в кладовку распологалось ниже и гостье удалось выбить доску из ставни. Посыпалось разбитое стекло.
-Полезет в окно,- убью костылем,- стоя у двери кладовой подумал тесть.
Но разбитое окно отрезвило женщину, да и силы у нее были на исходе. Она села на крыльцо дома и заголосила. И ещё через пол часа установилась звенящая тишина.
К обеду тесть с тёщей уже подъезжали к Ростову.
-Так выздоровел мой тесть! Сейчас, правда, опять болеет, уже месяц, но чем-то другим.
Мы уже давно приехали и Миша, не выходя из-за руля закончил "таинсвенную историю".
-Ты у меня ни разу не был. Зайдем, ужин подогрет,-пригласил он.
То, что я увидел дальше, потрясло меня посильнее истории с тестем!