Семиклассника Фисташкина, который начал делать на башке "ирокеза" и залачивать его материным лаком, проперли заниматься музыкой. Купили за тыщу долларов японскую флейту, сказали: "Нехрен балбесничать", - и втолкнули в парадную детской музыкальной школы, смотревшую аккурат на "Кресты".
Фисташкин повыпендривался и смирился.
Через полгода он уже наяривал вальс Шостаковича и еще две пьески, названия которых замотанная бабушка Фисташкина так и не запомнила.
После праздников по квартире пронесся гул умиления: "Нашего взяли в оркестр! Сама Елена Санна звонила! Взяли, взяли!"
- Да? - удивленно пробормотал полуслепой, полуглухой дед Фисташкина, напряженно щурясь и вглядываясь в угол, где только что мельтешил верткий внучек. - Он и играть-то не умеет.
- Папа, вечно вы! - раздраженно повела плечами мама оркестранта. - Как чужие - так молодцы, как свой - так обязательно "не умеет".
- Сыграй, сыночка, - сказал, сытно поужинав, папа Фисташкина - "маёр" в отставке Иванушка, вернувшийся с вечерней прогулки с хозяйской собачкой Чуней, которая благополучно покакала на молодую щетинистую травку и была сдана на руки жене местного олигарха Маргарите.
Младший Фисташкин понуро протопал в комнату, достал из футляра инструмент...
- Ты погромче, - попросил дед, прилаживая к уху сделанную совочком ладошку.
- Херовый инструмент, - буркнул разобиженный дед. - Его и в оркестрах-то не видно.
- Ну, вообще!..
Иванушка сделал знак. Флейта запела.
- Ишь, ты, - умиротворенно сказала бабушка Фисташкина, закрыв глаза. - А что такое: я как такую музыку слышу, сразу засыпаю?..
- С непривычки, мама.
- Че, все, что ли? - спросил молодым басом младший Фисташкин, расправившись с Шостаковичем.
- Вторую давай! Как её?..
- Фигли вторую? - заупрямился Фисташкин.
- Молодец, сыночка, - Иванушка почесал коленку. - Вытурят папу с работы, будем в электричках подрабатывать. Кепка у меня есть...
- Мою возьмите! - оживился дед, у которого был шестидесятый размер головы. Бабушка часто ворчала: "Весь-то ведь, как шар".
- Ну, дурдом!..
Мама Фисташкина расстроилась:
- Его вон бесплатным билетом наградили. В филармонию. А вы говорите: "Плохо играет!"
- Кто говорит, плохо?
- Хорошо, хорошо! - дружно загалдело семейство.
- На два лица.
- Я пойду! - вызвалась любившая "мероприятия" бабушка.
Фисташкин надел костюм, красный галстук, купленный мамой по каталогу Отто, взбил небольшого "ирокезика" и отправился с бабушкой на концерт.
- Гляди-ка, вход-то от Пушкина, - обернулась на поэта Марь Петровна.
- Подумаешь, - хмыкнул Фисташкин, толкнув плечом дверь в Большой зал филармонии. Александр Сергеевич показал ему кулак и быстренько принял всем известную позу: "Друзья мои, прекрасен наш союз!" - Нифигасе...
- Еще раз услышу! - зашипела бабушка. - Уж хоть на людях веди себя прилично. Какой у нас ряд?
- Седьмой. Вон там, ба.
- Уфф, хоть ногам место...
Бабушка вздохнула, поставила на колени сумку:
- Слава те, Господи...
Зал постепенно заполнялся. Фисташкин разглядывал потолок, прикидывая, на кого свалятся люстры, если вдарить по кумполу, и напевал про себя: "Панки хой, победа наша"...
- Ой! Миша! - громко обрадовалась пухленькая скрипачка-оркестрантка, с которой Фисташкин разучивал партию, и которая тоже получила билет и теперь усаживалась в соседнем ряду. Полная мама оркестрантки приятно улыбнулась ему и бабушке.
- Дура толстая, - неожиданно звонко сказал Фисташкин и, побагровев, уполз под кресла.
- Позор, - горько прошептала Марь Петровна.
Занавес взвился, и лохматый дирижер нервно взмахнул палочкой: "Та-та-та-там..."