Синицын Олег Геннадьевич : другие произведения.

Спецхранилище, главы 1-7

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 6.23*11  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Уволенный из рядов Вооруженных Сил за пьянство капитан Стремнин понятия не имел, что в спецхранилище, начальником охраны которого он стал, находится внеземной артефакт невероятной силы. И этот артефакт вдруг потребовался пришельцам, чтобы подчинить себе Землю. Тихая охрана ничем не примечательного объекта оборачивается грандиозным противостоянием одного человека и цивилизации инопланетных захватчиков.
[]
  Олег Синицын
  СПЕЦХРАНИЛИЩЕ
  Фантастический роман
  
  Глава 1
  Заброшенный объект
  
  Сдававший дела майор Фомин, бывший ракетчик, остановился перед входом в бункер и, хитро сощурившись, спросил, верю ли я во внеземной разум? Я ответил, что так же самозабвенно, как в обещания правительства улучшить народу жизнь. Светило солнышко, в траве стрекотали кузнечики, за рекой темнел лес, который простирается, как мне сказали, на десятки километров. Сутулящийся, с натруженными крестьянскими руками, в черной куртке с надписью 'ОХРАНА', майор усмехнулся ответу (он вообще посмеивался после каждой фразы), снял навесной замок и отворил массивную гермодверь, ведущую в бетонное подземелье. Изнутри дохнуло холодом, большим, чем летом из обычного подвала. Там же внутри спустя двадцать минут мои представления в корне переменились.
  Не о правительстве, конечно.
  Должность начальника спецхранилища одного московского института - единственное, что я сумел найти после демобилизации из рядов Вооруженных Сил, где служил в должности командира мотострелковой роты. Впрочем, 'демобилизация' был щадящий термин, используемый мною в основном для жены. На самом деле я загремел из армии. Так загремел, что грохот прокатился по всей Ярославской области.
   Эту работу мне предложили в охранном предприятии 'Вымпел'. Директор ярославского отделения Гаджиев, большой квадратный дагестанец, едва умещающийся в кресле, внимательно выслушал мое резюме, потом поднял телефонную трубку и минут за пятнадцать по каким-то своим каналам получил дополнительную информацию гораздо большую, чем мне бы того хотелось. Почесав волосатыми пальцами бритую голову, он сказал, что у него есть работенка для такого, как я. Сразу предупредил, что она не ахти какая, что зарплата скромная, а условия жизни далеки от городских, но с моей ударной биографией на лучшее рассчитывать не приходится.
  - Отработаешь год-два без сбоев, - пообещал он, - заберу в город, в структуру охраны банка. Это предложение считай испытательным сроком. Либо соглашайся, либо сразу вали отсюда.
  Я думал ровно минуту, в течение которой вспоминал многочисленные отказы в других конторах, свои многочисленные долги, Настюху, которой вот уже два месяца не могу купить жалкую шоколадку - а моя дочь любит шоколадки!
  Ерзая на краешке стула, я попытался улыбнуться как можно шире.
  - Буду рад получить эту должность.
  - Ну конечно! - скривился Гаджиев. - Поселок дыра, работа тупая. Стеречь хранилище посреди поля. Раньше там стояла войсковая часть, но пять лет назад ее расформировали. Немногочисленные сооружения передали Институту, потому что в его ведении находится бункер на территории части. С Институтом у нас договор на охрану его отделений по всей России, поэтому на хранилище приходится держать штат. Твоя задача охранять объект, поддерживать сторожевую инфраструктуру и не позволять деградировать подчиненным. Их набрали из местных, так дешевле, да и с жильем нет проблем. Народец разношерстный, с гонором.
  Он покопался в ящике стола, после чего хлопнул обшарпанную столешницу бледно-зеленый бланк. Взглянув на шапку, я немало удивился. Это оказалась подписка о неразглашении. В случае нарушения условий подписки мне грозила не только уголовная статья, но и приличная сумма денежного штрафа, которую, учитывая мои нищенские заработки, пришлось бы выплачивать внукам, если Настя нас когда-нибудь осчастливит.
  - Это не моя прихоть, - угрюмо пробубнил Гаджиев, пока я заполнял пустые строки. - Институт требует. Откуда секретность, тебе Фомин объяснит, это нынешний начальник охраны. Он, кстати, свое отработал, поэтому забираю его сюда. А ты на его место.
  Спецхранилище Института, восемь гектаров луга с постройками, обнесенных колючей проволокой, размещалось в чистом поле на берегу небольшой реки в шести километрах от поселка Коровьино. На территории располагались полуразвалившиеся солдатские казармы, склад ГСМ под навесом, штабеля трухлявых ящиков с устаревшим оборудованием, два вросших в землю полуразобранных ЗИЛа, охранная вышка, плац, спортивный городок, а также другие мелочи, свойственные воинским частям. Относительно свежей выглядела караулка, одноэтажный некрашеный домик из бруса, оборудованный чугунной печью - в ней обитали во время караула мои будущие подчиненные. Но главной достопримечательностью, несомненно, здесь являлся подземный бетонный бункер, расположенный в глубине территории, я бы сказал, в самом ее сердце. В него-то мы и спускались с майором Фоминым по крутым пыльным ступеням.
  - Ключ от бункера будет только у тебя, - объяснял он, покачивая на пальце связкой с ключами. - У караульных нет допуска, незачем им. Для страховки я еще пломбирую внешнюю дверь, чтобы соблазна не было ключ подобрать. А то поначалу находились мастера. Пломба здесь же, на связке.
  Я кивнул, оглядывая арки сводчатого потолока.
  - Один приехал? - спросил Фомин.
  - Пока да. Жена с дочкой у тещи остались. Но как обустроюсь, перевезу их сюда.
  - Жена не будет возражать?
  - В смысле?
  - Ну, сменить город на поселок.
  - Моя жена чуткий и понимающий человек. Она поддерживает меня во всех начинаниях.
  Я всем так отвечаю. Кому какая разница, какие у меня отношения с женой?
  - Им здесь понравится, у нас хорошо, - простодушно ответил капитан. - Скоро земляника созреет, потом грибы высыплют. Если ружьишко имеешь, можно и поохотиться.
  Ступени закончились небольшой площадкой перед гермодверью со штурвалом. Она была гораздо тоньше бронированной дуры, что стояла на входе в бункер. Фомин не стал крутить штурвал, запор оказался не заперт, а потянул за него. Гермодверь легко отворилась. В лицо дохнуло теперь уже отчетливым холодом.
  После июньского пекла оказаться в прохладном бункере было так же приятно, как в кондиционированном офисе. Я подумал, что мог бы иногда спасаться здесь от жары. Это, конечно, идет в разрез с предписаниями должностной инструкции, но раньше меня не останавливало даже нарушение устава.
  Мы оказались в коридоре, прорубленном в бетоне. Над головой нависали угрюмые тяжеленные перекрытия, неоштукатуренные стены до моего плеча покрывал тонкий слой коричневой краски. Кое-где под самым потолком чернели большие круглые дыры вентиляционных отверстий. Справа и слева из проемов выглядывали штурвалы гермодверей. Всего их было четыре, по две с каждой стороны. В дальнем конце коридора виднелись обычные деревянные двери, а также перила лестницы, ведущей, по всей видимости, на второй подземный ярус. Перед лестницей на стене белой краской было выведено: 'Вход без средств защиты дыхания строго воспрещен!'
  Из-под пола раздавалось мерное гудение чего-то могучего.
  - Раз в три месяца сюда приезжают академики из Института. - 'Академики' Фомин произнес с насмешкой. Вероятнее всего имелись в виду не настоящие академики, а кто-то попроще. Солдаты от скуки любят придумывать прозвища. - Накануне приезда они звонят на мобильный. Я встречаю их на КПП, осуществляю допуск в бункер, показываю, что все объекты находятся на своих местах. Потом мы расписываемся в журнале, что я сдал, а они, дескать, приняли. Когда они заканчивают работу, я назад принимаю все объекты спецхранилища. Увозить они ничего не имеют права, только по специальной бумаге, согласованной с нашим директором.
  - Гаджиевым?
  - С ним. Но на моей памяти никто ничего не увозил. Академики здесь вообще подолгу не задерживаются. Дольше одного дня я их не видел. Им здесь не интересно. Рутина.
  Мы остановились перед гермодверью с циферкой '1'. Фомин достал откуда-то журнал в чумазых обложках, раскрыл его. На первом листе мелькнул вклеенный перечень с несколькими росписями и расплывшейся синей печатью.
  - Значит, в комнате номер один у нас хранится объект под инвентарным номером ноль-ноль-один.
  - Человек, расставлявший номера, большой оригинал.
  Фомин с интересом посмотрел на меня и затрясся от своего уже опостылевшего смеха, похожего на икание. Под эти странные звуки мы и вошли в комнату.
  Посреди голых бетонных стен, разбавленных лишь люминесцентными лампами и архаичными розетками с заземляющей жилой, устроился обыкновенный стол, какие выпускали годах в восьмидесятых прошлого века. На столе, на подложке из зеленого сукна, покоился обыкновенный камень... Точнее, поначалу она показался мне камнем, темным бугристым осколком горной породы, которыми укрепляют железнодорожные насыпи. Щебнем. Когда мы приблизились, стало ясно, что о щебне речь не идет. Темный камень имел форму правильной пирамидки. Все четыре грани были одинаковыми и ровными, ближе к основанию объект ноль-ноль-один опоясывал узкий паз. На каждой из четырех граней темнела то ли нарисованная, то ли выжженная иероглифическая буква.
  - Вот он, наш первый объект, - объявил Фомин, заглядывая в журнал. - В наличии.
  Хоть убейте меня, я не понимал, почему эта побрякушка хранится здесь, а не в музее японского искусства. На кой ляд было прятать ее в подземном бункере, окруженном колючей проволокой, находящимся под охраной путь не морских пехотинцев, но людей тоже не с пустыми руками.
  - Для чего она?
  Фомин неопределенно пожал плечами.
  - Про эту фигнюшку ничего не могу сказать. Да и про остальные знаю не намного больше. Мне только известно, откуда они появились. А для чего нужны - этим вопросом занимались академики. Хотя сейчас уже не занимаются, только вид делают.
  Он говорил это так, словно считал свои объяснения исчерпывающими..
  - Хорошо. Показывай, что там дальше, - нетерпеливо сказал я.
  В следующей комнате, как две капли воды похожей на первую, на зеленом сукне хранились осколки граненного мутноватого стекла. Инвентарные номера: 002, 003, 004. На вид еще менее полезные, чем камень из первой комнаты. Какого лешего их здесь держат? Валяйся они на обочине дороги, прошел бы мимо.
  В комнате под циферкой '3' находилось несколько бесформенных металлических обломков. На самый крупный из них можно было сесть, как на велосипед.
  - Я так понимаю, что кому-то просто негде складировать металлолом.
  - Давай, давай. Я тоже так поначалу зубоскалил, когда принимал это добро... Дальше идем?
  - Погоди, капитан. Потрогать можно?
  - Отчего ж нельзя, потрогай.
  Среди четырех гнутых железок, имеющих инвентарные номера от 012 по 015, я выбрал средненьких размеров брусок с обломанным концом. Судя по толщине и массивности я бы сказал, что в нем не меньше пары килограммов веса. Но стоило взять его в руку, как от моих прикидочных оценок остался пшик. Брусок оказался необычайно легким, легче алюминия, хотя судя по твердости и блеску скорее напоминал легированные стали.
  Фомин глядел на меня с хитрым прищуром.
  - Ну как?
  - Странная штуковина, - задумчиво пробормотал я.
  - Главное, что лежит на своем месте. Двигаем дальше.
  За четвертой гермодверью я ожидал увидеть обломки из нового материала, скажем, пластмассы. Но ничего подобного. Симметрия размещения оказалось варварски нарушена, и вместо ожидаемых камушков, стеклышек или железок передо мной предстали два заурядных баллона высокого давления, установленные на сварной конструкции. Баллоны были самые обыкновенные, такие используют в аквалангах. Манометр одного показывал давление 1,5 атмосферы, другого - 1,2.
  Для логического вывода мне потребовалось секунды три.
  - Я так понимаю, что самое важное находится внутри этих баллонов.
  - Правильно понимаешь.
  - Ладно, майор, колись, что все это такое?
  Майор-ракетчик поскреб неровно торчащую щетину на подбородке, облизал губы и произнес:
  - Это обломки летательного аппарата. Металлические фиговины - элементы корпуса. Стеклышки - устройство управления. В баллонах - воздушная среда. Пирамидка... она тоже для чего-то нужна.
  Я, признаться, в армии не зеленый новобранец. Всякую технику повидал, в том числе самую современную, последних разработок. Но я впервые слышал, чтобы устройства управления состояли из стеклышек, похожих на мутные кусочки льда.
  - Его сбили в 1986-ом, на границе Ярославской и Ивановской областей, - продолжал Фомин. - Основную часть увезли в Москву, в секретную лабораторию во Внуково-2. Мелкие детали изучали здесь. Говорят, лет пять измеряли, взвешивали, определяли химический состав. А потом то ли все измерили, то ли интерес пропал. Теперь дай бог, чтобы раз в три месяца появились. Никому это барахло больше не требуется.
  Я продолжал смотреть на него непонимающе, и Фомин продолжил с усмешкой:
  - НЛО это, землячок! Неопознанный летающий объект. Точнее то, что от него осталось. Я слышал, много таких спецхранов по стране разбросано. Где-то это склады воинских частей, где-то ангары на аэродромах, а где-то бункеры, как у нас... В семидесятых-восьмидесятых годах прошлого века Министерство обороны и Академия наук активно собирали рапорты о появлении тарелочек, а если повезет - сбивали их. Сбивали и изучали. Только сейчас все это забросили, я ж говорю, никому не нужно. Правда секретность не сняли, за этим ФСБ строго следит. Вот и приходится охранять по старой привычке.
  Признаюсь, я не поверил. Не было в этих железках и стекляшках ничего такого, что заставило бы поверить. Просто какой-то дядя, сидящий в высоком кресле, очень хочет думать, будто этот мусор является обломками НЛО. По его приказу их засунули в бункер, приставили охрану. Ради соблюдения приличий в бункер периодически засылают 'академиков', как их называет майор-ракетчик.
  Меня разобрал смех.
  Фомин серьезно поглядел на меня. Он мог подумать, что я его передразниваю, но, клянусь, ничего такого я не имел в виду. Это была истеричная реакция.
  - Оно и верно, - примирительно сказал майор, - не сразу поверишь. На это время надо. Что ж, пошли дальше.
  Мы покинули комнату и направились к лестнице, возле которой грозная надпись запрещала вход без средств защиты дыхания. Под надписью на гвоздике висели четыре респиратора. Фомин снял два: один дал мне, второй надел себе на лицо. После этого двинулся вниз по лестнице навстречу поднимающемуся холоду. Стараясь не отстать, я поспешил следом, натягивая респиратор на ходу. Смех все не унимался, поэтому, спускаясь за майором, из-под моей маски раздавалось сдавленное хрюканье. Впрочем, хрюкать пришлось недолго. То, что я увидел двумя пролетами ниже, начисто отшибло желание посмеяться. Вместо этого дико захотелось выпить, немного, граммчиков сто, только чтобы поставить на место сдвинутые мозги.
  На нижнем ярусе путь нам преградила огромная дверь, судя по всему, морозильной камеры. Вот что урчало под ногами! Прежде чем Фомин распахнул ее, подсознательно я уже знал, что увижу внутри, хотя продолжал не верить.
  Мы вошли в железную, покрытую инеем комнату. Посреди нее на хирургическом столе лежало белое бескровное тело. У тела не хватало левой руки, видимо оторванной: из-под асбестовой кожи плеча торчали мышцы и сухожилия. Правая рука, вытянутая вдоль туловища, заканчивалась четырьмя тонкими пальцами. Ноги худые, журавлиные, одна согнута под неестественным углом. Голова в верхней части черепа была крупной, нижняя челюсть, наоборот, узкой. Грудную клетку вспарывал Y-образный шрам, оставленный аутопсией, края шрама соединяли аккуратные стяжки.
  Я оглядывал последний объект спецхрана с некоторого расстояния. В голове крутилось: 'Этого не может быть! Не может быть!' Подойти к хирургическому столу вплотную, как это сделал Фомин, желания не возникло в принципе. Единственное только, что хотелось выяснить: есть ли у него что-нибудь на месте пениса? Я перевел взгляд на низ живота. Ничего особенного там не было, безволосый лобок. На теле вообще не росло ни волоса.
  - Этот последний, - прогудел Фомин из-под респиратора. - Инвентарный номер ноль-ноль-семь. Наш Джеймс Бонд. В списках значится как человек с многочисленными врожденными уродствами. Но ты не обманывайся, это название для любопытных. Помни о том, что я говорил наверху.
  Глазницы гуманоида были огромными. Из-под кожистой пленки полуприкрытых век виднелись остекленевшие белки. Именно при виде огромных глазниц мои представления в корне переменились. Когда тебе показывают тело, и ты уверен, что ни одно уродство, ни одна мутация не может привести к подобным деформациям плоти - представления в корне, знаете ли, меняются.
  Майор Фомин прошелся возле стола с невозмутимым видом. В морозильной камере он чувствовал себя непринужденно, словно спустился в подполье набрать картошки. Меня же начало мутить. Я старался не подавать виду (смеяться давно перестал), но ситуация могла закончиться блевотиной в респираторе.
  Признаться, я многое повидал на своем веку и не терял хладнокровия в самых критических ситуациях. Но при виде нечеловеческого существа на хирургическом столе моя физиология почувствовала себя крайне неуютно. От приплюснутых замороженных останков тянуло непонятной жутью, я не мог объяснить своего чувства. Гуманоид был мертв больше двадцати лет, его грудная клетка вскрыта патологоанатомом, а внутренности, вероятно, вытащены, погружены в формалин и хранятся где-то отдельно в баночках, но в то же время от него разило чем-то ненормальным и чужим. Находиться рядом с этим было выше человеческих сил. По крайней мере, моих.
  - Почему об этом молчат? - выдавил я сквозь зубы.
  - Отчего ж молчат? Некоторые газеты много об этом пишут. Только никто не верит... - Фомин взглянул на меня. - Ты живой ли, Валера?
  Под ручку он вывел меня из бетонных подземелий на свежий воздух. Я опустился на травку, подставив лицо мягкому ветру, наполненному запахами сена и речной прохлады. Пока я приходил в себя, Фомин запер внешнюю гермодверь на навесной замок, оставил оттиск пломбы на лепехе из пластилина, фиксирующей конец кордовой нити. Потом подошел ко мне, на ходу свинчивая пробку с фляги. К полевым запахам добавился новый, остро пахнущий ингредиент.
  Заскорузлые пальцы майора поднесли к моему лицу наполненную до краев винтовую пробку. Мне очень хотелось взять ее у майора-ракетчика, но я покачал головой:
  - Спасибо, не надо.
  - Что так! - удивился Фомин.
  - Не пью.
  - В завязке, что ли?
  Я предпочел не отвечать.
  Фомин без стеснения оприходовал предложенную порцию. Крепко навинтил пробку на флягу.
  - Ты молоток, хорошо перенес. А я прямо в маску блеванул, когда Захарыч, мой предшественник, показывал объекты в первый раз. Но потом ничего, привык. И ты привыкнешь.
  - Значит, это мне охранять? Гребаные обломки НЛО и Джеймса Бонда?
  - Там в кладовках на первом ярусе еще барахло разное. Электронные приборы для лабораторных исследований, средства радиационной защиты, кой-какое обмундирование...
  - Не будем смотреть. Я тебе верю.
  - Ну тогда тебе это и охранять, да.
  Фомин опустился рядом со мной на траву. Некоторое время мы просто сидели, глядя на реку сквозь ряды колючей проволоки.
  - Работка не блеск, но привыкаешь, - сказал он со вздохом. - Знаешь, что хуже всего? Рассказать никому нельзя. Хотя под водку и в хорошей компании очень хочется. Охраняй периметр - и все будет нормально. Сюда не лазают, знают, что у охраны карабин имеется. Единственные, кто слов не понимают, это зайцы - самые злостные нарушители, вот... Кроме академиков иногда с проверкой появляются из нашего 'Вымпела', но это совсем редко. На моей памяти только два раза и было.
  Он все это рассказывал, а я слушал его одним ухом, не в силах поверить, что еще десять минут назад был счастливым человеком, не ведавшим того, что скрывает бункер. Теперь меня лишили уверенности, спокойствия, нормального сна, а также других прелестей, свойственных человеку, с которого не брали подписку о неразглашении.
  - Возникнут проблемы с вентиляцией, звони в Институт, чтобы присылали людей для ремонта. - Он вручил мне обшарпанный мобильник 'нокиа'. - Это рабочий телефон. Там в памяти забито несколько полезных номеров... Если электричество отключится, сперва запусти дизельный генератор, чтобы холодильная установка не встала, а после звони на Коровьинскую подстанцию и матюгайся, чтобы немедленно дали электричество. Будут резину тянуть, угрожай, что позвонишь в ФСБ, они этого боятся. По поводу остального в инструкциях расписано, почитаешь.
  - Типа, где здесь заросли клюквы и когда собирать грибы?
  Фомин опять затрясся от смеха.
  - Слава богу, в себя пришел, - сказал он, хлопнув меня по плечу.
  - Да я и не уходил.
  Когда мы возвращались через плац к караулке, Фомин неожиданно посерьезнел, вспомнив о чем-то.
  - Забыл рассказать кое-чего важное. Короче это... Не спускайся часто в бункер. Первое время жуть как хочется глазеть на вещицы, которые там лежат, но лучше этого не делать.
  - Почему? - спросил я. Жизнь во мне снова начала пробуждаться. Свежий воздух подействовал ободряюще.
  - Захарыч рассказывал, мой предшественник, кстати тоже капитан. Он служил на спецхране, когда здесь шли исследования. По его словам, в конце восьмидесятых в этом бункере сошел с ума ученый.
  Я превратился во внимание.
  - Было их двое в смене, - продолжал майор-ракетчик, - несколько лет работали вместе, товарищи, что ли. По крайней мере оставались ими до тех пор, пока один из них не притащил из дому обрез и не высадил другому мозги. После этого он ногтями выцарапал свои глаза. Когда его спросили, дескать, чего ты, урод, наделал, он ответил, что никак не мог увидеть Сияющее Великолепие.
  - Что он не мог увидеть?
  - Сияющее Великолепие. Ну с выцарапанными глазами, наверное, виделось лучше... Короче, никто не знает, что стало причиной того инцидента, хотя расследование долго вели. Пришли к выводу, что этот хмырь много времени коротал наедине с чужеродными элементами, вот психика и не выдержала. Я, сказать по правде, в эту историю не особо верю. Но в бункер без лишней надобности не спускался. Что и тебе советую.
  - Сдался он мне.
  - Ну да, сдался, - усмехнулся Фомин. - Видел я, как у тебя глазки загорелись, когда ты про НЛО услышал.
  В караулке я принял у него ключи, папку с инструкциями, журналы, ведомости, личные карточки караульных.
  - Ну, удачи, Валера! - сказал Фомин, когда мы расставались возле ворот. Он долго не отпускал мою ладонь в прощальном рукопожатии. - Не переживай, здесь все не тухло, как кажется.
  Он снова хихикнул, затем горбясь и прихрамывая на левую ногу, отправился через луг по утоптанной проселочной дороге в сторону Коровьино. Я и восемь гектаров, обнесенных колючкой, остались у него за спиной. Когда на этом чертовом спецхранилище все пошло кувырком, я вспоминал его последнюю ухмылку. Майор Фомин будто знал, что самое интересное меня ждет впереди. Спецхранилищу пришлось пережить такой штурм, с каким не сталкивалась ни одна крепость, ни один осажденный город.
  
  Глава 2
  Гроза над лугом
  
  Семья для меня всегда была чем-то святым. Чтобы ни происходило в моей жизни, какие бы соблазны я ни испытывал - я не смел изменять жене. Ни-ко-гда. Однако Юлька однажды сказала, что лучше бы я гулял налево, чем наблюдать мое 'скотообразное', как она выразилась, состояние... Ну да, я пил. Чуть больше обычного. То есть, обычно - это по выходным, в праздники и дни рождения. А я пил чуть больше.
  Каждый день.
  Конечно, поначалу за мной такого не водилось. Я был молодым и нахальным лейтенантом, отличником боевой подготовки, только что вернувшимся со Второй Чеченской, где мне даже удалось немного пострелять под Шали. Юлька говорила, что вышла за меня замуж потому, что я показался ей не таким, как все. Особенным. Не знаю, что она во мне нашла. Сейчас она говорит, что и сама не помнит. От молодого улыбчивого лейтенанта остался только призрак с четырьмя звездочками на погонах.
  С каждым годом маховик алкогольного влечения раскручивал обороты. Поначалу я не признавал водки без хорошей компании. Но потом наличие компании стало несущественным, на замену водке пришел спирт, одеколон и аптекарские настойки. Я потерял форму, располнел, стал быстро пьянеть. Раньше поллитра для меня были как включение двигателя на прогрев, настоящий полет начинался лишь после дозаправки. Теперь, к тридцати четырем годам, печень словно уменьшилась в два раза. Поллитра вполне хватало, чтобы у организма начались проблемы с памятью и координацией. Возможно, надо начать закусывать. Хотя правильнее - бросить пить.
  На самом деле удивительный факт, достойный книги рекордов Гиннеса, что я так долго продержался на службе, что меня не выкинули с нее намного раньше. А все потому, что не похмелялся по утрам. Сколько бы ни вошло в меня накануне, стоит поспать три-четыре часа - и утром я встаю как огурец, только запах один. Обычно я перебивал его одеколоном, отчего в части получил кличку 'Богема' - из-за сопровождавшего меня повсюду аромата. Солдаты от скуки любят придумывать прозвища. Короче, мое хобби пить все, что горит, касалось службы только краем. Остальными же сверкающими и многочисленными гранями оно обрушивалось на семью.
  Юлька говорит, что уже и не помнит, какой я бываю трезвый. Только на фотографиях в альбоме. Она, конечно, кривит душой, в разнос-то я пошел только в последние годы. За это время она трижды порывалась уйти, но каждый раз я клятвенно обещал, что завяжусь как морской узелок. Знаете, когда захочу, я могу быть очень убедительным. Я сажал ее за кухонный стол и, преданно глядя в глаза, повторял: 'Ну посмотри на Настю! Как она будет расти без отца? Как?!' Настя у нас чистый и светлый ребенок, открытая душа. И я, и Юлька прекрасно понимали, что развод обернется для нее психологической травмой. После моих слов Юлька обычно сдавалась и шипела сквозь зубы, какая я все-таки сволочь... Вообще она у меня не злая: закончила филфак и работает учителем литературы у старшеклассников. Они ее уважают, потому что она привлекательная, знаете, нечто вроде подросткового секс-символа, а кроме того к изучению предмета подходит нестандартно, учиться у нее интересно. Коллеги ее жалеют: такая замечательная женщина и такой непутевый муж.
  Так что в армии я мог служить хоть до старости, если бы не один досадный случай, из-за которого все и полетело кувырком. Накануне того дня поспать мне не удалось вовсе. Из Германии на побывку приехал мой школьный друг Димка Самсонов, с которым мы не виделись лет пять. Гудели ночь напролет. Наутро глаза у меня были красными, ноги заплетались, а запах изо рта шел такой, словно из пасти Змея Горыныча - никакой одеколон не спасал. А тут еще в часть приехал проверяющий из штаба округа. 'Это что у вас такое? - опешил он, когда я вывалился отдать рапорт командиру части. - Да он же в говно!' И тут же - уволить. Наш 'батя' Савелыч, хороший мужик из Иваново, попытался замять дело. Дескать, строгача мне влепят и все такое. И проверяющий почти согласился на компромисс. Только я не знал о достигнутом соглашении и при первой удобной возможности от души смазал ему по мордам... Под трибунал не попал лишь чудом. Зато в военном билете появилась замечательная запись: 'Уволен из рядов Вооруженных Сил РФ за невыполнение условий контракта'.
  Считаете, что я алкоголик? Ошибаетесь. Я глушил душевные позывы. Служба в войсковой части, если честно, меня убивала. Поначалу, когда это все разворачивалось перед восемнадцатилетним юношей, мне нравилось. Я потомственный военный: мой прадед служил в царской армии, мой дед сражался с фашистами и погиб в сорок четвертом, мой отец дослужился до подполковника (он сейчас на пенсии, живет на дачке под Тутаевым). Я с десятилетнего возраста собираю 'калаш' с закрытыми глазами, имею корочки кандидата в мастера спорта по пулевой стрельбе. Но потом, после Чечни, когда я осел в гарнизоне, а ощущение новизны от службы растаяло, я обнаружил, что мне чего-то не хватает. Трудно сказать чего, но одно я знаю точно - солдат не должен сидеть в казарме. Он должен сражаться, бить врага, Родину там защищать. Вон викинги - опытные вояки, прекрасно об этом знали. Когда им становилось скучно, они отправлялись искать счастья в дальнем походе: резать врагов и громить города. Максимум, что я громил, - витрины магазинов. Но это совершенно не тот адреналин.
  Когда меня выкинули из армии и нам пришлось съехать с гарнизонной квартиры, жена поставила мне ультиматум. Я бросаю пить и нахожу работу. Только при исключительном выполнении двух этих условий она и Настюха остаются со мной. В противном случае наша семья перестает существовать. Я попросил дать мне два месяца. Она дала один. И я справился. Самое главное было в том, чтобы найти замену водке. Ведь я пил, чтобы заполнить пустоту в своей жизни.
  Замена отыскалась с неожиданной стороны. Я стал вырезать деревянные ложки.
  Когда меня прихватывало желание вмазать стакан, я брал в руку резец и заготовку. Чем больше мне хотелось удовлетворить желание, тем сосредоточеннее я вонзал жало в податливую древесину и выводил контуры. К тому моменту, когда Гаджиев предложил мне работу в 'Вымпеле', деревянные ложки валялись по всей квартире тещи, у которой мы временно разместились. Настюха ради развлечения расписывала некоторые красками, а Юлька пошутила, что работу я уже нашел, осталось только найти рынок сбыта.
  Конечно, я бросил пить вовсе не потому, что начал вырезать ложки. Все гораздо сложнее. Я взялся за переоценку своих ценностей и приоритетов. Не сделай я этого, снова бы вернулся к водке, никакие бы ложки не спасли. Может и хорошо, что меня выкинули из армии? Не быть мне военным. Не достоин я отца, подполковника в отставке, и деда, сгоревшего в танке. Надо искать другой смысл в жизни и другие пути самореализации. Какие? Я пока не знал. Но эта тихая работа на спецхранилище за тридевять земель от городской суеты позволяла не спеша пораскинуть мозгами.
  
  * * *
  
  На протяжении первых недель работы в новой должности я постигал смысл фразы 'охрана объекта, заброшенного к черту на рога'. На меня обрушились организационные и хозяйственные вопросы, требующие незамедлительного решения. С энтузиазмом человека на новом рабочем месте я окунулся в них с головой.
  Первым делом мне пришлось искать лампочки для фонарей, освещавших территорию. Караульные жаловались, что по ночам не видят и половины объекта. У лампочек был особый цоколь, в хозтоварах поселка таких не нашлось, но сердечные люди направили меня к электрику ткацкой фабрики Коле. Коля обещал осыпать меня такими лампочками, если я позволю ему демонтировать пятьдесят метров кабеля с задней стены казармы на спецхранилище. Так как казармы были уже основательно пограблены войсковой частью, уходившей с объекта, я решил, что кабеля никто не хватится, и мы ударили по рукам.
  Разобравшись с этой проблемой, я обнаружил, что у нашего служебного карабина СКС закончился срок разрешения на хранение и использование. Пришлось срочно ехать в город в УВД для оформления нового разрешения, да еще самому печатать приказ по 'Вымпелу', без которого разрешение было не получить. Крутясь с этими бумажками в головном офисе, я попутно получил на складе для своих новую спецодежду и кой-какие мелочи по хозяйству.
  Попутно с решением этих и других насущных вопросов, съедавших львиную долю моего времени, я знакомился с поселком, где жили мои подчиненные и где на ближайшие полтора-два года осел я. Коровьино населяли около двух тысяч человек. Панельные пятиэтажки, бревенчатые многоквартирные дома и частные дворы расположились вокруг дореволюционной ткацкой фабрики, работниками которой являлась половина жителей. 'Вымпел' снял для меня квартиру на окраине в многоквартирном бревенчатом доме, населенном в основном бабушками-пенсионерками. Так как на дворе стояло лето, к ним на каникулы понаехали внучки и внучата. Дом и прилегающий двор, порой, гудели от их визга, крика и гуканья. Моей Настеньке, перешедшей в третий класс, скучать здесь явно не придется.
  Впрочем, квартирой свое жилище я погорячился назвать. Это была коммуналка, которую разделили перегородками на три крошечные каморки с отдельным входом, комнаткой и коридорчиком, выполняющим роль прихожей и кухни. Общий выгребной туалет располагался в задней части дома. Ни душа, ни, тем более, ванной не предусматривалось в принципе - большинство жителей поселка пользовались баней. Вода в 'квартиру' доставлялась при помощи рук и ведра из водопроводной колонки.
  Моя семья продолжала жить в городе у тещи: Юлька принимала выпускные экзамены. К концу июня они закончатся, она отгуляет на выпускном балу подшефного класса, сходит с ним в маленький поход на Волгу, после чего приедет ко мне. К этому времени я собирался привести в порядок жилье, так как Фомин, обитавший здесь до меня, оставил настоящий разгром. Юлька и Настя поживут здесь до осени. Что будет дальше, я не знал. В принципе Настя могла бы ходить в Коровьинскую школу, а Юлька преподавать в ней. Правда, ей не хотелось уходить из своей школы, там у них сложился дружный коллектив. Да и я не собирался навечно оставаться в Коровьино, меня ждала охранная структура банка. В общем, надолго мы пока не загадывали.
  В заботах пролетели первые недели на новом месте. Все это время меня неудержимо тянуло в бункер. В детстве кроме книг про войну я периодически читал научную фантастику. Поэтому неудивительно, что мне хотелось еще раз взглянуть на инопланетные артефакты, пощупать их, убедиться, что они существуют и реальны, а не привиделись мне от полуторамесячного алкогольного воздержания.
  Однако больше всего притягивал пришелец в морозильной камере. Мне хотелось изучить его тщательно, а не сквозь мутную пелену выступивших от тошноты слез. Хотелось разобраться в строении тела. Рассмотреть лицо. Заглянуть под веко. Есть ли под ним зрачок? Какой он? Круглый, как у человека, или щель, как у рептилии? В общем, пришелец был мне страшно интересен. Но я оттягивал поход в бункер до лучших времен, словно бутылку марочного коньяка, уверенный, что новизна работы уйдет, решение хозяйственных вопросов наскучит, и моими единственными развлечениями останутся деревянные ложки и это.
  Правда, обстоятельства заставили меня спуститься в бункер намного раньше, чем я планировал.
  
  * * *
  
  Тот день начался с того, что ранним утром я проснулся с неожиданной идеей проверить, не дрыхнут ли на посту мои караульные. Я побрился, сварил яичко вкрутую, позавтракал, покурил на крылечке, глядя солнышко, поднимающееся над лесом за рекой, потом надел черную куртку с надписью 'ОХРАНА' поперек спины и отправился в путь. Уже в шесть утра в воздухе ощущалась духота, и я подумал, что грозы сегодня не миновать.
  Сильной грозы.
  Путь от Коровьино до спецхранилища пролегал по проселочной дороге через луга, холм и перелески. Расстояние было внушительным, порядка шести километров. Транспорт здесь не ходил, разве что УАЗик фермера Ипатова, хозяйство которого располагалось за моим объектом, и его же трактор. Так что добираться до места службы мне приходилось пешком. Утром туда, вечером обратно. Каждый день. Поначалу такой расклад показался мне забавным и даже полезным для здоровья, но дня через два, попав под ливень, я всей душой возненавидел этот путь. Проселок моментально раскис, подошвы скользили, норовя опрокинуть меня в грязь, одежда промокла до нитки. Домой я добрался без сил. После того случая я стал подумывать о велосипеде.
  По пути на спецхран мне попалась пастушка Дарья, перегонявшая общественное стадо через дорогу на берег реки, где трава была посочнее. Под выцветшим на солнце платком багровели обветренные щеки. Завидев меня, Дарья улыбнулась. В рту у нее отсутствовала добрая половина зубов. Я вскинул руку, показывая, что тоже рад ее видеть. Мы пересекались с ней каждое утро и каждый вечер, словно работали в одну смену.
  До спецхрана я добрался за час с небольшим. Спустившись с холма, сошел с дороги, крадучись прошел вдоль колючки, преодолел ворота и незаметно подобрался к караулке. Дежуривший сегодня Морозов, белобрысый двадцатилетний парень, не спал, но занимался чем-то недозволенным - чем, я не успел рассмотреть. При виде начальника, выросшего в дверном проеме на час раньше положенного срока, он вскочил, опрокинув табурет, испуганно что-то пряча за спиной.
  Я кашлянул, прочищая горло. Не поздоровавшись, прошел через помещение. Налил холодного кипятка в стакан из чайника. Морозов с волнением наблюдал, как я неторопливо пью.
  - Ты вдоль периметра ходишь? - Я вытер губы.
  - Хожу, - осторожно ответил он.
  - Неправда. Трава вдоль колючки даже не примята.
  - А че я-то сразу! - заволновался Морозов, тараща на меня белесые глаза. - Вдоль колючки никто не ходит. Там бурьян выше головы.
  Сухой стук возвращенного на столик стакана оборвал его оправдания.
  - Что у тебя за спиной?
  Гоша съежился. Пристально глядя, я шагнул к нему.
  - Тебе известно, что во время дежурства караульный не имеет права заниматься посторонними делами. Что там у тебя? - Я протянул ладонь. - Дай сюда.
  Он вытащил руку из-за спины. В ней оказалась книга в мягких обложках: 'Сборник типовых упражнений по физике для поступающих в вузы'.
  Я повертел книжку в руках.
  - Это еще зачем?
  - А всю жизнь что ли в караулке сидеть? - огрызнулся Морозов, глядя на меня волком. - Следующим летом в город поеду, в политехнический поступлю. А в Коровьино только два занятия: ткацкая фабрика и бухло. Я тупею с каждым днем.
  - Пока ты читаешь книжки в караулке, враг сейчас проникает на территорию вверенного тебе объекта.
  - Да, конечно! Толпами валит на эти развалины!.. Кому они нужны!
  - Все равно, тебе по должностной не положено отвлекаться.
  - Ничего вы не понимаете! - вспыхнул Морозов. - Вы такой же, как и остальные военные. У вас только одно на уме: чтобы сапоги блестели да маршировали в ногу!
  Я вернул ему книжку.
  - Спрячь. Это нужно читать дома, а не в карауле. Еще раз увижу - влеплю выговор.
  Он забрал книжку, взирая на меня с лютой ненавистью. Ершистый парень, думает, все на свете знает. Но люблю таких. В боевых условиях при соответствующем обучении они набираются ума и становятся отличными солдатами... Если прежде не схлопочут по глупости пулю.
  То, что мои подчиненные не обходят периметр, стало для меня открытием. Майор Фомин, этот гад-хохотун, держался с ними в панибратских отношениях, отчего караульные распустились и стали принимать работу за нечто вроде оплаченного безделья на свежем воздухе. Оставлять это без внимания было никак нельзя.
  К полудню я собрал перед караулкой на пятачке вытоптанной травы всю четверку. Морозова, Сидельникова, Тарасыча и Орехова. Они обливались потом в душном предгрозовом воздухе и были страшно недовольны, что я вытащил их на объект в нерабочую смену среди белого дня, оторвав от грядок, домашних дел и телевизора.
  Но нужно было поставить вопрос ребром.
  - Сегодня мне стало известно, что вы не выполняете прямые обязанности, - сказал я, прохаживаясь перед строем со сложенными за спиной руками. - Вы не обходите периметр. Это недопустимо. Это нарушение вашей должностной инструкции.
  - Да нам насрать на твою инструкцию! - с вызовом произнес Орех, молодой обалдуй с глазами садиста и прокуренным голосом. Этот тип людей я тоже знаю. И не люблю. Обучению не поддаются.
  - Периметр не обойти, там чертополох с репейником в человеческий рост. - Сидельников был единственным, кто служил в армии, причем не абы где, а в десантных войсках. Коренастый, основательный по характеру, в разговоре каждое его слово звучало весомо. К нему обращались 'дядя Саня', хотя Сидельникову не было и тридцати. Вот и сейчас, когда он говорил, все повернулись к нему. Все кроме Ореха, который с кислым выражением лица плевал себе под ноги.
  - Если проблема в этом, - сказал я, - тогда нужно скосить сорняки. У нас есть коса?
  Косы у нас не оказалось.
  - Ничего, я найду где-нибудь, - пообещал я. - Предлагаю с завтрашнего дня в дополнение к графику смен выводить на покос по человеку.
  Они взвыли.
  - Ну вот еще!
  - Размечтался, начальник!
  - Это наше личное время!
  Бог мой, мне достался настоящий сброд.
  - Если кому-то не нравится, я не держу.
  - Да увольняли нас уже! - нервно пробубнил Тарасыч. У него на плече синела татуировка якоря. Он говорил всем, что в 1965-ом служил на боевом крейсере, хотя на самом деле работал в порту на узле связи. - Увольняли, только потом назад взяли - никто на эту работу не идет!
  Блин, как же с ними, чертями, бороться? Увольнения не боятся, наказания по барабану, гауптвахты нет, да и не в армии мы, свободные вольнонаемные.
  Сидельников неожиданно вырос возле меня.
  - Ты это, начальник, - сказал он, обняв меня за плечо, - занимайся своими делами, ладно? А нас не трогай. Мы сами разберемся, как нам службу нести.
  Подтвердив свои слова широченной, составленной из крепких зубов улыбкой, Сидельников отодвинулся в сторону. Я вытер взмыленную шею. Во рту было сухо, как в Сахаре. Пальцы сжались, пытаясь стиснуть рукоять несуществующего резца. Не хватало мне сейчас только ложки вырезать!
  Я обвел подчиненных суровым взглядом.
  - Вы получаете премиальные, - произнес я с расстановкой. - На мой взгляд, слишком большие. Я поговорю с Гаджиевым, чтобы сделать их соразмерными выполняемым обязанностям. Думаю, это пойдет вам на пользу.
  Они затихли. Ропот прекратился. Лица выглядели обескураженными.
  Я был доволен собой.
  - Слушай, капитан, че ты выделываешься? - вдруг подал голос Орех. - Мы же все про тебя знаем. Тебя из части за пьянство уволили. Бухал по-черному. Че ты нас строишь, на себя посмотри. Какая те разница, ходим мы вокруг колючки или не ходим - никому до этого спецхрана дела нету. А ты все равно уйдешь через год. Вот и выбирай, мирно ты этот год проведешь или с проблемами. А то, знаешь, некоторые проблемы заканчиваются отделением травматологии, трепанацией и прочей фигней, неприятной для организма.
  Его выступление стало для меня неожиданным, как удар под дых. Не в смысле угроз, я их не воспринимаю в принципе. Куда более неприятной была просочившаяся информация о причине моего увольнения. Теперь в их глазах я упал до уровня майора-ракетчика, превратившись в свояка парня, с которым можно разговаривать на 'ты', приказы которого можно не выполнять, а если он станет изображать начальника, нужно просто приобнять его за плечо со словами: 'Да ладно тебе, Палыч! Ну подумаешь, вдоль колючки не ходим. Велика трагедия!'
  По инерции я сделал несколько шагов вдоль стоя, пытаясь понять, как мне поступить дальше, чтобы вернуться к привычной расстановке 'начальник-подчиненные'. Когда я добрел до Тарасыча, стоявшего в строю последним, то неожиданно понял. А ведь сукины дети правы. Меня на самом деле уволили за пьянство. И сюда я не царствовать приехал, не порядки свои наводить, а год-полтора отбыть в ссылке. Так чего выеживаться?
  Мои подопечные, обнаружив, что я малость забыл про них, потихоньку разбрелись, сели на велосипеды и гуськом покатили в сторону поселка (за исключением Тарасыча, сменившего на карауле Морозова). Клякса, наш пес, долго бежал за ними, потом вернулся. Его конура находится здесь, рядом с караулкой. Кто-то сердобольный подобрал его щенком на свалке возле ткацкой фабрики и принес сюда. Клякса здесь вырос, превратившись в черного взлохмаченного пса. Когда он лежит, то невозможно понять, где у него лапы, а где голова. Когда возле караулки появляется чужак, Клякса громко лает, прижавшись к конуре. Нападать боится. А еще он обожает носиться за велосипедистами...
  Тарасыч бродил вокруг караулки, попыхивая папироской и поглядывая на меня с ехидной ухмылкой. По его лицу было видно, что ему дюже понравилось, как нового командира опустили с небес на землю. Это подняло ему настроение. А я, погруженный в раздумья, стоял возле ворот, словно передо мной по-прежнему находился строй, которому я должен был ответить.
  Потом мне надоело так стоять.
  Я сказал Тарасычу, что вернусь через час-полтора. Если что случится, вызовет меня по рации. На словах 'если что' он подавился папиросным дымом. Типа, ему стало смешно, так как здесь с роду ничего не происходило. Ну да бог с ним.
  Я прошел через луг, пересек неглубокий ручей, поросший густым ивняком, проследовал вдоль окученных рядов картофельного поля. Владения фермера Ипатова состояли из двухэтажного особняка, двух больших сараев и коровника. Я долго стучал в дверь особняка, но мне никто не открыл. Побродив по двору, я обнаружил в коровнике мальчишку лет тринадцати, среднего сына фермера. Я представился и попросил косу до вечера. Смущенный грозной надписью на моей куртке, мальчишка заторможено ответил, что косы у них вообще-то нет.
  - А чем же вы траву косите? - изумился я.
  
  * * *
  
  Раздетый по пояс Тарасыч сидел возле караулки на табурете и ремонтировал башмак. Табурет под ним был тяжелым, громоздким, дерева в нем было больше, чем свободного пространства. Карабин лежал на коленях. Когда Тарасыч увидел меня возвращающимся через поле с моторизированной косой через плечо, то проткнул иголкой палец. Мое приближение к КПП было встречено его отчаянными матюгами.
  С востока надвигались тяжелые клубы туч. Подул холодный ветер. Я подумал, что пока ливень не начался, можно покосить заросли с наружной стороны ограждения. Потом перейду на внутреннюю. Пусть мои подчиненные отказались браться за эту работу, но у меня всегда есть я. В конце концов, надо же чем-то заняться - остальные насущные вопросы я решил. Безделье вполне может вернуть меня в русло прежнего хобби.
  Под рев двигателя, нож моторизированной косы послушно срезал крапиву, репейник и толстые стебли двухметрового пырея. Сорняки аккуратно ложились от меня справа и слева. Чувствовалось, что машинка не новая, поработавшая, не раз перебранная, но исполнявшая обязанности добросовестно и четко. Надо попросить такую у Гаджиева. Не каждый же день ходить к Ипатову - дадут раз, два, потом перестанут давать.
  Далеко на востоке громыхнуло. Так звучно, словно выстрел из артиллерийского орудия. Тарасыч с тревогой поглядел в том направлении и вместе с табуретом убрался в караулку, после чего его лицо показалось в окне. Он осторожно наблюдал, последую ли я его примеру. А я продолжал косить. Дождя пока не было, гром меня не пугал, а молния скорее ударит в почерневший стальной стержень громоотвода над казармами.
  Тучи вообще выглядели устрашающе. Особенно передняя. Она напоминала эдакую черно-синюю гору и занимала половину неба. Внутри нее полыхали белые вспышки. Туча казалась такой тяжелой, что рухни она вниз - посреди луга останется огромный кратер, а прилегающий лесок под названием Прилуг ляжет веером, как тайга на месте падения Тунгусского метеорита. В общем, мне было не по себе, что эта громадина двигалась прямиком на нас.
  Я заглушил косу и задрал голову, чтобы получше разглядеть исполинского посланника природы. Когда рев мотора оборвался, а в ушах на некоторое время установилась тишина, я услышал шепот...
  На этом месте рассказа вы можете усмехнуться, а в тот момент я покрылся липким потом. Негромкий, катящийся по траве словно стрекот кузнечиков, шепот раздавался из-за колючей проволоки, с территории вверенного мне объекта. Это был именно шепот, тихие безголосые слова, обращенные то ли ко мне, то ли к надвигающейся буре, будь она неладна!
  Я оглянулся на домик караулки. Не с бывшим ли портовым связистом случился припадок, малоизвестный для медицины? Но нет, во-первых, караулка находилась совершенно в другой стороне. А во-вторых, физиономия Тарасыча торчала в окне, и его губы, насколько я мог разглядеть, были сомкнуты. Не он это шепчет.
  Кто-то другой.
  Позади в небесах негромко бухнуло. Шепот замер, на миг вселив в меня надежду о слуховой галлюцинации, но затем возродился вновь. Кто-то за колючкой с непонятным упрямством наполнял воздух неразборчивыми словами. Я стряхнул зеленое крошево, усеявшее кисти рук после косьбы, взвалил моторизированную косу на плечо и, вернувшись к караулке, оставил косу у стены.
  Невысокие металлические ворота, ведущие на территорию хранилища, украшали красные звезды. На створах, между обрезков полдюймовых труб, была натянута колючая проволока. Я немного постоял возле ворот, прислушиваясь к шепоту и пытаясь определить его направление. Определенно он раздавался из глубины спецхранилища, откуда-то из-за казарм. Я отпер навесной замок, приоткрыл левый створ и вошел.
  Некоторое время я блуждал по территории, прислушиваясь тихим неразборчивым словам, то исчезающим, то появляющимся, пока не остановился перед земляным холмиком, в одну из сторон которого была забетонирована гермодверь. И я неожиданно вспомнил, что именно охраняю на этом богом забытом лугу. Не бочки с соляркой под протекающим навесом, не стоящие на ободе ЗИЛы, не превратившиеся в труху казармы. Моим главным объектом является двухуровневый лабораторный бункер, оборудованный изолированной вентсистемой и холодильной установкой. Шепот раздавался именно от этого сооружения, изнутри неприметного на вид холмика.
  Сзади с яростным треском в луг вонзилась молния. Почти в ту же секунду шарахнул гром. От испуга у меня настолько внезапно ослабли колени, что показалось, будто из-под ног выбили землю. Барабанные перепонки контузило, и шепот исчез, сменившись в звоном в одном ухе и невнятными шумами в другом.
  Вы спросите, страшно ли мне было? Да обделаться можно. Когда со спины, сверкая молниями, надвигается исполинская туча, а из запертого бетонного бункера, где лежит мертвый инопланетянин, раздается шепот - покажите мне человека, который будет чувствовать себя комфортно. Он наверняка герой или дебил. Как я подозреваю, это одно и то же.
  Дневной свет потемнел, и на ступени, ведущие к заглубленной бронированной двери, упали первые капли. Пока я бродил по хранилищу в поисках источника шепота, туча накрыла речку и луг. Я повертел головой в поисках навеса, под которым мог бы спрятаться от дождя, но до караулки было метров сто пятьдесят, а крыши стоящих рядом казарм от времени превратились в сито.
  Пока я вертел головой, дождь начался. Хотя не дождь это был вовсе. С неба обрушился настоящий водопад - холодный, колючий. Куртка промокла в одно мгновение, в ботинках захлюпало. Еще две молнии долбанули в землю, причем одна из них ударила в территорию спецхрана, в остатки асфальта на поросшем травой плацу.
  Собственно, размышлять о поисках убежища было некогда. К тому же в памяти живо всплыло двухнедельной давности сообщение в местных новостях, что в районе поселка Курба молния убила пастуха и двух коров. Я, конечно, не собираюсь жить вечно, но и погибать так рано не намерен.
  Под хлещущими струями воды я нашел на связке нужный ключ и, спустившись к гермодвери бункера, отпер навесной замок. Дождь лил уже сплошной стеной, и я с радостью юркнул в бетонный проем.
  Здесь было тихо, темно и пахло плесенью. На ступени, ведущие вниз, в помещения лаборатории, снаружи вода не заливалась. Вход в бункер был оборудован грамотными водостоками, военные архитекторы не зря ели свой хлеб (или красную икру с маслом).
  Я привалился к стене.
  Идущий снизу холод от морозильной установки быстро пробрал до костей. Я стащил мокрую куртку и сложил ее на ступенях. Теплее не стало, но хотя бы можно растереть бока и грудь. К этому времени отпустило уши, и голову наполнило шуршание ливня, звонкий стук молотящих по жестяному козырьку над дверью капель, затаенное урчание морозильной установки под ногами.
  Шепота среди этих звуков не было. Вместо него я обнаружил, что из неприкрытой двери внизу пробивается свет.
  - Твою неваляху! - в сердцах произнес я.
  Майор Фомин забыл выключить свет на первом ярусе, когда уходил отсюда неделю назад. Отчасти я сам был в этом виноват: тогда мне поплохело от вида мертвого гуманоида на хирургическом столе, и ему пришлось спешно выводить меня на свежий воздух. Лампы дневного света работали непрерывно больше восьми суток. Потрясающе.
  Висевшая у меня на поясе рация вдруг ожила.
  - Начальник... начальник! - раздался сквозь треск голос Тарасыча. - Начальник, ответь!
  Я снял рацию с пояса, поднес к губам.
  - Слушаю.
  - Слава богу, живой! А то я перепугался, японский городовой!.. Дождища-то какой, верно?
  Мне показалось, что Тарасыч больше перепугался за себя, чем за меня, оставшись один в караулке.
  Впрочем, не один, у него там Клякса есть.
  - Ты где, начальник?
  - Со мной все в порядке, я укрылся в бункере.
  - Тогда хорошо. Приходи в караулку, как поутихнет. В бункере холодно, небось. А я печечку затоплю.
  Я представил пышущую жаром буржуйку, и в желудке стало тепло, как после соточки. Я пообещал Тарасычу что приду, как только это будет возможно, и, разорвав связь, стал спускаться к полоске света в глубину бункера.
  Я шел медленно. Из-под корней мокрых волос то и дело скатывались капли, заливая левый глаз. Скользкие из-за налипшей глины подошвы норовили соскользнуть со ступеней, и мне приходилось придерживаться рукой стены. Спуститься и не загреметь по лестнице - для выполнения сей задачи потребовалась вся моя воинская подготовка.
  Как я и ожидал, коридор за дверью оказался залит холодным белым светом, излучаемым двумя флуоресцентными лампами на потолке, одна из которых помаргивала. Так и есть. Фомин забыл выключить свет в подземелье. Я постоял, оглядывая коридор и счищая о выступающую кромку стального порога глину с подошвы. Наверху шумел дождь, раздавались раскаты грома. Здесь было тихо, толща земли и бетона глушила любые шумы.
  Шепот больше не раздавался.
  Если вообще когда-нибудь был.
  Я прошел вдоль дверей, ведущих в лабораторные комнаты. Мимо проплыли агрессивно выставленные штурвалы. Остановился возле двери, обозначенной циферкой '2', снова смахнул скатившиеся в глазницу капли, повернул штурвал и вошел. Жаль, что журнал посещений бункера остался в караулке, а так в нем можно было бы сделать выпендрежную запись: 'Проверка сохранности инвентарных объектов', роспись и число, будто я спускался сюда намеренно. Только кто будет читать этот журнал? Гаджиев, что ли? Сомневаюсь, что он выберется в нашу дыру в течение следующих двухсот лет... Но что об этом рассуждать - журнал оставался в караулке. К тому же когда я вошел в комнату, то начисто забыл и про него, и про выпендрежную запись.
  В комнате, куда я вошел, хранились граненые осколки. Как утверждал Фомин, элементы управления неопознанным летающим объектом, который наши доблестные ПВО опустили с небес на землю. Так вот, эти стеклышки, разложенные на зеленом сукне, под выстрелы грома наверху, шевелились и поворачивались. От каждого шевеления в хрустальных недрах вспыхивало крохотное бледное сияние.
  
  * * *
  
  Не веря глазам, некоторое время я безропотно следил за шевелением осколков и вспышками внутри них. Первой мыслью было, что я наблюдаю фокус, принципа которого не понимаю. Эти вещи не могут шевелиться сами по себе, и уж тем более светиться без подключения видимого источника энергии.
  Судя по звуку, гроза наверху заканчиваться не собиралась. Положив пальцы на зеленое сукно, я ощупал его с разных сторон, стараясь не касаться двигающихся и вспыхивающих стекляшек. Признаюсь, я их немного побаивался... Нет, под сукном ничего постороннего - только твердая поверхность столешницы. Я напряженно выдохнул. Жирная капля скатилась с кончика носа и упала между осколков. Поспешно смахнув влагу с лица, я перешел к обследованию самого стола.
  Стол не качался. Все четыре ножки плотно соприкасались с поверхностью темно-зеленого линолеума, который, в свою очередь, туго обтягивал бетонный монолит пола. Нет, стол никоим образом не влиял на движение стекляшек. Это они вели себя на нем словно живые. Или нет... Словно чье-то присутствие каким-то образом влияло на них.
  Мне пришлось прекратить эксперименты. Холод, распространяемый по обоим ярусам морозильной установкой, пробрал меня до костей. С мокрой головой и в мокрых штанах я был готовой жертвой пневмонии.
  Оставив стекляшки в покое, я переместился из комнаты '2' в комнату '1', делая рывки руками, чтобы разогреть мышцы. В комнате '1', как вы помните, находилась пирамидка из темного бугристого камня. Оглядев ее со всех сторон, я не обнаружил в ней странностей. Она не двигалась, не светилась, в общем делала все возможное, чтобы походить на обычный камень.
  Металлические обломки в комнате '3' на ощупь показались мне немного теплее, чем в прошлый раз. Впрочем, черт его знает, я мог и ошибаться... Зато в комнате '4' давление в обоих баллонах поднялось на две десятых атмосферы, а это, между прочим, соответствует давлению столба воды высотой с меня ростом. Глядя на манометры в четвертой комнате, у меня возникло острое желание вырезать новую ложку, самую большую из всех, которые я когда-нибудь вырезал.
  В кладовке, которую при приеме объекта я не осматривал, на стеллажах хранились электронные приборы, сумки с костюмами радиационной защиты, а также целый шкаф с противогазами. Среди этого имущества нашлась пыльная телогрейка. Облачившись в нее, я понял, что такое счастье! Теперь не страшно заглянуть и в морозильную камеру.
  Напялив на лицо респиратор, с замирающим сердцем я сошел по лестнице на второй ярус. За алюминиевой дверью в покрытой инеем комнате я ожидал чего угодно. что мертвый пришелец будет моргать веками, что его мышцы будут подрагивать, как у оживающего Франкенштейна. Или, того хуже, когда я войду, он будет сидеть на хирургическом столе, свесив ноги, и встретит меня вопросом: 'А че я здесь делаю, начальник? И какой сейчас год?'
  ...Хмырь в морозильной камере лежал в той же позе, в какой меня с ним познакомил майор Фомин. Все-таки аутопсия штука серьезная, после нее особенно не подвигаешься. Хотя с того момента, как я впервые услышал шепот, меня терзала сумасшедшая мысль, что это его губ дело, этого самого пришельца. Лежит и шепчет. И этот звук магическим образом проникает сквозь трехметровый слой железобетона и катится по лугу, точно стрекот кузнечиков.
  В морозильной камере я пробыл недолго. Изучать пришельца желания пока не было. В его присутствии я по-прежнему ощущал тошнотворный комок, стоящий в горле. Мерзкий он, наш собрат по разуму. И потом, сырые волосы мигом прихватило ко лбу. В общем, я покинул камеру, дважды проверив, плотно ли закрыта дверца, и стал подниматься по лестнице, а мозг тем временем не прекращал анализировать странности, творящиеся на моем, мать его, до чертиков специализированном объекте.
  На грозу или какой-то другой связанный с ней феномен тем или иным образом отреагировали все нлоошные артефакты, за исключением пришельца в морозильной камере и пирамидки. Ну первому и не положено реагировать, мертвец все-таки. С отсутствием реакции у пирамидки дела обстоят посложнее. Либо она вещь совершенно бесполезная, вроде речной гальки. Либо, наоборот, настолько исключительная, что для того, чтобы заставить ее проснутся, требуется нечто большее, чем небесное электричество.
  Когда я поднялся на первый ярус, наверху больше не громыхало. Слышался только шум ливня. Я вернул телогрейку в кладовку, повесил на крючок респиратор. Несколько секунд размышлял, потом снова заглянул в комнату с осколками.
  Стекла на зеленом сукне были неподвижны.
  Чудеса закончились. Никаких шевелений, никаких свечений. Галлюцинация капитана Стремнина... О сегодняшнем инциденте, пожалуй, стоит доложить Гаджиеву. Моей компетенции недостаточно, чтобы разобраться в странностях, которые здесь творятся. Оклада, кстати, тоже. Пусть Гаджиев связывается с Институтом, пусть приезжают 'академики' и ломают голову над своими игрушками. А у меня другие задачи.
  Интересно, наблюдал ли эти странности Фомин? А люди до него? Если да, то почему не предупредили, сволочи?..
  Я поднимался по лестнице к выходу, когда черная коробочка на поясе вновь ожила.
  - Начальник! - вызывал меня Тарасыч. В его голосе сквозила непонятная истерика. - Начальник! Скорей сюда!
  - Что случилось? - ответил я недовольно. Голова все еще была занята проблемами первого и единственного в моем хозяйстве бункера.
  - Начальник, ты все еще в бункере, японский городовой? Поднимайся скорее! Мама родная, я такого в жизни не видел... - Его слова вдруг перекрыл оглушительный свист, идущий как из рации, так и сквозь проем распахнутой гермодвери. Единственное, что я успел различить, было его: - Че-еееерт!!..
  Бункер вздрогнул от сильнейшего удара. Снаружи донесся впечатляющий грохот, который мог дать приличную фору закончившейся грозе. Со швов в потолке посыпалась бетонная крошка. От неожиданности я выпустил рацию, она запрыгала вниз по ступенькам, извергая матюги Тарасыча.
  Трясущейся рукой я подобрал казенное имущество и выполз из бункера, даже не вспомнив о том, что его нужно запереть. Грохот постепенно спал, и в ушах установилась какая-то неестественная вакуумная тишина.
  Лил дождь. Территорию спецхранилища покрывали гигантские лужи. Небо затягивали низкие серые тучи. В одном месте в них словно пробили дыру, и наискось от нее у меня над головой протянулся исполинский столб сизого дыма - такой длинный, что, прослеживая его путь, мне пришлось крутануть головой на сто восемьдесят градусов. Конец столба врезался в лес на другой стороне реки, и оттуда на фоне мутного дождливого неба прямо на моих глазах распускался яркий огненный грибок.
  Пропавшие звуки появились и обрушились на меня. Из рации сквозь треск прорвался голос Тарасыча:
  - Тарелка е...нулась! НЛО, мать его, в Боровое упало!
  
  Глава 3
  Зона падения
  
  До караулки я добрался, до колен перепачкавшись в грязи. Но на такие мелочи обращать внимание уже не было сил. Лежавшая в прихожей Клякса оторвала от лап голову и с интересом посмотрела на меня.
  - Что уставился! - буркнул я в сердцах.
  Пес высунул язык и задышал, будто услышал от меня что-то приятное. Вот глупое животное.
  Тарасыч разглядывал в окно увеличивающийся огненный грибок. Я переступил порог караулки, оставляя на половицах обильные влажные следы. Дед оглянулся на меня.
  - Стекло высадило взрывной волной, - виновато сообщил он. Я только сейчас увидел, что бывший портовый связист стоит на осколках, а сквозь оконный проем ветер задувает в караулку капли дождя.
  - Одежда сухая найдется? - спросил я.
  - Зачем?
  - Переодеться мне надо.
  Тарасыч некоторое время таращился на меня, не понимая, как я могу говорить о подобных пустяках, когда за окном такое! Но потом рассудок взял верх над изумлением.
  - Дяди Сани старая куртка где-то валялась... Кирзачи тоже сейчас посмотрю...
  Широкая брезентовая куртка песчаного цвета с надписью на спине 'Ремстройсервис' была протерта до дыр на сгибах рукавов, воняла рыбой и пылью, но оказалась достаточно крепкой. Дядя Саня, видимо, носил ее, когда был менее крупным, чем сейчас, поэтому куртка пришлась мне впору.
  Пока я натягивал стоптанные кирзовые сапоги, Тарасыч взахлеб делился впечатлениями:
  - Короче, затопил я печку и стал смотреть в окошко, как молнии играют. Дюже занятно за этим наблюдать, японский городовой. Потом молнии исчезли. Ну, думаю, конец грозе - ан нет! Меж облаков что-то как сверкнет, как треснет. И вываливается из-за них такое... - Он раздвинул руки, пытаясь изобразить размер и форму. - Тарелка, в общем. Большая. Вся серебристая, по фюзеляжу молнии гуляют, позади столб дыма тащит. Я едва не обделался, когда она низенько над нами прошла. Не сразу понял, что не летит, а падает... Ну я сразу за рацию, тебя вызывать. А тарелка тем временем просвистела над складом ГСМ, пересекла речку и ухнула в Боровое. Японский городовой, впервые в жизни такое вижу!
  - Странно все это, - сказал я, вытягивая из бычка остатки дыма.
  Тарасыч почесал татуировку якоря на плече. Вопросительно посмотрел на меня.
  - Что странно? Что молния в тарелку ударила?
  - Что тарелка вообще здесь очутилась.
  - Где здесь?
  - Именно здесь.
  Тарасыч недоверчиво отстранился от меня. Я поднялся с табурета, притопнул каблуком, всаживая пятку в задник сапога.
  Виднеющийся в окне гриб тем временем перестал расти и замер. Росплески клубящегося огня скрылись под периной густой сажи, лишь изредка прорываясь наружу. Над верхушками елей гриб поднялся метров на двадцать, может больше - отсюда хрен разберешь. Но выглядело впечатляюще. Глядя в окно, Тарасыч ерзал на стуле - небось локти кусает, что с ним нет захудалого фотоаппарата. Я с ним согласен, не каждый день из караулки наблюдаешь такое представление.
  Теперь у меня появилось предположение, более-менее правдоподобно объясняющее сегодняшние странности. Предметы в бункере реагировали не на грозу, а на приближение летающей тарелки. Они 'почувствовали' своего технологического родственника и отреагировали, зашевелились. Как кусочки железа шевелятся при появлении мощного магнита.
  Все почувствовали, за исключением мертвеца и пирамидки.
  - Чего делать-то, начальник? - растерянно спросил Тарасыч.
  Что делать? Этот вопрос меня тоже мучает.
  Я достал из кармана рабочий мобильник, который мне передал Фомин. Старенькая обшарпанная 'нокиа' с царапиной на дисплее и вываливающейся кнопкой отбоя. Через этот телефон предполагалось поддерживать связь с офисом 'Вымпела', ну и так, утрясать проблемы, возникающие при организации охраны спецхрана. Как раз сейчас у меня возникла одна проблема. В лес за рекой рухнуло НЛО, и столб взрыва от него похож на картинку из учебника по оружию массового поражения.
  Только кому звонить? У кого достаточно компетенции, чтобы разобраться в этом вопросе? От обилия событий, случившихся за короткий период времени, я слегка растерялся. В милицию звонить? Или в МЧС? А, может, в ситуациях такого рода, дабы не нарушить режим секретности, я должен звонить сразу в Институт?
  В записной книжке мобильника значилось несколько телефонов Института. Какой из них набирать? И что сказать человеку, который возьмет трубку?.. Или, может, звонить нужно самому Гаджиеву? Почему меня не проинструктировали, что делать при возникновении подобной ситуации!
  Эти вопросы оказались бессмысленными. Сеть была недоступна.
  Здесь и в обычное время загорается две из десяти полосок, а сейчас не было и их. Трудно сказать, в чем тут дело. Возможно, из-за грозы вышла из строя близлежащая 'сота'. Возможно, электромагнитный импульс взрыва повредил электронику телефона. А возможно, наши инопланетные гости каким-то образом глушили связь. Насчет последнего - шучу, конечно. Хотя, как известно, в каждой шутке есть доля правды.
  Бесполезный мобильник я убрал обратно в карман.
  Грибок взрыва за окном превратился в клуб черной пыли, который стал медленно оседать и развеиваться ветром. С момента падения прошло от силы десять минут. Твою неваляху, я все еще не верю, что это происходит на моих глазах!
  - У нас дозиметр есть? - поинтересовался я, не сводя глаз с окна.
  - Чего? - удивился Тарасыч.
  - Дозиметр. Прибор для измерения уровня радиации.
  - А на кой он нам сдался?
  Я прикусил язык. Чуть не проболтался подчиненному, не имеющему допуска, что хранимые на объекте вещи могут излучать радиацию. К счастью, Тарасыч в этот момент не блистал проницательностью. А я вдруг сообразил, что если двадцать лет назад здесь произошло нечто похожее, то дозиметры могут находиться в бункере. Хранятся же в кладовке противорадиационные костюмы!
  Я отдал Тарасычу свой служебный мобильник.
  - Набирай МЧС, пока не ответят.
  - А если ответят, что сказать?
  - Так и скажи: тарелка в соседний лес упала, беспокоит это тебя, чай с конфеткой пить не можешь.
  Пока я возвращался в бункер по цепочке своих следов, оставленных в грязи, дождь сменился редкими одинокими каплями, падающими с неба. Повторный спуск на первый ярус вызвал у меня чувство дежа вю. Я решительно загнал это чувство назад поглубже, чтобы не путалось под ногами.
  Порыскав в кладовке по стеллажам, я нашел целую россыпь подарков, оставленных военными. Наряду с электронными осциллографами, цифровыми тестерами и другой контрольно-измерительной ерундой, о назначении которой я имел весьма смутное представление, на полках обнаружились комплекты индивидуальных дозиметров, а также новенькие, в упаковке, войсковые приборы для радиационной разведки. В паспортах были расписаны четкие интервалы поверки приборов, видимо посещающие бункер 'академики' не забывали про эту кладовку. Я взял измеритель мощности дозы ИМД, устройство попроще и полегче остальных. Также прихватил с собой комплект изолирующего противогаза и сумку с общевойсковым костюмом химзащиты. Нагруженный под завязку, я выбрался из бункера, на этот раз выключив свет и тщательно заперев наружную дверь.
  Столб взрыва над лесом окончательно перестал походить на маленькую Хиросиму: все что от него осталось - грязное пятно в небе. Я включил базовый блок ИМД и направил датчик детектирования излучений в сторону пятна. Прибор неохотно щелкнул, стрелка заколебалась в самом начале шкалы. Пока неплохо, чуть выше естественного радиационного фона.
  Тарасыч, высунув голову из дверного проема караулки, изучал небо. Клякса выбралась со своего места в прихожей и лакала воду из лужи. Я сгрузил барахло из бункера на крыльцо.
  - Ну как МЧС?
  Тарасыч отрицательно потряс головой.
  - Фонарь у нас есть?
  - Фонарь есть... Ты куда собрался, начальник? - осторожно поинтересовался Тарасыч.
  - Прогуляюсь за реку до лесочка.
  - Пойдешь туда?!!
  Я пожал плечами.
  - Кому-то надо посмотреть, что там. Ближе нас к месту падения все равно никого. К тому же, может быть, там живой кто остался.
  Тарасыч посерел лицом. Клякса оторвала морду от лужи и посмотрела на него.
  - Кто живой? - страшным голосом спросил он. - Кто там может быть живой?
  Я пожал плечами.
  - Вот и посмотрю.
  - Да брось, начальник. На кой тебе это нужно? Лучше посидим, чаю попьем. Авось к этому времени телефон заработает.
  Я только усмехнулся.
  Признаюсь, есть у меня один недостаток. Я часто лезу в самое пекло. Возможно потому, что не любил сидеть в казарме. Как викингам, мне нужны были приключения. Правда, зачастую они оканчивались плачевно: то отделением милиции, то вообще увольнением из рядов Вооруженных Сил. Впрочем, это мелочи, побочный эффект. Важен сам факт участия в чем-то необычном, будоражащем кровь и волнующим воображение. Поход к упавшей тарелке был из того разряда. К тому же мне действительно интересно посмотреть: нет ли там кого-нибудь малость поживее моего подопечного из морозильной камеры?
  Я попросил Тарасыча налить холодного кипятка в полуторалитровую пластиковую бутылку. Он исполнил просьбу, вылив в нее остатки из чайника. Вода была горячей, и бутылка слегка покорежилась. Я перетянул горлышко проводом, соорудил петлю и повесил на плечо.
  - Возьми карабин, - вдруг сказал дед. - Мало ли.
  - Карабин останется в караулке, - назидательно ответил я. - Ты, Тарасыч, охраняешь объект государственной важности. И за оружие отвечаешь головой. Ты не имеешь права передавать его кому-либо, в том числе мне.
  Тарасыч заткнулся.
  Я взвалил на плечо противогаз и сумку с костюмом, преодолел ворота и пошлепал по лужам в сторону реки.
  
  * * *
  
  В километре от нашего объекта на излучине реки находился перекат. Я каждый день прохожу мимо него, когда топаю на спецхранилище из Коровьино. Здесь всегда шумит вода, бегущая меж выступающих из реки валунов. Галечное дно настолько мелкое, что проглядывается с берега. Перебраться на другую сторону можно не глубже, чем по пояс.
  На пляже, врезающемся в реку словно лезвие, я раскатал изолирующий костюм. Пока мне нужны от него только резиновые штаны. Я натянул их поверх сапог, перекинул бретели через плечи и застегнул. Рыбаки часто используют снаряжение химзащиты, чтобы удить на удалении от берега. Мне этих штанов достаточно, чтобы перейти на другую сторону и сохранить сухой одежду.
  Течение на перекате было быстрое, настырное и все норовило снести меня с мели. Я прятался от него за валунами в зонах стоячей воды, да еще спасали обильные водоросли, за которые можно было держаться, когда вконец обнаглевшее течение валило с ног.
  Берег на другой стороне реки был обрывистым, возле воды поросший кустами речной ивы. Хватаясь за ее ветви, я выбрался на сушу и долго бродил по ней в поисках участка, по которому смог бы подняться. Наконец мне попался песчаный откос, прошитый гнездами ласточек. Двигаясь по нему наискось, я наконец оказался наверху.
  Передо мной стояла стена дремучего ельника - серого, сухого, пыльного. Она даже частично не позволяла разглядеть, что творилось на месте падения. Я мог лишь сказать, что грибок взрыва окончательно растаял, сменившись струйками дыма от начинавшегося лесного пожара.
  Упавшая тарелка подожгла Боровое. Не очень приятная весть.
  Я измерил уровень радиации. Он увеличился и колебался между шестью и восьмью сотыми миллирентген в час. Это плохо. Радиация все-таки есть, и в эпицентре она может достигнуть небывалых, чернобыльских значений. С моим общевойсковым костюмом химзащиты там делать нечего... И все-таки я не повернул назад. Мне хотелось взглянуть на тарелку, потому что потом такой возможности не будет. Появятся военные, оцепят местность, засекретят информацию, зашугают местных жителей подписками о неразглашении. А тут, пока они не прочухались, есть возможность взглянуть самому.
  Сотней метров правее за стеной ельника нашлась просека, по которой я вошел в лес. Я двинулся по ковру из мятлика, из которого поднимались березовые побеги, росточком с колено. Я держал курс на дым, поднимающийся за деревьями в светлеющее после грозы небо. Просека вела чуть вправо, поэтому я решил, что пройду по ней, сколько можно, а потом поверну в чащу.
  Наблюдая за дымом, я пару раз наступил на гнезда куропаток - эти курицы выпархивали из-под ног, крича и громко хлопая крыльями, пугая меня до смерти. Однажды рядом что-то зашипело, словно утечка газа из трубопровода - затаившаяся возле старого пня гадюка смотрела на меня черными провалами глаз. Я обошел ее по широкой дуге.
  Когда стало окончательно ясно, что просека ведет в противоположную от пожарища сторону, я вошел во владения вековых сосен, неохватных берез и дремучих елей. Кроны деревьев закрывали почти весь свет, и сквозь валежник с зарослями дикой малины приходилось продираться в сумраке. Появились комары, но после ливня их было немного, да и никогда они меня не доставали. Я не ощущаю их укусов, даже не знаю почему. Юлька ехидно говорит, что комары о мою слоновью кожу ломают хоботы. Она просто завидует. У нее самой кожа очень нежная. Для такой достаточно, чтобы комар лишь сел и коснулся кровососущей иглой - и на ней тут же выскакивает бляшка, которая чешется несколько часов. У Настюхи то же самое, мама с дочкой, блин...
  Уровень радиации снова увеличился. Я прикинул, что при той дозе, которую сейчас определяет ИМД, смогу находиться в лесу без ущерба для здоровья еще часа три. Потом начнется, что называется, 'хватил'. В домашних условиях выводить излишек радионуклидов из организма можно только средством, которое лично мне кардинальным образом противопоказано, а вырезание ложек, к великому сожалению, этого не может компенсировать.
  Повышение уровня радиации меня сильно опечалило. Это значит, что на самом месте катастрофы я не смогу долго находиться (если вообще подберусь к нему на расстояние, доступное для обозрения). Тем более нечего думать о том, чтобы пройтись по тарелке, обследовать помещения, палубы, покопаться в инопланетном скарбе... Досадно.
  Однако прежде, чем я достиг цели моего путешествия, случились два события.
  Взойдя на небольшой холм, свободный от деревьев, я обнаружил, что кроме полотна дыма, поднимавшегося над местом падения, на северо-востоке вьется еще один, более скромный дымок. Раньше я не замечал его, так как он сливался с основным. Но когда просека увела меня вбок, два дыма разъединились. Кроме тарелки в лес упало что-то еще. Я подумал, что посещение места падения маленького объекта могло оказаться гораздо более продуктивным, чем бестолковое топтание на большом пожаре возле источника убойной дозы радиации. Этот дымок был первым событием.
  Вторым было то, что я повстречал 'коллегу' - такого же ротозея, как я, отправившегося поглазеть, чего это там бабахнуло в лесной чаще.
  
  * * *
  
  Мужик лет сорока среднего роста и телосложения, одетый в камуфляжную куртку и резиновые сапоги, пробирался между аккуратных сосенок. На пояснице у него висела большая корзина. Заметив меня, он приветливо махнул рукой и быстрым шагом направился ко мне, прямодушной улыбаясь, будто старому знакомому.
  - Эй, мужик, это... Погоди, говорю!
  У него были мятые русые волосы, чуть навыкате глаза. Резкие, грубоватые черты лица определяли его как коренного жителя одной из окрестных деревень. Мне вообще казалось, что лица всех местных жителей чем-то похожи - то ли отпечатавшихся на них простонародным бытом, то ли отдаленной родственной связью.
  - Здорово, земляк! - Он глянул вытаращенными глазами на мой изолирующий костюм, на сумку противогаза и дозиметр. Его улыбка поблекла. - Тут военные учения, что ль?
  - Вряд ли. - Я кивнул на корзину у него за спиной. - Как грибочки, набрал?
  - Ага, как же! Набрал, называется. Сначала под такую грозу попал, что помереть можно от страха. Хорошо хоть под деревом спрятался, не замочило. А потом еще эта хреновина просвистела над лесом. Вот где страшно-то было по-настоящему.
  - Близко видел?
  - Что?
  - Хреновину.
  - А... Не, деревья мешали. Видел только, что здоровая, гадина. Не знаешь, куда упала? Очень уж посмотреть хочется, хотя бы одним глазком. Конечно, если можно? - И он вопросительно глянул на меня, будто я тут караулю проход к упавшей тарелке.
  - Можешь меня не спрашивать, я к этому отношения не имею, - заверил я. - Сам иду посмотреть, что там за штуковина упала. На снаряжение не обращай внимания, просто под рукой оказалось. Бывает такое иногда.
  Он недоверчиво изогнул губы в ухмылке. Видать, не до конца поверил, что я такой же как и он любопытствующий, просто оснащен получше.
  - Значит, никто зону не сторожит? - на всякий случай уточнил он.
  - Нет.
  - Фу-у... А я уж боялся, что сначала стрельнут из 'калаша', а потом станут разбираться, шпион или нет. - Он произнес это с улыбочкой, почти такой же, как у майора Фомина. - Не возражаешь, ежели вместе пойдем? Вместе сподручнее. Меня, кстати, Семеном зовут.
  - Я Валера. - Мы закрепили знакомство рукопожатием. - Только не знаю, далеко ли удастся тебе пройти, Семен. Тут уровень радиации высокий, причем с каждым шагом увеличивается не по-детски. Грибочки в этом лесу точно лет двести нельзя будет собирать.
  - Вот, блин! Я с детства сюда за грибами и за малиной ходил. Вся моя родня ходила. Как же так?
  - Речь не о грибах. Без спецзащиты тебе далеко не пройти.
  Семен скорчил жалобное лицо.
  - Слушай, Валера, земляк, очень мне туда надо. Не каждый день у нас с неба махины падают. У нас в Голованово про меня только и говорят, что Семен с женой поцапался или Семен на тракторе в канаву съехал или же начальник гаража послал Семена в матерной форме. А тут народ будет говорить: 'Слышал, в Боровом НЛО грохнулось? Так Семен туда ходил. Семен видел. Семен рассказывал'. А насчет того, что радиация - ну подумаешь, хвачу чуток. Хлебну стакан - сама растворится. Но ты пойми, Валера, земляк, не могу я это дело пропустить.
  Я пожал плечами. Пускай идет, раз хочет, что мне его отговаривать. Взрослый человек, сам разберется, где для него опасно. В крайнем случае, если ИМД станет показывать угрожающие цифры, поговорю с ним пожестче.
  Так у меня появился спутник. На протяжении всего пути, что мы пробирались сквозь ельник, Семен болтал без умолку. Я узнал, что он работает трактористом, но сейчас у трактора полетела коробка передач, надо менять половину шестерней, а денег на ремонт нет, и начальник гаража выгнал его в отгулы. А еще я узнал, что Семен не доволен жизнью, потому что получает мало; он хочет перебраться в город, чтобы получать больше, правда не знает, чем бы стал заниматься, скорее всего пошел в какой-нибудь автосервис. Потом он рассказал, как у них возле котельной в открытый люк провалилась корова. Семен привязал ее тросом за рога и тащил трактором... В общем, в пути скучно не было. Позади меня шагал живой радиоприемник, настроенный на волну с сельскими анекдотами.
  Сквозь ельник я двигался первым, выставив перед собой локоть, таранящий сплетения ветвей, норовивших хлестнуть по лицу, запутаться в волосах или пропороть сучком роговицу глаза. Эту историю с коровой я где-то уже слышал. Впрочем, неудивительно. Коровьинский район не слишком большой. Каждая неординарная история здесь становится почти официально распространяемой новостью. Бабушки из моего дома, собирающиеся по вечерам на длинной скамейке перед палисадником, вносят не последнюю лепту в работу Коровьинского информагентства. Уверен, что сегодняшнее событие вообще станет хитом. Говорить об этом будут целый год, строя предположения одно невероятнее другого. И никакие меры, вроде подписок о неразглашении или массовых расстрелов, не задушат народное право на свободу распространения информации. Я успел в этом убедиться на третий же день: незнакомые женщины при встрече со мной кивали, ребятня называла 'начальником', а мужики из капельницы настойчиво предлагали проставиться за вступление в должность...
  Приближение малого объекта падения я почувствовал по запаху дыма и, кажется, серы. Под ногами стали попадаться россыпи черной крупы, напоминающей спекшуюся сажу. Потом наверху, в сосновых кронах, мы увидели широкий пролом. Наблюдая, как он спускается к земле, мы прошли вдоль него, пока не увидели впереди поваленные деревья.
  Пропахав длинную черную борозду, окруженная молодыми сосенками, в землю зарылась оранжево-медная 'семечка' размером с небольшой автомобиль. Земля вокруг 'семечки' дымилась, дым, просачиваясь сквозь хвою, поднимался в небо. Другой объект падения находился левее нас в нескольких километрах: дым от него стал гуще и больше. Пожар, видимо, разрастался.
  Где-то на расстоянии сотни метров от 'семечки' стрелку ИМД начало зашкаливать. Я переключил диапазон измерения и понял, что с радиацией у нас все в порядке - то есть, что она есть и что ее много.
  Я остановился отдышаться. Переход по лесу измотал меня. Но вот мы у цели. Пора доверить свои легкие изолирующему противогазу. А Семену...
  - Тебе дальше нельзя.
  - Да ладно! - отмахнулся он, прищурено разглядывая 'семечку' и собираясь подойти к ней поближе. - Я только гляну одним глазком и назад.
  Я схватил этого самоубийцу за руку. Он оглянулся.
  - Слышь, Семен. - Я хмуро глянул ему в глаза. - Я серьезно. Ты, конечно, сам хозяин своему здоровью, но по-человечески тебе советую - не ходи туда. Понимаю, что любопытно. Но без средств защиты нельзя... если, конечно, не хочешь остаток жизни находить у себя раковые опухоли на жизненно важных органах.
  В его взгляде мелькнуло подозрение. Вот идиот, думает, будто я его дурачу. Будто собираюсь заграбастать славу первооткрывателя упавшей с неба штуковины.
  - Если так заботишься о здоровье, может, сам не пойдешь? - спросил он. - Давай мне свои шмотки, а? Я схожу, посмотрю, что там и как. Потом вернусь.
  Я протянул ему сумку с противогазом.
  Не ожидавший такого жеста, Семен попятился от меня.
  - Ну что же ты, бери! Умеешь работать в изолирующем противогазе? А с измерителем мощности дозы умеешь обращаться? Сколько времени можно находиться на зараженном объекте - знаешь?
  Он молчал.
  - Это тебе не байки травить, - продолжил я. - Это деликатное дело. Стошнит в противогаз, сразу захочется снять его, чтобы дохнуть чистого воздуха. Едва ты это сделаешь - здравствуй, доза! Через две недели выпадут волосы и брови. Через два месяца начнутся невыносимые головные боли. Через полгода обнаружишь, что не можешь мочиться от раздувшейся простаты, а в голове у тебя опухоль размером с кулак и даже если ее вырезать, то врачи не дают гарантии, что останешься жив... Ну как? Пойдешь?
  Насупившийся Семен демонстративно не глядел на меня.
  - Отойди на сотню шагов и жди, - приказал я. - Вернусь, расскажу, что видел. Можешь потом заливать в своей деревне, будто сам там был - ловить на слове не буду, мне этого даром не надо.
  Не проронив ни слова, Семен обиженно развернулся и побрел назад. Корзина на его пояснице раскачивалась из стороны в сторону. Пусть обижается. Зато останется цел.
  Я надел куртку, резиновые рукавицы. Тщательно застегнул все хлястики, после чего натянул на череп противогаз и капюшон. Готово. Полностью защищенный и упакованный, я двинулся вдоль борозды к эпицентру радиации.
  Вокруг упавшего аппарата держалось марево раскаленного воздуха, поэтому разглядеть его толком я не мог. Видел только выпуклости вдоль борта, похожие на обтекаемые ребра жесткости, огненный цвет поверхности, черное отверстие в задней части, похожее на сопло... Вообще трудно подбирать аналогии из современного мира, чтобы описать это изделие made in Sirius, или откуда он там прилетел. Могу только с уверенностью сказать, что такого я в своей жизни точно не видел.
  Земля была горячей от распадающихся радиоактивных частиц и тлеющего торфа. Жар ощущался сквозь подошвы кирзачей, я все боялся, как бы они не расплавились. Кроме того, метров за десять до 'семечка' я попал в облако неведомой пыльцы, сразу осевшей на стеклах. Я поскреб стекла пальцами, но она не сошла, и продвигаться дальше мне пришлось в условиях ограниченной видимости.
  Показания ИМД в очередной раз скакнули. У меня было не больше пяти минут, чтобы осмотреть отделившийся от тарелки элемент. Я уже не сомневался, что вижу спасательную капсулу. Я надеялся найти внутри нечто живое, дышащее, способное к общению, готовое пойти на контакт с человеком. Зачем мне это? Спросите что-нибудь полегче. Возможно, это как-то связано с проблемой моего самоутверждения в жизни. Возможно, я хотел еще раз убедиться, что пришельцы не розыгрыш. А возможно, мне просто нужно чем-то заполнить ту пустоту, которую раньше заполняла водка.
  Капсулу окружал вязкий белый дым, раскалено-медный цвет поверхности пробивался сквозь него и слепил глаза. Он словно окутывал 'семечку' волшебным сиянием. Я сделал несколько шагов от кормы к носу, пытаясь определить, в каком месте находится замок, открывающий капсулу. Чего-то вроде рычага на дверце холодильника отыскать не удалось. Зато я обнаружил контуры люка.
  Тонкая темная щель, похожая на трещину в скорлупе ореха, охватывала треть поверхности в боковой части 'семечки'. Стоило мне провести вдоль нее облаченными в резину пальцами, как последовал едва заметный щелчок. Капсула вздрогнула. По ее обшивке прошла короткая вибрация, после чего часть борта поднялась вверх, как дверца 'Феррари', чуть не наизнанку вывернув внутренности.
  В первый момент я ничего не увидел - обзор загородил дым. Я нетерпеливо разогнал его ладонями, еще раз поскреб стекла противогаза, чтобы хоть чуточку прибавить в видимости, но пыльца намертво въелась в стекла. Словно сквозь мутную пленку я увидел пульт управления. Из него которого торчали хрусталики, в точности похожие на объекты из комнаты номер два. Кончики хрусталиков покрывало робкое рдеющее свечение. Над пультом висел экран с горящими иероглифами.
  Я перевел взгляд, чувствуя, как сердце нервно отстукивает в груди.
  Напротив пульта управления в центре аппарата располагалось единственное кресло. И оно пустовало. Вопреки моим надеждам, капсула оказалась без гуманоида, хотя совсем недавно, может, десять минут назад в ней кто-то находился. Я это чувствовал. На это указывали строки бегущих по экрану иероглифов и непотухшие хрусталики управления. Даже на кресле еще держались вмятины от спины и ягодиц. Существо, пребывавшее в этой капсуле, покинуло ее сразу после приземления.
  Оно где-то в этом лесу.
  Позади хрустнула ветка. Я вздрогнул от этого звука.
  В стеклах мелькнула человеческая рука. Не успел я опомниться, как она ухватила меня за 'хобот' ИП - и в следующей момент я остался без противогаза в эпицентре радиоактивного заражения.
  Дым резал глаза. Горели уши, беспощадно свернутые резиной. То же самое происходило с волосами, едва не выдранными с корнем из скальпа.
  Возле меня, держа в опущенной руке мой противогаз, стоял Семен. Улыбочки майора Фомина на его лице больше не было, впрочем как и добродушного выражения тракториста из Коровьино. Лицо выглядело безразличным. Хуже того - мертвым.
   - Теперь у тебя будут опухоли на жизненно важных органах, - мстительно произнес Семен.
  Насколько я понимаю, мой долгожданный контакт с внеземным разумом состоялся.
  
  Глава 4
  Брат по разуму
  
  Пальцы, в которых было мало тепла, схватили приличный клок моих волос на затылке и запрокинули голову. Хватка была на удивление крепкой, к тому же от неожиданности и страха меня оставили силы. И еще я не мог перестать думать о том, что каждый вдох, каждая секунда, проведенная в эпицентре, наполняет меня радиоактивностью, словно горячая вода резиновую куклу.
  Лицо Семена, все такое же холодное и безразличное, возникло рядом с моим. В кривых пальцах свободной руки он держал нечто похожее на перочинный нож с длинным светящимся лезвием. Лезвие приблизилось, и я почувствовал жар возле шеи.
  - Эта штуковина режет кости и сухожилия, как масло. Оно с легкостью перережет твое горло, земляк. - Последнее слово прозвучало с насмешкой и относилось не только ко мне, но и к остальным моими соплеменниками, населяющими третью планету от Солнца.
  - Нет, - взмолился я. - Нет, не надо, прошу вас. У меня жена и маленькая дочь. Я сделаю все, что нужно...
  Пальцы с силой рванули за волосы, словно собирались выдрать их из скальпа. Я вскрикнул. В левом ухе зазвучал презрительный голос Семена. В нем не осталось ничего от простодушного деревенского тракториста.
  - Ты не заслуживаешь того, чтобы помогать высокоразвитой цивилизации, которая осчастливила эту планету своим посещением. Ты заслуживаешь только ползать у наших ног, вымаливать прощение и делать все, чтобы заслужить его.
  - Пожалуйста, не убивайте.
  Только сейчас я понял. От Семена тянуло необъяснимой жутью - той же, что от мертвого гуманоида на втором ярусе, но в несколько раз более острой, разъедающей, прошибающей чувства.
  - Двадцать два года назад в вашем летоисчислении здесь упал межпланетный корабль. Где он?
  - Я не знаю.
  Раскаленное лезвие на мгновение коснулось ключицы. Боль была настолько неистовой, что отнялось плечо. В ноздри ударил запах жженой плоти.
  - Я в самом деле не знаю! - заорал я. - Его увезли куда-то в Москву!
  Семен на мгновение замер. Мне показалось, отключился: губы не шевелились, выпученные глаза уставились в пустоту. Очевидно копался в собственной памяти, что такое Москва и где это.
  - Нам известно, что не все увезли в Москву, - наконец произнес он. - Часть предметов остались в этой местности. Где они?
  - Зачем...
  - Я здесь задаю вопросы! - взревел псевдотракторист. - Я вижу в твоей голове их образы. Где они?
  Видит в моей голове? Твою неваляху! В самом деле, каждый из объектов бункера прочно сидит у меня в памяти. Неужели это существо способно заглянуть в нее?
  - Где предметы?
  - Я покажу...
  На этой фразе голос у меня сорвался. Ну а как прикажете разговаривать, когда к твоему горлу представлен джедайский перочинный нож? В подобных обстоятельствах трудно проявлять героизм. Описаться вот можно запросто, а с героизмом гораздо сложнее...
  На лице Семена вновь появилась улыбка. Только уже не капитана Фомина. В ней вообще было мало человеческого. Так палач улыбается обезумевшей от ужаса жертве, вытаскивая из коробочки первую иглу, которую собирается загнать ей под ногти.
  - Ты безвольный, бесхребетный, оплывший от малоподвижной жизни алкаш, - произнесло скрывающееся под обликом тракториста существо. На мгновение мне показалось, что голос я слышу не ушами, он раздается прямо в голове. - Ты не можешь заставить четырех разгильдяев повиноваться себе. Ты на волоске от того, чтобы сорваться и начать пить.
  Все как с листа прочел. Телепатия в действии, извольте-с. До сегодняшнего дня я узнавал о ней только из желтой прессы или фантастических книжек. Сколько же еще информации можно вытащить из головы человека с ее помощью?
  - Ты не человек, а помои, - безжалостно продолжал унижение Семен, - все, на что ты способен, это отвести меня к моей цели. В этом высшая цель твоей ничтожной жизни.
  - Давайте выйдем из зараженной зоны! - попросил я. - Я сделаю все, что прикажете, только давайте сначала покинем зону!
  Рука, сжимавшая волосы, с силой толкнула меня вперед. Я полетел лицом в распаханный дымящийся торфяник. ИМД свалился с плеча и ударился о пень. Что-то внутри коробки треснуло, звякнуло - и определять мощность дозы прибор больше не сможет.
  Пока я поднимался на ноги, шурша складками костюма, Семен стоял надо мной с надменным, даже презрительным выражением лица. Со стороны, наверное, это выглядело забавно: грибник в камуфляжной куртке, резиновых сапогах и огромной корзиной на лямке с презрением взирает на барахтающегося возле его ног военного, офицера в отставке. Только для меня, измотанного лесным путешествием, нахватавшегося радиационного облучения, с запекшимся порезом на ключице, ничего забавного не было. Меня взял в оборот пришелец из космоса, которому что-то понадобилось в бункере, чье содержимое наши академики сочли бесперспективным.
  
  * * *
  
  Из зоны падения мы выбирались тем же путем, которым шли в нее: сквозь сухой густой ельник и заросли орешника. Скрывающийся под обликом деревенского тракториста пришелец гнал меня сквозь лес, читал образы из моей головы и всячески надо мной издевался. Единственное, что осталось в нем от прежнего Семена - неуемная болтливость.
  - Вами, людишками, легко управлять, - шипел он, топая в своих резиновых сапогах по ковру из прошлогодних опавших листьев. На макушке торчал взъерошенный хохолок. - Подчинить вас не составляет труда. Человеческий мозг для меня - открытая книга. Я вижу любую мысль, любое воспоминание, любой образ. Я могу сложить в нужную мне последовательность и отправить обратно в зрительную область. И ты увидишь то, что я захочу. Телепатия и гипноз в одном флаконе - кажется, так это у вас называется?
  - А речь? - осторожно спросил я. - Речь я тоже слышу через телепатию?
  - Частично, - уклончиво ответил он, не став развивать ответ. А я понял другое.
  Семен представлял собой собирательный образ из нескольких людей, которых я когда-либо встречал в своей жизни. Взять его гнусную улыбочку. Ведь она есть ни что иное, как мерзкое искажение добродушной улыбки майора Фомина. То же и с сельскими анекдотами. Я слышал их от других людей; позабытые и не очень, они хранились на подкорке в моей голове. Пока мы шли к месту падения, пришелец тянул эту информацию из моих мозгов, перемешивал и подсовывал мне же в качестве своего визуального и звукового прикрытия. Да и сейчас не спешил расстаться со своей личиной.
  Конечно, свой настоящий облик он прятал мастерски. Я несколько раз пытался перебороть морок и увидеть сквозь образ деревенского тракториста увеличенную голову, журавлиные ноги, руки с четырьмя пальцами. Без толку. Этот фокус давался ему с легкостью. Правда, мой спутник ничего не мог поделать с внутренним ощущением дискомфорта, веющим от него. И этот дискомфорт усиливался, чем дольше мы находились вместе.
  День клонился к вечеру. После грозы тучи не разошлись, а низко обосновались над вершинами деревьев. От места падения тарелки дыма поднималось меньше, не знаю почему. Может, распространению огня помешали участки открытой местности, может, там болотина, может, лес сырой после ливня - не знаю. Сейчас меня больше заботила головная боль, чугунной тяжестью повисшая под крышкой черепа, вызванная то ли радиацией, то ли непрерывным ментальным контролем со стороны пришельца.
  - Что произошло с вашей тарелкой? - спросил я, когда мы перебирались через поваленную березу, обросшую мхом. - Почему она упала?
  Боль толкнулась в мозгах. Словно кто-то ради развлечения ударил молоточком по одному из полушарий. Я невольно схватился за висок - перчатки на руке уже не было, я сбросил их возле 'семечки', какой теперь от них прок?
  - Это чтобы ты не думал, будто можешь общаться со мной на равных, - злобно пояснил пришелец и замолчал. Я подумал, что больше ничего не скажет, но он вдруг продолжил: - В этих местах мощная электромагнитная аномалия. Она влияет на системы... - Он сказал еще что-то такое, чего я не понял и даже повторить был не в состоянии. Мне кажется, сквозь человеческую речь проскочило слово на родном языке пришельца. - Я потерял управление судном и меня втянуло в грозовое облако. Молния попала в трансурановый накопитель, я едва успел катапультироваться.
  'Сукин сын давно крутился над этими местами, - подумал я, - возможно, не одну неделю'.
  - Что это значит? - всколыхнулся Семен, гневно сверкая выпученными глазами. - О чем ты сейчас подумал? Я не понял!
  - Ни о чем, - поспешил заверить я.
  В голове еще раз ударилась боль. В качестве наказания.
  - Не пытайся меня обмануть, - злобно прошипел он. - Я вижу в твоей голове какой-то луг, вижу натянутую между столбов проволоку, постройки за ней. Среди них каменное сооружение, заглубленное в грунт. Мы должны идти туда. Моя цель находится там. Не пытайся меня обмануть, не пытайся увести в другую сторону.
  - Я об этом совершенно не думал.
  - Расскажи это моей бабушке.
  Так говаривал наш запотех. Семен все глубже запускал в меня руку, выуживая самое сокровенное. В том числе нашего зампотеха, с которым мы не раз объединялись в уютную компанию, чтобы высосать душу из поллитры.
  - Когда мы придем туда, куда вам надо, возникнет проблема, - предупредил я. - Сооружение охраняет человек. Без соответствующего документа он не имеет права пустить на территорию чужака.
  - Я это знаю. Я все знаю. Тарасыч безобидный старикан. Я нашел это в твоей голове.
  - Но у него есть карабин.
  - Я разберусь.
  Оттого, как произнес это шагающий рядом тракторист, волосики на предплечьях у меня встали дыбом, а кожа покрылась мурашками.
  Он разберется с Тарасычем.
  А потом со мной, когда я приведу его к цели.
  Мы вышли на просеку, поросшую молодым березняком. Отсюда я начал путешествие к месту падения. До речки оставалось меньше пятисот метров. В раскалывающейся голове не было ни единой мысли, что делать. Этот пылесос в сапогах высосал из меня их досуха.
  - Как ты вернешься назад? - поинтересовался я, превозмогая боль в висках. - Насколько я понимаю, после того маленького взрыва твоя летающая болванка вряд ли поднимется в воздух.
  - Когда я добуду то, что нужно, он пошлет за мной.
  Мне показалось, или я уловил в его словах нотки благоговения?
  - Кто он?
  - Мой господин. Могущественный телепат. Повелитель миров. Когда он сойдет на Землю, вы, людишки, будете ползать перед ним, словно рабы и жрать грязь по его приказу.
  - И ему необходимо то, что хранится в бункере?
  Гуманоид внимательно посмотрел на меня.
  - Ты слишком любопытен. Слишком. Я доложу господину об этом.
  Ему под ноги попалась кочка и высший разум с физиономией тракториста едва не расквасил нос о ствол удачно подставившейся березы. Пришелец испуганно вскинул руки, чтобы предотвратить столкновение. У меня в глазах что-то моргнуло, на короткое мгновение его облик смазался, видимо, телепат и гипнотизер в одном флаконе потерял концентрацию...
  Большего я не увидел, хотя, казалось, должен был. Должен был увидеть хоть что-то. Хоть кусочек тела этой четырехпалой суки с головой олигофрена. Но передо мной снова маячил тракторист с мятыми волосами. И мне подумалось: а может, ничего этого не происходит? События настолько безумные, что вряд ли кто-то в здравом уме мог стать их свидетелем. Шепот, падение тарелки, мстительный гуманоид, которому позарез нужна одна из вещей в моем бункере. Может, все это галлюцинация, вызванная хмельным воздержанием? Или, наоборот, я не вытерпел и нажрался до чертиков, а сейчас нахожусь под влиянием алкогольных грез?
  От всех этих мыслей у меня закружилась голова.
  - Ты ничего не видел! - огрызнулся на меня тракторист, имея в виду свое столкновение с деревом.
  - Я видел проявления небесной грации.
  - Не понимаю этих слов. О чем ты говоришь?
  - О своем восхищении.
  Он недовольно отвернулся, и мы продолжили путь. А все-таки не такой уж он сверхтелепат, бахвалится больше. Пришелец читал далеко не все, о чем я думал. Некоторые пласты сознания оставались ему недоступны.
  И ирония ему чужда.
  Когда мы добрались до реки, я совершенно вымотался и едва переставлял ноги. Зато мой спутник не выказывал признаков усталости и безжалостно гнал меня вперед. Мы спустились по песчаному откосу к воде и перешли русло в том же месте, где переходил его я, какого-то лешего собираясь поглазеть на упавшую тарелку.
  До спецхранилища оставалось меньше километра Когда мы поднимались по песчаной косе, пришелец вдруг замер и тычком локтя в грудь заставил меня остановиться. Тычок получился болезненным - локоть у него был острым. Я порядком упрел в изолирующем костюме, пот под одеждой катился ручьями. Еще в лесу я пытался стащить с себя куртку, но пришелец мне не позволил, снова начав угрожать своим светящимся ножиком.
  Он присел на корточки и дотронулся ладонью до травы.
  - О да! - сладострастно произнес тракторист. - Я узнаю его, этот великий неодолимый Шепот. Никто не способен устоять перед ним, ни одно живое существо. Украденная реликвия вновь обретет почетное место на флагмане моего господина!
  Я шепота не слышал, но вполне допускал, что чуткий слух моего спутника уловил его. И меня снова начал терзать вопрос, которая из вещей в бункере издавала его? Мертвый уродец? Светящиеся кристаллы? Пирамидка?.. Пирамидка мне казалась наименее вероятным вариантом, она никак не реагировала на приближение тарелки.
  Но, может, именно поэтому она была уникальной?
  Мой спутник разогнулся.
  - Вперед, - скупо приказал он.
  Я нехотя тронулся с места к виднеющимся впереди постройкам посреди луга, окруженных натянутой между столбов колючей проволокой.
  
  * * *
  
  Еще издали я услышал доносящийся из-за караулки зычный рев работающей мотокосы. Когда я и скрывающийся под обликом грибника пришелец обогнули угол ограждения, сначала я увидел посреди распахнутых ворот пустой табурет с прислоненным к нему карабином. А чуть дальше увидел Тарасыча.
  Коса висела у него на плече, и бывший портовый связист осторожно и с интересом водил ею из стороны в сторону, подрубая рослый борщевик. Иногда он останавливался на секунду, оглядывал машинку и качал головой, восхищаясь техническим прогрессом. Нас он не увидел, потому что подходили мы со спины.
  Тракторист оглядел фигуру Тарасыча безучастным взглядом убийцы. В его руке возник светящийся нож.
  - Позволь мне поговорить с ним! - попросил я, глотая слова, потому что задыхался от быстрого шага. - Он пропустит нас...
  - Твоя помощь не требуется, - надменно ответил Семен. - Я сам с ним разберусь. Все, что от тебя требуется, привести меня к цели.
  - Я понимаю, но...
  И тут я увидел Кляксу.
  Пес вылетел к нам через распахнутые ворота, оглашая воздух тревожным лаем. В реве работающей мотокосы он был практически не слышен. Занятый косьбой Тарасыч даже не поднял головы.
  Зато на собаку обратил внимание Семен.
  Он с интересом уставился на катящийся к нам через луг черный комок лохматой шерсти. Даже наклонил голову к плечу, разглядывая пса.
  Мне показалось, что Клякса прыгнет на пришельца - с такой злостью она неслась на него. В последний момент пес затормозил в считанных сантиметрах, потом сдал чуть назад, ни на мгновение не прекращая отчаянно, до хрипа, материть незнакомца на своем собачьем языке. Однажды я видел, как Клякса облаяла проходившего мимо караулки рыбака: погавкала несколько раз, чтобы дать ему понять, что он забрел не туда. Но так отчаянно она не заливалась. Словно опаснее и злее моего спутника она ничего не видела в своей жизни.
  Семен почти не реагировал на лай. Мне показалось, что бешенство собаки даже доставляло ему удовольствие. Он нажал кнопку на рукояти своего ножичка, и тот, к моему великому удивлению, поднялся в воздух, точно подвешенный на леске. Лезвие сверкнуло пламенем, начало вращаться...
  Пес перестал лаять, метнув взгляд на порхающий на уровне плеча пришельца неизвестный предмет.
  Семен улыбнулся псу, обнажив кривые зубы.
  Огненный круг, в который превратился вращающийся нож, вдруг рухнул вниз с такой скоростью, словно был выпущен из пращи. Не успел я опомниться, как он с силой ударил пса в лохматый бок.
  Клякса вздрогнула. Из красного рта вырвался хрип. Над холкой в воздух взметнулись брызги крови - мелкие, словно пудра. Моих ноздрей коснулся запах паленой шерсти.
  Огненный круг вышел с другой стороны косматого тела.
  Клякса покачнулась, сделала шаг... и развалилась на две половины. Задние лапы в агонии забились по траве, словно пытались убежать от расправы. Передние гребли под себя землю. Еще живой взгляд почти человеческих глаз был наполнен болью и непониманием. Пес не понимал, что с ним сотворили, вызывав такую нестерпимую боль, и самое главное - зачем. Он всего лишь выполнял свою работу, то, чему его учили с рождения: лаять на незнакомцев, потому что это важно. Он поднял тревогу, когда появился этот страшный человек в резиновых сапогах. Так за что его ударили и почему возникла боль?
  Семен присел на корточки над умирающей Кляксой и до конца смотрел в ее тухнущие глаза. Светящийся нож, перестав вращаться, подлетел к нему и плавно юркнул рукоятью в подставленную ладонь. Над лугом катился беззаботный рев моторизированной косы. Я набрал полные легкие воздуха, чтобы прийти в себя - мне снова начало казаться, что я сплю, таким сюрреализмом отдавало все происходящее.
  Пришелец поднялся с корточек. Безразлично переступил через разрубленное пополам тело собаки, направляясь к распахнутым воротам, за которыми маячила сухая фигура Тарасыча, целиком поглощенного косьбой и упорно не замечающего, какие страшные вещи творятся у него за спиной. Карабин стоял прислоненный к тяжелому табурету. Чертов старикан, уверенный, что вокруг на много километров ни души, бросил служебное оружие на произвол судьбы!
  Видимо образ карабина чересчур ярко вспыхнул в моей голове, потому что Семен полуобернулся, посмотрев на меня, и я почувствовал в виске невидимую раскаленную иглу. Мысли, зрение, слух превратились в пронзительную боль. В глазах почернело. Я рухнул на колени, сжимая голову. Одним мысленным усилием пришелец лишил меня даже крохотной возможности предупредить Тарасыча. Хотя сквозь рев мотокосы он все равно бы не услышал моего крика.
  Не помню, сколько я ползал по траве, оглушенный, ослепленный, задыхающийся. Когда зрение вернулось, я увидел Семена.
  Пришелец стоял между воротных створок, обозначенных красными звездами, в десяти метрах от меня.
  В руках у него находился карабин.
  Тарасыч вдруг перестал косить. Выпрямился. Думаю, он почувствовал неведомую жуть, которой тянуло от существа. Дед выключил косу, обернулся, только было поздно.
  На него глядел ствол собственного служебного карабина.
  Глаза старика сделались большими и круглыми. В тот момент он понял, какую совершил ошибку, оставив карабин возле табурета, на котором загорал и ремонтировал башмак. Тарасыч попятился, задел концом мотокосы о землю и рухнул вместе с ней на спину. Это спасло его от первой пули, выпущенной Семеном.
  Семен опустил ружье и прошел сквозь облачко сгоревшего пороха, приближаясь к барахтающемуся на земле Тарасычу. Корзина за спиной пришельца моталась из стороны в сторону. Оказавшись возле старика, он снова поднял винтовку, целясь точно в лоб караульного - практически контрольный выстрел. Тарасыч испуганно завопил что-то вроде: я же ничего не сделал - за что? ЗА ЧТО?! И еще: боже правый, пощади!..
  ...Удар в голову дубовым табуретом свалил Семена с ног. Карабин выскользнул из рук, правый сапог слетел, обнажив дырявый носок, из которого торчали пальцы. Пришелец рухнул на колючую проволоку, изодрав в клочья лицо и ладони. Если это была иллюзия, то невероятно достоверная.
  Сосредоточив все внимание на Тарасыче, он совершенно забыл про своего проводника. Вероятно решил, что я больше не представляю угрозы. Напрасно он так. Пусть я алкаш с десятилетним стажем, пусть позабыл, что такое физическая форма, пусть командир из меня никудышный. Но боевая подготовка не уходит просто так. И навыки тоже. Они вложены в меня один раз и навсегда. Они сидят во мне, готовые выпрыгнуть в любой момент, в каком бы состоянии я ни находился: свежий или усталый, трезвый или пьяный, в ясном уме или мысленном нокдауне, в который меня отправил пришелец. Главное, заставить противника поверить в собственное превосходство и дождаться удачного момента. А там - лишь бы под рукой оказалось что-нибудь тяжелое.
  Вроде табурета.
  Пришелец, все еще сохранявший образ тракториста, с трудом подтянул под себя колени, собираясь встать на ноги. Морщась от головной боли, я поудобнее перехватил квадратную ножку и еще раз с чувством приложил табуретом по светловолосому темени. Что-то хрустнуло, по обращенным к небу пяткам пробежала короткая судорога, и тело, повисшее на ключей проволоке, обмякло. Надеюсь, на весьма продолжительное время. Их небесное высочество, собиравшееся нами повелевать, испустило свой небесный дух.
  - Вот и весь контакт! - резюмировал я.
  Я посмотрел на Тарасыча, оценивая, все ли с ним в порядке. В ответ на меня взирали два диковатых полусумасшедших глаза. Старикан хлебал глоткой воздух, пытаясь что-то сказать, а может, беззвучно плакал. Ну а как тут не плакать? Прекрасно понимает, что я ему, дуралею, жизнь спас.
  А дальше произошло то, что меня донельзя огорчило. Сказать по правде, мне по душе был другой исход.
  Тело тракториста в псевдовоенной камуфляжной куртке и резиновых сапогах растаяло как лед на солнышке, и я увидел его. Сморчок ростом в чуть выше полутора метров с огромной безволосой головой и тощими ногами. Свеженький, только что испустивший дух, он был в несколько раз противнее своего давно мертвого собрата со второго яруса бункера. Он напомнил мне рыбину - такую же безразличную, безэмоциональную, с огромными холодными глазами и черным провалом рта.
  Я долго стоял над ним, готовый еще раз применить табурет, если 'Семен' шевельнет хоть пальцем. По сиденью, отполированному задами, стекала вязкая бледно-серая слизь с комками (то ли кровь, то ли мозговое вещество), несколько капель с него упали на скошенную траву рядом с моими сапогами. Я простоял так довольно долго, но пришелец не дал мне повода вновь поднять руку.
  Стоя над ним и сжимая ножку табурета, с которого стекала то ли кровь, то ли мозговое вещество, я и окончательно понял, что это, к сожалению, не сон. Мертвый инопланетный задохлик с расколотой головой, повисший на колючке моего спецхрана, был ничем иным, как вставшей передо мной проблемой. Огромной проблемой. Я уже тогда понял, что с этого момента все переменится. О тихой службе на заброшенном объекте, окруженном первобытной природой, словно пансионат, придется только мечтать.
  
  Глава 5
  Ликвидация последствий контакта
  
  Первое, что я сделал, это стянул ненавистный костюм химзащиты и упрятал его в большой алюминиевый бидон из-под молока. Потом решу, что делать с этой зараженной резиной. Сейчас мне как воздух нужна дезактивация собственного тела. Взяв кусок хозяйственного мыла, я отправился на реку. Там, стоя по пояс в прохладной воде, долго драил себя поверхностно-активными веществами, смывая радиоактивную грязь, особенно с головы и волос. Наплевать, что все это отправится в реку. Эти крохи рассеются среди водных массивов, заражение будет не больше обычного природного фона. Другое дело объекты, оставшиеся в лесу. Чтобы провести дезактивацию тарелки, спасательной капсулы и местности вокруг - куска мыла точно не хватит. Но это уже не моя забота, а МЧС или войск химической защиты.
  Промокшая во время ливня одежда полностью высохла (Тарасыч развесил ее на горячей трубе буржуйки), и я смог переодеться. Когда желтая надпись 'ОХРАНА' вернулась на мою спину, я словно заново ощутил тяжелое бремя ответственности за вверенный мне объект. Здесь произошло ЧП, последствия которого требуют незамедлительных решений. В первую очередь следовало заняться повисшим на колючке собратом по разуму.
  Когда я вернулся к воротам, его кожа уже была пепельно-серой. Она постепенно приближалась к асбесту, который обтягивал объект ноль-ноль-семь из бункера. Кроме этого я обнаружил на теле тонкий комбинезон. Поводив над головой и плечами новым дозиметром из кладовки, я с удивлением констатировал отсутствие заражения. Даже под мышками и между ног он был чист как стеклышко, скотина. А ведь находился рядом со мной на месте падения 'семечки', радиация там была ого-го какая! Вероятно, все дело в костюме, предохраняющем от заражения.
  Обшарив комбинезон, я отыскал 'порхающее лезвие' и переместил его себе в карман. Потом разберусь, как им управлять. Не скрою, понравилась мне эта штучка - в лес за грибами ходить.
  Большая лыковая корзина оказалась металлическим контейнером. Я снял его с трупа и попытался открыть. На крышке была маленькая щель, которую я поддел ногтем, в результате чего разомкнулся замок. Внутри оказалось непонятное устройство - большое, металлическое, сложенное и, самое удивительное, тяжелое. Когда я извлек его на белый свет, то от неожиданности едва не грохнул себе на ногу. Вес предмета увеличился в несколько раз. Как оказалось, контейнер скрадывал часть веса - удобное средство для транспортировки грузов.
  Контейнер с непонятным устройством я спрятал в бункере, в комнате номер '2', где находились кристаллы управления. Туда же перетащил гуманоида. А куда еще прикажете их? Бункер - единственное место, ключи от которого находятся только у меня.
  Тарасыч везде ходил за мной, как привязанный на веревочку. Беспрекословно выполнял все, что бы я ни просил. Он помог перетащить гуманоида до входа в бункер, дальше я его не пустил, да он и не просился. В общем, Тарасыч стал совершенно шелковым. Он только иногда как-то странно посматривал на меня, словно мы заново познакомились.
  - Начальник, - однажды произнес он. - Как ты его, табуреткой-то?
  - А что?
  - Никогда такого не видел.
  - Табуретка - эффективное оружие. Не хуже любого другого. Знаешь, как ее ножками суставы ломаются? Ловишь руки, поворачиваешь - прелесть!
  - Ты где служил? - вкрадчиво спросил он.
  - Так... то там, то сям.
  После этого Тарасыча прорвало на справедливый интерес:
  - Что же это было, японский городовой?
  - А вот то самое, что в лесу упало. Брат по разуму, так сказать.
  - Значит, его ты нашел в тарелке?
  Я неопределенно кивнул.
  - Господи! - Тарасыч перекрестился. - А он не оживет, этот 'брат по разуму'?
  Я поглядел на полотно сизых облаков, затянувших вечернее небо.
  - Ты неправильно формулируешь вопрос, Тарасыч. Нужно спрашивать: не прилетят ли они снова.
  - А что, могут?
  - Могут. И прилетят.
  Они обязательно прилетят. Потому что мы храним одну вещицу, которая им очень нужна, нужна до боли в печенке. Только я понятия не имею, о каком объекте спецхрана идет речь и для чего он потребовался пришельцам.
  Потом мы похоронили Кляксу.
  По моей просьбе Тарасыч саперной лопаткой выкопал возле караулки неглубокую яму. Я сложил в нее лохматые останки, после чего мы закидали их землей, а в образовавшийся холмик воткнули ее алюминиевую миску, на которой Тарасыч криво нацарапал ножиком 'Клякса'. Один из нас при защите спецхрана уже пал. Мне не хотелось развивать эту мысль, но, если все настолько серьезно, как я думаю, жертва могла оказаться далеко не последней.
  
  * * *
  
  Занеся моторизированную косу на ферму Ипатова, я вернулся в поселок поздним вечером, едва перебирая ногами от усталости.
  Улицы Коровьино, укутанные в сочную зелень начала лета, освещались редкими фонарями. Было тихо, никакого переполоха, который, как мне казалось, должен был подняться, узнай народ, что упало в Боровом. Но никаких солдат, никакой техники химических войск. В одном дворике подростки негромко бренчали на гитаре. В другом возле полуразобранного 'Жигуленка' задушевно беседовали два не совсем трезвых мужика. Из открытых форточек звучал телевизор, но большинство окон уже не горело, многим завтра на работу.
  Мне, кстати, тоже.
  Круглосуточный продуктовый ларек, расположенный рядом с автотрассой на Ярославль, был сварен из металлического листа-пятерки, его единственное панорамное окно защищала стальная решетка. Мне он напоминал военное укрепление, в котором можно выдержать длительную осаду. Возможно, иногда его так и использовали против чересчур буйных покупателей и алкашей.
  Вы решили, что я захотел нажраться после сегодняшнего происшествия? Да я только о том и думал, как вывести из себя эту чертову радиацию, которой меня сегодня напичкали по самую маковку. Хотя, сказать по правде, нажраться тоже хотелось. В голове творилось нечто такое, словно в ней потоптался слон - я до сих пор ощущал последствия ментального вторжения. Так, в сумерках, на углу трансформаторной будки, мне померещился чертенок с горящими глазами, следивший за мной из-за угла, хотя скорее всего это была кошка. Обычная кошка.
  В общем, едва я отошел от продуктового ларька, где приобрел поллитра 'Путинки' (ну да, частицей души я патриот), как отвинтил крышку и, запрокинув голову, высосал половину бутылки. Сидящий неподалеку на пне местный бомж посмотрел на мой жадно гуляющий кадык с пониманием и завистью.
  Водка пошла в меня легко, как вода. Словно не было полуторамесячного перерыва, заполненного вырезанием деревянных ложек. Я не давился, меня не тошнило, не выворачивало наизнанку, мне не требовалась закуска. Пилось отлично, даже не чувствовалось привычной горечи.
  Я оторвался от горлышка, глядя на мир увлажнившимися глазами. Мир стал ярче, свежее, контрастнее. В голове все сразу встало на свои места. Тело обдало волной бодрящего тепла. Как мне этого не хватало! Как не хватало этого затяжного глотка, заставляющего отодвинуться проблемы на задний план. Никакие ложки, никакая переоценка жизненных ценностей не могла сравниться с эффектом, который давал этот прозрачный живительный напиток.
  В бутылке осталось чуть меньше половины. Мне хотелось уничтожить остаток, не люблю оставлять незаконченные дела. Слава богу, в тот момент хватило ума рассуждать здраво. С раннего утра у меня во рту не было ни крошки, и от усталости я едва стою на ногах. Стоит допить вторую половину, и утро придется встречать в уютном лоне придорожной канавы. Поэтому ухватив бутылку за горлышко, я, пошатываясь, побрел к дому посреди пустой слабоосвещенной улицы.
  Дверь в подъезд оказалась заперта изнутри на задвижку. Это наши бабушки таким образом защищаются от непрошенных гостей. Я озадаченно почесал лоб, думая, в какое окно постучать, чтобы мне открыли, но потом вспомнил про Леву.
  Лева жил со своей матерью на втором этаже. Чернявый, жилистый, худощавый, весь в татуировках после отсидки - он работал на фабрике слесарем и было ему что-то около сорока. Домой Лева частенько возвращался затемно и подвыпивши, поэтому, чтобы никого не будить, держал за доской наличника тупой кухонный ножик с обломанной рукоятью. Его лезвием, просунутым в дверную щель, задвижка отодвигалась в несколько приемов.
  Вспомнив об этом, я тут же подумал, что у меня самого есть ножик. Инопланетный. Я достал его из кармана, повертел в руке, оглядывая со всех сторон. Убрал назад. Страшно применять его по пьяни, еще останешься без пальцев. И потом светящееся лезвие резало настолько легко, что я мог ненароком раскроить задвижку пополам, и тогда наши бабушки меня дружно возненавидят. Именно поэтому я полез за наличник и достал Левину 'отмычку', с помощью которой и попал в подъезд.
  Первое, что я увидел, когда вошел в свою квартирку, был чемодан, аккуратно приставленный к стене в прихожей рядом с подставкой для обуви. Еще через секунду я сообразил, что не отпирал дверь ключом, просто потянул на себя и открыл.
  Дверь в квартиру не была заперта.
  Я осторожно заглянул в гостиную.
  На стене горел ночник, в остальном комната была погружена в полутьму. На моей кровати, раскидав руки и ноги, перекрутив вокруг себя простыню, открыв рот и едва слышно посапывая, спала Настюха. На ней были только маечка и трусики - сарафан, в котором она приехала, висел на спинке кровати. Рядом, возле стола, на краешке стула, сложив руки на коленях, сидела Юлька. На ней были джинсы и джинсовая курточка, она даже не сняла ее с дороги. Волосы уложены строго, по-учительски, спина прятая. В больших, всегда волнующих меня глазах читалась усталость.
  - Вы чего, уже приехали? - тупо поинтересовался я. Ни одно из слов не получилось внятным.
  Юлька приставила палец к губам и яростно показала глазами на спящую Настю. Потом молча встала, вышла ко мне в прихожую, плотно затворила дверь в комнату. Когда она повернулась, лицо было сердитым.
  - Мы ждали тебя целых полдня. Полдня, можешь себе представить? Ты говорил, что в шесть уже дома. Где ты был?
  - Как вы в квартиру попали? - Признаюсь, в тот момент я не блистал мыслительными способностями. Общение с Семеном сказалось на них самым негативным образом.
  - Сначала перед домом на лавочке сидели, - обиженно ответила Юлька. - Потом какая-то бабушка пустила нас в квартиру.
  - Такая в очках и с одышкой? Баба Нюра, наверное. Я ей запасной ключ оставил...
  Юлька посмотрела куда-то вниз. Я проследил за ее взглядом и обнаружил, что он впился в бутылку 'Путинки', которую я продолжал сжимать. Я быстро убрал бутылку за спину, водка тихо плеснулась между стеклянных стенок, но спасти это ситуацию не могло.
  Юлька посмотрела мне в лицо. Теперь с ненавистью.
  - Ты опять? Что, опять? Ты же обещал мне! Настенькой клялся!
  - Юль... - Я даже не знал с чего начать. - Это не то, о чем ты думаешь.
  - Да неужели!
  Когда я захочу, то могу быть очень убедительным. Но только не сегодня, когда после всех клятв и обещаний я пришел домой за полночь, у меня заплетается язык, а в пятерне ополовиненная бутылка водки. Я ничего не смогу объяснить Юльке. А она не поверит ни единому слову.
  - Ну что, даже ничего и не скажешь? - спросила она с горькой усмешкой.
  Что ей сказать? Правду? Что в лес за речкой упал корабль пришельцев, и я ходил на место падения и получил дозу облучения, потому что инопланетный мерзавец, пилотировавший этот корабль, стянул с меня противогаз в радиоактивной зоне. Поэтому я развязался?
  Юлька устало опустилась на табурет, обхватила лицо ладонями.
  - Господи, - простонала она, - это никогда не кончится. Никогда. Ты полное ничтожество. Полное. Жалкий спивающийся неудачник.
  - Это вышло случайно, Юль. Я не хотел, честное слово.
  - Я тебя умоляю, не клянись больше ничем. У тебя каждый раз либо случайно, либо по вескому поводу. Ты знаешь, всю дорогу, пока мы ехали сюда в автобусе, я не верила, что что-то изменится. Боже, как мне было хорошо в последний месяц, когда ты сидел дома, вырезал ложки и откликался на любую просьбу о том, чтобы подмести полы или помыть посуду. Лучше бы ты вообще не работал!
  - Я не работаю, - завелся я. - Солдат служит.
  - Ты слабохарактерная размазня, а не солдат. Пить не может бросить...
  - Некоторые не могут перестать есть мучное - и что?
  - Это ты на мою маму намекаешь?! - взвилась Юлька.
  Настя за дверью простонала во сне. Мы оба заткнулись. Юлька заглянула в гостиную через стеклянную вставку в дверях.
  - Мы завтра же уедем, - сообщила она, не глядя на меня. - Нам тут нечего делать.
  Я взял ее за плечо.
  - Не уезжайте. Это была случайность, я докажу. Юль, этого больше не повторится, поверь мне!
  Он холодно посмотрела на мою руку.
  - Отпусти.
  Я подчинился. Ну что с ней делать?
  Настя успокоилась. Юлька отошла от двери, потерла плечи, словно озябла. Я стянул черную куртку с надписью 'ОХРАНА', оставшись в одной майке. Повесил куртку на крючок рядом с короткой кожанкой. Остальные четыре крючка сиротливо пустовали, другой одежды у меня не было.
  Когда я повернулся, направленный на меня взгляд Юльки изменился.
  - Откуда у тебя это? - спросила она.
  Ее палец указывала на запекшуюся рану на ключице, оставленную светящимся лезвием. Кожа вокруг ожога налилась нездоровой краснотой и отекла, на спецхранилище я помазал это место машинным маслом - все, что нашел из подручных средств.
  - Что это такое?
  - Ерунда. Обжегся.
  - Чем?
  Кончиками пальцев она потрогала красноту возле раны. Левую сторону шеи прострелила жгучая боль, я зашипел сквозь зубы.
  - Тебе нужно к врачу.
  - Само заживет.
  Пока я снимал ботинки, она пошарила на кухне и нашла аптечку. Потом заставила меня сесть на стул и принялась обрабатывать рану. Бережно смыла масляную пленку, попутно обозвав меня идиотом, потому что от машинного масла я мог подхватить инфекцию. Потом обработала рану ваткой, смоченным в соке алоэ, после чего начала делать перевязку стерильным бинтом.
  - Так ты уедешь завтра? - спросил я.
  - Посмотрим, - ответила она после паузы. Без злости. Ответ мне понравился. - Где ты это получил?
  - Прислонился к раскаленному котлу. - У нас нет никаких котлов, но Юлька об этом не знает. - Случайно.
  - У тебя все случайно.
  Она закончила обматывать бинтом рану. Потом незаметно поцеловала плечо.
  - Больше так не делай. - Скорее всего она имела в виду одновременно две вещи: рану и водку.
  Я пообещал, что не буду.
  Она наконец стянула джинсовую курточку и распустила волосы. Юлька дома! Я был уверен, что завтра она точно никуда не уедет. Как же я счастлив!
  - Я лягу с Настей, - сказала она. - Где будешь спать ты меня не интересует.
  - Лягу на раскладушке. В подъезде чья-то висит, воспользуюсь.
  Она кивнула.
  - Завтра, когда алкоголь выйдет, выпьешь таблетку баралгина. Станет легче. А сейчас после водки все равно без толку... Так ты из-за этого выпил? Потому что тебе было больно?
  Я кивнул.
  - Юль, это был форс-мажор. Я могу себя контролировать.
  Юлька, казалось, была удовлетворена.
  - Надеюсь на это... Что у вас тут со связью? Никак не могла дозвониться маме. Только полчаса назад удалось.
  - Сеть появилась? - удивился я.
  Я достал свой мобильник. На дисплее 'нокии' светились две четкие полоски. Еще два часа назад их не было.
  Юлька разделась и тихо прильнула к Насте. Та засопела, заворочалась, но не проснулась. Я убрал недопитую водку в столовую тумбу (не выливать же!) и вышел из квартиры, чтобы забрать раскладушку. Не дойдя до нее, остановился возле окна на лестничной площадке и достал мобильный.
  Я решил набрать Гаджиева. Держать в себе случившееся было просто невыносимо. В конце концов, он мой начальник, пусть скажет, что мне делать в этой ситуации, когда вокруг спецхрана с неба сыплются летающие тарелки.
  Я выждал не меньше полусотни гудков. Сквозь распахнутую форточку с улицы доносился монотонный шелест цикад. Гаджиев трубку не поднял. Я пожал плечами и выключил телефон. Потом снял раскладушку с гвоздя и отправился к семье. Вообще, я был чертовски рад, что они приехали.
  Это был славный конец длинного и трудного дня.
  
  Глава 6
  Человек из вертолета
  
  На следующее утро в Коровьино не появилось ни одного чужака с внимательными глазами особиста. Я специально поспрашивал утром местных знакомых - чужих не видели. Ну вообще! Словно ничего не произошло!
  Народ, конечно, слышал, что в лесу что-то бабахнуло, но столб огня мало кто наблюдал. Коровьино стоит в низине, и место, где произошел взрыв, загораживает холм. Свидетелей падающего НЛО тоже не нашлось. Грохот приняли за шумовой удар истребителя, переходящего звуковой барьер; такое здесь периодически доводится слышать. Народ подивился только, что истребители вздумали летать в грозу, но ни сила хлопка, ни другие странности их не смутили. Поднимающийся в небо столб дыма приняли за тлеющие торфяники. В общем, всему нашлось рациональное объяснение.
  У Левы, моего соседа сверху, того, который жил вместе с матерью, сегодня в сменах был выходной, и он собрался на другую сторону реки за грибами. Увидев его с корзиной, я попытался отговорить его от этой затеи, используя весь свой арсенал убеждения. Вроде удалось.
  Юлька и Настя еще спали, когда я взял курс на свой ненаглядный объект, жуя таблетку баралгина. Обожженное плечо под утро так прихватило, что я едва шевелил рукой. Баралгин утихомирил боль, но лишь часа на два, не больше. Потом она, засучив рукава, вновь принялась за меня.
  В пути я трижды набирал номер Гаджиева, каждый раз придумывая новый вариант, как преподнести ему вчерашние события. Но директор отделения 'Вымпела' упорно не брал трубку. Его рабочий день начнется только в девять утра, и до этого времени Гаджиев не считал нужным заниматься работой. Удобная позиция, надо взять на заметку.
  На спецхранилище караул нес дядя Саня. Как всегда невозмутимый, в десантном берете, в тельняшке, обнажающей крупные бицепсы, он сидел на крыльце и чистил карабин. Мое появление встретил без интереса. Поднял глаза, потом опустил. Персона начальника вызвала в нем столько же эмоций, сколько ползущий по крыльцу жук. Я так понял, что Тарасыч, которого он сменил на посту, выполнил мой приказ и не рассказал дяде Сане о случившемся. Я строго-настрого приказал деду держать язык за зубами. И он подчинился. Дед прекрасно понимал, что если бы не я, то он бы сейчас лежал за караулкой в один рядок с Кляксой.
  Короче, разговора с дядей Саней у нас не получилось, даже короткого обмена приветствиями, ну да и бог с ним, оно мне надо? Миновав ворота, я направился прямиком к бункеру.
  Земля на спецхранилище раскисла после вчерашнего ливня, подошвы ботинок хлюпали по грязи. Добравшись до бункера, я сбил о бетонную стенку налипшие комья, отпер гермодверь, включил на ярусах свет и стал спускаться вниз по лестнице. Вчерашние вопросы снова вернулись в голову. Что здесь потребовало Семену? Один из хранящихся в бункере внеземных артефактов? Но какой? Тот, что издает шепот, катящийся по лугу?
  Необъяснимое чувство вновь подвело меня к двери под циферкой '1'. Я покрутил штурвал и вошел в комнату.
  Она покоилась на прежнем месте, на подложке из зеленого сукна. Маленькая пирамидка. Обработанный камень с ровными гранями, несущими по одной иероглифической букве.
  Я пододвинул стул и уселся на него. Положив подбородок на кулаки, стал разглядывать неодушевленного пришельца из космоса. Все правильно, этот камень такой же пришелец, как два (уже два!) мертвых гуманоида в холодильнике. Такой же непознанный, загадочный, а потому жутковатый. Он единственный из всех объектов не реагировал на приближение тарелки. Не потому ли, что его сила гораздо больше, чем сила огромного диска, напичканного невообразимой техникой будущего?
  Нет. Ерунда. Он не реагировал, потому что это просто камень. Камни не шевелятся.
  Я тронул поверхность подушечкой указательного пальца, и мне ужасно не понравилось чувство, которое вспыхнуло в груди. Словно я нарушил чей-то покой. Или пошевелил мощи святого... Хотя нет, не святого - наоборот, проклятого навеки, черного, злобного. И за это действие меня ждет расплата... Возможно, подобные мысли родились в голове ученого, который высадил другу мозги из обреза, после чего выцарапал себе глаза...
  Сияющее Великолепие.
  Темный бугристый камень не подходил под этот эпитет. Возможно, я напрасно торчу перед ним в пяти метрах под землей. Но почему-то меня не интересовали ни кристаллы из комнаты '2', ни железяки из комнаты '3', ни даже трупы пришельцев. Всю мою сущность занимала эта простая и бесполезная на первый взгляд пирамидка. Вещица, с которой, я уверен, 'академики' закончили заниматься в виду ее бесполезности в первую очередь. Однако я уверен, что именно в ней скрывается тайна. Моя интуиция во все горло кричало об этом.
  В настенном шкафчике нашелся скальпель, и я поскоблил им поверхность пирамидки. Не удалось отделить даже крупицы. Лезвие скользило по граням, точно по полированному граниту. Потом я поводил вдоль ребер огнем зажигалки. Пирамидка слабо нагрелась, но на этом все закончилось.
  В расстроенных чувствах я откинулся на спинку стула. Попытки проникнуть в суть артефакта выглядели жалко. Военные ученые исследовали его несколько лет и ничего не нашли. А я собирался сделать открытие за пять минут. Ты, Валера, прямо чудной какой-то!
  
  * * *
  
  К десяти часам утра денек разгулялся. Тучи рассеялись, и окрестные луга озарило солнце. Я решил, что пора бы Гаджиеву уже появиться на рабочем месте, и, уже достав мобильник, обдумывал последние нюансы предстоящего разговора. Так в лоб не скажешь о случившемся, слишком информация специфичная. Нужно начать издалека. А то подумает, что я взялся за старое и у меня началась 'белая горячка'.
  Однако телефон зазвонил прежде, чем я решился набрать номер.
  Директор меня опередил.
  - Ты в курсе, что у тебя за рекой был взрыв? - начал он, не поздоровавшись.
  - Как раз собирался вам звонить по этому поводу.
  - Военные засекли его со спутника. Других подробностей не знаю, да никто особо и не рассказывает.
  - Тут нужны спецы из Института, - сказал я, - чтобы посмотрели...
  - Они уже в пути. Вместе с армейскими частями. Короче, я звоню предупредить. К тебе приедут люди с документами, подписанными мною. Если надо, допустишь на объект, ответишь на вопросы и вообще будешь оказывать всяческое содействие.
  - Есть.
  - Про охрану тоже не забывай.
  - У меня к вам вопрос. Тут... я даже не знаю, как сказать.
  - Ничего не хочу слышать. Приедет человек. Полковник Бобров. Ему все расскажешь, а мне не надо. У меня от эти дел крыша едет. Не верю я в чертовщину, которую ты там якобы охраняешь. Но у нас подписан договор, и я обязан охранять этот объект, даже если там сидит прикованный цепями шайтан.
  - Все немного прозаичнее.
  - Я сказал, что не хочу слышать... Такой маленький объект, а столько возни!
  - У меня еще вопрос.
  - Какой? - устало просил директор.
  - Мне бы косу моторизированную.
  Гаджиев бросил трубку.
  В течение следующего часа я нервно бродил вдоль периметра, ожидая прибытия обещанного лица из Института. Некошеные вдоль колючки заросли колыхалась порывами ветра, словно немой укор для меня, но я теперь представить не могу, когда придется ими заняться. Чувствую, приедет сейчас компания военных, и забот будет выше крыши.
  Часа через полтора в небе раздался далекий стрекот. Я приложил ладонь ко бровям, закрываясь от слепящего солнца. За рекой над лесом, где над верхушками елей еще поднимался дым на месте крушения тарелки, появился темно-серый 'Ми-8'. Покружив над зоной пожара несколько минут, он заложил на борт и двинул куда-то в сторону фермерского хозяйства Ипатова. Я наблюдал за винтокрылой машиной, пока она не исчезла за кронами Прилуга.
  Еще через час со стороны Коровьино раздался рев моторов, и вскоре на вершине соседнего холма показалась колонна тентованных грузовиков 'Урал'. Они двигались дороге, ведущей к спецхранилищу, и я с ужасом представил, каких размеров следы оставляют их жуткие протекторы в ослабленном вчерашним ливнем грунте. Можно не сомневаться, дорога будет разбита навечно. По ней не то что на велосипеде не проедешь - пешком не пройдешь без риска сломать щиколотку в застывших колдобинах.
  До нас колонна не доехала. Машины развернулись на холме и двинулись к реке, к тому месту, где находился хорошо знакомый мне речной перекат. Возле берега они остановились, выстроившись в ряд. Тенты раскрылись, и из кузовов высыпало не меньше двух взводов. Один взвод, облаченный в противогазы и общевойсковые костюмы химзащиты, без заминки перебрался на другую сторону реки и исчез в лесу. Второй взвод стал выгружать из кузовов оборудование, разбивать палатки, выставлять охрану. Тем временем над местом падения появились еще два вертолета... В нашей глухомани становилось слишком оживленно.
  Дядя Саня невозмутимо строгал кухонным ножом какую-то деревяшку. Весь этот переполох с солдатами и вертолетами за рекой, казалось, совершенно его не волновал. Он лишь разок лениво глянул в ту сторону и вернулся к своему занятию. Как он сказал вчера? 'Нас не трогай, мы сами разберемся, как нам службу нести'. И действительно. Спецхрану ничто не угрожает. Так с какой стати ему волноваться?
  Стрелки на часах приближались к часу дня. В качестве наглядного примера, чем надо заниматься в такое время, дядя Саня достал из спортивной сумку восьмисотграммовую банку с тушеной картошкой, отвинтил крышку и, сидя на крылечке караулки, стал потихоньку опустошать ее при помощи столовой ложки. Свое единственное и основное блюдо он закусывал черным хлебом и запивал молоком из другой банки. Глядя на него, я начал подумывать о картонной чашечке с лапшой быстрого приготовления, оставшейся у меня еще со вчерашнего дня. Но тут вблизи спецхрана раздался усиливающийся клекот, воздух пришел в движение, и на площадку перед воротами КПП опустился вертолет, который первым прибыл к месту крушения тарелки.
  В борту открылась дверца, из проема выбросили трап, по которому на траву спустился человек в скромном гражданском костюме. Ростом чуть выше среднего, поджарый, прямой как палка, жидкие волосы зачесаны набок, черты лица тонкие, отчасти, благородные. В глазах читалось, что он наизусть знает Советскую энциклопедию и несколько иностранных языков.
  - Капитан Стремнин! - представился я, когда человек подошел к воротам.
  - Вместо Фомина, что ли?
  - Так точно.
  - Полковник Бобров. Я представляю Институт. Точнее, одно его подразделение... - Продолжая говорить, он оценивающе разглядывал меня. Не люблю я такого взгляда, как на товар в магазине.
  - Покажите бумагу.
  Не спуская с меня прищуренного взгляда, Бобров достал из внутреннего кармана сложенные вчетверо листки, протянул мне. Один был пропуском для работы на территории спецхрана за подписью Гаджиева. Другой - приказ для меня с его же подписью.
  - Удостоверение?
  Мне под нос въехали корочки с фотографией и синей печатью. Полковник Бобров, закрытый спецотдел Института. Исчерпывающая информация.
  - Там, за рекой, вчера произошла разгерметизация магистрального газопровода с последующим взрывом, - сказал он, наконец убрав от меня свои чертовы глаза-рентгены. - Видели взрыв?
  - Одним глазком.
  - Что-нибудь странное при этом наблюдали?
  - Странное? Гм-м. Было кое-что. - Я повернулся, приглашающее махнул рукой. - Пойдемте. - Я увидел, что он замешкался. - Пошли, пошли.
  Мы прошли сквозь ворота. Вертолет за нашими спинами перестал клекотать. Пилоты заглушили двигатель, лопасти несущего винта остановились, провиснув.
  Пройдя по территории, мы спустились в морозильную камеру бункера. 'Семен' лежал на полу рядом с хирургическим столом, на котором покоился первый гуманоид. Кожа и облегающий комбинезон со вчерашнего дня успели покрыться тонким слом инея. Трупное окоченение застало пришельца в очень неудачной позе: голова упала на плечо, ноги переплелись, руки неестественно согнуты - никакой степенности, которая была в первом пришельце. Но мне вчера некогда было его выкладывать, как на выставку.
  - Вот, поглядите на одежду этого мужика. Странная-я! А больше ничего не видел, товарищ полковник, уж извиняйте. Маленькие мы люди, умишко у нас слабый.
  Бобров посмотрел на меня. И засмеялся. Так засмеялся, что мне сразу стало легче. Его оценивающий взгляд исчез, и я почувствовал, что между нами установился неуловимый контакт.
  Пройдя мимо хирургического стола, Бобров склонился над 'Семеном'.
  - Что с ним случилось?
  - Табурет на голову упал. Дважды.
  - Табурет, говоришь? - Он восхищенно мотнул подбородком. - Хех!
  - А теперь извините, товарищ полковник, но мне требуется от вас еще одно удостоверение. Пойдемте-ка наружу.
  Он вопросительно глянул на меня, но подчинился. Мы вышли из морозильной камеры, я закрыл дверь, снял респиратор, потом стянул его с полковника и стал ощупывать лицо. Нос, скулы, глазницы, череп. Вроде в порядке. Тактильные ощущения полностью соответствовали визуальным. То есть пальцы щупали именно то, что видели глаза. Обмана не было.
  - Ну как? - спросил Бобров.
  - Скулы у вас ни к черту.
  - Ладно, хорош. - Он отпихнул мои руки от лица. - Я не они... Вижу, что ты опыту набрался за один день больше, чем мы за двадцать лет.
  - Наберешься тут с вами.
  - Ты молодчик, капитан! Умница, просто! Для информации, этот трупик у тебя в морозилке - один из сильнейших боевых разведчиков с высоким уровнем пси-контроля. И не думаю, что шарахнуть его табуретом по черепу было просто. Перед этим он тебя обработал по полной программе - так, наверно, что у тебя сейчас голова раскалывается.
  - Чешется маленько. В мозжечке.
  Он снова засмеялся и хлопнул меня по плечу.
  - Ладно, капитан, пойдем поговорим. Есть о чем.
  
  * * *
  
  Если к бункеру полковника Боброва вел я, то обратно вел уже он меня. Наш путь лежал к вертолету, возле которого молодой лейтенант-кавказец поставил раскладной столик и два стула.
  Пока я возился со створками ворот, закрывая их за собой, ко мне подошел дядя Саня и поинтересовался с напускным безразличием.
  - Начальник, а куда у нас Клякса подевалась? Я ей косточек бараньих принес.
  - А ты за караулку загляни.
  - Зачем?
  - Сходи, загляни.
  - Прошу! - громко сказал Бобров от вертолета, жестом приглашая к столику. - Располагайся.
  Я подошел к столику. Бобров уже сидел на одном стуле, его вытянутая ладонь предлагала мне устроиться на другом. Я немедленно последовал его предложению, а он тем временем говорил, с ностальгией разглядывая постройки спецхрана:
  - Этот объект строили под моим руководством. Сразу после инцидента в 1986-ом. Построили за три месяца. Казармы, техника, склады - это все для прикрытия. Самое главное - бункер и то, что в нем хранится.
  На желтой тряпичной скатерти, которая покрывала стол, не без помощи лейтенанта-кавказца появилось блюдо со свежими посыпанными кунжутом булочками, пластиковые коробочки с вареньями и джемами, кубики желтого масла, открытая баночка сочной красной икры, нарезка сервелата, сырокопченой колбаски, ветчинки, трех сортов сыра, стальной термос, из горловины которого одуряюще потянуло кофе. У меня моментально скрутило желудок, а рот наполнился слюной.
  - Угощайся, - указал на стол Бобров и, в качестве примера, стал намазывать разрезанную булочку тонким слоем масла. - Извини, что так скромно.
  Лапше быстрого приготовления придется подождать меня до завтра.
  Без всякого стеснения из ломтей хлеба, балычка, сырокопченой колбаски и сыра я соорудил высоченный бутерброд, который принялся безжалостно пожирать. Чтобы не мешать нам, лейтенант-кавказец деликатно удалился в вертолет. Из кабины пилотов раздавался треск радиостанции и чьи-то переговоры.
  - Я не в праве называть некоторые вещи своими именами, - начал Бобров. - Поэтому давай условимся, что будем именовать представителей той стороны, скажем, чебурашками. Не возражаешь? Твои детские воспоминания это не оскорбляет? Отлично... Так вот, чебурашки существовали всегда. В Северной Африке пещерные люди изображали их на наскальных рисунках, а первые письменные упоминания появились уже в шумерских летописях. Мы в Советском Союзе долго не обращали внимания на тарелочки. Летают, ну и пусть летают. Их стали воспринимать всерьез только в семидесятые-восьмидесятые годы двадцатого века, когда начались попытки проникновения на наши военные базы и аэродромы. В войсках ПВО был выпущен специальный приказ о регистрировании всех случаев контактов третьего рода. Иногда тарелки терпели катастрофы. Иногда их сбивали истребители или ракетные установки. В особых НИИ занимались исследованием обломков и тел чебурашек, а наш Институт был головным предприятием. Добились ли мы чего-нибудь - сказать тебе не могу, сам понимаешь, государственная тайна. Но, отмечу, добились немногого. Как и американцы. А потом случилась перестройка, и это дело увяло. В том, чтобы заниматься чебурашками, не стало экономической выгоды. Сейчас, правда, работа потихоньку возрождается.
  - Насколько опасны катастрофы летательных аппаратов? Я имею в виду радиацию.
  - Трансурановое топливо, из которого вырабатывается энергия для двигательных установок, хорошо тем, что обладает быстрым полураспадом. В случае выброса в окружающую среду через несколько дней количество изотопов уменьшается вдвое, через две недели - исчезает вовсе. Воздействие радиации на природу не продолжительно. У этой тарелки...- Откусив от бутерброда с икрой, он кивнул в сторону леса и продолжил, жуя: - ...расколот трансурановый накопитель. Самый неудачный из вариантов крушения. Мы рекомендуем пилотам истребителей вести огонь по корме, чтобы в первую очередь вывести из строя двигатели. В системе срабатывает защита, накопитель герметизируется и при падении тарелки на землю радиационного заражения местности не возникает.
  - Как же разобрать, где у нее корма? - изумился я. - Тарелка со всех сторон круглая.
  - Ну, во-первых, не со всех сторон. Корма имеет вытянутую форму, если приглядеться, это заметно. Во-вторых, можно определить по направлению движения диска и углу его наклона в полете. В третьих, по изменению оттенков неба вокруг... Я веду закрытый курс по этому вопросу, но не вижу смысла читать его сейчас, ты ведь не пилот МиГа.
  Я был вынужден согласиться. Тем более, меня интересовали более важные вопросы.
  - Этот задохлик, который лежит в холодильнике, говорил, что, типа, его господин - великий и ужасный повелитель миров. Что скоро он спустится на Землю, и мы будем ползать у его ног, словно рабы...
  Полковник оторвал зубы от бутерброда и жестом прервал меня.
  - Не нужно названий. Используй термин 'детский сад'... Ты хочешь сказать, что чебурашки собираются захватить детский сад?
  - А вы полагаете, что нет?
  - Знаешь, они много врут, эти чебурашки. Такие лжецы, каких свет не видывал. Оттого, наверное, что способны видеть наши глубочайшие страхи и прекрасно информированы, как сильно они влияют на нас. Нам кое-что известно о социальной организации противника, в ней нет четкой иерархической структуры. Поэтому разговоры о каком-то господине не более чем пустая болтовня, направленная на то, чтобы застращать тебя ... И потом, почему именно сейчас они решили захватить детский сад? Почему не сделали этого раньше, когда подопечные детсада были слабы? Многие годы чебурашки бродили возле ограды, разглядывали детей сквозь прутья и ничего не предпринимали. А сейчас у детей появились лопатки и рогатки, они в состоянии дать чебурашкам отпор. Рогатки хорошие - не даром транспорт ублюдков рухнул двадцать лет назад в Коровьинском районе. Да и кое-кто, сидящий за этим столом, сумел найти с ними общий язык. При помощи табурета... Нет, разговоры о захвате детсада уловка.
  - Он также сказал, что якобы повелителю миров нужен один из объектов, хранящихся в бункере.
  Бобров сосредоточенно допил кофе из чашечки, потом пристально поглядел на меня.
  - Он сам тебе это сказал?
  - Нет, мышка на ушко нашептала.
  - Это снова какая-то уловка. Мы шесть лет - шесть! - изучали объекты из бункера. Не только здесь, но и в других местах. Рассматривали под микроскопом, взвешивали, проводили анализы, определяли реакцию на всевозможные вещества. Работу вели доктора наук, профессора, академики. Авторитетно тебе заявляю, здесь нет ничего, что представляло бы интерес для чебурашек. Самые заурядные элементы... Впрочем, если встреченный тобой экземпляр потерпел катастрофу, ему могли потребоваться запчасти. Может, он шел за кристаллами управления?
  'А ведь Семен говорил, что у него повреждено управление, - вспомнил я. - Может, Бобров прав?'
  Но тут же отмел эту мысль.
  - Нет, я сомневаюсь, что ему потребовались кристаллы... Что представляет собой пирамидка?
  Бобров затряс головой.
  - Ну это точно не она. Пирамидка изготовлена из обычного минерала под названием 'гематит'. Это железная руда. Ее особенность лишь в видоизмененной кристаллической решетке, повышающей прочность. На этом необычные свойства заканчиваются. Обработанный кусок инопланетной породы. Считай его предметом искусства.
  - Шепот тоже считать предметом искусства?
  - Что? - не понял Бобров.
  - Шепот, - повторил я. - Тихий такой. Словечки, как шелест кузнечика. Раздается из бункера. Я услышал его вчера перед появлением тарелки.
  - Шепот - это миф. Легенда, не имеющая достоверных подтверждений.
  - Что за легенда?
  Бобров поморщился, словно ему не хотелось поднимать эту тему.
  - Есть одна легенда... Шумерский текст, который называется 'Книга Набар'. Текст содержался на одной из глиняных табличек, найденных на территории современного Ирака. Сохранилась только его часть. Она повествует о схождении на Землю небесных богов. Кстати, Набар - это город, куда они спустились с небес. Так вот, если мне не изменяет память, в тексте говорилось, что богов повсюду сопровождал Великий Шепот, доносившийся до людей. Я знаком с этой легендой, поскольку она считается древнейшим свидетельством посещения планеты чебурашками. Множество элементов в ней совпадают с нашими знаниями о них: боги прилетели на летающем диске, владели удивительными технологиями и обладали способностью проникать в тайные замыслы людей. Есть и другие детали, на которых я не хочу останавливаться. Но та часть, которая касается Шепота, является чистым вымыслом шумеров. За последние четыре тысячи лет среди сотен зафиксированных случаев контактов о Шепоте ни разу не упоминалось. Я подчеркиваю, ни разу!
  - Хотите получить зафиксированный случай? Я слышал этот шепот.
  - И о чем он?
  - Слов было не разобрать.
  - Шепот может являться слуховой галлюцинацией. Ты ведь общался с ним... - Полковник мотнул головой в сторону бункера. - Это обязательно оставляет свой след, так называемый, рикошет.
  - Я услышал шепот до его появления.
  Он допил чашечку, поставил ее на столик. Бурый осадок на дне сложился в образе диска... Я потряс головой. Меня уже преследуют навязчивые видения.
  - Здесь нет фактического материала для исследования, - непререкаемым тоном сказал Бобров. - Твоя информация лежит в области домыслов и галлюцинаций. Человеческая психика часто проявляет себя подобным образом при столкновении с необъяснимыми явлениями.
  - Хорошо. Тогда расскажите мне о несчастном случае, который произошел в бункере.
  Бобров остро глянул на меня из-под бровей.
  - Тоже мышка нашептала?
  - Угу.
  Он нервно потер лоб.
  - Рассказывать особо нечего. Дело простое и одновременно чрезвычайно запутанное. Двое ученых исследовали в бункере инвентарный объект...
  - Пирамидку?
  - Нет, не пирамидку. В то время она, кажется, находилась в московской химической лаборатории на исследовании химического состава. А эти ученые разбирали антропологию гуманоида. Они работали в морозильной камере. Собственно, возле нее все и произошло. - Бобров больше не ел, только рассказывал, иногда протягивая руку, чтобы выровнять на столе салфетку или нож. - Самое удивительное, что они были приятелями. Хотя, порой, малейшая ссора между вчерашними приятелями перерастает в глубокую ненависть... Мы полагаем, что все началось с конфликта в семье одного из них. Супруге давно не нравилось, что муж неделями пропадает на спецхранилище, а в тот вечер он пришел затемно, выглядел уставшим, нервным, озлобленным какой-то неудачей. Между ними разыгрался скандал, и он стал говорить ей ужасные вещи: что ему не нужна семья, что они могут катиться на все четыре стороны. Она так и сделала. Собрала вещи, взяла за руку пятилетнего сына и села на рейсовый автобус, идущий в город. А наш герой остался в квартире один. Мы не знаем, о чем он думал целую ночь, но на следующее утро он снял со стены охотничье ружье и отправился на спецхранилище.
  - Его пропустили с ружьем внутрь периметра?
  - Он отпилил приклад и спрятал ружье под плащом. К тому же караульные его хорошо знали. Он спустился в бункер, через пятнадцать минут туда отправился его коллега, а еще через какое-то время грянул выстрел. Когда прибежал караульный с первого яруса, 'коллега' лежал без половины головы с разбросанными по полу мозгами, а стрелок царапал себе глаза и повторял, что у него украли Сияющее Великолепие.
  - Что это?
  - Понятия не имею. Сияющее великолепие. Еще он говорил: золотой свет. Без конца повторял эти слова. Добиться вразумительного объяснения нам так и не удалось: он совершенно выжил из ума. Позже я ездил к нему в лечебницу. Он оброс волосами, ползал вдоль стен и не переставал талдычить, что должен увидеть Сияющее Великолепие. Военная прокуратура пришла к выводу, что долгое и тесное общение с внеземными элементами сыграло с человеческой психикой злую шутку. После того случая мы организовали для работающих в бункере строгий график без сверхнормативных часов и с обязательными выходными. Также наняли психолога, который регулярно беседовал с учеными, выявляя возникновение психических расстройств. С тех пор несчастные случаи больше не повторялись.
  - Забавная история.
  - Забавнее некуда.
  Я неловко шевельнул плечом, и в него врезалась раскаленная боль. Одолевающие меня муки, видимо, отразилась на лице, потому что Бобров тут же насторожился.
  - Что у тебя с плечом?
  Он поднялся со стула, обошел стол и, подойдя ко мне, оттянул ворот куртки.
  - Это он тебя так?
  Я коротко кивнул.
  - Чем?
  - Ножичком.
  - Который светится?
  Я снова кивнул.
  - Где он?
  Я достал трофей из кармана штанов. Полковник осмотрел устройство, потом положил его откуда-то взявшийся целлофановый пакетик, тщательно запечатал край и убрал в свой внутренний карман. Вот так, будто и не было у меня светящегося ножика.
  - Что-нибудь еще от него осталось? - осведомился Бобров.
  Я смотрел на него с улыбочкой.
  - Ну давай, капитан, колись, что там у тебя!
  
  * * *
  
  Мы вернулись в бункер.
  Здоровой рукой я вытащил из кладовки инопланетный контейнер. Почесывая подбородок, Бобров недовольно оглядел трофей. Потом быстро (намного быстрее, чем я вчера) отыскал запор. Крышка откинулась, и свет потолочных ламп тускло отразился на трубках сложенного внутри устройства.
  - Это позитронный резак, - с ходу сказал полковник. - Очень мощный агрегат, способный вспарывать танковую броню и банковские сейфы. Режет их как масло. У него контактный способ действия, поэтому в качестве оружия не применишь. Зачем чебурашка его притащил?
  - Может для того, чтобы вскрыть гермодверь бункера?
  - Опять ты об этом!
  - Задолбал меня ваш эзопов язык... Я уверен, что пришельцам что-то нужно в бункере. Поэтому этот хмырь крутился над нашими местами, пока в его тарелку не ударила молния. Мне удалось с ним справиться, но, я уверен, вместо него прилетят другие. И будут прилетать до тех пор, пока не получат то, что им нужно.
  - В бункере ничего ценного нет. Все ценное мы увезли на подмосковный объект. Возможно, пришелец искал именно увезенные объекты. А в здесь, я повторяю, не хранятся объекты стратегической важности. Гриф особой секретности с них снят.
  Чей-то голос из рации на поясе моего собеседника (не самая дешевая модель 'мотороллы') вызвал Боброва и сообщил, что все готово. Что именно, я не знал, да мне и не нужно. Хватает своей головной боли.
  - Я должен идти, - сказал Бобров, убирая рацию в чехольчик на поясе.
  - Спецхранилищу требуется дополнительная охрана. Сейчас объект караулит всего один человек с карабином. На мой взгляд, этого катастрофически мало. Нужны еще люди. Даже не просто люди - спецы, которые знают, с чем мы имеем дело.
  - У меня нет для тебя лишних людей. Все силы брошены на специальную обработку зоны падения, охрану местности и эвакуацию тарелки.
  - Хотя бы отделение.
  - Нет. У меня приказ. Как я объясню начальству, что снял с экстренных работ часть людей? Для того, чтобы перебросить их на охрану никому не нужного объекта? Это немыслимо.
  - Значит, не ждать от вас помощи?
  - Продолжайте нести охрану в прежнем режиме. Суету за речкой объясни подчиненным, как устранение последствий промышленной аварии. Ту же самую версию пустим в местных новостях.
  Задумчиво почесывая подбородок, он снова посмотрел на позитронный резак в контейнере, стоявший на полу между нами.
  - Мне сейчас некуда забрать этот сундук. Как и второго гуманоида. Поэтому до поры пусть оба полежат здесь, в бункере. Существующий перечень я расширю, копию получишь с курьером. Вопросы есть?
  - Полно.
  Он посмеялся и направился к выходу из бункера.
  Когда его вертолет поднялся над спецхранилищем, у меня создалось ощущение, что с этим полковником мы еще встретимся и не раз. Ощущение не подвело.
  
  * * *
  
  Я стоял возле ограждения на небольшом участке скошенной травы и разглядывал небо. Голубое, с легкой дымкой облаков на горизонте. Оно простиралось над холмом, за которым пряталось Коровьино, над лугом с разбитым посреди него спецхраном, над лесом и рекой. Небо было просторным и необъятным.
  Нападения мне следовало ожидать отовсюду.
  Меня не обучали войне с противником, который невидим, чья дислокация неизвестна, цели которого покрыты мраком, а технологии на порядок отличаются от наших. Пришельцы спустятся с небес на летающих блюдцах, вооруженные такими невероятными устройствами смерти, что я вряд ли смогу им что-то противопоставить. Если бы Семен на миг не потерял меня из виду - фиг бы я с ним справился. С одним. Но теперь по одиночке их ждать не придется. Они явятся во множестве: подготовленные, оснащенные, скорее всего, озлобленные смертью собрата. Я уверен, они придут снова. Потому что им нужна пирамидка. Очень нужна, как бы ни отговаривал меня от этой мысли Бобров. Пусть он долго исследовал внеземную жизнь, пусть многое о ней знает, чтобы убежденно говорить об отсутствии угрозы. Но он не видел, с каким вожделением вещал про объект из бункера мертвый Семен. Как горели при этом его глаза.
  Что мне делать?
  Ничего. Продолжать нести службу в прежнем режиме, как и советовал Бобров. Скосить траву вдоль колючки и добиться от своих подчиненных, чтобы они обходили периметр, а не оглядывали его сонным взглядом, не отрывая задницы от табурета. Только вряд ли я смогу заставить себя нести службу по-старому, зная, что сижу на бомбе с тикающим часовым механизмом.
  Внезапно во мне проснулось мучительное желание повторить затяжной глоток, проделанный вчера на ступенях продуктового ларька... Нет. Нельзя. Ни в коем случае. Я обещал Юльке. Я должен сдержать обещание. К тому же мне было стыдно перед Настенькой, когда папа возвращался домой 'на бровях'. Она видела мое состояние. Я замечал это по ее меняющемуся взгляду. В такие моменты она реже подходила ко мне и вообще чуралась. Ребенок с пяти лет научился определять мое экстремальное состояние. Мне было невыносимо стыдно за это.
  ...Рядом под тяжелой подошвой хрустнула трава. Не поворачивая головы, я скосил глаза в ту сторону. Фигура дяди Сани была напряжена, лицо выглядело бледным, губы презрительно кривились.
  - Ну и че случилось с Кляксой, начальник?
  Судя по голосу, он едва сдерживает гнев. Сидельников питал какие-то чувства к этой собаке, поэтому неудивительно, что ее внезапная смерть сильно его огорчила.
  А еще, по всей видимости, он связывал с этой смертью меня.
  - Так че случилось? - повторил дядя Саня, разминая кулак.
  - Я не буду ничего объяснять.
  - Это почему?
  - По кочану! Может, наконец, оглянешься вокруг и задашься вопросом: что происходит.
  - Мне плевать на то, что вокруг происходит. Меня интересует, кто загасил Кляксу.
  Теперь я точно понял, что он подозревает меня.
  Я повернулся к дяде Сане лицом, избегая прямого, как телеграфный столб, взгляда.
  - Полагаешь, я это сделал?
  - А кто? У тебя вчера вышел конфликт с народом. Ты решил отыграться. И выбрал в качестве жертвы безобидную собачку. Не даром в обойме карабина двух патронов не хватает. И ясно теперь, почему Тарасыч с утра был такой, словно нажрался отравленных грибов. Ты его запугал. Но меня тебе не запугать, начальник.
  - Правда, что ль?
  - Ага, - ответил дядя Саня. - Я головой кирпич разбиваю. И таким как ты, типа, командирам всегда на их место в жизни указывал.
  - Головой нужно думать, а не кирпичи разбивать.
  - Это ты намекаешь на что?
  - Не намекаю. В лицо тебе говорю, что ты тупой, дядя Саня, как валенок, раз не видишь, что у тебя под носом творится.
  Крепкий размашистый удар в скулу кинул меня наземь. Рука у дяди Сани и впрямь оказалась тяжелой. Я лежал на лопатках, в голове шумело. Контур лесочка за спиной бывшего десантника двоился, к счастью не долго.
  Твою неваляху!
  Я с кряхтеньем поднялся на ноги, разозлено потирая пухнущую скулу. Из-за этого дуралея Юлька опять вообразит обо мне незнаемо что.
  - Извини, начальник, - невинно изрек дядя Саня. - Вырвалось случайно. Мне показалось, что ты меня назвал...
  - Тупым.
  В воздухе снова просвистел кулак-молот. Только в этот раз я не стал подставляться и нырнул, одновременно выполнив заднюю подсечку.
  Дядя Саня тяжело рухнул спиной на землю. С коротким горловым звуком из отшибленных легких вырвался воздух. Глаза бывшего десантника изумленно вытаращились: не ожидал он от меня достойного ответа.
  Не бью лежачего: это эффективно, но не спортивно. Поэтому я позволил дяде Сане откатиться и принять стойку, после чего он пошел в атаку по-серьезному, обрушивая на меня град ударов типичного армейского карате. Я не дрался давненько, дыхалка уже не та, поэтому под напором дяди Сани мне пришлось туго. Отступая, я отбивал ладонями рвущиеся к голове кулаки и ноги. Дядю Саню, видимо, учили, что в первую очередь нужно нокаутировать противника в голову. Знаете ли, очень ограниченная точка зрения в рукопашном бою.
  Выбрав паузу в его атаке, я выбросил вперед левую руку, вроде как отмахиваясь, но в то же время незаметным движением мазнув кончиками пальцев по роговице глазных яблок. Незнакомый с подобной подлянкой дядя Саня схватился за лицо и на миг потерял меня из виду. А мне только того было и надо. Я ушел с линии атаки и выполнил тройку, которую наш батальонный инструктор по единоборствам Николай Попов заставлял зубрить до автоматизма.
  На встречном движении правое предплечье всаживается противнику между ног, заставляя его испытать глубокое сожаление о том, что он родился на свет мужчиной. Тут же без паузы ребро левой ладони рубит по горлу. Затем основание правой втыкается в подбородок. Связка жесткая и выполняется на счет 'двадцать один'. У меня получилось чуть медленнее, но эффективность при этом не утратилась.
  Дядя Саня рухнул на землю, съежившись, зажав ладони между ног и тихо поскуливая. В такой позе он некоторое время катался по траве, потом сполз в крупную лужу. Я испугался, как бы он не захлебнулся, потому что лицо бывшего десантника провалилось в мутную воду, поверхность которой пошла пузырями.
  Ухватив за грудки, я вытащил противника из воды. И, как оказалось, напрасно. Дядя Саня проявил хитрость.
  Не успел я опомниться, как он двинул меня ладонями по ушам. Защититься было невозможно, поскольку обе моих руки сжимали его куртку.
  - Это чтобы ты знал, что нам тоже известны грязные приемчики! - прохрипел он.
  Он подпрыгнул и врезал мне обоими пятками в грудь. Я тоже свалился в лужу, задыхаясь, глотая воздух, чтобы заполнить легкие. Дядя Саня уселся на меня верхом, схватил за волосы и принялся макать головой в воду. Однако мне удалось свалить его с себя, сильно дернув за ухо...
  Не знаю, сколько продолжалась эта бессмысленная потасовка, но вымотался я изрядно. Под конец я валялся на земле, без зуба, с оплывшей правой стороной лица, не в состоянии дышать. Дядя Саня валялся в местре: тоже без зуба, с разбитыми в кровь губами, дыша с таким трудом, словно оказался на Марсе без скафандра. Поединок завершился ввиду полного физического истощения обоих бойцов.
  Мы расползлись в разные стороны. Дядя Саня к караулке, я к стоящему на солнышке табурету, на который взобрался как на насест и принялся приводить себя в относительный порядок.
  
  Глава 7
  Тайник в березовой роще
  
  Копошение за рекой продолжалось весь остаток дня, но тарелку Бобров так и не поднял. Над местом падения беспрерывно кружили вертолеты, из палаточного городка, разбитого на соседнем холме, в лес за реку периодически уходили и возвращались отделения солдат. Я наблюдал за этим перемещениями, прижимая к лицу пластиковый пакет со льдом. Обычно на мне все заживает, как на собаке. Вот и сейчас опухоль на виске и скуле заметно опала, завтра от нее останется только разбойничий синяк под глазом. Нужно подумать, как замаскировать его, чтобы у Юльки не возникло повода подозревать меня в вещах, которые я поклялся не делать.
  Именно тогда, когда я прижимал к щеке ледяные кубики, упакованные в полиэтилен, в голове родилась идея перепрятать пирамидку. Признаюсь, нелегко было на это решиться, ведь по сути я шел на должностное преступление. Если оно вскроется, с работы я вылечу со сверхзвуковой скоростью. Но я не мог спокойно оставить пирамидку на ночь, отлично зная, какой к ней проявляют интерес малоприятные существа из другого мира. Потому что если они получат ее, произойдет нечто плохое. Просто ужасное. Я чувствовал это так же отчетливо, как мой язык находил дыру на месте выбитого дядей Саней зуба.
  Вы наверняка скажете, что пришельцы понятия не имеют, где сейчас пирамидка. Семен выудил эту информацию из моей головы, но вряд ли успел передать дальше по инстанциям; огромной антенны, пуляющей информацию прямо в космос, я у него не заметил. Однако даже если они не знают - догадаться несложно. Двадцать лет назад в окрестных лесах упала тарелка с ценным грузом. Чуть позже, в тех же местах, появился обнесенный колючкой объект. Где может храниться потерянный груз? Будь я на месте пришельцев, я бы первым делом проверил спецхранилище. Хотя бы ради того, чтобы исключить этот вариант. Что там за колючкой? Зачем нужна вооруженная охрана на бесполезном клочке земли?
  Руководствуясь этими соображениями, я решил изъять пирамидку из бункера, чтобы закопать ее возле нашего дома в Коровьино. Есть там одна уютная березовая роща. Это единственное, что я могу сделать, лишившись помощи Боброва. Хотя я до конца не уверен, что чебурашкам... тьфу!.. пришельцам требуется именно пирамидка. Ну а что еще? Что?
  В Коровьино я вернулся, когда уже смеркалось.
  Перед тем, как направиться к дому, я все-таки заскочил в продуктовый ларек, похожий на оборонительное укрепление. Пробыл я там недолго.
  Юлька с Настей лежали на диване, смотрели телевизор. Когда я неслышно возник в дверях, Настя радостно взвизгнула, вскочила с дивана, перепрыгнув через вытянутые ноги матери, и бросилась мне на шею. Маленькие губки чмокнули в щеку, онемевшую после ледяных компрессов.
  - Папочка, папочка пришел!
  - Я тоже по тебе соскучился, кнопка.
  Я поцеловал ее в упругую щечку.
  - Я тебе подарок сделала!
  - Правда?
  Она вернулась в комнату, чтобы взять со стола не высохший акварельный рисунок. На рисунке был изображен дом с тремя окнами, стоящий на зеленой траве. Над ним голубело небо. Из каждого окна выглядывало по человечку.
  - Это я, - объяснила Настя, указывая на самого маленького человечка. - Это мама. Это ты. Мы живем в одном доме вместе!
  - Это замечательно, - произнес я, поднял глаза и наткнулся на серьезный, изучающий меня взгляд Юльки. - У меня тоже для тебя подарок.
  Я достал из правого кармана купленную в ларьке шоколадную плитку. Именно из правого, потому что в левом лежала пирамидка. Небольшой обработанный минерал гематита, за которым охотятся пришельцы.
  При виде шоколадки Настюха радостно запрыгала, потом из благодарности вновь чмокнула меня в щеку.
  - Как у вас дела? - поинтересовался я, проходя в гостиную.
  - Настя нашла подружку, - ответила Юлька. - Они весь день играли в 'Зачарованных'.
  Настя отдала плитку маме, и та, не снимая фольги, разломила ее на несколько частей.
  - А ты чем занималась?
  - Порядок наводила в твоей берлоге. Не заметил разницы?
  - Естественно, заметил. Сразу как только вошел.
  Юлька вновь пристально на меня глянула. Она могла смотреть сколько угодно, могла даже заставить дыхнуть на нее. Я был трезв.
  - Папа, когда у тебя будет выходной? - спросила Настя.
  - В субботу. А зачем тебе?
  - Давай пойдем на рыбалку. Я хочу поймать рыбку.
  - Хорошо, пойдем. Только нужно удочку раздобыть.
  Юлька наконец расслабилась. Поднялась с дивана, сдержано улыбнулась, когда я вытащил из хлебницы буханку ржаного хлеба и откусил от нее угол.
  - Не наедайся хлебом, я приготовила ужин. Подождешь минут десять, пока он разогреется?
  - Что на ужин?
  - Котлеты. Свежие, я купила мяса на рынке и приготовила фарш.
  - А я на ужин ела клубнику! - с энтузиазмом сообщила Настя.
  Ткнувшись спиной в платяной шкаф, она кушала ломтик шоколада; от уголка рта через щеку прочертился коричневый след. Юлька достала из холодильника накрытую крышкой сковороду и разожгла огонь на плите. Я стоял в прихожей, карман оттягивала пирамидка, таившая в себе угрозу для цивилизации людей.
  - Значит, ты пока разогревай, а я пока вынесу мусор. - Я подхватил стоявший у входа пакет и вышел из квартиры. По пути в подъезде мне попалась чья-то лопата, лезвие которой было перепачкано в черноземе. Я прихватил ее с собой.
  В небольшой березовой роще за домом было сумрачно. Деревья негромко шуршали листьями от легкого ветерка, дующего с реки. В глубине рощи я выбрал приметный ствол, который смог бы потом легко найти, и, тараща глаза от недостатка света, вырезал лопатой между корней П-образный кусок дерна. Отогнув его, изъял несколько горстей земли, чтобы получилась полость, после чего вложил в нее пирамидку.
  В земляную могилу пирамидка легла удобно, словно это было ее исконное место. Я опустил дерн, притоптал его каблуком, раскидал ботинком выбранную наверх землю. Уже к завтрашнему вечеру вырезанный кусок прирастет к основной части почвы, и тайник будет невозможно отыскать.
  Самому бы потом найти.
  Я еще раз тщательно осмотрел березу, запечатлевая ее в памяти. Листья тихо шуршали над головой. И в какой-то миг в их шелесте я различил звук.
  Повторяющиеся безголосые слова.
  Шепот.
  Я врос в землю, ни жив ни мертв, вслушиваясь в каждый звук настолько пристально, что барабанные перепонки звенели от напряжения.
  Тихий, словно его не было вовсе, шепот накатывался волнами, с каждым разом становясь более отчетливым и страстным. Кто-то неведомый, прятавшийся среди темных березовых ветвей, без устали обращался ко мне.
  У меня пересохло в горле.
  'Иди за мной!.. - шелестели листья. - Иди за мной!.. Иди за мной!.. Иди за мной...'
  
  * * *
  
  С Димкой Самсоновым мы вместе учились в одном классе. Потом он уехал в Москву, где поступил в МГУ, окончил его с красным дипломом по специальности 'Новая и новейшая история стран Европы и Америки', после чего получил приглашение поработать в престижном университете города Гамбург. Там он купил дом, завел немецкую жену, немецкий автомобиль и немецкого лабрадора. Но во всем остальном остался русским человеком. Именно по причине приезда в Ярославль его светлости я загулял накануне моего памятнейшего вылета из воинской части.
  Звонок в Германию стоил два с чем-то доллара в минуту. Я загрузил мобильник деньгами и набрал Димкин номер. Это происходило на следующее утро после того, как я похоронил пирамидку в березовых посадках за домом.
  Димка уже ехал куда-то с утра пораньше.
  - Привет, вояка! - удивился он. В трубке шумел автомобильный поток. - Вот кого не ожидал услышать. А я как раз жене вчера школьный альбом показывал. Вот, говорю, мой друг, боевой офицер армии России. Его дед воевал с твоим дедом и надрал ему задницу под Сталинградом. Представь, она обиделась и с утра со мной не разговаривала, корова саксонская...
  - Ты это, трепаться будешь перед своими студентами, профессор. А у меня каждая минута разговора с тобой - десятая часть месячной зарплаты.
  - Давай я тебе перезвоню.
  - Не на-аадо! - с обиженной гордостью ответил я. - У меня к тебе есть разговор.
  - Насчет квартала Красных фонарей, о котором ты спрашивал в последний раз? Хочешь приехать? - И профессор Самсонов мерзко, по-детски захихикал.
  - Нет, не по этому поводу. Ты у нас вроде историк?
  - Ну, вроде.
  - Слышал о шумерском тексте 'Книга Набар'?
  - О чем?
  - Ты что, глухой? Я говорю о шумерском тексте. Называется 'Книга Набар'.
  - Может и слышал, - неуверенно ответил Димка. - Только Шумер не мой профиль. Вот если бы ты спросил о наполеоновских войнах...
  - Ты можешь найти мне эту легенду и разобрать ее по косточкам. Ну, типа, о чем там говорится, что ученые понимают под тем или иным словом. Особенно меня интересует Шепот и все, что с ним связано. И не фигурирует ли в тексте пирамидка.
  - Пирамиды? - переспросил Димка без особого энтузиазма.
  - Пирамидка! Маленькое изделие из камня, умещается на ладони.
  - У меня в голове не укладывается, какой фигней сейчас занимаются в российской армии!
  - Это не для армии, это нужно мне лично. Кстати, я демобилизовался. Сейчас офицер запаса.
  - Да ты что! - вскричал мой одноклассник. - Ты же с детства мечтал стать генералом, управлять армией и быть повелителем солдатских душ. Как маршал Жуков.
  - Да, хотел. Но об этом как-нибудь потом. Сейчас мне позарез нужно узнать об этой легенде. Сделаешь?
  - А куда я денусь. Ты ж все равно не отстанешь, ты упертый как баран... - Он подумал несколько секунд. - Есть у меня один знакомый профессор. Махровый такой немчура, всю жизнь изучает этот Шумер. Узнаю у него и тебе позвоню, лады?
  - Лады.
  - Номер у тебя старый?
  - Да.
  - Позвоню. Жди.
  
  * * *
  
  Тарелку увезли через день после моего памятного застолья с Бобровым возле ворот спецхранилища. Увезли ночью. Когда я пришел утром на объект, солдаты на холме уже собирали палатки и грузили оборудование на ЗИЛы. Заступивший на смену Морозов (опять я застал его со сборником вопросов по физике!) сообщил, что Орех около трех часов утра видел, как за рекой огромный вертолет подцепил на троса и поднял в небо что-то большое, укутанное в брезент или толстую пленку. Больше ничего не знал.
  Бобров не оставил мне своих координат. При необходимости я мог узнать их через Гаджиева, но не стал этого делать. Похоже, полковник был прав и мои опасения не имеют под собой почвы. Прошедшие без происшествий следующие полторы недели это наглядно подтвердили. Потихоньку я начал забывать о странностях и опасениях. Хотя вспомнить о них было очень просто: достаточно спуститься на второй ярус бункера и взглянуть на хранящуюся там мертвую парочку.
  И все-таки каждое утро я расспрашивал своих подчиненных о ночных происшествиях и странностях. Не видел ли кто свечений в небе? Необычных облаков или молний? Подозрительных шумов? (Но нет, мои подчиненные такого не видели...) Подчиненные только пожимали плечами, а журнал наблюдений пестрел обычными отписками 'без происшествий'. Зато когда я поворачивался спиной, мне крутили пальцем у виска.
  Правда, один человек с некоторых пор перестал считать меня ненормальным. В тот же день, когда войсковые ЗИЛы снялись с холма и отправились в сторону Коровьино, он пришел на объект не в свою смену, неся на плече косу. Оставив запись в журнале, Тарасыч принялся освобождать от зарослей прилегающее к ограждениям пространство. Он косил молча, даже угрюмо, не отвечая на вопросы до крайности изумленного Морозова, просто выполняя просьбу, о которой я попросил однажды подчиненных.
  С дядей Саней за эти полторы недели я больше не виделся. Так получилось, что в дни его дежурств меня не было на объекте. Один раз я ездил в город, чтобы все-таки выбить косу у Гаджиева. Второй пришелся на мой выходной. Нет, я не специально избегал его, просто до поры судьба развела нас по разным углам ринга.
  На следующее утро после потасовки с ним, аккурат перед тем, как я звонил Самсонову в Германию, Юлька заметила на моем лице припухлость и поинтересовалась ее происхождением. Я ответил, что меня укусила оса. Дважды, в одно место. Юлька не поверила, но перегаром от меня не тянуло, поэтому претензий не возникло. Слава богу она не видела синяков на ребрах и выбитого зуба - я специально не открывал рот широко. Недели через две заявлю, что у зуба сгнил корень и я вырвал его в местной стоматологии.
  Юлька нашла себе занятие. Она решила организовать под окнами нашей квартиры цветник. Наносила откуда-то плодородной земли, натаскала булыжников, которыми выложила контур цветника (он опять напоминал мне летающее блюдце), посадила герань, астры, хризантемы и всячески ухаживала за ними. В доме появились книги о садовых цветах, лейки, тяпки, удобрения, в прихожей висел перепачканный землей фартук.
  Настя наслаждалась всеми прелестями деревенской жизни: купалась в речке, играла с новой подружкой, живущей в доме по соседству, один раз гоняла в футбол с мальчишками своего возраста. Мама заставляла ее читать книжки, заданные по школьной программе, но Настя ленилась это делать. А в субботу, ранним утром, когда от реки поднимался пар, мы с ней отправились на рыбалку. Поймали несколько окуньков и подлещика, после чего я порвал лесу, зацепившись крючком за корягу.
  На чердаке дома я нашел велосипед 'Аист' без колесной звездочки. Допрос соседей на предмет наличия у артефакта хозяина выявил, что велосипед принадлежал семье Ивановых, которые переселилась в город лет пятнадцать назад. Дед Павел из пятой квартиры страшным шепотом посоветовал забрать его себе, что я и сделал, перетащив средство передвижения с чердака в маленький коридорчик возле общего туалета. Звездочку я купил за пятнадцать рублей у какого-то бомжа на блошином рынке. Поставил ее на колесо, натянул цепь и стал ездить на работу. Иногда катал на раме Настю. Особенно ей нравилось, когда она держала руль, а я крутил педали. Правда, однажды таким образом мы съехали в канаву.
  Трижды я ходил в березовую рощу проверить, не вскрыта ли почва у корней одного из деревьев. И все три раза мои опасения не подтверждались. На схрон никто не наткнулся. Только однажды в сторонке была примята трава, валялся пустой пузырь водки, крошки пшеничного хлеба и два пластиковых стаканчика. Я подобрал бутылку и стаканчики, чтобы потом выбросить в мусорный контейнер.
  Слов из листвы я больше не слышал.
  По вечерам я вернулся к вырезанию ложек. После двух месяцев практики в руках появились опыт и сноровка, отчего производство получалось интенсивным. Бывало, из-под моего резца выходило по две ложки за вечер: сядешь на крылечке с папироской и сам не заметишь, как время пролетит. Готовые изделия я раздаривал соседям. Если в обеденное время проходить мимо нашего дома, то в окнах первого этажа, летом распахнутых настежь, отчетливо видно, чем бабушки и их внучеки хлебают суп или кашу. Приятно, доложу вам.
  Однако даже самым острым резцом я не мог вырезать из себя гадкого червяка, который поселился в душе после злополучной встречи с Семеном. Эта тварь каждый день, каждую минуту подавала голос, требуя огненной воды. Хотя бы каплю. Где бы я ни был, что бы ни делал - он все время подтачивал меня изнутри. По-видимому, оттого я и резал ложки как автомат, чтобы заставить его заткнуться. Получалось далеко не всегда.
  В остальном же все было нормально в эти полторы недели. Моя душа обрела шаткий покой. Только иногда, когда Настя показывала мне летящий самолет или туча вдруг закрывала солнце, я излишне резко вскидывал голову... Но в остальном все было нормально.
  А потом случилось событие, которое вновь перетряхнуло устоявшийся бытовой уклад.
  После него в мою жизнь пришел мрак.
  
  * * *
  
  Был вечер, еще не темно, но уже не светло. Мы с Настей сидели на лавочке возле дома и играли в шашки. Я выиграл у нее три раза, она у меня два. Сквозь распахнутое окно, в которое я вставил самодельную раму с сеткой от комаров, виднелся профиль Юльки, ушивавшей Настино платье. Из окна бабушки Нюры распространялся запах свежего печева.
  Очередная партия подходила к концу. Моя черная 'дамка' хозяйничала в тылу Настиной группировки 'белых', когда зазвонил рабочий мобильник. Я глянул на дисплей, но он не высветил ни имени, ни номера вызывающего абонента.
  - Алло? - произнес я в трубку.
  В ответ ни раздалось ни звука, хотя я чувствовал, что на другом конце кто-то есть. Кто-то держит трубку возле уха, затаив дыхание. Такое иногда случается, когда попадают не по адресу, не могут узнать собеседника и пытаются вычислить его по голосу.
  - Это Стремнин, алло, я слушаю!
  Из трубки раздалось хихиканье. Ломающееся, сиплое, наглое. Похоже на подростка, набравшего первый попавшийся номер, чтобы потешиться над незнакомцем. Именно так я и решил, когда хихикающий собеседник бросил трубку.
  - Пап, твой ход, - сообщила Настя, глядя на меня снизу глазами-черешнями.
  Я положил телефон возле выбывших из игры фишек, поднял руку над игровым полем, чтобы сделать очередной ход, когда мобильный зазвонил снова.
  - Алло, - сказал я недовольно.
  Идиотское хихиканье в трубке было вместо представления. Мое лицо, очевидно, перекосило от брезгливости, потому что Настенька посмотрела на меня с опаской.
  - Эй, что надо? Перестанете корчить из себя придурков, или я позвоню оператору.
  - Звони кому хочешь, земляк.
  Я едва не свалился с лавки.
  На короткое мгновение мне показалось, что я напрямую разговариваю с тем светом.
  Нет, невозможно. Такого не бывает. Простое совпадение.
  - Кто вы?
  В трубке снова раздалось хихиканье гиены.
  - Ты прекрасно знаешь, кто мы, алкаш недоделанный!
  Мир поплыл перед глазами.
  Я не мог поверить, что это были они. Но как они нашли меня? Вероятно, Семен успел отправить в космос некоторую информацию перед тем, как его голова и угол табурета сошлись в близком, дружественном приветствии.
  - Ты знаешь, че нам надо, - продолжал вещать подростковый голос из трубки. - Ты прекрасно знаешь.
  - Понятия не имею.
  - Не имеешь? В самом деле? Хочешь сказать, мы ошиблись номером?
  Если бы не Настя, не сводившая с меня наивных глаз, я бы со всем чувством сказал в трубку, в какое замечательное место следует отправиться моему собеседнику.
  - Нам нужна пирамидка. Отдай ее нам. Пока мы просим по-хорошему, говнюк. У тебя есть время отдать ее по-хорошему. В противном случае тебе будет плохо. Так плохо, как никому еще не было. Сам прибежишь на полусогнутых, чтобы вернуть ее, только поздно будет.
  - Ты закончил?
  - Нет. Мы только начали! - Снова мерзкое хихиканье, вызванное собственной остротой. Ни дать ни взять - подросток с ножем-выкидухой в темном переулке, чувствующий поддержку мрачной компании за спиной.
  - Зачем она вам? - спросил я.
  - Все тебе скажи.
  - Идите на хрен!
  - О как! Думаешь, ты храбрый? Думаешь, ты герой, как твои предки-военные? Знаешь, как умирал твой дед? Дедок Коля, знаешь? Вся семья считает, что он геройски сгорел в танке, как было написано в похоронке, а он трусливо бежал с поля боя, полз на четвереньках и молил о пощаде, но все равно получил пулю из пулемета заградотряда.
  Очевидно с моим лицом творилось нечто невообразимое: челюсть перекосило, скулы свело. Настя больше не смотрела на меня, а подавлено уставилась в землю.
  Откуда они знали такое! Откуда эти подробности!
  'Они много врут, эти чебурашки, - вспомнились слова Боброва. - Такие лжецы, каких свет не видывал!'
  Может, и лгут.
  Но откуда им известно столько правды!
  - Через один виток планеты к общественным сараям придет наш посланец. Ты будешь там и отдашь ему пирамидку. Нет... ты встанешь на колени, поцелуешь его ноги и отдашь пирамидку.
  - Что-нибудь еще?
  - Этого достаточно. Будь там завтра. Иначе последствия будут невыносимо мучительными.
  Из трубки вырвался истеричный гогот, после чего абонент, вполне возможно, находящийся где-то на орбите Земли, отключился. Я сдавил зубами костяшку пальца, чтобы не позволить выплеснуться гневу.
  Настя осторожно посмотрела на меня.
  - Кто звонил, папа?
  - Это с работы.
  - Тебя опять выгнали?
  - Нет. - Я почесал лоб, уставившись на доску, пытаясь вернуться к игре. - Чей ход?
  - Твой.
  
  * * *
  
  Первое, что я сделал после этого разговора, попытался найти Боброва. Я позвонил по четырем безымянным телефонам Института, хранящимся в справочнике рабочей мобилы. Первый и второй отозвались долгими гудками. Третий оказался телефоном механика по вентиляционным системам, который ответил мне не совсем трезвым голосом, что 'понятия не имеет ни о каком Боброве'.
  Только с четвертой попытки я наткнулся на женщину, представившуюся Инессой Александровной, которая разговаривала так, будто делала мне огромное одолжение. Она сообщила, что доктор Бобров сейчас в командировке и появится только послезавтра. Позвонить ему на мобильный 'совершенно невозможно', потому что место командировки находится вне зоны действия сотовых сетей. Я попросил ее, чтобы Бобров связался со мной, как только появится. Инесса Александровна без особого энтузиазма обещала передать.
  Итак, на помощь Боброва я рассчитывать не мог. Вот особист хренов, академик высоколобый, не поверил мне, когда я передал ему слова Семена. Дескать, не может этого быть, потому что не может быть. Много врут эти чебурашки. Врут, может, и много. Но артефакт из бункера им нужен по-настоящему. Более того, сегодняшний разговор четко прояснил, что им нужна именно пирамидка.
  Весь вечер я ходил сам не свой. Юлька дважды спрашивала меня о чем-то, и я отвечал невпопад, не переставая размышлять, что мне делать. Завтрашним вечером возле сарайного комплекса я должен встретиться с курьером пришельцев и отдать ему пирамидку, не забыв при этом опуститься на колени и поцеловать его ноги. В противном случае мне были обещаны проблемы. Возможно, это тоже ложь. Хотя вряд ли.
  - На работе неприятности? - сочувственно спросила Юлька.
  Я небрежно кивнул.
  - Поделись, может легче станет.
  - Да нечем делиться. Так, безделица. Рассосется.
  Юлька и Настя собирались завтра отправиться в город, чтобы погостить у тещи. Чай с плюшками, расспросы о житье на новом месте, обязательное: 'Ну как твой, не пьет больше?' А я, значит, на одну ночь останусь один. Это давало мне свободу действий.
  Была как раз суббота, мой законный выходной, на работу ехать не нужно. Я посадил Юльку и Настю на рейсовый автобус, помахал им, улыбаясь широко раздвинутыми губами, дескать, все в порядке, не стоит ни о чем беспокоиться. Радостного остолопа я изображал до тех пор, пока автобус не скрылся за поворотом. Потом приступил к подготовке. Курьера нужно встретить с традиционным русским гостеприимством.
  Поэтому перво-наперво я купил в хозтоварах топор. Небольшой такой, для мелкой плотницкой работы. Я высверлил отверстие в пяте топорища и залил его свинцом, чтобы уравновесить тяжесть обуха. Теперь топорик не только был мобилен и плотно сидел в ладони, но еще и летал. Несколько пробных бросков в липовый ствол на заднем дворе дома подняли мое настроение. Импровизированный томагавк вонзался в деревянную плоть смачно и отчаянно - потом даже стоило определенных усилий выдернуть его... Теперь у меня имеется свое летающее лезвие. Быть может, оно не светится, но свое предназначение выполняет исправно.
  Вспомнив самого знаменитого обладателя топора из всех обладателей топоров (конечно, Федора Раскольникова), с внутренней стороны куртки, под мышкой, я пришил веревочную петлю. Топорик садился в нее как влитой. Ткань почти не оттягивал и снаружи его не было заметно. Правда, на улице стояла жара, и в плотной куртке с пропиткой с меня сойдет десять потов, пока я дождусь пришельца, но у меня не было других вариантов, где спрятать топор. Только под курткой.
  Как вы наверное поняли, отдавать пирамидку я не собирался. Так же как вставать на колени и целовать ноги. Я собирался встретить дорогого гостя топором. Ему наверняка придется по душе подобное гостеприимство, поэтому он с охотой мне поведает, зачем пришельцам нужна пирамидка и что они вообще замышляют. Короче, мне нужен 'язык', которого я сдам Боброву, чтобы он наконец убедился, насколько все серьезно.
  Одно, правда, меня смущало больше остального - пси-контроль, которым чебурашки владеют с такой же легкостью, с какой я собираю и разбираю автомат Калашникова. Какую бы ловушку я ни готовил, какие бы комбинации ни выстраивал - они прочтут в моих мозгах любой замысел до того, как я успею его осуществить, и шарахнут в ответ телекинезом по мозгам. А геморрагический инсульт вещь такая же убедительная, как мой топор. Я уже сталкивался с дикими головными болями в прошлый раз, доложу вам, ничего хорошего. Управляют тобой, точно электрошокер надсмотрщика. Один тычок - и больше не хочется проявлять инициативу.
  Вот я и задумался, как защититься от вторжения в мою голову, как его блокировать? Различные ментальные практики буддизма и йоги не подойдут - изучать их нет времени, да и есть у меня определенные сомнения, что они принесут пользу в противостоянии с натасканными в телепатии пришельцами. Тут нужно что-то другое, банальное и тупое решение, вроде толстого куска резины, вставляемого между электрическими контактами, дабы надежно разорвать электрическую цепь.
  В эзотерической литературе я читал, что телепатия - это слабые электромагнитные волны, излучаемые мозгом. Защитой от электромагнитных волн во все времена служил металлический экран. И я не придумал ничего умнее, как обернуть скальп алюминиевой фольгой. Благо, в кухонном столе валялся целый рулон - Юлька привезла с собой из города, чтобы запекать свинину или курицу, это у нее фирменное блюдо.
  Встав перед мутноватым зеркалом древнего платяного шкафа, я обмотал череп несколькими слоями фольги, обмял ее по контуру головы. Получилась чашечка из мятого серебра с жиденькими стенками. Поверх нее я собирался надеть камуфляжную кепи, которая скроет импровизированный экран. Поможет ли? Не знаю. Но это максимум, что я мог придумать.
  Общественные сараи, о которых говорил голос из трубки, вместе с другими постройками середины прошлого века - заброшенным детсадом, автотракторным депо и нежилым бревенчатым домом - располагались в центре поселка. Комплекс был сколочен из досок и накрыт выгоревшим до белизны рубероидом. В незапамятные времена руководство фабрики раздавало сараи как довесок к новым квартирам - этакое расширение жилплощади. В сараях хранилось всяческое барахло: сети, удочки, старые поломанные игрушки, ношенная одежда, весла от несуществующих лодок, сапоги, рваные корзины, велосипеды и мопеды, запчасти от лодочных моторов и автомобилей (порой, тоже не существующих). В каждом сарае обязательно стояла продавленная проволочная кровать, чтобы летом на ней могли разместиться на ночь приезжающие из города родственники.
  Пространство между бесчисленными дощатыми дверьми и стенами поросло травой с кустарником, вдоль основных проходов тянулись вытоптанные тропки, обнажающие полированную землю. Где произойдет встреча с пришельцем? Куда он явится? Трудно сказать. Подозреваю, мне просто нужно находиться в этих местах, а он сам меня отыщет. И, доложу вас, это чертовски малопривлекательно!
  Побродив по тропкам между сараев, я забрался на второй этаж заброшенного дома, откуда из выбитого окна открывался прекрасный вид на прилегающую территорию.
  Проведенная короткая рекогносцировка показала, что внутрь сарайного комплекса можно попасть только двумя путями. Первый из них - проход, образованный торцом кирпичного дома и бетонными плитами ограждения автотракторного депо. Ширина прохода была такова, что на легковушке по нему можно было проехать, а на грузовике уже нельзя. Но даже на легковушке по нему никто не ездил, потому что существовал широкий въезд с другой стороны, со двора жилого квартала. Это был второй путь.
  Мой гость явится одним из этих путей.
  Если только не спустится прямо с неба, хотя вряд ли пришельцы захотят привлекать к себе внимание целого поселка.
  Но для начала мне будет нужно опознать пришельца среди жителей Коровьино. Первый визитер с легкостью выдавал себя за деревенского тракториста. Второй может превратиться, скажем, в невинную школьницу с плеером в ушах и ранцем за спиной. Вполне может... Хотя нет, не может. Заключив голову в алюминиевый колпак, я экранирую себя от внешних влияний на сознание и психику. Морок на меня не подействует, а потому я увижу пришельца в его истинном обличии гадской уродливой твари из космоса.
  Из окна заброшенного дома я приглядел себе неплохую позицию для засады: длинная крыша первого ряда сараев. С этой точки должны быть хорошо видны оба прохода: как со стороны автотракторного депо, так со стороны жилого квартала. Надеюсь, курьер-чебурашка не почувствует моего присутствия, когда я окажусь у него над головой, очень на это надеюсь.
  Я оставил заброшенный дом и вернулся к сараям. По стволу дикой яблони вскарабкался на примеченную крышу. Прогулка по кровле подтвердила предположение, что это удачное место для засады. Да и обзор в обе стороны хороший. Единственная проблема - мою персону прекрасно видно с неба. Настолько прекрасно, что увеличенные снимки распластавшейся фигуры с надписью на спине 'ОХРАНА' можно будет послать на обложку журнала 'Солдат удачи'. Блин... Кусок толя мог бы замаскировать меня с головой. Правда, когда возле сарая появится пришелец, я не смогу управиться с ним, не нарушив маскировку.
  Я задумчиво поскреб щетину, спрыгнул с крыши на землю.
  Ничего у меня не выйдет. Для пришельцев эта операция важна до крайности. С неба за курьером будет вести наблюдение куча оптики, которая, наверняка, не хуже земной, способной разглядывать номера автомобилей. А то и НЛО будет неподалеку курсировать, чтобы пособить в случае чего. Едва я совершу в отношении гостя действия, прямо противоположные переговорам, как сразу поднимется тревога, и не известно, чем все кончится.
  Нужно, чтобы они терялись в догадках. Чтобы не понимали, что произошло с их посланником. Куда он вдруг запропастился. И самое главное, чтобы сидящие возле окуляров где-то на орбите Земли ничего не заподозрили, я должен каждую секунду оставаться у них на виду, являясь образцом рабской послушности.
  Я понял, что не справлюсь один.
  Мне нужен помощник.
  
  * * *
  
  Единственный человек из местных, отчасти посвященный в странности, творящиеся вокруг спецхрана, был Тарасыч. Я спас ему жизнь, и он хорошо это помнил, потому что трава вдоль ограждения была скошена больше чем наполовину. Он делал эту работу каждый день, поскольку только так мог расплатиться со мной. Сейчас бы мне крайне пригодились другая помощь от него. Только привлечь деда я не мог, и на это существовало две веские причины.
  Во-первых, я сомневался, что в схватке с пришельцем от деда будет польза. Характер не тот. Зато сорвать мои планы неуклюжим поступком, подставить мою голову или самому угодить в капкан - в наличии этого таланта у Тарасыча я почему-то не сомневался. Короче, не чувствовал я в нем опоры, и это была первая причина. А во-вторых, Тарасыч сегодня дежурил на спецхранилище. И подменить его некем. В общем, дед отпадал.
  Другой возможный помощник, пришедший на ум, был Лева, мой сосед сверху, слесарь и бывший зек. Этот вроде сегодня дома, по крайней мере я видел его с утра - рисовался в распахнутом окне, сложив руки на груди и выставив тюремные татуировки на обозрение всему поселку. У меня с ним сложились добрые соседские отношения: не далее как вчера он занимал полтинник, а до этого еще приходил за сахаром. Бывший зек, а ныне слесарь мог мне помочь как никто... Только Лева вряд ли согласится подвязаться на такое дело по доброй воле. После отсидки он стал осторожен и опасался ввязываться в неприятности, пахнущие отделением милиции - хватило одного раза и трех лет на зоне. Нет, Лева мне тоже не помощник.
  Надежда оставалась только на одного человека.
  К нему я и направился.
  Расположенный в частном секторе высокий красивый дом с резными окнами и фронтонами был заботливо обшит вагонкой и покрашен в светло-зеленой краской. На подворье ветвился знатный яблоневый сад и поблескивали стеклами на солнце два парника, за которыми тянулись картофельные боровки. Участок огораживала аккуратная околица. Трава перед домом скошена, сено сложено в несколько стогов.
  Дядя Саня, сидя на корточках, ковырялся гаечным ключом в мотоблоке с обтертыми боками. Пахло бензином. Я подошел к калитке и негромко покашлял, привлекая внимание.
  Дядя Саня резко повернулся в мою сторону.
  - Что за.... неужто начальник!
  Он поднялся с коленей. На лице отразилось удивление, которое он скрыл насмешкой.
  - Эй, Даш, - крикнул он куда-то в сторону, - начальник мой пожаловал. Хочешь познакомиться?
  - Я занята! - рявкнул из глубины дома женский голос.
  - Ну как хочешь... Привет, начальник. На кой ляд пожаловал?
  - Могу я войти? Через околицу неловко разговаривать.
  - Войти приглашаю только званных гостей. А тебя никто не звал. - Доброжелательности в его голосе было не в изобилии.
  - Что ж, я не гордый, можно и через околицу поговорить.
  - А мне с тобой не о чем разговаривать, - отрезал он.
  - Дело к тебе есть, дядя Саня, очень серьезное. Ручаюсь, было б не серьезное - на километр не подошел бы к твоему дому, и продолжай ты на меня дуться сколько влезет. Но это дело, оно выше наших с тобой отношений. Оно многих касается.
  - Кончай давить на патетику.
  - Да не давлю я ни на что! Нужна твоя помощь, дядя Саня. Очень нужна.
  - С какой стати?
  - У меня проблемы возникли с одним отморозком. Одному с ним не справиться. Поэтому пришел к тебе.
  Я увидел, как в глазах дяди Сани на мгновение мелькнул интерес.
  - Самому даже не справиться? Он че, такой крутой?
  - Ты не представляешь.
  - Из городских братков? Или из заезжих?
  Я промолчал, пристально глядя ему в глаза.
  - А от меня что требуется?
  - Подсобить маленько. У меня с ним назначена встреча возле сараев. Я хочу поймать его и допросить в непопулярной форме. Но самому мне его трогать нельзя, потому что за нами будут наблюдать. Если они заметят агрессию с моей стороны, подкатят дополнительные силы.
  Молчаливо слушая меня, Дядя Саня стер запястьем катившуюся с виска каплю пота.
  - Так что скажешь? - спросил я в нетерпении. - Поможешь?
  - Не могу, начальник. - Он указал на мотоблок. - Видишь, занят я.
  - Я тебя как человека прошу.
  - А я тебе как человек отвечаю: не могу. В милицию обратись. - И, демонстративно повернувшись ко мне спиной, он сел на корточки и вновь запустил руки в двигатель мотоблока. Я повернулся и пошел прочь от его дома.
  
  * * *
  
  Просить мне больше было некого. Да и не в праве я втягивать в эту историю чужих людей, не в праве рисковать чужими жизнями. Придется на встречу идти одному. Будь что будет. У меня есть топор, две руки и мозги, экранированные фольгой для запекания курицы. Должно хватить.
  Я вернулся в дом, сел на табурет напротив настенных часов и принялся ждать. Вчерашний звонок настиг меня около семи. Если пришельцы считают время по виткам Земли вокруг своей оси, то встреча тоже должна состояться в семь. Значит, до нее оставалось чуть менее полутора часов.
  Я сидел на табурете, похожий на статую, глядел на стрелки, движущиеся с черепашьей скоростью, вслушивался в тиканье механизма и ждал, когда подойдет время, чтобы встать и выйти из квартиры навстречу с бессознательным ужасом и серой нечеловеческой плотью. Я сидел, ждал, слушал... и меня начало потрясывать.
  С каждым перемещением стрелки часов в меня пробирался густой, пронизывающий, нечеловеческий страх. Он карабкался под кожей, заполнял мышцы и кости, сковывал, сдавливал, словно холод обнаженное тело на лютом морозе. Я не знал, что меня ждет нынешним вечером, с чем придется столкнуться, вернусь ли вообще в эту квартиру? В моем будущем лежала полная неизвестность, похожая на темную комнату, в которую мне предстояло войти и в которой я подвергался немалому риску бесследно исчезнуть. От осознания этого дрожало в груди, в ушах молотом стучала кровь, а ноги охватила слабость. Но хуже всего было то, что происходило с руками. С моими двумя проверенными братьями-крепышами.
  Они начали дрожать как при падучей.
  Я несколько раз с силой сжал ладонь в кулак. Не помогло. На лбу и спине проступил холодный пот.
  Это катастрофа.
  Я могу перенести утрату топорика. Могу перенести полученную в бедро или плечо пулю. Я могу перенести что угодно, но только не трясущиеся руки, которые могут обмануть в любой момент. Я не смогу точно метнуть топор, не смогу схватить пришельца за горло, когда он попытается долбануть меня телепатией.
  Я не смогу...
  Вслед за страхом пришла паника. Как быть? Что делать? У меня не только нет помощника в предстоящей встрече с чебурашками - я и в себе-то не уверен! О каком противостоянии может идти речь?
  Я встал с табурета. Сделал несколько нетвердых шагов по комнате. И решился.
  Ну его к черту!
  Нижняя полка столовой тумбы была заставлена пустыми стеклянными банками и жестяными коробками с крупами и вермишелью. Бутылку Юлька задвинула в самую глубь, почти к задней стенке. Она не вылила содержимое, двести с лихвой граммов, в помойное ведро, как сделала бы это два месяца назад. Юлька оставила бутылку в неприкосновенности, чтобы проверить крепость моего духа, потому что я тоже знал, что бутылка есть. Знал и не притрагивался, демонстрируя тем самым, что мне безразлично ее содержимое.
  Но мне было небезразлично. Я постоянно думал об этой поллитрухе. И когда вырезал ложки, и когда играл с Настей в шашки, и когда привинчивал к стене полку для книг. Она не выходила у меня из головы, эта стеклянная посудина с золотисто-черной этикеткой... Только сейчас она нужна мне во много раз сильнее, чем когда бы то ни было. Она волшебный помощник, который наполнит меня силой. Она сумеет унять дрожь в руках перед тем, что мне предстояло.
  Уверен, Юлька поймет.
  Я вытащил бутылку из тумбы, взял граненый стакан, немного постоял в раздумьях, потом решительно отвинтил крышку. Я немного нарушу свое табу, но исключительно ради благого дела.
  Широко раздвинув челюсти, я опрокинул в себя порцию.
  И снова было ощущение изможденного жаждой путника, набредшего на колодец в пустыне. Огненная вода полилась по пищеводу мягко, точно растопленное масло. По привычке я поискал глазами, чем бы закусить, но закуска не требовалась. В конце концов, когда под Шали мы пили водку перед боем, мы не закусывали. Мы просто закрывали глаза и ощущали ее живительный эффект.
  То же произошло и сейчас. Страх отступил. Желудок наполнился теплом. В теле - в каждом члене, в каждой косточке, в каждом кусочке плоти - осела небрежная уверенность. Дабы закрепить ее, я выплеснул в стакан остатки водки и употребил его вторым заходом.
  Руки трястись перестали
  Растопырив пальцы, я вытянул правую над полом. Сжал кулак, разжал. Не рука, а бронзовый монолит. Теперь я полностью готов.
  Я наполнил бутылку водой из чайника примерно до того уровня, сколько там было водки, и поставил обратно в тумбу. Вытащил из карманов деньги, ключи, сложил их на холодильнике. Зашнуровал ботинки, надел куртку. Достал со шкафа топорик и, еще раз проверив его балансировку, вставил в петлю под мышкой. Застегнулся на все пуговицы, одернул куртку и посмотрел в зеркало. На меня глянул бесхитростный мужик в форме охранника с насмешливыми глазами, тонкими морщинами лица и офицерской выправкой. Левую сторону куртки едва заметно что-то оттягивало.
  За окном светило вечернее солнышко. Народ гулял в шортах и легких платьях, но мне придется выйти из дома при полном параде.
  Экранирующая чашечка из фольги легла на череп привычно, будто я носил ее каждый день. Нахлобученную поверх кепи пришлось надвинуть на самые брови. Вид у меня получился подозрительный, даже слегка бандитский, но не думаю, что пришельцы заметят разницу с обычным человеком. Насколько я помню Семена, прежде всего они обращают внимание на собственную ненаглядную персону, а к остальным теплокровным существам относятся как к чему-то копошащемуся у их ног.
  Я вышел из подъезда решительным шагом, не перебросившись словом с бабушками на лавочке. Они зашушукались, сверля спину обиженными взглядами, но сейчас не до них. Передо мной стояла жутко серьезная задача.
  Заполучить живого пришельца.
  
Оценка: 6.23*11  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"