Над черной, бесконечной равниной уходящей за самый горизонт, над выжженной землей, стелется голубая дымка утреннего тумана. Она расползается во все стороны словно живая, вначале выпуская длинные чувствительные щупальца, а затем поглощая очередной видимый участок поверхности. Как осьминог медленно передвигается по дну залива в поисках пищи, так и туман, кажется, ищет, что бы ему поглотить.
Над землей высоко в темно-синем небе взмахивая широкими крыльями летит огромная черная птица. Клюв у нее хищно загнут вниз, а лапы с острыми когтями прижаты к телу. Она пристально всматривается в причудливые по форме еще не покрытые туманом участки, медленно поворачивая голову, желая найти себе пропитание. Но на земле нет ничего, кроме темной от бушевавших пожаров, спекшейся почвы. Но вот она замечает впереди какие то неясные темные очертания. Это странное сооружение похожее на огромный трон. На нем, закрыв навеки глаза, сидит уже полуразложившееся мертвое тело большой обезьяны. Ноги ее поджаты под себя, голова свесилась на бок, руки бессильно повисли. Рядом с троном валяются на земле скипетр и держава. Они уже никому не внушают почтения, да и никого не осталось уже в живых. Умер и сам хозяин. Больше никто их не поднимет с земли, и не будут они больше служить блистательным символом мировой власти, так как ни государств, ни подданных, ни границ уже нет.
Сделав несколько кругов, птица медленно опускается на голову трупа. Громкий радостный клекот раздается среди мертвой тишины. Осмотревшись вокруг себя, она, высоко вскинув голову, опускает клюв на череп стараясь попасть ему в глаз. Только со второй попытке это, наконец, удается. Вырванный из глазницы кусок плоти отправляется в жадную, прожорливую глотку. Трапеза продолжается.
Когда-то в основании трона была какая то надпись, но со временем она потускнела и покрылась толстым слоем копоти и пыли. Теперь уже не возможно понять, что там было написано.
День сменяется ночью, но ничего не меняется на безжизненной земле. И уже, наверное, не измениться никогда. Потому что пришло завершение всему. Наступил конец жизни. И всякая плоть была истреблена, и не было спасшихся, не было выживших.
Но откуда прилетела одинокая птица и куда она вернулась? Или это было не живое существо, а мойра - богиня судьбы? Кто даст ответ? Некому ответить, да и спрашивать не кому. Тишина опустилась на землю.
Вечная, мертвая.
ДЕТСТВО АНТИХРИСТА.
В конце концов, он мог бояться смерти.
Он точно знал, откуда взялись черти.
(И. Бродский)
У Максима была большая любящая семья, и воспоминания о детских годах всегда будили в нем одновременно радостные и тревожные чувства. Хотя любовь его родителей к детям была весьма необычной. И лев, можно с полным основанием сказать, любит свое потомство пока хватает пищи, но безжалостно расправляется с молодняком, если того требуют обстоятельства. Крыса тоже привязана к своему выводку. Но, когда ее что-то начинает раздражать и выводить из себя, она съедает крысят без промедления. Любовь и смерть здесь идут рука об руку, а иногда и обнявшись. Одно без другого не существует. Природа предельно практична и, с учетом полезности и целесообразности, взрослая особь всегда обладает большей ценностью, чем молодняк, который еще не известно, сумеет ли выжить и дожить до половозрелого, самостоятельного состояния. Льву не нужны лишние рты, а крысе нужны витамины и новые силы чтобы справиться со стрессом. Гибель же родителей будет означать неизбежную смерть для потомства, при отсутствии шансов на воспроизведение, но продолжение рода. Придет время, и они восстановят свое потомство, родятся новые крысята и львята. И даже может быть они сумеют на этот раз выжить и вырасти в этом суровом, не знающим жалости к слабым и немощным, мире, чтобы затем уже самостоятельно вершить суд и определять кому жить, а кому умереть. Наверное такая любовь и была в семье Максима. Но другой он не знал и полагал, что иначе и не бывает.
Среди работы, или закончив ее, находясь на отдыхе, сидя в кресле, или лежа в кровати, он с наслаждением погружался в приятные и освежающие воспоминания. Для него они были как глоток холодной, родниковой воды для падающего от жажды, уставшего путника, или бодрящий глоток вина для человека, пришедшего в себя после запоя.
Максим иногда вспоминал своего отца - большого любителя выпить. Хроническим алкоголиком его трудно было назвать, так как свое пристрастие он хорошо контролировал и пил только тогда, когда позволяли обстоятельства, или тогда, когда это не могло существенно отразится на его работе. Но при этом он, безусловно, был опасным психопатом, хотя и диагноза такого никто ему никогда не ставил. Его поступки выходили за границы того, что обычно зовется нормой. Когда он возвращался домой, к семье, то первым делом торжественно раскладывал на столе с десяток ножей.
Вся семья выходила его встречать, выстраиваясь рядом с кухонным столом по росту, начиная с матери и кончая самым младшеньким Денисом. Набор был им купен специально для ежедневной семейной церемонии, ставшей со временем традицией, как например чаепитие. Ножи были новыми, с завораживающе красивыми, наборными лезвиями, которые поблескивали при свете лампочки, отражая и преломляя падающие на них лучи. Иногда отраженный свет падал на стену, и на ней появлялась маленькая радуга, с которой Максим не сводил зачарованного взгляда, пока отец не заканчивал своих странных развлечений. Это природное явление было ему совершенно непонятно и равноценно чуду. Поэтому чудеса у него навсегда стали связываться со священными манипуляциями, без которых их никогда бы и не было. Разве мог пойти в древнем мире дождь без священных, таинственных действий шамана, разве солнце могло подняться без призывов египетского жреца? Народ в те века верил, что нет. Шаманам и жрецам подчиняется вся природа. Они насылают и отгоняют проказу и прочие болезни, град, неурожай. Они управляют бедами и легко устанавливают близкий контакт с богами, узнавая от них массу полезной информации относящейся как к прошлому, так и к будущему. Отец выступал для Максима и его близких в роли жреца какой-то неизвестной религии. Все его любили, уважали, но одновременно и боялись. Он дал как бог всем жизнь, но он мог ее в любой момент и забрать.
Торжественно разложив на кухонном столе инструменты, отец задавал всегда один и тот же неизменный и жуткий вопрос, к которому вся семья уже привыкла:
- Кого сегодня к ужину приготовим? - Затем брал один из ножей и обходил одного за другим притихших членов семейства. Трудно было понять шутит он, или говорит серьезно. Но, глядя в его холодные глаза, верилось в последнее, и проверять истинность его слов никому не приходило в голову. Для отца это было и своеобразное воспитательное мероприятие - способ удержать семью под своим контролем. Садистские методы он вынес из своего детства. Они закрепились навсегда в его подсознании.
Дед Максима был немецким солдатом, воевавшим несколько долгих лет на восточном фронте. Не раз он был ранен, лежал в госпиталях, а затем снова возвращался на фронт. Войне не видно было конца. В одну из неудачных наступательных компаний, спланированных генеральным штабом союзников, он попал в русский плен. Затем был депортирован в один из южных лагерей для военнопленных, где и провел несколько лет. Военнопленных использовали на строительных работах, и остаток войны он проработал рабочим, отстраивая многочисленные военные и гражданские объекты. После окончания военных действий и подписания мирного договора, на родину он возвращаться не захотел, а остался на постоянное место жительства в стране бывшего противника. Здесь дед вскоре женился и обзавелся кучей детей белобрысых и похожих на него как две капли воды. Используя приобретенные строительные навыки он сам себе отстроил дом, в котором и поселилась вся его большая, растущая семья. Ветеран войны к вопросам воспитания подходил с единственно знакомой ему солдатской меркой. Детей после утренней побудки, в точно определенное время, он расставлял во дворе по линейке. Затем занимался с ними утренней гимнастикой, заставляя десятки раз отжиматься, бегать кругами и маршировать.
- Я есть ваш официр, а ви мои зольдатен - повторял он часто.
- Ви есть ленивые и непослушный швайн, унд ви должен много работать. В работе ист свобода. - Обходя строй, отец раздавал каждому задание на весь день. Неповиновение, небрежное отношение к своим обязанностям жестоко каралось. Для этого он использовал свой ремень или хворостину, которой сек провинившегося нещадно. Когда дедушка был в особенно хорошем настроении, он пел военные гимны и особенно любимый "Германия превыше всего" и дети с супругой, если к тому времени они заканчивали свою ежедневную трудовую повинность, присоединялись к нему и нестройными голосами подтягивали, повторяя выученные за многие годы малопонятные слова. Все народности он делил на достойных и недостойных, а культуры - на развитые и примитивные. В соответствии с его классификацией первое место в этом списке всегда отводилось Германии, ее народу и культуре, а последнее, в зависимости от сиюминутного настроения, доставалось по очереди всем остальным. Постепенно он освоился с новой для себя действительностью и стал не плохо говорить по-русски, но своих грубых солдатских привычек так никогда и не оставил.
Родительское воспитание не прошло для отца Максим даром и оставило в его душе глубокий рубец. Женившись, он также жестко стал воспитывать своих домочадцев, только несколько модифицировав ежедневный вынесенный с детства обряд. Дурное семя было посеяно и вот теперь взошло и дало плод еще более ядовитый и смертельный. В его голове видимо крепко застряла мысль, что воспитание и повиновение не возможно без чувства страха. И его действительно в минуты воспитательных развлечений боялись все.
Жена и дети, словно находясь под гипнозом, не могли отвести глаз от манипуляций главы семейства и основного кормильца. Мать давно уже не имела постоянной работы, а соответственно и заработка. Постоянные беременности и вынашивание очередного ребенка, да еще присмотр за уже появившимися на свет, занимали все ее свободное время. Максим имел двух старших сестер - Наташу и Вику, и младшего братика - Дениса. Брат страдал наследственной болезнью со сложным научным названием олигофрения. Но она нисколько его не портила, а даже наоборот по своему украшала, став из недостатка, значительным достоинством. Болезнь положительно отразилась на его характере и отношении к миру. Ему не была знакома злоба и чувство ненависти к людям. Он решительно всех, без исключения любил и каждому готов был служить как преданная собачонка, когда бы и кто бы того не пожелал.
Но сестры почему-то его недолюбливали и старались избегать его слишком настойчивых проявлений своей к ним привязанности. Им нравились мальчики здоровые и мужественны, подтянутые и энергичные, с прощупываемой мускулатурой, готовые постоять как за себя, так и за подругу. Но всего этого у Дениса не было, только слюнявая улыбка и мягкий, словно обволакивающий всех ватой взгляд круглых, маленьких утонувших в щелочках век глаз. Нет, это им решительно не нравилось. И тогда, не встретив ответного чувства со стороны сестер, всю свою любовь Денис обратил на своего младшего брата Максима. Тот был не против близких, дружеских отношений. И многие часы они уже проводил вместе, рисуя и делая игрушки из пластилина и глины: животных реальных и фантастических, людей реально существующих и вовсе не знакомых и никогда не живших, разве что в их мыслях, с зооморфными признаками, хвостом, рогами, или копытами. Денис счастливо смеялся, когда что-то ему удавалось. В этом отношении у него был несомненный талант, так как некоторые фигурки были как живые. Потом они играли ими до глубокой ночи, придумывая всевозможные истории и приключения. Здесь уже роль ведущего была за Максимом. Он был неистощим на фантастические выдумки. Их герои спускались в ад и поднимались на небо, спасая унесенных кровожадными драконами принцесс и добывая живую воду в источнике текущем на краю мира. Некоторые из их героев погибали, так и не выполнив своей миссии. Но вместо них всегда вставали новые, еще более мужественные и стойкие, способные выполнить возложенную на них миссию и довести начатое другими до конца. А еще Денис лепил им помощников, зверей и прочих невиданных животных, которые помогали своим хозяевам справиться со всеми трудностями, которые их поджидали на пути. Их погибало еще больше чем героев, и поэтому Денис был в основном занят все время ремонтом и починкой искалеченных, увечных созданий. Но Максим их с еще большей скоростью, не давая отдыха, отправлял в новые еще более опасные и травмирующие путешествия.
Семья жила в своем доме и имела небольшой садик с крошечной беседкой под старой вишней, рядом с которой находилась еще огромная бочка. Вода от дождей наполняла ее до верху и в засушливые дни оттуда бралась вода для полива огорода и плодовых дерев - яблонь, груш и нескольких кустов смородины и крыжовника. Мальчики в хорошую погоду большую часть времени проводили в этой беседке, где и создавали свои фантастические империи. Все сделанные фигурки они хранили в большом старом чемодане, который уносил и приносил в основном Денис, когда игра соответственно начиналась или заканчивалась. За исключением сна и времени приема пищи, он был готов играть без перерыва. И стоило только Максиму сказать слово "Игра" - в голубых глазах брата вспыхивали искорки радости и широкая улыбка расплывалась на округлом, лунообразном лице.
Сестры почему-то были более привязаны были именно Максиму, хотя тот также совершенно не отвечал их стандартам мужественности, которыми должны, по их мнению, отличаться мальчики чтобы заслужит благосклонное внимание с их стороны. Максим был полным, если не толстым и его вес с возрастом только увеличивался. Он не был высоким по сравнению со своими сверстниками, но не уступал им в своем умственном развитии. Нрав у него был взрывной, энергичный, предприимчивый, что видимо и импонировало девочкам. И за неимением более достойного кандидата, всю свои нерастраченную силу любви и привязанности они отдавали Максиму, ревнуя его к Денису с которым он проводил практически все свое свободное время, не обращая должного внимания на сестер.
Долго это продолжаться не могло и сестры решили исправить положение, взявшись за реализацию составленного ими плана. Сказав Денису, что они хотели бы ему показать нечто очень интересное и ранее никем не виденное, они подвели его к наполовину заполненной садовой бочке, и когда он наклонился чтобы рассмотреть хоть что-то в темной воде, сестры дружно подхватили его за ноги и опрокинули головой вниз в воду. Мальчик так и не понял до конца, что же произошло, почувствовав только то, что внезапно стало почему-то не хватать воздуха. И это ощущение продолжалось до тех пор, пока не отключилось сознание и не наступило так желаемое освобождение от невыносимых страданий. Девочки некоторое время постояли, молча наблюдая как дергается торчащее из бочки тело, и удовлетворенные от проделанной работы отправились домой, чтобы сообщить неприятную новость родителям.
По настоящему переживал смерть Давида, пожалуй, только Максим. Родители очень скоро утешились. Вид больного ребенка, которому они подарили случайно жизнь, постоянно их смущал и был молчаливым укором. Хотя своей вины в его неполноценности они не видели. Но раз природа распорядилась именно таким образом, то они не стали протестовать и отказываться от своей ноши, а покорно взвалили ее на свою плечи. Но когда судьба сняла у них с плеч тяготивший их груз, то трудно было ожидать, что в связи с этим они будут долго горевать. У сестер же не появилось и тени раскаяния. Такое чувство видимо им не было еще знакомо, так как совесть не является врожденным свойством, а появляется только с годами. Ее недостаток должен восполняться в детские годы родительским контролем. А воспитание в их случае явно дало серьезную осечку. Но усилия девочек желавших того чтобы Максим больше внимания обращал на них, пропали даром.
Проводить больше времени с сестрами Максим не стал, а просиживал теперь долгими часами в одиночестве. В беседке он вновь расставлял фигурки для очередных сказочных приключений. Все герои и их спутники постепенно пришли в полную физическую негодность и стояли перед Максимом покалеченные и убогие. Не было больше того, кто пришел бы им своевременно на помощь и исправил бы полученные в боях повреждения.. Умер их ангел-хранитель. Чинить самому Максиму не доставляло большого удовольствия. Когда от игрушек остались одни только обломки и отдельные фрагменты, которые мальчик торжественно закопал в земле, воздав последние почести героям, игра замерла. Теперь он просто сидел целыми днями на скамейке, размышляя о странных сюрпризах, которые подбросила ему жизнь. Он понял, что она может быть жестока и немилосердна, и не принимать во внимание его желаний.
Однажды в привычном ритуале отцовского воспитания произошла внезапная перемена. Во время очередного обхода притихшего строя с традиционным вопросом - с кого начнем, одна из сестер - Вика, вдруг повинуясь какому то безотчетному порыву, или скорее следуя подростковому безумному духу противоречия, внезапно вышла из строя и сказала с меня. Через секунду отец, не раздумывая, вогнал ей нож в сердце по самую рукоятку. К ужину к столу была подана кастрюля с супом, в котором уже плавали пальчики и прочие теперь уже мало узнаваемые части недавнего члена семьи.
Отца после этого неприятного инцидента забрала из дома милиция. Дом остался без хозяина, кормильца и воспитателя. Скука, тоска и вечный голод с нищетой поселились в нем, казалось, уже навсегда.
У матери потихоньку также стали проявляться все более заметно признаки приближающегося безумия. Она все чаще стала заговариваться и иногда не узнавала собственных детей, спрашивая их имена и интересуясь, кто они такие и что делают в их доме. Иногда, проснувшись внезапно среди ночи, она, привстав на подушке, подолгу всматривалась в окружающую ее тьму, словно в поисках какого-то очень важного для нее ответа на не менее важный жизненный вопрос. Но из темноты никто не отвечал и не появлялся, и она бывало так до утра, замерев в одной, крайне не удобной позе, продолжала ждать. Однажды ее привезли посторонние люди, обнаружив на окраине города идущей по шоссе в одной ночной рубашке. Проезжая мимо нее на своей машине, они заинтересовались необычным зрелищем и, затормозив, заговорили со странной прохожей. Та, как будто только внезапно проснувшись, в испуге вздрогнула, с ужасом осознав, что находится не в своем доме и не в своей уютной постели. Сердобольные люди подвезли ее до дому. Положение со временем не улучшилась. Мать все чаше стала забываться, и теперь отключившееся сознание подолгу к ней не возвращалось. В конце концов, ее госпитализировали в психиатрическую клинику. Сестру же с братом по решению органов опеки отправили в детский дом.
Эта часть детских воспоминаний у Максима не была уже столь радужной и приятной. Какими бы не были его родители, но они по-своему любили собственных детей и если бы не временное помешательство, то продолжали бы, несомненно, любить их и дальше. В детском же доме ненависть к подопечным со стороны воспитателей была их обычным, не проходящим состоянием. Неприязнь не всегда открыто показывали, скрывая когда это было необходимо ее под маской лицемерной улыбки и фальшивого расположения. Но чаще в этой маске не было необходимости и она надолго отбрасывалась за ненадобностью. Оставалась только одна вражда и желчное раздражение. Воспитанники относились друг другу точно также, как обращался с ними этот жестокий и беспощадный мир. Они не знали жалости к слабым, калекам и умственно ущербным. Таких постоянно третировали, над ними издевались и оскорбляли, давая самые уничижительные клички. Максим с первых же дней своей жизни в государственном детском заведении получил от остроумных мальчиков обидную кличку поросенка. Тому была причиной его полнота. Толстел он с каждым годом все больше, вне зависимости даже от качества и количества поглощаемого питания. Создавалось впечатление, что питательные вещества он получает прямо из воздуха, переполняясь ими, раздуваясь как воздушный шарик, который хочет взлететь поскорее к небесам. Но от земли оторваться ему так и не удалось. Наоборот, вес все больше прижимал его к земле, погружая в ее мутную и непрозрачную грязь.
В одну из ночей мальчики устроили Максиму темную, накрыв его одеялами тогда когда он спокойно спал. Они прижали его крепко к кровати. Как и некогда Денис, Максим не понял что произошло, пока чуть живого его не оставили в покое, посчитав что с него достаточно. И только вздохнув первый глоток воздуха, с которым к нему вернулась жизнь, он понял, что жизнь еще более сурова, чем ему представлялось. Не верь всему, что тебе говорят, учила она каждый день, не доверяй ближнему который прикидывается твоим другом, чтобы сделать тебе же потом какую-нибудь пакость, не будь излишне откровенен, а больше помалкивай, от этого будет спокойнее жить. Не будь активен, держись от всего в стороне, не приходи на помощь и не делай добра ближнему - оно тебе же во вред обернется. Эти принципы буквально вколачивались в юные головы воспитанников. И вырастая, они становились вполне готовы к встрече с любыми неприятностями и превратностями судьбы. Но чаще они сами эти трудности себе и создавали, чтобы затем героически их преодолевать.
Еще учась в школе, Максим познакомился с членами секты пятидесятников. Две симпатичные девушки подошли к нему на улице и, протянув какую то брошюру с неясным религиозным содержанием, пригласили его на молитвенное собрание. Он не смог им отказать, да и желание ближе познакомиться с понравившимися ему юными созданиями, погнало его в это сомнительное место. К сектантам у детдомовских детей было настороженно-презрительное отношение и, как правило, их обходили за версту, а при неожиданной встрече высмеивали. Поэтому Максим никому не рассказал о своих новых знакомых и увлечениях, и первое время бегал на религиозные собрания в одиночку. Вскоре он втянулся в еженедельные мероприятия секты, и они все больше стали ему нравится. Он не мог себе уже представить, как он без них обходился раньше. Когда его тайна всем стала известна, к своему прозвищу поросенок он получил еще одно - безумный. Еще долго после расставания со своей альма-матер он слышал от тех кто его узнавал радостный возглас:
- Ты только посмотри, кого я вижу, да это безумный поросенок собственной персоной, все еще жив, еще больше растолстел и даже покрылся румяной корочкой.- Но он давно уже привык не обращать на обидное прозвище никакого внимания и не обижался когда слышал его. Вообще, обижаются чаще всего люди крайне закомплексованные и ущербные, которым никак не удается скрыть свои недостатки. Максим же ощущал в себе не недостатки, а скрытую еще не реализовавшую себя, ищущую выхода энергию, дремлющие таланты, которыми его сверстников бог обделил. Пусть говорят все что угодно, главное не казаться, а быть.
ТРУДОВЫЕ ПОДВИГИ
ПОРОСЕНКА.
Смерть - это наши силы,
Наши труды и пот.
Смерть - это наши жилы,
Наша душа и плоть.
(И.Бродский)
Время пролетело очень быстро, и поросенок действительно подрос и возмужал. Наступил день, когда ему необходимо было выбрать себе жизненное трудовое поприще. Из всего короткого списка для него доступных профессий, с учетом невысокого и некачественного образования и обширных собственных габаритов, он выбрал специальность инспектора по отчистке. Задачей специалиста заключалась в отлове бродячих животных, в основном собак, которые плодились кажется быстрее чем их отлавливали. Рабочим инструментом его стала палка с петлей и резиновая дубинка. Когда проезжая по улицам города он замечал вдруг одиноко бредущего пса, то машина немедленно останавливалась и, вооружившись своими инструментами, поросенок пускался в погоню. Начало охоты он сопровождал заливистым визгом, который, как ему представлялось, был похож на возглас гладиатора идущего на бой со львами на арене амфитеатра. Зрители сидящие на ложах приветствуют его громкими возгласами и аплодисментами. На самом деле этот вопль скорее был похож на звуки издаваемые теми животными от которых он получил свое прозвище. Когда их загоняют на бойню и свиньи вдруг понимают, чем для них это закончиться, они визжат точно как инспектор на олове собак, громко и заливисто.
Издав свой воинственный клич и взбрыкнув толстыми ножками, Максим бросался в погоню за улепетывающими животными. Как правило, успех сопутствовал ему, и после непродолжительных усилий собака уже оказывалась в спецмашине. Она была оборудована тяжелой железной клеткой с массивными прутьями. Лязгал замок и животное летело внутрь, встречаясь со своими ранее попавшими сюда сородичами. Тоскливо они смотрели на людей, стараясь отыскать в их глазах хоть каплю сочувствия или жалости, хоть призрачную надежду на свободу. Увы, надежды и шанса на выживание в этих глазах не было, а только холодный блеск и решимость довести начатое дело до конца. Максим не сразу научился ловко управляться своими инструментами. Вначале петля постоянно слетала с головы пытающегося спасти свою жизнь существа, постоянно цепляясь за встречные ветки, или задевая землю. Но затем опыта прибавилось и он уже уверенно накидывал, часто даже с первого раза, петлю, а затем с радостным возбуждением затягивал ее вокруг шеи своей жертвы. И только тогда, когда она переставала активно сопротивляться, волок ее к машине. Эта работа соответствовала его темпераменту и характеру. Пойманных животных он развозил по заказчикам. В основном это были научные институты, или местные корейцы, любители жаркого из собак. Если клиента не находилось, то он вез собак в приемник, где затем животных умерщвляли, вводя смертельную инъекцию формальдегида или ацетона. Этим уже занимались другие специалисты.
В приемнике работала молодая женщина немного старше Максима с наклонностями садиста и со специальным зооветеринарным врачебным образованием. Звали это существо Мариной. У нее были такие же, как и у Максима холодные глаза гадюки приготовившейся к укусу и повадки аллигатора. В чем-то по характеру она походили на отца поросенка. Попавшее ей в руки животное врач долго готовила к процедуре умерщвления. Для нее эти занятия имели сакральный смысл, став своеобразным жертвоприношением богу бессмысленной жестокости. Она тщательно раскладывала свои простерилизованные инструменты - скальпели, шприцы, пинцеты и шпатели. Надевала белоснежный халат, напоминающий сутану священника, белую шапочку и марлевую повязку. Затем, как правило, Максим помогал ей привязать жертву к операционному столу. После введения снотворного, она приступала к анатомическим исследованиям. Эти изыскания имели не столько познавательно-научный, сколько садистский характер. Она вскрывала брюшную полость, пилила специальным стальным лезвием черепную коробку, вскрывая ее и добираясь до головного мозга. Марина, удаляла один орган за другим. Вводила красящие растворы в кровеносное русло, наблюдая как ткани меняют свой естественный цвет на непривычные, немыслимые и не свойственные живой ткани цвета. Насладившись своими экспериментами, она набирала полный шприц формальдегида и медленно вводила его в открытую мышцу сердца. Но не всегда этим завершался ее творческий порыв. Наиболее интересные с ее точки зрения экземпляры врач могла забальзамировать, вводя специальные стабилизирующие растворы и подвергая затем ткани специальной обработке. За всеми этими ее манипуляциями Максим с удовольствием наблюдал, принимая даже подчас посильное в них участие. Результатом этого творчества была галерея чучел и различных органов устроенная в коридоре здания приемника. Проходя каждый раз мимо экспонатов, к поросенку возвращались воспоминания о счастливых минутах охоты за этими необычными экземплярами. У него возникало такое же чувство гордости, как и у рыболова поймавшего огромную рыбу, которую никто до него никогда не ловил.
Марина всегда была рада его видеть. Они даже иногда встречались в нерабочей обстановке. И даже однажды Максим познакомил ее со своей ставшей уже взрослой сестрой. Наташа внешне не была похожа на своего брата. Она была худощавая, высокая с рыжими волосами и безумными на выкате глазами. Со времени трагических событий оборвавших жизнь Вики, Наташа и Максим несколько сблизились. Да и не могло, по-видимому быть иначе. Трудности, которые они встретили на своем жизненном пути, были одинаково тягостными для обоих. Одиночество и отсутствие друзей, опустошенность после потери близких, и понимание того, что они остались единственными доступными для общения членами одной семьи - все это толкало их друг к другу, сплачивая все сильнее. Сестра увлеклась оккультизмом. Со временем она открыла салон магических услуг, который приносил ей достаточный для удовлетворения ее насущных нужд доход. Правда в коммунальной квартире, где она поселилась, отношения с соседками у нее сразу не заладились. Считая себя магистром белой и черной магии Наташа смотрела на своих соседок свысока и полагала ниже своего достоинства убирать места общественного пользования, благородно предоставляя соседям право самим заниматься этим интересным делом. И сколько бы скандалов ей не закатывали, она не меняла своего решения. Выходя в астрал и общаясь ежедневно с магическими силами, она не могла опуститься до работы по мытью посуды, полов, унитазов, раковин. Нет уж, увольте. Поэтому война не прекращалась ни на один день. Наташа и Марина сразу сошлись друг с другом и стали со временем близкими подругами.
Другими клиентами Максима были приезжие корейцы, главным образом миссионеры всевозможных корейских и американских сект. Открыв на новом месте филиалы своих головных церквей, они приступили к активной эксплуатации местных людских ресурсов. Алчные, беспринципные, лицемерные и наглые, они словно пауки плели себе по всему городу сети, в которые и попадали в основном ослабевшие, потерявшие опору в жизни клиенты. А дальше сектанты поступали так же, как и любые пауки на их месте. Прорвав покровы, парализовывали жертву выпуская в нее яд. Только вместо яда у миссионеров был набор специальных парализующих приемов, позволявших удержать жертву в паутине, то есть в созданной ими секте. Такими приемами были американские широкие улыбки, крепкие рукопожатия, китайские поклоны и тотальное оглупление однообразными бессмысленными фразами. Потерявшая опору в жизни, как правило лишившаяся друзей, сочувствия жертва вдруг оказывалась под прицелом кажущегося искреннего участия, сочувствия, любви и обожания.
Куда она еще может после этого пойти, только вернуться, побродив опять в одиночестве, обратно туда, где хоть кто-то считает ее еще за человека. Но цель у паука одна - съесть парализованную жертву. Прокусив оболочку насекомого паук выпускает в него ферменты своих пищеварительных желез разъедающих и растворяющих внутренности, а затем выпивает все жидкое содержимое. Пустая же оболочка выбрасывается за пределы паучьего гнезда. Также как и пастора многочисленных сект, оглушив жертву ритуальными движениями, одурманив ее громкими молитвами с которыми они якобы напрямую общаются с богом вытряхивают из несчастных все, что у них еще осталось за душой, чтобы прокормить себя и свой жадный и растущий выводок.
Приезжая на новое место, корейские миссионеры не желали избавляться от своих гастрономических пристрастий, и редко питались местной кухней, предпочитая корейскую. Они заказывали Максиму жирных и больших собак которых и разделывали часто сами на задворках своих домов. Иногда Максим по их просьбе, за дополнительную оплату, помогал им справиться с приготовлением собачьего жаркого. Одним из наиболее активных его клиентов долгое время был корейско - американский миссионер пастор Пак, который со своей женой Эстер и сыном Давидом уже больше десяти лет назад приехали на заработки. Место им понравилось, доходы тоже.
У Пака в церкви Максим никогда не бывал, да и желания такого не возникало Он видел, что ни внешне, ни повадками Пак не походил на знакомых ему священников секты пятидесятников. Те были веселые, энергичные и жизнерадостные. Этот же был похож на орангутанга, который ненароком наступил на кучу собственного же дерьма. На его лице застыло постоянное выражение гадливости ко всему видимому и крайнего презрения ко всем, кого он встречал на своем пути. Пак не любил даже жертв которых обирал. Кривая ухмылка, да крепкое рукопожатие, вот все на что он был способен в качестве жеста выражающего его фальшивые чувства.
Вряд ли подобные отношения возможны среди диких хищных животных. Они, по крайней мере, не строят кислой мины отвращения и презрения к своей жертве, разрывая на части и поглощая ее, не оскорбляют ее отвернувшись, и обсуждая в кругу своей семьи. Животные просто рады, довольны, что хорошо пообедали.
Пак же с семьей питались этими, как они выражались омерзительными и недостойными их аборигенами, так, как будто делая им при этом огромное одолжение. Себя они считали избранными, и интеллектуально более развитыми, чем все это глупое, непородистое стадо, которому одна дорога на убой. Видя как Пак с ножом прыгает вокруг разделываемой и дергающейся от боли собаки, Максим иногда приходил в негодование от подобного варварства. То ли дело интеллигентная и культурная работа хирурга -ветеринара отстойника для животных, которая, прежде чем начать свою работу, благородно усыпляла умерщвляемое животное. Пак же сдирал кожу с живой жертвы находящейся в полном сознании. Он напоминал взбесившуюся кровожадную обезьяну, радующуюся потокам текущей из жертвы крови. Тут же иногда присутствовал его сынок - Давид. Он так же кровожадно наблюдал за действиями своего отца. Ему не терпелось принять в них активное участие. Но Пак считал, что тому пока рано браться за столь ответственное дело. Вот пускай подрастет немного, тогда посмотрим. А пока пусть стоит и наблюдает, учится на чужом примере как нужно обходиться с жертвами не испытывая никакой жалости. Этот опыт ему еще пригодится когда сын займет его место на пасторской кафедре, используя слово вместо ножа и мешок для сбора пожертвований, вместо рта жадно подставленного под струйку стекающей крови.
То ли эти манипуляции давали выход накопившейся за время молитвенных собраний и чтения утомительных проповедей негативной энергии в корейском пасторе, или же это были просто его природные качества, природная злоба, ненависть, жажда крови. Этого вопроса Максим так никогда и не решил, вплоть до того момента, когда миссионер со своей женой не переехал в другое, более подходящее для него место, а точнее клинику для душевнобольных.
Иногда корейские миссионеры - пастора собирались все вместе, и тогда кровавая оргия принимала прямо вакхический характер. Толпа разгоряченных, агрессивных мужиков с острыми тесаками, залитые кровью с головы до ног, кромсают подвешенное за задние ноги животное. Кровь стекает по их рукам, пропитывает одежду, попадает на лица. Они слизывают теплые капельки со своих губ языком, а затем потеряв контроль, набрасываются на освежеванную тушу, слизывая с нее живительную влагу. После разделки и замачивания в уксусе со специями пастора обжаривали в большом казане куски мяса а затем жадно его поглощали.
Иногда перед едой они дружно молились воздавая хвалу своему кровавому и суровому корейско - ближневосточному богу. Их молитвы были странными и непривычными для Максима сталкивавшегося совсем с иной молитвенной практикой. Пресвитерианские пастора начинали громко во весь голос кричать что-то непонятное, призывая видимо своего бога обратить на них свое драгоценное внимание. И как только они этого добивались, то начинали кричать еще громче, в расчете видимо на то, что бог, даже если и отвернется от них и заткнет свои уши, все равно эти их крики услышит и исполнит просимое. А не исполнит, они будут вопить до тех пор пока ему не надоест и он не вспомнит о своих прямых обязанностях хранить и оберегать корейских миссионеров и каждый день питать их свежеободранной собачатиной. Максиму всегда напоминали эти их вопли крики ослов подзывающих своих возлюбленных. Но платили миссионеры хорошо, поэтому Максим всегда охотно выполнял их заказы. Из них, пожалуй, только Пак отличался особой скаредностью. И, если заказ поступал только от его имени, то расчет был всегда тяжелым, с долгим и тщательным пересчитыванием замусоленных денежных купюр и явным нежеланием пастора с ними расставаться. Но, в конце концов, деньги оказывались в кармане безумного поросенка и он радостно бежал дальше выполнять многочисленные заказы, или отлавливать очередную партию собак. Еще долго после работы в его голове раздавались визги животных, крики корейских миссионеров. Но отраднее всего было вспоминать сосредоточенную, склонившуюся над своей творческой работой фигуру Марины. Он чувствовал, что к этой девушке он все больше становится не равнодушен, с замиранием сердца наблюдая за каждым ее движением и ожидая от нее похвал.
И еще одним из его постоянных клиентов был научно - исследовательский институт физиологии. Здесь собаками занималась лаборатория высшей нервной деятельности. Сосредоточенные на своей работе девушки ставили многочисленные эксперименты по выявлению механизмов условнорефлектонного поведения у животных. У подопытных вырабатывали условный рефлекс на определенный постоянный раздражитель, дальше, даже в отсутствие раздражителя, животные совершали те действия которых от них требовали и бежали туда куда привыкли бегать. Максим подумал, что и люди привыкают бегать в оно и то же место в одно и то же время, если этот рефлекс у них закреплен многочисленными повторениями. И прихожане бегут в секты, если у них выработан условный рефлекс и несут свои деньги предприимчивым и ловким мошенникам. Поэтому важно опекать каждого новенького, пока у него еще нет необходимых навыков. Звонить, напоминать, заходить за ним домой, подвозить его на церковную службу. Смущенный таким вниманием и непривычной опекой он никогда не откажется от настойчивых предложений. А пройдет определенное время и не потребуется больше дополнительного стимула, рефлекс закреплен и цель достигнута. Для корейских миссионеров такой момент означает, что пора садиться за стол, за обильную трапезу, пора пожинать созревший урожай. Раньше в церквях вместо электрического звонка к звуку которого вырабатывался условный рефлекс использовали колокольный звон, который раздавался в одно и то же время созывая всех на службу. Те времена, к сожалению, прошли и теперь нужно приложить гораздо больше усилий, чтобы добиться закрепления в подсознании людей нужных тебе стереотипов поведения.
Он снова вспомнил собравшуюся вокруг собаки группу корейских миссионеров. Услышав визги разрезаемого ими животного, все они приходили в неистовство, и из раскрытых от усердия ртов текли струйки слюны как у подопытных собак. Значит не только у прихожан, но и у пасторов тоже вырабатываются условные рефлексы - сделал для себя открытие Максим. Но кроме звонка для выработки условного рефлекса, необходимо еще и положительное подкрепление. В Церкви не достаточно только хороших манер, улыбок и рукопожатий. Нужно привлекать прихожан еще тем, что вызывало у них ранее положительные эмоции. Что больше всего волнует людей - это груз неразрешенных проблем, болезни. Если они почувствуют, что хоть часть из них ушла после посещения церкви, можно считать, что положительное подкрепление работает и жертва будет надолго привязана к источнику вызвавшему хоть однажды положительные эмоции..
Нужно обязательно над этим еще подумать - решил Максим отправляясь после работы на очередное собрание пятидесятников.
ЭКСТРЕМИСТКА.
Это есть наш последний
и решительный бой.
(Интернационал)
У Марины была бурная романтическая юность. Она всегда отличалась неординарным поведением. Еще тогда когда родители повели ее в детский сад, то она отличилась в первые же дни, категорически отказавшись есть манную кашу. Так как у нас в стране заявила она свобода выбора, то она кашу категорически отвергает. Это ее окончательный выбор. А так как столовая не в состоянии была готовить отдельно для каждого ребенка с учетом его вкусов, то девочка оставалась весь день голодная. Воспитатели советовали родителям приносить еду домашнего приготовления, или забрать ребенка из детского учреждения, тем более что в отношениях со сверстниками также проявился ее вздорный и неуживчивый характер. Она не могла терпеть, когда дети спокойно играли, лепили, рисовали или разбирали игрушки на составные части. Ей необходим был постоянный экстрим, постоянные потрясения. С этой целью она устраивала, как она сама их называла, террористические акты. Разливала клей на стульях, на которые садились малыши и воспитательница, или выбрасывала в окно всех кукол, заявляя, что они добровольно покончили жизнь самоубийством, так как в этой стране попранной демократии они не желали далее проживать и предпочли смерть тирании. Или прятала детские вещи, заявляя, что произошла социальная революция, и они реквизированы в пользу нуждающихся. Естественно, что такое положение воспитателей не устраивало, и он все настойчивее предлагали родителям присматривать за своим отпрыском самостоятельно, пока девочка не устроила в деском саду чего-либо похуже, чем революционная ситуация.
И в дальнейшем молодая революционерка не успокоилась. Когда ее повели в школу, она решила, что это застойное учреждение нуждается в кардинальных реформах. Учителя ходят как сонные мухи, а ученики как вышколенные дамы из института благородных девиц. Долой тиранию педагогов - был ее первый лозунг. Отныне никакого подчинения наглому диктату. Мы приступаем к компании пассивного неповиновения. И так как в ее преобразованиях, как правило, никто не поддерживал, то все приходилось делать самостоятельно, как анархистам одиночкам периода революционных потрясений. Но ее это нисколько не смущало. Она взялась за выпуск газеты под названием Радикальная реформа, где весь свой пыл обрушила на недостатки школьной системы и ограниченности, обывательских настроениях, пассивности обучаемого контингента. Педагоги были счастливы что девочка всю свою энергию направила в это менее разрушительное русло, так ее передовиц практически никто кроме нее самой не читал.
- Всю школу насильем мы разрушим до основания, а затем, мы нашу мы новую школу построим, кто был ничем, тот станет всем,- декламировала она.
Перефразированный интернационал стал лозунгом в ее борьбе. Марина решила, что необходимо подготовить идейную базу, прежде чем приступать к решительным действиям. Любая революция, любые реформы всегда начинались с определенного подготовительного теоретического этапа, когда разрабатывалась идейная платформа, избирались методы и средства борьбы, определялась долгосрочная стратегия и тактика на ближайший период. Она намечала, планировала, требовала, призывала, ниспровергала, но пока все еще на бумаге. Только иногда на классных собраниях ее неуемная энергия прорывалась в грозных обличениях. Она призывала к борьбе, а это стадо мечтало только о мирном пастбище и сочной травке. К ним бы запустить пару волков чтобы они побегали по своей травке спасая собственные шкуры от острых клыков. Но где взять сподвижников? Ее сил одиночки - реформатора явно не хватало.
К сожалению, школа отличалась от детского сада и потребовать от родителей, чтобы они обучали своего ребенка самостоятельно, учителя не могли. В стране было всеобщее обязательное среднее образование, которое девочка и должна была получить вне зависимости от того, какого мнения на этот счет придерживались педагоги.
Единственными из учителей, которые находили общий язык с растущей бунтаркой, были преподаватели литературы и истории. Читала девочка много и охотно. Увлекалась героическими образами бунтарей, путешественников и искателей приключений. Выучивала наизусть обличительную и революционную поэзию поэтов-бунтарей. Затем прочитывала все на уроках, сотрясая класс громким голосом и повторяя наиболее удачные на ее взгляд места из прочитанного.
Ученики ее немного побаивались и старались обходить стороной не встревая в обсуждения всевозможных волнующих ее тем. В истории она останавливалась главным образом на периодах войн, глобальных конфликтов, революций. А так как история в основном из них и состояла, перемежаясь относительно короткими периодами затишья, то учитель истории был ею безусловно доволен. Всегда подготовленная к уроку, постоянно готовая выйти к доске и рассказать как зарождался и происходил очередной исторический конфликт и как на самом деле, по ее мнению, необходимо было действовать историческим личностям в нем задействованным чтобы тот приобрел еще больший размах, еще большую остроту, чтобы жертв было как можно больше, а результат более внушителен.
Преподаватели истории и литературы всегда защищали девочку на учительских собраниях, где бесконечно ставился на обсуждение вопрос относительно очередной ее выходки.
- У ребенка переходный возраст, - говорили они и как только молодая революционерка выйдет из него, все само собой наладится и она включится в обычную жизнь, станет рядовой домохозяйкой. Весь революционный и преобразовательский пыл свой направит на свой дом, семью и собственного супруга. Так было всегда, так и будет в будущем. Учителя были довольны, что на уроках истории и литературы инициативу брала на себя юная экстремистка, декламируя , читая, призывая, рассказывая. В это время можно было, спокойно расслабившись, просто пассивно присутствовать на собственном уроке, добровольно уступив всю инициативу неординарному ребенку.
Иногда Марине удавалось на короткое время увлечь некоторых из своих сверстников на путь революционной борьбы. Из них она тут же создавала тайное общество. Члены ее радикальной партийной ячейки приносили страшные клятвы обязуясь бороться непонятно правда зл что до последнего дыхания и капли крови.
- Каждой организации необходим вождь, - заявляла Марина, а так как более подходящих кандидатур не было, то на это место она естественно назначала себя. Вождь отвечал за планирование и идеологическое обеспечение предстоящих акций, а дело всех рядовых членов было беспрекословное послушание. От своих адептов она требовала разорвать мещанские связи с родственниками, так как теперь она является их умом, честью и совестью. Собственные мысли, соображения и комплексы следовало поэтому решительно отбросить. Если погрязшие в мещанской психологии родители вам говорят одно, нужно делать прямо противоположное, так как только в протесте вы можете выразить самих себя и стать полноценной личностью. Отбросите сомнения, отметите любые колебания - революционер всегда твердо идет к намеченной цели не обращая на препятствия никакого внимания. Если этим препятствием являются ваши собственные родители - то, не колеблясь, переступите через них. Вас ждут великие свершения, которые непременно потрясут мир.
Но эти тайные общества по времени существовали недолго и благодаря проискам внешних сил быстро самораспускались. В качестве последних чаще всего выступали родители, которые быстро замечали негативные отклонения в поведении собственных детей до этого таких послушных и беспроблемных. Узнав причину перемен, они решительно брались за исправление педагогических промахов, кто убеждением, кто ремнем и слезами, но результат всегда был для Марины негативным. На очередное собрание приходила только она одна, и выступать с речами было решительно не перед кем. Аудитория отсутствовала по разным предлогам - кто заболел, кто срочно уехал к бабушке, кого перевели в другую школу, а кто просто безо всяких объяснений начинал избегать ее, не соглашаясь появляться на тайных собраниях. Все клятвы забывались. Терять собственные жизни, дыхание и кровь никто, почему-то не хотел. Ремень и убеждения родителей оказывались более действенным средством, чем ее смелая агитационная пропаганда. Но Марину ничто не могло остановить. Решительность, натиск и энергия никогда ее не оставляли. Потерпев очередное поражение, она немедленно бралась за реализацию нового проекта, собирая и уговаривая новых членов в основном из новичков. Экстремистка делала ставку на детей переведенных из других школ, переехавших в их район из других частей города и еще не знакомых с ее опасным нравом и идеями.
Чтобы поддержать с Мариной хорошие отношения и не утратить окончательно и так натянутую нить сложных взаимоотношений и понимания ее родители, как и учителя словесности и истории, усердно отыскивали для нее редко встречающиеся произведения, не рекомендуемые к печати из-за экстремистского или чересчур экстравагантного, необычного содержания. Но это было как раз то, что девочка проглатывала залпом не прерывая чтения ни на минуту, и не отвлекаясь ни на какие посторонние занятия - в виде сна, еды и прочих жизненных мелочей. Все это переставало для нее существовать и в такие дни и ночи она не выходила из своей комнаты в которой круглосуточно не погасая горела настольная лампа. Только изредка родители на цыпочках подходили к двери и заглядывали в замочную скважину. Но видели они всегда одну и ту же картину - склонившуюся над очередной книгой голову с растрепанными и неприбранными волосами.
Беспокоить ее они не решались, зная крутой нрав собственной дочери. -
- Ничего, - думали они, - прочитает очередную книжку и тогда покушает и выспится, главное чтобы она была довольна и не бегала по комнатам разгоняя всех встречных на пути резкими криками и призывами. В такие неприятные минуты раздавались обличительные слова дочери:
обывательская психология, мещанские рассуждения, враждебная пропаганда, недостойное поведение, незрелые поступки, инфантильные личности, ренегаты и прочие еще более хлесткие обвинения. Поэтому лучше было занять и голову и время дочери, найдя ей то занятие, которое ей было больше всего по вкусу, а именно чтение биографий и рассуждений схожих с ней личностей, с таким же темпераментом, взбаламошенных и непримиримых. То что они, как правило, плохо заканчивали свою жизнь, девочку нисколько не смущало, так как она это во-первых не они. Ее идеи более реалистичны, а стратегия и тактика более взвешена и непременно принесет результат, который осчастливит все человечество, которое пока не понимает того, какое счастье ему необходимо.
И вообще, как она понимала, бороться могут только единицы сознающие и выражающие неясные интересы и потребности остальных. Желающих история ведет, а не желающих тащит - этот афоризм применим, как она полагала, ко всему обществу. Если ее сравнивать с локомотивом, то остальную серую и пассивную массу можно сравнить с груженым составом. Куда их повезут, вагонам решительно все равно, и только машинист локомотива знает цель и назначение. Вне зависимости от воли, желания костной и пассивной массы, она придет к цели, которая ясно видна только руководителю, бунтарю, ниспровергателю. И вот только тогда цель будет достигнута, увидев результат, они оценят ее энтузиазм и подвиг и будут воспевать их в своих стихах и романах. Ее время еще не пришло. Но ее звезда еще взойдет непременно и будет светить вечно.
Наконец подошло долгожданное время окончания школы. Учителя были рады что, наконец, они избавятся от оригинального ребенка - ниспровергателя, воздавали хвалу богу и обстоятельствам которые не допустили того, чтобы в школе все полетело вверх тормашкой. Всю свою не реализованную энергию разрушения девочка копила на тот момент, когда руки у нее будут окончательно развязаны. Тогда она сможет бросить всем вызов. По настоянию родителей, не желавших чтобы их чадо осталось без занимающего ее дела и переключилось на саморазрушительные планы, она подала документы в зооветеринарный институт. Так как талантами ее бог не обидел, а знания профилирующих предметов были у нее отличные, то поступила она безо всяких проблем, получив наивысшие балы на вступительных экзаменах. Хоть и профиль выбранного учебного заведения родителей очень удивил, но дочери это было решительно все равно. Она считала, что если родители желают чтобы она имела высшее образование, то она сделает им такое одолжение из любви и редкого для нее дочернего послушания. А специальность не имеет никакого значения. Наоборот изучение животных позволит лучше ей понять людей, разобраться в их поступках и желаниях. А тот кто хочет чтобы за ним шла толпа должен хорошо разбираться в тех животных инстинктах, которые ею двигают.
Настояв на своем и сломив слабые родительские протесты, дочь приступила к учебе. Марина не была до конца довольна сложившимся положением, когда школа с ее ежедневными занятиями и насышенным распорядком дня практически полностью повторилась теперь уже в образе института. У нее совершенно не оставалось времени, а соответственно не было никакого шанса и возможности для практических дел и великих свершений. Время уходит, а так ничего и не сделано. По-прежнему идут поезда, летят самолеты, работают фабрики, а где экстрим и где революционная ситуация?
Но загруженными у нее оказались только первые три года учебы, дальше учеба не требовала практически никаких усилий и свелась к редкому посещению лабораторных занятий и сдаче сессий. С этим у нее никогда не возникало затруднений. И вот, наконец-то она поняла, что пробил ее час. Уговорив двоих неравнодушно на нее поглядывавших студентов принять участие в намечаемых ею акциях протеста, она засадила их за изготовление листовок, написанных собственной рукой. В них призывалось от имени революционного комитета бросать работу, свергать правительство, взрывать мосты и пускать под откос эшелоны. Вспомнив вокзалы, мосты, почту и телеграф, она призвала захватить и их, тем самым парализовав работу нененавистных органов власти, что и приведет непременно к разрушению всей системы и торжеству справедливости в новом обществе. После того как листовки были готовы, она направилась в сопровождение своих помощников к драматическому театру, так как по ее мнению именно там в соответствии с требованием жанра и должна начаться предстоящая мировая драма. Но когда до театра остался один квартал, ее спутники внезапно страшно перепугались и наотрез отказались принимать участие в намеченной акции. Девушка обозвала их предателями и пошла дальше одна.
- Одна, опять одна, - размышляла в досаде Марина, - нет, видимо это все же историческая закономерность, когда великие люди в ответственный момент грандиозных свершений оказываются всеми оставленными, и даже друзья и соратники подчас покидают их. Но кто из них от этого бросал задуманное? Никто. Значит и она не спасует и не повернет назад. Эти размышления прибавили девушке силы и решимости, и она пошла уже без дальнейших колебаний к зданию театра. Приобретя билеты на балкон, Марина заранее заняла свое место. Когда спектакль начался она подождала некоторое время а затем, посчитав что момент наступил самый подходящий, поднялась со своего места и стала бросать в зал заготовленные листовки.
- Долой сатрапов, да здравствует революция, граждане беритесь за оружие - кричала она.
Но эти призывы не находили почему-то горячего отклика в притихшем от неожиданности зале и замерших на сцене артистах. Прямое обращение к сидевшей рядом с ней до неприличия размалеванной дамочке браться за оружие, кажется, вызвали у той только панику, перешедшую в истерику. Когда соседка поняла, что быстро избавиться от настойчивой сумасшедшей ей не удастся, она с быстротой молнии бросилась с криками к выходу. Видя такое равнодушие, Марина перешла к обличениям,
- Тупые животные, скотина на бойне, - обличала она, - очнитесь от вашей спячки, иначе скоро кровь ваша зальет пол скотобойни. Нож уже занесен.-
Наконец в на балконе появился дежурный наряд милиции вызванный обеспокоенной администраций. Девушку постарались культурно вывести из зала, но она стала активно сопротивляться, хватаясь за все попадающиеся под руки предметы и, если они годились в качестве революционного оружия, она их использовала - сумочка, зонтик соседки, бинокль все полетело в сатрапов и душителей свободы. К сожалению, боеприпасы скоро закончились и пришлось только хвататься за все попадающиеся выступы, чтобы помешать собственному выдворению с исторической сцены, где она была главным действующим лицом. Но молодые парни в милицейской форме оказались сильнее и физически и более подготовленными морально к такого рода ситуациям. Сопротивление революционерки было сломлено и будучи схваченной за руки и ноги, ей только оставалось беспомощно висеть между двумя несущими ее к машине милиционера крича и пытаясь вырваться.
Она поняла, что смысла продолжать дальше сопротивление нет и оказавшись в патрульной машине совсем затихла с интересом рассматривая новую для себя обстановку.
- Неужели вы не понимаете, что конец близок, ваша смерть пришла, только вы ее пока не замечаете - обратилась она к ближайшему парню - История вас накажет и сломает хребет прислужникам ненавистного режима.
Но тот, казалась, не слышал ее, совещаясь со своим напарником, куда им повести нежданную клиентку. Порешили, что толку от нее в милицейском отделении не будет, только лишние хлопоты, крики и неприятности. Они поехали сразу в приемную психиатрической больницы. Оставив там революционерку на попечение дежурного врача и пары санитаров, парни быстро уехали продолжать прерванное патрулирование участка.
Первый разговор с врачом привел ее в некоторое замешательство. Как и милиционеры в машине, он не реагировал никаким образом на ее оскорбления, только внимательно и терпеливо дожидался когда она наконец устанет и замолчит. Дождавшись паузы, он попросил ее рассказать о себе, своих родителях, чем они болели и не было ли у них в семье случаев шизофрении, или иных психических болезней? Получив отрицательный ответ, он глубокомысленно заметил, что такое случается и без близкородственной патологии, или последняя просто не была своевременно диагностирована. Но это мы сейчас поправим и диагноз вам поставим. Он был собой видимо совершенно доволен. Мягкий и ласковый взгляд с интересом ощупывал пациентку. Врачу все было интересно, любые ее слова и движения.
- Вот если бы найти таких внимательных и доброжелательных слушателей за пределами казенного дома, то цены бы им не было, а этому только по-видимому, необходим один диагноз, - думала Марина. - Хотя кто его знает, бывало, что пламенные революционерки из прочитанных книг влюбляли в себя своих тюремщиков и заставляли их менять собственные принципы на прямо противоположные.- И она поддавшись этой своей сомнительной идее рассказала последовательно дежурному психиатру свои цели, задачи, планы .
- Что же мешало вам их реализовать до сих пор, - тихо спросил тот.
- Агенты спецслужб меня постоянно опекали и не давали по настоящему развернуться и только сейчас я ускользнула из под их контроля.
- Все понятно, - после некоторых раздумий сказал дежурный врач, - параноидальная шизофрения с бредом преследования. Но вы деточка не волнуйтесь, мы вас обязательно вылечим, так как современная медицина сделала за последние десятилетия просто потрясающие успехи. Вы не представляете какими варварскими методами раньше лечили пациентов с расстроенной психикой. - электрошоковая терапия, лоботомия инсулиновый шок. Далеко не все могли выдержать подобных воздействий. И не всегда точно можно было прогнозировать чем подобное радикальное вмешательство может для пациентов закончится. Сейчас мы имеет химиопрепараты избирательно действующие на определенные участки мозга, приводя в норму их деятельность. Поэтому вам остается только спокойно отдыхать лежа на больничной койке, глотать приносимые вам пилюли и радоваться жизни в ожидании выздоровления.
На ее оскорбительные замечания, что ему самому и прочим сатрапам и их служителям следует сделать фронтальную лоботомию, а потом посадить на электрический стул, он никак не отреагировал, а только широко и примирительно улыбнулся. Видимо похожих на нее пациенток у него перебывало множество, и удивить его чем-либо было абсолютно не возможно. Тем более, что рядом с пациенткой стояли рослые санитары готовые в любой момент прийти на помощь врачу и купировать любую вспышку ярости, не допустить никакого насилия. При таких тылах психиатру нечего было слишком беспокоится.
После беседы Марину отвели в душевую, где она освежилась под струей холодной воды, а потом проводили в палату и показали на свободную койку, на которую она немедленно улеглась и, повернувшись к стене, погрузилась в глубокий освежающий сон, отдыхая после тяжелого, полного переживаний дня.
Проснувшись под утро, Марина поняла, что находится не у себя дома и не в своей койке, а в больничной палате, где кроме нее еще обитало три женщины. С двумя из них она позже познакомилась. Третья находилась с постоянном ступоре, и не реагировала ни на какие обращения.
Две остальные были вполне вменяемые. Одна из них, Раиса, правда была излишне заводной и если что то ей не нравилось быстро выходила из себя и бросалась на предполагаемого обидчика. Ее противнику, как правило, изрядно успевало достаться пока на выручку не приходили санитары. Рая была идеальным на взгляд Марины кандидатом в ее политическую ячейку - решительная, энергичная, ни в чем не сомневающаяся и готовая пойти до конца, чем бы это не и закончилось для одной из сторон.
На ее предложение продолжить борьбу вместе, она немедленно согласилась не уточнив с кем будет борьба и когда. Такая готовность была по нраву Марине. Вторая соседка Зоя была из разряда гулящих, она зарабатывала себе средства на жизнь и косметику предлагая разнообразные интимные услуги по желанию заказчика. Но у заказчиков оказалась такие необычные фантазии, что неподготовленная к подобным сюрпризам психика путаны не выдержала. После одного из своих эротических сеансов она совершенно утратила способность здраво рассуждать и поступать в соответствии с нормами общественной морали. Выйдя на улицу, она сняла платье и голой стала приставать ко всем подряд прохожим вне зависимости от возраста и пола с предложением немедленно удовлетворить все их желания. Предложила она это и приехавшим по вызову санитарам, пытавшимся усадить ее в машину скорой помощи. По дороге в больницу она тоже вешалась им на шею убеждая, что она еще нецелованная девственница, которая сохраняла себя всю жизнь именно для этого момента и только для них. Но то ли дорога до клиники была короткая, то ли санитары импотенты, но ни один из них так и не воспользовался представившимся случаем.
На попытки Марины сагитировать Зою вступить в только что созданную политическую ячейку, она ответила одним только знакомым ей способом - предложив и Марине вступить с ней немедленно в тесные эротические взаимоотношения. И той стоило большого труда отцепиться от надоедливой и сексуально озабоченной проститутки.
По утрам обе революционерки и их аполитичные соседки получали свои дозы медикаментов, которые они проглатывали под строгим контролем дежурной медсестры. Она заставляла каждую широко раскрывать рот и высовывать язык. Эта процедура была необходима потому, что некоторые из несознательных больных, а сознательных здесь не держали, положив таблетки за щеку, затем преспокойно их выплевывали в унитаз. После лекарств Марину всегда клонило в сон и она, позавтракав и наскоро приведя себя в порядок, снова ложилась в постель и засыпала. В больнице этот распорядок вполне приветствовался, так как сон считался основным способом психокоррекции. Тем более это полезно принимая во внимание то обстоятельство, что спящий больной не приносит много беспокойства персоналу.
В те времена, когда психиатрия еще только вставала на ноги и заявляла о себе как об особом разделе медицинской практики, приюты для помешанных устраивали рядом с монастырями и монахи брали на себя тяжелую обязанность по уходу за ними. Уже тогда основным методом лечения был сон. Священники готовили пиво и вино а затем спаивали своих пациентов. На каждого приходилось в день до полутора литров напитка, так что к вечеру приют словно вымирал, погружаясь в целительный сон. Правда после такого лечения, у большинства больных начиналась белая горячка, но та болезнь от которой изначально лечили больше не проявлялась, так что лечебный эффект был на лицо. Только со временем врачи смогли найти достойную замену этиловому спирту. И вот теперь Марина спала почти круглые сутки без риска превратиться в хронического алкоголика.
Проснувшись после обеда, она разбудила свою соратницу по борьбе и провела с ней первую политическую сходку.
- Приступаем к борьбе, - сразу заявила Марина, - и немедленно.
- Приступаем, согласилась с ней Рая.
- Будем бороться до последнего конца.
- Конца, - согласилась Рая. Подошла, заинтересовавшись последними словами уже проснувшаяся Рая.
- Насильно разрушим ненавистные формы правления, - продолжила Марина.
- Насильно, - как эхом уже отозвались обе стоящие рядом с ней женщины.
- Мы вселим панику в ряды противника и оголим его тылы.
- Оголим тылы, - еще с большим вдохновением поддержали, словно разом выдохнули ее соседки. Марина с удовольствием посмотрела на Раю, которая казалось, значительно выросла и возмужала политически за последние часы.
- И будем бить противника, пока не придет ему окончательный конец.
- Будем, конец, - повторили женщины.
Здесь уже Рая не выдержала и, скинув халат, набросилась на партийного лидера, прижав ее голову своими пышными грудями к подушке.
- С трудом освободившись от крепкого захвата и отдышавшись, Марина заметила несколько успокоившейся Зое,
- Тебя бы в Китай отправить учить цитаты Мао-дзе-Дуна, цены бы такому пропагандисту не было. Но здесь от тебя мало толку. Необходимо следующий раз, открывая собрание, проверять спишь ли ты, а если нет, то чем занимаешься. Иначе повальным братанием и вечерей любви будет заканчиваться любое наше собрание.
Наконец и Зое повезло, ей удалось соблазнить одного из молодых санитаров на откровенные отношения. Правильнее сказать, что она его не соблазняла и не уговаривала, а в привычной для себя манере решительно взялась за дело, прижав к стенке растерявшегося от внезапного натиска молодого парня. Зоя стянула с него штаны и приступила к знакомому для нее делу. Попытавшись вначале сопротивляться, санитар поняв тщетность и неуместность своих усилий, вскоре прекратил протестовать, позволив женщине завершить начатое. Облизав его кажется с головы до ног, Зоя страстно реализовала давно уже не имевшее выхода желание. Все женщины в палате подошли поближе и с интересом наблюдали происходящее.
- Посмотри, - сказала Рая, у него член как у негритянского спортсмена, такой же большой и длинный.
Парень в смущении зарделся и попытался повернуться к женщинам спиной.
- Можно подумать, что ты негритянских спортсменов голыми видела, - возразила ей Марина. - Вот ягодицы у него на самом деле ничего, разве что немного полноваты.
Санитар, осознав, что ему не укрыться от любопытных глаз, перестал вертеться и замер.
-А как же, видела, - сказала Рая, - мы порнокасету с подругами как-то по видику смотрели, и там как раз черного врача показывали который насиловал своих пациенток. Теперь я вижу это не на экране и, признаться, это зрелище вживую захватывает намного больше.
- В это время Зоя закончила и протянула натянувшему брюки парню ладонь. После работы она привыкла получать плату. Он порылся в своих карманах и вытащил оттуда фантик от шоколадной конфеты. Рая с радостью его схватила и побежала к своей кровати, чтобы спрятать полученный трофей под матрас. Санитар наконец ушел, а женщины продолжили обмениваться полученными впечатлениями.
- Хорошо хоть персонал не глотает успокоительных таблеток, иначе бы он не был бы сегодня в хорошей форме.
- Зоя а тебе хоть самой понравилось, - обратилась она к успевшей уже лечь на свою постель соседке.
- Понравилось, - ответила та, вот только он совсем не проявлял никакой фантазии.
- Мне кажется как раз из-за подобных фантазий ты и оказалась здесь, так что на кой ляд они тебе сдались? - спросила Рая.
- Хочу фантазии! - упорно и капризно твердила Зоя.
- Ну и бог с тобой и с твоими фантазиями, - закончила разговор Рая и тоже легла в кровать. Марина последовала примеру соседок и скоро палата погрузилась в привычный сон.
Со временем Марина перестала собирать свои политические ячейки и начала уже все больше забывать свой политический бред. Лекарственная терапия явно оказывала на нее свое благотворное действие. Это отметил и ее лечащий врач, который каждую неделю беседовал с бунтаркой в своем кабинете.
- Безусловно, есть заметный прогресс, - говорил он, но эту положительную тенденцию следует закрепить, чтобы не было рецидива. - Как вы смотрите на эту идею? - обращался он к Марине.
Ей теперь уже было решительно все равно, и она соглашалась с тем, что идея хорошая. И снова тянулись долгие часы и дни, которые Марина проводила в полудреме, не сознавая порой не только какое сейчас число или месяц, но и время суток. Она фиксировала только наступление нового дня по тому обстоятельству, что начинали раздавать ежедневные лекарства. И только вытягивая перед медсестрой язык и раскрывая рот, она понимала, что наступил новый день, который приближает ее все ближе к моменту выписки.
Так как в палатах всегда был полумрак, а в коридорах свет никогда не выключался, то постоянный сумрак, слабо поделенный на суточные периоды, длился казалось бесконечно.
Еще Манна сошлась с молодой женщиной из соседней палаты. Звали ее Ольгой и у нее была резко выраженная фобия - боязнь чем-нибудь заразится. Медик по образованию, она столько времени провела над учебниками по микробиологии и вирусологии, что микроорганизмы начали ей снится по ночам, внедряясь в ее тело и вызывая все те неприятные симптомы которые так хорошо описаны в учебниках. То ее е тело покрывалось красной сыпью, то фиолетовыми пятнами. Иногда она начинала задыхаться от легочной инфекции, а временами ее прохватывал страшный понос от кишечной инфекции. Проснувшись, она уже не могла понять, на самом деле она заболела, или это ей только все приснилось? Своих близких, членов семьи: родителей, мужа и маленького сына, она стала сторониться. Боялась подойти к ним, коснуться, обнять, ну а поцелуях и речи не могло быть. Каждый из них получил от нее свою посуду, столовые приборы, отдельное полотенце и индивидуальный стул. В своей комнате она разрешала им становиться только на пропитанную хлоркой тряпочку посередине комнаты, куда и должны были сыпаться все падающие с бациллоносителей микроорганизмы. Так как болезнь стала быстро прогрессировать, то пришлось женщину госпитализировать. Здесь ее страхи несколько улеглись, хотя и не до конца. Видимо сама атмосфера больницы казалась ей более безопасной и врачи более стерильными, чем собственные домочадцы. Вот к пациентам она по-прежнему боялась прикасаться. Поэтому беседовала с ней Марина всегда придерживаясь определенной дистанции.
Оля рассказала ей о своей учебе, вспомнила подруг. И тут у Марины впервые появилось снова желание вернуться в свой так внезапно покинутый институт и продолжить изучение болезней животных. Она впервые почувствовала, что вероятно в этом и есть ее жизненное призвание, а вовсе не в переустройстве и реорганизации мировых порядков. Да и по родителям она соскучилась, их вины в случившимся несчастье не было.
Так как никаких противопоказаний к ее выписке не было, то вскоре она вернулась обратно домой. Все политические книги, памфлеты, листовки, призывы были заброшены в дальний угол кладовки, а почетное место на полках ее книжного шкафа заняли книги по хирургии, пропедевтике, биохимии и микробиологии. Один курс института она потеряла по болезни, но была без особых проблем восстановлена с потерей года.
Последние семестры прошли без происшествий, никого она больше не агитировала, не склоняла к перманентной борьбе. А стала даже чересчур аккуратной, пунктуальной и спокойной. Такая резкая перемена внушала первое время тревогу родителям, но они быстро успокоились, видя, что ничего плохого с дочерью не случается.
После успешного окончания института и получения диплома, дочь получила распределение на станцию санитарной очистки, иначе называемой еще отстойником для домашних животных. Работа ей понравилась. Так как здесь она была сама себе хозяином и высшей инстанцией, так как кроме нее на станции работал только технический обслуживающий персонал. Две женщины приходили убирать и кормить животных и изредка появлялся слесарь - пожилой мужчина который выполнял всевозможную техническую работу, в том числе и следил за исправностью крематория, где сжигали трупы умерщвленных или умерших собственной смертью животных.
По старой привычке не останавливаться на достигнутом, а стремиться вперед в своем развитии, в том числе и профессиональном, она освоила методы консервирования органических препаратов и пластификации. Теперь те экземпляры животных или их органы, которые привлекали ее внимание, она могла превратить в вечный муляж, чучело, или вернее сказать художественную скульптуру. Это был плод ее рук, ее умения и эстетического чувства. Она ваяла как скульптор свои шедевры, и потом с гордостью всматривалась в них, проходя по коридору административного корпуса, где они были выставлены за стеклянными витринами. Стекла установил по ее просьбе слесарь и заплатила она за его работу с собственной зарплаты. Марина считала, что деньги должны приносить удовлетворение. А ее шедевры приносят удовольствие не только ей, но и служителям, случайно попадающим в этот паноптикум. Она наблюдала за восторженной реакцией Максима, который раскрыв рот от изумления останавливался каждый раз в изумлении перед очередным ее творением. Она была крайне польщена таким вниманием. Так художник обычно говорит только, что не нуждается ни в чьем одобрении. На самом деле его творчество подпитывается эмоциями и одобрением окружающих его людей и почитателей.
БЕСЕДЫ С БОГАМИ.
Светлана тяжело приходила в себя после полученной травмы. Она понимала, что ее работа в качестве бухгалтера в пресвитерианской церкви завершилась. Эта страница жизни была перевернута. Начиналась другая неизвестная и пугающая жизнь. Свое призвание, как ей казалось, она не реализовала до конца, не добилась того, чего хотела и к чему стремилась, не стала пастором, не разобралась с Сатаной и его семейством. Хотя, конечно, какие то успехи у нее безусловно были. Но что значат эти маленькие удачи, к которым она относила обрезание наследника сатаны, когда главная цель так и осталась не достигнутой.
Света лежала в общей палате хирургического отделения больницы. Раны на руках и ногах успешно зарубцовывались и не давали о себе знать. Она всегда отличалась отменным здоровьем, вот и на этот раз оно ее не подвело. Вместе с ней в одной комнате находились еще несколько пострадавших получивших различные увечья на производстве, улице и дома. Так соседка лежавшая на кровати справа спешила на работу и попыталась залезть в автобус, когда он уже трогался с места. Дверью ей защемило руку, и дальше она уже бежала вместе с набиравшим скорость транспортным средством, пока на ее пути не попалась преграда в виде дерева, в которое она и врезалась, разбив голову и повредив основательно конечности. Женщина постоянно вскрикивала от боли и испуга, так-как все еще не могла прийти в себя от пережитого шока.
Ее крики мешали Светлане сосредоточится на собственных проблемах. Необходимо было обдумать стратегию своего дальнейшего поведения.
Своим соседкам по палате она рассказала свою историю, несколько ее подправив для большей убедительности и правдоподобности. С ее слов, взбесившаяся миссионерская чета, набросилась на нее ни с того ни с сего, и приколотила гвоздями к деревянному кресту. Но им от нее тоже порядком досталось. Соседки охали от изумления и проклинали слетевшихся к ним со всего света зарубежных представителей нечистой силы.
- Ведьмы, вампиры, бесы и просто сумасшедшие устраивают беспрепятственно свои оргии в нашем доме, как будто у нас своей нечистой силы не достаточно, - возмущались они.
Светлана охотно разделяла с ними это возмущение и считала, что они здесь и сами без постороннего вмешательства со своими делами разберутся..
Изредка ее навещали родные - муж Валера и сын Миша. Они не занимали никакого места в ее жизни и мыслях. Муж был безынициативным подкаблучником и до паники боялся своей чрезмерно впечатлительней и агрессивной супруги.
- Ну что ты трясешься, - обращалась она к нему иногда, - не собираюсь я тебя сейчас есть, может быть как-нибудь позже, - чтобы супруг не расслаблялся добавляла она. Валера проработал всю жизнь на канцелярской работе в воинской части, выслужился до полковника и в этом звании благополучно вышел на пенсию. Он никогда ничем не выделялся - ни умом, ни внешность, ни талантами. Бог видимо забыл о нем, когда раздавал эти добродетели. К своей жене он обращался со страхом и почтением и только на Вы. Запуганный сын похожий на своего отца как две капли воды и копировавший во всем его поведение, иных семейных взаимоотношений и не мог себе представить. Вот и сегодня он обратился к матери привычным образом.
- Вы мама скоро выздоровеете, или ваша болезнь еще продлиться определенное время?
- А вам конечно бы хотелось, чтобы она продлилась неопределенное время, - вспылила Светлана. - И скажи на милость, почему твой разлюбезный папаша молчит, как в рот воды набрал? Он что говорить разучился?