- Иногда судьба посылает нам письма. На них нет адресов. Нет марок.- сказала женщина мальчику, что сидел у нее на коленях. Вздохнув, она добавила: - Мы получаем их в конце жизни.
Он сидел на стуле, метрах в пяти от клетки. Света было не много: матовые стеклышки над самым потолком пропускали лишь тусклые блики. Однако пыль, что кружилась по камере, виднелась отчетливо.
Клетка. Такая же, как в зоопарке на колесах. И попахивало тут грязной шерстью. Свет, что походил на разбавленное персиковое желе едва освещал того, кто был в клетке.
Мужчина. Лет пятидесяти. Грязный, будто никогда не мылся. Спутанная борода. Накидка, цвета земли на дне засыхающей лужи.
Зеленая, грубая краска на стенах трещала время от времени, говоря о том, что снаружи жара. Но тут, в камере, холод лип к коже и казалось, что это лопается тонкий лед в ноябре.
На полу валялись куриные кости, точнее их части. Человек в клетке съедал их почти полностью.
Все было спокойно, даже как-то правильно.
Посыльный достал из кармана мятый конверт без марки и без адресов. Человек оживился и что-то промычал. Неуклюже поднялся на колени и упал бы, если бы не схватился за металлические прутья. От его прикосновения металл зазвучал как провода на ветру. Тихое-тихое подвывание проплыло между пылинок, коснулось толстых стекол под потолком и расстелилось на полу. Посыльный понюхал конверт. Он всегда так делал, когда разносил письма. Иногда они пахли женскими духами. Улыбка пристроилась на его лице.
Заключенный бесшумно пытался протиснуть лицо сквозь решетку и, если бы посыльный не взглянул на него, то, возможно, человек выбрался на свободу, не издав ни звука.
Посыльный медленно, будто танцуя, помахал конвертом в воздухе, разгоняя пылинки, а потом подбросил вверх. Конверт приземлился на колени посыльного, проделав насмешливый пируэт. Заключенный что-то проворчал глухим, как эхо в колодце голосом и принялся дергаться из стороны в сторону, поддерживая тело руками. Его волосы покачивались в такт движениям.
Посыльный поежился.
Меж тем, заключенный продолжал раскачиваться; его движения становились все быстрее и быстрее. Клетка подрагивала, ее колебания ощущались в воздухе. Монотонное, щекочущее бормотание человека в клетке пожирало воздух, уничтожая его маленькими кусочками. Вскоре его движения стали похожи на танец, популярный в горных пещерах, где огонь добывают из человеческих костей и радуются смерти.
Перед посыльным плясал дикарь. Дно клетки начинало приподниматься. Сначала правая сторона. Потом левая. Как детские качели. Только звук был другой. Улыбка посыльного стала шире.
Клетка раскачивалась все сильнее, и ее углы поднимались в воздух. Скрежет становился громче; казалось, что сотни трупов заскрипели зубами. Краска на стенах лопалась так, как лопаются на огне насекомые. Резкий, быстрый хлопок. На пол падали уже песчинки.
Посыльный поднялся и хлопнул в ладоши, одновременно ударив каблуками об пол. Заключенный поднял голову вверх и забормотал что-то голосом, похожим на рокот газа. Клетка стала двигаться в разные стороны скрепя петлями. Прутья дрожали. Стонали, словно от боли. Темное, настороженное веселье разбрелось по камере, осев грубыми, уродливыми тенями по углам; там оно принялось грызть свои ногти, сотканные из скрежета и бормотания. Посыльный топал двумя ногами. Каблуки звучали как неисправные трубы под землей, а, когда под них попадали остатки костей, хрустели, как песок на зубах. Он влился в окруживший его ритм. Словно всегда жил в нем. Вместо улыбки был оскал, а конверт, без адресов и марок, что он сжимал в руке, носился по воздуху как мертвый корабль.
Клетка задрожала, и воздух разлетелся, вжавшись в стены. Бетон треснул, издав протяжный, кашляющий стон. Толстое, матовое стекло хрустнуло. Заключенный закричал и, вместе с ним посыльный взвизгнул от удовольствия. Клетка перекатилась на бок. Потом на другой. Прутья выгнулись, будто резиновые. Они двигались, как ожившие фантазии умалишенного. Звуки, превращающие человека в оно, пробирались сквозь стены, заполняли трещины в полу, прокрадывались в уши посыльного, забивали легкие, резали вены. Он танцевал вокруг клетки, прыгая на одной ноге, размахивая конвертом, рыча и плюясь. Шум стал походить на северный, пронизывающий ураганный ветер. С пола поднялся мусор, и посыльный кружился вместе с ним в темном вихре своего безумия. Заключенный что-то кричал, дополняя всю эту безразличную, запретную мелодию растерзанного рассудка.
Клетка оказалась рядом с посыльным и ударила его в грудь. Хрустнули ребра и на миг, он почувствовал странную, сладкую боль, от чего губы исчезли, обнажив кровоточащие десны. Краска на лице треснула, показав древнюю кожу смерти. Его синяя одежда потемнела от крови, однако он продолжал танцевать и вопить, как вопят в подвалах забытые висельники.
Он продолжал кричать и тогда, когда терял сознание. Но, перед тем как отключиться, он заметил людей в темно-зеленой форме и недоумение на их лицах.