Смирнов Андрей Игоревич : другие произведения.

Начало пути

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Цикл "Балтийская республика". Постапокалиптический мир XXII века. Современные державы уничтожены, на их месте возникли десятки небольших государств, одно из которых - Балтийская республика. Главный герой, Радован Обренович, наполовину серб, наполовину русский, попадает в армию накануне войны. Его цели просты и незатейливы - подняться повыше, стать побогаче, а главное - ни от кого не зависеть. Удастся ли ему это? Посмотрим. Выкладываю черновой вариант первой книги.
  Глава 1
  Знакомство.
  
  Он сидел в дорогом и до приторности пафосном кафе на Невском проспекте, не спеша потягивая обжигающий кофе и поглядывая время от времени в окно, наполовину прикрытое массивной бархатной портьерой, за которым открывалась картина пасмурного утреннего Петрограда. Казалось, будто осень наступила, ворвавшись в веселый апрель, и время повернуло вспять свое течение. Тем более, что уже более часа он ждал, когда придет человек, назначивший ему встречу в этом пафосном месте.
  Тяжелые портьеры, обрамлявшие запотевшие окна, создавали в помещении полумрак, кое-как разгоняемый массивными люстрами. Парень невесело вздохнул. Возможно, кому-то в этом уважаемом заведении такая атмосфера казалась уютной, но на него она нагоняла только скуку и какую-то непонятную тоску.
  Когда-то давно, а словом "давно" он, деревенский паренек, подразумевал времена двух- или трехлетней давности, посиделки в таком кабачке казались ему верхом удачливости, символом пойманного за хвост фарта. Теперь он, проведя в столице всего несколько дней, утратил многие иллюзии. Он прихлебывал из маленькой фарфоровой чашки кофе, сорта которого не знал, а лишь молча ткнул пальцем в принесенное официантом меню, когда услужливый гарсон подошел к нему с пренебрежительной улыбкой на лице, словно чувствуя, что перед ним сидит мальчишка откуда-то с периферии, едва ли не с закоулок цивилизации, хотя деревня, где прошли несколько последних лет его жизни, находилась не далее, чем в сотне километров от петроградских окраин.
  Раздражало также и то, что гарсон, сияющий здесь своей тошнотворной белозубой улыбкой, был ослепительно черным негром, непонятно откуда взявшимся в этом северном городе. Впрочем, увидев еще одну такую же черную харю за барной стойкой, удивляться парень не перестал, а лишь раздраженно фыркнул. От его наблюдательного ока не укрылось, что оба негра носили в левом ухе по металлической сережке, а нескольких томных взглядов, брошенных ими друг на друга, с избытком хватило, чтобы понять, что два этих черных создания явно были расстреляны из лука шаловливого купидона, который, то ли шутя, то ли серьезно, попал каждому из них не в сердце, а чуть пониже поясницы.
  "Прямо в кишечник".
  Впрочем, не желая портить себе аппетит, парень отогнал эту не слишком застольную метафору, и, стараясь не смотреть на противных черных, скользнул глазами по большим настенным часам, если верить которым, его будущий собеседник как минимум на сорок семь минут забыл о том, что такое пунктуальность.
  Сглатывая голодные слюнки, юноша неспешно листал меню, половина названий в котором мало что ему говорила. Но аппетитные картинки обжаренных свиных ребрышек в обрамлении гарнира из свежей зелени и овощей были красноречивее витиеватых наименований, коими изобиловали до блеска лощеные пластиковые страницы. И лишь колонка ценников, строчка за строчкой расположившихся справа от соблазнительных яств, сдерживала его порыв заказать себе что-нибудь из всего этого великолепия.
  Его звали Радован, он был наполовину русским, но его отец был коренным уроженцем далеких земель, где некогда располагался славный город Белград, и поэтому сам Радован привык считать себя скорее сербом, нежели русским. Довольно высокий для своих шестнадцати с половиной лет, поджарый, темно-русый, немного смуглый, но с большими, светло-голубыми умными глазами на загорелом лице, он почти ничем не отличался внешне от славянского населения огромного, хотя и несколько опустевшего северного города. Добротная, хоть и видавшая виды кожаная куртка, слегка помятая, расстегнутая на две верхних пуговицы рубашка, черные плотные джинсы составляли его нехитрый наряд.
  Парень отложил меню в сторону, обхватил голову руками и задумался.
  Детство его прошло частично на родных Балканах, частично - в этих краях, куда его вместе с младшим братом и двумя сестрами привезла рано овдовевшая мать, у которой под Петроградом оставались какие-то родственники. Отец его был наемником, долгое время воевавшим на негостеприимных балканских горах, издревле похожих на огромную пороховую бочку. Он навещал семью наездами, словно приезжающий на побывку солдат-фронтовик, но именно с отцом были связаны самые теплые воспоминания его детства. Подробностей его смерти Радован толком не знал, тем более, что спустя несколько лет после переезда с Балкан мать последовала в могилу за отцом, тихо скончавшись от неизвестной юноше болезни. Не знал он ничего о судьбе брата и сестер, с которыми жизнь разлучила его, когда он был совсем маленьким. Воспитывали его родственники по линии покойной матери, но настоящей семьей они ему так и не стали, во всяком случае, Радован никогда не чувствовал себя своим в их кругу
  Когда мальчик немного подрос, он осознал, что оказался один, без друзей, в чужой, так и не ставшей ему малой родиной деревушке, затерянной среди густых северных лесов и не отмеченной на многих картах, почти без средств к существованию, без профессии и ремесла. Мать, а затем и ее сестра, семья которой взяла Радована на воспитание, работавшая учительницей в этой глухой деревне, правда, сумели привить ему интерес к литературе, он до дыр зачитал имевшиеся в их доме книги, но кому это было нужно в северной глухомани? Гораздо больше ему пригодились уроки покойного отца, полученные им еще давным-давно, в далекой Сербии, по работе с огнестрельным оружием, которое заботливый папаша не боялся доверять семилетнему ребенку, навыки охотника и рыбака.
  И однажды, прожив очередное лето и зиму в скромном деревенском домике, где жила семья сестры его покойной матери, Радован понял, что судьба не будет благосклонна к отшельнику, с юных лет обитающему в лесистом безлюдном краю. Бурная фантазия, задорное тщеславие, столь характерное для молодых подростков, которым нечего терять, но есть, о чем мечтать, рисовала ему честолюбивые картины богатства, власти и всеобщего уважения. И его тянул к себе огромный, такой близкий и такой далекий столичный город, одновременно манящий и пугающий, способный дать ему все, что он пожелает, или растворить его бесследно в своем всепожирающем чреве.
  Однажды, поймав случайного попутчика - ехавшего в Петроград дальнобойщика, везшего продуктовый груз для какого-то крупного столичного магазина, Радован, пряча под рубашкой доставшийся от покойного отца пистолет - старенький "Тульский-Токарев" и рассовав по карманам несколько обойм, впервые отправился в Северную Пальмиру.
  Совершенно сбитый с толку новым ритмом жизни, ничуть не похожим на его прежние будни, парень добрые целые сутки без устали шагал по просторным улицам гигантского муравейника, который, увы, не шел ни в какое сравнение с собой прежним, огромным шестимиллионным мегаполисом, каким был Петроград, нет, тогда еще Санкт-Петербург в благословенные времена, когда ужасающая катастрофа, ранее казавшаяся лишь фантастическим сценарием, разразилась и уничтожила неисчислимое количество народа. Как здесь, так и в остальных местах нашего многострадального шарика.
  Оружие, заткнутое за пояс и спрятанное под курткой, придавало ему уверенности, делало его походку более свободной и неспешной. Парень, немного освоившись в незнакомых лабиринтах столичных проспектов и улиц, бродил и размышлял над тем, как он будет жить в ближайшие дни.
  Вариантов было немного, и каждый из них не давал парню цельного понимания, к чему его выведет та или иная кривая его будущего жизненного пути. В отличие от множества подростков, юный полукровка был не по годам прагматичен, и детские мечты вроде "стать космонавтом", "изобрести вечный двигатель" или "сниматься в шедеврах мирового кино" как-то миновали его на пути взросления. Поэтому Радован сосредоточился лишь на хоть сколько-нибудь реалистичных планах.
  Первое - воровство и криминал, о чем ему ненавязчиво намекала приятная тяжесть спрятанного под одеждой отцовского ствола. Плюсов, помимо воровской романтики и вкуса легких денег, этот вариант не имел. Милиция в Балтийской республике работала четко и слаженно, во всех более-менее крупных бандах столицы имелись ментовские информаторы, в том числе среди "блатных". Старая система воровских понятий уходила в прошлое, а практически любой "правильный бродяга" при наличии связей в милиции мог существенно приподняться в своей среде при условии, что "красная" крыша будет обеспечена хорошей раскрываемостью и, как следствие, перспективами карьерного роста. Про такие тандемы Радовану не раз и не два рассказывал отец, любивший, во время своих нечастых домашних побывок, накатить несколько граненых стаканчиков домашней наливки и вспомнить передряги своей грешной жизни. Парень же, поначалу считая россказни подвыпившего отца пустыми побасенками, попав в столицу, серьезно пересмотрел свое отношение к этим историям. В конце концов, жизненный опыт - ценный ресурс, причем, в его неполные семнадцать лет, ресурс весьма и весьма дефицитный.
  К тому же, никого из криминальных авторитетов, имеющих хоть какой-либо вес в столице, Радован не знал. Так что этот опасный путь отпадал для него сам собой.
  Второе - армия. Но, в отличие от многих своих сверстников, как и он, выросших в деревне, билетом в лучшую жизнь Радован армию не считал. Прекрасно зная, что дорога в офицерский корпус в мирное время для него закрыта, поскольку конкурс в военное училище при его пусть и неплохом, но недостаточно разностороннем домашнем образовании был для него неодолимой преградой, парень совсем не желал тянуть армейскую лямку только ради того, чтобы к пятому юбилею выслужить скромные погоны старшего прапорщика и тихое местечко на складе, где можно спокойненько спиваться на казенном спирте, закусывая его казенной же тушенкой и дожидаясь небольшой, но позволяющей сводить концы с концами пенсии.
  Был у этого плана и еще один важнейший для парня недостаток - Радован стремился жить так, как нравится ему, он не желал жить по правилам, которые установлены обществом. Армия - жесткая иерархическая структура с беспрекословным подчинением младших чинов старшим командирам и прочим начальникам его не привлекала.
  Третий вариант - торговля и предпринимательство. Но Радован с трудом представлял себе, как работают рыночные закономерности, а самое главное, не имел в кармане ни гроша денег. Поговорка "копеечка к копеечке" колкой иронией била по самолюбию юноши, потому что ни единой этой самой копейкой на текущий момент он не располагал. Мало того, он понятия не имел, где и как можно заработать хотя бы небольшую сумму на жилье и мелкие текущие расходы. Хотя ... в мечтах он не раз и не два представлял себя владельцем вилл, заводов и пароходов. Но мечты хрупким тонким стеклом рассыпались при столкновении с реальностью.
  Впрочем, судьба, а заодно и волчий голод, начавший терзать его молодой организм, разгоряченный продолжительной прогулкой, и заманчивая, ароматно пахнущая еда из бесчисленных петроградских забегаловок, кафешек и шашлычных, щекочущая чудными запахами ноздри, сами подтолкнули его к решительным действиям. Зайдя в небольшой магазинчик, парень достал свое видавшее виды, но все еще грозное оружие, рукояткой разбил стекло прилавка и начал сгребать аккуратно разложенные куриные копчености и лихорадочно рассовывать их по карманам, не обращая внимание на визги немолодой продавщицы, причитавшей, что за этот наглый грабеж хозяин вычтет из ее крохотной зарплаты абсолютно все, чего не досчитается. Радован, надо отдать должное, ни малейшего желания не имел причинять ей хоть какой-то вред, хотя и понимал, что от ее молчания зависит по меньшей мере то, каким образом он проведет ближайшие несколько лет.
  Предвкушая сытную трапезу и увлекшись своей импровизированной мародеркой, Радован как-то совсем упустил из виду эту несчастную тетушку, которая, то ли поборов свой страх, то ли решив, что юный подросток явно не похож на матерого рецидивиста, способного за несколько холестериновых продуктов питания отправить человека в загробный мир, все же надавила на тревожную кнопку, вследствие чего из подсобки высунулся полный мужчина - заспанный пожилой охранник, лихорадочно и несколько комично моргая покрасневшими от регулярных возлияний глазами. Причем возлияния эти, судя по всему, происходили в рабочее время.
  То ли доблестный страж торговой точки спросонья не разглядел ТТ-шник в руке Радована, то ли счел худенького подростка несерьезным соперником, то ли невыветрившийся хмель вкупе с неистребимым желанием всех пожилых шестерок самоутвердиться за счет тех, кого они полагают ниже себя по статусу только в силу своего солидного возраста, но как бы там ни было, охранник с яростным матом, в цветистых выражения приписав Радовану все смертные грехи, от недостойного поведения до пассивного мужеложства, тяжело дыша сивушным перегаром, неловко перескочил через прилавок и на всех парах поперся на паренька, который, уронив куриную полутушку, отскочил в сторону и усмехнулся - Радована развеселило, что молния на мятых брюках униформы местного секьюрити была не застегнута, и вывалившиеся чресла предательски показались наружу.
  - Дед, ты никак напугать меня решил своей мотней? А ты хоть помнишь, как эта штука, что висит и болтается, вообще работает? Если забыл, так спроси у жены, она с тобой, возможно, опытом поделится, как соседи твои ее обрабатывают!
  - Да ты, е...ный х...плет!!! Да я тебя порву как щенка подзаборного! Я на...й, - тут охранник запнулся, и эта двусмысленная фраза оборвалась, оставив Радовану широкое поле для демонстрации чувства юмора.
  "Определенно, этот типок для моего остроумия будет неплохим наждаком"
  - Ты на...й - что? В путь-дорожку собрался? Так скатертью дорога тебе туда! Как надумаешь вернуться оттуда - скажешь! Хотя ... можешь и не говорить, мне не особенно интересно.
  - ААА! Ну, пи...ц тебе, сучонок! Я бля буду, если ... уфф! - сбитый с ног подставленной ногой Радована, магазинный блюститель порядка тяжело рухнул, видимо, пребольно стукнувшись своим массивным пузом об давно немытый половой кафель, цвет которого колебался от белого до темно-серого. Многозначительная реплика, прерванная его неожиданным падением, опять осталась недосказанной и вследствие этого весьма и весьма комичной, что не смог не прокомментировать циничный Радован.
  - Боюсь, бятя, ты будешь бля безо всяких "если". И даже безо всяких "но".
  Применять свой огнестрел против запойного придурка Радован, конечно, не собирался. В конце концов, полным отморозком, не имеющим ничего святого, он не был, или, по крайней мере, еще не превратился во что-то подобное. Поэтому парень быстро разложил по карманам свою нехитрую добычу и направился к выходу, на считая нужным ускорять шаг. А между тем, грозный цербер розничной торговли, с трудом поднявшись, рявкнул ему в спину что-то вроде "иди сюда, е...ный п..дюк" и тяжелой трусцой побежал к Радовану, который, решив, что уже достаточно наигрался с этим ретивым алконавтом, судьбу испытывать больше не стал и побежал прочь. Охранник бросился за ним на улицу, так и не застегнув молнию на брюках, отчего его причиндал смешно болтался на бегу, веселя немногочисленных прохожих. Компания гулявших неподалеку школьников залилась тоненьким смехом, плавно перешедшим в конское ржание.
  Пробежав метров сто или двести, Радован остановился, поняв, что пожилой грузный охранник, и без того ненадолго превратившийся в местную достопримечательность и законодателя мод по игнорированию нижнего белья, вряд ли станет неотступно пытаться его отловить. Впрочем, осторожность тоже была не лишней - мало кто на месте Радована был бы спокоен, если б за ним гнался жирный великовозрастный детина с детородным органом наперевес.
  Немного отдышавшись, парень уже готовился достать запечатанную в полиэтилен куриную лапку и немного перекусить, как вдруг услышал гудок клаксона. Обернувшись, он увидел матово-черный внедорожник и рыжеволосую голову, высунувшуюся из бокового стекла. Человек ухмылялся, что явственно намекало, что он был очевидцем недавнего забега, и вполне мог приписать этому курьезному случаю некий эротический подтекст - мол, приключения на свою задницу, парень, ты едва не нашел не только в переносном, но и самом что ни на есть прямом смысле.
  - Быстро бегаешь, - сказал человек, открывая дверцу внедорожника и выходя из автомобиля. Он подошел к Радовану, и издевательская ухмылка на его лице сменилась вполне добродушной улыбкой. - Ты голодный? - спросил он парня, скользнув взглядом по оттопыренному карману радовановой куртки, откуда торчала куриная голень.
  - Есть немного, - подтвердил серб, глядя в глаза непрошеному собеседнику, лаконичностью своей фразы давая понять, что не настроен на долгий разговор.
  Собеседнику Радована на вид было за сорок, он был высок и очень худ, практически тощ, причем даже свободная толстовка плохо скрывала его противоестественную худобу, столь резко контрастирующую с его высоким ростом. Черты его лица нельзя было назвать правильными - довольно длинный нос, заостренные скулы, впалые щеки. Землистый цвет лица позволял предположить у этого мужчины весьма существенные проблемы со здоровьем. Но поскольку желания получить медицинское образование Радован никогда не демонстрировал, то он просто оставил эту незначительную деталь как недостойную внимания. Однако ж, интересно, чем его скромная персона так заинтересовала этого дядю на внедорожнике?
  - Ты не слишком похож на петроградца, - продолжил не клеящуюся беседу незнакомец. - Что же привело тебя в наше захолустье?
  - А ты не похож на чиновника по связям с общественностью, или как там это называется у вас в городе, так что не твое дело. - отрезал серб.
  - Ну-ну, не хочешь, не говори. Я не настаиваю, если у тебя есть какие-то секреты, то это твое дело, никак не мое. Но все же, не могу не заметить, что ты явно на мели - не просто же так ты устроил этот спринт из продуктового магазина. Я хочу предложить тебе немного подзаработать. Ты как - не против? Или предпочитаешь зарабатывать на жизнь мелким гоп-стопом? Хотя такой вид заработка, как по мне, и заработком-то назвать нельзя.
  - А с чего вдруг ты решил проявить ко мне столь неожиданную щедрость? И почему именно ко мне - мало ли в этом городе тех, кому не помешает лишняя копейка? И вдруг ты подкатываешь ко мне, предлагаешь непонятно что, и при этом ты уже отметил, что я явно на мели и явно не местный. Извини, что-то мутная какая-то тема вырисовывается. И что-то не слишком эта тема мне нравится.
  - Ты не дослушал, и даже не выслушал еще ничего. Эх, понимаю, молодежь всегда стремится к скоропалительным выводам, сам был таким когда-то. Просто видно, что издалека ты приехать не мог - нормальных дорог, ведущих сюда из МПР, Кубани или Кенигсберга, у нас нет, а на воздушный перелет у тебя вряд ли нашлись бы деньги. Но даже если бы и нашлись, наверняка при тебе был бы какой-то багаж, а у тебя в руках совсем нет ручной клади. Значит, скорее всего, ты прибыл из какой-то местной балтийской деревушки, где жил до этого, причем, судя по всему, жил ты там не один и не два года. Такая рубаха, что надета на тебе, сейчас не продается даже на вещевых рынках и в магазинах поношенной одежды. Ясно, что только деревенский парень мог нацепить на себя столь раритетный прикид.
  - Допустим, всего лишь допустим, что ты все изложил верно. Но что тебе дают все эти твои непонятные выводы?
  - Ты знаешь, парень, у моего покойного товарища был небольшой схрон с оч-чень ценными вещичками внутри. Но из меня таежник совершенно никакой, я, пожалуй, в двух соснах могу заблудиться, причем даже при наличии карт и компаса в ясный солнечный день. А вот ты у нас, юное дитя природы, мог бы оказать мне неоценимую помощь при поиске нужного места. Хотя почему неоценимую - ты сам ее оценишь и назовешь мне сумму, которая тебя бы устроила, и ты мог бы посодействовать мне в этой маленькой экскурсии.
  - И насколько щедро ты готов оплатить услуги таежного экскурсовода?
  - Думаю, кругленькая сумма в пятьсот новеньких балтов тебя устроит?
  - Зависит от того, насколько далеко ты решил забраться в чащобы!
  - С собой карту-план я не захватил, у тебя как завтра со временем? Ты ведь, как я понимаю, семьей-работой не обременен и торопиться тебе особо и некуда?
  - Возможно.
  - Предлагаю завтра встретиться часиков в одиннадцать утра в кафе "Чайная столица" здесь, неподалеку. Найти это место сам сможешь?
  - Найду. Только что мешает нам с тобой обсудить все прямо здесь и сейчас?
  - Во-первых, как я уже сказал, у меня при себе отсутствует план-карта. Во-вторых, ее желательно изучить в тихом спокойном месте, разложив на удобном столе и вооружившись карандашом. Ну, и, в-третьих, раз ты такой вечно голодный, то сперва ты сможешь сытно перекусить, заметь, за мой счет. Можешь считать это авансом, парень. Вместе вот с этим, - и он протянул Радовану пятибалтовую купюру, которую тот не замедлил принять.
  - Договорились.
  И вот Радован сидел за столиком у окна в "Чайной столице", ожидая своего загадочного будущего партнера, и только сейчас ему пришло в голову, что его партнер так и не счел нужным ни спросить его имя, ни назвать свое собственное. Юноша усмехнулся и продолжил свое томительно-голодное ожидание.
  
  Глава 2
  Высокая цена легких денег.
  
  Расставшись с Радованом, мужчина отъехал несколько километров от места их случайной встречи, припарковал машину в старом петроградском дворике, где весеннюю тишину разгоняли только редкие крики игравшей неподалеку детворы да стучание костяшек домино, в которое резались слегка подвыпившие старики. В таких двориках жизнь течет медленно, как полноводная равнинная река в жаркий безветренный день, и почти ничего не меняется, вне зависимости от бурных событий истории этот дворик оставался тихой уютной гаванью, что как нельзя лучше походило мужчине для того, чтобы обдумать свое положение.
  Расклад был прост и примитивен, и вместе с тем многое следовало обдумать. Михаил (а мужчину звали именно так) за свои сорок три года убедился в одном - чем проще кажется текущая жизненная ситуация, тем больше в ней подводных камней, поскольку в расслабленном и умиротворенном состоянии нельзя творить дела, целью которых является личное обогащение. Такие мероприятия требуют максимальной собранности и концентрации всех жизненных сил - иначе пиши пропало.
  Не так давно Михаила навестил его старый приятель, с которым вместе им довелось пройти многое - от далеких и полузабытых детских шалостей до совместной пятилетней отсидки за крупное ограбление (ох, и легко они отделались тогда! Адвокат рисовал им риски куда более печальных перспектив). Но, как говорится, дружба дружбой, а табачок врозь - эту поговорку Михаил всегда возводил в ранг краеугольного камня своей жизненной философии. И когда его старинный корешок, приняв на грудь несколько лишних стаканов сорокоградусной, невзначай обмолвился о том, что ему досталась информация о запрятанных в нескольких труднодоступных местах общаках уничтоженных во время Катаклизма питерских группировок, жадность Михаила возобладала над чувствами дружеской верности.
  Раздобыв у знакомого фармацевта за символическую плату лошадиную дозу аконита - сильнодействующего растительного яда, Михаил пригласил приятеля на стаканчик в гости, в свою шикарную 100-метровую трешку на Невском проспекте, доставшуюся ему по наследству от родителей. Отец Михаила в свое время был известным в городе предпринимателем, владевшим небольшой, но приносящей стабильный доход строительной компанией, занимавшейся малоэтажным строительством небольших коттеджей в пригородах столицы. Выросший типичным городским мажором, мало заботящимся о завтрашнем дне, непоколебимо уверенным в безбедном и безоблачном будущем, не желавший продолжать отцовский бизнес, Михаил по вступлении в права наследника очень быстро (и, как впоследствии выяснилось, крупно продешевив) продал компанию кому-то из партнеров покойного отца, и весьма быстро промотал в столичных кабаках практически всю доставшуюся в наследство наличность. Собственно говоря, именно любовь к красивой жизни в сочетании с патологическим неумением и нежеланием зарабатывать деньги, для этой самой красивой жизни столь необходимые, и толкнула в свое время Михаила на скользкую дорожку криминала.
  В общем-то, нельзя было сказать, что Михаил совсем уж был обделен коммерческими навыками и совсем уж неспособен вести предпринимательство. Просто он принадлежал к тому типу людей, которые могут часами говорить о бизнесе, демонстрируя порой вполне здравое логическое мышление, неплохую эрудицию и даже определенную подкованность в практических вопросах (правда, главным образом, хватая по верхам). Но при этом такие люди, как правило, неспособны реально вести дела - им кажется, что они уже и так достаточно успешны, чтобы заниматься мелкой суетой, в которой барахтается большинство бизнесменов. Вполне изящное и удобное оправдание для таких неприятных черт, как неискоренимая лень, вызванная многолетним отсутствием необходимости зарабатывать себе на хлеб насущный, а также с грехом пополам завуалированный страх неудачи. Такие люди, как правило, не только и не столько боятся потерять вложенный в стартап капитал, потому что не знают реальной цены деньгам, сколько пугаются возможной неудачи - тогда они уже даже самим себе не смогут казаться успешными хозяевами жизни. Подобные люди с менталитетом фальшивых аристократов вообще крайне самолюбивы, что зачастую отталкивает от них потенциальных партнеров и создает им дополнительные сложности, если они все же решаются на хоть какую-то сколько-нибудь созидательную деятельность.
  Как бы то ни было, перспектива прихватизировать бесхозное добро окрылила Михаила, к тому же, это была отличная возможность слегка поправить расстроенные финансовые дела. Поэтому, накрыв у себя дома неплохо сервированный стол, на котором, правда, ассортимент выпивки был не в пример богаче ассортимента закусок (кулинаром Михаил был, прямо скажем, посредственным), Михаил назначил встречу у себя дома. Поход в людный ресторан он счел не лучшим мероприятием, поскольку был намерен получить сугубо конфиденциальную информацию, а заодно спровадить приятеля в мир иной, как только разживется столь важными сведениями.
  Оказалось, что приятель не только на словах владеет столь ценными данными, но даже располагает подробными рисунками, на которых были запечатлены крестиками желанные места. Недоумевая, почему прежние хозяева всего этого великолепия не стали использовать для хранения более простые методы, такие как, например, банковские ячейки, он задал соответствующий вопрос своему порядком захмелевшему приятелю, который, впрочем, либо не смог, либо не захотел давать исчерпывающий ответ на этот животрепещущий вопрос. Михаил, решив, что это все не так уж и важно, тем более, что владельцы схронов уже вряд ли попробуют вернуть причитающееся им с того света, а наследников они также, судя по всему, не оставили, оставил попытки допытаться до истины и предложил, по русскому обычаю, накатить еще по одной за успех предприятия, сулившего такой прекрасный подъем на новый уровень благосостояния.
  Надо ли говорить, что полученную от фармацевта "приправу" Михаил, не жадничая, щедро добавил в трапезу собеседнику. Эффект от этой самой приправы проявился спустя приблизительно часа три после нутряного приема, и напоминал внешне приступ удушья в сочетании с сердечными коликами - незадачливый собутыльник Михаила судорожно, как выброшенная прибоем рыба на песчаный берег, шевелил губами, пытаясь глубоко вздохнуть, и держался обеими руками за область сердца, при этом непрерывно постанывая. Вызывать врача Михаил по вполне понятной причине не торопился, а когда наконец вызвал, что-либо сделать было уже поздно. Диагностировав смерть, приезжий эскулап посоветовал Михаилу дождаться приезда сотрудников милиции и прокуратуры, чтобы дать дополнительные разъяснения подробностей столь внезапно произошедшей трагедии, и отбыл, так и не попытавшись всерьез удостовериться в том, что смерть была естественной и ненасильственной. Родственников в столице у покойного не было, по сведениям Михаила, не было их и вообще, так что каких-либо неожиданностей, связанных с безвременной кончиной гостя, Михаил не ожидал.
  Так Михаил стал единственным потенциальным обладателем немалого богатства, не имея ни малейшего понятия, каким образом можно будет пробраться в столь непролазные дебри, и каким иным образом можно решить столь банальную, но весьма актуальную загвоздку.
  В наиболее близлежащем к столице схроне, как выяснил Михаил, лежал небольшой сейф, цифровой код от которого прилагался к рисунку, в котором хранилось несколько тысяч балтов - новой валюты Балтийской республики, и изрядное количество ограненных бриллиантов массой от трех до десяти каратов. При средней стоимости одного карата хорошо ограненного бриллианта в полторы тысячи балтов суммарная стоимость спрятанного в схроне имущества просто захватывала дух.
  Но на пути к вожделенному обогащению стояло несколько трудноразрешимых проблем. Ну, или кажущихся трудноразрешимыми на первый взгляд.
  Во-первых, схрон располагался примерно в пятистах километрах к северу от Петрограда. Нормальных дорог в тех местах уже не сохранилось, да и ранее, до Катаклизма, качество российской дорожной сети оставляло желать лучшего. Впрочем, оставалось только гадать, каким образом прежние владельцы спрятанного имущества умудрились добраться до точки, которую они определили в качестве будущего схрона. Понятно, что труднодоступность места была у них в приоритете, но как бы не вышло так, что даже в случае, если б они по сей день жили и здравствовали, то они попросту перехитрили сами себя.
  Видавший виды внедорожник марки "RangRover", доставшийся Михаилу вместе с квартирой от покойного отца, вполне осилил бы первую часть пути по бездорожью до лесных чащоб. Но пеший маршрут по лесным тропам, отмеченным на рисунке, занял бы несколько дней, и такая перспектива вызывала у Михаила оторопь - двигаться в одиночку по незнакомому лесному массиву, в котором после катастрофы и резкого сокращения числа охотников за полтора столетия развелось немало хищников, да еще при полном отсутствии навыков выживания в дикой природе, было для него абсолютно невыполнимой задачей. Значит, требовался напарник, удовлетворяющий всем тем требованиям, которым так отчаянно не соответствовал сам Михаил.
  Вообще, данная проблема была надуманной, связанной исключительно с боязнью Михаила в одиночку совершить этот маленький тур. Вероятность встречи с медведем или волком, безусловно, была, но объективно она выглядела ничтожно малой. Да, популяция диких зверей в северных лесах возросла, но в радиусе тысячи километров от балтийской столицы за последние полтора столетия мало что поменялось. Охотников среди столичной элиты по-прежнему хватало, да и для жителей небольших городков, поселков и деревень браконьерство было немаловажной статьей доходов, равно как и необходимость отстрела излишне расплодившихся волков для сохранности домашней скотины. Учитывая, что расстояние, запланированное Михаилом в этой поездке, составляло чуть более пятисот километров на север от Петрограда, то иначе как нелепой фобией назвать эту проблему было нельзя.
  Второй немаловажной сложностью был сбыт драгоценностей, но об этом Михаил старался пока не думать - в конце концов, сначала камушки сперва следовало найти, успешно вернуться с ними домой и уже тогда приступать к реализации хабара. Но так или иначе, примерные каналы сбыта следовало прорабатывать заранее - иначе вся запланированная эпопея с походом могла оказаться напрасной. Поэтому следовало прикинуть, кто в столице (за ее пределами маловероятно было найти кого-либо подходящего) смог бы выкупить даже по минимальной цене такую огромную партию.
  Третьим заслуживающим внимания обстоятельством было то, что Михаил совершенно не разбирался в драгоценностях. Он, конечно, мог при желании отличить бриллиант от обычного стекла за счет того, что алмаз обладает свойством резки стеклянных поверхностей, но оценить свойства каждого бриллианта, влияющие на его стоимость, кроме массы, он был неспособен. Значит, требовался толковый ювелир-оценщик, найти которого ему, опять же, только предстояло.
  Как бы там ни было, последние две проблемы становились актуальными только после получения заветного клада, и Михаил решил сконцентрироваться на поисках попутчика, который мог бы провести его по запланированному маршруту и при этом не совершил бы попытку от него, Михаила, избавиться. Несмотря на широкий круг знакомств, найти такого человека оказалось весьма и весьма проблематичным. Отсутствие доверия к большинству своих знакомых, в частности, боязнь навеки остаться в лесной чаще, данную проблему только усугубляло.
  Михаил было уже совсем отчаялся, как вдруг, возвращаясь домой после встречи со старыми приятелями, он стал невольным свидетелем забавной погони толстяка в помятой униформе охранника за каким-то небогато и старомодно одетым парнем, почти мальчиком, вид которого явственно намекал на его провинциальное происхождение.
  Почти все дети, выросшие за пределами столичного округа Балтийской республики, в лесу ориентировались легко, быстро и безошибочно, умели находить стороны света по солнцу, муравейникам и теням на опушке, т. е., превосходно умели все то, чему не был обучен городской мальчик-мажор. К тому же, сцена с магазинной кражей давала понять, что парень явно либо сирота, либо беспризорный сын пьющих родителей, что позволило сделать вывод, что искать его в случае отсутствия на несколько дней мальчика никто не станет. Как не станет и в том случае, если мальчик из этого похода и совсем не вернется обратно ... Свидетель, знающий как и каким образом Михаил получил свое пока еще только планируемое крупное состояние, ему по понятным причинам был совершенно не нужен.
  Так Михаил познакомился с Радованом, на встречу с которым как раз и направлялся.
  Одетый в хороший костюм от модного столичного кутюрье (несмотря на отсутствие стабильных доходов, привычку одеваться дорого и со вкусом он так и не поборол, к тому же он желал, сам толком не понимая, зачем, максимально подчеркнуть разницу в статусе между ним и его новым знакомым), Михаил, благоухая ароматным и явно недешевым парфюмом, вошел в помещение, занимаемое рестораном "Чайная столица" и направился к столику, за которым его уже почти час дожидался порядком проголодавшийся Радован.
  Молодой серб, вопреки ожиданию Михаила, не стал вскакивать и бросаться его приветствовать, а лишь недовольно сморщился и покосился на большие настенные старинные часы, намекая на его, Михаила, вопиющую непунктуальность. Подобное поведение несколько озадачило и рассердило Михаила, которому, впрочем, хватило здравого смысла сдержать свое негодование, тем более, что Радован ничем более не демонстрировал своего неудовольствия. Отметив про себя, что мальчик не по чину горд и что надо бы при случае не забыть поставить его на место, четко обозначив, кто в их тандеме главный, Михаил счел за лучшее сдержанно поздороваться, не подавая, однако ж, собеседнику руки, и перейти к обсуждению предстоящего мероприятия и цены услуг юного проводника.
  Позволив Радовану заказать блюдо на его усмотрение и попросив официанта принести тарелку грибного супчика, Михаил откинулся на спинку стула, давая возможность Радовану, пока готовился их заказ, внимательно изучить принесенные каракули, чтобы парень мог прикинуть, как им лучше будет пройти по предполагаемому маршруту с минимальными временными затратами.
  - Эти места мне немного знакомы. Мы с мальчишками часто играли там в детстве, а отец одного моего друга детства, заядлый охотник, часто брал нас с собой на несколько дней в поход. Так что я с малолетства пособничал браконьерам, - весело произнес Радован. - К тому же, твоя тачка вполне способна преодолеть расстояние более четырехсот километров, а дальнейшую часть пути мы сможем пройти пешком за одни сутки в один конец, и еще примерно столько же займет обратная дорога. О машине же не беспокойся - в такой безлюдной глухомани угнать ее будет попросту некому.
  Парень еще не стал мастером переговоров, и поэтому допустил одну важнейшую ошибку - не стоит представлять предстоящую задачу как нечто простое и необременительное, особенно когда другая сторона эту точку зрения не разделяет. Но пока навыки переговорного процесса у Радована были не на высоте, и парень несколько смутился и поморщился, когда Михаил сделал несколько не те выводы, которые ему хотелось бы услышать.
  - Вот и отлично. Тогда, полагаю, сумма в пять сотен балтов может быть пересмотрена в меньшую сторону. А то выходит, что большую часть пути мне придется крутить баранку, пока ты будешь сидеть и пялиться по сторонам, ничего особенно не делая!
  - Дядя, погоди, мы так не договаривались! И потом, если ты готов найти того, кто составит тебе компанию просто за красивые глазки, то я с радостью прекращу наше так и не начавшееся сотрудничество.
  В принципе, Радован сказал это не из жадности, да и сумма в пятьсот балтов, как он считал, действительно не соответствовала тем обязанностям проводника, которые он собирался взять на себя. Но у него, как и у многих подростков, было обостренное, почти детское чувство справедливости, и его подсознательно раздражали такие вот попытки сэкономить несколько копеек на его, радовановой, доверчивости и наивности. Хотя, как показали последующие события, ни наивным, ни доверчивым Радован на самом деле вовсе и не был.
  К тому же, столь категорично поставленный ребром вопрос об участии Радована в этой небольшой экспедиции немного испугал Михаила, которому отнюдь не улыбалось совершать предстоящий моцион в гордом одиночестве в течение нескольких утомительных дней. Учитывая, что обратно возвращаться предстояло одному в любом случае, Михаил резонно заключил, что жадничать не стоит, но и платить сразу всю сумму также не следует, так как разумнее ограничиться предоплатой в две - две с половиной сотни балтов. При условии, что вторую половину отдавать все равно не придется, а прибыль от задуманного предприятия планировалась просто колоссальная, это были вполне приемлемые расходы.
  - Моя последняя цена такова, - продолжил Михаил, стараясь придать своему тону уверенности и даже безжалостности, давая понять собеседнику, что это его последнее слово, после которого торг утратит всякую уместность. - ты получишь свои пятьсот балтов, как мы вчера и договаривались. Но получишь частями - двести пятьдесят балтов перед экспедицией и столько же по возвращении в Петроград.
  - Это меня устроит, - согласился Радован. - А так выдвигаться можно хоть прямо сейчас. Если, конечно, ты намерен ехать прямо так, в своем дорогущем смокинге.
  В багажнике "Рэндж Ровера" у Михаила лежал превосходный охотничий костюм камуфляжного цвета производства местной петроградской фабрики "Балтийский патриот", состоящий из укороченной куртки-жилета с рукавами на молнии и со съемным капюшоном, а также камуфляжных брюк с огромными нашивными карманами. Кроме того, Михаил успел обзавестись самозарядным охотничьим карабином "Вепрь" марки ВПО 234 калибра 7,62 * 39 мм с несколькими 10-зарядными магазинами к нему, а также весьма эргономичным автоматом АК-12 системы Злобнина, с боекомплектом к нему. Кроме того, в багажнике также лежала полностью заряженная красавица-беретта 93R. Но Михаил счел, что инвентарь своего арсенала светить собеседнику незачем, тем более, что тому совершенно не полагалось знать, для кого та же самая беретта на самом деле предназначена.
  Кроме того, в багажнике была камуфляжного же цвета плащ-палатка и пятилитровая канистра с керосином. Назначение этой канистры Михаил также счел за лучшее скрыть от своего собеседника. Во всяком случае, до поры до времени ... По этой же сугубо прагматичной причине об экипировке для Радована Михаил совсем не позаботился. Тем более, что пацан не задал на эту тему ни единого вопроса, словно и не рассчитывая на такую необыкновенную щедрость от своего нанимателя, уже и без того продемонстрировавшего определенную прижимистость.
  - Я полностью экипирован, хочешь верь, хочешь нет, - сказал Михаил, беспечно махнув рукой в ответ на беззубую подначку своего юного собеседника. - Но согласись, не мог же я вот так запросто прийти в этот ресторан в охотничьем прикиде.
  Подробных правил дресс-кода в столичных присутственных местах Радован знать не знал, а потому счел за лучшее промолчать, чтобы лишний раз не попасть впросак из-за своего провинциального невежества по части этикета. К тому же, в тех местах, куда они собирались направиться, этикет не играл существенной роли. Там был совершенно иной, если можно так выразиться, этикет, правилам которого уже его попутчику, Михаилу, предстоит еще учиться и учиться.
  Поэтому, отодвинув опустевшую тарелку, Радован вытер салфеткой испачканные жиром руки и знаком показал Михаилу отправляться хоть прямо сейчас. Михаил поднялся из-за стола, показывая всем своим видом, что тоже готов отправиться.
  
  Глава 3
  Естественный отбор и неестественное обогащение.
  
  До лесного массива доехать удалось быстро и без приключений. Михаил не спеша вел "Рэндж Ровер" со скоростью девяносто километров в час, что позволило к вечеру сделать привал на обочине дороги, которая в стародавние времена переходила на данном участке в лесную грунтовку. Но со времен Катаклизма прошло добрых полтора столетия, и бывшая грунтовка уже с большим трудом напоминала обычную тропинку.
  Углубляться на ночь глядя в лес напарники не сочли нужным, решив переночевать прямо в машине, поужинав заранее припасенными гамбургерами, купленными на выезде из города. Сочная мясная котлета в воздушном тесте, с сыром и соленым огурчиком, пусть и безнадежно остывшая, показалась Радовану чуть ли лакомством, хотя его спутник восторгов парня не разделял и, морщась, жевал казавшийся ему малоаппетитным фаст-фуд, проклиная свою непредусмотрительность по части продуктов.
  Как бы там ни было, ложиться спать на пустой желудок - перспектива куда менее радостная, тем более, что выбирать особенно не приходилось, и Михаил нехотя довольствовался тем, что у них с собой было.
  Утром, позавтракав оставшимися у них гамбургерами, напарники углубились в чащу, которая должна была привести Михаила к предвкушаемому богатству. Эта мысль согревала его в негостеприимном лесу, где было сыро и неприятно, и досаждала надоедливая мошкара, густым роем с противным гудением носившаяся во влажном воздухе. Радован, к немалому его раздражению, несмотря на куда менее качественную экипировку, двигался так, будто не замечал этих тварей, казавшихся ему, видимо, мелким неудобством. Но выбора по-прежнему не было, приходилось двигаться вперед вслед за юным неутомимым спутником и молча завидовать его спартанской неприхотливости.
  Пару раз Михаил неловко споткнулся и пребольно стукнулся сначала коленом об трухлявый древний пень давно срубленного непонятно кем дерева, а затем рухнул плашмя навзничь, поскользнувшись в какой-то лужице. Грязная земля в этих северных лесных широтах никогда не прогревалась на достаточную глубину, особенно в апреле-месяце, поэтому падение на стылую мокрую почву вышло болезненным и неприятным.
  Еще менее приятным был подъем, когда Михаил, сморщившись и постанывая, с трудом поднялся на одно колено и нехотя пожал столь любезно протянутую Радованом руку, причем последний особенно не скрывал того, что муки напарника его откровенно забавляют, судя его по веселым ухмылкам, которые у него вызывало неумение Михаила находиться в дикой природе. Тем не менее, Михаил все же поднялся, поправил на плече съехавший автомат и двинулся дальше, утешая себя мыслью, что небольшая опушка, на которой, судя по рукописным каракулям, запрятан заветный схрон, была уже в нескольких километрах от их настоящего места пребывания.
  Как ни странно, рисунок оказался поразительно точным, насколько может быть точной столь примитивная картография. Примерно через полчаса они оказались на маленькой опушке, где, по их сведениям, должен был находиться маленький рукотворный холмик. Радован заметил, что земля на таком холмике должна быть несколько более рыхлой, чем окружающие холмик почвы, что было вполне разумно, поскольку речь шла об уже перекопанной земле.
  Именно на такой холмик под сенью огромной сосны они и обнаружили, выходя на незнакомую полянку, вооружившись короткими саперными лопатками. Земля и взправду легко поддавалась копанию, и в считанные минуты им удалось в четыре руки прокопать как минимум на полметра вглубь, когда лопатка Радована со скрежетом наткнулась на что-то металлическое.
  Металлический предмет оказался небольшим сейфом, к которому некогда прилагался цифровой код. Однако предусмотрительный хозяин, прекрасно понимая несовершенство кодового замка при условии, что сейф долгие годы может пролежать закопанным, указанным кодом не воспользовался. Поэтому дверца сейфа легко открылась, и напарники смогли извлечь его содержимое наружу и посмотреть, что же ценного было внутри.
  Первым делом Михаил достал небольшой сверток из фольги, перевязанный тоненькой шелковой веревкой. Разрезав небольшим ножиком веревку, он смог развернуть фольгу и пересчитать завернутые в нее деньги. Семь тысяч балтов в аккуратных пачках по десять стобалтовых купюр в каждой. Неплохо, но Михаил явно рассчитывал на большее.
  Далее следовала объемная шкатулка, довольно солидно весившая и открывавшаяся с помощью небольшого ключика, лежавшего в свертке вместе в купюрами. Это оказались те самые бриллианты, о которых рассказывал Михаилу его старый, ныне покойный приятель, благодаря рассказу которого Михаил в компании Радована и оказался в этом тихом укромном местечке. Пересчитывать добычу Михаил не стал, но очевидно было, что камушков явно более сотни, и камни массой в десяток карат были далеко не самыми крупными в этой шкатулке.
  Кроме того, сейф также хранил в своем огнеупорном нутре немалое количество недешевых драгоценных украшений, глядя на которые Радовану невольно вспомнилась прочитанная в детстве знаменитая нетленка "Двенадцать стульев", даром что приснопамятной "сорокатысячной диадемы" не хватало.
  Зато с избытком хватало всякой разной дорогостоящей всячины - золотые и платиновые цепочки, серьги с жемчугом, кольца с рубинами и изумрудами, различные женские броши и мужские запонки, тяжелые массивные золотые часы от старинных швейцарских мастеров - все это великолепие невольно завораживало какой-то сумасшедшей, едва ли не вавилонской роскошью, сошедшей со страниц восточной сказки. Обоих напарников накрыла волна какого-то безумного настроя, когда реализуемы любые мечты и исполнимы любые надежды. Оцепенев, оба стояли и смотрели, не в силах оторвать взгляд от этого осязаемого миража и отойти от навеянных грез.
  Первым очнулся Радован - сказалась вполне прозаическая потребность отойти поглубже в чащу и справить малую нужду. Не то, чтобы он стеснялся Михаила, но почему-то он все же решил на время покинуть поле зрения своего спутника - вроде бы ни стыдливость, ни застенчивость, ни врожденная интеллигентность парню были несвойственны, просто Радован считал, что естественные процессы отправления естественных надобностей должны совершаться в гордом одиночестве. Ну, или хотя бы просто в одиночестве. Поэтому, сделав несколько шагов в сторону густо разросшегося кустарника, Радован повернул голову вбок и мельком глянул в сторону Михаила и ... стремительно вскрикнув, нырнул под сень спасительных густых веток, попытавшись в падении извлечь ствол из-под рубашки. Он успел заметить, как Михаил быстро сбросил с плеча ремень автомата, резким движением снял оружие с предохранителя и, почти не целясь, готовился выпустить в него целую очередь.
  Болезненно приземлившись, Радован поудобнее сжал в руке едва не вывалившийся из-за пояса ТТ-шник и резко перекатился вправо, попутно выискивая глазами своего сволочного временного напарника. И как нельзя более вовремя - послышался звук короткой автоматной очереди, и несколько срезанных веток приземлились как раз на то самое место, куда рухнул Радован после полета в кустарник.
  Продолжая ползти перекатом в сторону, юноша острым взглядом заметил фигуру в плотной камуфляжной ткани, едва различимую на фоне грязновато-зеленого майского лесного пейзажа - Михаил не двигаясь выцеливал кустарник, пока не стреляя - он не ожидал, что зачистка спутника обернется таким вот противостоянием, поэтому он тщательно осматривал кусты, в которые только что выпустил очередь. Он слышал крик Радована, но не мог понять, вскрикнул ли тот от неожиданности, или все же ему удалось зацепить мальчишку шальной пулей.
  Радован молча выстрелил, перекатился в сторону и сделал еще два выстрела, особенно не целясь и прекрасно осознавая, что ТТ против АК-12 соперник весьма посредственный. Помнил он и совет отца, что на близкой дистанции быстрая стрельба куда эффективнее прицельной - один случайный выстрел и одна лишняя секунда могут стоить жизни, поэтому ни единой доли мгновения на бесполезное прицеливание тратить нет никакого смысла, особенно против соперника с автоматическим оружием в руках.
  Резкий вскрик Михаила полностью подтвердил правильность радовановой тактики - то ли удача, то ли провидение были сегодня на стороне молодого Радована, получавшего сегодня боевое крещение, но пуля ТТ-шника зацепила Михаилу бедро. Высунувшись из кустов, Радован увидел своего новоявленного врага уронившим автомат и судорожно зажимавшего хлещущую из бедра кровь, скорчившись на земле. Судя по всему, Радовану удалось зацепить вену - такое активное кровотечение указывало на очень нехорошую рану, не перевязать которую означало попросту погибнуть.
  Мотив Михаила, при всей своей подлости и коварстве, был Радовану ясен - поэтому тратить время на бессмысленные диалоги о добре и зле, и о том, какая у кого из них и на чьей стороне правда, парень даже и не подумал. Без каких-либо длительных раздумий Радован посмотрел в полные нелепой мольбы глаза своего несостоявшегося убийцы, хладнокровно вскинул пистолет и выстрелил ему в лоб, а потом в голову - еще и еще, пока не опустела обойма. Затем подошел к убитому, пощупал пульс на шее, убедившись в смерти своего врага.
  Боевой адреналин, заставивший Радована бесцельно расстрелять остаток обоймы в голову уже и без того мертвого Михаила, как-то незаметно улетучился, уступив место пассивной вялости, и парень расслабленно присел на зеленеющую травку, пытаясь собраться с нахлынувшими мыслями и чувствами.
  Он впервые убил человека, и какое-то подспудное предчувствие прошептало ему, что это было сделано далеко не в последний раз. Раскаяния юноша почти не чувствовал - он понимал, что сделал то, что просто обязан был сделать, он убил не только ради собственного спасения, но и не допустил вопиющей и совершенно ненужной подлости. Эхх, а ведь в какой-то момент ему казалось, что он обрел первого друга в своей новой жизни, верное плечо, на которое мог бы положиться. Но все произошло настолько внезапно, что он толком не успел разочароваться ни в своем новом знакомом, труп которого остывал невдалеке, ни в собственной щенячьей наивности. Да, он столкнулся с предательством, он был на волосок от гибели, но сумел и спастись, и отомстить, и чувствовал, что абсолютно все сделал правильно.
  Теперь предстояло обдумать сложившееся положение. Плюсов оно, при всей своей неоднозначности, однако ж, было не лишено.
  Первое - на него нежданно-негаданно свалилось огромное богатство, о каком он еще утром и помышлять не мог. Вместе с тем, распорядиться им он фактически не имел ни малейшей возможности. Бриллианты и драгоценности следовало сбыть, но он понятия не имел, кто мог бы стать потенциальным покупателем. Ясно было и то, что молодой парень, пришедший с таким товаром, да еще в таком-то количестве и ассортименте, вызовет кучу подозрений. К тому же, Радован прекрасно понимал, что при попытке сбыть товар любому петроградскому ювелиру он неизбежно будет сдан либо милиции, либо братве, причем и в том, и в другом случае он будет вынужден дать ответ относительно того, каким образом ему досталось столько добра. Понятно было и то, что в его благополучии и долголетии в обоих раскладах никто не будет заинтересован.
  Второе - как бы там ни было, он был жив, цел и не покалечен, не задет и даже не поцарапан, что волей-неволей внушало мысль о собственном везении и удачливости, что добавляло оптимизма в текущей щекотливой ситуации, и это было хорошо. Умение сохранить самообладание должно было помочь Радовану найти выход из создавшегося положения. Но что это мог быть за выход? Стряхивая с себя нахлынувшую не ко времени апатию, Радован нехотя поднялся и направился к скрюченному лежавшему телу с целью мародерки и обыска.
  Первым делом Радован обыскал покойника, нашел в кармане камуфляжных брюк бумажник, осмотрел его - там лежала сумма в восемьсот двадцать балтов, некоторое количество балтов и копеек монетами, куча визиток с контактами, ничего Радовану не говорившими, и кредитная карточка "БалтПромБанка", а также вкладыш с четырехзначным PIN-кодом. В кармане также обнаружились комплекты ключей от квартиры Михаила и ключи от "Рэндж Ровера", который так и остался припаркованным на обочине в сотне километров отсюда.
  Затем Радован подобрал валявшийся неподалеку рюкзак, осмотрел его и не нашел там ничего, кроме нескольких завернутых в целлофановый пакет бутербродов с ветчиной и сыром, полупустую двухлитровую бутылку с питьевой водой и непочатую литровую бутылку минералки с полуоторванной этикеткой, а также три обоймы от АК-12. Там же валялись пачки с только что найденными в сейфе купюрами. Что ж, вместе с врученными перед поездкой двумястами пятьюдесятью балтами Радован стал обладателем кругленькой суммы почти в восемь тысяч балтов, что гарантировало ему по меньшей мере полтора-два года безбедной жизни. Другое дело, что вся эта наличность составляла едва ли процент от свалившегося на него богатства, ликвидность которого, впрочем, оставляла желать лучшего.
  Раздумывая над своими проблемами, парень, тем не менее, не терял времени даром. Отыскав в траве оброненную кем-то из них саперную лопатку, он сначала немного углубил выкопанную ими ямку, где ранее был спрятан злополучный сейф, затем не слишком аккуратно стащил долговязое тело, бесцеремонно уложив его в три погибели и не особенно заботясь о комфорте, в котором будет пребывать в своем последнем приюте его бывший напарник, после чего небрежно забросал покойного рыхлой пряной землей. Подбрал рюкзак, сложил туда автомат, предварительно его разобрав, и молча уставился на разбросанные по траве драгоценности.
  По идее, гораздо безопаснее было бы до поры до времени положить их обратно в сейф и закопать где-нибудь неподалеку. Тащить все это богатство с собой было крайне рискованно - своего угла в столице Радован не имел, хотя и мог теоретически позволить себе приобретение жилья почти любого класса, но покупка даже небольшой квартирки могла вызвать вопросы, откуда нищий парень-сирота, к тому же не петроградец, смог найти необходимые для этого деньги, которые, опять-таки, сперва следовало выручить от продажи только что обретенной добычи.
  Кроме того, Радован в разговоре с Михаилом узнал, что последний собирался хранить найденные ценности в банковской ячейке государственного "БалтПромБанка", но сам же Михаил, очевидно, имевший некоторую подкованность в вопросах банковской деятельности, с негодованием отмечал, что банк, как правило, не несет никакой ответственности за хранимые вещи, деньги и ценности, особенно в случае, когда клиент сам не намерен афишировать, что именно собирается хранить. По понятным причинам, распространяться на предмет того, какие ценности и каким образом они ему достались, Радован тоже не желал.
  Поэтому Радован поступил следующим образом - он положил в карман несколько массивных золотых цепочек и достал три камушка из шкатулки с бриллиантами, рассчитывая по приезде в город наладить контакты с кем-то из петроградских ювелиров. Остальное он сложил обратно в сейф и, выбрав показавшееся ему наиболее удобным и запоминающимся место, вооружился саперной лопаткой и принялся копать новый схрон для сейфа, в котором полученное богатство дожидалось бы нового хозяина до лучших времен.
  Закончив со своей работой, Радован достал из рюкзака бутерброд, запил его минеральной водой, затем, забросив рюкзак за плечи, решительной походкой зашагал прочь в сторону лесной тропинки. Предстоял неблизкий путь, который, к тому же, необходимо было проделать пешком, и тратить время даром Радован не собирался.
  
  Глава 4.
  Балтийская республика.
  
  Добравшись к вечеру до Петрограда на случайно пойманной попутке, водитель которой содрал с него немалую сумму в двадцать пять балтов, Радован первым делом отправился в присоветованную ему водителем-попутчиком гостиницу, ночлег и сытный ужин в которой обошелся ему еще в полтора десятка балтов.
  Проснувшись рано поутру, Радован первым делом купил газету, надеясь найти там пару-тройку подходящих объявлений относительно найма жилья. Ему срочно требовалась небольшая квартирка, в которой он мог бы ночевать и хранить доставшуюся ему наличность. Спустя полтора часа поиски Радована увенчались успехом, когда симпатичная девушка-риэлтор познакомила его с пожилой бабушкой, сдававшей пустующую квартиру внаем, обговорила ежемесячный платеж в сотню балтов и вручила ему ключи от чистенькой однокомнатной квартирки на седьмом этаже старинного петроградского дома. Поблагодарив девушку и заплатив положенные ей пятьдесят балтов, Радован рассчитался с хозяйкой, передав ей деньги за месяц вперед, оговорил, что пока останавливается только на месяц и остался один в своем временном жилище, с убранством которого следовало ознакомиться.
  Мебель была нехитрой и дешевенькой, но парень особой прихотливостью не отличался и повышенных требований к комфорту не имел, хотя и понимал, что за сотню балтов мог найти и более просторную квартиру в престижном районе. Но юноша решил, что чем неприметнее будет его нынешнее убежище, тем будет надежнее и спокойнее.
  Первым делом, Радован осмотрел маленькую кухонку, отметив, что холодильник почти так же пуст, как и его собственный желудок. Поэтому, спрятав под матрас скрипучей кровати в жилой комнате целлофановый пакет с наличностью, Радован, прихватив с собой несколько сотенных купюр, направился в ближайшую недорогую столовую, намереваясь на обратном пути заглянуть в магазин и обзавестись продуктами, причем уже гораздо более традиционным способом, чем в предыдущий раз - он усмехнулся, вспомнив свое наглое поведение и безобразную ситуацию с магазинным грабежом. Впрочем, в итоге этот инцидент привел пусть и к неожиданным, но весьма позитивно завершившимся последствиями, и жаловаться на жизнь Радовану определенно не приходилось. Во всяком случае, пока.
  Наскоро перекусив картофельным пюре с жирными котлетками и запив еду апельсиновым соком, Радован, ощущая в желудке приятную тяжесть, откинулся на спинку стула и задумался о ближайших планах.
  О деньгах он теперь мог не беспокоиться, равно как и о крыше над головой, хотя еще считанные дни назад он понятия не имел, каким образом можно было обзавестись жильем и деньгами на хлеб насущный. Однако парень понимал, что все хорошее рано или поздно заканчивается, и о том, что он будет делать дальше, следовало решать уже прямо сейчас. К тому же, вопросов накопилось немало, и расстановку приоритетов Радован счел первостепенной задачей.
  Первое - необходимо было собрать информацию о положении дел в Балтийской республике и определить, какие направления деятельности могут быть для него наиболее перспективными. Радован от природы был весьма честолюбив и теперь, имея кое-какие ресурсы, мог смело планировать, к чему приложить свои таланты, силы и капитал.
  Унаследовав от отца любовь к оружию, а заодно и нелюбовь к субординации, Радован решил, что из него со временем мог бы получиться превосходный руководитель частной военной корпорации или охранной структуры. При условии конечно, что такая структура будет принадлежать лично ему как собственнику - работать на хозяина Радован не собирался, не только и не столько из жадности, сколько из нежелания жить и работать по правилам, установленным для него, а не им самим лично для себя. Ну, а со временем можно было бы параллельно попробовать силы в каком-либо другом бизнесе, каком именно, следовало решить после, ознакомившись с экономической ситуацией в республике.
  Правда, для успешного владения военной корпорацией, не говоря уже о ее создании, подборе персонала и обзаведением экипировкой и прочих немаловажных вещах, предстояло получить военный опыт, а получить его он мог только двумя способами - устроиться в такого рода организацию на работу либо направиться служить в вооруженные силы, причем, как вскоре убедился Радован, второй вариант был не в пример проще первого.
  Второе - нужно было узнать, как устроены вооруженные силы Балтийской республики и как государственная военная машина уживается с частным военным рынком. Отец не раз говорил ему, что государства - мелкие осколки больших, распавшихся во время и после Катаклизма держав с одной стороны, сильно нуждаются в частных военных структурах, поскольку это позволяет им существенно экономить на содержании многочисленного штата кадровых военных, частично отказаться от призывной системы формирования вооруженных сил, а заодно использовать частных вояк для разрешения внешнеполитических конфликтов без официального вступления в эти самые конфликты. С другой стороны, власть и бизнес были конкурентами в военной сфере, и государство вряд ли устраивало то, что армейский офицерский корпус становится своего рода кузницей руководящих кадров в частной сфере, где заработные платы, премии и довольствие были не в пример выше, чем в государственных войсках. А противопоставить столь вопиющей разнице в доходах государство могло лишь пафосные речи военных министров и Президента о долге перед Родиной, патриотизме, героизме, абстрактные награды вроде медалей, орденов и распечатанных на красивой картонной гербовой бумаге благодарностей за подписью кого-то из многочисленных секретарей аппарата военного министерства или Президентской администрации. Но когда командир группы числом не более общевойскового взвода в частной корпорации даже без боевых наградных имел официальную зарплату выше, чем у полковника петроградского гарнизона со всеми надбавками (столичными, за многолетнюю выслугу и прочими), все эти высокопарные спичи и железные медальки казались не более чем пустой мишурой, и офицеры, люди не пальцем деланные, быстро решали для себя, что уж если и рисковать жизнью, то за хорошие деньги.
  Так что, прежде чем окунаться в эти дебри, разобраться предстояло во многом.
  Третье - необходимо было найти потенциального покупателя для приобретенных, а точнее, изъятых из лесного схрона драгоценностей и камушков. Задача была не из легких, но и не из первостепенных, благо, наличные деньги пока имелись в достаточном количестве. Другое дело, что от успешной реализации товара зависела судьба всех дальнейших планов и начинаний.
  Четвертое - один в поле, как говорится, не воин, а Радован по-прежнему был один-одинешенек, и обзавестись полезными знакомствами он, опять же, мог только в армии, где наверняка сейчас тоже полно одиноких, ищущих себя людей без конкретных планов, целей и перспектив, от безнадеги решивших пойти отдать долг Родине, которая благодарность к своим сынам зачастую если и проявляла, то весьма нерегулярно и избирательно.
  Но это подождет и еще успеется, тем более, решения пойти в ближайшее отделение Военно-рекрутского управления Радован пока не принял. А пока - сбор информации.
  Спросив у буфетчицы, приятной, хотя и полноватой шатенки лет тридцати-тридцати с небольшим на вид, где находится столичная библиотека и как туда можно добраться, Радован узнал, что Балтийская национальная библиотека находится в пяти кварталах отсюда, на площади Островского, и дойти до нее можно примерно за полчаса. Заметив, как она скривилась, увидев его неказистый прикид и вспомнив подначки Михаила по поводу его отвратительного гардероба, Радован также поинтересовался адресами ближайших магазинов одежды и обуви, записав на салфетке позаимствованным у буфетчицы карандашом требуемые адреса.
  Спустя два часа Радован, ставший счастливым обладателем новенького джинсового костюма, хлопчатобумажной светлой футболки без рисунка, удобных спортивных кроссовок и похудевшего на шестьдесят семь балтов кошелька, уже оформлял у немолодой сотрудницы Балтийской национальной библиотеки свой читательский билет, дававший ему возможность приобщиться к крупице знаний, накопленных предыдущими поколениями. Поинтересовавшись, где он может приобрести канцелярские товары, например, блокнот и шариковую ручку, Радован купил необходимые письменные принадлежности и расположился за обшарпанным столом, попросив выдать ему для чтения книги по новейшей истории Балтийской республики, а заодно какую-нибудь литературу, из которой он мог бы почерпнуть сведения об общественно-политическом устройстве государства.
  Листая принесенные в большом количестве книги, которые он помог дотащить немолодой женщине-библиотекарю до занятого им стола, Радован делал пометки в своем блокноте, стараясь не упустить ничего важного. Три часа пролетели как единый миг, и Радован смог установить следующее.
  Итак, Балтийская республика или Балтия. Одно из крупнейших государств, оказавшихся на территории бывшей Российской Федерации, образовалось в 2056 году после произошедшего за год до этого техническо-антропогенного Катаклизма, уничтожившего большинство государств, существовавших на планете на тот момент.
  Человечество, потерявшее в результате многочисленных эпидемий и боевых действий в ходе восстания роботизированных машин, произошедшего вследствие неконтролируемого развития искусственного интеллекта, по разным оценкам, от восьмидесяти до девяноста двух процентов своей прежней, составлявшей на тот момент порядка 7200 миллионов людей, численности, откатилось в развитии на вторую половину XX столетия. Многочисленные технические достижения прошлых эпох из разряда обыденных повседневных вещей (такие, как интернет, сотовая связь, бытовая техника) перешли в категорию атрибутов научно-фантастических литературных творений. И даже сегодня, 23 мая 2188 года, интернет стал дорогостоящим техническим наворотом, доступным лишь богатым промышленникам либо высокопоставленным государственным чиновникам, а мобильные телефоны считались штучным товаром. К тому же, покрытие сотовой связи охватывало лишь столицы больших государств и некоторые крупные города, население (точнее, представители элиты) которых было готово нести соответствующие расходы.
  По Конституции, принятой на всенародном референдуме в 2039 году, государство провозглашалось президентской республикой с чрезвычайными полномочиями пожизненно избираемого главы государства - Президента Балтийской республики. Основные властные полномочия сосредоточены в руках Президента, который охраняет независимость страны, ее территориальную целостность, внутреннюю и внешнюю безопасность, защищает права и свободы всех граждан; объявляет и отменяет чрезвычайное положение ; назначает и освобождает от должности министров, а также глав административных районов, судей и всех высших гражданских и военных должностных лиц, повышает их в должности, отправляет в отставку, награждает орденами и присваивает воинские звания; готовит проекты государственного бюджета и связанных с ним бюджетов административных районов, утверждает окончательные цифры этих документов; готовит при помощи соответствующих министров генеральный план экономического и социального развития страны; заключает договоры о предоставлении государственных займов; контролирует деятельность основных отраслей республиканского хозяйства; осуществляет контроль и координацию деятельности министров; проводит переговоры и заключает международные соглашения и договоры; назначает, отзывает и принимает дипломатических представителей; осуществляет помилование и утверждает смертные приговоры; контролирует соблюдение конституции, законов, решений, судебных решений и планов развития.
  Законодательные полномочия фактически принадлежат Президенту, представительный орган - однопалатный Национальный совет, насчитывающий триста депутатов, избираемых по одномандатным округам, по сути является совещательным органом, хотя формально депутаты обладают правом законодательной инициативы. Политические партии запрещены.
  Площадь Балтийской республики составляет около четырехсот тысяч квадратных километров, республика располагается на территории бывших Ленинградской, Новгодородской, Псковской областей, а также республики Карелия и частично Вологодской области бывшей Российской Федерации. Население - два миллиона шестьсот сорок три тысячи человек, из них примерно полтора миллиона проживает в столице республики городе Петрограде, переименованном на старинный русский лад из Санкт-Петербурга. Данное название одно время город уже носил, но оно в бурном водовороте последовавшей вскоре мировой войны, двух революций и развязанной бунтовщиками кровавой гражданской бойни как-то не прижилось.
  Население - преимущественно русские, численность которых составляет приблизительно девяносто процентов, еще порядка трех-четырех процентов - доля прочих славянских народов. Хотя большинство национальностей, проживавших в бывшей России, в Балтии тоже присутствуют. Существует татарская, башкирская диаспоры, а также объединение кавказских христиан - армян, грузин, осетин и т.д. Вместе с тем, в республике нашлось место всем - даже неграм, которых Радован не так давно видел в столичном кафе в униформе официантов.
  Официальной религии нет, но большая часть населения исповедует православие, удельный вес прочих конфессий - чуть более пяти процентов.
  Из других крупных городов следует отметить Вологду (тридцать одна тысяча жителей), Петрозаводск (двадцать семь тысяч человек), Великий Новгород (двадцать пять тысяч человек), Псков (двадцать одна тысяча человек) и Гатчину (одиннадцать тысяч человек). Портовых города два - непосредственно столица и Выборг (около десяти тысяч душ населения). Остальное население проживает в небольших деревнях, селах и поселках городского типа.
  Экономика существенно сократилась со времен единой России, что связано с резким сокращением численности населения и огромным ущербом от Катаклизма, ликвидировать последствия которого не удалось до сих пор. Денежная единица - балт, составляющая сто копеек. В ходу используются купюры достоинством в пять, десять, пятьдесят, сто, пятьсот, тысяча, две тысячи, три тысячи и пять тысяч балтов. Планируется также выпуск купюры номиналом в десять тысяч балтов, однако представители Министерства финансов и Министерства торгово-промышленного развития уверены, что печатание такой купюры может вызвать резкий скачок инфляции.
  Некогда важное значение на территории бывшего российского Северо-Западного федерального округа имела добыча нефти. Однако добывалась она преимущественно в бывшей республики Коми, территория которой в Балтийскую республику не входит. По опубликованным в прессе сведениям Внешнего разведывательного управления население нынешней Коми сильно одичало и не в состоянии поддерживать наукоемкий процесс добычи черного золота, которое, к тому же, одичавшими местными жителями в быту не используется. Сама же территория комяков отошла к Архангельскому княжеству, где отчаянно не хватало производственных мощностей для активного экспорта нефтепродуктов. Между прочим, депутатами Национального совета не раз и не два поднимался вопрос об аннексии княжества. Дальше разговоров дело пока не заходило, но вероятность вооруженной агрессии со стороны Балтии на восток все равно существовала.
  Поэтому уцелевшие отрасли производства (машиностроение, судостроение и судоремонт, а также радиотехника и приборостроение) работают на импортном сырье, которое морем в танкерах поступает из бывших южных российских регионов (Кубань, Северный Кавказ), а также некоторых торгово-экономических партнеров Балтийской республики среди государственных образований Северной Африки.
  В сельском хозяйстве, несмотря на отдельные локальные успехи, наблюдается дефицит зерновых, а также говядины, свинины и баранины. Связано это с тяжелыми агроклиматическими условиями (достаточно холодный климат, бедные черноземом почвы, дороговизна минеральных удобрений), а также тем, что большую часть мясной продукции составляет мясо птицы, тогда как мясо-молочный сегмент сельского хозяйства развит слабо, в связи с острой нехваткой кормовой базы. Кроме того, недостаток тракторов и прочей сельскохозяйственной техники привел к тому, что быков (кстати, как и лошадей) снова стали использовать как тягловую силу, поэтому крестьяне весьма неохотно забивали бычков на мясо. Площадь сельскохозяйственных угодий по состоянию на 2180 год составляла приблизительно всего лишь двести тысяч гектаров, из которых около ста двадцати тысяч занимала пашня.
  Про себя Радован отметил, что это направление видится ему одним из наиболее перспективных - питаться так или иначе хотят все, так что рынок попросту бездонный. К тому же, бросался в глаза резкий перекос в плотности населения, при котором в столице проживало больше половины граждан республики, тогда как остальное население мелкими островками-анклавами разбросано по огромной слабозаселенной территории. Деревенские хозяйства и звероводческие фермы, распространенные в провинции, особой погоды не делали, потому что, во-первых, существовали они далеко не повсеместно, во-вторых, их продукция использовалась для личного потребления членов семей фермеров и на столичный рынок, как правило, не поступала. А он-то еще удивлялся, отчего так дорого стоят его любимые мясные блюда в магазинах и местах общественного питания.
  Общих сухопутных границ с цивилизованными государствами, за исключением Архангельского княжества, Балтийская республика не имела, поскольку находилась в окружении одичавших малозаселенных территорий, жители которых либо вымерли, либо откатились на уровень родо-племенных отношений, а западные границы государства, как и много веков назад, омывались Балтийским морем. Вместе с тем, на территории бывшей России возник ряд относительно небольших государств, из которых следовало выделить МПР - Московскую парламентскую республику, Архангельское княжество, и ряд казачьих государств российского Черноземья, сбор информации о которых Радован отложил напоследок, тем более, что известно о них было относительно немного, и попросил библиотекаря принести ему военную энциклопедию, из которой он рассчитывал почерпнуть знания о балтийских вооруженных силах.
  Армия Балтийской республики состояла из сухопутных сил и военно-морского флота, а также милицейских внутренних войск. В состав сухопутных сил входило пятнадцать трехполковых общевойсковых бригад, численностью вместе с гражданским персоналом от пяти до пяти с половиной тысяч каждая, объединенных в три общевойсковых корпуса, два из которых были развернуты на южной границе государства. Дополнительно несколько лет назад были сформированы еще несколько отдельных стрелковых полков в рамках программы реформирования вооруженных сил и повышения их боеготовности. Кроме того, присутствовал мотострелковый корпус, состоящий из двух танковых и трех мотострелковых полков, объединенных в танковую и мотострелковую бригады соответственно. Численность корпуса составляла приблизительно четырнадцать тысяч солдат, офицеров, гражданских специалистов и обслуживающего персонала. Общая штатная численность сухопутных сил составляла сто двадцать семь тысяч человек, по состоянию на 2185 год укомплектованность личного состава - 97,25%, без учета внутренних войск (порядка семидесяти тысяч человек).
  На вооружении военно-морского флота Балтийской республики состоит несколько корветов, фрегатов и эскадренных миноносцев, а также ряд больших и малых десантных кораблей, подробную информацию о которых Радовану так и не удалось найти. Не смог он также найти сведения о штатной численности балтийской морской пехоты. Обилие информации о сухопутных войсках, представлявших (как минимум на бумаге) грозную силу в сочетании с минимумом сведений о положении дел на море явственно намекало на то, что морские силы республики находятся не в лучшем состоянии.
  Сведения о закрытых силовых структурах (госбезопасность, внешняя разведка, государственная охрана) также были засекречены, их предположительная суммарная численность, по разным оценкам в период с 2180 года по настоящее время колебалась от пятнадцати до восемнадцати тысяч человек.
  Срок службы для рекрутов, как на старинный лад здесь называли призывников, составлял три календарных года. После службы солдат мог продолжить карьеру, поступив в школу прапорщиков либо военное или военно-морское училище (оба училища располагались в столице), либо устроиться на работу в одну из нескольких частных военных компаний, о которых Радован также попытался навести справки.
  Данные организации представляли собой что-то вроде отдельного небольшого вооруженного отряда или войсковой части, размером от роты до батальона. Руководить (независимо от того, являлся ли руководитель компании ее собственником или был просто наемным управленцем) таким "предприятием" мог исключительно гражданин, прошедший срочную военную службу рекрутом, дослужившись при этом до старшего сержанта, либо бывший кадровый офицер или прапорщик. Вместе с тем, государство, желая ослабить потенциальный удельный вес частных компаний, законодательно ограничило численность сотрудников компании пятьюстами бойцами. Впрочем, наверняка были лазейки, и Радован отметил про себя, что в этом нужно будет разбираться отдельно, когда придет время. Пока о необходимости обхода подобных "ограничений" ему оставалось только мечтать.
  В настоящее время в Балтии было зарегистрировано не менее десяти крупных военных компаний, корпораций или товариществ. Все они специализировались либо на охранной деятельности, либо на выполнении правительственных заказов, либо, в случае необходимости, составляли отдельный резерв на случай мобилизации. Правда, прецедентов тотальных мобилизаций за всю историю Балтии пока еще не было.
  Протерев усталые глаза, Радован решил, что образовательный экскурс на сегодня пора завершить, тем более, что основную интересовавшую его информацию он получил. Так что предстояло хорошенько подкрепиться и отправиться на боковую, тем более, что рабочий день в Балтийской национальной библиотеке плавно подходил к своему завершению.
  
  Глава 5
  Нелегкий выбор.
  
  Проснулся Радован, вопреки своему обыкновению, довольно поздно, в десятом часу утра, когда слепящий свет майского солнца за окном не хуже любого будильника напомнил ему, что пора подъема уже наступила, особенно для тех, кто намерен связать с военной службой ближайшие годы. Впрочем, учитывая насыщенные событиями недавние несколько дней, небольшой незапланированный отдых был, пожалуй, только на пользу юному сербу.
  Сладко потянувшись, Радован выскочил из-под тонкого одеяла, обул ноги в мягкие, доставшиеся в пользование от пожилой хозяйки квартиры тапки и отправился завтракать, параллельно обрабатывая в голове полученную за вчерашний день информацию.
  Яичница с ветчиной и стакан ананасового осветленного нектара были поглощены в несколько минут, и Радован решил, что не мешало бы пройтись по улице и немного проветрить голову.
  Вот уже три недели парень, словно на учебу или работу, каждый день ходил в национальную библиотеку, стремясь впитать в себя как можно больше ценных ведений по интересовавшим его вопросам. Теперь ему стало очевидно, что если он хочет осуществить свой честолюбивый проект, придется ему три года тянуть армейскую лямку.
  Наибольшее внимание Радован уделял истории возникновения и развития частного военного бизнеса в республике. Изначально деятельность "частников" была официально разрешена в 2063 году, когда был принят закон о частных военных предприятиях, допускавший создание военных организаций в форме корпораций, компаний и тоариществ.
  Как выяснил Радован на примере заинтересовавшей его компании "Саблин и сыновья", основанной в далеком 2067 году отставным полковником Василием Саблиным, первоначально предприятие занималось тем, что на контрактной основе привлекало различных военных специалистов - советников и инструкторов, и оказывало военному министерству исключительно консалтинговые услуги. Сотрудники компании проводили теоретические курсы и практические занятия в рамках повышения квалификации офицерского корпуса, а также младшего командного состава, служившего в действующей армии на долгосрочной контрактной основе. В остальном в первые годы своего существования это была обычная фирма, оказывавшая услуги по охране офисов и частных домовладений.
  Ситуация изменилась в восьмидесятые годы XXI века, когда правительство республики, столкнувшись с серьезными экономическими затруднениями, существенно урезало расходы на вооруженные силы, которые подлежали масштабному сокращению. Вместе с тем, несмотря на отсутствие потенциального внешнего агрессора, в снижении боеспособности вооруженных сил правительство, разумеется, заинтересовано не было. К тому же, стояла задача по поиску старых, законсервированных во время катаклизма российских военных баз с целью поиска сохранившейся военной техники и иного ценного имущества, технологии производства которого либо были утеряны, либо не могли быть внедрены в производство по причине отсутствия источников финансирования.
  Поэтому частным военным компаниям были предоставлены выгодные контракты, а также право ведения военных действий с одичавшими, сбившимися в общины, роды и племена жителями территорий, на которых находились предполагаемые базы. В случае полномасштабных военных действий на вооруженные отряды "частников" также возлагалось выполнение боевых задач.
  Кроме того, на случай предполагаемых военных действий на частные военные организации также возлагались логистические и иные вспомогательные функции - организация снабжения действующей армии, техническое обслуживание танковых и механизированных частей, охрана коммуникаций и многое другое.
  При этом, бурный рост частных военных компаний, особенно на фоне сокращения личного состава армии республики, правительству был невыгоден. Поэтому в 2093 году были внесены поправки в закон о частных военных организациях, установившие высокий порог входа на частный военный рынок посредством повышения минимального уставного капитала организации одним миллионом балтов, а также ограничение штатной численности вооруженного персонала таких предприятий пятьюстами специалистами. Правда, данный законопроект был крайне несовершенен и имел многочисленные варианты обхода установленных лимитов.
  Во-первых, ограничение касалось исключительно той части персонала, функционал которого согласно штатному расписанию компании предполагал должностные обязанности, так или иначе связанные с участием в выполнении боевых задач. Вместе с тем, предприятие было вправе набирать в штат на должности вспомогательного персонала сотрудников любой квалификации, вполне способных заменить своих "боевых" коллег. К тому же, закон не запрещал предприятию иметь свой кадровый резерв.
  Во-вторых, частная военная организация любой формы являлась полноценным коммерческим предприятием со всей полнотой прав, которыми обладает любая коммерческая фирма, в частности, правом учреждать новые предприятия и участвовать в управлении ими, что создавало возможность набора в штат новообразованных фирм практически любого количества высококвалифицированных охранников, каждый из которых мог в любой момент быть переведен непосредственно в головную организацию на абсолютно любую должность при наличии свободной вакансии.
  В третьих, ограничение минимальной планки уставного капитала могло создать проблемы исключительно для потенциальных новичков на этом рынке, поскольку лидирующие компании владели и распоряжались гораздо более крупными суммами денег. Так что законопроект скорее укрепил позиции ведущих военных компаний, нежели сколько-нибудь ущемил их положение.
  С небольшими корректировками, сложившаяся ситуация сохранялась и по сегодняшний день. Однако новая концепция развития балтийских вооруженных сил, утвержденная действующим Президентом Евгением Самсоновым, предполагала увеличение штатной численности сухопутных сил в два с половиной раза, что означало, что в вопросах обороны страны государство собирается играть ведущую роль.
  Конфликтов между руководством "частников" и военным министерством, как ни странно, не наблюдалось, что было связано, во многом, с выгодными для первых возможностями исследования территорий, окружавших с трех сторон Балтийскую республику, что позволяло им без труда сбывать найденную военную технику, оружие и боеприпасы, а вторым, т. е., министерству, так же была выгодна перспектива за разумные деньги получить качественное по современным меркам вооружение. Конечно, спустя такое количество прошедших лет, трофейную технику использовать было невозможно, но раритетные образцы давали возможность балтийским оружейным конструкторам использовать старые российские разработки и внедрять их в балтийскую армию. А поскольку бронетехникой "частникам" владеть не разрешалось, это дополнительно усиливало позиции армии республики и позволяло держать компании наемников в узде.
  Кроме того, поскольку военное руководство республики, с одной стороны, предоставляло "частникам" выгодные контракты и активно субсидировало их деятельность, а с другой, закрывало глаза на нередко творимый в отношении одичавшего населения беспредел, то сотрудничество власти и бизнеса в военной сфере было долгим, плодотворным и перспективным. И сулившим неплохие барыши для молодого, честолюбивого и оборотистого предпринимателя, шкуру которого Радован в последние дни все чаще примеривал на себя.
  В общем-то, Радовану удалось за эти несколько недель, проведенных в столице, определиться с дальнейшими планами, но осталось закончить последнее интересовавшее его дело - найти возможность сбыть полученные в схроне камушки и ювелирку. Добавляло интригу то, что в трофейном рюкзаке, доставшемся ему от Михаила, Радован нашел папку, в которой было еще штук семь рисунков, представлявших собой карты других схронов. Другое дело, что расположены они были крайне удаленно от Петрограда, а как минимум три схрона лежали за пределами Балтийской республики, что еще более осложняло возможность до них добраться, тем более, в одиночку. Так или иначе, идея раздобыть скрытый хабар плотно засела в голове Радована, но он прекрасно понимал, что сейчас данные планы вряд ли могут быть реализованы.
  К тому же, пока канал сбыта не был найден, поиск мало что менял в его финансовом положении, разве что в схронах могла быть какая-нибудь наличность. Но информации о содержимом каждого тайника у Радована не было, да и исключать возможность, что карты могут быть не только у него одного, или что схроны окажутся не иначе, как пустышками, он тоже не мог.
  Опять же, определять точную стоимость вещичек и камушков Радован не умел, значит, предстояло также найти оценщика, который мог бы сообщить ему реальную рыночную цену.
  Побродив по утренним улицам, Радован все же решил вопрос о сбыте экспроприированного им добра оставить открытым, поскольку в ближайшее время, даже в случае успешной продажи хабара, воспользоваться деньгами так, как ему того хочется, ему вряд ли удастся. Как ни печально было это осознавать, пока он был в этом огромном городе абсолютно никем, не имел полезных связей и был всего лишь мальчишкой, совсем недавно дожившим до собственного совершеннолетия.
  Конечно, связать жизнь с армией означало добровольно принять на себя множество ограничений, к тому же, теперь, когда Радован был свободен и при деньгах, такое решение принималось еще более неохотно. Но, как ни крути, вроде бы выбор был, а вроде бы его и не было - или добиться поставленной цели, или глупо и бездарно потратить последние наличные деньги и снова превратиться в нищего парня, не знающего, как жить, на что жить, а главное, зачем жить.
  Волей-неволей, Радован заставил себя найти дорогу к ближайшему отделению Военно-рекрутского управления. К новой жизни. Какой будет эта самая жизнь, Радован не знал, но был уверен, что спокойствия в ней по сравнению с сегодняшним днем наверняка существенно убавится.
  
  Глава 6.
  О правилах хорошего тона при общении с начальством.
  
  Радован лежал в расположении своей роты на раскрытой койке, но сна не было ни в одном глазу. Отбой был дан уже с четверть часа назад, и очередной утомительный день был позади. Натруженные ноги противно ныли, усталое тело требовало отдыха, но сон все никак не приходил. Странно, но уже второй месяц находясь в шкуре рекрута, он до сих пор не привык к этой бесконечной муштре.
  - Радик! Ты спишь? - услышал он приглушенный шепот.
  Голос принадлежал Ваське Головачеву, худенькому пареньку, с которым у Радована сложились приятельские отношения. Васька до армии был классическим, почти стереотипным ботаником, школьным отличником и победителем математических олимпиад. Васька был из интеллигентной семьи - мать его была преподавателем в столичном университете, отец - главным инженером на военном заводе, производившем стрелковое оружие и боеприпасы.
  Казалось, его будущее - это престижный экономический вуз, а далее постепенная успешная карьера на государственной службе или крупном банке, собственный "свечной заводик" годам к тридцати пяти - сорока, или руководящий пост, или какое-то иное "доходное место", как сказал бы классик. Что привело его в армию, Радован не понимал. Скорее всего, до конца этого не понимал и сам Васька.
  Так сложилось, что два абсолютно непохожих паренька сдружились между собой. Васька, не слишком приспособленный к физическим нагрузкам, авторитетом в коллективе не пользовался, так же, как и Радован, поскольку серб был из сельской местности, а компания рекрутов попалась сплошь петроградская, и поначалу ребята считали его отсталой деревенщиной. На первых порах к нему приклеилась кличка Колхозан, на которую Радован, впрочем, не обижался, потому что не считал это чем-то постыдным или оскорбительным. Поэтому оба юноши оказались в коллективе своего рода изгоями, и это их немного сблизило. Пообщавшись с Васькой и убедившись, что тот был начитан, словно большая многотомная энциклопедия из Национальной библиотеки, Радован находил удовольствие в познавательных беседах с ним. Так, на почве тяги к знаниям, Радован нашел своего первого хорошего приятеля. Почти друга.
  - Нет, как я засну? Если будят тут всякие сразу после отбоя, - буркнул Радован, изображая притворную раздраженность.
  - У тебя пластырь не найдется? А то у меня каждая пятка - как одна сплошная мозоль.
  Пластырь и правда был одним из самых востребованным в среде молодых бойцов медикаментом - регулярные пятичасовые занятия по строевой подготовке для неподготовленных к этому мальчишек были сущей пыткой, тогда как строевая подготовка была любимым развлечением их командира полка, Константина Сергеевича Вексельмана, которого в их части ненавидели все, начиная от старших офицеров и заканчивая вчерашними призывниками. Не далее как сегодня их рота более пяти часов шлифовала пятками асфальт плаца под чутким оком полковника, постоянно ругавшегося из-за всякой ерунды и, похоже, всерьез считавшего, что недостаточно вытянутый при строевой ходьбе носок сродни военному преступлению.
  Педантизм командира раздражал неимоверно. Радован как-то слышал историю о том, как Вексельман, посетив расположение одной из рот, добрых полчаса распекал солдата, который в наряде не счел нужным протереть пыль под солдатскими койками. Въедливый командир не поленился встать на корточки, заглянуть под каждую кровать и потрогать на ощупь пыльный пол. Надо отметить, что в остальном в казарме порядок был практически идеальным - в умывальниках чисто и сухо, койки идеально заправлены, кантики на подушках красиво отбиты, но если уж командир зашел "проинспектировать" что-либо в своем подразделении, уйти, ни к кому и ни к чему не придравшись, он считал ниже своего достоинства. Ну в самом деле, он что, зря заходил, что ли?!
  Отец когда-то давно рассказывал Радовану, что есть такой вот тип офицеров, которых можно назвать в лучшем случае мудаками, в худшем же (а точнее, обычно) отец подбирал куда более крепкие выражения. Такие офицеры, как Вексельман, вполне годились на должность заместителя командира части, на которого можно спихнуть непопулярные решения, будь то наложение взыскания на подчиненного, контроль за выполнением наказаний для провинившихся "залетных", а также проведением штатных, но рутинных мероприятий вроде строевой подготовки. Отец Радована не раз и не два вспоминал, что командиры у него, как правило, были нормальными правильными мужиками, но из-за долбодятлов-замов все оказывалось намного хуже, чем могло бы быть.
  Радован в какой-то книге в свое время вычитал цитату одного из военачальников нацистской Германии, который утверждал, что есть четыре типа офицеров. Первый - глупые и ленивые - эти никому не навредят. Второй - трудолюбивые и умные, из которых получаются отличные штабные офицеры, от внимания которых не ускользнут малейшие детали. Третий - трудолюбивые и глупые, представляющие собой угрозу - их следует сразу уволить, чтобы не нагружали подчиненных совершенно ненужной работой. Наконец, есть умные и ленивые, подходящие для ответственных должностей.
  Но высокое начальство в лице военного министра, своим приказом присвоившего Вексельману звание полковника и доверившего ему командование полком, увольнять такого офицера не торопилось, и считало, что роль придурка-заместителя Вексельман уже перерос, и вполне способен самостоятельно руководить боевым подразделением.
  Ситуацию усугубляло еще и то, что полк, в котором служили Радован и Василий, был сформирован сплошь из рекрутов-призывников, а единственными опытными солдатами были контрактники, уже отслужившие в других частях трехгодичный срок и распределенные в новообразованный полк на должности ефрейторов, сержантов и старшин. Вместе с тем, поговаривали, что в ближайшие месяцы полк должны перебросить к восточной границе, где правительством якобы затевались какие-то военные действия против Архангельского княжества.
  Оторвавшись от невеселых раздумий, Радован протянул руку к тумбочке, нащупал не глядя упаковку с пластырем и молча швырнул ее на койку Васьки. Тот промурлыкал какую-то благодарность и вылез из-под одеяла, намереваясь заклеить покрасневшие ноги.
  - Еще немного, и я буду как древняя мумия, весь в бинтах и пластыре, - неуклюже пошутил Васька, но его острота не вызвала у Радована даже полуулыбки. Казалось, он слишком измучен, чтобы выражать хоть какие-то эмоции.
  - Не ты один, - единственное, что Радован выдавил из себя, хотя поддерживать разговор не имел ни малейшего желания.
  Слушая, как Васька кряхтит, пытаясь облепить пластырем свои натруженные ступни, Радован молча созерцал солидных размеров комнату, освещаемую полной луной, льющей мягкий холодный свет на стены, койки и отдыхающих парней, помимо него и Васьки, еще тридцати восьми парней из их взвода.
  На койке возле входа развалился высокий крепкий парень лет двадцати на вид, хотя Радован знал, что ему уже двадцать четыре года. Федор Скоробогатов, старший сержант и командир их отделения. Он тихо похрапывал, заложив руки под голову, покрытую коротким рыжеватым ежиком. Именно в такие моменты, когда командир спал, молодые бойцы могли немного расслабиться - в отделении понятие дисциплины как-то незаметно стало определяться командирским беспределом, и Федька, отмороженный на всю голову беспредельщик, да еще с сержантскими лычками на погонах, вместе со своими корешками-подлипалами, развлекался как хотел, унижая молоденьких рекрутов. По слухам, Федька до армии был обычным петроградским гопником, имевшим даже условное осуждение - то ли за мелкую кражу, то ли за уличную разборку, подробностей Радован не знал, да и не слишком ими интересовался, да и не очень в это верил - в последнее время криминальным элементам в армию путь был заказан, кроме разве что тотальной мобилизации, чего за все время существования Балтии как независимого государства не произошло ни разу. Радован же до того, как отправиться служить, собирал сведения о балтийских вооруженных силах, поэтому представление о требованиям к рекрутам и тем более младшему командному составу, безусловно, имел достаточное, и потому зерна от плевел отличать умел.
  
  С Радованом и Васькой отношения у командира были напряженные после одного памятного случая, произошедшего несколько дней назад. Радован сразу обозначил, что если приказы Федьки как старшего по званию, он выполнять обязан, то на просьбы старших товарищей постирать им носки или подшить воротнички на гимнастерках он вестись не намерен, тогда как Васька и еще некоторые из их отделения, прогнувшись под психологическим давлением Скоробогатова и двух его дружбанов-отморозков, нередко бегали для них за сигаретами, убирали за них туалеты и даже не раз и не два писали родным, чтобы те почаще выслали для них посылки с презентами. Содержимое посылок, понятное дело, доставалось сержанту и его приятелям.
  Поскольку у Радована на гражданке не было ни друзей, ни близких родственников, интереса для армейских рэкетиров он не представлял. Но, как известно, насилие зачастую не только и не столько средство добычи денег, но и способ самоутверждения, так что мелкие подколки, подначки и наезды федькиной компании время от времени задевали и Радована. Однажды, сменившись из наряда по столовой, он в прескверном настроении вернулся в казарму, где Федька, лучась идиотской улыбкой, спросил, как там его любовница по имени Васька изволит поживать.
  Парень дал резкий и неосторожный ответ, назвав командира дебилом. И заодно поинтересовался, сколько бутирата употребляла мамаша Федьки во время беременности, раз у нее родился такой вот сынок-долбодятел.
  Последствия разговора, к тому же, произошедшего на виду у всего отделения, исключая, по счастью, самого Ваську и еще одного бойца, которые как раз и сменили Радована в наряде, были понятны изначально. Разборка "по понятиям" должна была произойти сразу же, если бы не внезапное появление взводного, объявившего срочное построение. Впрочем, того, что разговор так просто не закончится, визит лейтенанта ни в коей мере не отменял.
  В тот же вечер, когда Радован чистил зубы перед отбоем, в умывальник, вальяжно размахивая полотенцем, вошел сержант.
  - А ну, сгинули все быстро отсюда, - рявкнул он. - А ты, сучонок, - он махнул поолотенцем в сторону Радована, - стой здесь и слушай сюда, мы разговор не закончили!
  Двое ребят, случайно оказавшихся в этот момент в умывальнике, боязливо поглядывая на Федьку, сполоснули водой рты и, на ходу вытирая полотенцами мокрые лица, торопливо покинули помещение.
  - Что, мразь, зубы чистишь? Сейчас я их тебе считать буду, тварина!
  - Считалка у тебя не выросла, - пробурчал Радован, окатывая лицо холодной водой.
  "То же мне, командир нашелся. Сержантов что, по объявлению набирать стали?"
  Федька, слегка ошалев от уже второго за день проявления столь откровенной наглости от молоденького "салабона", да еще по отношению к непосредственному начальнику, растерянно поморгал глазами и рявкнул:
  - Ну п...ц тебе, кусок!
  Радован, нащупав в кармане горсть мелочи, спокойно развернулся навстречу сержанту, ростом превосходившему его как минимум на полголовы, а массой, наверное, раза в полтора, и, когда тот размахнулся для удара, зажал в кулаке мелочь и что есть силы врезал тому по животу. Федька согнулся от боли и злобно прошептал "п...да тебе, у...бок" и попытался выпрямиться, но тут же рухнул на четвереньки - Радован сверху вниз ударил сержанта по спине, целясь в позвоночник, но попал куда-то правее. Или левее, если смотреть со стороны Федьки. Далее последовал сильный пинок в лицо, причем на счастье сержанта на ногах Радована были обычные сланцы, а не армейские берцы, иначе могла быть нанесена тяжелая травма. А так сержант отделался солидным ушибом и завалился на бок, продолжая приглушенно материться и покрывать комплиментами и Радована и его матушку, приписывая им обоим легкое поведение и статус дешевых подстилок, пока очередной пинок в лицо не заставил его на время умолкнуть.
  В третий раз пнув сержанта, на этот раз в живот, приблизительно в то же место, куда минутой ранее он засветил сержанту кулаком с мелочью, Радован развернул жадно дышащего Федьку на спину. Которому, впрочем, так и не пошел на пользу преподанный урок.
  - Я е...л твою мать, шлюху старую, и тебя порву, козел деревенский!
  Это оскорбление окончательно рассердило парня, и он продолжил пинать и без того основательно избитого Федьку, стараясь на этот раз по лицу не попадать - очередной залет Радовану был не особенно нужен, а наутро наверняка и так придется как-то объяснять происхождение синяка, стремительно набухающего на сытой широкой сержантской харе, по которой медленно катились струйки крови из разбитых носа и нижней губы.
  Попасть по лицу, однако ж, было не так просто, поскольку Федька, уже не пытаясь подняться, закрыл голову руками и свернулся на полу калачиком, продолжая отчаянно сквернословить. Вдруг Радован прекратил избиение и отступил на пару шагов, переводя дыхание.
  - Ну, сука, готовься, завтра тебе не жить, - проговорил сержант, в очередной раз стараясь подняться. Это было, по-видимому, непросто, поскольку Радован основательно прошелся по нему, оставив сильные ушибы на руках и ногах, а напряженное лицо Федьки, пытавшегося наконец принять вертикальное положение, эту догадку только подтверждало.
  - Заткнись, урод, - Радован снова засветил ему ногой куда-то в область грудной клетки, и сержант, так и не выпрямившись, с гулким стуком шмякнулся головой об кафельный свежевымытый пол умывальника, скривившись от боли.
  "Надо бы выкинуть какой-то фортель, чтобы завтра не было попытки реванша с участием его придурковатых корешей".
  Тут Радован, в светлую голову которого пришла коварная мысль, ухмыльнулся, и не в силах сдерживать себя, заливисто расхохотался своей будущей выходке. Он не знал, сколько тон смеялся, как вдруг очередной стон сержанта заставил его принять более серьезное выражение лица.
  - Че ржешь, ушлепок? И на моей улице праздник будет! Мы с Жекой и Семой тебя завтра так отмудохаем, что под себя по гроб жизни на горшок ходить будешь!
  - Правда, что ли? А про это ты им тоже расскажешь? - поинтересовался Радован, расстегивая ширинку на брюках.
  - Ты че творишь? - в голосе Скоробогатова послышался страх. Намерение Радована он воспринял несколько на свой лад, и сейчас резко встревожился за девственность своего заднего прохода. Который, в общем-то, Радована ничуть не интересовал.
  - Не бойся, маленький мой, ты не в моем вкусе, - ехидным елейным голоском комично произнес Радован, прекрасно понявший, как именно сержант истолковал его действия. - Я тебе больше скажу, ты мне противен. Но вообще мне на тебя наплевать. Да-да, срать на тебя я хотел! Или, как минимум ...
  И тут Радован, прервав свой неоконченный монолог, пустил в окосевшее от столь жестокого унижения лицо Федьки прозрачную струю, и, слегка покачиваясь, стал мочиться, заливая извивающегося по полу сержанта волной горячего, терпкого позора. Как именно сержант будет смывать этот позор, Радована совсем не заботило.
  И тут, в этот самый момент, близоруко прищуриваясь, в умывальник зашел Васька, в столь неурочное время тоже решивший почистить свои бивни, благо наряд по столовой, в котором он ранее сменил Радована, был им благополучно сдан очередным сослуживцам. И тут его взору предстала картина - пошатывающийся Радован, обеими руками держащийся за свои чресла, льющаяся на пол жидкость органического происхождения, и отчаянно трепыхающийся на полу командир их отделения, судорожно предпринимавший попытки подняться и прекратить экзекуцию ...
  Экзекуция прекратилась в ближайшие несколько мгновений, по банальной причине того, что запас унижения в мочевом пузыре Радована успел иссякнуть. Радован обернулся на звук шагов и, заметив Ваську, весело подмигнул тому. Васька ошарашенно раскрыл рот и уставился на приятеля. Нахлынувшего на Радована веселья Васька, похоже, не разделял.
  - Ты что, с дуба рухнул? - заорал Васька. - Это ж наш комод, пусть он и далеко не фонтан.
  - Ну почему же не фонтан, - посмеивался Радован. - По-моему, то, что ты сейчас увидел, как раз фонтан и напоминало. На водопад, признаю, не потянуло. Но это только пока. Нет предела совершенству, ты же знаешь.
  - Это же даже не залет, это ЧП! Ты избил своего сослуживца, вдобавок командира, вдобавок помочился на него средь бела дня! Ты хоть понимаешь, что теперь будет?
  - А что будет? Ты же не думаешь, что наш доблестный начальник будет докладывать наверх о моей маленькой шутке? Ему потом с каким прозвищем дальше служить? Обоссанная Харя? Уринотерапевт? А какое погоняло ему дадут его приятели-сидельцы? Он и так вряд ли в большом авторитете у них, хоть и заливает нам, что чефирь гонял чуть ли не с главными петроградскими положенцами, а теперь какой статус у него будет?
  - Ну хорошо, твою омерзительную выходку оставим в стороне. Я тебя, конечно, не сдам, я не из таких. Но что делать с его внешним видом? Ты по нему катком как будто проехался! Лицо - сплошной синяк со ссадинами.
  - Как ты сказал - ссадинами? А что, смешно пошутил - классный каламбур получился. Ссадинами, ссадинами, ссадинами ..., - Радована все никак не отпускал нахлынувший порыв безудержного веселья, - слушай, а, может, мы его так и будем называть?
  - Ты угомонишься, или нет? На нем живого места не оставил, и еще ржет!
  - Предлагаешь плакать? Мне так-то все равно, - Радован вытер слезы, выступившие от хохота на его глазах, принявших игриво-лукавое выражение, - видишь, слезы уже есть.
  Он снова рассхохотался, как не смеялся, наверное, уже несколько лет. Во всяком случае, Васька своего друга таким веселым видел впервые.
  Впервые он видел и своего грозного мучителя, сержанта Скоробогатова, в столь непрезентабельном виде и ... плачущим! Только сейчас Васька заметил, что Федька, подергивая плечами, всхлипывает, сдерживая подкатившие к горлу рыдания и размазывая слезы по окровавленному опухшему лицу. Плечи Федьки дергались, он рыдал, не от боли, нет - его просто унизило из ряда вон дерзкое поведение подчиненного "духа", каких он десятками ставил на место еще со времен, когда сам тянул срочную, а тут наглый щенок сначала его прилюдно обругал, затем избил, жестоко унизил, попросту растоптав, а сейчас вот так спокойно и цинично говорит о нем так, будто его и нет здесь, будто он, сержант Федор Скоробогатов, пустое место! Ваське стало его немного жаль, хотя он и понимал, что сержант вполне заслуживал того, что с ним вытворил Радован.
  - А чего ты такой довольный, Радик?! Такое впечатление, будто ты удовольствие получил. Ладно драка, ладно кровь и синяки, но ты же его растоптал, ты посмотри на него - он же рыдает, как дите малое!
  - Скажи, а ты носки сегодня уже стирал?
  - Нет, а причем тут это-то?
  - Ну как, после того, что ты увидел, простирнуть твои потники еще самый минимум, что он может сделать для тебя, чтобы ты не растрепал об увиденном по всему полку.
  - Да ну тебя! Я ему серьезно, а он ...
  - Да и я серьезную тему тебе предлагаю. Жаль, что свои я уже постирал. Возможно, я сделал это в последний раз, теперь будет, кому перепоручить. Правда, начальство? - тут Радован, продолжая время от времени хихикать, обернулся в сторону Федьки. Радован словно желал подколоть его в очередной раз. Мол, столько времени говорил о нем как о пустом месте, и вспомнил только тогда, когда речь зашла о нестираных носках. Как будто это был единственно возможный повод, чтобы вспомнить о некоем Федоре Скоробогатове, своем, между прочим, непосредственном начальнике.
  - А вообще ты в чем-то прав. Сегодня я ему чистку, стирку и уборку чего-либо не доверил бы в принципе, - продолжал Радован, снова повернувшись к сержанту спиной, - сегодня, пожалуй, ему самому не мешало бы почиститься. А то грязнуля грязнулей и неряха неряхой. Ну что ты уставился, Васек? Я вроде бы уже и так выражения подбираю, как только могу. Скоро с тобой стану таким же политкорректным, как депутат из МПР.
  - Да вот думаю я.
  - О чем - поручать Феде стирку носков, или продолжать заниматься самообслуживанием?
  - Ты неисправим. Я не об этом, а о твоем поведении. Сегодня ты размазал по полу Федора. А завтра? Я сильно ошибусь, если предположу, что будь на месте сержанта наш командир полка, ты бы поступил с ним точно так же?
  - Знаешь, как-то не задумывался. Но определенно в твоих словах что-то есть ..., - тут Радован снова задорно рассмеялся, но Ваське в какой-то момент показалось, что глаза его приятеля были совершенно серьезными. Посмеявшись еще немного, Радован вновь повернул голову в сторону сержанта.
  - Ты бы уже встал что ли, да умылся. А то смех смехом, но видок у тебя такой, что краше в гроб кладут.
  - Отвали, не твое дело! - голос Федьки еще подрагивал, побороть слезливое настроение от свалившегося нежданно-негаданно позора у него пока не получалось
  - Тут ты прав. Не хочешь, как хочешь - так и ходи с обоссанной харей. Ну да ладно, это и правда уже не мое дело. - все так же продолжая посмеиваться, Радован вышел из умывальника.
  Понятное дело, Скоробогатов раздувать скандал из этого происшествия не стал. Превращаться в посмешище ему совершенно не хотелось, да и отцы-командиры могли начать трясти все отделение, и не было гарантии, что кто-то из парней не проговорится начальству обо всех художествах сержанта - мелком вымогательстве, побоях и издевательствах над подчиненными сослуживцами. И тогда - пиши пропало, в лучшем случае придется расторгнуть контракт, в худшем Феде светила уголовная статья, а за колючую проволоку он, хоть и бравировал своим полукриминальным прошлым и мнимыми связями с авторитетными бандитами, сержант отнюдь не желал попасть. Пришлось ему выдумать нелепую историю про падение с турника, и упорно эту саму нелепицу отстаивать на допросах, которые ему за двое суток устраивали командиры - сначала взводный, а затем и ротный. Вроде бы оба офицера сделали вид, что поверили (что было крайне маловероятным), но, с другой стороны, тяжких телесных на Федьке замечено не было, благо, следы побоев на нем заживали как на собаке, ни на ком из солдат всей роты следов, указывающих на драку, тоже не было, а докладывать вышестоящим командирам об этом случае им тоже было ни к чему.
  Другое дело, что Радована и Василия Федор возненавидел лютой ненавистью, усугубленной тем, что реальной возможности отомстить у него толком и не было, даже несмотря на то, что он продолжал оставаться их непосредственным начальником. Васю он даже перестал заставлять стирать свою сержантскую форму и писать письма домой насчет посылок, но свидетеля своего жуткого позора он невзлюбил почти так же, как и серба. То, что раньше Федор Ваську презирал и считал своей мелкой шестеркой, лишь распаляло его неприязнь - слишком сильно он был унижен на глазах того, кого привык в грош не ставить, и теперь он знал, что Васька с этого момента тоже испытывает к нему глубочайшее презрение. И вдобавок, Васька, в отличие от Радована, мог запросто разболтать обо всем увиденном - ему-то не приходилось думать о возможных наказаниях. Но, к чести Головачева, никто во всей части про сеанс уринотерапии так и не узнал, то ли Васька не хотел подставлять Радована, то ли по-прежнему побавивался сержанта, но он по прежнему был нем, как рыба.
  И по-прежнему было ясно, что оставлять все как есть было категорически нельзя - иначе Скоробогатов окончательно потерял бы остатки самоуважения.
  Прокрутив в голове события последних дней, Радован устало и тяжело вздохнул.
  
  Глава 7.
  Отец-командир.
  
  Радован, не вставая с кровати, приподнялся на локте на кровати и окликнул приятеля, все так же корпевшего над врачеванием своих натруженных ног.
  - Васька, скажи, у тебя сигареты еще остались?
  - Да были вроде, посмотри в моей тумбочке, там должно было еще полпачки заваляться. Но ты же вроде не куришь?
  - Я, как и ты, иногда со своим здоровьем тоже борюсь. Но, к счастью, до победы пока еще очень далеко, - Радован хмыкнул над собственной шуткой, но смеяться не стал. - Кстати, а ты спичками не богат случайно?
  - Совершенно случайно разбогател недавно аж на целый коробок.
  - Будь другом, одолжи табачка.
  - Да бери хоть всю пачку, только что это ты вдруг?
  - Я воздухом подышать хочу, тем более, дежурного офицера вроде бы нет, а на тумбочке Ленька Мухин сейчас стоит, а он свой парень, надеюсь, не сдаст.
  - Так ты воздухом или табаком дышать собрался?
  - А ты мне сигу со спичами дашь? - диалог надо было заканчивать, а то Ваську хлебом не корми, дай только язычок почесать, и Радован поднялся. Противно скрипнула койка, и парень уже оказался возле Головачева и открыл тумбочку, быстро нашарив пачку и коробок, достал одну сигарету, заложил ее за ухо, и, прихватив спички, вышел из расположения роты.
  Казарма шестнадцатого отдельного стрелкового полка состояла из шести четырехэтажных корпусов, из которых первые четыре корпуса отводились для расположения четырех батальонов полка, причем каждый из них имел прямоугольную конструкцию со внутренним двориком, одновременно игравшим роль плаца для занятия строевой подготовкой и проведения построений личного состава. Два других корпуса были предназначены для учебных занятий с личным составом, а также для размещения столовых, медицинских пунктов, библиотеки и т.д.
  В ночные часы некоторые курящие солдаты выскакивали иногда во дворик, чтобы пропустить сигаретку-другую. Курение в части хоть и не приветствовалось, но и не запрещалось - все-таки по законодательству Балтии парни от шестнадцати лет и старше считались совершеннолетними и могли уже не скрывать своих привычек. Другое дело, что самовольное оставление территории расположения роты было серьезным залетом, сулившим по меньшей мере двумя нарядами вне очереди.
  Курить Радован, однако ж, не собирался - точнее, пару затяжек он сделал, но закашлялся и бросил недокуренную сигарету на асфальт, даже не удосужившись ее потушить. Наступив на тлеющий окурок ногой и прочистив горло, Радован вытер ладонями слезящиеся глаза, сплюнул горьковатую слюну и решил немного пройтись. Теплая безветренная ночь словно располагала к небольшой прогулке в одиночестве, когда можно собраться с мыслями и обдумать свое положение.
  Но поразмыслить над своей жизнью ему не удалось, потому что в спину ему раздался окрик:
  - Эй, салабон, сигаретку дай!
  Голос принадлежал Жеке, точнее, ефрейтору Евгению Саломатову, одному из корешей старшего сержанта Скоробогатова, такому же придурку и отморозку, как и сам комод. Радован нехотя обернулся, и увидел, что с Жекой рядом еще два бойца. Второй - Сема Нежинский, невысокий полноватый остроносый паренек лет восемнадцати, почти на голову ниже здоровенного амбала ефрейтора. Вместе с Жекой и Федькой Сема составлял трио беспредельщиков, терроризировавших все отделение. Доставалось от них и рекрутам из других отделений, которых часто дербанили на предмет ценных вещей, а заодно оказание мелких услуг по стирке и подшиванию. Грозная репутация тройки, помимо крепких кулаков Скоробогатова и Саломатова, подкреплялась еще и тем, что эти двое были вдобавок старше по званию, чем вчерашние призывники.
  Третьим в их компании был еще один солдат из отделения Скоробогатова, Илюха Самойлов. Особым авторитетом он не пользовался, крепким телосложением не обладал и был откровенно трусоват и склонен к подхалимажу и ябедничеству. Но с его подачи отморозки часто узнавали, кому из бойцов приходила посылка, или кто и когда что-то обидное говорил про Федьку с приятелями, а потому он часто бывал вместе с комодом и его подручными, чем невероятно гордился. Словом, он был обычной классической шестеркой, которого хозяин в глубине души не уважает, но охотно пользуется его услугами.
  "Достойная компания у меня сегодня подобралась."
  - Последнюю выкурил, - невозмутимо произнес Радован, и с вызовом добавил, стараясь придать своему тону твердость и скрыть легкое волнение, -- карманы проверять будешь?
  - А ты не хами, мы тебе не мусора! - это прозвенел противный голосок Самойлова, который тут же съежился под грозным взглядом Жеки, словно опасаясь оплеухи за то, то вылез без спроса.
  - И правда, - внезапно согласился ефрейтор, шагая в сторону Радована вместе со своей компанией, - мы, по-твоему, не товарищи тебе, что ли, с которыми тебе жалко табачком поделиться? А жадных, Радик, никто не любит. Имей это в виду.
  - Хотя ты ж у нас известный говнюк, - продолжал Жека, - говорят, вы с Васькой по ночам шпилитесь, это правда, нет?
  - Я же не спрашиваю, кто у вас с Федькой по ночам сверху, а кто снизу, - парировал Радован. - А знаешь, почему? Да потому, что знаю, что ни ты, ни он - вас же обоих по ночам, вон, Сема трахает по очереди каждого. Илюх, подтверди, ты ж на шухере обычно стоишь в таких случаях?
  - Ты че сказал, тварюга! - ладонь Жеки, на ходу сложившись в кулак, ударила Радована в челюсть.
  Серб успел податься назад, и удар получился хоть и не в полную силу, но все равно неприятным. Рот наполнился чем-то солоноватым, парень сплюнул кровь под ноги и попытался прийти в себя.
  - Повтори, урод, что ты сейчас проблеял! - ефрейтор, подойдя к Радовану, с силой толкнул его в сторону Нежинского, который что было сил засветил юноше под дых своей маленькой, но довольно сильной рукой. Радован согнулся, стало трудно дышать. Второй удар Семы свалил его на асфальт, где на него навалились все трое, избивая его ногами. Кое-как сгруппировавшись, Радован старался смягчить болезненные пинки, закрывая голову руками. Встать он даже не пытался, понимая, что будет только больнее.
  Резкая боль в животе была нестерпимой, голова гудела как колокол от сильного пинка в лоб, саднили царапины на разбитых локтях, а по спине словно проехался трактор. Побои сыпались со всех сторон, и оставалось лишь стиснуть зубы и терпеть. Хотя терпения было мало. Нужна была хоть малая толика удачи.
  Изловчившись, Радован пнул что было мочи ногой под колено одному из мучителей, кажется, досталось Семе, судя по вскрику, голос принадлежал именно ему. Послышался глухой звук падающего тела, и резкий вопль неприятно резанул по ушам.
  - Братан, че с тобой?!
  Разлепив заплывающий левый глаз и повернув голову в сторону, чтобы получше рассмотреть пока уцелевшим правым, что же произошло, Радован увидел, как Сема, схватившись за колено, катается по асфальту плаца. Отступив от Радована, Жека с Илюхой бросились к нему, чтобы помочь подняться. И спустя несколько мгновений Сема уже стоял на ногах, хотя и болезненно морщился от боли.
  А вот Радовану подняться не дали. Так и не успев встать, он продолжал лежать на асфальте, перевернувшись на спину. Он злился на себя за свое бессилие, но все, на что его хватало, этот стиснуть зубы и стараться не стонать. Ему очень хотелось вскочить на ноги и хорошенько поколотить отморозков, но он понимал, что это перебор даже для дешевого кинематографа. К тому же, изматывающая боль в избитом теле ощутимо подрывала бойцовский дух. Но злость, охватившая Радована, была намного сильнее боли.
  Жека подошел к нему, победно улыбаясь.
  - Ну что, скотина, хочешь узнать, за что огреб?
  - У меня к тебе другой вопрос, - просипел Радован.
  - Да ну ты че? И какой?
  - Скажи, Жека, ты женат?
  - Не понял. А это тут причем? И зачем тебе это?
  - Да, вот, жену твою хочу вы...бать. Потому и интересуюсь, есть ли она у тебя.
  От такой дерзости Жека даже усмехнулся, невольно отдав должное тому, что у отметеленного по первое число паренька все же крепкие яйца. Свою роль сыграло и то, что у Жеки, как и у большинства солдат в полку, своей семьи пока не было. Продолжая посмеиваться, ефрейтор нагнулся к лежавшему Радовану.
  - Ты знаешь, сука, что я с тобой сейчас делать буду?
  - Да соси х..й, е...ный мудак!
  У Радована сперва мелькнула мысль ударить наклонившегося врага по лицу, но он тут же понял, что хороший удар у него попросту не получится. Поэтому, набрав побольше воздуха, он что было сил плюнул разбитыми губами в лицо по-прежнему так противно улыбавшегося Жеки, угодив красноватой слюной прямо в моргающий глаз.
  И тут же скривился от дикой боли. Озверевший от стыда ефрейтор, протирая рукавом глаза, выпрямился, размахнулся ногой и пнул Радована по ребрам. Спустя мгновенье Радован лежал, придавленный тремя негодяями, на этот раз пустившими в ход кулаки, каким-то чудом до сих пор живой, но уже будучи не в силах даже пошевелиться.
  - Так! Отста-аа-вить!!!
  Резкий окрик разом заставил извергов прекратить избиение и вскочить.
  - А ну представиться!
  - Ефрейтор Саломатов!
  - Рядовой Нежинский!
  - Рядовой Самойлов!
  Грозный голос неожиданного спасителя был знаком не только им, но и Радовану. Он принадлежал командиру их роты, старшему лейтенанту Васильеву, молодому офицеру не старше двадцати пяти лет. Несмотря на возраст, командиром он был неплохим, поэтому его приказ представиться был скорее формальностью. Впрочем, плохие командиры, как правило, в столь поздний час на службе не задерживаются. Исключение составляли разве что педанты вроде полковника Вексельмана, пытавшегося своим деланным усердием скрыть собственную некомпетентность. Одно из проявлений этой самой некомпетентности как раз и предстало глазам старшего лейтенанта.
  - Что здесь происходит???
  - Ну, мы это ... - Саломатов, который, как старший по званию среди своих товарищей, был вынужден сейчас отдуваться за всех, даже не знал, что ответить. Вроде ведь все и так ясно, и оправдаться с ходу никак не получится.
  - Что это вы, я и сам знаю. Я спрашиваю, что здесь происходит!
  - Товарищ старший лейтенант ... э-ээ мы тут ...
  - Мне прекрасно известно, что я старший лейтенант, и что это вы тут, я тоже уже заметил. В общем, так! Все трое - шагом марш ко мне в кабинет! А это кто у нас там? Обренович? Ты, что ли?
  Услышав свою фамилию, Радован, с трудом разлепляя разбитые губы, процедил:
  - Так точно, товарищ старший лейтенант. Рядовой Обренович!
  - Встать сам сможешь? А до медпункта дойти? Ну-ка, дай руку!
  С помощью Васильева Радован с трудом поднялся, хотя и не был уверен, что сможет самостоятельно идти. Однако, сделав несколько шагов, убедился, что нанесенные ему повреждения были не столь тяжелыми, как показалось на первый взгляд. Все тело нещадно болело, но дальше ушибов и ссадин дело, похоже, не успело зайти. Спасибо командиру.
  - Как ты, Обренович?
  - Благодарю за заботу, товарищ старший лейтенант, все в порядке. Говорят, у сербов кости крепкие.
  - Дай Бог, рядовой, дай Бог. Покажись дежурному врачу, пусть осмотрит тебя. А утром зайдешь ко мне после завтрака.
  - Так точно, товарищ старший лейтенант, разрешите идти?
  - Ступай.
  
  Глава 8.
  Старший лейтенант Андрей Васильев.
  
  Офицер сидел в своем небольшом кабинете в прескверном настроении. Ночное ЧП словно было последней каплей, подорвавшей его обыкновенную невозмутимость. Сослуживцы знали его как перспективного офицера, хорошего товарища и неплохого командира, веселого, уверенного в себе молодого человека, знающего себе цену. В общем-то, Андрей и был таким, но череда неудач последних месяцев его сильно доконала. Конечно, третья рота первого батальона шестнадцатого отдельного стрелкового полка состояла сплошь из новобранцев и горстки сверхсрочников, но таким контингентом был укомплектован весь полк, так что это было в порядке вещей. И старлея, впрочем, беспокоило совсем не это.
  Казалось бы, получить роту в подчинение в двадцать четыре года - это успешное развитие карьеры, это гарантированные капитанские звездочки в неприлично молодом возрасте, это безграничное доверие начальства, которое рано или поздно выльется в головокружительные перспективы, повышения и награды. И это при том, что Васильев, хоть и потомственный офицер, высоких покровителей не имел - его отец, ныне отставной майор, жил вместе с матерью Андрея на загородной даче, имел работу начальника охраны в столичном бизнес-центре и стабильную приличную зарплату вместе с военной пенсией, владел "джентльменским набором среднего класса", т.е. подержанным, но неплохим автомобилем, столичной квартирой и загородным домом в дачном поселке, но большими связями не обладал. Конечно, отец имел знакомых и по мере сил помогал сыну, но "золотым ребенком" Васильев не был. Дорогу к успеху пробивать приходилось самостоятельно, благо, молодость и потенциал давали неплохие на то шансы.
  Но настроение было отвратительным, а последние полгода Андрея словно преследовали неудачи.
  Сначала девушка, которую Андрей считал своей будущей женой, ушла от него. Сначала парень решил, что это последствия их очередной ссоры, которые в их отношениях не были редкостью - уделяя службе много времени, Андрей, к тому же получивший назначение в приграничную часть, крайне редко за последние месяцы выбирался в Петроград, где жила Алина. Но потом, узнав от друзей, служивших в Петрограде, что Алину постоянно видят в столичных клубах с каким-то хмырем, судя по машине и прикиду, типичным богатеньким мажорчиком, Андрей сам решил ничего больше не выяснять. Все и так стало ясно. К тому же, он и сам понимал, что отношения зашли в тупик и такой финал был вполне предсказуем. Жаль только, что в ближайшее время родителей не удастся порадовать внуками.
  Затем пришло письмо от отца, что заболела мать, которой поставили диагноз - рак груди. Отец, правда, успокаивал сына тем, что это не самое страшное, что могло случиться, и что эта хворь решается простенькой хирургической операцией по удалению опухоли. Хотелось бы верить, но все равно было как-то не по себе. Попытка выхлопотать отпуск закончилась отказом командира полка и нагоняем от комбата, недовольного, что Васильев "прыгает через голову".
  В отцовском письме было еще кое-что, заставившее Андрея насторожиться. Батя писал, что его однокашник, ныне подполковник Генерального штаба, поведал ему, что слухи о возможном конфликте с Архангельским княжеством - не пустые слова. Да и без того, на это указывало слишком многое - полк, где служил Андрей, был сформирован меньше года назад, вместе с еще несколькими полками, личный состав был укомплектован по максимуму, как в полноценном боевом подразделении военного времени, насчитывая вместе с гражданским персоналом уже три с половиной тысячи человек. Размещение нескольких усиленных полков на архангельской границе само по себе наводило на разные мысли, тем более, что военный потенциал архангельских войск никак не был сопоставим с потенциалом армии Балтии. Недавний приказ, пришедший из Петрограда, об усилении их полка танковой ротой, батареей тяжелых гаубиц и пятью прикомандированными к полку сотнями наемников корпорации "Арес" тоже невольно подтверждал правдоподобность слухов о предстоящей войне.
  Пугала ли Васильева война? Да не то, чтобы он сильно ее боялся. Он еще не был в реальном бою, поэтому особого страха не испытывал, тем более, судя по рассказам преподавателей-офицеров из военной академии, которую Васильев не так давно окончил, архангельская армия была некоей карикатурой на настоящие вооруженные силы, всего лишь милитаризованным сборищем клоунов. Васильев невольно улыбнулся, вспомнив о том, что у архангельцев до сих пор в войсках есть конные части. Конные автоматчики - вот умора!
  В довершение всех несчастий приказ о присвоении ему звания капитана все никак не приходил уже который месяц, хотя должность командира роты была вполне себе капитанской. Но это дело времени, хотя и все равно неприятно. Ждать и догонять - хуже всего на свете, так не раз говорил ему отец. Андрей был с ним согласен на все сто процентов.
  Что до ночного ЧП, то Васильев пока не решил, стоит ли докладывать о нем. Допросив ночью всех троих мучителей Радована, он понял, что в отделении конфликт, последствия которого приходится разгребать уже второй раз за неделю. Сначала непонятные побои на лице комода, с которого за такие залеты надо бы лычки сорвать уже давно, теперь вот избиение солдата, во главе которого стоит, на секундочку, заместитель избитого старшего сержанта (в том, что сержанта кто-то отметелил, старлей не сомневался). Как следует наорав на солдат и пригрозив сгноить их в нарядах, Васильев узнал, что подстроил избиение не кто иной, как старший сержант Скоробогатов, о выходках которого ему как командиру роты уже не раз докладывали. Уже не раз и не два старлей хотел подать рапорт Вексельману на стол о необходимости разжаловать Скоробогатова, а то и разорвать с ним контракт и отправить на гражданку, но свой замысел в жизнь все же не претворил.
  Отец всегда говорил ему - никогда не докладывай начальству о грехах своих подчиненных. Это говорит о том, что ты никудышный командир и что самостоятельно неспособен справляться с подчиненными. В итоге тебя не будут уважать ни подчиненные, ни начальство - а оно, спрашивается, зачем надобно? Резон в словах отца имелся, к тому же, мысленно поставив себя на место простого солдата, он тоже решил, что командира-ябеду он бы точно не зауважал. Итак, решено - сегодня Скоробогатов получит внеочередной наряд, его виновные подчиненные - по три наряда, а их взводному он сегодня объявит выговор. Ишь, распустил солдат! Тоже мне, офицер, мля. Куда он смотрит вообще?
  Поэтому сержантские лычки пока останутся на плечах Скоробогатова, да и Саломатов тоже пока побудет ефрейтором. В конце концов, в том, что случилось, была и его, Васильева, вина, и отрицать это Андрей не собирался. Но ошибки надо исправлять, и по возможности это следует делать самостоятельно.
  Размышления старшего лейтенанта прервал стук в дверь. Но постучавший пока не сделал попытку открыть дверь, и Васильев крикнул:
  - Кто там? Войдите!
  Дверь приоткрылась, и показалась темно-русая голова рядового, избиение которого на плацу Васильев прекратил сегодняшней ночью.
  - Товарищ старший лейтенант, рядовой Обренович по вашему приказанию прибыл! - по уставу отчеканил Радован.
  - Вольно, рядовой, не тянись, не на параде. Присаживайся.
  Радован придвинул к себе стул и уселся, уставившись на ротного.
  - Рассказывай, Радик, как дошел ты до жизни такой.
  - Вы о вчерашнем, товарищ старший лейтенант?
  - Да не только и не столько об этом. Меня интересует, почему это все произошло.
  - Товарищ старший лейтенант, эти упыри ... простите ... военнослужащие уже всех в отделении достали. Вы думаете, я один такой?
  - Рядовой, я не просто так, для декора, в этом кабинете сижу. Я знаю всех солдат роты в лицо, и знаю, от кого чего можно ожидать. Я не первый день в армии, рядовой, и до того, как получить роту, был курсантом. У нас тоже были залеты, драки и прочие ... так сказать, нарушения устава. Но когда толпой с такой силой метелят своего товарища - тут должна быть веская причина. Это не просто попытка шакалья утвердиться, и не просто игры молодняка, которому некуда выпустить пар. Давай рассказывай, что мне из тебя все клещами тянуть приходится?
  - Даже не знаю, с чего начать, товарищ старший лейтенант ...
  - Слушай, прекрати мне уже сюсюкать. Про тебя совсем другое говорят - ты, мол, дерзкое хамло, посылаешь своего комода в задницу по любому поводу, и даже, как я слышал, это именно ты ему расквасил пятак. И не смей спрашивать, откуда я об этом знаю. Я, между прочим, по должности обязан знать все обо всех. В том числе и о тебе.
  Радован, ошарашенный осведомленностью командира, немного растерялся. Ведь если Васильев знает, что именно он устроил, он бы сейчас с ним разговаривал совсем по-другому. Или, может, он его таким макаром на откровенность выводит и хочет разговорить, чтобы потом примерно наказать и иметь на то все основания. Нет, не то, зачем ему это? Его ж самого начальство не погладит по головке за такие вот художества в роте. Этак и служебное несоответствие легко схлопотать. Со всеми вытекающими.
  - Впрочем, Скоробогатова мне не жаль - он заслуживал и кое-чего похуже, чем разбитая харя, - продолжал старлей, - меня другое заботит. Хотелось бы узнать, когда все это уже прекратится.
  "Странно" - подумал Радован. Васильев обмолвился о разбитой харе Федора, но о сеансе уринотерапии он ничего не сказал. Может быть, ждет признания?
  - Да, - наконец решился Обренович, - это я избил комода Скоробогатова в порядке самозащиты.
  - Понятно. - Васильев, судя по выражению лица, даже и не удивился. - Рядовой, а ты не думал, что это тебе с рук не сойдет в любом случае. Тебе, с одной стороны, светит куча нарядов от взводного, с другой, темная от Скоробогатова и его отморозков. Как ты рассчитывал избежать всего этого. Ну, хрен с ним, со взводным, с ним, кстати, я отдельно побеседую и скажу ему все, что о нем думаю. Но вот сержант - ты не подумал, что он тебе припомнит?
  - Ээээ... Я думал, пронесет, товарищ старший лейтенант.
  - Это в сортире ты будешь так думать, вот там самое место таким мыслям! - резко проговорил Васильев. - На дурака ты вроде не похож, наверняка подстраховался. Правда, хреново у тебя это вышло, но с твоим характером по-другому и не бывает. Врагов у тебя всегда будет много, уж поверь мне, и желающих отметелить тебя будет предостаточно. Ладно, не хочешь говорить, хрен с тобой. Получи пока три наряда по столовой вне очереди, а потом еще три по туалету. Пшел вон, надоел!
  - Товарищ старший лейтенант ... я же после медпункта. Мне дали освобождение от нарядов и строевой ...
  - Свободен, рядовой, в столовой работы непочатый край. Я сам наряд приду принимать, имей в виду!
  "Ага, как же, придет он! Ему от меня все-таки правду хочется узнать. А значит, до конца он всей истории не знает. Может, рискнуть и рассказать? Хуже уже не будет, судя по всему. И что я теряю? Дембель мне досрочно все равно не выпишут. А служить еще больше двух лет. Авось и забудется еще этот залет, и я получу заветные лычки и смогу после дембеля попытаться создать собственную военную компанию."
  - Подождите, товарищ старший лейтенант!
  - Ну что еще?
  - Я ... расскажу.
  - Что ж, вещай. И помни про столовую и туалет, когда начнешь рассказывать.
  - Так точно. Дело в том, что старший сержант Скоробогатов грубо отозвался обо мне, приписав ... эээ ... мне нетрадиционную ориентацию.
  - А еще кому? Я, конечно, в этом не силен, но, насколько мне известно, это парный вид спорта ... прости, Господи, за такое сравнение.
  - Так точно. То есть, никак нет, товарищ старший лейтенант. В смысле, я тоже в этом ... никогда не участвовал, так что не могу знать.
  - Похвально, что не участвовал. Но он же еще кому-то это приплел, не только тебе одному, я прав?
  - Так точно, мне и рядовому Головачеву.
  - А ты что, сразу в драку? Ты меня извини, конечно, но такая несдержанность наводит на мысли разные ... - Васильев недобро прищурился и усмехнулся. Гомосексуализм в Балтийской республике, в отличие от МПР, не приветствовался, и отношение командира роты к педикам было весьма нетолерантным.
  - Товарищ старший лейтенант, да как вы могли подумать! Я к этим ... козлам не имею ни малейшего отношения!
  - Да все, все, уже и пошутить нельзя. Как вы чего отчебучите, так все в порядке вещей, а как командирe пошутить так уже и нельзя, выходит? Ладно, продолжай.
  - Я грубо, признаю, очень грубо, ответил, что старший сержант идиот, а его мама наверняка во время беременности принимала тяжелые наркотики, смешивая кайф с бухлом, оттого и сын у нее таким долбодятлом получился. А это было прилюдно, там почти все наше отделение было, да еще рекруты из других отделений взвода, понимаете?
  - Да понимаю, чего тут непонятного. Субординацию, рядовой, ты не уважаешь совершенно. Хотя, на твоем месте я бы ... Впрочем, неважно, дальше давай. Что Скоробогатов?
  - А ничего, товарищ старший лейтенант. Зашел наш взводный и объявил построение на плацу.
  - Помню, комбат всех построил, было такое. А дальше?
  - А дальше я заступил в наряд, после того, как сдал его, начал готовиться к отбою и решил почистить зубы перед сном.
  - Кому? Себе или Скоробогатову? - ухмыльнулся Васильев.
  - Товарищ старший лейтенант ...
  - Хехе ... настроение ты мне поднял, спасибо. Может быть, если так и дальше пойдет, я скостить тебе наряды захочу. Или не захочу, от тебя зависит. - Васильев и правда как будто развеселился.
  - А потом в умывальник вломился старший сержант, разогнал бойцов и напал на меня. Я воспользовался тем, что у меня в кармане была горсть мелочи, зажал ее в кулаке и ударил старшего сержанта в живот, а затем еще и еще. А потом ... потом, когда он начал мне угрожать, я ..., - Радован невольно опустил глаза, решая, стоит ли говорить, особенно теперь, когда уже поздно что-то утаивать.
  Васильев, вопреки ожиданиям Радована, больше его не подкалывал и никак не комментировал его рассказ. Радован вдруг понял, что командир не ради издевки так себя ведет, а просто пытается отследить его реакцию и таким образом отделить зерна от плевел в его рассказе.
  - Я ... справил малую нужду ... старшему сержанту ... прямо в лицо, товарищ старший лейтенант. Я рассчитывал, что после этого никто и никогда об этом не узнает - не будет же Скоробогатов рассказывать про этот ... инцидент. Ему ж потом ... это ... жить с этим, служить, отделением командовать, все такое ...
  - Что-что ты сделал, рядовой? Ты что, обоссал комода???
  - Да ...
  - По уставу отвечай, когда с офицером разговариваешь! - Васильев изо всех сил хотел казаться строгим, хотя, несмотря на вопиющий случай нарушения субординации, его прямо таки душил смех. - Отвечай, как положено!
  - Так точно, товарищ старший лейтенант!
  - Т-ты, ссыкун недоделанный, чтоб тебя, - и тут старлея словно прорвало, и он залился хохотом. Он голосисто заржал, стуча сжатым кулаком по столу, отчего на пол слетели карандаш, авторучка, а затем еще какая-то настольная книга, кажется, устав, этого Радован, немного смутившись и опустив очи долу, так и не заметил.
  Васильев смеялся, бросая веселые взгляды на Радована, который, не зная как себя вести в такой ситуации, сначала тоже робко посмеивался. Но задорное веселье ротного невольно заразило и его, и спустя несколько мгновений хохотали уже оба. На Радована снова как будто нахлынуло то самое настроение, как тогда в умывальнике, когда они с Васькой обсуждали его неприглядное поведение.
  - Ладно, зассанец, ты и правда заслужил отмену наряда, хотя за такое тебе бы месяц на губе сидеть следовало. И то только потому, что у тебя добрый комроты. Нет, ну каков подлец! - Васильев снова рассмеялся, с трудом заставляя себя принять наконец серьезный вид.
  - Кто еще видел эту ... драку? - спросил Васильев, с трудом овладев собой.
  - Рядовой Головачев.
  - И все?
  - Так точно, больше никто не видел.
  - Ну ладно, будем считать, что это дело замяли! Только смотри, не трепись про это нигде.
  - Так точно, буду нем как могила. Есть три наряда по столовой, товарищ старший лейтенант!
  - Наряд тебе будет назначен условно.
  - Это как, товарищ старший лейтенант?
  - А вот, будешь языком молоть про этот случай, в нарядах тебя сгною. А теперь иди.
  - Разрешите идти?
  - Я же говорю, свободен!
  Дверь за Радованом закрылась, и Васильев, продолжая посмеиваться, принялся поднимать слетевшие со стола канцелярские принадлежности. Нет, ему надо определенно всерьез над собой поработать и стараться быть сдержаннее. Скоро война, пусть она и выглядит легкой прогулкой, но все-таки от него потребуется максимальная концентрация лидерских качеств. А то неудивительно, что у него в роте залет на залете. Хорошо хоть, пока удается замять все своими силами. Но старлей понимал, что всякое везение рано или поздно заканчивается.
  Радован старлею, как ни странно, понравился. Это было странным, потому что ни один командир не одобрил бы такой вопиющей выходки, тем более, в собственном подразделении. Но Васильев обладал примерно тем же недостатком, что и Радован - он тоже терпеть не мог выполнять чужие приказы. И Васильеву вдруг стало ясно, что неуверенное поведение Радована в его кабинете, столь резко контрастировавшее с его обыкновенной наглостью, было не столько заискиванием перед офицером, сколько желанием замаскировать отсутствие уважения к начальству. Хотя и не исключено, что если между Радованом и Васильевым возникнет обоюдное доверие, то его, Васильева, приказы Радован будет выполнить исправно - не столько из уважения к офицеру как к начальнику, сколько из уважения к командиру как к человеку. Да, прав был отец - умение разбираться в людях это великая наука, и Васильев еще только начинал разгрызать ее неподатливый гранит.
  
  Глава 9.
  Приятные и печальные вести.
  
  На следующий день после разговора с ротным радован в составе своего взвода стоял на плацу, где полковник Вексельман построил свой полк, чтобы довести важную политинформацию. Оказывается, к ним в часть прибывает высокое столичное начальство в лице генерал-лейтенанта Максимова, который назначен командующим недавно сформированного Особого Архангельского корпуса.
  Означало это только одно - слухи о предстоящей войне с Архангельским княжеством теперь уже не слухи, а установленный факт. Предстояла большая мясорубка, и настроение молодых парней, из которых, в основном, состоял их полк, было подавленным. Причины предстоящего конфликта, озвученные полковником, как то - угнетение малого народа комяков, ущемление прав граждан Балтии, проживавших на территории Архангельского княжества, а также враждебная к Балтии позиция князя Ивана Третьего, намеренного заключить с Московской парламентской республикой наступательный союз против нашего государства - звучали как непонятная абстракция. Им было ясно, что архангельский князь реальной военной силой не располагал, они были уверены, что балтийцев на территории княжества - раз-два и обчелся, а на братский малый народ комяков ребятам было, по большому счету, глубоко наплевать. Наверняка это очередные одичавшие нелюди, повинные только в том, что в местах, где они обитают, раньше активно добывалась нефть, которая позарез была нужна стремительно развивавшейся балтийской промышленности.
  Полковник продолжал разглагольствовать, что-то длительное время болтал о патриотизме и долге перед Родиной, а затем перешел к любимой части своих выступлений:
  - Обращаюсь к вам ко всем, граждане офицеры, прапорщики и солдаты! Вы должны стать гордостью балтийского оружия, а не его позором! Мне надоело смотреть на неглаженые гимнастерки! До каких пор я буду наблюдать бардак в расположениях рот? Куда ни зайду - то вода в умывальниках, то пыль на подоконниках, то койки не заправлены как надо! Вы генерал-лейтенанту тоже будете этот хаос показывать? Или это вы только меня не уважаете? Не слышу ответа!
  - Никак нет, товарищ полковник! - хором прокричали собравшиеся.
  - Тогда чтоб к обеду порядок был идеальным! Лично проверю!
  "Вот же мудак! Порядок ему важен в расположении! А ничего, что скоро мы покинем территорию дислокации полка и отправимся на запад? Лучше бы оружие проверить велел, а заодно о снабжении позаботился"
  - Все поняли, воины? Тогда разойдись!
  Раздались команды офицеров, и колонна их батальона потянулась к своему жилому корпусу. Предстояло наводить марафет в расположении, и невеселое настроение Радована стало еще более хмурым.
  Впрочем, после обеда, когда Вексельман вдоволь наигрался в свою любимую забаву по организации, как модно было говорить в столице, клининговых работ, пришли и более приятные новости в виде нескольких аппетитных мясных пирогов, которые ребятам предстояло умять за ужином. Оказывается, их ротный, старший лейтенант Андрей Васильев, сегодня получил наконец приказ о присвоении ему очередного воинского звания капитана, в связи с чем решил, так сказать, поделиться радостью с личным составом.
  Обыкновенно, по устоявшейся традиции, при присвоении офицеру очередного звания новые погоны вручал перед строем командир полка. Но в этом случае Вексельман решил торжеств не устраивать, отговорившись. Что ознакомился с приказом только вечером, а объявлять очередное построение сейчас, когда перед визитом столичного генерала дел невпроворот, просто нерационально. На деле же, как было всем известно, Вексельман ротного Васильева не жаловал, да и Васильев, впрочем, был не слишком высокого мнения о своем командире.
  После сытного ужина, надо сказать, сильно разнообразившегося за счет капитанского угощения, хотя кормили в полку и без того весьма неплохо, все же педантизм Вексельмана хоть и небольшие, но свои плюсы все же имел, командир их взвода, лейтенант Сергей Москаленко, собрал бойцов в комнате досуга послушать радио - начиналась трансляция какой-то передача, в которой, со слов Москаленко, обсуждалась информация о будущем противнике.
  - Добрый день, дорогие граждане Балтии! - зазвучал из приемника молодой, немного низкий голос радиоведущего, - Время - двадцать один ноль-ноль, это очередной выпуск блока новостей. С вами я, Захар Соломонов, и сегодня у меня в студии наша очаровательная гостья - моя коллега, журналистка Ксения Агапова, недавно побывавшая в Архангельске. Здравствуйте, Ксения! Расскажите, что вы увидели в столице наших единственных сухопутных соседей.
  - Здравствуйте, Захар, - поприветствовала ведущего журналистка, - недавно князь Иван Третий проводил парад, посвященный дню независимости своего государства.
  - И что вы можете сказать? Насколько вас впечатлила мощь архангельских войск?
  - Я хоть и далека от военной тематики, но даже мне ясно, что судить об обороноспособности вооруженных сил княжества только на основании увиденного на параде было бы глупостью. Да, ровные прямоугольники архангельской пехоты в парадной форме смотрелись красиво, да, после пехоты по площади Ломоносова проехался дивизион танков, кажется, средних, а затем несколько артиллерийских расчетов. Но кавалерийские отряды, эскадронами гарцующие на фоне современной техники, выглядели весьма нелепо.
  - Ксения, в Поморье осталось мало хороших асфальтированных дорог, лошадь в тех краях наиболее эффективный вид транспорта. Кстати, площадь Ломоносова - это бывшая площадь Ленина?
  - Совершенно верно, Захар.
  - Ксения, скажите, какие заявления сделал князь во время своего выступления на параде?
  - Да ничего особенного - поздравил сограждан с годовщиной независимости, говорил о том, что краеугольным камнем своей политики считает укрепление суверенитета княжества и недопущения вмешательства со стороны соседей во внутренние дела своего государства.
  - Кто подразумевался под соседями, я думаю, пояснять не нужно?
  - Я тоже считаю это излишним - Балтия является единственной страной, с которой Архангельское княжество имеет общие границы, поэтому намек князя выглядит абсолютно прозрачным. Кроме того, князь упомянул, что вооруженные силы за прошедшие несколько лет были увеличены почти на семьдесят процентов и в настоящее время составляют порядка ста семидесяти тысяч солдат и офицеров.
  - А вооружение?
  - Князь эту сторону вопроса постарался обойти, промямлив что-то про какие-то значительные перевооружения боевых частей, но конкретики в его словах не было.
  - Ну, может быть, были разведены новые породы коней для кавалерийских частей, - ведущий усмехнулся.
  - Ваша ирония вполне может оказаться правдой. И еще князь объявил о проведении крупномасштабных учений на западной границе.
  - То есть в непосредственной близости от мест дислокации наших сил?
  - Именно, Захар, именно. Но комментировать это я не буду, это уже задача пресс-служб Военного Министерства.
  - Или Посольского Министерства?
  - Да, дипломатов это тоже касается. Но, как я уже сказала, от личных комментариев я воздержусь.
  - Напрасно, Ксения, напрасно, нам всем очень нравятся ваши отличные комментарии, - и ведущий, видимо, довольный своим не слишком удачным каламбуром, довольно усмехнулся. Ксении, скорее всего, из вежливости, тоже немного посмеялась.
  Лейтенант отключил радиоприемник, и это было понятно - больше ценной информации получить из этой передачи вряд ли удалось бы, хотя солдаты недовольно загудели - прервалось какое-никакое, но все-таки развлечение. Москаленко поднял руку.
  - Так, бойцы! Чего бухтим? По плацу желаете прогуляться перед сном пару часиков? Так организую в легкую!
  Угроза была, конечно, наигранной - вряд ли взводному хотелось задерживаться на службе еще на два часа, когда в штабе батальона уже наверняка вовсю идет офицерская пьянка, устроенная обмывающим новые звездочки капитаном Васильевым. Но рекруты замолчали.
  Пора было отправляться на боковую, и лейтенант скомандовал отбой, после чего удалился, чтобы присоединиться к остальным офицерам и поздравить своего командира с давно ожидаемым повышением.
  Между тем, нельзя было сказать, что в штабе батальона царило веселье. Даже несмотря на то, что комбат, подполковник Куликов, уже давно отбыл восвояси, и можно было расслабиться в отсутствие начальства, на лицах офицеров особой радости не наблюдалось. Кислая мина виновника торжества явно давала понять, что настроение свежеиспеченного капитана далеко не праздничное.
  Два сдвинутых стола, один из которых принадлежал комбату, а второй, очевидно, был принесен из соседнего кабинета, были накрыты весьма щедро - копченая рыбка и ветчина, порезанные мелкими ломтиками, банки с домашними солениями, огромные тазики с оливье и жареной молодой картошечкой, густо посыпанной зеленью, подносы с молочным поросенком и копчеными курицами, несколько бутылок водки "Столичная" и коньяка "Курвуазье", две или три из которых уже опустели, а их содержимое перекочевало либо в стоящие возле каждого из гостей граненые стаканы, либо в желудки празднующих. Изобилие!
  Когда Москаленко подошел к своему ротному, Андрей, нервно куривший большими затяжками, посмотрел в его сторону и стряхнул пепел в пустую тарелку, полную окурков. Сергея это немало удивило - насколько он помнил, Васильев был некурящим, да и к выпивке вполне равнодушным. Однако пьяный взгляд молодого капитана говорил, что Васильев выхлестал едва ли не свою годичную норму спиртного.
  - А, Серега, - сказал Андрей, тяжело вздохнув и обдав Москаленко сивушной волной перегара, - проходи, заждались уже тут все тебя. Наливай себе штрафную.
  Лейтенант присел рядом с Андреем, окруженным другими взводными своей роты.
  - Эх, командир, га-а-аварил же я тебе, давай намаринуем мяса, я такой шашлык пожарю, закачаешься! - это лейтенант Арсен Бигларян, командир первого взвода, высокий смуглый подтянутый армянин с короткой стрижкой, говоривший с легким восточным акцентом, любезно налив Сергею в стакан хорошую порцию "Курвуазье", затем разлил остатки содержимого бутылки остальным.
  Чокнулись. Пожелали командиру новых звездочек, чтобы сам в гору шел и друзей не забывал. Выпили. А потом повторили. Сергея, как и Васильев, не слишком большого любителя крепкого, даже немного развезло, и он достал из нагрудного кармана сигарету, пыхнул зажигалкой и расслабленно закурил.
  - Командир, Андрюха, ты чего смурной такой? Твой день же! - проговорил командовавший третьим взводом из роты Васильева младший лейтенант Максим Матвеев, светловолосый парень в расстегнутой на две пуговицы гимнастерке, обнажавшей волосатую грудь и массивную золотую цепочку с тяжелым крестом, видимо, тоже из золота. Из всей компании только он, похоже, сохранял позитивный праздничный настрой.
  - А то ты не знаешь, - буркнул Васильев, доставая из опустевшей наполовину пачки очередную сигарету. - Скоро нас отправят черт знает куда, и черт знает на какой срок! И я сильно сомневаюсь, что мы вернемся обратно.
  - Погоди, Андрей, - несколько удивленным голосом спросил Славка Степанов, лейтенант из четвертого взвода. - Ты же сам раньше говорил, что будет не война, а детская войнушка, только с боевым оружием, а не рогатками, и не более. Ну куда этим архангельцам против нас? Да мы их разделаем под орех за какой-нибудь месяц!
  - Много ты понимаешь! Ты в школе географию проходил? В Архангельске, чтоб ты знал, теплый период составляет меньше пяти месяцев. Если князю удастся выстроить грамотную оборону, придется нам воевать на жутком морозе. Ты готов к этому? А бойцы твои? Здесь же один молодняк! Даже сверхсрочники - и те за плечами не имеют ни малейшего боевого опыта. Да и мы с вами, господа офицеры, пороху толком и не нюхали. А на мне, между прочим, рота, почти двести оболтусов, а не по сорок человек, как у любого из вас.
  За столами повисло молчание, которое нарушил плотный мужчина в капитанском мундире, здоровяк лет сорока с небольшим Анатолий Сергеев, командир второй роты:
  - Андрюх, а ведь ты дело говоришь. Сомневаюсь я, что мы тут много навоюем, да еще с таким идиотом-полканом.
  - А что это ты, Сергеев, про товарища полковника такое говоришь? Что, жаба душит, что ты в свои сорок три все еще капитан, а наш Константин Сергеевич тебя на полтора года моложе, и уже усиленный полк получил под команду? А это все потому, что это ты идиот, а не он! - возмущенно прокричал вертлявый офицерик лет тридцати с майорскими звездами на плечах
  - Кому что, а этому лишь бы зад начальству вылизать! Даже когда отцов-командиров нет на месте, наш Мишка Николаев все равно готов в любой момент под них прогнуться! Подхалимаж так и прет! - презрительно фыркнул Сергеев.
  - Это что за разговорчики! Ты, Сергеев, со старшим по званию говоришь, и по должности - я пока еще начштаба батальона, в котором ты пока еще служишь, - взвился майор, особо выделяя голосом фразу "пока еще служишь" - капитану оставалось служить около двух лет до достижения предельного возраста службы, установленного для офицеров в чине от младшего лейтенанта до подполковника.
  - Правда что, ты б следил за языком, Толя - поддержал Николаева его заместитель, капитан Куницын, - особенно когда говоришь о командире полка.
  - Я говорю об этом гребаном мудаке, которого нам поставили на голову. Вексельсон этот, мать его, шлюху старую, налево, нас точно всем полком в гроб загонит.
  - Во-первых, не Вексельсон, а Вексельман ... - начал Николаев.
  - Да какая, на хер, разница?
  Уж если полковника Вексельмана что-то и раздражало сильнее, чем невыглаженная солдатская гимнастерка или вода под раковинами в умывальнике, так это указания на его еврейское происхождение. Не то, чтобы в Балтии когда-либо случались конфликты на национальной почве, но бытовой антисемитизм присутствовал, особенно в армии. Вексельман небезосновательно считал, что афиширование своих корней может повредить его дальнейшей карьере, а потому любой подчиненный, хоть раз позволивший себе такие намеки, мог забыть о лояльном к себе отношении со стороны полковника. Особенно тот, кто вдобавок оскорбительно высказался о матери командира полка. Всем присутствующим прекрасно было известно об этом.
  - Это для вас, жополизов поганых, он авторитет, а для меня это просто кусок дерьма! Эка невидаль, полковник Вексельштейн! Да я не удивлюсь, что он через пяток лет еще генерала получит. А это, скажу я вам, все равно что весь генералитет набирать по объявлению в газете, хуже уже не будет! - не унимался Анатолий.
  - Заткнись! - Николаев хотел казаться грозным, но от злости и возмущения его тон непроизвольно перешел на визг, что не преминул отметить Сергеев, расхохотавшийся густым басом.
  - Похоже, товарищ майор, у вас яйца отвалились!
  Спустя мгновенье хохотали почти все, исключение составлял только верный николаевский санчо панса Куницын. Даже хмурый Васильев улыбался.
  Обсмеянному майору не оставалось ничего лучшего, как покинуть сие почтенное сборище. Он поднялся со своего места, хотел попрощаться с Васильевым, но посмотрев в глаза продолжавшего улыбаться капитана, которого явно позабавила его перепалка с Сергеевым, резко развернулся и вышел из кабинета. Заместитель последовал за ним.
  - Вот теперь можно спокойно поговорить и от души повеселиться. Андрюх, наливай, выпьем с тобой, - пробасил Сергеев, - давай, дружище, пей и никогда, слышишь, никогда не делай так, как я только что сделал! А то так и останешься капитаном до пенсии.
  - Слушай, а ты не боишься, что эти двое завтра же доложат о твоем поведении полковнику, - спросил Андрей, чокаясь с капитаном, пересевшим поближе к компании офицеров третьей роты.
  - Доложат и доложат, что мне терять? Дальше Архангельска все равно не сошлют, а ротного командира с моим опытом службы полкан сейчас вряд ли найдет. Так что выживать меня ему нет смысла. И потом, ты думаешь, первый раз, что ли все это? И не такое говорил я по пьяному делу. Да и трезвый тоже порой всякое мог сболтнуть.
  - Странно. Не мое дело, конечно, но ты вроде неглупый мужик, да и командир толковый. Ты б и сам мог полком командовать, уж батальоном, как минимум. Зачем ты так вызывающе себя ведешь?
  - Ты сам посуди, зачем мне лишний геморрой? У меня и так почти две сотни сопляков под началом, да и летехи вон, щенки типа тебя, уж не обессудь. На кой мне лишняя ответственность еще за несколько сотен, а то и тысяч молокососов? Молчишь, Андрюха? А это оттого, что молодой ты еще, да горячий, хочешь до генерала дослужиться небось? Мечтай-мечтай, а пока старшего послушай, что я про жизнь нашу грешную думаю. Но бесплатно, Андрюха, ничего тебе не скажу, а вот нальешь мне еще стакан беленькой, тогда в самый раз будет!
  - Жадный ты, Толя! А уж наглы-ы-ый!
  - Есть такое! Зато ты щедрый у нас, так что будь другом, попотчуй старика, авось пригожусь тебе еще.
  Андрей разлил очередную бутылку по стаканам, налив и Сергееву, и себе, и своим лейтенантам, которые тоже, судя по всему, были совсем не прочь узнать, как планирует жить дальше немолодой капитан, тем более, что вот так застрять в звании на всю жизнь мог любой из них.
  Залпом проглотив полтораста граммов "Столичной", капитан Сергеев довольно крякнул, мол, хорошо пошла, закусил солидным куском ветчины, и продолжил.
  - Вы все тут, небось, думаете, что выгонят меня не сегодня-завтра со службы, ну, в лучшем случае, дадут до пенсии доработать, а потом пинком под зад из армии, и буду я списаться в одиночестве, пока не помру? Э-э, нет! Так только дураки свой век доживают. А я чего - сбережения имеются, все ж за двадцать лет службы денежное содержание получал стабильно, так что накопил достаточно, чтобы домик с большим участком купить, да скотинки, да пару-тройку батраков нанять. Вот уйду со службы и заживу как русский барин. Я и жениться еще успею - а чем я не жених, найду себе девку в деревне, такую, знаете, пофигуристее, а не как ваши столичные тощие шалавы, которые, наверное, когда бока чешут, пальцами о ребра боятся порезаться. Просто пенсию выслужить хочется, все ж доход постоянный, а не то, так сам бы в отставку подал давным-давно. Но свое гнездо родовое будущее сперва обустроить надо, чтоб денежку регулярно с него иметь, а пока обживаюсь на новом месте, кушать-то тоже захочется. И заметьте, неплохо кушать! - капитан засмеялся, одной рукой поглаживая слегка вздувшийся от сытной закуски животик, а другой забрасывая в рот очередной ломоть ветчины.
  - А вы, парни, так никогда не сможете! Потому что все, что от государства получаете, тратите тут же. И ладно б на дело стоящее, а то сами ведь не знаете, куда жалованье за месяц делось. Ну, есть же такое?
  Летехи виновато переглянулись - мол, прав дядя, а они дураки дураками.
  - Вон, хоть с командира своего пример берите, - продолжал Сергеев, - он у вас парень правильный, хоть и пацан еще. Андрюха хоть деньги тратит на дело - товарищей своих угощает! Правильно говорю, капитан?
  - Угу, - пробурчал набитым ртом Васильев, последовавший примеру Сергеева и активно налегавший на еду.
  - Причем, жук такой, экономный. Вон, не стал огурчики покупать, а домашние на стол поставил. И еще говорит, что я жлоб!
  - Да иди ты! Таких огурчиков, как мамка делает, у тебя на столе твоем деревенском никогда не будет, Толя, - Васильев шутя сделал вид, будто рассердился, хотя обижаться и не думал. К тому же, мрачные мысли понемногу отступали с каждым глотком холодненькой водочки, которую теперь уже Сергеев, перехвативший обязанности виночерпия, усердно подливал в его стакан.
  - Да не дуйся ты, пошутить уже нельзя. Эх вы, барышни кисейные. Из-за таких, как вы, между прочим, все эти вескельсоны, вексельштейны и прочие вексельманы у нас в начальниках. Терпите их, а они и рады ездить на вас. В МПР уже, говорят, одни евреи в высоких кабинетах заседают. С горцами вперемешку. А русские внизу лямку тянут. Дождетесь, и у нас так же будет. Только себя в первую голову винить надо, а не государство, власть и законы. Какие люди в государстве, такие в государстве и власть, и порядки, и само государство.
  - Да ты философ, Толя, - заметил Андрей. - Евреев, получается, не любишь?
  - Ну, не евреев, а одного конкретного еврея, и не потому, что еврей, а потому что человек говно полное, не к столу будь сказано. Вон, Серега аж поперхнулся, институтка прям, - и капитан похлопал кашляющего Москаленко по спине своей широченной лапищей под дружное ржание остальных офицеров.
  - У нас даже анекдот в тему есть, - вставил Арсен, - мол, как работать, так работайте, работайте, глубокоуважаемый нацмен, а как зарплату получать, так куда руки тянешь, гребаный ара!
  И снова смех.
  - На самом деле, Андрюха, ты далеко не все знаешь, особенно про нашего полкана. Ты думаешь, просто так он, что ли, в военные подался?
  - Просто или не просто, какое это имеет значение? Ты, например, тоже в армии служишь, и я, и мы все. Что ты имеешь в виду?
  - У нас с тобой, как и у большинства сидящих за этим столом, причины банальные. Кто-то, как ты, пошел по отцовским и дедовским стопам. Кому-то, как мне в свое время, особенно деваться было некуда, кроме как в армию - все лучше, чем у станка на заводе стоять или улицы мести. Да ты взгляни на нашу часть - тут все либо офицерские дети, либо люди, которым на гражданке ловить особенно нечего. Есть, правда, мажоры-идеалисты, которым хочется романтики на свою нежную задницу, но такие надолго не задерживаются и быстро пишут рапорты еще на младших курсах военной академии.
  - А полковник, выходит, какой-то особенный?
  - Еще бы! Этот придурок был четвертым ребенком в семье одного еврейского управленца, сделавшего карьеру на каком-то крупном пищевом предприятии, как там это словечко модное называется, когда в одну структуру входит куча фирм, которые производят или торгуют самой разной всячиной, от макарон и консервов до тортов и пирожных?
  - Не помню. Холдинг, вроде.
  - Точно. А то у меня такие вот словечки в голове как-то не держатся ...
  - Но я не слышал, чтобы у кого-то из магнатов, которые рулят продовольственным рынком, была фамилия Вексельман. И потом, причем тут армия и эти твои консервы с пирожными?
  - Думай, капитан, мозгами пораскинь. Ладно, не мучайся, а я пока продолжу. Так вот, папаша был ушлым и вертким малым, да, пожалуй, и по сей день таким остается. Он со временем дорос до директорского постав в одной из фирмочек, которые поставляют продукцию этого ... как его ... холдинга по торговым точкам. Хозяева платили ему неплохо, на хлеб-масло-икорку вполне хватало, даже при четырех сыновьях. Но дядя хотел большего. А когда его детки подросли, он отдал одного учиться банковскому делу, второго пристроил в какой-то большой столичный гастроном, причем куда-то по линии закупок, третьего - еще-куда-то. А наш Костик, как в русской сказке, был и вовсе дурак дураком и ничему не хотел учиться, да и не мог, пожалуй, раз мозгов кот наплакал.
  - Никак ты не угомонишься сегодня, я погляжу.
  - Правду говорить легко и приятно, а Костенька наш именно такой, как я его описываю, да что я говорю, сам все видишь. Ну да продолжим. Когда отец убедился, что из сына не получится ни банкир, ни чиновник, ни торговец, он решил отдать его ... в военную академию. Казалось бы, где здесь гешефт? Но все просто, будущий полковник Вексельман свою природную тупость компенсировал упорством, был старателен и аккуратен, поэтому преподавателям и начальникам своим нравился, а его батя, умеющий легко находить с людьми общий язык, добился того, что в воинские части поставлялась пищевая продукция, которую продавала руководимая им фирма. Думаю, ты уже и сам догадался, что Вексельман-старший имел с казенных денег немалый процент отката?
  - Во дела!
  - А теперь представь, как они с отцом развернулись здесь, где сынуля полкан, а народу в части уже больше трех тысяч, и это не считая прикомандированных танкистов и артиллеристов, да и наемники, когда начнется заварушка с Архангельском, кормиться будут тоже, скорее всего, за счет военного бюджета.
  - Оборотистые ребята, однако ж ... Погоди, а разве наемников тоже Военное министерство содержит?
  - Хозяева "частников" от казны деньги получают, а из них уже выделяют суммы на питание. Так что хоть бюджетные, хоть частные деньги, это не так уж и важно - они все равно идут через Вексельмана как командира полка. Но раздражает не только это. Ты еще не смекнул, откуда у нашего кретина-полковника такая раздражающая повернутость на внешнем лоске, чистоте и порядке? Да все оттого, что он понятия не имеет, как командовать боевым подразделением, даже в мирной обстановке. Отсюда и бесконечные занятия по строевой, и наряды вне очереди за неглаженую форму. Он всерьез считает, что подобные меры повышают боеспособность подразделения. Я с ужасом думаю, что нас ждет в ближайшие дни.
  - Так ты тоже в курсе, что полк выступит уже через десять суток?
  - Конечно, об этом в части уже каждый таракан знает. Хотя нет, вряд ли - единственная существенная заслуга нашего командира это то, что насекомые пока не завелись.
  - Правду говорят, нет худа без добра, - усмехнулся Васильев.
  - Кстати, Андрюха, душновато здесь. Не желаешь выйти, заодно покурим на свежем воздухе, а?
  - Пойдем, - равнодушно произнес, поднимаясь, новоиспеченный капитан, выкуривший табака за этот вечер едва ли не больше, чем за всю предыдущую жизнь.
  Вышли. Как ни странно, за ними никто не увязался, хотя свежего воздуха в помещении действительно не хватало. Теплая летняя ночь была удушливо тихой, и листья кустов, обрамлявших плац, висели не шелохнувшись.
  - Я тебе вот что сказать хотел, - начал Сергеев. - тут позавчера я допросил нашего батальонного прапорщика. Любопытные вещи он мне рассказал!
  - Анекдоты, что ли?
  - Стал бы я тебя ради одних анекдотов на разговор выдергивать! В общем, с месяц назад наш Вексельман хорошо подзаработал денег с очередного отката. Ты, кстати, в курсе, что наш комбат тоже свою долю ото всех эти дел имеет?
  - Петрович-то тут каким боком? И зачем Вексельману с ним делиться?
  - А ты как думаешь? Без помощников аферы сложно проворачивать. Как они спелись, я и сам не в курсе, да только знаю, что наш полкан с ним часто в баньку ходит париться, да и выпивают они вместе частенько. А ведь в собутыльниках, кроме комбата, никто из офицеров полка больше не числится.
  - Ладно, это только твои предположения.
  - Андрюха, домыслы домыслами, но я ж сказал, что припер к стенке прапорщика. Он возвращался на грузовике один, откуда ездил и зачем, непонятно. Да так торопился к Петровичу на доклад, что забыл, когда вылез из машины, отдать мне честь. Тут-то я и решил его разговорить, и узнал немало интересного. Оказалось, наши командиры решили вложить денежку в драгметаллы. Прикупили они ни много, ни мало, сто сорок килограммов серебра высокой пробы, и еще несколько кило золота и каких-то камушков.
  - Допустим, это правда. А зачем ты мне все это рассказываешь?
  - Ты как маленький прям! Я, конечно, могу в своей роте найти нескольких дуболомов покрепче, и даже нанять в ближайшем городке грузовик для перевозки всего этого богатства. Но есть же проблема со сбытом. И как я, по-твоему, решу эту проблему самостоятельно?
  - Я, знаешь ли, тут мало чем тебе помочь смогу. Знаешь ли, я довольно хреновый коммерс.
  - Что хреновый - это, может, и так. Да только отец у тебя вроде сейчас в начальниках службы безопасности ходит в огромном магазине. А я не раз и не два в столице бывал, и видел, что там торгуют абсолютно всем - и жратвой, и шмотками, и радиотехникой какой-то навороченной. И даже ювелиркой.
  - Ты хочешь, чтобы я с отцом поговорил, куда можно пристроить большую партию?
  - А тебе трудно? Так и быть, я не жадный, выручку пилим пополам. До начала кампании у нас еще больше недели. Все можно успеть, зато по возвращении вернемся королями!
  - Если вернемся. Так ты не договорил, где начальство хранит ценности.
  - А ты вроде соглашаться не торопишься.
  - Я не против, денег много, как известно, не бывает. С отцом поговорю. Тут другое, он у меня мужик с принципами, замучает вопросами, откуда у меня столько добра резко образовалось.
  - А на кой тебе надо говорить, что это твои вещички? Сошлись на меня, в конце концов. А за свою долю не переживай - все честно будет. Так что пусть полкан с комбатом переживают, у них-то повод будет.
  - Ага, еще какой! Но учти, скорее всего, товар у нас будут брать мелкими партиями и по дешевке. Хотя ... если по дешевке, то можно будет оптом все всучить. Мы ж ни единой копейкой в этот товар не вложились, а потому хоть как внакладе не останемся.
  - Дело говоришь, я тоже понимаю - не в том мы положении сейчас, чтобы жадничать и торговаться. Нам бы живые деньги получить, пусть и придется неслабую скидку этим барышникам сделать. Зато как мы Вексельману насоли-им! Я уже так и представляю его перекошенную рожу! - и Сергеев злорадно засмеялся, а Васильев последовал его примеру.
  - Только нам рабочие руки еще понадобятся. Предлагаю нам взять пару-тройку солдат потолковее, которым за небольшие деньги предложим поучаствовать в этой авантюре. Но нужны не только руки, но и головы, - проговорил Васильев. - Ребята понимать должны, что молчание золото. Как в прямом, так и в переносном смысле. У меня есть пара бойцов в роте, которым я мог бы доверить участие в этом небольшом турпоходе. Так где, ты говоришь, отцы-командиры схрон устроили?
  - Прапор сказал, в десяти километрах от нашего военного городка раньше был небольшой поселок. До Катаклизма там проживало тысяч, наверное, двадцать жителей. Но сейчас там одна разруха, и целых домов почти не осталось. И в подвале одного из домов на окраине поселка схрон и оборудовали. Найти домишко будет несложно - он единственный более-менее сохранившийся, да и оградка покосившаяся имеется, так что ориентиров достаточно. А насчет молодцов твоих ... Что ж, я тогда своих орлов трогать не буду, вчетвером управимся.
  - Думаю, за успех не мешает выпить, - резонно заметил Васильев, а потом не менее резонно добавил, - а затем пора расходиться. Хорошо посидели, но пора и честь знать. Службу пока еще никто не отменял, а мне, в отличие от тебя, ее еще долго нести. Предлагаю уже закругляться.
  - Сегодня ваш день, товарищ капитан Васильев, вам и решать, - и Сергеев хлопнул по-приятельски Андрея по плечу, - пойдем, и правда, на посошок накатим. Да и с народом попрощаться надо, а заодно намекнуть, что служба касается не только нас с тобой.
  
  Глава 10.
  Первые шаги наверх.
  
  Радован прокручивал в голове, где еще за последние дни он успел набедокурить. Удивительного в этом было мало - как правило, вызов без объяснения причин в кабинет ротного не сулил бойцу ничего хорошего. Уже второй раз за несколько дней Васильев выдергивал его к себе, причем оба раза минуя взводного командира.
  Стараясь держаться как можно увереннее, Радован постучал в дверь и лихо начал:
  - Товарищ капитан, разрешите вас поздравить с присвоением очередного высокого звания!
  - Да ну тебя, - проговорил Васильев, слегка поморщившись - вчерашние посиделки с выпивкой не прошли даром, и капитан смотрел на Радована покрасневшими усталыми глазами, потирая виски, словно пронзенные мелкими иголками покалывающей боли. - Тоже мне, высокое звание! Как ты думаешь, зачем я тебя вызвал, рядовой?
  Вариантов ответа было много, но Радовану на ум не приходило ничего.
  - Узнать я хочу, кто чем после отбоя занимается. Вот ты, например?
  - Так это ... сплю, товарищ капитан!
  - Серьезно? С твоим-то графиком - набить морду комоду, огрести звездюлей от сослуживцев - еще и на сон свободное время есть?
  - Товарищ капитан! - укоризненно проговорил Радован. - это был единичный случай!
  - И то хорошо. А я уж, было, подумал, у тебя это вошло в привычку. Ну что ж, ступай, я тебя больше не задерживаю. Я-то думал, ты ночью денежек подзаработать хочешь, а ты соня такой. Ладно, хрен с тобой, раз у тебя тысяча балтов лишняя ...
  - Товарищ капитан, разрешите вопрос. Я просто не совсем понимаю, что вы имеете в виду.
  - Мы с капитаном Сергеевым сегодня хотим провести небольшие погрузочные работы. Нужны руки, потому что дел будет невпроворот. Оплата, как я уже сказал, сдельная и своевременная. Но тебе ж здоровый сон важнее, как ты говоришь.
  - Товарищ капитан, я готов! Тем более, за тысячу балтов!
  И немудрено. Денежное содержание рядового рекрута составляло двадцать балтов в месяц, помимо, разумеется, бесплатного питания, летнего и зимнего обмундирования и "комфортабельного" проживания в казарме. Нехитрый арифметический подсчет указывал, что за все три года службы заработать тысячу балтов рядовому бойцу не удалось бы. Разве что дослужившись до старшины.
  - Я так и думал. Значит, после отбоя ты все-таки занимаешься неизвестно чем. - тут Васильев сердито прищурился, но тут же выражение его лица сменилось улыбкой. - Ладно, шучу. Есть на примете кто-нибудь надежный. И чтобы рукастый, выносливый и не болтливый.
  - Товарищ капитан, хотел бы порекомендовать Васю Головачева. Он, конечно, не самый накачанный в нашем взводе, но надежен как стена, и болтать не будет. Парень толковый, зуб вам даю.
  - Головачев так Головачев, уговорил. Спустя ровно пятнадцать минут после отбоя жду вас обоих на контрольно-пропускном пункте. Лейтенанта Москаленко я уже предупредил, он в курсе. Да-да, лыбу не дави - я прекрасно знал, что ты упираться не станешь. Свободен до вечера!
  Ротный не шутил и не обманывал, это стало ясно, когда взводный заменил в наряде Головачева, который должен был ночью заступать дневальным, а вечером выписал Радовану и Ваське увольнительные на сутки, объявив перед строем их взвода устную благодарность обоим за образцовое несение обязанностей. Поскольку особых заслуг за бойцами замечено не было, а у него, рядового Обреновича, так и вовсе был залет на залете, Радован понял, что истинной причиной такой милости со стороны Москаленко послужило личное ходатайство капитана Васильева. А после ужина лейтенант объявил, что за контрольно-пропускным пунктом их двоих ожидает командир роты, который хочет с ними о чем-то переговорить. В подробности Москаленко вдаваться не стал, но ребятам уже и так все было ясно.
  За контрольно-пропускным пунктом парни увидели средних размером грузовичок с брезентовым верхом. Из приоткрытой кабины высунулась голова Васильева, скомандовавшего:
  - Бойцы, быстро прыгайте в кузов!
  Радован и Васька повиновались, и машина неспешно тронулась по ухабистой проселочной грунтовке. Поскольку Васильев был не на водительском сидении, грузовиком управлял кто-то еще. Значит, их четверо. Но вопросы потом, а пока им оставалось только продолжать движение и ждать новых указаний от командира.
  Ехали, впрочем, совсем недолго, не больше четверти часа, когда внезапно грузовик свернул на обочину и остановился. Учитывая, что неизвестный им шофер вел транспорт довольно осторожно, они не слишком удалились от военного городка.
  - На выход!
  Цепляясь за борта, парни спрыгнули на примятую колесами траву. Острый взгляд Радована тут же приметил колею со следами крупногабаритных шин. Видимо, хотя вокруг и несусветная глушь, по этим местам недавно прокатился еще кто-то.
  Радован отряхнулся, с наслаждением выпрямился, и, разминая ноги после короткой, но неприятной поездки, неторопливо огляделся. В полусотне от них находился заброшенный поселок, темными провалами окон полуразвалившихся домов смотревший на их немногочисленную компанию. Васильев вылез тоже из кабины и решительным шагом направился в сторону поселка, спустя пару мгновений перемахнул через покосившуюся невысокую ограду одного из домиков и исчез в проеме кирпичной стены.
  - Слушай, за каким собачьим хреном нас сюда привезли?
  Это Васька. Радован было обернулся в его сторону, намереваясь ответить, что сам мало что понимает, но его опередил знакомый густой бас:
  - Сейчас все сообразишь, боец! Оба ко мне!
  Обладателем зычного голоса оказался здоровенный, казавшийся неуклюжим медведем офицер с четырьмя звездочками на погонах, лицо которого показалось Радовану знакомым. Ну точно, капитан Сергеев, вторая рота первого батальона. Из их родимого шестнадцатого отдельного стрелкового полка.
  Капитана Сергеева солдаты уважали и почти любили, и было за что. Понапрасну рекрутов капитан не наказывал, стукачей не поощрял, высокомерием и заносчивостью не отличался, а самое главное, как всем было известно, он был едва ли не ножах с полковником Вексельманом, что тоже добавляло ему очков в глазах солдатского коллектива и делало его весьма популярной в полку личностью.
  - Значит, так, парни! Видите вон тот дом? - капитан указал пальцем в сторону покосившейся оградки, через которую только что перескочил Васильев. - Там есть кое-что важное. И вдобавок весьма тяжеловесное. И было бы очень неплохо, чтобы все мало-мальски ценное в ближайший час перекочевало в наш грузовичок. Как поняли, бойцы?
  - Товарищ капитан ...
  - Если ты насчет оплаты беспокоишься, то не боис-сь! Наше с капитаном Васильевым слово тверже кремня!
  - Вот ваш задаток, хлопцы, - подошел к ним Васильев. В руке Андрея был зажат небольшой электрический фонарик, в другой руке офицер держал пачку смятых стобалтовых купюр. - Здесь половина, по полтысячи на брата, остальное - после работы. А сейчас пора за дело. - сказал Андрей, протягивая фонарик Радовану.
  - Я уже спускался в подвал, там темно, хоть глаз выколи, - продолжал офицер, - поэтому без освещения там делать нечего, ненароком шею недолго сломать, тем более, что ступеньки местами выбиты. Мы с капитаном, конечно, сами могли бы все провернуть, но как говорится, молодым у нас дорога! Вперед, хлопцы! Вопросы есть?
  - Что там, внизу? - недоуменно пробормотал Васька.
  - Внизу там подвал, если ты еще не догадался. Там немного сыро, но после хорошего ливня по-другому и быть не могло. Когда я туда спустился, увидел хренову тучу металлических ящиков. Открывать не стал, да и нечем было. Поэтому приказ мой будет такой - вскрывать содержимое будем снаружи, сейчас главное на белый свет все это добро вытащить. Начинайте!
  Парням ничего не оставалось, как подчиниться. Радован взял деньги у Васильева, пересчитал, протянул половину Головачеву и двинулся в неизвестность. Васька осторожно последовал за ним.
  Ступеньки, о которых говорил командир, оказались не просто выбиты - они вообще практически отсутствовали, и лишь ржавые изогнутые куски остатков арматуры напоминали о том, что когда-то здесь была нормальная лестница. Радован сбавил темп, неторопливо освещая перед собой спуск в подвал, бросил через плечо товарищу, чтобы тот был осторожнее. И не зря, поскольку Васька обо что-то споткнулся, налетел ему на спину, и наверняка оба упали бы в зияющую чернотой пустоту, если бы Радован не сумел удержать равновесие.
  Наконец ребята спустились, пытаясь привыкнуть к темноте и жалея, что на двоих у них всего один-единственный фонарик, с трудом разгонявший царивший в помещении сумрак. Оказалось, что спускались они совсем неглубоко, не более чем на метр. Немного освоившись, Радован различил металлические ящики с тяжелыми навесными замками.
  - Что, мужики, не испугались? - Это Сергеев появился за спинами бойцов, а следом за ним в подвал спрыгнул и их ротный. - Теперь надо подумать, как поднять весь этот хлам наверх.
  - А чего тут думать? Руками берем и поднимаем. - спокойно ответил ему Андрей, как будто речь шла о чем-то обыденно-несложном. - Как говорится, глаза боятся, а руки делают!
  И понеслось ... Тяжело пыхтя, все четверо, разбившись по двое - Радован с Васильевым, а напарником худосочного Головачева стал здоровяк Сергеев, вытаскивали наружу тяжеленные ящики, спотыкаясь в темноте и набивая себе синяки. Работали они не меньше полутора часов, прежде чем последний груз был брошен на покрытую грязной примятой травой площадке перед разваливающимся домом.
  Радован разминал затекшие руки, Васька, зевая, без сил рухнул рядом с ящиками. Васильев достал флягу из кармана, полил немного на покрытые липкой пылью ладони, сполоснул вспотевшее лицо. Сергеев же, ничуть не показывая усталости, трусцой побежал к грузовику, лих запрыгнул в кузов и извлек из-под толщи брезента несколько ломиков. Вооружившись одним из них, капитан вернулся к беспорядочно раскиданным по траве ящикам и принялся по очереди сбивать замки, поддевая каждый из них ломиком и с нажимом надавливая на импровизированный рычаг. Капитан приглушенно ругался - работа, видимо, оказалась более трудоемкой и требовала больше усилий, чем он предполагал.
  - Так и будете ворон считать? - проворчал офицер. - Андрюх, ну имей хоть ты совесть, подсоби! На этих-то слабонов надежды мало, - кивнул он в сторону юношей, - ты-то хоть не спи.
  Васильев спорить не стал, молча признавая правоту своего коллеги, и поплелся за вторым ломом. Спустя полминуты вернулся, сжимая в руках три арматурины.
  - Ну что, отдохнули, парни? Не слышу! Ясно, привал окончен! К работе приступи-ить!
  Сообща работа спорилась быстрее, и вскоре последние дужки неподатливых замков были сорваны, и нетерпеливый Васька откинул одну из крышек, любопытствуя, ради чего они уже столько времени и сил затратили на этот общественно-полезный труд.
  "Где-то я уже видел что-то подобное. Надеюсь, будет не так грустно, как в прошлый раз!"
  Хабар был получен немалый - даже умный Васька с ходу не смог подсчитать, сколько может стоить такое количество драгметаллов. По самым примерным прикидкам, грамм серебра даже самой низкой пробы шел на рынке от тридцати балтов и выше, а полтора центнера, таким образом, могли стоить не менее четырех с половиной миллионов! Пара десятков аккуратных двухсотграммовых золотых слитков с выгравированной пробой "999", причем каждый из слитков тянул как минимум на шесть тысяч балтов, а заодно некоторое количество ювелирных украшений с легкостью округляло цену добычи до пяти миллионов.
  Происхождение хабара ребятам, в отличие от офицеров, было неизвестно. Радован было попробовал выяснить, кто на самом деле счастливый обладатель сего капитала, на что Васильев пробурчал, что лучше бы ему этого не знать, ибо так и сон крепче, и жизнь проще, и шанс на долголетие повыше. Намек был понятен, к тому же, Андрей свое обещание выполнил, и каждый из ребят стал богаче еще на пять сотен балтов.
  - Кстати! Если желаете, могу помочь открыть банковские вклады. Я собираюсь на пару дней в Петроград, заодно мог бы уладить и эту небольшую проблему. - предложил Васильев.
  Радован еще перед уходом в армию успел сделать долгосрочный вклад в "БалтПромБанке", где у него хранилось ни много, ни мало девять с половиной тысяч балтов - потраченные на жилье в столице деньги из лесного схрона с лихвой компенсировались средствами, лежавшими на банковской карте покойного Михаила, благо, нужный PIN-код у Радована имелся. Поэтому серб молча достал из кармана реквизиты своего счета и протянул их капитану, объяснив, куда следует перечислить полученный гонорар.
  Васька, как выходец из более обеспеченной и благополучной семьи, тоже имел кое-какие сбережения, поэтому собственный банковский счет у него тоже был. Так что предложение капитана Васильева было хоть и несколько запоздавшим, но пришлось как нельзя кстати - оба парня прекрасно понимали, что хранить такую сумму наличными в расположении своей роты небезопасно.
  - Я думаю, не стоит напоминать, что все, что вы здесь увидели, стоит забыть. - резко произнес подошедший к ним Сергеев. - И вот еще что! Мы с капитаном посовещались, и решили, что тысяча балтов для двух щенков - деньги хоть и немалые, но жадность вам по ночам спать спокойно не даст. Поэтому, так и быть, после того, как мы реализуем все это, - капитан окинул рукой хаотично раскиданные по траве ящики, - мы выделим каждому из вас по пять процентов от выручки. Остальное, нравится вам это или нет, наше.
  Радован, имевший опыт ведения подобных дел и прекрасно помнивший, чем могла бы закончиться эта сделка, даже сперва опешил от такой неожиданной щедрости. Конечно, по сравнению с подонком Михаилом офицеры выглядели порядочными людьми, хоть и не стеснявшимися присвоить чужое добро. К тому же, Васильев являлся непосредственным командиром Радована и Васьки, и внезапное исчезновение двух бойцов, которым сам же Васильев выхлопотал у своего лейтенанта увольнительные, немедленно бросило бы на него подозрение в причастности к пропаже обоих бойцов. Не говоря уже о том, что ответственность офицера за жизнь и смерть подчиненных еще никто не отменял.
  Поэтому Радован рассудил, что поделились капитаны с ними, во-первых, чтобы покрепче привязать их к себе как соучастников и обеспечить их молчание, во-вторых, потому что убивать обоих юношей было для них слишком рискованно, да и противоречило принципам этих, в общем-то, достойных офицеров. Ну, и в-третьих, Радован предполагал, что потребность в их услугах могла возникнуть и в будущем. Ничего против такого сотрудничества Радован, естественно, не имел.
  - Благодарим, товарищи командиры! - за обоих отрапортовал Радован повеселевшим голосом.
  - Смотри у меня! И ты, Головачев, тоже не будь дураком. Мы вам доверяем, но требуем, чтобы в первую очередь вы действовали в наших с Сергеевым интересах, - предостерег ребят Васильев. - А мы позаботимся о ваших. Мне преданные люди нужны, и своих я не забываю и не бросаю. - добавил он уверенным, слегка самодовольным тоном.
  Как выяснилось впоследствии, это было не пустыми словами.
  - Ну что, отдохнули? Пора грузить товар в машину!
  Радован и Васька, устало вздыхая, принялись засучивать рукава ...
  
  Глава 11
  Последние мирные дни.
  
  - Скажи, Радик, на что ты намерен потратить свою долю? - Любопытный Головачев уже не в первый раз спрашивал Радована об этом.
  - Не думал пока. Может быть, в казино пару раз схожу. - отшутился серб.
  Что ответить, парень толком не знал. Нет, он четко представлял себе, чего хочет от жизни и к чему в этой самой жизни стремится. Но понимал, что полученной четверти миллиона - а именно столько по их прикидкам составляла доля каждого из них, для создания военной корпорации этого не то, что ничтожно мало, это лишь капля в море предстоящих расходов.
  Конечно, Радован не забывал, что еще несколько схронов, указанных в бумагах убитого им Михаила, остались неисследованными. Поэтому Радован решил, что его первостепенной задачей является завоевание расположения капитана Васильева - недаром же он перед самой отправкой их полка на границу с Архангельским княжеством взял трехдневный отпуск. Наверняка капитан имел какие-то связи, позволявшие ему продать добычу из заброшенного поселка. В принципе, контакт с ним уже был установлен, и хотя открывать ногой дверь его кабинета Радован бы не рискнул, но зайти для разговора было очень даже можно. По крайней мере, попытаться стоило.
  Осложняли ситуацию сущие мелочи - Радован отслужил всего лишь два месяца, и впереди был почти трехлетний период службы. Вдобавок предстояла военная кампания, которая в его понимании не выглядела легким блицкригом, и было бы неплохо в ней уцелеть.
  Но Васильев еще не вернулся, так что поговорить с ним не было ни малейшей возможности. Да и перед разговором не лишним было бы попытаться выяснить, каким образом молодой новоиспеченный армейский капитан обзавелся полезными связями в торговых кругах.
  Навести справки о Васильеве Радован мог либо у капитана Сергеева, либо у кого-то из старослужащих. Но Сергеев отпадал сразу - офицер бы сразу насторожился, зачем это боец задает вопросы, ответов на которые ему знать вроде как и незачем. А если есть причина, то капитан бы наверняка заставил Радована рассказать истинную причину своей заинтересованности. Рассказывать правду парень, разумеется, не хотел, а что соврать, пока не мог придумать.
  Вариант со старослужащими тоже имел массу недостатков - Радован был зеленым рекрутом, потенциальной жертвой и дичью для тех, кто отслужил в полку от года и более. А поскольку прогибов под "старичков" серб не допускал, то отношения с ними у него были напряженные. А ходившая среди бойцов молва о его кровавой разборке со старшим сержантом, с одной стороны, вызывала невольное уважение, но за Радованом закрепилась слава отморозка и беспредельщика, не знающего своего места в рекрутской иерархии.
  Авторитетом он обладал только среди забитого старшими товарищами молодняка, так же, как и он, недавно надевших солдатскую форму, а потому ничего не смысливших в местных раскладах. Во всяком случае, его попытки поговорить о своем ротном ничего, кроме пустых и малоправдоподобных сплетен, ничего Радовану не дали. Хотя ... учитывая, в каких делах участвовал Васильев в кампании самого Радована, удивляться чему-то уже не стоило.
  Так или иначе, оставалось только ждать. И нельзя было сказать, что в военном городке было скучно. Полковник Вексельман, получив ценные указания от будущего комкора, решил последнюю неделю до выдвижения к архангельской границе посвятить тому, чем личный состав полка должен был заняться с самого начала.
  Поэтому к каждому взводу был прикреплен инструктор-прапорщик, ежедневно по четыре часа вдалбливавший в солдатские головы, как нужно собирать, разбирать и чистить штатный автомат АКМ, с первого же занятия сразу перейдя к практике - лимит времени заставлял ускорять учебную программу. Впрочем, опытные прапорщики, самый молодой из которых имел минимум два десятилетия выслуги, объясняли довольно доходчиво, и бойцы, в том числе и Радован с Васькой, на второй день уже вполне сносно могли разобрать, почистить и собрать заново свое будущее боевое оружие.
  Гораздо хуже было со стрельбой - боеприпасов для практики было выдано преступно мало, хотя мало кто мог объяснить такой дефицит патронов, тем более, что учебные стрельбы в полку проводились довольно редко, гораздо реже, чем было предусмотрено военными регламентами. Но заместитель командира полка по боевой подготовке никому из рядовых бойцов подотчетен не был, а потому приходилось молча довольствоваться тем, что есть, и надеяться, что после начала кампании снабжение будет увеличено.
  Как бы там ни было, прапорщики сделали, что могли, но слаженность действий бойцов оставляла желать лучшего, а исправлять ситуацию было уже некогда. Дороживший погонами как зеницей ока, Вексельман никогда не стал бы рапортовать в штаб новообразованного корпуса о низкой боеготовности полка. Офицеры тихо матерились, проклиная своего полковника, но сделать ничего не могли. Добавляло уныния и то, что князь Иван Третий распорядился о проведении масштабных учений недалеко от западной границы, что означало, что внезапное нападение вряд ли получится, раз в район предполагаемого театра военных действий стянуты значительные силы.
  Между тем, на бумаге вооруженная группировка балтийцев представляла внушительную силу. Шестнадцатый отдельный стрелковый полк вошел в состав только что укомплектованной Шестой стрелковой двухполковой бригады под командой полковника Шелепова, усиленной к тому же двумя танковыми ротами и артиллерийским дивизионом. Кроме того, Шелепову также подчинялся сводный отряд из восьмисот наемников нескольких военных компаний, причем невооруженным глазом было заметно, что "частники" были наиболее крепкими профессионалами среди личного состава бригады.
  Всего в первой волне вторжения планировалось задействовать четыре бригады примерно такой же численности, что и шестая бригада, общей численностью порядка тридцати двух тысяч человек при ста двадцати танках и семидесяти двух гаубицах. Затем в Архангельское княжество планировалось перебросить еще несколько полков и наемных отрядов для несения гарнизонной службы и полицейских функций на оккупированных территориях. Которые, впрочем, еще только предстояло оккупировать.
  Радован, Василий и остальные рекруты тем времени продолжали проходить свой запоздалый курс молодого бойца, а заодно нагружаться идеологической пропагандой, на которую полковник Вексельман, похоже, решил сделать основной упор. Поэтому бойцам во время утренних пробежек было приказано горланить патриотические песни, от чего парни выматывались еще больше, срывая голоса и сбивая дыхание.
  Во время теоретических занятий, помимо общих сведений об устройстве оружия, тактике боя, азах медицинской первой помощи, рекрутов накачивали политической информацией, которая почему-то казалась полковнику неимоверно важной. Стандартный треп о великой миссии балтийцев, помощи братскому народу комяков и свержение тирании князя Ивана Третьего, который, если верить неуверенным голосам инструкторов-прапорщиков, уже построил в своем государстве по два концентрационных лагеря на душу населения. Да и сами импровизированные лекторы, похоже, не особенно верили в то, что рассказывают. Между тем, как объяснил солдатам пожилой прапорщик, политический расклад в княжестве был приблизительно сдедующий.
  Итак, Архангельское княжество. Конституционная монархия, глава государства - князь, власть которого передается по наследству. Как гласит официальная версия, первым князем Архангельска стал крупный промышленник Сергей Филиппов, который и основал нынешнюю династию и приходился прадедом Ивану Третьему.
  Князья традиционно стремятся укрепить свое положение и сконцентрировать максимум полномочий в своих руках. Имеется аналог парламента, названный по старорусской традиции Земским Собором, состоящий из ста пятидесяти делегатов. Формально это законодательный орган, но при нынешнем князе Иване Третьем созывается Собор крайне редко, а монаршие указы, как правило, издаются без одобрения делегатов Собора. Подобно Президенту Балтийской республики, высшая судебная власть в княжестве также принадлежит главе государства.
  В стране представлены четыре политические партии, по сути, группировки малозначительных политиков, спонсируемых либо правительством князя, либо представителями крупного и среднего бизнеса, как лояльными, так и оппозиционными к престолу.
  Первые - "Демократы Архангельска". По идеологии типичные либерасты, выступающие за ограничение полномочий князя до уровня "монарх царствует, но не правит", расширение прав Собора и увеличение количества делегатов (ну да, заседать в парламенте и ничего толком не делать, обладая при этом кучей ништяков при минимуме обязанностей - это ж круто!), а также сокращение армии и силовых структур, в которых им видится опора княжеского режима.
  В экономике борются за свободу предпринимательства, якобы задушенного княжескими налогами, а также либерализацию трудового законодательства. Причем, как с толикой ехидства заметил Радован, почему-то борцов за власть народную больше всего раздражает 8-часовое ограничение рабочего дня и необходимость оплаты отпусков. Кроме того, предлагают полностью отменить либо ограничить символическими долями процента налоги с малого бизнеса, переложив их бремя на нефтяную отрасль, при Иване Третьем начавшую развиваться активнее, чем при прежних правителях, и, что характерно, более половины акций нефтяного концерна "АрхНефть" принадлежало лично князю Архангельска. Немудрено, что владение столь серьезными ресурсами даже в случае конституционной реформы, превращающей монарха в безвластную марионетку, оставит престолу значительное влияние, каковое обыкновенно дает собственнику крупный капитал.
  Во внешней политике выступают за интеграцию с Московской парламентской республикой, которую видят едва ли не идеальным государством на территории построссийского, постсоветского, а заодно и постимперского пространства - уж больно нравится архангельским "патриотам" толерантное отношение к национальным меньшинствам (про себя Радован хмыкнул, что уже неизвестно, кто там уже меньшинство), а также всем-всем прочим меньшинствам, будь то расовые, религиозные, сексуальные. Когда вещавший свой спич прапорщик упомянул сексуальные меньшинства, то даже немного скривился. Подобные же гримасы промелькнули и на многих рекрутских лицах.
  "Ну а как тут иначе, если уже и у нас командир полка - тот еще педераст! И хорошо, если только в переносном смысле".
  Вторые - "Блок патриотических сил". Полная противоположность архангельским демократам. Во внутренней политике следуют староимперской русской идеологии Православия, Самодержавия и Народности. Поддерживают действующего князя и выступают за усиление монаршей власти, особенно в части законотворчества, не нуждающегося в одобрении Земским Собором. Сам же функции Собора и делегатов они желают свести к совещательным, но планы демократов увеличить количество парламентариев ими не оспариваются, что для партии, имеющей свыше семидесяти процентов делегатских мандатов, совсем не удивительно.
  Против рыночной экономики они, в общем-то, ничего не имеют, но выступают за увеличение налогов с крупных и средних негосударственных предприятий, а также выплату природной ренты от продажи нефти и прочего сырья всем гражданам княжества.
  Разумеется, эти ребята потеряли бы всякие основания считаться патриотами, если бы не отстаивали идею укрепления суверенитета родного княжества. Балтия, как и МПР, небезосновательно воспринимались ими как потенциальные источники агрессии.
  Третьи - "Панславянский союз". Типичные национал-социалисты. Четкой программы и харизматичного лидера у них не было, что, как ни странно, не мешало им стабильно контролировать десятую часть мандатов Земского Собора, что, кстати говоря, немного превышало удельный вес "Демократов Архангельска" - не просто ведь так либералы считали своих сограждан недалеким быдлом, которое готово хоть в нацизм удариться, лишь бы не приобщаться к ценностям западной цивилизации.
  Руководство "Панславянского союза" считало, что все проблемы можно решить за счет ресурсов соседей, имея, конечно, в первую очередь одичавшие после Катаклизма племена, ранее бывшие малыми народами в составе единой России, либо небольшие цивилизованные анклавы вроде Вольного города Мурманска. Именно с их подачи ранее к княжеству были присоединены территории ненцев и комяков. В перспективе, как считали лидеры партии, Архангельское княжество, окрепнув и расширившись, будет способно не только на равных противостоять большим построссийским державам, как Балтия или МПР, но и возродить Россию. Этот план граничил с безумной ненаучной фантастикой, но продолжавший свою лекцию прапорщик обратил внимание на два существенных момента.
  "Панславянский союз" был проявлением не столько архангельского, сколько русского национализма. А это означало, что многим руководителям партии не так уж и важно, вокруг какого из островков бывшей России будет формироваться Россия будущего. Будет ее столицей Петроград или Архангельск - уже не существенно. Поэтому на панславянистов Военное министерство Балтии смотрело как на потенциальных сторонников и возможную опору в деле окончательного присоединения княжества к республике, когда военная фаза вторжения подойдет к концу.
  Кроме того, наиболее радикальные сторонники собирания русских земель могли рассчитывать на помощь извне только со стороны Балтии. Правительство либеральной (или, псевдолиберальной, кому как больше нравится) Московской парламентской республики, даже несмотря на проводимую агрессивную внешнюю политику, которая тоже, в общем-то, сводилась к расширению сферы влияния, сотрудничать с националистами не собиралось. Поэтому, прапорщик-лектор особенно выделил голосом этот момент, потенциальные союзники у них имеются.
  А четвертым политическим блоком были монархисты. Их позиция напоминала нечто среднее между либералами и патриотами. Они взяли себе название "Конституционные демократы", считая себя наследниками кадетов - политической партии умеренных монархистов, существовавшей в предреволюционной Российской империи в начале XX века. От "Демократов Архангельска" они взяли курс на усиление позиций Земского Собора и ограничения власти князя, который, по их мнению, должен был, тем не менее, сохранить широкие полномочия и напрямую осуществлять руководство Кабинетом министров, но при условии подотчетности своих действий перед Земским Собором. В остальном они мало чем отличались от "Блока патриотических сил".
  Прапорщик, продолжая выступление перед солдатами, окончив теоретический экскурс по политической жизни вражеского государства, оглядел глазами аудиторию из четырех десятков парней второго взвода.
  - Вопросы?
  Радован поднял руку:
  - Товарищ старший прапорщик, с какой целью нам была предоставлена эта информация? Насколько я понимаю, для рядовых бойцов она не несет никакой практической пользы.
  - Я согласен с тобой, Обренович, что десяток-другой километров бега с полной выкладкой был куда полезнее - по крайней мере, сил бы не осталось, чтобы дурацкие вопросы задавать. А если начистоту, то ты прав - толку от этого мероприятия ноль. Но приказ есть приказ, а наш комполка считает, что если рядовой состав узнает, какой разброд и шатание царит в правящих кругах княжества, то это почему-то должно благотворно отразиться на боевом духе нижних чинов. Бред, конечно, но обсуждать приказы командира полка я не имею права. Еще вопросы есть?
  - Никак нет! - нестройным хором, кто громко, а кто едва ли не шепотом, ответили рекруты.
  - Тогда все свободны! Разойдис-сь! Готовимся к переброске под Вологду. Все помнят?
  
  Глава 12
  Архангельская граница
  
  Переброска полка к Вологде прошла без происшествий. Уже на новом месте дислокации Радован вместе с остальными молодыми рекрутами наконец официально дал присягу и теперь мог считаться солдатом Балтийской армии. Пока только рядовым, но лиха беда начало.
  Остальные части корпуса постепенно подтягивались к границе, и дороги были запружены колоннами грузовиков, перевозивших людей и технику. Поговаривали, что транспортные пути в восточных районах княжества отвратительные, и продвинуться к Архангельску нужно успеть до осеннего бездорожья, а между тем на дворе уже была середина июня. Оставалось только ждать, теряя драгоценное время и надеясь, что в военном министерстве на всякий случай позаботятся доставить зимнее обмундирование.
  Радован же, пользуясь наступившим затишьем перед бурей, все же разузнал кое-что о Васильеве, например то, что отец капитана сейчас состоит начальником службы безопасности в крупном торговом центре, и вопрос о возможном канале продажи добытых в опустевшем городке ценностей перестал его заботить. Окончательно все точки над "i" были расставлены, когда ротный вызвал к себе обоих друзей.
  Радован и Васька заглянули в брезентовую палатку, в которой временно обитал Васильев, сгораемые интересом, удалось ли капитану реализовать найденный хабар.
  - Вызывали, товарищ капитан?
  - Да, проходите. И еще, когда мы одни, можете без официоза - мы ж теперь компаньоны, как-никак. Любопытствуете, небось, кинули вас господа офицеры, или вы и впрямь теперь богачи. Тогда хочу вас обрадовать - сегодня утром был перечислен последний платеж, об этом мне сообщили в местном отделении "БалтПромБанка", когда я ездил с поручением от Вексельмана в штаб корпуса в Вологду. Естественно, пользуясь случаем, я заехал в банк. Кстати, выяснилось, что товар наш стоил несколько дороже, чем мы в свое время предполагали - окончательная сумма выручки составила пять миллионов двести тысяч балтов. Я подсчитал, господа капиталисты, что состояние каждого из вас возросло ни много, ни мало на двести шестьдесят штук, и распорядился перевести их на ваши счета. На вашем месте, хлопцы, я бы прикупил за свой счет экипировку получше, могу даже свести с толковым хозяйственником.
  Бойцы недоуменно переглянулись. Для идеалиста Васьки торговля полковым оружием, да еще и перед военной операцией, была немыслима, да и от небрежного тона ротного, говорившего об этом так спокойно, словно речь шла о погоде, юношу немного покоробило. Более циничный Радован только ухмыльнулся.
  - Благодарим за добрый совет, товарищ капитан.
  - Не за что. И я же сказал, когда нет посторонних, можешь в струнку не тянуться. Да, кстати! Если надумаете разжиться чем-нибудь из складских запасов, то вот вам от меня в подарок по двести балтов. Налички у вас все равно наверняка нет, а вот я наконец-то могу свободно деньгами разбрасываться. Хорошо быть богатым, страсть как хорошо! - и Андрей протянул Радовану несколько небрежно смытых купюр.
  Серб разделил деньги на две равные части, протянул половину товарищу.
  - Головачев, свободен! Обренович, задержись.
  Васька оглянулся на Радована, тот знаком показал ему, что все, мол, нормально, и вышел из командирской палатки.
  - Говорят, Радик, ты справки обо мне наводишь. Что за идиотские шпионские игры ты тут устроил?
  - Никак нет! Я просто ... хотел узнать ваши ... как бы это сказать, возможности. Поймите, вы, молодой капитан, вчерашний старлей, и вдруг беретесь продавать огромную кучу драгметалла, которая, к тому же. Еще непонятно кому принадлежала.
  - Во-первых, ты что, чем-то недоволен? Тебе заплатили щедрее некуда, хотя могли ни копейки не отстегнуть, а закопать прямо там, в подвале. И потом, какое тебе дело до моих связей? Получил свое, живи и радуйся. Такие деньжищи большинство людей за всю жизнь не зарабатывают, не то, что за полтора месяца в армии.
  Радован замялся. Андрей был абсолютно прав - ни упреков, ни претензий. Ни недоверия он не заслуживал. Именно поэтому, кстати говоря, Радован и хотел обсудить с ним проблему добычи, транспортировки и сбыта вещичек, найденных в лесном схроне, а заодно в тех, которые были обозначены в каракулях покойного Михаила.
  - Дело в том, - смущенно начал парень, - что у меня есть данные, пока непроверенные, что тайники наподобие того, который мы с вами недавно вскрыли, есть еще кое-где. Мы с вами, если вы дадите свое согласие, могли бы провернуть еще несколько интересных сделок с золотишком и камушками. Но реализовать такой ... эээ ... специфический товар без надежного посредника я не могу. Меня банально разведут и кинут на бабки - это в лучшем случае, в худшем - ну, сами понимаете, я вообще не жилец.
  - Да понятно, куда яснее. Но еще яснее и понятнее для тебя должно быть то, что нас с тобой ждет неизвестность. Надо будет вернуться живым, и по возможности здоровым, а не искалеченным обрубком человека, как многие боевые ветераны. Отец рассказывал мне про своего сослуживца, отправившегося воевать на юга наемником, где без конца перестрелки и взрывы, хотя казаки и горцы вроде бы как и в мире. Так вот, вернулся он без ног и с одной рукой, да еще лицо осколками посечено, ладно хоть глаза не повыбивало. А парню тогда едва тридцать стукнуло, может, и меньше было. Вот и думай, Радик - нужны ли тебе сейчас большие бабки, если ты и сам не знаешь, что с тобой будет через месяц-другой? Лучше поверь мне на слово - подбери оружие и броник получше, лишних боекомплектов накупи, да и сухпаев, скажу я тебе, много не бывает ...
  - Намек понял, командир. - бесстрастно произнес Радован, немного разочарованный тем, что Васильев не сказал ничего конкретного. В итоге получилось то, чего серб и боялся - командир теперь знал, что у рядового Обреновича есть сведения о ценных схронах, но насчет своего содействия не сказал ни да, ни нет.
  Не то, чтобы Радован не подстраховался. Записки Михаила остались в ячейке "Балтпромбанка" вместе с несколькими камушками и брошками, которые парень раздобыл во время своего первого лесного похода. Доступа к ним у Васильева, скорее всего, не было, хотя исключать вероятность наличия у командира связей в банковских кругах было тоже нельзя. Поэтому Радован, резонно рассудив, что если у ротного возникнет соблазн припереть к стенке своего подчиненного, то Васильев, скорее всего, либо лично начал бы прессовать его, либо под предлогом проверки порядка в расположении изучил бы личные вещи рядового. А потому, готовясь к разговору и используя появившееся в избытке свободное время, юноша аккуратно по памяти начертил карты, немного похожие на найденные им рисунки, но сильно поменял адресные ориентиры. Не то, чтобы Радован не доверял командиру роты, но подстраховаться все же не мешало. Береженого Бог бережет!
  - А главное, пока мы не пересечем границу, у тебя еще есть в запасе как минимум три-четыре денька. Так что постарайся отточить свои возможности. Учись стрелять из любого оружия и любой позиции, побольше бегай с полным вещмешком, а заодно я уже договорился с нашим ротным прапором - тот КМС по рукопашке, обещал поднатаскать любого желающего. Там, куда мы направляемся, тебе пригодится для выживания абсолютно все.
  - Благодарю вас, командир, за то, что уму-разуму учите. И за нового инструктора спасибо - я и не думал, что этот увалень прапорщик в КМС-ах ходит.
  - Давным-давно, чтоб ты знал. Ему ж почти полтинник, он уже был КМС, когда тебя и в помине не было. Если бы семья у него была побогаче, да тренер хороший в свое время попался, он бы звездой спорта мог бы стать - перспективный ведь боец он когда-то был. Но денег не хватало, потому сперва армия, затем школа прапорщиков - и вот, собственно все. Но не о нем речь. Я с тобой другое обсудить хотел, чтоб заодно еще пару советов дать.
  - Я весь внимание, командир!
  - Присмотрись повнимательнее к бойцам, Радик. Я уже заметил, тебя уважают и даже немного побаиваются - слухи о твоих разборках со Скоробогатовым бесследно не прошли. Да и поведение твое, знаешь ли, слишком независимое, что ли. Но многие из моих бойцов завидуют тебе и хотят хоть немного на тебя походить.
  - Благодарю за добрые слова, товарищ капитан. Но уж не обессудьте, я такой как есть, и менять как-то не готов.
  - А тебе никто и не говорит, что нужно что-то в себе менять. Расти, развиваться, совершенствоваться - это да, надо. А вот оставаться самим собой - это, тем не менее, самое главное. Я вот к чему это все начал. Во-первых, внимательнее приглядись к Головачеву - он парень хороший, но слабоват, старайся ему помогать, и более преданного товарища у тебя не будет. Вообще, постарайся подобрать в свою компанию нескольких ребят, сам же говоришь, что планируешь большие дела. А как ты их в одиночку делать собрался. Или даже вдвоем с Головачевым? Тебе потребуется небольшая группа, и было бы очень неплохо, если б те, кого ты присмотришь, были порядочными, хорошо подготовленными, а что важнее всего, преданы лично тебе.
  - А как же ваши слова, что сперва пережить кампанию надо? И потом, вы ведь не сказали ничего определенного, будете ли работать со мной и помогать со сбытом хабара, да и не только ..., - Радован осекся. Выдавать свои дальнейшие планы командиру он пока не планировал.
  - Что - не только? Ну, говори, говори, раз начал.
  - Есть у меня думки, командир. Деньги у меня уже кое-какие есть, но они должны работать.
  - Хм, разумно излагаешь. Признайся, эту фразу у Головачева спер?
  - Не без этого, у него по части финансов башка варит нормально.
  - Я и советую тебе, пригляди за ним. Боец он, прямо скажем, посредственный, это хоть и поправимо, но военная стезя не для него. Я и сам толком не понимаю, зачем ему вообще вся эта служба, шансы избежать армейской лямки у него были.
  - Да он и сам, наверное, до конца на понимает. Романтики, скорее всего, захотелось. Да и маменькиным сынком быть ему не шибко хочется. Вот и пошел служить.
  - Дурак он, хоть и умный, как бы странно это ни звучало. Положат же хлопца ни за хер собачий в этих лесах, и кирдык всей его самодостаточности. Но назад поворачивать уже поздно, раньше голову надо было включать.
  - Командир, он особенно ни о чем не жалеет, и готов ко всему.
  - Ладно, проехали! Не о нем разговор. Так что ты там надумал, Обренович?
  - Хочу дело свое, что-то вроде охранной фирмы, а там, глядишь ... Может, в военную корпорацию реорганизуюсь.
  - Ишь, как заговорил! Реорганизоваться намылился! Ты хоть соображаешь, что для всего этого необходимо? Куча денег, куча хлопот с лицензией, набором кадров, покупкой оружия, и не короткоствола, а настоящего, боевого. Про технику я и не говорю. Ты понимаешь, что это все делается почти на грани фола? Нужно быть настолько богатым и влиятельным, чтобы обходить, и даже нарушать закон безнаказанно. Ты к этому готов?
  - Пока, товарищ капитан, у меня молоко на губах обсыхает, я сперва дослужу срочную, а потом начну с небольшой охранной структуры. А пути развития продумывать рано - сами же говорите, надо и войну пережить, и к народу присмотреться.
  - Правильно соображаешь. А так, скажу тебе, идеи твои хоть и бредовые, но чем черт не шутит. Может, и будет из тебя толк, а мне польза. А пока ступай, служи хорошо и думай над моими советами. И вот еще что - пока ты со мной честен, можешь на меня рассчитывать. Я хоть и не всесилен, но кое-что могу. Но людей с двойным дном я на дух не переношу, и это тоже не забудь.
  - Буду иметь в виду. Разрешите идти?
  - Иди.
  Покинув палатку ротного, Радован направился в расположение своего взвода, где стояли палатки - по две на каждое отделение. Причем Москаленко, к счастью, позаботился, чтобы комод со своими дружками были расквартированы отдельно от Радована с Головачевым. Вместе с друзьями взводный поселил еще троих бойцов, которые не раз и не два получали по шее от Скоробогатова и его корешков.
  Самое время обмозговать разговор с Васильевым. Определенно, ротный ему попался отличный. Неизвестно, правда, как он себя проявит, когда начнутся бои, но интуиция подсказывала Радовану, что офицер - человек достойный. И Москаленко, в общем-то, тоже не самый плохой комвзвода в полку. Да и во всей армии.
  Взять к примеру его соседей по палатке. Вроде бы обыкновенные ребята, на первый взгляд, ничем не примечательные. Надо бы поговорить с ними, узнать, что у каждого на уме, и кто чего хочет от жизни. А пока Радован прокручивал в голове то, что знал о каждом из них.
  Первый - Леня Мухин, хороший парень, которого Радован знал как доброго, отзывчивого паренька. Простой деревенский хлопчик, немного сутулый и полноватый, несколько недалекий, с поверхностным образованием, полученным в сельской школе, окончив которую, он отправился служить в армию. Полк стал для него новой жизнью, и эта жизнь, похоже, его вполне устраивала. С ним все было понятно - скорее всего, при нормальном стечении обстоятельств, он вернется в родное село и начнет обустраивать нехитрый крестьянский быт, возможно, со временем станет состоятельным фермером. Либо сопьется на деревенском самогоне и будет откровенно прозябать в бедности до конца своих дней. Впрочем, пока к спиртному Ленька был равнодушен, лентяем не казался, да и перспектива остаться на сверхсрочную службу у него имелась. А это уже давало увеличенный заработок, возможность поступить в школу прапорщиков, а если повезет, то и в военную академию. Для этого, правда, потребовался бы ходатай уровнем не ниже ротного командира, но здесь можно было рассчитывать хотя бы на того же Андрея Васильева.
  Другим соседом Радована был Тимоха Прохорчук, сирота, выросший в детском доме. Замкнутый, нелюдимый, угрюмый юноша лет восемнадцати. Немногословный, как будто стесняющийся своего хохляцкого говорка. Друзей во взводе у него не было, но задирать его лишний раз не решались даже Скоробогатов и его дружки, которые вчетвером как-то раз его хорошенько отколотили, но и сами потом долго потирали ушибленные места - кулаки у Тимохи были даром что не пудовые, и махать ими в детдоме он научился неплохо. Учитывая, что силы парень был не лишен - ростом он был под два метра, весил не менее центнера, драться с ним еще раз отморозки не решались. Даже толпой.
  К Прохорчуку Радован относился настороженно - все-таки у них с Васькой теперь в карманах немалые суммы наличными, и от детдомовца ожидать можно было чего угодно. Правда, случаев краж за все непродолжительное время, пока Радован пребывал в полку, еще не случалось, если не считать мелких грабежей скоробогатовской компании. Но сержанта они могли не бояться, а вот детдомовца из виду упускать было категорически нельзя.
  Это недоверие сильно мешало Радовану установить контакт с Тимохой, несмотря на то, что парень повода усомниться в своей честности пока не давал. Усложняло их взаимоотношения еще и то, что сам Тимоха был крайне недоверчив и на контакт с любым однополчанином шел неохотно.
  Последним обитателем их палатки был Виталик Мамонтов, шестнадцатилетний подросток, едва достигший призывного возраста. Он юниор-боксер полусреднего веса, мечтающий о большой спортивной карьере. В армию его привело примерно то же самое, что и прапорщика, обучающего бойцов их роты рукопашному бою - отсутствие денег семье, а также несколько младших сестер и братьев, содержание которых тяжким бременем легло на плечи родителей Виталика. Сам же парень решил пойти служить, потому что не хотел быть в семье лишним ртом, да и надеялся на удачу - в последнее время развитию спорта среди рекрутов и молодых бойцов Военное министерство стало уделять больше внимания, и были какие-никакие шансы, что Виталика заметят, и помогут после армии пробить дорогу в большой столичный спорт.
  Васьки между тем уже и след простыл, поэтому Радован, думая о разговоре с командиром, в одиночестве направился к полковому складу, помня, что не мешало бы дополнительно обзавестись нужной экипировкой, заодно прикинув, что неплохо бы установить контакт с начальником склада на случай, если удастся разжиться чем-нибудь трофейным во время кампании.
  Начальником склада оказался невысокий капитан предпенсионного возраста, выглядевший добродушным полноватым гномиком. Он встретил Радована дежурной радушной улыбкой, отчего Радовану показалось, что сейчас он видит не офицера действующей армии, а обходительного продавца оружейного или охотничьего магазина. Как оказалось спустя несколько минут, догадка Радована была недалека от истины, и Радован стал обладателем новенького автомата АКМ, десятка обойм к нему, и цинка с полутысячей патронов. Правда, бронежилет купить не удалось, хотя капитан обещал сообщить Радовану, если на складе окажется что-нибудь подходящее по качеству и размерам. Немного разочарованный, Радован попросил начальника склада подготовить такой же комплект оружия с боекомплектом для Головачева, пообещав, что через некоторое время тот сам зайдет на склад и расплатится, затем сложил свои покупки в рюкзак, тут же предложенный услужливым капитаном, и зашагал в сторону стрельбища - новое приобретение следовало опробовать и пристрелять.
  
  Глава 13.
  В приграничье.
  
  Наступило "Время Ч", когда сгрудившиеся у границы воинские части, вошедшие в состав Особого Архангельского корпуса, получили наконец приказ Военного министерства выступать в восточном направлении. Свыше тридцати двух тысяч человек, бойцов и гражданских, солдат и наемников, офицеров и прапорщиков, при поддержке танков и прочей бронетехники пересекли границу Архангельского княжества.
  Радован в составе своей роты уже третий маршировал вдоль бывшей федеральной трассы - двигаться пришлось пешим ходом, да и наивно было предполагать, что рядовой состав будет снабжен транспортом. Погода была пасмурной, но дождей не было, что облегчало продвижение корпуса - асфальт на трассе был основательно разбит, местами вообще отсутствовал, поэтому затяжные ливни могли сильно затруднить наступление. Но пока удавалось продвигаться в среднем на тридцать километров в сутки, и темп замедлять не приходилось.
  Удивляло, что за три дня пути им так и не встретилось никакого сопротивления, ни малейшего намека на оборону. Очевидно, князь отдал приказ оттянуть вглубь страны немногочисленные отряды пограничников, о чем свидетельствовали брошенные второпях блокпосты. Скорее всего, Иван Третий полагал, что балтийцы просто не успеют до холодов дойти до Архангельска, если оказать им достойный прием, а потому и принял решение не губить своих солдат в безнадежных столкновениях, предпочтя стянуть силы в кулак, подтянуть резервы, как следует окопаться на основных маршрутах продвижения корпуса оккупантов, и лишь тогда организовать настоящий отпор.
  По крайней мере, так текущую ситуацию видел ситуацию Радован, обсуждая с Головачевым на привалах сложившуюся конъюнктуру. Васька был с ним согласен, хотя оба товарища понимали, что их мнение вряд ли кого-нибудь волнует, и просто тянули лямку, выкладывались на всю катушку на маршах и ждали серьезного дела. Не только они, но и все бойцы в армии понимали, что чем быстрее будут разгромлены основные силы противника, тем быстрее они смогут в тепле и уюте перезимовать в Архангельске, который командование планировало занять не позднее середины октября.
  Первое боестолкновение с архангельскими отрядами произошло на четвертый день похода. Отправленная на разведку рота наемников наткнулась на отряд спешенной конницы противника. Как оказалось, в архангельской армии лошади имеют важное значение, поскольку княжество, хоть и богато нефтью, не располагало ни транспортными средствами в достаточном количестве, ни развитой дорожной сетью. Поэтому лошадки были и оставались проверенными в веках универсальными вездеходами, и потому для повышения мобильности боевых частей не использовать коней было бы глупостью.
  Несмотря на то, что конный отряд архангельцев превышал численность наемников как минимум втрое, разведчики балтийцев отразили атаку, потеряв, правда, полтора десятка бойцов убитыми и более двадцати - ранеными. Но противник понес куда более тяжелые потери, одних брошенных трупов насчитывалось не менее полусотни, и еще восьмерых удалось захватить в плен, среди которых оказались двое офицеров, поручик и штаб-ротмистр - в архангельских войсках использовались дореволюционные воинские чины и звания.
  Допрос пленников дал командиру корпуса генерал-лейтенанту Максимову кое-какую информацию. Во-первых, разрекламированные Иваном Третьим якобы масштабные учения оказались обыкновенной фикцией, рассчитанной на то, что балтийцы, узнав о проведении военных маневров и скоплении большого количества живой силы в приграничье, поумерят свой пыл и аппетиты, что позволит выиграть время и оттянуть конфликт, нарастить резервы и уже реально, а не на словах, повысить боеспособность вооруженных сил. По крайней мере, так показал штаб-ротмистр, и комкор был склонен верить пленнику, поскольку считал такие пояснения правдоподобными.
  С другой стороны, тот факт, что вблизи границы до сих пор оставались достаточно крупные отряды архангельцев, говорил о том, что противник что-то затевает, да и штаб-ротмистр сказал, что их отряд был не единственной архангельской частью в приграничной полосе. Нельзя было не учитывать и того, что по мере продвижения на территорию княжества коммуникации неизбежно будут растягиваться, а контролировать многокилометровые пути балтийцы не могли, а значит, если в тылу у них окажутся мобильные конные отряды, линии снабжения в любой момент могли быть перекрыты, а отрезанный от родины-матери корпус оказывался в незавидном положении. Насколько было известно Максимову, крупных подкреплений Петроград выслать пока не мог, потому что необходимо было усилить охрану южных границ на случай обострения отношений с МПР. Мало кто всерьез верил, что москвичи захотят оказать реальную помощь архангельцам - но если балтийцы увязнут в этой войне, то риск продолжения этой войны уже на два фронта сильно возрастал.
  Спустя неделю после начала выступления, когда корпус, немного замедлив продвижение - требовалось проявить больше осторожности после первой встречи с противником, вклинился на вражескую территорию на полтораста километров, рота Васильева получила первое боевое задание.
  Задачу ставил лично полковник Вексельман, и добра это не предвещало - Васильев в любимчиках командира полка никогда не ходил, а потому было очевидно, что подразделения опальных офицеров будут брошены на самые опасные участки, где в случае неудачи они либо сломают себе шею и загубят свои отряды, либо, если приказ будет успешно выполнен, полковник просто присвоит их заслуги себе, приписав результат своему умелому тактическому планированию операции.
  На первый взгляд, целью задания была обычная разведка - пока не было известно, где архангельцы будут концентрировать свои силы для контрудара, и это было необходимо выяснить. На вопрос Васильева, почему для этого поручения были выбрана именно его рота, состоявшая преимущественно из необстрелянного молодняка, а не гораздо лучше подготовленные наемники, которые в количестве четырехсот человек были приписаны к полку и находились в подчинении Вексельмана, полковник не ответил ничего конкретного - мол, наемники это не солдаты, и на их надежность он, дескать, положиться не может. Раздраженный Васильев, вернувшись из штаба полка, приказал объявить общее построение роты.
  - Значится так, парни! - Андрей старался, чтобы голос звучал как можно более твердо, но совсем скрыть волнение было трудно. - Поставлена задача отделиться от основных сил и продвинуться до деревни Сямжа, где мы должны разведать обстановку, закрепиться в населенном пункте и дождаться подхода основных сил корпуса. Выдвигаемся через два часа. Вопросы есть? Вопросов нет. Разойдись!
  На самом деле, бойцы могли задать своему командиру немало вопросов - почему на выполнение задание брошена именно их рота, а не более подготовленное к такому функционалу подразделение, зачем им приходится выдвигаться именно в данный момент, за три часа до отбоя, как именно должна вести себя группа разведчиков при выполнении боевого задания, если никого в роте этому никогда не обучали. Радована удивило еще и то, что для разведывательной операции стрелковая рота - это слишком много, но в то же время для удержания населенного пункта, когда еще неизвестно, какими силами в данной местности располагает противник, одной роты, пусть и усиленной, может оказаться недостаточно. Но приказ есть приказ, и выбирать, как это часто бывало, не приходилось.
  Предстояло собираться, и Радован, как-то незаметно сам для себя ставший неформальным лидером группы бойцов, населявших палатку, начал инструктаж. От отца-наемника парень знал, что такие задачи, какую поставило растреклятое начальство, требовали не только особых умений, но и тщательного планирования экипировки и предметов обихода - и лишний груз брать нежелательно, и самое необходимое должно быть при тебе. А потому, как ни крути, придется попотеть и тащить на себе любимым добрых сорок кило. Оружие - АКМ и пистолет ТТ плюс боекомплекты к ним, бронежилет, запас сухпайков минимум на неделю, а лучше взять с запасом дней на десять, штык-нож, несколько гранат, разные нужные вещицы вроде ложки, кружки и предметов личной гигиены, небольшое количество бинтов, пластыря, обезболивающих таблеток и прочих медикаментов - в общем, вес набирался солидный. Учитывая, что наверняка капитан прикажет двигаться не по самой трассе, а через росший по бокам от нее густой лес, маршрут, как предполагал Радован, должен быть нелегким.
  Это еще что - запасливый Васильев сумел все же выцыганить у полковника четыре тяжелых пулемета, по одному на каждый взвод, и по несколько тысяч патронов к каждому. Судя по тому, как злобно ругался Федька Скоробогатов, честь тащить на своих широких плечах в их взводе с легкой руки лейтенанта Москаленко выпала именно ему. Попыток переложить столь обременительную обязанность на чужие плечи старший сержант, вопреки своему обыкновению, предпринять даже не попытался, очевидно, взводный сделал ему строгое внушение на этот счет.
  Как и планировалось, за час до отбоя рота, разбившись на короткие цепи отделений, выступила из лагеря и, петляя по лесным тропам, направилась на северо-восток. После двухчасового марша, когда бойцы уже стонали, будучи не в силах двигаться, Васильев разрешил остановку на ночлег. Костры разводить капитан запретил, благо, ночь была довольно теплой, так что на ужин пришлось ограничиться сухпайками. После ужина, назначив караулы, офицеры разрешили готовиться к отбою, дав солдатам короткий шестичасовой отдых. Но на рассвете следующего дня рота продолжила продвижение, и зевающие солдаты, подгоняемые командами взводных, отправились дальше.
  Погода окончательно испортилась - зарябил мелкий, по-осеннему противный холодный дождик. И хотя балтийцы к такому привычны, даже и в июле подобное в северных краях не редкость, настроение у солдат было паршивым, что было совсем некстати.
  Чтобы хоть как-то поднять солдатский настрой, капитан Васильев приказал остановиться на небольшой опушке. Взяв с собой Радована и еще троих ребят, промышлявших до армии охотой (точнее, это было чистой воды браконьерство, но капитан щепетильностью не отличался), скомандовал привал, оставил за старшего лейтенанта Москаленко, и в сопровождении бойцов направился в чащу. Спустя четверть часа послышались выстрелы, а еще через час с небольшим капитан вместе с Радованом и остальными, продираясь через густой, колючий кустарник, вывалились на опушку, таща на плечах трех молодых косуль.
  Скинул добычу с усталых плеч, с наслаждением распрямился, разминая затекшую спину. Устало вздыхающие спутники капитана последовали его примеру.
  - Четверо - ко мне! Быстро!
  Васильев тут же отрядил в чащу еще четверых, объявив, что в нескольких километрах отсюда они бросили еще три тушки, дотащить которые за один заход не было возможности. Наперегонки четверо бойцов ринулись в чащобу, радуясь предстоящему сытному ужину.
  Прекрасно понимая, что рискует, Васильев тем не менее разрешил разжечь костры, чтобы приготовить жаркое. Но, когда они охотились, ничего подозрительного капитан не заметил, ни следов армейских ботинок, ни лошадиных подков (хотя, если подумать, откуда могли в таких густых дебрях взяться лошади), ни заломленных веток, ни каких-то оброненных предметов, которые могли бы принадлежать человеку. Так что волноваться насчет того, что дым от костров будет заметен издалека, пожалуй, не стоило, а вот подбодрить своих молодцев было его прямой обязанностью как командира роты.
  Как и следовало ожидать, парни повеселели, причем настолько, что Андрей велел взводным проверить личные вещи бойцов и изъять любую тару с выпивкой - все-таки расслабляться было категорически нельзя. Радован тем временем незаметно бросил в рюкзак к Головачеву три фляги с отборнейшим вискарем - ушлый парень приобрел на складе в Вологде не только предметы первой необходимости, но и потратил капитанскую премию на хорошую выпивку, тем более, что начальник склада сделал ему хорошую скидку, узнав, что Радован не только намерен набрать у него покупок, но еще и привести друга, готового расплатиться за такой же товар по той же таксе, что и он сам. Так Радован приобрел пять полулитровых фляжек с виски, две из которых они уже успели распить - хитрый серб решил сойтись с товарищами по палатке немного поближе, но ничего лучшего, чем небольшая совместная пьянка, придумать так и не сумел. Как бы там ни было, две фляги они уже успели прикончить еще до выступления корпуса из лагеря под Вологдой.
  Подставлять друга Радован, конечно же, е сбирался, просто надеялся, что Головачев вряд ли производит впечатление завзятого нарушения дисциплины, в отличие от самого Радована, а потому лейтенант вряд ли будет заострять внимание на содержимом Васькиного вещмешка.
  Проверка, впрочем, и без радовановского спиртного дала свои результаты - Москаленко отыскал две бутылки водки, причем одну из них основательно початую, в рюкзаке Семы Нежинского, который, как обычно, служил старшему сержанту Скоробогатову кем-то вроде личного адъютанта, и хранил за комода табак и алкоголь. Больше спирт ни у кого найден не был, и Москаленко, пригрозив, что с каждого пьяницы во взводе лично спустит три шкуры, в наказание отправил Сему в ночной караул, после чего отдал приказ готовиться к отбою.
  Ночь прошла спокойно, во всяком случае, Радована с товарищами никто не тревожил, и, спокойно выспавшись на полный желудок, бойцы в приподнятом настроении приготовились двигаться дальше, тем более, что к месту назначения следовало прибыть уже послезавтра.
  Между тем, дождик прекратился, и утро встретило солдат резкими солнечными лучами, пробивавшимися сквозь еще мокрые сосновые ветки. Лазурное небо с легкими облачками виднелось между сосновыми кронами. Заметно потеплело, и можно было продолжать движение, благо задержек к тому не было и не предвиделось.
  Сделав в пути еще один ночной привал, отряд двигался дальше, так и не встретив ни одного вражеского бойца. Впрочем, это было вполне объяснимо - ротный, проявляя осторожность, велел им еще в самом начале пути отойти от трассы, вдоль которой были обширные участки хорошо простреливаемого редколесья, по меньшей мере на семь километров, а потому в такой лесной глуши вероятность встречи с противником стремилась к нулю. По крайней мере, пока рота находилась на марше.
  Поэтому до Сямжи удалось добраться без приключений, не отстав от запланированного графика. Сямжа некогда была преуспевающим сельским поселением, в котором в лучшие времена проживало до четырех тысяч народу. Жители Сямжи трудились на лесозаготовках, изготавливали мебель на небольших, но весьма прибыльных фабриках и цехах, а продукция сямженских маслобоен была известна на всем российском севере. Сейчас это был не более чем очередной полузаброшенный поселок, в котором едва ли набиралась сотня жителей, преимущественно стариков, живших непонятно как и неизвестно, на что.
  Сопротивления роте Васильева местные, понятное дело, оказывать и не думали, не только потому что не могли, но и из-за того, что им было глубоко все равно, кто будет владеть их землей и распоряжаться их судьбами - Петроград или Архангельск, президент или князь. В их жизни смена власти ровным счетом ничего не меняла.
  Окраины уже заросли редким смешанным лесом, росшим прямо посреди развалин домов, и даже центральным немногочисленным домикам, где еще теплилась жизнь, отчаянно не хватало уюта и благоустроенности. Впрочем, и это было лучше, чем ничего, поскольку ночевать под открытым небом в неудобных спальных мешках бойцам больше не требовалось.
  Выстроив роту на одной из широких безлюдных улиц, Васильев приказал взводным выбрать наиболее пригодные для проживания помещения и расселить солдат по пустующим домам, а затем, когда все разместились на новых квартирах, вызвал к себе Москаленко, которому поручил взять отделение и провести разведку в пределах ближайших десяти километров к северу от Сямжи.
  Радован тем временем осматривал небольшой двухэтажный домик, в котором взводный расселил их пятерку. Вообще, двухэтажным этот дом назвать было сложно, поскольку верхний этаж здания заменял тесноватый треугольник мансарды. Впрочем, расположиться на верху показалось Радовану удачной идеей, а потому он застолбил мансарду за собой и Головачевым, разместив остальных бойцов в обширной горнице внизу.
  Когда ребята уже достали сухпайки, чтобы немного подкрепиться после утомительного перехода, скрипучая дверь приоткрылась, и в проеме показалась высокая фигура Сергея Москаленко.
  - Бойцы, на выход с вещами! Живо!
  Похватав рюкзаки и оружие, Радован с товарищами высыпали на улицу и построились в шеренгу вместе со Скоробогатовым и остальными бойцами их отделения.
  Москаленко оглядел строй, недовольно поморщился.
  - Выровнять шеренгу! Сколько можно вас учить? Чай, не в учебке уже давно. Скоробогатов! Тебе лычки для красоты пришиты? Так соответствуй. А не то живо нового комода организую! А пока довожу до вашего сведения, парни, что нам выпала честь произвести разведку в окрестностях этой гребаной деревни, на случай, если архангельские мудаки ошиваются где-то неподалеку. К выполнению задания приступить. В колонну по одному, за мной - бегом марш! Обренович - замыкающим. Арш!
  Солдаты трусцой побежали за своим лейтенантом, пока покосившиеся изгороди и осыпавшиеся, заросшие бурьяном и леском постройки не остались за спинами бойцов отделения, когда взводный приказал перейти на шаг и двигаться осторожно, по возможности стараясь не шуметь.
  Пластунами они были, мягко говоря, посредственными, и выдавали себя как только можно - будь здесь хотя бы трое опытных солдат со стороны противника, половину отделения положили бы еще до того, как те успели бы взять оружие на изготовку. Но на счастье балтийцев, крепких профессионалов на стороне противника в этой местности не было.
  - Товарищ лейтенант, разрешите обратиться! - подал голос обычно молчаливый Тимоха Прохорчук.
  - Прохорчук, что у тебя там? - недовольно буркнул взводный. Приказ Васильева прочесать окрестности сразу после прибытия в Сямжу был ему словно поперек горла, да и бойцы не только были не в восторге от приказа, но и немного удивлены - насколько им было известно, отношения у Москаленко и Васильева были приятельские, а потому то, что именно бойцы второго взвода были отправлены в дозор, вызывало легкое недоумение.
  - На ближайшей сосне ветка заломлена, а еще в кустах я заметил вот это, - и Тимоха протянул лейтенанту металлический предмет, оказавшийся часами с позолоченным браслетом. Офицер принял часы у Тимохи, повертел в руках, внимательно осматривая находку. От Сергея не укрылось, что на часах была гравировка: "Премьер-майору Скворцову за образцовую службу". Ежу было понятно, что вряд ли такие часы потерял кто-то из гулявших по лесу местных жителей.
  - Понятно, боец, хвалю. Можешь оставить себе на память, авось пригодятся - заслужил. Что-то еще заметил?
  - Только следы армейских ботинок, причем, судя по рисунку отпечатка, явно не наши.
  А вот это уже окончательно развеивало все сомнения. Противник был здесь, неподалеку, и доказательства тому уже выглядели неопровержимыми. Но как воспримет все это Васильев, было непонятно. Заставлять бойцов не спать после нескольких дней марша по лесным чащобам ротный, скорее всего, без веской причины не захотел бы, а потому лейтенант принял решение добыть языка, и без него в поселок не возвращаться.
  - Отделение, рассредоточиться! Оружие наизготовку, снаряжение проверить. Смотрим в оба, обо всем замеченном докладываем мне.
  Солдаты расположились на расстоянии в несколько метров друг от друга, после чего продолжили движение. Немного углубившись в лес, лейтенант заметил густой бурелом, и пару глубоких оврагов - интуитивно неопытному лейтенанту это место показалось подходящим для засады. К тому же, бойцам явно требовалась передышка, что было заметно по их учащенному дыханию и ручейкам пота, стремившимся по щекам то у одного, то у другого из них, несмотря на лесную прохладу. Поэтому лейтенант скомандовал привал и велел разместиться в овраге, а сам притаился за буреломом, сквозь ветки которого хорошо контролировалась лесная тропа, по которой они только что двигались. Да и из оврагов по его команде можно было дать пару неожиданных автоматных залпов и сразу же укрыться для перезарядки.
  Как ни странно, чутье лейтенанта не подвело, и вскоре послышался хруст веток, и на тропу в полусотне метров от их позиции вывалилось несколько человек в военной форме - усталых, грязных и замерзших. Бойцы двигались медленно и постоянно осматривали землю, словно что-то искали.
  "Не иначе как часики майорские ищут. М-да! Целый премьер-майор, по должности это запросто может оказаться целый комбат. А у нас в поселке всего одна рота из необстрелянного молодняка, и не дай Бог нам на целый батальон нарваться. А ведь врагов может быть и не батальон, а больше! В общем, языка брать нужно."
  Раздумывая над происходящим, лейтенант осмотрел в бинокль идущую им навстречу группу, насчитал семерых солдат, заметил на погонах одного из них капральские лычки. Что ж, их одиннадцать против семерых, на их стороне фактор внезапности, к тому же, все они с автоматами, тогда как у архангельцев только у двоих, включая капрала, висело на плечах автоматическое оружие, скорее всего, не снятое с предохранителей. Значит, пора атаковать!
  Подхватив АКМ, Москаленко выстрелил одиночным в капрала, целясь тому выше колена. Выстрелил, услышал истошный крик, бегло посмотрел перед собой, увидев, как катается по земле раненый капрал, зажимая простреленную ногу, резко заорал:
  - Отделение, очередью огонь!
  Послышался треск десятка автоматов, обрушивших свинцовый дождь на ничего не подозревавших архангельцев. Правда, один из них, тот самый, что помимо капрала нес на плече автомат, успел взять оружие и сорвать его с предохранителя, но выстрелить не успел, потому что вовремя показавшийся над оврагом Радован очередью разворотил солдату живот. Рядом Скоробогатов, отщелкивая одиночные выстрелы, положил другого противника. Остальных скосили еще раньше, и балтийцы вылезли из своего укрытия, медленно двигаясь и не выпуская из рук оружия на случай, если кто-то из архангельских ранен и может отстреливаться, направились в сторону побитых врагов, ни один из которых не подавал признаков жизни. Осмотрев тела, бойцы одиночными выстрелами добили тех, кто еще шевелился, и принялись собирать трофеи.
  - Кусты проверьте! - крикнул лейтенант, видя, что раненный им капрал пропал из поля зрения. - Тот, кто командовал этими ублюдками, еще жив и куда-то запропастился. Приказываю взять живым.
  Радован, получив приказ, прислушался. Скосив в сторону взгляд, он обратил внимание, что высокая трава за тянувшимся вдоль лесной тропы кустарником, слегка колыхалась, хотя ветер не чувствовался. Значит, там кто-то полз. До напряженного слуха Радована так же донеслось легкое постанывание.
  Недолго думая, парень лихо перескочил через невысокие заросли кустарника, не выпуская из рук оружия, приземлился на примятую грязноватой травой мягкую землю и увидел ползущего капрала, автомат которого валялся невдалеке. Радован обольщаться не стал - отсутствие у капрала автомата не означало, что тот не вооружен - наверняка у него мог быть с собой пистолет.
  Как бы там ни было, не теряя бдительности, Радован в несколько скачков настиг капрала, который точь-в-точь, как и планировал парень, попытался развернуться с зажатым стволом в руке, чтобы выстрелить в нападавшего, и прикладом автомата с разбега врезал архангельцу в спину. От дикой боли капрал распластался на животе, стукнувшись о мать сыру землю лицом, и затих. Радован развернул тело на спину, убедился, что капрал еще дышит, и крикнул своих, объявив о поимке.
  Командир разгромленной группы спустя несколько мгновений очнулся, но, увидев зажатый кулак Радована, готовый опуститься ему на голову, быстро забыл обо всяком сопротивлении.
  - Пощади, - прохрипел пленник.
  Радован разжал кулак - убивать приказа не поступало, и тут же подбежавшие бойцы их отделения спеленали капрала, не забыв, впрочем, осмотреть его рану. Как оказалось, ранен капрал был неопасно, крови, правда, было много, но пуля прошла насквозь, не задев кость.
  Итак, боевое крещение балтийцы прошли успешно, был взят язык, два автомата, семь пистолетов и небольшое количество боеприпасов. Карманы убитых тоже проверили, но кошельки брать с собой не стали - в ближайшее время их содержимым все равно не удалось бы воспользоваться, да и впечатления богачей простые солдаты, конечно же, не производили. Форму с трупов, однако, Москаленко приказал снять - от нее в будущем, возможно, мог быть прок. К тому же, как подозревал лейтенант, после сегодняшнего именно этому отделению в их роте предстоит играть роль разведотряда.
  Вляпались, бл..дь!
  Пока, впрочем, горевать не приходилось, но кампания только начиналась, и что их ждет в дальнейшем, можно было только догадываться. Стараясь не думать о плохом, лейтенант взял себя в руки и громко проговорил с комичной торжественностью:
  - Товарищи бойцы первого отделения второго взвода второй роты третьего батальона Особого шестнадцатого стрелкового полка! Объявляю вам благодарность от имени командования Отдельного Архангельского корпуса за успешное выполнение поставленной боевой задачи. Поздравляю с боевым крещением, парни!
  - Служу Балтийской республике! - рев десяти глоток эхом отозвался по лесному массиву.
  - Рядовому Обреновичу отдельная благодарность за взятие вражеского языка, - продолжал декламировать взводный, казалось, забывший об осторожности. Гарантии того, что больше вблизи нет вражеских солдат, никто не давал, а найденные недавно майорские часы и посланная на их поиски группа явно указывали, что уничтоженные ими архангельские бойцы в этих краях, скорее всего, не одни.
  Поэтому Радован молча кивнул, но откликаться по форме не счел нужным, да и Москаленко, похоже, понял, что проявил недопустимую в таком деле горячность, поскольку не стал обращать внимание на нарушение своим бойцом правил устава. Вместо этого лейтенант направился к постанывающему пленнику, намереваясь задать тому несколько вопросов.
  - Вы здесь одни? Не вздумай врать, а не то мозги вышибу! - начал Москаленко свой допрос.
  - Н-нет, - стуча зубами от страха, промямлил капрал, до сих пор еще находившийся в жестоком стрессе от внезапного нападения и неожиданной гибели спутников. Еще несколько минут спустя он и помыслить не мог, что угодит в такой переплет. Балтийцам растерянность капрала была только на руку - вряд ли пленник был способен геройствовать в таком состоянии.
  - Кто такой премьер-майор Скворцов?
  - Это дедушка моего командира, капитана Дроздова. Скворцов, видимо, дедушка капитана по линии матери. А часики - это уже что-то вроде их семейной реликвии, вот и велено нам было эти часики отыскать.
  Это было странной офицерской прихотью - отправить столько народу на поиски часов, пусть и доставшихся от деда. Похоже, господа-командиры архангельской армии строят из себя чуть ли не аристократов, а к рядовому составу относятся как к быдлу. Что ж, им, балтийцам, подобное только в помощь. Авось воевать будут хуже архангельские с таким-то комсоставом!
  - Генеалогия твоего начальника меня мало заботит. Сколько вас здесь?
  - Н-не могу сказать точно, но числом нас не меньше семисот, да еще все новые части подтягиваются.
  А вот это было уже невесело. Если раньше Москаленко предполагал, что врагов здесь поблизости не меньше батальона, то теперь выходило, что с учетом подходящих подкреплений против них может выступить отряд числом не менее тысячи. Почти полноценный полк. И пусть солдаты в отряде врага не самые обученные, но их много, да и у балтийцев опытных солдат не хватает. Но полк против роты, хоть и окопавшейся в поселке ... Да и окопаться Васильев, разместивший личный состав на отдых, скорее всего, пока не успел. Лишь теперь Сергей понял, почему Андрюха выслал разведку - он именно чего-то подобного и опасался, а потому и довериться кому-то иному, кроме своего приятеля Москаленко, он просто не мог. Как-никак, по боевой подготовке взвод Москаленко был лучшим в роте. Но успехи на стрельбищах - не одно и то же, что и успехи в бою. Впрочем, выбирать капитану тоже было особенно не из кого, и это лейтенанту тоже было понятно.
  Пора было возвращаться в Сямжу, предупредить своих. Еще некоторое время продолжая разговор, Сергей узнал, что архангельцы планировали закрепться в Сямже до подхода балтийцев и задержать корпус там, насколько это возможно. Время работало на архангельцев, и в княжестве это прекрасно понимали. Зимой наступательные военные действия вести было затруднительно, а потому князь Иван Третий и его генералы в наполеонов глядеть не стали, прагматично решив дождаться наступления холодов. И тогда роль Наполеона пришлось бы примерить уже комкору Максимову, только роль не полководца-победителя, а убегающей поджав хвост мерзнущей собаки. И тогда архангельская армия быстро прогонит наступающих, ослабит обескровленную потерей целого корпуса балтийскую армию, да и самой Балтии будет нанесен мощный урон - ведь потраченные на кампанию ресурсы отбить не удастся. Бонусом шли бы трофеи, брошенные разбитым корпусом. Так войска князя получили бы военный опыт, усилились, а престиж княжества повысился бы, и с дипломатами той же МПР князь смог бы разговаривать на равных, а не как младший партнер, заискивающий перед потенциальным покровителем.
  Примерно так картина предстоящей кампании возникла в голове Москаленко, проанализировавшего слова пленного перепуганного капрала. И пусть капрал был невеликой птицей, здравое зерно в его рассказе имелось, да и план этот был вполне реален. Был, пока капитан Васильев не спутал архангельским воякам все карты своим неожиданным марш-броском.
  Прекратив допрос, Сергей приказал соорудить носилки, подобрать трофеи и возвращаться в поселок.
  
  Глава 14
  Поселок Сямжа.
  
  - То-то полковник Вексельман будет доволен, когда сядет писать парадный отчет о своей тактической прозорливости! Небось генеральские звезды мысленно примерит! - рассказывал Москаленко Васильеву по возвращении из рейда.
  - Да не горячись, - успокоил подчиненного Андрей. - Ты что, всерьез веришь, что полкан наш что-то такое предвидел? Хотя, наверное, ты прав - что там было у него в голове, не имеет никакого значения. Тут все зависит от того, сколь долго мы продержимся. Ведь если нас сметут и окопаются здесь, да еще подтянут резервы, то весь корпус можно остановить прямо здесь. И что тогда? Тогда Костеньку затаскают по допросам - почему всего одну роту выдвинул, почему с начальством не согласовал маневр, зачем мальчишек необстрелянных на смерть послал? А вот если мы продержимся до подхода основных сил, то ты прав - в этом случае он будет гордо ходить гоголем, говорить, какие у него классные бойцы в полку, раз одна рота стоит целого архангельского полка, и какой он гений военного дела, бля! И тогда самовольный приказ ему никто в вину не поставит - кто ж победителей-то судит! А самое поганое, что у нас с ним теперь общий интерес - надо теперь отстоять поселок и выжить. И хоть не намерен я способствовать его карьере, но сложить здесь голову только для того, чтоб испортить Вексельману жизнь я тоже не хочу.
  - А если мы самовольно отступим. Понимаю, с нас погоны сорвут, да и в тюрьму угодить можем, но зато хоть живы останемся! - ухмыльнувшись, предложил лейтенант.
  - И думать брось! Я надеюсь, это ты сейчас пошутил, иначе я разговаривать с тобой больше не буду! Не потому, что такой я патриот записной, и не ради седин моего отца, образцового офицера, которого я не имею права позорить. Просто мозгами-то пораскинь - ну уйдем мы отсюда, нам тут же сядут на хвост, свяжут боем, окружат и постепенно одного за другим перестреляют, как мы тогда косуль на охоте. А здесь у нас еще есть возможность окопаться, закрепиться и сопротивляться до похода подмоги.
  Оба замолчали.
  - Пашка! - крикнул Васильев, и в комнату, служившую капитану кабинетом, вбежал молодой сержант.
  - Готовь рацию. Мне необходимо сделать доклад наверх.
  - Есть, товарищ капитан! - Пашка тут же умчался выполнять приказание.
  - Как думаешь, - обратился к Москаленко Андрей, - сколько времени нужно, чтобы основные силы добрались до Сямжи? Мы-то шли налегке, а такая орда, да еще с техникой в три перехода явно не уложится. А мы, в свою очередь, вряд ли сможем отбиваться несколько дней.
  - Не знаю, - Сергей был явно расстроен, и никак не мог взять себя в руки. - Может быть, дней за пять управятся. На твоем месте я бы попросил выдвинуть хотя бы небольшой отряд нам в помощь.
  - Да я так и сделаю, не переживай. Но где гарантия, что уже завтра нас не возьмут в кольцо, и подкрепление не только к нам не прорвется, но и будет разгрохано еще на подходе? Они же на марше будут, и не только нам ничем не помогут, но даже архангельцев на себя надолго не смогут отвлечь.
  - А если это будут наемники? Насколько я понял, в Министерстве принято решение затыкать ими самые опасные участки, благо, народ там не первый день с оружием в руках, и что к чему, прекрасно знает. Этих так легко не возьмешь, а те архангельцы, с которыми мои сегодня в лесу столкнулись, на богов войны тоже не похожи.
  - Все так, на той стороне тоже профессионалов мало, признаю. Но у них пока и задача попроще. Все, что от них требуется, это задавить мясом любые балтийские отряды возле Сямжи и занять поселок, максимально его укрепив. А затем сюда будут стягивать подкрепления, подвезут технику, расставят артиллерию для поддержки защитников. И все. А опыт - дело наживное, знаешь ли. Ну полно, хватит болтать. Организуй оборону своего участка, вечером после ужина всем взводным собраться у меня. А я - докладывать! Авось выклянчу чего. И ведь как чувствовал нутром неладное - не зря пулеметы у Вексельмана выпросил. Без них совсем туго было бы, а так - ничего, еще повоюем!
  - Хорошо. С пленником пообщаться сам не желаешь?
  - А зачем мне с ним лясы-то точить? Ты мне сам уже все рассказал в подробностях, да еще с таким глубоким аналитическим анализом, - усмехнулся Андрей. Но увидев обиду в глазах Москаленко, добавил:
  - Да не кисни, пошутил я! Ты просто себя не накручивай - ты ведь не генерала взял, и не офицера даже. Откуда этот капрал может знать то, что ему знать не положено? Мы с тобой кто - офицеры? Да, да только оба - младшие. И мы ровным счетом ничего не знаем, что там высокое начальство изволило замыслить. А тут - капрал! Так что выводы, конечно, делать обязательно нужно, но побудь, не знаю, скептиком хоть немного. В расход только пленного пускать не вздумай. Он нам не нужен, только рот лишний, да и следить за ним, опять же, кому-то надо. Но вдруг кто из нашей роты в плен угодит не сегодня-завтра? Так мы хоть попытаемся, так сказать, гуманное отношение к себе обеспечить. Ладно, ступай, - сказал капитан, принимая рацию из рук только что вернувшегося Пашки.
  Разговор с полковником вышел неудачным - Вексельман орал что-то неразборчивое, зачем, мол, он, идиот Васильев, отправил отделение на разведку и обнаружил себя? Ведь теперь убитых хватятся, и мало ему, придурку, тогда уже не покажется. Брызжа ругательствами, полковник обещал устроить капитану взбучку, лично проинспектировав роту, когда все закончится. Будет ему веселая жизнь, как сказал полковник, так и не попрощавшись, и прервал сеанс связи.
  Взводные между тем даром времени не теряли. Все тропы, ведущие к городку, были заминированы, солдаты размещены по зданиям, которые служили им и укреплением, и жильем. Окопы рыть на улицах не сочли нужным - не хватало времени, да и с учетом их малочисленности офицеры сочли это неэффективным. Мол, толпой навалятся, прыгнут в окопы и уже добьют в рукопашной. А вот отстреливаться из зданий показалось более рациональным.
  Не забыл ротный, несмотря на нагоняй от комполка, и про разведку. Радован со своей пятеркой (кстати, Васильев по возвращении из рейда его лично поблагодарил и намекнул, что, возможно, ему светит повышение до ефрейтора, хотя в свете своих неважных отношений с начальством попросил вперед не загадывать, потому как твердо обещать ничего не мог) еще пару раз сходил в лес, но на противника не наткнулся. Как бы там ни было, еще двое суток прошли без происшествий. Проблемы начались незадолго до рассвета следующего дня.
  Дозорные из четвертого взвода, чья очередь выпала на утреннюю смену, внезапно засекли среди редколесья, покрывавшего полуразрушенные постройки поселковой окраины, заметили несколько групп, продвигавшихся но направлению к позициям роты. Балтийцы были разбужены резкими звуками автоматных залпов, поскольку Васильев отдал приказ стрелять без предупреждения. Полусонные солдаты, хватая оружие, вскакивали с постелей, в которых лежали одетыми, и бегом бежали к импровизированным бойницам, которыми служили давным-давно лишенные стекол и рам оконные проемы. В результате первые враги были скошены автоматным огнем, остальные наступавшие ненадолго откатились обратно в лес, чтобы перегруппироваться. Они пытались отстреливаться, но подцепить кого-нибудь из балтийцев им так и не удалось.
  Первый штурм был отбит, причем без потерь, но это был повод скорее для беспокойства, чем для радости. Теперь противник убедился, что в Сямже засел крепкий вооруженный отряд, явно не намеренный добровольно оставить занятый населенный пункт, а значит, недооценивать балтийцев архангельцы уже вряд ли станут. Информацией о подкреплении Васильев по-прежнему не располагал, а очередной сеанс связи вряд ли что-то изменил бы. Приходилось смириться с мыслью, что предстоит по меньшей мере трое суток действовать своими ограниченными силами и держаться до последней капли крови.
  А пока бойцы, разгоняя остатки сна, бойцы дозаряжали опустевшие обоймы и готовились завтракать. Сухпайки доставать не стали, решили поесть полноценно - кто знает, когда в следующий раз представится такая возможность. Продуктов в поселке даже без учета запасов его немногочисленных жителей хватило бы на неделю - Васильев, выдвигаясь с ротой из лагеря, набрал провианта с запасом. Так что экономить на рационах смысла не было - через неделю их либо перебьют, либо они все же дождутся подмоги. И спустя четверть часа в больших котлах сварилась сытная гречневая каша с кусочками жирной свинины, и бойцы, размазывая по кусочкам хлеба золотистое масло, принялись за обе щеки уплетать сытное кушанье, запивая еду сладким чаем.
  Васька Головачев задумчиво ковырялся ложкой в своей миске, не выказывая ни малейших признаков аппетита, хотя выглядел вполне здоровым. Радован, уже расправившийся со своей порцией, подсел поближе к другу.
  - Ты случаем не заболел?
  - Да нет, Радик, я в норме. Просто как-то ... не по себе мне.
  - А что не так? Мы в бою уже побывали, еще там, в лесу, - Радован махнул рукой в сторону шелестевших невдалеке густых древесных веток, - теперь полегче должно быть.
  - То не в счет - там я просто расстрелял половину обоймы, но уверяю тебя, я ни в кого не попал, я стрелял, даже не целясь, просто выполнял приказ взводного открыть огонь.
  - Нашел чем хвалиться - кругом вражин непочатый край, а он боеприпасами разбрасывается. Теперь вот еще и продукты вовсю переводишь! - Радован говорил вроде бы полушутя, но в его голосе все четче прорезался командирский металл, и Васька невольно почувствовал это, и не преминул отметить:
  - А ты растешь, прямо атаман!
  - Да не обо мне речь - ты скажи, зачем ты по воробьям палить-то начал? И чем тогдашний бой отличался от сегодняшнего?
  - Тогда я просто не смог ... не смог ... заставить себя палить по людям. Ты пойми - они же свои, такие же русские, как я, как ..., - Васька хотел добавить "как ты", но вспомнил о сербском происхождении Радована и запнулся на полуслове. Радован, впрочем, понял его и без слов.
  - У меня, чтоб ты знал, мама русская. А отец не только серб, но и славянин. Так что если ты о том, что бить своих нехорошо, то они по крови и мне далеко не чужие. Украинцы, белорусы, да даже татары с башкирами - тебе, Васька, что, легче было бы их убивать только потому, что они не русские?
  - То-то и оно, что не легче. Но тогда, в лесу, убивать никого не пришлось, товарищи сами все за меня сделали, я и оглянуться не успел. А сегодня, - Васька опять запнулся, сглатывая подступивший к горлу комок, - сегодня я автоматной очередью срезал двоих архангельцев, а потом ... потом я просто продолжил стрелять. Представляешь, вот так ... хладнокровно, будто в тире! Как будто не я это был, а какой-то робот-двойник мой! Я, похоже, еще кого-то зацепить успел!
  Василий замолчал, а Радован вспомнил свое первое убийство. В отличие от Васьки, он убивал не за родину и не за государственные интересы. Он просто завалил подлеца, желавшего убрать свидетеля, который помог ему найти схрон с брюликами и золотишком. Радован тогда спасал свою шкуру, а Васька ... В принципе, Васька тоже спасал свою жизнь, но он оказался в это время и в этом месте, потому что родное государство в лице отцов-командиров ему это приказало. А самому Радовану пришлось убить, потому что он оказался в том лесу, привлеченный шальными деньгами легкого заработка, пусть он и был тогда не в том положении, чтобы решать, что хорошо, а что плохо, что благородно, а что безнравственно. Радован даже и не помнил, рассуждал ли он когда-нибудь наедине с самим собой о таких абстрактных вещах, как нравственность или благородство. Он считал это чем-то отвлеченным, вычитанным из книжек, но не имеющим к реальной жизни серьезного отношения. И сейчас, спросив себя впервые за долгое время, оставил ли он бы жизнь Михаилу, если бы можно было вернуться в прошлое и все переиграть сначала, он твердо и честно ответил себе, что не стал бы поступать иначе.
  - Значит, батальонные прапорщики хоть чему-то научили тебя, раз ты стал метко палить из АКМ. Хм, если каждый из нас будет, как ты сегодня, одной очередью срезать двоих, то мы еще до подхода подкреплений сами всех архангельских перебьем! - Радован попытался приободрить товарища, но черный юмор друга Ваську не развеселил.
  - Как ты можешь шутить о таких вещах? Там же люди, с которыми мы могли бы жить в одной стране, мирно работать, торговать, дружить, ходить друг к другу в гости ...
  - Мы и так пришли к ним в гости, если ты еще не заметил, - перебил философствующего Ваську Радован, - просто традиции гостеприимства в этом краю отсутствуют, судя по всему.
  - Опять ты шутишь!
  - А чего мне, плакать, что ли? Не усложняй все, просто поменьше думай и почаще стреляй. Только целься получше, вот хотя бы так, как сегодня, и не переводи больше патроны в молоко. Слушай, - Радован лукаво прищурился, - а тебе слабо в следующий раз троих одной очередью вальнуть? Ну, длинной, понятное дело, но все-таки?
  - Да иди ты!
  - Ты не поверишь, я б с удовольствием сейчас ушел бы отсюда, да кто ж меня выпустит? И тебя, кстати, тоже! Так что давай лучше решим, на что мы будем спорить насчет твоей стрелковой результативности. Предлагаю такой вариант - если ты каким-то чудом это сумеешь, я в следующий раз съедаю твой завтрак, раз ты у нас на диете. А если не сдюжишь, будешь ближайшую неделю за меня завтраки сжирать! Годится?
  - Радик, да отстань ты от меня! - И Васька, немного отодвинувшись от Радована, продолжил ковыряться в миске, правда, несколько ложек каши с кусочками свинины он все же проглотил.
  "И то хорошо! А то нахрена моей группе вегетарианцы сдались?"
  Решив, что Ваське нужно немного свыкнуться с неизбежностью убийства на войне, Радован решил парня больше не терроризировать. Блин, интеллигент херов! А как он себе представлял военную службу - койки, что ли, ровно заправлять да воротнички подшивать, как Вексельман велит? Тоже вот, кстати, интеллигентского племени. И не только, хм, интеллигентского!
  Но Вексельман просто сам по себе безнадежный мудак, хоть и полковник. А вот Васька - он парень нормальный, просто не привык еще ко многому. Многому из того, к чему так или иначе придется привыкнуть, если он хочет выжить и уцелеть.
  
  Глава 15
  Штурм.
  
  На счастье осажденных балтийцев, артиллерию архангельцы пока не подтянули. А вот гранат они не жалели, и уже несколько бойцов получили осколочные ранения различной степени тяжести.
  Удалось отбить еще несколько атак за прошедшие после первого приступа сутки. Архангельцев удалось покрошить не менее двух сотен, но дела были плохи. В первом взводе было выбито почти целое отделение, третий взвод потерял своего командира, веселого армянина Арсена Бигларяна, а на позиции четвертого взвода противник попер чуть ли не целым батальоном - нападение удалось отбить, стянув в единый кулак все четыре пулемета и положив полтора десятка своих парней, а командовавшему взводом лейтенанту Степанову пистолетным выстрелом раздробило коленную чашечку.
  Взвод лейтенанта Москаленко обошелся малой кровью, но отделение старшего сержанта Федора Скоробогатова понесло первые потери - в голову наповал был убит Гошка Ерофеев, волею случая оказавшийся в одной пятерке с сержантом и его отморозками. Сволочи сделали парня своей шестеркой, и всю грязную работу пришлось выполнять именно ему. Когда раздались первые выстрелы, то и самые опасные работы Скоробогатов поручал именно ему. Например, сбор трофейного оружия - с боеприпасами было не так уж хорошо, капитан Васильев хоть и постарался взять с собой как можно больше всего необходимого перед выдвижением к Сямже, но патронов быстро стало не хватать. Сказывался большой расход боекомплекта - чтобы сдерживать превосходящего по численности противника, необходимо было организовывать максимально высокую плотность огня. Так, во-первых, создавалось впечатление, что защитников поселка больше, чем их было на самом деле, во-вторых, наступать под плотным огнем противнику было на порядок сложнее, чем в случае, если бы балтийцы стреляли экономнее.
  Поэтому отдельные храбрецы по очереди после каждой отбитой атаки ползком выбирались из своих укрытий и собирали оружие убитых архангельцев, обшаривали карманы и подсумки их формы в поисках неиспользованных боекомплектов и оттаскивали на свои позиции. Вскоре наиболее ушлые балтийцы уже обзавелись парой автоматов - это давало возможность воспользоваться запасным оружием, не тратя время на перезарядку.
  Надо ли говорить, что в пятерке Скоробогатова эта роль досталась несчастному Гошке, который дважды успешно свою задачу все-таки выполнил, но в третий раз ему повезло значительно меньше - когда тот высунулся из обороняемого пятеркой дома, ему в голову прилетела пуля, выпущенная каким-то метким архангельским стрелком.
  Радован, узнав о смерти Гошки, испытал немое угрызение совести - он уже пытался выхлопотать у Москаленко разрешение перевести Ерофеева к нему в группу. Покойный был неплохим парнем, просто немного неуверенным в себе, и от такого товарища Радован не хотел отказываться. Но комвзвода был непреклонен - каждый дом охранного периметра обороняется пятерыми бойцами, и точка.
  Сейчас это распоряжение утратило всякий смысл - пятерка Радована оставалась едва ли не единственной во всей роте, еще не понесшей потерь, но гарнизоны всех остальных домов, ставших бойцам чем-то вроде фортов, насчитывали от двух до четырех солдат максимум. Зато Радован пока был спокоен - его группа цела и невредима, на пятерых солдат уже приходилось двенадцать автоматов и солидный боезапас. Провианта по-прежнему хватало с избытком, вот только время для регулярных трапез не всегда находилось.
  Последующий штурм начался неожиданно. Радован, сидевший в мансарде вместе с Тимохой Прохорчуком, действуя уже словно на автопилоте, подхватил автомат, выглянул из проема и выпустил очередь. Мельком отметил, что противник стал действовать умнее - умывшись кровью в первых атаках, беспорядочной толпой архангельские вояки уже не наступали, а стали передвигаться рассредоточенными цепями, прикрываясь стволами деревьев и развалинами домов. Как и оборонявшиеся, архангельцы патронов не жалели, очевидно, имели приказ как можно быстрее овладеть поселком - и пусть в перспективе время работало на архангельцев, но здесь и сейчас промедление было смерти подобно - со дня на день основные силы корпуса должны были выйти к Сямже, и тогда задачу по захвату заброшенного городка можно было бы считать проваленной.
  Радован еще раз на мгновенье высунулся из укрытия, выстрелил одиночным, отметил про себя, что противники уже подошли на расстояние броска гранаты, затем скрылся обратно под защиту спасительной стены - в комнату тут же залетели свинцовые шмели, с противным свистом рикошетов выбивая куски кирпичной кладки.
  Радован рискнул выглянуть еще раз, но прежде чем он решился на это, парень достал гранату, выдернул чеку, и плотно сжимая смертоносный заряд в руке, шикнул на сидевшего на полу Тимоху, чтобы тот сделал то же самое.
  - Как только я брошу гранату, выдерни чеку из своей и швыряй следом. - приказал он товарищу, который послушно кивнул, давая понять, что усвоил то, что от него требуется.
  Мысленно досчитав до трех, Радован вскочил на ноги и не глядя бросил в проем гранату, рассчитывая, что снаряд упадет аккурат туда, где, по его прикидкам, уже должны быть солдаты противника.
  Послышался громкий взрыв и болезненные крики покалеченных архангельцев, и тут Радован знаком приказал Тимохе бросить свою гранату следом. Прохорчук послушно выдернул чеку и на слух бросил гранату из окна, надеясь добить уцелевших врагов. Снова взрыв, снова крики, снова удачный бросок! Выглядывать наружу оба не стали - вопли красноречиво доказывали, что гранаты были потрачены не зря.
  Жаль только, что гранат оставалось катастрофически мало. Брать трофейные гранаты Радован опасался - на обратном пути ее недолго выронить, да и не попадалось пока ни ему, ни кому-либо из его группы во время вылазок таких трофеев - видимо, архангельцы использовали свои гранаты еще на подходе к балтийским позициям. Впрочем, в последние несколько часов наступавшие почти перестали использовать гранаты - либо они тоже заканчивались, либо враги просто не хотели причинять дополнительные разрушения городку, который сами же рассчитывали оборонять сразу после взятия. Если в первых штурмах им и ставилась задача проредить защитников, то приходилось признать, что с грехом пополам ее все же удалось выполнить. Несмотря на все ухищрения балтийцев, противник все же не мог не заметить некоторого снижения плотности огня.
  И самое время было плотненько расстрелять нападавших! Радован коротко скомандовал подъем, и бойцы пятерки бросились к окнам, длинными очередями, за два залпа опустошая магазины, начали отстреливать растерявшихся архангельцев, явно не рассчитывавших получить две противопехотных гранаты.
  Васька Головачев стрелял, стараясь не смотреть на ползущего метрах в тридцати от него архангельца - одна рука у парня была оторвана, и тот, зажимая уцелевшей рукой кровоточащую культю, с помощью одних лишь только ног пытался подняться, чтобы добежать до помощи. Но, как это часто бывает, глаза невольно смотрят туда, куда смотреть не хочется, и Васька заметил, как изувеченный архангелец вдруг резко дернулся и затих - это Виталик Мамонтов гуманно пальнул одиночным в голову и добил несчастного паренька.
  Прохорчук и Мухин стреляли вместе с остальными, правда, Тимоха так и остался наверху в мансарде, тогда как Радован присоединился к своей команде внизу. Опустошая магазины, они стреляли, почти не пригибаясь, потому что ответных выстрелов в их сторону пока не было. Радована это немало удивило, но он отогнал сомнения и продолжил стрельбу, уложив еще одного архангельца, неосторожно высунувшегося из-под полуразрушенной стены, служившей тому укрытием.
  "Странно, что на других направлениях как-то тихо. Я не слышу выстрелов. Похоже, отрядами противника командует полный идиот".
  И тут же Радовану вспомнились слова отца, говорившего, что в бою нужно следить только за своим участком, не думая, что происходит справа, слева или километром далее от твоей позиции, и неважно, рядовой ли ты боец, командир или даже генерал. За другие участки отвечают другие люди, и не нужно отвлекаться от своей задачи.
  "К тому же, может так статься, что идиот не их командир, а я."
  Словно в подтверждение этой мысли Радована в дверном проходе возникла чья-то фигура в униформе пехоты Архангельского княжества. Первым вошедшего краем глаза заметил Головачев. Быстро развернувшись, парень хотел дать очередь по незваному гостю, словно (и как нельзя более вовремя!) забыв о своих недавних нравственно-философских страданиях и душевных муках. Но АКМ в его руках сухо щелкнул - магазин был пуст. То ли запамятовав, что рядом у стенки прислонен запасной автомат, то ли этот автомат уже тоже расстрелял свой боезапас, разгоряченный Васька отшвырнул бесполезное оружие и бросился на вошедшего архангельца, в руках которого тоже не было огнестрела. Зато был острый нож для резки картона, который архангелец резко выхватил из кармана и что было сил ударил Головачева наотмашь и ... поскользнулся. Случайность спасла Василию жизнь - острое лезвие, которое должно было рассечь ему горло, лишь полоснуло парня по руке, а архангелец, не удержав равновесия, выронил нож и упал на деревянный пол.
  Недолго думая, Радован, не помня, остались ли еще патроны в магазине его АКМ, быстро поменял рожок и выпустил три выстрела в голову упавшему архангельцу, после чего бросился к Головачеву, зажимавшему кровоточащую резаную рану. Он не кричал и не стонал, но по стиснутым зубам Радован видел, как больно было юноше, и как тяжело и непривычно видеть медленно вытекающую собственную кровь тому, кто еще вчера брезговал пролить чужую. Радован помог парню снять гимнастерку, протянул ему бинт.
  - Попробуй самостоятельно перевязаться, времени в обрез! - крикнул он Ваське. - Мухин, прикрой, если что!
  И с этими словами Радован, сжимая в руках АКМ, бросился наружу, чуя неладное. Выскочив на улицу, он понял, как вражеский боец оказался в их доме - соседний дом, обороняемый пятеркой из другого взвода, кажется, потрепанного прошлым штурмом четвертого, уже был занят архангельцами. О судьбе защитников дома можно было только догадываться, но в их долголетии Радован сильно сомневался.
  Чиркнул рикошет одинокого выстрела, затем другого, заставив Радована упасть на одно колено и оглядеться. В дверном проеме захваченного противником дома он заметил двух бойцов. Они явно мешали друг другу, и это спасло Радовану жизнь, потому что ни первый, ни второй из архангельцев, стрелявших в него, не смогли как следует прицелиться.
  Зато Радован выпустил почти не целясь едва ли не половину автоматного рожка, наповал убив одного из стрелявших, и сильно задев второго - как бы там ни было, оба рухнули навзничь, но один из них затих сразу, а его товарищ принялся истошно орать - не иначе как выстрелы Радована серьезно прострочили воина.
  Серб оглянулся и заметил Мухина, засевшего возле входа в их дом с автоматом наизготовку, подмигнул Леньке и, в несколько скачков преодолев улочку, прыжком взлетел по трехступенчатому крыльцу, с которого в него только что стреляли, и тут же добил искалеченного им солдата, продолжавшего истошно вопить, пока последняя пуля Радована его окончательно не успокоила.
  В комнате валялись еще три тела, одетые в балтийские гимнастерки, и до Радована дошло, что прорваться в городок противники смогли именно через этот дом. Парень быстро огляделся, заметив возле одного из убитых сослуживцев ... пулемет!
  Забросив автомат за спину, Радован перебежал через горницу и подхватил тяжелое оружие обеими руками. Металл был довольно горячим - значит, из него еще недавно стреляли. Оставалось надеяться, что балтийский пулеметчик разменял свою жизнь по меньшей мере на несколько вражеских - и за себя б отомстил, и бой друзьям упростил. Отметив, что получился неплохой экспромт, и что можно будет когда-нибудь заняться сочинительством стихов, Радован вдруг услышал топот бегущих людей. Бросив пулемет и подбежав к небольшому окошку, он заметил, как целый отряд врага числом не менее полутора-двух усиленных взводов высыпал на улицу, на которой он только что завалил двух противников.
  На счастье Радована, из этого окошка улица превосходно простреливалась. Снова подобрав только что брошенный им пулемет и надеясь, что в коробе еще остались патроны, Радован принялся стрелять длинными очередями по густой толпе архангельцев, не успевавших осознать, откуда на них обрушился свинцовый смерч, и валившихся один за другим на пыльную землю.
  - П...ц вам, суки! Порву е...ных пидоров! Еб...ки раскурочу, твари! - срывая голос, ревел Радован.
  Упиваясь зрелищем падающих, как колосья под серпом, архангельцев, Радован словно не заметил, как большая часть бойцов вражеского отряда оказалась на земле, а немногочисленные уцелевшие либо попрятались по ближайшим укрытиям, либо вернулись под защиту дома, из которого только что выбежали, развивая наступление. И лишь закончившаяся в коробе лента с трудом привела парня в чувство. Он вел обстрел не более двух минут .но казалось, будто прошла целая вечность. Пулемет замолк, и юноша устало опустился на пол, опираясь на кирпичную стену вспотевшей спиной.
  И как нельзя более вовремя - спустя считанные мгновенья автоматная очередь просвистела над его головой. Кто-то зряче целился в окно, из которого только что стрелял Радован, и этот кто-то явно был намерен отомстить за своих товарищей, столь жестоко и столь внезапно отправленных на тот свет кровожадным балтийцем.
  Сняв с плеча верный АКМ, серб ползком двинулся к выходу. Послышался новый треск автоматной стрельбы. Выглянув наружу, Радован с удовлетворением отметил, что стрелял Ленька Мухин, судя по довольной улыбке, снявший архангельского воина.
  Осторожно выбравшись на улицу, Радован перемигнулся с Мухиным и, доставая на ходу одну из двух оставшихся у него гранат, пригнулся и направился к крыльцу очередного дома, где лежал подстреленный Мухиным архангельский боец, и откуда несколькими минутами ранее высыпала перестрелянная им самим толпа. Подобравшись к крыльцу, серб выдернул чеку и бросил гранату в дверной проем, подождал, пока граната взорвется. Но за взрывом криков не последовало, значит, дом уже был пуст, или враги засели на втором этаже.
  Немного расстроившись из-за потраченной впустую гранаты, юноша тем не менее вошел в дом, заметив, что противоположная стена практически снесена - очевидно, сработала взрывчатка, чего в горячке боя ему не удалось заметить. Где были сейчас защищавшие дом балтийцы, Радован так и не узнал - трупов в доме не было, если не считать сваленного Мухиным покойника на крыльце.
  Радован, уже не таясь, крикнул Мухину:
  - Ленька, как там у вас?
  - В порядке, - откликнулся боец, - Ваську перевязали, он ослабел, много крови потерял, но рукой двигать может. Стрелять, хоть и с трудом, скорее всего, тоже.
  - Добре.
  Со стороны дома, которые они впятером так успешно обороняли не далее как минут двадцать назад, выстрелов более не слышалось. Зато одиночные хлопки и автоматные очереди то и дело раздавались на другой стороне поселка, где находился командир роты Андрей Васильев. В той же части городка был размещен полевой лазарет, а два соседних от командирской квартиры дома оборудовали под склады с продовольствием и боеприпасами. Правда, оружейный склад на текущий момент совсем опустел, а то немногое, что осталось, было роздано бойцам, либо добыто с боем у уничтоженных архангельцев.
  - Ленька, за мной! И Тимоху прихвати. Виталь, держи мансарду! Васька, оставайся в доме, но оружия из рук не выпускай. Мало ли что.
  Раздавая команды как заправский сержант, Радован, не оглядываясь на товарищей, побежал в сторону складов. Выстрелов в его сторону не было, а значит, как минимум трое бойцов без проблем достигнут командирского дома и смогут помочь отбиться.
  Мухин и Прохорчук нагнали Радована на подходе к командирскому крыльцу, и все трое вломились в дом, где уже кипела жестокая рукопашная рубка. Васильев с окровавленным лицом ударил штык-ножом какого-то архангельца в область печени, затем, подняв зажатый в другой руке пистолет, выстрелил в другого, свалил его. Навел оружие на очередного противника, пистолет щелкнул, но выстрела не последовало. К ротному подобрался очередной соперник, которого Васильев ударил рукояткой оружия в висок, полоснул по животу ножом для верности, затем развернулся к Радовану и его бойцам.
  - Чего стоите? Бей козлов!
  Без долгих разговоров ребята включились в кипевшую схватку. Радован отбросил автомат, бесполезный для боя в замкнутом пространстве, достал отцовский ТТ-шник и сделал два выстрела вправо - там их взводный Москаленко был придавлен к полу огромным архангельцем, молотившим офицера по лицу пудовыми кулаками. Пули Радована перебили вражине позвоночник, и тот, парализованный, рухнул на взводного. Радован хотел броситься на помощь лейтенанту, но здоровенный Тимоха его опередил, схватил еще живого бойца за шиворот и оттащил в сторону. Третий выстрел Радована угодил архангельцу прямо в лоб.
  Отвлекшись на добивание, Радован едва не пропустил удар саперной лопаткой - какой-то сопляк в архангельской форме прицельно размахнулся своим оружием и попытался достать голову серба. Тут бы Радовану и конец, если бы Ленька Мухин не сбил серба с ног и не завалил одиночным выстрелом из автомата поганого молокососа. Хотя какого там молокососа - такого же юношу, как и сам Радован, не старше семнадцати лет. Просто за эти дни парни так заматерели, что молодыми считать себя уже не могли - слишком многое выпало на их долю за столь короткое время.
  Радован, отряхиваясь, поднялся и огляделся - больше врагов в комнате не было, одни трупы. Кивком отблагодарил Мухина, уже дважды спасшего ему жизнь за считанные минуты этого скоротечного боя. Подобрал автомат, поменял магазин, затем быстро-быстро перезарядил ТТ, набивая обойму патронами. Затем сунул ствол в карман и поднял с пола саперную лопатку - удобная штука, пригодится.
  Васильев вытирал с лица пот, смешавшийся с кровью из рассеченного лба, Тимоха и Ленька осматривали своего лейтенанта, тяжело дышавшего, но не приходящего в сознание. В стороне возле стенки шевелился какой-то израненный сержант, в котором Радован с трудом узнал радиста Пашку - лицо его было залито кровью, на груди расплылось красноватое пятно, а левая нога неестественно выгнулась - не иначе, как сломана. Вперемешку по полу валялись трупы балтийцев и архангельцев, но этот короткий бой они выиграли.
  Васильев, как старший по званию, крикнул Мухину оставаться с лейтенантом и Пашкой, после чего знаком приказал Радовану и Тимохе следовать за ним и бросился на улицу, где то и дело то тут, то там слышалась стрельба. Бой за городок превращался в драку, неподконтрольную ни самому Васильеву, ни командиру архангельцев.
  Свернув на соседнюю улочку вслед за ротным, Радован увидел, как нескольких балтийцев добивало десятка два архангельцев. Никто не стрелял - патроны у всех закончились, шла рукопашная, где численный перевес не замедлил сказаться. Вот один из балтийцев упал с распоротым животом, вот второго ударом ноги свалил кто-то из нападавших, вот третьему их сослуживцу разрубили горло саперной лопаткой. Оставшихся в живых четверых балтийцев добивали ногами и прикладами, сопротивляться те уже не могли.
  "Cовсем как я тогда, когда меня на плацу метелили скоробогатовские корешки. Эх, спасибо ротному, которому я вернул сегодня должок!"
  Залп из трех автоматов переломил ход боя - пятеро архангельцев посыпались на землю, словно оловянные солдатики, еще двое недоуменно развернулись, и их тут же добили одиночными выстрелами. Помогли своим подняться.
  Парень, которому разрубили живот, уже отключился. Радован выстрелил, спасая товарища от мучений. Уцелевшие были сильно избиты, у одного из них на ноге была рубленая рана, но трое оставшихся могли продолжать драться. Похватали валявшиеся неподалеку "калаши", перезарядили и медленно двинулись за Васильевым дальше - поддерживать быстрый темп передвижения они пока не могли.
  Так, добивая одиночные группы солдат противника, Васильев и Радован, окруженные стягивающимися к ним уцелевшими бойцами их роты, обежали весь обороняемый к началу штурма периметр. Всего Васильев сумел собрать немногим более шестидесяти бойцов - примерно треть от изначального количества воинов, выступивших с ним к Сямже.
  Зачистив поселок, балтийцы закрепились в нескольких зданиях, включая склады и медпункт, в который непостижимым чудом так и не ворвались архангельские солдаты. Васильев распорядился оттащить туда Москаленко и радиста Пашку, а заодно еще нескольких тяжелораненых парней, неспособных самостоятельно передвигаться.
  С трудом отбили очередную атаку архангельцев, разъяренных жуткими потерями. Противник подтащил пулеметы, выплевывающие смертоносные очереди. Бронебойные патроны крошили кирпичные стены, ставшие небезопасными укрытиями - даже в лазарете уже убило нескольких раненых, прошитых насквозь смертоносным свинцом.
  Васильев, прекрасно понимая, что теперь отсиживаться бесполезно, скомандовал на время отойти из зданий, затем спланировал контратаку. Несколько человек заняли позиции с пулеметами, к четырем имевшимся добавилось еще три трофейных, после чего залпами начали бить по бойцам княжества, командир которых, похоже, решил, что после такого-то обстрела вряд ли кто-то из балтийцев сможет продолжать сопротивляться.
  Надо ли говорить, что плотный огонь семи пулеметов сделал свое кровавое дело, накрыв обескураженных архангельцев волной смерти. Когда вражеские бойцы залегли, ища укрытия от свинцового вихря, Васильев приказал атаковать.
  Измотанные балтийцы, которых осталось не более полусотни, оставив в резерве десяток легкораненых товарищей, силами по сути одного взвода двинулись вперед, на ходу рассредоточившись и стараясь быть не менее чем в пяти метрах друг от друга. Чертыхаясь, спотыкались от усталости, падали в грязь и снова поднимались, стреляли короткими очередями, выцеливая залегших врагов. Те вяло отстреливались, и то и дело кто-то из роты Васильева с криком падал наземь, но они продолжали идти и стрелять. идти и стрелять, перезаряжая на ходу оружие. Идти и стрелять! Им было плевать, что у противника больше сил, что противник может не считаться с потерями, а у них каждый ствол был на счету, что боеприпасы почти на исходе. От победы зависела их жизнь, но они уже не думали ни о жизни, ни о победе. Они были слишком измождены, чтобы вообще о чем-то думать, и просто молча выполняли команды Васильева и Максима Матвеева, единственного из взводных, остававшегося на ногах.
  Матвеева Радован недолюбливал за его щегольство и некоторую заносчивость, за его показное богатство и любовь к статусным предметам роскоши, за то, что его отец, Матвеев-старший, был отставным генерал-лейтенантом, а ныне преуспевающим бизнесменом и владельцем контрольного пакета акций одной из крупнейших частных военных компаний Балтийской республики. Но сегодня Радован волей-неволей вынужден был признать, что этот смазливый красавчик весьма неплохой офицер и далеко не трус. Сейчас он, такой же оборванный, грязный и чумазый, как и они все, отличался от остальных балтийцев только лейтенантскими звездочками на погонах.
  Невдалеке Радован заметил Федьку Скоробогатова и троих его неразлучных подельников. В отличие от большинства уцелевших балтийцев, их форма была грязноватой и мятой, но следов крови или синяков на них заметно не было. Не иначе как отсиделись где-то в подвале, подумал Радован, и вылезли лишь тогда, когда Васильев неизбежно обнаружил бы их пропажу во время зачистки поселка, а потом им пришлось бы долго и безрезультатно оправдываться перед ротным, какого хорошего дела они решили отсидеться, когда погибали их товарищи.
  Перегревшийся АКМ в руках Радована заклинил, парень отшвырнул его, вытащил полупустой магазин, сунул в карман. Подобрал валявшийся на земле "калаш", принадлежавший неизвестно кому - своему или чужому, машинально перезарядил его и пошел дальше, стреляя от пояса в увиденных архангельцев. Зацепив как минимум троих, разрядил очередную обойму, заменил ее, дал еще пару очередей, и обойма снова опустела. Как назло, она была последней, той самой, которую он достал из заклинившего АКМ.
  Отбросив бесполезное оружие и отыскав глазами очередного противника, Радован упал на одно колено, выхватил ТТ и начал стрельбу. Попал он или нет, было неясно, но архангелец, в которого он целился, вскрикнул и откатился за ближайший ствол дерева, пропав из поля зрения Радована.
  - Гранаты броса-а-ай! - это треснутым голосом приказал Васильев, и десятка полтора гранат рухнули где-то за развалинами, призванные добить отступавших архангельцев. Услыхав ставшие уже привычными взрывы и крики раненых, а также летящие во все стороны комья взрыхленной земли, Радован продолжил поиск новых врагов, но его усталый взгляд уже никого не находил.
  - Отходим! - поступил новый приказ командира роты, и бойцы попятились назад, держа наготове оружие. Но враги уже и не думали продолжать бой и откатились назад, под сень густого леса - потери, нанесенные им балтийцами, были просто немыслимы.
  Но радоваться было рано, да и особых причин на то не предвиделось. И пусть они сегодня отправили на тот свет более четырехсот архангельцев, но и потери роты были огромны - сегодня в строю осталось тридцать семь человек, не считая еще сорока двух раненых, из которых более половины навсегда останутся калеками. Молодые парни, которым еще жить да жить, теперь либо будут гнить в негостеприимной архангельской земле, либо до самой смерти влачить жалкое существование.
  Радован невольно подумал, насколько сейчас тяжело Васильеву, по сути потерявшему свое подразделение. Как тяжело Матвееву, от взвода которого осталось всего двенадцать человек, из которых семеро лежали сейчас в лазарете. Как мучается раненный в колено лейтенант Славка Степанов - ему наверняка придется ампутировать ногу. Да и их взводный сейчас без сознания и неясно, выживет он или нет. А командир третьего взвода Арсен Бигларян погиб еще до сегодняшнего боя и уже был зарыт подчиненными во дворе одного из опустевших домов на окраине Сямжи, где они устроили кладбище.
  Отгоняя грустные мысли, Радован устало направился в лазарет. Каким-то чудом на нем не было ни царапины, но надо было проверить Ваську Головачева, а заодно узнать, как дела у Москаленко. Впрочем, худшее на сегодня было позади, и в этом парень уже не сомневался.
  
  Глава 16.
  
  Цена успеха.
  
  Архангельцы на новый штурм не решались уже более суток. Суммарно они потеряли не менее семисот солдат, и это отрезвило командира княжеских войск, заставляя воздержаться от новых атак. Стало очевидно, что силы балтийского гарнизона явно были недооценены протвником, а упорство, с которым балтийцы отбивались от превосходящего по всем статьям противника, свидетельствовало, что скоро к ним должны подойти подкрепления.
  Примерно так Радован объяснял себе и товарищам сегодняшнее затишье. День прошел на удивление спокойно, и лишь с наступлением сумерек изредка раздавались провокационные выстрелы. Но пулеметами архангельцы их уже не обстреливали, видимо, с боеприпасами у них тоже не все было благополучно.
  Поэтому архангельцы сменили тактику - в бинокль, доставшийся от убитого во время штурма вражеского офицера Радован заметил группу вояк, патрулировавших подходы к Сямже, в том числе со стороны трассы, ведущей из Вологды. Радован попробовал уговорить Васильева дать разрешение его пятерке на ночную вылазку, но получил категорический запрет - людей осталось слишком мало, чтобы губить их в бесполезных перестрелках.
  Сперва немного расстроившийся, Радован спустя некоторое время понял, что командир роты был, в общем-то, прав. Ну чего могли добиться ребята? Удаль проявить? Допустим, убили бы они нескольких солдат, но неужели им позволили бы полностью деблокировать трассу? Конечно же нет, и любая молодецкая выходка была лишь ненужным риском и пустой тратой боеприпасов. Впрочем, за мужество командир его все же похвалил и даже разрешил Радовану забрать с собой один из трофейных пулеметов, что было неожиданно щедро.
  Васильев, конечно, велел собрать трофеи, но осмотр покойников ожиданий не оправдал. Оружия, спору нет, подобрали немало, а вот патронов раздобыли ничтожно мало. У Радована осталось лишь три магазина к АКМ, около сотни патронов - россыпью, и пара обойм для ТТ.
  Радован со своей пятеркой занял один из домов возле продовольственного склада. Голод им не грозил, а теперь, с учетом их сильно сократившейся численности, они могли не беспокоиться о пропитании ближайшие недели три. Васильев, пользуясь возникшей передышкой, разрешил разжечь костры и приготовить нормальную пищу - давиться сухпайками бойцам уже надоело. Перекусили знатно, хотя настроение было таким, что некоторым из них кусок в горло не лез.
  Плотно пообедав и поужинав, Радован со своей командой сидели в доме, держа наготове оружие. Сна не было ни в одном глазу, хотя никто из них уже не помнил, когда в последний раз им удавалось нормально выспаться. Только Тимоха, флегматичный и замкнутый, как всегда, тихо сопел, прислонившись к стенке. Остальные негромко переговаривались, пытались шутить и травить анекдоты, но особого веселья не было. Не до того!
  Оглядывая товарищей, Радован, сидевший на расстеленной по полу плащ-палатке, невольно задумался. Теперь он узнал многое о каждом из своей группы, неформальным лидером которой он стал как-то незаметно и для себя, и для товарищей. Люди, как понял недавно Радован, зачастую нуждаются в вожаке, особенно оказавшись в экстремальной ситуации, и им нужен тот, кто готов брать на себя ответственность за их судьбы, тот, за кем можно идти не раздумывая, тот, кто знает, что и как нужно делать, чтобы уцелеть. И Радован стал именно таким вот вожаком, авторитет которого подкреплен не богатством и положением, не чинами и званиями, а верой в его счастливую звезду. Верой и надеждой на лучшее.
  Самого Радована больше не беспокоили пассивность Мухина, детдомовское прошлое и замкнутость Тимохи, азарт и горячность спортсмена Виталика. Он понял цену этим парням, прикрывавшим ему спину, и знал, что тоже при случае окажет им любую помощь, на которую только способен. Они воевали вместе, и вряд ли когда-нибудь такое удастся забыть - память об этом сохранится до самой гробовой доски. Если, конечно, их жизненный путь не окончится здесь, в этой заброшенной Сямже.
  Васька Головачев в лазарете отлеживаться не стал - рану его ротный фельдшер счел неопасной, но сказал, что ее нужно регулярно обрабатывать и менять бинты, а заодно велел заглядывать к нему на осмотр не реже двух раз в день.
  Присмотревшись к Головачеву, Радован перестал волноваться из-за идеализма своего лучшего друга. Как ни странно, где-то на подсознательном уровне серб даже был немного рад, что Васька получил это ранение. Именно такое, болезненное, кровоточащее, но не слишком опасное. Потому что оно не искалечило его друга, но отрезвило от многих предрассудков - теперь, получив свой первый боевой шрам, Васька больше не станет переживать из-за каждого застреленного им солдата, он уже поймет, что убьет либо он, либо прикончат его самого. И будет делать свою работу четко, хладнокровно и без ненужных интеллигентских колебаний.
  За этими мыслями Радован скоротал вечерок, зевнул и подумал, что прикорнуть на пару часиков будет совсем не лишним. Парень взял рюкзак, положил под голову и растянулся на плащ-палатке, почти мгновенно отключившись - напряженность последних дней, все же непривычная для семнадцатилетнего юноши, не замедлила сказаться, и уже спустя пару минут Радован уже улыбался во сне, забыв на кроткое время обо всех тревогах.
  Отдохнуть парню удалось от силы часок, пока его не растряс за плечо подоспевший Головачев.
  - Радик, тревога! Ахангельцы снова атакуют!
  На этот раз, испугавшись потерь, противник решил штурмовать поселок под покровом ночи. Растерянно моргая, Радован увидел в оконном проеме всполохи разрывавшихся гранат и комья влажной земли, взрыхленной бросками наступавших архангельцев.
  Рывком поднялся, подхватил АКМ, кажется, уже третий свой автомат за последние дни - оружие было некачественным и постоянно заклинивало, благо, с учетом богатых трофеев его было в достатке. Вспыльчивый и взбалмошный Мамонтов уже расположился у подоконника с пулеметом, пожалованным капитаном Васильевым, готовый прикончить очередную волну наступавших.
  - Давайте, суки, подходите поближе, всех урою, падлы!!!
  Вообще-то, боеприпасы следовало экономить - пулеметных лент осталось немного. Но какая уж тут экономия, когда их осталось всего несколько десятков, а вокруг рыскали сотни архангельцев. Поэтому Радован одергивать товарища не стал, лишь молча подошел к другому окну, изготовил к бою автомат.
  Темень, хоть глаз выколи. Но вспышки взрывов освещали развалины, из которых в сторону дома, где засела пятерка Радована, двигалось не менее взвода пехотинцев, короткими перебежками нырявших от укрытия к укрытию.
  - Виталь! Не тормози, стреляй! Тимоха, давай наверх! Ленька, ты тоже. Васька, держи под прицелом дверь!
  И застучал пулемет, а Прохорчук с Мухиным, стуча берцами, побежали по лестнице на второй этаж. Радован быстро опустошил рожок АКМ, перезарядил оружие. По его прикидкам, двоих бойцов ему удалось срезать, еще нескольких скосили очереди Мамонтова. Но не менее двух десятков архангельцев залегли за развалинами и в рытвинах, вырытых падающими гранатами в мокрой и податливой земле.
  Радован достал последнюю гранату, мощную РГД-5, выдернул чеку, прицелился и угодил точнехонько в одну из колдобин, где, как он полагал, прятались как минимум четверо.
  На этот раз граната взорвалась близко от их позиции, и Радована с Виталиком немного оглушило. Голова Радована гудела, как при легкой контузии, но спустя пару минут сознание прояснилось, и можно было продолжать бой. Эх, было бы чем!
  Второй магазин Радован опустошил так же быстро, как и первый, причем, похоже, безрезультатно. У Виталика закончилась в коробе лента, перезарядить короб было нечем, и парень бросил ставшее бесполезным громоздкое оружие, схватившись за свой автомат.
  - Виталь! Патроны есть?
  Мамонтов кинул ему два из остававшихся у него пяти рожков - отлично, теперь еще несколько минут можно продолжать отбиваться.
  - Беречь патроны, парни! Тут еще минимум полтора десятка козлов поблизости!
  В этот момент защелкали оружием вражеские стрелки, и ребята Радована спрятались за кирпичной стеной, не высовываясь из окон. На их счастье, пулеметов у архангельцев с этой стороны не было - бронебойные пули могли пробить древнюю кладку стен. Тимоха и Леня иногда выпускали со второго этажа короткие очереди, пользуясь преимуществом высоты занимаемой позиции - как известно, целиться сверху вниз гораздо удобнее, чем наоборот. Какое-то время перестрелка не приносила успеха ни тем, ни другим, как вдруг в помещение залетела граната, метко пущенная через окно каким-то архангельским умником.
  Не дожидаясь команды, Васька выскочил на крыльцо, заперев дверь, а Радован с Виталиком перекатились через подоконники и оказались снаружи, покинув ставшую смертоносной комнату, где тут же раздался взрыв. На их удачу, так никого не зацепивший.
  Пребольно стукнувшись спиной, Радован приземлился, не отряхиваясь, вскочил, превозмогая боль, и выпустил очередь в набегавшего архангельца, который тут же картинно рухнул в паре метров от серба.
  Еще двое вражеских бойцов уже сцепились с Виталиком, уронившим в падении через окно свое оружие - на его счастье, враги тоже не стреляли, очевидно, рассчитывали взять пленника. Одного из них тут же срезал из АКМ Радован, во второго же стрелять не решился - противник захватил Витальку борцовским приемом, и парень опасался случайно ранить товарища.
  Мамонтову спустя пару мгновений удалось вырваться и ударить соперника кулаком снизу вверх в подбородок. Архангелец ненадолго отшатнулся, попытался ногой пробить в корпус Виталику, но тот отпрыгнул назад, а Радован выстрелил одиночным в голову, уложив виталькиного визави наповал.
  Расположившиеся сверху Мухин и Прохорчук, которым, понятное дело, особого вреда разорвавшаяся на первом этаже граната причинить не могла, продолжали целиться в архангельцев, многие из которых покинули свои укрытия, увидев, как из окна осажденного дома вывалились двое балтийцев. Как минимум троих уже удалось свалить, как вдруг из-за бурелома, закрывавшего обзор ближайшей к ним улицы, раздался треск автомата - Виталька вскрикнул и начал заваливаться на спину, тут же подхваченный рукой Радована.
  - Братан, эй, не дури! Чего с тобой?
  Стрелок высунулся из-за бурелома, метя Радовану в голову, тогда как серб, расстроенный ранением товарища, на какое-то время забыл, что вокруг идет бой, аккуратно уложил товарища и сорвал с того гимнастерку, чтобы оценить серьезность раны.
  Архангелец выстрелить не успел - выручил подоспевший Головачев, успевший опередить противника и давший очередь первым. Мельком Радован оглядел товарища, заметил у него кровь на щеке, но ничего не сказал. Гораздо больше его озаботила размазанная по васькиной левой штанине кровь, еле заметная на форменной одежде. Но серб обратил на это внимание, потому что Васька заметно прихрамывал.
  - Зацепили, мрази! - пояснил Васька, заметивший, что от Радована не укрылось его очередное ранение. - Потом перевяжу.
  - Смотри не затягивай, а то без ноги останешься! А пока помоги мне затащить обратно в дом Витальку. Парни, эй, наверху! Прикройте, если что!
  Оставалось надеяться, что гранатами их больше не потревожат. Тащить парня в лазарет Радован пока не рискнул - он не знал, что происходит в том месте, и не исключал, что туда могли прорваться архангельцы, хотя медпомощь была бы как нельзя кстати - Мамонтову прострелили бок, к счастью, вроде бы навылет, а Васька нездорово побледнел, скорее всего, сказывалась новая кровопотеря, да и пулю, угодившую товарищу в бедро, следовало в ближайшее время вытащить. У самого Радована сильно болела ушибленная после прыжка из окна спина, но он старался не обращать на это внимание.
  Зато Васька, как ни хорохорился, чувствовал себя все хуже. С трудом он помог Радовану затащить Виталика в комнату, расстелить плащ-палатку и уложить на нее раненого. Но было видно, что Головачев уже вышел из строя, и рассчитывать на него в бою уже не стоит.
  - Леня, Тимоха, что там у вас?
  - Все путем, Радик! Никого не видно, вроде отбились пока.
  - Вот именно, что пока. Хрен с ними, слезайте, надо выяснить, что с остальными нашими.
  Ребята молодцевато, в несколько прыжков спустились по лестнице вниз. Прислушались. Где-то справа от них то и дело раздавалась густая стрельба, но гранаты уже не взрывались. Равномерно распределив на троих остатки боезапаса, парни осторожно выбрались из дома на сумрачную улицу, густо усеянную убитыми балтийцами вперемешку с архангельскими, и не спеша направились к командирской квартире, где, как и в прошлый раз, снова было жарко. Но на этот раз все было опаснее - сколько бойцов их роты еще осталось в живых - двадцать, пятнадцать, десять? А сколько из них сможет продолжать бой? Вполне возможно, они трое на всю часть остались целыми и невредимыми. Да и то - надолго ли?
  Радован, заметив возле одного из трупов валявшийся фонарик, подобрал находку, щелкнул включателем. Парень рисковал выдать себя вспышкой света, но терять было нечего - двигаясь в такой темноте, они рисковали ничуть не меньше. Подобравшись к жилищу капитана Васильева, они осмотрели дом - тот оказался пуст. Перестрелка же шла где-то дальше, уже за окраиной поселка. Куда подевался ротный и остальные, было непонятно.
  - Тимоха! Сгоняй в лазарет, посмотри, что там!
  Прохорчук потрусил в сторону медпункта, а Радован и Мухин решили спуститься в подвал, который оказался заперт, причем изнутри. Ленька несколько раз ударил в дверь прикладом своего автомата - после третьего толчка послышался шепот:
  - Кто там? - голос показался парням знакомым.
  - Свои, - проговорил приглушенно Радован, - где Васильев? Что с остальными?
  - Архангельцы прорвались. Капитан опасно ранен, он здесь, со мной вместе с радистом Пашкой.
  - Понятно, ты-то сам кто? Я Рома Горенко, из первого взвода, был направлен к ротному с докладом - меня взводный Матвеев послал.
  - Тогда дверь-то открой, Ромка! Мы ж свои, не чужие.
  Дверь со скрипом распахнулась, и показался Рома Горенко - солдат не старше двадцати лет, с разорванной на предплечье гимнастеркой. Рваная ткань и окровавленные бинты прикрывали сильнейший порез на руке балтийца.
  - А сам взводный где?
  В случае ранения Васильева единственным из уцелевших офицеров оставался младший лейтенант Кирилл Матвеев, и в отсутствие капитана именно он должен был возглавить роту, вернее, то, что от нее осталось.
  - Понятия не имею. Нас из всего матвеевского взвода пятеро оставалось, ну, еще семеро в лазарете, из них больше половины - тяжелых. Я получил небольшую ножевую царапину, а потому Матвеев именно меня к Васильеву направил.
  - Что хотел доложить?
  - Мы услышали примерно в паре километров к югу от поселка перестрелку. И это были не автоматы и даже не гранатометы - похоже, что бронетранспортеры или БМП, слишком отчетливо моторы ревели. Матвеев решил, что это наши - если бы у противника была в распоряжении такая техника, рассудил он, мы бы уже давно об этом знали. И отправил меня докладывать Васильеву, что помощь близко. Когда я сюда прибежал, капитан истекал кровью, а рядом был вырубленный Пашка с ногой в лубке, и валялась на полу сломанная рация. Я наскоро перевязал капитана, затем затащил его и Пашку по очереди сюда, и заперся здесь, ожидая, что балтийцы вернутся. Оставить капитана я не мог ...
  - И решил отсидеться, да?
  - Да пошел ты, герой долбаный! У меня выбора не было, да и если б сюда заявились архангельцы, что тогда? Уж если б я всерьез струсил, я бы в лес побежал и там схоронился.
  - Скорее, тебя бы там схоронили! Ты ж прекрасно знаешь, что архангельцев в окрестностях пруд пруди, а тут была возможность пересидеть.
  - До тебя что, не довели информацию, что они хотят здесь закрепиться? И долго, по-твоему, я бы пропрятался, да еще с двумя тяжелыми ранеными на руках? И ни воды, ни еды у меня здесь нет. А вот дожидаться помощи - это было разумнее, да и командира я уже как-никак, перевязал, а то, бедный, кровью бы тут истек.
  - Ладно, проехали.
  Какое-то время Радован провозился с телом командира - нужно было сменить набухшие кровью бинты и произвести дезинфекцию открытой раны, благо фляжку со спиртом запасливый Ромка не забыл прихватить из личных запасов капитана.
  Послышались приближающиеся шаги - снаружи кто- то трусцой подбегал к дому. Все трое - Радован, Ления и Рома - схватились за автоматы, нацелившись на входную дверь. Однако вошедший оказался Тимохой Прохорчуком.
  - Был я в лазарете, - объявил он. - В живых осталось всего одиннадцать наших, те, кто уже идут на поправку. И фельдшера они не тронули, только повязали. Остальных пристрелили, а наших поручили охранять какому-то задохлику. Я его быстро вырубил и на тот свет спровадил! Наших, короче, кто поцелее был, просто к койкам веревками привязали и бросили. Благо, нож с собой был, разрезать смог.
  - Москаленко как?
  - Жив, что с ним-то станется. Он толком-то и ранен не был, его просто тот амбал, которого мы с тобой завалили, хорошо помял, да голову в кровь разбил, вроде бы, сотрясение мозга у него или что-то там еще в таком роде. Я в медицине не силен, сам знаешь!
  - Зато на кулаках силен!
  - Что есть, то есть.
  Значит, вместе с фельдшером двенадцать человек. Плюс здесь их шестеро, вместе с Васильевым и Пашкой. Да еще Васька с Виталиком, оба раненые. Есть еще Матвеев с четверкой оставшихся бойцов его взвода. Двадцать пять человек, из них продолжать бой может менее десяти! А ведь их было больше ста семидесяти, когда они, отделившись от основных сил, выдвигались к Сямже.
  От этих невеселых подсчетов Радована отвлек рев моторов. Подбежав к окну, он увидел, как в поселок въезжало не меньше десятка БТРов. Свои! Родимые! Положив почти всю роту, они все-таки смогли удержать поселок. Как бы грустно им сейчас не было, но поставленную задачу они выполнили. Удалось!
  
  Глава 17.
  Полевой госпиталь.
  
  Капитан Андрей Васильев лежал на койке в лазарете, на чистой простыне, укрытый теплым ватным одеялом. Ранение оказалось неопасным, легкое не было задето, но сильная кровопотеря и последовавшая лихорадка сильно ослабили организм.
  Сколько он пролежал без сознания, как очутился здесь, чем закончилась их эпопея с обороной заштатного поселка Сямжи - ничего этого офицер не помнил. Что с его ротой, где он сам - у своих, или он сейчас в архангельском плену?
  А самое главное - что с ним самим? Капитан отчетливо помнил подробности последней архангельской атаки, тяжесть подрагивающего автоматного ствола, из которого он лично завалил, по меньшей мере, четверых противников, пока не опустел последний рожок. Помнил он и завязавшуюся в доме, где он квартировал последние дни, жестокую рукопашную. Стоп ... а потом воспоминания обрывались, и он словно проваливался в неизвестную черноту.
  С трудом пошевелился. Руки-ноги на месте - уже хорошо! Но тело словно деревянное, если он сможет подняться, ему наверняка придется заново учиться ходить и бегать. Негнущимися пальцами Васильев ощупал себя, нашарив на теле пластырь, прицепленный где-то в области грудной клетки. Затем провел ладонью, медленно восстанавливающей чувствительность, по щекам и подбородку, густо покрытым колючей щетиной. На него это не похоже - офицер всегда был гладко выбрит, с того самого дня, когда впервые взял в руки бритвенный станок. Значит, он провалялся в отключке никак не меньше недели.
  Но ответы на все вопросы - потом, а пока нужно утолить жажду. В пересохшем горле неприятно першило, и Андрей, с трудом перевернувшись набок, осмотрел прикроватную тумбочку, но никакого питья на ней не было. Капитан попытался приоткрыть дверцу, но дотянуться не получилось. Попытка встать стоила ему дорого - едва приподнявшись на локте, он скривился от резкой боли в груди и без сил откинулся на подушку. Таким беспомощным, как сейчас, он не чувствовал себя еще никогда.
  Впрочем, когда боль немного поутихла, Андрей все же решил, что плюсы в его теперешнем положении все же есть. Груз ответственности за бойцов роты, давивший на него с самых первых дней кампании, немного отступил - что с его ребятами, капитан знать не знал, но неизвестность хоть и пугала, но, как ни странно, давала надежду на лучшее. Понятно, что большинство уже на том свете - он не забыл, что свыше шестидесяти процентов личного состава были зарыты еще до последнего штурма, и более половины уцелевших успели получить ранения. Но вполне возможно, что хотя бы некоторые из них смогли выжить.
  Во-вторых, немного осмотревшись по сторонам, Васильев не заметил в просторной комнате никаких соседей. Комнату сложно было спутать с чем-то, кроме больничной палаты, значит, ему была выделена отдельная. Из чего следовал вывод, что он явно не в плену - вряд ли архангельцы удостоили бы такой чести вражеского бойца, пусть и офицера и командира, доказавшего, что заслуживает какого-никакого уважения. Будь он в плену, его бы уже давно разорвали на части, а не пытались лечить. Что ж, если он у своих, то наверняка сможет уже сегодня, в крайнем случае, завтра, отправить родителям весточку. А то его, не дай Бог, уже в покойники определили. Уж чего-чего, а помирать Васильев пока не собирался.
  - Эй, кто-нибудь! Принесите воды!
  Капитан не узнал собственного голоса - привыкнув, что его приказы ежедневно выполняют десятки людей, он не ожидал, что из его глотки вырвется такой хриплый и тихий полушепот. Хорошо, хоть дар речи не потерян, но для этого определенно не так уж много надо.
  За дверью между тем слышалась какая-то возня и молодые голоса, шутливо спорящие и переругивающиеся.
  - Я же говорил, что он выкарабкается, - негромкий баритон говорившего показался офицеру знакомым. - А вы мне не верили ни сейчас, ни тогда, когда мы Москаленко караулили! Тоже все хныкали, мол, кони двинет. Нет уж, у нас командиры - ребятка крепкие, и не такое сдюжат.
  - Прекрати, - а это более уверенный в себе тон, с нотками командирского металла, и тоже Андрею показалось, что он слышал этот голос не раз и не два. - Я Васильева в подвале нашел, он едва дышал. Если бы бэтээры не подтянулись с подкреплением, ему бы точно конец пришел - без помощи он не протянул бы и пары часов. Москаленко-то - там другой совсем расклад, он ведь и ранен-то толком не был, просто рожу ему хорошенько разбили, но он отделался легким сотрясением. Это тогда, когда мы с Тимохой уложили того амбала, летеха наш одной ногой в могиле был. Сейчас он уже в порядке. А вот Васильев ... Васильева реально с того света вытащили.
  - Интересно, когда нам разрешат к нему заглянуть?
  Слушая болтовню за дверью, капитан улыбнулся. Он узнал голоса, это были Васька Головачев и Радован Обренович, его солдаты и его напарники в одном щекотливом деле, когда они раздербанили нычку полковника Вексельмана, в доле с которым, как ранее рассказывали Васильеву, был и их батальонный командир. Воспоминания об этом деле даже немного развеселили его.
  Хотя особого повода для веселья не было. Рота Васильева наверняка будет расформирована, а если и нет, то какое-то время будет существовать лишь на бумаге, ведь пополнение придет нескоро. Впрочем, расформирование не слишком выгодно Вексельману, подумал Васильев, ведь тогда меньше денег будет выделяться на содержание личного состава полка, а учитывая шкурные интересы полковника, рассчитывать на доукомплектование своего подразделения ротный, безусловно, мог.
  Васильев снова улыбнулся, и даже почувствовал себя немного лучше - его, правда, мучила совесть за то, что загубив больше сотни мальчишек, сам он жив и даже без пяти минут здоров. Но капитан постарался отогнать эту мысль - он-то изначально был против приказа, отданного полковым командиром. Но делать было нечего, и выбирать не приходилось - он был обязан совершить то, что было приказано начальством, и поставленную задачу он, пусть и с грехом пополам, но все же выполнил. К тому же, он не мог знать, что в окрестностях никому не нужного и полузаброшенного населенного пункта могло ошиваться больше тысячи архангельцев.
  А вот скотина Вексельман это знать был просто обязан!
  При этой мысли недавнее благодушие в душе ротного сменилось приступом глухой ярости и бессильной злости на негодяя-командира, именно по вине которого погибла такая толпа молодых ребят. Им тогда следовало ограничиться разведкой, а не занимать оборону в этих проклятых развалинах.
  Еще хуже было то, что наверняка полковник обставит дело так, что огромные потери личного состава - следствие ошибок и бездарности ротного командира, сиречь его, Васильева. И формально Вексельман будет прав, ведь Васильев хоть и отправил десяток бойцов на разведку, хоть и предупредил командира о том, что Сямжа будет атакована превосходящими силами, доказать все это вряд ли удастся - Вексельман гарантированно будет все отрицать и утверждать, что Андрей либо вообще ничего не докладывал, либо рапортовал о том, что все ровно, отлично и вообще тип-топ.
  Кто мог подтвердить его разговор по рации со своим комполка? Радист Пашка? Ну-ну, слово младшего сержанта против слова полковника, и кому, спрашивается, поверят в штабе корпуса, когда начнется разбор полетов? Был еще лейтенант Москаленко, который вроде как, если верить столпившимся за дверью палаты болтунам, жив и здоров, но и Сергей потерял свой взвод и тоже будет "на карандаше" - даже если он и подтвердит слова Васильева, ему тоже веры не будет.
  Словом, дело было дрянь. Нельзя, к тому же, списывать со счетов и того, что Вексельман сорвался на него во время его последнего доклада еще и потому, что он разъярен и раздражен потерей денег, вложенных в то серебро и брюлики, реквизированные Васильевым и его ... получается, что подельниками. И пусть о роли Васильева в этой маленькой авантюре полковник не догадывался (иначе Андрей уж точно об этом знал бы!), но рассчитывать на доброту и понимание озлобленного ситуацией командира, и без того редкостной мразоты, явно не следовало.
  Как ни странно, ранение оказалось весьма кстати. Оно, во-первых, придавало ему ореол героя и репутацию боевого офицера, что всегда, при любом раскладе, вызывает определенный пиетет. Он и сам еще с детских лет с благоговением относился к настоящим, прошедшим огонь и воду боевым ветеранам. Таким, как его отец. Затем, под предлогом необходимости лечиться Андрей мог выиграть время, чтобы продумать тактику защиты. А кроме того, сейчас, развалившись на койке, ему только и оставалось, что думать над своими неурядицами, все равно больше ни на что он в данный момент не годился. И самое главное, на нем пока не висел груз ответственности, и не приходилось отвлекаться на служебные дела.
  Для начала, подумал капитан, следует поговорить с ребятами. Они, в случае чего, расскажут ему, что творилось в полку, пока он валялся в лихорадке, а заодно подтвердят все, что он им поручит. Привязаны к нему Обренович и Головачев были довольно крепко, не только потому, что были бойцами его роты - общее успешно обтяпанное дельце, за которое оба, опять же, получили солидный куш, как известно, объединяет и сближает. Да и полковник Вексельман особым авторитетом в солдатской среде не пользовался, что дополнительно добавляло Васильеву шансы на то, что парни будут поддерживать его, даже несмотря на полковничьи звезды на плечах Вексельмана.
  Но разговор с бойцами пришлось отложить - дверь в палату распахнулась, и решительным шагом в комнату влетел младший лейтенант Кирилл Матвеев. Андрей недовольно покосился на вошедшего, немного раздраженный такой бесцеремонностью - все-таки Матвеев был его подчиненным и мог бы сперва хотя бы постучаться. Тем не менее, он никак не стал комментировать наглость Кирилла - сейчас он был не в том положении, чтобы играть в сатрапа, да и не было подобного в его характере.
  Матвеев был молоденьким мажорчиком, сыном отставного генерала, а ныне - крупного бизнесмена и совладельца частной военной компании. Так что привлечь своего лейтенанта на случай конфликта с полковником Андрею было просто необходимо - отцовские связи Кирилла могли пригодиться. А если Васильев сумеет представить дело так, что молоденький летеха в своем первом же крупном деле проявил себя как герой, то отец наверняка за это дело зацепится, чтобы выбить для сына внеочередное повышение. Учитывая, что Кирилл и правда сражался весьма душевно и вел себя мужественно, причем у него на глазах, Андрею даже не пришлось бы сильно приукрашивать истину, расписывая подвиги юного взводного.
  - Проходи, - только и сказал Андрей, хотя Кириллу его разрешение словно и без того не требовалось.
  - Здравия желаю! - произнес лейтенант, прикрыв голову ладонью и шутливо козырнув другой, подошел к кровати Васильева, протянул руку. Андрей ответил слабым рукопожатием.
  - Как обстоят дела? - с ходу перешел к делу Васильев, мучимый не столько любопытством, сколько неизвестностью.
  - Конкретно твои, командир, прямо скажу, неважнецки. Вексельман тебя с дерьмом сожрать готов, мол, такого идиота, как ты, не то, что на роту, на отделение ставить категорически нельзя. И хотя, доложу я тебе, это Вексельману я даже отделение не доверил бы, за смерть стольких пацанов ответить все же придется.
  В балтийской армии была негласная традиция - в обычной неформальной обстановке два офицера, даже если один из них являлся начальником другого, вправе обращаться друг к другу на "ты" и без чинов. Так считалось по умолчанию, но вышестоящий офицер имел право напомнить младшему о своем превосходстве, и тогда общение строилось в предписанных уставом рамках. Но Андрей подобного формализма чурался, да и не привык еще пока командовать офицерами - роту он получил относительно недавно, и заматереть и забронзоветь пока не успел, хотя привыкание к таким вещам обыкновенно происходит быстро.
  - А ты что думаешь? Мы же были с тобой вместе в этом долбаном городишке, и своих бойцов ты тоже потерял. С тебя, конечно, спрос не такой, как с меня - отвечаю за все я один, но наверняка и тебе не раз уже задавали вопрос, как, мол, так вышло, что изо всех офицеров роты на тебе одном ни царапины?
  - Не беда! И смотря кто спросит. Я за словом тоже в карман не лезу, и в морду при случае могу прописать. Мне стыдиться нечего, я был в бою и выжил, значит, чуточку умнее, сильнее, ловчее тех, кто остался в этой сямженской братской могиле. И, наверное, я все-таки немного более везучий. - Добавил лейтенант, самодовольно улыбнувшись.
  - Это верно, мы были с тобой бок о бок, по крайней мере, до той последней атаки. И ты вел себя очень достойно, яйца у тебя есть, спору нет. Но разве меня можно обвинить во всем этом дерьме? Я тоже от пуль не прятался, там, на самом-то деле, от них при всем желании спрятаться было не так-то просто.
  - Все так, - вдруг с лица лейтенанта слетела маска самоуверенности, и Васильев увидел, что Матвеев тоже растерян и тоже переживает из-за случившегося. И тоже далеко не в восторге от позиции полковника, готового приписать себе заслугу удержания стратегического объекта, но при этом намеренного сжить со свету руководившего обороной офицера.
  - Я вот только не пойму, - продолжил Матвеев, - как Вексельман собирается совместить несовместимое. Ведь ты, с одной стороны, удержал Сямжу, пусть и положив к херам собачьим наш отряд. И ты достоин не наказания, а награды. А что солдат положил, то худшее, что по справедливости должно тебя ожидать, так это отказ в продвижении по службе. Все-таки, доверять тебе батальон пока рановато. - Лейтенант попытался пошутить и даже выдавил смешок, но развеселить собеседника не сумел. Самого себя, кстати, тоже.
  - А что тебя удивляет? Мудрый приказ командира я выполнил, но с приказом выдвигаться со своей ротой к Сямже и занять там оборону я под роспись был ознакомлен еще заранее. Тут соль в другом - я ведь мог запросить помощь, а я якобы ее не запрашивал, хотя в свое время я всю рацию оборвал, чтобы донести до этого тупицы сведения об архангельской группировке, концентрировавшейся в окрестностях поселка.
  - Но запись переговоров, насколько мне известно, не ведется?
  - Нет, ты же знаешь, как у нас со связью ныне - мы ж не российская армия XXI века, у нас все примитивно. И то, что я докладывал своевременно, и то, что меня Вексельман обругал, матом обложил и не счел нужным даже выслушать, я доказать не смогу. Мое слово против его слова. Капитан, потерявший роту, против полковника, приписавшего себе лавры великого стратега и военного гения.
  - Поговори с батей, у него связи ...
  - Не хочу его сюда впутывать, я уже взрослый мальчик, знаешь ли, и без папочки могу играть в свои взрослые игрушки.
  Матвеев смутился - в словах Васильева ему послышался недвусмысленный намек на его собственного отца, способного в два счета решать сыновние проблемы. Видимо, Вексельман, отправляя васильевскую роту на убой, не подумал о том, что погибни Матвеев-младший в Сямже, его отец нашел бы способ отмстить полковнику. Могло, впрочем, быть и так, что возможную гибель Матвеева Вексельман представил бы как очередной прокол Васильева. И очередной гвоздь в его гробовую крышку.
  Смущение лейтенанта не укрылось от внимания Андрея.
  - Извини, я не хотел намекать ни на кого, и говорил за себя и о себе.
  - Да нет, все нормально, - не стал обострять ситуацию Кирилл, которого хоть и задели слова капитана, но молодой офицер прекрасно знал, что его благородное происхождение вызывает у людей разные чувства - от зависти и ненависти до подобострастия. - Просто, если хочешь, я поговорю с отцом. В конце концов, бойня в Сямже меня тоже напрямую затрагивает, и пусть мне нечего ни скрывать, ни терять, я не заинтересован в том, чтобы бои за городок плохо сказались на моем жизненном пути. Ты потерял роту, но и я потерял взвод. Спроса с меня никакого, потому что командовал операцией ты, но и доверия ко мне теперь большого уже не будет. Особенно в свете того, что из всех офицеров роты цел и невредим остался один лишь я.
  - Просить тебя об этом я не собирался, но раз сам хочешь, то препятствий не вижу, тем более, как ты говоришь, у тебя свой интерес имеется.
  - Я сделаю все, что в моих силах. Кстати, это еще не все, что о тебе болтают. Поймали четверых дезертиров из взвода Москаленко. К Сереге претензий никто не выдвигает, потому что на момент их побега он уже валялся в отключке в лазарете. Но бегство четверых солдат, один из которых старший сержант-сверхсрочник, это перебор.
  - Насколько я помню, пока я еще был на ногах, из Сямжи из моих орлов никто и не пытался свалить - я четко довел до всех бессмысленность этой затеи. Неужели кто-то из моих так и не понял, что оставлять в живых нас архангельцы точно не станут, слишком много крови мы им пустили, и слишком многим из тех, кто уцелел, немало кровушки попортили.
  - Возможно, ты уже тогда тоже был без сознания, когда твои уцелевшие бойцы остались без командования, и каждый был сам за себя. Хорошо еще, что у тебя есть толковые солдаты, как тот, с сербской фамилией, Обренович, вроде. Он, кстати, здесь за дверью зачем-то ошивается, увидеть тебя хочет, наверное.
  - Это после. А что он сделал?
  - Да сущую мелочь - собрал уцелевших, их меньше десятка осталось, отбил лазарет, покрошил со своей маленькой группой не один десяток архангельских сволочей. А, чуть не забыл, тебя еще спас. Правда, не он один тебя в подвал уволок, но если бы вовремя не обработали рану, могло быть всякое.
  - Ладно, что там с дезертирами?
  - Да есть у тебя один умник, Федька Скоробогатов. И как таким только лычки вешают! Он и еще трое таких же деятелей раздобыли комплекты архангельской формы - это как раз было несложно, главное - не побрезговать трупы раздеть. А потом, когда нас уже добивали, они быстро покинули поселок и спрятались в чаще. Если бы их нашли архангельские, они рассчитывали сойти за своих - форма при них, говорят так же, по-русски, выглядят как славяне. Они, конечно, могли засыпаться, если б вопросы кто-то начал задавать, но в сутолоке боя было не до этого.
  - А как их обнаружили?
  - Их опознал лично я, когда мы пробились к бэтээрам. Архангельцев тогда уже отогнали, и я узнал знакомые лица. Хоть они и не из моего взвода, но на лица у меня память хорошая, да и мало нас уже оставалось, так что волей-неволей запомнил каждого. Убегать или сопротивляться смысла не было - придурков этих уже оцепили наши, те, что с подмогой прибыли, приняв за солдат противника - форму-то они переодели. А когда их вместе с остальными пленниками уже привели в Сямжу, они мне на глаза-то и попались.
  - Козлы, бля! А на что рассчитывали эти уроды? Ну, из поселка выбрались, ладно, а потом что?
  - Потом, как планировал сержант, они оторвались бы от возможного преследования, снова нацепили бы балтийскую форму, а трофейные прикиды попросту сожгли бы. Затем постарались бы выйти к своим, наплели бы, что они единственные выжившие из твоей роты. Герои, суки позорные!
  - И что теперь?
  - Думаю, сейчас разбрасываться людьми никто не захочет. На дворе не вторая мировая, и к стенке их ставить точно не будут. Наверняка дадут шанс искупить вину. Сержантика, понятное дело, разжалуют, и еще одного ефрейтора, что с ним был, скорее всего, тоже. А то докладывать о происшествии наверх кому захочется? Тебе? Или Москаленко? Нет, Андрюх, выше Вексельмана информация вряд ли уйдет.
  - Ладно, хоть одним головняком меньше. Теперь важнее всего убедить командира полка не писать кляуз на меня. Да и роту надо восстановить, сейчас ее по факту и не существует даже, полнокровный взвод и то не сформировать.
  - Сдается мне, с этим тоже проблем не будет. Потери уже немалые. Комкор не просто так выслал всего лишь роту на бронетраспортерах нам в помощь - архангельцы решили в партизан поиграть. Да и держать в руках оружие они, как ни крути, все же умеют. Я после боя поговорил с капитаном, что прибывшими бойцами командовал - он сказал, у него только убитыми за полтора часа боя восемнадцать человек потеряно, да еще несколько раненых. И это притом, что половина его бойцов сидела в транспортах, и участия в бою они не приняли. Да и корпус продвижение замедлил - без конца какие-то стычки и нападения на отдельные наши подразделения. А тут еще недавно архангельцы перехватили колонну грузовиков со снабжением. Далеко уйти не успели, и трофеи взять им не дали, но эти уроды все же подорвали половину машин. А это ущерб серьезный.
  - То есть опять будут поставлять необстрелянный молодняк? Что ж, не впервой, да и лучше это, чем совсем ничего.
  - Тем более, что нам, как всегда, выбирать не приходится. Так много, говоришь, уже наших поубивали?
  - По предварительным подсчетам, "двухсотых" уже больше полутысячи, раненых и того больше раза в полтора, но я предполагаю, цифры занижены, как это обычно бывает. Наш полковник вообще рад был бы сказать, что потерь нет - ты прикинь, сколько денег тогда своровать было б можно? Только не в том он положении сейчас, чтоб о мелких гешефтах думать - ему надо пенки снять с нашего успеха, и вину за погубленных мальчишек от себя отвести. К тому же, денег у него предостаточно.
  О том, что не так давно полковник понес большие убытки, и что лично свежеиспеченный капитан Васильев со товарищи к этому руку приложил, лейтенант не знал. Но он был прав - не до пилежки денег сейчас Вексельмнау, ситуация не та.
  - Ладно. - продолжил Кирилл. - Я попробую связаться с отцом. Вряд ли смогу сделать это оперативно. Почта идет медленно, а в телеграмме многого не скажешь. Но по рации вроде бы можно попробовать.
  Пробовать действительно было можно сколько угодно, но выйти на связь с петроградским офисом или особняком отца за несколько дней боев за Сямжу не удалось ни разу, хотя Матвеев пытался сделать это не раз и не два.
  - Спасибо. - только и проговорил Андрей. Его не слишком обнадежило обещание лейтенанта. Однако протянул ладонь для рукопожатия - участие Кирилла было ему приятно. В конце концов, подумал он, этому молоденькому богачу вряд ли грозит наказание - наверняка его отец сам захочет дать по шапке полковнику за то, что отправил его сына без подготовки в самое пекло. Возможности у отставного генерала были, и еще какие, но Васильев знал и то, что Вексельман тоже далеко не сам по себе, и покровители у него наверняка были, и серьезные. Иначе как далеко не самый способный и талантливый военный без боевого опыта в свои сорок два года уже дослужился до полковника?. Параллельный полулегальный (а то и совсем нелегальный) бизнес, навар с которого так удачно в свое время снял Андрей, тоже говорил о наличии сильной "крыши", заинтересованной в карьерном росте своего протеже.
  На том офицеры и распрощались, тем более, что Матвеев взглядом покосился на дверь, из-за которой все так же слышались веселые молодые голоса. Похоже, они были рады, что капитану уже лучше, и опасность его жизни не угрожает.
  - Что ж, бывай, Андрюх, выздоравливай! - проговорил на прощанье Кирилл и вышел из палаты, куда радостно ввалились гурьбой Радован, Тимоха и Ленька, а за ними, прихрамывая, ковылял Васька Головачев.
  - Здравия желаем, товарищ капитан! - хором, с немного комичной торжественностью прогорланили мальчишки.
  - Оно мне точно не помешает. - Васильев улыбнулся, он был рад видеть живыми своих хлопцев, и чувствовал, что и они рады, что он выкарабкался.
  - Мы тут вам, командир, принесли кое-что, - Радован достал из кармана фляжку, где плескалось явно не молоко, - только не знаем, можно ли вам. Мы, кстати, уже приняли немного. За ваше здоровье. В целях реабилитации, так сказать.
  - Пьянству бой, ребята! Тут с вами запах будет, как в дешевом кабаке. Выпьем еще, обещаю, а пока я не в форме. И голова мне ясная нужна - дело принимает сложный оборот. И рана моя - меньшее из того, что меня сейчас заботит.
  - Что стряслось, командир?
  - А то ты не знаешь? Рота уничтожена, пойманы четверо дезертиров, а Кирилл только что мне рассказал, что Вексельман решил выставить меня крайним.
  - Командир, а та история, ну, когда мы ...
  - Нет, про это он точно не в курсе, - перебил Васильев, прекрасно понявший, на что намекает Радован. - Иначе сейчас я был бы в гораздо менее уютном месте и с куда более тяжелыми ранами. Да и ты тоже наверняка не здесь бы был.
  - Парни! - Радован повернулся к своим. - Мне с товарищем капитаном с глазу на глаз побеседовать хотелось бы, не в службу, а в дружбу - оставьте нас двоих ненадолго.
  - Что у тебя опять? - Ваське было любопытно, что задумал его неугомонный дружок.
  - Терпение, брат, терпение. Я все расскажу, но чуть позже. Пока и рассказывать-то особо и нечего, многое обмозговать сперва надо.
  Солдаты, уже привыкшие видеть в Радоване командира, пусть и без лычек и звезд на погонах, спорить не стали и послушно покинули палату. Боец и капитан остались наедине.
  - Ты что-то хотел? - начал Васильев. - Давай недолго. Устал я, слабость во всем теле какая-то. Да и обход запросто может начаться. Я пока не изучил графика обходов, потому и жду с минуты на минуту.
  - К сожалению, не могу обещать короткого разговора. Я посоветоваться хотел, как своими деньгами получше распорядиться. Я кое-что приметил, причем немаловажное.
  - Заинтриговал. И хоть мне и не до твоих бредней сейчас, но послушаю. У тебя иногда нормальные идет проскакивают. Подчеркиваю - и-ног-да! Выкладывай уже, раз начал.
  - Дело вот какое. Я, пока заварушка не началась, с местными пообщался немного. Спросил, как они в своем захолустье до жизни такой докатились, и за счет чего вообще выживают. Денег у них нет, да если б и были, ими здесь все равно не воспользоваться.
  - Америку открыл, блин! Так ты мне это рассказать хотел? А что удивило-то тебя? Помнится, ты и сам из какого-то села родом?
  - Вообще, моя родина - небольшое поселение на месте бывшего сербского Белграда. Но да, вырос я в небольшом селе, и именно поэтому и поразился - и там, и здесь глушь, но никто в моих краях так не нищенствовал. Богатством, конечно, никто не мог похвастать, но голодать никто не голодал, да и скотина у нас была сытая. А здесь, в Сямже ... Коровы тощие, молока с них как с козла, наверное! А в огородиках своих много ли вырастить смогут? Тут поди урожай не каждый год собрать можно - климат-то не тропический. Но даже не это больше всего обескураживает - люди бедствуют, но палец о палец не хотят ударить, чтоб хоть чуток побогаче стать. Ни рыбы наловить, ни дичи настрелять, ни грибов собрать - тут же край богатейший, а люди в нем нищие. Как же так?
  - А чему ты удивляешься? Ты же вырос в деревне, от которой до Петрограда не больше ста километров. Вот и жили лучше - знали прекрасно, что если хорошо работать, то в нашей ненасытной столице и мясо, и овощи с выгодой продать можно, а еще себе оставить надо. Вот и работали твои соседи изо всех сил. А отсюда до Архангельска путь неблизкий, да и сама столица княжества намного меньше Петрограда - покупателей не найти уже, а сколько стоит доставка продуктов отсюда до столицы, ты не подумал? Да и на дорогах не так спокойно, как в петроградских окрестностях - ограбят еще ненароком. И вот еще что - наверняка земляки твои, точнее, матушки твоей, в столицу на заработки ездили? Опять же потому что столица под боком. Ты не сравнивай! А потом, ты ж обсудить не экономику со мной хотел, как я понимаю?
  - Да, я вот что подумал. Здесь же ферму основать можно. Тут и угодья охотничьи, и песцов в неволе разводить удобно, а раньше тут маслобойни были еще, значит, и скотину есть где пасти. Делов-то! Правда, от леса надо площади расчистить, но это решаемо .да и лес тут хороший, древесину с выгодой продал бы заодно. И это все только навскидку - а как подумаю, сколько всего здесь можно создать, так аж дух захватывает!
  Радован говорил настолько вдохновенно и увлеченно, а в глазах чувствовалась такая решимость сотворить все это, что капитан даже изумился - серб казался Васильеву не по годам серьезным прагматиком, а тут парень казался словно охваченным бешеным, словно романтическим настроем фанатика, готового свернуть горы ... или шею. Причем свою же.
  - А что твой друг по этому поводу думает?
  - Вы про Головачева? Да он именно, что думает. Все время думает, думает, думает, а больше ничего он не делает. Говорит, надо все обсчитать, выяснить тонкости разведения диких пород, нанять персонал и все в таком ключе. А еще он сказал, что первый год у нас точно будет убыточным - мол, пока первый приплод не подоспеет, и мы его не реализуем, ни копейки дохода мы не получим. И, конечно же, сперва надо окончательно присоединить княжество к Балтии, а уж потом решать, стоит ли браться за эту затею. В общем, надо жить минимум лет двести, чтобы создать хоть что-то полезное, пользуясь его советами. Иначе успеть нереально.
  - Насчет того, что на человека дела Головачев и правда не совсем похож, я могу с тобой согласиться. Но в остальном он прав, зря ты смеешься. Деньги у вас хоть и есть пока, но полумиллиона, подаренного вам мной и Толиком Сергеевым, вряд ли хватит. У тебя в голове есть уже четкий план развития этого бизнеса - да-да, хотя бы в голове? Про то, что его было бы лучше изложить на бумаге, я и не говорю. К тому же, не уверен я, что лично ты, Радован, сможешь собственноручно освежевать песца, не испортив его дорогущую шкуру. Как их разводить, чем кормить, от чего лечить - это все ты знаешь назубок, наверное? Все, на что тебя хватит - это по лесам окрестным браконьерствовать, пока тебя не поймают и не вставят пистон по первое число, чтоб неповадно было. Да и окончания войны было б сначала неплохо дождаться. И не забывай, что ты пока на военной службе, от нее тебя пока никто не освобождал. Так когда ты планируешь заниматься своим комплексом, так его условно пока назовем?
  Радован умолк, чувствуя легкую растерянность от того, что веские слова Васильева не пришли на ум к нему самому еще до этого разговора. Вроде бы капитан излагал простые истины, и это он, Радован, сам должен был принять все это во внимание. Тем не менее, как ни был парень сильно смущен, он все же решился продолжить, рискуя нарваться на новую отповедь или подколки Васильева.
  - Командир, во-первых, я же не утверждаю, что надо прям сейчас все бросить и пытаться на ровном месте создавать что-то новое. Я помню про присягу, да и война о себе забыть сама не даст. Я лишь считаю, что даже когда мы окончательно пригнем княжество, здесь еще пару лет постреливать будут, это точно. Потому что князь поставил под ружье почти двести тысяч мужиков. Нам еще инструктора говорили, что остатки разбитых армий, как правило, организовывают партизанские отряды, банды и ячейки, и сопротивляются до последнего. Слишком много, к тому же, людей в княжестве, которым явно с нами не по пути - те же промышленники, которых ушлые вьюноши вроде меня уже сейчас прикидывают, как подвинуть, те же кадровые офицеры, которых привлекать на службу в наши войска рискованно, те же многочисленные чиновники, делегаты Земского Собора,а также партийные болтуны, которые при любом раскладе окажутся невостребованными - у нас-то в Балтии партии запрещены. И я сомневаюсь, что взятие Архангельска ознаменует конец борьбы - война просто будет продолжаться немного в другом виде. И пока она длится, срок моей службы успеет закончиться, и мне нужно будет определяться с планами на будущее, и я решил, что лучше всего это начинать уже теперь.
  - Вот здесь согласен, излагаешь грамотно. Только что ты надумал-то?
  - А вот что. Рано или поздно мы все же победим, это будет не быстро, как я уже сказал, но по всем статьям мы сильнее - армия у нас больше, оснащена лучше, казна полнее. Но война продлится долго, и бывшее княжество достанется нам в полной разрухе. Но здесь ширь и простор, огромные территории, и много народу, готового работать буквально за еду - ну куда пойдут сегодняшние архангельские ополченцы после армии? Партизанить? Ради чего они будут спать на снегу зимой, кормить комаров летом, подставлять лбы под наши стволы - за свергнутого Ивана Третьего? За яхты и особняки его корешков-олигархов? За свою родную землю, которая по факту их землей и не была никогда? Нет, они будут пытаться вернуться к мирной жизни, и Балтия со времнем станет для них новой родиной - мы говорим на одном языке, мы, в основном, одной славянской крови, а кто будет править ими - Президент из Петрограда или князь из Архангельска - это не так уж и важно, ибо само по себе в их жизни это ничего не меняет. Проблемы у них будут те же что и сейчас - кормить семью, растить детей, обеспечить над головой кров. И если вдруг появится кто-то, например я, и даст им шанс все это получить, они пойдут ко мне и будут на меня горбатиться, тем более, что я по натуре не такой уж и деспот. Так что здесь, расчистив площади и наладив хозяйство, я смогу выращивать неплохие урожаи и получать неплохой приплод, торговать злаками, мясом и песцовыми шкурами, да и дичь местная вполне будет пользоваться спросом в петроградских кабаках и ресторанах. А потом, поднявшись на пищепроме, я смогу заняться чем-то более престижным, доходным и солидным. Тогда я вернусь к своей идее с военной компанией.
  - Но тебе нужна будет помощь. Деньги, допустим, лет этак через пяток ты достанешь, но связей-то у тебя как нет, так и не будет. Скорее всего.
  - Вот поэтому я и обратился к вам, командир. Вы и ваш отец ...
  - Я и мой отец далеко не небожители. Если кто и в состоянии помочь тебе, так это тот же Кирилл Матвеев.
  - Лейтенант сын и наследник фактического владельца крупнейшего военного предприятия в Балтии. Или одного из крупнейших и крутейших. Зачем он будет хлопотать о создании конкурирующей структуры, командир?
  - Вот именно - не станет! Я к чему и веду - рассчитывать тебе будет не на кого. Создать службу безопасности еще реально. Вполне возможно, что эта служба безопасности впоследствии будет выделена в отдельную охранную фирму, способную не только защищать твой бизнес, но и оказывать услуги другим мелким конторкам и хозяйствам. Но это совсем не тот уровень и не те прибыли, которые ты уже разрисовал себе в своих розовых мечтах. К большим контрактам Военное министерство тебя не подпустит на пушечный выстрел, а самое смешное, что сделает это на вполне законных основаниях, да так, что комар носу не подточит.
  - Значит, командир, я не должен на вас рассчитывать?
  - Никогда не говори "никогда". Это раз. А потом, мы вроде бы уже вели с тобой разговор на эту тему еще тогда, под Вологдой. Я сказал тогда, и говорю теперь - пробуй. Рискуй. Поднимайся и расти. В длину, в ширину, в радиусе, в диаметре - как угодно. А война, как говорится, сама план покажет. Ты хоть и фантазер и мечтатель, но ты нравишься мне, что не хочешь топтаться на месте, как твой приятель Головачев. Но это и понятно - тот из небедной семьи, а вот ты ...
  - Нищий, хотите сказать?
  - Не то - теперь-то какой ты нищий, с таким-то солидным банковским счетом! Четверть миллиона заработать к семнадцати годам! Да многим семидесятилетним такое и не снилось. Но ты точно не такой, как Головачев. Ты голодный. Не жадный, алчный или корыстолюбивый, а именно голодный. Ты рвешься к деньгам, потому что с детства их не хватало. Может быть, они в твоей семье и водились когда-то, но то, что тебе их не хватало абсолютно всегда, я вижу абсолютно отчетливо. Это за версту видно, и если никто раньше не говорил тебе об этом, то лишь потому, что толком не приглядывались.
  - А вы, командир, выходит, приглядываетесь?
  - Я случай особый, сам же меня командиром кличешь. Это обязанность моя, работа и служба, называй как хочешь. Я должен знать, кто из моих подчиненных что из себя представляет. Кому что поручить, кому над чем работать, кому что доверить - это требует внимания к каждому бойцу, и не принципиально, сколько солдат под моей командой - отделение или дивизия.
  - Красиво говорите. Пардон за нескромность - вы уже видите себя в будущем командиром дивизии?
  - Умолкни, острослов. Ты вон как фантазируешь, а мне, выходит, и помечтать нельзя? Особенно сейчас, когда мне нужно думать не о генеральских звездах, а о том, как сохранить свои капитанские.
  - Надеюсь, все будет хорошо. Кстати, командир, я еще вот о чем хотел спросить - не отпустите ли вы меня и моих друзей на пару дней в лес. Хотим размяться и поохотиться немного.
  - Сдурел, что ли! На пикник собрался! А у нас тут как бы типа наподобие эта-а-а ... война вроде бы как бы типа того! И думать не смей! И так уже из-за ваших залетов голова болит!
  - Командир, вам наверняка нельзя волноваться ...
  - Так и не давай повода. И не борзей! В поселке ты, надо отдать должное, вел себя неплохо. Но как только стрельба поутихла, ты тут же ищешь приключений на свою задницу. Вот серьезно, когда выйду в отставку, срежиссирую про твой зад приключенческий фильм! - Капитан говорил сердито, но ощущалось, что он добродушно шутит. Пусть и несколько грубовато.
  - Главное, чтоб без эротических сцен с моим задом там не было, - Радован решил подыграть Васильеву, чтобы разрядить взрывоопасную ситуацию. Возникшую, по его мнению, на пустом месте. Но ротный, похоже, так не считал.
  - А вот будешь играть в свои игры, я тебе там жесткое порно пропишу! И самого главную роль лично играть заставлю! - голос капитана по-прежнему звучил раздраженно, но Радовану отходчивость ротного была хорошо известна.
  - Я вообще заметил за тобой одну особенность, - продолжил Васильев. - В бою ты действовал четко и уверенно, приказы раздавал не хуже опытного ветерана, а сам о дальнейших указаниях не спрашивал. Самостоятельный ты чересчур - это тебя спасло, ты ни на кого не надеялся, а потому, возможно, и уцелел, в отличие от остальных моих парней. - Голос капитана вдруг сорвался, и офицер на время умолк.
  - Поэтому я понимаю, зачем ты так рвешься в предпринимательство - там не нужно выполнять чужие приказы, и можно делать все, что Бог на душу положит. Иногда мне кажется, что причина даже не в твоем тяжелом детстве - ты все же никогда не голодал и не оставался без крыши над головой, а деньги ты хоть и любишь, но они для тебя не только и не столько самоцель. Богатство, которого ты так сильно желаешь, лишь способ жить так, как тебе захочется, а не слепо выполнять приказы руководства. Да и то, как ты обошелся со своим комодом, показало, что начальство уважать ты не приучен и учиться этому не собираешься. Кстати, ты в курсе, что он больше не комод?
  - Разве? Как ни странно, на все отделение всего один убитый и двое раненых, причем Васька уже почти восстановился. Вообще, наше отделение, как бы я к старшему сержанту не относился, осталось единственным боеспособным отделением во всей роте. С чего бы его разжаловать решили?
  - А с того, что среди вашего десятка оказалось четверо дезертиров, и командир отделения был одним из них. Он не только не пресек бегство, но вдобавок сам же его и организовал.
  Подобного поступка от Федьки Радован, мягко говоря, не ожидал. Он действительно в грош не ставил старшего сержанта, не уважая его ни как человека, ни как командира. Но побег, да еще во время боя! Это казалось перебором даже для такого идиота, как Скоробогатов.
  С другой стороны, Радован вспомнил, что он как-то во время последнего штурма поймал себя на мысли, что ни разу не видел ни Скоробогатова, ни его шайку абсолютно нигде - ни в соседнем доме, который они должны были оборонять, ни в лазарете, ни на улицах. Затем, Радован, прокручивая в голове подробности предпоследней архангельской атаки, мысленно вернулся к тому моменту, когда он вбежал в пустой дом после того, как расстрелял толпу архангельцев из трофейного пулемета. Ведь именно тот самый дом и должны были защищать Скоробогатов и остальные четверо бойцов их отделения. Теперь ему стало ясно, почему архангельцы смогли прорваться такой густой толпой - им попросту некому было помешать!
  - Вообще, мне этот сержантик, теперь уже бывший, никогда не нравился - гнилой он насквозь, да и подчиненных третировал по поводу и без повода. Разве таким должен быть настоящий комод? Я, кстати, охотно отрапортовал бы наверх командиру полка, что новым комодом хотел бы видеть тебя, но ты сам знаешь, какие у меня отношения с Вексельманом.
  - Спасибо за заботу. Для меня это не секрет, тем более, после того случая. - Радован не смог сдержать смех, и Васильев тоже умыльнулся.
  - Ладно, с сержантом вопрос решен. - продолжил капитан. - Вернемся к тому, о чем говорили. Так вот, я сколько тебя помню, Радован, твоя кровать всегда была заправлена хуже остальных, вещи твои все время разбросаны по тумбочке, а сам ты нередко забываешь вовремя выбрить подбородок. Хотя из-за возраста ты к бритве еще не привык, наверное. Но вот парадокс - оружие твое в походе, как я заметил, было почищено и смазано, чем многие твои товарищи откровенно пренебрегали. За что, как вариант, и поплатились потом. Да и совет мой прибарахлиться перед выступлением из Вологды полезными вещичками ты послушал. Извини, конечно, но я до последнего момента был уверен, что ты эти деньги спустишь на что угодно, только не на новую экипировку и оружие. Окончательно ты меня изумил, когда тот капитан со склада мне проговорился, что ты еще и Головачева к нему отправил с таким же заказом, какой сделал для себя. Из чего я делаю вывод, что ты дисциплинирован только в тех вещах, которые считаешь для себя важными и нужными. А если ты не воспринимаешь что-либо всерьез, то относишься к этому как к полной ерунде, даже если эта ерунда сто раз прописана в уставе или приказана командованием. Поэтому я бы не стал рекомендовать тебе продолжать военную карьеру после окончания срочной. С таким характером, да еще и без связей, ты до сорока лет в старлеях проходишь, зуб даю и руку на отсечение! И это в лучшем случае! А ты ведь у нас парень тщеславный и честолюбивый, сорваться можешь, да и зависть тебя будет глодать, когда ты день за днем будешь видеть вокруг себя офицериков на два-три чина выше тебя, но при этом лет на десять моложе. А если тебе попадется командир вроде нашего мудака Вексельмана ...
  - Или комбата Куликова, - случайно у Радована соскользнуло с языка мелькнувшее в голове сравнение.
  - Что и требовалось доказать! - Васильев даже как будто повеселел, словно радуясь тому, насколько точно разгадал он характер своего подопечного. - Так вот, если тебе попадется вот такой недоумок-полкан, ты ведь терпеть долго не станешь, и запросто угодишь под трибунал за побои. Тебе же наплевать на чины, и уважать полковника только за то, что он полковник, ты не станешь. А бить командира тебе уже не впервой.
  - Товарищ капитан, для меня в первую очередь важно, что человек представляет из себя, какой он сам по себе. Дерьмо, знаете ли, - резко произнес Радован, - останется дерьмом, если даже его положить на золотую тарелку. И потом, - добавил парень уже спокойнее, - хороший дворник лучше плохого министра, согласитесь.
  - Хотел бы я согласиться с тобой. Причем охотно. Но я скажу, что плохой министр все равно лучше хорошего дворника. Или круче, во всяком случае. Меня зачастую тоже бесит такой расклад, но это следует принять как данность, Радован. Ты же не злишься из-за того, что ночью темно, или из-за того, что зимой холодно? Так и здесь, ты не должен раздражаться из-за того, чего все равно изменить не в силах.
  - Холодной зимой, товарищ капитан, можно кататься на коньках и лыжах, мирно сидеть у камина и греться в морозный вечер, а темной ночью можно делать ... разные веселые дела! А какая польза от некомпетентного министра или бездарного полковника?
  - Польза пользе рознь, парень! Если конкретный офицер или гражданский чиновник не приносит пользы или даже вредит лично тебе и всем вокруг тебя, это не значит, что он не приносит пользы вообще никому. Вот скажи, ты не задумывался, откуда наш Вексельман смог раздобыть такую массу драгметаллов, которую мы в том подвале нашли?
  - Мне как-то старослужащие рассказывали про какие-то схемы с казенными деньгами, к тому же отец у него нехилым капиталом ворочает ...
  - Ага, и решил сыну на карманные расходы выделить больше центнера серебра! А насчет государственных денег - да если бы у армии были такие бюджеты, у нас бы форма рядового состава была бы золотыми нитями расшита, даже при умеренном воровстве! Наверняка наш полковник в чем-то более серьезном участвует, я только не знаю пока, чем именно такие средства заработать можно.
  Васильев устало прикрыл глаза - сказывалась слабость после длительной лихорадки. Радован заметил это, решив про себя, что на сегодня разговор следует закончить. В принципе, на помощь капитана можно было рассчитывать, но мешали два обстоятельства.
  Во-первых, Васильев до сих пор не восстановил здоровье, и сколько времени потребуется для полной реабилитации, пока было неизвестно, но должно было выясниться в ближайшие дни.
  Гораздо хуже было другое - капитан опасался, что на него повесят всех собак из-за того, что подразделение, которым он командовал, на сегодняшний день числилось лишь в штатном расписании полка, а реально не набиралось и полнокровного взвода. И если насчет разжалования Васильев, скорее всего, преувеличивал, то его ранение могло сыграть с ним злую шутку. Нет, выздороветь-то он наверняка выздоровеет, но Вексельман может продавить решение, что капитана надо бы комиссовать по ранению, как негодного к дальнейшему несению службы.
  Оставалось надеяться, что все обойдется, и капитан продолжит командовать ротой, а сама рота вскоре получит необходимое пополнение. К тому же, намек Васильева на возможное назначение Радована на должность комода и прилагающиеся бонусом сержантские лычки были весьма неплохой перспективой. Радован улыбнулся - в этот миг ему показалось, что все непременно уладится в самом скором времени.
  
  Глава 18.
  В штабе бригады.
  
  Полковник Константин Сергеевич Вексельман в сопровождении двух подчиненных ему подполковников - своего заместителя по работе с личным составом полка Чернова и Куликова, командоира батальона, в состав которого входила уничтоженная в Сямже рота, вошел в прохладные сени большого дома, где был расквартирован штаб бригады. Его лично вызвал по рации для разговора комбриг Шелепов, и срочный вызов начальства ничего хорошего не предвещал.
  Помимо того, что была потеряна рота Васильева, полк потерял только убитыми двести двадцать три бойца, и еще полторы сотни числились ранеными различной степени тяжести. Некоторые из них, правда, уже пошли на поправку, а кто-то даже вернулся в строй, но точного количества полковник не знал. Зато догадывался, что подобное незнание запросто может вызвать гнев командира бригады.
  Впрочем, причина могла быть и банальнее - со дня на день ожидалось прибытие пополнений, и комбриг мог вызвать обоих полковых командиров своей бригады, чтобы распределить новобранцев. В конце концов, бригада застряла в Сямже уже больше, чем на неделю, но генерал-лейтенант Максимов до прибытия пополнений распорядился оставить их в Сямже.
  В сенях Вексельман остановился, повернулся к Куликову:
  - Как думаешь, сильно ли нас пропесочат? Все же такие потери!
  - А как ты думал, - немного фамильярно ответил комбат, - ты посуди сам, мы же ребят толком не обучали ничему полезному, разве что обувь портить на строевой подготовке, да мозги парили разной политической ерундой.
  - Это не ерунда, знаешь ли! - Вексельман вспылил, но тут же взял себя в руки, то, что он считал святая святых, сейчас вряд ли обрадует Шелепова, и спорить с Куликовым не было никакого смысла. Одергивать за панибратство подчиненного Вексельман тоже не стал, хотя это было ему не в привычку.
  - Ах, прости, - все тем же пренебрежительным тоном продолжал Куликов, - но патриотические беседы и усиленное шлифование плаца как-то не прибавили парням навыка выживания в условиях боя, и теперь им приходится заниматься самообразованием, да еще и на практике.
  - Все, все, уболтал, - примирительно выдохнул полковник, - ты мне лучше скажи, что мы говорить начальству будем? Ладно, хрен с ним, с Васильевым, там еще можно спихнуть все проколы лично на него. Но остальные потери? Тут-то Васильева обвинять будет глупо - он, во-первых, только за своих охламонов отвечал, а потом, его же не было с нами на марше - он был послан вперед, и письменный приказ дал ему я сам!
  - Будем разбираться на ходу, - с холодным фатализмом ответил комбат. - Сейчас уже поздно что-то менять. Правду Шелепов и так знает, будем излагать ее, но постараемся разбавить враньем.
  - Как всегда, ничего дельного! Вот наградила судьба помощничками!
  О том, что командир хотя бы изредка должен принимать решения самостоятельно, не полагаясь на помощников, Вексельман, похоже, никогда не задумывался.
  - Ладно! - прервал бессмысленный разговор полковник. - Пойдемте, что ли.
  Их встретил дежуривший у дверей кабинета комбрига сержант, чьей обязанностью была охрана штаб-квартиры бригады, бегло взглянул в глаза каждому из офицеров. Вексельман с неудовольствием отметил, что особенного пиетета погоны полковника у простого сержанта почему-то не вызвали. Даже честь отдать не удосужился! Видимо, начальство крепко недовольно его, Вексельмана, действиями, раз даже такое вот быдло демонстрирует неуважение. Уверен в безнаказанности, стервец!
  Сделав в памяти отметку как-нибудь в будущем наказать наглеца, Вексельман толкнул дверь, заглянул в кабинет и немного робко проговорил:
  - Товарищ полковник, разрешите?
  - А, Сергеич? Заходи. Ты что, не один?
  - Так точно! Со мной ...
  - Ладно, входите! Сами представятся твои козлы отпущения!
  - Товарищ полковник, я что-то ...
  - А зачем ты их с собой притащил? Крайних из них делать? Все, входи уже, не топчись в дверях.
  Полковник и его помощники вошли в кабинет Шелепова. Сидевший за столом комбриг, плотный мужчина лет пятидесяти с гладко обритой головой, тяжелым взглядом водянистых светло-голубых глаз уставился на гостей.
  - Товарищ командир бригады, полковник Вексельман по вашему приказанию прибыл!
  - Вижу. Кто с тобой, представьтесь, будьте уж так любезны!
  Требование было простой формальностью - офицеров бригады Шелепов знал в лицо каждого, и каждому мог дать краткую и емкую характеристику. Оба спутника Вексельмана были ему знакомы, и ни того, ни другого Шелепов особенно не уважал. Не видел на то причин, да и поводов, по его мнению, совсем не наблюдалось.
  Надо сказать, в отличие от Вексельмана Шелепов формалистом не был, считал, что люди, склонные к педантизму, хороши лишь на штабной работе, тогда как командир боевого подразделения должен уделять внимание в первую очередь тому, что действительно важно и необходимо, а все, что касается внешнего вида солдат, порядка в расположениях частей, заправленных кроватей и отбитых кантиков на подушках, следует перепоручать заместителям, выбрав среди них наименее толкового. Идиотской работой должен заниматься идиот - эту коронную фразу Шелепова Вексельман слышал не раз и не два, а услышав впервые, тут же нутром почуял, что с таким начальником он вряд ли сработается.
  Поэтому Чернов с Куликовым настороженно переглянулись, обеспокоенные таким несвойственным для комбрига поведением.
  - Языки проглотили, что ли?
  - Никак нет. - это произнес Куликов, пихая локтем вексельмановского заместителя. Вообще-то по ранжиру первым представиться должен был Чернов - как-никак, формально по должности замкомполка стоит выше комбата, но раз уж тот растерялся, то раздражать нелепым молчанием Шелепова вряд ли стоило. - Подполковник Куликов, командир третьего батальона Шестнадцатого отдельного стрелкового полка.
  - Подполковник Чернов, заместитель командира ...
  - Отставить! - перебил Шелепов. - Разговор у нас будет неприятный, поэтому присесть предлагать не буду, и чаем с кофе потчевать - тоже. Догадываешься, полковник, зачем я тебя выдернул? Наверное, уже понял, раз с толпой ко мне в кабинет приперся!
  - Я ...
  - Ну не я же! Объясни мне, дураку, почему у тебя в полку невесть что творится? А то не понимаю я, как можно было умудриться за две с небольшим недели растерять только убитыми чуть ли не целый батальон? Да притом, так и не поучаствовав в крупном бою?
  - Это не так, товарищ полковник! - от волнения язык Вексельмана стал немного заплетаться. - Я предпринял все меры, чтобы уберечь личный состав, даже отправил вперед роту для разведки и занятия ближайшего крупного населенного пункта. То, что мы с вами находимся здесь, в Сямже, это заслуга моих бойцов. И, уж если на то пошло, то и лично моя в том числе.
  - Насчет твоих орлов согласен, а вот по поводу твоей лепты в общую копилку, так сказать, слагаемых успеха, у меня большие сомнения. Если уж на то пошло, твоя настоящая заслуга лишь в том, что мы до сих пор торчим здесь, в Сямже, а не в Вельске. И почему отправил именно срочников? Забыл, для чего к каждой бригаде приставлен штат "частников". Разведка - это целое ремесло, и не надо поручать такие задачи вчерашним школьникам, особенно когда их офицеры - недавние курсанты!
  - Я как раз хотел сказать, что молодой и некомпетентный капитан Васильев ...
  - К капитану Васильеву у меня претензий нет! - снова перебив Вексельмана, твердым голосом проговорил Шелепов.
  У Вексельмана перехватило дыхание, и он густо покраснел, как брошенный в котелок на костерке речной рак. Это было концом - тон комбрига свидетельствовал, что вину за все произошедшие Шелепов возлагал лично на него.
  - Но ... - растерянно пробормотал полковник. - Как же, если ...
  - Если командир полка недоумок, я не могу обвинять в чем-то его подчиненных. Приказ был откровенно дебильным, мало того, практически невыполнимым, но это все-таки был приказ. И капитан Андрей Васильев вынужден был его выполнять. Причем выполнил его, пусть и дорогой ценой. Но он сделал то, чего ты от него потребовал, именно потому, что ты этого потребовал! И пацаны его, которых на смерть отправил лично ты, погибли из-за твоей непрошибаемой тупости!
  - Товарищ полковник, - обратился к комбригу Круглов. - Капитан Васильев всегды был недисциплинирован, а его рота ...
  - Еще один выискался! - Шелепов ударил кулаком по столешнице. - Между прочим, если Васильев такой плохой офицер, почему об этом я слышу только сейчас? Раньше почему-то подобных выводов ни от кого из вас я не слышал. А если бы услышал, то не поверил бы - я бывал на стрельбах и занятиях по боевой подготовке, которую вы у себя в полку проводили на отъе...сь! - Шелепов выругался, не в силах боее сдерживать закипавшую в груди ярость. - Так вот, единственная рота во всем твоем полку, Вексельман, из-за которой мне не хотелось провалиться от стыда под землю, была рота капитана Васильева. Такое впечатление, что ты специально отправил на убой именно его ребят, чтобы они не выделялись на общем фоне, а то мало ли, какой-нибудь вышестоящий, например, я, не сделал бы ненароком вывода, что даже под началом такого долбо..бов, как вы оба, из полутора-двух сотен рекрутов все равно можно сделать боевое подразделение! А так можно будет и дальше валить на неподготовленность бойцов, только вчера вставших из-за парты, и неопытность офицеров, еще вчера обмывавших на выпускном балу свои первые звездочки. Васильев молодец - не растерялся, не струсил, не сбежал, и бойцам своим не дал это сделать!
  - Товарищ командир бригады, как раз в роте Васильева произошло ужасное ЧП - на моей памяти, еще не было ни разу случая дезертирства сразу четверых военнослужащих со своего поста, да еще в боевой обстановке! Васильева уже за одно то, что он допустил подобное, пора под трибунал отдавать, а вы его нахваливаете! - это наконец очнулся от оцепенения Чернов, решивший поддержать товарищей, надеясь, что история с дезертирством старшего сержанта Скоробогатова до ушей бригадного командира еще не дошла. О том, что надеяться на такую неосведомленность Шелепова было верхом идиотизма, замкомполка почему-то не подумал.
  - Без тебя знаю, подполковник! Скажи мне, раз умный такой, каким образом Васильев, будучи ранен и без сознания, мог этому помешать? А что сержанты у вас в полку такие - кто виноват? Насколько мне известно, сержантские лычки выдает и срывает не кто иной как командир полка. Полка, е.. ваших матерей, а не роты! Вексельман, твоя работа? Куда смотрел, кому лычки вешаешь?
  - Но этот ... как вы сказали, Старобогатов?
  - Понятно, даже фамилий комодов в своем полку не знаешь. Что толку спрашивать с тебя их характеристики?
  - Простите, оговорился, старший сержант Скоробогатов, фамилию просто немного перепутал - это, надо сказать, прошедший срочную службу боец, сейчас он служит по контракту, и кого, как не его, я мог еще поставить над срочниками. У нас же есть рекомендации Военного министерства, где четко указано, что командирам полков при назначении на должности сержантского состава следует отдавать приоритет наиболее опытным солдатам-контрактникам.
  - И что, Военное министерство рекомендует ставить сержантами дезертиров?
  - Но, товарищ командир бригады, я и подумать не мог, что ...
  - Подумать ты и правда, похоже, не мог. Не умеешь ты этого делать, судя по всему! А побеседовать с кандидатом, которому целый десяток парней доверить собираешься, хотя бы минут десять-пятнадцать, не судьба тебе, что ли? Разбираться в людях ты не обязан, да?
  - Никак нет. - только и промямлил Вексельман.
  - В общем так, всем троим - объявляю предупреждение о неполном служебном несоответствии. Твоих остальных замов, полковник, и начальника штаба твоего полка это тоже касается. Соответствующие записи во все личные дела будут внесены сегодняшним днем. Я мог бы всю вашу гоп-компанию разогнать и добиться, чтобы всех вас разжаловали, да чувствую, сейчас время неподходящее. Офицеров нормальных мне никто не выделит, а потому заменить вас пока некем. Но это пока! Только пока! Мне в бригаде такое сборище дегенератов ни к чему совершенно!
  Офицеры потупились, в их душах бурлили противоречивые чувства - стыд и гнев, досада и злость. Особенно это задело Вексельмана, очень дорожившего своим доселе безупречным послужным списком. Теперь ему на ближайший год точно придется забыть надежду на повышение, и все из-за того, что попался такой вот командир бригады, разрушивший его планы. Казалось бы, на войне всегда гибнут, так что ж теперь, за каждого убитого звезды с погон срывать? Но полковник молчал - возразить Шелепову он не решался.
  - И еще. Как вернешься в полк, найдешь капитана Васильева. Скажешь ему, что я направил в Военное министерство ходатайство о награждении его орденом "За военные заслуги". Его и всех его взводных, двоих, к сожалению, посмертно. Всем выжившим из его роты я просил присвоить почетные звания героев Балтийской республики. Остальным, кто погиб - то же самое, только посмертно.
  Это окончательно добило раненое самолюбие Вексельмана, он даже на какое-то время забыл свою робость. Это было немыслимо для него - этот сопляк сейчас получит орден, тогда как он сам едва не лишился должности!
  - Как же так, товарищ полковник? - голос Вексельмана сорвался на крик. - Вы в своем уме? Этот сопляк положил весь свой отряд, а ему награду, выходит? И это на фоне наказания для главных офицеров полка! Да я ...
  - Да ты забылся, похоже! - слушать гневную тираду полковника Шелепов не желал. - Ты говоришь со своим командиром и старшим, если не по званию, то по должности! Сам-то ты не любишь, когда тебе дерзят нижестоящие! Не в том ты положении, чтобы так себя вести! О твоих художествах я еще отдельно доложу командованию корпуса, слышишь, Cергеич? И чтобы эта выходка была в последний раз, иначе я тебе устрою веселую жизнь.
  Устроить веселую жизнь ... Кстати, это была одна из любимых угроз, которыми пользовался Вексельман, распекая подчиненных по поводу и без. По отношению к нему самому эта фраза звучала непривычно и неприятно резала слух.
  - А капитана Васильева, когда тот окончательно поправится, я лично поздравлю. Думаю, проблем с присвоением награды не возникнет. До меня, между прочим, доходили слухи о твоих потугах, полковник, очернить Васильева и попытаться свалить все на него. Только ты сам себя перехитрил. Ты письменно отдал ему приказ и заставил Андрея с ним ознакомиться. К тому же, за Васильева принялись хлопотать. Я сперва думал, что это подключился его отец, но потом понял, что все намного круче - завязок у отставного майора в Генеральном штабе и в Военном министерстве точно не может быть. Во всяком случае, не среди больших тузов. Позже я узнал, что один из взводных Васильева, младший лейтенант Кирилл Матвеев, оказался сыном отставного генерала и какого-то богатейшего промышленника, владеющего заводами-пароходами, а заодно контрольным пакетом акций военной компании и связями в армейских верхах. Когда он узнал, куда ты отправил его сыночка, он лично хотел приехать и отрезать тебе яйца, Вексельман. Насилу успокоили.
  Вексельман потупился. Его только что растоптали - сначала служебное взыскание, затем новость о награждении Васильева, а теперь командир бригады, брызжа слюной, орал на него как на мальчишку. А теперь еще, оказывается, он приобрел солидного врага. Видимо, личные дела своих офицеров ему нужно читать внимательнее. Если бы полковник знал, кто у него в полку чей отпрыск, родственник или друг, он бы ни за что не отправил этого летеху вместе с его взводом. Как минимум, нашел бы ему другое задание. Но теперь было поздно.
  - Мне это рассказал лично командир корпуса генерал-лейтенант Максимов. Но я помог найти ему аргументы, как утихомирить разбушевавшегося папашу. Я сказал, что насколько успел тебя изучить, то сомневаюсь, что у тебя вообще есть яйца. - Шелепов усмехнулся, а Вексельман невольно поймал себя на мысли, что чуть было угодливо не рассмеялся вслед за начальником, даже несмотря на уничижительный смысл шутки.
  - А вот Матвеев-младший, - продолжил Шелепов, - проявил себя вполне неплохо, думаю, скоро он станет просто лейтенантом, а то и старшим. Правда, ничего крупнее взвода ему в ближайшее время ничего по-прежнему не светит, ну да какие его годы! С таким норовом, да еще при таком-то блате он далеко пойдет, тут и гадалке не ходи!
  - Товарищ полковник, - сказал Вексельман, не глядя командиру в глаза. - Мы примем меры и сделаем правильные выводы. Разрешите идти?
  - Стой! Новых рекрутов обещали доставить в Сямжу сегодня, но прибудут они только завтра под утро. Как мне объяснили в штабе корпуса, были проблемы с бензином, и грузовики с новичками непредвиденно застряли на несколько часов на трассе. Всего нам выделили пятьсот человек, из них триста будут направлены в твой Шестнадцатый полк. К сожалению, штатная численность до ста процентов доведена так и не будет. Из-за тебя, Сергеич, из-за тебя!
  - Благодарю вас, товарищ полковник. Людей отчаянно не хватает. Что по поводу роты Васильева? Ее, как я понимаю, дополнят?
  - Полтораста твоих новичков отойдут под его команду уже завтра. У него еще двадцать девять человек, не считая его самого, из них двое офицеров и двадцать семь солдат и сержантов. Как ты понимаешь, теперь проблема с комодами опять встает в полный рост.
  - Не без этого. Ведь прибудут совсем необстрелянные новички?
  - А ты на кого рассчитывал? На десантников из президентского полка? Конечно, это зеленый молодняк, точь-в-точь как те ребята, которых ты так любишь отправлять на убой. С ними двое прапорщиков, они, по крайней мере, временно, возьмут на себя обязанности командиров новообразованных взводов, потому что в роте Васильева осталось только двое лейтенантов.
  - Так точно, товарищ полковник. Я как раз хотел спросить, кто будет командовать взводами, раз у Васильева не хватает офицеров. Рад, что хоть одна проблема разрешилась сама собой.
  - Поводов для радости, Вексельман, у тебя нет никаких. Разве что можешь расслабиться - погоны твои останутся при тебе. Чем я весьма и весьма недоволен, - мрачно прокомментировал реплику Вексельмана Шелепов.
  - Да, и вот еще что. До меня дошла история про молодого парня с сербской фамилией, который вовсю геройствовал в Сямже. Болтают про него разное, и половина из этого - полное вранье, раздутое солдатскими байками. Но юноша действительно молодец, к тому же, он вроде бы командовал пятеркой бойцов. Васильев во время обороны Сямжи распорядился разбить каждое отделение надвое. Так что авторитет у парня есть, да и опыт он за считанные дни приобрел такой, что за три года мирной срочной службы и во сне не увидишь. Так вот, я бы очень хотел, чтобы ему досрочно присвоили звание младшего сержанта и дали под команду отделение.
  - Товарищ полковник, но как же? Он даже не ефрейтор, и служит не больше трех месяцев ...
  - Хорошо, давай подождем пару лет, и пусть отделение тоже подождет, обойдется без комода, да? В принципе, как командир бригады, я и сам могу его повысить, но это вообще-то твой уровень и твоя прерогатива, так что прыгать через голову я не стану. Подготовишь приказ сегодня же!
  - Есть! Разрешите идти?
  - Вот теперь иди. Идите! - Махнул рукой Чернову с Кругловым полковник, показывая .что аудиенция на сегодня окончена. Офицеры поспешно вышли вслед за Вексельманом, не замедлившим тут же покинуть кабинет Шелепова.
  Когда дверь кабинета закрылась с внешней стороны, Шелепов развернул сложенную вчетверо крупномасштабную карту. Десятидневный простой, уже гарантированно продленный еще почти на сутки, привел к тому, что они отстали от основных сил корпуса по меньшей мере на триста километров. Когда комбриг последний раз связывался по рации со штабом генерал-лейтенанта Максимова, корпус уже квартировал в Вельске.
  Крупных стычек, как ни странно, больше не наблюдалось, после больших потерь под Сямжей архангельцы перешли к партизанской тактике. Как сообщили в штабе, отдельные мелкие отряды наемников из "частников", высланные вперед, докладывали о серьезных силах княжеских войск, стягивавшихся к Шенкурску. Там уже строились оборонительные позиции, окапывались в землю танки, сооружались ДЗОТы. По имевшимся сведениям, под Шенкурском Иван Третий расположил двадцать, а то и все двадцать пять тысяч солдат и офицеров, а также полсотни легких танков и какое-то количество орудий. Плюс, постоянно прибывали подкрепления и свозилась новая техника. Было ясно, что судьба кампании будет решаться там.
  Помимо этого, Военное министерство усилило пограничные силы в районе Петрозаводска - небольшие группы бойцов противника успешно пересекали границу и совершали диверсии. Даже перебросив к Петрозаводску целый полк, решить проблему так и не удавалось, хотя архангельцев было не более нескольких сотен. Но даже силами трех полков контролировать огромную протяженность границы балтийцы просто не могли - архангельцы просачивались в одном месте, балтийцы стягивали свои силы туда, а в это же время наносилась диверсия совершенно в другом районе, куда перебросить войска было уже не успеть.
  Все это было весьма некстати, потому что означало, что с подкреплениями станет совсем напряженно, раз командование решило усилить направления, явно считавшиеся прежде не приоритетными. К тому же, поступила информация о дипломатическом давлении со стороны Московской парламентской республики - хотя москали пока не высказывали намерения вступить в войну на стороне Архангельского княжества, забывать о южных рубежах Петроград тоже не мог, и еще двенадцать полков в режиме повышенной боевой готовности были размещены на границе с МПР. Дополнительно планировалось перебросить на юг еще три новых полка после очередной волны призванных на срочную службу рекрутов взамен тех, что были отправлены на Архангельск вместе с корпусом генерала Максимова.
  Сам же генерал предлагал свой собственный план - против диверсантов он предлагал задействовать небольшие группки "частников", которые занимались бы точно такими же диверсиями в приграничных районах княжества. Тогда можно было бы высвободить с петрозаводского участка границы хотя бы один полк, а то и два, для усиления его собственного корпуса, столкнувшегося с потерями и перспективой затяжного сражения.
  Шелепов тяжело вздохнул - сложившаяся ситуация не давала поводов для оптимизма. Даже если удастся разбить шенкурскую группировку архангельцев, это займет не меньше месяца. На дворе уже стоял июль, и активная фаза боевых действий, по его прикидкам, должна начаться дней через восемь или десять. Это колоссальная фора, которую архангельцы, судя по поступавшим сведениям от разведки, действительно используют с умом - судя по всему, они намерены сидеть в глухой обороне, чтобы просто перемолоть в затяжных боях корпус Максимова.
  Даже в случае победы корпус, наверняка окончательно обескровленный, овладеет Шенкурском не ранее сентября. Далее начнется стандартная канитель с пополнениями, подвозом снаряжения и боеприпасов, подтягиванием новой техники и ремонтом поврежденных машин. Растянется все это самое меньшее на месяц, а октябрь будет означать наступление холодов, хотя в этих краях снегопады и в сентябре далеко не редкость. Как будет воевать в условиях северных морозов не обученный молодняк, Шелепов представлял с большим трудом. А уж штурм Архангельска казался недостижимой целью. Так что время работало на архангельцев.
  Что реально могло ожидать балтийцев? По самым оптимистичным раскладам, Шенкурск они все же возьмут, ценой множества трупов и будущих калек. Затем три варианта.
  Первый - самый дерзкий и невообразимый. Продолжать наступление на север, несмотря на холода. Это автоматически означало рост небоевых потерь от обморожений, замедление продвижения до нескольких километров в сутки и перспективой тяжелой неудачи.
  Второй - наиболее вероятный исход. Учитывая, что темпы наступления будут невысоки, то продолжать его будет нецелесообразно, корпус просто перезимует в Шенкурске, а вся зима пройдет спокойно, дальше мелких стычек в лесах дело не дойдет. Архангельцы, скорее всего, тоже не приучены воевать в сугробах, да и после разгрома под Шенкурском сил у них будет немного. К положительным моментам этого плана относилась возможность передышки, а заодно экономией топлива и боеприпасов, ведь и с тем, и с другим ожидается напряженка. Недостатком было то, что и архангельцы получат шанс восстановить разгромленные силы и организовать новую линию обороны. Политический фактор тоже нельзя было сбрасывать со счетов - безусловно, МПР окажет княжеству поддержку, а если корпус завязнет в архангельских лесах, москвичи могут сделать напрашивающийся вывод о слабости балтийских вооруженных сил, к тому же, обескровленных затянувшейся войной. Несмотря на показной либерализм и демократизм, имперских амбиций у москвичей было предостаточно, да и Петроград, извечный конкурент Москвы еще со времен своего великого основателя, был как кость в горле для правительства МПР. К чему приведет в итоге эта непродуманная кампания, оставалось только гадать.
  И был еще третий вариант, самый простой и вместе с тем самый дурацкий. Это просто очистить территорию княжества и заключить с Иваном Третьим мир на условиях статус-кво. Конечно, прекратить войну - это легко, да и князь, скорее всего, тоже желает мира, понимая, что ничего хорошего из этого конфликта он не извлечет. Но минусы были примерно те же, что и у предыдущего варианта - это признание собственной военной слабости, это возможность княжества восстановить свои разбитые соединения, к тому же, получившие новейший боевой опыт. И если поначалу балтийцам противостояли вчерашние рекруты, то в следующий раз это будут настоящие ветераны, и война будет тяжелой, гораздо более тяжелой, чем нынешняя.
  Нет, на это Президент Балтии точно не пойдет - тогда все многочисленные жертвы, колоссальные траты бюджета и клятвенные заверения первых лиц республики о том, что уже скоро весь север бывшей европейской России будет нашим, пойдут насмарку.
  Значит, война продлится еще минимум год, если только генерал Максимов не придумает что-нибудь экстраординарное. Но на военного гения комкор не был похож, и в его способности полководца и мастерство блицкрига Шелепов ничуть не верил. Значит, еще долгое время вокруг будут грязь, кровь, пот, слезы и недоумки-подчиненные, вроде только что покинувшего его кабинет полковника Вексельмана. Правду люди говорят, беда не приходит одна.
  И все-таки в голове Шелепова так и не складывалось в голове полной картины того, что планируют высокие шишки в Петрограде. Президент вроде не дурак, да и в Генштабе не одни только ослы сидят - неужто им не ясно, что силами одного корпуса дойти до Архангельска до осени невозможно чисто физически? Вообще, такое впечатление, что лично он сам, полковник Шелепов вместе со своей бригадой, да и весь их корпус - не более чем разменная монета, переводной вексель и передаточный акт в чьей-то хитроумной интриге. Вот только какой интриге? И действительно ли она хитроумна? В общем, черт знает, что такое, вот серьезно!
  
  Глава 19
  Нежданные вести.
  
  Пока бригада маялась вынужденным простоем, Радован решил использовать затишье как можно интереснее. Вообще, нельзя было сказать, что бойцам было скучно. Теперь, хотя полковник Вексельман и сохранил свою должность, фактически высшая власть принадлежала командиру бригады Шелепову. Оба командира полков, входивших в состав бригады, лишь доводили до подчиненных решения более высокого начальника, а потому жизнь в полку изменилась.
  Вместо ненужных занятий по строевой подготовке, проводить которые, к тому же, было особенно и негде, Шелепов заставлял солдат бегать по лесам с полной выкладкой и при оружии, уделять больше внимания стрельбе и рукопашному бою. Стрельбой, правда, занимались не ежедневно, потому что с боеприпасами было не так уж хорошо.
  По иронии судьбы, остатки роты капитана Васильева жили своим отдельным порядком. Номинально ими командовал лейтенант Кирилл Матвеев, единственный оставшийся в строю офицер роты, на деле сократившейся до неполного взвода. Матвеев недавно избавился от приставки "младший" к своему званию, но пока оставался в должности взводного. Отец лейтенанта, пользуясь своими связями, выхлопотал для сына неделю отпуска, и счастливый офицер отбыл на несколько дней в родные пенаты на машине, любезно присланной за ним горячо любимым папочкой. Васильев и Москаленко числились ранеными, и командовать бойцами с больничной койки, разумеется, не могли.
  Спустя день после отъезда лейтенанта Радован получил прекрасную весть - отныне он младший сержант и командир отделения. Правда, Васильев решил, что вместе со скоробогатовской кодлой Радовану служить не стоит, а уцелевшие бойцы будут распределены по разным отделениям, как только рота получит долгожданное пополнение. А вот против того, чтобы под началом Радована остались его четверо приятелей, ни Васильев, ни Москаленко не возражали.
  Поэтому Радован пока командовал только своей пятеркой, которая, в общем-то, подчинялась ему еще до повышения. Правда, Виталик Мамонтов, чья жизнь, к счастью, была вне опасности, по-прежнему валялся в лазарете, а Васька Головачев еще довольно сильно прихрамывал и тоже ежедневно наблюдался в медицинском пункте. Его скоро должны были вернуть обратно в расположение роты, но пока он тоже числился больным.
  Так что на данный момент отделение Радована состояло только из него самого, Леньки Мухина и Тимохи Прохорчука. Обязанностей у бойцов, кроме охраны расположения роты, практически не было, и тяжкий груз свободного времени, которое совершенно нечем было занять, навалился на плечи ребят.
  Радован, от нечего делать перебирая записки покойника Михаила, случайно обнаружил, что один из схронов располагался всего лишь в тридцати - тридцати пяти километрах от Сямжи, если верить масштабу, указанному в каракулях убитого.
  В голову предприимчивого серба тут же закралась мысль сгонять в леса за хабаром. Он даже полушутя-полусерьезно попытался получить одобрение от Васильева, когда навещал его в палате лазарета. Но капитан ясно намекнул, что разрешения давать ни в коем случае не собирается.
  Конечно, Радован мог поднять обоих парней, особенно теперь, когда он уже официально стал их командиром, и рвануть в самоволку, но возникал ряд проблем, удерживающих его от такого скоропалительного решения.
  Во-первых, капитан был прав - сколько архангельцев до сих пор рыскает по лесам, точно не знал никто. Глупо, между тем, было предполагать, что архангельцы совсем очистили этот район даже после недавнего разгрома. В конце концов, по трассе, связывающей Сямжу с Вологдой, шли грузы со снабжением и пополнениями, и вряд ли противник не предпринял меры, чтобы как-то этому препятствовать. Так что, скорее всего, отряды архангельских диверсантов в округе все же были, причем управлялись они централизованно и имели конкретные задачи.
  Опять же, не стоило забывать про уцелевших недобитков - было вероятно, что некоторые уцелевшие после поражения архангельцы так и не смогли присоединиться к своим. А значит, есть риск нарваться на группу вражеских солдат все же присутствовал. Поскольку рассчитывать Радован мог только на двоих спутников, риск кратно возрастал.
  К тому же, пройти пешком туда и обратно в общей сложности как минимум шестьдесят километров за одну ночь было невозможно, вдобавок, в случае успеха, им пришлось бы тащить на себе увесистый хабар.
  Помимо всего прочего, добычу было необходимо спрятать, и спрятать надежно. Таскать ценный груз с собой было обременительно, и сохранять его в тайне долгое время тоже не удалось бы. Тем не менее, упускать возможность поживиться Радовану не хотелось, но он понимал, что своими силами обойтись не сумеет.
  Конечно, можно было еще раз похлопотать на тему отпуска на пару деньков у Васильева, но переубедить капитана, скорее всего, все равно не получится. Он наверняка стал бы говорить про риск и опасность, про сложности с транспортом, про необходимость принятия пополнения и его, Радована, обязанности подбора личного состава своего отделения.
  Оставив в памяти зарубку поговорить с Васильевым на всякий случай еще разок, Радован начал перебирать в голове варианты, кто еще мог бы посодействовать в реализации дерзкого плана.
  Можно было, разумеется, разыскать капитана Сергеева, квартировавшего со своей ротой в Сямже. Но, несмотря на свой добродушный вид весельчака и балагура, капитан был мужиком опытным, да и не лишенным деловой хватки, значит, наверняка его содействие обошлось бы Радовану не менее, чем в половину стоимости клада. К тому же, действовать совместно с Сергеевым Радован мог, только известив предварительно своего ротного - все равно сбыть товар без Андрея и петроградских связей его отца представлялось проблематичным.
  Радован мог кинуть клич среди остальных бойцов бывшей роты Васильева, многие из них до сих пор валялись на койках в лазарете, но крепкий отряд человек в пять-шесть набрать было можно. Но тогда возрастала вероятность доноса, а присутствие рядом Скоробогатова и его дружков практически гарантировало неизбежность того, что Радована с подельниками банальным образом сдадут. А лишаться новеньких сержантских лычек парень не собирался, а за самовольное оставление расположения воинской части, да еще в военное время, разжалование было еще не самым жестоким наказанием.
  К тому же, если Сергеев мог выделить на время какой-либо транспорт, то у простых бойцов возможности не имелось. С тоской Радован вспомнил новенький внедорожник, увезший в родной Петроград лейтенанта Максимова. Но тут как посмотреть - стал бы лейтенант менять отпуск в столице на сомнительный поход за невесть чем? Да и с деньгами у него полный порядок, так что все равно ничем он не помог бы.
  В общем, как ни крути, а на поклон к Анатолию Сергееву идти придется - самостоятельно решить вопрос Радован был не в состоянии, и он понимал это. Значит, нужно сделать так, чтобы этого не почуял опытный капитан.
  Сергеева Радован считал человеком порядочным, как и Васильева, тем более, последний намекал уже, что готов к взаимовыгодному сотрудничеству. Да и к простому солдату оба эти офицера имеют уважение, а не относятся как к бессловесному быдлу, в отличие от некоторых. Например, комбата Куликова или полковника Вексельмана. Стало быть, кинуть его они не должны. Итак, решено! Пора идти к Сергееву и обговорить с ним выгодные условия. И не забыть оговорить долю Леньки с Тимохой. Хороший командир никогда своих людей бросать не должен, а должен стараться тянуть проверенных товарищей за собой, на новый уровень, к новым вершинам, за новыми целями.
  Когда Радован заглянул в расположение роты Сергеева и спросил у дневального, где сейчас можно найти капитана, то оказалось, что Сергеев отправился проведать в лазарет своего приятеля Васильева. Радован счел это добрым знаком - у него появился шанс обговорить все сразу с ними обоими. Надо брать быка за рога!
  Андрей Васильев, чье состояние было намного лучшим, чем во время их последней встречи, дружески улыбнулся и жестом пригласил его войти, когда Радован заглянул в палату. Капитан полулежал, облокотившись на подушку, и о чем-то приглушенно беседовал с Сергеевым и еще каким-то бородатым мужиком, идеально похожим на классического интеллигента с картинки - добротный, хоть и не слишком новый костюм-тройка, шляпа, лежавшая на коленях, борода с проседью, очки, прикрывавшие пронзительные умные глаза, чем-то напоминающие детектор лжи из фантастических боевиков и триллеров, о которых продвинутый Васька, до армии не пропускавший ни одной модной кинопремьеры, Радовану все уши прожужжал.
  Судя по реакции командира, так его и не прогнавшего, разговор шел о чем-то таком, в чем парень был явно не лишним. Во всяком случае, незнакомый Радовану мужчина говорил в его присутствии, совершенно не смущаясь и не беспокоясь, что сказанное им слышит еще кто-то, кроме собеседника.
  - Я выяснил, как ваш Вексельман смог захапать столько серебра. Оказалось, что не так давно он ездил под Мончегорск. Помните, он еще отпуск на две недели выхлопотал, примерно в апреле дело было, или, может, в начале мая, Андрей, ты сам вроде рассказывал?
  - Помню, было такое. Мне тогда казалось, что это я в отпуске, а не полковник, настолько полегчало.
  Оба капитана засмеялись.
  - Так вот, - продолжил неизвестный. - ваш полкан, оказывается, плотно и тесно контактирует с начальником отдела снабжения на Мончегорском рудном комбинате. Точнее, снабженец - фигура подставная, да он и не фигура вовсе, по большому счету. Так, подставная пешка своего гендиректора. Так вот, насколько мне удалось узнать, очень большой процент от добытых драгметаллов дирекция не учитывает, обосновывая это по-разному год от года - либо климатическими отклонениями, якобы мешающими добыче, удешевлением сырья, что делает его добычу нерентабельной, а то и вовсе истощением месторождений. Так или иначе, комбинат добывает если не на треть, то никак не менее, чем на двадцать процентов больше руды, чем то, что указывается потом в отчетах. Как думаешь, куда уходит разница?
  - Налево, вестимо. Но куда государство смотрит - комбинат же государственный?
  - Республика владеет пакетом акций, это правда, но пакет невелик, что-то около восьми процентов. Вы же знаете, господа офицеры, как устроена экономическая система в республике?
  - Коряво, настолько коряво, что черт ногу сломит. Ну, вещайте, а то я не силен в этих дебетах-кредитах.
  - Толя, ты уже пятый десяток годков живешь на этом шарике. Неужто ты ни разу не слышал, что придумал Президент Константин Путилов, руливший Балтией лет эдак семьдесят назад?
  - Слышать-то слышал, но в пол-уха, к тому же, это было еще в академии.
  - Путилов решил, что нужно найти нечто среднее между Советским Союзом, который прибрал к рукам вообще все предприятия, и Российской Федерацией, где львиная доля добывающей промышленности принадлежала частным коммерсам. Сейчас тоже все крупные и немалое количество средних фирм имеют хозяев-собственников, но Президент протолкнул закон, что государство обязано иметь в собственности не менее пяти процентов акций или долей во всех фирмах с годовым оборотом от двух миллионов балтов и более. Позднее в разные времена государство то скупало доли или акции, то в кризисные периоды активно продавало все активы свыше установленного пятипроцентного лимита. Ты думаешь, почему у нас так силен Президент, не превратившийся в выборную марионетку наподобие своего коллеги из той же МПР? Да все по той же причине - если он контролирует весь сколько-нибудь серьезный бизнес, то волей-неволей солидное влияние у него будет по-любому.
  - Но что такое какие-то там пять процентов? Это ж мизер, и мало что дает.
  - Дает это, на самом деле, множество разных ништяков. Теперь держава в любой момент вправе требовать дивиденды, а в отличие от рядового мелкого акционера, республику на ..уй не пошлешь. Судиться и оттягивать выплаты бизнерам нет смысла - даже судей подкупать бесполезно.
  - Так уж и бесполезно? Раньше, до Катаклизма, говорят, был такой размах с этими взятками ...
  - Что было, то было, хотя, сдается мне, сильно нашу историю приукрашивают. Мол, раньше все было плохо, а теперь рай земной. Сейчас держава, получившая дополнительную прибыль от этой реформы, платит судьям огромные бонусы, в зависимости от того, насколько устойчивы их решения. Можно, конечно, предположить, что какой-то богатейший магнат сможет скупить все и вся, но тогда ему столько денег придется выложить, что выгоднее было бы работать честно.
  - Хорошо, - вмешался Васильев. - Скажите, дядя Матвей, а разве кто-то отменял личные взаимоотношения. Может быть, дружбу с судьей, или, наоборот, какой-то мощный компромат, обнародование которого повлечет отставку, а то и небо в клеточку? С этим как быть? Не все решают деньги, признаю. Но есть же и другие способы, не только пряник, но и кнут?
  - Этого никто не отменял, согласен. Но и случаев таких не так много. К тому же, в новой независимой Балтии, в отличие от огромной России, народу намного меньше и контролировать все стало на порядок проще. Есть же еще госбезопасность и внутренняя разведка, да и судейское сообщество склонно к самоконтролю - все же понимают, что каждое выявленное нарушение только ужесточит контроль. Но, безусловно, никто на сто процентов не гарантирует, что все будет работать как часы.
  - Ладно, дядя, мы что-то отошли от темы. Сам же говоришь, что у нас все под оком государева надзора. Тебя послушать, так и мышь нигде не проскочит, а тут полтора центнера с серебром, и еще кое-что весьма ценное.
  - Ты забыл, что Мончегорск - не балтийский город, это же земли Вольного города Мурманска. Просто в свое время, когда там решили восстановить добычу руды, сами мурманчане такие работы не могли финансировать. Это сейчас они богаче нас живут, не в последнюю очередь, кстати, из-за того, что заработали старые российские производства, а когда-то, еще лет полста назад, на месте Мурманска была большая деревня, где ютилось чуть более десяти тысяч горожан.
  - И что? Вообще ничего не пойму - причем тут тогда республика и наш комполка Вексельман?
  - По порядку! Смотри, племяш, когда мурманчане затеяли всю эту реконструкцию, они обратились к ушлому коммерсу из Петрограда. Коммерс этот бизнес имел нехитрый, но стабильный и надежно приносящий хорошие порции балтов - задешево покупал шкурки северных зверюшек, в своих цехах делал из них шубы, полушубки, воротники, перчатки, да много чего еще. Причем, судя по всему, ему было выгоднее закупаться сырьем именно в мурманских землях - народ там был настолько нищий, что шикарнейшие меха сбывать был готов за сущие копейки. И это притом, что в наших балтийских лесах пушного зверя не меньше, разве что песцы ближе к мурманским широтам обитают.
  - Зато народ у нас жаднее, хотя уже давно не богаче.
  - Верно. Но не о том речь. Так вот, ушлый торговец прикинул хрен к носу и смекнул, что вложиться в добычу руды - это совсем другой уровень, чем возня со шкурками. К тому же, видимо, побаивался, что рынок меховой продукции в Петрограде уже близок к насыщению, все, кто мог и хотел, уже давно не по одной шубе себе прикупили, а потому решил, что пока деньги есть, их надо бы вложить повыгоднее.
  - Простите, а что этот меховщик мог смыслить в добыче руды? - это включился в разговор Сергеев. Ему явно была по душе затея с торговлей мехами, и он сам бы не прочь оказаться на месте того деятеля, о котором рассказывал дядя Васильева. - Это же надо держать не только работяг, но и инженеров с механиками, раздобыть оборудование, построить инфраструктуру. Деньги, допустим, на все это у него были, в чем я, правда, сомневаюсь. Но люди! Их-то где он мог взять?
  - Ага, вот тут мы и дошли до сути - конечно, в руде и металлах он ни шиша не понимал. Но зато обладал неплохими связями по обе стороны границы. Так что как раз с поиском людей проблемы не было. Достать необходимую технику тоже было не так сложно, как сейчас кажется на первый взгляд, ведь тогда и в Балтии многие производства простаивали, а оборудование банальным образом разворовывалось, причем в первую очередь это казалось государственных заводов. Сложнее всего было, напротив, с деньгами. На всю эту авантюру затратить следовало никак не менее пяти миллионов балтов, тогда как у него не было и половины от этой суммы.
  - И что тогда?
  - Наш торговец в процессе переговоров с одним директором убыточного балтийского завода, на котором он хотел разжиться оборудованием по дешевке, сумел заинтересовать собеседника участием в затеянном деле, сулившем нехилые барыши.
  - Подожди, дядя! Ты же сказал, что завод этот не приносил ни гроша прибыли! Откуда у директора могли взяться деньги, чтобы вложиться в новое дело?
  - Директор был ворюгой и сволочью редкостной - вместе со своим молодым родичем, не то зятем, не то племянником, или еще какой седьмой водой на киселе, он создал что-то вроде ломбарда. Только ломбард этот принимал на хранение не только золото или еще какие ценные вещички, это если и делалось, то исключительно для отвода глаз, а векселя того самого завода, который возглавлялся этим хитрожопым директором. Схема была проста до примитивности, тут я уж и не знаю, смеяться или плакать надо. Зарплату персоналу платили не живыми денежками, а векселями, которые рабочие и прочие клерки послушно несли в эту самую лавочку, где продавали свои бумаги по цене, составлявшей от силы процентов двадцать от их жалованья. Ну а как ты хотел? Или двадцать процентов, или вообще ничего! Самое любопытное, что из казны, хоть и с задержками, но деньги в заводской фонд оплаты труда все же перечислялись. А это означало, что на руках директора постоянно оставались крупные суммы. Затем, накопив побольше векселей, родственник шагал в кабинет директора и предлагал выкупить эти фантики ... по их полной стоимости, точь-в-точь по номиналу! И директор, не шибко отличавшийся добротой и уступчивостью, как ни странно, безропотно выкупал эти векселя, ничуть не торгуясь. И большая часть зарплат по такой простенькой схемке регулярно разворовывалась. Надо ли говорить, что ломбард этот с директором делился львиной долей своего навара - ведь без него весь этот бизнес просто не запустился бы!
  - И что, неужели абсолютно все заводские вот так покорно дарили деньги мошенникам?
  - Нет, конечно! Умные люди быстро просекли эти расклады, и тоже активно скупали векселя. Но, как ты сам понимаешь, что с посторонними кредиторами директор был куда менее любезен, и торговался с ними в пух и прах, так что самым фартовым и упертым удавалось содрать с него от силы процентов сорок, да и то редко. Обычно им приходилось довольствоваться третью, а то и четвертью номинальной стоимости, и выручить удавалось всего лишь жалкие крохи - они же выкупали не по двадцать процентов за сто, а дороже, иначе людям не было бы смысла к ним обращаться. Так что конкуренцию ограничивать директор мог, особенно не напрягаясь.
  Васильев и Сергеев недоуменно переглянулись, в их глазах читалось недоумение от такого наглого воровства, но чувствовалось и невольное уважение к оборотистым дельцам, способным в считанные месяцы сколотить такие состояния, что им обоим, со всеми их рисками и опасностями, не светило даже за долгие десятилетия. Радован же сидел, внимательно вслушиваясь в каждое слово рассказчика, и ощущал в душе примерно то же самое, что и офицеры.
  - И сколько же в месяц директор таким макаром себе в карман складывал? - спросил Андрей, и в голосе его чувствовалось, насколько молодой человек заинтригован захватывающей историей масштабной аферы.
  - Суди сам - в месяц рабочий самой низкой квалификации заколачивал никак не менее сотни балтов, за каждый разряд ему полагались надбавки. О мастерах, инженерах и прочих руководящих кадрах низшего звена и говорить нечего - меньше двух сотен, а то и трех, они точно иметь не могли. А народу там трудилось не то три, не то четыре тысячи, если не больше. Так что суммарно директор мог воровать две-три сотни тысяч балтов с каждой выплаты, и капиталец в несколько миллионов был способен создать за считанные годы. Так что пайщиком он вполне мог стать, вдобавок, он все же куда лучше разбирался в технических вопросах, чем наш меховщик, и это придавало ему дополнительную ценность как потенциальному партнеру.
  - Значит, они быстро нашли общий язык и вскорости ударили по рукам?
  - Конечно, Андрей, конечно! А еще, ты подумай, для заводского директора с ежемесячным окладом в пятьсот балтов, ну, с надбавками выходила тысяча с небольшим, первостепенной задачей было наворованные денежки куда-то пристроить, и выгодно разместить их за пределами республики - далеко не худший вариант, согласись.
  - Что верно, то верно.
  - Впрочем, как бы банально это ни звучало, - продолжил дядя Матвей, - справедливость восторжествовала, и довольно быстро. Спустя примерно год после этой сделки на завод нагрянула проверка, хотя до этого за несколько лет никто и не думал контролировать расходы дирекции. Сдается мне, меховщик приложил к этому руку, ему это было выгоднее, чем кому бы то ни было - он же прекрасно понимал, что когда директор отправится в тюрьму, ни он сам, ни его родственники управлять капиталом не смогут, и рассчитывать на помощь государства им не придется - напротив, они будут вынуждены всеми правдами и неправдами доказывать свою непричастность ко всем аферам, чтобы не отправиться следом за колючую проволоку. Значит, в этом случае восстановленный комбинат достанется ему. Правды, конечно, мы уже никогда не узнаем, но факт остается фактом - директора закрыли, а меховщик стал единоличным хозяином прибыльного бизнеса. Увы, ненадолго, спустя пару лет после отправки партнера за решетку меховщик был застрелен в своей петроградской квартире. Видимо, меховую торговлю он тоже не забросил, потому что в столицу он наведывался, по слухам, довольно часто.
  - Не обязательно. - возразил Сергеев.- Он же наверняка поставлял руду, в том числе и в Петроград, так что бывать в столице Балтии ему приходилось и без мехового бизнеса.
  - Может быть, это не так уж и важно. Важнее то, что наследников этот самый убиенный меховщик не оставил, а комбинат еще добрых тридцать лет мотало из рук в руки словно придорожную проститутку, пока, наконец, не появился долгожданный крепкий собственник - нынешний хозяин, некто Авакумов Валерий Павлович, вернувший на предприятие хотя бы видимость стабильности. Надо заметить, что двадцать процентов акций он благоразумно пожертвовал казне Вольного города Мурманска, чем обеспечил себе надежную "красную крышу". Такая жертва того стоила - руда была хлебным бизнесом, и разделять судьбу своих предшественников, взявших ни с того, ни с сего моду вешаться, вскрывать себе вены и падать на нож, причем падать по нескольку раз и каждый раз в новой позе, Авакумов не собирался. Как ни странно, эта мера сработала - лезть на комбинат, опекаемый государством, стало гораздо более опасно и гораздо менее выгодно, и уже почти два десятилетия Авакумов сидит в своем кресле, считает барыши, откатывает кому следует, а главное, за весь период своего руководства на него не совершено ни единого покушения.
  - Круто! И что, такой вот матерый директор у себя на предприятии воровство в тихую развел?
  - Нет, вряд ли. А вот среди замов и прочих манагеров такое есть - сам же знаешь, на хлебных местах народ обычно с гнильцой. А местечки там просто черно-икорные, не то, что хлебные!
  - Дядя, все-таки тебя так и несет на разглагольствования! Скажи мне - каким боком здесь оказался Вексельман, и на какие шиши он закупает оптовые партии серебряных слитков?
  - Да что непонятного-то? Я тебе просто дал краткий экскурс в историю вопроса, а то ни ты, ни Сергеев матчастью не владеете. Тебя удивляет, что снабженцы иногда тырят все, что плохо лежит, и сбывают сырье налево? Вроде ты не вчера родился, мальчик.
  - Доказательств у нас все равно нет, это ведь только слухи, - пробормотал Сергеев, очевидно, лелея смутную призрачную надежду упрятать ненавистного командира за колючую проволоку.
  - А хоть бы и были, - заметил Васильев, - неужели ему что-то можно предъявить? Хищение совершил снабженец, а не полковник.
  - Я вам больше скажу - у снабженца наверняка в Мурманске на кого-то из родственников оформлена конторка, через которую серебро и прогоняется. Схема, скорее всего, такая - снабженец списывает недостачу, списанное сырье вывозится и ставится на баланс карманной фирмочки, от имени которой снабженец и заключает договор с Вексельманом. У полковника, я думаю, тоже есть оформленный на отца или еще на кого-то фиктивный бизнес, деятельность которого и состоит в закупках драгметаллов из Мурманска. Так что если взять нашего полковника за яйца, то он попросту скажет - мол, бизнес не мой, а семейный, и того, что скупали ворованное серебро, мы знать не знали. Правда, ему можно теоретически пришить контрабанду, но это еще доказывать нужно, и мы ведь не знаем, возможно, там есть какой-то посредник, через которого осуществляется провоз серебра через северную границу.
  Все трое замолкли. Васильев и Сергеев то и дело переглядывались, а дядя Матвей взял паузу и достал из небольшого, лежавшего у него в ногах портфельчика бутылку минеральной воды, сделал хороший глоток, причмокнув от удовольствия. Тут взгляд Васильева упал на Радована, о присутствии которого он словно забыл.
  - А ты что уши греешь, младший сержант?
  Радован же словно не ожидал, что к его скромной персоне будет проявлена хотя бы толика внимания, и не нашелся, что ответить. Его неожиданно выручили.
  - Андрюх, расслабься, - примирительно проговорил Анатолий, - он же свой, в теме. Ты ж не забыл, что мы все вместе учудили не так давно?
  - Вы даже не представляете, насколько он в теме. Радован Обренович, не так ли? - обратился дядя Матвей к Радовану.
  - Да, - коротко ответил Радован. Поскольку на военного человека дядя Васильева не походил, и одет был в штатское, формулировку "так точно" употреблять он не счел нужным.
  - Всего семнадцати лет от роду, а взгляд такой тяжелый, - проговорил дядя Матвей, - и уже младший сержант. Растешь, уважаю. Как звали отца твоего, сержант?
  - Бранко ...
  - Похоже, был знаком с ним.
  - К сожалению, его больше нет с нами - он погиб, когда мне было лет двенадцать. А откуда вы его знаете?
  - Тебя смущает, что мы с ним настолько непохожи, что даже и знакомы не можем быть?
  Надо сказать, что здоровенный амбал, закаленный ветеран многочисленных конфликтов, покрытый шрамами как земля листвой в осенний день, классический брутальный "пес войны", отец Радована и правда представлял собой разительный контраст с интеллигентным дядей Матвеем. Но само по себе это ни о чем не говорило - с тем же Васькой Головачевым Радован прекрасно ладил, хотя по характеру и внешности они разнились весьма существенно.
  - Так вот, Бранко Обренович не просто так оказался в свое время в Балтии, и не просто так перевез свою семью сюда. Он получил выгодный контракт в одной частной военной компании. Его обязанностью было создание мобильной группы, специализирующейся на охране и сопровождении контрабандных грузов. - продолжал рассказчик. - Причем группа твоего отца, парень, также не раз и не два перебрасывалась и в эти края, потому что его начальство проворачивало точно такие же мутки и с алмазами Архангельского княжества.
  - И моего отца убили, когда пропал груз или еще что-то пошло не так? - предположил Радован.
  - Как раз наоборот! Через границу с территорией Вольного города Мурманска приблизительно лет пять-шесть назад в Балтию поступила беспрецедентно огромная партия серебра. Спустя пару дней после пересечения границы оба грузовика, перевозившие сырье, бесследно исчезли. А после начали пропадать бойцы из группы сопровождения. Как ты уже наверняка догадался, в числе пропавших был и твой отец, и никто точно не знает, что с ним случилось. Я не знаю, что тебе тогда сказала мать, но правда достоверно никому не известна.
  - А может так случиться, что отец еще жив?
  - Вряд ли. Ведь пропал не только он, но и его дети, и я не верю, что это совпадение. Ты и твоя мать тогда выжили, скорее всего, оттого, что остановились в глухом селе, где у твоей матери были родственники, а ты по воле счастливого случая оказался в тот момент вместе с ней. Поскольку оба вы ничего знать не знали, на вас попросту махнули рукой и не стали продолжать поиски. Поэтому ты здесь, с нами, и поэтому я позволил тебе услышать то, чего тебе слушать и не полагается.
  - То есть, вы считаете, что полковник Вексельман каким-то образом имеет отношение к смерти моего отца?
  - Скажем так, я не исключаю такой возможности. Но то, что его исчезновение связано с этим бизнесом, я более чем уверен.
  - Кстати, Радован, - обратился к сербу Васильев. - Я, кажется, тебя не вызывал и не приглашал. Ты чего это здесь околачиваешься?
  - Я, собственно, искал не вас, товарищ капитан, а капитана Сергеева. Есть разговор.
  - Ух ты серьезный да деловой! - добродушно улыбнулся Анатолий. - Ну, валяй, чего хотел, пока я добрый. Не стесняйся, здесь все свои. Заметь, тебя тут тоже никто особенно не стесняется.
  Это было правдой - Радован, шагая в палату Васильева, ожидал чего угодно, кроме рассказа о предполагаемой гибели отца и обсуждения контрабандных махинаций с участием высокого начальства в самой что ни на есть главной роли.
  - Дело в том, - Радован немного замялся, чувствуя неуверенность перед незнакомым человеком и внутренне не желая рассказывать ему свои секреты, хотя и прекрасно понимал, что этому загадочному дяде Матвею может быть известно абсолютно все, что знают оба капитана. - В том, что здесь, километрах эдак в тридцати с небольшим от Сямжи, есть прелюбопытный схрон, где есть оч-чень недешевые камушки и энное количество золотишка в виде всяческих цацек. Мне бы хотелось туда смотаться, да прихватить оттуда все, что там залежалось. Прежним хозяевам уже вряд ли понадобится этот скарб, а вот мы куда-нибудь да пристроим находку. Как считаете, товарищ капитан?
  - Расклад у тебя, сержант, неплохой вырисовывается. Да только зачем ты все это мне излагаешь. Неужто в самоволку сбегать так трудно? - Анатолий посмеивался, и глаза его светились добродушным весельем, но Радован интуитивно ощущал, что Сергеев далеко не так прост, как кажется, и за маской рубахи-парня скрывается лукавый крестьянский ум, расчетливый как у столичного предпринимателя.
  - Дык это, не по уставу ... - глуповатым тоном протянул юноша. У Радована при разговоре с начальством уже выработалась привычка косить под недалекого служаку-дурачка, правда, смотрелся он в этой роли не слишком убедительно. Это как если бы борца-сумоиста нарядили в балетное трико и отправили на сцену петроградского театра.
  - Ага, знаток устава выискался. - Сергеев откровенно потешался, и серб, на мгновенье утратив контроль над собой, не сдержался и таки метнул недружелюбный взгляд на немолодого офицера, что тот не преминул заметить. К чести Сергеева, он не стал как-то реагировать на перехваченный дерзкий взгляд, а лишь ухмыльнулся - мол, сам шутом прикинулся, так что продолжай играть в том же репертуаре!
  - Все намного проще, товарищ капитан, - серьезным голосом ответил Радован, с лица которого слетело шутовское выражение. - Там пешком идти проблематично, и нужен транспорт, особенно на обратную дорогу, ведь идти придется, в случае успеха, отнюдь не налегке.
  - И ты решил найти компаньона, сержант? - Теперь и Анатолий стал менее насмешливым, и Радован понял, что веселый настрой капитана был наигранным - скорее всего, Сергеев делал вид, будто его не особенно интересует предложение Радована, тогда как на самом же деле ходить мимо денег он и не собирался.
  - А почему бы и нет, товарищ капитан? И хочу предложить вам участие в этой маленькой операции. Условия, я думаю, обговаривать незачем - опыт совместных предприятий такого рода у нас уже есть. Разделим добычу на три равных части - мне за наводку и участие в экспедиции, вам - за обеспечение грузовичком и тоже за участие в нашем маленьком походе, а капитану Васильеву - за помощь со сбытом хабара. Еще предлагаю выделить премии нашим спутникам, не знаю, как вы, а я предлагаю взять с собой двух бойцов из моего отделения.
  - Я тогда доверюсь тебе и своих брать не буду. Насчет доли Васильева у меня вопросов нет, я ни секунды не сомневаюсь, что Андрюха захотел бы поучаствовать, если бы мог. Но он, как видишь, пока немного не в форме. И еще - а не слишком ли ты дерзкий стал - с офицерами на равную долю претендуешь?
  Радован посмотрел в глаза Анатолию, пытаясь разобраться - смеется офицер на сей раз, или от шуток уже перешел к полноценному торгу. В любом случае, упускать свой куш не следовало ни при каком раскладе, и Радован, все так же глядя в глаза Сергееву, произнес:
  - А вы собираетесь участвовать в этом мероприятии просто как Анатолий Сергеев или исключительно как капитан балтийской армии?
  Вопрос был задан резким тоном, и звучал действительно дерзко. На несколько мгновений в палате Васильева повисло зловещее молчание, нарушенное расхохотавшимся Сергеевым. Затем рассмеялись Васильев с Матвеем, присоединился к ним и Радован.
  - А ты парень не промах, так что есть смысл с тобой считаться. И что-то мне подсказывает, что таких культпоходов ты намерен провести еще не один и не два. Но об этом после. Еще выяснить надо, не пустышка ли эта твоя нычка, и сделать это можно только опытным путем.
  На том и порешили. Выдвигаться Сергеев предложил сегодня же вечером после отбоя, примерно таким же образом, как и в первый раз. Оставалось надеяться, что дело выгорит, и их карманы ощутимо наполнятся.
  
  Глава 20.
  Новые люди и новые мысли
  
  Поход был удачен. Радован лежал в расположении своей роты, недавно пополнившейся свежим "мясом", как называл молодых новобранцев полковник Вексельман. Настроение было приподнятым, и парень подсчитывал, сколько балтов должно было ему перепасть.
  А перепасть должно было немало - на этот раз груз был не таким тяжелым, но ценностью обладал очень солидной. На этот раз речь шла не о драгметаллах или камушках, а о полотнах древних, еще имперских времен, художников. Вопросы живописи Радована волновали мало, а вот стоимость картин и их подлинность его очень даже занимали. Васильев, правда, заверил его и Сергеева, что подлинность полотен будет установлена через знакомых его отца экспертов, после чего можно будет приступать к самому приятному - сбыту этих предметов искусства и дележке добычи. По самым скромным прикидкам, казна Радована должна была пополниться еще как минимум на три с половиной миллиона балтов, и это не могло не радовать.
  Даже то, что завтра бригада должна будет покинуть гостеприимную Сямжу и нагнать наступающий на северо-восток корпус генерала Максимова, особенно настроение не портило. В конце концов, пока все складывалось как нельзя лучше. Радован был молод, здоров, при деньгах, а теперь еще и получил под начало целое отделение.
  Васька Головачев больше не хромал и вернулся в строй, а вот Мамонтов пока остался в походном лазарете - рана еще не зажила окончательно, но комиссовать парня никто и не думал. Обычное пулевое ранение навылет, ни один важный орган не задет, так что на молодого боксера рассчитывать очень даже можно. К тому же, Радован по-своему немного привязался к этому бойцу, ставшему наряду с остальными членами его пятерки чем-то вроде фронтовой семьи.
  Мухин и Прохорчук, довольные приличной премией в три тысячи балтов на нос, выделенной им Радованом за участие в рейде за хабаром, продолжали нести службу вместе со своим комодом, и их Радован тоже мог считать их близкими людьми. Членами своей команды и единомышленниками.
  К тому же, отделение было пополнено еще пятерыми парнями, свежими новичками, только-только сменившими гражданскую одежду на военную форму. С каждым из них Радован уже успел пообщаться и составил свое мнение о любом из них.
  Отдельного внимания заслуживали близнецы Хватковы - Петр и Степан. Оба худощавые, среднего роста семнадцатилетние юноши, правда, Степан был чуть пошире в плечах и немного ниже брата. Оба рекрута заметно тушевались и чувствовали себя некомфортно в новой непривычной среде. Парни были коренными петроградцами, из небогатой, но дружной семьи каких-то столичных интеллигентов, пусть и не таких состоятельных, как родители, например, того же Головачева. На взгляд Радована, оба они были ребятами хорошими, честными, скромными, и им предстояло многому научиться, чтобы стать хорошими солдатами, но, как показывал опыт друга Васьки, эта задача была посильной и вполне решаемой.
  Радован не случайно решил присмотреться к братьям - его интуиция подсказывала ему, что если он хочет создать свою полноценную структуру, состоящую из лично ему преданных людей, то акцент следует делать именно на таких вот пареньков, еще незнакомых с суровой реальностью, и потому не утративших своих детских идеалов. Хотя Радован был им ровесником, он уже давно отбросил вычитанные из книг идеи добра, благородства и рыцарства. Не то, чтобы молодой серб считал эти вещи чем-то плохим или неправильным, вовсе нет. Просто он полагал, что добродетели картонных книжных персонажей выглядят на фоне реальной жизни немного неестественно - благородный рыцарь или доблестный блюститель правопорядка смотрится нелепо, примерно как снеговик в знойный полдень или олигарх на мусорной куче. Порядочность, конечно же, свойство полезное, но она должна быть разбавлена толикой прагматизма.
  Но пока молодые рекруты, по сути, еще подростки, еще не пропитались цинизмом до мозга костей, их следовало покрепче привязать к себе. Чутьем Радован ощущал, что далеко не всегда и не во всем стоит делать упор на деньги. Честные и достойные люди все равно, как правило, не ставят презренный металл на первое место в жизни (отчего этого самого презренного металла у них в нужном количестве никогда не водится), гораздо больше они ценят дружеское участие, помощь в трудную минуту, желание научить их чему-то новому, нужному и полезному. Безусловно, деньги свою роль тоже играли, и немалую, но для установки прямого контакта с хорошим человеком они не годились. Недаром тех же Леньку с Тимохой Радован привлек к участию в рейде на платной основе, лишь сперва убедившись, что оба они парни подходящие. Тому же Тимохе, бывшему детдомовцу, Радован начал доверять далеко не сразу, относился на первых порах к нему настороженно, а мнение свое изменил только после боев за Сямжу.
  А вот здоровенный дуболом Антон Фатеев, крепкий детина под два метра ростом и, пожалуй, не меньше метра в плечах, как ни странно, понравился Радовану сразу. Это был не слишком умный, открытый и честный парень двадцати четырех лет от роду, и в отделении он был самым старшим. До армии он полтора года он трудился простым рабочим на каком-то заводе, и подрабатывал грузчиком на полставки - ему нужно было помогать матери-инвалиду и маленькой сестре, лет на пятнадцать моложе его самого. Отца он потерял несколько лет назад, в автокатастрофе, после которой мать и осталась калекой. Собственно, с той самой трагедии и начался в его жизни период каторжного труда - семья раньше была состоятельной, а оба его родителя имели небольшой, но процветающий магазинчик, торговавший продуктами и одеждой. Бизнес этот пришлось продать, причем по бросовой цене - срочно требовались деньги на операцию для матери, которой грозила ампутация обеих ног. Спасти ноги удалось, но вернуть матери возможность ходить эскулапы все же не смогли, и она оказалась по гроб жизни прикована к инвалидному креслу. Понятно, что начинать торговлю с нуля она уже не могла, да и средств уже не было. Так и пришлось парню, только-только поступившему на платное отделение престижного столичного университета, вместо экономики и финансов изучать токарное ремесло, а вечера проводить не в клубах и барах с симпатичными девчонками, а на неотапливаемом складе в компании работяг, каждый второй из которых имел отсидку, и каждый первый дышал сивушным перегаром. Надо отдать должное - Антоха не сломался, не спился, и вообще был примерным сыном и заботливым братом, жаль только, что республика решила, что негоже столь достойного юношу оставлять без чести послужить родине с оружием в руках.
  Радован, узнав эту трогательную историю, про себя решил при случае переслать матери Фатеева десятку-другую тысчонок, на эти деньги она смогла бы спокойно (хотя какое уж тут спокойствие) дожидаться сына. Судя по тому впечатлению, каковое произвел на Радована этот несколько недалекий наивный здоровяк, за проявленную о матери и сестренке заботу он стал бы Радовану верным даже не как пес, а по меньшей мере, жена декабриста. Чисто платонически, конечно же.
  Еще одним новобранцем, свалившимся на голову Радовану, был некий Леннарт Лаар, девятнадцатилетний вьюнош, словно сошедший со строчек классического анекдота о тупых эстонцах. С первых дней службы этот эстонец стал объектом шуточек и подклок остальной солдатни, и даже интеллигентный Васька Головачев, обычно не склонный к издевательствам, отличился, окрестив рекрута прозвищем "Лена". Кличка приклеилась к парню моментально, и уже бойцы из других отделений называли Лаара исключительно Леной. Не сказать, чтобы парень был плохим человеком, напротив, в его характере не было места злобе и агрессии, просто соображал он настолько медленно, что скорость его мысли напоминала черепаху с перебитыми лапами. А сам он был похож на маленькую добродушную собачку, которую почему-то обижают злые дети. Радован по мере сил старался следить, чтобы его подчиненные не перегибали палку, он от всей души жалел несчастного рекрута, но тупость Леннарта не могла не раздражать.
  На самом деле, Лаар был не столько тупым, сколько недостаточно обученным. Его образование сводилось к девяти классам средней школы, куда он поступил аж в десять лет, когда его семья смогла добраться до балтийских границ, удирая из опустевших земель бывшей Эстонии, где сейчас обитали лишь немногочисленные одичавшие аборигены, еще несколько поколений назад бывшие добропорядочными прибалтийскими бюргерами, гордящимися своей цивилизованностью и принадлежностью к семье европейских народов. В наши же дни от этой цивилизованности не осталось ни малейшего налета, а сами европейцы теперь мало отличались от варваров, уничтоживших Римскую империю много-много веков назад.
  Естественно, что забитый мальчик, до сих пор говорящий по-русски с типичным эстонским акцентом и сильно замедленной речью, в школе учился с большим отставанием, воспринимал все с трудом, а друзей среди сверстников почти не имел. Одноклассники, бывшие кто на три, кто на четыре года младше Леннарта, естественно, безо всякого стеснения травили его, точнее, пытались травить. Но Лаар, по своей душевной доброте, ни на кого не обижался, не пытался сопротивляться своим маленьким мучителям, и те, не получая удовольствия от издевательств над эстонцем, потихоньку отставали от него и в дальнейшем ограничивались лишь легким подшучиванием - доставать такого беззлобного тихоню детям быстро наскучило.
  Глядя в добрые светлые глаза этого худенького, тщедушного паренька, угодившего в армию прямиком из-за школьной парты, Радован невольно задумывался - возможно ли сделать из этого слизняка человека с нормальным менталитетом и мировоззрением? Молодого серба удивляло и умиляло, что эстонец не озлобился и не ожесточился, но подобное смирение можно было объяснить не только кротостью, сколько слабостью характера, который только предстояло выковать. Предстояло ли? Радован не был уверен, что подобное в принципе возможно, когда речь идет о молодом взрослом мужчине.
  Последний же из новых рекрутов, пополнивших отделение Радована, подтверждал старый тезис, гласивший, что непременно в коллективе из десяти человек присутствует один негодяй. Как минимум один, и это в лучшем случае. Впрочем, когда Радован служил под началом Скоробогатова, ныне разжалованного в рядовые, негодяев было аж четверо, а злые языки приписывали вдобавок этот статус и самому Радовану. Безусловно, один негодяй в отделении - это лучше, чем пятеро или даже четверо. Но в идеале, хотелось бы, чтобы не было ни одного.
  Как бы там ни было, Павел Нестеренко, двадцатидвухлетний отморозок, в прошлом имевший отсидку за разбой и получивший мягкое наказание по малолетству, был законченной мразью и тварью редкостной. Как нетрудно догадаться, до несчастного Леннарта он докапывался яростнее всех, и в первый же день службы попытался заставить бедного эстонца постирать ему портянки. Эстонец поручение выполнил, но поганому зеку показалось, что портянки выстираны недостаточно, видите ли, хорошо. За что бедняга Лаар тут же подвергся побоям, и наверняка угодил бы в лазарет, если бы не вмешался подоспевший Тимоха Прохорчук. Габаритами Тимоха превосходил гаденыша раза в полтора, а потому отметелил он уголовника примерно с такой же легкостью, с какой Паша избивал Лаара. Как ни странно, Тимоха, даром что бывший беспризорник и детдомовец, был единственным, кроме Радована, кто никоим образом не проявлял желания как-то зацепить эстонского рохлю. Видимо, украинец был гораздо мягче и добрее, чем казался, что также не преминул про себя отметить Радован.
  Данный инцидент исчерпывающим образом характеризовал новобранца Нестеренко, а потому Радован, как командир отделения, предупредил бойца, что если тот еще раз перепоручит стирку или глажку формы кому-то другому, то он лично заставит его ночевать возле отхожего места, прекрасно понимая, что это означает для бывшего заключенного. На стандартную для зека реакцию в духе "ты че, охренел, начальник?" Радован ответил просто и банально, несколькими хуками в область печени, и судя по жалобным стонам Пашки, ответ был весьма убедительным.
  Как себя проявит этот хлопчик в дальнейшем, было неизвестно. В том, что этот отморозок затаил злость, сомневаться не приходилось, но Радовану на это было, в общем-то, наплевать. В конце концов, опыт общения на кулаках у Радована уже имелся, только на этот раз сержантом был он сам, и мог в разумных пределах наказывать своего солдата за неподобающее поведение. В прошлый раз, когда беспредел в отделении творился лично комодом, влиять на ситуацию было на порядок сложнее.
  Таков был обновленный состав отделения, половина которого еще не нюхала пороху, а другая хоть и прошла боевое крещение, но тоже не дотягивала до уровня ветеранов. Выбирать, впрочем, не приходилось, а приходилось молча и безропотно собираться - через час, как было объявлено по громкоговорителям, планировалось общее построение и пешее выдвижение на соединение с основными силами корпуса генерала Максимова, части которого следовало нагнать уже в ближайшие дни. Балтийский контингент уже был в считанных километрах от Шенкурска, где окопалась солидная группировка княжеских войск и куда стягивались многочисленные пополнения.
  При мысли о предстоящих боях позитивный настрой Радована начал сходить на нет, и веселье сменилось если не тревогой, то беспокойством. А то ведь как нередко бывает - сидишь тут, строишь планы и думаешь, что вот она, желанная цель, рукой уже подать до нее, но для этого нужна всего лишь сущая мелочь - постараться сохранить свою драгоценную тушку в целости и сохранности. И не только свою, раз на плечах теперь сержантские лычки, это ж ответственность, а не просто бижутерия какая-нибудь!
  С другой стороны, переживать было вроде бы и не о чем и незачем, ибо, когда к семнадцати годам у тебя за душой уже есть богатая казна примерно в четыре миллиона, лежащая в банке по выгодной ставке, неплохие завязки с армейскими офицерами, пусть и младшими, но те же Васильев или Матвеев явно после кампании могут рассчитывать на резкий скачок, и многое указывало на то, что контакты с ними в будущем пригодятся Радовану не раз и не два, да еще и хорошая кампания верных друзей, вдобавок бесспорно признающим твой авторитет, можно смело говорить, что жизнь удалась, причем заочно. А риск лишиться жизни и здоровья, не говоря уже о сбережениях, так или иначе присутствует везде, и неважно, кто ты - солдат или библиотекарь, пожарный или секретарь, как говорится, от свалившегося на голову кирпича не застрахован никто. А один из великих гениев древности, насколько помнил Радован анекдотическую байку, рассказанную Головачевым, Аристотель, кажется, так вообще на личном примере подтвердил этот тезис. Выдающемуся мыслителю и ученому однажды предсказали, что ему наступит крышка, когда на голову во сне свалится камень. Голова у Аристотеля на дефицитом мозгов, понятное дело, не страдала, так что ученый придумал хитрый способ, как ему уцелеть - он решил лечь спать под открытым небом, решив, что уж с небес ему на голову уж точно ничего не рухнет. Ага, хрен там - пока наш гений досматривал последние сны, над его бренным телом пролетал то ли орел, то ли еще какая-то крупная птица, держа в когтях здоровенный булыжник. И надо же такому случиться, что глупое пернатое зачем-то решило поиграть в стратегический бомбардировщик, уронив аккурат на светлую голову Аристотеля свой примитивный снаряд. Надо ли добавлять, что было в итоге?
  Так, вспомнив рассказанную Васькой историю, наверняка изобилующую вымыслом, Радован понемногу отогнал беспокойные мысли. Нет нужды переживать из-за того, на что повлиять нет ни малейшего шанса. А что планы на жизнь грядущую - это тема спорная, скользкая и неоднозначная, Радован успел убедиться даже несмотря на свои юные годы.
  
  Глава 21.
  Шенкурск.
  
  Шенкурск напоминал Радовану Сямжу. Такой же небольшой тихий городок, затерянный среди густых лесов севера. И тоже не забывалось, сколько крови пролито с обеих сторон за этот незначительный населенный пункт, возле которого архангельские войска перекрыли ведущую к столице княжества трассу, заодно растянув на многие километры свои оборонительные рубежи. В этом отношении Сямжа, ранее казавшаяся молодому сербу полем большой битвы, меркла и словно растворялась на фоне масштабов шенкурского сражения. Если в Сямже балтийская усиленная рота оборонялась против целого полка архангельцев, то здесь сошлись десятки тысяч вооруженных людей, людей, говорящих на одном языке, людей, чьи предки жили в едином государстве, людей, которым не было причин лишать друг друга жизни. Но на то были причины у молодых государств, на которые некогда раскололась бывшая Россия.
  Пока бригада Шелепова, быстрым маршем за неделю продвинувшаяся до позиций балтийцев, стояла в ожидании пополнений, генералу Максимову удалось провать позиции противника, подавить огневые точки и выйти непосредственно к городу. Основные бои теперь проходили именно там. Наступление замедлилось - каждый дом был словно маленькая крепость, и, подобно балтийцам в Сямже, архангельцы сражались за каждый дом.
  На счастье Максимова, обороной города руководили не самые талантливые воители, иначе его корпусу пришлось бы туго. Но архангельцы плохо обеспечивали связь между частями, единого руководства обороной, похоже, так и не удалось наладить. Именно поэтому большую часть наскоро сооруженных ДЗОТов удалось уничтожить относительно быстро и хоть и не без потерь, но счет потерь балтийцев шел на сотни, а архангельцы только убитыми потеряли по меньшей мере три полнокровных полка. Раненых же наверняка было раза в полтора больше.
  Например, вопиющим идиотизмом были фанатичные контратаки, когда архангельцы густыми толпами шли вперед, и их тучами косили балтийские пулеметы и дружные выстрелы балтийских же танков. Впрочем, примерно столь же бездарно осуществлялось руководство операцией по отбитию Сямжи, но в Сямже на стороне бойцов княжества был многократный численный перевес и отсутствие у балтийцев тяжелого вооружения. Но теперь сосредоточенные под Шенкурском воинские контингенты были примерно равны по численности, хотя защитники Шенкурска существенно проигрывали осаждающим по количеству бронетехники и артиллерии, да и выучка архангельских артиллеристов и танкистов оставляла желать лучшего.
  Вообще, городок был бы взят уже давно, еще до прибытия шелеповской бригады, но опыта уличных боев у балтийцев не было, разве что некоторые бойцы-наемники из частных военных компаний, прикомандированные к регулярным частям республиканских войск, могли похвастаться чем-то подобным. Но приходилось сильно сомневаться, что кто-либо из них ранее поучаствовал в столь масштабных боевых действиях.
  Нельзя было сказать, что архангельцы были лучше подготовлены к ведению боя в городе, но защищаться, как известно, куда проще, чем атаковать, а потому неудивительно, что наступление мало-помалу захлебывалось. С боеприпасами, правда, особенных проблем не было, благо, прервать линии снабжения архангельцам не удалось, иначе балтийцы завязли бы окончательно.
  И сейчас Радован, сидя вместе со своим отделением в свежевырытом окопе, время от времени выглядывал посмотреть, как балтийские гаубицы обстреливали прямой наводкой по шенкурской окраине, выкуривая упрямых архангельских вояк из защищаемых ими зданий. Рокот тяжелой артиллерии непривычно бил по ушам, и бойцы невольно вздрагивали - казалось, будто вот-вот точно такой же снаряд рухнет рядом с ними и накроет всех к такой-то матери. Радован изо всех сил старался держать марку перед подчиненными, но и он не мог совладать с дрожью, на которую, впрочем, никто из его ребят не обращал никакого внимания - тут бы свой страх унять, что уж говорить о том, что и другие тоже побаиваются.
  Позиция, которую занимал их взвод, была оборудована уже их собственными силами, потому что, подавив сопротивление архангельцев, балтийцы продвинулись на несколько километров, и сейчас бой шел практически в городской черте, а значит, личному составу пришлось делать новые укрытия.
  Со стороны архангельских позиций в ответ раздавались лишь редкие автоматные очереди, но никого из вражеских вояк не было видно - скорее всего, они просто отстреливались, поднимая свое оружие над оконными проемами, и стреляли не целясь, в надежде, что это хоть самую чуть умерит пыл атакующих балтийцев.
  Парни молчали, робкие попытки пошутить или потравить анекдоты успеха не имели. Непривычная атмосфера настоящей, большой баталии угнетала, и выдавить из себя смешок или даже улыбку не получалось. Так продолжалось не менее трех часов, пока молчание не было нарушено каким-то солдатом, короткими перебежками скакавшего от одного укрытия к другому и наконец нырнувшим в окоп возле Радована. Приглядевшись, Радован вспомнил, что видел этого хлопца в штабе батальона, но ни имени, ни фамилии припомнить не мог.
  - Товарищ младший сержант, передаю приказ от подполковника Куликова. - шепотом доложил боец. - Планируется наступление. Нашему батальону приказано занять вон те здания, и очистить их от бойцов противника. - тут ординарец указал пальцем в сторону Шенкурска, и тут же съежился. Чувствовалось, что грохот разрывающихся снарядов действовал ему на нервы точь-в-точь как и самому Радовану и его бойцам.
  - Что за бред? - Радован хоть и не видел во взгляде посыльного ни намека на шутку, но всерьез даже предположить не мог, что подобный приказ мог быть действительно отдан, да причем отдан именно их батальону, сплошь состоящему из необстрелянных новичков.
  - Это приказ, товарищ младший сержант!
  Вообще, Радовану, бывшему всего лишь младшим командиром, а не офицером, вот так официально докладывать порученец комбата был не обязан, но чувствовалось, что такие формальности в штабе батальона очень ценились, и солдатик волей-неволей перенял эти традиции, хотя боевая обстановка к церемониям не располагала. Радован было хотел его оборвать и отчитать, но передумал - раз этот парень так подчеркивает свое подчиненное по отношению к Радовану положение, то этим следует пользоваться, не давая бойцу возомнить, что они друг другу ровня.
  - Чей приказ, твою мать? Что за х..ню ты тут порешь? Хочешь, чтобы нас перестреляли, как куропаток, из окон и с крыш?
  - Я ничего не хочу, товарищ младший сержант! Но мне велено донести информацию о предстоящей атаке до вашего сведения, и я это делаю. Только и всего.
  И вправду, только и всего! Похоже, Вексельман решил выслужиться, мол, именно солдаты его полка первыми ворвались в Шенкурск, и именно благодаря им город взят быстрее, чем планировалось. Генерала, небось, рассчитывает получить. Козел! Такому генералу Радован даже генеральную уборку не доверил бы проводить, не то, что чин генеральский. Но кто его, собственно, спрашивает!
  - Ротный в курсе? - Радован задал откровенно глупый вопрос. Что Васильева наверняка оповестили раньше, было совершенно очевидным, и вообще странно было бы, если бы сержант был осведомлен лучше капитана. А еще не подлежало сомнению то, что на самый ответственный и опасный участок будет брошена именно рота Андрея Васильева - слишком уж любил Вексельман их ротного! Радован спросил об этом как-то машинально, просто ему хотелось посоветоваться с Васильевым, узнать, что тот думает по поводу очередной дурости полковника, благо отношения у них сложились вполне приятельские. Настолько, насколько возможны приятельские отношения между офицером и сержантом-призывником.
  - Не могу знать, товарищ младший сержант!
  "Определенно, некоторым идиотам устав заменяет мозги. Такое впечатление, что для того этот самый устав и придумали."
  - Ладно, я тебя больше не задерживаю. Приказ понятен, все яснее ясного.
  - Так точно! Разрешите идти!
  - Да беги уже! - Радована этот паренек уже бесил так, что хотелось врезать ему промеж глаз. А потом еще разок. И еще, и еще.
  Послышался топот десятков ног, обутых в тяжелые берцы. Подняв голову, Радован увидел лейтенанта Москаленко, за которым трусцой бежали бойцы их взвода.
  - Обренович, поднимай своих! - короткий приказ лейтенанта уже не оставлял сомнений, что их опять швыряют в мясорубку, и никого не волнует, уцелеют они там, или нет.
  - Остальные взводы уже приступили к исполнению приказа. Мы должны прорваться первыми! - Москаленко говорил словно чеканил, и казалось, будто это какой-то робот, а не человек. Радован понял - лейтенанту, как и ему самому, мягко говоря, не нравился действующий расклад.
  - Отделение, в атаку шагом марш! - скомандовал Радован, но почему-то голос его прозвучал совсем неуверенно, далеко не так, как обычно он привык за столь краткий срок отдавать приказы. - Оружие к бою! Бронежилеты надеть! Проверить боекомплекты.
  Как бы то ни было, бойцы отделения подчинились и присоединились к товарищам по взводу, растянувшимся широкой цепью, и неспешно трусившим к городским постройкам, которые казались брошенными отступившим противником. Уже не менее четверти часа со стороны шенкурской окраины не последовало ни единого выстрела, но сколь обманчива может быть эта тишина? Об этом Радован старался не думать. И без того настроение было паршивей некуда.
  И как будто случайно, когда Радован насторожился, со стороны полуразрушенного гаубичной бомбардировкой трехэтажного домика кто-то бесшумно выстрелил, и боец, бежавший в паре десятков шагов впереди Радована, закачался и рухнул на примятую армейскими ботинками грязноватую мокрую траву. Парня убило наповал, тот даже не успел вскрикнуть. Бедняга!
  - Взвод, всем прилечь!
  Бойцы, как один, припали к земле и притихли, продолжая движение ползком - густая трава хоть и не скрывала полностью от взгляда, но целиться неизвестному снайперу стало бы сложнее на порядок. Да и ползти осталось нем больше полусотни метров, дальше виднелось асфальтированное покрытие городской дороги, проглядывающее сквозь зияющие провалы домов, испещренных артиллерийским огнем. А там - уже несложно найти неплохие укрытия на случай, если помимо одинокого снайпера в городе есть еще архангельские стрелки.
  Впрочем, больше по ним никто не стрелял, а невидимый снайпер, скорее всего, счел за лучшее сменить позицию и благоразумно отступить. Так или иначе, никто и ничто, кроме разве что страха, не мешало солдатам из взвода Москаленко достичь развалин шенкурской окраины.
  Радован достал из подсумка небольшой бинокль и осмотрелся - в трехстах метрах справа от них точно также передвигались бойцы взвода лейтенанта Кирилла Матвеева, а левее, примерно в полукилометре, двигались остальные бойцы из роты Васильева, ведомые своими командирами.
  - Бойцы, слушаем меня! - раздался голос взводного. - Мы должны осмотреть и медленно зачистить ближайшие дома. Странно, такое впечатление, будто княжеские вояки отступили, но помните про вашего товарища, убитого несколько минут назад. Разбиться по отделениям, к выполнению задания приступить.
  Вообще, потерявшие большую часть танков и техники, а заодно несколько тысяч солдат убитыми и ранеными, отступить архангельцы, конечно же, могли. Но и держать город еще довольно продолжительное время возможность у них тоже была, да и подкрепления поступали к ним с завидным постоянством, ко крайней мере, как доводили информацию до Радована. Хотя серб подсознательно чувствовал, что здесь генерал Максимов и его штаб запросто были способны приукрасить масштаб той помощи, которую князь Иван Третий присылал своим воинам - нужно было подстраховаться и приготовить оправдания на случай, если в Военном министерстве начнутся претензии по поводу ведения этой кровопролитной кампании.
  Развалины встретили балтийскую роту, повзводно стягивавшуюся в единый кулак, ледяным молчанием, казалось, будто все дома, каким-то чудом уцелевшие после того, как по ним прошелся стальной вихрь, совсем обезлюдели. Но это впечатление было обманчивым - повод убедиться в этом не заставил себя ждать. Тишину нарушил резкий голос капитана Васильева:
  - Рассредоточиться всем! Не стойте толпой. Разбиться на отделения, взводным - донести до комодов сведения, какие дома нужно прочесать каждому десятку. Приступить!
  Радовану и его бойцам достался солидный трехэтажный коттедж, обнесенный полутораметровой кирпичной стеной, сильно порушенной во время артобстрела. Сам дом, тем не менее, был практически цел, если не считать вылетевших, рассыпанных повсюду оконных стекол и нескольких выбитых ступеней высокого крыльца.
  Молодой сержант не счел нужным еще раз напоминать об осторожности - после недавнего снайперского выстрела о ней помнили все, да и команда начинать зачистку окрестностей большого энтузиазма ни у кого не вызвала, а потому Радован был уверен, что выполнять приказание никто сломя голову не помчится. Скорее, наоборот, это ему, раз он старший по званию, как бы не пришлось чуть ли не пинками подгонять своих хлопцев, превозмогая собственное нежелание исследовать этот самый дом.
  Впрочем, опасения Радована на этот счет оказались беспочвенными - ребята хоть и были сильно взволнованы, приказу подчинились. Сам же юный командир отделения, стараясь скрыть накативший страх, первых заглянул в пробитый снарядами проем, осмотрелся - чисто.
  - Идем в дом!
  Особняк встретил их прохладой и сыростью, пустующие комнаты были обставлены дорогой мебелью, и первой мыслью прагматичного серба было то, что неплохо бы какое-то время уделить мародерке. Но он одернул себя, и велел своим бойцам ничего не трогать без его разрешения, после чего методично принялся обыскивать этаж за этажом. Никого не найдя, солдаты немного успокоились, нервное напряжение немного спало, да и сам Радован решил, что можно немного расслабиться.
  Во всяком случае, ему очень хотелось убедить себя, что опасности рядом нет, но мозг по-прежнему лихорадочно соображал, и мысли были далеко не радужными. Радован пытался, но все равно не мог понять, почему архангельцы отступили, просто побросав позиции, почему не оставили ни одной противопехотной мины, ведь их задача - выиграть время до начала холодов, а потому держаться за Шенкурск, по его собственным прикидкам, они должны были обеими руками. А тут такая беспечность. Все это, конечно, могло быть объяснимо откровенной тупостью архангельских командующих, но рассчитывать только на одно это было крайне опрометчиво.
  Радован не мог понять, что его в этой ситуации удивляет и напрягает, он не мог сформулировать причину своей тревоги, он просто чувствовал опасность, грозившую не только лично ему, и даже не только роте капитана Васильева, но и всему корпусу.
  Серб слышал, как Васильев делает доклад в штаб батальона - похоже, сопротивления им никто не оказывал, и можно вводить людей в город. Взятия Шенкурска это пока не означало - скорее всего, предстоят уличные бои. И все же непонятно, почему городские окраины остались без защитников - почему командование архангельцев приняло такое решение? И где артиллерия противника - быть не может, чтобы ее всю удалось подавить - без авиации это невозможно, и даже такой зеленый юнец как Радован это прекрасно осознавал.
  Скомандовав своим парням, чтобы не теряли бдительности, Радован опустился на ступеньки крыльца и закурил. Привычки к табаку у него не было, но он всегда носил с собой пачку, на случай, когда нужно унять беспокойство или просто скрыть дрожь в пальцах - особенно теперь, когда он стал командиром отделения, он просто не мог позволить себе, чтобы его бойцы хоть на долю секунды почувствовали неуверенность в своем сержанте.
  Из-за ограды показался Москаленко.
  - Молодцы. - похвалил он бойцов. - Зачистку провели грамотно. Правда, нельзя не признать, что нам с вами крупно повезло. Ни одного выстрела!
  - Как сказать, товарищ лейтенант, - промолвил Радован. - Еще вопрос, повезло ли нам. Предчувствие у меня нехорошее. Снайпер этот, опять же - куда вот он мог деться. Его ведь так и не обнаружили.
  - Что есть, то есть. Мне тоже это кажется странным. Но всякое может быть - вдруг кто-то просто отбился от своих, а теперь пытается вернуться в часть. А что шмальнул - ну, нервы сдали, или в героя поиграть захотелось - причин же масса.
  Радован промолчал. Он понимал, что Москаленко не хочет без причины лишний раз нервировать солдат, и тут он на сто процентов прав. Но понимал он и то, что вряд ли отбившийся от своей части боец вот так случайно непременно оказался вооружен снайперской винтовкой, вот так случайно грамотно выбрал позицию, вот так случайно метко выстрелил и вот так случайно и безнаказанно смог удрать, даже не обнаружив себя. Столько совпадений не могли быть случайными.
  Да и хрен с ним, с этим снайпером - не в нем даже дело. Поражала пассивность архангельцев, но оставалось только выполнять приказы командиров, надеясь, что волна беспечности, вызванная таким легким успехом, не захлестнет им головы.
  
  Глава 22
  
  Шенкурск. Продолжение.
  
  Балтийцы все же попали под плотный обстрел, как и предвидел Радован. Когда пехота колоннами вошла в город, какой-то идиот из штаба корпуса отдал команду строиться на главной площади Шенкурска. И надо еще проверить, что послужило причиной такой команды - просто беспросветная дурость или предательство. Как впоследствии выяснилось, ни комкор Максимов, ни генералы-заместители, ни начальник штаба корпуса такого приказа не отдавали, даже устно. Учитывая, что любой из штабных генералов мог лишь озвучить приказ комкора, а не отдавать команду самолично права не имел, вариант с изменой был приоритетным. Точнее, будет, когда начнется тотальный разбор полетов.
  Как бы там ни было, когда балтийцы, окончательно растерявшие остатки бдительности, а заодно напрочь позабывшие о дисциплине, сгрудились, несмотря на офицерские окрики, нестройной толпой на открытом расстоянии центральной площади и примыкавших к ней широких асфальтированных улиц, оказалось, что площадь уже пристреляна артиллерией архангельцев, и на ничего не подозревавших бойцов обрушился огненный смерч.
  Радована и его бойцов спасло то, что они, когда начался обстрел, находились относительно далеко от площади, и молодой сержант, быстро смекнув, что к чему, скомандовал отделению нырять в подвал того самого трехэтажного особнячка, который они так тщательно исследовали. Что стало с остальными бойцами их роты, а заодно взводным и ротным командирами, Радован на тот момент ничего знать не мог, а потому решено было действовать по обстановке. Иными словами, ничего не делать и просто ждать.
  Архангельские гаубицы нещадно и остервенело молотили шенкурские дома и улицы, здания осыпались, подобно гигантским карточным домикам. Асфальт был словно перекопан разрывающимися снарядами. И повсюду - кровь, ошметки человеческих тел и трупы. Смерть выкашивала балтийцев десятками, словно в отместку за уничтоженных ранее архангельцев, которых балтийские пушки перемолотили в количестве не менее нескольких тысяч.
  Обстрел, впрочем, продолжался не более часа - с боеприпасами у архангельцев, надо полагать, было не так уж хорошо. К тому же, под артобстрел угодили только центральные улицы, а задержавшийся со своими людьми на окраине Радован находился все это время в относительной безопасности. Хотя сказать, что ему и его ребятам повезло, означало сильно приукрасить действительность.
  Как только стихли гаубичные залпы, на растерявшихся балтийцев посыпались ударные группы архангельцев. Княжеские вояки добивали балтийских раненых, обстреливали забившихся в полуразрушенные дома противников, а заодно их цепи стали обходить город со всех сторон, намереваясь взять в кольцо балтийцев, осмелившихся вот так поспешно вступить в этот умирающий город.
  Так что Радован, не успев даже обрадоваться окончанию артиллерийского вихря и покинуть подвал, услышал доносившиеся сверху отзвуки автоматной перестрелки. Нужно было выглянуть и посмотреть, что там происходит. Голова гудела и соображала медленно и туго, но, оглядев при свете чиркнувшей зажигалки растерянные лица товарищей, серб понял, что ему придется в очередной раз брать инициативу на свои плечи.
  Парень осторожно выбрался из подвала, затем, пригнувшись и стараясь быть незаметным со стороны отрытой двери и оконных проемов, выглянул на улицу, с трудом вдыхая забитый гарью и пылью воздух. Никого! Шум перестрелки нарастал и становилсчя все интенсивнее, но этот треск был минимум в сотне метров, может быть, чуть ближе. Так или иначе, в поле зрения Радована не попадали ни свои, ни чужие.
  - Отделение, подъем! - обернувшись в сторону дома, приказал Радован, прыжками соскакивая с крыльца. Послышался топот обутых в армейские ботинки ног, и вся его группа в полном составе высыпала во дворик дома, ставшего их временным убежищем.
  Выбрались за ограду, осмотрелись. Кругом лежали руины, еще недавно бывшие добротными, пригодными для жилья малоэтажными домами, а ныне, брошенные недавними обитателями, они превратились в груды строительного мусора, хаотично раскиданные посреди некогда правильно спроектированных широких улиц, столь характерных для небольших русских городков, носивших вычурное наименование "поселки городского типа".
  "Не завидую тем, кто в последние полгода покупал в кредит квартиру в Шенкурске".
  Радован, от волнения немного забывшийся, сам того не заметил, как озвучил вслух эту свою плоскую шуточку. Послышались нервные смешки - так бывает, что даже самый примитивный юмор может не то, что усмешку, а целый приступ хохота вызвать, когда нервы на пределе и обстановка просто выматывает и лишает людей последних капель самообладания. И сейчас, похоже, у бойцов его отделения было именно такое состояние.
  - Вперед! Цепью - шагом марш! - пожалуй, только решительный командирский тон мог взбодрить ребят, словно застывших в растерянности и с каким-то детским выражением лиц смотревших на дымящиеся руины и разрытые посреди уличного асфальта воронки.
  Бойцы, явно нуждавшиеся сейчас в вожаке, готовом думать и принимать за них решения, как-то машинально подчинились и неспешно поплелись вслед за своим командиром. Именно поплелись - маршем это назвать язык не повернулся бы даже у балагура.
  - Что расслабились? Рассредоточьтесь и двигайтесь осторожно. И смотрите в оба! - Радован и сам чувствовал себя неуверенно, хоть и старался не подавать вида. А поэтому серб, все так же пригнувшись, как тогда, когда выбирался из их временного убежища на белый свет, двинулся вдоль полуразвалившейся кирпичной стены туда, где потрескивали автоматные очереди, то ослабевая, то усиливаясь. Свернув за угол, он увидел двоих бойцов в архангельской форме, перестреливавшихся с балтийцами, засевшими посреди развалин.
  Недолго думая, действуя словно на автопилоте, Радован почти не целясь срезал короткой очередью ближайшего противника, затем пальнул в сторону другого. Архангелец оказался проворнее покойного товарища, и успел перекатом уйти с линии обстрела и скрыться в небольшой ложбинке до того, как его успели бы зацепить выстрелы Радована.
  - Радик! Сзади! - крикнул кто-то из его отделения, Радован толком не разобрал, кто. Долго не раздумывая, Радован сместился за угол и распластался на животе, прикидывая, откуда в него могли целиться, когда он стрелял по увиденным только что вражеским бойцам.
  Над головой засвистели пули, на спину посыпалась выбитая выстрелами кирпичная крошка. Радован на четвереньках отполз подальше, огляделся на своих бойцов, точно так же, как и он сам, лихорадочно озиравшихся по сторонам.
  Позиция у них была отличной - слева их прикрывала кирпичная ограда, справа - развалины осыпавшегося дома. В тылу у них никого не было, во всяком случае, пока. Скомандовав братьям Петру и Степану держать под наблюдением тыл, Радован решил рискнуть и снова выглянуть.
  Едва он сделал этот опрометчивый поступок, как метрах в тридцати от него, притаившийся посреди развалин стрелок приподнялся на колене, готовясь в очередной раз дать очередь по нахальному сербу, и ... тут же был срезан пальбой сзади. Радован оглянулся - это Тимоха, становившийся не по дням, а по часам великолепным стрелком, пожалуй, лучшим во всем их взводе, опередил архангельца и отправил его на тот свет, не в первый уже раз спасая жизнь командиру и товарищу.
  - С меня причитается. Так держать, рядовой Прохорчук!
  По широкому простоватому лицу Тимохи расплылась довольная улыбка, и Радован даже удивился, как этому добродушному увальню вот так запросто удается методично и хладнокровно отстреливать противников - на убийцу этот хлопчик не походил ничуть. В то же время, как на мгновенье вспомнил Радован, тот же Васька Головачев, его лучший друг, в такой ситуации намотал бы на кулак добрый центнер соплей.
  Впрочем, Головачев, надо отметить, уже сильно отличался от себя прежнего, и душевных переживаний больше не выказывал, по крайней мере, Радовану ничего такого, что бывало в Сямже, от своего друга слышать более не доводилось. Сейчас Головачев держался молодцом, во всяком случае, на фоне остальных бойцов группы.
  И вот Васька, умело сдержав желание заорать во все горло, на сей раз лишь спокойно указал пальцем в сторону руин, где притаился стрелок, только что выбитый выстрелом Тимохи. Радован мельком окинул взглядом то место, и приметил какое-то странное шевеление. Похоже, там был далеко не один боец.
  Звуки перестрелки стихли, а Радована кольнуло предчувствие, что коль скоро архангельцы вроде как живы, то скоротечный бой был вряд ли удачным для балтийцев. Между тем, противники вели себя скрытно и попыток возобновить стрельбу не предпринимали. Радован, к тому же, не забыл и про того вояку, которого ему так и не удалось накрыть - его тоже нельзя было не принимать в расчет, к тому же, боец это был не самый плохой. Уйти от Радована ему удалось весьма и весьма технично.
  Нужно было разузнать, что там произошло. По идее, Радован мог отправить на разведку любого своего бойца, а сам, как командир, пусть и маленького, но все же полноценного боевого подразделения, рисковать своей жизнью понапрасну был не вправе. По крайней мере, так на его месте мог рассуждать практически любой комод. Но серб чувствовал бы себя полной скотиной, если бы поступил так. Он, в конце концов, не генерал и даже не полковник, чтобы отдавать приказы, не участвуя лично в боевых действиях. Значит, действовать нужно самому, и уже прямо сейчас что-то придумывать.
  Улочка за поворотом кирпичной ограды хорошо простреливалась, убедиться в этом Радовану уже довелось. А потому логичнее было бы поступить, как подобает настоящему герою. Что это означало - правильно, что нужно идти в обход. Подозвав Леньку и Виталика, Радован шепотом проговорил им свои указания.
  Прикинув, что если обойти осыпавшееся здание, можно выйти в тыл к архангельцам, Радован, прекратив дальнейшие, теперь уже бесполезные раздумья, осторожно начал карабкаться по грудам битых стройматериалов, стараясь двигаться бесшумно. Постепенно взобрался все выше, стараясь отыскать позицию, с которой местоположение противников будет как на ладони.
  Внизу, вскинув автоматы наизготовку, стояли Мухин и Мамонтов. По прикидкам Радована, следовало поступить следующим образом. Сам сержант, прихватив с собой несколько гранат Ф-1, взбирается наверх и отыскивает наиболее удобную позицию, чтобы метнуть "Эфки" в залегших невдалеке противников. Даже в случае, если никого не удастся зацепить - понервничать архангельцам все же придется, да и переместиться тоже, причем делать это они будут хаотично и непродуманно. Опытных бойцов среди врагов было немного, потому того, что они будут действовать слаженно, опасаться не стоило. Да даже будь среди них парочка ветеранов, летящая сверху ручная артиллерия все равно штука опасная и по нервам бьет ощутимо. Да и не только по нервам, если уж на то пошло.
  Главным недостатком этого, откровенно признавал Радован, примитивного плана было то, что противники не обязательно будут сидеть сиднем на месте, а тоже могут попробовать кого-нибудь вперед отправить. Не знал Радован и их численности - он точно мог поручиться, что врагов в округе как минимум несколько. Но если их больше - отделение или даже взвод? Вопросов было много, а ответы сами собой не приходили. Просчитать варианты сержант не мог, потому действовать предпочел по интуиции.
  И вот, карабкаясь между уступами, бывшими полуразбитыми бетонными блоками и кирпичами, стараясь не пораниться острой торчащей тут и там арматурой, Радован взбирался все выше и выше, пытаясь в процессе подъема занять позицию как можно правее от кирпичной стены, еще несколько минут назад служившей ему укрытием - так выше была вероятность, что архангельская группа попадет в его поле зрения. В противном случае придется кидать гранаты наугад, а это трата дефицитных боеприпасов и практически гарантированное обнаружение себя.
  Чертыхаясь и матерясь про себя, Радован все же нашел подходящее место, поднявшись на добрый десяток метров. Пытаясь не выдать себя, осторожно выглянул. Вот они, голубчики! Было их там примерно полтора десятка, и на страже, взяв на прицел точку, откуда несколько минут назад выглядывал Радован, было только трое. Остальные занимались банальнейшей мародеркой, собирая оружие и боеприпасы убитых балтийцев. Как и предполагал Радован, его землякам (тут он поймал себя на мысли, что уже считает товарищей по оружию земляками) очень не повезло.
  На его счастье, наверх никто не счел нужным посмотреть, потому что, видимо, архангельцы считали себя в полной безопасности, ибо перестрелка слышалась только вдалеке, а поблизости были только обнаружившие себя балтийцы из отделения Радована. Но если у этих архангельцев и был командир или хотя бы неформальный лидер, то он, скорее всего, считал, что достаточно держать под прицелом ближайший перекресток небольших улочек, и беспокоиться больше не о чем.
  Не спеша вынув из подсумка "Эфку", Радован выдернул кольцо, размахнулся и швырнул снаряд вниз. Не дожидаясь, пока раздастся взрыв, вынул еще один гостинец и повторил "подарок". После чего содрогнулся от ударившей по ушам звуковой волны взрыва и истошных воплей, прерванной треском автоматов. Мухин и Мамонтов, вместе с присоединившимися к ним остальными бойцами отделения (ох, получат они по башке за невыполнение приказа - всем, кроме выделенной Радованом пары бойцов, было приказано сторожить периметр либо просто затихариться) начали добивать уцелевших, кромсая автоматными очередями растерзанные гранатами тела. Казалось, никому из врагов уцелеть не удалось.
  Пора было спускаться. Ободрав локоть и разорвав в трех местах арматурой гимнастерку, Радован, не обращая внимания на эти неудобства, в несколько скачков спрыгнул вниз, к своим. Надо было взглянуть, что осталось ценного от покойников и пытаться соединиться со своими. Хотя свои и чужие в этом городке уже давно смешались.
  Сняв с плеча автомат, Радован передернул предохранитель. Вроде бы чисто. Ан, нет!
  Со стороны, прикрываемой братьями Хватковыми, раздался тяжелый стук пулеметной пальбы. Послышался резкий крик - голос, кажется, принадлежал Степану. Видать, зацепило парня, и очень неслабо. Распластавшись на земле, Радован медленно пополз в сторону братьев, надеясь, что никто из остальных бойцов сдуру под пулеметный огонь не сунется. Впрочем, остальные бойцы тоже услышали пулемет, а потому затихли, прекратили мародерку и постарались не привлекать внимания лишними звуками.
  Между тем, пулемет затих - очевидно, пулеметчик менял ленту в коробе. Радован подполз к залегшему Петру, пытавшемуся укрыться в неглубокой воронке.
  - Что тут у вас?
  Вместо ответа Петр как-то жалобно, по-детски всхлипнул, повернув к Радовану измазанное грязью лицо, по которому тонкими дорожками струился пот. Посмоторев в другую сторону, серб увидел второго из братьев, уже затихшего Степана, тело которого, скрючившись, неподвижно лежало неподалеку. Он уже не вопил - левая нога бойца была разворочена пулеметными патронами, голова была пробита, на спине расплылось кровавое пятно.
  Сержант хотел было утешить парня, но раздался топот шагов. Подняв голову, Радован увидел не меньше полувзвода архангельцев, бежавших по направлению к ним с Петром. Пулеметчика среди них Радован не заметил - уже хорошо! Расстояние до них было не больше полусотни метров.
  Быстро подхватив оружие, Радован лежа выпустил сразу пол-рожка в сторону врагов, угодив одному чуть выше колена, а другого свалив несколькими пулями в живот. Боец наверняка был без бронежилета, так что тело его откинулось навзничь, а архангелец, зажимая руками раны, уже через долю мгновенья валялся на земле и стонал от боли. Не жилец!
  Ответные пули застучали по асфальту - Радован перекатами уходил от выстрелов, каким-то чудом оставаясь невредимым. Архангельцы палили на вскидку, на ходу, и меткость оставляла желать лучшего. Учитывая, что сержант был у них на виду, и спрятаться ему было особо негде.
  Из своего импровизированного укрытия высунулся Хватков и начал короткими очередями отстреливаться. Ему даже удалось кого-то подстрелить, прежде чем архангельская маслина пробила его коротко стриженную голову. Парень покинул этот мир, не успев даже охнуть.
  Нашарив рукой последнюю гранату, Радован вынул ее из подсумка и, уже привычным движением выдернув чеку, отправил гостинец архангельским стрелкам. Понимая, что его самого может зацепить осколками, Радован резко поднялся и быстро побежал прочь, к своим, надеясь на одну только удачу, к спасительным мусорным кучам. Туда, где, по его прикидкам, прятались сейчас бойцы его отделения.
  Позади послышался взрыв и ставшие уже привычными дикие крики. Сколько он отправил на тот свет за период службы в балтийской армии, Радован уже не считал. Главное, что сам он пока жив и стоит на ногах. Это важнее всего, все остальное - ненужная лирика. Поэтому, не утруждая себя пространными рассуждениями о добре и зле, Радован нырнул за большую груду сваленных хаотично сваленных битых шлакоблоков и кирпичей. Все, можно немного отдышаться.
  И тут, словно в насмешку, судьба показала Радовану свою коварную сущность. Навстречу ему шагал, нервно вздрагивая при каждом выстреле, хотя видимой опасности вроде бы не было, Пашка Нестеренко. На лице юного уголовника, попавшего в армию только потому, что в связи с военными действиями заключенным, подпадающим по возрасту и состоянию здоровья в категорию рекрутов-призывников, застыло выражение растерянности и страха. Чего именно он боялся, Радован выяснять не желал.
  За спиной Пашка что-то прятал, но серб, порядком вымотанный сегодняшними событиями, не счел нужным поинтересоваться, что такое боец так тщательно оберегает от посторонних взоров.
  - Чего ты здесь? - лениво спросил сержант.
  - Да я ... вот, меня наши попросили сходить посмотреть как ты. Цел ли, жив и здоров, все такое.
  - А ты с каких пор на посылках-то? Ты ж блатной в доску, авторитет цельный?
  - Да я че ... мне так-то не в западло метнуться да посмотреть, что там с тобой, командир. А остальные, похоже, сдрейфили.
  - Ладно, где вы там затихарились? От наших что-нибудь не слышно?
  Вопрос был задан наудачу - рации у них не было, и весточки ни от Москаленко, ни от Васильева, ни от более высокого начальства им прийти не могло. Радован надеялся, что удастся все же найти хоть кого-то из своих, и что их отделение, потерявшее только что двух бойцов, еще не последние балтийцы в этом гребаном Шенкурске.
  - Неа, начальник, не в курсах, че почем.
  - Понятно. - Радован нехотя поднялся. - Пойдем, показывай, где вы там засели - арш!
  Накопившаяся за последние сутки усталость давала о себе знать. Вроде бы, пока ты на взводе, слишком обессиленным себя не чувствуешь. Но стоит лишь на короткое время прилечь, и руки-ноги словно наливаются свинцом, а глаза слипаются. Самое противное то, что сон в такие моменты не приходит быстро, и лежишь ты, глядя в потолок или в небо, и ни спишь, ни бодрствуешь. Но Радован понимал - разлеживаться некогда.
  И вдруг Радован ощутил резкую боль чуть ниже левого плеча и громко вскрикнул - авось свои услышат, а потому геройствовать и молча терпеть он не стал. Собрав в кулак последние силы, он обернулся, увидел Пашку, зажавшего в руке острую финку. Радован попытался перехватить эту руку, но Пашка другой рукой, той самой, которую прятал за спиной, нанес удар металлическим кастетом сербу в голову.
  Голова словно взорвалась, рассыпавшись на тысячу осколков, и Радован рухнул в беспамятстве.
  
  Глава 23.
  Послевкусие.
  
  Спустя три недели после событий в Шенкурске, Радован сидел в лазаретной палате вместе с товарищами по несчастью. Как ни странно, его раны оказались на удивление легкими - то ли серб был настолько везучим, то ли поганого отморозка Нестеренко напрочь оставил воровской фарт. Пытаясь восстановить всю цепочку событий, а заодно мотивы этого подлого поступка своего подчиненного, Радован, пока проходил лечение, сумел выяснить следующее.
  Как выяснилось впоследствии, этот мелкий уголовник сумел увидеть, что Радован хранит при себе какие-то каракули, те самые, что достались Радовану от покойного Михаила. Подслушав разговоры сержанта со своим другом Головачевым, ушлый зек смекнул, что к чему, и как можно в дальнейшем распорядиться этими, на первый взгляд, ничего не значащими бумажками. Слухи о том, что юный серб уже миллионер, среди бойцов ходили уже давно - зачем-то Мухин с Прохорчуком растрепали о своих нехилых премиях за одну не слишком пыльную халтурку.
  В суматохе скоротечного боя Нестеренко решил, что более подходящего момента, чтобы отжать у Радована рисунки с кладами, ему никогда не представится. К тому же, смерть Обреновича можно было легко свалить на архангельцев, а ограничиваться одной лишь кражей, не устраняя своего командира, было слишком рискованно - наверняка Радован хватился бы пропажу, а первым делом, это дураку ясно, начал бы шерстить своих. Да и тот факт, что сержант носил эти каракули под гимнастеркой, на груди, тоже говорило том, что ценность для него они представляют немалую.
  Итак, ранив, а затем вырубив командира, Пашка попытался расстегнуть гимнастерку и достать записки. Но увы, его счастливая звезда закатилась, толком не успев взойти. Крик Радована, шум короткой борьбы раненого сержанта с бывшим уголовником не остался неуслышанным. Бойцы Радована находились неподалеку, и голос сержанта они знали отлично. В общем, Пашку Нестеренко довольно быстро скрутили, повязали, а импровизированные карты старинных схронов предусмотрительно подобрал Головачев.
  Учитывая, что в строю осталось только шестеро здоровых солдат, один из которых, эстонец Леер, на роль полноценного воина ну никак не тянул, ребята решили неспешно и незаметно отойти и спрятаться в каком-нибудь подвале, а дальше действовать по обстановке. Умный Васька сообразил, что балтийцев все равно здесь, под Шенкурском, намного больше, чем архангельцев, и их затея с бомбардировкой площади, где сгрудились бойцы, могла быть лишь тактическим успехом, но вряд ли чем-то по-настоящему серьезным.
  Несмотря на небольшой опыт участия в боевых действиях и совершенное отсутствие опыта руководства, Васька оказался абсолютно прав. Спустя три часа по громкоговорителю офицеры из штаба корпуса объявили о полном взятии Шенкурска под контроль республики, в связи с чем все разрозненные мелкие группы уцелевших при артобстреле, еще не успевшие присоединиться к своим частям, быстро покидали свои убежища и направлялись в расположения своих рот. А поскольку Головачев дураком не был, он не забыл прихватить с собой оружие убитых ими архангельцев, чтобы доказать, что они не только по подворотням прятались, но и реально воевали.
  Так рассказали Радовану соседи по палате, такие же, как и он, шедшие на поправку юноши, искренне завидовавшие ему - еще бы, он герой, любимец очень популярного во всем корпусе капитана Васильева, да к тому же, по слухам, баснословно богатый. Хотя ни тем, ни другим, ни третьим Радован себя и не считал, все равно такая легкая, белая зависть приятно грела душу.
  Радован поднялся с кровати, полной грудью вдохнул свежий сентябрьский воздух, проникавший в палату через распахнутое настежь окно. Начало осени выдалось на редкость теплым для этих северных краев, и ноги словно сами несли Радована на утреннюю прогулку.
  Дверь приоткрылась, и заглянула дежурная медсестра, миниатюрная, худенькая, светленькая, в коротком халатике, обнажавшем стройные, не прикрытые чулками ноги. Девушка поглядывала на Радована, словно угадав его желание пойти проветриться, и, судя по всему, была не прочь составить ему кампанию.
  - Здравствуй, Людочка!
  - Как дела, малышка?
  - Загляни к нам и поставь мне укол - у тебя рука легкая!
  Бойцы на соседних койках наперебой шумели и здоровались с Людочкой, беззлобно шутили и интересовались, как девушке ночью спалось - все уже прекрасно знали, что последние несколько ночей Радован и девушка провели в ординаторской. И весьма неплохо, надо сказать, провели. Во всяком случае, жаловаться Радовану не приходилось.
  Утренний обход завершился час назад, так что время было свободное, благо, Радован сейчас в связи с ранением был избавлен от командования отделением, а Людочка только что сдала очередное дежурство, так что прогуляться в приятном обществе девушки Радован был вовсе не против. Он добродушно улыбнулся и подмигнул медсестре.
  Но приятную прогулку пришлось отложить - спустя считанные секунды после прихода Людочки в палату ввалился запыхавшийся парень с ефрейторскими лычками, и коротко бросил:
  - Радик, тебя ротный вызывает!
  М-да, начинается! Васильев, надо сказать, к Радовану в палату заглянул практически сразу после того, как тот очнулся, но уже три недели его не вызывал. Впрочем, чему тут удивляться - сам капитан не так давно тоже восстанавливался после полученных в Сямже ранений, а потому напрягать парня лишний раз не хотел.
  Делать нечего, приказ есть приказ. Благо, статус больного не обязывал его надевать форму, да и Васильев того не требовал. И Радован, еще раз подмигнув медсестричке, как был, в больничном халате, вышел через прохладный коридор на залитую утренним светом шенкурскую улицу. Полной грудью вдохнул прохладный ароматный воздух, с наслаждением потянулся. Эх-х, хорошо!
  Госпиталь разместили в восточной половине Шенкурска - она меньше пострадала от артобстрелов, и большая часть зданий уцелела. Даже окна в палатах, в основном, не пришлось повторно застеклить. Странно. Вообще, как болтали раненые в палате, архангельцы как-то неожиданно быстро оставили Шенкурск - то ли боялись в окружение попасть, то ли приказ какой-то новый из Архангельска поступил, то ли еще чего. Но факт остается фактом - сопротивление защитников города прекратилось столь же внезапно, как и началось. Что ж, может быть, Васильев прояснит картину прошлых дней, не просто же так он его выдернул. Значит, возможность позадавать вопросы у Радована наверняка будет.
  Рота Васильева, вновь понесшая значительные потери - около половины личного состава убитыми и ранеными, была расквартирована недалеко от госпиталя, так что всласть насладиться свежим осенним воздухом при прогулке Радовану не удалось. За несколько минут дошагав до расположения своих товарищей (кстати, надо будет своих навестить, узнать новости) он поднялся на второй этаж, доложился дежурному:
  - Я к капитану Васильеву. По его приказу. Пропусти!
  Дверь в кабинете офицера была приоткрыта, и Радован, для порядка пару раз постучав по поцарапанной двери, заглянул внутрь!
  - Разрешите, това ...
  - Заходи, располагайся. Давай без чинов и званий.
  - Слушаюсь! - Радован прошел навстречу офицеру. Васильев знаком указал на стоявший напротив его стола небольшой стул.
  - Кстати, о званиях. Я добился, чтобы тебе было присвоено звание старшего сержанта. Командовать по-прежнему будешь отделением, только теперь ты вдобавок будешь заместителем лейтенанта Москаленко. Считай, теперь ты второй человек во взводе и непосредственный его командир в случае выбытия по какой-либо причине из строя самого лейтенанта.
  - Благодарю, това ... простите, благодарю вас, хотел сказать.
  - Не за что, Радик. Я с тобой, вообще, хотел поговорить о другом.
  - Слушаю.
  - Это хорошо, что слушаешь - разговор наш может затянуться. - лицо капитана посуровело, но, заметив недоумение Радована, Васильев улыбнулся. - Можешь расслабиться. Ты ведь об этой теме мне и так проболтался практически самостоятельно.
  - Не понимаю, о чем вы.
  - Думаешь, я не понял, что ты не просто так агитировал меня дать тебе добро на самоволку, еще тогда, в Сямже? Или ты считаешь, что я всерьез поверил, что тебе сорока на хвосте принесла весть о тайниках с ценным хабаром? Ты ведь уже и сам мне намекал еще тогда, когда мы обнесли полковника Вексельмана, что можно еще поработать в этом направлении. А когда я дожал твоего Головачева, он мне все выложил, как на духу.
  - Вот козел!
  - Так, следи за языком - не на базаре! И вообще, когда я обнаружил у него те самые рисунки, что ты так бережно хранил на своей широкой груди, ему отпираться смысла не было. А потом, он ведь с нами тогда был, когда мы вместе с тобой и Сергеевым дербанили тайник полковника, и я на это надавил. Напомнил, что расплатились мы с Сергеевым с ним предельно честно и щедро, да и с тобой, кстати, тоже. А после того, как я выбил ему звание ефрейтора, он раскололся окончательно - болтал как сорока, насилу заткнул. - Капитан хохотнул, Радован тоже улыбнулся. В конце концов, серб почти ничего не терял.
  - Я сперва подумал, что ты бредишь, предлагая мне сотрудничество, оттого, что у тебя от легких денег крыша поехала. И потом, где это видано, чтобы рядовой и капитан были пайщиками в каком-то деле. Но затем, когда мой отец сбывал вашу с Сергеевым добычу, я понял, что ты не врешь, и что масштаб у твоей задумки просто огромный, аж дух захватывает!
  - Я рад, что мы с вами поняли друг друга.
  - Ты, кстати, как думаешь, куда я свой процент от тех денег дел?
  - Не могу знать, но если не секрет, то любопытно было бы узнать.
  - Отец все же потряс старыми связями и установил контакты с нужными людьми в Генштабе. Так что я немного потратился, но теперь жду майора. Да, параллельно тебе и Головачеву повышения выбил - Вексельман, говорят, зубами скрежетал, когда приказы на вас с Васькой подписывал. Мол, не нравится ему, что я своих людей наверх двигаю.
  - И сами двигаетесь.
  - Это да, - самодовольно заметил капитан. - Да, новостей много, так что говорить будем долго. Пашка! Принеси нам самовар! И это, пряников каких-нибудь нам организуй. Или баранок. Что у нас там есть вообще?
  Спустя несколько минут капитан и новоиспеченный старший сержант пили крепкий, душистый чай, жевали мягкие, еще горячие плюшки и неспешно беседовали. Все и правда было "без чинов".
  - Дайте напомнить, командир, - спросил серб. - Ваш дядя Матвей как-то помогает вам в вашем ... нашем продвижении?
  - А то! Ты молодец, кстати, все подмечаешь. Матвей, дядька мой, тоже из бывших военных, но в отличие от отца и от меня самого, он боевым офицером никогда не был. Он из военных инженеров, дослужился до подполковника и сейчас официально на пенсии, и работает заместителем главного инженера на нашем новом судостроительном заводе. А параллельно имеет еще какие-то гешефты - с деловой хваткой у нас в семье у него дела обстоят лучше всех. А уж со связями - и того лучше. На флоте и в армии - к любому дорожку протоптать сможет.
  - Эх-х, будет, чую, через кого яхту прикупить. По Балтике рассекать на собственной яхте, что может быть лучше! - Радован мечтательно прикрыл глаза, и по его довольному лицу плыла бессмысленная улыбка. Улыбка блаженного человека, счастливого уже тем, что ни о чем важном думать не приходится, и можно просто наслаждаться жизнью, которая, бесспорно, уже давным-давно удалась.
  - Ага, щщасс! Фантазер! Яхту ему подавай. А планы, а деньги, а перспективы - все это солидных вложений требует. А ты тут на свои понты разбрасываться балтами намылился. Нет, брат, не проканает!
  - Уже и помечтать нельзя!
  - Я не против, это очень даже можно. И даже нужно иногда. Как знать, может, и получишь свою яхту со временем, благо ты молодой, времени у тебя впереди вагон с маленькой тележкой.
  - Командир, скажи, а что-то рано мы начали перспективы да повышения обсуждать. Уже конец сентября, скоро снега повалят и бездорожье местное занесет вьюгами. А мы пока еще только в Шенкурске, и остаемся здесь зимовать, судя по всему.
  - Я ж сказал тебе, Радик, болтать мы будем сегодня долго. Ты в своем госпитале от радиоприемников прячешься, что ли?
  - Да какое там радио - оно там только сарафанное, и то работает с помехами. И каждый диктор болтает без умолку небылицы всякие.
  - А ты как хотел - бойцам расслабляться нельзя, это разваливает армию. А узнав свежие новости, повод расслабиться у наших будет. Вот и не говорим им пока, что в Архангельске революция.
  - Революция?!! Как? Позиции князя Ивана Третьего казались крепче некуда.
  - Вот именно, что казались. А в столице княжества уже давно назревала буря. Помнишь, полковник наш от нечего делать велел прапорщикам забивать солдатские головы разной ерундой про устройство княжества и политические партии?
  - Как тут не забыть! Только знаешь, командир, я люблю такие вещи, интересуюсь. Потому слушал прапоров с удовольствием даже.
  - Хорошо. Про "Панславянский союз" помнишь, надеюсь?
  - Конечно. Наши потенциальные союзники.
  - Не только они, но еще и монархисты. Так вот, в Земском соборе с самого начала войны шли дебаты, нередко перераставшие в банальный мордобой, что неплохо бы без войны присоединиться к сильной и могучей Балтийской республике и стать единой северной империей - пусть не по названию, но по военно-экономической мощи - это уж точно.
  Противились этому только сторонники князя Ивана. Даже либералы из "Альянса демократов", хоть они и ненавидят нас за то, что у нас диктатура, тем не менее, далеко не в полном составе приветствовали идею до победного конца воевать с нашими доблестными войсками. Среди руководства архангельских либералов немало прагматичных людей, которые быстро смекнули, что народ-то в княжестве войны не хочет, а патриотический всплеск очень скоро сойдет на нет, тем более, что казна князя имеет большие трудности. Нефть ведь покупали у них, в основном, либо мы, либо москвичи. А продавать нефть врагу, понятное дело, уже нельзя - это стратегический ресурс, и он в военное время важнее любых денег. Особенно у нас, у русских, люди-то могут какое-то время работать и воевать без оплаты, а вот техника - вещь упрямая, без топлива не поедет и служить не станет. Что до москвичей, то наши диверсанты еще в первые дни войны, еще когда корпус стоял в военном городке на границе, подорвали нефтепроводы. И княжество лишилось своей главной статьи доходов. Более того, по кошельку самого князя это сильно ударило, а ведь с учетом зияющей в бюджете дыры, затыкать ее ему приходилось из собственных средств, и средств членов семейства, а также наиболее лояльных престолу бояр, готовых на свои деньги формировать, вооружать, обучать и кормить добровольческие отряды.
  Все это, как понимали лидеры "Альянса демократов", разумеется, могло дать только временный эффект. Без нефтяных прибылей князь и его преданные сторонники быстро потратят свои капиталы, а прочих их доходов в условиях войны точно не хватило бы даже на короткое время. Поэтому в парламенте, он же Земский Собор, они первое время лишь вели дебаты, получая по мордасам от более крепких и многочисленных кулаков сторонников князя.
  На связь с нашей резидентурой они вышли, что характерно, даже раньше "Панславянского союза". Последние, впрочем, тоже объявились довольно быстро, к тому же, их активисты сперва начали устраивать в Архангельске беспорядки, которые, правда, быстро прекратили. Наши представители разведки убедили их руководство, что подобные меры к успеху не приведут - ведь тогда князь будет вынужден держать в столице мощный воинский контингент, тогда как для переворота было бы куда как более удобно, чтобы все войска были на фронте. Поэтому националисты успокоились и даже провели несколько митингов в поддержку Ивана Третьего, после чего многие из них массово попросились в добровольцы. Помимо идейной подоплеки была еще и меркантильная - с работой в столице княжества стало, мягко говоря, не очень, а воякам князь платил жалованье, бесплатно предоставлял провизию и обмундирование, так что многим оставшимся без заработка рядовым сторонникам "Панславянского союза" служба в армии стала единственной возможностью, чтобы не остаться без средств к существованию.
  Что было дальше, Радик, ты уже, наверное, представляешь и сам. Наш корпус увязал в боях, а Иван Третий перебрасывал все новые и новые части, как регулярные, так и добровольческие, к своим западным рубежам, а заодно концентрировал вдоль границы значительные силы, опасаясь дополнительных ударов со стороны Петрозаводска. Эти архангельцы даже не раз и не два пересекали границы республики и устраивали там диверсии, наши пограничники отвечали тем же, но решительных мер не предпринимали. Теперь, надеюсь, понятно, почему - нам просто было важно, чтобы князь держал побольше войск как можно дальше от Архангельска, оставшегося, по сути, охраняемым только полком княжеской охраны и немногочисленными силами столичной милиции. Да и охранников князя по факту в городе осталось не более нескольких рот - остальные охраняли добро Ивана Третьего за пределами столицы - в частности, нефтяные промыслы в землях ненцев и комяков. Туда, кстати, наших людей успели заслать еще до войны, и то и дело местные одичавшие аборигены волновались и хватались за оружие, которое им предоставили наши. Семья правителя была вывезена в Нарьян-Мар, и для нее тоже потребовалась значительная охрана.
  Когда под Шенкурском архангельцы окончательно были разбиты и потеряли много бойцов и почти всю артиллерию и бронетехнику, бунтовщикам стало очевидно, что пора выступать. Жалованье солджатам и офицерам не платили еще с июля, да и продовольствие стало поступать все реже, а с боеприпасами и стало совсем напряженно. Такое впечатление, будто от Архангельска до Шенкурска все время курсировали пустые грузовики, чтобы бойцам казалось, что их исправно снабжают. В общем, патриотизм улетучивался, и боевой настрой архангельцев упал ниже плинтуса. И если за свою страну они еще были готовы какое-то время повоевать, поддавшись на уговоры командиров продержаться до холодов, после чего боевые действия, скорее всего, прекратятся, то за кинувшего им монарха, да еще против своих же земляков, сражаться они не хотели точно.
  К тому же, сам понимаешь, свои и без того потрепанные части обратно в Архангельск перебросить в короткие сроки было непросто. И дело не только в расстоянии, но еще и в том, что на хвосте у них при передислокации тут же повиснем мы. Поэтому-то архангельцы так странно вели себя, защищая Шенкурск - они просто тянули время, стараясь как можно дольше оставаться на занимаемых позициях. Стоило им их покинуть, и они были бы окончательно рассеяны при отступлении.
  Надо отметить, что переворот прошел относительно бескровно - немногочисленных милиционеров и бойцов монаршей охраны без боя разоружили, да так быстро, что те и опомниться не успели. Началось все с обычных, вроде бы даже мирных забастовок, а также митингов против безработицы, которые князь сперва и не подумал разгонять - ему ведь ни в коем случае нельзя было терять и без того упавшую популярность. А когда он осознал ошибку, то было уже поздно. Сейчас, по слухам, он в Нарьян-Маре, но серьезных сил у него нет, и против него уже выслан сильный сводный отряд бойцов наших частных военных корпораций. Регулярные балтийские части еще позавчера вошли и взяли столицу княжества под контроль без намека на сопротивление. Здесь же, под Шенкурском, архангельцы либо дезертировали, либо сдались нам в плен - последних уже больше десяти тысяч. Добычу, правда, взяли не слишком богатую - всего несколько легких танков и гаубиц, но зато к нам попало значительное количество автоматического оружия, жаль, с далеко не полными боекомплектами. Лишь немногочисленные фанатичные сторонники князя сумели организованно вглубь местных лесов и, скорее всего, попытаются выйти к Нарьян-Мару. Но зимней одежды у них нет, а путь предстоит непростой и неблизкий, так что дойдут не все, а к тому времени наемники займут Нарьян-Мар.
  - А что с флотом? Он тоже достался нам?
  - Несколько эсминцев, десантных кораблей и сухогрузов Иван Третий отправил в Нарьян-Мар еще до бегства, когда вывозил семью и имущество. Там же, насколько я помню, стояло несколько ледоколов, а также три или четыре парохода и пара-тройка военных кораблей класса "фрегат-корвет". А еще один малый десантный корабль отплыл в Мурманск, и правительство вольного города его, скорее всего, интернирует. На корабле, понятное дело, были наиболее одиозные представители боярства вместе с семьями, прислугой и остатками праведно и неправедно нажитого добра.
  Нам же досталось все же немало плавсредств. Полтора десятка катеров, из них три десантных и пяток артиллерийских, остальные - патрульные и торпедные, шесть или семь тральщиков, а также немалое количество гражданских судов самого различного назначения и водоизмещения. Из серьезных боевых кораблей - большие и малые десантные корабли, корветы, фрегаты, а также аж четыре превосходных эскадренных миноносца, общей численностью больше двадцати вымпелов.
  - Откуда у князя столь мощный флот? Мы ведь не располагали и половиной только от того, что только что захватили.
  - Не забывай, сейчас же не двадцатый век и не начало двадцать первого, нефтепроводов мало, а нефть нужна всем. Вот князь и завел такой сильный флот, потому что ему было важно, чтобы караваны с нефтепродуктами были в безопасности, и морские коммуникации контролировать было просто необходимо. Нефть он продавал, вывозя ее в танкерах вдоль северного побережья Скандинавии, мелким государствам, возникшим на английских, ирландских, французских берегах, может быть, еще куда-то. Не сомневаюсь, что солидное количество нефти перепродавалось в Мурманске, а тамошние торгаши уже сбывали товар с наценкой на других рынках. Ведь добытой нефти накопилось очень много - считай, все, что ранее поставлялось нам и москвичам, копилось в нефтехранилищах, а хранение такого сырья дело очень дорогое. Так что князь, я уверен, готов был продавать "черное золото" за любые бросовые деньги, или даже обменять бартером на оружие, боеприпасы и продовольствие.
  К тому же, самое главное - это даже не корабли. Куда важнее, что нам удалось захватить местный судостроительный завод, а это неимоверно дорогостоящее оборудование и сотни ценных специалистов ,которых так не хватало на нашем заводе в Выборге. Теперь Балтия встанет на море крепко!
  - Значит, - уточнил Радован, - сейчас какая-то часть архангельских морских сил, возможно, находится где-то за пределами акватории портов княжества?
  - Не исключено. Но это их проблемы - возможно, экипажи захотят вернуться сюда. И если они с миром, то пропустить их можно. Пока у них здесь семьи, они будут стремиться на родину, а вернувшись, они будут просто обязаны сдать свои судна Балтийской республике как правопреемнице Архангельского княжества. К тому же, это ведь моряки, и служба во флоте - это их хлеб, так что иного выхода, чтобы продолжать службу на своих прежних кораблях, только под балтийским флагом, у них нет.
  - И то верно, командир. Но вот еще какой момент - насколько я знаю, у Вольного города Мурманска военного флота толком и нет, а гражданские суда уже порядком исчерпали моторесурс своих движков. Как же шла перепродажа в другие порты, о которой ты говоришь?
  - Хочешь сказать, что часть флота Архангельского княжества могла быть зафрахтована мурманскими коммерсами? Не сомневаюсь. И не удивлюсь, если там даже боевые корабли, пусть и наименее боеспособные, также были предоставлены купцам для охраны караванов. Разумеется, мурманчане нам ничего возвращать не захотят. Это, скорее всего, станет поводом для новой войны. В Генштабе, по слухам, планируют аннексию мурманских земель, как только наши возьмут Нарьян-Мар и утихомирят последних сторонников Ивана Третьего.
  - Чую, командир, скоро полковника получишь на новой войне.
  - До этого далеко еще. На севере молниеносные войны невозможны - лето здесь короткое, а по зимним морозам много ли навоюешь. А у нас еще здесь полно недобитков, с которыми что-то все-таки нужно решать. И вот еще что, Радик, - Васильев серьезно посмотрел Радовану в глаза. - это, конечно, твое дело, но я считаю, что с военной службой тебе пора прощаться.
  - Да меня вроде не комиссовали пока, и не собираются. - серб немного даже обиделся на предложение капитана. Не то, чтобы он сильно рвался в бой, просто ощущать себя каким-то ущербным и неполноценным, да еще в глазах ротного, к которому он уже успел проникнуться безграничным уважением, ему очень не хотелось.
  - Не дуйся. Я не хочу сказать, что ты плохой боец или посредственный командир. Вовсе нет, задатки у тебя отличные, да и с лидерскими качествами все в порядке. Просто на днях пришел приказ Военного министра, согласно которому все рекруты, получившие боевые ранения, повлекшие непригодность к несению службы на срок от двух и более недель, получают право досрочно демобилизоваться. Это, конечно, дело добровольное, да и выпустили этот приказ лишь потому, что в Петрограде народ заволновался, мол, хватит уже парней губить и калечить на всяких ненужных войнах. Мне, кстати, совсем не охота терять такого сержанта, как ты, но нам обоим будет лучше, если ты снимешь форму.
  - Почему вы так считаете? - Радован по-прежнему был задет предложением офицера, и даже перешел на более официальный тон, чтобы скрыть свое недовольство.
  - Заметь, ты уже старший сержант, и для тебя это потолок. Старшиной тебя вряд ли поставят - это должность больше хозяйственная, чем боевая, ты и сам не захочешь. В школу прапорщиков идти опять же нет смысла, только время на обучение потеряешь, а ничему новому, теперь-то, уже не научишься. И так все сам знаешь, и не по книгам. А чтобы стать офицером, тебе нужно будет закончить военную академию, но мы уже обсуждали как-то, что в армии карьеру ты не сделаешь. Я тебя двигал наверх, кстати, только лишь потому, что нынче война, и такой вот юноша, который сам способен в экстремальной ситуации вести за собой людей и принимать решения, ни с кем их не согласовывая, становится ценным кадром. А вот в мирное время вся твоя удаль свелась бы к бесконечным залетам, и ты б не то, что старшим сержантом, ты за три года до ефрейтора не дорос бы!
  - Если вы про ту историю с разжалованным сержантом Скоробогатовым, то это в прошлом.
  - Ни хрена это не в прошлом, времени минуло совсем немного, и никто ничего не забыл. Вдобавок, ты успел повоевать, и наверняка будешь свысока поглядывать на вышестоящих, если тем не довелось получить боевой опыт. Врагов ты наживешь себе очень быстро, а это для карьеры очень плохо. По себе знаю.
  - Я вас услышал. Но вы сказали, что мой досрочный дембель будет выгоден нам обоим. В чем же ваш интерес? Про свой я худо-бедно сообразил.
  - Скажи, ты, как только попадешь на гражданку, сразу же соберешь своих сослуживцев, некоторые охотно за тобой пойдут, и попробуешь возобновить поиск хабара?
  - Скорее всего. Деньги у меня есть, но планы большие, и тех четырех миллионов, что у меня есть сейчас, мне на все про все точно не хватит. Вы хотите свою долю от сбыта с меня получать? Так я не против.
  - Само собой. Но речь не только об этом. Ты наверняка планируешь начать с охранной фирмы?
  - И да, и нет. Охрана - это тоже интересно, но рассчитываю все же начать с сельского хозяйства, и желательно здесь, на землях княжества.
  - Бывшего княжества, - поправил подчиненного Андрей.
  - Да-да, бывшего. Создам здесь бизнес, упор сделаю на скотоводство и звероводство. И охоту на пушного зверя тоже никто не отменял. Буду откровенен, я браконьерствовал с самого детства, и по сей день не вижу в этом ничего худого.
  - И пусть. Так вот, я вложу в твое предприятие миллион балтов. Такие деньги у нас с отцом есть. Но со зверюшками своими сам возись, а вот для охранного бизнеса тебе понадобится многое. Хлопоты по получению всех необходимых разрешений возьмет на себя тоже батя.
  - Директором тоже будет он?
  - Разумеется, ни ты, ни даже я с этим пока не справимся. Не говоря уже о том, что я пока на службе, и уходить не собираюсь. А ты, мотаясь между столицей и местной глухоманью, только дров наломаешь, да и молод ты еще, соплежуй малолетний. - Васильев вдруг ухмыльнулся, но совсем беззлобно, Радован даже не обиделся.
  - Учти, командир, - серб снова перешел на "ты" с капитаном, - я пока в охранку вкладываться не готов. Мне, конечно, нужны будут люди для защиты моей будущей собственности, но на первое время хватит и нескольких человек, и найти их я могу уже хоть сейчас, у нас в полку.
  - Можешь. Но по-настоящему большие деньги и солидное влияние дает только вооруженная сила. И хотя продовольственная тема и правда сейчас крайне важна - у нас и так добрых семьдесят процентов народу живет в столице, не производя никаких продуктов, а захват Архангельска эту проблему только усилит, я все же советую тебе вложиться в наше с отцом предприятие.
  Почему Васильев делал такое предложение, Радован до конца не понимал. Да, у серба были деньги и была возможность пополнить кошелек солидной суммой, но, насколько было известно Радовану, семья Васильевых могла обойтись своими силами и своим капиталом. Да, Радован стал популярной личностью в своем полку, но авторитет Васильева, боевого офицера без пяти минут майора, был куда выше - Андрею стоило щелкнуть пальцем, и не только почти вся его рота, но и весь полк сбежался бы, чтобы пойти послужить в созданной капитаном охранной фирме, еще и отбирать пришлось бы наиболее ценных кадров!
  Значит, было что-то другое. Скорее всего, Васильевы не просто создавали бизнес ради бизнеса, но и преследовали какие-то свои цели. Не исключал Радован того, что они могут планировать разведывательные мероприятия и поиск хабара на территориях, лежащих в тысячах километрах от границ республики, устанавливать контакты и вести торговлю с теми, кто в далеких краях проживал. А на эту роль серб, способный вдобавок сколотить крепкую группу (и притом на собственные же средства!) очень даже подходил. И стоило бы Радовану вложить свои деньги в фирму Васильевых, он тут же оказывался у них под колпаком. Реальной власти в фирме у него не было бы - его доля составляла бы совсем невеликий процент, а вот стимулов работать на капитана и его отца сразу бы прибавилось - ведь вложив все свои деньги в их фирму, Радован оставался бы ни с чем. К тому же, в вопросах балтийского корпоративного права Радован не был подкован, тогда как офицер и его отец наверняка навели все нужные справки. Отсюда возникал риск, что его средства в любой момент под каким-нибудь предлогом, причем абсолютно законным, могли быть присвоены партнерами. Не то, чтобы Радован имел основания подозревать капитана в нечестности - скорее наоборот, они были одними из немногих порядочных людей, которых сербу доводилось знать, но находиться в зависимом и подчиненном положении Радовану не нравилось.
  В конце концов, решил парень про себя, пока следовало потянуть время. Васильев, как бы там ни было, был ценным союзником, и ссориться с ним Радовану не хотелось.
  - Я подумаю. - в данном случае, как решил парень, это был наиболее подходящий ответ, мол, ни да, ни нет.
  Васильев пристально посмотрел в глаза сержанту, но ничего говорить на эту тему не стал.
  - Подумай-подумай. - только и проговорил офицер.
  - Значит, скоро я смогу уйти на гражданку? - поинтересовался Радован.
  - Не только ты, в твоем отделении есть еще некоторые, да и вообще во всем нашем полку. Потери в боях за Шенкурск были огромными, и раненых было много. В столице, как я уже говорил, вся эта катавасия уже вызвала нехилый резонанс, и потому решили отправить домой как можно больше парней. Разумеется, все ветераны на ближайшее время, точнее, то время, в течение которого они должны были проходить службу, будут поставлены в запас. Так что, если начнется большая заварушка, то будь готов, от мобилизации не отвертишься!
  - Ха! Как будто я до этого мог отвертеться!
  - Тут другое дело. Раньше ты был просто наглым шалопаем, а теперь ты боевой командир, пусть и командовал лишь маленькой группой, но все равно. И если вчерашнего школьника еще может обойти эта участь, то человеку с боевым опытом будет уделено пристальное внимание.
  - Само собой. Так разрешите идти, товарищ будущий майор?
  - Иди уже. Я так понял, решил уходить из армии?
  - Пожалуй, да. Своей новой родине я послужил достаточно, кровушки пролил своей и чужой порядочно, неплохо бы отдохнуть.
  - Своих ребят, я так понял. Тоже за собой потянешь?
  - Всех, кого смогу. Головачев, например, точно уйдет. Мамонтову вообще пора всерьез заняться спортивной карьерой, а не тратить юные годы на беготню по лесам с автоматом в руках. Да и не только им. Но тем, кто еще ни разу не был всерьез ранен, придется остаться?
  - Правильно все понимаешь. Ладно, иди уже.
  Выйдя из кабинета ротного, Радован медленно спустился по лестнице и неторопливым шагом двинулся обратно к госпиталю. Следовало поговорить с ребятами, и всерьез обдумать предложение капитана. Вообще, учитывая, насколько внезапно на него свалилась неожиданная свобода, серб решил, что все планы придется срочно корректировать. Прямо на ходу.
  
  КОНЕЦ
  
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"