Мне посчастливилось, я выросла в старинном уголке города, поблизости от реки. Я не ходила в детский сад, и вольное детство способствовало развитию моей души.
Наша улица носила имя татарского поэта Габдуллы Тукая. Это одна из старейших улиц города. Она словно сбегает с горы к самой реке Белой. Во времена моего детства она была застроена старыми деревянными домами, окружёнными садами. Во дворах росли сирень и черёмуха. Весной все эти деревья разом цвели, а с Белой по всей улице плыл дурманящий воздух весны.
Мы жили в большом старом дворе, застроенном одноэтажными деревянными домами, их окружали палисадники. Прямо под нашими окнами пестрели цветы, на грядках зрели, покрытые нежным пушком, огурчики, на кустах лениво краснели помидоры.
Со всех сторон наш двор как тиски сжимали чужие сады. Забор был деревянный, из старых досок. Между досками были прорехи, в которые нет-нет, да просовывала свою ветку любопытная вишня или смородина. А с яблонь перезревшие яблоки сами сыпались к нам в подол.
Мы любили забираться на крытую толью, напоминающую своим видом татарскую смородиновую листовую пастилу, крышу сарая, на которую свешивались ветки старого ранета, росшего в соседнем дворе. Рядом с сараем росла старая липа, она давала тень и прятала нас от взрослых глаз. В этом укромном уголке мы сидели подолгу, грызли краснобокие ранетки, разглядывали чужой сад, в котором всё вызывало интерес, даже старые алюминиевые тазики, лейка, брошенные рядом с грядками.
Мы знали, что там живут две девочки, наши ровесницы. Одну из них зовут Валя, а другую Виолетта. Почему-то в то время все жители окрестных улиц были знакомы друг с другом. Может, потому, что приходилось часто и подолгу стоять в очередях?
В нашем дворе было много интересных для нас, детей, уголков. А взрослые существовали, словно в другом измерении. У них была совсем другая, отличная от нашей, жизнь
В глубине двора стоял старый добротный каретник, поделённый на отсеки. Там хранились дрова. У моей подруги Тайки помимо дров ещё стояли высокие фанерные ящики, набитые до отказа небольшими по размеру гипсовыми статуэтками и фрагментами скульптур.
Её старший брат Альберт в молодости учился на скульптора, но сломался запил и закончил свою жизнь слесарем, женившись на буфетчице, которая ему родила четверых детей.
А его ученические работы пылились в сарае. Статуэтки были изящные и гладкие, для меня это было первым прикосновением к искусству. Всё, любая мелочь будили детскую фантазию.
Потом их вынесли на улицу. Многие статуэтки побились и теперь являли собой памятник разбитых надежд. Я глядела на них, и мне становилось грустно. Я задавала себе вопрос: почему многие мечты не сбываются? Наверное, впервые, я это поняла именно в ту минуту, около фанерных ящиков с битыми скульптурами.