Маринка возвращалась домой поздно. Из-за домов выскочила луна, и звёздочка посередине её коромысла, не мигая, смотрела на город. По улице, шурша шинами, катили машины. Вокруг не было ни души. Ну и, слава Богу. В такое время лучше ни с кем не встречаться. Холодок страха пробежал между лопаток, заставив ускорить шаг. Быстрей бы домой... Вот ещё пройти парочку домов, свернуть в переулок. Когда ночью идёшь одна по улице, кажется, что мир опустел и ты последнее человеческое существо на земле. Машины не в счёт, кто там в них ночью, разве рассмотришь....
Последнее время в городе происходили какие-то невероятные события. Вчера Серега Говорлин залез на купол церквушки, что на центральной площади и, матерясь, ругал Андрюшку Сетина за то, что тот отбил у него Катьку. Серёга грозился спрыгнуть и прервать своё бренное существование в этом мире, если общественность не поможет вернуть жену. Общественность ходила по площади, задрав голову, и крутила пальцем у виска, а Катька клялась в вечной любви и верности, и визжала так, что уши закладывало. Серега, словно, не слышал её крика и продолжал настаивать на своём, пока не подъехала пожарная, и люди в брезентой униформе силком не стащили его с луковицы церквушки.
Или Максим Иванович, степенный человек, учитель местной школы объявил, что открыл закон сохранения счастья. Мол, если где счастье прибудет, то тут же в другом месте жди беды. Он стоял на балконе третьего этажа и декламировал перед изумлёнными старушками тезисы своего открытия, призывая не поддаваться проискам врагов и не подбирать, что попало на улицах, особенно, если это вещь ценная, иначе, жди неприятностей. Возможно, он ещё долго излагал бы свою теорию, но приехавшая скорая с санитарами прервала его размышления посередине и, связав рукава смирительной рубашки, вывела затихшего после успокоительно укола Максима Ивановича во двор. Машина скорой взвизгнув, резко развернулась и увезла бедолагу в Семёновку. Это у нас так дурдом называется. О нет, не спроста всё это. И чего вдруг весь город взбудоражился? Быстрей бы домой....
Вот и переулок, хорошо хоть фонарь горит, ещё чуть-чуть и подъезд, а там родное гнездышко старой девы. Привычное, вычищенное до блеска пространство; раздвигающийся диван и телевизор, стеночка, забитая хрусталём и всякой никому не нужной дребеденью, десятка два книжек. Всё уже по сто раз перечитано, а на новенькое денег жалко, да и что можно купить новенького, всё одно и тоже; и в телевизоре, и в книгах, и в жизни. Господи, как давно не раздвигался этот диван! Как одиноко.... Машке хорошо, нашла себе Никешу и тот, как собачонка за ней бегает. Чем она его взяла? Ведь она дура-дурой, лахудра конопатая, так бы глазки её зелёненькие и выцарапала. И за что другим счастье?
Маринка шла себе и шла, пока не подошла к подъезду и не опустила глаза в поисках дверной ручки. А там, под дверью, блестит что-то. Она от удивления даже головой встряхнула, померещилось что ли, но нет, там явно что-то поблескивало, отливая золотом. Маринка нагнулась и обнаружила браслет в виде змейки, кусающей собственный хвост.
"Неужели золотой и глазки на головке изумрудные. Если все это настоящее - это ж целое состояние и кто мог такое чудо потерять? Вот возьму и вывешу объявление, мол, верну за вознаграждение. Под это и баксов сто попросить можно, если не подделка. А может оставить себе? " - подумала Маринка. - " Дома рассмотрю".
Она бегом поднялась на четвёртый этаж, и стала вставлять ключ в замочную скважину. Ключ не слушался, рука дрожала. Это всё от волнения. Ничего, надо только сделать глубокий вздох и задержать дыхание. Потом посчитать до десяти. Вот так. Ключ плавно повернулся в замке, и рука, пошарив по стене, отыскала выключатель. Щёлк, и в комнате стало светло. Всё, дошла наконец. Не оборачиваясь, Маринка захлопнула дверь и присела на диван. Ну и что это у меня? На внутренней стороне браслета стоял значок ромбиком. Наверное, можно было прочитать, что там внутри ромбика, но не разглядеть. Лупа нужна. Скорей всего вещь настоящая, тяжелая, грамм под сто потянет. Целое состояние, повезло, и у кого она с руки могла соскочить? Маринка перебрала всё женское население дома. Ни у кого такой вещицы быть не могло, значит, гостевал кто-то.
Браслетик так и просился охватить запястье. А, собственно говоря, чего не примерить, интересно, как он на руке смотреться будет? Браслет оказался совсем в пору, не давит и с руки не соскакивает. Маринка подошла к зеркалу на стене. Никак не пойму, что этим мужикам надо?Только вчера морщинка возле левого глаза была, и маленький прыщик на лбу, а смотри, пропал. Будто и нет двадцать восьми, девчонка девчонкой, ну пусть кто больше двадцати даст; и бровки в разлёт ниточкой, и губки бантиком, и мордочка хоть куда, и волосики русенькие, ну чего им не хватает? А грудь, где ещё они видели такую грудь, сосочки так сквозь блузку и продираются. Фигурка блеск. Не дура, могу кого хочешь заговорить. А они бегут, ночь на диване покувыркаются и бегут. Боятся её мужики; красоты её, ума боятся. Им подавай что-нибудь попроще, подомашней, без блеска. А что мне делать: родилась - красивой, живи - несчастливой. Не хочу так. Мужика хочу, Никешу хочу, и чтобы схватил на руки и на диван, и чтобы рука его да по груди медленно всё ниже и ниже, и чтобы губы в губы и язычком об язык, ласково так, и потом чтобы прижал сильно-сильно и слышалось, как бешено стучит его сердце....
Да нет, не придёт, чего ему приходить, такая стерва, как Машка, если в мужика вцепится, не отпустит.
Звонок. И кого это несёт ночью? Не открою, ни за что не открою, мало ли кто по ночам шастает. Или открыть? Да меня дома нет, сплю я, не хочу ничего знать. А если кто по делу. Это, по какому ещё делу в час ночи? Ну, мало ли. Надо просто подойти и спросить, кто там?
-- Маринка, открой,- прозвучал за дверью знакомый голос.
-- Никешка, чего тебе?
-- Впусти. Мы с Машкой, того, поссорились. Она меня без штанов в подъезд выставила.
-- Это как без штанов? Она что совсем...- Мариша машинально крутанула пальцем у виска.
-- А я знаю? Привиделась ты мне во сне, ну я и давай звать: Маринка, Маринка! Машка вскочила, как оглашенная, схватила нож и давай гонять по комнате, пока на лестницу не вытолкала.
-- Нет, такого не может быть, и с чего я тебе привиделась?
-- Да хочу я тебя! Её, понимаешь, трахаю, а тебя в мыслях хочу. Режь на куски, хочу!
-- Не открою, уходи!
-- Я, если не откроешь, дверь сломаю, ты меня знаешь, да и куда мне ночью в одних трусах.
-- Я открою, а ты меня и...
-- И что?
-- Ну, это, не тронешь?
-- Да я замёрзну сейчас, скоро весь дом сбежится, открывай!
Замок щелкнул, сломав преграду, и вот он перед ней, Никеша.
Боже, смешной какой! Грудь волосатенькая, ноги, ну почему это у мужиков такие ноги? Весь синенький, замёрз совсем, ну так ночью-то градусов десять всего, чего удивляться.
-- Да-дай, что накинуть на себя, руки трясутся. Выпить есть?
-- Есть, как же не быть. Коньячок, водочка?
-- Водки.
-- Держи, - Маринка быстренько подошла к стенке и вытащила из уголка бутылку и рюмку. - Себе наливай, я не пью.
Эта бутылка стояла уже месяца два, остатки после вечеринки.
В рюмке булькнуло и, от дрожи в руках Никеши, расплескалось на пол. Он странно посмотрел не дрожащую руку и, смущаясь своей неловкости, проговорил:
Теперь руки у Никеши уже не дрожали и рюмочка, наполненная до краёв, отправилась в рот, не потеряв по дороге ни капли.
Потом он приподнял глаза и медленно направился к Маринке.
-- Ты чего, вот так!
-- А как?
-- Нет, я не могу.
-- Как это, или у тебя день не тот?
-- Дурак ты, Никешка.
-- Я дурак! Я идиот! Я придурок! Я, если хочешь знать, маньяк....
Пока он говорил это, она уже взлетела, оторвавшись от пола, и повисла у него на руках.
Всё случилось, только внутри было какое-то опустошение. Нет, не было того, о чем она мечтала всего полчаса назад, а может и было, но не то. Стало противно и обидно, вот Никешку отбила, а что толку. Не будет ей счастья, шёл бы себе что ли, прощения у Машки вымаливал.
-- Мариночка, ласточка, да я это, нет мне без тебя жизни. Не гони! Останусь, а, вот только зайду утречком за одёжкой и останусь, навсегда!
-- Навсегда?
-- Ты хочешь этого?
-- Ладно, пойду, душ приму, потом поговорим.
Маринка зашла в ванну и сняла браслетик, не мыться же с ним. Из зеркала на неё смотрело лицо, её лицо. Маленькая морщинка у левого глаза и губы опавшие, как приспущенные шины автомобиля. Вот была красота, а теперь дурнушка дурнушкой.
Вода бежала по телу прохладными струями, и сквозь шум послышался голос Никеши:
-- Пойду я, Машка совсем извелась. Ревёт наверно, прости.
Потом послышался хлопок двери и тишина.
Ну, слава Богу, так мне дуре и надо. Что это я, может, в голове помутилось?
Она вышла из ванной, зябко кутаясь в халат. В комнате было пусто и только опрокинутое на пол покрывало, да рюмка на журнальном столике рядом с недопитой бутылкой напоминала о случившемся.
Маринка приподняла сидение дивана и вытащила спальное бельё.
Сейчас завалюсь спать, утром всё станет легче, понятней. Быстрей бы утро....
Рассвет, косым лучом, ударил по глазам. Будильник взвыл, как сирена скорой, выбивая остатки сна из головы. Маринка машинально ударила рукой по кнопке.
"Ещё есть минут пять. И что это мне снилось? Какой-то браслет. Вставать надо".
Она, с неохотой, присела на диване, посмотрела в окно. Тучки медленно плыли по небу. В просветах их серо белой массы проглядывало голубое. Временами солнце высовывалось из-за туч и сразу же пряталось за очередной, набежавшей на него тенью.
"Дождь будет, нужно зонт брать".
Маринка встала и босыми ногами ощутила холод линолеума.
"Холодно уже, а не топят. Рано еще, видите ли, сезон не начался... На улице давно сезон. Надо бы пойти умыться".
Она ногами нащупала тапочки и почувствовала тепло мягкого искусственного меха, чуть щекочущего пятки.
В ванной Маринка осмотрела себя.
"Нет, ну это вообще, круги под глазами, морда помята, глаза соловые. На туалетной полочке валяется что-то - браслетик, значит правда, и то, что с Никешей произошло тоже правда. Одеть или не одеть? Одеть! Снять успею всегда. Потом напишу объявление, что нашла потерю, отдам за вознаграждение".
Браслетик обвился вокруг руки.
"Тяжёлый какой и ... нет, это невероятно! С лица слетела ночная опухлость, глазки заблестели, красавица, нет точно красавица. Так значит, то, что произошло, было не сном!".
Солнце светило во всю. Куда только тучи делись? В осенней болоньевой курточке было немного жарко. Выскочила на дорогу, а тут сосед, Миха Потап, машину припарковал к бордюрчику, поджидает. Неказистый мужичёк, с придурью.
-- Нам по дороге,- сообщил он.
Собственно, нам всегда было по дороге, но Миха никогда не ждал и только после её умоляющего жеста останавливался и бурчал под нос:
-- Ну вот, опоздаю из-за тебя! Давай залазь быстрей,- и, не оглядываясь на неё, рвал с места.
Сегодня он явно не спешил.
-- А Мариночка, ну что новенького?
Миха засыпал её вопросами, поглядывая в зеркало заднего вида.
-- Ты что, пластику сделала?- вдруг неожиданно спросил он. - Так это ж долгая песня, пластика, а я олько вчера тебя видел.
-- Что ты, какая пластика. Разве я похожа на миллионершу?
-- Вот-вот я тоже так думаю, а выглядишь ты сегодня супер. Приехали, выходи.
-- Что-то ты со мной, Миша, странно говоришь? - Маринка прямо самой себе удивилась, назвав Миху - Мишей.
Тот покраснел до ушей от такого обращения.
-- Вообщем, это, ты сегодня какая-то не такая. Поехал я, что ли? - вопросительно блеснули его глаза и погасли, так как никак не ждал Миха от неё ответа.
"Не такая - не такая, а какая, ну какая я, лет десять сбросила вроде, а все вокруг млеют или дело не совсем во внешности", - Маринка внимательно глянула на браслетик, показалось, что глазки змейки ей подмигнули.
Фирма находилась на первом этаже жилого дома. Когда-то там был продуктовый магазин, сейчас помещение разделили на закутки гипсовыми перегородками. Они были чуть выше Марины. Она сегодня приехала рано, кроме уборщицы тёти Кати в конторе никого не было. Тем лучше...
-- Здравствуйте, тетя Катя. Что новенького?- машинально проговорила она.
Женщина растеряно посмотрела на неё.
-- Что с тобой стряслось девочка? Какая-то ты сегодня...
-- А какая?
-- Помолодевшая. Что ты с собой за ночь сотворила?
-- Ничего, сама не знаю, - проговорила Марина, мимолётно глянув на браслет.
"Вот пристала, что да как объясняй всяким, как же, скоро народ явится, неужели все так будут удивляться, а мне это надо?" - подумала про себя Маринка.
Тётя Катя резко отвернулась от неё и начала шваброй тереть пол, осторожно огибая столы с компьютерами и всевозможной оргтехникой. Вот она обошла Маринкин стол и, не глядя на неё, пошла дальше.
"Ага, сработало! Так это, значит, выполняет желания",- она ещё раз посмотрела на браслет и осторожно погладила его левой рукой. - " И какие у меня есть желания?"
За спиной стукнула входная дверь. Потом ещё и ещё. Народ собирался. Кто-то прошел мимо, не замечая её.
"Хорошо, чтобы сегодня Михаил Петрович мне повышение дал. Достойна я или нет? Достойна, не хуже Киры могу с бумажками разбираться. Ой, дура же я, ведь можно же придумать что-то и поинтереснее. Что у меня за желания такие: работу получше подавай, мужика и денежек, что ещё для жизни надо. Всё, хочу повышения и точка!"
-- Марина Николаевна, зайдите ко мне, - прозвучал из селектора голос Михаила Петровича.
-- Иду! - нажав кнопку, проговорила Маринка и направилась в кабинет начальника отдела.
Михаил Петрович сидел за столом и изучал какие-то бумаги.
-- А пришла. Ну, садись, садись! Как дела, что нового? Замуж не вышла? Ничего, у тебя ещё всё впереди. Я тут подумал, чего ты всё сидишь и сидишь на одном месте, вроде специалист хороший, на английском болтаешь, как на родном, документики пишешь грамотно. А тут Кира Борисовна уходить собралась, должность освободилась. Посоветовались мы здесь и решили тебя повысить. Так ты согласна?
-- Я согласна? Ещё как согласна!
-- Ну, так иди и дела принимай, я Кире Борисовне сам сообщу.
Маринка вышла из кабинета и постояла немного в коридоре в ожидании, когда весть о её повышении достигнет ушей Киры.
"Спасибо, браслетик!"- подумала она и кинула взгляд на руку. Он блеснул глазками.
Когда Маринка проходила по коридору, сзади послышался чуть приглушенный шепот:
-- Смотри, пошла. Нашу Кирку с места спихнула, стерва.
Слова полоснули, обожгли и заставили остановиться. Зависть и жалость смешались в приглушённом шёпоте. Маринка сказала бы также, будь на её месте другая. Она не пошла к Кире; свернула в свой закуток, присела на вертящийся стул рядом со столом и зажала ладонями глаза. Запястье, на котором повисла змейка, тянуло вниз. Хотелось всплакнуть. Слёз не было.
Говорить Маринке совсем не хотелось, и она предпочла не отвечать.
Тетушка и не ждала от неё ответа, а продолжила своё.
-- Вот дочка, расскажу я тебе, кто меня к вам на работу пристроил. Странный господин такой. Он у меня каждый год останавливается, дня на два. Вот уже шестой год. Ходит куда-то. А однажды я у него увидела, знаешь что? - Катя многозначительно повела глазами. - Фотографию твою.
Тут у Маринки перехватило дыхание:
-- Мою фотографию?
-- Не перебивай, дай досказать. Он мне и говорит в прошлый приезд: "И чего ты одна дома сидишь? Скучно ведь... Давай я тебя, старую, на работу пристрою". И пристроил, в контору вашу. А тут ты. Удивилась я и к нему с вопросом...
Тут Маришке совсем плохо стало. Она припомнила, как перед самым своим днём рожденья в почтовом ящике находит открытку со словами: "Пока люблю!". Уже лет шесть находит. Открытка эта, как насмешка. Неизвестно от кого; без подписи, без марки и штампа.
Тем временем тётя Катя продолжала:
-- И что ты обо мне так печёшься? А он лишь смутился и говорит: "Имею я к этому свой интерес" и достаёт твою фотографию и так на неё умильно смотрит, любуется.
Мариша вспомнила, как лет семь назад на её дне рожденье появился человек, ей совсем незнакомый. А она весь вечер с Никешей миловалась. Смотрел человек на неё, не отрываясь. Сказать хотел что-то. Потом ушёл. И оборвалось внутри. И вспоминались потом его глаза и расплывшийся нос за наполненной водкой рюмкой. Завтра у неё день рождения. Придут гости; мама и родственники, подружки и их мужья. Только вот Никеши и Машеньки не будет из-за вчерашнего.
Что-то соскользнуло с руки. Браслетик упал на бетонный пол и застыл колечком.
Мариша заметила это. Проводила его взглядом, без сожаления.
-- Тётя Катя, а этот человек здесь?
-- Здесь милая. Куда ж он денется?
-- А где вы живёте?
-- Далече, первой электричкой езжу. Если бы не он, ни за что в такую даль не ездила. Посёлок наш Любимово зовётся, слыхала небось?
-- Там дачи? - вспомнила Мариша.
-- Там. Поедешь что ли?
-- Я сейчас! Я уже! - перехватило дыхание.
Она шла по пыльной дороге. Скоро, совсем скоро, появятся первые избы. Рядом, извиваясь, ползла змейка. Она не успевала за Маришей, отстала и повернула назад, к электричке, как раз в ту секунду, когда навстречу Марише вышел человек.
-- Как же я тебя ждал! - донёс ветер его слова.
Под ногами что-то блеснуло. Пожилая дачница остановилась, поставила набитую картошкой сумку и подняла золотой браслет в виде змейки, кусающей собственный хвост. Оглянувшись, не идет ли кто следом, она сунула находку за пазуху, схватила поклажу и припустила по пыльной дороге в сторону платформы. Вдалеке послышался гудок электрички....
В городе происходили странные вещи. Некая Марина в один день выскочила замуж за приезжего. А такая была рассудительная женщина и вот так, сразу....
Никеша напился на свадьбе вдрызг; плакал и кричал, что жизнь кончилось, и теперь осталось одно - повеситься. Маша, его жена, молча наблюдала за истерикой мужа и завистливо смотрела на молодых. Ох, никогда не любил её Никеша! А она разве любила....