Розен София Аурелия : другие произведения.

Средство от депрессии

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Если Вам скучно читать про любовь, хочется необычного в обыкновеном. не боитесь драконов и искренне можете сочувствовать попавшим в беду малышам - это сказка для Вас! Про могущество, власть, и как это все едят. Пока неокончено - вот Вы прочтете, и скажете, куда дальше сказка пойдет.
  
  Пролог
  - Милый, вот увидишь: у меня точно будет послеродовая депрессия, я сразу тебе говорю — капризно высоким голосом выговаривала светловолосая изящная дама. сидевшая в умопомрачительном креслице в стиле рококо. Серебристо-сероватая обивка кресла изумительно гармонировала с платьем дамы, с её причёской в изящных завитках, даже фигура, с чуть заметно округлившимся животиком, казалась прелестной фарфоровой безделушкой, выполненной в том же стиле. Мужчина, стоявший к ней спиной и уже, было, не слушавший её, полуобернулся и, улыбаясь несколько холодно, спросил:
  -Это намёк, дорогая? Даже не пытайся: твой лимит перед праздниками уже исчерпан. Довольно.
  Гладкие, светлые до бесцветности, волосы мужчины были идеально причёсаны, костюм безупречен, и как бы своей изящной ухоженной персоной был центром семейной картины. Звякнула стеклянная дверца и мужчина торопливо прикрыл посудную горку, в которой он и в самом деле поправлял или переставлял безделушки. А может, ставил что-то новое?
  - Я серьёзно тебе говорю: даже в каталоге камней было написано , который нам так любезно вручили на той выставке, помнишь, я её открывала? Для моего знака и интересного положения совершенно необходимы друза горного хрусталя на туалетном столике, письменный прибор из него и браслет! Это очистит ауру, что-то там ещё и нормализует кровообращение! Да, ещё это помогает от депрессий! Брильянты, которые ты мне уже подарил, тоже хорошо помогают от депрессий, но всё же колье на столик вытаскивать или вокруг чернильницы браслетку раскладывать - это как-то не то.
  Дама сосредоточенно возила пальчиком по изгибу изящной ручки креслица и выжидала, прислушиваясь к мужу: что он там делает? Мужчина почему-то принялся обходить комнату, приговаривая «Куда же он делся? Иди сюда, маленький», и, видно, не найдя того, что искал, со вздохом подходит к даме.
  - Я согласен на браслет и друзу, но письменный прибор — уволь. Это лишнее.
  - Правда? - оживляется, было приунывшая под строгим взглядом мужа, красавица, - Едем в магазин?
  - К чему такие хлопоты: браслет вот, держи, а друза найдётся в кабинете минералов. Только следи, чтоб болотный дракончик не утащил опять.
  Дама пылко обещает следить, беречь, и глаз не спускать, а едва ей кладут в сложенные лодочкой ладошки браслетик в одну нитку из прозрачных камешков, тут же, чуть полюбовавшись, оставляет его на столике. Не успели супруги покинуть комнату, как из-за той самой горки с посудой и фарфоровыми куколками и колокольчиками выполз некий зверь вроде ящерки, только большой, с кошку, и со сложенными кожистыми крылышками на спинке. Он ловко вскарабкался на спинку креслица, осмотрел комнату с этого возвышения и, заметив блестящий в лучах заходящего солнца браслетик, легко перескочил на столик, всего разок взмахнув крылышками. Коричневатое тело ящерки, оказывается, на свету вспыхивало светло-зелёными полосочками, а крылышки были полупрозрачны, с тонким рисунком сосудов, и на просвет были бирюзовыми. Уцепив браслетик когтистой лапкой с длинными пальцами, ящерка прошелестела неожиданно отчётливо «Стредссство от депрешшиии? Ну, посмотрим посмотрим...» и прытко соскочила с находкой со столика, скрываясь в углу за напольными часами.
  
  
  
  
  
  
  Часть I. Начало Большого Приключения.
  
  Жизнь Драконов в их родном мире была приятна и полна удовольствий. Щедрое солнце, прекрасные изобильные корма (добавьте, что Драконы ещё и всеядны), и всюду волшебство. Точнее было бы сказать, что мир был так пластичен для Драконов, что казался постоянно воплощаемой мечтой. Стоило лишь отчётливо и в деталях представить желаемое любому Дракону, как сразу оно и получалось. И как же было удобно жить: пейзаж послушен воле, хочешь, по фэн-шую у порога озеро сотворить, а за спиной — гору: пожалуйста! Хочешь, чтоб наевшиеся яблок и листвы обезьяны шли точно к обеду — вот уже, на горизонте пылят. Про погоду и вовсе слов нет: любая, в пределах воображения.
  Ровно до той поры, пока у одной четы Драконов в гнезде разом не вылупилось четверо Дракончиков, всё в этом мире как-то устраивалось. Может, и занимались некоторые излишне сотворением водоёмов для своих водных любимцев, к примеру, каппа, или слишком плодовиты у кого-то были Огненные Элементали — но они же такие пушистенькие, яркие, и искорки пламени так мило разбрасывают. Да и вкусны, если кому довелось пробовать, не менее, чем породистые Пламенные Серафимы. Другие элементали — Земляные, Воздушные, Водяные, хоть и были милы, да уж не было той приглядности, нуждались в особо сложном загоне и такого страстного желания погладить не вызывали (хотя, может, всё дело в отсутствии должного режима кормления или не было селекции). С Земляными было вовсе неудобно связываться: шестиногие и ничуть не нарядные, они ещё и тяжелы были, как кинутся к кормушке — перевернут и потопчут всё, хозяев не узнают и все бы им сцепиться комом и застыть, как камень. Куда интереснее Серафимы: шесть блестящих, как зеркальца, крылышек, посредине виднеется нежное личико с округло выпирающими щёчками, красивыми губками и глазки у них большие, с ресничками. Правда, конечности у них хватательные, клешни давящие зазубренные, но они-то обычно прячутся под крылышками, и смотрится Серафим очень миловидно, вызывает желание погладить и потискать, такой симпатичный. Но однажды случилось так, что четверо юных Драконов, сорви-голов и озорников, играли в одной и той же долине-детской, регулярно перекраивая её. Как водится, одному из них, самому зябкому, ужасно нравилось наблюдать за вулканами: соорудит с утра пораньше новый себе, с изящным вулканическим конусом, снежной шапкой, обустроит ледниками, проведёт элегантно море и пару островков в пределах видимости устроит, и к обеду уж и фумаролы есть, и гейзер разместит, а после обеда начинает наблюдать истечение лавы. Отблески от неё картинно играют на металлически блестящих крылышках, хвостик нервно подрагивает, глазок не сводит, и тепло ему, и развлечение, и познавательно: следующий вулкан, как этот отработает своё и взорвётся, будет ещё красивее и долговечнее. Другой предпочитал перекраивать морских существ и для этого прямо в том самом море то глубину поменяет и течение специально проведёт. Да как запустит водорослей, чтоб было что его питомцам есть — весь эффект глади моря перед вулканом насмарку! Да и начинают разные годзиллы и ктулху на берег лазить, нет, чтоб просто ограничиться играми с наядами! Кстати — и этот, что разведением наземных существ увлекался: не довольно было обычных Элементалей да Серафимов, он ещё Архангелов создавать принялся! Любитель парить в воздушных струях вроде бы не особенно творил созданий, зато то торнадо устроит, то град напустит и смеётся, глядя, как плачут и гаснут под ударами градин Элементали. Те просто пережить не могли, когда их пачкали, умирали от стыда и отвращения к себе.
  Так и начались в детской долине сплошные безобразия: с утра пораньше ор, крик и плач вовсю: море наполовину опустело за ночь, обсохшие рыбы с наядами и тритонами подыхают, из вулкана совсем некрасиво вытекла лава и застыла, испачкала селевым потоком изящную долину для схода лавин, и вместо чистого ровного мерцания — тучи пепла, ещё и взорвётся с минуты на минуту. Из загонов озорники повыпускали Серафимов и они обдирают маленьких беззащитных Элементалей! Влезли, осмелев без пригляда, ухватили передними, похожими на крабьи клешни, конечностями, да и, перепачкав тельца и личики свои раскрасивые, прямо зубами дерут пушок огненный из плачущих крошек.
  Проснутся Дракончики, и кидаются, зубов не почистив, собирать да спасать любимцев: двигать или пересоздавать вулканы, моря новые прокладывать и отгораживать их горными цепями от прочих, или, наоборот, устраивать в горах себе долинку поукромнее от ветров, ради нежных огненных существ. Вот так, меняют реальность, прямо материя трещит и исчезает, ещё и драться начинают между собой: сначала как бы опять то скалу поставить кому на пальцы, то облить озерцом с ног до головы, или ледяную сосульку чувствительно приложить... а потом и вовсе пошла обычная ребячья драка — зубами да кулаками, кто кому в крыло, кому в ногу, и только глаза от пламени береги.
  Подерутся, пока родители не придут разнять, может, ещё местечка добавят, чтоб было вырастающим деткам где играть.
  Но вот однажды, за вечерней сказкой, в которой как водится, делились Драконы своей волшебной мудростью, появилось и возникло новое мечтание: Большое Приключение. Про это Большое Приключение знали немного, главное, что для таких смелых, отважных и очень волшебных молодых Драконов, которые никак не хотели смиряться и жить строго в рамках ЭТОГО мира, придумывали всякие разности, вроде озёр с живым серебром (оказавшимся ртутью всё же, что пригодилось на градусники), искавших сгустки волшебства и вечно дравшихся из-за места, вместо того, чтоб мирно спать, ожидая Лучших Времён, вот для них было испытание перед свадьбой Драконов — Большое Приключение. То есть, следующая ближайшая драка вполне может быть началом того самого приключения. Как только определятся Драконы с невестами, уговорятся насчёт откладки яиц, то и Приключение готово, можно пускаться.
  Молодым Драконам это самое приключение показалось чем-то небывалым, прямо как скушать лося, чинёного каштанами. Так захотелось и про приключение, и про невест узнать (девчонки-то тут при чём?), что прямо хоть сейчас, на ночь глядя, и дерись. А взрослые строго напомнили, что по ночам спят, в крайнем случае, строят замки, мосты и коварные планы, а с утра всем хорошо бы найти себе по невесте, вот хоть бы и у соседей — кажется, одна девочка за...
  И тут старшие Драконы переглянулись и младшие не успели почувствовать, что же они подумали. Потом старшие всем детям очень сурово велели идти спать, до самого утра, а утром рано оно и началось: тот, у которого была большая страсть погреться, увидел, что Огненные Элементали сожрали всю магму в его вулкане, расселись, сытые. по краю жерла потухшего вулкана, икают с пережору и искры рассыпают пополам с сажей. Взвизгнул разобиженный и подмёрзший Дракончик, как начал гонять неповоротливых Элементалей — а те попадали кто в море, кто на ледник — мокрые, гаснут, воют... Вступился за них хозяин, кинулся спасать их да отбиваться от рассвирепевшего любителя вулканов, а тут и тихий любитель ветров подбавил — как подул, будто просушить подмокших зверюшек, так их за горизонт и унесло. Сцепились драться уже трое Дракончиков, и, когда, наконец проснулся и поинтересовался, что на завтрак, четвёртый, он и получил это самое Приключение — вырвался комок неуправляемой магии откуда-то из кучи лап спин и крыльев, бабахнуло прямо в пасть — только успел Дракончик крылья расправить и воспарил, уносимый магией, куда-то в неведомое...
  
  
  
  
  
  
  Часть II. Неласковый скудный мир.
  
  Дракон — воистину всемогущее существо и, едва молодой дракон, не любивший, как мы помним, ни вулканы делать, ни драться, а все больше по кулинарии познания увеличивавший, определился со своим новым местонахождением, тут же дорогу в свой родной мир разузнал. Волшебный след был чёткий, поэтому, перекусив наскоро кем-то среднесъедобным местным, Дракончик отправился домой — ещё к завтраку бы не опоздать!
  Какая же досада его взяла, когда его встретили с недоумением, вместо обстоятельного завтрака дали какой-то бутерброд с нерассёдланным пони и быстро потащили знакомиться с невестой. Девочка была ничего: крылышки, глазки, хвостик, - всё при ней, - только следом за этим поспешным знакомством Дракона поставили перед фактом: ОН УЖЕ ВЗРОСЛЫЙ и обязан обустроить себе сам мир, дом, детскую долину и вообще — пора становиться самостоятельным. Отправили его снова, буквально даже слова братьям-Драконам сказать не дали. А то бы он им много что сказал и провидел. Как известно, что напожелает Дракон, то и сбудется, ибо волшебные существа всё видят в истинном свете — вот и не ошибаются в прогнозах-пожеланиях. Только всё же след свой волшебный Дракон пометил-укрепил, чтоб не развеялись метки, очень хотел он вернуться в родной мир: новый на первый взгляд не понравился.
  На второй взгляд мир не понравился ещё больше и в деталях. Во-первых, там было жутко сыро и холодно. Скалы и море, да жиденькое, невысоко стоящее над горизонтом солнце создавали обстановку романтическую, но некомфортную до полного неприличия: в кои-то веки Дракон озаботился вулканом. Настоящего действующего или спящего вулкана в пределах дневного драконьего полёта не оказалось, и к вечеру, ужасно устав и умотавшись до голодного звона в голове и рези в желудке, Дракон отыскал пещеру. В ней было хоть и холодно, но можно было хоть заткнуть вход и согреть дыханием этот объём. К утру он простыл и чихал со страшной силой, поэтому срочно подпалил ближний лесок — погреться. Горело всё скверно, дичи было так себе, так, что бедный простуженный дракон задумался о камине — надо делать себе выход подземных термальных вод и лавы.
  Работа была совершенно ужасная: пришлось просмотреть всевидящим драконьим взором много-много монотонной скучной материковой плиты в глубину, найти трещины и уж там проплавить магией выход для лавы. Лава задала в процессе работы немало задачек, то норовя выплеснуться, то застывая на подходе и закупоривая выход теплу, но всё же славное отверстие, пышащее сухим жаром, получилось. Камин удался, стало потеплее, но Дракон совсем выбился из сил и даже на охоту не пошёл, остался отсыпаться и лечиться покоем. Со временем он себе сделает ванну с горячей водой — судя по всему, это тоже понадобится.
  Второе дело, которое в этом мире было ужасно неудобно и не устраивало Дракона — это еда. Ни тебе сочных горных баранов, ни антилоп, даже единорогов нет, а Элементалей, похоже, вообще не попадалось, всё куропатки, да перепёлки и вороны. Есть лисы, есть крысы, но всё бегает по одиночке и умаешься за каждой отдельной тушкой охотиться, про соусы и приправы вообще без слёз не вспомнишь: клюква, одна клюква с брусникой! В море добыча ходила стаями, и вскоре Дракону показалось, что отчасти проблема решена: тюлени были упитанные, ещё есть то селёдочка, то ряпушка, а ещё проплывает близко треска. С её печени даже настроение у дракона повышалось. Однако и это имело некоторые неудобства — никаких приправ, кроме морской капусты! Местные крабы, с которыми Дракон свёл знакомство, подсказали выход: на стаю трески хотя бы одного пирата класть, это прибавит пикантности и остроты.
  Первые же попавшиеся пираты были с крепким запахом, несколько крикливы и остры со слезой. Дракон счёл, что за копчёных мидий вполне сойдут, а если прямо с одёжками есть — то за пикантный сыр с плесенью.
  Через несколько дней то ли кончились тюлени, то ли уплыли ночью. Зато стали появляться разные приятности на завтрак: приходили по парам, или даже вчетвером, объявляли себя рыцарями, что-то там шумели, пока Дракон спешно выползал навстречу. Из прибывших получались изумительные рулетики, только шелушить латы с этих рыцарей было долго, ещё и кони их иногда тоже были зачем-то в скорлупках из металла.
  День за днём, а дни становилось всё темнее короче. Ветер всё чаще нёс не брызги с моря, а уж вовсе ледяную крошку или снег. Дракон взлетел повыше как-то в лунную ночь, чтоб оценить, что за перемены наступают, стоит ли применить магию и сделать мир потеплее, и тут только ощутил, как он ослаб. Кругом было холодно. Море было полно совершенно неволшебной жизни, где-то вдалеке мерцали огоньки крупинок магии, а сил добраться и собрать их явно не хватило бы. К дополнительному и окончательному неудовольствию, дрогнула и обвалилась пещера Дракона, так что ему спешно пришлось возвращаться разбирать и проплавлять завал, налаживать снова камин, чтоб грел не чадил, и не обвалился снова.
  Тут почувствовал Дракон, как кружится голова, вдруг узнал, в каком месте у него сердце и как болит бок и передняя левая лапа, болью сжалось всё в животе. Задыхаясь и едва не падая от головокружения и болей в разных местах, Дракон, наконец, улёгся у камина и погрузился в сон, полный страхов, всё тело неприятно покалывало и ужасно хотелось вернуться. Вот он поспит, отдохнёт, и уж точно найдёт выход из этой дурацкой ситуации!
  Проснулся Дракон весной, от криков прилетевших гусей которые устроили делёж территории перед его пещерой.
  
  Продолжение следует.
  
  
  Часть III. Испытания.
  
  Глаза Дракона открылись и по ним резануло светом. Удивительно, откуда взялось это мерзкое, удручающее ощущение тяжести и ломоты во всём теле, боль за веками, тошнота и нежелание шевелиться? Кажется, сейчас самое время снова уснуть. Сразу вслед за желанием уснуть появилось головокружение, мозжащая боль в затылке и темени, и дикие рези в животе. Надо было решиться: снова уснуть, или попытаться поесть найти? До слёз стало жалко себя, удобной жизни дома, и так обидно, что дракон едва не зарыдал, но и тут получились сплошные неприятности: дышать стало сразу почти невозможно, горло всё словно загорелось внутри и Дракон мучительно закашлялся, выталкивая из себя комья чего-то скользкого и противно пахнувшего его собственной кровью.
  Надо было выбираться, поесть, а потом подумать, как спасаться дальше.
  В родном мире способностей заговаривать пищу хватало Дракону не просто на жизнь, а на очень хорошую и спокойную жизнь. Прекрасное понимание внутренних процессов Дракон использовал для быстрого и совершенно блистательного приготовления любого существа: и гарниры составлялись исключительно из свежих листьев и плодов, и еда на момент проглатывания ощущала себя на вершине блаженства. Никаких гормонов стресса!
  Как же всё переменилось — каждый кусок давался с боем, кажется, все силы уходили потом на согрев тела и отдых, и почему-то было все время неприятно — словно Дракон плавал в холодной жидкой похлёбке всё кругом было блёклым и сероватым. Где прежняя лёгкость и самоуверенность? Куда подевалась возможность воспарить легко и без напряжения, только радость от движения были, теперь же — больно, хоть даже и не шевелишься, само тело стало рвать себя собственной тяжестью.
  На пороге пещеры продолжали важно скрежетать гуси. Им было хорошо — лучше чем Дракону, поэтому он потянулся к их сознанию... вот так. Хоть и с перьями, зато поел жирненького и с витаминчиками. Прошлогодняя клюква в их зобах и желудках была воспринята уже как лишь малое неудовольствие. Камин слабо грел, но всё же это было лучше, чем сквозняк от входа. Дракон подумал, что, наверное, могли появиться новые тюлени, и тогда дело пойдёт веселее. С крабами надо пообщаться.
  Вот так, осторожно и неспешно рассуждая, чтоб не усилилась головная боль, Дракон вытянул своё тело из пещеры и спланировал, тихонько оттолкнувшись от скалы, к самому краешку земли. Волны с шипением шлёпались и растекались между камней, иногда жирно плюхались, и крабы сообразив, что Дракон опять пришёл побеседовать, со скрежетом кинулись прятаться в щели. Дракон про себя улыбнулся и приступил к сбору информации — крабы, при всей жёсткости панцирей, были пикантными и приятными собеседниками, в большой массе они содержали кое-какие полезные сведения. Насытившись, наконец, умственной и прочей пищей, Дракон затушил костерок из водорослей, который делал собеседование гораздо приятнее хотя бы для него, и поднялся сначала на ноги, а потом и встал на крыло: надо было поскорее разузнать про магию и целителей этого мира.
  Лететь было почти приятно — солнце грело спину, кровь побыстрее забегала по сосудам крыльев, прогревшись в тонком слое перепонок. Почувствовав знакомый, хотя все же заметно отличавшийся, запах волшебства, Дракон поискал — где бы спуститься? Кажется, на широкой дороге в лесу было подходящее расширение — он впишется. Складывая крылья, выпустил вперёд задние ноги и только тогда разглядел, что садится на какое-то населённое место.
  Это была деревня — как ещё назвать кучку ямок с деревянными настилами сверху и большим забором, да мечущимися курами и ещё какими-то созданиями? Дракон приземлился и принялся рассматривать, что же тут мельтешило и откуда тянуло волшебством. Вытягивая и изгибая шею следить было неудобно — оттуда полетел всякий мелкий сор, раздался неразборчивый визг и даже кто-то двинулся толпой на Дракона, но всё это было не то — много страха, злости, а еда должна бы пребывать в эйфорическом и расслабленном состоянии, иначе вреда больше, чем пользы. Но волшебство было, немного, но всё же настоящее и свежее. Только в чём же оно?
  Увернувшись от тучи мусора, которую с воем и причитаниями запулили в Дракона местные люди, он переступил через их стайку и начал лапами разгребать сор жилищ. Где-то тут, с краешка, пахло свежей магией, и, в какой-то момент, запах стал особенно острым и ярким. Дракон торопливо поднёс лапы к глазам — рассмотреть, чтоб потом находить это поскорее. В сложенной лапе барахтался человек, вопя «абракадабру» и размахивая чем-то неаппетитным, вроде сушёных косточек или веток. Дракон принюхался попристальней — сложно сказать, что именно было волшебным, но определённо, что-то в этом наборе из тряпочек, шкурок, камешек, веточек и косточек было источником магии, причём довольно активной, и Дракон, с облегчением вздохнув, облизнул находку и решил возвращаться к себе — отдохнуть без помех, в тишине, разобраться с находкой — сил уже было побольше. Едва Дракон взлетел, его находка курлыкнула и затихла, магии поубавилось, но она всё же была. И Дракон заторопился обратно.
  В пещере было потеплее — солнце грело, камин подавал тепло исправно, даже озерцо с водичкой было полным, до краев, и слегка парило. Дракон, не выпуская находки из лапы, прошёл сразу в воду и устроился со всеми удобствами, расслабившись и отогреваясь. Наконец, поднял снова лапу к глазам и принялся изучать находку.
  Человек вовсю кашлял и чихал, после промывания в тёплой водичке его стало словно меньше. Зато волшебство пахло нежнее. Дракон тронул кончиком языка человека — где же волшебство?
  Хватит меня лизать, дохлая образина! - раздалось отчётливо в голове и под сводами, - приказываю тебе: изыди!
  Вне сомнения — этот человек верил, что он может приказывать Дракону. Означало это лишь одно — человек считает себя волшебным. Дракон откашлялся и спросил:
  И часто тебе удаётся изгонять образин? - Дракон повернул голову боком, чтоб рассмотреть повнимательнее человека. На шее всякие ремешки-камешки, есть на руках мелкие несъедобности, одёжка расползается... Может, дело в камешках?
  Я! Да я! - человек запнулся подбирая аргумент поубедительнее, - у меня столько заклинаний защиты, что тебе никогда не одолеть!
  Покажи, пожалуйста, - кротко попросил Дракон, всё примериваясь: глотать уже, или в этом не будет пользы? Количество волшебства было стабильно, но хотелось большего.
  Собеседник в лапе примолк, а потом затянул что-то торжественное и некрасивое. Дракону не понравилось. Он снова тронул языком человека, примерил к передним зубам для полноты ощущения — как там волшебство? Есть ещё?
  Постой-постой! Ты же всё равно сдохнешь тут, а я тайну знаю! - заверещал человек. - тайну, как тебе вылечиться!
  Это уже было похоже на дело, и Дракон молча поставил человека на край озера, на узкий оплавленный бортик из гранита. Краешек бы гладкий, как полированное стекло, узенький, и наверное, человеку было страшно и неудобно, зато он стоял навытяжку и торопливо докладывал:
  Тут такое дело — вам, драконам.. нужно много солнца, много еды и волшебство чтоб было. Солнца тебе тут не добыть — мир наш сумеречный, по сравнению с твоим, ничего тут не поделаешь, зато можно хвори снять и волшебством разжиться! Это поможет, точно! Хочешь, я тебе амулет дам? Волшебный!
  Давай, - с готовностью согласился Дракон, - что такое амулет?
  О, это такое дело. Такое дело... - заважничал и заторопился человек, - кстати как тебя зовут? Не подумай, я это так, другие тоже спрашивать будут.
  Человечек пытался темнить и врать, это для Дракона было очевидно. Но пока все было терпимо — сначала надо разобраться, что за волшебство у этого мира, как его добыть, а уж потом... и Дракон облизнул губы.
  Вот, вот он! - торжествующе пискнул человек, с усилием удерживая равновесие на узком гранитном краешке, - самое для тебя!
  В руке у человека и впрямь что-то лежало, излучающее мягкое волшебное свечение. Оно было крошечным и Дракону пришлось приложить изрядное усилие, чтоб рассмотреть — маленький предмет, блестящий, круглый, и на боку сияло нечто прозрачное, отбрасывающее искорки. Дракон молча намекнул, подавшись поближе головой к человеку — что это? Объясняй!
  Это мой амулет, - с некоторым превосходством отозвался человек, - самый первый и самый простой — с горным хрусталём. Один камешек. Но хорошая огранка. Нормализует давление, очищает сосуды и позволяет бороться с головокружением и унынием? У тебя же уныние? Вот! А давай, я тебя к мастеру амулетов свожу? Только золота надо найти где-то, и тогда он тебе хоть шар хрустальный сделает, хоть бусы на всю шею!
  И много надо золота? - поинтересовался Дракон, как обычно, уже испытывая некоторый голод и соображая про обед.
  Да воз хотя бы, - деловито отозвался человек, прикидывая про себя что-то про проценты и отчисления, - и ведь мне за посредничество надо? Ты же без меня мастера амулетов или лекаря не найдёшь!
  Нисколько не сомневаюсь, что только с твоей помощью, - задумчиво отозвался Дракон. Человек пребывал в явной эйфории, что никак нельзя было упустить, да и сыт «абракадабра» поболее тех гусей...
  
  
  
  
  Часть IV. Собирательство.
  
  Переживая воспоминания этого «абракадабры,», Дракон выполз на порожек пещеры. Как раз хорошо грело заходящее солнце, было сравнительно не холодно и всё было ласковым и нежным в розовато-золотистых лучах. Дракон крутил в лапе, поворачивая ловкими длинными пальцами, талисман того говоруна-волшебника. Талисман рассказывал недолгую и трогательную историю — это был подарок от женщины, которая с любовью и надеждой покупала это колечко, чтоб камень приносил удачу и напоминал о нежной дарительнице. Дракон почувствовал, что незатейливая история приятно греет, и с удовольствием подставил камешек лучам — посмотреть, как блестит. Радужные искорки брызгали и метались при каждом повороте колечка, и Дракон сыто и успокоенно вздыхал — тоски и болей как будто поубавилось. Помогает. Интересно, а если камешков было бы не один, а, скажем, три? Бывают ли другие камешки?
  К утру интерес созрел и оформился в настоятельную необходимость найти какого-нибудь мастера талисманов или хоть специалиста по лечебным камням — с утра был лёгкий озноб и еле работала голова. Преодолев слабость и сердцебиение. Дракон выбрался из пещеры и решительно взмыл в воздух, держась над ещё холодной сушей. Не было восходящих потоков, приходилось тяжко хлопать крыльями по сырому вязкому воздуху, но Дракон спешил к сгущению людей — к городу. Там запах волшебства чуть ли не тонул в прочих неприятных сигналах, но волшебство было, и сравнительно много.
  В городе, казалось, не успели ещё заснуть ночные гуляки, и кое-кто тушил факелы, а хлопотливые прачки уже спешили к реке, встречаясь по дороге с молочниками, зеленщиками — всеми теми, кто подвозил в город провизию. Деревенским было важно успеть пораньше всё продать, да и быть дома до полудня — дела! Прачки тоже спешили к мыльням, к местам для кипячения, мосткам для отбивания и полоскания. Решительные это дамы — и рука крепка, и замах отработанный. Дракон оценил расстановку сил: у реки все очень и очень деловито, в другого конца — сонное царство, значит, брать информацию придётся у реки? Нет, посмотрит-ка он там, где совсем сонные обитатели еле ползают. Дракон тихо спланировал и приступил к осмотру городской стены и крайних улиц. Кто-то лежит у стены — нет, это негодная еда. Кто-то идёт, пошатываясь. А вот, кажется, то, что нужно — важный господин в коробочке на перекладинах, несут его споро два других человека да вслед едва поспешает ещё юнец. Все ли нужны? Пожалуй, только двое — тот, что в коробочке, и тот, что бежит, догоняя. Их дракон и уцепил, с удовольствием ощущая возросшую силу в крыльях.
  
  
  На следующей неделе, как милая блондинка получила обещанный ей мужем горный хрусталь, она вновь была в той же гостиной, но уже с неудовольствием крутила в руках нитку, тянущуюся от клубка, да ещё очень хорошенький крючок для вязания — маленький, изящный, с золочёной головкой. Пряжа была тоже умилительно приятного тона — палевая, отблёскивающая серебром на солнце. В одной нежной ручке даже был начатый кружочек — начало для салфеточки, но тыкать снова в нитки крючком, подхватывать, нырять да провязывать петли ужа осточертело. Время было тоже ни то, ни сё — ни визита, ни прогулки, даже почту только мужу приносили. Мысль о муже повернула в интересное русло, и дама поспешно отложила вязание, выбросив из головы все затеи про ирландское кружево и оставив только заботы о модных тенденциях сезона.
  Муж, как и следовало из распорядка дня, был в кабинете — работал, наверное. Он шуршал пером по бумагам и не обратил казалось, внимания на нежную красавицу, так трогательно обрисовавшую платьицем, придерживаемым рукой свой ещё более округлившийся животик. Только кивнул, будто сам себе и тихо пробурчал:
  Ну, что сейчас? Погоди три минуты...
  И он снова сунул нос в бумаги. Красавица даже не сделала вид,что обиделась — она и не обиделась ничуть, а тихонько прошла и села на хорошенькую скамеечку у ног мужа, пристроившись к его бедру. Так она прождала действительно не более трёх минут.
  Ну, что? Нашла свой браслетик? - муж отложил перо и даже убрал бумаги, что свернул, что сложил в бювар. - Иди сюда!
  Поднял даму со скамеечки, и перешёл, ведя её осторожно под локоток, к диванчику, стоявшего поодаль от с тола, у стены.
  Я его тут же нашла, дорогой, - гордо задрав изящный носик, самодовольно сообщила дама, - просто вслух пообещала, что кто украл мою вещь, того эта вещь ночью удавит. И пообещала, если вернут, обменять на нечто более ценное!
  И что, так прямо и отдал? - заинтересовался мужчина, с некоторой улыбкой превосходства любуясь женщиной. Какая она всё же миленькая! И очень очень хорошей семьи, замечательно воспитана, настоящий бриллиант! Мужчина по-своему даже обожал супругу — он почитал её за изысканность и редкость, ему нравилось в ней все, а особенно — что её можно вот так, беречь, хранить и баловать в разумных пределах.
  Почти. - Женщина чуть опустила головку, украшенную на этот раз всего лишь парой серёжек, и прошептала, - я немного поторговалась. Он просил пару улиток, я дала ему три. Но чтоб только он сам их нашёл в саду! Вот! - и женщина протянула ручку, на запястье которой и вправду блестело то самое украшение — браслет в одну нитку бусин горного хрусталя.
  Ты у меня умница и настоящее сокровище, - умилённо сообщил муж и тут же поцеловал протянутую ручку — и приятно, и как бы подарок уже сделан, рука не пуста.
  И у меня проблема: в новом сезоне девиз - «Экономия». Ты же умный, подскажи, как мне избежать этих... таких, серых противных вещей, которые называют «скромными», «дешёвыми» или там «купленные из экономии».
  От таких слов тонкие и без того высокие брови мужчины полезли вверх. Он даже примолк, поглаживая жену по нежной щёчке согнутым пальцем. Что-то пришло, наконец, на ум. Губы его чуть шевельнулись в сдерживаемой улыбке — только краешек губ, но выглядело это так понимающе и … он знал, что вот сейчас неотразим и жена готова забыть всё и только самой на него любоваться...
  Это на будущий сезон затея? Как в столицу поедете? Милая, вот тебе отличная идея из давнего экономиста: «Мы не настолько богаты, чтоб покупать дешёвые вещи». Советую, родная, просто подобрать себе полный гардероб из очень дорогих вещей в классическом стиле. Уверен, твои подруги до такой экономии не додумаются.
  А браслеты и серьги? Эти оставить? - в ушках качнулись яркие подвески, на запястье блеснули брызгами бусины.
  Конечно, нет, дорогая... раз ты будешь стараться задавать тон, то, значит, и камешки подберём тебе из таких, которые всегда дороги. Для экономии, чтоб не терять в стоимости при смене моды!
  Целых две минуты нежная белокурая красавица выражала свои восторги и любовь своему блондинистому супругу. Затем с облегчением покинула его, заранее предвкушая, как она им всем покажет, своим приятельницам, почём экономия! Значит камни, цены на которые не падают? Бриллианты, рубины, сапфиры... изумруды? Или они её бледнят?
  
  
  
  
  Дракон не стал уносить свои находки далеко от города. Выбрал участок редколесья, почему-то покрытый густой прошлогодней травой да тощими прутиками, опустился там. Разжал передние лапы, которые до того держал сложенными в подобие корзиночки, вытряхнул на траву свою ношу. Из обломков коробочки нехотя выбрался человек, посмотрел вверх, сел на обломок коробочки который был поровнее, и что-то забормотал. Вдруг он привстал и стал оглядываться.
  - Виллим! Виллим, негодный мальчишка неужели ты тут? Давай, иди, садись рядом, говорю тебе!
  Голос был негромок, уверен и с некоторым повелительным металлом. Дракон с интересом принюхался и прислушался: да, это оно, волшебство. Что-то мерцало, но, кажется, было не совсем то, что нужно. Или нужно, но не таким образом. Вот он, второй его экземпляр: сидит, притих, позади большего и, наверное, старшего. Наконец, Дракон решил спросить сам:
  - Вы волшебники?
  И лизнул того, что поменьше.
  - Я доктор, - непонятно, но, по крайней мере, не соглашаясь, отозвался старший, а младший только задрожал, стал мокрым и прижался к старшему. - Тихо, Виллим, тихо. Если умереть — так ты же знаешь, от этого не спрячешься даже в самой роскошной кровати. Ты просто съешь нас, или загадки будешь задавать?
  Старший вытащил из одеяния, попутно что-то на нём поправляя и отряхивая, кусочек ткани, помягче прочих, как на вид показалось дракону, очень сильно и приятно пахнущий, и вытер им лицо. Дракон решил разобраться точнее с источником: теперь волшебство словно мерцало, набирая силу, так, что хотелось потрогать его. Тронуть языком ещё разок? Старший всё смотрел на Дракона, и вдруг сам спросил:
  - Ты болен? Голова болит?
  - Откуда знаешь? - Дракон даже лизнуть забыл — так неожиданно было положение. Еда обычно очень суетится о себе, или так зачарована своими восторгами, что ни о чем не спрашивает, а тут про его здоровье интересуются, - ну... есть немного.
  - Давно болит? - уже деловито и спокойно, заинтересованным тоном продолжал расспрашивать человек, - только голова, или ещё и горло? Рот открой — взглянуть надо.
  Голос подействовал — Дракон от неожиданности ли, от любопытства ли, но рот разинул и замер, опустив голову на почву, прикрытую травой. Доктор, как назвал себя старший человек, принялся щуриться, приглядываясь. Сквозь зубы процедил «Виллим, зеркало, да и бежал бы ты отсюда скорее», и совсем бесстрашно подошёл к самым зубам. Он деловито осматривал что-то во рту тянул рукой за слизистые, потом внезапно заинтересовался глазами. Набегавшись вокруг головы Дракона, он вздохнул и сел, снова вытирая сначала руки, потом — голову, уже другой тканью, кусок был другой, но Дракону уже было не столь хорошо, как с утра, не до этого... но доктор продолжил:
  - - Тебе, как созданию нездешнему, явно нужно нечто особое — чудо. Лучше всего бы чудо, чтоб перенестись в свой мир. Такое возможно?
  От изумления Дракон рот закрыл, не проглотив доктора, хотя уже подумывал об этом.
  - Возможно, но для меня не выход. Дальше!
  - Тогда тебе нужно чудо исцеления... как насчёт познакомиться с целителями? Доктор, если бы меня спросили, дело нечудесное, он просто труженик. Вот целители, они как раз практикуют по чудесам. Ты бы смог сменить облик?
  Новый вопрос поразил Дракона — о таком он не слыхивал. В своём мире никогда этим преобразованием он не занимался!
  - Ты попробуй, хоть в Виллима хоть в меня превратиться. Может, и получится — тогда начнём с тобой визиты к целителям делать. Мне уже интересно — кто же из них в самом деле волшебник — чудеса-то бывают, больные иногда исцеляются!
  Дракон запыхтел, озадаченно — как пропитаться в этом облике, хотя бы не лучшим образом, он знал, а такие мелкие — они как справляются? Он недоверчиво покопался в мыслях доктора. Там вдруг возникли изумительные картины с какими-то кусочками мяса, с овощами, вазы в фруктами... Дракон даже позволил себе немного вмешаться в эти картины и подправил на свой вкус. Картины дрогнули и чуть поблекли, но тут же восстановили яркость и детальность. Доктор тихо вздохнул.
  - Ты как вообще с волшебством — что само получается, то и делаешь, или есть общий принцип, как ты создаёшь что-то?
  Дракон подумал об Элементалях: обычно хватало того, что можно было подумать об одном из видов: Земляном, Водном, или Воздушном, тогда всё приходило в движение. Но сами тела Драконов — они-то какие? Он вздохнул — всё больше хотелось поесть, отдохнуть, снова защипало в глазах, у ноздрей... и стало тяжело в голове. Опять вздохнул, неловко поперхнулся сажей, закашлялся. Всё это доктор наблюдал со спокойным интересом и даже что-то соображал, он снова принялся ходить кругом головы, потом вообще осмелел и принялся прикладывать к коже на боках руки, трогал крылья и изучал на просвет их перепонки.
  Наконец, он подошёл снова к голове Дракона и неожиданно предложил:
  - Ты попытайся по моим воспоминаниям представить, что ты — это я в молодости. Молодой я был ничего себе... бойкий. Попробуй. Так же, как ты это делал с воспоминанием о моём обеде — только постарайся увидеть таким себя.
  Дракон был, мягко говоря, готов съесть собеседника и хоть так воспользоваться силой доктора, но возникшая в голове его картинка молодого, сытого и очень довольного жизнью доктора была так заманчива(а тот чувствовал себя необыкновенно хорошо, что-то напевал и куда-то стремился), что Дракон буквально в момент втянулся в созерцание и примеривание к себе этого дивного, ни разу не опробованного, состояния. Как же здорово, когда ноги стройны, сильны, ловко выплясывают, а руки так ловко подбираются к... а что это с ним?
  - Готово, братец, получилось. - Голос доктора был сух и напряжён, видение исчезло, зато оказалось, что мир качается немного и всё такое большое... - Виллим! Виллим, пропащая душонка, вылезай, где ты?! Сейчас мы этого... Дерека, скажем, дальнего моего родственника по материнской линии, приоденем и побредём в город. Давай, давай сюда, мальчишка!
  Что было далее, Дракон не помнит, но потом Виллим, оказавшийся терпеливым и толковым товарищем для Дракона, описал, как они тащили спотыкаясь и помогая друг другу, своего нового пациента, приодев в то, что было из запасов доктора Пульвиса, что было с собой в портшезе. Как дошли к полудню до дома доктора, как доктор объяснил своё приключение с крылатой тварью и спасение исключительно правдиво (сравнительно)...
  К вечеру Дракон был сыт, напичкан всякими настоями и намазан согревающими составами, сидел у камина в глубоком кресле и учился удерживать свою новую компактную форму. Доктор набросал ему план действий, с которыми Дракон вполне согласился. Особо обговорили, что есть сразу на месте целителя, если даже он покажется шарлатаном и обманщиком, нельзя. Доктор на этом особо настаивал, уверяя, что остальные точно попрячутся, так, что всякое исследование прекратится. Дракон, правда, считал, что надо бы просто вернуть то возвышенное и прекрасное состояние души, в котором он пребывал первые два часа как обрёл человеческий облик, но доктор сказал, что опьянение, которое он знавал в юности — вовсе не здоровье. Хотя, конечно, приятно. Заодно обсудили список кандидатов в волшебные целители. В первый список попали некая Бабушка-Ромашка, большая специалистка по разысканию порчи гаечкой, и снятию её осиновым чурбачком; лекарь Утрика, что хорошо знает толк в индивидуальном питании и про полезные травы и орехи; ещё был вариант пойти к целителю голодом, но Дракон засомневался, а тут и Виллим прибежал с новостью, что того целителя месяц назад, всё же похоронили. Незадача! Тут доктор Пульвис припомнил про ещё одних целителей которые исцелялись организованно — эти по утрам к реке все собирались, там бы и поговорить с ними, посмотрев на их практику.
  Спать отвели Дракона-Дерека в комнаты, натоплено было жарко, а постели были грелки, и ещё накрыли — сначала Дерек не понял такого обычая, но, пригревшись, похвалил людскую выдумку.
  
  Часть V. Систематизация.
  
  Утро было для дракона странным — его подняли, причём сам доктор Пульвис, быстро напомнил что надо держаться человеческой формы, что-то всунул в рот сразу выпить какие-то горькие настои, потом сам занялся прочими делами с одеванием-кормлением и умыванием Дракона, и, только выйдя с доктором на улицу, Дракон понял, что, во-первых, почти вся улица спит ещё, на улице — мерзкий холод и они идут, завернувшись в тёмные тёплые одежды, куда-то к реке. Их трое — с доктором и Дереком поспевает, подскакивая и жутко зевая на ходу, Виллим.
  Несмотря на отчаянную сырость и холод, у берега, прямо на нерастаявший снег, сбрасывали одежду какие-то люди. Некоторые, правда, пристраивали на кустах, чтоб не промокли, совершенно босыми ногами они шлёпали по снегу (Дерек снова внимательно посмотрел на свои ноги в тёплых сапогах), потихоньку сползали на речной лёд, топали по льду до дыры в нём, из которой торчала лестница. Придерживаясь за эту лестницу, люди потихоньку слезали в воду, опускаясь в неё полностью. Вылезали потом, и топали по льду совершенно счастливые. Далее Дерек (Дракон про себя решил так называться, чтоб ненароком не вырасти тут же) с интересом наблюдал приход главы этой целительской школы, как он понял.
  Сам руководитель и наставник пришёл в ослепительно белых одеждах и босиком, держался важно, имел вид невероятно благостный и ухоженный — так бы и съел! Он шёл быстро, на утреннем ветре развевались свежеотмытые и начёсанные волосы причёски и бороды — Дерек не без интереса отметил тщательную расправленность по груди и плечам, в этом было некое кокетство. Ноги были не только босы, ещё и красные, и крылья носа были того цвета, что явно показывали: мёрзнет целитель! Зачем мёрзнуть? Одежды все новые, наверное, и на обувь бы хватило. Дерек снова оглянулся — побывавшие в ледяной воде стояли на снегу, обсыхая, некоторые тщательно вытирались и одевались. По снегу бегали совершенно голые мелкие дети. Маменьки хлопотливо то обливали их водой из вёдер, то тёрли снегом.
  Здравствуйте, добрые люди! - высоким голосом сипло пропел целитель, - здравствуйте.
  Публика в ответ довольно стройно поздоровалась некоторые подошли поближе, что-то говорили про энергетические каналы, поднимая поочерёдно ноги. Они тыкали в дырочки какими-то деревянными метками и вслух хвастались, что каналов стало больше, и протаяло теперь глубже. Целитель смотрел внимательно, и было занятно — у кого из подошедших была поза заинтересованного собеседника — на одном уровне плечи, смотрят в глаза, у кого — радостно-подчинённая: стремление стать пониже, заглядывать снизу вверх, как бы ненароком показывать неприкрытую от укуса шею. Только хвостами не виляют!
  Вдруг по толпе любителей хождения мокрыми и по снегу прошёл словно ветерок — заволновались и радостно заоглядывались: к берегу подходила другая группа.
  Вёл её совершенно седой крепыш, могучего сложения, почти лысый, с жизнерадостной улыбочкой на красноносом лице.
  Его «Здравствуйте!» было очень энергичным и раскатистым, все заулыбались ещё при приближении, а уж отвечали в полнейшем восторге. Публика явно обрадовалась, подходили здороваться куда живее, потом сам старикан разделся, сложив небрежно одежду на руки встречающих, и гордо пошёл, босиком и в минимальном одеянии, к воде. Войдя в воду он смачно крякнул и немного проплыл даже, вылез и с удовольствием стал растираться большим куском мягкой ткани. Чувствовалось что в теле есть изрядный запас сил — движения были очень уверенные. Но всё же — есть в этом волшебство, или нет? Дерек всё никак не мог понять — нечто, кажется, было.
  - Ну, что? В самом деле можно ждать чуда? - поинтересовался шопотом на ухо доктор Пульвис. Дерек от неожиданности даже подскочил
  - Не уверен. Есть что-то, оно возникает между людьми, но не в них. Непонятно — как поймать? - Дерек улавливал нечто особенное, когда прислушивался к разговорам. Волшебство было. Тут внезапно раздался тонкий, со старушечьими интонациями, голосок от той женщины, что стояла, словно спрятавшись позади первого, бородатого, целителя. Женщина верещала напевно, словно в забытьи, речитатив с повторами. Там было что-то про природу, великого Простеца, и что все кругом растут и зеленеют. Публика позакрывала глаза и тоже про себя загудела. Дерек почувствовал, что некое волшебное воодушевление едва ли не поднимает его над холодным мокрым, в раскисшем снегу, берегом, и что-то такое было светлое и голубое, похожее на небеса его родного мира, прямо расправляй крылья — и лети! Дерек чуть так и не поступил, но кто-то громко чихнул, и волшебство пропало. Кто-то нервно хихикнул, первый целитель что-то мрачно и угрожающе загнусил, второй нахмурился и отпустил шутку, несколько непонятную. Далее всех стали приглашать на трапезу, и публика принялась одеваться поспешнее.
  - Нам с ними? - поинтересовался Дерек у Пульвиса.
  - Если ты чувствуешь любопытство. Есть волшебство исцеления?
  Ответ пришёл неожиданно и не с той стороны, откуда ждали: кто-то, отчаянно кашляя, побежал, кутаясь, от берега. И вслед ему первый целитель бросил «он мало верит», женщина, что голосила про природу, пискнула «он боится и у него неправильный настрой», а старикан сообщил:
  - И всё потому, что неправильно воздерживался от пищи и ел дрожжевые пирожки!
  Все закивали и засобирались с берега, подходили всё больше к старшему, и быстро разбегались. Лишь откровенно тщедушные и слабые жались к старику и заискивающе что-то рассказывали про то, как им стало лучше, спрашивали советов, но, казалось, им важно было, чтоб их хвалил патриарх.
   - Не волшебство? - полуутвердительно спросил Пульвис.
  - Если бы можно было, я б сразу съел старика, очень жизнерадостный и с запасом сил, - откровенно признался Дракон, - волшебства нет нисколько. Есть вера, она некоторым из них помогает. У нас есть кто-то ещё на сегодня?
  - Вечером, - отозвался доктор Пульвис, - мне пора к своим пациентам, да и поесть надо. Как самочувствие — не хуже?
  Дракон Дерек с изумлением подумал, что да, не сказать, чтоб идеально, но куда лучше. Только в горле першит и усталость чувствуется. Он так и объяснил, доктор кивнул головой и все пошли обратно в дом. Там хозяин распорядился Виллиму сделать для Дерека полоскание и держать ноги в тепле, велел прислуге подавать второй завтрак, и потом, поев, отправился в сопровождении Виллима по визиты. Дереку же дал просмотреть забавные свитки с картинками от другой целительницы. Дерек было принялся читать, но внезапно уснул.
  Сны его были настолько удивительными, что он не преминул рассказать про них доктору.
  Доктор пришёл, правда, ужасно усталый, долго топал внизу, покрикивал раздражённо, менял одежду и пил сначала какие-то чаи. Потом Виллим, прикрывая рукой пламя свечи, чтоб не задуло, влез к Дереку на верх дома, в мансарду, и позвал к столу, ужинать и поговорить. Дерек, вспомнив, что и вправду не ел давно, спустился быстро, и Виллиму пришлось напомнить, что надо идти на двух ногах, хотя, как он понял, у ящеров есть преимущества в беготне по крутым лестницам. Но одежда рвётся! Дерек с недоумением посмотрел - о, в самом деле, это почти его прежние лапы, с тонкими сухими пальцами, длинными когтями да и голова на уровне перил лестницы, а утром, он помнил, перил касались его руки! Как же он выглядел? Порылся в памяти и почувствовал, что снова голова кружится, в желудке больно сосёт что-то и быстрее заторопился вниз, стуча по ступенькам когтями и хвостом. Доктор едва не заорал при виде Дерека, но быстро собрался и строго напомнил про облик.
  Внушение подействовало, и Дерек не без смущения принял вертикальное положение, позволил себя одеть в подобие мантии и усадить за стол. Руки омыли поспешно, но тщательно и доктор злобно напомнил, что в мире есть болезни, проистекающие вовсе не от недостатка волшебства.
  Подавали на этот раз всё обильно сдобренное какими-то едкими травами, и доктор советовал это есть, чтоб поднять «жизненные силы». Наконец, после еды, не покидая мест, Дерек и его гостеприимный хозяин принялись обсуждать виденное и строить планы.
  Виллим был тут же, хотя за стол не садился — иерархия тут соблюдалась очень строго.
  Дерек,припомнил и рассказал свои видения: про бойкую нестарую особу, которая ловко крутила какую-то железку с дырочкой на шнурке, и что-то втолковывала, что первое дело всякой разумной и самостоятельной женщине обзавестись с кошеле и кармане жёлудем, а в постели — чурбачком осиновым, лучше с зелёной корой. Рассказал про то, что речь была вся в уменьшительных и ласкательных названиях, с повторами, тягучей. Потом, поглядывая на блюдо с грушами, припомнил удивительные рецепты еды — всё какую-то траву дама собирала, резала, толкла, потом смешивала с корнеплодами и яйцом, то есть было много мороки, но как можно есть это, Дерек и Дракон в нем не понимал.
  - Да только с очень большой голодухи, - насмешливо фыркнул Виллим и поспешно присел за спинку кресла, чтоб не достала метнувшаяся рука доктора, - я правду говорю!Лопух безвкусный, одуванчики или такие же водянистые, или горькие, сныть воняет, как жижа болотная, зачем это есть? Да только в большой неурожай!
  Парнишка выглянул немного из-за спинки стула и тут же был схвачен крепкой хозяйской рукой:
  - Быстро, за чаем сбегай на кухню... специалист самого широкого профиля, - насмешливо, но не зло сказал доктор. Когда подросток убежал(как оказалось, Виллим считался ещё почти ребёнком, и жил в учениках, работая и обучаясь у доктора), Пульвис усмешливо добавил, - в целом верно, но про успешных целителей говорить плохо не принято.
  - Так она вылечивает, исцеляет? - с надеждой спросил Дерек.
  - Скорее, не вредит и дает зарабатывать мне, - ответил доктор, - у меня после неё пациентов хоть отбавляй, хотя и я к ней направляю. К примеру, дама одинока, и это — её главная проблема. Она может ходить по врачам, жаловаться на всякие признаки болезней, но главное — кто бы её выслушал. Таковых немного, в основном все норовят сами что-нибудь ей рассказать про себя. Выход как раз в этой «подушечке с травками», так сказать: она встретит, уболтает до полного онемения, продаст книжечку рецептов или укажет лавку, где такую купить, и ещё потащит с собой на прогулку. Пособирает наша дама травы, понагибается под каждый куст — и что-нибудь, да новое в себе ощутит. И ей приключение, и потом всем есть что рассказать, а уж как начнёт готовить...
  И тут пришёл с кухни Виллим с чаем, принялся наливать по чашкам горячий настой, и разговор прервался. После чаепития Дерек продолжал допытываться, отчего всё же приснилось всё это ему — и дама, и её рассуждения про чурбачки.
  - Пишет она неплохо, очень наглядно. Мне бы так писать инструкции про чистоту отхожих мест, - буркнул доктор. - Завтра сам увидишь её. Наверное, Всё, я устал, вечерняя доза настоев, и всем спать!
  Настои Дракону почти полюбились — они были сладкими, с кусочками фруктов и цветами. Пахло всё это чудесно, и даже становилось как-то весело после них засыпать. Во сне он летал над цветочными полянами и предвкушал какое-то удовольствие, обязательно вкусное и очень свежее.
  Утром разбудили сравнительно поздно, потому как целителей, верящих в великого Простеца и природу с холодной водой, более решили не беспокоить. Дерек поднялся уже когда было светло и в доме доктор вёл приём. Снизу раздавались негромкие покашливания, густой уверенный голос доктора Пульвиса и изредка — быстрый топоток Виллима, сразу после зычного докторского «Recipe!», помощник бежал в тёмную кладовку, называемую аптекой и приносил оттуда сразу или погодя требуемое. После окончания приёма, когда последний посетитель был сопровождён вместе с его натужным кашлем, заботливым Виллимом за порог и дверь за ним закрыта была на замок, Дерек сам спустился, предварительно одевшись — только не сразу вспомнил, что хвоста люди не имеют, по крайней мере длинного и шипатого.
  Внизу его ждали, и сразу же доктор осмотрел рот, зев, расспросил о снах, самочувствии, постучал по груди и послушал. Хмыкнул, поинтересовался, сколько же сердец и Драконов? Дерек честно ответил, что не знает, но, подозревает, что это неважно. И тут завязался преинтересный разговор про сердце, зачем оно, при причём может быть чурбачок для спокойствия в жизни и важно ли, чтоб осинка была зеленокорой. Доктор придерживался той линии в разговоре, что главное — не мешать природе делать своё дело, а какие при этом делаются пассы или толчётся глаз лягушки, вынутый у пойманной в полнолуние за колодцем или где ещё бедной животинки — дело десятое. Виллим резко, насколько успевал, выговаривал против всяких целителей припоминая запущенные грыжи и тяжёлые простуды. Доктор соглашался, но напоминал, что в некоторых случаях только природа исцелит: те же чурбачки. К примеру, живёт барышня кисло, никому вреда не приносит, радости — тоже. А как начнёт шастать по лесу, да с травками-цветочками — и с букетами ходить начинает, и готовка у неё разнообразится, и румянец посвежеет, опять же — фигура стройнеет от упражнений и твёрдой уверенности что котлета из свиньи вредна, а надо только пюре из рогоза делать! Не помрёт, так осанку выправит, сладость в ухватках появится и точно кто-нибудь с ней задружится, не сказать бы прямее. Про железку с дырочкой на шнурке прямо ничего сказано не было, но из умалчиваний Дракон понял, что доктор и Виллим полагают, что всё дело в пульсовых толчках крови в пальцах — железка всё одно будет как-то крутиться, неважно, есть ещё какие силы, или нет. Кроме ураганного ветра, разумеется.
  - Доктор, подумайте, как можно вот так, одними дикорастущими травками питаться? - горячился, бывало, Виллим, - Это сколько она должна проходить, каждый день всё дальше и дальше от дома, чтоб надрать для своего салата одуванчиков, к тому же — ещё нерасцветших? Лигу, три лиги? Или сколько ей надо насобирать непременно дикорастущей лебеды в суп? Она же всех зайцев, наверное, голодными оставит, едва только всерьёз возьмутся её больные за эту еду. Помните, как господин Глицериус искал крапивы — извёл её на свои лечебные настои? На следующий же год занимал её у соседей. А госпожа Алтея? Та, что потом лечила у Вас, доктор, свою язву? Ей посоветовали лечиться тёплой кашицей из свежесобранных плодов дикой яблони. А обострение-то весной, какие свежесобранные яблоки?
  - У неё ещё и слишком едкий был пищеварительный сок, - вспомнил доктор Пульвис, - кислые яблоки усугубляли боли. Но ведь, скажем, напитки горькие из полыни и цикория в самом деле иногда помогают? Пара-тройка случаев были, точно помню!
  Доктор хотел быть справедливым, помощник его веселился, припоминая разные истории.
  - А её советы питаться кашей из рогоза и желудей — помните? Когда советник Крогиус попытался питаться ей — как он запасал эти корневища, как перекопали его слуги все озеро, потом сушили и чистили всё это — а каково оно на вкус оказалось? Особенно жареные молотые жёлуди!
  - Только не говори, Виллим, что знаешь этот вкус! - изумился хозяин.
  - Знаю, господин доктор, ещё как знаю, - насупился подросток, - перед тем, как уйти в город, в нашей деревне все выжившие это ели. Не знаю, сколько осталось теперь там, но живот болел и есть хотелось ужасно.
  Дракон всё это слушал и понимал: не по нему такое, сожрать оздоровлённый материал не дадут, а всю магию целого леса собрать тоже не получится, слишком малые дозы. В это время уже разговоры про другую знаменитость зашли — та тоже всё подряд лечила диетой. Сначала Дракону показалось, что в её способе творить волшебство тоже что-то есть, но расслышав про перетирание в муку семечек трав и превращение всего этого с шелухой в как бы молоко, два орешка в сутки, да поедание каш из пророщенных зёрнышек всю долгую здешнюю зиму, подумал, что только взглянуть на такую устойчивую особь — и хватит. Или в ней скрыт некий волшебный предмет, или просто живучая!
  Пару дней потом доктору было слишком много работы — приболели люди, всё шли и шли со своими хворями, или за ним посылали, и Дерек даже засомневался, оставаться ли тут — тем более, в тепле у камина, да с этими отварами, настоями, вкусной едой, он почувствовал себя очень неплохо. Смущало лишь то, что при попытке вернуться в прежний вид были всякие странности — то забывал про крылья, то оставался мал ростом. Доктор, как мог, успокаивал.
  И вот, однажды вечером, доктор вернулся в хорошем расположении духа, даже что-то мурлыкал себе под нос и за вечерней трапезой объявил:
  - Сюда скоро прибудет целитель, который себя называет магом! Понимаешь, Дерек? Маг! Лечит волшебными камнями. Так что мы с тобой записаны сразу на первый приём, готовься!
  Подробностей было немного — известно лишь что афиша была вся разрисованная титулами и званиями, и обещалось всё наичудеснейшим образом исправлять: и от всех болезней сразу, и судьбу переменить, и общие с мирами наладить.
   Последнее вдохновило и Дерека, и доктора — оба заговорили про возвращение в мир драконов.
  На следующий день поднялись затемно ещё, так спешил доктор к новому целителю попасть, объяснил, что там приём будет всё равно «в порядке живой очереди», формально запись есть, да всё одно неясно, кто её, это запись, блюсти будет, вернее прийти пораньше и занять позицию у дверей приёмной. Дракону было совершено всё равно — он с утра пребывал в унынии, голова кружилась не то, чтоб тошнило, но всё было противно и он, удерживаясь изо всех сил, чтоб не заорать на доброго доктора и не спалить всё вокруг, сосредоточился на ногах, которые ныли и никак не хотели шевелиться и одеваться, руках, которые даже расчёски держать не желали, и спине — эта вообще тянула прилечь под одеяло. Стиснув зубы и уговаривая себя , что сейчас, ещё чуть-чуть потерпеть, и там уж он наберётся волшебства, наплевав на всех, и смоется из этого убогого мучительного мира, Дракон собрался, повторил вслед за доктором инструкции, как себя вести на приёме, Дракон отправился навстречу новым приключениям.
  Объявления, написанные очень ярко и художником, очевидно не сдерживавшим себя в использовании красок, гласили, что маг и чародей ясно видит, 900 обрядов знает, от всего защитит и вообще разрешит все проблемы. Особо говорилось про знание древних драгоценных камней. С одной стороны, забавно, с другой — бывают ли новые камни? Дракон про это тут же спросил.
  Доктор Пульвис пожал плечами:
  Скажем, если вулканическое стекло, то, наверное, когда гора дышит огнём, то стекло там запекается свеженькое, но чтоб, скажем, новенький рубин был — я такого не слышал. Может, и нет его, не те времена теперь?
  Дракон стеклом не заинтересовался, поэтому замолчал, и только когда пришли к дому, в котором целитель то ли остановился, то ли сделал приёмную свою, спросил, какие камни считают драгоценными. Доктор терпеливо ответил, что все камешки, которые яркого чистого цвета, нарядные, что можно нацепить на себя и как бы украситься, все они считаются людьми драгоценными. От самих по себе толку мало, может, и вовсе нет, но наряжаться в них любят. Дракон снова было захотел задать вопрос, но доктор Пульвис сказал, что пришли и надо попытаться попасть на приём. Постучали в богато обклеенную объявлениями дверь и были приглашены внутрь.
  Доктор взял на себя роль как бы старшего родича и консультирующего лекаря, приведшего «трудный случай» на консультацию. Он прошёл первым, и Дракон услышал сначала масляный голос, не без подобострастия пропевший:
  - Здоровья тебе, изумруд ты мой яхонтовый, садись, садись, сердечный, сердце у тебя болит, так ведь? Сейчас, поговорим — легче станет.
  Помещение было тесным, точнее казалось таким из-за низкого потолка и мрака. Света было мало, и что было там, кроме большого стола и толстяка за ним — сказать было почти невозможно.
  - Моё сердце в относительном порядке и я с другим делом. Дерек, подойди ближе. - Доктор был спокоен и деловит, никаких эмоций в голосе дракон не уловил, хотя какая-то шкодливая мысль, как заметил Дракон, мелькнула у доктора в голове. - О, знаменитый и мудрый Одимантий! У меня родич болеет, и никак не помогают ему ни припарки, ни травы, ни даже полено осиновое в изголовье. Не скажешь ли какого чуда надобно, чтоб исцелился наш Дерек?
  И тут доктор вытащил из-за себя сжавшегося и скрючившегося от вони и духоты Дерека, вперёд. Целитель сидел за широким столом, освещаемой только парой масляных плошек, комната делилась на две части — поменее, где стояли пришедшие, и поболее за целителем. Стол, как прилавок аптеки у доктора в чулане, был заставлен пирамидками и кучками всяческих странных предметов — в основном это были кусочки гипса, корявые, неприятные на вид, с дырками и шнурками, продетыми в эти дырки. Были ещё пучки трав, какие-то стопочки картинок и связки свечей. Ничто из этого не было волшебным и Дерек с тоской оглянулся на Пульвиса:
  - Неволшебное оно всё. И знахарь неволшебный.
  В знахаре Одимантии и в самом деле ничего волшебного не светилось — ни в его жирной тушке, ни в одежде, ни в редкой, но старательно расправленной бороде. Самый заурядный хитрый поселянин. Таких Дерек насмотрелся, когда они приходили со своими кашлями, насморками и запорами к доктору, сначала расписывали про свои смертельные болячки, потом, как узнавали о лечении всё, интересовавшее их, норовившие спеть песню об обнищании.
  Доктор нахмурился. В это время знахарь встревоженно заверещал:
  - Волшебства и волхования природа запрещает, нет его, всё пустые измышления...
  - Про магию камней и волшебство написали, знахарь Одимантий? А вот... - и доктор сунул припасённую афишку с улицы, на которой особенно яркими красными буквами было написано про магию драгоценных камней и избавление от всех хворей талисманами. - Если нет этой услуги, зачем писать? Я тогда сегодня же подам жалобу бургомистру и в совет города, что оказываемые услуги не соответствуют рекламе.
  Знахарь задёргался, потом сделал скорбное лицо и развёл долгое рассуждение, что камни есть, и они сильные, но это очень дорогое лечение и действует не на всех, а только кто выдерживает ритуалы... и полностью оплачивает их. Дерек закашлялся и фыркнул на знахаря внезапно вырвавшимся огнём. Потом, загасив на бороде и одежде затлевшие на остолбеневшем в ужасе Одимантии огоньки и искорки, Дерек ласково, как мог, спросил:
  - Принесёшь камешки? Мне бы хоть посмотреть, про цену мы договоримся...
  Дерек сейчас действовал примерно так же, как если бы был Драконом в своём мире — он пугал и подманивал жертву, возбуждая её собственный аппетит и жадность. Одимантий тут же отреагировал, радостно заблеял, что это всё дорого, очень дорого, но дело того стоит, - и даже словно забыл, что чуть не загорелся только что, полез куда-то в угол, под камин. Долго виднелся лишь толстый зад и слышалось пыхтение, наконец, он выполз, развернулся лицом к Дереку и Пульвису и притащил коробку, в которой что-то бренчало.
  - Вот! Самые могущественные талисманы!
  Одимантий всё жался. Не торопился открывать свою коробку и Дерек, раздражаясь, поднажал на сознание этого толстяка. Нет, есть его самого не стоило — нездоров был толстяк, тухлый весь внутри, но в коробке своей был уверен. И Одимантий открыл свою сокровищницу, заныл, начал раскладывать и расписывать свои сокровища.
  - Вот камень авантюрин, нет его сильнее для разжигания огня молодости, придания бодрости, ещё укрепляет волосы и удаляет бородавки — знахарь захлебнулся слюной и сделал паузу, потом, сосредоточенно поковырявшись, вытащил темный непрозрачный камешек, поднёс к свету, пробормотал «ах, это не он», и снова принялся копаться среди бус, камешков и колечек, - Вот! Вот, точно он! Будит фантазию и что-то там лечит, с отёками и почесухой.
  Лекарь уставился на Дерека с надеждой, явно полагая, что сейчас просыплется золотой дождь. Дерек протянул руку, потрогал камень — камень молчал. Потом Дерек поворошил всё в шкатулке, вытянул, не глядя, перстень — он привлёк его властной силой, какой-то скрытой яростью, излучаемой именно тем, что излучал, не вытягивал извне:
  - Это откуда и что?
  И маг запел, приседая от страха и капая слюной от жадности:
  Могущественный оберег Вы выбрали, господин, самый могущественный. От всего лечит. Цена безмерна, но ради Вас...
  Доктор Пульвис поинтересовался:
  - От чего лечит?
  - Точно от всего — и от болезней, и дух укрепляет, и любовь возвращает... ещё очищает разум. И от пьянства тоже.
  Знахарь трепетал от предвкушения и потянулся к кольцу — вынуть из пальцев Дерека, но тот, заинтересованный той силой, что хранило кольцо, не отпустил, и даже потянул на себя некоторым образом, силы самого Одимантия. Жадность — она тоже сила, подогреваемая азартом и страхом бывает даже очень сильна. Нет в ней волшебства, но она отлично находит редкости! Может, потому для Дерека стали заметнее ещё три вещицы в той коробке — кусок фигурки из пёстро-зелёного камня, блестящая белая бусина и обрывок браслета — несколько скреплённых между собой плоских камешков. Он уверенно их нашёл, потом, разложив их, попытался разобраться, в чём тут волшебство и может ли он просто забрать его из предметов? Получается, что волшебство сразу не забрать — надо бы потихоньку, по капле, прочитать его, тогда оно, может, перекочует в Дракона. Оглянувшись на доктора, Дерек тихо прошептал:
  Вот эти камни — они с историей, которая делает их влиятельными. Что-то похожее на волшебство есть. Остальные — хлам. И сам знахарь знает, что у него один хлам.
  Затем, снова обратив лицо к Одимантию, тихо и внушительно говорит:
  - Самое лучшее, Одимантий, если мы скроем, для чего приходили. И будет хорошо если ты сегодня же вечером уедешь. Я знаю — твои безделки тут никому не помогут. Совсем никому. Мы уходим.
  Более не рассуждая, Дерек повернулся и потянул на выход доктора. Пульвис бормотал, что надо бы поблагодарить хотя бы за потраченное время, но Дерек упирался и тянул поскорее из дому. Только, когда уже далеко отошли, Дерек торопливо объяснил:
  - Послушай, просто послушай, не гневаясь. Это мошенник. Жадный. Он знает, что его средства бесполезны. Его товар ты весь видел — это труха. Травки все несвежие и с плесенью, на его талисманы при свете дня не взглянешь — он потому при масляных плошках принимает. Поэтому, чем скорее он покинет город, и чем меньше он заморочит голов, тем целее будете. Желательно, чтоб он никому не смог рассказывать, что исцелил твоего родича, которого ты не мог вылечить. Сходи к бургомистру или ещё куда, нажалуйся или как у вас принято — чтоб этого деятеля уже сегодня выставили из города. Сила слова, доктор, сила слова и твоя репутация — часть твоего волшебства. Не дай обратить это против тебя.
  Дракон почувствовал, как его буквально раздирает желание кого-нибудь слопать. Это был не голод даже — тяга к прежнему, такому лёгкому и приятному образу действий, когда не надо продумывать ничего сложнее, чем конструкция очага для запекания единорога, чинёного фениксами. Какие там отдалённые последствия? Закусить Серафимом, добавить Огненных Элементалей — и всё!
  Доктора пришлось тянуть, уговаривать и убеждать до самого дома. Лишь там, когда Дракон подробно изложил все свои наблюдения и выводы, Пульвис решил, что в самом деле надо хотя бы отдалиться и сделать вид, что визита не было вовсе — благо, двери открывал сам знахарь, да и на улице никого не попадалось.
  Дракон допоздна старался успокоить себя, умерить желание навести порядок а пуще того любопытство его теребило: что бы рассказали ему те четыре предмета? Поздно ночью он всё же решился и вылез из дома — небольшая ловкая ящерица запрыгала по крышам, скрытно переползая и перепархивая, почти не раскрывая крыльев, до самой окраины, резво выбралась по стене наружу из города и поспешила скрыться среди деревьев. А полной темноте, безлунной и почти без звёзд, совсем некому было рассматривать взмывшую гигантскую тень, которая раскинула крылья и легко обошла широким кругом город и ближние окрестности. То, что она искала, было обнаружено очень скоро, и никто не слышал ни испуганного визга, ни урчания животного, копающегося в находках. Добычу свою Дракон отнёс заботливо к морю, в пещеру, и к утру вернулся, как ни в чём не бывало, в дом. Снова принял облик Дерека, и даже не обратил внимания на то, как легко ему всё удалось.
  Только к вечеру, заметив некоторое удивление хозяина дома, Дерек и сам задумался — неужто ему стало как-то не так, как обычно? В самом деле — он был ровен, не злился, не зашипел ни разу и даже вызвался помочь Виллиму с разборкой трав — быстро отобрал, пользуясь своим нюхом, полезное от пустых трав и подпортившихся частей.
  - Может, мне всё же стало лучше? - с надеждой поинтересовался он вслух.
  - Точно дружище, - отозвался бывший поблизости Виллим, - только знать бы, с чего: потому, что ты в тепле и хорошо ешь, или возился с травами, или помогла прогулка?
  Про знахаря никто не вспоминал, да и кто бы припомнил — он быстро уехал, только горожане удивлялись, что так много было объявлений, все только начали собираться с мыслями — не посетить ли чудесного целителя, в тут он исчез, будто унесли его черти. Непонятно, обидно, поэтому, за неимением исчезнувшего целителя-мага, претензии высказывались оставшимся лекарям.
  Среди постоянных пациентов всех трёх главных специалистов по лечению начались даже брожения — некоторые, совсем отчаявшиеся исцелиться силой защиты осинового чурбачка и одиноких прогулок по лесу, примкнули к поклонникам холодных омовений, несколько из пациентов доктора гордо ушли питаться проклюнувшейся крапивой и листочками подорожника, но были такие, что пришли к доктору - с запущенной простудой, с несварением и болями в животе, и ещё с ночными кошмарами и гнойниками на теле. Последних Дерек как увидел, так сразу поинтересовался у бывшего в аптечном чулане Виллима, есть ли среди лекарств доктора сырая печень или совсем свежее мясо?
  Откуда же взять? Вся скотинка теперь на счету, до середины лета, наверное, не будет ничего, разве что птица. И то навряд ли. Тебе зачем, - поинтересовался Виллим, - очень свежего хочется?
  Дерек даже задумался. В самом деле — ему хочется, или это желание тех двух тел? Сам бы он не отказался.
  - Это часто бывает в начале зимы, чтоб такие свищи прямо были? И чем лечите?
  Виллим быстро объяснял, показывая разные мази, давал нюхать, а Дерек всё больше удивлялся. К ужину у него созрел некий замысел, и за столом, обозревая заметно уменьшившееся разнообразие и объём блюд, высказал свои мысли. Доктор посомневался, Виллим, как и ожидалось, пришёл в восторг — и к ночи экспедиция на ночной лов была собрана.
  Тихо, в полной тайне, за городскую стену выбирались Дракон с Виллимом: доктора решено было не брать с собой. Едва выбрались на дорогу, как Дракона стало мучить нестерпимое желание — хотелось тут же стать большим и сохранить силы... Виллима... для лучшего.
  Едва скрылись стены города за поворотом дороги и со всех сторон темно стало, Дракон быстро стал сбрасывать одежду, всовывая её в руки Виллима. Болезненно охая и шипя, Дракон увеличивался, вот уж и крылья расправил. Лес был тих, никто не шумел на дороге, и Дракон снова озадачился, вместо того, чтоб, как было договорено, лететь с Виллимом на холке к морю.
  - Вилли, как ты относишься к тому, что ты умрёшь? - вопрос был задан с большой осторожностью.
  - Ты об вообще, или что сейчас съешь? - деловито уточнил мальчик. Он ждал, прижимая к себе одежду и башмаки которые Дракон надевал на себя, пока был Дереком.
   - Для начала — вообще.
  - Слушай, ночь не навек, нам ещё найти то место надо и вернуться. Если ты меня сейчас слопаешь, то к доктору Пульвису вернуться не сможешь, не получишь помощи и скоро загнёшься.
  В этом был резон. Дракон примерно охожее тоже думал, поэтому молча признал резон существенным и опустил шею пониже, принял на себя вес мальчика и его груза — одежды и кожаных мешков. Виллим повозился и приладил свою снасть, которую смастерил для полёта на Драконе.
  - Всё, готова!
  И они полетели.
  Полёт ночью для дракона был в новинку, но что же: он всё должен понять, раз он взрослый и это его мир. Теперь Дракон воспринимал всё в новом качестве. Ориентиры были неважные: мягкое свечение города и смутные очертания гор, да ещё запах моря. Силы были, хотя немного поламывало в затылке и ныли грудные мышцы.
  Ближе к морю Дракон повнимательнее принюхался: где вкуснее?
  - Ты рыбу любишь? Чтобы жирная, с крупной и сладкой икрой? - снижаться можно было и сейчас, но сначала лучше прикинуть, где и как удобнее для мальчика — он же не просто так будет. А с уловом!
  Виллим туго соображал, всё же примёрз в быстром ночном полёте. Ответ прозвучал сипло и едва слышно:
  - Да что угодно, лишь бы костёр поскорее развести.
  И Дракон стал снижаться — плавно, щадя примёрзшего помощника. Приземлился мягко и вытянул шею вдоль камней берега — иного удобного места не было, Дракон лег в воду. Мальчик ойкал, с трудом разминал затёкшие ноги, сполз всё же на камни и запрыгал, согреваясь, а Дракон подплыл поближе к скалам берега. Это был иной берег, чем тот, где он провёл предыдущую зиму и осень. Здесь недалеко впадала река, на которую был особый расчёт у Дракона.
  - Пошли тогда, там есть из чего костёр развести, я уж вижу.
  Виллиму ничего иного и не оставалось, как прыгать по камням, спеша и стараясь не потеряться. Дракон почти шёл по дну, частично возвышаясь над водой.
  - - Может, пока опять верхом? - это уже казалось возможным и необидным — носить на себе мальчика.
  - Да, хорошо бы... но я сейчас не влезу: скользко! Постой! Тут есть что-то... - и Виллим наклонился, чтоб рассмотреть нечто у своих ног.
  Дракон повернулся посмотреть, что это, и даже чуть дыхнул пламенем — посветить, вместо факела.
  Низу, в самой воде. Блестело нечто: как это углядел Виллим, было непонятно.
  - Не углядел. Оно хлюпает в воде и стучит. Звонкое. Палку бы, а?
  Дракон прислушался к своим ощущениям и поступил проще: он подвигал лапой, взмутил воду и, когда получилась воронка, взметнувшая со дна каменную мелочь.,выхватил пальцами лапы предмет, протянул Виллиму и прихватил самого мальчика быстрее за спину куртки — так оно живее получится, если он рысью пробежится, с Виллимом в зубах.
  Ткань выдержала. Виллим тоже, и вот Дракон уже сгребает стволы берёз и кого-то там ещё, старательно зажигает костёр. Поначалу было дымно, Виллим раскашлялся, но быстро они всё наладили — и пошло высокое, почти бездымное, пламя да сухой жар от костра. Что за предмет нашли. Виллим решил потом посмотреть, глвное — не потерять бы, и он сунул это нечто. Похожее наощупь на металлическую чашку, на дно мешка. Дракон посматривал и слушал звуки, запахи, наконец, решил: самое время! Он распорядился, чтоб мальчик расправлял свои мешки и готовил. Что там доктор припас — соль, нож, и деревянную поварёшку. Виллим всё сомневался в идее, но спорить не стал — один раз совет доктора помог, может и второй, не спорить что и как делать на рыбной ловле, тоже поможет. Принялся расправлять, как велено. Кожаную тару, что была про запас для воды обычно заготовлена, и вытащил нож. Доктор и Дракон говорили, что может оказаться очень тяжело.
  Дракон отошёл к берегу, потом сосредоточился и вошёл в воду. Разум его быстро нашарил то, что необходимо — быструю, ошалевшую от желания размножиться, рыбу, целую стаю, и достаточно близко.
  Вскоре обещанное Драконом действо началось: на камни сплошной волной бросалась рыба - непривычно огромная, тяжелая, длиннее руки Виллима, тяжко выскакивала из воды и шлёпалась, колотясь, на камни. Мальчик едва смог прийти в себя и кинулся, как его наставляли, лупить по головам рыбы тяжелой колотушкой, которой отбивали мясо, хотя та и соскальзывала и, на первый взгляд, было это жутко и бесполезно. Но вот он уж по щиколотку в рыбе стоит, и Дракон требовательно напоминает: икра! Вскрывай!
  Сам Дракон всё ещё был поблизости, в воде.
  Наконец, словно ещё волна накатила с моря, и с шорохом и стуком посыпалась рыба.
  Наверное, хватит.
  Дракон вышел из воды и, не отряхиваясь, чего Виллим по привычке, как от собаки, ждал от Дракона, начал меняться, истаивать в человека. Появившийся таким образом Дерек не одеваясь, спокойно и деловито принялся, встав на колено, глушить рыбу. Бросив снова Виллиму, как бы про себя: «Икра!»
  И Виллим, хватаясь и обрезаясь об твёрдые и колючие тела рыбин, трепещущих и скачущих по камням, принялся пытаться вскрывать их. Надо было вскрыть и выпустить икру из живота рыбы в раскрытый кожаный мешок. Только тогда Виллим осознал всю тяжесть затеи. Когда дважды упустил рыбину, не смог сразу проткнуть ей брюхо ножом, да и потом всё не получалось поднять рыбью тушку и выпустить икру. Глаза Дерека только вспыхнули в стороне — у него получалось быстрее, держал он рыбу без всякой жалости. В пару движений вспарывал да отодвигал икру, как-то словно внутри видел, где не икра — молоки, и дело шло споро. Он снова оглянулся на мучающегося от неловкости и неумения подростка, и... словно другое сознание накатило, вызвав головокружение, а потом Виллим ощутил холодную отстранённость, любопытство и азарт. Руки взялись очень жёстко и без сомнений за тушку, словно откуда-то пришло умение, и заработал нож. Но всё равно скоро заныла голова, шея, рука уставала и соскальзывала.
  - Передохни. Сейчас накормлю, - Дракон-Дерек подошёл неслышно, или это уж Виллим не слушал и не слышал ничего. Костёр почти прогорел. Зато было много горячих тлеющих углей. Виллим даже не удивился, кода Дерек наткнул на прут куски тушки рыбы и пристроил над углями. Закапало, зашипело на углях, запах скоро стал очень ярким — еда! Ещё чуть выдержав над жаром от углей, Дерек протянул готовую рыбу мальчику.
  -Только осторожно, горячая всё же.
  Рыбу есть было весело, почти неприлично, и Виллим впервые подумал, что, наверное, Дракон всё-таки славный, потому что... он думает. И выбирает, не то, что лежит близко и легко даётся.
  
  Наутро Дракон-Дерек едва успел глаза разлепить, чтоб позавтракать, объяснить на кухне, что новый припас, конечно, можно будет и жарить в блинах, и просто, но вкуснее он НА блинах. Вот пройдёт время до вечера — тогда можно будет есть, а пока не просолилось ещё. С утра начались визиты к больным, и доктор, хмурый и с поджатыми губами, а с ним и Виллим, едва не зевающий во весь рот, прихватив всё необходимое ещё кое-что из обычных лекарств и инструментов, в портшезе (увы, купленном в кредит вместо того, что сокрушил тогда Дерек) с двумя носильщиками отбыли к клиентам. Можно было бы и без него, но, как объяснил Виллим: «форсу нет, это как бы недостаточно успешный и хороший доктор, который без носильщиков и своими ногами бегает!»
  Почувствовав недоумение и неприязнь от слуг и кухонных обитателей, так и не понявших, отчего вдруг перемены и взятый из милости приживальщик вдруг на кухне что-то объясняет, Дерек предпочёл снова забраться наверх, в свою комнатку в мансарде. Там было потеплее, сухо, и даже не очень нужно было укутываться. Он привычно впал в дремоту, прослушивая внутри себя: как голова, не болит ли в грудной клетке, что с кишечником? Эти ежедневные заботы немного развлекали, но куда больше хотелось... и Дерек внезапно вскочил с постели. Так захотелось стать снова большим, разметать всех тут и найти её — ту вещицу! Она же там, внизу. Дракон вздохнул, приходя в себя и удерживая очертания тела Дерека. Увы — на большое, очень большое и сытое тело тут пока сил и волшебства явно не хватает. И кто бы ему помешал спуститься вниз сейчас и достать ту вещицу?
  Пришлось как бы перемешать икру во всех бочонках, но вещицу, оказавшуюся металлической чашей, он нашёл и сразу почувствовал прилив сил: такая магия в неё была вложена. Дерек облизал её со всех сторон, и чуть было не остался тут же изучать, но всё же закрыл всю тару с икрой (это тоже ведь чудо, и немалое), и, спрятав чашу почему-то за полой куртки, поднялся снова в мансарду.
  Разлёгся на постели, чтоб не отвлекаться на свою форму, и принялся изучать и поглощать магию.
  Вещица словно гудела и позванивала от ударов и поглаживаний, которые ей пришлось перенести: сначала это был какой-то умеренно острый предмет, и кто-то упорно, с большой верой, делал ямки-узоры. Странные изображения на крае чашки, фигурки будто, и, главное — там обязательно должна быть вода и нечто из особого металла. Её гладили потом, прикасались благоговейно, и очень надеялись, что выручит. Стенки чаши несли следы того, как этот посторонний предмет отпечатывал некими силами историю путешествий чаши. Нечто словно пронизывало её и настраивало на... да, это было именно для того, чтоб не терять направление в пути. Дракон даже от волнения крылышками взмахнул — такая ощутилась благоговейная вера в то, что чаша приведёт куда нужно!
  К вечеру Дерек был бодр и весел, чего нельзя сказать о докторе и Виллиме — те едва живы были. За стол садились молча. Виллим с некоторым недоверием смотрел на высящуюся горку блинов и чашку (ту самую, кстати) с просолившейся, по словам Дерека, икрой добытых вчера морских рыб. Дерек кротко отвечал на вопросы, показывал, как надо намазывать икру на блин да есть и первым подал пример. Ему все было вкусно, очень, и он в волнении ждал, смогут ли разделить восторги его сотрапезники.
  Доктор ел, изучая, Виллим откусывал и боялся жевать, глотал сразу, но всё-таки еда понравилась , и даже пришлось просить сотрапезников не очень торопиться — ибо жирность этой пищи такова, что не случилось бы худого вскоре.
  Остаток вечера и ночь прошли на изумление приятно — Дерек буквально купался в волнах благодарности.
  
  Спустя пару дней стало очевидно: подозрения Дракона насчёт обитателей города были верны — на первом весеннем солнце, да с надвинувшейся сыростью и работами, они стали болеть куда чаще и, кажется, гораздо тяжелее. Доктор Пульвис мог помочь всерьёз лишь единицам, и кругом раздавалось недовольное бормотание, резко прерываемое кашлями и оханьем. Для Дракона это было мучительным искушением: так и хотелось заняться всерьёз селекцией обитателей, сразу устранив тех, кто всё равно будет лишь слабо тлеть, тихонько выжигая свой ресурс жизни. Он попытался представить себе этот процесс и несколько остыл — могло не хватить сил для полного контроля всего города, так что могут быть неприятные последствия. Но быть среди толпы истекающих болью и вожделением да ещё с алчностью и завистью, для Дракона было уж слишком сильны искушением. Хотелось вмешаться и навести режим и внятные правила. Разговоры за вечерними трапезами, теперь снова ставшими обильными благодаря рыбе из моря и икре, были полны недомолвок, умолчаний, и в конце концов Дракон не то, что проговорился о своих желаниях, но настолько явно выразил мысль о запредельной нерациональности людской, что доктор даже вспылил. Он, было, вообще чуть не раскричался, и выручил всех Виллим, не без ехидства предложивший Дереку побыть снова в одиночестве, пособирать травы да пожить охотой. Это всем по своим причинам показалось удачным выходом из положения, и Дракон, введя новое правило «ни один добрый поступок не должен оставаться безнаказанным», тут же пристал к Виллиму, чтоб тот сделал ему суму или подобное вместилище, чтоб туда собирать травы и прочие интересности — Дракон вовсе не был намерен оставлять свой город.
  Некоторое время ушло на разработку таких лямок, чтоб заплечный мешок и в самом деле был удобен для крылатого Дракона.
  Тихой безлунной ночью, не взяв ничего из запасов, только свою находку — чашечку, Дерек примерился, выбрал размер себе — чтоб быть достаточно страшным для лесных хищников, и чтоб было удобнее передвигаться среди леса, и выбрался из города. Пролетел над улочками и крышами жутковатой тенью, над лесом, но там было всё холодным и замершим, поэтому для начала всё же вернулся в своё обиталище.
  Море всё кипело жизнью, и даже крабы были очень заняты своей личной жизнью, так что собеседники из них были посредственные, но обильные. Дракон прислушивался к незатихающему на ночь птичьему гомону, разобрал что там говорилось о рыбе, и, с удовольствием найдя свою пещеру с работающим исправным камином свободной, уснул в почти блаженстве.
  Утро было ясное, солнечное, так что дракон едва не передумал заниматься всякими сборами, но... ему захотелось разобраться со своими находками и он вытащил их из тайника под камнем на дне ванны, вынес к свету и принялся за изучение.
  Колечко с капелькой горного хрусталя, которое он получил первым, всё так же радовало и грело чистой верой и надеждой на любовь и будущее. Дракон некстати вспомнил про ту девочку, что с крылышками, хвостиками, и вообще — всё при ней, - и едва не загрустил. Встрепенулся, ловко расправился с любопытствовавшим на блестящий предмет бакланом, и занялся обрывком браслета.
  Браслет из камешков и цепочек был задуман, чтоб поразить и порадовать — камешки всё были пёстрые, крупные, их полировали чтоб рисунок прожилок и точек был виднее, чтоб цвет играл. Скреплявшие между камешки металлические цепочки излучали самодовольство — тонкая работа! Совсем-совсем особенная, дорогая! Дракон отмахнулся от этой похвальбы и радостного удивления мастера-гранильщика, и сосредоточился на той части истории что была связана с покупателем. Но нервная дрожь выбора, смутные надежды поразить, всё это прерывалось мощным влиянием жадности, обиды, желанием отомстить. А ещё было шальное ощущение отваги и отчаяния. Дракон подумал — и отложил подальше предмет. Посмотрел ещё разок — а не положить ли в ту чашу? Отчего ж — даже интересно стало ощущаться: отвага, бесшабашная удаль просто, теперь нечего опасаться или жалеть, и надежда что избранный кормчий (это кто?) приведёт к... к благополучию. Может к счастью. Тогда рядом с тем знаком, вроде снежинки, на чаше, попробовал Дракон положить то светлое колечко. И стало ему почти тепло и нежно.. ах! Будто проглотил юного Элементаля!
  Тут словно завопили под лапой другие вещи: бусинка светлая блестящая, фигурка обломанная, да кольцо большое и с тёмным камнем.
  Светлая бусинка рассказала про мгновенную острую боль, про вызванные этой болью силы, что породили чудо — нарастание ровного, гладкого слоя. Главное — пусть только не ранит. Отрешённость и покой, малые желания и большое, очень большое терпение — потихоньку запеленать боль, отрешиться от неё. И мгновенный ужас перехода в мир, где ничего нет — один убийственный свет. Дальше были мимолётности — и всё оборвалось попыткой поторговаться за это зернышко, поблескивающее молочно-белым светом с розоватым оттенком, в каком-то тёмном месте, где было много желания забыться и не быть. Странные сладковатые дурманящие запахи поплыли в голове Дракона. Но он быстро отодвинул всё от себя — ни к чему оно, бросить на дно чаши и не волноваться! Дальше!
  Следующий настойчивый голосок принадлежал фигурке — она с достоинством поведала о неотвратимости судьбы, о вере в то, что когда-то всё непонятное разъяснится, главное — чтоб точно соблюдались разумные и очевидные правила, и чтобы в пути не падать духом. Дорогу долг и честь велят пройти до конца. Дракон подивился на плавность линий, мягкость камня и суровую доктрину жизни. Фигурка была обломана, потому что в руке была некая блестящая ценность — как символ свершения, но нападавшему на приверженца этих идей все символы были нипочём: радостное предвкушение хвастовства и упоение силой, безнаказанностью, буквально брызгало из крючковатого излома камня фигурки. Интересное столкновение: вера в порядок и самовольность. Очень многообещающе.
  Но самое сильное потрясение испытал дракон, когда взялся за то, большое и мрачноватое кольцо. От того ощущения властной силы, убеждённости и воли к победе, что хлынуло из него он даже всплеснул крыльями — так хорошо стало! Это было едва ли не лучше, чем магия!
  Волшебство воли, очень целеустремлённой, уверенности в своей правоте, в знании единственно правильного пути... и подкреплённое умом — похоже на всплеск родного солнца, на блики от воды его детского залива. Словно удвоились силы — даже расслабленность пропала, и Дракон повнимательнее стал разбирать историю кольца.
  Камень был добыт на далёком острове и сразу был оценен очень высоко. За него не просто давали много — очень много, и за ним сразу потянулся шлейф слухов, мечтаний о нём, суетились насчёт достойного обрамления. Гранильщик едва не молился на работу с ним — и столько было в его прикосновениях желания возвыситься, достичь пределов мастерства! Массивная оправа была подобрана так, что лишь усиливала властную речь камня. Рука, на которую был впервые надет камень в оправе, была тверда и уверенна. Тот человек умело пользовался всем, чем владел, для утверждения своей воли и своего порядка.
  До чего кстати пришлись по вкусу Дракону это ощущение силы, память о быстрых решениях, жёсткой и окончательной расправе над врагами, отборе ближних... да, это действительно было нечто ценное и особенное. Мощный ум, да ещё и воля, не позволяющая расслабляться и всегда заставляющая искать выход. Наступать, когда, казалось, остаётся лишь гибель впереди. Сильная воля в сильном теле, и она далеко вела.
  Дракон прислушался к шороху историй — там было, что послушать, и даже после смерти властителя кольцо, похороненное с ним, призывало к себе, требуя, чтоб его носили, чтоб носившая рука повелевала.
  Следующие обладатели как будто стеснялись величия кольца и лишь хранили его, не надевая. Как и бусина светлая, оно перешло предпоследний раз из рук в руки по жуткой нужде.
  И так это Дракона взбодрило, что захотелось не то полки построить, не то пообедать, и сообразив, что про полки-легионы — это из сказок, нет таких штук в реальности, Дракон сосредоточился на задаче пообедать. Кстати — он же лес хотел проверить на наличие средств — что будет, если и в самом деле он прикажет всем жителям активно кормиться в лесу?
  Красота и сила
  Прелестная блондинка отдыхала на скамеечке в саду. Скамеечка, правда, выглядела, как причудливый диванчик, была массивной — даже ножки её были металлическими, литыми с узорами. Дама, с одной стороны, была приятно утомлена: сколько экономно-дорогих покупок сделано, а с другой — похвастаться было некому, муж ещё не закончил со своими делами, беспокоить нельзя, а кому тут, в доме, ещё покажешь, чтоб похвалили? Под скамейкой, почти в ответ на её досадливые утомлённые рассуждения, раздалось глухое, словно костяное, постукивание и что-то прошептало:
  - Оно там красивое? Как рыбки в фонтане были?
  Блондинка вздрогнула:
  - О, нет! Я же тебе позволила улиток брать, про рыбок не было уговору!
  Дама даже села, выпрямившись, и приняв строгий вид, попыталась отчитать собеседника:
  - Во-первых, ты опять не поздоровался! Это невежливо. И говоришь, не глядя в глаза собеседнику — это тоже дурные манеры. Вылезай и сделай, как следует.
  - И сколько будет стоить моя вежливость? - скрипнуло из-под скамьи, и с шорохом на дорожку выползла крылатая ящерка, изумительно-бирюзовая, с лёгким намёком на васильковые полосочки по спинке и с ультрамариновыми пальчиками лап. Совершенно не пользуясь крылышками, ящерица прыгнула на край скамейки с дорожки, и вразвалку, кланяясь головой на длинной мускулистой шее, приблизилась к блондинке:
  - Моё почтение, шшшу-дарыня. Как поживаете? Прекр-расная погода, не пр-равда ли?
  Дама удовлетворённо улыбнулась, но погрозила пальчиком:
  - Погода прекрасна, Вы правы, сударь, но в эти месяцы в Англии обычно устойчив антициклон. Что за вежливость следует тебе? А улиток ты съел? Что же ещё?
  - Нет. Улитки... их надо готовить! Покажи, что нового прислали, хорошо? Будем считать, что это за вежливость! И разреши, чтоб на кухне готовить мне стали, как я хочу. Улиток. - Ящерица облизнула губы тонким раздвоенным синим языком и завершила, - Пять. Пять ф-ф-фунтов. Тогда я позволю тебе попробовать настоящих улиток: ты же тогда можешь гордо хвастать, что у тебя самая изысканная кухня! И пошли, покажешь, что купила. Ты ведь хочешь мне это показать?
  Голос, которым была произнесена фраза, разительно отличался от шипяще-квакающего голоса рептилии, дама даже вздрогнула от такого перехода. Она повнимательнее попыталась посмотреть на говорящую животинку, но ящерица уже соскочила на дорожку и стояла, вполоборота поглядывала на даму. Ящерица, как ящерица, хотя они как бы так высоко тело не держат, не имеют явно лётных крыльев, да и странный неящеричный у неё взгляд (про то, что это первая рептилия, которая разговаривает, дама и вовсе не припомнила. Она как-то само собой считала разумеющимся, что ей все угождают, и вежливо с ней беседуют). Тут снова словно и не снаружи, а изнутри в голове у дамы раздалось мягкое и властное напоминание: «Покупки. Ты же хочешь их мне показать, да? Очень хочешь. Я похвалю их. Вот увидишь. Обязательно» , и дама засеменила аккуратными шажками по мощёной дорожке мимо поздних роз и хризантем к дому. Надо и в самом деле показать поскорее! Мельком она подумала, что ящерица — это вовсе не тот зритель, который стоит её трудов, но тут же на неё накатило такое захватывающее ощущение радости, как её похвалят, да как будут восхищаться, что дама тут же прибавила шагу.
  Пару часов спустя дама чувствовала себя на вершине блаженства, сидя следи вороха разбросанных платий, нижних юбок, раскрытых коробок с туфлями, кругом свисали шарфы и косыночки, на трюмо повисли пара шляпок, а на изголовье кресла очень удобно и как бы геральдическим зверем расселся рептильный знакомец. Дама накручивала на его шею какое-то украшение, а он довольно скворчал. По его тельцу вились цепочки и на лапах были подобия браслетов.
  - Какой же ты красавчик! - радовалась дама, - просто всем на зависть! Надо будет тебя с собой взять на городской сезон.
  - Обязательно. Никто не сможет сравниться с тобой. Таких редкостей ни у кого не будет, - в голове снова зазвучал приятный и ласкающий голос, несколько похожий на голос мужа, несколько — на голос отца. И ещё на чей-то, то ли слышанный, то ли просто мечтание такое было: богатый, ласкающий, очень уверенный.
  Дама соображала, как бы это получше обставить:
  - Надо дать тебе имя. Какое бы ты хотел?
  - Назови просто Дракон, но уж если так хочешь, то пусть будет Джордж. - животное практически покровительственно улыбалось, покачивая головой из стороны в сторону. - И что насчёт ужина? Муж скоро будет ждать в столовой.
  - Да, муж... вас ещё надо будет познакомить. И с остальными, - озабоченно пролепетала дама, привычно впадая в тон милой маленькой жёнушки, такой хорошенькой куколки в игрушечно-красивом домике. - И, я думаю в городе девиз будет «Волшебство и экзотика», правда? Какие там скучные «Экономии», когда есть ты... Джордж. Кстати — это правда, что твои глаза видят всю правду?
  И дама с интересом попыталась посмотреть в глаза Джорджу.
  - Посмотри... - Джордж снисходительно повернул голову боком, чтоб глаза были (один глаз) напротив глаз дамы. Даме бы изумиться и напугаться — ведь ящерка, размером с кошку, теперь, привстав на задние лапы, была уже ростом с неё. Но дама решила, что так удобнее и, конечно, чудеса должны быть к её удовольствию. Смотреть в глаза Джорджу было немного странно: в них, словно в металлические старинные серебряные чаши, налитые выше края водой, заглядывать: свет играет в выпуклых зрачках глаз, сияет чуть зеленоватое дно серебряной чаши, и не понимаешь ты в этом ничего! Красиво, а внутрь не пускает. Ни радости в таких глазах, ни голода, ни любопытства — не пускают такие зеркально блестящие глаза в душу.
  
  
  
  Часть... Поиски причин и следствий.
  
  Дракон расправил было крылья, потом одумался, сложил и бодро протопотал внутрь пещеры за своим заплечным мешком. Когда он , Дракон, был как бы «полноразмерным», то мешок бы никуда не поместился — но его можно держать лапой — всё равно, какой но передней левой лучше (правой ещё на лету ухватить можно попытаться что-нибудь).
  Добраться до ближнего к городу леса было теперь минутным делом: Дракон с недоумением почувствовал, что теперь, когда он счёл этот мир своим, надобности в постепенном, включающем в себя перемещении от каждой точки к следующей, отпал и он просто оказывается там, где ему надобно. Новое свойство мира Дракон оценил и задвинул эту загадку на потом, когда будет досуг разобрать.
  В лесу только в первый момент показалось тихо — почти в следующую минуту у Дракона едва не звенело в голове от свиста, пощёлкивания и тресков, издаваемых, как ему показалось, очень маленькими и назойливыми дракончиками или ящерицами. Прислушался. Нет, это горячие комочки плоти в перьях, одержимые манией отбить себе участок пространства вкруг веточки и размножиться. Дракон одобрил такое желание и потом почти не обращал внимания на шум . Под ногами сухо и оглушительно громко шуршали прошлогодние листья, Дракон то и дело принюхивался к пучкам травок, к основаниям стволов, и вскоре разобрался, что к чему.
  Сухие светлые взгорки уже пестрели ранними цветочками, часть из которых вполне годилась на какое-нибудь лекарство — к примеру, для успокоительного. Дракон не без удовольствия растирал пальцами мягкую пушистую многократно рассечённых листочков, маслянисто-солнечно блестящие лепестки цветочков. Потом набрал побольше — из этого можно в самом деле сотворить нечто, отчего будет человеку крикливому и часто жалующемуся на головные боли покой и отдохновение. На еду не годится, но в малых дозах... и Дракон принялся искать сырых ложбинок и лугов — там травы другие, может, повезёт в некотором ином отношении.
  Наилучшим местом оказался ручей, берега его почти совершенно оттаяли, только чуть где виднелись под особенно густыми кустами сугробы ослепительно белого снега. Деревья близко подступали и только изредка солнечный свет разбивался на дрожащей поверхности воды дрожью зайчиков и радужных пятен. Именно там Дракон понял, что найдёт средства пережить тяжкую весну — хотя бы на этот раз.
  Он с увлечением принялся собирать тугие завиточки папоротников, похожих на улиточек, заодно прихватывал и самих выползших не поберёгшихся моллюсков, а ещё узкие, похожие на прутики, побеги хвощей, такие, словно составленные из коленцев.
  Постепенно, от находки к находке, собирая некоторое количество каждого растения и гриба, чтоб попробовать что-то приготовить, Дракон добрался до торной тропы. Тут мелкие кусты с совершенно несъедобными ягодками чередовались с рослыми стеблями прошлогодних трав, что-то помнивших о силе и живучести. Дракон подумал, что, по крайней мере в моменты полной беды летом можно озадачиться и таким...но всё же немного набрал иих этих трав особенно сочных побегов, в которых было много вещества, столь нужного для создания крови — как заметил Дракон, насчёт этих веществ вообще в пище горожан было слабовато.
  Рассуждения о пище внезапно были прерваны гнусавым пением человека, шедшим по тропе явно к городу.
  - Красота пленительная, локон пышный ласковый, будет радость в доме — изберут тебя, - гнусаво и с нотами усталости напевал весьма пыльного вида странник, сгибавшийся под тяжестью ноши. Дракон даже озадачился, как быть — показаться как есть, сменить облик, или скрыться и только издали посмотреть на диковину?
  Неподвижно сидевший Дракон ничуть не привлёк внимания путника, продолжавшего бормотать свои странные слова. Ручей, как и следовало ожидать, вызвал неподдельную радость: пение оборвалось, торопливые спотыкающиеся шаги перешли в откровенный галоп вприскочку и вот уже Дракон видит тощий зад путника, едва просматривающийся из-под мешков и привешенных к поясу мешочков, да ещё длинный балахон мешает разобрать — так ли толст человек, или на нём надето полно? Тем не менее, тот сейчас плюхнулся лицом в воду и жадно хлебает, булькая и пуская пузыри носом. Дракон понаблюдал и принял решение поговорить с этим странником, приняв человеческий облик. Что-то не казалось, что этот путник сможет ответить внятно и вести беседу с существом нечеловеческого облика.
  - Ну, как — водичка болотцем не припахивает? - Дракон, приняв облик Дерека, и даже приодевшись, потому как мелкий, по сравнению с телом Дракона, Дерек дико мёрз, спросил дружелюбно и с искренним интересом.
  Путник обернулся на диво быстро и далее беседа прошла сначала на очень повышенных тонах, но вскоре Дракон почувствовал некоторое раздражение и усталость — это оказался торговец, привлечённый к городу слухами, что торговля амулетами и снадобьями очень прибыльное дело. Сам себя новый знакомец аттестовал как «консультанта по здоровью» какого-то уровня и даже показал какую-то блестящую штучку, висящую на цепочке — знак высокого, по мнению носителя, положения. По словам Геделикуса, как себя называл «консультант по здоровью», он нёс собой истинное знание, необходимое, чтоб процветать, быть здоровым и всем приносить счастье. Дракон от таких обещаний всего и сразу, пришел в изумление и приготовился выспросить подробно. Но Геделикус был чрезвычайно озабочен тем, чтоб осчастливить всех и поскорее, поэтому намекнул, что расскажет все лишь в городе, ещё и покажет, заодно проведёт первые пробы всех своих товаров — совсем бесплатно.
  Идея Геделикуса, как он её подавал, была просто и невыполнима: стоя как бы среди толпы зрителей, Геделикус вещал, что все беды от того что все кругом неправильно умываются, думают про потери, а надо умываться, как он покажет и строить светлое будущее, причем тут же, не сходя с места и всю оставшуюся большую счастливую жизнь. Дракон слушал и поражался удивительной смеси наглядности и спорности доводов, вроде и незлой воли в этом создании, а все ж недоброй. То ли съесть, пока не опустошил души и кошельки, то ли подчинить себе? Ведь какой пробивной! Тем временем начался показ удивительной продукции, извлекаемой на свет из мешков и мешочков запасливым и предусмотрительным спасителем всех, совершенно случайно обойдённых судьбой. Он сейчас научит, как счастье приманить к себе!
  Такой охват насторожил Дракона, и поэтому он сделал вид, что горит желанием быстрее сопроводить нового знакомца в город, на самом деле помог подняться, принял даже некоторые из мешков его на свои плечи, но, разумеется, тут же заморочил голову и увёл на лесную опушку, внушая, что пришли к городским воротам. Действия его нового знакомца одновременно восхитили и напугали своим методичным напором.
  Первым на свет явился флакон с чем-то желтоватым, плотным на ощупь, и пахнущим мёдом и пчелой.
  - Дорогие мои! Теперь вы навсегда забудете про боли в треснувших пятках, язвочки в уголках губ, ваши локотки станут всегда приятными глазу и рукам любимых! Только одна баночка — и три года вы не узнаете забот, просто помажьте вечером, после умывания, или после пропаривания ног и рук! Что может быть проще — помыть в горячей воде и просто помазать из этой красивой баночки! Посчитайте и сравните — сколько вы сэкономите, раз потратившись на это средство и более не обращаясь в модные лавки за краской и пластырем!
  Далее следовали изумительно удобные, по словам продавца, кусочки особых шлифовальных камней, точно так обколотых, чтоб в руке удобно, и чтоб камешки ещё и сами отмывались. За ними, делая покупку ещё более желанной, пузырёк с настоем для ног, капля в воду — и усталости в ногах как и не было! Продавец ловко вытягивал всё новые баночки и флакончики и называл суммы, которые где-то кто-то платит за подобные вещи. А у него всё на треть дешевле, а то и наполовину! Брошенное вскользь замечание Дракона, - что, если у бедной красавицы нет денег, - вызвало у Геделикуса просто приступ энтузиазма. И тут начались извлечения красочных пергаментов, с картинками, писаными яркими красками, с позолотой, со схемами, по которым Геделикус принялся водить не особо ухоженным пальцем.
  Ему, кажется, привиделась крепкая розовощёкая прачка, которую Дракон ненароком запомнил в первое утро, как прилетел к городу.
  - Душенька, с таким молодым задором, да просто работать день и ночь над чужими рубашками и исподним — дело уважаемое, но ты достойна большего, голубушка! С нашей работой ты будешь вставать, как тебе удобно, первым делом займёшься красотой своей, а то ж какая красота без помады на губах? Никакой красоты.
  И дальше Геделикус расписывал красотке и всем, кого как ему мнилось, он видел рядом, простой и чёткий план восхождения к вершинам богатства: надо каждый день улыбаться широко и радостно, идти к людям и нести им свет и добро в красивых флакончиках. И люди будут благодарны ей, и даже в материальном плане — «ведь она купит за... а отдаст товар за...», - дальше шла удивительно лукавая арифметика, суть которой Дракон никак не мог уловить. Поэтому он продвинул ко внутреннему взору лихого спасителя мира другого горожанина, того, что был самым скупым и надоедливым пациентом у доктора Пульвиса:
  - Скажи, мил человек, так сколько я должен продать, чтоб заработать себе на хлеб ежедневный?
  В ответ пошли вовсе несообразные разговоры про то, как подпишет горожанин особый пергамент, да как проведёт среди своего околотка беседу. Да на ней как начнёт Геделикус про свои радости рассказывать, да продавать...
  Дракон вспомнил, что там было про геометрическую прогрессию известно, скажем, на примере размножения элементалей, самовольно покопался в мешке, что стоял у ног тороватого Геделикуса, вздохнул...
  Чтение оставшихся памяток, брошюрок и разъяснений про знаки отличия и бонусы при переходе на следующий уровень заняли остаток вечера и были забавной приправой к ужину.
  
  К утру Дракон был бодр, быстро заново собрал те из трав, что ему более всего понравились на вкус, и едва ли не на рассвете стучался с полным мешком припаса в дом доктора Пульвиса. Сонный слуга открыл без возражений. только с любопытством поглядывал на мешок и тянул носом — видимо, надеялся на что-то вкусное. Дракон уверенно прошёл на господскую сторону и постучал в спальню доктора.
  Спустя всего полчаса на кухне был разведён огонь, что-то закипало в кастрюле, а доктор и Дерек перебирали отряхивали, мыли и резали траву. Слегка кислые и очень свежие запахи сырой травы сменились ароматами варева, и вскоре весь дом в зависимости от отношения к новизне, горел нетерпением попробовать, или, не пробуя, высказать своё неодобрение — кухарка с него и начала. Доктор едва дождался окончания процесса, тут же велел подать в столовую.
  Виллим буквально был готов занырнуть носом в супницу — так его разбирало любопытство. Дерек волновался — не промахнулся ли в ингредиентах, будет ли толк? Доктор сосредоточенно пытался определить — что в данном опыте главное:
  - Итак, прежде чем мы это будем есть — это зелье? Оно сразу начнёт действовать, и мы изменимся?
  Дерек поморщился: что за вульгарные мысли!
  -Нет, совсем нет. Ты же, доктор, не начинаешь превращаться, отведав куска свинины или обрастать листьями, пожевав орехов? Мало ли, что вы, люди, вообще едите, и даже способны съесть — это только поддерживает силы. Иногда, правда. попадается то, что может вылечить или убить. Здесь у нас только весенние травы, корешки и сочные подземные части — свежая здоровая еда. Есть регулярно — это... это полезно.
  Виллим снова заёрзал, норовя дотянуться и хотя бы заглянуть под крышку — он не видел, что там готовили.
  - Не каша — и уже хорошо. Ещё бы и сытно было, - заметил он, - не то, то у тех, которые парой орешков в день живут.
  Напоминание об одной из конкуренток подстегнуло доктора и он принялся за хозяйскую функцию: оделять сотрапезников. Все потянулись ложками к тёмно-зелёному вареву с опаской, вдыхая непривычные, будоражащие запахи. Первая ложка была проглочена не сразу, с некоторым даже усилием, и поначалу была пауза — приходили в себя от впечатления, в основном от своей отваги.
  - А ничего... ещё бы яичка, - рискнул, вычистив тарелку до дна, высказаться Виллим. - Первые признаки отравления — через пол-часа?
  - Если непереносимость — хватит нескольких минут, - хмыкнул Пульвис, - и, поскольку мерзкой горечи не было, то и полчаса недостаточно. Так что разве послабление спустя пару часов. Не более.
  Дерек промолчал — он ещё успел в курятник к доктору наведаться, но там результат должен сказаться через пару дней.
  Примерно неделю потратил Дерек на исследования опушек, лесных ручейков, прошарил все тропинки. Встречи с разными людьми он проводил теперь куда быстрее — издали намётанным нюхом определял, какие цели, да что в мешках и сумах, и по большей части не показывался. Отощавшие и желающие хотя бы выпросить еды люди вызывали стойкое отвращение, но Дракон теперь подумывал внести некоторые поправки в городское хозяйство.
  Виллиму стало гораздо лучше, и он запросился с Дереком собирать травы. Доктор, к тому времени уже обнаруживший, что в самом деле — от кормления улитками и слизнями с молодой травой курам тоже стало лучше, появившиеся было лысины на спинках принялась затягиваться свежим перьевым покровом, а там и нестись птички стали (доктор полагал, что не дотянут они до лета и горевал почти, представляя из них жидкий супчик), согласился и только озадачил сбором тех жирных сорняков с обочин дороги — для снадобий.
  Разумеется, эти экспедиции не прошли мимо внимания конкурентов, и первой отозвалась в новом своём рекламном пергаменте Каннавала (та, что про семена, травы, жёлуди в кармане и гайки обычно писала). В красочных и жизнерадостных строчках про прелесть жевания листочков одуванчика, выдержанных точно тридцать минут в священной солёной воде ( вода — у колодца св. Уриенны, соль — в лавке от храма св. Нефролепия, ежедневно, с пяти утра и до заката, без выходных и праздников) вдруг появились славословия примкнувшим к ней ранее заблуждавшимся. Теперь приглашались все на сборы листочков медуницы и открытый урок по их правильному поеданию. Посещение свободное, но принесение пророщенного зерна, репки и морковки приветствуется. Так же не будет отвергаться мёд. Виллим, хихикая, оглянулся и содрал одно такое послание, висевшее неподалёку от дома доктора, прямо на ставне окна, из которого пекарь отпускал свой товар поутру. «Всё равно, как он ставни отворит, не видно будет, а доктору забавно,» - пояснил Виллим, пряча кусок пергамента, который и отдал сразу же, по возвращении, доктору. Пульвис. правда, только фыркнул в раздражении — он теперь буквально с ног валился от усталости — разбирал и описывал травки, да все пытался понять, как точно описать происходящие изменения. Он чувствовал, что меняется — но точно описать признаки и количества изменений не мог, что его мучило. К тому же, больные отбирали немало сил и времени. Теперь к доктору всё больше обращались люди состоятельные, что, с одной стороны, давало куда заметнее доход, с другой — обходительности и терпения надо было заметно больше! Кредит за новый портшез был выплачен, и даже велись смутные разговоры про ремонт печей в доме. Кухарка намекала на прибавку к жалованью и новые ножи — чтобы не касаться ими этих подозрительных лесных трав. Словно в отместку, доктор заказал себе набор ножей и скальпелей, и теперь травами занимался с Дереком и Виллимом самолично, в отдельной комнате, выгороженной среди чуланчиков для припасов.
  Поход к поклонникам методов Каннавалы всё же состоялся, причём неожиданно: как-то, отправляясь снова к реке, и прикидывая там, на луговине, побольше набрать листочков щавеля и примулы, да ещё по дороге одуванчиков, лучше с корнями, Дерек услышал не очень стройное, но воодушевлённое пение. Вскоре показалась вереница принаряженных дам и просто поселянок с корзинками, устремившихся куда-то к городской стене. Дерек даже заинтригованным себя почувствовал: что такого может быть нужно в районе свалки, которой, была, вне сомнений, полоса земли под городской стеной, таким принаряженным особам? Дамы распевали довольно незамысловатые песенки, что-то там про «Я цвет весенний соберу, росой умоюсь поутру...» Дерек все больше очаровывался бойкой незамысловатостью строк:
  « Спроси её,
  Она воздаст,
  Рецепт возьми
  И приготовь.
   Придёт любовь, к тебе и к нам,
  Верь крепко в травы и себя!»
  
  Последнее утверждение было настолько неожиданным и удобным для целей Дерека, что он решил повременить со своими сборами и посмотреть, что же это за сборище верящих в травы. Про Каннавалу он догадался только тогда, когда вдруг увидел, огибая вслед за поющими башню в городской стене, приятного вида даму, сидящую за простым столиком, на сундуке, да посреди изрядно прикрывших горки мусора разрастающихся лопухов и крапивы.
  Дама была не без приятности в обращении, улыбалась ласково, причем, зубы были на удивление целыми и своими. На взгляд Дерека, приятность была похожа на хорошо сохранившийся гербарный образец лекарственной травы — в самой ей толку было мало, но распознавать признаки здоровья было возможно. Оглянувшись, Дерек про себя отметил: барыни и барышни вокруг, как правило, куда сочнее. Ещё раз взглянув в Каннавалу, Дерек увидел железную волю и умение обходиться очень малым. Хотя и не желание обходиться — хотелось многого.
  Дамы скромно покланялись Каннавале, и принялись рассаживаться в кружок, устраиваясь кто на складных стульчиках, кто на расстилаемых ковриках, были и подушечки для сидения. Из сумочек также были трудолюбиво извлечены вощёные таблички и стилусы, некоторые даже грифельные доски принесли и видно, что гордились ими.
  Начали с нового хорового пения — встав, и исполнив с чувством нечто торжественное и жизнеутверждающее, про живую энергию солнца.
  Затем Каннавала степенно встала и, поглядывая в ряды слушателей, негромко нараспев произнесла что-то вроде проповеди про грехи против здоровья. Она всё упирала, что осознание греховности падения дисциплины — это испытание, и важно, поддавшись слабости и вкусив мёртвой энергии убиенной пищи, вовремя раскаяться и многократно возместить урон храму тела. Дерек присел, стараясь не особо привлекать внимание к себе. Становилось всё теплее — солнышко грело, и вокруг клубились эмоции обожания, переходившие в экстатичный восторг. Задушевное копание в оттенках причин грехопадения как-то удивительно плавно и ловко перешло в покаяние. Встала одна дама, и голосом, очень пригодным для перебранок на рынке, принялась перечислять, как она поддалась греху и вкушала кусок солонины, и как она ощутила всю низость, так как позволила уговорить себя и не убедила сноху не есть такого, в доме не держать и не отравлять мужа и себя этой вредной едой. Далее живописалось, как грешница прикладывала усилия, чтоб всё грешное семейство. и её сын в том числе, очищались от вредной энергии. как с заговорённой гаечкой на шнурочке дама обошла дом и убедила-таки выбросить картину, от которой шла мёртвая энергия — это был натюрморт с дохлой птицей и куском мяса. Каннавала это все очень одобрила и дала слово следующей даме, рвавшейся каяться.
  Две последовавшие за этим исповеди изумили тонкой продуманностью и режиссурой: начать с того, что все голоса были подобраны разными — от начального меццо-сопрано, к последующему контральто переход воспринимался легко, а заключительное колоратурное сопрано было просто праздником для уха. Манеры и сюжеты тоже различались, была динамика напряжения и все, словно напугавшись и намаявшись вместе с рассказчицами грехом, просто в экстазе выслушали заключительную коду:
  Но природа ведь знает нас всех, она простит, подаст нам знак? Она же простит нас и даст путь к спасению, сил чистого солнышка, через чистую воду, зелёной травкой, крепкой защиты сердцу жёлудем... И мы очистимся и возрадуемся знанию, с новой силой будем кланяться каждой травинке, спасая дух свой и тело.
  Дерек буквально насыщался эдаким талантливым творчеством. Ничуть не удивился. когда дамочки тут же принялись вставать, кланяясь. а некая девица, с виду невзрачная и сутуловатая, пробилась вперёд и возвестила:
  - Сейчас будет песня!
  И песня была, причём, её явно знали, эту песню, потому что подхватили, а девица, враз приосанившись, вовсю пела и дирижировала.
  Светлым полем, с чистым духом,
  Мы придём за мятой с луком.
  Крепкий дуб подаст нам семя -
  Для защиты от невзгод.
  Лучик солнца жизнь подарит,
  Дух усталый он подержит.
  Лучик солнечный в крапиве,
  В одуванчике живёт.
  
  Последовавшее за этим бойкое приобретение свитков с общими наставлениями и рецептами живо заинтересовало Дерека, и он даже спросил у ближней к нему дамы, что там, в рекомендациях, и как различают живую энергию в еде и неживую. Вскоре Дерек был буквально взят в кольцо дам, желающих помочь ему совершенно бескорыстно, искренне, правда, чувствовал он при этом ещё другой интерес — и веселился немало, быстро и привычно направив дам к лопухам и молодой крапиве, разжигая в них дух соревнования за внимание такого деликатного и многообещающего, к тому же холостого, мужчины. Приглашений посетить произнесённых шопотом и потупив глазки, он получил сходу штуки три, но сумел сделать вид, что не услышал, или не поверил. Потом, уже в разгар сборов сочных листочков (дамы наперебой привлекали внимание к особо интересным экземплярам, а для уверенности, срывали сами и подносили) подошла сначала депутация от дам, пригласивших уже официально к ним на заседание маленького комитета по распространению знаний о живой энергии зелёных травинок — чтобы поучаствовать в готовке и поедании живой еды. Дерек подумал — и решился: эти дамочки как раз сейчас и для него насобирают травы, которой он теперь регулярно подкармливал живность в курятнике доктора.
  Дамы буквально вошли в азарт, скорость мелькания ножниц, резкие, клекочущие звуки перебранок за одуванчики и пастушью сумку вдруг были перекрыты воплем «А сныть-то! Сныть забыли, кто нам огуречную траву принесёт?!» и дамы засуетились. потянулись к другой траве — пониже, но тоже обильной.
  В конце концов, Дерек получил образцы всех съедобных проверенных трав, кучу рекомендаций, как получше воспользоваться их живой энергией, и ещё записочку насчёт заседания комитета, с точным адресом и временем. когда прийти. Доктор, при виде этой записки, даже зашипел, а Виллим хихикал весь обед, намекая что ест Дерек в последний раз, вот, так дальше пойдёт — приучат его барышни поститься по средам, пятницам и субботам, и станет он ушами чистую энергию солнца собирать напрямик. Сам Дерек почти не обращал внимания на шутки, был занят разными соображениями.
  Домик, в котором собирались дамы, оказался близко к самой городской стене, был не особенно велик, зато позади него имелся странный сад, немаленький и, видно, часто посещаемый, только садовник в нём был то ли ленив, то ли «с идеями». Все растения росли привольно разбросанными куртинками, кому как удалось прижиться, и, надо сказать, второе удивление — это постриженность всего этого мозаичного сада. Кажется, даже крапива была стрижена у оград и стены и не по одному разу. Всё это мельком было замечено при взгляде через окно гостиной, сам процесс заседания комитета, непринуждённо переместившийся на кухню, был куда забавнее. Дерек в жизни ещё не видел столь страстных обсуждений, нужно ли замешивать котлеты из репы на росяной воде, собранной с листочков манжетки, или надо ли давать отстояться ошпаренной сныти полчаса или час (запах был такой, что Дерек думал — вовсе сразу в компост, очень уж похоже). Особая страсть была в диспуте про введение в котлеты яиц: Дерек даже припомнил схватки братцев, доходивших до катания по земле и кусания всего, что в зубы попадается. Тем более, что дамы в моменты диспутов готовили, во все стороны летели куски травы, репы, раздавалось шипение и булькание со стороны плиты. Ножи так и сверкали... Дерек, как приобщаемый и кавалер, всё был на подхвате — то подать, то просушить на салфетке разложенные листочки, то почистить-порезать лук.
  Наконец, всё изготовилось, и, после изрядной церемонии накрывания стола, началось пробование.
  Это очень хорошо, что драконы всеядны...
  Дерек ускользнул от дам, по пути к дому доктора рассуждал, про холодный климат и склонность к самообману у женщин: никак не могло быть такого, чтоб они всю зиму травяное ели! От размышлений его отвлёк яркий непривычный запах, исходивший от свёртка, все-таки вручённого ему при выходе с собрания комитета. Дерек принюхался: пахло травой, но не так, как от угощения, только что распробованного — очень сильно и съедобно.
  О, никак, нашему красавцу свезло первого в этом году огуречника найти! - почти добродушно заметила кухарка, высунув нос с кухни. Виллим, заслышав шум при входе Дерека, тоже выскочил, и завертелся кругом, выпытывая, откуда так рано, не по сезону, листочки. Оказалось, что по местным меркам кто-то из комитетских дам был очень щедр — мало того, что сок этой травы был по запаху и вкусу похож на плоды овоща, зреющего лишь к середине лета, а теперь трава тоже лишь наклёвывалась из семян, она ещё всерьёз считалась целебной и придающей силы и долголетие. Самому Дереку трава не понравилась — грубоморщинистые листочки было трудно отмывать, волоски жутко кололи язык и вообще жилки были жуть как прочны, хотя, конечно, если с сыром и каким-нибудь соусом — то ничего.
  Дерек выспрашивал ещё об отношениях между поклонниками холодного обливания и травяного питания — оказалось что купающиеся смотрят на жизнь несколько шире и приемлют доктрину питания только живой энергией — особенно те кто сумел сохранить все зубы и перевалил тот возраст, когда могут быть дети. Правда, как сами купающиеся в проруби и прочих природных водах. так и члены их семей помладше регулярно были замечены то за поеданием колбасы (если могли добыть), то ещё какой нетравяной пищи. Поклонники Каннавалы избегали, как правило, обливаться и купались только тёплой водой, зато обожали полёживать в лоханях с травяными отварами.
  По всему так получалось, что все эти, казалось бы, наделённые волей и разумом существа желали, чтоб над их телами и разумом была власть — целителя, который сурово загонит в прорубь с водой, или заставит толочь пресную безвкусную траву, или суровый врач, браня за небрежение здоровьем, поставит припарки и даст очень горькое, но обязательно чудесное, лекарство...
  Ещё пара недель ушла на неспешные путешествия по окрестностям, ознакомление с тропами, выходами из города, с особенностями ручьёв и реки и, наконец, решение созрело: этот город придётся взять, и сделать счастливым.
  
  
  
  Знакомство.
  
  В столовой уже, как и положено к этому часу, было сервировано на две персоны.
   - Прости, милый, я не очень опоздала? - дама вошла и быстро направилась к мужу, уже сидевшему у накрытого стола. Ему чрезвычайно шел бледно-голубой цвет рубашки, а вместе со стального оттенка костюмом для официальных визитов вид был строгий и внушительный. Дама поспешно поцеловала в щеку супруга и радостно прощебетала, - Вот, смотри, какой он милый! Уже не прячется!
  Супруг чуть отодвинул от себя жену, встал из-за стола. Прислуга замерла в ожидании приказа. то ли гнать велят зверя, то ли накрывать на ещё одно лицо? У хозяев, кажется, еще нет четкого решения. Блондин задвинул супругу за себя, и, несколько невежливо заложив руки в карманы брюк, спросил у ящерицы(к этому моменту достигшей размеров дога):
  - Значит, вот кем ты решил стать? Игрушкой?
  - Играть с людьми интересно, - уклончиво отозвалась рептилия. Чуть ярче стали полосочки на спинке. приподнялись крылышки. Приподнявшись на задних лапах и опираясь на хвост, ящерица сравнялась ростом с хозяином дома — нетрудно, если учесть длину тела.
  - Вот и славно, - миролюбиво отозвался хозяин дома, - поиграем после обеда. Пока поди в сад. или на кухню — объяснишь поварятам про сбор улиток и масло с травами и чесноком для запекания. ты ведь улиток по-лимузенски хотел приготовить? И не пытайся расти — я знаю. как это прекратить.
  Блондин отвернулся от ящерки, считая разговор законченным. Дама чуть настороженно и обиженно смотрела — что будет с забавой? Неужто она что-то упустила и игрушка не так мила, как ей казалось? Лакей с мажордомом напряглись: как выводить зверя, если заупрямится? Хватит ли сил и уместно ли это делать в белых перчатках, в коих подают и прислуживают во время обеда?
  Ящерка, тихо опускаясь на все четыре лапы. прямо засияла голубыми сполохами, но блондин все так же, не оборачиваясь, усмехнулся вслух:
  - Даже и не пытайся. Из ничего и выйдет ничего. Я экономику знаю.
  Наконец, повернув голову к любимцу жены, от очень спокойно завершил:
  - Никогда не пытайся управлять людьми. Никогда — иначе я сам тебе голову оторву.
  Странное равнодушное спокойствие тона контрастировало с энергичностью выражения. Тем более странно было ощущение силы в высказанном. Но оно все же было — и ящерка, чуть прижавшись к полу, приняв вид подчинения, попыталась погладиться об руку хозяина. Рука хозяина резко отодвинулась - «нет».
  Он сделал знак мажордому и тот, быстро поклонившись, сделал приглашающий знак животному, которое велено было вывести.
  Ящерка не двинулась с места.
  Блондинка нахмурилась: домашним любимцам не полагается создавать проблемы!
  -Ошейник и поводок, Ваша милость? - спокойно спросил мажордом. И ящерица, сделав независимый вид, сама заторопилась к выходу.
  Обед прошел спокойно и приятно, после чего муж. как и обычно, отбыл по делам, притом подвез супругу и вызвался ее потом встретить и подвезти из гостей. Про ящерку не было сказано ни слова.
  Вечером, после аристократично легкого ужина, чета отправилась в парк — погулять. Обутые в изящные замшевые туфельки ножки дамы ступали легко и уверенно, шли не спеша, с удовольствием поглядывая на стриженые английские газоны с живописными группами кустов, эффектными деревьями и пришли к закономерно ожидаемому пруду с беседкой. Спутник ее, как обычно, немногословный, шел мерными шагами, поддерживал даму, давая. однако, ей ровно столько свободы, сколько она хотела: держал под руку. прислушивался к ее шагам, и не мешал рассказывать про то, как тут будет славно и какие ещё нужны затеи.
  В беседке они не задержались — прошли к самому берегу, где дама задала давно волновавший ее вопрос — как лучше: сделать ли совсем заросшим бережок, или выложить камнем? Супруг, как обычно, помедлил с ответом, хотя, кажется, давно все про себя решил.
  Каменная площадка от дорожки — для любования, большая часть пусть будет с декоративными кустами, не нависающими над водой. Договорись с садовникам — чтоб были листопадные и вечнозеленые — для зимних видов. И несколько подходов от других дорожек. Это все.
  Дама послушно кивнула.
  А рыбки? Какие-нибудь караси? Или карпы китайские?
  Дама смотрела с надеждой: все же хорошо. когда кто-нибудь движущийся развлекает. А рыбки — это мило.
  Кстати, о живности. Присядем, дорогая. И ты давай, вылезай — я знаю, что подслушиваешь.
  Скамья была внушительной и удобной, так что дама устроилась даже с ногами. прислонившись к плечу мужа и чуть пококетничав не только удобной и красивой парой туфель, а ещё и красивыми ножками. Муж снисходительно одобрил все это некрепким объятием и умелым поцелуем. Тем временем, из-под ближнего куста гортензии с пышными голубыми шапками соцветий, раздалось квакающее «Я обиделся и не хочу».
  Не хоти. - Блондин ещё раз с удовольствием погладил жену, и продолжил разговор. - Насчет живности, дорогая... Я ведь тебе про этого красавца разговорчивого не рассказывал, откуда такая редкость? Я его, к сожалению, нашел. И теперь нужно самим разобраться, откуда ящер, насколько он редок и насколько может быть опасен.
  Дальше муж рассказал, в меру деликатно, как во время инспекции окрестностей нашел это чудо, изрядно оглушенное, на болоте, явно чужое для этих мест и воспользовался беспомощностью пытающегося понравиться ему животного. Что это все-таки разумное существо, блондин понял сразу. Дело было в другом: насколько это уникальный объект и насколько он полезен? Опасен ли? Муж, все так же, чуть поигрывая пальчиками жены, неторопливо излагал, ничуть не смущаясь третьим слушателем, то, как он разбирался с аппетитами ящерицы. как наблюдал его влечение к камешкам и редкостям, попытки манипулировать кухонной прислугой и самой хозяйкой. Казалось, никого не задевало холодное внимание, с которым были перечислены все эпизоды — только немного удивляло всеведение относительно происходящего в доме. «Лакеи и горничные, дорогая», - лаконично напомнил муж и продолжил про свои выводы.
  Он чрезвычайно опасен, милая моя девочка. Крайне — ведь он набирается знаний и его аппетиты и умения тоже растут. Если пустить в пруд карпов, красота продержится очень недолго — он просто всех переловит и съест. И вырастет — настолько, что сможет сожрать нас. Ты ведь этого не хочешь?
  Конечно, нежная супруга этого никак не желала. Вот, вообще никак! Даже всхлипнула — дракончика жалко. Не показывайте тогда...
  Муж тихонько рассмеялся:
  Я не собираюсь его убивать, милая. Опасный — значит, в некоторых случаях, очень полезный. Надо уметь с ним обращаться и знать меры предосторожности. Иди сюда!
  Тон из спокойного и даже ласкового стал повелительным. Под кусом раздался шорох и оттуда высунулся демонстративно хвост.
  Блондин поискал во внутреннем кармане пиджака и вытащил нечто в зажатом кулаке. Хвост дернулся, потом раздался недовольный голос: «Что там? Все равно ты не отдашь!» Блондин разжал кулак, в котором, оказывается, была зажата горсть ярких камешков. Они поблескивали изумительным синим. завораживающим блеском, посверкивали искорками и отбрасывали яркие блики. Супруга хозяина ахнула и высказалась в том духе. что какая прелесть и ей нравятся эти штучки. Для чего такая красота, хотела бы она знать. Ящерка живо выскочила из-под куста и метнулась к протянутой ладони, явно норовя не увидеть — схватить камешки, но его превзошли: супруга прикрыла ладошками руку мужа, а тот и вовсе вмиг собрал руку в кулак. Ящерка остановилась, облизнула губы тонким языком (вовсе не раздвоенным) и спросила:
  Значит, договариваться?
  Договариваться, - весело ответил мужчина, - погуляли, в дом теперь?
  Супруга заметила, что, если насчет ее мнения некто интересуется, то она бы ещё посидела тут. Супруг, соглашаясь, легонько поцеловал ее в висок, и продолжил торг с рептилией.
  В результате было достигнуто соглашение со следующими пунктами: полосатому дракону Джорджу позволяется находиться в доме и парке — но всегда на виду и в сопровождении людей. Полосатому дракону Джорджу дозволяется тренировать свои способности, но съедать он может лишь тех, кто неугоден хозяевам. В знак особого расположения и статуса полосатому дракону Джорджу будет даровано особое ожерелье с цепочкой и красивыми камешками. Со своей стороны, полосатый дракон Джордж обязуется не есть хозяев дома, выполнять все пункты договора и всегда-всегда носить свое красивое ожерелье с камешками.
  В тот же вечер, но куда позже, блондинка осмелилась спросить уже почти заснувшего мужа, зачем на дракончика будет навешано такое красивое и явно очень дорогое ожерелье. Муж еле очнулся, был немного недоволен, но терпеливо ответил:
  Дорогая, если я ему прямо скажу, что это строгий ошейник — он же откажется его носить? А это точно будет ошейник. И в случае неповиновения — суровое наказание, и он же ограничит его возможности жрать больших существ. Вот с камешками... кстати, они дорогие, но не самые дорогие — это синтетические аквамарины. То есть, химически они идентичны настоящим, беспорочны и содержат в себе как бы упорядоченность знания и волю. Волю человека — думаю, на животное это подействует умиротворяюще.
  Значит, у меня будут тоже красивые, но дороже? - ухватилась за новую информацию дама.
  Да, дорогая. Очень красивые, дорогие, а ты сама — просто бесценное сокровище. А теперь — спи.
  Через пару дней в имении побывал ювелир, вполне молодой ещё человек, очень неразговорчивый и вечно хмурившийся, или просто у него все лицо болело, но, главное — после некоторых препирательств насчет формы звеньев ожерелья, насчет его длины, дизайна цепочки и заделки камней (Джордж требовал русскую, лапками, а блондин настаивал на гладкой, английской, ювелир подтвердил, что из английской меньше вероятности вывалиться камешку, что и решило дело) ожерелье было готово и торжественно водружено на шею Джорджа.
  Джордж был в восторге. Он долго смотрел на себя в зеркало, поворачивал шею. любуясь игрой света. Только спустя четверть часа он заметил и оценил ещё одно обстоятельство — к ожерелью прикреплена красивая и прочная цепочка, а конец ее держит дюжий лакей.
  Дама погладила по голове дракончика и утешила в своей новой манере, явно скопированной у мужа: «Не могу сказать, что теперь у тебя будет новый друг, но он позаботится о твоем корме и твоей безопасности, Джордж. К тому же, у тебя теперь будут апартаменты и охрана. И вот еще — с обратной стороны красивого ожерелья есть красивые и острые колючки. Будет жалко, если, пытаясь нарушить один из пунктов договора, поранишь себя.»
  
  
  Нечто о торговых отношениях
  
  Сложно сказать, как видели свою жизнь в целом обитатели города, да и интересовала ли их такая картина. Дракона очень интересовала, и он решил внести в неё изменения. Очень многое, горожанам казавшееся неизбежным и неизменным, вроде зимних простуд с самой осени и до конца весны дававшей заботу и доход врачам и целителям, вроде голода раз в семь лет — все это Дракону решительно не понравилось. Он решил это все пресечь, и принялся за дело.
  Как он уже понял из общения с доктором и поклонниками Великого Простеца, есть два пути не простужаться: жить в комфорте, как доктор, что требовало средств и ума для устройства дома и всего стиля жизни, либо неистовой веры в силы природы и примирение себя с не слишком ласковой этой самой природой. Несколько настораживала, правда, собственная позиция руководителей этого направления — кроме заботы о расширении рядов сторонников и регулярности встреч-купаний, они, кажется, ни на какие труды не сподвигались. Если же кто из сторонников был занят иными делами, то уж был не настолько совершенен, чтоб вовсе не болеть. При более общем рассмотрении, Дракон решил, что все же надо начинать не с них, штопающих пошатнувшееся здоровье (совсем крепкие и жизнерадостные люди к ним не шли), а с тех, чья жизнь и здоровье были непосредственно превращаемы в некие ценности. Он внимательно изучал теперь, разгуливая по рынку, заходя в лавочки и мастерские — все принюхивался.
  Люди и их быт, а так же то, что они предлагали к обмену — все имело свои цвета и запахи, и доля здоровья была очень заметна. Очень велика была разница между теми, кто мог много, щедро тратил энергию, отдавал и добывал много, и теми, кто еле влачил себя, экономно тратя силы не потому, что бережлив и копит — просто имел и добывал мало. Дракон невольно сравнил все это с милыми его сердцу морскими и речными существами: кто прямо как красавец-лосось, полон жизни, сверкающий и вкусный, а кто как рыба-игла: и найти сложно, и есть нечего, разве что их, как какого криля, нафильтровать, прочесав с мелким неводом, пару километров водной толщи. Все звенья в этом хозяйстве значимы — или почти все.
  С такой важной мыслью Дерек вошел в очередной магазинчик — оказалось, лавочка для дам. Он было смутился, но продавцы были заняты, и на его приход некому оказалось удивляться, просто не заметили, Дерек же между тем узнал нечто важное — что-то про магию местной жизни.
  Индивидуальность. Это новое понятие Дерек оценивал недолго — почти сразу он согласился. Это лосось от лосося отличается ненамного, тот, или соседний — не очень важно, когда занят вытягиванием стаи на берег. Портной, перчаточник, модистка, которая делает шляпку, а в особенности — сапожник, на чем настаивали дамы, требовавшие, чтоб мерку снимал другой мастер с их ножки, а вовсе не свободный сейчас, это было делом принципа и большого практического значения. У того, чьего внимания они требовали в три раздраженных горла, рука легкая и сапожки и ботинки не натирают, ноги в них не устают и за ценой на его работу барыни не постоят. «И доктор, и... ювелир, делающий бесценную вещь», - мысленно продолжил ряд Дерек. Он заново оценил то ощущение счастья, которое дарило ему общение в кольцом, жемчужиной, обрывком браслета и прочим содержимым его тайничка в пещере. Талантливым ювелирам нужно здоровье, талантливые доктора нужны ювелирам. Надо лишь найти и направить.
  И Дерек, прихватив с собой нежно мерцающую жемчужину, отправился по местным ювелирам.
  Вскоре у немногих ювелиров, что жили в городе и работали в основном с металлом, появился новый для них материал — жемчуг и перламутр. Для Дерека, собственно. сами жемчужные зерна не были особо ценными, всего лишь проба для мастеров — кто из них в самом деле способен сделать по-настоящему великую вещь? Первое испытание странного заказчика не прошел никто — все было довольно непритязательно и без полета фантазий, даже просто скучно и робко. Может быть, просто из-за новизны материала боялись рисковать, может, не с чем было сравнивать — но ведь и Дерек не знал, как оно должно выглядеть — воистину волшебное! Он только узнавал, когда видел.
  В доме доктора Дерек давно стал уже кем-то вроде управляющего — он сурово бранился с кухаркой, когда та ленилась идти сама или посылать поваренка за свежей «травой», как она пренебрежительно называла предписанные Дереком блюда из полезных растений и ягод, следил за сохранностью и расходованием припасов из рыбы и очень интересовался системой отопления и подвозом дров для печей. Он же теперь контролировал все покупки, и обмануть его не пытались ни кухарка, покупая чуть менее свежее и заметно подешевле, мясо, ни, что всего удивительнее — мясники и зеленщики. К тому моменту, как Дерек начал свои походы по ювелирам, он приобрел некоторое влияние на рынке — на его покупки ориентировались хозяйки и тем, чьи прилавки игнорировал Дерек, настало сущее разорение — их все старались избегать.
  Дело насчет поиска истинного таланта сдвинулось с совсем неожиданной стороны — никто, а тем более, виновник происшествия, этого не ожидал.
  Как нередко в доме доктора Пульвиса, затеялось все пустяками — кухарка принялась пилить поваренка, что он будто слишком нерасторопен, долго возится и часть его работы делает она, кухарка, поэтому поваренку следует убавить жалованья, а прибавить ей, кухарке. Поваренок отбивал нападки тем что это он делает много не своей работы — выносит мусор, таскает лучины для кухни, носит воду и все такое. Споры грозили перерасти в прямое рукоприкладство, и Виллим, в очередной раз заглянув на кухню за чайником для заваривания согревающего напитка, даже прикрикнул на обоих.
  С ума они все посходили, Дерек, - сообщил он за столом, - все хотят, чтоб одежда сидела, как на тебе, подсматривают, пытаются узнать, кто тебе шьет, и как устроена на тебе — чтоб прилегала и не сбивалась в ком из тряпок. Сейчас кухарка ругает поваренка за одно. ва выбивает, чтоб тот ей секрет рассказал, почему у него на куртке почти так же талия обрисовалась, как на твоей одежде.
  Дерек только удивлено брови вскинул — про одежду не думал вовсе, только про ее целостность, чтоб не обтрепывалась и не рвалась.
  Доктор хлопнул по лбу:
  Дерек! А ведь и в самом деле — как я тебе дал одежду, ты ее не менял ни разу — а она чистая и вся ладная! У людей так не бывает. Что — опять твоя магия? Чудо? Дерек никогда не думал про одежду — и к тому, что тут надо одеваться, привык не сразу, а потом как-то все наладилось и он по выработавшейся привычке одевался, раздевался, главное — чтоб не поддувало, как в первые дни, и было спокойно и не жарко-не холодно. Как это получается, он думал не более. чем про походку. Есть — и довольно.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"