Соколов Дмитрий Александрович : другие произведения.

- Как это было?

Они сидели в полумраке гостиной при тусклом свете нескольких свечей, отбрасывающих блики на высокие тёмные стены. За окном выдыхающийся дождь стекал каплями по уставшим дубовым листьям, вниз, впитываясь в захлёбывающуюся рыхлую землю. Тишина и сырая усталость ночи вокруг круга тусклого света внутри. Вокруг молчания людей.

Из тени угла донёсся треснувший старческий голос.

- Как? Вас что, никогда не переезжало поездом?

- Дед! - резкий всхлип Весты и взгляд заплаканных красных глаз.

- Что - дед? - древний старик с неожиданно живыми глазами со скрипом пересел на стуле. - Бедняжку сбил поезд. Что вы хотите узнать? Сколько секунд прошло между тем, как эта адская хреновина вылетела из-за поворота, несмотря на открытый шлагбаум и красный сигнал светофора, и тем, как всё уже было позади? Как сильно и что успела крикнуть моя несчастная внучка перед тем, как локомотив отшвырнул её дальше по рельсам словно тряпичную куклу?..

Данремм вздрогнул, и безучастный взгляд потухших глаз, остановившийся на отполированном дереве стола, ожил и наполнился болью. Он заговорил хриплым низким голосом.

- Мы возвращались домой, закончив в Гелистарге все свои дела, связанные с предстоявшей свадьбой. Стояла ясная солнечная погода, и мы оставили машину в городе, решив прогуляться до дома пешком. Мы как раз подходили к железнодорожному переезду, когда моё внимание отвлёк странный звук - словно крики тысяч ворон, которые закончились так же внезапно, как и возникли. На миг я словно выпал из реальности, всё вокруг потускнело. Ощущение было таким, словно нас окутало туманом непонятного безвременья, в котором я не мог ни видеть, ни слышать, ни даже думать... Дед шёл сзади и наткнулся на меня, вырвав из этого странного секундного оцепенения. В тот же момент раздался оглушительный свист поезда и крик...

В гостиной повисла мрачная тишина. Лишь звук дождя за окном, потрескивание дров в камине и редкие всхлипы Весты - звуки ожившей пустоты.

Старческий голос врывается скрипом в законченную сцену проявленной тоски.

- Я не думаю, что я мог бы это почувствовать и уж тем более описать... Я понимаю, Данремм, мой мальчик, ты переживаешь это снова и снова, то, что случилось... Пытаешься это осознать - нервное движение тени на стене - Я просто к тому, чтобы вы не думали, что это было, там, кознями дьявола или прочей мистической белиберденью. Мою внучку просто переехало поездом "Деим - Гелистарг" с обдолбанным придурком на месте машиниста. Вот и всё. Я не пони...

Роланд уже не слышал старика. Свист поезда и птицы. Ярко-синяя воронка неба над раздавленным, вмиг притихшим пепельно-серым городом. Разноцветные черви на камне стен. Свечи на столе. Из тёмного угла комнаты к Роланду тянулся внимательный и неподвижный взгляд Ассадора.

Данремм тяжело встал, пустыми глазами посмотрел на окружающие лица.

- Простите, я, наверно, поднимусь к себе.

- Да, конечно, Данремм, - старик со скрипом поднялся со стула. - Я тебя провожу.

- Спасибо, дед, не стоит. Боюсь, мне не удастся провалиться куда-нибудь ко всем чертям... Простите меня.

Данремм тяжело поднялся по лестнице, сопровождаемый тоскливым скрипом ступеней. Всё вокруг не было безучастным, даже тёмные стены, но он предпочёл бы, чтобы это было не так. В этом пыльном участии было что-то мерзкое, как если бы в горе тебе сочувствовал случайный пьяный дебил, привязавшийся за стойкой бара от безделья, в отработанной надежде на то, что ты ему поставишь ещё стакан.

Данремм, не раздеваясь, лёг в постель. Неясные тени на стенах и потолке, шёпот ветра за окном, внимательная тишина. Что он здесь делает? Теперь, когда его ничто больше не связывает ни с этим местом, ни с людьми внизу. Ничего, кроме жирной зелёной тоски. Он лежал и бездумно смотрел на стены, вещи, мебель во мраке комнаты. Он не мог сейчас здесь оставаться. Надо выйти наружу. Он встал. Ему не хотелось снова встречаться с людьми внизу - плащ был в комнате, он оделся, обулся и выпрыгнул в окно.

Здесь было легче. Дождь уже закончился, слабый свежий ветер успокаивал, прогоняя жаркие затхлые мысли. Пахло сырой листвой. Данремм бесцельно пошёл вдоль реки.

Небо теперь было чистым - звёзды и полная луна. Множество звёзд. Тихие холодные всхлипы реки слева внизу. Тишина. Вялые отстранённые мысли путались, цеплялись за ветви деревьев вокруг, лениво въедались в кору. Взгляд осторожно доставал из темноты мокрые камни, тусклый блеск капель на траве. Где-то справа вскрикнула птица. Данремм свернул в лес.

Ноги скользили на опавших ветках, путались в зарослях мокрого кустарника. Перед глазами появилось столь знакомое и близкое лицо, тёплое нежное присутствие. Столь родное и близкое. И вместе с ним - новым ударом холодная острая боль утраты. Душной волной вернулось ощущение, преследовавшее его всё последнее время: тошнотворное чувство чужеродности. То, что происходило с ним, больше не было его жизнью; она ушла вместе с его любимой - теперь он был лишь частью чуждого нового мира. Пыль. Пустота.

Он вышел к обрыву. Вновь перед глазами появилось лицо его невесты. Она улыбалась. Данремм прыгнул вниз.

...Ветви в темноте, его руки. Мёртвую тишину нарушают изредка лишь далёкие пронзительные вопли. Что-то меняется... Неуловимо, каждое мгновение, словно кто-то режет время на мелкие куски и склеивает их заново в бессмысленные сумасшедшие узоры. Мерцающие образы странных существ.