Сокольский Марк Давидович : другие произведения.

Ярмарка Димы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

  
  
  
  
   Марк Сокольский
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Ярмарка Димы
  
   (роман)
  
  
  
  
  
  
   2012год
  
   Марк Сокольский
   Ярмарка Димы
   Роман
  
   Издателство "Медиал"
   Ришон-ле-Цион
  
   Электронный адрес автора:
   [email protected]
   Телефон: 972-544999467
  
   Техническое редактирование -
   Любовь Ямпольская
  
   Дизайн обложки -
   Дорит Штерн
  
   ISBN 978-965-7478-72-1
  
  
  
   All right reserved
   Значок - copyright Марк Сокольский, 2012
  
  
  
  
  
  
  
   Моим родителям Сокольскому
   Давиду Петровичу и Сокольской
   (Сигаловой) Дине Григорьевне
   посвящаю эту книгу.
  
  

От автора

  
   Написав документальный роман "Листая время" я осознал, как мало я знаю о жизни своих родителей. Мои знания о них ненамного превышали сведения, о которых сообщается в анкетах при приёме на работу. Естественно, что особенно тёмным пятном для меня был период до моего появления на свет и период моего, не совсем безоблачного детства. Да и став взрослым, я не могу сказать, что очень интересовался подробностями жизни своих предков.
   Иногда папа или мама что-то рассказывали о своей жизни, но слушал я тогда их, как говорят, в пол-уха. Только с возрастом начинаешь понимать, что если близкие тебе что-то рассказывают, то этим они хотят как-то поделиться с тобой своим опытом и знаниями. Когда же я стал понимать, что прошлое, хранящееся в памяти, есть часть настоящего, то оказалось, что спросить об этом прошлом уже было не у кого...
   Идея рассказать о непростой жизни моих родителей и поколения их сверстников не оставляла меня. Казалось бы, кому интересен жизненный путь одной семьи, члены которой не являются известными писателями, актёрами или политическими деятелями. Правда, мой папа стал учёным, но не всемирно известным, а одним из сотен или даже тысяч таких же, как он тружеников науки. Тем не менее, каждый человек отражает своё время. Бывает, что история неизвестного человека гораздо интереснее и насыщеннее жизни прославленного деятеля.
   Чем больше будет примеров жизненного пути отдельных людей, тем лучше можно будет понять жизнь бурного двадцатого века, во многом изменившем историю человечества.
   После долгих раздумий я решил написать художественное произведение, где за основу взял реальные события, описанные в упомянутом мной документальном романе, дополняя их художественным вымыслом, и создавая новые персонажи. Все образы в этом романе собирательные, а имена вымышленные. Поэтому любые совпадения здесь могут быть только совершенно случайными.
   Я долго думал, как назвать моё произведение. Были варианты: "Версия романа" и "Жизнь Дмитрия Петровича". Но потом я подумал, что на ярмарку жизни люди отправляются в юном возрасте, когда их зовут ещё просто по имени, часто уменьшительному. Поэтому я дал название, которое вы видите на титульном листе: "Ярмарка Димы".
   В книге использованы стихи моего папы Давида Петровича Сокольского.
  
  
  
  
  

Глава 1

  
   - Ольга Николаевна, вызовите срочно "скорую помощь", мне очень плохо, - услышала помощник Президента Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук, сняв телефонную трубку.
   - Что с Вами, Дмитрий Петрович? - почувствовав недоброе, спросила она Учёного секретаря Президиума академии.
   Ответа не последовало.
   На удивление быстро приехавшая "скорая" зафиксировала у больного обширный инфаркт миокарда и на огромной скорости помчалась в кардиоцентр.
   Прошло три мучительных для жены и детей Дмитрия Петровича дня, прежде чем в состоянии больного наступило улучшение, и появилась надежда на благоприятный исход.
  
   Дмитрий Петрович почувствовал, как он медленно погружается в воду и начинает дышать через тростник, предусмотрительно срезанный им перед погружением.
   "Так это же не я, это мой папа! - изумлённо подумал больной. - Он много раз рассказывал мне, как в Гражданскую войну спасся от погромщиков, нагрянувших в его аптеку".
   - Хлопцы, остановитесь на минутку! Навести здесь "порядок" и даже убить меня вы всегда успеете, - обратился Пётр Давидович к черносотенцам. - Я привык всегда угощать дорогих гостей. У меня есть отличный спирт, и если вы не побрезгуете, я с удовольствием угощу вас.
   Против такого соблазна "гости" устоять не смогли и приказали, не мешкая, принести "живительную влагу".
   Хозяин аптеки быстро исполнил приказание.
   Один из громил до краёв наполнил стакан спиртом и протянул его аптекарю.
   - От вас, жидов, можно ожидать, чего угодно, - сказал он. - Выпей, убеди, что питьё не отравлено.
   - Что Вы такое говорите! Как можно травить благородных людей! - возмутился Пётр Давидович. - Вся округа покупает в моей аптеке лекарства, и не один православный на меня не в обиде, - произнёс он с достоинством, и залпом осушил поднесённый ему стакан.
   - Хорош, трепаться, - ухмыльнулся один из погромщиков. - Давай разливай! Угощай гостей.
   Аптекарь наполнил стаканы и "гости" с удовольствием принялись за дело. Они быстро выпили три двухлитровые бутыли спирта. Принятая доза подняла им настроение. Они повеселели и потребовали принести ещё.
   - Охотно, - ответил хозяин аптеки, - Я мигом.
   Спирта у него больше не было. Но попробуйте объяснить это пьяным бандитам. И как бывает в экстремальных ситуациях, решение пришло мгновенно.
   Он направился в подсобное помещение и через запасной выход вышел на улицу. С облегчением вздохнув полной грудью, Пётр Давидович бегом бросился к близлежащему пруду, обильно покрытому густыми зарослями тростника. Срезав ветку тростника потолще, он стал медленно входить в воду...
   - Куда запропастился этот ёбаный аптекарь?! - спохватились незваные гости. - Где наш спирт?
   - А может, он решил смыться? - высказал кто-то довольно здравую мысль.
   - Пусть только попробует, - произнёс их предводитель. - Я покажу ему, как от нас бегать! Быстро оторву яйца. Айда, хлопцы, поищем его. Далеко он не мог уйти.
   Хозяина аптеки нигде не было. Погромщики обыскали все соседние дома. Беглец как будто испарился.
   Убедившись в бесполезности поисков, раздосадованные налётчики, матерясь и ругаясь, удалились восвояси.
   Через какое-то время Пётр Давидович, дрожа от холода, вышел из воды, с облегчением вынув изо рта спасшую его трубку...
  
   - Состояние вашего мужа стабилизировалось, он начал дышать самостоятельно, - обрадовал жену больного вышедший из реанимации врач.
   Дмитрий Петрович открыл глаза и с удивлением обнаружил, что находится в комнате напичканной разнообразными приборами, возле которых суетятся люди в белых халатах.
   Постепенно больной понял, где он и осознал, что с ним произошло.
   "Нужно поскорее сообщить жене и детям, что со мной всё в порядке, - подумал он. - Я представляю, как они волнуются. Я их всех очень люблю, особенно младшего внука. Он такой смышлёный мальчик. Общение с ним доставляет мне столько радости. Интересно, кем он станет, когда вырастет"?
   И неожиданно на Дмитрия Петровича нахлынули воспоминания. Он вспомнил разговор со своим отцом о выборе профессии. Беседа проходила почти пятьдесят лет назад, но всё так чётко всплыло в его памяти, как будто это было вчера.
  
   Дима оканчивал кооперативный техникум. Учился он там только потому, что в их городке ничего другого не было. Отец спросил его, что он думает делать после окончания учёбы. Дима чистосердечно признался, что пишет стихи и мечтает поехать в Москву, чтобы поступить там на литературные курсы. Он достал тетрадку со своими стихами, которую до этого никому не показывал и протянул её отцу.
   Читать стихи отец не стал, только посмотрел на своего сына как на человека, мягко говоря, с не очень большими умственными способностями. Повертев в руках тетрадку со стихами, он сказал тоном, не терпящем возражения: "Пока ты не встанешь на ноги, забудь об этой ерунде"!
   Дима не ожидал такого поворота событий и растеряно смотрел на отца.
   - Ты что, не понимаешь, что стихоплётством занимались обеспеченные люди от безделья? - продолжал Пётр Давидович. - Посмотри, кто были известные поэты: дети помещиков, жившие на доходы от своих поместий или дворяне, получившие большое наследство. Твои любимые Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Блок... были состоятельными людьми и могли, сколько влезет писать стихи в своё удовольствие.
   Кстати, Блок после революции, когда ему пришлось зарабатывать себе на хлеб, ничего кроме довольно сомнительной поэмы "Двенадцать" не написал.
   - А как же Сергей Есенин, Демьян Бедный, Эдуард Багрицкий..., - попытался возразить юноша.
   - Нашёл с кого пример брать. С Демьяна Бедного. Он полностью оправдывает свою настоящую фамилию: Придворов. Конечно он - придворный писатель и живёт припеваючи. Но поверь мне, настоящий писатель не может писать только то, что нужно властям. Он не может давить свои чувства и мысли в угоду его хозяевам.
   Сергей Есенин, ничего не скажу - талантливый поэт. - Так он и пишет то, что думает. Разве мог Демьян Бедный написать такие строчки: "И Ленин мне конечно не икона и Маркса я конечно не читал". Наверняка он не читал Маркса. Да и Ленина, я думаю, не принимает за божество. А Есенин эти строчки написал. За них его власти по головке не погладят, хоть и говорят, что он любимый поэт Троцкого. Да и спился он, прожигает почём зря свою жизнь. Написал "Москву кабацкую", бесспорно во многом правдивую поэму. Но её тоже добрым словом не помянут. Так что скажу я тебе: "Хорошим он не кончит".
   - О Багрицком и говорить нечего. Мальчишка, заражённый революционным пафосом. С возрастом должно пройти.
   Так папа в пух и прах распесочил любимых поэтов сына, его кумиров.
  
   - В соседней Масловке, - неожиданно отец сменил тему, - открылся сельскохозяйственный институт. Закончи его. Стань хорошим агрономом, тогда и пиши себе на здоровье. Если у тебя нет таланта, то никакие курсы тебя писать не научат. Никто из твоих любимых поэтов литературных институтов не кончал. - Талант - это, - как говорил небезызвестный тебе Шолом-Алейхем, - такая штука: если он есть, так есть! - А он-то уж знал, что говорил.
   - Умнейший был человек, - пустился в воспоминания Димин папа. Он был частым гостем в нашем доме. Я тогда не придавал никакого значения, что он известный писатель, будущий классик. Для меня он был просто Шлёма Рабинович - муж моей троюродной сестры и друг моего отца.
   - Я тогда был очень молод и многого не понимал в их многочасовых беседах. Но скажу тебе - это были два очень умных человека. Мой отец, твой дед, был присяжным поверенным в Киеве и, видимо, писателю было интересно послушать о любопытных случаях на процессах.
   - Неужели он не мог прочитать об этих процессах в газетах, - попытался прервать не очень нравившуюся ему беседу Дима.
   - Разве газетам можно верить? - искренне удивился папа. - Они много пишут, чего не нужно и не пишут многого, о чём нужно было бы написать, - мимоходом пояснил Пётр Давидович, и как ни в чём не бывало, продолжал дальше. - К тому же к моему отцу приходило очень много местных жителей с просьбой разобраться в их спорах или помочь решить какие-то проблемы. В этих просьбах было и грустное и смешное, иногда то и другое вместе. Некоторые из рассказанных отцом историй были использованы в произведениях писателя.
   Отец всё говорил, говорил, а сын уже не слушал его. Он с горечью думал о том, что если послушается отца и поступит в сельхозинститут, то у него не будет времени заниматься поэзией, а вместо жизни в весёлой и шумной столице жить в захолустной Масловке.
   "Неужели мне придётся вместо лекций известных поэтов и писателей слушать скучные рассуждения старых профессоров о возделывании полей и выращивании растений! - пронеслось у него в голове. - Рухнут все мои мечты проводить вечера в поэтических кафе, где можно послушать только что написанные стихи известных поэтов и прочитать свои.
   Мне не придётся до поздней ночи спорить о достоинствах и недостатках прочитанных шедевров. Не придётся рассуждать о различных течениях и направлениях в литературе. Я не смогу встретить на одном из таких вечеров красивую девушку, увлечённую поэзией. И не буду гулять с ней по ночной Москве и первой читать свои стихи".
   "Нет, это невозможно"! - решил Дима и, набравшись смелости, прервал отца. Срывающимся от волнения голосом он твёрдо произнёс: "Папа, ты сам учил меня быть в жизни самостоятельным и не бояться принимать смелые решения. Если я сейчас не поеду в Москву, то всю жизнь буду корить себя, что не использовал свой шанс, и в какой-то степени буду винить в этом тебя".
   Пётр Давидович немного опешил. Он никак не ожидал от своего послушного мальчика такого отпора.
   Удивлённо посмотрев на сына и немного подумав, сказал: "Хорошо. Ты меня убедил. Я дам тебе деньги на дорогу и немного на еду. Поживёшь там у Семёна Абрамовича - нашего дальнего родственника. Я ему напишу письмо. Думаю, он тебя примет.
   Это всё, чем я могу тебе помочь. Дальше крутись, как знаешь. Если ничего не получится, упрекать будет некого".
   - Спасибо, папа! - обрадовался Дима. - Я всегда знал: ты у меня отец, что надо!
   - Умные учатся на ошибках других, а дураки на своих собственных, - прошептал Пётр Давидович как бы сам себе и немного нахмурившись, вышел из комнаты.
  
  

Глава 2

  
   Москва встретила Диму шумным перроном Киевского вокзала. Носильщики предлагали свои услуги приезжим. Беспризорники и воры выискивали очередную жертву. Встречающие бросались к своим приехавшим родственникам или знакомым кто-то с искренней, а кто-то с напускной радостью.
   Диму никто не встречал. Он вышел из вагона, сделал несколько шагов по платформе, и движущаяся толпа подхватила его и вынесла на привокзальную площадь. Он остановился, чтобы осмотреться и решить, куда двигаться дальше.
   Рядом с ним оказался какой-то парень, примерно его лет.
   - Закурить не найдётся? - дружелюбно спросил он.
   - Извините, я не курю, - вежливо ответил гость столицы.
   - Откуда приехал? - как ни в чём небывало продолжал разговор новый знакомый.
   - С Киевщины.
   - Похолодает, я тоже уеду в Киев. Зимой в Москве плохо. Холодно, - доверительно сообщил он. - Потом может быть, махну в Одессу, люблю море.
   - Я тоже мечтаю побывать в Одессе, но только летом, чтобы поплавать в море - поддержал разговор Дима.
   - В Москву приехало много ваших с Украины, - продолжал парень. Раньше, говорят, здесь жили только богатые евреи в основном в районе Тверских и Бронных. А последнее время их столько понаехало, что в центр уже не пробиться. Так они нашли выход: набились в Перово, Лосиноостровск, Малаховку. В общем, кто куда смог. Тебе тоже туда?
   - Нет, - ответил Дима. - Мне дали адрес в Салтыковке. Наверное, сейчас туда и поеду.
   Кстати, ты не знаешь, как до неё добраться?
   - С Курского туда ходят пригородные поезда, - охотно ответил собеседник. - Правда, советую тебе поторопиться, чтобы приехать засветло. Там улицы не освещённые. Ходить опасно. Могут и убить.
   - Тебя как зовут, - неожиданно он сменил тему.
   - Дима, - ответил будущий поэт.
   - А меня Серёга, - сообщил москвич. - Знаешь Димка, чтобы ты не плутал, я тебя провожу до Курского и посажу на поезд. Давай только зайдём в вокзал и заскочим в сортир, а то дальше с этим будет напряжёнка.
   - Давай, - охотно согласился Дима.
   В помещении вокзала Серёга ориентировался как у себя дома, и они самым коротким путём прошли в искомое место. Они подошли к тянувшемуся вдоль всей стены жёлобу и Дима, поставив рядом с собой свой чемодан, с большим удовольствием приступил к исполнению естественной надобности.
   Закончив эту процедуру, он нагнулся за чемоданом и... с удивлением обнаружил, что его нет на месте. Серёги тоже не было. Он исчез вместе с чемоданом.
   "Наверное, Серёжа ждёт меня за дверью", - подумал Дима, ещё не подозревая о возможности другого варианта развитие событий.
   Он был скромным, интеллигентным мальчиком из провинции. Ему не могло прийти в голову, что такой доброжелательный парень, может оказаться вором. У него было совсем другое представление о жуликах.
   Дима вышел из туалета и беспомощно огляделся вокруг, всё ещё надеясь увидеть своего нового "друга". Его, разумеется, нигде не было! Кроме обычной вокзальной сутолоки он ничего не увидел.
   Конечно, было жалко своего единственного выходного костюма и нескольких рубашек, которые "будущий поэт" взял с собой. Но весь ужас состоял в том, что пропала лежавшая в чемодане самая большая ценность, можно сказать, дело всей его жизни - тетрадка со стихами. Без этой тетрадки пропадал весь смысл приезда в Москву. Что он теперь покажет в литературных редакциях? Как его примут на литературные курсы? О чём он будет говорить с известными поэтами и писателями? Рассказывать, что писал стихи, и они вдруг пропали? Кто поверит?
   Понурив голову, Дима побрёл на трамвайную остановку. Спасибо добрым людям: одни объяснили, как доехать до Курского вокзала, другие подсказали на какой электричке доехать до Салтыковки, третьи помогли найти нужный адрес.
  
   Открывший дверь Семён Абрамович, видя удручённый вид гостя, постарался деликатно расспросить его, чем он так расстроен. Дима, как мог, рассказал о своём невесёлом приключении.
   - Неприятно, конечно, - мягко сказал хозяин дома, - но не смертельно. - Это брат, Москва. Тут и не такие дела творятся. Я тоже в первые годы жизни здесь, - продолжал он, - попадал в хорошие переплёты. Думал: всё пропало, ничего у меня не получится, зачем приехал? Ничего, пережил. Сейчас, слава б-гу, живу, не жалуюсь. Имею фотоателье на Арбате!
   - Нет, конечно, оно не моё - государства, - поправился Семён Абрамович, увидев удивлённый взгляд гостя. Ты же знаешь, - усмехнулся он, - благодаря мудрому руководству нашей партии у нас теперь нет частной собственности. Я, в этом ателье всего лишь заведующий, - пояснил он. - Но не обижаюсь. Хватает на хлеб с маслом и даже на чёрную икру! Ты Дима подоспел вовремя. Прямо к ужину. Сейчас сам сможешь убедиться, что живём не на хлебе с водой.
   Из другой комнаты вышла чуть полноватая симпатичная женщина.
   - Это моя жена Инна Львовна, - представил свою супругу хозяин дома.
   - Это Петин сын, - догадалась она.
   - Он самый, Дмитрий Петрович Товальский, собственной персоной! - подтвердил муж
   - Я думаю можно просто Дима, - улыбнулась Инна Львовна и тут же без всякого перехода произнесла: "Мужчины, мойте руки и быстро за стол".
   Ужин был действительно вкусный и сытный. После такой обильной еды все немного разомлели.
   - Ты, Дима, не расстраивайся, что пропали твои сочинения. Знаешь, одна из древних мудростей гласит: "Не жалей, что потерял и не порти кровь, чтобы вернуть былое вновь". Это очень правильно. Ты ещё молодой, напишешь новые стихи, лучше прежних, - убеждённо сказал Семён Абрамович и остановился, вроде как бы немного задумался.
   Вдруг, словно что-то его осенило, он энергично воскликнул: "Дмитрий, хочешь, я устрою тебя к себе фотографом. У тебя паспорт уже есть"?
   - Есть, - ответил юноша. - Недавно получил.
   - Надеюсь, он не лежал в твоём чемодане, - улыбнулся хозяин дома.
   - К счастью нет, - сказал Дима, мысленно поблагодарив свою маму за то, что, как он не сопротивлялся, зашила деньги ему в трусы, а паспорт в пиджак.
   - Прекрасно, - продолжал родственник. - Мне нужны свои люди, которым можно доверять. Инна Львовна тоже у меня работает - ретушёром. Научу тебя фотографировать. Заживёшь припеваючи.
   Мальчик рассеяно слушал, до конца не понимая, о чём говорит его родственник.
   - У нас арифметика простая, - пояснил Семён Абрамович. План сдаёшь государству, а что сверху - оставляешь себе. Правда, не всё. Часть отдаёшь мне. Я тоже не всё себе оставляю. Те, - он многозначительно поднял палец вверх, - кто стоит надо мной, также хотят хорошо кушать.
   - Будешь неплохо зарабатывать, - продолжал он просвещать Диму. Начнёшь прилично одеваться. Будешь ходить в театры, на концерты, в рестораны. Появятся девушки. Отпадёт всякое желание писать какие-то там стихи.
   - Инна Львовна! Правильно я говорю?
   - Правильно, - ответила она. - Только может быть, наоборот, когда появятся девушки, у него появится новый стимул для поэзии. Они будут вдохновлять его на новые стихи.
   - Ты, как обычно, права, - охотно согласился Семён Абрамович, - женщины всегда вдохновляли поэтов.
   - А ты, как всегда знаешь, когда подлизаться, - усмехнулась супруга. - Уже поздно. Пошли спать. Покажи мальчику его комнату. Там я ему уже постелила.
   Дима с удовольствием лёг в чистую, мягкую постель. В голове замелькали события минувшего дня.
   "Как же я мог так опростоволоситься? Провели как последнего простофилю, - корил он себя. - Мне же говорили, что в Москве нужно держать ухо востро. Так нет, как последний лопух, доверился первому встречному и получил по заслугам".
   Наконец усталость взяла своё, и он забылся в беспокойном сне.
  
   - Ну что, немного отдохнул, успокоился? - обратился наутро Семён Абрамович к гостю. - Хочешь, поедем со мной, познакомишься с местом твоей будущей работы.
   - Я поеду с Вами с удовольствием, только я сначала хотел бы попробовать устроиться на работу в какую-нибудь редакцию.
   - И кем бы ты хотел туда устроиться? Курьером? Бегать по всей Москве, высунувши язык и получать за свой труд гроши?
   - Ну, зачем курьером, можно корреспондентом или кем-нибудь ещё.
   - Кто ж тебя возьмёт без связей и без имени корреспондентом или кем-нибудь ещё?
   - Возможно и так, - как можно вежливей ответил Дима. - Всё-таки я хочу попробовать сходить в несколько редакций. Вдруг что-нибудь получится. Вы не будете возражать?
   - Что ж, сходи. Только знай, что там сидят такие же бюрократы, как у нас в управлении. С той лишь разницей, что для наших кормушка - фотография, а для них - литература.
   - Ты, знаешь, сколько бездарных писателей лижет им задницы, чтобы жить за счёт публикаций своих "высокоидейных" произведений, без всякой меры восхваляющих советскую власть! Надеюсь, ты не хочешь стать таким писателем?
   - Конечно, нет.
   - Ладно, - сказал Семён Абрамович, вставая из-за стола, - поехали в город. Помыкаешься по издательствам и редакциям и убедишься, что я был прав.
  
   Всю дорогу из Салтыковки Дима пропускал мимо ушей всё, о чём говорил его спутник. Он не мог смириться с потерей своей тетради, так как понимал, что без неё у него очень мало шансов на успех.
   "Неужели она пропала безвозвратно и нельзя ничего сделать, - с горечью размышлял юноша. - А ещё говорят, что рукописи не горят. Может быть, они и не горят, но то, что их воруют, теперь я знаю точно".
   "Какой прок Серёге от моей тетради, - продолжал рассуждать юноша, - продать он её не сможет. Кроме меня она никому не нужна. Я думаю, он без всякого сожаления отдаст её мне. Если он не захочет вернуть мне тетрадь просто так, то я заплачу за неё, и он с радостью возьмёт деньги. Надо срочно разыскать Серёгу"! - решил Дима, и на душе стало немного светлее, у него появилась надежда.
   "А вдруг Серёга выбросил тетрадь, как ненужный хлам"? - тут же охватило сомнение "будущего поэта", и настроение снова ухудшилось.
  
   Распрощавшись с Семёном Абрамовичем, Дима направился не в редакцию, а к Киевскому вокзалу.
   На перроне и привокзальной площади, как всегда, было полно народа. Дима пристально вглядывался в лица молодых людей, надеясь увидеть в одном из них своего знакомого. Но всё было тщетно. Серёги нигде не было.
   "Наверное, он сегодня "работает" на другом вокзале, - подумал Дима, без толку протолкавшись целый день на Киевском. - Приду сюда завтра".
   Но ни завтра, ни послезавтра никого не встретил.
   "Наверное, Серёга от меня прячется. - рассуждал обворованный гость столицы. - А может быть, он продал мои вещи и уехал на эти деньги в Киев, хоть и собирался туда зимой, но кто его знает..."?
   Так или иначе, Дима убедился, что все его поиски бесполезны, и прекратил поездки на вокзал.
  
   На следующий день Дима изменил маршрут и направился в редакцию очень известного толстого журнала. К главному редактору строгая секретарша нежданного посетителя не пустила. Но, поговорив с ним несколько минут, увидела его растерянность, искренность и неискушённость. Ей стало жаль юношу, и она разрешила ему зайти к заместителю главного редактора.
   - Ты не смущайся, - сказала она, - он тебя выслушает и сможет дать полезный совет. Викентий Павлович хоть и известный писатель, но человек простой.
  
   Хозяин кабинета, оказался пожилым человеком с усталым лицом. Окинув задумчивым взглядом посетителя, он спросил: "Ваши родители - лишенцы*"?
   - Почему? Мой папа фармацевт, работает заведующим аптекой.
   - Значит из "бывших", - уточнил редактор, - буржуазный специалист. Но если работает, то это ничего. Я вот тоже работаю, - добродушно заметил он. - Вы принесли Ваши публикации?
   - Понимаете, дело в том, что я ещё не посылал свои стихи ни в какие редакции, - смущённо признался проситель. - Они все были записаны в моей толстой тетради, которую у меня украли на вокзале. Я собирался вам её показать.
   - О! Так Вы поэт местного местечкового значения, - усмехнулся хозяин кабинета. Наверное, Ваши стихи представляют большую ценность, раз они привлекли внимание воров!
   - Нет, - смутился юноша. - Просто она лежала в чемодане с моими вещами, и вор о ней не знал.
   - Смею предположить, что с поэтами, воспевающими советскую власть у Вас не так много общего.
   - Я больше пишу о природе, и рассуждаю о
   ----------------
   *Лишенцы - бывшие нэпманы, служители культов, бывшие царские полицейские, офицеры и т.д. Они не только были лишены избирательных прав, но им было запрещено работать в государственных учреждениях, получать высшее или техническое образование. Многие из них приезжали в Москву, чтобы затеряться в людской массе и скрыть своё прошлое.
   смысле человеческого бытия.
   Слова о поиске смысла человеческого бытия вызвали у литературного начальника улыбку.
   - Если это так, то не стоит беспокоиться, Вашими произведениями никто не сможет воспользоваться - сказал он, продолжая улыбаться. - Нет, я не хочу сказать, что они плохие, - успокоил он автора. - Просто их никто не напечатает, потому что рассуждения о смысле человеческого бытия сейчас не в моде. Как жить и что делать нам заботливо указывает наша партия...
   Если же Ваши сочинения как две капли воды похожи на стихи "правильных" печатающихся поэтов, то тем более не стоит жалеть об их пропаже.
   - Мне трудно судить о ценности моих стихов, - дипломатично ответил Дима.
   - Я вижу, Вы не глупый молодой человек, - после небольшой паузы, заметил редактор. - Я Вам посоветую вернуться домой и попробовать опубликоваться в местной печати.
   - Если всё будет успешно, то можете прислать что-нибудь нам, мы посмотрим. Желаю удачи, - закончил он беседу.
  
   Этот ответ, конечно, не удовлетворил молодого человека, и он отправился искать счастья в другие редакции.
   Хождение по другим редакциям также не принесло юноше успеха. В некоторых с ним общались вежливо, в одной даже попросили прислать рукописи, отпечатанные на машинке.
   - Тексты, написанные от руки, мы не рассматриваем, - объяснили они. - Отпечатайте их и пришлите нам. Мы с удовольствием прочитаем, - заверили автора, как будто не слышали, что рукописи утеряны.
   Однако были и такие редакции, где над ним потешались более откровенно. Называли "классиком" и "литературным светилом", которого все издательства будут счастливы печатать в будущем, когда он создаст свои бессмертные шедевры.
  
   Как Дима и предполагал, на литературных курсах с него также потребовали публикации или какие-нибудь материалы, проливающие свет на его творчество.
   Когда он сказал, что таковых в данный момент у него не имеется - сотрудница, беседовавшая с ним, посмотрела на него с такой откровенной жалостью, с какой смотрят на не совсем полноценных людей. С трудом, сделав серьёзное лицо, она сказала: "К сожалению, сейчас я не могу дать Вам положительного ответа. Мы можем принять только ограниченное число слушателей и поэтому должны иметь представление о творческих способностях претендентов. Но Вы не отчаивайтесь, - попыталась она хоть как-то обнадёжить юношу. - Мы будем рады видеть Вас, когда Вы сможете представить нам свои произведения".
   Историю с потерянной тетрадью никто не воспринимал всерьёз.
  
   "К сожалению, Семён Абрамович оказался прав", - с горечью подумал Дима, убедившись в бесплодности попыток войти в литературные круги.
   "Ничего не поделаешь, - продолжал рассуждать сам с собой гость столицы, - если не удалось заявить о себе, как о поэте, нужно, пока я нахожусь в Москве, хотя бы послушать настоящих поэтов. Может быть, удастся поговорить с кем-нибудь из них".
   Он стал тщательно просматривать все афиши на улицах и объявления в "Вечерней Москве", выискивая сообщения о литературных вечерах. Оказалось, что поэтов в Москве очень много. Каких только литературных течений здесь не было: имажинизм, символизм, акмеизм, футуризм... Можно было запутаться в этих названиях. Дима не предполагал, что столько людей пишет стихи. Ему хотелось услышать всех поэтов, но он понимал, что, как говорил незабвенный Кузьма Прутков: "нельзя объять необъятное". И молодой человек удовлетворился посещением литературных вечеров таких замечательных поэтов, как Борис Пастернак, Владимир Маяковский, Осип Мандельштам, Анна Ахматова.
   Восторг от стихов всеобщих кумиров был у Димы полный. Оказалось, что есть большая разница: читать стихи в книге или слушать их в исполнении авторов. Видеть их одухотворённые лица, слышать их вдохновенный голос, чувствовать все нюансы их интонаций, что могло дать большее наслаждение любителю поэзии!
   Юноша, как это было не обидно, понял, что его стихам ещё далеко до мастерства этих поэтов. Ни к одному из них он так и не решился подойти.
   "С чем я могу обратиться к этим великим людям? - мучительно размышлял молодой человек. - Рассказать трогательную историю про украденный чемодан со стихами. Это никому не интересно. Да наверняка и не поверят, а только подумают, что я хочу их разжалобить и извлечь из этого какую-то выгоду.
   Подойти и выразить своё восхищение их мастерством? Так им и без меня хватает восторженных почитателей. Вон сколько народу крутится возле них после каждого выступления! Все просят автографы и восхищаются их творчеством.
   Нет уж лучше я постою в сторонке и послушаю, что говорят умные люди".
  
   Время шло. Деньги у Димы кончались. Нужно было или устраиваться на работу или возвращаться домой.
   "Что ж, - подумал юноша, - стать фотографом я всегда успею. Можно найти что-то более интересное, чем целыми днями щёлкать фотоаппаратом.
   Не хочется только обижать отказом Семёна Абрамовича с Инной Львовной. Они хорошие, гостеприимные люди. Я им очень благодарен. Но заниматься фотографией у меня нет никакого желания.
   Скажу, что прежде чем принять решение о работе фотографом, я должен посоветоваться с родителями, - решил он. - Этому они поверят.
   Поеду домой. Там подумаю, что делать дальше".
  
  
  
  

Глава 3

  
   Через несколько дней после приезда сына, Пётр Давидович вернулся к теме выбора профессии.
   - Надеюсь, теперь ты понял, что я желал тебе только добра, - обратился он к Диме.
   - Кто ж мог знать, что у меня украдут тетрадь со стихами, - попытался оправдаться сын.
   - Уверяю тебя, что и с тетрадью результат оказался бы точно таким же, - заметил Пётр Давидович. - Только на то чтобы прийти к такому итогу, тебе пришлось бы потратить уйму сил, денег и времени. Ты знаешь сколько, талантливых писателей не смогло пробиться в печать? И дальнейшая судьба многих из них не завидна.
   Я думаю, что тебе очень повезло с потерей тетради.
   - Почему ты так считаешь? - удивился сын.
   - Возможно, прочитав мои стихи, их бы сразу напечатали.
   - Можешь быть уверен, что никто даже бы не попытался открыть твою тетрадь, так как тексты, написанные от руки, сейчас никто не читает. Тебя очень вежливо попросили бы напечатать их на машинке. Ты бросаешься искать машинистку*. Это не так просто. Обычно все машинистки загружены: днём они печатают в своей организации за зарплату, и только после основной работы печатают частные заказы. В Москве пишущих много - хоть пруд пруди...
   ---------------------
   * Машинистка - женщина, печатающая на пишущей машинке. После появления компьютеров, эта профессия исчезла.
   - Но вот тебе повезло. Ты нашёл женщину, согласившуюся напечатать твои опусы. Через месяц получаешь свои стихи, отпечатанные на машинке.
   Ты выкладываешь за работу определённую сумму и счастливый мчишься со всех ног в редакцию. Там ты извиняешься, что так долго не мог принести отпечатанные рукописи. К твоему удивлению, их это совсем не огорчает! Никто не бросается читать твои произведения. У них накопилось слишком много рукописей, требующих рецензий. Тебя попросят зайти примерно через месяц.
   Через месяц они всё ещё не будут прочитаны. Ты возмутишься и начнёшь выяснять отношения. Тебе опять очень вежливо объяснят, что у них большой круг постоянных авторов, и они в первую очередь рецензируют их.
   Так они будут морочить тебе голову несколько месяцев. Наконец скажут, что ознакомились с твоими сочинениями, и они оставили у них приятное впечатление, но чтобы пустить их в печать, нужно ещё немного над ними поработать.
   Если у тебя нет головы на плечах, то ты начинаешь их дорабатывать, и тратишь на это годы, пока до тебя не доходит, что овчинка выделки не стоит.
   Так что этот молодой человек, что унёс твой чемодан, по сути дела оказал тебе услугу. По большому счёту ты должен благодарить его за сэкономленные время и деньги! Уверяю тебя: ты бы потратил гораздо больше, чем стоило содержимое чемодана.
   Юноша, понурив голову, выслушал эт речь, но благоразумно промолчал. Сказать в своё оправдание ему было нечего.
   - Тебе казалось, что я не прав, - продолжал отец, - но я кое-что испытал, кое-что в жизни видел, и кое-что в ней понимаю.
   - Я в этом не сомневаюсь, - охотно подтвердил сын.
   - Теперь, надеюсь, ты убедился, что лёгких побед не бывает.
   Дима молча кивнул головой.
   - Есть такое латинское изречение: "Per aspera ad astra", что означает: "через тернии к звёздам".
   - Я этот афоризм знаю и понимаю, - грустно вздохнул сын.
   - Вот и хорошо. Может быть, ты хочешь стать поэтом или писателем, - продолжал Пётр Давидович, - только для того, чтобы прославиться? Только для того чтобы твоё имя красовалось на обложках книг или на страницах газет? То скажу тебе: "Это можно сделать, не жонглируя рифмами".
   - Ты предлагаешь мне писать прозу? - с недоверием спросил сын.
   - Можно и прозу, только не такую, как ты думаешь, - ответил отец.
   - А какую?
   - Сейчас тебе объясню: "Люди поступают в институт и получают там хорошее образование. Затем приобретают профессиональный опыт и пишут статьи и книги о своей работе. И уверяю тебя - таких людей уважают гораздо больше, чем каких-то стихоплётов", - с некоторым пафосом произнёс Пётр Давидович.
   - Зачем ты так о поэтах? - заступился Дима за своих кумиров. - Знаешь, с каким восторгом встречают их слушатели на поэтических вечерах!
   - Такие же бездельники, как они, - продолжал гнуть свою линию родитель.
   Посмотрев на обиженное лицо своего отпрыска, он неожиданно сменил тему: "Ты знаешь, есть ещё один способ получить известность без всяких усилий, не ударив палец о палец".
   Сын удивленно посмотрел на отца.
   - Да, да! Тому хороший пример твоя бабушка, - уловив Димин взгляд, продолжал Пётр Давидович. - Она умудрилась попасть в большую литературу, не написав ни строчки.
   - Она что, совершила какой-нибудь подвиг или попала под лошадь? - пошутил сын.
   - Не умничай, а слушай, - строго остановил его отец. - Ты, конечно, не читал жизнеописания Шолом-Алейхема "С ярмарки". Это понятно. Ты очень молод и тебя такие книги пока не интересуют. Ты ещё только собираешься на ярмарку жизни, хотя об этом серьёзно не задумываешься, - продолжал он. - Сейчас для тебя больше актуальны "Блуждающие звёзды". Это естественно, там действуют твои ровесники, мыслящие как ты. Тем не менее, я думаю, что поездка в Москву тебя кое-чему научила.
   - Да, я приехал оттуда совсем другим человеком, - согласился Дима. - Я многое понял, и многое переоценил и в отличие от героев "Блуждающих звёзд", вернулся домой.
   - Так вот, - продолжал отец, - в своём произведении "С ярмарки" Шлёма посвятил моей маме, твоей бабушке целую главу: "Тётя Тойба из Бердичева". Тогда мои родители жили в Бердичеве.
   - Здорово! - искренне восхитился сын. - Стать героем книги известного писателя. Как ей это удалось?
   - Ничего нет удивительного, что о твоей бабушке написали в книге. Она женщина энергичная, непредсказуемая, ей всегда до всего есть дело. С ней часто происходят разные события...
   - Если же ты хочешь стать писателем, - продолжал папа, - потому что у тебя лежит к этому душа, если ты чувствуешь, что это твоё, что ты не можешь без этого, то скажу тебе: "Это никуда не денется".
   - Окончи институт, поработай, пообщайся с людьми, узнай жизнь. Тогда у тебя будет, о чём писать и писать правдиво, а не высасывать тему из пальца!
   Юноша не сомневался, что родитель прав. На самом деле жизнь оказалась гораздо сложнее и непредсказуемее, чем он представлял себе.
   - А что такого сделала бабушка, что о ней написали в книге? - спросил Дима, чтобы как-то сменить тему.
   - Должен тебе сказать, что в событиях, описанных в главе о маме, она сыграла не очень хорошую роль. Твоя бабушка - человек наблюдательный, она заметила, что у дочки её богатого брата - роман с бедным учителем. Своими наблюдениями она не могла не поделиться с отцом девушки. Тот долго не рассуждал и немедленно отказал молодому человеку в месте.
   - Но насколько я знаю, тётя Ольга вышла замуж за Шолом-Алейхема, - робко заметил Дима.
   - Не перебивай старших, - строго сказал отец и продолжил свой рассказ.
   - Шлёма и моя сестра Ольга по-настоящему любили друг друга и, несмотря на все препятствия, через какое-то время встретились, и дело кончилось свадьбой.
   - Почему я с ними не знаком, не знаю их детей?
   - Ты с ними не знаком, вернее не помнишь их, потому что когда началась война, они были в Германии и не смогли вернуться. Тебе тогда было три года. Позже они уехали в Америку. Шлёма хотел после окончания войны вернуться в Россию. Но он, к большому сожалению, не дожил до этого. Светлая ему память!
   Ольге одной с детьми возвращаться не имело смысла. Там они уже были более или менее устроены, а что их ждало здесь, неизвестно. Времена были трудные, суровые. Не дай б-г ещё раз пережить такое.
  
   - Как же Шолом-Алейхем мог ходить к вам в гости, если бабушка чуть не разлучила его с любимой девушкой? - продолжал Дима свои расспросы. Это было гораздо интереснее, чем разговоры об институте.
   - В общем, она ничего особенного не сделала, - ответил папа. - На её месте так поступил бы каждый близкий родственник, желающий девушке добра.
   - Парень был бедным учителем, сыном мелкого лавочника. Никто тогда не знал, что он станет известным писателем. Девочка - дочь богатого помещика, красивая. Её отец не без основания надеялся найти ей более респектабельного и выгодного жениха. Короче говоря, по всем тогдашним меркам они были не пара.
   - Шлёма понимал это, - продолжал папа, - и обиды не затаил. Тем более что он всё-таки добился своего и женился на Ольге.
   Мама его очень хорошо принимала у нас дома. Они часто мило и дружелюбно беседовали. Я думаю, что если бы писатель успел закончить своё произведение, он бы написал о твоей бабушке, что-нибудь хорошее.
  
   - Подумай, сынок, над моими словами, - Пётр Давидович вернулся к началу разговора. - Поверь мне, твёрдая профессия в наше нелёгкое время - это гарантия твоего благополучия и благополучия твоей будущей семьи.
   Я уверен, потом ты будешь с благодарностью вспоминать эту беседу.
   Что тут было думать! Поездка в Москву подтверждала правоту отца. Практически о том же самом, только в другой форме, говорили Семён Абрамович и заместитель главного редактора журнала. Они, сами того не зная, помогли отцу убедить мальчика, что по завершении учёбы в институте жизнь не кончается.
   - Ничего не поделаешь, - сказал себе Дима. - После потери тетрадки со стихами у меня нет выбора. Придётся смириться, что мои мечты в лучшем случае отодвигаются на какое-то время. Осуществить их сейчас не представляется возможным, "московская ярмарка", к сожалению, оказалась не для меня!
   Тяжело вздохнув, он тихо, но твёрдо, произнёс: "Хорошо, папа, я поступлю в сельхозинститут".

Глава 4

  
   "Как давно это было, - подумал Дмитрий Петрович. - Разве мог я тогда, в тот, довольно рискованный мой первый приезд в Москву, подумать, что через много лет этот город станет моим домом. И что я буду в нём не последним человеком. Но как тогда, так и сейчас я не могу однозначно ответить на вопрос: хорошо или плохо ничего не бояться, и целеустремлённо идти к цели. Ведь не секрет, что страх заставляет нас жить не так, как мы хотим. Но с другой стороны известная народная мудрость гласит: "Бережённого Б-г бережёт". Вот и рассуди тут. Вроде бы то и другое правильно.
   В течение жизни человек совершает много ошибок. Это, по-видимому, неизбежно. Если кто-то пытается дать совет, то вероятней всего его не послушают. Здесь нельзя никого винить, так как совсем не факт, что подсказка будет верной. В общем, как ни крути, возвращаешься к выводу древнего мудреца: "Я знаю только то, что ничего не знаю".
   Человеку ничего другого не остаётся, как надеяться лишь на себя и на провидение".
  
   В своё время я не послушался своего отца, - продолжал вспоминать Дмитрий Петрович, - и поехал в Москву осуществлять свою мечту. В результате набил себе шишек, и пришлось поступить, как предлагал отец. Повёз документы об образовании в Масловский институт селекции и семеноводства.
  
   В приёмной сидела строгая женщина в очках. Приняв мои документы, она попросила заполнить большую, на двух листах, анкету.
   Я знал, что в анкете её больше всего интересовало моё социальное происхождение и чем занимались родители до установления советской власти. В те годы ни приёмных экзаменов, ни тестов в современном понимании при приёме в высшие учебные заведения не было. Отбор студентов осуществлялся по их социальному происхождению. Молодых людей вышедших не из пролетарской среды в институты не принимали.
   Важная дама, прочитав мою анкету, где я написал, что мой папа и дедушка были мелкими служащими, недоверчиво посмотрела на мой интеллигентный вид и задала несколько дополнительных вопросов, главным образом о моих родителях. Папа предусмотрительно подготовил меня к таким вопросам, и я отвечал на них без запинки.
   - Хорошо, - сказала она, немного подумав. - Хоть я и не совсем уверена, что всё, о чём ты говорил, - правда. Но документы у тебя в порядке. Мы зачислим тебя в институт. Поздравляю! Ты стал студентом.
  
   Я вышел на улицу. Цвели каштаны.
   "Красота необыкновенная", - подумал я, залюбовавшись шикарными густыми кронами деревьев, из которых яркими светильниками выглядывали ослепительно белые созвездия цветов. Я вдруг осознал, что я сделал выбор. Я выбрал профессию!
   К моему удивлению это меня не огорчило. Наоборот, я понял, что избавился от тяжёлого груза неопределённости. Теперь не нужно изводить себя сомнениями, терзаться мыслями: что делать дальше? Решение принято и как гора свалилась с плеч. Захотелось расслабиться и ни о чём не думать.
   К вечеру вернулся домой. Родители меня заждались. Папа сразу набросился с расспросами. Его интересовало всё: что меня спрашивали, с кем я разговаривал, кто, что мне сказал и так далее. Наконец мама не выдержала и как настоящая еврейская мама сказала: "Петя, не мучай ребёнка, оставь его в покое. Он устал и страшно голоден. Главное, что он поступил в институт, а кто, что его спрашивал - дело второе".
   - Дима первый студент в нашей семье! - с гордостью ответил папа. - Ты только подумай: через несколько лет он станет специалистом с высшим образованием! Этот повод нужно отметить! Давай готовь праздничный ужин!
   - Уже всё давно готово, спохватился! - с доброй иронией заметила мама. - Быстро мойте руки и садитесь за стол.
   Я чувствовал себя именинником. Сёстры смотрели на меня с каким-то благоговением. Как- никак студент института - взрослый человек!
  
   Стояло тёплое украинское лето. Дима очень любил это время года. Ему нравилось убегать от пристававших к нему сестрёнок в близлежащий лес. Там он залезал на своё любимое ветвистое дерево и любовался оттуда совершенством и красотой природы, слушая пение птиц и вдыхая неповторимые ароматы леса. На душе становилось легко и свободно.
   "Если жизнь так хороша сейчас, как же она будет прекрасна через десять, двадцать, пятьдесят лет" - пытался представить себе мальчик. Дальше ему думать не хотелось. Он понимал, что к тому времени у него не будет родителей, и не представлял, как можно жить без них. Он очень любил папу с мамой, несмотря на то, что они, по его мнению, не всегда были правы.
   Дима надеялся, что когда будет построено самое передовое в мире социалистическое общество, люди перестанут враждовать друг с другом и на земле не будет войн. "Все будут счастливы, - размышлял он. - Люди будут заботиться друг о друге. Будет много вкусной еды, красивой одежды и других нужных вещей. Тогда учёные смогут спокойно заняться изобретением лекарств от всех болезней. Получив эти лекарства, люди будут жить долго-долго".
   Мальчик верил, что такие лекарства обязательно изобретут. Ведь изобрели же в технике почти всё, что возможно изобрести: "Давным-давно моря бороздят пароходы, пересекающие по пути из Европы в Америку атлантический океан менее чем за неделю. По железным дорогам с огромной скоростью мчатся поезда, - рассуждал юный мечтатель. - И всё это благодаря изобретению парового двигателя. Уже очень скоро лошадей вытеснят быстроходные автомобили. Высоко в небе летают аэропланы. Люди, живущие в разных городах, разговаривают друг с другом по телефону.
   Чтобы послушать знаменитых певцов, необязательно ходить в театр. Можно включить радио или завести граммофон. Осталось изобрести радио, по которому можно будет передавать не только звук, но и изображение, как в кино. Ведь кино тоже совсем недавно было немым".
   Дима невольно улыбнулся. Он вспомнил, как в Москве, проходя мимо какого-то кинематографа, он увидел яркую надпись на афише: "Только у нас. ЗВУКОВОЕ КИНО. Спешите видеть и слышать. Великий немой заговорил"!
   Такого чуда нельзя было пропустить, и мальчик купил билет.
   Шла смешная комедия. Артисты на экране разговаривали, смеялись и пели, словно в театре. Песенки в фильме были довольно фривольные. Одна из них, где немножко приблатнённый парень зовёт девушку на свидание, запомнилась Диме и очень долго вертелась в его голове:
   "Не хотится ли пройтиться,
   Там, где мельница вертится,
   Где фонтаны щеголяют,
   Электричество светляет..."
   И дальше такая же ерунда вроде ответа девицы: "Тю, мама скажет, что романы я крутю..."
  
   "Но самое главное, что предстоит сделать учёным и инженерам, - продолжал размышлять мальчик, - это создать ракету, на которой можно полететь к другим планетам и узнать есть ли там наши братья по разуму. Говорят, что на Марсе есть. Было бы здорово слетать туда и посмотреть, как они там живут, а потом пригласить их в гости к нам на землю.
   "Вот это тема, так тема! Про это можно написать большую поэму или даже роман! - мечтательно подумал Дима. - Правда, Герберт Уэллс уже написал книгу о пришествии на Землю инопланетян, - вспомнил он. Но может быть, писатель ошибся, и на Марсе живут не страшные агрессивные чудовища, а совсем наоборот. В действительности там может оказаться всё не так страшно. И обнаружится, что там живут добрые, миролюбивые, разумные создания. Если это так, то я смогу написать не "Войну миров", а что-нибудь вроде "Дружбы цивилизаций"!
  
   Лето прошло быстро. Нужно было отправляться на учёбу - в "Масловскую академию", так называли институт селекции и семеноводства в народе. Как выяснилось позже, это название себя оправдывало.
   Мама запекла в духовке курицу и настряпала вкусных пирожков. Она аккуратно сложила вещи сына в большой деревянный чемодан, и они с папой на попутной подводе отправились в Масловку. Там Пётр Давидович снял для студента комнату, где ему предстояло жить всё время учёбы.
  
   Когда отец уехал домой, и будущий агроном остался один, ему стало немного грустно. Дима вдруг ясно осознал, что он не только приступает к учёбе в институте, он начинает самостоятельную взрослую жизнь. Он отправляется "на ярмарку".
  
  

Глава 5

  
   В первый день занятий в институте, как это обычно бывает после летних каникул, царила шумная, праздничная атмосфера. Студенты, и преподаватели пришли в приподнятом настроении. То и дело, то в одном, то в другом месте слышались восторженные восклицания, рукопожатия, дружеские объятия. Только новички скромно стояли в сторонке, ожидая начала занятий. Дима тоже стоял в этой группе и с интересом смотрел на своих сокурсников и учителей.
  
   Часть преподавателей была профессорами дореволюционной закалки. Они учились у таких научных корифеев, как К.А.Тимирязев, Д.Н.Прянишников, В.Р.Вильямс. Портреты этих учёных висели на стенах фойе института.
   Другая часть преподавателей была научными сотрудниками селекционной исследовательской станции.
   Состав студентов тоже был неоднородным. Одну часть составляли "образованные", то есть имеющие среднее образование. Другую, более многочисленную категорию - "малограмотные", чьё образование исчерпывалось окончанием различных курсов ликбеза*. Все они были выходцами из крестьянских семей. В грамоте эти студенты были не сильны, но знали не понаслышке, что такое сельское хозяйство. Одни из них пришли в институт после подготовки в специальных сельскохозяйственных профшколах,
   ----------------------
   *Ликбез - ликвидация безграмотности
   другие закончили рабфак или ещё какие-то подготовительные курсы. Всех их объединяло стремление учиться.
   Глядя на сокурсников, Дима старался определить, кто может стать его товарищем. С кем он сможет делиться своим сокровенным, с кем сможет при случае посоветоваться. Кто из них будет вместе с ним заниматься в литературной секции. Студент не сомневался, что такая секция в институте существует.
   Невольно посмотрел молодой человек и на девушек. Дольше, чем следовало, его взгляд задержался на одной симпатичной шатенке. Она была одета скромно и просто, как впрочем, в те годы одевалось большинство советских людей. Правда, в отличие от модной тогда короткой стрижки комсомольцев, её волосы были заплетены в тугую красивую косу. Лицо девушки было серьёзным, но милым. Дима, не мог оторвать от неё глаз, он как зачарованный смотрел на девушку. Такого с ним ещё никогда не было. Ему очень хотелось своим взглядом сказать ей словами романса: "Ответь мне что-нибудь глазами, дорогая".
   Но всё было напрасно. Телепатии не получилось. Казалось, девушка не замечает его. Ничего другого не оставалось, как отвести взгляд.
  
   Первую вводную лекцию читал известный учёный Д.Ларионов. Он увлекательно рассказывал, как можно, воздействуя на растения, на их природу, вывести новые высокоурожайные и устойчивые сорта. Чувствовалось, что он живёт этим, что это главное дело его жизни. Все студенты: и "образованные" и "малограмотные" слушали профессора, раскрыв рты. Заинтересовала лекция и Диму. Он никогда не думал, что слушать о жизни растений может быть так интересно.
   После лекции он, неожиданно для себя, вместе с остальными ребятами включился в обсуждение услышанного. Совершенно не зная основ растениеводства, новоиспечённый студент с удивлением слушал рассказы местных "баронов Мюнхгаузенов" о том, какие чудеса случались у них в деревнях.
   Один парень переплюнул всех. Он с увлечением повествовал, как у себя во дворе щёлкал семечки, и одна упала в ямку. На следующий год он с изумлением увидел, что на этом месте неожиданно пророс удивительный подсолнух. Он рос так быстро, что к середине лета вырос со среднего размера берёзу. Головка его была с большое колесо от телеги, а семечки величиной с жёлудь!
   - Ну, ты ври да не завирайся, - не выдержал один из слушателей.
   Враль клялся и божился, что это чистая правда.
  
   В перерыве между лекциями Дима зашёл в комитет комсомола института, чтобы узнать о порядке записи в литературную секцию. Войдя в комнату, студент немного удивился, увидев за столом солидного не молодого человека. Он по наивности считал, что лидером молодёжи должен быть его ровесник, или чуть старше. Он тогда не знал, что руководить молодёжью, имеют право лишь члены партии*.
   -----------------
   *Партия: тогда была только одна партия - коммунистическая
   Увидев замешательство на лице парня, секретарь поднялся и, протянув вошедшему руку, представился: "Виктор".
   - Дима, - ответил юноша.
   - Не Дима, а Дмитрий, - поправил его хозяин кабинета. - Говори, с чем пожаловал.
   Дима коротко рассказал о своём желании.
   - Ты что, пришёл сюда литературой заниматься, - немного насмешливо спросил он. - Это в школе есть кружки по интересам, а здесь институт - высшее учебное заведение. Сюда люди пришли получать серьёзное образование, а не тратить время на развлечения.
   Комсомольцу стало неловко. Он понял, что попал впросак и собрался покинуть кабинет.
   - Нет, ты не думай, что мы здесь зациклились только на учёбе, - остановил первокурсника Виктор. - Мы живём полноценной разнообразной жизнью. У нас есть много интересных мероприятий. Мы стараемся, так сказать, идти в ногу со временем.
   Всегда выходим на митинги в поддержку политики партии и правительства, против враждебных происков кулачества, группировок троцкистско-зиновьевского толка и всякой прочей антипартийной контры. У нас два раза в год к седьмому ноября* и к первому мая** выпускаются стенгазеты. Перед этими праздниками всегда проводятся торжественные собрания.
   ----------------------
   *Седьмое ноября - День Великой Октябрьской Социалистической Революции.
   **Первое мая - День солидарности трудящихся всех стран. Эти два дня были самыми большими официальными праздниками в Советском Союзе.
   Кстати, если ты захочешь написать заметку в газету или выступить на митинге, то тебе всегда представится возможность сделать это. Вот как раз здесь ты сможешь проявить свои литературные таланты.
   - Вообще-то я писал стихи, - скромно заметил студент.
   В стенгазете можно поместить и стихи, посвящённые этим датам, - охотно согласился Виктор.
   У юного студента данная тема большого восторга не вызвала, но он счёл нужным промолчать и внимательно слушал старшего товарища.
   - Ещё мы регулярно проводим политзанятия, очень часто организуем коммунистические субботники, - воодушевлённо продолжал комсомольский секретарь.
   - Ты представляешь, как это здорово: отдохнуть от умственного труда, заменив его трудом физическим. Учёные говорят, что это очень полезно для здоровья, а мы, коммунисты, добавляем: и для общества.
   Буквально на следующей неделе ты сам сможешь в этом убедиться. У нас будет первый в новом учебном году субботник. Поедем или на овощную базу или в недавно созданный ближайший колхоз.
   Так что, видишь, жизнь у нас в институте не такая уж скучная, - закончил беседу комсомольский вожак.
   Диму совсем не воодушевила возможность отправиться на субботник. Он бы с большим удовольствием поехал в этот выходной домой к родителям.
   Но жизнь полна неожиданностей. Этот первый в жизни студента субботник подтвердил всем известную истину: "Никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь"!
   На овощной базе ему вдруг нежданно-негаданно удалось поближе познакомиться с той самой шатенкой, что, говоря высоким стилем, пронзила его сердце стрелой амура. Произошло это, правда, не в самой романтичной и выгодной для Димы ситуации.
   Студенты шинковали капусту для засолки. Работали они большими ножами на длинном деревянном столе. Все ребята в основном были выходцами из крестьянских семей, и такая работа для них была обычной. Дима же вырос в другой среде и к такому труду, мягко говоря, не был привычен.
   Товарищи по учёбе быстро заметили, как неловко он орудует ножом, и стали смеяться над ним. Под насмешливыми шутками товарищей несостоявшийся поэт, окончательно растерялся, и хотел, было совсем бросить роботу. Но тут кто-то громко сказал: "Ну, чего ржёте, как ослы! Посмеялись, и хватит".
   Это была та самая, "не заметившая" в первый день занятий его влюблённого взгляда шатенка.
   - Что такого, если человек не умеет шинковать капусту. Может быть, он умеет такое, что вам никогда в жизни не осилить. Ещё будете просить у него списать лекции и просить подсказки на экзаменах.
   Выдав эту речь, девушка подошла к парню, стоявшему рядом с Димой.
   - Ну-ка подвинься! - не терпящим возражения тоном сказала она ему.
   - Как тебя звать? - обратилась она к Диме, встав рядом с ним.
   - Дима, - ответил юноша.
   - Меня - Валентина, - представилась шатенка, и как ни в чём не бывало, продолжила: "Смотри Дима, нож нужно держать вот так. Когда поднесёшь его к капусте, нажимай сильней. Но сначала не спеши, а то порежешь руку. Быстрота придёт сама".
   К концу смены дела у Димы пошли лучше. Правда, Валя, незаметно для него, несколько раз бросала свою нашинкованную капусту в его корзину.
  
   Постепенно Дима втянулся в учёбу, охотно слушал лекции профессоров, в которых для студента всё было в новинку. Кроме лекций два раза в неделю проводились практические занятия на селекционной станции. Эта станция считалась в стране одной из образцовых баз для выполнения исследовательских работ. В лабораторном корпусе станции висел большой плакат с изречением К.А.Тимирязева: "...недостаточно бросить в мир счастливую мысль, - необходимо облечь её в форму неопровержимого факта".
   Дима с большим удовольствием посещал практические занятия и, когда они заканчивались, с нетерпением ждал следующих.
   Нет, он их ждал не потому, что спешил проверить на практике, услышанный на лекциях материал. Он вполне доверял преподавателям! Студент стремился на селекционную станцию потому, что при выполнении лабораторных работ, как-то само собой получалось, что они с Валей садились за один стол и вместе выполняли задания.
   Постепенно студенту понравилось отбирать и изучать образцы зерна и растений. Раньше ему казалось, что пшеница - это просто пшеница, овёс - это просто овёс, горох - это просто горох, и они ничем друг от друга не отличаются. Для него явилось открытием, что все эти культуры внутри своего вида могут иметь разнообразные сорта и что каждый сорт - уникален и неповторим в своей индивидуальности.
   Приходилось выполнять и не совсем творческую работу: вскапывать грядки, высаживать рассаду, выпалывать сорняки. Присутствие рядом Вали помогало студенту собраться и не отставать от других. К тому же он понимал, что в сельском хозяйстве без этого никуда, и смотрел на эти работы философски. Воспринимал их, как осознанную необходимость. Понемногу он незаметно по- настоящему узнал и полюбил свою профессию.
  
   Дима очень гордился тем, что в его институте преподают выдающиеся учёные, создатели всемирно известных сортов растений. Раньше он считал, что такие учёные живут только в Москве или в Ленинграде, но никак не в таком захолустном городе, как Масловка. Поэтому студент был очень удивлён, когда секретарь партийной организации, вместо того, чтобы радоваться, что в институте есть такие большие учёные, назвал их на одном из митингов в поддержку сталинского плана коллективизации сельского хозяйства вредными осколками буржуазии.
   - Лучше бы они уехали за границу вместе с другими буржуазными учёными, чем разлагать неопытную молодёжь, оправдывая антинаучные теории Чаянова*, и других деятелей от науки защищающих интересы кулачества.
   Им предлагали место на "философском" пароходе.** Они отказались. Видите ли, - с нескрываемым сарказмом продолжал он, - они хотят
   работать на благо Родины и не хотят бросать свои многолетние научные исследования, которые вот-вот могут принести свои плоды.
   - А какие у них могут быть плоды? - продолжал философствовать он. - Вы наверно не знаете, преподаватели вам не рассказывали, у нас на Украине работает молодой селекционер Трофим Денисович Лысенко. Он сын крестьянина, с детства приучен к земле. Поэтому добился фантастических результатов. Вывел такие сорта пшеницы, что никаким вашим учёным и не снились.
   Один из старшекурсников осмелился возразить оратору, сказав, что у учёных института есть известные во всём мире сорта, а Лысенко мало кто знает даже в нашей стране.
   - Ты что хочешь вылететь из института? - с злобной усмешкой оборвал его партийный лидер. Я это тебе быстро устрою. Ты, наверное, забыл, с каким позором исключали из института студентов, которые сомневались в виновности инженеров,
   ----------------
   *А.В.Чаянов - выдающийся учёный-аграрник. Репрессирован в 1930 году.
   **философский пароход - пароход, на котором в1922 году были высланы из страны многие известные "буржуазные" учёные.
   проходивших по шахтинскому делу*
   Не беспокойся, доберутся и до твоих учёных и сочувствующие им тоже в стороне не останутся!
   Партийный функционер не ошибся. Но ему пришлось ждать почти десять лет, пока начнутся репрессии против учёных, и будет совершено убийство Н.И.Вавилова...
  
   Вечером, уже лёжа в постели, Дима долго размышлял над словами партийного вожака. Его речь весь день не выходила у него из головы.
   "Как же так, - думал Дима, - преподаватели,
   имеющие много научных работ, признанные во всём мире научные авторитеты не годятся в подмётки не очень образованному селекционеру. Почему секретарь парткома так резко оборвал студента, выразившего свою точку зрения"?
   Не найдя ответа на мучившие его вопросы, Дима заснул.
  
   Хотя студент и полюбил свою профессию, он не перестал меньше любить Валю - свою прекрасную шатенку. Про себя он так называл эту девушку, вероятно под влиянием стихов А.Блока о прекрасной даме. Студент постоянно думал о ней и тайком от всех писал посвящённые ей стихи.
   Перед каждым стихотворением он так и писал: "Прекрасной шатенке посвящается". В этих стихах он мог, не стесняясь, излить свою душу и выразить все свои чувства.
   ---------------------
   *шахтинское дело - судебный процесс 1928 года над инженерами и техниками - участниками "контрреволюционной вредительской организации", действовавшей в районах Донбасса.
   Несмотря на дружбу с девушкой, показать ей своё творчество он не решался. Каждый раз юноша говорил себе: "Вот наберусь смелости, и была, не была, признаюсь ей в любви". Но когда наступал решительный момент, он шёл на попятный.
   "Сейчас неподходящее время, да и обстановка совсем не романтическая" - оправдывал он свою робость.
   Валя о его отношении к ней, вероятнее всего догадывалась, но не подавала вида. Относилась к Диме, как к хорошему близкому товарищу. Теперь они сидели вместе не только на практических занятиях, но и почти на всех лекциях.
   Однажды, незадолго до первого мая, к нему подошёл главный редактор стенной газеты и сказал: "Дима, я слышал от Виктора, что у тебя есть склонность к литературе. Со следующего года мы введём тебя в редколлегию. А сейчас для начала напиши заметку о Вале. Она хорошо учится. Активная комсомолка. Говорят, ты с ней дружишь. Думаю, найдёшь, о чём рассказать".
   Перед праздником весь институт читал Димину заметку. В неё он вложил всю свою душу. Он написал, какая Валя чуткая и отзывчивая девушка. Как легко товарищам с ней общаться. Как она всегда приходит на помощь и в учёбе, и в быту, и всё в таком духе.
   Девушка, прочитав заметку о себе, подошла к Диме со словами: "Ну, зачем ты так расхвалил меня. Я обычная, как все".
   - Нет, ты не как все, ты необыкновенная! - непроизвольно вырвалось у юноши.
   - Ну, ты и скажешь, - улыбнулась Валя, предпочтя не заметить, с какой страстью были сказаны эти слова.
   Дни шли за днями, и незаметно был закончен первый, а затем и второй курс. В один осенний день, вскоре после летних каникул Валя подошла к Диме и предложила ему прогуляться. Дима с радостью согласился, но почувствовал, что это приглашение прозвучало немного необычно. В нём ощущался едва заметный скрытый подтекст.
   Какое-то время они шли молча по аллее их любимого городского парка. Затем Валя, смущёно улыбнувшись, сказала: "Ты знаешь, Дима, я вышла замуж и перевожусь в другой институт".
   Юноша ошалело посмотрел на подругу, как будто впервые увидел её.
   - Мой муж окончил в этом году наш институт и настоял, чтобы мы поженились, - как бы оправдываясь, пояснила Валя, - ты его знаешь, это Петя Смирнов.
   Я тебе первому об этом говорю. Не хочу, чтобы ты узнал от других.
   - А почему в другой институт? - автоматически спросил Дима.
   - Петя получил назначение в Курскую область и уговорил меня перевестись поближе к его работе. Он сказал, что если он уедет, а я останусь, то меня кто-нибудь уведёт.
   - Как это кто-нибудь!? - искренне возмутился юноша. - Я знаю, ты не такая, что тебя любой может увести.
   - Короче говоря, - продолжала девушка, - "кто-нибудь" - это ты. Он ревнует меня к тебе. Когда Петя прочитал твою заметку обо мне, то сразу сказал: "Этот парень определённо в тебя влюблён". Потом ему кто-то сказал, что мы с тобой дружим и на всех лекциях и практических занятиях сидим вместе. В общем, его воображение разыгралось.
   Дима с тупым удивлением смотрел на Валю. Она никогда не рассказывала ему про своего жениха. Он считал естественным, что если она с ним дружит, то у неё никого нет. Такого удара он никак не ожидал.
   После затянувшейся паузы, до него дошло, что нужно что-то сказать. Он еле слышно выдавил: "Поздравляю тебя",- густо покраснел и опустил глаза.
   - Не огорчайся, - ласково прошептала девушка. - Ты мне нравишься. С тобой было интересно. Если бы не Петя... мы с ним давно решили пожениться, то неизвестно, как бы всё сложилось.
   Дима по-прежнему стоял молча, всё ещё не в силах полностью осознать случившееся.
   - Не расстраивайся! Ты очень молод! У тебя всё ещё впереди! - тем же ласковым голосом сказала Валя. Она нежно провела рукой по его щеке и ушла. Навсегда!
  
   Так закончилась у Димы его первая любовь. Юноша очень тяжело переживал крушение своей мечты, своих несбывшихся надежд. Он был ещё наивным мальчиком, и то, что произошло, было для него ударом. Ему не приходило в голову, что девушка, которую он безумно любил, и которая казалось, отдавала предпочтение ему, может так поступить. Несчастный влюблённый никак не мог смириться с тем, что его любимую будет целовать и ласкать кто-то другой. Придя домой, он достал все свои стихи, посвящённые прекрасной шатенке, и с каким-то остервенением порвал их на мелкие куски.
   Дима тогда не мог знать, что первая юношеская любовь далеко не всегда заканчивается свадьбой.
  
   На следующий день Валя уже не пришла на занятия. Вскоре все сокурсники знали причину её ухода из института.
   Видя Димин удручённый вид, к нему подошёл Володя - простой деревенский парень, с которым он более или менее сдружился во время учёбы.
   - Девка она, конечно, видная, - сказал он. - На неё в институте не только ты глаз положил. Многие к тебе плохо относились только потому, что она не их выбрала. Всё время с тобой да с тобой. Завидовали тебе.
   Так что радуйся, что целых два года была возле тебя, - продолжал Володя. - Мне она тоже нравилась. Но я и близко не подходил. Знал, что бесполезно.
   - Спасибо тебе, Володя, за тёплые слова - сказал Дима. - Хотя они меня мало утешают. Честно скажу: я по-настоящему любил Валю и не скоро её забуду.
   - Чтобы как-то забыться, отвлечься, постарайся заняться каким-нибудь делом, - посоветовал товарищ. - Я знаю, помогает.
   -Уйду в учёбу, - согласился Дима.
   - Не повезло в любви, так пусть хоть повезёт в учёбе, - грустно пошутил он.
   Как говорят: "В каждой шутке, есть доля истины", и студент зачастил в институтскую библиотеку. Там он набирал научную литературу по селекции и семеноводству и старался углубиться в чтение.
   Сначала это у него не очень получалось. Он никак не мог сосредоточиться на том, что было написано в учёных журналах и книжках. То и дело перед ним возникал любимый образ. Он не знал, что делать.
   Иногда вместе с ним занимался Володя, ему учёба давалась с трудом. Но он был трудолюбив и очень хотел стать хорошим специалистом. В таких случаях Диме волей неволей приходилось вникать в содержание статей, чтобы потом обсуждать с товарищем прочитанное. Порой эти обсуждения выливались в горячие споры, если их точки зрения на какую-то тему не совпадали.
  
   Время - лекарь. Оно шло, как положено вперёд, и постепенно образ девушки стал появляться всё реже и реже, пропорционально этому улучшались Димины успехи в учёбе. У него появилось желание заниматься научной работой. Он пробовал привнести что-то своё в известные методы исследования, тщательно изучал отобранные образцы растений, пытаясь систематизировать их по определённым признакам.
   Появившаяся склонность к научным исследованиям и добросовестность студента не остались не замеченными. Профессор Ларионов долго присматривался к нему, давал полезные советы. Однажды во время консультации по дипломной работе он сказал Диме: "Знаете, молодой человек, если Вы не возражаете, я буду рекомендовать Вас в аспирантуру Всесоюзного института растениеводства (ВИР). Думаю выполнять там научную работу, и приобретать опыт Вам будет очень полезно".
   Молодой человек возражать не стал. Он знал, что ВИР - самое лучшее в стране научно-исследовательское учреждение, что им руководит всемирно известный учёный, Президент Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени Ленина (ВАСХНИЛ), академик Н.И.Вавилов.
  
   Родители Димы, узнав об открывшейся перспективе для сына, не скрывали своей радости. Особенно был горд Пётр Давидович. Учёбу своего ребёнка в ВУЗе он небезосновательно считал своей заслугой. Вскоре посетители аптеки, а это считай вся Мироновка, знали, что его сына посылают заниматься научной работой в Ленинград.
   Окончив институт, Дима стал готовиться к поездке в город на Неве.

Глава 6

  
   Приехав в Ленинград, Дима немного растерялся. Если не считать того давнего, весьма короткого пребывания в Москве, он впервые попал в большой город. Масловку, ставшую ему родной за годы учёбы в институте, по сравнению с Ленинградом трудно было назвать городом. Скорее она была большой деревней.
   Любоваться достопримечательностями северной столицы Диме было некогда, нужно было добираться до административных зданий института и определиться с жильём. Поезд прибыл далеко за полдень, и следовало поторопиться, чтобы не остаться без ночлега. Ни родных, ни знакомых в Ленинграде у будущего учёного мужа не было.
   Все знают выражение: "Имеющий уши, услышит". То же самое можно сказать по-другому: "Имеющий глаза, увидит".
   Впечатлительный юноша не мог не залюбоваться красотами города. Он невольно остановился у памятника Петру Первому. Молодой человек из провинции с детства мечтал воочию увидеть знаменитого медного всадника. Сами собой вспомнились строки великого поэта:

"В неколебимой вышине,

Над возмущённою Невою

Стоит с простёртою рукою

Кумир на бронзовом коне"

   Эту поэму Дима прочитал ещё мальчиком. Он очень сочувствовал бедному чиновнику, потерявшему из-за разбушевавшейся стихии свою возлюбленную.
   Когда будущий аспирант добрался до Исаакиевской площади, то его не могло не поразить неповторимое величие собора с красивыми тёмно-розовыми колоннами. Он старался рассмотреть расположенную вверху над колоннадой балюстраду с фигурами ангелов и архангелов. Дима не удержался и зашёл внутрь. Там его ещё больше поразило богатство и роскошь интерьера, сверкающего разнообразными цветными камнями. Он долго смотрел, как раскачивается маятник Фуко, демонстрируя суточное вращение земли.
   Наконец, Дима, переполненный впечатлениями, вышел из собора и свернул на Большую морскую улицу, где располагалась администрация ВИРа. Подойдя к зданию института, он обнаружил, что все двери были крепко заперты.
   Дима на всякий случай постучал в дверь и изо всех сил подёргал её. Дверь не поддалась, но за ней послышалось какое-то движение и поворот ключа отпирающего запор. Дверь открылась, и из-за неё выглянуло недовольное лицо вахтёра.
   - Чего надо? - грубо спросил он.
   - Я приехал с Украины поступать в аспирантуру, - вежливо ответил юноша.
   - Ты, молодой человек, думаешь, что люди здесь работают круглые сутки? - не становясь приветливее, ответил охранник. - Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени?
   - У меня нет часов, - ответил будущий аспирант.
   В те годы часы ещё были предметом роскоши, и имел их далеко не каждый.
   - Уже восьмой час, милый, - становясь немного мягче, сказал сторож. - Приходи завтра с утра, застанешь кого тебе нужно.
  
   Несмотря на вечернее время, на улице было светло, как днём и темнеть вроде бы не собиралось.
   Дима, конечно, знал, что в Ленинграде бывают белые ночи. Но что они именно сейчас, он как-то не подумал.
   Идти юноше было некуда и не к кому, и он бесцельно побрёл вдоль набережной Невы. На его пути встали великолепные ростральные колонны стрелки Васильевского острова. Он подошёл к ним поближе, чтобы рассмотреть внушительных размеров изваяния, видимо каких-то богов.
   "Один из них наверняка Зевс - бог неба, грома и молнии, - подумал Дима. - Другая скульптура, наверное, или Гемера - богиня дневного света, или Гея, родившая шесть титанов". Определить, кого олицетворяют оставшиеся две особы он не смог. Юноша был не силён в греческой мифологии.
   Позже он к своему удивлению узнал, что эти фигуры изображают вовсе не греческих богов, а аллегории русских рек: Волги, Днепра, Волхова и Невы.
   Наступило время разводить мосты над Невой. Дима с интересом наблюдал, как мост, соединяющий два берега реки, вдруг разделился на две части и его половинки стали медленно подниматься вверх. Он долго смотрел на поднятые части моста, и ему вдруг представилось, что это поднятые вверх огромные руки великана.
   "Наверное, я засыпаю, - подумал юный гость северной столицы. - Не хватает только заснуть на улице. Не надо стоять на месте, надо двигаться".
   Конечно, у него неминуемо возникла мысль пойти на вокзал и там вздремнуть в зале ожидания. Но кто-то словно шепнул ему: "Ты забыл московский опыт. Здесь на вокзале такая же толчея и бродит столько же подозрительных типов. Не успеешь оглянуться, как лишишься всех своих денег, что родители собрали тебе на дорогу". Пришлось прислушаться к "доброму совету", и он не спеша, пошёл дальше.
   Будущий аспирант пробродил всю ночь, любуясь красотами ночного города, хотя чуть-чуть сгустившиеся сумерки, назвать ночью, было трудно.
   Как ни странно, к утру вчерашний студент не почувствовал никакой усталости. Может быть, благодаря массе новых впечатлений он её просто не заметил. Может быть, сказалась необыкновенная энергетика белых ночей.
  
   Рано утром Дима стоял напротив института, с интересом разглядывая входящих в здание сотрудников, пытаясь по внешнему виду угадать, кто какую должность занимает. Втайне он надеялся, что ему повезёт, и он увидит самого Вавилова.
   Когда поток людей входящих в здание института иссяк, молодой человек, борясь с внутренним волнением, открыл массивные двери и, войдя в них, сделал первый шаг в новый для него мир.
   Сотрудница отдела кадров, по манере поведения, как две капли воды была похожа на строгую кадровичку Масловского института. Она предложила заполнить такую же большую анкету, и задала примерно такие же вопросы, какие задавались в Масловке. Затем, почему-то тяжело вздохнув, она сказала: "Теперь, товарищ Товальский, Вам надо пройти к Анатолию Степановичу, заместителю директора по науке, он определит, что с Вами делать".
   Зам. по науке оказался совсем не строгим и довольно приятным человеком. Он расспросил Диму об учёбе в институте, о занятиях в научных кружках. Оказалось, что он лично знаком с профессором Ларионовым.
   Бывший студент охотно рассказывал обо всём. Он совсем не чувствовал, что разговаривает с известным учёным, руководителем большого института.
   - Где Вы, молодой человек, собираетесь жить? - спросил профессор.
   - Не знаю, - простодушно ответил Дима.
   - Экспериментальная база нашего института расположена в пушкинских лабораториях, там же в Пушкине находятся наши опытные поля. Так что большую часть времени Вам придётся проводить там. Естественно, там же нужно подыскать жильё. Я уже не говорю о том, что это обойдётся гораздо дешевле, чем снимать комнату в Ленинграде.
   Кстати, как у Вас дела с финансами? На аспирантскую стипендию прожить невозможно.
   - На первое время у меня есть немного денег, а дальше думаю, смогу где-нибудь подрабатывать, - ответил вчерашний студент.
   - Сейчас я дам распоряжение подготовить приказ о зачислении Вас в отдел зерновых культур на должность лаборанта. Это поможет решить Вам финансовые проблемы. Что касается аспирантуры, - продолжал он, - то Виктор Сергеевич, заведующий этим отделом, - будет Вашим научным руководителем. Он подберёт для Вас тему научной работы. Думаю, это будет, что-то связанное с зимостойкими сортами пшеницы.
   А сейчас я напишу записку коменданту нашего дома приезжих. У нас есть такой в Пушкине. Вас там временно разместят, пока Вы подыщете себе комнату, - обрадовал Диму научный руководитель института, заканчивая беседу.
   Новоиспечённый аспирант Всесоюзного института растениеводства вышел из кабинета в хорошем настроении и решил, не теряя времени, отправиться в Пушкин, чтобы определиться с жильём.
  
   В Пушкине Дима отыскал дом приезжих и вручил его коменданту записку от зам. директора. Тот, вспомнив "известную мать", сказал: "Все думают: моя гостиница резиновая! Здесь всего несколько комнат. Они как будто не знают, что летом всегда много командировочных со всей страны. Кто по делу, а кто больше так: посмотреть на белые ночи и лишний раз сходить в Эрмитаж! Нет у меня мест".
   - Что же мне делать? - удручённо спросил юноша.
   - Деньги у тебя есть? - спросил комендант.
   - Есть, - ответил Дима.
   - Всё легче, - подбодрил он опечаленного аспиранта.
   - Походи по городу, поищи. Может, кто и сдаст комнату, - посоветовал начальник дома приезжих.
   Молодому человеку ничего другого не оставалось, как последовать его совету. Разумеется, бюро по найму жилья в городе не было! Пришлось стучаться чуть не в каждый дом.
   Где-то комнаты уже были сданы, где-то ему равнодушно отвечали, что комнаты не сдаются, где-то относились сочувственно и советовали обратиться по таким-то адресам. И, как говорится: "кто ищет, тот найдёт", - к вечеру над ним сжалилась одна интеллигентного вида старушка и сдала ему небольшую комнатку.
   Дима, добравшись до постели, свалился замертво, и проспал до вечера следующего дня. Сказалась бессонная ночь и нервное напряжение последних двух дней.
  
   В отделе к новому работнику отнеслись неплохо. Виктор Сергеевич - зав. отделом, уже далеко не молодой человек рассказал ему, над какими проблемами работает отдел.
   - Сейчас главный упор мы делаем на выведение высокоурожайных зимостойких сортов пшеницы, - пояснил учёный. - Это позволит обеспечить зерновыми северные области, районы Сибири и Дальнего востока. Я думаю предложить Вам работу над темой: "Некоторые особенности клеточного строения зимостойких сортов пшеницы", - перешёл он к главному, интересующему Диму вопросу. - Это очень интересная тема. Здесь важно проследить законы, объясняющие механизм наследования при изменении признаков растений. Сейчас, как Вы, наверное, знаете, очень остро идёт борьба между двумя течениями в биологической науке. Одни являются сторонниками принципа передачи по наследству "благоприобретённых" признаков. Другие отрицают этот принцип. Вы ещё станете свидетелем острых дискуссий по этому вопросу.
   - А пока перейдём к прозе жизни, - продолжил заведующий. - Вы, я слышал, будете у нас работать по совместительству лаборантом?
   - Да, - ответил Дима. - Зам. директора по науке обещал мне эту должность.
   - Так вот, прежде чем вплотную заняться зимостойкими сортами, - сказал зав. отделом, - Вам придётся помочь Егору Ильичу - нашему старшему научному сотруднику. Он человек очень занятой - зам. секретаря партбюро института, ведёт большую общественную работу. Его кандидатская диссертация близка к завершению, но ему некогда заниматься рутинной кропотливой работой по набору статистических данных, подтверждающих его научные выводы.
   Прошедший хорошую школу жизни учёный, конечно, не сообщил Диме, что диссертацию для влиятельного общественника пишет он. Что благодаря этому он удерживается на своей должности. Так как каждый раз, когда встаёт вопрос об отправке его на заслуженный отдых, то есть на пенсию, соискатель учёной степени отстаивает своего начальника перед партийным руководством.
   Ничего этого он молодому аспиранту не сказал, только бодро произнёс: "Пойдёмте, Дмитрий Петрович, я представлю Вас коллективу и познакомлю с Егором Ильичём".
  
   Егор Ильич - человек лет сорока, с простым и на вид добродушным лицом протянул аспиранту руку и дружелюбным голосом сказал: "Приветствую тебя, молодой человек, и поздравляю с вступлением в храм науки и началом научной деятельности".
   - Спасибо! - ответил Дима, и крепко пожал протянутую ему руку.
   - У нас дружный коллектив, - продолжал научный сотрудник, - каждый приходит друг другу на выручку. Сегодня ты поможешь мне, завтра я помогу тебе. Ничего не попишешь. Такова азбука жизни.
   Мне уже почти сорок, а я ещё "не остепенился"*, - откровенно признался член партбюро. - Заела общественная работа. Совсем не оставляет времени для науки. Успокаиваю себя тем, что кто-то же должен работать на благо общества, - как бы оправдываясь, произнёс он.
   - Так что вся надежда на тебя, Дмитрий. Быстренько наберём статистику. Защитим диссертацию и возьмёмся за твою работу, - доверительно сказал он.
   "Скоро сказка сказывается...", - подумал про себя начинающий учёный, а вслух сказал: "Я с удовольствием поработаю под Вашим руководством. Для меня это будет хорошая практика".
   - Вот и славненько, - похвалил нового работника Егор Ильич. - Ты ещё молодой. У тебя всё впереди. Занимай своё рабочее место. Знакомься поближе с коллективом.
   Аспирант понимал, что его планы о своих научных исследованиях на какое-то время откладываются. Но что он мог поделать против влиятельного партийного активиста! Откажись он от "заманчивого" предложения, его быстро под каким-нибудь предлогом отчислили бы из аспирантуры. Дима хорошо помнил, как исключали из института студентов, посмевших усомниться в правильности партийных директив или пытавшихся оспаривать указания партийных или комсомольских деятелей.
   --------------------
   *остепенится - имеется ввиду получение научной степени, в данном случае - кандидата наук.

Глава 7

  
   - Ну что ж, больной, идём на поправку, - сказал после окончания осмотра врач. - Завтра переведём Вас в общую палату, туда смогут приходить все кто пожелает: жена, дети, родные, знакомые.
   "Какое это счастье снова увидеть всех близких, - подумал Дмитрий Петрович. - Когда они каждый день рядом, это кажется, само собой разумеющимся. И как хочется их снова увидеть, когда лишаешься этой возможности... Такое чувство мне хорошо знакомо ещё по фронту: родные далеко, а ты каждый день подвергаешься смертельной опасности. Только любовь к ним заставляет тебя не падать духом".
  
   Жена.... Как давно это было, я ещё учился в аспирантуре. Егор Ильич, которому я помогал делать диссертацию, послал меня в командировку в Москву. Там в институте экспериментальной биологии была разработана новая методика исследования форм клеток. Мне поручили ознакомиться с этой методикой. Собираясь в командировку, я думал только о том, как не уронить себя в глазах маститых учёных, у которых мне предстояло учиться. Я даже во сне не мог представить себе, что в этом городе встречу её, свою судьбу.
   Я увидел её и не мог отвести от девушки взгляда. Правильные черты лица, большие карие глаза, коротко, по моде, подстриженные волосы, стройная фигурка очаровали меня. Я смотрел на неё, она смотрела на меня.
   - Чего уставился, как козёл на новые ворота, - с доброй усмешкой сказала Софа - моя родственница, у которой я надеялся остановиться на время пребывания в Москве. - Не узнал? Это же Нина, моя младшая сестра! Раздевайся. Проходи. Познакомься с моим мужем и посмотри, какой прекрасный у нас сынуля. Нина очень помогает мне с ним нянчиться.
   Я смотрел на Нину. Нина смотрела на меня. Она смотрела на меня совсем не так, как смотрела Валя - моя несбывшаяся юношеская мечта.
   В моём сознании эта красивая девушка никак не ассоциировалась с той маленькой застенчивой девочкой, что приехала в наш городок вместе с сестрой восемь лет назад. Тогда я обратил внимание на её глаза, смотревшие на окружающих с какой-то затаённой грустью.
   "Как же ещё я могу смотреть на мир, - могла бы мне сказать эта девочка, - если в четыре года я осталась без матери. В дом со своими детьми пришла мачеха. Ты читал сказки, где фигурируют мачехи? Так вот и моя мачеха любила своих детей, несравненно больше, чем детей своего мужа. Если вообще она нас любила! Старшую мою сестру Софу она в шестнадцать лет выдала замуж. Меня с сестрой Надей и братом Митей нашла повод отправить к бабушке на Украину. По дороге брат заразился тифом и умер. Брату было уже девятнадцать лет, и он очень заботился о нас с Надей. Он и заразился тифом, когда выходил на станциях, чтобы купить нам что-нибудь из еды. Я очень любила своего брата.... К бабушке мы приехали только вдвоём с сестрой".
   Всё это девочка могла бы сказать, но конечно не сказала. Честно говоря, тогда мне - мальчишке это не очень-то было и нужно.
  
   Софа накрыла стол. - Ради такого дорогого гостя не грех и выпить, - сказала она, - доставая из буфета наполовину наполненный графин.
   Я не сразу понял, что дорогой гость это я. А когда понял, то немного смутился. Увидев моё смущение, Нина улыбнулась и скрылась за шкафом, разделяющим комнату надвое.
   Софина семья и Нина жили в одной комнате большой коммунальной квартиры. В таких коммуналках жило тогда подавляющее большинство москвичей. И, конечно, ещё один жилец, хоть и временный, вряд ли мог быть здесь желанным.
   Уходить не хотелось. Так приятно было сидеть за тёплым семейным столом, тайком поглядывая на Нину. Но было уже поздно и следовало поторопиться с устройством в гостиницу.
   - И куда же ты собрался? - осведомилась Софа, когда я, поблагодарив её за гостеприимство, встал из-за стола.
   - Пойду в гостиницу, - ответил я. - Как говорится, пора и честь знать.
   - Тебе что, у нас не нравится? - вроде бы с обидой спросила она.
   - Очень нравится, - ответил я. - Но я же понимаю, что вам и без меня тесно...
   - Больно много ты понимаешь, - сказала Софа. - Я могу ещё пятерых уложить здесь. Вон на полу сколько места!
   Стоит ли говорить, что я был рад такому повороту событий. Ведь теперь я смогу каждый день видеть Нину.
  
   Что мне очень обрадовались в институте экспериментальной биологии, я сказать не могу. Они не были в восторге от необходимости знакомить с разработанной ими методикой сотрудника, в какой-то мере конкурирующей с ними организации. Но что они могли сделать? Если бы это был частный институт, то меня не пустили бы на порог. Но в нашей стране частная собственность была уничтожена. Всё принадлежало государству и руководилось из одного центра. У меня было разрешение, как тогда называли - "допуск" на ознакомление с новой методикой исследования форм клеток. Меня "прикрепили" к одному кандидату наук, и он стал меня знакомить. Знакомство в основном заключалось в том, что я почти целый день сидел рядом с ним и смотрел, как он работает. Иногда он бросал пару слов, поясняя свои действия.
   Эти слова я цепко старался удержать в памяти, чтобы, придя домой, записать их в свою тетрадь. Вообще я старался запомнить и записать как можно больше из того, что делал мой наставник, чтобы, вернувшись в свой институт, мог самостоятельно проводить исследования.
  
   За дни моего пребывания в Москве мы подружились с Ниной. Во время наших прогулок по вечерней Москве она рассказала мне, что работает техником в архиве ЦАГИ*. Рассказала, что часто ездит в одном трамвае с известным во всём мире лётчиком-испытателем Валерием Чкаловым.
   - Пока мы идём с ним от остановки трамвая до проходной института, он успевает рассказать какой-нибудь смешной анекдот, - с некоторым чувством самоуважения, поведала девушка. - К сожалению, я их не запоминаю, только посмеюсь, и они сразу вылетают у меня из головы!
   Нина не рассказала, что к ней в архив за чертежами часто заходят конструкторы самолётов Туполев, Илюшин, Гуревич... Имена этих людей были военной тайной, и за их разглашение можно было лишиться свободы. А в жизни они были простыми людьми: любили шутить и говорить комплименты красивой девушке.
   Не рассказала она и о том, что за ней серьёзно ухаживает секретарь комсомольской организации института. Он - интересный парень и все говорят, что
   у него большое будущее. Но почему-то у Нины не лежала к нему душа.
  
   У этого человека действительно оказалось большое будущее. Впоследствии он стал Первым секретарём ЦК ВЛКСМ, а затем Министром культуры.
  
   --------------------------
   *ЦАГИ - Центральный аэродинамический государственный институт.
  

Глава 8

  
   Моя командировка неумолимо подходила к концу. Я представлял себе, как мне будет тоскливо без Нины.
   Она пошла провожать меня на вокзал. Я неожиданно для себя, прощаясь, крепко поцеловал её в губы. Это был наш первый поцелуй. Вкус её губ ещё долго не покидал меня...
  
   В Ленинграде я сразу окунулся в работу. Мои записи мне очень пригодились. Шаг за шагом я освоил методику и приступил к набору статистических данных для диссертации Егора Ильича. На это у меня ушёл почти год, но зато все научные вывода автора, точнее сказать нашего зав. отдела, были подтверждены, и диссертант стал готовиться к защите "своего" детища перед учёным советом института.
   Как и ожидалось, защита диссертации прошла успешно. По давно установившейся традиции остепенившийся учёный пригласил в ресторан на банкет начальство, других нужных людей и всех товарищей, способствовавших защите его диссертации. Однако Димы среди приглашённых не оказалось.
   - Ты извини, старик, - сказал ему Егор Ильич, - люди бы не поняли, что делает на банкете среди уважаемых учёных молодой аспирант.
   Хотя Диме было бы лестно побывать на таком мероприятии, он не очень расстроился. Его больше тревожило то, что в аспирантуре ему оставалось учиться всего полгода, а он ещё не приступал к работе над своей диссертацией. Получается, что полтора года, проведённые в аспирантуре, потрачены зря.
   Он вышел на улицу. Небо было покрыто белоснежными облаками с большими голубыми просветами между ними. Такие светлые облака для Ленинграда большая редкость.
   Дима знал, что облака - это всего лишь скопление мельчайших кристалликов льда и крошечных капелек воды. Тем не менее, ему хотелось думать, что за ними что-то есть, что там происходят какие-то невероятные чудесные события. Он как в детстве пристально вглядывался в их замысловатые формы, фантазируя самые причудливые сюжеты и придумывая конечные цели их движения.
   Такое безмятежное созерцание небесной красоты, позволило на какое-то время забыть о прозе жизни, и успокоило молодого аспиранта.
   "Ничего, - подумал он, - начну писать диссертацию здесь, а продолжу на новом месте работы. Там поставлю опыты, наберу статистические данные и оформлю свой труд для защиты. Какая-то практика в этом деле, благодаря Егору Ильичу у меня уже есть. Так что время потрачено не совсем напрасно". Как говорит мой папа: "Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на уныние".
  
   В те годы партия и правительство в противовес планам Великобритании по созданию еврейского очага в Палестине решили создать Еврейскую автономную область на Дальнем Востоке.
   Большинство евреев страны одобрили это решение, многие его приняли даже восторженно. Со всей страны потянулись туда переселенцы в поисках лучшей доли. На широко развёрнутую пропаганду прелестей жизни на необжитой территории поддались и некоторые евреи зарубежных стран.
   Особую роль в пропаганде успешного устройства на новом месте сыграл кинофильм с красивым названием: "Искатели счастья". Благодаря хорошей режиссуре и великолепной игре актёров фильм завоевал огромную зрительскую популярность. Прекрасная музыка Дунаевского придала многим искусственным ситуациям иллюзию полной достоверности. Вся страна распевала песню из этого кинофильма "На рыбалке у реки, тянут сети рыбаки". В то время мало кто знал, что её прототипом явилась популярная песня еврейских кибуцев, тогда ещё Палестины, "А ну-ка встанем".
   Люди с искренним энтузиазмом корчевали тайгу и кормили своей кровью бесчисленную мошкару, искренне надеясь найти на этой земле своё еврейское счастье.
   Не доверяя только энтузиазму, правительство старалось направить в землю не обетованную как можно больше евреев. После окончания аспирантуры получил туда направление и Дима.
   Это направление на работу не вызвало у молодого учёного никаких отрицательных эмоций.
   Дима был комсомольцем и патриотом своей страны. Он, как и большинство оболваненных коммунистической пропагандой советских людей, не сомневался, что все решения партии - мудрые и верные. Сомнения в целесообразности поездки на Дальний Восток отпадали сами собой. Как тогда говорили: "Партия сказала: надо, комсомол ответил: есть".
   Сотрудники отдела наперебой давали "ценные указания" своему младшему товарищу. Они советовали, какие вещи необходимо взять с собой в первую очередь, как вести себя в дороге и по приезде на новое место. Одни говорили искренне, другие, внутренне радуясь, что едут не они. Молчал только Егор Ильич.
  
   Однажды он подошёл к аспиранту со словами: "Ты помнишь, Дмитрий, я тебе сказал в начале нашего знакомства, что люди должны помогать друг другу"?
   - Конечно, помню, - ответил Дима, не понимая, к чему клонит его собеседник.
   - Так вот, ты помог мне, я постараюсь помочь тебе.
   - Ты, может быть, не слышал, что новым директором Украинского генетико-селекционного института назначен Трофим Денисович Лысенко. Сейчас он в Ленинграде согласовывает с Николаем Ивановичем Вавиловым планы работы института. Я, как заместитель секретаря партбюро, присутствовал на утверждении этого плана.
   - После заседания, я разговаривал с Трофимом Денисовичем. Ему нужны новые сотрудники. Я рекомендовал тебя, как молодого способного учёного. Он согласился побеседовать с тобой.
   - Но у меня же направление на Дальний Восток, - напомнил Дима.
   - Забудь об этом, - ответил аспиранту партийный деятель.
   - Лысенко - восходящее светило сельскохозяйственной науки Он создал новую концепцию наследственности. Она в корне отличается от генетической селекции, ярым сторонником которой, как тебе известно, является академик Вавилов. Многие товарищи наверху считают, что эта ошибочная позиция президента ВАСХНИЛ - результат его многочисленных зарубежных поездок, во время которых он подвергся вредному влиянию буржуазной идеологии.
   Теорию Лысенко поддерживает сам товарищ Сталин...
   Поверь мне, у него - большое будущее. Его влияние неуклонно повышается. Он уже академик украинской академии наук, я думаю недолго ждать, когда он станет членом всесоюзной. Поменять твоё направление на работу в "Тьму-Таракань" на направление в Одессу в его институт ему ничего не стоит. Так что не упусти свой шанс.
  
   Лысенко принял Диму приветливо. Рассказал о грандиозных планах работы института. О его самой большой мечте переделать сорта яровой пшеницы в озимые и наоборот, сорта озимой пшеницы в яровые.
   - Решив эти задачи, - сказал он, - мы в избытке накормим нашу страну хлебом. Не сомневаюсь, что в этом мне помогут молодые талантливые люди, - закончил свою мысль учёный.
   - Я могу предложить Вам должность ассистента, - перешёл к главной теме беседы вновь назначенный директор института. - Думаю, что за два-три годы Вы сможете защитить кандидатскую диссертацию. Потом можно будет подумать о дальнейших возможностях.
  
   Предположить, что Дима сходу отверг это лестное предложение, будет совсем неправильно. Он очень даже задумался. Молодой учёный хорошо понимал, какие прекрасные перспективы для карьерного роста открываются перед ним.
   Но, увы! Дима по своей натуре был не прагматик, а наивный романтик. Ему хотелось принять участие в создании еврейского очага. Ему было интересно осваивать необжитые места и преодолевать возникающие трудности. Он мечтал проехать через всю страну, любуясь из окна поезда её красотами. Сейчас, может быть, это покажется несколько высокопарным и не естественным, но такова действительность того времени. Дима, как человек честный и ответственный, считал, что на малолюдных просторах Дальнего Востока он принесёт больше пользы своей родине.
   Ещё одно обстоятельство вдохновляло молодого человека на этот поступок. Это обстоятельство состояло в том, что он написал письмо Нине. В этом письме Дима сообщил, что получил направление на работу в недавно созданную Еврейскую автономную область. Ещё он сообщил, что ему, как молодому специалисту выделят там домик на селекционной станции и выдадут подъёмные деньги для обустройства на новом месте. И ещё после мучительных колебаний решился написать девушке, что очень любит её, и был бы счастлив, если бы она согласилась поехать с ним в качестве законной супруги.
   Потянулись долгие дни ожидания. Наконец, Дима получил ответное письмо. Он с опаской вскрыл его и с нескрываемой радостью прочитал, что Нина согласна разделить с ним судьбу.
  
   Прежде чем принять окончательное решение о месте работы, Дима решил всё-таки посоветоваться с Виктором Сергеевичем - своим научным руководителем.
   Заведующий отделом внимательно выслушал аспиранта и после небольшого раздумья сказал: "Вы знаете, Дмитрий Петрович, мне недолго осталось работать в институте, меня очень скоро "с почётом" проводят на пенсию... Теперь мне нечего бояться и я буду с Вами предельно откровенен".
   - Я являюсь горячим сторонником генетической селекции. Как известно, эта теория отрицает возможность передачи по наследству "благоприобретённых" признаков, возникших под воздействием внешней среды. Поддерживая эту теорию, я, естественно, являюсь противником, так называемой новой концепции наследственности, разработанной Лысенко. Эта его концепция, наоборот, утверждает возможность изменения наследственности под воздействием внешних условий.
   - Один товарищ, я не могу назвать его имени, - продолжал пожилой профессор, - рассказал мне о случае, остроумно опровергнувшем теорию Лысенко.
   Как-то на совещании выступала учёная дама, которая докладывала о своих опытах на собаках по методу Лысенко. У щенков отрезались хвосты и подбором внешних условий пытались создать среду, в которой рождалось бы бесхвостое потомство.
   В прениях выступил мой знакомый и, выразив восхищение смелостью учёной, привёл по этому поводу сравнение. - Уже сколько тысячелетий, - сказал он, - мы лишаем женщин невинности, а они несмотря ни на что всё равно рождаются девственницами!
   После этой беседы Дима окончательно убедился в правильности выбранного решения.
  
  
  

Глава 9

   По пути на Дальний восток Дима остановился в Москве. Он приехал ночным поездом рано утром. Не спеша, перешёл на Ярославский вокзал: благо, он рядом. В кассе предварительной продажи он попросил два билета в купейный вагон до Биробиджана.
   - На ближайшие три недели остались только общие вагоны, нет даже плацкартных, - заученным, без каких-либо эмоций, голосом ответила кассирша.
   Дима растерялся. Не мог же он допустить, чтобы две недели пути молодая жена мучилась на сидячем месте, не имея возможности даже прилечь. Он уже хотел отойти от кассы, но... два года жизни в большом городе кое-чему научили его. Молодой человек открыл чемодан и вынул оттуда предназначенную для Нины большую коробку конфет.
   То было время, когда только-только закончились голодные годы, и такая коробка представляла большую ценность.
   - Я еду с женой к месту моей новой работы и долго задерживаться мне нельзя - обратился он к служительнице железных дорог, протягивая ей конфеты. - Может быть можно, что-нибудь найти?
   Женщина внимательно посмотрела на него, не спеша убрала коробку в стол и, выдержав паузу, ответила: "Что с Вами делать? Если так торопитесь, попробую чем-нибудь помочь".
   Проситель застыл в напряжённом ожидании.
   - Вот есть из брони два билета в купейный вагон поезда на Хабаровск, через три дня, - порывшись в своих бумагах, сказала кассирша. - Вас это устроит?
   - Ещё бы! - ответил обрадованный пассажир. - Спасибо большое!
   Выйдя с хорошим настроением из здания вокзала, он с интересом вошёл в вестибюль недавно открывшегося первого в стране метрополитена. Об этом событии много писали в газетах и передавали по радио. Но одно дело услышать, другое самому увидеть и воспользоваться этим чудесным достижением современной техники.
   С некоторой опаской Дима ступил на верхнюю ступеньку эскалатора и с восторгом стал наблюдать, как лестница сама везёт его к поездам метро.
   Через десять минут восхищённый скоростью и комфортом поездки недавний аспирант вышел на поверхность. Тут же около станции метро он купил красивый букет белых лилий и направился к дому своей невесты. Дима из письма Нины знал, что Софа с мужем и малышом на лето сняла дачу в Малаховке. Девушка же, ожидая приезда жениха, уволилась с работы и осталась в Москве готовиться к отъезду. Это обстоятельство, естественно, очень радовало молодого человека.
  
   Дима, слегка волнуясь, позвонил в квартиру. За дверью - никакого движения. Он позвонил ещё раз. - Неужели никого нет дома? - огорчённо подумал он. - Придётся коротать время на лестнице. Но расположиться на ступеньках ему не удалось. Дверь открылась. На пороге стояла Нина.
   - Здравствуй! - обрадовано сказал Дима.
   -Здравствуй, - ответила Нина, и оба застыли в нерешительности.
   - Проходи, пожалуйста, - наконец, нашлась девушка.
   - Вот, это тебе, - он протянул ей цветы.
   - Спасибо, какие красивые, - искренне обрадовалась Нина, и поцеловала его в щёку.
   Молодой человек обнял девушку и стал целовать её в губы в щёки, в шею и опять в губы. Он крепче привлёк Нину к себе и почувствовал нежное тепло женского тела. Его руки сами собой начали расстёгивать пуговицы на её блузке.
   - Не надо! - смутилась Нина и попыталась высвободиться из его объятий. - Впереди целая ночь.... У меня это в первый раз и я хочу, чтобы всё было по-хорошему.
   У жениха это тоже было в первый раз, но он не посчитал нужным признаться в этом.
   - Давай лучше погуляем по Москве, сходим в кино. Когда мы ещё приедем сюда из такой дали!
   Диме не хотелось обижать девушку и он, правда, без особого энтузиазма, согласился.
   Вечером, когда новобрачные оказались в постели, молодой человек принялся страстно целовать свою суженную. Она отвечала ему взаимностью. Они не могли оторваться друг от друга. Когда он погрузился в её воздушное тело, его словно током пронзило невозможное блаженство. Он еле сдержался, чтобы не крикнуть: "Остановись мгновенье. Ты прекрасно"!
   Три дня промчались, как один миг. Нужно было ехать на вокзал.
  
   Молодожёны удобно расположились в купе, их соседями оказалась такая же молодая пара. Не успели они перезнакомиться, как поезд тронулся. Мимо окон вагона поплыли московские дома, сначала не спеша, потом всё быстрее и быстрее. Экспресс набирал скорость, словно ему не терпелось поскорее выйти из тесноты большого города на необъятные просторы огромной страны. Все обитатели купе прильнули к окнам. Дима долго любовался проплывающими мимо пейзажами, потом перевёл взгляд на Нину и сказал: "Родилась, как в сказке, жизненная новь". Быстро достал из портфеля бумагу и карандаш и начал что-то торопливо записывать.
   - Ниночка, прочитай! Это тебе, - сказал он и протянул ей исписанный листок.
   - В обществе секретов не полагается, - запротестовали попутчики. - Читай всем.
   - Ребята, это сугубо личное, - покраснел Дима.
   - Ничего не знаем, - войдя в азарт, продолжали настаивать соседи по купе. "Где больше двух, говорят вслух". Читай!
   - Чёрт с вами, - махнул рукой автор, и сначала смущаясь, потом всё уверенней начал читать своё первое после долгого перерыва стихотворение.
  
   Родилась как в сказке
   Жизненная новь.
   Излучали глазки
   Ласку и любовь.
  
   Бурно чувства наши
   Вышли на простор,
   Жить нам стало краше,
   Радостней с тех пор.
  
   Вспомнилися лунные
   Ночи в этот час,
   Как порывы юные
   Охватили нас.
  
   И в объятьях сладостных
   Пронеслась как миг,
   Лучшая из радостных
   Ноченек моих.
  
   Счастье настоящее
   Было в эти дни,
   И вдали манящие
   Виделись огни.
  
   - Ну, ты даёшь, - восхитился Вася, так звали попутчика наших молодожёнов. - Нет, просто сказать: "Как хорошо мы поимели друг друга", - вон как завернул! - Не сразу поймёшь, о чём разговор! Ты случаем, не поэт?
   - Нет, - ответил Дима. - Когда-то хотел им стать, но стал агрономом.
   - Правильно, - сказал Вася. - Нужно хлеб выращивать, стихами сыт не будешь.
   - Согласен, хлеб выращивать нужно, но и стихи людям тоже нужны, - вступился за поэзию молодой агроном. - Вот ты говоришь, что я накрутил непонятно чего, вместо того чтобы выразить всё твоими словами. Но ты только подумай, какая буря чувств охватывает тебя, когда сливаются два любящих сердца! Какие мечты и надежды рождаются в твоём возбуждённом мозгу! Тебе не страшны никакие препятствия, ты можешь свернуть горы! Нестерпимо хочется выплеснуть свои ощущения наружу, рассказать о них любимому человеку!
   В таких случаях сами собой и возникают стихи.
   - Всё равно стихами никого не накормишь, - продолжал гнуть своё Вася. - Прошлые годы, что был голод, кому нужны были эти сраные стихи! Только и думали, где бы найти, чего-нибудь пожрать.
   Всё, что было заготовлено на зиму, продотряды* отобрали подчистую. Живи, как знаешь! Мы с Галей - молодые, здоровые - выжили. А сколько померли! Вот после всего этого мы, хоть и не евреи, решили поехать в такую даль. На это дело нас надоумил Гришка Доцман. Он каждый год приезжает к нам в деревню.
   - Этот парень там живёт? - спросил Дима.
   - Нет, но Гришка парень ушлый, всё знает, где что делается. Когда что-нибудь рассказывает - заслушаешься. Чтобы заманить на Дальний Восток евреев, - говорил он, - создадут им хорошие условия. Народа там мало, земли много. А осваивать землю надо. Поэтому выбора нет. Те, кто любит работать, голодным не останется. Продотрядам там пока делать нечего, - убеждал нас Гришка.
  
   ----------------------
   *Продотряды (продовольственные отряды) организовывались в период 1918-1920-ых годов для заготовки хлеба и другого продовольствия. Изъятие проводилось насильственным путём.
   В тридцатые годы официально продотряды не организовывались, но в народе это название осталось. Голод тех лет был вызван насильственной коллективизацией и репрессивными методами хлебозаготовок. В то время среди крестьян родилась поговорка: "Серп и молот - смерть и голод". Серп и молот - основные элементы герба Советского Союза.
  
   - Мы с жинкой подумали: "Может, он и прав. Что крестьянину надо? Летом хорошо поработать, чтобы зимой не голодать и чтобы его никто не обирал до последнего зёрнышка".
   - Ещё Гришка сказал, что если не понравится работать на земле, то там океан рядом. Рыбы немерено, только успевай забрасывать невод.
   Запросто можно устроиться в какую-нибудь рыболовецкую артель.
   Да что, Митяй, я тебе рассказываю, ты этого парня и сам знаешь!
   - Откуда? - искренне изумился Дима.
   - Как откуда, - простодушно возразил Вася. - Все евреи знают друг друга. Как увидишь Гришку, передай ему, что мол, Василий послушался его совета и поехал жить к евреям.
   - "В огороде бузина, а в Киеве дядька". Кто тебе сказал такую глупость, что все евреи знают друг друга!
   - У нас в деревне каждому пацану это известно, - немного удивившись неосведомленности попутчика, ответил Вася.
   - И ты веришь в эту чушь, - не скрывая насмешки, спросил собеседник. - Не могут все люди одной национальности быть знакомыми между собой!
  
   За разговорами незаметно подъехали к Ярославлю. Здесь поезд стоял почти час. Мужчины вышли купить, что-нибудь из продуктов и вскоре вернулись с полными сумками варёной картошки, солёных огурцов, горячих булочек и пирожков.
   - Галя, доставай, - скомандовал Василий, и на столе не замедлила появиться большая бутылка самогонки.
   - Ну вот, теперь дело пойдёт веселей, доставайте ваши кружки, - обратился он к Диме с Ниной, любовно открывая живительный напиток.
   Но тут поезд тронулся, причём так резко, что Вася от неожиданности чуть не выронил "драгоценный" сосуд. Не успели попутчики произнести первый тост, как колёса состава застучали по огромному мосту через широкую полноводную реку.
   - Может быть, это Волга, - высказала догадку Галя.
   - Конечно Волга, - ответил Дима. Ярославль стоит на её правом берегу. А мост, по которому мы сейчас едем - это первый мост через Волгу. Его построили ещё в царской России, к трёхсотлетию дома Романовых. На открытии присутствовал сам император Николай Второй.
   - Какой ты у меня умный, всё знаешь, - сказала Нина и посмотрела на мужа с любовью и гордостью.
   - Просто я в своё время уйму всего прочитал, и у меня в голове засело много никому ненужной ерунды, - скромно пояснил Дима.
   - Гришка Доцман говорил, что на Дальнем Востоке время идёт на семь часов вперёд по сравнению с Москвой, - вступил в разговор Вася. - Если ты такой умный, то объясни, почему это так и как мы заметим, что время убежало вперёд.
   - Это очень просто, - начал своё объяснение Дима. - Раньше в каждом городе использовалось своё местное солнечное время. С развитием железных дорог, телеграфа и радиосвязи возникла необходимость согласовать время во всех точках земного шара. Поэтому поверхность земли условно поделили на двадцать четыре часовых пояса. За нулевую точку отсчёта взяли Гринвич - район Лондона.
   - Ладно, здесь без пол-литра не разберёшься, - прервал объяснение Вася. - Лучше приступим к делу, - Перво-наперво я предлагаю выпить за знакомство. Молодые люди дружно чокнулись кружками.
   Затем пили за дорогу, за благополучное прибытие.... В общем, дело пошло. Попутчики заметно повеселели. Они почувствовали симпатию друг к другу, разговор оживился. Наперебой стали рассказывать случаи из своей жизни и горячо обсуждать планы обустройства на новом месте. Поезд же неутомимо мчался вдаль, наматывая километр за километром.
   Время от времени друзья жадно вглядывались в окно, любуясь постоянно меняющимися пейзажами и летящими им навстречу облаками. Всё, что проплывало за окнами, было для них интересно и неожиданно. Это было первое в их жизни путешествие через всю огромную страну. Естественно, что неведомые дали неодолимо влекли и в то же время немного тревожили. За окном проплывали бесконечные степные просторы, прорезаемые тонкими серыми лентами дорог.
   Наконец степи уступили место лесам. Вася, всматриваясь в лесную чащу, вспомнил, как чуть не стал добычей голодного волка.
   - Поехал я как-то зимой в лес за хворостом, - начал он.
   - Набрал уже почти полную телегу. Вдруг откуда ни возьмись, из-за кустов выскочил здоровенный волчина и прямо к лошади. Та успела лягнуть его, но он вцепился ей в бок. Я схватил, вилы и воткнул их в зверюгу! Он всё не отпускает! Я не растерялся, зажёг хворостину и в волка! Он взвыл от боли и отпустил добычу. Я хлестнул лошадь, и мы помчались. Так с вырванным боком она и донесла меня до деревни.
   Слушатели хоть и не полностью поверили в правдивость рассказа, вслух своего сомнения не высказали.
   Утром Галя с Васей вышли в коридор. Нина грустно спросила мужа: "Что нас ждёт впереди, как мы устроимся на новом месте, ведь это такая даль"?
   - Не волнуйся, - нежно обнял жену Дима. - Нам нечего бояться. Вот увидишь, мы всё преодолеем, - говорил он, перемежая свои слова поцелуями.
   - Я тебя люблю и нам ничего не страшно. Наши мечты не могут не сбыться. Мы будем счастливы.
   Недаром же мы едем к самому океану! - добавил он, как бы этим фактом подтверждая неоспоримость сказанного.
   Мерное постукивание колёс поезда, иногда прерывались пронзительными гудками паровоза. Степи сменялись лесами. Дни шли за днями. Попутчики, ставшие друзьями, старались не пропустить границу между Европой и Азией. Оказалось, что Урал проехали ночью и пассажиры пропустили этот исторический момент.
   По-прежнему дни шли за днями. Монотонное однообразие поездки скрашивали длительные остановки в больших сибирских городах. Помогали убить время и кедровые орешки. Эти орешки стали продаваться на каждой станции, как только состав въехал в зону сибирской тайги. Они оказались ничуть не хуже подсолнечных семечек, привычных для жителей европейской части страны.
   Уже проехали Красноярск и Иркутск, и вдруг вдали появилась необыкновенно красивая панорама отрогов далёких гор. Вскоре показались окутанные лёгкой дымкой тумана и сами горы.
   Поезд упрямо мчался к высокой серой скале. Прямо перед утёсом он сбавил ход. Паровоз издал пронзительный гудок, словно хотел сказать: "Была, не была" и решительно вошёл в зияющую в граните бездонную дыру. В вагоне стало темно, как в глубоком подземелье. Женщины в страхе прижались к своим мужьям. Так прошло несколько томительных минут, прежде чем где-то вдали забрезжил слабый свет.
   Дальше туннели последовали один за другим. Это уже стало даже интересным. Ребята превратили всё в игру. Они попытались их сосчитать, но вскоре сбились со счёта. Старались угадать, сколько ещё будет туннелей, и какой из них последний. Однако снова и снова попадали впросак.
   Вынырнув из очередного туннеля, поезд оказался у самой кромки огромного водоёма. Пассажиры ахнули от удивления и восхищения. Поросшие лесами горы подступали прямо к воде. Такой красоты друзья никогда не видели. Не зря озеро Байкал называют одним из чудес света.
   Экспресс подошёл так близко к воде, что казалось: стоит ему качнуться немного сильней, и он упадёт прямо в прозрачную гладь озера. Если же он "постарается" упасть в другую сторону, то ударится о подходящую почти вплотную к нему отвесную стену скалы, которая, не раздумывая, столкнёт поезд в водную пучину! Паровоз же, ни на кого не обращая внимания, осторожно вёл за собой состав по узким полоскам рельсов, словно эквилибрист, идущий по тонкой проволоке под куполом цирка.
   Пассажиры, затаив дыхание, следили за движением состава, не сводя глаз с воды. Всем казалось, что они являются участниками опасного аттракциона и стоит им отвлечься или ослабить внимание, как аттракцион может закончиться трагично.
   Наконец, поезд миновал опасные участки пути. Люди спокойно вздохнули и продолжили любоваться великолепными ландшафтами, открывающимися перед ними.
  
   Как говорят: "Сколько верёвочке не виться, всё равно конец будет". То же самое можно сказать и о маршруте наших героев. Наступил момент, когда проводник поезда постучал к ним в купе и скомандовал: "Сдавайте постели, молодые люди, через час "Биробиджан".
  

Глава 10

   Это были годы, когда ещё не угасла эйфория от осознания, что у евреев после двух тысяч лет скитания появилась собственная земля, собственный "уголок". Многие евреи, помнящие погромы начала века с энтузиазмом восприняли возможность создания хоть и не государства, но своей национальной административной единицы.
   Уже давно закончился тот короткий период после революции, когда удельный вес евреев на руководящих постах в государстве был довольно высок, и открытого антисемитизма не чувствовалось. Теперь в стране многое изменилось. Люди старались избегать слова "еврей". Если кому-то говорили: "Ты, как еврей", или просто: "еврей", то это звучало, как оскорбление. В результате многие стали стыдиться своей национальности. Они старались любым способом скрыть своё происхождение, выдавая родителей за армян, цыган, греков, за кого угодно, но только не за евреев.
  
   Сообщение о создании еврейской автономной области вызвало воодушевление у лишённого территории народа. Оно вселило надежду на возрождение чувства собственного достоинства. Вселило надежду на возможность осознать себя хозяином на своей земле. Государство охотно поддерживало такой подъём национального самосознания и старалось направить в этот район как можно больше евреев.
   Усиленная пропаганда перспектив освоения новых неосвоенных земель Дальнего Востока достигла больших успехов. Ей даже поддались некоторые евреи из стран Восточной Европы, Соединённых Штатов Америки и Канады. Многие из них, совершенно не зная особенностей советского строя, надеялись на новых, необжитых местах хорошо потрудиться и создать своё крепкое зажиточное хозяйство.
   Но, как известно, реалии и мечты далеко не всегда совпадают. Возможность хорошо потрудиться им была в полной мере предоставлена. Что же касается повышения жизненного уровня по сравнению с тем, что у них был до приезда, и создания собственного хозяйства получилась неувязка.
   В стране развивающегося социализма была ликвидирована частная собственность. У зажиточных крестьян таких, какими мечтали стать приехавшие из-за рубежа энтузиасты, под видом раскулачивания очень быстро отобрали всю собственность, а их самих отправили в ссылку.
   Ликвидировав кулачество, как класс, всех оставшихся крестьян объединили в коллективные хозяйства (колхозы). Поэтому переселенцы, привыкшие трудиться на земле, вынуждены были вступать в эти колхозы. Оплата за труд там производилась путём учёта, так называемых, трудодней. На каждый трудодень полагалось определённое количество продукции, произведённой коллективным хозяйством.
   Новоявленные колхозники, прибывшие из других стран, очень скоро убедились, что на эти трудодни, мягко говоря, не очень-то разбогатеешь. Почти все, кому удалось сохранить прежнее гражданство, вернулись в свои страны. Для тех, кто принял советское гражданство, обратной дороги уже не было.
  
   Все эти проблемы Диму, разумеется, не касались, его ситуация была иной. Он приехал с женой на работу по направлению, как молодой специалист. Ему была предоставлена возможность заняться научно-исследовательской работой на местной опытно-селекционной станции. Его семье выделили небольшой, без всяких архитектурных изысков домик в маленьком посёлке, состоящем из таких же лёгких строений, издали очень похожих на упаковочные коробки.
   Нина, увидев посёлок, ахнула от восхищения. На фоне возвышающихся сопок среди красивых пушистых елей стояли маленькие аккуратные домики. Вид этого селения очень напоминал дачный участок, не хватало только фруктовых деревьев.
   Молодая жена учёного была в восторге ещё и потому, что это было первое в её жизни собств6нное жильё. Здесь она могла быть полновластной хозяйкой.
   Когда они вносили в дом свои нехитрые пожитки, из соседнего домика вышла молодая пара.
   - Давайте познакомимся, - предложил сосед. - Меня зовут Серёжа, а это моя жена Ольга, или просто Лёля.
   - Очень приятно, - одновременно ответили Нина с Димой, и молодые люди, пожав друг другу руки, познакомились.
   - Давайте занесём вещи в дом, и мы с Димой пойдём в контору оформлять его на работу, - на правах сторожила, распорядился Серёжа. - А Лёля с Ниной пока наведут порядок в квартире.
   - А вечером приходите к нам на чай, - вступила в разговор Лёля.
   Вечером новосёлы пришли в уютную квартирку "старожилов". Стол был сервирован не богато, но красиво. Первую рюмку, как водится, выпили за знакомство. Серёжа с Лёлей рассказали, что они приехали из Саратова, где Серёжа окончил институт и аспирантуру.
   - А как вы попали сюда? - спросила Нина. - Тоже по распределению?
   - Нет, мы с Серёжей романтики, нам захотелось попробовать пожить в необжитых местах. Вот Сережа и взял направление в эти края.
   - А вы откуда приехали? - поинтересовалась в свою очередь Лёля.
   - У нас путь сложный, в двух словах не расскажешь, - ответил Дима.
   - Я окончил институт в Масловке на Украине. В аспирантуре учился в Ленинградском ВИРе. Нина приехала из Баку к сестре в Москву, а из Москвы махнула со мной сюда. Вот так вкратце. Подробнее поговорить обо всём этом, я надеюсь, у нас ещё будет время.
   - Разумеется, - ответил Серёжа. - А сейчас, если не возражаете, я предлагаю произвести, так сказать, небольшую спевку: мы очень любим петь.
   - С удовольствием присоединимся к вам, - улыбнулась Нина.
   Серёжа достал гитару, взял несколько аккордов и Лёля чистым, приятным голосом запела: "Над Волгой широкой ...".
   - Чего не подпеваете? - спросила Лёля.
   - Мы не знаем слов этой песни, - смущённо ответила Нина.
   - А эту вы наверняка знаете. И полилась: "По диким степям Забайкалья...".
   Замерли последние слова песни, все смущённо улыбнулись друг другу. Лёля, отвернувшись, смахнула слезинку.
   - Подождите немного, я сейчас вернусь, - сказал Дима. Он быстро вышел из комнаты и вернулся через несколько минут с мандолиной. Пристроился на диван рядом с Серёжёй, тронул медиатором по струнам, полилась мелодия и Лёля запела: "Дивлюсь я на небо, тай, думы гадаю...". Остальные дружно подхватили. Песня следовала за песней. Создавалось впечатление, что ребята давно знают друг друга. Засиделись допоздна. Расходиться не хотелось.
   Постепенно жизнь вошла в привычную колею. Молодая семья Товальских очень подружилась со своими соседями. Они часто ходили друг к другу в гости. Оказалось, что у них много общего.
  
   Каждое утро соседи, едва забрезжит рассвет, выходят каждый из своего жилища. В одной руке у них холщёвая сумка с толстой тетрадкой для записи наблюдений и бутербродами, заботливо приготовленными любящими женами. Вдохнув полной грудью свежий утренний воздух, они перекидывают через плечо что-нибудь из необходимого сегодня садового инвентаря, аккуратно стоящего у крыльца: лопату, тяпку или грабли.
   Молодые люди здороваются и вместе направляются по ещё мокрой от росы траве, на опытное поле, расположенное у самого подножья сопки. Со стороны может показаться, что это дачники, спешащие на свой участок. Но, они совсем не дачники, не знающие как убить время, а научные сотрудники - главный контингент посёлка.
   Они не останавливаются полюбоваться красотой пейзажа - роскошными лугами, с пересекающей их горной маленькой рекой Бирой, и возвышающимися над ними сопками, покрытыми густым лесом. В это время, когда солнце только всходит, особенно всё красиво. Воздух свеж и насыщен ароматом просыпающихся от ночного сна деревьев и трав. Им не до этого. Селекционеры торопятся увидеть, как ведут себя пробные посевы, что они преподнесут сегодня: радость или огорчения.
   Учёные знают, что, занимаясь наукой, нужно быть готовым ко всему. Ведь, как говорят умудрённые опытом люди: "Отрицательный результат - тоже результат". Поэтому экспериментаторы каждый раз выдвигают новые идеи. Они молоды и им в голову приходят самые бредовые мысли. Часто эти размышления не оставляют их даже ночью!
   Всё это друзья обсуждают по дороге, делясь друг с другом своими надеждами и сомнениями.
   - Ты знаешь, Серёжа, - обратился как-то к своему товарищу Дима, - я верю в теорию Дарвина*, но иногда задумываюсь: "Почему ни один учёный с античных времён не наблюдал превращения одного вида в другой? Значит, этого не было? Ведь, если бы кто заметил такое, непременно сообщил бы об этом".
   --------------------------
   *Теория Дарвина: Имеется в виду "Происхождение видов путём естественного отбора", где учёный показал изменчивость видов растений и животных, их естественное происхождение от более ранних видов.
   - А как же опыты Трофима Денисовича по превращению озимой пшеницы в яровую и наоборот, - возразил Серёжа.
   - В том то и дело, что это получается только у его последователей, - задумчиво произнёс Дима. Многие учёные, работающие в ВИРе, в том числе и академик Вавилов, считают, что изменить наследственность, можно только непосредственно воздействуя на клетки растения.
   - В аспирантуре я пробовал провести эксперимент по превращению яровой пшеницы в озимую по системе Лысенко. Ничего не получилось. Во многом, поэтому я отказался работать у Трофима Денисовича в институте. Он меня приглашал.
   - Ну и дурак, что отказался, - искренне посочувствовал друг. - Сейчас бы купался в Чёрном море, а не кормил собой комаров и не мёрз зимой от здешней холодрыги.
   - Что сделано, то сделано, обратно не вернёшь - философски заметил Дима. - Да я и не жалею, что приехал сюда.
   - Я тоже не жалею. Но, Дмитрий, послушай моего совета: больше ни с кем не заводи таких разговоров. Здесь хоть и далеко от центра, но кому надо держат ухо востро. Лучше не стоит сомневаться в признанных авторитетах и что-то говорить против них.
   Мы с тобой - молодые специалисты, честно отработаем тут свои три года и "До свиданья мама, не горюй...", - уедем в родные края.
   Тебя тут ещё не было, - продолжал Сергей, - жил в поселке агроном Иосиф Бошович - балагур, весельчак. На одной из вечеринок он, как обычно в таких случаях, был изрядно под "шёфе". И тут, как назло, Семён - наш комсомольский активист произнёс тост за товарища Сталина, благодаря которому создан очаг еврейского народа.
   Иосиф насмешливо посмотрел на оратора и сказал: "Ты что думаешь, от любви к еврейскому народу он создал этот "очаг" здесь, у чёрта на куличках среди болот и мошкары?
   - А где же ещё есть свободные земли?!- огрызнулся активист.
   - Свободной земли у нас хоть отбавляй, - вместо того чтобы благоразумно остановиться, - парировал Бошович. - Ведь были же успешные еврейские сельхозпоселения в Крыму, - продолжал он, всё больше распаляясь. - Так нет слишком тепло там для евреев, пусть лучше помёрзнут на Дальнем Востоке! Там много пустых земель, а народа нет. К тому же китайцы рядом. Их много. Чего доброго заселят эти земли, а потом скажут, что так и было. Мудрый у нас вождь"! - закончил свою речь бедолага.
   - И что, он уехал отсюда? - простодушно спросил Дима.
   - Уехал, - ответил Серёжа. - Через несколько дней приехали за ним двое в штатском, и он "уехал". По-видимому, надолго.
   - Да, - задумчиво сказал Дима. - А ведь отчасти он прав. В Крыму действительно жили более двадцати тысяч евреев и туда люди ехали бы более охотно.
   - Может быть, он прав и не отчасти, но нельзя кричать об этом на каждом углу, - заметил Серёжа.
   - Это верно, - согласился собеседник. Я точно не помню, но Марк Твен говорил по этому поводу примерно следующее: "Человеку даны три блага: свобода слова, свобода совести и благоразумие ими не пользоваться".
   - Ну, вот видишь, ты сам всё прекрасно понимаешь, - похвалил приятеля Серёжа. - Пойдём трудиться.
  
   Придя на свои участки, они, как обычно, погружаются, в уже ставшую привычной работу: тщательно осматривают каждое растение, записывая в свой журнал мельчайшие изменения, произошедшие после предыдущего наблюдения. Время летит незаметно. Увлечённые делом, они не замечают, как проходит день. Только когда заходит солнце и на поле уже ничего нельзя разглядеть, они усталые возвращаются домой, продолжая начатые утром беседы.
   Дома их ждут заботливые жёны. На столе стоит вкусный, хоть и безо всяких изысков обед. Теперь можно расслабиться и постараться ни о чём не думать.
  
   Часто, накануне выходных, в тихие летние вечера семьи посёлка собирались у домика, превращённого в клуб. Там они вели оживлённые беседы, пели песни, а то и пускались в пляс. Разговоры велись на самые разнообразные темы. Говорили о житейских заботах, которых хватало с избытком. Мечтали о том, какой счастливой и радостной станет жизнь в стране после выполнения пятилетнего плана. Молодые учёные фантазировали, какое изобилие наступит, когда они выведут новые сорта различных сельскохозяйственных культур.
   Люди были искренни в своих устремлениях. Они стремились, не взирая ни на что, преодолеть любые трудности, любые невзгоды и внести свой вклад в общее дело. Но однажды выяснилось, что не все жители посёлка были такими оптимистами и безраздельно верили в светлое будущее.
   Как-то на одной из таких посиделок неожиданно вступил в разговор, обычно молчавший Джозеф Исаакович - уже не молодой эмигрант из Канады.
   - Может быть, когда-нибудь и сбудутся ваши мечты, в чём я не очень уверен, - сказал он. - По крайней мере, я не надеюсь дожить до этого.
   От таких слов все застыли в изумлении.
   - Поэтому, я хочу вернуть себе канадское гражданство и возвратиться на родину,- продолжал он. - Там жизнь гораздо спокойней, зажиточней и там больше надежды на завтрашний день.
   Кое-кто, услышав такие речи, решил от греха подальше, потихоньку уйти домой.
   - Как же там может быть жизнь лучше, ведь там же капитализм? - с удивлением спросила молодая лаборантка Аня.
   - В Канаде я мог побаловать детей белыми булочками, шоколадом, пирожными и другими сладостями, когда захочу. На обед жена могла приготовить каждый день разное. Там не было проблем купить в магазине мясо, птицу и другие продукты. По субботам я мог ходить в синагогу и, никому до этого не было дела, - ответил бывший канадец.
   - Ты что-то не о том говоришь, Джозеф Исаакович, - вступил в разговор тот самый комсомольский активист Сёма. - Не искоренил ещё в себе буржуазные пережитки. В синагогу тебе захотелось. До сих пор не усвоил, что религия - это мракобесие, это опиум для народа.
   - Для кого опиум, пусть не употребляют, - опрометчиво не сдержался бывший канадец.
   - Если ты думаешь, что так считают только коммунисты, то ты ошибаешься, - возмутился комсомолец. - К нам приезжал лектор "Общества знаний" из Хабаровска. Он рассказывал, что религию разоблачали и буржуазные учёные Вольтер, Жан Жак Руссо, кто-то ещё. Лектор называл многих. Он приводил цитаты из их высказываний. Одну я даже запомнил: "Я на кишках последнего монаха, повесил бы последнего попа". - Правда, здорово сказано! А ты - синагога!
   Посмотри, как в стране кипит жизнь! - с энтузиазмом продолжал активист. - Возводятся новые города с современными заводами, соединяются реки, строятся гидроэлектростанции! Ты же знаешь, как со всей страны едет молодёжь, чтобы построить новый город на нашем Амуре. А тебе в такое время захотелось сладенького, индейку жареную. Отсталый ты человек, Джозеф!
   Эмигрант с некоторой жалостью посмотрел на комсомольца и без всяких эмоций произнёс: "Молод ты ещё Сёма, ничего в жизни не видел. Ты что думаешь зря многие приехавшие из-за рубежа, вернулись в свои страны".
   - Отсталые они люди, политически не грамотные, - уверенный в своей правоте ответил молодой человек.
   Разрядил обстановку, недавно приехавший с Урала агроном Петя.
   - Чем проводить политбеседы, давайте лучше попросим Лёлю спеть что-нибудь о любви, - сказал он. - Серёжа и Дима ей подыграют. Правда, ребята?
   - А то! Они быстро сбегали за инструментами.
   Вмиг все затихали, и Лёля начала петь своим негромким приятным голосом. Пела она о любви, о дружбе, о родной Волге. И, конечно, как всегда, кто-нибудь просил спеть популярные тогда "Кирпичики", на которые растащили завод и "Кузнечика", который сидел в траве и "зелёненький он был".
   Расходились обычно далеко за полночь.
  
   Однажды Дима пришёл с работы домой, и Нина сказала ему, что её что-то подташнивает.
   - Может быть, что-нибудь не то съела?
   - Да нет, это у меня уже несколько дней. То отпускает, то опять.
   - Ой! - Нину вдруг осенила догадка. Может быть я...?
   - Что ты? - взволновался Дима.
   - Может быть я в положении?
   - А! - радостно выдохнул муж. - Завтра поедем в Биробиджан к врачу. Пусть тебя проверят.
   - Ещё наверно рано. Подождём пару недель, - тихо сказала Нина.
  

Глава 11

   Прекрасным подарком в первый день Нового года стало рождение чудесной дочурки!
   Через неделю новоиспечённый отец, как можно теплее, протопил квартиру, взял у дирекции подводу, и, радуясь предстоящей встрече, поехал забирать дочку с мамой домой.
   Они долго думали, как назвать девочку и вдруг Нина спросила: "Что самое главное в жизни человека"? И сама себе ответила: "Главное - это вера. Вера в то, что мы преодолеем все трудности и невзгоды, вера в то, что у нас всё будет хорошо". - И конечно вера в светлое будущее - коммунизм.
   - Блажен, кто верует, тепло ему на свете, - процитировал Дима слова Чацкого из бессмертной комедии.
   Нина обиженно посмотрела на мужа.
   - Я понял, - поцеловал жену Дима, - назовём дочку Верой. Красивое имя!
   - За что я тебя люблю, так за то, что ты моментально ориентируешься. Ты у меня, умница!
   На следующий день молодой отец, придя с работы, с удивлением увидел, что жена, такая радостная утром, сейчас была чем-то опечалена.
   -Что-то случилось? Верочка заболела?
   - Нет.
   - А что же?
   - Сегодня Джозефа Исааковича забрали.
   - Как? Куда?- машинально вырвалось у Димы. Хотя он сразу понял, что произошло.
   - Куда не знаю. Приехали двое в штатском и увезли его. Может быть, ему хотят вернуть канадское гражданство, - с надеждой предположила Нина.
   - Очень сомневаюсь, - почти шёпотом ответил Дима.
  
   После рождения дочки у молодого папы жизнь стала более насыщенной. Теперь он старался как можно скорее закончить работу, чтобы хоть немного побыть с малышкой.
   Условия жизни на станции были очень тяжёлыми. Край только начинал осваиваться. Болотистое место, летом высокая влажность, тучи комаров. Они не щадили ни взрослых ни детей. С ног до головы искусанная Верочка, не спала ночами. Долгая суровая зима, никаких бытовых условий. Лёгкие домики невозможно обогреть зимой. Дочка постоянно болела. Стало понятно, что девочку надо вывозить из этого климата. Но Дима, как молодой специалист, должен был отработать здесь три года.
   Молодые родители держались больше года, им очень не хотелось расставаться. Но после долгих сомнений они решили, что ради дочки Нина поедет на Украину к Диминым родителям, а глава семьи отработает оставшийся ему год и приедет к ним.
  
   Дима съездил в Хабаровск и снял большую комнату с двумя кроватями и железной печуркой. Здесь он намеревался пожить с женой и дочкой, пока достанет им билеты до Москвы. Дальше, с билетами на Украину им должна была помочь Софа.
   Руководство станции пошло молодому специалисту навстречу и выделило Диме для перевоза семьи старую полуторку (автомобиль с открытым кузовом грузоподъёмностью полторы тоны).
   На этой машине они отправились на железнодорожный вокзал Биробиджана. Нина понимала, что в последний раз видит мчавшиеся навстречу машине местные красоты: тайгу, сопки и белые вершины далёких гор.
   День клонился к закату и за сопками, словно зарево пожара, поднималась дивная вечерняя заря.
   Молодая женщина как зачарованная смотрела на эту сказочную картину, на мгновение, забыв о предстоящем расставании с любимым человеком.
   В Хабаровск они прибыли уже ночью. Накануне прошли сильные дожди и кругом были грязь и лужи. Только кое-где виднелись бугорки суши. Ни одной машины или подводы не было видно, и молодая семья двинулась по направлению к арендованной квартире пешком.
   Хотелось поскорее добраться до места и отдохнуть от нелёгкой дороги. Но идти быстро было нельзя. Молодая мама едва держала на руках дочку. Молодой папа в двух руках нёс тяжёлые узлы с вещами. Приходилось перемещаться почти на ощупь, часто спотыкаясь и останавливаясь.
  
   Когда они добрались до нужного дома, во всех окнах было темно. Видимо хозяева уже спали. Дима осторожно постучал в дверь. Никто не отзывался.
   - Стучи сильнее, - тихо, чтобы не разбудить дочку, посоветовала Нина и отошла подальше от двери.
   Дима постучал сильнее.
   - Иду, иду, - раздался недовольный голос хозяина. - Кого там черти носят в такое время.
   - Это мы, Ваши жильцы, - обрадовался Дима, услышав голос владельца дома.
   - Входите, чего так поздно? - не очень приветливо пригласил он постояльцев. - Печка ещё не остыла. Там есть каша. Хотите - поешьте.
   - Спасибо, - поблагодарил Дима. - Извините, что ночью. Раньше не было поезда, да ещё дорогу от станции сильно размыло, и мы еле добрались.
   - Ладно, кушайте и ложитесь. Мне завтра рано вставать, - сказал хозяин и, зевая, ушёл в свою комнату.
   Гости так устали, что, добравшись до кроватей, мигом заснули.
   Рано утром Дима отправился на вокзал в надежде купить билеты на поезд до Москвы. Простояв полдня в очереди, он, наконец, подошёл к кассе. Там его ждало полное разочарование. Билеты на ближайшие три месяца были только в общие вагоны. Ни купейных, ни даже плацкартных в продаже не было. Дима попытался объяснить, что едет женщина с годовалым ребёнком и провести две недели в общем вагоне с такой малышкой просто немыслимо.
   - Ничем не могу помочь, нужно было раньше думать, - ответила кассир. - Берите в общий вагон, а то скоро и этих не будет.
   Видя, что пассажир стоит в нерешительности, не зная, что делать, она сжалилась над ним и постаралась его подбодрить: "Если, кто-нибудь сдаст плацкартные, я Вам их оставлю. Тогда Ваши билеты сдадите".
   - На какое число будете брать?
   На работе Диме дали отпуск на неделю, он кончался двадцать пятого числа. Времена были строгие: опоздание могло дорого обойтись. Поэтому выбора не было, и Дима взял билеты на последний день отпуска, надеясь за это время обменять их на плацкартные.
   Дима всю неделю, каждый день много часов толкался у билетной кассы в ожидании, что кто-нибудь сдаст плацкарты. Но, увы, ожидания его были напрасны.
   "Придётся отправлять их в общем, - с горечью подумал Дима. - Как Нина будет одна с ребёнком целых двенадцать дней в душном вагоне"!
  
   Ему было жаль часов, потраченных у билетной кассы. "Лучше бы я провёл это время с женой и дочкой. - Как нам хорошо вместе. Какое наслаждение слушать, как дочка называет тебя "папа"!
   "Вместо того, чтобы сажать их в поезд, взять бы подводу и уехать всем опять домой, - подумал Дима. Как хочется снова играть с дочкой в прятки и смотреть, как забавно она прячется, закрывая лицо руками! - растрогался молодой папа. - С кем я буду по утрам делать зарядку, для кого буду играть на мандолине, кого буду защищать от придирчивой мамы, не разрешающей бить посуду"!
  
   Вечером накануне дня отъезда жены и дочки Дима никак не мог заснуть. На душе было грустно и тоскливо. Он чувствовал, что будет сильно скучать, особенно по своей маленькой дочурке.
   Понимая, что не заснёт, он тихо встал, достал из пиджака бумагу и карандаш и, стараясь не шуметь, вышел на кухню. Присев к столу, он не раздумывая, написал:
  
  
   О том писать предпочитаю,
   Кто близок мне.
   О ком пишу, тому и посвящаю,
   Дочурке Верочке и Ниночке жене.
  
   Дальше строки полились сами собой:
  
   Ты родилась дочка в том краю далёком,
   Где шумит листвою на ветру тайга,
   Там, где на просторах Дальнего Востока,
   Полноводны реки, хороши луга.
  
   Там дожди обильны и сильны морозы,
   Очень много солнца летом и зимой,
   От большого ветра гнутся долу лозы,
   Над Бирушкой - горной маленькой рекой,
  
  
   Возле этой речки, у подножья сопки,
   Где развилка летних, полевых дорог,
   Опытное поле, домики-коробки,
   Маленький посёлок, словно хуторок.
  
   Мы тебя на санках привезли в посёлок,
   В январе то было первого числа,
   Мать тебя малютку пронесла меж ёлок,
   В дом, где больше года ты у нас росла.
  
   Поползла ты быстро, появляясь всюду,
   А когда свободно начала ходить,
   Сразу находила лучшую посуду,
   Чтоб её немедля в дребезги разбить.
  
   Очень полюбила ты литературу,
   Книги и журналы рвала всё подряд,
   Быстро превращала их в мукулатуру,
   Словно выполняла на утиль наряд.
  
   Это было дочка в том краю далёком,
   Где шумит сурово на ветру тайга,
   Где речные поймы заросли осокой,
   А зимою часто буйствует пурга.
  
   Там Амур широкий в океан впадает,
   Сопки, словно стражи на посту стоят,
   Чудо-корень жизни там произрастает,
   Этот край далёкий - Родина твоя.
  
   Написав вылившееся из глубины души, Дима немного успокоился и заставил себя лечь.
   Накануне вечером они решили пойти на вокзал пораньше, чтобы в последний раз попытаться достать билет с плацкартой. К сожалению и эта попытка оказалась неудачной.
   Наступил тяжёлый момент расставания. Молодая семья вошла в переполненный общий вагон. Многие пассажиры уже устроились здесь, как у себя дома. Кто-то играл в карты, кто-то уже спал, кто-то выложил закуску и приступил к трапезе, кругом слышались беседы на разные темы.
   Дима с Ниной огляделись вокруг: ни одного свободного места.
   - Граждане! Потеснитесь, пожалуйста, дайте место женщине с ребёнком! - полу просьбой, полу приказом громко сказал Дима.
   Никакой реакции не последовало. Только один мужик явно деревенского вида ласково сказал: "Чего кричишь? Раньше надо было приходить занимать место. Не шуми. Сейчас что-нибудь придумаем".
   В дело вмешалась проводник вагона и Нине с дочкой освободили место.
   Дима усадил девочку на полку, они с женой быстро уложили вещи и остановились, не зная, что сказать друг другу.
   - Ты только не выходи из вагона, - первым нашёлся Дима. - Если что-то надо купить попроси соседей. Они же понимают, что ты с ребёнком.
   - Конечно, купим. О чём разговор, - успокоил заботливого мужа всё тот же общительный мужик.
   - Ты не волнуйся, в Москве нас встретит Софа, в Киеве твои родители, так что справимся, - сказала Нина. - Главное не скучай. Мы будем писать тебе письма, и ты нам пиши.
   - Верочке я уже написал, - ответил Дима, достал написанное ночью стихотворение и протянул его жене.
   - Мы будем читать его в дороге, и вспоминать какой ты у нас хороший, - прошептала Нина, еле сдерживая слёзы. Она взяла листок и положила в свою сумочку.
   Неожиданно паровоз пронзительно загудел, послышалась команда провожающим освободить вагоны. Нужно было прощаться.
   Супруги крепко обнялись. Паровоз загудел ещё раз и не спеша тронулся с места. Дима торопливо поцеловал дочку и спрыгнул с набирающего скорость поезда.
  
   Он долго смотрел вслед уходящему составу. Ему стало ужасно тоскливо. Хотелось рыдать от охватившей грусти. Дима вышел в город и бесцельно побрёл по улице. Было прохладно. Чувствовалось приближение осени. В глазах стоял образ дочки, её удивлённый взгляд, говорящий: "Зачем папа с мамой принесли меня в этот тесный и душный вагон и зачем нужно вокруг столько людей, когда было так хорошо дома".
   Настроение ещё больше испортилось. Неизвестно сколько времени он бы ещё так ходил по улицам, если бы не почувствовал запах борща, доносившийся из ближайшего здания. Дима поднял голову и увидел вывеску: "Столовая N 7". Он почувствовал, что голоден и зашёл в полутёмный зал со столами под бледными клеёнками. В помещении было довольно много народа. Он огляделся вокруг, ища свободное место, и вдруг услышал: "Дмитрий, иди сюда"! Дима обернулся на голос и увидел махавшего ему рукой Василия - своего попутчика в дороге на Дальний Восток. Приятели обнялись.
   - Что такой грустный? - спросил Вася, увидев товарища вблизи.
   - Только что проводил жену с дочкой на Украину к своим. Не увидимся почти целый год.
   - У тебя уже есть дочка? - удивился Вася. - Поздравляю!
   И тут же от простоты душевной ляпнул: "Конечно, парень лучше. Мы с Галей хотим хлопца".
   - Но девки тоже нужны, куда ж мы без них, - засмеялся он, поняв свою оплошность. - Я тут взял чекушку*, давай отметим нашу встречу и рождение твоей дочки.
   - Дочка родилась уже больше года назад, но всё равно давай выпьем, - охотно согласился Дима.
   Ему сейчас очень даже полезно было расслабиться. Друзья чокнулись стаканами.
   ----------------
   *Чекушка - бутыль, ёмкостью четверть литра
  
  
   - А то, что ты год без жены будешь, так не расстраивайся, - продолжил разговор Вася. - Найди себе бабу на это время. Она тебе и приготовит и постирает и в постель с тобой ляжет.
   - Нет, я так не могу, - ответил Дима. - Если мне женщина нравится, я для неё что угодно могу сделать. А просто так, ты уж меня, друг, извини.
   - Чего мне тебя извинять? - Усмехнулся Вася. - Интеллигент и есть интеллигент.
   - Лучше расскажи как у тебя дела, - перевёл Дима разговор на другую тему. - А то мы всё обо мне, да обо мне.
   - У меня дела лучше всех, - с готовностью ответил Вася. - Сразу, как приехали, мы с Галей устроились в колхоз, решили, как и намечали, поработать на земле. Вкалывали, я тебе доложу, как папа Карло. Корчевали деревья, пахали, сеяли..., всё это от восхода до захода. Какая здесь мошкара, я думаю, тебе рассказывать не нужно.
   Поздней осенью получили расчет - заработанные трудодни. Как говорят: "Начинали - веселились, посчитали - прослезились", - кой-как до весны дотянули.
   Тут я вспомнил давний разговор с Гришкой Доцманом, что советовал мне податься в рыбаки, если с пахотой не повезёт. Думаю: еврей плохого не
   посоветует. Устроился в рыболовецкую артель "Рыбак". Конечно, работать и здесь приходится, но никакого сравнения. Зарплата, правда, тоже не ахтикакая, но всё-таки больше колхозной.
   Между нами, иногда удаётся продать рыбу на сторону. Всё лишняя копейка не помешает. В общем, жить можно.
   - Я рад за тебя, - сказал Дима, - и рад, что встретил тебя. К сожалению уже поздно надо ехать домой. Так не хочется возвращаться туда.... Но ничего не поделаешь, завтра утром на работу.
   Передавай привет Гале. Будет желание, приезжайте ко мне в гости.
   - И ты приезжай, - ответил Вася. - Галя наварит ухи, пожарит рыбу.
   Приятели распрощались.
  
   Была уже ночь, когда Дима вернулся домой. Пустотой и скукой повеяло из осиротевшей квартиры, ещё недавно наполненной женским теплом и уютом. Нужно было начинать новую жизнь. Он машинально подошёл к календарю, оторвал шесть листочков - время его отсутствия. Завёл остановившиеся ходики, поставил на шесть утра будильник и, сказав себе: "Утро вечера мудренее", быстро разделся и лёг в постель.
   Ему снились лесные пожары, какая-то очень дальняя дорога и дочка удивлённо смотрящая на всё это.
   На самом интересном месте сон прервал возмущённо дребезжащий будильник.
   Впереди были долгие зимние дни, которые Диме предстояло провести в одиночестве, приходя с работы в холодную безжизненную квартиру.
  

Глава 12

  
   Вопреки народной мудрости, утро не оказалось мудренее вечера. В нетопленной квартире было всё так же пусто и неуютно. Дима заставил себя встать и сделать зарядку. Никакой еды дома не было. Он наспех выпил стакан чаю и пошёл на работу.
   Теперь на работе он себя чувствовал лучше, чем дома. Здесь было с кем перекинуться словом. Все сослуживцы внимательно слушали, его рассказы о перипетиях во время проводов жены и дочки. Одни слушали с неподдельным интересом, другие просто из вежливости.
   Лаборантка Аня, та самая, что искренне удивлялась возможности жить при капитализме лучше, чем при социализме, предложила Диме помощь в домашних делах.
  -- Дмитрий Петрович, - сказала она, - если Вам нужна помощь по дому: там что-нибудь прибрать, постирать или приготовить, я с удовольствием помогу. Мне вечерами всё равно нечего делать, - немного смутившись, добавила она.
   Предлагая свою помощь, девушка имела в виду только то, о чём говорила. В свои восемнадцать лет, она не умела лукавить.
   Окончив школу, Аня устроилась лаборанткой на селекционную станцию и была довольна своей судьбой. Молодой, очень обходительный учёный девушке нравился. Она и не скрывала этого. Всегда старалась обратиться с вопросом к нему, а не к кому-нибудь другому. Конечно, это не могло остаться не замеченным.
  -- Спасибо, Анечка, постараюсь справиться сам, - поспешил ответить Дима, увидев понимающие ухмылки на лицах некоторых коллег.
  -- Ну, если, что надо Вы не стесняйтесь, скажите, мне не трудно, - не замечая реакции сотрудников, простодушно ответила молодая лаборантка.
  
   Первое время после отъезда жены с дочкой Дима, чтобы не проводить дома одинокие вечера, допоздна засиживался у Серёжи с Лёлей. Но это продолжалось недолго. Через два месяца они устроили прощальный ужин и, полные новых надежд, покинули Дальний Восток.
   Возвращаясь домой, временный "холостяк" первым делом открывал почтовый ящик, где почти каждый день обнаруживал очередное письмо от жены. Приходили письма и от родителей, где они в основном с восторгом описывали всё новые проказы их первой внучки. Ждал он писем и от друзей, которые обещали написать, как только устроятся на новом месте.
   И сегодня Дима, вернувшись домой, обнаружил в своём почтовом ящике очередное письмо от жены. Он нетерпеливо разорвал конверт и несколько раз жадно перечитал исписанный мелким почерком листок. Каждый раз он старался отыскать в нём всё новые и новые подробности о жизни дорогих ему людей. Радостно улыбался, читая об успехах и шалостях дочки. Ему становилось грустно, когда он читал строчки о том, как жена скучает без него. Ему тоже её очень не хватало. Только часто приходившие письма немного сглаживали горечь разлуки.
   Когда Дима закончил писать ответ, был уже час ночи. Он быстро разделся и лёг в постель. Не успел закрыть глаза, как в голове промелькнуло во всех подробностях содержание полученного письма. Затем повторился дневной разговор с Аней. Вдруг ни с того ни с сего вместо Ани появилась Валентина - его первая любовь.
   Он шёл с ней аллеей тенистого сада, им было хорошо. Они долго шли, не проронив ни слова. Первым молчание нарушил Дима.
   - Валя! - сказал он, - давай после института поедем на работу вместе.
   - Как это возможно, я же замужем?! - удивилась девушка.
   - Извини, я забыл, - смутился молодой человек. - Какая ты красивая! - добавил он, - и... назойливый звонок будильника бесцеремонно прервал речь влюблённого юноши.
   Дима открыл глаза, и обалдело посмотрел вокруг, пытаясь сообразить, где он находится.
  
   Прошло полгода, как уехали жена с дочкой. Дни однообразно текли друг за другом. Один день сменялся другим, точно таким же. Особенно долго тянулись выходные. На улице дул холодный резкий ветер. Приходилось целый день сидеть дома. И странное дело: когда жена с дочкой были дома, хотелось выкроить хоть часок, чтобы спокойно проанализировать результаты дневной работы или почитать интересную книжку. Сейчас же, занимайся этим хоть с утра до вечера. Но в голове не возникало никаких идей, все книжки казались скучными.
   Как-то накануне выходного дня, на улице разбушевалась метель, ничего не было видно в двух шагах. Дима с трудом добрался домой и чтобы хоть немного согреться, не раздеваясь, растопил печку.
   Комната начала постепенно согреваться, и молодой учёный задремал, сидя на стуле.
   Очнулся он от настойчивого стука. Дима вскочил и открыл дверь. На пороге стояла с ног до головы запорошенная снегом Аня. Перед собой она держала какой-то свёрток, тоже весь засыпанный снегом.
   - На улице ужасная погода, и я подумала: "Как хорошо в тёплой комнате с кем-нибудь вдвоём попить чай с оладьями". Быстро напекла оладий, набралась смелости и пришла к Вам.
   - Я глупая? Да? - слегка потупясь, спросила гостья.
   - Нет, ты совсем не глупая, просто искренняя и непосредственная девушка, - ответил Дима. Я очень рад, что ты пришла. Мне тоже одному тоскливо. Я с удовольствием попью с тобой чай и поем твои оладьи. Представляю, какие они вкусные!
   - Проходи, раздевайся. Сейчас я поставлю чайник. Где-то у меня должно быть варенье. Попируем на славу!
   Дима достал все продукты, что нашлись у него дома. Правда, их было немного, но Аня приготовила вкусный ужин. Потом они пили чай с оладьями и вареньем.
   - Дмитрий Петрович, Вы жили в Ленинграде, расскажите мне о нём, - почти жалобно попросила гостья. - Я читала "Медный всадник" и мне было очень жалко дяденьку, потерявшего из-за наводнения свою невесту.
   - Я тоже ещё школьником читал эту поэму и тоже переживал за бедного чиновника, - охотно согласился Дима с Аниной оценкой произведения.
   - Я очень хочу побывать в этом городе, - мечтательно произнесла девушка. - Побродить по набережной Невы, сходить в Эрмитаж, в пушкинский лицей. У меня дома есть открытка с картиной из Эрмитажа. На ней целуются пастух с пастушкой, собака деликатно отвернулась, а овцы бесстыдно смотрят на влюблённых.
   - Да, там много картин известных художников, за день весь музей не обойти, - сказал Дима. Когда я первый раз пришёл в Эрмитаж, то долго стоял у картины "Женщина, причёсывающая волосы". Хотя женщина изображена со спины, воображение дописывает её красоту и привлекательность. Ещё меня тогда поразила легендарная Юдифь, попавшая в плен к ассирийскому царю, и отрубившая ему голову, когда тот уснул.
   - Наверно страшно смотреть на отрубленную голову? - брезгливо поморщилась Аня.
   - Конечно, приятного мало. Зато, сколько сказано в этом сюжете!
   Там очень много картин на библейские сюжеты. К сожалению, я не знаю Библии и не могу рассказать тебе об их содержании. Историю о Юдифь мне когда-то рассказал папа. Мне картина понравилась, и я его спросил: "О чём ещё рассказывает Библия"?
   - Эта книга очень большая, там много разных историй, - ответил он, видимо желая прекратить эту опасную тему. - Но один мудрец, так истолковал смысл священного писания: "Не делай другому того, что не хотел бы сделать себе".
   - А у моей бабушки есть Библия, она её прячет в своём сундуке, - открыла тайну Аня.
   - Никому не рассказывай об этом, - почему-то шёпотом предупредил её Дима. - Ты же знаешь, что религия - опиум для народа и за хранение религиозных книг могут быть большие неприятности.
   - Я знаю, у меня это как-то само собой вырвалось, - попыталась оправдаться девушка. - Я Вам верю, как самой себе.
   - Ладно, забудем об этом, - успокоил гостью хозяин квартиры.
   - Расскажите мне ещё что-нибудь об Эрмитаже, - попросила Аня.
   - О картинах трудно рассказывать их нужно видеть, - вернулся к прежней теме молодой учёный. - Ты ещё молодая, я думаю, тебе представится такая возможность. Между прочим, в музее выставлены не только картины, там есть великолепная коллекция старинных монет, изделий из драгоценных металлов и камней, много других интересных вещей. Когда ты попадёшь в Ленинград, сама увидишь как много там интересного помимо Эрмитажа.
   И он увлечённо продолжил свой рассказ об этом городе.
   Девушка слушала молодого человека, раскрыв рот. Многое из того, что рассказывал Дима, было для неё откровением. С ней никто никогда так долго и интересно не разговаривал.
  
   Так получилось, что девушка с детства росла предоставленной сама себе.
   Её мать - простая работница, была активной общественницей. За её активность, она была избрана председателем профсоюзного комитета фабрики. С этого времени общественная работа стала её профессией.
   Потянулись бесконечные заседания, совещания, собрания, встречи, семинары. Эти мероприятия проводились не только на фабрике. То же самое происходило на районом, городском, краевом, уровне. И везде она должна была принимать участие. Советская бюрократия любила заседать. Даже дома ей некогда было думать о семье. Она или готовилась к следующему выступлению, или составляла планы очередных мероприятий, или готовила отчёты о прошедших деяниях.
   В такие моменты все должны были ходить на "цыпочках", чтобы не мешать её мыслительному процессу.
   Первое время, компенсируя занятость матери, воспитанием девочки занимался отец - наладчик станков этой же фабрики. Как-то незаметно, он стал иногда, понемногу выпивать. Постепенно принимаемые дозы начали увеличиваться. Он стал возвращаться домой пьяным. От этого отношения отца с матерью, бывшие и так далеко не идеальными, отнюдь не улучшались. Всем было уже не до воспитания дочери.
   Чем старше становилась Аня, тем больше забот по дому ложилось на её плечи. Когда она окончила школу, то с удовольствием уехала из дома, чтобы не видеть вечно пьяного отца и не слышать постоянных родительских перепалок.
  
   Сейчас, здесь в небольшой комнате наедине с симпатичным, обходительным молодым человеком ей впервые за много лет было очень хорошо и уютно.
   Диме тоже было легко с этой бесхитростной девушкой, зачарованно слушающей его рассказы. Они не заметили, как пролетело время. Когда хозяин квартиры взглянул на часы, они показывали два часа ночи.
   - На улице творится чёрти что, - сказал он, выглянув в окно. - В такую погоду и в такую темень нельзя никуда идти. Придётся тебе дождаться утра здесь. Я постелю тебе на кровати, а сам лягу на диван.
   - А я и не собиралась никуда уходить, - смело ответила девушка. - Я хочу, чтобы Вы легли вместе со мной.
   Молодой человек как-то странно посмотрел на девушку. В нём шла внутренняя борьба. С одной стороны, мало кто отказался бы провести ночь с такой молодой симпатичной девушкой. С другой стороны он понимал, что нечестно и непорядочно воспользоваться её юным порывом.
   Немного поколебавшись, он произнёс: "Ты же знаешь, у меня есть жена и дочка. Я через полгода уеду отсюда, и ты будешь очень жалеть о сегодняшнем дне".
   - Наоборот, я буду с радостью вспоминать его, - с жаром воскликнула Аня. День, проведённый с любимым человеком, останется в моей памяти на всю жизнь. День, когда мы были только вдвоём на всём белом свете, я не смогу никогда забыть.
   - Ведь Вы мне очень нравитесь, - немного покраснев, призналась девушка.
   - Чем же я тебе нравлюсь, - спросил, немного опешивший от такого напора, хозяин квартиры.
   - Мне нравится Ваша мягкость и доброта. Вы много знаете, но не выставляете свои знания напоказ.
   - В общем, я просто влюблена в тебя! - выпалила она, понимая, что приводимые ей доводы, не выдерживают никакой критики.
   Сказав это, девушка порывисто обняла собеседника и поцеловала его в губы.
   Дима был молод, полгода был один, Аня ему нравилась, и он ответил на её поцелуй.
   Уснули они только под утро.
  
   Прошло четыре месяца, Дима, наученный горьким опытом отправки семьи, приобрёл заранее билет до Киева, с пересадкой в Москве.
   Почти все выходные дни они с Аней проводили вместе. Обычно девушка приходила к нему накануне вечером и оставалась ночевать.
   Их роман в таком маленьком посёлке не мог оставаться в тайне. Многие их осуждали. Особенно усердствовал комсомольский активист Сёма. Он с упорством, достойным лучшего применения, добивался проведения открытого комсомольского собрания для бескомпромиссного осуждения поведения молодых людей.
   "Нет следствия без причины", - любил повторять Дима философское изречение. Оказалось, что причина для такой настойчивости у Сёмы была. Он неоднократно "подкатывался" к Ане с недвусмысленными предложениями, но каждый раз получал "от ворот поворот". Такого унижения активист не мог оставить без последствия.
   Скорее всего, затея новоявленного моралиста могла бы удастся, но здесь ребятам случайно повезло. Секретарь парткома накануне уехал на три месяца в Москву на партийную учёбу. Без его санкции, никто не взял на себя смелость решить, какое постановление должно вынести комсомольское собрание.
   Все знали, что Дима не станет дожидаться возвращения партийного начальства. Он через два месяца уедет, и вопрос перестанет быть актуальным.
   Это знал и комсомольский активист. Тогда, видимо, он решил пойти другим путём.
   В один прекрасный день Аню вызвали к директору. Она, ничего не подозревая, смело вошла в кабинет.
   Директора в кабинете не было. На его месте сидел незнакомый мужчина средних лет, с открытым, но ничего не выражающим лицом. Аня вежливо поздоровалась.
   - Анна Васильевна? - вместо ответа на приветствие спросил он.
   Девушка утвердительно кивнула.
   - Меня зовут Виктор Степанович, - представился мужчина. - Я, как говорят, из "конторы", и он показал удостоверение сотрудника НКВД.
   - Я знаю, что у Вас с Дмитрием Петровичем близкие отношения и знаю, что он собирается уехать отсюда, - дружелюбным голосом начал разговор посетитель. - Он уже купил билет на поезд.
   - Дима мне рассказывал об этом, - негромко прошептала девушка.
   - Я думаю, что Вам, наверное, тяжело будет с ним расставаться.
   Покраснев, девушка промолчала .
   - Вот видите! - обрадовался собеседник.
   - Но что я могу поделать, - прошептала Аня.
   - Вы мне нравитесь и, если у Вас нет возражений, я могу Вам помочь, - излучая неподдельный оптимизм, - произнёс посетитель.
   Девушка опять промолчала.
   - Вы подпишете показания, что Дмитрий Петрович пытался склонить Вас к сотрудничеству с иностранной разведкой, - пояснил свою мысль сотрудник "конторы".
   - С какой такой разведкой? - удивилась собеседница.
   - Неважно с какой, - например, скажем с японской.
   - Никуда он не пытался меня склонить, - почувствовав неладное, - сказала девушка.
   - Я знаю, - мягко продолжал Виктор Степанович. - Но это нужно для дела.
   - Мы ему покажем Ваши показания и пригрозим, что если он не захочет остаться здесь, то мы дадим делу ход, и он уедет отсюда, но не туда, куда ему хочется. Если же он согласится остаться, то мы закроем это дело.
   - Ну, как же это..., - растерялась девушка.
   - Его ждут на Украине, жена и дочь. Они уже считают дни до его приезда. Я не могу поступить так.
   "Благодетель" удивлённо посмотрел на девушку, как будто только сейчас увидел её. Выдержав паузу, он уже не таким дружелюбным тоном, перейдя на "ты" спросил: "Ты понимаешь, что ты говоришь? Ты отдаёшь отчёт своим словам? Ты думаешь о себе, или ты думаешь только о других?"
   - Что ты себе позволяешь?- продолжал он. - Ведёшь аморальный образ жизни, спишь с женатым мужчиной. Отказываешься помогать компетентным органам. Таким не место в комсомоле, да что в комсомоле: вообще в нашем обществе.
   - Ты наверняка слышала о Павлике Морозове?
   - Конечно, - ответила девушка.
   - Вот пример для подражания. Он на родного отца донёс, а ты пожалела чужого мужа.
   - Да, но отец Павлика Морозова действительно прятал зерно от советской власти, а Дима ничего плохого не сделал, - робко возразила Аня.
   - Много ты понимаешь. Брала бы пример со своей матери. Поговори с ней. Она разбирается в политике партии. В результате - она уважаемый человек. Партия ей доверяют руководство людьми. А ты с твоим упрямством, так и останешься всю жизнь, в лучшем случае, лаборанткой.
   Так что подумай над моими словами, - подытожил свою речь новоявленный "друг". - Если что надумаешь, позвони по этому телефону, Он протянул листок с номером телефона.
   - Вот ещё что, - как будто только что вспомнил об этом, небрежно сказал он, - подпиши документ о неразглашении. Наш разговор не должен выйти из этих стен. Я говорю серьёзно. Если кто-то узнает содержание этой беседы, пойдёшь по статье: "Разглашение государственной тайны", - закончил встречу представитель компетентных органов.
   Аня вышла из кабинета, и чтобы избежать вопросов сослуживцев, решила пойти домой. Секретарю директора сказала, что плохо себя чувствует.
  
   Два дня она не появлялась на работе. Ей как-то стало всё равно: уволят её или нет. Аня впервые столкнулась с жестокой правдой жизни. Лишь на второй день она полностью осознала весь ужас сделанного ей предложения. Ей предлагали оболгать ни в чём не повинного человека. Она не могла держать всё это в себе. Ей надо было с кем-то поделиться пережитым. И она вечером пришла к Диме.
   Тот, выслушав рассказ девушки, нежно прижал её к себе и, перемежая слова с поцелуями, сказал: "Бедная, ты моя. Ты думаешь, они бы закрыли дело, если бы я согласился остаться. Чёрта с два! Они думали, что сейчас быстренько обработают глупую девчонку. И дело сделано". - Они не могли предположить, что твоя чистота, порядочность и естественное чувство справедливости, помогут тебе достойно выйти из такой сложной ситуации.
   - Это же надо, - не могла успокоиться Аня, - каким нужно быть жестоким, чтобы просто так погубить невинного человека. Сделать несчастной его семью.
   - К сожалению, жизнь очень сложна. Есть категория людей, которые считают, что во имя обеспечения каких-то высоких целей, оправданы любые жертвы. Есть, конечно, и негодяи, которые ради карьеры или благополучия своей семьи готовы на любую подлость.
   - Например, в твоём случае: человек работает на такой работе, где ему нужно ловить шпионов. Настоящих шпионов он поймать не может, или их просто нет. А начальство требует с него результатов.
   Что ему делать? Кормить семью надо. Продвигаться по службе тоже хочется. И он принимает, с его точки зрения, правильное решение: выдумывает шпиона.
   - Его не мучает угрызение совести, что этим он принесёт страдание семье оболганного им человека. Работа у него такая.
   - Я тебе рассказывал, как я мальчишкой ездил в Москву и у меня на вокзале украли чемодан. Там лежал толстая тетрадь с моими стихами, написанными в течение нескольких лет. Я очень дорожил этой тетрадью. С ней у меня были связаны надежды на моё будущее.
   Парень, укравший мой чемодан, лично против меня ничего не имел. Ему было всё равно: у меня украсть чемодан или у кого-то другого. Подвернулся я. Такая у него "профессия"!
   - Всё равно это не оправдывает того парня, - возразила девушка. - Зачем нужно было выбирать профессию вора. Мог бы пойти работать.
   - Тут ты права, - согласился Дима. Эту тему можно обсуждать бесконечно. Давай лучше подумаем, что тебе делать дальше.
   - Я скоро уеду, ты знаешь, что по-другому я поступить не могу, - немного виноватым голосом произнёс молодой учёный. - Тебе, я думаю, тоже оставаться здесь не стоит. По-моему нужно вернуться к родителям и продолжить учёбу, чтобы получить хорошую специальность.
   Аня прошлась по комнате, потом села на диван и, немного помолчав, сказала: "Наверное, ты прав. Я так и сделаю".
  
  
  

Глава13

   "Сколько воды утекло с тех пор" - подумал Дмитрий Петрович. "Где теперь Аня, что с ней стало".
   Он несколько раз пытался что-нибудь разузнать о ней. Посылал в Хабаровск и Биробиджан запросы. Всё бесполезно. "Скорее всего, она вышла замуж, сменила фамилию и куда-нибудь переехала", - решил он и на этом успокоился. Однако, когда стал работать в ВАСХНИЛ, пригласил на очередную сессию Академии директора Биробиджанской селекционной станции. Они долго беседовали. Учёный секретарь Президиума Академии подробно интересовался делами станции, расспрашивал о сотрудниках. Оказалось, что за последнее время на станции несколько раз менялся состав работников, и сейчас не осталось никого, кто бы мог помнить знакомых Дмитрия Петровича.
  
   Обратный путь с Дальнего востока, показался Диме гораздо длиннее, чем три года назад, когда они с женой ехали в далёкий, таинственный Биробиджан, полные ожиданий и надежд. Тогда их соседями по купе оказались молодожёны, как и они ехавшие за мечтами в необжитые края. Они вместе восторгались красотами, проплывающими мимо окон вагона, и строили радужные планы жизни на новом месте.
   Сейчас он, конечно, любовался восхитительными пейзажами ещё дикой природы, но прежней эйфории у него уже не было. Реальность жизни оказалась совсем другой, чем казалась из далёкого Ленинграда.
   Мысли в его голове беспорядочно сменяли одна другую. Он радовался предстоящей встречи с женой, дочкой, родителями и сёстрами. Он по ним бесконечно соскучился и живо представлял себе, как дочка бросится к нему навстречу, а жена будет со счастливой улыбкой скромно стоять в сторонке, терпеливо ожидая своей очереди. А вдруг дочка за год отвыкла от него, и будет бояться подойти к нему, словно к чужому дяде?
   Внезапно его размышления о встрече с родными прерывались, и перед ним вставал образ Ани. Какая-то теплая лёгкость разливалось по телу. Как сложится её дальнейшая жизнь?
   А как сложится моя жизнь, жизнь моей семьи? Новая мысль вытеснила прежнюю и благодушная лёгкость куда-то исчезла. Ведь я еду, по сути, в никуда. Никто не обещал мне ни места работы, ни места жительства. Придётся всё начинать сначала.
   Такой мысли Дима старался не дать возможности задержаться в своей голове. "Я же ещё молодой, с хорошим образованием", - говорил он. "Я написал значительную часть научной работы, и для паники нет оснований. У меня много сил и энергии, голова, слава богу, работает - не пропаду", - доказывал он свою правоту и старался снова вернуться к радостным думам о жене и дочке.
   Так проходили день за днём, пока кондуктор не объявил: "Граждане пассажиры, сдавайте постели и готовьтесь к выходу. Поезд прибывает на конечную станцию, в столицу нашей родины - Москву"!
  
   - Ну, как первопроходец, освоил необжитые земли? - добродушно улыбаясь и целуя своего родственника, спросила Софа, встречавшая его на перроне вокзала.
   - Какую-то, пускай небольшую лепту, но внёс, - смущёно улыбнувшись, ответил Дима.
   - Вот и хорошо! - сказала Софа. - Теперь дальше Волги ни ногой. Я тебя не пущу и Нине скажу, чтобы не шла у тебя на поводу.
   - Да, Софа, вижу, с тобой шутки плохи, - смеясь, ответил путешественник.
   - То-то же, старших надо слушаться! - в тон ему ответила москвичка. - Пойдём, дадим Нине телеграмму, что ты благополучно прибыл. Они уже ждут тебя, не дождутся!
   Диме тоже хотелось поскорее увидеть своих родных. Жену и дочку он не видел уже год, а родителей и сестёр, страшно подумать, целых три года. Поэтому в Москве Дима решил не задерживаться и, накупив всем подарков, отправился ближайшим поездом в Киев.
   Встреча с родными была радостной. Все хотели поскорее обнять мужа, сына, брата. Только Верочка с некоторым удивлением смотрела на радостные эмоции взрослых и не спешила броситься в объятия к своему папе. Её внимание больше привлекала деревянная лошадка-качалка, которую тот поставил рядом с чемоданами. Дима взял на руки дочку, расцеловал её, посадил верхом на лошадку и стал тихонько раскачивать. Богатое детское воображение быстро помогло представить Верочке, что она скачет во весь опор на настоящей лошади. Она весело смеялась и радовалась, как только могут радоваться дети. Глядя на неё, радовались все взрослые.
   Они тоже остались довольны подарками. Но кроме подарков, Дима привёз продукты. Все зачаровано смотрели, как гость доставал из чемодана одну за другой палки дорогих сортов копчёной колбасы. Затем были извлечены осетровый и лососевый балыки. За ними последовали шоколадные конфеты знаменитой на всю страну фабрики "Красный Октябрь": "Мишка косолапый", "Суфле", "Южная ночь", "Стратосфера".
   Всё это были дефицитные продукты, которые в то время свободно продавались только в Москве и отчасти в Ленинграде и Киеве. В остальных же городах доступ к этому дефициту имел лишь узкий круг номенклатурных и торговых работников.
   Димины родители не принадлежали к этой категории. Их семья жила более, чем скромно. Работал только Петр Давыдович, и его небольшой зарплаты заведующего аптекой едва хватало, чтобы свести концы с концами. Было не до деликатесов! Поэтому привезённые гостем продукты вызвали бурный восторг. Особенно у младшей сестры Леры. Если родители до революции знали другую жизнь, то она видела эту вкуснятину впервые. Старшая сестра Нелла внешне свой восторг старалась не проявлять. Она считала себя взрослой. В этом году закончила тот же институт, что и Дима и осенью должна была ехать на работу в Сухуми.
   Дни летели за днями, Диме было хорошо в кругу семьи, но для него не было секретом, что достаток родителей не позволяет кормить такую большую семью. Пока он работал в Биробиджане, то старался помогать родителям материально. Когда же Нина с Верочкой переехали в Винницу, посылал им половину своей зарплаты. Сам собой напрашивался вывод: нужно срочно искать работу.
   На запросы в различные опытные станции и сельскохозяйственные учреждения, которые он рассылал в бытность свою в Биробиджане, ответы ещё не пришли. То есть не пришли до его отъезда оттуда, и теперь, если даже и придут, то не смогут найти адресата.
   Как-то в разговоре с отцом Дима заговорил о своих планах поиска работы. "Поеду в Москву. Зайду там, в отдел кадров министерства сельского хозяйства и узнаю, куда требуются научные сотрудники", - сказал он.
   - Правильно сынок! - с ироничной усмешкой ответил отец. - Они тебя внимательно выслушают и скажут: "Поезжай дорогой товарищ на Дальний восток в Еврейскую автономную область. Там очень требуются специалисты".
   - Так что же мне делать, - удручённо спросил сын. - У меня нет денег, чтобы объезжать селекционные станции и искать работу.
   - Никто не советует тебе мотаться по стране, - сказал Пётр Давидович. - Я бы на твоём месте поехал в Ленинград в институт растениеводства, где ты учился в аспирантуре. Там у тебя остались знакомые, твой научный руководитель. К ним со всей страны приезжают директора опытных станций, руководители других научных учреждений, учёные- диссертанты. Я думаю, им не составит труда подсказать тебе, куда лучше всего, как говорят, сунуться.
   - Мне не совсем удобно туда ехать, - немного смущёно сказал сын.
   - Почему? - искренне удивился отец.
   - Я уезжал оттуда героем. Все говорили: "Какой ты молодец. Не побоялся трудностей. Отказался от заманчивого предложения, не захотел поехать в тёплые края, а отправился на край света в необжитые места, - ответил Дима. - А теперь получается, что я этих трудностей не выдержал, сбежал оттуда и приехал просить помощи.
   - Это всё глупости! - без тени сомнения в голосе сказал Пётр Давидович. - Они прекрасно понимали, что ты по молодости чересчур романтичен и не совсем понимаешь куда едешь. И никто не удивится, что ты, повзрослев и заведя семью, решил исправить свою ошибку. Они наверняка знали, что так и будет, просто в силу разных соображений не говорили тебе об этом.
   Скажешь, что ты приехал показать свою работу, сделанную на опытной станции, - продолжал поучать он сына, - и попутно попросишь совета, где, по их мнению, тебе стоит продолжить свои опыты.
   - Выбирать особенно не из чего, поеду в Ленинград, - вынужден был согласиться с родителем Дима.
  
   Со смешанными чувствами входил Дима в здание института. С одной стороны он был рад встретиться с бывшими коллегами, с другой стороны опасался, что о нём давно забыли, и он окажется непрошеным гостем. Дима хорошо помнил, с каким волнением он, провинциальный юноша, впервые вошёл в этот храм науки. С того момента прошло уже более шести лет, а кажется, что это было только вчера. С такими мыслями молодой человек вошёл в свою лабораторию.
   - Здравствуйте, товарищи, - с немного глупой улыбкой произнёс он.
   - Ребята, смотрите: Дима, - воскликнула, сидевшая ближе всех к двери, младший научный сотрудник Тоня.
   Все сотрудники дружно повернулись в сторону вошедшего и, убедившись, что это действительно их бывший аспирант, стали бурно приветствовать гостя. Такого тёплого приёма Дима не ожидал.
   - А где Виктор Сергеевич, Егор Ильич? - спросил он первое, что пришло в голову.
   - Виктора Сергеевича "ушли" на пенсию, уже два года назад. Теперь завом у нас Егор Ильич, - ответил за всех старший научный сотрудник Алексей Иванович. Сейчас он где-то у руководства, скоро должен прийти. И тут же без всякого перехода скомандовал: "Женщины! Организуйте стол! Ты, Саша сбегай в магазин за "горючим"! Надо отметить встречу со старым товарищем. Используем для этого наш обеденный перерыв.
   Тут только Дима заметил молодого человека, скромно сидевшего на его бывшем рабочем месте. "Видимо аспирант, вместо меня?", - подумал он, и не ошибся.
   Застолье не успело начаться, как в комнате появился Егор Ильич. Он значительно раздобрел и приобрёл барственно-начальственный вид.
   - По какому поводу пируем? - спросил он, увидев составленные вместе столы, уставленные нехитрой закуской. И тут же заметив Диму, воскликнул: "Ба! Какие люди! Сколько лет! Сколько зим!". Подошёл к нему, обнял его и сказал: "После обеда зайди ко мне в кабинет, поговорим".
  
   - Ну, проходи, рассказывай, как осваивал необжитые места, корчевал тайгу, осушал болота! Комары не заели? - спросил Егор Ильич, вошедшего в кабинет Диму.
   - Я ничем таким не занимался, - ответил гость. - Правда, комары докучали. Даже очень!
   - Я шучу, - благодушно улыбнулся хозяин кабинета. - К нам на семинар приезжал директор вашей станции, я у него о тебе спрашивал. Говорит: парень толковый, старательный.
   - Мне там удалось начать работать над своей диссертацией, - сказал Дима. - Поставил много опытов. Есть обнадёживающие результаты. Собственно говоря, я приехал сюда, чтобы посоветоваться о дальнейшем направлении моей научной работы.
   - Скажу тебе честно, - немного подумав, ответил Егор Ильич, - сейчас довольно затруднительно дать совет в каком направлении идти в науке. Ты из печати, конечно, знаешь, что усилились дискуссии между учёными генетиками, и сторонниками мичуринского учения, возглавляемым Трофимом Денисовичем. Между нами, я не очень вникаю в суть их спора, но как человек партийный поддерживаю ту сторону, которую поддерживает партия. А партия поддерживает сторонников верного мичуринца Трофима Денисовича. Ты очень прогадал, что не пошёл на работу к Лысенко. Он сейчас круто идёт в гору. Его систему взглядов именуют теперь, как советский творческий дарвинизм. - Ты думаешь, почему Виктор Сергеевич так быстро ушёл на пенсию? - продолжал новый зав отделом. - На одной из дискуссий, в присутствии члена ЦК, он заявил, что суть мичуринского учения сводится к заимствованию идей, существовавших в девятнадцатом веке.
   Вавилов поспешил отправить его на пенсию, чтобы обезопасить от худшего. Сам Николай Иванович относится к мичуринцам очень терпимо. Он называет их представителями иной, имеющей право на существование точки зрения. Так что ты пока работай, ставь опыты, набирай данные, а как потом их трактовать, мы с тобой решим.
   Егор Ильич хитро улыбнулся и сказал: "Ты, наверное, хочешь спросить, где тебе лучше всего ставить опыты, то есть куда устраиваться на работу"?
   - Я надеялся на Ваш совет, когда ехал сюда, - честно признался Дима.
   - Правильно сделал, что приехал, - польщённый таким ответом сказал зав. отделом. - Я сам думал, что надо бы тебя перевести куда-нибудь поближе к центру. Теперь моя должность предполагает наличие докторской степени. Для этого мне необходим толковый помощник. А с тобой мы тогда хорошо сработались.
   "Конечно, хорошо" - подумал про себя Дима. "Я вместо своей диссертации, писал твою. Но теперь всё, пока не напишу свою кандидатскую, ни за что не возьмусь за твою докторскую", - сказал он себе.
   - Недавно наш институт подготовил проект постановления Совнаркома о создании новой Государственной опытной селекционной станции, - продолжал хозяин кабинета. - Постановление уже подписано.
   - А где будет эта станция? - спросил Дима, начиная понимать, к чему клонит Егор Ильич.
   - Её предполагают открыть недалеко от города Александрова Владимирской области, ей и название присвоено - Александровская, - ответил собеседник. Это всего в ста километрах от Москвы. Так что ты всегда сможешь подъехать к нам на пару дней, если возникнет необходимость.
   - Да, но я там ещё не работаю и станция ещё не открыта, - позволил себе усомниться молодой учёный.
   - Станция откроется в следующем году и уже даже подобрана кандидатура директора. Это Пономарчук Михаил Кириллович. Я с ним хорошо знаком. Он приедет сюда согласовывать план работы и штатное расписание, я порекомендую тебя ему, правда, пока ещё не знаю в какой должности.
   - Вы извините, Егор Ильич, но у меня семья и я не могу ждать целый год, - сказал Дима.
   - Никто не говорит, чтобы ты ждал целый год, - успокоил его собеседник. - Ты, наверное, знаешь, что с Владимирской областью соседствует Ивановская. Так вот рядом с Ивановым, всего в километрах четырёх или пяти есть опытная станция. Ты можешь отправляться туда хоть сейчас. Скажешь директору, что я посоветовал обратиться к нему. Как только начнёт работать Александровская станция, перейдёшь к Пономарчуку. Ты теперь уже не молодой специалист и не обязан отрабатывать три года. Когда захочешь тогда и уволишься.
   - Спасибо, Егор Ильич, за содействие, я воспользуюсь вашим советом и поеду в Иваново, - сказал Дима.
   - Будь здоров, - протянул зав. отделом руку, давая понять, что разговор окончен. - Надеюсь, увидимся снова гораздо раньше, чем через три года.
  
  
  

Глава 14

  
   Чтобы не терять времени, Дима решил прямо из Ленинграда, не заезжая в Мироновку, поехать в Иваново. В два часа следующего дня он уже был в этом городе.
   Сразу ехать на селекционную станцию не имело смысла. "В Богородское, поеду завтра утром с первым автобусом - решил приезжий. - Дела лучше всего начинать с утра.
   Ни родных, ни знакомых здесь у него не было. Он бесцельно шёл по городу, с любопытством взирая по сторонам. Его внимание привлёк огромный дом по форме очень похожий на корабль. Таких домов он никогда не видел.
   "Вот в таких домах мы и придём в светлое будущее - коммунизм" - сказал сам себе Дима. Он подошёл к нему и, сам не зная для чего, обошёл со всех сторон. Молодой учёный знал из учебников истории, что Иваново был одним из центров рабочего движения и здесь был создан первый в стране Совет рабочих депутатов. В газетах перед революционными праздниками часто называли этот город родиной Советов.
   Иваново оказался довольно большим городом. Здесь даже ходили трамваи. Дима не удержался, сел в один из них и проехал из конца в конец. "Да, Биробиджан не идёт ни в какое сравнение с Иваново" - подумал бывший житель Дальнего Востока.
   "Как будет хорошо, работать недалеко от этого города, и приезжать сюда на выходные всей семьёй", - решил он. - Надо постараться не упустить этот шанс".
   Утром следующего дня молодой учёный вошёл в кабинет директора опытной станции.
   - Здравствуйте, я - агроном, закончил Масловский институт селекции и семеноводства, и аспирантуру Всесоюзного института растениеводства, затем три года работал научным сотрудником на Биробиджанской опытно-селекционной станции, - бойко выпалил Дима. - Я бы очень хотел получить Ваше согласие на продолжение моей научной работы здесь, на вашей станции.
   - А почему Вы решили её продолжать здесь, а не заканчивать там? - резонно спросил директор.
   - По нескольким причинам, - удивляясь своей смелости, ответил Дима. - Моей маленькой дочке не подходил тот климат. Она всё время болела, и я вынужден был отправить её с женой к родителям на Украину. Во-вторых, мне бы хотелось для большей объективности провести свои опыты в других климатических условиях и, в-третьих, мне посоветовал обратиться к Вам зав. отделом ВИРа Егор Ильич.
   Последний довод, по-видимому, оказался наиболее убедительным и хозяин кабинета, выдержав паузу, сказал: "Ну что ж, научные сотрудники нам нужны. Я могу Вам предложить.... Как Ваше имя, отчество?"
   - Дмитрий Петрович, - с готовностью ответил Дима, начиная понимать, что приехал сюда не напрасно.
   - Так вот, Дмитрий Петрович, я могу Вам предложить должность старшего научного сотрудника. Если Вы согласны, то вот бумага, пишите заявление на моё имя о приёме на работу.
   - Простите, Сергеев Иван Яковлевич? Я правильно запомнил Ваше имя и отчество? - чувствуя некоторую неловкость, спросил Дима.
   - Совершенно верно, - ответил хозяин кабинета. - Вы правильно запомнили. Я думаю, это было не очень трудно - с лёгкой иронией добавил он.
   Дима ничего не ответил и начал писать заявление о приёме на работу. Написав, он всё-таки решился и задал вопрос, вертевшийся у него в голове с самого начала разговора.
   - А как я смогу устроиться здесь с жильём, чтобы привезти жену и дочку? - спросил он директора.
   - На первое время мы вам выделим комнату, - ответил тот. - В дальнейшем, я думаю, будет в наших силах улучшить ваши жилищные условия. А когда Вы "остепенитесь", то мы сможем выбить квартиру* в городе.
   Сколько времени Вам потребуется, чтобы привезти семью?
   - Дней десять, - ответил новый работник станции.
   - Хорошо, Дмитрий Петрович, - согласился работодатель. - С того дня я подписываю Ваше заявление.
   Молодой учёный тогда не придал значения, что директор несколько раз назвал его по имени и
   ----------------------------------
   * выбить квартиру - в то время в Советском Союзе не было частной собственности и жилищных кооперативов. Всё недвижимое имущество принадлежало государству. Поэтому квартиру нельзя было купить. Её можно было только получить в бессрочную аренду от местного руководства представлявшего государство.
  
   отчеству. До этого его называли просто Димой или в лучшем случае Дмитрием.
   Он ещё не понимал, что вступил в новый возрастной период. Отныне он для всех кроме родных и друзей стал Дмитрием Петровичем.
  
   Дима решил не сообщать домой дату своего приезда, и его возвращение оказалось неожиданным.
   Первой к нему бросилась Верочка, расцеловав её, он несколько раз подбросил дочку к потолку. Девочка радостно смеялась. Глядя на них, все улыбались. Дима понимал, что всех волнуют результаты его поездки, и не стал томить ожиданием.
   - Ну, что ж моя дорогая, времени у нас не так много. Нужно собираться в дорогу, - обратился он к Нине.
   - Ты устроился на работу? Куда? - радостно спросила жена.
   - Мы едем в Иваново, вернее в его пригород - село Богородское. Это всего четыре километра от города. Там есть опытная селекционная станция и перед тобой собственной персоной её старший научный сотрудник!
   - Как здорово! - Нина бросилась мужу на шею.
   - А где это Иваново? - с некоторой опаской в голосе спросила она. Видимо боясь, что это окажется где-то недалеко от Биробиджана.
   - Ты что, не учила в школе географию? - с чуть заметной насмешкой спросил Дима. - Это же областной центр, родина первого совета.
   - Так это Иваново-Вознесенск! - с обидой воскликнула жена. - Так бы сразу и сказал: "Мы едем в Иваново-Вознесенск".
   - Ты всё-таки, моя дорогая, немного отстала от жизни. Его давно уже переименовали просто в Иваново, а область в Ивановскую.
   - Неважно, как город называется, важно, что это недалеко от Москвы, и я смогу видеться с сестрой, - заметно повеселев, сказала Нина.
   - Это точно! - согласился Дима. Во всяком случае, мы поедем туда через Москву. Другого пути нет.
   - Как ты нашёл эту станцию? - спросил отец, надеясь услышать комплимент в свой адрес.
   - Мне посоветовал туда обратиться Егор Ильич, зав. отделом ВИРа.
   - Теперь ты видишь, что папиных советов иногда нужно слушаться, - с гордостью сказал он.
   - Не приставай к ребёнку, - привычно остановила мужа Полина Марковна. - Он бы и без тебя догадался поехать в Ленинград.
   - Сколько бы шишек он себе набил, прежде, чем догадался, - не остался в долгу глава семейства.
   - Ладно, ты как всегда прав, - миролюбиво согласилась его спутница жизни. - Ты лучше скажи, что мы будем делать, когда все дети разъедутся, и мы останемся с тобой вдвоём?
   - Почему вдвоём? - спросил Пётр Давидович. - Дима с семьёй и Нелла уедут. А Лера-то останется с нами.
   - Конечно с нами. Два года, пока закончит школу. А там поступит в институт, и будет приезжать раз в год на каникулы.
   - Почему раз в год? Дима и Нелла приезжали почти на каждые выходные.
   - Ты что? Тоже хочешь засунуть её в сельхозинститут? - возмутилась Полина Марковна. - Лера мне сказала, что в семье хватит двух агрономов и в сельхозинститут она ни за что не пойдёт. Она хочет стать врачом.
   - Мало ли что она хочет! Как я скажу, так и будет. Кто главный в доме? - тоном не терпящем возражения сказал рассерженный отец.
   - Перестаньте спорить! - вмешался в разговор Дима. - Может быть, вам тоже стоит подумать о переезде в Иваново? Там есть мединститут и Лера сможет жить дома и учиться в институте. Нелла отработает свои три года и тоже сможет перебраться поближе к нам.
   - А ведь он дело говорит, - любовно глядя на сына, сказала Полина Марковна.
   - Да, у мальчика есть сэхл*, - как бы нехотя, согласился отец.
   - Вы с Ниной дайте объявления, куда только можно, в Иваново, а я попытаюсь найти обмен здесь, - сказал он. - Дом у нас хороший. Думаю, мы сможем обменять его на какое-нибудь жильё в Иваново.
   - Я в этом не сомневаюсь, - поддержал отца Дима. - Давайте не откладывать дело в долгий ящик и сразу же займемся обменом. Можно прямо сейчас составить текст объявления.
   - Прямо сейчас мы сядем за стол, и будем ужинать, - прервала беседу Полина Марковна. - Пока вы тут разговоры разговариваете, всё, наверное, уже давно остыло.
   ---------------------------
   * сэхл - на языке идиш: ум, соображение
   Возражать ей никто не стал. Каждый, зная кулинарные способности хозяйки дома, втайне ждал этого момента.
  
   Семье нового старшего научного сотрудника, как и обещал директор станции, выделили небольшую комнату в деревянном бараке. Молодая семья была рада и этому жилью. Главное - они снова вместе!
   Со склада станции им выдали двуспальную железную кровать с продавленным матрасом, старый дубовый стол, четыре табуретки и тумбочку.
   В углу комнаты ютился немного покосившийся умывальник. Все остальные удобства находились во дворе.
  
   Дима с первого дня полностью окунулся в работу. Уходил из дома рано утром и возвращался поздно вечером. Уделить внимание дочке удавалось только в выходные дни. Нина постаралась, насколько возможно, навести уют в их новом жилище. Заново побелила стены, стол застелила скатертью. Познакомилась с соседками, они поделились с ней отростками домашних цветов, и она посадила их в жестяные банки. Где только можно постелила салфетки. На тумбочку поставила семь маленьких белых слоников. Считалось, что они должны принести семье счастье. А счастья ой как хотелось!
   Времена были не лёгкие. Жить на маленькую зарплату научного сотрудника, не имеющего учёной степени, было очень трудно. Помимо всего прочего существенную часть зарплаты съедала подписка на облигации государственных займов.
   Теоретически подписка была добровольной. Проводилась она за один день. Работники становились в очередь и заполняли подписные листы, вписывая туда фамилию и сумму, на которую приобретались облигации. Сумма разбивалась на десять платежей и бухгалтерия каждый месяц аккуратно вычитывала их из зарплаты. На следующий год выпускались облигации нового займа.
   За количеством приобретаемых облигаций зорко следили, и если оказывалось, что кто-то приобрёл их на небольшую сумму - обвиняли в отсутствии патриотизма. А это было: "Не дай Б-г"! Шёл 1937 год - пик массовых репрессий. Будущее было неясно со всех сторон.
   Как-то Дима поздно пришёл с работы и, думая, что жена и дочка уже спят, осторожно открыл дверь своим ключом. Войдя в комнату, он даже немного испугался. Его жена стояла около стола и задумчиво смотрела куда-то вдаль. Она настолько ушла в себя, что даже не заметила, как он вошёл. Диме стало её безумно жалко. Он подошёл к ней, ласково обнял и тихо спросил: "Что-то случилось"?
   - Нет, я просто устала от этой неустроенности, от неуверенности в завтрашнем дне...
  
   Дима долго не мог заснуть. "Почему так, - думал он, - я тяжело и много работаю, а мы едва сводим концы с концами"? И как у него часто бывает, плоды ночных раздумий вылились в стихотворный экспромт:
   Ты стоишь, наклонив свою голову вниз
   Над старым дубовым столом,
   И думаешь, как неустроенна жизнь,
   Наступит ли в ней перелом?
  
   К чему неуёмная трата трудов
   Без меры, без всяких границ?
   Ведь в юности должен любой быть готов
   К веселью, к сиянию лиц.
  
   А тут только думы, дела и дела,
   А тут только поиск и долг.
   Куда же ты жизнь меня завела,
   И будет ли в будущем толк?
  
   Утром он прочитал его жене. На глазах у Нины выступили слёзы.
   - Ты меня извини. Это была минутная слабость, - сказала она. - Я верю, у нас всё наладится.
  
   Прошёл почти год, когда неожиданно нашёлся более или менее подходящий обмен для родителей. За дом в Мироновке, им предложили маленькую двухкомнатную квартирку в Иваново. К этому времени Пётр Давидович и Полина Марковна, потеряли всякую надежду на переезд. Узнав, что обмен состоится, они с энтузиазмом стали готовиться к переселению.
   Особенно радовалась Лера. Ей ужасно хотелось жить в большом городе, где можно хоть каждый день ходить в кино, а не ждать пока привезут картину в местный клуб. Справедливости ради, следует сказать, что её также радовала перспектива часто видеть своего старшего брата и племянницу. Её сестра Нелла уехала на работу в Сухуми и она осталась одна у родителей. Не с кем стало вести долгие беседы перед сном, не с кем стало ссориться из-за какой-нибудь ерунды. Скучно!
   Дима с Ниной тоже с нетерпением ждали приезда родных. Они каждый выходной день всей семьёй ездили в будущую квартиру родителей и готовили её к приезду новых жильцов. Сделали там ремонт, достали необходимую на первое время мебель. Свои вещи родители отправили багажом, и она могла прийти не раньше, чем через полгода.
   Наконец настал день приезда. Нина заранее приготовила вкусный обед. Все красиво оделись и в приподнятом настроении поехали на вокзал.
   Встреча была радостной. День в разговорах пролетел, как одна минута.
   - Как хорошо, когда родители рядом, - вернувшись домой, сказал Дима.
   - Конечно, о чём ты говоришь? - согласилась с ним Нина, а про себя подумала: "У меня хоть и есть папа, но он очень далеко и живёт с чужой женщиной. Вряд ли я когда-нибудь его увижу"!
   К сожалению, она оказалась права.
  
   Теперь в выходные дни дети и родители с удовольствием навещали друг друга. Чаще в гости выбирались молодые. Это - естественно. В городе было куда пойти, да и обеды Полины Марковны были хорошо известны домочадцам. Хотя в то время основным продуктом питания была картошка, но Димина мама готовила её в стольких видах, что создавалась иллюзия, что ты каждый раз ешь новое изысканное блюдо.
  
   Прошло ещё полгода. Неожиданно Диму пригласили к директору станции. В кабинете сидел незнакомый человек средних лет, представительной внешности.
   - Вот это Дмитрий Петрович Товальский - наш старший научный сотрудник, как раз занимается зерновыми культурами, - представил посетителю Диму директор.
   - Пономарчук Михаил Кириллович - протянул руку незнакомец, - директор Александровской опытно-селекционной станции.
   - Это новая станция - пояснил Иван Яковлевич, - только что организовалась. Она специализируется на зерновых культурах, и будет обслуживать как Владимирскую область, так и нашу Ивановскую.
   - Так мы же занимаемся зерновыми? - не удержался Дмитрий Петрович, как бы пытаясь ухватиться за "соломинку" понимая, что его должность собираются сократить, и он не в силах что-нибудь изменить.
   - Со следующего года мы будем специализироваться в основном на кормовых травах и защите растений, - спокойно пояснил хозяин кабинета, как бы подтверждая Димину догадку.
   - Я приехал к Ивану Яковлевичу, - вступил в разговор, до того молчавший гость. - Он любезно согласился поделиться своим опытом организации работы станции. А Вас, Дмитрий Петрович, я попросил пригласить, чтобы сделать предложение, от которого, я думаю, Вы не сможете отказаться.
   "Неужели Егор Ильич сдержал своё обещание перевести меня в Александрово"? - всё ещё не до конца веря в это, - подумал Дима.
   - Я предлагаю Вам занять должность моего заместителя по научной работе, - продолжал директор Александровской станции. Я согласовывал штаты в ВИРе и мне там порекомендовали Вашу кандидатуру, - после небольшой паузы добавил он.
   - И когда я должен приступить к работе? - стараясь сдержать радостное волнение, спросил Дима. Он никак не ожидал, что ему предложат такую должность.
   - Как только сможете закончить здесь свои дела, так и приступайте. С Иваном Яковлевичем, я обо всём договорился, Так что он возражать не будет. Можете приезжать сразу вместе с семьёй, квартира вам уже выделена. Правда, она не обставлена, мебель придётся приобретать самим, по своему вкусу, - уточнил Михаил Кириллович.
  
   В селе Фофанка, где располагалась Александровская опытно-селекционная станция, Нине с Димой очень понравилось. Нина чуть не расплакалась от радости, увидев свою квартиру. Это были две комнаты с отдельной кухней и крытой верандой при входе в новом фундаментальном одноэтажном кирпичном доме. Во дворе стояли хозяйственные постройки, и был свободный участок земли для посадки огорода. Этот дом, эта квартира не шли ни в какое сравнение с маленькой квартиркой в почти фанерном домике Биробиджанской станции.
   С противоположного торца дома был вход в другую квартиру, в которой, как оказалось, жил сам директор станции.
   Дмитрий Петрович получил расчёт на Ивановской опытной станции, компенсацию за неиспользованный отпуск и подъёмные на новом месте работы. В один из выходных дней они с Ниной поехали во Владимир и на все эти деньги купили мебель: круглый стол из красного дерева со стульями, шифоньер, где вместо одной дверцы было большое зеркало, большую кровать с пружинным матрасом, верхняя часть спинок которой сверкала хромированным блеском.
   Когда они, сделав все покупки, собрались возвращаться домой, Нина увидела в витрине одного из магазинов копию картины Виктора Васнецова "Алёнушка" в красивой коричневой рамке. Она сразу загорелась желанием приобрести эту картину.
   - Если нам сейчас не хватит на неё денег, то завтра я возьму у кого-нибудь в долг и приеду за ней, - решительно заявила она. Видимо поэтически переданная художником тоска девочки напомнила ей своё сиротское детство.
   К счастью, они наскребли нужную сумму и приобрели эту картину. Вернулись домой поздно вечером усталые, но довольные. Нина боялась сглазить, но с приездом на эту селекционную станцию начался счастливый период их жизни. Дима, как и раньше, с утра до позднего вечера пропадал на работе. Нине тоже скучать не приходилось. Помимо домашних дел у неё прибавились заботы о приусадебном участке. Там она посадила две грядки клубники, несколько кустов малины и чёрной смородины, грядки с огурцами, помидорами, луком, морковкой. Перед верандой разными цветами сияли георгины и розы. Через год забот у Нины прибавилось. Покупка кровати оказалась удачной, и у Верочки появился маленький братик Миша!
  
   Дни шли за днями. Дмитрий Петрович заканчивал собирать материалы для кандидатской диссертации. Он уже начал ставить опыты для докторской Егора Ильича. Тот пару раз, бывая в Москве, заскакивал на селекционную станцию. Нина ставила на стол угощение и мужчины до поздней ночи распивали привезённую гостем бутылку коньяка.
   Димины родители с Лерой и Софа с сыном часто, особенно летом, приезжали погостить в Фофанку. Для них это была ещё и дача.
   Только с другой Диминой сестрой Неллой никак не удавалось встретиться. В Сухуми она вышла замуж и на месяц раньше Нины родила сына Игоря. Отпуска у них с мужем не совпадали, а ехать одна с маленьким ребёнком она не решалась.
   В один из тёплых майских дней Дмитрий Петрович пришёл с работы немного раньше. Нина поставила на стол ужин и села как обычно напротив мужа, любуясь его аппетитом.
   - Ты знаешь, Дима, что я подумала, - начала она разговор. - Давайте в сентябре, после окончания полевых работ поедем в отпуск к Нелле. Мы ещё ни разу никуда не ездили отдыхать. Пускай ребята покупаются в море, позагорают, наедятся досыта фруктов.
   - Это хорошая идея, - охотно согласился супруг. В сентябре в Сухуми ещё очень тепло, как раз бархатный сезон. Не откладывая в долгий ящик, напишу сестре письмо, пусть готовится к встрече, подыскивает нам на месяц подходящее жильё.
   - Будет чудесный отдых! - мечтательно сказала Нина. - Я уже живу ожиданием этой поездки! Ведь я из Баку. Девчонкой купалась в море, правда, не в Чёрном - в Каспийском. Ты не представляешь, какое это блаженство!
   Шёл 1941 год.
  
  
  
  
  

Глава 15

  
   Вьётся вдаль в обе стороны путь
   По родным необъятным просторам,
   Ещё раз бы хотелось взглянуть,
   Ещё раз бы окинуть их взором.
  
   Здесь мой дом, здесь родная семья,
   Здесь леса мои, нивы и реки,
   На войну отправляюся я,
   И разлука быть может навеки.
  
   Оттого мне хотелось взглянуть,
   Ещё раз всё окинуть бы взором,
   Вьётся вдаль в обе стороны путь
   По родным необъятным просторам.
  
   Под мерный стук колёс, отправляющегося на фронт поезда, слагались в голове Дмитрия Петровича строки стихотворения. Он мог бы и не ехать сейчас в этом поезде. Врачи при медицинском освидетельствовании обнаружили у него порок сердца и выдали бронь от призыва в армию. Но когда немцы подошли к Москве, молодой учёный понял, что он не может остаться в стороне от великой битвы с врагом человечества - фашизмом.
   Но сразу попасть на фронт Товальскому не удалось. Ввиду вероятности оккупации, было принято решение эвакуировать Александровскую опытно-селекционную станцию в Кировскую область. Ответственным за подготовку оборудования и семенного материала к отправке назначали Дмитрия Петровича.
   С раннего утра до позднего вечера тщательно упаковывали, номеровали и кропотливо делали опись приборов, механизмов и семян. Затем всё это надо было доставить на Александровскую железнодорожную станцию, "выбить" вагоны, обеспечить погрузку. Этим же поездом отправились в эвакуацию сотрудники станции и их семьи. В числе пассажиров была и семья Дмитрия Петровича: его жена Нина с детьми Верой и Мишей, его родители и сестра Нелла с двухлетним сыном - ровесником Миши. Неллин муж ушёл на фронт в первые дни войны. От него она получила только одно письмо. Затем пришло сообщение, что её муж пропал без вести. Нелла забрала сына и приехала с ним к родителям в Иваново. Вскоре она, как специалист по кормовым травам устроилась в Богородское на селекционную станцию и по иронии судьбы ей выделили ту же комнату, в которой жил её брат с семьёй.
   Лера в эвакуацию не поехала. В то время она была студенткой первого курса медицинского института. Нет, она не боялась пропустить лекции и отстать от товарищей по учёбе. Девушка со своей закадычной подругой твёрдо решили уйти из института и поступить на курсы военных лётчиков, чтобы окончив их отправиться на фронт и там бить врага.
   В военкомате начальником оказался очень порядочный человек. Он внимательно посмотрел на боевых девчонок и доверительно сказал: "Лётчики стране очень нужны, но не менее нужны на фронте и врачи. Так что потерпите немножко. Окончите институт, и я вас направлю в самую гущу сражений. Договорились? - и он устало улыбнулся".
   Огорчённые девчонки нехотя согласились.
  
   Поезд за несколько дней "доплёлся" до Кирова. Там их уже ждал директор станции Михаил Кириллович Пономарчук. Он достал в обкоме транспорт, чтобы доставить людей и оборудование из Кирова в деревню Фалёнки, где должна была разместиться эвакуированная селекционная станция. Дмитрий Петрович с трудом разместил прибывших по домам местных жителей. А Михаил Кириллович "сражался" со здешним руководством за помещения для лабораторий станции.
   В начале 1942-го года, когда работа станции была налажена, Дмитрий Петрович явился в военкомат и попросил направить его на фронт. Военной специальности он не имел, и потому был зачислен в армию рядовым бойцом.
   Узнав о решении мужа, Нина расплакалась.
   - Ты что, совсем не думаешь о семье, о детях? - не переставая рыдать, говорила она. - Подумаешь, какой вояка нашёлся! Здесь ты специалист и принесёшь гораздо больше пользы, чем на фронте. А если тебя убьют, что станет с нами?
   - Милая успокойся, - ласково обнял жену Дмитрий Петрович. - Всё будет хорошо. Мы отогнали немцев от Москвы, прогоним их и со всей нашей земли. Война закончится, я вернусь, и мы будем жить как прежде.
   Нина крепко прижалась к мужу и, продолжая всхлипывать, прошептала: "Извини меня, извини, пожалуйста. Я не должна плакать, не должна расстраивать тебя. Ты же знаешь, что ближе тебя у меня никого нет на свете. Но ты не беспокойся, - она ещё крепче прижалась к любимому, - я стану сильной, и очень буду ждать тебя.
   - Ну, вот и умница, - поцеловал жену, новоиспечённый солдат. - Я, зная, что меня очень ждут дома, постараюсь не обмануть ожидания своих самых дорогих людей.
  
   Строевая подготовка и обучение владению оружием продолжалась недолго. С непривычки было тяжело. С детства Дима никогда по-настоящему не занимался физкультурой, если не считать лазанья на деревья. Это у него получалось виртуозно. Овладение ружейными приёмами с тяжёлой винтовкой образца 1891 года тоже давалось нелегко. После напряжённого дня часто приходилось вскакивать среди ночи по боевой тревоге.
   Дмитрий Петрович не любил драк. Он был убеждён, что драку обычно затевает тот, у кого нет аргументов или возможности доказать свою правоту. Он часто задумывался о том, что человек - разумное существо, достиг огромных успехов в науке и технике но, тем не менее, вся история человечества - это непрерывные войны. Учёный, ставший солдатом, несмотря на свою миролюбивость, хорошо понимал, что если на тебя нападают, ты должен защищаться и наказать врага за его вероломство. Поэтому ему хотелось поскорее попасть в действующую армию, чтобы начать приносить пользу в битве с врагом, и заодно избавиться от ненавистной муштры. Он ещё не знал, как трудно ему будет привыкнуть к обычному для войны делу: человек несколько минут назад шутил, смеялся, делился планами на будущее и вдруг - пуля или снаряд... и нет человека.
   Через три месяца весь набор направился на Сталинградский фронт. Рядовой Товальский был зачислен в политотдел 131-ой дивизии Армии генерала Чуйкова.
   В политотделе очень быстро поняли, какого ценного бойца в лице Дмитрия Петровича они получили. Он прекрасно писал тексты листовок, солдаты и офицеры любили его стихи в армейской газете. Очень скоро рядовому Товальскому было присвоено звание старшего сержанта. Оказалось, что вновь испечённый старший сержант хорошо владеет немецким языком. Его стали вызывать в штаб полка в качестве переводчика при допросе пленных. Другим следствием знания немецкого языка была агитация немецких солдат.
   Батальонный умелец изготовил из листа жести рупор, его вручили Дмитрию Петровичу и стали отправлять на передовую читать через этот рупор пропагандистские листовки, обращённые к немецким солдатам. Немцы, немного послушав, о чём идёт речь, начинали стрелять. Он на какое-то время замолкал, и когда стрельба прекращалась, с ещё большей энергией продолжал свою пропаганду. Стрельба возобновлялась с новой силой. Агитатор прижимался к земле. Пули свистели над самой головой. Дождавшись короткого затишья, он переползал на новое место и продолжал своё дело. С наступлением изнуряющей летней жары работать стало труднее. Некуда было деваться от песка и пыли.
   Однажды во время очередной пропаганды в небе появилась армада немецких самолётов. Сначала с одного, потом с другого, потом изо всех остальных посыпались бомбы. Вокруг началось что-то невообразимое. Дым, пыль застлали всё вокруг. В двух шагах ничего не стало видно. Самолёты улетели. Заработала артиллерия. Один снаряд упал совсем рядом. Дмитрий Петрович залез в какую-то воронку от ранее упавшей бомбы. Только к ночи всё смолкло. Стало непривычно тихо.
   Старший сержант направился в расположение своей части. Вдруг он услышал немецкую речь. Остановился и стал прислушиваться. Вскоре к своему ужасу боец понял, что линия размежевания изменилась, и он оказался на чужой территории. Ситуация, что и говорить, аховая. Он отошёл подальше от этого места, залез в одну из воронок и стал напряжённо думать, что же делать дальше. "Ни пищи, ни воды с собой у меня нет", - рассуждал он. "Надежд на спасение никаких. Скоро рассветёт, и, как только я вылезу - меня неминуемо обнаружат. А у меня нет даже оружия, чтобы защититься или покончить с собой".
  
   "Пока человек жив, всегда есть надежда"! - старший сержант прервал свои грустные размышления. Пока темно, слава б-гу, не видно луны, пойду вдоль линии фронта, может быть, найду какую-нибудь лазейку к своим". Солдат вылез из воронки и пошёл, прислушиваясь к каждому шороху.
   И вдруг! Может быть, ему это показалось? Нет, он явно слышал сказанное в сердцах: "Ёб твою мать! Кажется, подвернул ногу"?
   "Это - русские"! - ликующе пронеслось в голове.
   Вскоре Дмитрий Петрович увидел группу из четырёх человек. Он лёг на землю и притаился. Люди тихо переговаривались между собой: "Сейчас ты Семёнов, заляжешь возле позиции немцев, и как только кто-нибудь из них "пойдёт до ветру", глуши его и тащи к нам. Мы будем рядом".
   "Я не ошибся! Говорят по-русски", - радостно отметил Дмитрий Петрович. Он поднялся с земли и понимая, что нужно соблюдать осторожность, негромко воскликнул: "Братцы, свои"!
   - Стой, руки вверх! - услышал он в ответ и увидел наставленный на него пистолет.
   - Я свой, старший сержант политотдела 131-ой дивизии Дмитрий Товальский, - ответил он, поднимая руки. И добавил: "Может быть, вы читали мои стихи в армейской газете"?
   - Как оказался за линией фронта? - строго спросил его человек с пистолетом.
   - Читал пропаганду на передовой, неожиданно начался бой, и я оказался в тылу врага. Вот мои документы.
   Он хотел опустить руку, чтобы достать из кармана свою солдатскую книжку, но тут же услышал окрик: "руки"! Опускавшаяся рука послушно вернулась в прежнее положение.
   - Коля, возьми у него документы, - приказал державший пистолет, видимо, старший группы.
   Молодой боец подошёл к Дмитрию Петровичу, достал у него из внутреннего кармана документ и тщательно изучил его.
   - Всё в порядке товарищ старший лейтенант, это наш человек, - доложил боец своему командиру.
   - Пойдёшь с нами, - сказал лейтенант, пряча пистолет в кобуру. - А стихи твои мы читали. Хорошие, правильные стихи.
   - Товарищ старший лейтенант, может быть, дадите напиться? - попросил бывший подозреваемый.
   - Пей! - командир протянул ему фляжку с водой. Дмитрий Петрович схватил её и сделал несколько жадных глотков.
   Группа захватила "языка" и доставила его в штаб. Семёнов так оглушил немца, что он закончил "своё дело" прямо в штаны и очнулся, только тогда, когда уже был доставлен в расположение советских войск.
   Дмитрий Петрович вернулся в свою часть, его землянка после всего пережитого показалась ему необыкновенно уютной. А горячая каша из собственного котелка - удивительно вкусным блюдом.
  
   Бомбёжки и артобстрелы велись почти непрерывно. Люди к ним так привыкли, что кратковременные затишья вызывали лишь удивление. На передовой шли ожесточённые сражения, бойцы самоотверженно дрались за каждый клочок земли. Политрук вызвал старшего сержанта Товальского и приказал для проведения политинформаций доставить газеты и журналы в часть, почти месяц удерживающую плацдарм на берегу Волги.
   - Есть. Приказ понял, - ответил сержант и повернулся кругом, чтобы идти выполнять задание.
   - Смотри не подорвись на мине, - сказал ему в след политрук, - двигайся осторожно.
  
   По прибытии в часть Дмитрий Петрович отрапортовал по уставу: "Товарищ полковник, по вашему приказанию старший сержант Товальский прибыл"!
   Полковник пристально посмотрел на посыльного и смачно выругался.
   - Я тебя не вызывал, - резко сказал он. - Я вызывал политрука Коркова. Он что собздел идти на передовую и послал тебя вместо себя!
   - Костя! - обратился он к сидящему рядом офицеру. - Подготовь документы на присвоение старшему сержанту.... Как тебя? Он посмотрел на стоявшего по стойке смирно сержанта.
   - Товальский Дмитрий Петрович, - отрапортовал тот, ещё не понимая, что происходит.
   - Подготовь документы, - повторил офицеру полковник, - на присвоение старшему сержанту Товальскому Дмитрию Петровичу звания младшего политрука и назначение его на должность политрука.
   - А этого труса Коркова мы отправим на передовую, - зло сказал полковник.
   В свою часть Дмитрий Петрович возвращался в приподнятом настроении. Конечно, его радовало производство в офицеры. Полковник при нём подписал документы. Но ещё больше грело его сердце то, что теперь ему оформят аттестат и у него появится возможность помогать семье. Пускай возможность очень скромная. Младший политрук - это самое низшее офицерское звание. Но всё-таки какая-то помощь.
   "Как бы я хотел очутиться сейчас рядом с ними, прижать к себе Нину, излить ей всё, что накопилось в душе за эти долгие месяцы, - мечтательно подумал новоиспечённый офицер и невольно произнёс вслух, только что родившиеся в голове строки:
  
   Давно, мой друг, былого нет покоя,
   И здесь на фронте, на передовой,
   Я о тебе мечтаю перед боем,
   И мне является здесь часто образ твой.
  
   Осень вступала в свои права. Стало заметно холодать. По-прежнему бомбёжки и артобстрелы не прекращались с раннего утра до позднего вечера. В городе шли бои за каждый дом, если домом можно было назвать оставшиеся развалины.
   Дмитрий Петрович, глядя на горящий Сталинград, подумал: "Точно так же горела несколько лет назад тайга на Дальнем Востоке. Небо было таким же красным".
  
   Вдруг после трёхмесячной непрерывной бомбёжки наступило непривычное затишье. Заговорили, что немцы выдохлись, что готовится наступление, что из Сибири идут новые дивизии, что Сталин, зная всё это, не просто так сказал: "...и на нашей улице будет праздник".
   Если во время затишья солдаты смогли перевести дух, то политработникам работы прибавилось. Все хотели знать: "Правда ли готовится наступление? Действительно ли немцы выдохлись? На самом ли деле союзники успешно действуют на африканском фронте"? Многие считали, что это хоть и далеко, но может отвлечь силы противника.
   И, наконец, на все эти вопросы был получен ответ. Командир части собрал офицеров и объявил: "Сегодня армия переходит в наступление по всему фронту". Многомесячная оборона подошла к концу".
   Вскоре наступило долгожданное время, когда сводки по радио, сообщавшие, что после тяжёлых боёв был оставлен такой-то город или такой-то населённый пункт прекратились. Теперь в сводках Совинформбюро говорилось об успешном прорыве наших войск в районе Сталинграда и освобождении населённых пунктов. И, наконец, долгожданная весть: "В результате успешного прорыва и наступления советских войск окружены многочисленные вражеские дивизии, убиты сотни тысяч немецких солдат и офицеров. Почти двести тысяч взяты в плен. В плен взят и командующий армией фельдмаршал Паулюс. Освобождены тысячи населённых пунктов". Сталинград выстоял и остановил продвижение вражеских войск.
  
   За вклад в разгром гитлеровских войск под Сталинградом 131-дивизии Армии Чуйкова было присвоено звание: "Гвардейской". На груди у Дмитрия Петровича появился гвардейский значок. За участие в Сталинградской битве он был награждён медалью "За оборону Сталинграда" и произведён в следующий офицерский чин. Теперь к нему стали обращаться: "товарищ гвардии лейтенант".
  
  
  
  
  

Глава 16

   Враг был разгромлен под Сталинградом. Впервые за время войны немецкая армия потерпела столь сокрушительное поражение. Но враг сдаваться не собирался. Ещё была оккупирована большая территория страны. Почивать на лаврах не приходилось. После небольшой передышки и доукомплектования дивизия Дмитрия Петровича была направлена на Ленинградский фронт.
  
   Как только стало понятно, что немцев окончательно отогнали от Москвы, все эвакуированные стали собираться домой. И когда весной 1942 года Нина вернулась в родную Фофанку, она, как никогда, почувствовала справедливость поговорки: "В гостях хорошо, а дома лучше". Хотя в данном случае в гостях было, мягко говоря, не очень хорошо.
   Поселили их там, в крохотной комнатушке, где они едва уместились. Чтобы накормить детей, приходилось менять одежду на хлеб и картошку. Нина помогала хозяйке квартиры: ухаживала за коровой, научилась доить её. За это хозяйка давала ей небольшую кружку молока для детей.
   Но всё это далось не сразу. Первое время она не то что не умела подоить бурёнку, но боялась близко подойти к ней. Постепенно техника доения была усвоена и корова стала спокойно подпускать Нину к себе.
   Говорят, что всякое умение когда-нибудь пригодится. Впоследствии умение обращаться с коровой пригодилось и Нине. Эйфория от возвращения домой быстро прошла. Нужно было чем-то кормить детей. Почти все вещи, пригодные для обмена на продукты, она обменяла и с ужасом думала, что будет с ними, когда вещи закончатся.
   Как и полагалось сознательным гражданам страны социализма, Нина была атеисткой. Но во время войны неверующих почти не остаётся. И Нина не была исключением. Ночами, когда тяжелые мысли не давали ей заснуть, она мысленно обращалась к Всевышнему. Просьбы её были банальными: чтобы муж вернулся с войны, и чтобы она с детьми пережила это страшное время.
   Может быть, её молитвы были услышаны или может быть, это был просто счастливый случай. В один из дней директор опытной станции спросил её: "Нина, ты хочешь работать"?
   - Конечно, Михаил Кириллович! Но с кем я оставлю детей?
   - Как с кем? - Вера уже большая, пошла в первый класс, а моего тёзку отдашь в детский сад. Будет там у тебя под присмотром.
   - Так Вы мне предлагаете работу в детском саду? - неуверенно спросила Нина.
   - Да, Светлана окончила медицинские курсы, и записалась на фронт добровольцем. Вот я и хочу вместо неё определить воспитательницей тебя. Так что можешь написать Дмитрию Петровичу, что я не забыл его семью.
   - Спасибо! Михаил Кириллович, - радостно поблагодарила Нина. - Сегодня же напишу Диме, обрадую его. А когда нужно выходить на работу?
   - Ты хоть сейчас можешь пойти в отдел кадров и написать заявление. Я подпишу, и завтра выходи на работу. Светлана тебя введёт в курс дела. Она через два дня уезжает.
  
   На следующий день Нина встала в пять утра. Приготовила из своих скудных запасов нехитрый обед, чтобы Вере было что поесть, когда она придёт из школы. Разбудила Мишку. Он заплакал от возмущения, что его извлекают из тёплой постельки. Проснулась и Вера, хотя могла бы ещё час поспать. Она решила проводить маму с братом в детский сад. Нина быстро одела сына, накормила дочку, одного взяла на руки, другую за руку и пошла на работу.
   С одной стороны настроение у неё было приподнятое, она была рада, что в такое тяжёлое время оказывается при деле. С другой стороны очень волновалась: как сможет управиться с двадцатью малышами и как дочка будет одна уходить в школу и возвращаться в пустую квартиру.
   Всё было бы ничего, но сын стал часто болеть. Видимо, неокрепший организм был ослаблен скудным питанием. Основной пищей были картошка и хлеб. Если в саду кто-то заболевал - первым эстафету подхватывал Миша. Часто компанию ему составляла и любящая его сестра. Когда Миша заболел дизентерией, то болезнь протекала очень остро. Наступил кризис, и врачи сказали, что шансов на выздоровление - никаких. Нина совсем отчаялась. Как утопающий хватается за соломинку, так она, не зная, что делать, взяла горбушку чёрного хлеба, густо натёрла её чесноком и заставила съесть эту корку больного сына. К удивлению всех кризис миновал, и мальчик пошёл на поправку.
  
   В этом году с целью привлечения дополнительных средств на финансирование нужд, связанных с войной, правительство решило организовать ещё одну вещевую лотерею. Билеты лотереи, как и облигации государственных займов, распространялись по организациям в добровольно- принудительном порядке. Купила один билет и Нина. Она положила его в сумку с документами и забыла о нём. Когда через несколько месяцев была опубликована таблица выигрышей этой лотереи, она вспомнила о билете и решила на всякий случай проверить его.
   Часто бывает: когда ничего не ждёшь, ни на что не надеешься, глядишь, и тебе улыбнулась удача.
   Нина сначала не поверила своим глазам, когда увидела, что номер её билета совпал с номером, напечатанным в газете. Напротив этого номера было написано: "Шуба из натурального каракуля". Она проверила номер ещё и ещё раз. Сомнений не было. Её билет выиграл каракулевую шубу. Через неделю Нина съездила в Александров и получила свой выигрыш.
   - Какая ты, мамочка, в ней красивая! - восхищённо воскликнула дочка, когда Нина дома примерила на себя этот предмет роскоши.
   "Если бы я выиграла такую вещь до войны, то ни за что бы с ней не рассталась", - подумала молодая женщина, любуясь в зеркало обновкой. "А сейчас..." Она решительно сбросила с себя этот богатый каракуль. "Дети голодают, а я буду щеголять в роскошной шубе? Нет, лучше я продам её и куплю на эти деньги корову"! - решила она. "Будет у детей молоко, творог, масло...Может быть и Мишенька перестанет болеть"?
  
   Нине продали молодую корову из колхозного стада. Она почти совсем не давала молока и с ней не знали что делать. Скорее всего, она была кандидатом для отправки на мясокомбинат. Корова была красивая: чёрная с белыми пятнами. При ходьбе они переливались, словно волны и Нина с Верой решили назвать её Волнушкой.
   Теперь у Нины работы прибавилось. Нужно было заботиться не только о детях, но и о симпатичной пеструшке. После работы она, накормив детей, шла косить траву для Волнушки. Руки покрылись мозолями. По ночам от усталости ломили суставы. Если раньше она вставала в шесть утра, то теперь стала подниматься на час раньше. Задавала корм корове, обмывала вымя тёплой водой, насухо вытирала его чистой тряпкой и делала массаж. Всё, как научил её зоотехник. Пеструшке эта процедура нравилась, но молока давать она не спешила. Первые "надои" составляли меньше четверти стакана!
   Жаловаться было некому! Только иногда ночами она могла поплакать от тоски и бессилия, а утром перед детьми нужно было казаться сильной. Они должны быть уверены, что с мамой им ничего не страшно.
   Миша по-прежнему часто болел и как только в садике один мальчик заболел корью, он немедленно составил ему "компанию"! Только Нина отвезла сына в больницу, как через два дня с тем же диагнозом пришлось везти туда же и Верочку. Теперь после работы она бежала в больницу к детям. Потом прибегала домой, хватала косу и шла косить траву... Где только брались силы на всё это?
   Карантин кончился, детей выписали и счастливая мать привезла их домой. Но сын опять "отличился". После болезни у него "отнялась" нога, и он не мог встать с постели. Пока Вера была в школе, он оставался дома совсем один. Нина не находила себе места: как он там? Иногда ей удавалось вырваться ненадолго домой, чтобы накормить сына и посадить его на горшок. Когда дочка приходила из школы, то все эти функции выполняла она.
   Миша, оставаясь дома один, задумчиво смотрел на стоящий у окна фикус. Его верхушка уже почти доставала до потолка и мальчик опасался, что фикус, чтобы расти дальше, сделает в потолке дырку и дома зимой будет холодно. Особенно часто мальчик беседовал с Алёнушкой, на картине, висевшей напротив его кровати. Она печально смотрела на него и молча соглашалась со всем, что он ей говорил. Каждый день перед сном, он просил маму рассказать ему сказку о сестрице Алёнушке и братце Иванушке, хотя знал уже её наизусть. Несколько раз во время рассказа он спрашивал: "Мама, я ведь, правда, послушный мальчик. Я не стану козлёночком?"
   - Конечно, нет, - целуя, успокаивала его мама, - ты ведь у меня послушный сыночек.
   Утром Миша, оставаясь один, успокаивал Алёнушку.
   - Алёнушка, ты не плачь! - говорил он. - Мама вчера мне рассказывала про тебя сказку. Ты встретишь принца, он убьёт Бабу-Ягу, козлёночек снова станет мальчиком, и вы будете жить долго и счастливо.
  
   Через полтора месяца Миша вдруг встал на ноги и спокойно пошёл по квартире. В этот же день Волнушка, видимо в честь выздоровления мальчика, решила дать целый стакан молока!
   Наверное, у неё проснулась "совесть". Она, наконец, оценила ласковое обращение и заботу, и с каждым днём стала давать молока всё больше и больше. Вскоре молока стало хватать и на то, чтобы делать из него творог, взбивать сначала сметану, а затем и масло.
   Волнушка превратилась в настоящую кормилицу семьи. Дети на молочной пище окрепли и стали веселее. Миша даже стал озорничать. Однажды убежал из детского сада. Нина сбилась с ног в поисках пропавшего сына. Нашли его мирно спящим на грядке клубники. Мать так переволновалась и так обрадовалась, когда нашла своего ребёнка, что у неё не было сил ругать его.
   Как всегда, лето проходит быстро, и наступают зимние холода, нужно топить печку. Заготовленных с лета дров не хватает. Нина берёт большие санки и идёт в лес рубить ветки. Нагрузив полные санки, она впрягается в них и идёт, проваливаясь, иногда по колено в снег, стараясь не останавливаться, чтобы не замёрзнуть и скорее вернуться к детям.
   В один из таких дней Нина вернулась домой уставшая и промёрзшая. К её удивлению Миша не бросился к ней как обычно. Он лежал в постели и весь "горел". Маленький сын опять заболел. Заболел очень сильно. Поднялась высокая температура, ему нечем было дышать. Нина, не раздеваясь, побежала за врачом. Доктор определил, дифтерит и выписал направление в больницу. Взволнованная мать бросилась к директору за разрешением взять лошадь. Быстро запрягла её и повезла сына в больницу. Там другой врач подтвердил диагноз и сказал, что состояние мальчика тяжёлое и нужно быть готовым ко всему. Но, увидев бледное, как смерть, лицо матери поспешил хоть как-то обнадёжить её.
   - Помочь ребёнку может новое лекарство: сульфодимезин, - как бы размышляя вслух, произнёс он. - Но в больнице столько больных, что лекарство давно кончилось.
   - Что же мне делать? - чуть не плача, спросила Нина.
   - Попробуйте достать его на "чёрном рынке", - доверительно посоветовал врач.
   Ночью Нина не могла заснуть, всё думала, как там её сыночек, дождётся ли он лекарства?
   Утром она отпросилась с работы, достала из шкафа своё выходное платье и выходной костюм мужа, аккуратно завернула их и отправилась в Александров на рынок. Там ей удалось обменять свои вещи на упаковку сульфодимезина, и побежала в больницу.
   Мальчик тяжело дышал и бредил. Нина вытерла пот с лица сына и с помощью медсестры заставила его выпить драгоценную таблетку. В это время в кровати напротив врач с головой накрыл простынёю девочку, и санитары вынесли её из палаты. У Нины от сострадания сжалось сердце.
   Через несколько дней чудодейственное лекарство сделало своё дело, и Миша пошёл на поправку.
  
   Был конец марта. Уже по-весеннему светило солнце. В школе были каникулы. Верочка с подругами играла на улице. Вдруг она увидела - далеко по дороге шёл военный. На таком расстоянии невозможно было распознать человека. Но, Верочка ни минуты не сомневаясь, закричала своим подругам: "Смотрите, смотрите вон идёт мой папа"! И побежала на работу к маме сообщить ей радостную новость.
   - Ты меня отпустишь? - срывающимся от волнения голосом обратилась Нина к напарнице.
   Что за вопрос? - ответила та. - Если мой придёт, я и спрашивать не буду, оставлю всё на тебя. Беги скорей!
   Нина схватила Мишу на руки и выбежала на улицу.
   Верочка оказалась права. Интуиция её не подвела. Военный действительно оказался Дмитрием Петровичем. Его часть после переформирования направили со Сталинградского фронта на Ленинградский. Поезд шёл по Ярославской железной дороге и на узловой станции Александровская сделал на несколько часов остановку. Село Фофанка - в двух часах ходу, и лейтенанту Товальскому разрешили на пять часов отлучиться.
   Трудно описать радость встречи. Нина повисла на муже. Дети старались прильнуть к отцу. Дмитрий Петрович целовал всех снова и снова. Дома он достал из своего вещмешка деликатесы того времени: мясную тушёнку, сгущённое молоко и кусковой сахар. Нина налила мужу кружку домашнего молока, он его с наслаждением выпил.
   - Ты Ниночка молодчина, что завела корову, - сказал Дмитрий Петрович, крепко обнимая и целуя жену. Наедине им удалось остаться только на полчаса. Лейтенанту надо было успеть на поезд.
   Супруги вышли из дома и радостно заулыбались. У крыльца стояла директорская таратайка*. В ней сидели Верочка с Мишей, а рядом стоял Михаил Кириллович и тоже улыбался.
   - Ну, лейтенант, рассказывай как тебе воюется?- вместо приветствия спросил директор, обнимая Дмитрия Петровича. - Молодцы! Дали вы немцам под Сталинградом. Вижу, и ты не подкачал, - он кивнул на медаль, - жена твоя тоже молодчина! Стала настоящей крестьянкой. Всё умеет делать. Траву косит, ухаживает за коровой, ездит на заготовку дров, мужиков-то осталось: раз, два и обчёлся. Бабам приходится отдуваться. В этом году пришла разнарядка сеять кок-сагыз**. Так что отдых нам только снится.
   - Ну ладно, не буду вас задерживать, - спохватился Михаил Кириллович. - Вы берите таратайку, а я пойду, дел много. Мужчины обнялись на прощание.
   - Верочка, возьми Мишу, и идите с ним домой, а я отвезу папу и скоро вернусь, - сказала Нина.
   - Я тоже хочу проводить папу, - заплакала Верочка.
   - Я тоже хочу, - подражая сестре, заплакал Миша.
   Дмитрий Петрович взял сына на руки, крепко поцеловал и сказал: "Ты же остаёшься в доме один мужчина. А мужчины не плачут. Мне тоже очень жалко расставаться с вами, но я же не плачу".
   -----------------------
   * таратайка - двухколёсная повозка.
   **кок-сагыз - травянистое растение, содержащее каучук.
  
   - Когда ты ещё приедешь, привезёшь мне пистолет, как у тебя? - размазывая по щекам слёзы, спросил сын.
   - Обязательно! - он крепко поцеловал его.
   - Когда я вырасту, тоже пойду на войну, - оптимистично сообщил мальчик.
   "Не дай Б-г", - подумал отец.
   " Упаси господи", - подумала мать.
   Лейтенант взял на руки дочку и также крепко поцеловал её.
   - Ты же, Верочка уже большая, ходишь в школу и понимаешь, что в таратайке помещаются только два человека. Скоро мы разобьём врага, и я вернусь домой. Мы опять станем жить весело все вместе, как раньше - успокоил он дочку. Ещё раз крепко поцеловал её и поставил на землю. Затем, чтобы не растягивать прощание, вскочил в повозку, жена уже держала в руках вожжи.
   Как только они выехали из села, Нина не могла больше сдерживаться и разрыдалась во весь голос.
   - Димочка, милый! Береги себя! Если что-то случится, я не переживу, - запричитала она сквозь слёзы.
   Дмитрий Петрович, как мог, старался утешить жену.
   - Как страшно было под Сталинградом и то обошлось, - говорил он. - Видимо меня хранила сила любви к тебе и детям, - прошептал он ей на ухо. - И ты должна быть сильной и не терять веру в нашу встречу.
   Расслабиться себе лейтенант позволил только тогда, когда поезд тронулся, и плачущая на перроне жена скрылась из виду. Он сел на полку и погрузился в свои мысли. Кому, как не ему было понимать, что едет он не на курорт, а туда где каждую минуту человека поджидает смертельная опасность. Товарищи пытались отвлечь его глупыми вопросами типа: "Сколько раз успел за это время"? Он машинально отвечал: "Сколько успел, все мои", - а в голове прокручивались все моменты короткого свидания с женой и детьми. Как-то само собой эти мысли сложились в стихи.
  
   В дальний путь вся семья провожала,
   И жена, и сыночек и дочь.
   И лошадка уныло бежала
   От заветного домика прочь.
  
   Возле дома, как прежде, три ёлки
   Хороши и нарядны зимой.
   Я простился с сыночком в посёлке
   И потопал он тихо домой.
  
   Целовал его крепко и много,
   Грустно было расстаться опять.
   Впереди непростая дорога,
   Впереди нам ещё воевать.
  
   Вижу, вдруг обернулась и смотрит
   Вся в слезах моя школьница дочь,
   А лошадка всё дальше бежала
   От заветного домика прочь.
  
   Вот опять оглянулась дочурка,
   Видно было, как плачет она.
   Рядом слышу я, тихо всплакнула
   И расплакалась громко жена.
  
  
   И рыдала жена, сидя рядом,
   И рыдала бегущая дочь,
   Сохранить бы спокойствие надо
   Но волнение как превозмочь?
  
   Расставанье такое волнует,
   Сердце чаще и чаще стучит...
   Может пуля счастливо минует,
   Ну, а может как раз угодит.
  
   Встреч с врагом впереди ещё много,
   До Берлина рукой не подать...
   Впереди непростая дорога,
   Впереди нам ещё воевать.
  
   Нина, возвращаясь домой, тоже прокручивала каждую минуту встречи. "Как хорошо было вместе! Дом сразу ожил! Неужели всё это может вернуться"? - думала она. Женщина так ушла в свои мысли, что не заметила, как отпустила вожжи. Хорошо, что лошадь отлично знала дорогу из районного центра домой, ей часто приходилось проделывать этот путь. Она спокойно, не спеша, привезла своего седока к дому.
  
   Потекли дни, один похожий на другой, все в трудах и заботах. Нина, как и все женщины села, посылала подарки воинам, участвовала в сборе средств в фонд обороны страны, собирала одежду и продукты для населения, пострадавшего от оккупантов.
   В этом году большая часть посевных площадей станции была отведена под посев кок-сагыза. Фронт остро нуждался в резине, а это растение стало основным сырьём резиновой промышленности. На посев и уход за растениями привлекалось всё население станции. Особую трудность представлял сбор кок-сагыза. Корешки у него мелкие и выкапывать их можно только вручную. Поэтому на уборку растения мобилизовывались не только взрослое население, но и школьники. Собирала эти корешки и Верочка - ученица, перешедшая во второй класс. Люди работали добросовестно, никто не роптал. Все понимали: это нужно для фронта, для победы.
  
   Глава 17
   Хотя Дмитрий Петрович уже привык к походной жизни, новое место дислокации показалось ему очень неприветливым. Это был Череповецкий район Вологодской области, славившийся своей лесисто- болотистой местностью. Непросто было привыкнуть к суровой северной природе. Стоял конец апреля, а весна заявила о себе только рано наступившей распутицей.
   Лейтенант Товальский прекрасно знал, что такое война. Он хорошо понимал, что сейчас нужно думать только о том, как бы побыстрей разбить врага, который угрожает лишить человеческой жизни его семью, его народ. Но, побывав хоть и короткое время дома, лейтенант стал острее чувствовать разлуку с близкими. Иногда, на минуту забывшись, он словно наяву ощущал ласковые объятья нежных рук жены. В эти мгновения так легко и радостно становилось на душе, что окружавший со всех сторон лес переставал казаться таким угрюмым. Но грёзы быстро исчезали, и приходилось снова возвращаться в мрачную обстановку тесной землянки.
   Эти свои настроения первых месяцев пребывания на новом месте Дмитрий Петрович отразил в письме домой.
   Дорогая, милая, родная!
   От меня теперь ты далеко.
   Жизнь - нелёгкая такая,
   И тебе я знаю тяжело.
  
  
   Писем я давно не получаю,
   Оттого сильней берёт тоска,
   По любимым деточкам скучаю,
   По тебе, а встреча не близка.
  
   На земле, на северной лесистой,
   Всё так не обычно для меня.
   В мае ветер носится со свистом,
   Майской стужей сердце леденя.
  
   Положение на Ленинградском фронте, когда туда прибыла часть, где служил лейтенант Товальский, изменилось в лучшую сторону. В январе усилиями двух фронтов Ленинградского и Волховского удалось освободить Шлиссельбург и побережье Ладожского озера. Это позволило частично прорвать блокаду. Образовался коридор шириной в несколько километров, открывший путь в Ленинград. Это спасло ленинградцев от голода, но не позволило наладить нормальное снабжение. Положение жителей всё ещё было очень тяжёлым.
   Перед армией стояла задача полностью снять блокаду города. Но враг, несмотря на разгром под Сталинградом, оставался ещё силён, и цеплялся за каждый клочок оккупированной земли. После прорыва блокады в районе Шлиссельбурга, он основательно укрепил свои рубежи на южных подступах к Ленинграду. Казалось, не будет конца ожесточённым артиллерийским перестрелками и боям местного значения. Солдаты при каждом удобном случае спрашивали политрука, когда же начнётся решительное наступление.
   Всем, помимо желания поскорей разгромить врага, надоело кормить комаров, населявших эти болотистые места в невероятных количествах. От них невозможно было укрыться. Они проникали в любые щели. Когда пошли дожди, нигде не осталось сухого места. Кругом расползлась непролазная хлябь. Солдаты проваливались в болота. Сушиться было негде. Вода умудрялась проникать в землянки и блиндажи, не говоря уже об окопах и траншеях.
   Лейтенант хорошо понимал бойцов. Он вместе с ними переносил тяготы и лишения армейской жизни. Ему также было нестерпимо тяжело хоронить своих товарищей погибших в бою. Он не меньше других желал скорейшей победы над врагом. Но он хорошо понимал, что без дополнительных резервов невозможно перейти в решительное наступление. Эту истину политрук старался донести до солдат. Он терпеливо объяснял, что для решающего прорыва необходимо накопить превосходство в живой силе, танках, артиллерии и самолётах.
   - Вы же знаете, что сейчас армия развивает наступление на других фронтах, - говорил он. - Почти каждый день освобождаются от врага всё новые города и сёла. В этих победах есть и наша заслуга.
   - Да, да! - утверждал лейтенант, видя вопросительные взгляды солдат. - Мы сковываем силы врага здесь и не даём ему возможности перебросить подкрепление на другие направления, где наша армия одерживает убедительные победы. Невозможно наступать на всех направлениях сразу, - продолжал он, - не за горами и наша очередь. Нам не придётся долго ждать. Наш фронт получит необходимое пополнение, перейдёт в наступление и полностью снимет блокаду Ленинграда.
   Бойцам ничего не оставалось, как согласиться с политруком.
  
   В одном из писем от жены лейтенант получил фотографию, на которой она была снята вместе с детьми. Дорогие ему люди сидели на траве возле их дома. Дмитрий Петрович всегда носил эту карточку с собой и часто в свободные минуты доставал её, чтобы лишний раз взглянуть на жену и детей.
   Как-то на отдыхе, после очередного марш-броска, солдаты заговорили о семьях. Политрук показал фотографию жены и детей. Присутствующий при разговоре дивизионный фотограф хитро прищурился и сказал: "А хотите, товарищ лейтенант, я на этой фотографии изображу Вас рядом с женой и детьми"?
   - Разве такое возможно? - удивился Дмитрии Петрович.
   - Ещё как возможно! При современной технике всё возможно, - ответил фотограф. - Давайте я вас щёлкну. Идите, садитесь вон на том пригорке, там такая же трава.
   И он сфотографировал сослуживца.
   На следующий день фотография была готова. На ней рядом с Ниной и детьми, как ни в чём не бывало, сидел лейтенант с гвардейским значком и медалью "За оборону Сталинграда".
   - Ну, ты Федя, даёшь! - восхищённо сказал фотографу политрук, разглядывая фотографию. Классно сработано! Как будто, так и было.
   - Фирма веников не вяжет, - довольно ухмыльнулся Федя.
   Дмитрий Петрович с первой же оказией отправил этот снимок домой. На оборотной стороне он написал: "Всегда вместе" и дальше:
  
   Здравствуй, жена дорогая!
   Здравствуйте, детки мои!
   Мне воевать помогают письма горячей любви.
   Я без конца их читаю, в трудных походах, в боях...
   И о свиданье мечтаю в этих далёких краях.
   Знаю, чем дальше на Запад - ближе свидания час.
   Снова услышу я: "Папа"! Снова увижу я вас.
  
   Прошло лето, прошла осень. Исчезли комары. Затвердела подмороженная земля. Подули холодные неистовые ветры. Успехи советской армии под Сталинградом, Курском и других фронтах создали благоприятные условия для проведения крупной наступательной операции под Ленинградом. Был получен приказ о подготовке к полному снятию блокады с Ленинграда. На Ленинградский и Волховский фронты стали форсировано поступать необходимые подкрепления. 14-го января 1944 года началось решительное наступление. Напор был настолько мощным, что немецкие войска дрогнули, их оборона была взломана и советские войска вышли к октябрьской железной дороге, восстановив тем самым железнодорожную связь Ленинграда с Москвой.
   К 27-му января 1944 года блокада, длившаяся два с половиной года, закончилась. Вражеские войска отброшены на расстояние от шестидесяти до ста километров от города. На следующий день они начали дальнейший отход на запад, чтобы закрепиться на новых рубежах.
   В честь снятия блокады и отступления немецких войск от Ленинграда был устроен праздничный салют.
   Глядя на этот салют, Дмитрий Петрович радовался вместе со всеми. Становилось ясно, что намного приблизился день окончательной победы над врагом. Значит, приблизился и день встречи с любимыми и близкими людьми. Лейтенанту вдруг нестерпимо захотелось увидеть жену и детей. Как только он оказался в своей землянке, он сел писать письмо домой. Сами собой складывались строчки. В них отразились его чувства и переживания, переполнявшие его всё это тяжёлое время. Радость победы позволила вылиться этим чувствам наружу.
  
   Если б мог летать я, как летают птицы,
   Сам письмо б доставил в ясную светлицу.
   Счастлив был бы бросить хоть единый взгляд,
   На мою любимую, на моих ребят.
  
   Если б мог достать я солнышка кусочек,
   Согревало б солнышко милый уголочек,
   Где мои родные нынче проживают,
   О желанной встрече, обо мне мечтают.
  
   Не страшны б им были зимние морозы,
   Расцветали б в зиму комнатные розы.
   Легче бы жилося им тогда зимой,
   Меньше бы хотелось мне тогда домой.
  
   Вскоре на груди у Дмитрия Петровича появилась ещё одна медаль - медаль "За оборону Ленинграда", а на погонах - ещё одна звёздочка. Теперь к нему обращались: "Товарищ гвардии старший лейтенант".
  
   Как-то в марте офицера Товальского направили в Ленинград на семинар политруков. Там у него выдалось два часа свободного времени, и он решил зайти в институт растениеводства в надежде встретить старых знакомых. Отдел, в котором он работал, находился в Пушкине. Но Пушкин был занят немцами, значит работники института, в чём старший лейтенант не сомневался, были переведены в Ленинград.
   Дмитрий Петрович зашёл в секретариат, представился и сказал, что в начале тридцатых годов проходил здесь аспирантуру в отделе зерновых культур.
   - Я помню Вас, - вдруг сказала пожилая женщина, сидевшая за пишущей машинкой. - Вы приходили к нам поступать в аспирантуру.
   - Верно! - обрадовался посетитель. - К Анатолию Степановичу. Он сейчас у себя?
   - Нет, - понизив голос, ответила женщина и многозначительно взглянула на лейтенанта.
   Дмитрий Петрович понял значение этого взгляда. Он совсем упустил из виду, что перед войной вслед за академиком Вавиловым были арестованы его соратники.
   - А могу я увидеть Егора Ильича? - уже не так уверенно спросил военный.
   - Он умер от голода во время блокады, - грустно сказала работница секретариата. - Впрочем, как и ещё двадцать семь работников института, - добавила она. - В селекционном фонде института хранится несколько тонн уникальных зерновых культур, но, несмотря на голод, не было тронуто ни одного зернышка.
   Из бывших работников отдела зерновых культур в институте никого не оказалось.
  
   Возвращаясь из Ленинграда в свою часть, лейтенант был весь под впечатлением от посещения института, с которым у него было столько связано.
   Он вспомнил, как робким провинциальным парнем переступил порог этого храма сельскохозяйственной науки. Вспомнил, как приветливо встретил его Анатолий Степанович, как позаботился о его устройстве. У него не укладывалось в голове, как такие большие учёные и порядочные люди, как академик Вавилов и Анатолий Степанович могли оказаться врагами советской власти.
   Он вспомнил свою первую встречу с Егором Ильичём. Тот оказался, по-своему, тоже порядочным человеком.
   "Он, конечно, поэксплуатировал меня, - рассуждал про себя Дмитрий Петрович, - но в то же время искренне старался отблагодарить! Чего стоит только попытка устроить меня на тёплое местечко к академику Лысенко. Не его вина, что я отказался от этой протекции. Очень жалко человека"!
   "Жалко и других сотрудников института умерших от голода, - продолжал рассуждать бывший аспирант. - Это же героизм, не меньший, чем на фронте: умирать от голода и не тронуть находящееся рядом семенное зерно! Обязательно нужно рассказать об этом поступке учёных на политзанятиях, а может быть и написать в дивизионную газету", - решил политрук.
  
   После снятия ленинградской блокады наступательная операция продолжалась. Немцы отошли к Лужскому оборонительному рубежу. Была освобождена почти вся Ленинградская область, кроме её северной части. В июне началась операция по освобождению и этого района. Вскоре был освобождён город Выборг.
   В этом городе гвардии старший лейтенант Товальский и закончил войну. В дополнение к ранее полученным наградам, он был награждён орденом "Отечественной войны" 2-ой степени и медалью "За победу над Германией".
  
  

Глава 18

  
  
   Город Выборг - древний город. Сколько войн, разрушений и переселения народов перенёс он за семь веков своего существования. Об этом может помнить только один единственный сохранившийся до наших времён свидетель. Этот свидетель - полуразрушенный замок, построенный в конце тринадцатого века шведами.
   Многострадальный город был сначала шведским, потом российским, затем финским и вот теперь снова вернулся в состав России.
   Во время войны город был почти полностью разрушен. Первое, что бросалось в глаза при въезде в Выборг, это остовы обгоревших зданий, из которых торчали чёрные печные трубы и остатки печей, покрытых кафелем.
   В России печи облицованные кафелем можно было увидеть только в сохранившихся особняках бывших знатных вельмож. Поэтому людям страны Советов было чудно видеть такие печи в каждом доме.
   К счастью, не все жилые дома оказались разрушенными. Кое-каким строениям удалось уцелеть. Большей частью это были небольшие индивидуальные домики. Так как всё финское население города, спасаясь от наступавших войск, ушло в Финляндию, то эти домики лишились хозяев. Пустовали они не долго. В них расселили офицеров советской армии, занявшей город.
   Получил такой домик и старший лейтенант Товальский. Что и говорить, нетрудно представить, какие чувства испытал он, переселившись из тесной тёмной землянки в уютный благоустроенный дом. За четыре года войны он успел отвыкнуть от нормального человеческого жилья. Ему стал казаться естественным спёртый воздух душной землянки.
   Первое время он утром открывал глаза и не мог понять, где он. Затем постепенно начинал соображать, что он не в привычном блиндаже, а в нормальной человеческой квартире.
   "Неужели это явь, а не сон", - думал старший лейтенант, радуясь нереальному простору, в общем-то, небольших комнат и обильному потоку света, идущего из окна. Он прислушивался к уличному шуму и с изумлением обнаруживал, что не слышно разрывов бомб и грохота артиллерийских орудий. Вокруг стояла непривычная, ничем не нарушаемая тишина мирного времени.
  
   Война закончилась и офицерам, которых не увольняли в запас, разрешили взять семьи к месту их службы. В эту категорию попал и Дмитрий Петрович. Он получил недельный отпуск, как было сказано в приказе: "для устройства личных дел". Не теряя времени, старший лейтенант отправился в такую недоступную во время войны и такую желанную Фофанку. Сердце радостно трепетало в предвкушении долгожданной встречи с женой и детьми.
  
   Девятого мая Нину разбудил стук в окно. Ещё не начало светать. Она машинально взглянула на будильник, было пять утра. Полчаса ещё можно было поспать, ведь вчера, как обычно, легла только в час ночи. Нина неохотно встала с постели и подошла к окну. За окном толпились радостно возбуждённые женщины.
   - Нина! Чего спишь? - наперебой весело кричали они.
   - Вставай. Война кончилась! Победа!!
   Спросонья она не сразу поняла, о чём они. Когда до неё дошло подлинное значение случившегося, слёзы радости брызнули из глаз. "Теперь, Дима действительно вернётся домой и к ним возвратится прежняя жизнь", - пронеслось у неё в голове. Продолжая рыдать, Нина быстро оделась, взглянула на спящих ребят и вышла на улицу. Её сразу охватил всеобщий подъём. Вместе со всеми она пошла по другим домам, будить людей столь желанной вестью.
   Вскоре всё село высыпало на улицу. Люди весело шумели. Смеялись, пускались в пляс, плакали. Кто-то плакал от радости, а кто-то от сознания того, что их муж, отец, сын или брат уже никогда не вернутся домой.
  
   Вскоре Нина получила письмо от мужа. Он писал, что его назначили начальником гарнизонного клуба и пока не увольняют из армии, а оставляют служить в Выборге.
   "Но ты, моя любимая, не расстраивайся. Мы всё равно скоро будем вместе, - писал он. - Очень скоро я смогу забрать сюда тебя с Верочкой и Мишенькой. Как я по вас соскучился!
   Мне выделили небольшой уютный домик из двух комнат и кухни. Думаю, он тебе понравится. Особенно ты будешь в восторге от кухни. Таких красивых печек ты никогда не видела.
   Командир полка обещал дать в самое ближайшее время отпуск, и я смогу за вами приехать. Так что, родная, ищи покупателей на корову и мебель, и собирайся в дорогу. Целую. Дмитрий".
   Нина несколько раз перечитала дорогое письмо. Её лицо осветила счастливая улыбка, так она не улыбалась с начала войны.
   "Наконец-то мы снова будем вместе, как долго я этого ждала".
   Раньше ей и в голову не приходила мысль, что они уедут отсюда. Всю войну она думала только о том, чтобы муж остался жив, вернулся домой, и они бы зажили прежней жизнью. Во время войны многие мечтали дожить до победы и возвратиться к прежней, пусть не очень лёгкой, но мирной жизни. Возможно, поэтому известие об отъезде показалось ей неожиданным. Она знала изречение Платона, что всё течёт, всё изменяется... И теперь ей приходилось убеждаться в правоте древнего философа. Нужно было покидать насиженное место.
   "Но что значит место, по сравнению с возможностью быть вместе", - сказала она себе строго. "Нужно благодарить Б-га, что муж остался жив, а не разводить сантименты", - снова укорила она себя.
  
   На корову нашлось сразу несколько желающих. "Это и не мудрено, - рассуждала Нина. - Волнушка даёт много молока, рожает здоровых, крепких телят.
   А знали бы они, чего мне стоило добиться этого"! Воспоминания нахлынули на неё: "Когда я привела пеструшку из стада, она была худая, тощая. Начала её доить, смогла выдавить из неё всего несколько капель молока. От бессилия хотелось плакать. Ломило руки, пальцы были в кровавых мозолях от косы. Раньше я никакого понятия не имела, как эту косу в руках держать! Но нужно было сено для коровы и я, стиснув зубы, косила траву. Видимо Б-г вознаградил меня за моё терпение. У коровы появилось молоко. Мои дети выжили".
   - Жалко расставаться с Волнушкой, - вздохнула она.
   Ещё больше желающих нашлось на мебель. Мебель была довоенная: хорошая, добротная. Во время войны было не до столов со стульями, диванов с кроватями. К слову сказать, их никто и не производил. Война закончилась, и люди снова были рады приобрести нужные им вещи. Но взять их было негде. Если и до войны не ощущалось мебельного изобилия, то во время войны всё производство, естественно, работало только для нужд фронта.
  
   Как часто бывает: ждёшь человека, ждёшь, а он всё равно появляется неожиданно. Рано утром Нина повела Веру в школу, а Мишу в садик и вдруг увидела вдали идущего в деревню военного. У неё оборвалось сердце.
   - Посмотрим, кто это идёт, - сказала она ребятам и остановилась.
   - Может быть это папа? - не так уверенно как два года назад, сказала повзрослевшая Вера.
   Папа, папа, - не сомневаясь в своей правоте, закричал Миша. - Он привёз мне настоящий пистолет!
   Устами младенца глаголет истина. Это был Дмитрий Петрович.
   Нина, бросилась к мужу в объятия....
   "Какое у неё измождённое лицо! - с нежностью подумал офицер".
   "Бедный, сколько у него седых волос! Как он осунулся"! - подумала Нина, когда муж снял фуражку.
   - Ты надолго? - спросила Нина.
   - Что значит надолго? - удивился муж. - Ты что забыла, что мы уезжаем отсюда!
   - Извини, ты появился так неожиданно, что я от волнения сама не знаю, что говорю. Я и хотела спросить, когда мы уезжаем, а у меня вырвалось, сама не знаю что.
   - Мы уезжаем через два дня, мне дали всего неделю отпуска, - озабоченно сказал Дмитрий Петрович. - Не знаю, успеем ли собраться?
   - Конечно, успеем, - весело ответила жена. Тем более, что всё, что нужно было собрать, уже упаковано. То, что нужно было продать, уже продано.
   - Какая ты у меня умница, - восхитился муж. - Но зачем ты всё это делала сама? - с лёгким упрёком произнёс он. - Подождала бы меня, сделали бы всё вместе.
   - Нам будет, чем заняться кроме упаковки, - лукаво улыбнулась Нина и крепче прижалась к мужу.
   Оказалось, что Нина, упаковав вещи, поступила мудро. Дмитрию Петровичу не дали заниматься не только упаковкой, но и ничем другим.
   Весть о приехавшем бывшем заместителе директора станции быстро разнеслась по селу. Один за другим в дом стали идти люди. Кто-то приходил рассказать о своей работе, похвастаться своими успехами или поделиться трудностями. С такими гостями Дмитрий Петрович охотно шёл на поля и осматривал посевы. Это были его коллеги. Кто-то хотел повидать человека прошедшего всю войну и поговорить с ним. Кто-то заходил на всякий случай. Авось пригодится. Кто-то просто не мог пропустить возможность выпить-закусить. И для таких людей хозяйка дома оказалась на высоте. Закуска в доме была заготовлена. На это дело пошёл телёнок. Ну, а выпивка? Разумеется, её многие приносили с собой. Самогоноварение в деревне было поставлено на должном уровне.
  
   Верочку с Мишей гости и застолья не интересовали. Они с удовольствием уплетали за обе щёки американскую мясную тушёнку и американское сгущённое молоко, привезённые отцом. Нина сварила это молоко, и оно превратилось в необыкновенно вкусную вещь. Ребята сразу решили, что вкуснее нет ничего на свете!
  
   К вечеру гости разошлись, остался только директор станции. Они с Дмитрием Петровичем до утра просидели на веранде. Было о чём поговорить старым друзьям. За четыре года произошло многое.
   "Михаил Кириллович мужик конечно хороший, - думала Нина, безуспешно пытаясь заснуть. - Но неужели он не понимает, что после долгой разлуки нам нужно побыть вдвоём".
   Она ещё до конца не осознала, что мужу больше не нужно отправляться на фронт и что теперь они снова всё время будут вместе.
   Нина вздохнула и повернулась на другой бок.

Глава 19

   "Какой жуткой была война", - подумала Нина, увидев обугленные трубы, обвалившиеся стены и пустые глазницы окон при въезде в Выборг. Она впервые была в городе, пострадавшем от войны. В реальности всё выглядело гораздо страшнее, чем в кадрах кинохроники. Нина с восхищением и жалостью взглянула на мужа. "Как он такой худенький интеллигент вынес все эти ужасы войны? - подумала она. - Я теперь могу представить, каким адом были сражения за города и сёла".
   Машина, миновав развалины, остановилась у одного из уцелевших домиков.
   - Какой симпатичный! - глядя на своё новое жилище, восторженно сказала Нина.
   - Вам нравится наш новый дом? - обратилась она к детям.
   - Красивый, - ответила Вера.
   Миша дипломатично промолчал.
   Квартира Нине очень понравилась, особенно, как и предполагал в письме Дмитрий Петрович, она была в восторге от облицованной красивым кафелем печки.
   - Как здорово! - сказала хозяйка дома, поглаживая рукой кафель. - Стоит только протереть влажной тряпочкой и печка чистая. А вот стены комнат нужно бы побелить. Дима, здесь можно достать извёстку?
   - Думаю, что да, - ответил без особого энтузиазма муж.
   - Постарайся не затягивать, - попросила Нина.
   На следующий день солдат принёс ведро извёстки и кисть.
   Нина выпроводила детей на улицу и, не теряя времени, принялась за дело. Через несколько часов квартира сияла белизной, как новенькая.
   Дети, выйдя на улицу, поначалу не знали чем заняться. Они обследовали окрестности дома и ничего интересного не обнаружили. Входить в разрушенные дома им строго-настрого запретили, да и самим было страшновато.
   - Давай посчитаем, сколько целых домов осталось в городе, - предложила брату Вера.
   - Давай, - охотно согласился Миша.
   Ребята представили себя следопытами, и смело двинулись вперёд. Они обходили каждую развалину со всех сторон в надежде найти где-нибудь притаившийся дом. И... удача улыбнулась им. Они увидели три не разрушенных домика. Около одного из них стоял мальчик примерно Вериного возраста. Он яростно рубил палкой ни в чём не повинную полынь, по-видимому, игравшую роль воображаемого противника.
   Увидев ребят, мальчик перестал махать палкой, подозрительно посмотрел на них и спросил: "Вы что тут делаете? Я вас не знаю. Ни разу здесь не видел. Вы - шпионы"?
   - Нет, - ответила Вера. - Мы не шпионы. Мы только вчера приехали и ещё ни с кем не знакомы.
   - А-а... - многозначительно протянул мальчик, видимо удовлетворённый ответом. А зачем вы сюда пришли? - снова спросил он.
   - Мы просто гуляем и считаем, сколько в городе осталось целых домов, - объяснила Вера.
   - Нам было нечего делать около дома, и мы решили посчитать, сколько осталось целых домов, - поддержал сестру Миша.
   - Это очень интересно, - согласился их новый знакомый. - Я знаю четыре таких! Хотите, покажу?
   - Конечно, хотим, - сказали ребята.
   Через минут пятнадцать, миновав очередные развалины, они увидели уцелевшие дома.
   - Я бы пошёл с вами дальше, но мне нужно идти домой, а то мама будет ругаться, - с явным сожалением сказал провожатый. - Если вы завтра снова будете считать дома, то я тоже пойду с вами.
   С этими словами мальчик побежал домой.
   - Миша, а нам тоже пора возвращаться, - вдруг спохватилась Вера. - Мама увидит, что нас нет около дома, нам достанется.
   - Пойдём, - охотно согласился брат. - Я уже давно хочу кушать.
   - И я проголодалась, - призналась старшая сестра. - Но мне кажется, я не знаю, куда нам идти.
   - Давай пойдём туда, - предложил Миша. - А если будет неправильно, то мы вернёмся и пойдём в другую сторону.
   - Какой ты умный, - усмехнулась сестра. - Если мы пойдём туда, то может быть, ещё дальше уйдём от дома. Наверное, мы заблудились, - испугалась девочка.
   - Дети заблуждаются только в лесу, - авторитетно заявил Миша. - Во всех сказках дети заблуждались только в лесу.
   - Ну, вот теперь ты будешь знать, что можно заблудиться и в городе, - усмехнулась Вера.
   - Давай постучимся в целые дома и спросим, как нам выбраться отсюда, - бодро сказала она.
   Они подбежали к ближайшему дому и постучались. Никто не ответил. Дети подбежали ко второму - тот же результат. В третьем и четвёртым им тоже никто не открыл двери. Видимо эти дома были или не заселены или в них жили холостые офицеры, которые сейчас были на службе. Вера села на крыльцо последнего дома и заплакала. Миша посмотрел на неё и, не раздумывая, присоединился к старшей сестре.
   В то время Выборг был довольно пустынным городом, по сути, он представлял собой военный гарнизон. Не военными тут были только жёны офицеров и их дети. Гражданское население появится в городе лишь в следующем году.
  
   Неизвестно сколько времени ребята так проплакали, как вдруг....
   - Вы что здесь ревёте? - услышали они мужской голос.
   Дети от неожиданности прекратили рыдания. Перед ними стояли трое военных. К счастью, на них наткнулся дежурный патруль. Миша оказался прав. Всё-таки это был не лес.
   - Мы за-а-блудились, - сквозь слёзы пролепетала Вера.
   - Чьи будете? - спросил офицер возглавлявший патруль.
   - Товальского Дмитрия Петровича, - всё ещё плача ответила девочка.
   - Дегтярёв, где живёт начальник клуба, знаешь? - спросил офицер у стоящего рядом с ним сержанта.
   - Так точно, - ответил тот.
   - Отведёшь этих искателей приключений домой, потом вернёшься на маршрут, - приказал командир, а про себя подумал: "Теперь Дмитрий не отвертится, поставит мне бутылку".
   - Айда, путешественники, - обратился сержант к ребятам, - пошли домой.
  
   Время шло своим чередом. Один день сменял другой, и все они были похожи друг на друга, как однояйцовые близнецы. Незаметно прошли лето и осень. Наступила зима. Новый 1946 год гарнизон встречал в клубе. Настроение у всех было приподнятое. Как-никак праздновали первый послевоенный Новый Год. Разошлись только к утру.
   Надо сказать, что клуб был единственным местом развлечения в городе - культурным центром стоявшего здесь гарнизона. Там, помимо того, что проводили политзанятия и различного рода собрания, два раза в неделю показывали кинофильмы. Дети были в восторге от фильмов о Чапаеве, Щорсе, Котовском. Взрослые с нетерпением ждали, когда привезут трофейные фильмы. Вслух этого старались не говорить, но все были без ума от Марики Рок в фильме "Девушка моей мечты", от Карлы Доннер в фильме "Большой вальс", с обожанием смотрели на Дину Дурбин и других западных кинозвёзд. После просмотра кинофильмов обычно устраивали танцы под патефон. Чаще всего "крутили" Утёсова, Шульженко, Рознера. Неизменным успехом пользовались неизвестно откуда появившиеся пластинки эмигранта Петра Лещенко, особенно всех волновало "Моё последнее танго". Без конца танцевали под американские "Сибоней" и "Смеющийся саксофон", не говоря уже о "Брызгах шампанского" и "Рио-Рита". Конечно, не обходилось без напитков для "поднятия настроения".
   В общем веселье принимали участие и дети. Они проводили время с взрослыми, так как с одной стороны их не с кем было оставить, с другой стороны ни в школу, ни в детский сад утром им вставать было не нужно. Вставать им было не нужно, по той простой причине, что ни школы, ни детского сада здесь не было.
   Детский сад в принципе здесь не очень-то был и нужен. Жёны офицеров не работали, им было просто негде работать. А вот детям школьного возраста не мешало бы ходить в школу. Но их было слишком мало и начальство решило, что учёба от этих ребят никуда не убежит: ещё молодые успеют поучиться. Среди тех, кому учёбу отложили на потом, оказалась и Вера. Ей пришлось пропустить целый учебный год
   Ночью, возвращающимся из клуба домой, иногда становилось не по себе от пристального взгляда горящих глаз огромных пушистых кошек, сидящих возле разрушенных домов. Вероятно, эти дома были их прежним жилищем.
  
   Как-то Дмитрий Петрович, вернувшись со службы, застал жену всю в слезах.
   - Ниночка, в чём дело? - удивлённо спросил он.
   Вместо ответа она протянула мужу письмо.
   Он знал, что Нина написала письма своему отцу в Баку и сестре Наде в Житомир. В них она рассказывала о пережитых военных годах, сообщила свой новый адрес и приглашала всех приехать в гости. По-видимому, это был ответ на одно из писем.
   Дмитрий Петрович вынул письмо из конверта. Оно было из Баку от Нининой мачехи.
   "Дорогая Ниночка! - писала она, вероятно, впервые в жизни обращаясь так к падчерице. - С тяжёлым сердцем вынуждена сообщить тебе, что твой папа, Григорий Абрамович, светлая ему память, более трёх месяцев назад скончался от сердечного приступа. Он очень хотел повидаться с тобой и твоими сёстрами. Когда ты с семьёй переехала в Подмосковье, он сказал: "Теперь все мои дочки живут недалеко друг от друга, и я обязательно к ним съезжу". Но помешала война. Сейчас он бы обязательно к вам приехал. Но, видимо, не суждено. Без него дом опустел. Одна маюсь в четырёх стенах.
   Если у вас появится желание приехать в Баку, я буду очень рада и с удовольствием приму вас.
   Привет Диме и детям.
   Всегда ваша. Циля".
   - Может быть действительно, съездим в отпуск в Баку, - сказал Дмитрий Петрович, возвращая письмо жене.
   - Конечно, при первой возможности - ответила Нина, вытирая слёзы. - Я не была там больше двадцати лет.... Ах, папа, папа! Он так любил жизнь.
  
   Дни по-прежнему шли своим чередом, их не смущали ни хорошие, ни плохие новости. Они ко всему привыкли. Как-то в середине марта Дмитрий Петрович пришёл домой раньше обычного.
   - Ниночка хочешь, я сообщу тебе последнюю новость? - обратился он к жене.
   Хорошую или плохую? - с некоторой опаской спросила она.
   - Ещё сам не знаю. Всё зависит от того, как сложится наша жизнь в дальнейшем.
   - Ну не томи уж, скажи!? - испуганно попросила жена.
   - Меня демобилизуют из армии, увольняют в запас.
   - Когда? - облегчённо вздохнула Нина. Она боялась услышать что-то неприятное. О том, что Дима не останется в армии - они знали давно. Он не был кадровым военным. Вопрос заключался только во времени.
   - С апреля. Сейчас мне дали отпуск, чтобы я смог начать поиски работы.
   - Давай вернёмся в Фофанку, - предложила жена. - Там хороший климат. Близко от Москвы. Люди не плохо к нам относятся. Я думаю, Михаил Кириллович охотно возьмёт тебя на работу.
   - Конечно, это очень важно жить там, где к тебе хорошо относятся, - согласился Дмитрий Петрович. - Но, ты знаешь, я думаю, попробовать устроиться на работу в городе.
   - Но в городе жить гораздо труднее, там нужно всё покупать с рынка, - практично заметила Нина.
   - Это так, - согласился муж, - но в городе есть другие преимущества.
   - Какие?
   - Например, детям нужно учиться в школе. А деревенская и городская школы это далеко не одно и то же. Как говорят в Одессе: "Это две большие разницы".
   - Но кем ты можешь работать в городе? - продолжала сомневаться жена.
   - Я думаю, что смогу работать в научно-исследовательском или в учебном институте.
   - Но там же работают люди с научными степенями.
   - Не все, - возразил муж.
   - Без степеней там очень маленькие зарплаты, - "опустила" жена мужа на землю. - Как жить в городе с двумя детьми на такие деньги?
   - Это, правда, сначала у меня будет небольшая зарплата, - согласился Дмитрий Петрович, - но я надеюсь, что это ненадолго
   - Каким образом?
   - Благодаря тебе, - улыбнулся муж.
   Жена вопросительно взглянула на супруга.
   - Ты сохранила все материалы моей диссертации.
   - Ничего я не сохраняла, - небрежно заметила Нина. - Просто не трогала твои записи. Может быть из суеверия. Думала, что если пущу их на растопку, то ты можешь не вернуться с фронта. А так, глядишь, и пригодятся!
   - Какая ты у меня умница! - Дмитрий Петрович крепко поцеловал жену.
   - За несколько месяцев я смогу привести эти материалы в надлежащий вид и примерно через год защититься.
   - Будет здорово, если тебе удастся сделать это, - мечтательно произнесла Нина.
   - Я постараюсь, - ответил будущий кандидат наук.
   - Сейчас позову ребят, они уже давно бегают, - мягким голосом сказала жена, - и будем ужинать.
   - Этим ты не отделаешься, усмехнулся старший лейтенант. - Демобилизацию придётся отмечать в клубе, офицеры не упустят такой случай.
   - В клубе, так в клубе, - охотно согласилась жена.
  
   Ночью Дмитрий Петрович нежно обнял жену, она с готовностью подалась к нему. Они слились воедино, и какая-то лёгкая теплота охватила их.... Они ощутили неземное блаженство. Тяжёлые военные годы ушли в прошлое.
   сень вступала в свои права. окументы.баловать детей. это естате. ______________________________________________________________
  

Глава 20

   "Я тогда не мог знать, что увольнение из армии в скором времени приведёт к моему переходу, если так можно выразиться, из статуса молодого учёного в статус зрелого уважаемого человека", - продолжал размышлять Дмитрий Петрович. "Разве мог я подумать, что вскоре буду читать лекции студентам ВУЗа, готовить аспирантов к защите диссертаций".
  
   Будущее было не ясно. Отставной офицер поехал в Ленинградский ВИР, чтобы прозондировать почву насчёт работы и узнать о возможности защиты там диссертации.
   В институте он первым делом зашёл в свой бывший отдел, надеясь встретить кого-нибудь из прежних сослуживцев.
   - Здравствуйте, - сказал он, внимательно вглядываясь в лица сотрудников, пытаясь увидеть какое-нибудь знакомое лицо. Те в свою очередь вопросительно посмотрели на вошедшего. Мол, с какой стати к ним пожаловал военный. В те времена от такого посещения хорошего ждать не приходилось.
   - В начале тридцатых годов я в вашем отделе проходил аспирантуру, - сообщил незнакомец, чтобы прервать затянувшуюся паузу.
   - Дмитрий! Ты что ли? - встал из-за стола солидного вида мужчина.
   "Это Виктор Сидоров, тот молоденький щуплый младший научный сотрудник, с которым мы были "мальчиками на побегушках", - догадался офицер, - какой он стал представительный!
   Вскоре бывшие сослуживцы сидели в близлежащем кафе, закусывали под купленную по такому случаю водочку и рассказывали друг другу о своём жизненном пути.
   Сидоров рассказал, что он уже кандидат наук, перед войной успел защититься, с начала войны ушёл на фронт, год назад демобилизовался и сейчас работает старшим научным сотрудником.
   - Кто-нибудь, кроме тебя остался с моих времён? - спросил бывший аспирант.
   - Нет, я, так сказать, последний из могикан, - ответил товарищ. - Лысенко, как только сменил на посту президента ВАСХНИЛ Вавилова, стал, при любой возможности задвигать своего предшественника. А когда нашего директора арестовали, а с ним и несколько его соратников, сменилось всё руководство института, как ты понимаешь, на сторонников нового президента Академии. Те в свою очередь привели своих людей. Из прежних работников оставалось совсем немного. Через год вступила в свои права война. Кто-то не вернулся с фронта, кто-то умер от голода. Не перенёс блокаду и твой друг Егор Ильич.
   - Я знаю, - сказал Дмитрий Петрович, - я был в городе после снятия блокады и заходил в институт.
   Давай выпьем за тех, кто остался на поле боя и за тех, кто не пережил блокаду.
   Друзья подняли стаканы.
  
   - Ты Виктор, наверное, догадываешься о цели моего приезда, - перешёл к делу старший лейтенант.
   - Не совсем понимаю, что нужно военному в нашем институте.
   - Военным я буду только до следующего месяца, с апреля меня увольняют в запас, и я становлюсь обычным штатским без определённого места жительства и рода занятий.
   - Я тебя понял, - ответил Виктор. - Думаю, с твоим опытом тебя возьмут к нам в институт научным сотрудником. Сейчас закончим обед и пойдём к нашему заву, поговорим с ним. Если понадобится, я дам тебе рекомендацию.
   - Ты что, Витя, разве можно идти первый раз к начальству хоть немного поддатым, - резонно заметил Дмитрий. - Сегодня я устроюсь в гостиницу, а завтра с утра пойдём по начальству.
   - Сейчас, в гостинице тебя только и ждали, - усмехнулся Виктор. - Без командировочного удостоверения, даже не суйся. С гостиницами, впрочем как и с жильём, и до войны то было туго, а теперь сам видишь, сколько домов разрушено. Переночуешь у меня, а завтра с утра пойдём по инстанциям.
   - Спасибо, друг! - сказал Дмитрий. - Но может быть, ты как-то предупредишь о нежданном госте жену? У вас, как я понял, далеко не хоромы.
   - За это ты не беспокойся, Галя у меня женщина гостеприимная. Правда, отдельной комнаты тебе не обещаю, у нас она всего одна, Но место на полу найдётся.
   Сидоров был коренным ленинградцем, но жил с женой и двумя детьми в большой комнате коммунальной квартиры. Дом, где они жили до войны, был разрушен, и когда он вернулся с фронта, а семья из эвакуации, удалось получить только одну комнату. По тем временам и это было благом.
  
   Вечером все легли спать, а друзья всё ещё сидели на кухне, и увлечённо беседовали. Тем для разговора было много.
   - Ты знаешь, Виктор, - вернулся старший лейтенант к насущным проблемам, - мне не стоит устраиваться на работу в ВИР.
   - Почему? - удивился друг.
   - Ты, коренной ленинградец, живёшь в таких условиях. А на что можно надеяться мне, не имеющему к Ленинграду никакого отношения?
   - Как никакого? - попытался возразить Виктор. - Ты закончил здесь аспирантуру, защищал город с оружием в руках... А, в общем-то, ты прав, - оставив пафос, сказал приятель. - В ближайшем будущем получить жильё у тебя нет никаких шансов.
   "Конечно, если бы был жив Егор Ильич, он, возможно, по своим партийным каналам мог бы как-то помочь", - подумал Дмитрий Петрович.
   - Ты что замолчал, - прервал Виктор размышления друга.
   - Я понял ситуацию и решил на работу здесь не устраиваться, - отбросив воспоминания, сказал Дмитрий.
   - И что же ты собираешься делать, - последовал резонный вопрос. - Возвращаться на селекционную станцию?
   - Нет, я думаю, что достаточно поработал селекционером-практиком. Постараюсь устроиться в НИИ или в учебный сельхозинститут. Хочу, чтобы мои дети учились в городе. Ты сам знаешь, какие у нас сельские школы.
   - Это верно, - согласился Сидоров. - Я бы посоветовал тебе устроиться в городе, где не было войны. Там больше шансов получить жильё.
   - Как уж получится, - ответил Дмитрий. - У меня полностью готова диссертация, вчерне я закончил её перед самой войной. А в этот послевоенный год довёл до читабельного вида. Как ты думаешь, реально представить мою диссертацию к защите в ВИРе?
   - Думаю, это возможно, - ответил кандидат наук. - Я мог бы выступить твоим оппонентом. Привези её, я просмотрю, и если твоя работа окажется на уровне, мы покажем её нашему заву. Я с ним в неплохих отношениях и думаю, смогу убедить его стать твоим вторым оппонентом. Он доктор наук и его оппонирование очень важно. Если он согласится, то можно будет пойти к заму по науке и поставить тебя в очередь на защиту.
   - Это было бы прекрасно, - сказал соискатель степени, а диссертацию привозить не нужно, она со мной, в моём чемодане.
   Сидоров просмотрел диссертацию, работа ему понравилась, и он смог убедить своего зава стать вторым оппонентом. Только перед тем, как дать окончательное согласие на оппонирование, он спросил: "Твой друг, сможет получить пару положительных отзывов от организаций, занимающихся селекцией и семеноводством"?
   - Я думаю, что смогу получить такие отзывы от Александровской и Ивановской опытно-селекционных станций, - ответил за товарища, до сих пор молчавший, старший лейтенант. - Это два моих последних места работы.
   - Ну и ладненько, - сказал профессор. - Я узнаю, когда нас сможет принять зам. по науке.
   Защиту диссертации Дмитрию Петровичу назначили через год.
  
   Чтобы не терять времени Дмитрий Петрович, решил, не заезжая домой, отправиться в Москву в Министерство сельского хозяйства. В ВИРе ему посоветовали обратиться в министерский отдел кадров и там узнать об имеющихся вакансиях. Теперь он мог говорить, что через год ему назначена защита кандидатской диссертации, и претендовать на соответствующие должности.
  
   В жизни так иногда бывает. Вдруг в нужное время, в нужном месте оказывается нужный для тебя человек. Часто это определяет твою судьбу.
   Когда сотрудница отдела кадров Министерства знакомилась с автобиографией Дмитрия Петровича, в комнату стремительно вошёл пожилой человек внушительной наружности. В нём по каким-то необъяснимым признакам угадывался руководитель солидного учреждения.
   - Вот на ловца и зверь бежит, - воскликнула кадровичка. - Здравствуйте, Иван Георгиевич! - Тут у меня сидит старший лейтенант, он со следующего месяца увольняется в запас, а через год ему назначена в ВИРе защита кандидатской диссертации по селекции и семеноводству зерновых культур. До войны восемь лет работал на селекционных станциях. Сначала научным сотрудником, а затем зам. директора по науке. Теперь хочет перейти на преподавательскую работу.
   Последнюю фразу женщина добавила от себя. Дмитрий Петрович видел себя скорее тружеником научно-исследовательского института, чем преподавателем. Но кадровики они, как свахи, умеют преподнести товар и знают, когда что нужно сказать.
   Иван Георгиевич Михеев был директором Алтайского сельхозинститута. Этот институт возник в первые годы войны на базе Ленинградского сельхозинститута, эвакуированного в город Барнаул. Война закончилась, и многие преподаватели собрались возвращаться в родные пенаты. У директора института появилась головная боль - поиски нового преподавательского состава. По этому поводу он уже вторую неделю обивал пороги Министерства, и кадровики были рады поскорее отделаться от него.
   - Ну что ж, товарищ офицер, давай знакомится, - дружелюбно сказал Михеев, выслушав тираду работницы отдела кадров.
   Они сели за свободный стол, и директор института бегло просмотрел автобиографию потенциального преподавателя.
   - Ты, я вижу, Дмитрий Петрович, не стоял на месте ни на научном поприще, ни на военной службе. От рядового солдата дослужился до старшего лейтенанта, имеешь боевые награды. Молодец!
   - Всё как-то получалось само собой, - скромно ответил собеседник.
   - Я могу предложить тебе руководство кафедрой селекции и семеноводства в нашем институте. Согласен? - спросил директор.
   "Видно это встреча перст судьбы, - подумал Дмитрий Петрович. - Начинал я свою трудовую деятельность на Дальнем Востоке и возобновляю тоже далеко от Москвы. Хотя Западная Сибирь и Дальний Восток это совсем не одно и то же. А что касается преподавания, я с этим справлюсь. "Не Б-ги горшки обжигают". В армии я проводил политбеседы, делал доклады. Да и на селекционных станциях приходилось делать научные обзоры. Наверняка справлюсь".
   - А как в городе с жильём? - прокрутив в уме ситуацию, осведомился будущий преподаватель. - У меня семья. Жена и двое детей. Этот вопрос для меня очень важен.
   - Здесь я могу похвастаться, - с удовольствием ответил директор. - Я добился финансирования строительства трёхэтажного многоквартирного жилого дома для работников института. Стройка уже началась и в будущем году будет закончена. Вам, - он вдруг перешёл на "Вы", - как зав. кафедрой и фронтовику будет выделена там отдельная квартира. А пока, примерно с год, придётся пожить в одной комнате.
   - Я согласен, - сказал Дмитрий Петрович. В армии он привык быстро принимать решения.
   - Это правильное решение, - снова похвалил Иван Георгиевич старшего лейтенанта. В центре тебе никто таких условий не предложит. Он снова перешёл на "ты".
   - Поверь мне, в Сибири тоже можно жить. Барнаул хороший культурный город. Кроме нашего, там ещё два института: машиностроительный и педагогический, много техникумов. Хороший драматический театр, три кинотеатра, один двухзальный, стационарное помещение цирка. А какой сухой сосновый бор около города! Туда войдёшь и дышишь, не надышишься. Это тебе не Восточносибирская или Дальневосточная тайга с их бесчисленной мошкарой!
   Чувствовалось, что Михеев "сел на своего любимого конька". Он был коренным сибиряком и патриотом своего города.
   - Каковы мои дальнейшие действия? - улучив момент, когда собеседник сделал паузу, по-военному чётко спросил старший лейтенант.
   - Ах, да! Напиши заявление на моё имя, заполни анкету и оставь всё это здесь в отделе кадров. Я приду и всё подпишу. А сейчас побегу. Есть много других дел. До встречи в Барнауле.
  
   Вопрос с работой решился неожиданно быстро и Дмитрий Петрович решил заехать в Иваново навестить своих родителей и сестёр. Он не видел их с начала войны пять лет. Радости от встречи не было предела. Кто пережил войну, может представить себе счастье родителей, увидевших сына вернувшегося с фронта живым и невредимым.
   Четыре года они каждый день, зная, что сын находится в центре боевых действий, со страхом ждали почтальона, боясь получить печальное известие. Такие известия они, к сожалению, уже получали.
   В самом начале войны их старшей дочери Нелле пришло извещение о пропаже без вести её мужа. Миновал уже целый год после войны, а новых известий о нём не было. Нелла не хотела верить в гибель отца её ребёнка. "Может быть, он попал в плен и в один прекрасный день постучится в дверь, обнимет её, обнимет сына и скажет: вот я и вернулся", - думала она ночами, лёжа в холодной пустой постели.
   В последний год войны погиб жених младшей дочери Леры. Здесь сомнений не было...
   И ещё одно страшное известие было получено совсем недавно. На запрос Петра Давидовича в город Житомир о судьбе, проживавших там его родных: матери Тойбы, брата Моисея и племянницы Нади - сестры Нины и Софы был получен официальный ответ. В нём говорилось, что после освобождения города от немцев разыскиваемых лиц в городе не обнаружено. В списках эвакуированных они не числятся.
   - Может быть, они ушли в партизаны и остались живы? - попытался успокоить родителей Дмитрий Петрович.
   - Ты сам-то, сынок, веришь в то, о чём говоришь? - спросил отец.
   - Твоей бабушке Тойбе было 105 лет, а Моисею за семьдесят. Какие из них партизаны? А Надя, разве оставила бы она одних старую бабушку и совсем не молодого дядю? Если бы она осталась жива, то давно бы дала о себе знать Софе или Нине. Нет, Дима, надеяться здесь не на что. Если бы ты в своё время не настоял на нашем переезде с Украины в Иваново, то нас бы постигла та же участь.
   - За это надо благодарить... судьбу, что так сложились обстоятельства, - немного замявшись, перед словом судьба, заметил сын.
   - Ты хотел сказать - Всевышнего, - уточнила Полина Марковна.
   - Мама! Не фантазируй. Ты же знаешь, что я член партии, - остановил дальнейшие рассуждения сын.
  
   Дмитрий Петрович сообщил родителям и сёстрам, что в следующем месяце он снимет военную форму и отправится на работу в город Барнаул.
   - А где это? - с опаской в голосе спросила мать.
   - Это в Сибири, недалеко от Новосибирска. Всего двести километров, - ответил сын.
   - В Сибири! - ужаснулась Полина Марковна. Это же рядом с Дальним Востоком. Такая даль! Опять мы тебя не будем видеть годами.
   - Во-первых, совсем не рядом. Это Западная Сибирь. От Барнаула до Хабаровска в два раза дальше, чем от Барнаула до Москвы. От Москвы до Хабаровска двенадцать тысяч километров, а до Барнаула четыре тысячи - есть разница?
   - Во-вторых, мы сможем приезжать к вам в отпуск, и вы сможете в любое время навестить нас. Жить будет где. Нам выделяют отдельную квартиру.
   - А кем ты там будешь работать? - осторожно спросил отец.
   - Заведующим кафедрой в сельхозинституте, - ответил сын.
   - Вот это хорошо! В институте работать интересно. Я по себе знаю. Да, да, перехватив удивлённый взгляд сына, - сказал Пётр Давидович, - во время войны меня приглашали в мединститут читать студентам лекции по фармакологии. Только, насколько я знаю, в институтах зав. кафедрами обычно работают люди с учёными степенями? - сказал он и вопросительно посмотрел на сына.
   - Через год в Ленинграде мне назначена защита кандидатской диссертации, - прояснил ситуацию Дмитрий Петрович. - Думаю смогу "остепениться".
   - Тогда всё в порядке, - удовлетворёно заметил отец и разговор перешёл на бытовые темы.
  
   Во время пребывания у родителей, он не мог не посетить Ивановской селекционной станции, его гидом была сестра Нелла. Она занималась там кормовыми травами, в частности клевером и жила с сыном и свекровью в том же доме, где раньше обитала семья её брата.
   На обратном пути Дмитрий Петрович заехал на Александровскую селекционную станцию, там его очень тепло встретили.
  
   - Блудный сын, вернулся, - полушутя полусерьёзно сказала Нина, открывая дверь мужу. - Дети каждый день спрашивали, когда же вернётся папа.
   - Меня всего-то не было только две недели, - попытался оправдаться муж.
   - Мог бы написать хоть одно письмо. Мы же здесь волновались, не зная, как ты там.
   - У меня всё в полном порядке, - ответил старший лейтенант, целуя жену и детей. - Мы едем в Барнаул!
   - Это где такой? - насторожилась жена.
   - Это рядом с Новосибирском.
   - Уже хорошо, что хоть и далеко, но не на краю света, как Дальний Восток. А что Барнаул такая же дыра, как Биробиджан? Тот тоже рядом с Хабаровском.
   - Нет, Барнаул совсем не дыра, - немного обиженно ответил супруг. - Это большой город, краевой центр, как Хабаровск. Конечно это не Ленинград, - добавил он. - Но в городе на Неве я мог рассчитывать только на должность рядового сотрудника без всяких перспектив на получение жилья. А в городе на Оби я буду занимать должность заведующего кафедрой в сельхозинституте и примерно через год мы получим квартиру в новом доме.
   - Ты как всегда прав, - Нина обняла мужа. - Лучше быть первым в деревне, чем последним в городе.
   - Я же тебе объяснил, что Барнаул далеко не деревня, - чуть было снова не обиделся Дмитрий Петрович, но вовремя спохватился. Ему предстояло по-настоящему огорчить Нину.
   Как ни тяжело было сообщать жене о судьбе её сестры Нади, он рассказал ей обо всём. Мало сказать, что это омрачило радость встречи. Нина проплакала всю ночь.
   - Я подозревала, что случилось самое страшное, - сквозь слёзы говорила она. - На все мои письма Наде, я ни разу не получила ответа.
  
  
  
  

Глава 21

   Всё имущество семьи Товальских уместилось в два больших деревянных ящика, тщательно сколоченных из хорошо обструганных досок. Ящики отправили малой скоростью по железной дороге в Барнаул, а семья отставного офицера распрощалась с гостеприимным Выборгом и отправилась в Ленинград. Дмитрий Петрович решил немного задержаться в этом городе. Ему необходимо было решить в ВИРе несколько вопросов по своей диссертации, и он хотел показать детям красоты города. Когда они ещё попадут из далёкой Сибири в Ленинград?
   Всю эту ораву из четырёх человек приняла гостеприимная семья Сидоровых.
   Вернувшись из института, будущий кандидат наук взял своё семейство и повёл знакомиться с городом. Стояла пасмурная и сырая погода, она как будто нарочно не хотела показывать город в выгодном свете. Наверное, ей хотелось сказать: "Подождите немного. Сейчас ещё не время экскурсий. Вот когда разрушенные дома восстановят, фасады сохранившихся зданий освежат, тогда и любуйтесь на здоровье". В подтверждение этих слов мрачные и облупленные дома неприветливо смотрели на гостей города. Даже Эрмитаж и Исаакиевский Собор, обычно сверкавшие приветливой красотой, скромно стояли на своих местах, стараясь не выставлять напоказ следы от пуль и осколков снарядов. Только Медный всадник, освобождённый от укрывавших его мешков с землёй и песком, гордо и уверенно смотрел вперёд, сдерживая снова оказавшегося на воле коня.
   Женщины и дети легли спать поздно. Мужчинам было о чём поговорить, и они почти всю ночь, как и в прошлую встречу, просидели на кухне.
   На следующий день Нина и Дмитрий поблагодарили Сидоровых за тёплый приём и вместе с детьми сели в вагон поезда Ленинград - Москва. На столичном вокзале их встречала Софа со своим вторым мужем Федей. Они два года назад вернулись из Кемеровской области, где были в эвакуации. В Москве их комната, конечно, была занята и взамен они получили жильё гораздо меньшего размера в полуподвальном помещении на улице "Земляной вал".
   - Как же мы здесь все уместимся? - непроизвольно вырвалось у Нины.
   - Если мы все ляжем на полу и плотно прижмёмся друг к другу, тогда может быть и поместимся, - с серьёзным видом сказал Фёдор Никитич.
   - Не слушайте его, он наговорит, - прервала Софа мужа, собиравшегося добавить к своему высказыванию что-то ещё. - Это он так шутит. Мы прекрасно все разместимся.
   Софа всегда отличалась гостеприимством и к приёзду родственников приготовила роскошный по тем временам стол. Гости тоже приехали не с пустыми руками, и застолье получилось на славу.
   Москвичи очень одобрили решение родственников отправиться в Алтайский край. Они начали наперебой расхваливать прелести сибирских просторов.
   - Ведь Кемерово, тоже Западная Сибирь и мы просто влюбились в это место, - говорили они. - Это только из Москвы Сибирь кажется такой далёкой.
   - Так чего же вы там не остались, а ютитесь здесь! - в простоте душевной и по-родственному откровенно спросила Нина.
   - Но мы же коренные москвичи, - искренне возмутился изрядно выпивший Федя. - Мой отец работал машинистом в депо Москва-сортировочная. Нас было семеро детей, и он один кормил всю семью! Правда, это было до революции, - уточнил коренной москвич. - Зато в 1919 году вместе с Лениным он нёс бревно на первом коммунистическом субботнике.
   Я в пятнадцать лет пошёл работать на завод Мельхенсона, теперь имени Ильича. Был там на митинге, где Каплан стреляла в Ленина. Так что куда мне без Москвы, - заключил он и залпом выпил ещё одну рюмку.
   - Я-то хоть и не коренная москвичка, но живу здесь уже двадцать пять лет и не представляю себя без этого города, - поддержала Софа мужа.
   - Ниночка, когда вы собираетесь отправиться в Барнаул? - обратилась хозяйка дома к сестре. - Нет, нет! Не подумайте ничего плохого, - спохватилась она, поняв бестактность вопроса.
   - Живите у нас сколько надо. Мы будем только рады. Я спросила потому, что надо собрать вас в дорогу. Она всё-таки не близкая, ехать целую неделю, а на станциях кроме варёной картошки и солёных огурцов ничего не купите.
   Вы же знаете, что Москва - это Москва! Никакой другой город в стране так не снабжается продуктами и товарами.
   - Что ты, Софочка, мы ничего плохого и не подумали, - попыталась успокоить сестру Нина. Я и Дима знаем твоё гостеприимство. Мы благодарны тебе за всё. Правда, Дима?
   - Конечно! - поддержал муж. Чтоб мы без твоей сестры делали? Мыкались по углам? Вместо этого нам здесь создали такой комфорт, что уезжать не хочется! Если бы не нужно было торопиться с устройством на новом месте, то при всём своём радушии, хозяева не знали бы, как от нас избавиться. А так, улажу все дела в Министерстве, и сразу в путь.
   - Я знаю, болтать ты мастер, - засмеялась Софа.
   Напряжение спало. Сёстры и их мужья дружно расхохотались.
   - Завтра, Нина, мы берём детей и показываем им Москву, - прекратив смеяться, тоном распорядителя сказала Софа. - Что такое? Быть в Москве и не увидеть Красную площадь, Кремль!
   - И дедушку Ленина в мавзолее, - подал голос, вроде бы не слушавший разговоры взрослых Миша.
   - А я хочу в Третьяковскую галерею,- решила не оставаться в стороне Вера.
   - Сходим и в Третьяковскую. На твоё счастье она несколько месяцев назад открылась. Всю войну Третьяковка не работала, картины были эвакуированы и вот к вашему приезду, пожалуйста: "Добро пожаловать", - пошутила любимая тётя. - Так что везде мы сходим, всё посмотрим, выпьем морса, купим мороженное.
   Ребята запрыгали от радости.
   - А потом я свожу вас в очень уютное кафе в сквере за ЦУМом, - продолжала приятно удивлять детей Софа. - Там мы поедим очень вкусные сосиски с капустой или зелёным горошком. Кому как нравится!
   - Мы любим сосиски, - радостно закричали дети. (В то время сосиски были большим дефицитом, и ребята возможно о них только слышали, но наверняка ни разу не пробовали).
   Впоследствии оказалось, что Миша не зря рвался посетить Мавзолей. Это посещение оказалось очень полезным для него. Оно принесло ему известность в пределах Алтайского края, можно сказать даже славу, правда, весьма кратковременную, но всё же.
   Вскоре, уже в Барнауле, Миша пошёл, как говорится, первый раз в первый класс. На первом уроке Мишина учительница рассказала ребятам о детстве и жизни великого вождя и учителя трудящихся всех стран, основателя Советского государства В.И. Ленина. Закончив, она спросила: "А кто из вас, ребята, был в Москве и видел в мавзолее дедушку Ленина, поднимите руку"?
   Конечно, кто из семилетних ребят далёкого сибирского города, да ещё, когда только что совсем недавно закончилась война, мог быть в Москве?
   Мишина рука одиноко взметнулась над лесом детских голов. Его вызвали к доске, и он как мог, рассказал о том, что видел в мавзолее. Потом учительница спросила, знает ли он какое-нибудь стихотворение. Миша очень любил стихотворение о лётчиках. Он ведь почти год прожил в военном городке. Мальчик знал это стихотворение назубок и без запинки прочитал его.
   - Молодец! - сказала учительница. - Можешь сесть на место.
   На следующем уроке в класс вместе с учительницей вошла какая-то женщина, и забрала Мишу в учительскую. Там она поговорила с ним, послушала стихотворение, и сказала, что он будет выступать на радио в передаче, посвящённой началу учебного года.
   Так его услышал весь Алтайский край! Но это будет потом, а сейчас ребята радостно собирались на прогулку по Москве, а их отец направился в Министерство сельского хозяйства. За два дня он оформил все бюрократические процедуры, а главное - он получил официальное направление на работу. Эта бумага давала право на получение денежного пособия для обустройства на новом месте, так называемых "подъёмных".
   Эти деньги очень даже пригодились, когда новоявленным сибирякам пришёл их багаж. Они с нетерпением ждали его прибытия. Ведь там были такие необходимые вещи, как зимние пальто, тёплая одежда, одеяла, подушки, постельное бельё, посуда и прочие бытовые мелочи.
   Увидев оба аккуратных ящика в целости и сохранности, супруги обрадовались им, как родным. Они, не теряя времени, наняли машину и привезли багаж домой.
   Дмитрии Петрович с нетерпением открыл ящики. Взглянув на содержимое багажа, Нина Григорьевна заплакала. (В Барнауле Нину все стали называть по имени и отчеству, всё-таки жена зав. кафедрой)!
   Произошло примерно тоже, что и у дамы из сказки Маршака, только намного хуже. Если та дама сдала в багаж маленькую собачонку, а получила огромного пса, то семья Товальских вместо отправленных ими вещей получили обыкновенные строительные кирпичи, большей частью поломанные. Кирпичи были заботливо переложены грязной промасленной ветошью.
   Если маршаковской даме объяснили, что "за время пути собака могла подрасти", то "чудесное" превращение багажа наших героев объяснить никак невозможно!
   Вера и Миша поняли ситуацию, сразу притихли и испуганно смотрели на родителей.
   Дмитрий Петрович подошёл к обстоятельству философски и стал успокаивать жену.
   - Ты знаешь, Ниночка, я мальчиком успел два года проучиться в хедере*. Мне на всю жизнь врезалась в память история о раби Акиве.** Очень поучительная история!
   Раби Акива много путешествовал и на пути его встречались трудности и постигали неудачи. На все эти невезения он говорил только одно: "Всё что не делается, то делается к лучшему".
   - Ну а где же история? - размазывая руками слёзы, спросила Нина.
   - Слушай. Однажды раби Акива пришёл в один город. Время тогда было смутное. Римляне совершали набеги. Развелось много разбойников. Жители города боялись незнакомцев и старались не пускать их в дом. Раби Акива постучался в один и попросился переночевать. Ему отказали. Он сказал своё: "Всё что ни делается, делается к лучшему" и постучал в соседний дом. Там ему тоже отказали. Он опять сказал: "Всё что ни делается, делается к лучшему" и пошёл дальше. Так он обошёл все дома города, и везде ему отказали в ночлеге. И каждый раз получив "от ворот поворот",
   -----------------
   *Хедер - место, где еврейские мальчики изучают тору.
   **Раби Акива - еврейский мудрец.
  
   он произносил свою любимую фразу: "Всё что ни делается, делается к лучшему".
   - Что ж хорошего в том, что человеку негде прислонить голову, - вздохнула жена.
   - Не перебивай, а дослушай до конца, - стараясь не обидеть супругу, мягко сказал муж.
   - На улице уже совсем стемнело, и путник решил заночевать в соседнем лесу... Да, я забыл сказать, что раби Акива взял с собой в дорогу осла, чтобы на нём ехать, когда устанет, петуха, чтобы тот будил его по утрам и свечу чтобы, когда стемнеет, можно было читать тору.
   Почитав на ночь тору, и помолившись, он заснул. Проснулся раби от крика: осла, его раздирали дикие звери, водившиеся в лесу. Петуха утащила лиса. Он хотел зажечь свечу, чтобы помолиться, но вдруг поднявшийся ветер задул её. Раби не оставалось ничего другого, как только сказать своё: "Всё что ни делается, делается к лучшему".
   Утром он вернулся в город и увидел там полный разгром. Оказалось, что ночью римляне совершили на этот город налёт и увели всех жителей в рабство.
   - Верочка, ты понимаешь, к чему я рассказал эту историю? - спросил, Дмитрий Петрович, обернувшись к дочери.
   - Конечно, - ответила девочка. - Если бы кто-нибудь пустил раби Акиву в дом переночевать, то его бы вместе со всеми угнали в рабство. Только я не пойму, почему он радовался гибели осла и петуха?
   - Если бы звери не задрали этих животных, то они могли бы своим криком привлечь римлян и свеча, если бы загорелась, тоже смогла бы привлечь их внимание и они могли обнаружить раби Акиву, - объяснил отец.
   - Ещё древние мудрецы, задолго до раби Акивы учили, что нельзя жалеть о том, что потерял или о том, что не получилось так, как тебе хотелось, - продолжал он. - Украли багаж, ну и чёрт с ним. Начнём новую жизнь, на новом месте с нуля. Постепенно приобретём нужные вещи, ещё лучше прежних. В общем, всё что ни делается, делается к лучшему.
   - Какой ты умный! - снова вздохнула жена.
   Внимательно слушавший разговор Миша, тоже решил успокоить маму.
   - Мамочка, ты не волнуйся. Посмотри, некоторые кирпичи совсем целые, из них можно что-нибудь построить!
   Родители и Вера покатились со смеху. Нина стала целовать сына.
   Но это тоже было потом. А сейчас Софа с Ниной бегали по магазинам и закупали всё, что может пригодиться в дороге и в первое время на новом месте. Дмитрий Петрович тоже решил с пользой употребить время пребывания в Москве и поехал в Тимирязевскую академию. Там он надеялся ознакомиться с методиками преподавания и получить советы по использованию литературы. Ведь эта академия - самое старейшее и престижное в стране высшее сельскохозяйственное учебное заведение. Из её стен вышли такие известные во всём мире учёные, как Вавилов, Чаянов, Прянишников, Вильямс и многие другие. Во многом, поэтому на Тимирязевку стараются равняться все сельскохозяйственные ВУЗы.
   В здании агрономического факультета Дмитрий Петрович разыскал кафедру селекции и семеноводства полевых культур и обратился с просьбой о помощи к заведующему, известному учёному.
   - Я Вам с удовольствием помогу, - ответил профессор, - но Вы должны прийти не с улицы, а с официальным письмом, пославшей Вас организации.
   - Дело в том, что я только еду на работу в Алтайский сельхозинститут после демобилизации из армии. У меня есть туда направление от Министерства сельского хозяйства.
   - Тогда попробуйте получить такое письмо от министерства, - посоветовал зав. кафедрой.
   "Какие формалисты и перестраховщики, - подумал Дмитрий Петрович, - выходя из здания факультета. - Просто так не могут помочь человеку. Придётся ехать в министерство".
  
   На следующий день он пришёл в академию с официальным письмом из министерства. Так быстро получить письмо ему удалось опять-таки благодаря случаю.
   В министерстве, зайдя в нужный отдел, он встретил работавшего там своего бывшего сокурсника Анатолия Пухальского. Оба приятно удивились этой встрече, и министерский сотрудник быстро отпечатал и подписал у кого нужно требуемое письмо.
   Получив официальную бумагу, зав. кафедрой поручил одному из сотрудников ознакомить посетителя с интересующими его материалами.
   Три дня провёл Дмитрий Петрович на кафедре, делая выписки из методических пособий и планов занятий со студентами, составил список рекомендуемой литературы и учебных пособий. До отъезда в Барнаул, оставалось три дня. Один день он провёл в книжных магазинах в поисках нужных для работы книг. Попутно купил несколько детских книжек. Мише - большую с крупным шрифтом и многочисленными иллюстрациями "Что я видел" Бориса Житкова и несколько более серьёзных книг для Веры. Она ведь уже большая, должна пойти в четвёртый класс.
   Два оставшихся дня будущий преподаватель провёл в читальном зале сельскохозяйственной библиотеки, делая выписки.
   Со своей стороны Нина, при активном участии Софы, тоже хорошо подготовилась к поездке. Они накупили несколько сумок всего, что смогли достать. Так что багаж с учётом купленных книг и вещей, взятых из Выборга, оказался довольно солидным.
  
   Из Москвы до Барнаула семья Товальских добиралась почти неделю. Прямого поезда в Барнаул тогда ещё не было. Был только прямой вагон, который подцеплялся к новосибирскому составу.
   В поезде Дмитрий Петрович старался заинтересовать детей рассказами о городах, которые они проезжали. Особенно ребятам не терпелось увидеть Волгу. Миша видел репродукцию картины Репина "Бурлаки на Волге". И вот теперь ему хотелось увидеть этих бурлаков воочию. Вера объяснила ему, что теперь бурлаков нет, а вместо них баржи тянут маленькие пароходики.
   - Тогда хочу посмотреть пароходики, - пошёл на компромисс мальчик.
   Когда поезд, наконец, проходил по мосту через Волгу, пассажиры увидели буксир тянущий баржу.
   Миша залюбовался этим зрелищем и глубокомысленно произнёс: "Вот были бы ещё бурлаки, то мы бы их увидели". Эти слова вызвали улыбку у взрослых.
   Потом они с таким же нетерпением ждали переезда через Уральские горы, где папа обещал показать им пограничный столб между Европой и Азией. За окнами вагона то и дело мелькали выложенные на насыпях надписи: "Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство".
   В вагоне ехал молодой офицер, возвращавшийся из Германии. Он подарил Мише немецкую маленькую игрушечную машинку, точную копию "Опеля". С ней мальчик играл всю дорогу. Этому подарку была рада и Вера: брат не приставал к ней, и она могла спокойно читать купленные в Москве книжки.
   До Новосибирска поезд шёл почти шесть суток. Там барнаульский вагон отцепили и загнали в тупик. Только через пять часов его должны были прицепить к поезду Новосибирск - Ташкент. Этот поезд делал сорокаминутную остановку в Барнауле.
   У пассажиров оказалось много свободного времени, и они с удовольствием покинули вагон. После недельного пребывания в поезде было приятно размяться на свежем воздухе. Семья Товальских с аппетитом пообедала в вокзальном ресторане и отправилась знакомиться с городом. Основной целью прогулки было знакомство с главной достопримечательностью Новосибирска - новым зданием оперного театра. Оно действительно оказалось очень красивым.
   В назначенное время путешественники вернулись на вокзал, их вагон уже был прицеплен к ташкентскому составу и через восемь часов они прибыли к цели своей поездки, в город Барнаул.
  
  
  
  
  

Глава 22

  
   В Барнауле новому зав. кафедрой выделили две комнаты в двухэтажном деревянном доме. Дом был похож на большой скворечник. Такой вид ему придавала пристройка над вторым этажом, использовавшаяся как чердак. Все удобства располагались во дворе. Этим новое жильё ничем не отличалось от сельских квартир, в которых семья Товальских жила до войны.
   Дом стоял на берегу маленькой речушки "Барнаулки" - притоке Оби. Летом воды в ней было "по колено". Густая высокая трава, усеянная золотистыми одуванчиками, сбегала по крутым склонам к самой воде. Дети там играли в прятки и казаков-разбойников. Зимой река замерзала и превращалась в каток. А с покрытых снегом откосов ребята катались на лыжах и санках.
   Соседи охотно рассказали новым жильцам, что до революции этот дом принадлежал хозяину сереброплавильного завода, прилепившемуся к противоположному берегу Барнаулки. Сейчас в этом здании спичечная фабрика и никаким серебром там давно уже не пахнет.
   С особой гордостью старожилы сообщили, что на этом заводе работал Ползунов - изобретатель парового двигателя.
   - А разве его изобрёл не Джеймс Уатт? - возразил Дмитрий Петрович.
   - Конечно, нет! Не верите? Сходите в музей, там есть макет этого двигателя, - слегка обиделись соседи за своего земляка.
   Семья Товальских и так собиралась посетить краеведческий музей, чтобы лучше ознакомиться с краем, где им предстояло жить.
   В музее, как обычно летом, было немноголюдно. Работница музея, пожилая интеллигентная женщина, охотно, даже с некоторой радостью, ответила на вопрос Дмитрия Петровича: "Почему широкой публике неизвестно имя Ползунова и в мире изобретателем первого парового двигателя считается Джеймс Уатт"?
   - На самом деле Иван Иванович Ползунов изготовил в Барнауле свой двигатель гораздо раньше Уатта, - начала своё объяснение экскурсовод. - В декабре 1765 года прошли испытания "огненной машины". Сборка велась в огромном продуваемом со всех сторон сарае. Изобретатель простудился, заболел скоротечной чахоткой и вскоре скончался. После этого машина проработала три месяца и из-за каких-то неполадок была остановлена. Никто не захотел или может быть, не знал, как отремонтировать машину и она, простояв долгое время в бездействии, была разобрана.
   Джеймс Уатт сконструировал свой паровой двигатель на девять лет позже в 1774 году. Его паровая машина действительно нашла широкое применение в промышленности и совершила техническую революцию.
   Вот так произошла эта несправедливость. Ползунова забыли, а вся слава досталась англичанину, - закончила она свой рассказ.
   - Ну, в этом нужно винить не Уатта и не англичан, а царское правительство, - заметил Дмитрий Петрович.
   - В этом Вы правы, - согласилась женщина.
  
   Каждый день Дмитрий Петрович выходил из дома, шёл в противоположную от реки "Барнаулки" сторону, пересекал красивый сквер и подходил к двум большим белым двухэтажным корпусам. Ранее в них располагались краевые и городские административные здания, а с 1943 года поселился Алтайский сельскохозяйственный институт.
   Новый зав. кафедрой, конечно, волновался, готовясь к началу работы. Он был только поверхностно знаком со структурой и тематикой кафедры, которой ему предстояло заведовать. Весь его ВУЗовский опыт основывался на учёбе в Масловском институте селекции и семеноводства. И оценивать его работу он мог только с точки зрения студента. Дмитрий Петрович хорошо понимал, что для успешной работы он должен основательно ознакомиться с читаемыми его кафедрой курсами и постараться сделать это до того, как начнётся учебный год. Поэтому он с утра до вечера пропадал в институте.
   Кафедра селекции и семеноводства была небольшая: два старших преподавателя - Татьяна Григорьевна и Александр Степанович, ассистент Виктор Аркадьевич, все сотрудники звали его просто Витя и лаборантка Галя. Из них единственным опытным сотрудником была Татьяна Григорьевна, остальные были недавними выпускниками этого института.
   Татьяна Григорьевна очень помогла новому зав. кафедрой ознакомиться с организационными делами кафедры: отчётностью, оформлением различных документов и индивидуальных планов. Это чисто формальная работа не была новостью для Дмитрия Петровича. Подобными делами ему приходилось заниматься на Александровской селекционной станции.
   Другое дело - производственная деятельность кафедры. К составлению методик преподавания, разработке учебных программ, подготовке к лекциям, семинарам, лабораторным работам, консультациям, зачётам, экзаменам нужно было относиться серьёзно.
   Преподавательская работа оказалась очень не лёгкой. Никогда нельзя было заранее знать, сколько времени уйдёт на подготовку к занятиям. По некоторым курсам не существовало учебников или учебных пособий. При поиске нужных материалов часто возникали непредвиденные трудности. Когда проводились пленумы Центрального комитета партии и на них принимались решения по сельскому хозяйству, то приходилось менять учебные планы и подгонять их под эти решения.
   Дмитрий Петрович тщательно готовился к лекциям. Старался читать их простым языком, не спеша, чтобы студентам легко было записывать. По ходу лекции он делал много отступлений, стремился вызвать у слушателей улыбку или даже смех. Лектор знал, что рассмеявшись, человек становится добрее и счастливее.
   Студенты быстро оценили лектора, который может к месту пошутить. Даже на задних рядах переставали шептаться и играть в "морской бой". Молодёжь стала охотно посещать его лекции и лучше усваивать учебный материал.
  
   Незаметно подкрался новый 1947 год. Вся семья Дмитрия Петровича с нетерпением и надеждой ожидала встречи их первого в Барнауле Нового года. Так уж повелось, что люди ожидая наступления Нового года, надеются, что он принесёт им исполнение их заветных желаний.
   Вере хотелось поскорее закончить четвёртый класс и перейти в пятый, где изучают такие интересные предметы, как литература, история и география, а вместо элементарной арифметики появится загадочная алгебра. Миша готовился стать школьником. У их родителей была мечта - переехать в новую квартиру.
  
   Все желания семьи Товальских этот год исполнил!
   Вера хорошо закончила четвёртый класс и пошла в пятый. Миша стал учеником первого класса. Сбылась надежда и их родителей.
   Закончилось строительство дома для сотрудников сельхозинститута. Это был хороший трёхэтажный кирпичный дом в самом центре города. На каждом этаже - по четыре квартиры, в центре две трехкомнатные и в торцах по одной двухкомнатной. Хотя дом считался институтским, пять квартир из двенадцати взял себе город. Всё-таки институт, как заказчик, получил на две квартиры больше.
   Чтобы сгладить эту "несправедливость", было решено выделить городу на две трёхкомнатные квартиры больше, чем институту.
   На втором, самом престижном, этаже обе трёхкомнатные квартиры получили заведующие отделами краевого комитета партии - главной властной структуры края. Видимо, вселение таких высокопоставленных жильцов во многом объясняют столь сжатые сроки постройки дома и его выгодное расположение. Две двухкомнатные квартиры на этом этаже заняли семья зам. директора института Исаева и семья профессора Буйновского.
   Директору института ничего другого не оставалось, как довольствоваться трёхкомнатной квартирой на третьем этаже. Вторую трёхкомнатную квартиру получил бывший председатель крайисполкома. То есть он совсем недавно по своей должности был вторым человеком в крае и у него, как и у Первого секретаря крайкома был отдельный особняк. Когда его "ушли" на пенсию, особняк пришлось освободить для преемника.
   "Социальная справедливость" была соблюдена на первом, полуподвальном этаже. Одну трёхкомнатную квартиру получил не зав. кафедрой, не научный работник, а простой многодетный рабочий - институтский сантехник, большой любитель спиртных напитков. Когда он возвращался домой, изрядно подкрепившись любимым питьём, от него можно было услышать много интересного!
   Семья Товальских получила в этом доме двухкомнатную квартиру на третьем этаже. Таким образом, их соседями по лестничной площадке оказались директор института, бывший председатель крайисполкома и директор краевого драматического театра, получивший вторую двухкомнатную квартиру. Видимо, Дмитрий Петрович попал в такую компанию, благодаря своим военным заслугам. Среди заведующих кафедрами он был единственным фронтовиком, прошедшим всю войну. Тогда люди хорошо понимали разницу между кругами фронтового ада и, пусть даже тяжёлой, работой в тылу.
  
   Квартира оказалась очень хорошей. Печка была расположена так, что она обогревала сразу обе комнаты. Особую радость Нине доставила кухонная печь. Она мало "съедала" дров, долго держала тепло. Нина повесила на кухонное окно ситцевую занавеску, а на подоконник поставила два горшка с геранью. Она очень удобно разместила, здесь круглый стол и застелила его яркой клеёнкой. Кухня превратилось в самую уютную и тёплую комнату в квартире. Здесь по выходным дням вся семья любила собираться вместе и за вкусным обедом делиться своими успехами или обсуждать возникшие проблемы.
   В новой квартире Миша вдруг полюбил умываться. Причина этого оказалась очень простой. Он был в восторге оттого, что вместо привычного умывальника, был кран, из которого сколько угодно можно лить воду, и она никогда не кончается.
   Тогда в городе квартир с водопроводом и туалетом было очень мало, поэтому дом считался элитным. Он гордо возвышался среди окружавших его одноэтажных домиков и на их фоне казался "небоскрёбом"!
  
   Вскоре после переезда в новый дом Нина Григорьевна получила из Москвы письмо от своей сестры. Она сообщала, что окончила двухмесячные курсы и приобрела очень хорошую специальность косметолога. "Война закончилась, - писала Софа, - женщины стали следить за своей внешностью. В косметические кабинеты - очереди. Я записала тебя, Нина, на такие же курсы. Приезжай, не пожалеешь, - советовала сестра. - На всю жизнь будет хорошая специальность. Дима пару месяцев перебьётся без тебя, а детям возьми няню".
   После долгих обсуждений супруги решили последовать совету Софы. Детям нашли няню по имени Агрипина Филипповна. Это была пожилая неграмотная женщина. Она оказалась очень добрым человеком и стала почти членом семьи. Все её называли только по отчеству: Филипповна. Нина Григорьевна уехала в Москву, и Филипповна осталась за хозяйку.
   У неё было двое детей: сын и дочь. Сын жил в Затоне - пригороде Барнаула по другую сторону Оби. Добраться туда можно было только на катере. Он служил в рыбнадзоре и часто привозил на продажу разную рыбу, то щуку, то стерлядь, то осетровую, то кету. В магазинах такой рыбы не было.
   Дочка жила где-то на юге и Филипповна про неё говорила, что она "непутёвая".
   Когда ни приходил Дмитрий Петрович домой, он всегда заставал Мишу и его няню за игрой в карты. Они азартно "резались" то в "подкидного дурака", то в "пьяницу". Раньше его сын играть в карты не умел.
   Отец не очень одобрительно смотрел на картёжников и как-то достал с полки большую толстую книгу. Это была повесть Бориса Житкова "Что я видел", купленная им в Москве.
   - Ну-ка сынок, садись рядом со мной, будем учиться читать. Оказалось, что Миша знает все буквы и через пару дней, он уже умел складывать слова.
   Но книгой дело не ограничилось. Через несколько дней Дмитрий Петрович пришёл домой с плоской деревянной коробкой, разрисованной чёрными и белыми квадратами. Вера с Мишей с любопытством смотрели, как папа раскрыл её и высыпал на стол чёрные и белые деревянные фигурки. Это были шахматы.
   - Ты, сынок, научился играть в карты. Давайте теперь будем учиться играть в шахматы, - и он стал расставлять на доске фигурки. При этом он рассказывал, как эти фигурки называются, где они должны стоять в начале игры, как ими можно ходить и в чём состоит цель игры. Играть в шахматы Мише с Верой понравилось, и вскоре они стали заядлыми шахматистами! Тем не менее, Миша находил время и для игры с Филипповной в карты!
  
   Прошли, показавшиеся очень долгими, два с половиной месяца и Нина Григорьевна вернулась домой дипломированным косметологом. Она была приятно удивлена тем, что дети научились играть в шахматы, и Мишутка умеет читать. К её приезду он прочитал всю книгу Житкова. Конечно, она привезла всем подарки: Вере красивое платье, Мише костюмчик, Дмитрию Петровичу красивый пуловер и наручные часы, Филипповне яркий платок, а себе изумительной красоты панбархатное бордовое платье, вышитое мелким белым бисером. Все вещи были заграничные.
   - Где ты это всё взяла? - удивлённо спросил супруг.
   - Меня Софа познакомила со своей клиенткой - женой генерала. Он из Германии привёз вагоны разных вещей. Сейчас она всё это распродаёт. Я не удержалась, заняла у Софы денег и кое-что купила.
   Этим "кое-что" оказались шикарная пуховая перина, бархатный ковёр с оленями, фарфоровые чайник и конфетница, шёлковое покрывало, постельное бельё, ночные рубашки, комбинации, мужские подтяжки, запонки и другие мелочи.
   - И как же мы за всё это расплатимся? - полушутя, полусерьёзно спросил муж.
   - Теперь у меня есть хорошая специальность, я пойду работать, и мы сможем безболезненно отдать долг.
   Вскоре Нина Григорьевна открыла первый в городе косметический кабинет. Таких специалистов в Барнауле тогда ещё не было.
   Несмотря на заботы о проведении занятий и трату времени на организационные дела, Дмитрий Петрович не забывал и о подготовке к защите диссертации. Помимо всего прочего нужно было быть готовым на защите к ответу на любые возможные вопросы. Для этого требовалось следить за периодикой и всеми выходившими научными статьями по его теме.
   Деканом агрономического факультета работала профессор Фаина Михайловна Куперман. При первой же встрече Дмитрию Петровичу её лицо показалось знакомым.
   "Это и не мудрено, - подумал он. -Сельхозинститут находился в Пушкине, я там учился в аспирантуре, несложно было встретиться где-нибудь в городе". Потом он вспомнил, что к ним в отдел приходила молодая женщина и просила заведующего отделом дать рецензию на её кандидатскую диссертацию. Виктор Сергеевич называл её Фаиной.
   - Да это была я, - сказала Фаина Михайловна, когда новый зав. кафедрой поделился с ней своими воспоминаниями. - Я тогда перед моей первой защитой так волновалась, что никого кроме Виктора Сергеевича в отделе не видела.
   Дальше пошли воспоминания об известных учёных ВИРа, с которыми Фаина Михайловна была лично знакома. В институте растениеводства она защищала и докторскую. Была свидетелем травли Вавилова, сменившим его на посту президента ВАСХНИЛ Лысенко. Незаметно декан факультета и новый зав. кафедрой подружились семьями.
   Семья Фаины Михайловны состояла из мужа - профессора географии и сына на пару лет старше Веры. Такой малолетний сын вызвал удивление у Нины Григорьевны, но спросить у новой знакомой какой у неё этот брак: второй или поздний, она не решилась. Декан факультета была на десять лет старше Дмитрия Петровича.
   Выбрав удачный момент, новый зав. кафедрой обратился к профессору Куперман с просьбой ознакомиться с его диссертацией и сделать свои замечания.
   Через неделю она вернула работу со словами: "Диссертация у Вас толковая по своей сути и содержанию, но форму её нужно привести в соответствие с моментом".
   - Что Вы, Фаина Михайловна, имеете в виду? - спросил соискатель степени.
   - У вас в диссертации нет ни одной цитаты товарища Сталина, подтверждающих правильность Ваших выводов. Обязательно нужно подобрать несколько высказываний более или менее подходящих к соответствующим местам. Если таких в научной работе не будет, то в учёном совете всегда найдутся люди, которые укажут на политическую безграмотность диссертанта и назовут его идеологически чуждым элементом недостойным высокого звания учёного.
   - Неужели такое бывает? - удивлённо спросил Дмитрий Петрович.
   - Ещё как бывает! Как правило, такие людишки в науке ничего собой не представляют, а делают карьеру на борьбе за чистоту политической идеологии, попутно "топя" других людей.
   Неплохо также привести пару цитат из работ Лысенко. Он ведь президент ВАСХНИЛ, руководитель сельскохозяйственной науки в стране. В учёных советах сейчас большинство его последователей. Можно вставить в середине Вашей работы что-нибудь про Мичурина. Диссертацию это не испортит.
   - Я как-то не подумал об этих вещах, - немного смутившись, сказал диссертант. - Я Вам, Фаина Михайловна очень благодарен.
   - Не стоит. Переработайте свою диссертацию с учётом моих замечаний. Я её снова просмотрю и напишу рецензию. Она вам не помешает, меня в учёном совете ВИРа знают.
  
   Наконец диссертация отредактирована, на неё получены обстоятельные рецензии, на разосланные авторефераты пришли положительные отзывы.
   Дмитрий Петрович, заметно волнуясь, отправился в Ленинград представлять на суд учёного совета Всесоюзного института растениеводства свою диссертацию. К его удивлению защита прошла довольно спокойно. Очень хорошо говорили оппоненты, подчёркнутые ими недостатки диссертации скорее свидетельствовали в её пользу. Особенно хорошо выступил его друг Виктор Сидоров. В результате, при голосовании было вброшено только два чёрных шара, остальные высказались за утверждение диссертации соискателя учёной степени.
   Вскоре Высшая аттестационная комиссия (ВАК) утвердила решение учёного совета ВИРа о присуждении Товальскому Дмитрию Петровичу учёной степени кандидата сельскохозяйственных наук. После этого учёный совет Алтайского сельхозинститута присвоил новоиспеченному кандидату наук звание доцента.
   Всё это дало не только значительную прибавку к зарплате, но и дополнительные бытовые блага. Дмитрий Петрович, как заведующий кафедрой и учёный, получил "лимитку" в специальный распределитель, где можно было раз в неделю купить определённый набор продуктов, которых не было в обычных магазинах.
   Сейчас это может показаться странным, но тогда страна жила в условиях страшного дефицита товаров и продуктов. Хлеб выдавался по карточкам и за ним выстраивались огромные очереди.
  
   С огромным аппетитом дети уплетали говяжью печенку, купленную Ниной Григорьевной при первом посещении распределителя! Она её пожарила в сметане, купленной там же. Этот деликатес имел необыкновенный вкус.
   Раньше ребята считали самыми вкусными вещами омлет из яичного порошка и консервированную баночную ветчину, которую в Выборге их папа получал из американской гуманитарной помощи, как офицер.
   Теперь Вера с Мишей каждую неделю с нетерпением ждали дня, когда мама отправится в распределитель. Эти дни приносили им всё новые приятные открытия. Раньше они считали, что нет ничего вкуснее конфет, сваренных из сгущённого молока, полученного всё из той же гуманитарной помощи. Сейчас же каждую неделю мама приносила, необыкновенно вкусные вещи, о существовании которых они даже не подозревали. То она принесёт белые сдобные булочки, они казалось, сами таяли во рту. В другой раз дети получали плитку шоколада в красивой обертке с таинственной надписью "ванильный", и уж совсем был праздник, когда из маминой сумки извлекалось необыкновенно вкусные пирожные "эклер".
   Как говорил товарищ Сталин: "Жить стало лучше, жить стало веселей"!
  

Глава 23

  
   Все сотрудники и студенты института с нетерпением ждали наступления Нового 1948 года. Конечно, люди каждый год ждут наступление новогоднего праздника. Но в этот раз нетерпения добавляло то, что к этой дате в институте готовилась постановка оперы Даргомыжского "Русалка". В местном масштабе это было большое событие, его долго ждали, о нём много говорили. Большинство студентов, особенно приехавших из сибирских сёл, никогда не слышали никаких опер. Им было просто интересно посмотреть, что это такое и "с чем его едят".
   Инициатором, постановщиком и режиссером этого спектакля была жена профессора Буйновского Наталья Николаевна. Она имела консерваторское образование и обладала хорошим голосом. Музыкальное сопровождение обеспечивал великолепно игравший на пианино профессор Орловский. Оба они - бывшие ленинградцы, большие любители оперы и классической музыки. Опера ставилась силами преподавателей и студентов. Роль главной героини Наташи взяла себе её тёзка - инициатор постановки. Позже она призналась, что спеть Наташу в "Русалке" была её мечта со студенческих лет. Князя пел очень красивый студент четвёртого курса Володя Ворожбитов. Жену князя пела молодая преподавательница английского языка. Она вышла замуж за студента последнего курса Аксёнова. Впоследствии он занял высокий пост - секретаря по сельскому хозяйству краевого комитета партии.
   Как зачарованные зрители слушали эту чудесную сказку. Кто-то наслаждался волшебной музыкой, а кто-то, может быть, примерял судьбу героев на себя. Ведь если отбросить сказочные сцены, то это будет банальный жизненный сюжет.
   Молодая бедная девушка влюбляется в богатого князя. Тот, как говорится, "поматросил", да и бросил. Девушка уже ждала ребёнка, а герой романа женился по расчёту на богатой девушке...
   Постановка никого не оставила равнодушным. Оперу ставили три раза в институтском актовом зале, и каждый раз он был забит до отказа. Многие зрители не пропустили ни одного спектакля. В их числе были Вера и Миша. Они приходили задолго до начала спектакля и занимали места в первом ряду.
  
   Вскоре после наступления нового года в институте началась горячая ответственная пора - зимняя сессия. Дмитрий Петрович преподавал уже второй год, но экзаменационная сессия по-прежнему волновала его. Ему было очень важно узнать, как молодые люди усвоили его предметы, сумел ли он заинтересовать студентов своими лекциями.
   Доцент Товальский не был строгим преподавателем, не стремился завалить студента, но всегда старался выяснить понимает ли тот суть предмета или просто вызубрил билет. За это его любили студенты.
  
   Казалось, что всё идёт как обычно, люди начали привыкать к мирной спокойной жизни. Но оказалось, что не всё так просто: в стране назревали судьбоносные события.
   Как потом стало понятно, всё началось в середине января с гибели Соломона Михоэлса - известного актёра, главного режиссёра еврейского театра (ГОСЕТ), руководителя еврейского антифашистского комитета. Ему устроили пышные государственные похороны, театру было присвоено его имя. Об этом событии подробно писали все газеты.
   Дмитрий Петрович, прочитав репортаж о прощании с народным артистом, сказал жене: "Мне кажется, что здесь не всё чисто. Михоэлс слишком много знал, был за границей, выступал за создание еврейской автономии в Крыму..."
   - Дима, я тебя очень прошу: не делись ни с кем своими мыслями. В газетах написано: несчастный случай, значит так. А там случай, не случай, тебя не касается. У тебя двое детей, - прервала Нина рассуждения мужа.
  
   Однажды майским утром Дмитрий Петрович достал из почтового ящика газету "Правда".
   - Нина! Смотри! - позвал он жену, готовившую на кухне завтрак. - На Ближнем Востоке образовано еврейское государство Израиль, и Советский Союз признал его в полном объёме де-юре.
   - Неизвестно, во что это выльется, - не разделила восторг мужа Нина. - Ты же сам рассказывал, что есть негласное распоряжение не принимать немцев в институт, потому что у них есть государство. Так и евреи могут теперь стать народом, проживающем в чужой стране.
   - Какая же она для нас чужая, - возразил Дмитрий Петрович. - Мы и наши предки родились здесь. У нас нет другой культуры и языка. А сколько евреев сложили голову в войну!
   - Всё это так, - согласилась жена. - Я очень хочу, чтобы ты оказался прав. Но ведь немцы, которых не принимают в институты, тоже родились тут.
   Женская интуиция не подвела Нину. Она не знала, да и не могла знать, что уже существует секретная директива предписывающая вывести евреев из высших органов власти, чтобы не допустить их влияния на политику страны. Пока что их просто переводили под различными предлогами на другую работу, обычно руководителями каких-нибудь предприятий или организаций. Для подавляющего большинства жителей страны жизнь текла по-прежнему, никаких изменений не чувствовалось. Все грядущие события ещё вынашивались в тиши кремлёвских кабинетов.
  
   Первыми серьёзные изменения почувствовали научные работники сельского хозяйства.
   В августе состоялась сессия академии сельскохозяйственных наук (ВАСХНИЛ). На повестке дня стоял вопрос о положении в биологической науке. Казалось бы, обыкновенное подведение итогов и анализ существующего положения. Необычным было только то, что заранее никто не знал о подготовке этой сессии. Не знала об этом ни Академия Наук, вероятно потому, что её президентом был С.И. Вавилов - брат репрессированного Н.И. Вавилова, не знали многие академики ВАСХНИЛ - противники Лысенко. Как стало впоследствии известно, эта сессия созывалась с прямого одобрения Сталина.
   Большинство выступающих на сессии обрушились с грубыми нападками на генетику. Её обвиняли не только в отрыве от практики и в пренебрежении к наследию Тимирязева и Мичурина, но в прямом вредительстве и в низкопоклонстве перед Западом. Лысенко в своём выступлении назвал науку о генетике "продажной девкой империализма".
   - Если бы не так называемые "генетики", -говорили ораторы, - то замечательные открытия Трофима Денисовича и его последователей уже завалили бы страну дешёвым и качественным продовольствием!
   Некоторые учёные, выступили против профанации науки. Особенно рьяно защищали генетику Раппопорт и Немчинов. Однако всё оказалось впустую, результат был предрешён заранее. Академика Лысенко полностью поддерживал Сталин, и все попытки указать на несостоятельность теории Президента ВАСХНИЛ решительно пресекались. Критика Лысенко стала считаться почти равнозначной критике Советской власти. В адрес защитников генетики прозвучали предупреждения: учёным и их близким угрожали не только увольнением с работы, но и потерей свободы и безопасности.
   В результате все, кроме Раппопорта и Немчинова, выступили с покаянными заявлениями. Установилась монополия одного направления в науке. Между собой учёные говорили, что сельскохозяйственная наука "облысела".
   Материалы сессии широко освещались в прессе. Выступления сторонников Лысенко изучались на обязательных политзанятиях. Миллионам советских людей, далёким от биологии, стали известны, правда, в отрицательном смысле, имена основоположников генетики Менделя, Моргана, Вейсмана. Сторонников их теории стали презрительно называть "менделистами-морганистами" или "морганистами-вейсманистами". Эти слова стали ругательными.
   Августовская сессия ВАСХНИЛ окончательно завершила разгром генетики в стране. Были проведены массовые увольнения генетиков из всех научно-исследовательских учреждений. В крупных ВУЗах практически полностью сменили состав преподавателей "Основ дарвинизма" и других биологических наук. Многие генетики были арестованы.
   Конечно же, все преподаватели института внимательно следили за работой сессии. Дмитрий Петрович старался не пропустить ни одной публикации об этом форуме.
  
   Как-то в конце сентября Фаина Михайловна пригласила его с Ниной зайти к ним вечером на чашку чая.
   - Только приходите обязательно, - сказала она.
   Намёк был понят, и вечером чета Товальских ужинала с семьёй декана факультета.
   - Можно, я похищу на часок Вашего мужа? - обратилась она к Нине Григорьевне и профессор с доцентом уединились в соседней комнате.
   - Вы, Дмитрий Петрович, конечно, знаете, что в центральных ВУЗах уволили всех преподавателей - противников Трофима Денисовича. Уволили - это в лучшем случае.
   - Да, кое-что слышал, - ответил собеседник.
   - Так вот, понятно, что если людей увольняют, то образуются вакансии.
   Дмитрий Петрович согласно кивнул головой и немного насторожился.
   - Не буду Вас томить. Мне предложили переехать в Москву и занять должность заведующего кафедрой на биофаке МГУ. Я дала согласие.
   - Это великолепно заведовать кафедрой в главном университете страны, - искренне вырвалось у собеседника. - Я Вас, Фаина Михайловна, от души поздравляю, но нам Вас будет очень не хватать.
   - Я говорила с Иваном Георгиевичем, - продолжала будущая москвичка, - и рекомендовала ему Вашу кандидатуру на должность декана.
   Дмитрий Петрович удивлённо посмотрел на собеседницу и с нескрываемым волнением сказал: - Не знаю, справлюсь, ли я. Всё это так неожиданно.
   - Нисколько не сомневаюсь, справитесь, - уверенно сказала Фаина Михайловна. - Вы же раньше не были зав. кафедрой и преподавателем ВУЗа, а справились. И должна заметить, справились лучше многих.
   - Я думаю, Вы преувеличиваете, - с присущей ему скромностью возразил собеседник.
   - Нисколько! Само собой, разумеется, - продолжала профессор, - Вам придётся вместо меня читать курс "Основы дарвинизма". Я понимаю, что теперь это будет очень не просто.
   - И теперь мы должны учить студентов, что приобретённые признаки наследуются?
   - Безусловно! Это теперь официально признанное направление науки.
   - Но мы же понимаем, что это не так!
   - Конечно, - засмеялась собеседница. - Какие у меня могут быть сомнения, если я в этом убедилась на собственном опыте дважды. Первый раз, когда удостоверилась, что родилась, прошу прощения, девственницей, хотя моя мама, бабушка и все прапрабабушки выходя замуж, теряли невинность! Второй раз, когда увидела, что мой сын родился необрезанным, хотя все его предки по мужской линии, сами понимаете!
   Собеседник от души расхохотался.
   - Вы знаете, Дмитрий Петрович, в народе говорят: "Против лома нет приёма".
   - Конечно, - ответил тот.
   - Поэтому, публично выступать против политики властей - это всё равно, что плевать против ветра, - мудро заметила Фаина Михайловна. - Сейчас нужно, как говорят, не высовываться. Это бесполезно! Конечно, Раппопорт - герой, но он своим поступком ничего не изменил, только навредил себе и своей семье. Я считаю неразумным талантливым людям гробить свою жизнь в борьбе с ничтожествами.
   - Что же делать?
   - Я уже сказала: не высовываться. Лженаука не может существовать вечно. Когда страна ощутит острую нехватку продовольствия, тогда придётся признать псевдонаучность теоретических построений, одобренных на последней сессии ВАСХНИЛ. И наука о генетике займёт подобающее ей место.
   - Это всё так, но как же мне преподавать дарвинизм, не затрагивая теорию наследственности? - спросил Дмитрий Петрович.
   - Почему не затрагивая? Затрагивайте. Только не с точки зрения "буржуазной генетической теории", а в соответствии с видением этого вопроса академиком Лысенко, основанного на учениях Дарвина, Тимирязева и Мичурина, - с серьёзным видом сказала профессор. - Можете в своих лекциях ссылаться на Ламарка, у Лысенко сходные с ним взгляды, - продолжала она. - Президент ВАСХНИЛ убедительно доказал, что изменение организма не столько связано с наследственностью, сколько с воздействием внешней среды и питанием. Путём особого "воспитания" организмов можно добиться получения направленных наследуемых изменений.
   - Вот так, в таком духе надо читать теперь лекции о дарвинизме, - с улыбкой закончила свой "мастер-класс" профессор. - Да что я Вас учу. Вы всё это читали в материалах сессии.
   Кстати, Вы не обратили внимания, что теория Лысенко ни в чём не противоречит марксистско-ленинской философии?
   - Да, мне это бросилось в глаза. Думаю, это в большой степени определяет её успех.
   - Вы совершенно правы, - согласилась собеседница. - Пойдёмте к нашим супругам, а то мы совсем заболтались.
  
   Вскоре Фаина Михайловна уехала в Москву. Дмитрия Петровича назначили деканом агрономического факультета. С этим назначением прибавилось много работы. Нужно было вникать в тематику и деятельность всех кафедр факультета. Приходилось заниматься административными вопросами, улаживать конфликты между кафедрами, разрешать пересдачу зачётов и экзаменов студентам, назначать стипендии и так далее.
   Если раньше можно было обращаться за советом по любому вопросу к Фаине Михайловне, то теперь все шли за советами к нему. Дмитрий Петрович старался ко всем относиться внимательно и по-дружески. Люди это оценили.
   Помимо новой должности нужно было осваивать и новый для него курс лекций по "Основам дарвинизма". Впрочем, после августовской сессии ВАСХНИЛ новым этот курс стал для всех преподавателей предмета.
   Дмитрий Петрович понимал, что увлечь студентов и провести аудиторию за собой можно, если преподаватель любит и знает свой предмет.
   "Не знаю смогу ли я полюбить этот предмет в современной трактовке, но, по крайней мере, я должен знать его и уметь интересно о нём рассказывать" - решил лектор. И он окунулся в изучение первоисточников: работ Дарвина, Тимирязева, Мичурина и Лысенко.
   Изучая работы Мичурина, преподаватель с удивлением обнаружил, что знаменитый селекционер, никогда не абсолютизировал влияние окружающей среды на наследственность. Он увидел, что мичуринская агробиология в трактовке Лысенко и его последователей основывалась только на ранних работах Мичурина. Поздние работы, в которых великий садовод писал, что опыты, поставленные им для опровержения законов Менделя, на самом деле подтвердили их, просто замалчивались.
   Дмитрий Петрович поставил на полку последний том красиво изданного четырёхтомника работ И.В.Мичурина и начал писать конспект лекций по основам дарвинизма.
  

Глава 24

  
   Августовской сессией ВАСХНИЛ "сюрпризы" года не прекратились. В конце ноября решением Бюро Совета Министров СССР была полностью прекращена работа Еврейского антифашистского комитета. Его закрытие обосновывалось якобы превращением этой организации в "центр антисоветской пропаганды". Меньше чем через месяц был арестован председатель этого комитета Ицик Фефер и с ним за компанию директор Еврейского театра, очень популярный актёр Вениамин Зускин. На этом дело не закончилось. В начале нового 1949 года было арестовано ещё несколько десятков членов Еврейского антифашистского комитета. Их обвинили в буржуазном национализме, космополитизме и планировании создать еврейскую республику в Крыму, что будто бы соответствовало американским интересам.
   Все средства массовой информации начали широкую пропагандистскую компанию против, так называемых, безродных космополитов, под которыми явно имели в виду советских евреев. Им вменялось в вину враждебное отношение к патриотическим чувствам советских граждан и преклонение перед всем иностранным. В "анти патриотизме" обвинялся каждый, кто не был уверен в безусловном превосходстве Советского Союза над Западом.
   Результаты этой травли не замедлили сказаться. Начались увольнения евреев с постов и должностей, временами плавно переходящие в аресты.
   Евреи не знали что делать, как себя вести. Однажды заведующий кафедрой агрономической химии Баркан и доцент Шлемович зашли к Дмитрию Петровичу.
   - Вы ближе всего к начальству, - начали они разговор. Больше нам посоветоваться не с кем. Как Вы думаете, что с нами будет? Как нам жить дальше?
   - Во что выльется эта катавасия, я знаю не больше вас, - ответил декан факультета. - Если бы это было в прежние времена, и если бы я был верующий, то сказал бы, что Всевышний нас не оставит. Но то, что произошло с евреями во время войны, в какой-то мере поколебало это убеждение. Поэтому я могу вам только сказать: "Продолжайте спокойно работать, заниматься наукой и надеяться, что эта компания когда-то закончится". Как говорил древний мудрец: "Всё проходит. Пройдёт и это". Будем ему верить...
  
   В феврале вышло постановление ЦКВКП (б) о роспуске объединений еврейских советских писателей в Москве, Киеве, Минске и закрытии еврейских альманахов. Были закрыты все еврейские музеи. Справедливости ради надо заметить, что закрылись не только еврейские музеи. Был закрыт и музей нового западного искусства "за буржуазность". Было ликвидировано Московское государственное еврейское театральное училище им. Михоэлса, и все существовавшие в стране еврейские театры. Прекратились передачи московского радио на идиш.
   Толчком ко всем этим акциям великодержавного шовинизма послужил тост Сталина, где он назвал русский народ "наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза". Он назвал русский народ "старшим и могучим братом в семье советских народов".
   Дмитрий Петрович понимал, что послевоенная эйфория закончилась. Международная обстановка значительно обострилась. Соединённые Штаты Америки и Англия из союзников превратились во врагов. Был создан военный блок западных стран НАТО. Израиль не оправдал надежды Сталина, предполагавшего превратить эту страну в своего сателлита.
  
   Всегда во всех неудачах должен быть кто-то "назначен" виноватым. Особенно мудрствовать, здесь не требовалось. Существовал многовековой опыт обвинения евреев во всех бедах. Власти не стали оригинальничать и крайними, как обычно, оказались евреи. Их стали обвинять в отсутствии патриотизма и нелояльности к советскому государству. Заставили почувствовать себя гражданами второго сорта. В то же время, вырази кто-нибудь из них желание покинуть страну и уехать на свою историческую родину, его бы без проволочек отправили в "противоположную сторону".
   Что мог противопоставить мощной государственной машине простой преподаватель сибирского ВУЗа, даже если занимал должность декана факультета? Он был всего лишь, как назвал тов. Сталин советского человека, "винтиком системы". В настоящее время они с женой ждали появление в семье ещё одного "винтика".
   Дмитрий Петрович, помня поговорку: "Против лома нет приёма", продолжал добросовестно выполнять свои обязанности декана и преподавателя. В лекциях не забывал цитировать, наряду с признанными в стране научными корифеями, высказывания товарища Сталина и других партийных вождей. И пока его никто не трогал. Может быть, его оставляли в покое потому, что до Сибири не дошла очередь, может быть потому, что с сельским хозяйством разобрались в прошлом году после августовской сессией ВАСХНИЛ. Более вероятным было то, что сначала решили разобраться с "ХЛАМом"*, а уж потом взяться за остальных.
   После разгрома антифашистского комитета следующими в безродном космополитизме были объявлены критики Всероссийского театрального общества (в основном евреи), которые не очень "комплементарно" отозвались о пьесах светил соцреализма. Затем последовали обвинения против еврейских писателей. От авторов требовали раскрывать псевдонимы и указывать свои еврейские фамилии.
  
   Тем не менее, жизнь шла своим чередом и 30-го апреля 1949 года накануне 1-го мая - "Дня солидарности трудящихся всех стран" - одного из самых больших праздников страны, декану агрономического факультета поручили сделать доклад на торжественном собрании, посвящённом празднику.
   ----------------------
   * ХЛАМ - этой аббревиатурой в шутку обозначали творческих работников: художников, литераторов, артистов, музыкантов.
   Во время доклада оратору положили на трибуну записку.
   Дмитрий Петрович бегло взглянул на неё и остановился на полуслове.
   - Товарищи! - взволновано обратился он к залу. - Мне только что сообщили: у меня родился сын.
   В ответ зал оживился, раздались дружные аплодисменты.
   - Благодарю вас! - улыбнулся Дмитрий Петрович.
   Он не помнил, как закончил доклад, все его мысли были рядом с Ниной.
  
   Накануне "Дня Победы" Дмитрий Петрович забрал жену с сыном из роддома. Вера и Миша с нетерпением ждали встречи со своим младшим братиком. После долгих обсуждений мальчика решили назвать в честь Нининого папы Гришей.
  
   Первым испытал на себе "мудрую" политику партии борьбы с космополитизмом Миша. После рождения Гриши, было решено на лето отправить Веру с Мишей в пионерские лагеря. Лагерь, куда попал Миша, оказался прямо скажем не из лучших. Ребята были предоставлены сами себе и не знали, чем заняться. С Мишей подружился мальчик на три года старше его. Витя, так звали этого парня, был из простой русской семьи. По каким критериям он выбрал Мишу в друзья, было не понятно. Вероятно, он нашёл в нём благодарного слушателя. А ему было, что рассказать.
   Нет, все его истории не были пересказом прочитанных книг. Его знания были почерпнуты из пьяных тирад отца, его перепалок с матерью, в которых далеко не всегда использовался литературный лексикон. Сведения о жизни он также получал, слушая разговоры между соседями по бараку.
   Мишу он привлёк тем, что в первый же день ловко перелез через забор колхозного сада и набрал там полную кепку малины. С такими ребятами он ещё не встречался.
   - Пацан! Дуй сюда! - махнул он Мише.
   Малина и стала началом этой странной дружбы.
  
   Как-то Витя спросил товарища: "Ты кто"?
   Как кто?- удивился Миша.
   - Я тебя спрашиваю: кто ты по нации?
   - Как это по нации? - снова удивился мальчик. Он вообще не знал, что такое национальность, в семье эти вопросы никогда не обсуждались. Миша знал, что существуют разные народы, но он считал, что все они живут в своих странах. На Украине живут украинцы, в Киргизии - киргизы, во Франции - французы и т.д. Он искренне считал, что если он живёт в России, то значит он русский.
   - Ну, как, как! - возмутился Витя. - Ты что совсем "ку-ку". Вот я, например, русский. А ты кто - русский, татарин, еврей или ещё кто?
   - Русский, - не задумываясь, ответил Миша.
   - Это хорошо, - сказал товарищ.
   В один из выходных дней к Мише приехали родители и привезли много вкусных вещей. К Вите никто не приехал, и он провёл весь день с Мишей и его родителями. С аппетитом уплетал пирожки, печенье, конфеты, не забывая всё хвалить и говорить: "Большое спасибо".
   Когда родители уехали, ребята доели остатки гостинцев, и Витя с серьёзным видом сказал: "Не хорошо обманывать старших. Почему ты не сказал, что ты еврей!"
   - Я русский, - попытался оправдаться Миша.
   - Какой же ты русский? Я видел твоих родителей, они евреи. Значит и ты еврей, - и он залепил Мише увесистую оплеуху.
   - За что? - чуть не плача удивлённо спросил мальчик.
   - Знаю за что, - ответил бывший товарищ и сильно избил Мишу.
   На следующий день Витя поджидал свою жертву.
   - Ну, как пацан, какой ты нации? - ухмыльнулся хулиган.
   - Еврей, - ответил мальчик.
   - Правильно, - похвалил Витя. - А с евреями знаешь, что делают?
   - Что? - спросил Миша.
   - Бьют! - снова ухмыльнулся бывший товарищ и опять отколотил его.
   - Если кому пожалуешься, убью совсем, и никогда не увидишь своих жидовских родителей, - предупредил он.
   Миша старался избегать бывшего приятеля, но того охватил азарт охотника и он с настойчивостью, достойной лучшего применения, выслеживал мальчика.
   И Миша не смог этого выдержать. Он достал со дна чемодана конверт с заполненным адресом, и написал домой письмо.
   "Мамочка и папочка, заберите меня скорей отсюда. Меня почти каждый день избивает Витька за то, что я еврей. Он говорит, что если я на него пожалуюсь, то он совсем убьёт меня".
   Родители очень расстроились, прочитав это письмо. Нина Григорьевна сказала: "Мне он показался простоватым и недалёким парнем, а оказалось вот что".
   - Что простоватый и недалёкий это не страшно. Страшно то, что он с детства заражён антисемитизмом - с горечью произнёс муж. - Я видел, что он не по-доброму смотрел на нас.
   Родители решили немедленно забрать Мишу, и в тот же день Дмитрий Петрович поехал в лагерь и привёз сына домой.
   Виктор, увидев Мишиного отца, пулей рванул к оврагу, спрятался там и не выходил, пока не убедился, что опасность миновала.
  
   Борьба с космополитизмом сопровождалась борьбой за русские и советские приоритеты в области научных открытий и изобретений. Объяснялось, что в возникновении преклонения всему иностранному виноваты французы и немцы, бывшие до революции учителями, воспитателями, гувернёрами. Они внушили своим воспитанникам благоговение перед Западом и пренебрежение ко всему, что делалось в России. Поэтому советские учёные и интеллигенция должны исправить положение и отстоять доброе имя России, вернуть её науке подобающее ей место.
   Чтобы доказать русские приоритеты наиболее рьяные борцы за отечественную науку не брезговали ничем и часто прибегали к прямой фальсификации. Так откуда-то был вытащен миф о подьячем Крякутном, якобы первым в мире построившем воздушный шар. Вместо братьев Райт пионером самолётостроения был признан Можайский, хотя его самолёт с паровым двигателем, несмотря на все усилия, так и не взлетел.
   Эдисон по их версии воспользовался изобретениями Лодыгина и Яблочкова, Маркони присвоил открытие Попова. Кто-то "выкопал", что первый в мире велосипед изобрёл уральский крестьянин Артамонов. Кто-то приписывал изобретение паровоза отцу и сыну Черепановым.
   Стремление приписать русский приоритет большинству фундаментальных изобретений послужило пищей для анекдотов о "России - родине слонов"
   Ссылки в научных работах на современных зарубежных авторов считались "низкопоклонством перед Западом". По этому поводу физики шутили: "Нужно вместо Эйнштейна писать Однокамушкин"! (буквальный перевод фамилии).
  
   В 1951 году в Алтайском сельхозинституте произошла смена руководства. Директор института Иван Георгиевич Михеев ушёл, вернее, был отправлен на пенсию. Вместо него директором института стал молодой тридцатидевятилетний зав. кафедрой из Омска, доцент Евгений Николаевич Давыдов.
   С жильём в те времена, положение было очень тяжёлое. Но новому директору и его семье нужно было предоставить подходящую жилплощадь. И тут, как иногда бывает, помог случай. Зам. директора института Исаев уехал на работу в свой родной Саратов. Двухкомнатная квартира на втором этаже институтского дома освободилась. В эту квартиру и въехал Евгений Николаевич с женой Галиной Александровной, тёщей Лидией Павловной и сыном Виктором. Галина Александровна тоже имела учёную степень кандидата наук и научное звание доцента.
   Будучи потомственным интеллегентом, Евгений Николаевич был совсем не похож на типичного советского директора: хамоватого, уверенного в себе, безапелляционного, не терпящего возражений. Он был мягким, деликатным человеком, ко всем относился вежливо и с уважением. В этом они были очень похожи с Дмитрием Петровичем.
   Говорят, что избирательная вежливость - отличительная черта плебеев. Ни Евгений Николаевич, ни Дмитрий Петрович не были людьми избирательной вежливости. Может быть поэтому, а может быть потому, что они были одного возраста, семья Давыдовых и семья Товальских очень быстро нашли общий язык, и вскоре стали большими друзьями. Все события и праздники они теперь отмечали вместе.
   Как-то на встрече Нового года, когда включили музыку и начались танцы, взрослые вдруг с удивлением увидели, что Виктор пригласил Веру на вальс. Это было впервые. Раньше он никогда на это не осмеливался. Они танцевали вместе весь вечер. Родители многозначительно переглядывались и одобрительно улыбались.
   - Хорошо если бы в будущем у них что-то получилось, - сказала Галина Александровна.
   - Да, они хорошая пара, - поддержала её Нина Григорьевна.
   Виктор был всего на один год старше Веры.
  
   В стране, после некоторого спада, снова усилилась компания антисемитизма. Дело антифашистского комитета вступило в завершающую фазу. 12-го августа 1952 года тринадцать членов этого комитета были расстреляны. Среди казнённых оказались такие крупнейшие еврейские литераторы, как Л.Квитко, П. Маркиш, Д. Бергельсон, Д. Гофштейн.
   Ты знаешь, - обратился Дмитрий Петрович к жене, прочитав это сообщение. - У нас в дивизионной библиотеке был роман Фейхтвангера "Изгнание". Я люблю этого автора, и когда удавалось выкроить свободное время, запоем читал его. Меня поразил эпиграф ко второй книге романа. Это был сонет Шекспира. Он меня так поразил, что эти строки сами собой врезались мне в память.
  
   Я смерть зову, глядеть не в силах боле,
   Как гибнет в нищете достойный муж,
   А негодяй живёт в красе и холе;
   Как топчется доверье чистых душ,
   Как целомудрию грозят позором,
   Как почести мерзавцам воздают,
   Как сила никнет перед наглым взором,
   Как всюду в жизни торжествует плут,
   Как над искусством произвол глумится,
   Как правит недомыслие умом,
   Как в лапах зла мучительно томится
   Всё то, что называем мы Добром.
  
   Возможно, я тогда так глубоко не понимал эти стихи как сейчас. Но они запали мне в душу.
   - Сильные стихи, - восхитилась Нина. - И злободневные. Как будто сегодня написанные.
   - В том-то и дело, - вздохнул Дмитрий. - А ведь написаны они почти четыреста лет назад. Ничего не меняется. К сожалению.
  
   Как бы подтверждая правоту классика, органы госбезопасности вплотную приступили к разработке, так называемого, "Дела врачей". Данное дело впрямую продолжало компанию по борьбе с космополитизмом, имевшую откровенно антисемитские формы. В отличие от предыдущей компании, в которой евреи скорее подразумевались, чем назывались непосредственно, теперь пропаганда всё называла своими именами и прямо указывала на евреев. Евреи изображались в виде мошенников и сторонников буржуазного образа жизни. Советскую прессу захлестнула волна фельетонов, посвящённых разоблачению истинных или мнимых тёмных дел лиц, в которых безошибочно угадывались евреи. Чтобы уж совсем не оставалось сомнений, указывались еврейские фамилии, имена и отчества. Всё это усилило волну антисемитских настроений и подготовило благодатную почву для сообщения об аресте группы врачей, обвинённых в антисоветском заговоре и в убийстве ряда высокопоставленных деятелей.
   В сообщении говорилось, что они были завербованы еврейской националистической организацией "Джойнт", созданной американской разведкой якобы для оказания материальной помощи евреям в других странах.
   Видимо, в связи с тем, что среди арестованных врачей был главный терапевт армии генерал-майор медицинской службы М.С. Вовси, решили включить в число участников заговора и его двоюродного брата С.М.Михоэлса, погибшего пять лет назад в "автомобильной катастрофе".
   По стране поползли слухи, что громкий процесс врачей должен стать сигналом для массовых антисемитских компаний и депортации всех евреев в Сибирь и на Дальний Восток. Говорили, что уже подготовлено письмо видных деятелей культуры, в котором они призывали советское руководство оградить предателей и безродных космополитов еврейского происхождения от справедливого народного гнева и поселить их в Сибири.
  
   Обсуждать сложившуюся ситуацию Дмитрий Петрович мог только с женой и то лишь ночью, когда дети спали. Недавно они получили письмо от Фаины Михайловны. Она сообщала, что её уволили с работы, и она не исключает вероятности её принудительного возвращения в Сибирь.
   - Но мы-то уже в Сибири, - сказала Нина Григорьевна.
   - Я думаю, если будут выселять евреев, то не в Западную Сибирь, - заметил Дмитрий Петрович. - Но ты права. Сначала пострадают евреи европейской части страны, а нас может быть и оставят в покое, - попытался он немного успокоить свою супругу.
   - А что будет с Верочкой? - вроде бы сама себе задала вопрос жена. - Она в этом году оканчивает школу, и навряд ли теперь будут принимать евреев в институт.
   - Очень может быть, - согласился супруг. - У нас за этим дело не станет. Помнишь, как не принимали в институты лиц непролетарского происхождения? Сейчас не принимают представителей репрессированных народов. Вполне могут включить в эту категорию и евреев.
   К счастью девочек в армию не берут, - продолжал он, - с этой стороны нашей дочке ничего не угрожает. В крайнем случае, возьму её к себе на кафедру лаборанткой.
   - Если ты к тому времени сможешь кого-то брать на работу, - вернула мужа "на землю" Нина Григорьевна.
   - Конечно, от моих должностей меня наверняка освободят, - вздохнул декан факультета и заведующий кафедрой. - Хорошо, если оставят простым преподавателем.
   Как оказалось, такое развитие событий было очень даже реальным.
  
   В один прекрасный день директора института Евгения Николаевича Давыдова пригласили на беседу к заведующему сельскохозяйственным отделом краевого комитета партии тов. Аксёнову.
   - Что Вы думаете о Дмитрии Петровиче Товальском? - задал бывший выпускник Алтайского сельхозинститута неожиданный для директора этого ВУЗа вопрос.
   - Прекрасный преподаватель, хороший декан факультета, - ответил Давыдов.
   - И что вы собираетесь с ним делать дальше? - строго спросил хозяин кабинета.
   - Честно говоря, я не знаю, что вам ответить. У меня не возникало такого вопроса. Я его работой доволен.
   - Странно... - удивился партийный начальник. - Вы же член партии и знаете, что сейчас партия ведёт бескомпромиссную войну с космополитизмом, старается вернуть приоритет русской - советской науки на подобающее ей высокое место. Многие руководители, не понимающие этого, уже лишились своих должностей.
   - Всё так, - немного смутившись, ответил директор института. - Но какое отношение ко всему этому имеет тов. Товальский? Он член партии. Фронтовик. Имеет правительственные награды. Его лекции выдержаны в духе марксизма-ленинизма. В своих лекциях по "Основам дарвинизма" он развенчивает лженаучную буржуазную теорию о наследственности и убедительно доказывает верность учений Тимирязева, Мичурина и Лысенко.
   - Я слушал лекции Дмитрия Петровича в 1946 -1947 годах, - лукаво заметил хозяин кабинета, и что-то не заметил в них критического отношения к генетике. Скорее даже наоборот.
   - Ну, это было только началом его преподавательской деятельности после почти пятилетней службы в армии, и он ещё не успел во всём разобраться, - попытался защитить своего подчинённого директор института. Тем более надо учесть, что он проходил аспирантуру в ленинградском ВИРе - вотчине Вавилова. И это естественно не могло не оказать влияния на молодого учёного. После августовской сессии ВАСХНИЛ, Дмитрий Петрович осознал некоторую ошибочность своих взглядов и полностью пересмотрел их в правильном направлении.
   - Вы, Евгений Николаевич, хороший адвокат, - усмехнулся зав. отделом. - Как будто не понимаете в чём дело!
   Директор института дипломатично промолчал.
   - Я лично против товарища Товальского ничего не имею, и по своей инициативе не буду поднимать этот вопрос, - продолжал зав. отделом крайкома. - Первый у нас не антисемит. У него у самого жена еврейка. Но если на него надавит Москва, то тогда ничего не поделаешь. У меня будет алиби, я провёл с Вами беседу и за всё придётся отвечать Вам, товарищ Давыдов.
   - Я Вас понял, - ответил Евгений Николаевич.
  
   Очень многие люди, которые в нормальном обществе никому бы не причинили зла, в годы сталинских репрессий становились негодяями. Вероятно, они рассуждали, как древние мудрецы: "Если не я, то кто же"? Они говорили себе примерно так: "Если я не донесу, то донесут на меня".
   Чтобы остаться в те времена порядочным человеком, нужно было проявить настоящий героизм.
  
   4-го марта 1953 года вся страна прильнула к радиоприёмникам. Было передано сообщение о тяжёлой болезни Сталина. Весь день 5-го марта люди с тревогой ждали новых сообщений. Поздно вечером было объявлено о кончине "великого вождя и учителя".
   Большинство населения Советского Союза считали смерть Сталина большим горем и непоправимой трагедией. Для людей, понимавших истинную роль Сталина в жестоких репрессиях тридцатых, конца сороковых и начала пятидесятых годов, это событие пробуждало надежду.
   Все последующие дни до 9-го марта - дня похорон, по радио звучала траурная музыка, время от времени прерываемая обращениями к народу.
  
   6 марта 1953 года на имя председателя похоронной комиссии пришло анонимное письмо. Автор письма писал: "Я осмелюсь выразить не только своё мнение, но надеюсь и мнение многих граждан нашей страны. Нельзя допускать в колонный зал, где советские люди прощаются со своим любимым вождём Иосифом Виссарионовичем Сталиным еврейский ансамбль, именуемый государственным Союза ССР симфоническим оркестром. Траурная мелодия этого оркестра, состоящего на 95 процентов из евреев, звучит неискренне. Еврейский коллектив не достоин находиться в непосредственной близости к нашему великому и любимому Иосифу Виссарионовичу".
  
   Государственный симфонический оркестр в колонном зале играл.
  
   ьём в те времена, как впрочем и впго родной Саратов

Глава 25

   Оказывается, в жизни так бывает. Кажется, что уже ждать нечего. Будет только хуже и вдруг...! Всё меняется и впереди брезжит рассвет.
   Чувство страха, чувство тревожного ожидания не покидало семью Товальских, как впрочем, и подавляющее большинство еврейских семей страны. 4 апреля 53-го года Дмитрий Петрович, как обычно, достал из почтового ящика газету "Правда", открыл её... и не поверил своим глазам. На видном месте было опубликовано сообщение министерства внутренних дел СССР. В нём говорилось, что после тщательной проверки материалов следствия и других данных по делу врачей, обвинявшихся во вредительстве, шпионаже и террористических действиях установлено, что привлечённые по этому делу были арестованы неправильно, без каких-либо законных оснований.
   Все обвиняемые полностью реабилитированы и освобождены. В этом сообщении признавалось, что дело врачей было призвано разжечь чувство национальной вражды.
   Дмитрий Петрович перечитал сообщение ещё раз и, убедившись, что врачи действительно оправданы, быстро поднялся на свой третий этаж. Теперь ему стало понятным, почему вал обвинений против врачей и анти-еврейских публикаций после смерти Сталина прекратился. Он сразу обратил на это внимание и долго мучался, безуспешно пытаясь найти объяснение исчезновению уже ставшей привычной темы.
   Декан факультета, как добросовестный член партии и руководящий работник, ежедневно читал "Правду" - главную партийную газету страны. За месяц ему попалась только одна статья, призывавшая народ к бдительности в связи с широкой шпионской деятельностью стран Запада. Там в качестве примера приводились злодеяния врачей-вредителей, продавшихся акулам империализма.
   "Видимо начался новый этап в анти-еврейской компании" - подумал учёный. Но после этой публикации в печати снова наступила зловещая тишина. Ни одного слова на злободневную тему.
   "Что ж, затишье перед бурей бывает, - сделал он вывод. - За этим должна последовать развязка". И вот развязка наступила. К счастью не такая, какой он боялся. Ещё месяц назад подобное не могло присниться даже в самом хорошем сне...
  
   - Нина! Ты не представляешь, что сегодня пишут в газетах, - входя в квартиру, сообщил он.
   - Что ещё случилось? - испугалась жена.
   - Не волнуйся, новость хорошая. Врачей оправдали!
   - Неужели...!?
   - Прочитай сама, - он протянул ей газету.
   Нина Григорьевна недоверчиво взяла "Правду" и начала читать вслух. Собиравшаяся в школу Вера подошла к матери и стала внимательно слушать.
   - Может быть, теперь я смогу поступить в институт? - с надеждой в голосе спросила она.
   - Вполне возможно, - не совсем уверенно ответил Дмитрий Петрович. - В любом случае тебе нужно налечь на учёбу.
   - Она и так очень хорошо учится, - заступилась за Веру мама.
   - Тем не менее, заниматься нужно, - строго посмотрел на дочку отец. - Лишние знания ещё никому не вредили.
  
   После полной реабилитации врачей и восстановлении их на работе социальный климат в стране стал меняться к лучшему. Подавляющее большинство населения осознало искусственность состряпанного "дела врачей". На евреев перестали смотреть как на врагов народа. Многих восстановили в прежних должностях, в том числе и Фаину Михайловну Куперман.
   Разумеется, не все одобряли такой поворот дела. Наиболее отъявленные антисемиты не могли смириться с крушением их надежд и ожиданий.
  
   В этом году Вера оканчивала школу. Теперь, к большой радости родителей, можно было думать о том, в какой институт ей поступать. Вернее, это родители считали, что им нужно выбирать институт для дочки. Вера же со своей близкой подругой Аллой давно решили, что в век технического прогресса наиболее перспективной и необходимой для страны отраслью является энергетика. Поэтому сомнений не было: "Нужно поступать в энергетический". Они с удовольствием цитировали слова из модной тогда шуточной песенки: "Нам электричество сделать всё сумеет. Нам электричество тьму и мрак развеет...".
   Энергетических институтов в стране было всего два. Один в Москве, другой по счастливой случайности в Иваново. Электротехнические факультеты других институтов почему-то не принимались в расчёт.
   Алла поехала в Москву, и Вера собралась туда же. Но тут родители проявили твёрдость. С поступлением в московский институт они были категорически не согласны. Дмитрий Петрович и Нина Григорьевна в один голос стали убеждать дочку, что жить у бабушки с дедушкой гораздо приятней, чем в институтском общежитии в Москве. Они говорили, что Иваново - недалеко от Москвы и она в любое время, когда захочет, может туда поехать. Но как часто бывает в отношениях "отцов и детей", никакие уговоры не помогали. Девочка ещё до конца не понимала, что с её национальностью поступить в столичный престижный ВУЗ будет несоизмеримо труднее, чем её русской подруге. Пришлось прибегнуть к крайнему средству и открытым текстом объяснить ей это.
   Дочка после некоторых колебаний решила последовать голосу разума и поехала поступать в ивановский институт.
  
   - Ты знаешь, Дима, что я думаю, - лёжа в кровати сказала Нина.
   - Что? - спросил супруг.
   - Нам нужно всей семьёй на лето куда-нибудь поехать. Мы в Барнауле уже семь лет и ни разу никуда не выезжали.
   - Да, ты права, - согласился Дима. - Давно пора повидаться с родителями, заодно навестим наших сестёр. Надо будет оказаться в Иваново к концу сдачи Верочкой экзаменов. Мало ли как сложатся у неё дела!
   - Ты выразил мои мысли. Надо быть с дочкой, в этот ответственный момент.
   Насколько я понимаю: ты предлагаешь побывать в Иваново, Москве и Одессе?
   - Именно так! Я думаю, мы проведём неделю в Москве, побудем около месяца в Одессе. Пусть дети покупаются в море, поедят фруктов. На обратном пути проведём дней десять в Иваново.
   - Лучше не придумаешь, - согласилась Нина. - Только бы ничего не сорвалось. Как помнишь, перед войной мы собрались на море?
   - Типун тебе на язык! - Даже не думай об этом. Всё будет хорошо, - нежно прикоснулся к жене Дима.
   - Как ты думаешь пробыть в Одессе целый месяц, ведь у Леры одна комната, а их трое, - усомнилась жена. - Ты представляешь, что это за отдых - семь человек в одной небольшой комнате!
   - Я не рассчитываю на Лерину комнату. Напишу ей письмо, попрошу снять для нас какое-нибудь жильё поближе к морю.
   - Только не затягивай с письмом, - сладко потянулась Нина, засыпая.
  
   В начале июля семья Товальских прибыла в Москву. На перроне Казанского вокзала их встречала Софа со своим мужем Федором Никитичем.
   - Сестричка! - схватила она в объятья Нину. - Как я по тебе соскучилась. - А ты стал, какой большой! - бросилась она целовать Мишу. - А с этим карапузом я ещё не знакома, - взяла она на руки Гришу. Лицо её радостно сияло.
   Дома Софа накрыла великолепный стол. В те времена только в Москве не было дефицита продуктов, остальная страна не могла похвастаться, если можно так сказать, обилием провианта. Миша за обе щёки уплетал сервелат, корейку, балык и ванильные сухарики.
   Барнаульцы с удовольствием окунулись в водоворот столичной жизни.
   Дмитрий Петрович посетил университет и встретился с Фаиной Михайловной. Им было о чём поговорить. Неожиданно в Москве оказался ещё один его приятель - бывший директор Александровской селекционной станции Михаил Кириллович Пономарчук. Он теперь жил в Москве и работал директором павильона зерновых культур на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке. Они вспоминали Фофанку, счастливые довоенные годы.
   Больше всех впечатлений вынес от посещения столицы Миша. Сейчас он смотрел на город совершенно другими глазами, чем семь лет назад. Он был в восторге от посещения цирка на Цветном бульваре, куда его и Гришу сводила мама. Грише представление видимо тоже понравилось. Во всяком случае, он внимательно смотрел на танцующих собачек и на "дурачества" знаменитого клоуна Карандаша.
   Очень большое впечатление произвело на Мишу посещение Выставки достижений народного хозяйства, тогда она называлась Всесоюзной сельскохозяйственной выставкой. Его она поразила своими фонтанами: "Дружбой народов" и особенно "Каменным цветком".
   Мальчик очень любил легенды и уральские сказы, собранные в книге, названной по одному из сказов, "Каменный цветок". Он несколько раз смотрел фильм, созданный по этой книге. Красивые артисты на фоне ослепительных изделий из уральских камней производили яркое впечатление. Миша как зачарованный стоял у этого фонтана, и что рисовало его воображение, никому не известно.
   Заинтересовала мальчика и скульптура Мухиной "Рабочий и колхозница". Эта скульптура давно стала эмблемой Мосфильма - главной киностудии страны и парнишке из провинции интересно было увидеть её не на экране кинотеатра, а в жизни.
   Когда все сидели за ужином, Фёдор Никитич, принявший изрядную дозу спиртного, стал расспрашивать Мишу, что ему понравилось на выставке. Тот рассказал про фонтаны и про скульптуру.
   - Да, это - хорошая скульптура, ты правильно подметил, - похвалил мальчика гостеприимный хозяин. В ней точно отражён принцип жизни советского народа: "Хочешь, жни, а хочешь, куй, всё равно получишь...".
   - Федя! Ты в своём уме, - закричала на мужа Софа.
   - А что? - Я просто хотел сказать, что эта скульптура символизирует единство рабочего класса и крестьянства и что у нас ценится любой труд. Хочешь, жни, а хочешь, куй, всё равно получишь... зарплату.
   - Я вижу, что тебе хватит, - сказала Софа и убрала со стола бутылку.
   Поздно вечером вся огромная коммунальная квартира засыпала, и общая кухня на короткое ночное время становилась свободной. Этим не преминули воспользоваться Нина с Софой. Они тихонько, чтобы не разбудить мужчин, выскальзывали из комнаты и уединялись в этом отдалённом от всех комнат помещении. Им было о чём рассказать друг другу. Слышать их могли только многочисленные кастрюли и сковородки.
  
   Одесса ещё не полностью залечила свои военные раны. Недалеко от Лериного дома стояло разрушенное здание бывшего театра оперетты. От него остались одни колонны и фрагменты стен с надписями: "Проверенно. Мин нет". Проходя мимо этих развалин, Дмитрий Петрович невольно вспоминал полностью разрушенный Сталинград.
   Лера сняла для своих гостей небольшой, если его можно так назвать, флигелёк недалеко от пляжа "Ланжерон". Официально этот пляж, как и разбитый рядом с ним огромный парк, назывался "Комсомольским", но все одесситы, а за ними и их гости называли пляж его дореволюционным именем "Ланжерон". Точно также как улицу, на которой жила Лера, никто не именовал улицей Шолом-Алейхема. Все называли её по-старому "Мясоедовская".
   Сказать, что гости были в восторге от их временного пристанища, конечно, нельзя. Зимой видимо это строение использовалось, как кладовка, а летом служило приютом для отдыхающих. Окна в этих "апартаментах" отсутствовали. Но изобретательные хозяева, как истинные одесситы, нашли выход из положения. В стене было проделано прямоугольное отверстие, закрываемое дверцей. Её можно было открывать, когда становилось душно, и закрывать, если с моря дул холодный ветер. Это был своего рода комфорт. Поэтому стоимость такого жилья была не на много ниже стоимости номера в трёхзвёздочной гостинице! Лера с семьёй сняла точно такую же комнату в соседнем дворе.
   - Неужели нельзя было найти что-нибудь получше? - спросил сестру Дмитрий Петрович.
   - Сразу видно, что ты первый раз в Одессе, да ещё в летний сезон, - ехидно ответила Лера. - Ты бы ещё спросил: "Почему я не сняла вам номер в гостинице на Дерибасовской"?
   - Скажи спасибо, что я зимой смогла снять дачу у моря. Сейчас вы бы сняли то же самое или даже хуже, но где-нибудь у чёрта на куличках! И чтобы добраться до пляжа вам бы пришлось целый час трястись в битком набитом трамвае!
   - Извини, - обнял сестру брат, - мы тебе очень благодарны.
  
   Целый день гости проводили вне стен так называемой дачи. Загорали на пляже. Гуляли по парку, что тянулся вдоль моря на несколько километров от самого пляжа. Точнее сказать - пляж был частью этого парка.
   Почти каждый день ходили на знаменитый одесский рынок с нехитрым названием "Привоз". Там можно было купить всё, что угодно. Им нравилось не только делать покупки, но и прислушиваться, как люди торгуются или выясняют отношения друг с другом. Их завораживал неповторимый одесский акцент. А сочные фразы типа: "Просю выражаться интеллигентно" или "Ша, мужчина! Вас здесь не стояло", доставляли не меньшее удовольствие, чем иной интересный спектакль.
   Они были счастливы, что впервые отдыхают всей семьёй, купаются в тёплом ласковом море, вдоволь едят фрукты. Скучно им не было. Тем более, что Лера со своей дочкой Надей, почти ровесницей Гриши, всё время проводила с ними. Она была в отпуске. Её муж-военный врач вместе со своей частью был в летнем лагере и приезжал домой только на выходные. Часто, и, как правило, по ночам, за ним приезжал посыльный и отзывал его обратно в часть.
   - И как нарочно, - смеялась Лера, - после недельной разлуки наше общение с мужем только вступает в самую "ответственную фазу", раздаётся настойчивый звонок в дверь. Лёва произносит: "Твою мать"! и идёт открывать дверь. Посыльный вручает ему предписание и муж, так и не выполнив до конца "супружеские обязанности", спускается к машине!
   Не успели Дима с Ниной выразить "сочувствие" жене военного, как раздался крик Нади: "Это моя лопатка", затем последовал не менее громкий её плач. Гриша отказывался возвращать чужое "имущество"! Миша, строивший им замок из песка пытался объяснить Наде, что Гришины игрушки остались в Барнауле, и что когда она приедет к нему в гости, то будет играть его игрушками. Но на девочку ничего не действовало, она продолжала плакать и твердить, что это её лопатка. Пришлось вмешаться родителям.
  
   - А ты помнишь, Дима, фотографии от Подольского? Там и папа, и мама, бабушка с дедушкой? - как-то спросила брата Лера.
   - Конечно, тогда все фотографии делал он, и даже мы с тобой и Неллой успели у него "отметиться".
   Да, его фотоателье было единственным в городе, - уточнила сестра. - Тому, кто хотел увековечить своё изображение, идти было больше некуда.
   - Тогда фотосъёмка была новейшим достижением науки и техники, - заметил Дмитрий Петрович. - Подольский был один из самых богатых и уважаемых людей в городе. Я думаю, что в тридцатых годах у него наверняка всё отобрали, может быть, даже и посадили.
   - Нет, не посадили, - сказала Лера.
   - Откуда ты знаешь? - удивился брат.
   - Знаю, потому что его сын Наум живёт в Одессе. Мы с ним общаемся, всё-таки родственники, хоть и дальние! Если захотите, мы можем съездить к нему.
   - С удовольствием, - в один голос сказали Нина с Димой.
   Не откладывая в долгий ящик, на следующий день все отправились на десятую станцию Большого фонтана, где жил Наум.
   Когда они подошли к остановке, их очень поразили трамвайные вагоны, похожие на открытые веранды. Такого они ещё не видели.
   Лера объяснила, что эти вагоны сохранились с дореволюционной поры и ходят только на линии к станциям Большого фонтана. Вагоны, как и трамваи на остальных маршрутах, были переполнены, но в них не ощущалось такой духоты, так как они продувались со всех сторон.
   Подольский встретил гостей приветливо. Пока его жена накрывала на стол, он показал свой обширный участок, засаженный фруктовыми деревьями, ягодными кустарниками и всевозможными овощами. Затем хозяин провёл гостей в большой добротный дом с подвалом, заставленным различными, соленьями, и многочисленными наливками.
   За столом потекла непринуждённая беседа, как будто все были знакомы давным-давно. Может быть, этому способствовали выпивка и обильное вкусное угощение. А может быть, сказывалось то, что эти люди всё-таки были родственниками.
   После нескольких рюмок, гости и хозяева перешли на "ты" и стали называть друг друга просто по именам.
   - В ранней юности я имел случай близко познакомиться с твоим коллегой, тоже заведующим фотоателье, - сообщил хозяину дома Дмитрий Петрович. - Правда, это было в Москве. Он работал на Арбате. Папа мне сказал, что это тоже какой-то наш родственник.
   И гость рассказал о своих давних московских приключениях.
   - А как звали того вашего родственника? - спросил Подольский.
   - Семён Абрамович.
   - Мир тесен, - вздохнул Наум. Это мой дядя. Они с женой часто приезжали отдыхать в Одессу. Собственно говоря, он и обучил меня всем тонкостям профессии в современных условиях. Отец так и не принял новую власть и совсем отошёл от дел. Считался пенсионером.
   - Семён Абрамович был очень хороший человек, - согласился Дмитрий. Он весьма активно агитировал меня освоить профессию фотографа. Но что-то помешало мне согласиться с ним. Наверное, я был очень романтичным юношей, и мне хотелось чего-то большего. Согласись я тогда на его предложение, то сейчас наверняка был бы как ты заведующим фотоателье!
   - Я думаю, ты ничего не прогадал, - как бы размышляя, произнёс хозяин дома. - Сейчас ты уважаемый в обществе человек, учёный. Занимаешь хорошую почётную должность - декан факультета. А кто такие фотографы? Простые ремесленники. Одни лучше, другие хуже. Все знают, что они не живут только на свою мизерную зарплату. Сколько ты имеешь в месяц?
   - Как доцент и заведующий кафедрой я получаю три двести плюс надбавка за деканство восемьсот рублей, - ответил Дмитрий.
   - Штоб я так жил! Совсем не плохо, - согласился Подольский. - Правда у меня бывает и больше. Но ты получаешь законную зарплату, а я просто умею "делать" деньги. Поверь мне, это большая разница.
   Было уже далеко за полночь. Дети давно спали. Гости остались в гостеприимном доме на ночь.
  
   Месяц в Одессе пролетел быстро. За это время сибиряки хорошо отдохнули: загорели, набрались сил, наслушались от Леры анекдотов, она их знала несметное количество, внутренне расслабились. По существу это был их первый в жизни полноценный отдых. Дальше путь лежал в славный рабочий город - родину первых Советов Иваново. Понятно, что они ехали в этот город не из-за его исторического прошлого. Там поступала в институт их дочь, и жили родители Дмитрия Петровича.
   Встреча была бурной и радостной. Полина Марковна постаралась на славу, и стол ломился от изобилия. Пётр Давидович по-прежнему работал санитарным врачом и имел какой-то доступ к дефицитным продуктам. Мише очень понравились маринованные лисички, он жадно глотал их, не пережёвывая.
   Как говорят, ничто не проходит бесследно. Ближайшую ночь ему пришлось делить между кроватью и туалетом!
   Пётр Давидович очень гордился сыном. Он уже давно рассказывал своим многочисленным знакомым, что к нему приезжает сын с женой и внуками.
   - Мой сын учёный, - говорил он, - преподаватель ВУЗа и декан факультета.
   Ответы приятелей ласкали его слух. Было приятно услышать что-то типа: "Какой Ваш сын молодец"! Хотя он, конечно, понимал, что не все похвалы были искренними. Но всё равно это радовало отцовское сердце.
   Другой гордостью пожилого человека был внук Игорь - сын Неллы. Он был крепким смышленым парнишкой, дед фактически заменил ему отца, не вернувшегося с фронта.
   Приехавшие внуки тоже не могли пожаловаться на отсутствие внимания деда. Так, когда он узнал, что Миша по пути из Одессы бегал в поезде босиком и подхватил грибок, то тут же вспомнил своё фармацевтическое прошлое.
   - Подожди сынок, мы эту гадость у тебя выведем, - сказал он мальчику и пошёл с ним в аптеку. Там Пётр Давидович со знанием дела выбрал какие-то препараты. Три раза в день, невзирая на неудовольствие "пациента", делал ему на ноги примочки и смазывал их мазью. И грибок отступил, оставил Мишины ноги в покое.
   Миша с Игорем были ровесники, у них быстро нашлись общие темы, и они сразу подружились.
   Вообще нужно сказать, что гости и хозяева, как-то "разделились" на группы по интересам. Нина больше времени проводила с дочкой. Она успешно сдала экзамены и поступила в энергетический институт.
   Дима общался с родителями и сестрой. Их разница в два года давно стёрлась, но уважение к старшему брату осталось. У них была одна специальность. Нелла работала над кандидатской диссертацией, и советы брата представляли для неё большую ценность.
   Миша всё время проводил с Игорем. Они бегали по кинотеатрам и два раза были в краеведческом музее. Справедливости ради стоит сказать, что их там интересовала не только копия с картины Рембрандта "Обнажённая Даная". Они уже изучали в школе историю Древнего мира, и им было интересно воочию увидеть египетский саркофаг с настоящей мумией. Возвращаясь домой, Миша с увлечением рассказывал своему младшему брату об увиденном.
   - Ты знаешь Гриша, - увлечёно говорил он, - там стоят большие необычные часы. Они показывают время, день недели, год и месяц в разных городах мира. Правда, здорово!
   Братик согласно кивал головой
   - Ничего-то ты не понимаешь, - делал рассказчик вывод, глядя на внимательно, слушающего его малыша.
   Гриша, конечно, ничего не понимал из рассказа брата, но он как всегда был рад общению с ним. В Иваново большую часть времени ему приходилось проводить с мамой и сестрой.
  
   Двухмесячное путешествие подошло к концу. Нужно было возвращаться домой.
   - Можно я провожу вас до Москвы, - обратилась Вера к родителям.
   - Конечно доченька, - с радостью согласились они. Им, как и ей, хотелось отдалить минуту расставания.
   Вера проводила родителей и братьев до Москвы и простилась с ними на перроне возле поезда "Москва-Барнаул". Теперь ходил такой экспресс.
   Расставаться было грустно. Вера долго смотрела вслед уходящему поезду. Она тогда ещё до конца не осознавала, что навсегда ушла из родительского дома, и отправилась на свою ярмарку жизни.
   Какой будет эта ярмарка? Щедрой или не очень? Никто этого не знал. К сожалению, никому не дано предвидеть будущее.
  
  
  
  
  

Глава 26

  
   В марте 54-го вся страна читала постановление только что закончившего свою работу пленума ЦК КПСС "О дальнейшем увеличении производства зерна и об освоении целинных и залежных земель". Было намечено распахать в Казахстане, Сибири, Поволжье и других районах огромные участки целинных и залежных земель.
   В этот день впервые ласково светило весеннее мартовское солнце.
   - Хорошая примета, - говорили в народе. - Может быть, действительно теперь будет вдоволь зерна и не придётся стоять часами в очереди за хлебом.
   - Подождите радоваться, пока это всё ещё только на бумаге, - возражали скептики. - Посмотрим, какой осенью будет урожай.
   Хотя в те времена было опасно сомневаться в решениях партии, но всё же смельчаки находились. - Цыплят по осени считают, - говорили они. И некоторые из оптимистов соглашались с ними.
  
   - Дмитрий Петрович, зайдите ко мне, - позвонил директор института декану агрономического факультета.
   На столе директора лежала газета с постановлением ЦК.
   - Ну, как, ознакомился? - спросил он, кивнув на газету.
   - Конечно, Евгений Николаевич.
   - Что думаете по этому поводу?
   - Думаю, что нас привлекут к активному участию в этом деле. Край сельскохозяйственный, мы сельхозинститут. Скажут, что нам и карты в руки.
   - То-то и оно, - вздохнул директор. - Сегодня меня приглашают на пленум крайкома, будет обсуждаться это постановление. Как Вы думаете, что можно сказать, если меня спросят? А спросят наверняка.
   - В институте у нас преподавал профессор Ларионов, он был учеником Тимирязева и Вильямса, - сказал Дмитрий Петрович.
   - Да, я знаю это имя, - заметил собеседник.
   - Так вот, сейчас я вспомнил, что он в одной из лекций рассказывал, что в конце прошлого века были планы заняться земледелием в Казахстане. Когда обратились за советом к учёным, те доказали, что суровые зимы, засушливое лето и степные ветры могут впоследствии превратить эти земли в пустыни. К учёным прислушались и положили планы на полку.
   - Надо же, только подумать, какая цепочка у связи времён. Вы знали человека, который знал Тимирязева и Вильямса! Ваши студенты будут говорить, что учились у человека, учившегося у людей знавших корифеев сельхознауки.
   - Да, улыбнулся Дмитрий Петрович. - Ещё они будут говорить, что учились у человека лично знавшего академиков Вавилова и Лысенко.
   - Ну, про Вавилова Вы поосторожней, - заволновался Евгений Николаевич.
   - Не беспокойтесь, я хорошо помню, что сейчас упоминание этого имени чревато и давно уже не говорю о нём на лекциях. Я имел в виду будущее, когда положение изменится.
   - Поживём, увидим, - закруглил тему директор института. - Перейдём к делу. Что мы скажем на пленуме крайкома об освоении целины? Если я расскажу о мнении царских учёных, то завтра же перестану быть директором.
   - Вы правы, хотя среди них были и Тимирязев, и Вильямс, и другие выдающиеся учёные.
   Теперь серьёзно. Все знают, что освоение новых земель требует большой предварительной подготовки. Я не говорю о постройке зернохранилищ, строительстве жилья и дорог. Здесь мы помочь ни чем не можем. У нас есть агрономический факультет и факультет механизации сельского хозяйства. Мы в состоянии оказать посильную помощь в подготовке квалифицированных кадров, создании ремонтной базы для техники, принять участие в определении щадящих способов обработки почвы и в селекции адаптированных к климату сортов зерна. Вот обо всём этом я думаю можно сказать в крайкоме.
   - Да пожалуй, это можно сказать, - согласился директор. - Ещё я думаю, что стоит выступить с предложением о выезде наших учёных на места для проведения консультаций.
   - Безусловно, эта идея начальству понравится, - согласился декан.
  
   Вечером Евгений Николаевич позвонил своему соседу Дмитрию Петровичу и пригласил зайти к нему на чашку чая.
   - Видимо, Евгений Николаевич хочет рассказать мне о пленуме крайкома, - сказал Дмитрий Петрович жене и спустился на второй этаж.
   - Будет всё не так, как мы с Вами говорили, - начал разговор директор института. - Никакой предварительной подготовки не будет. Освоение целины начнётся с создания новых совхозов. Все вопросы будут решаться по ходу дела.
   - Как же так, ведь в этих местах нет никакой инфраструктуры, совхозы нужно укомплектовать кадрами, обеспечить техникой, - удивился гость.
   - К войне тоже никто не готовился. Но партия бросила клич: "Коммунисты и беспартийные - все на фронт"! - и мы с Вами надели солдатские шинели.
   - Да, но то была война.
   - А это будет битва за хлеб, - не то в шутку, не то всерьёз сказал гостеприимный хозяин. - Конечно, это вещи несравнимые, но затевается не шуточная компания. Пленум вынес постановление, что все руководящие работники и специалисты предприятий должны написать заявления о своём желании принять активное участие в освоении целинных земель.
   - И что это значит?
   - Это значит, если крайком сочтёт нужным, то мы с Вами оставим свои должности и поедем директорами совхозов.
   - В нашей жизни не соскучишься, - заметил Дмитрий Петрович.
   - Это уж точно, - согласился директор института. - Покой нам только снится.
  
   - Что так срочно ты понадобился Евгению Николаевичу? Нельзя было подождать до утра? - спросила Нина, когда муж вернулся домой.
   - Конечно можно. Просто ему хотелось поделиться новостью.
   - И что за новость? - немного встревожилась жена.
   - Все сотрудники института должны написать заявления о своём желании поехать на целину.
   - Как это так? А если кто-то не хочет или не может ехать?
   - Ты что, не знаешь, где живёшь? Если партия сказала надо, значит надо. А будешь рассуждать, будет хуже.
   - И ты напишешь такое заявление?
   - А куда деваться? Если захотят отправить на целину - отправят, есть заявление или нет. Только при наличии "добровольного желания" тебя пошлют директором совхоза, а без него простым агрономом.
   Так что не исключена возможность опять стать сельскими жителями. Правда, на этот раз не рядом с Москвой.
   - О чём ты говоришь, тебе уже пошёл пятый десяток! - возмутилась Нина. - Ты кандидат наук, опытный преподаватель. Кроме того, у нас маленький ребёнок. Миша в этом году перейдёт в старшие классы. Где он там будет учиться?
   - Успокойся, - остановил жену Дмитрий Петрович. - Пока никуда мы не едем и неизвестно поедим ли вообще. Я думаю, у начальства хватит здравого смысла не трогать научные кадры.
   Ещё я тебе скажу, что на фронте в первую очередь погибали трусы. Уже только поэтому нужно написать заявление.
   - Делай, как знаешь, - махнула рукой жена.
  
   Освоение целинных земель превратилось в грандиозную компанию, как считалось, способную разом решить проблемы с продовольствием.
   Во вновь осваиваемые районы отправлялись все производимые в стране тракторы и комбайны. Направлялись в длительные командировки механизаторы. Полмиллиона комсомольцев поддались на агитацию и отправились из обустроенных западных районов страны в неосвоенные земли. На целине им пришлось жить в палатках и переносить неимоверные тяготы первопроходцев. Их молодой энтузиазм часто натыкался на откровенный цинизм привезенных из колоний уголовников. На целину также направлялись солдаты и на время летних каникул студенты ВУЗов. А по всем радиостанциям страны по нескольку раз в день звучала написанная специально к этой компании бодрая жизнерадостная песня: "Едем мы, друзья, в дальние края, станем новосёлами и ты и я...".
   Никого из ведущих специалистов института на целину не послали, хотя большинство из них "изъявили" такое желание. Наоборот, на правительственном уровне было принято решение о расширении Алтайского сельскохозяйственного института путём создания на его базе новых факультетов. Для этого были выделены средства на строительство нового учебного корпуса, большого общежития для студентов и жилого дома для преподавателей.
   Так как работы на целине начались без всякой предварительной подготовки, то там, то здесь возникала неразбериха и разного рода неувязки. Вот тут-то и пригодились знания и опыт учёных. Дмитрию Петровичу, как и многим другим сотрудникам института, приходилось часто выезжать в неблагополучные совхозы и на местах находить решение проблемы.
   "Всё лучше, чем жить там постоянно", - успокаивала себя Нина Григорьевна, собирая мужа в очередную поездку.
  
   Несмотря на все трудности, беспорядки и неурядицы первый урожай оказался небывало обильным. Такого никто не ожидал. И опять отсутствие подготовки дало о себе знать. Не хватало зернохранилищ, и большая часть урожая была потеряна, она сгорела на токах.
  
   56-й год начался с исторического события. В феврале состоялся очередной съезд партии. Съезд как съезд, ничего особенного. Такие высшие партийные форумы проводятся каждые четыре года. Но вот в последний день работы съезда с заключительным докладом выступил Первый секретарь ЦК партии Н.С. Хрущёв. В своей речи партийный лидер разоблачил культ личности Сталина и со всеми подробностями рассказал об организованных им репрессиях.
   Доклад всколыхнул всю страну и произвёл эффект сравнимый с эффектом разорвавшейся бомбы. Говорят, что некоторые делегаты съезда падали в обморок, услышав об этих ужасах.
   "Мы так Вам верили, товарищ Сталин,
   Как может быть, не верили себе".
   Доклад в печати не публиковался, а зачитывался на закрытых партийных собраниях.
  
   Вернувшись с такого собрания, супруги Товальские долго не могли прийти в себя...
   - В очередях я слышала об этом, - сказала Нина, - но не могла поверить. Мало ли кто о чём рассказывает, - думала я. - Возможно, это просто слухи.
   "Может быть, теперь реабилитируют Вавилова, а с ним и генетику, - подумал Дмитрий Петрович. - Хотя, кто его знает... Ведь в докладе говорилось только о преступлениях Сталина и ни слова о системе, породившей этот культ".
   Эту мысль он благоразумно оставил при себе, а чтобы не молчать, задумчиво произнёс: "Слухи на пустом месте не рождаются".
   - Это уж точно, - согласилась жена.
   Они проговорили всю ночь, вспоминая и по-новому осмысливая исчезновение их знакомых в Биробиджане и в Фофанке.
  
   Этот год оказался очень богатым на разные события.
   Миша пошёл в последний, десятый класс школы. Становился взрослым человеком. А Гриша только начинал свой путь к знаниям тайн правописания и арифметики. Правда, в одной школе - музыкальной, он занимался с прошлого года. Гриша сам захотел заниматься музыкой. Когда ему было всего четыре года, обнаружилось, что у него хороший музыкальный слух. У соседского мальчика было пианино. Гриша подходил к инструменту и по слуху подбирал любую услышанную мелодию.
   Вскоре семья купила пианино, и в шесть лет он поступил в музыкальную школу. Перед поступлением его готовили исполнять на вступительных экзаменах популярные патриотические песни "По долинам и по взгорьям шла дивизия вперёд..." и "Три танкиста, три весёлых друга - экипаж машины боевой...". Не было дня, чтобы эти песни не звучали по радио.
   На просьбу спеть что-нибудь, Гриша вдруг вместо выученных песен под переглядывания и улыбки экзаменаторов запел песни, которые с ним никто не разучивал: колыбельную "...Спи мой воробышек, спи мой сыночек, спи мой звоночек родной", с очень красивым, мелодичным припевом а-а, а-а и совсем взрослый популярный в то время шлягер " ... я тебя люблю. Красную розочку, красную розочку я тебе дарю". За экзамен ему поставили пятёрку - высший бал.
   Вскоре он начал сам сочинять музыку. Одним из первых сочинений была музыка на сказку Корнея Чуковского "Бармалей", музыка звучала очень красиво и соответствовала тексту Особенно сильно, с большим накалом звучали слова:
   "Я кровожадный, я беспощадный,
   Я злой разбойник Бармалей.
   И мне не надо ни шоколада,
   Ни мармелада,
   А только маленьких,
   Да очень маленьких детей"!
   Музыкальные произведения стали появляться у него одно за другим. При этом музыка получалась очень красивая, сильная, гармоничная с многообразием тем. Все, кто её слушал, были в восторге и не верили, что её мог написать мальчик.
   Видимо из-за больших эмоциональных нагрузок у Гриши произошло нервное перенапряжение, и врачи запретили ему заниматься музыкой. Пришлось прекратить занятия в музыкальной школе.
  
   За прошедшие два года с начала освоения целинных земель проблема зернохранилищ была решена, и богатый урожай 56-го года был почти полностью сохранён. Страна впервые насытила себя хлебом. Это естественно подняло настроение у всех людей, и человеческие отношения стали более тёплыми и доброжелательными. Несколько тысяч целинников были награждены орденами и медалями. О них писались книги, появилась серия картин об освоении целины. Указом Верховного Совета была учреждена медаль "За освоение целинных земель".
   Этой медалью были награждены и Дмитрий Петрович и Евгений Николаевич. Награда была отпразднована на совместном семейном ужине. Вспомнили, как писали заявления о "желании" осваивать целину и как волновались, думая: чем чёрт не шутит, вдруг и правда отправят!
   - Сейчас это немного смешно, а тогда было не до смеха, - заметил декан факультета.
   - Да, - согласился Евгений Николаевич. - Но Вы, Дмитрий Петрович, не расслабляйтесь, - полушутя полусерьёзно заметил он. - В ближайшее время Вам предстоит ох сколько работы!
   - Вы имеете в виду переезд факультета в новый корпус?
   - Не только.
   Дмитрий Петрович удивлёно взглянул на директора.
   - Нам передают совхоз "Пригородный" под учебно-опытное хозяйство, продолжил тот. Новым штатным расписанием предусматривается открытие при институте аспирантуры и создание новой должности проректора по научной работе. Он будет руководить научной работой института, курировать аспирантуру и учебно-опытное хозяйство.
   - А почему проректор, а не зам. директора? - спросила мужа Галина Александровна.
   - Потому, что мы приближаемся к западной цивилизации, и в новом штатном расписании, как и положено, в академических заведениях, нет ни директора, ни его заместителей, а есть только ректор и проректоры. Так что с нового года ты будешь женой ректора.
   - Ну что ж ректора, так ректора, - согласилась она. "Хрен редьки не слаще".
   - А Вы, Нина Григорьевна, - женой проректора.
   Женщина удивлённо посмотрела на Евгения Николаевича.
   - Да, да - это не оговорка. Сегодня в крайкоме я согласовал кандидатуру Вашего мужа на эту должность, - пояснил он
   - Моего мужа? - риторически переспросила она.
   - Да, в декабре я еду в Москву утверждать штатное расписание, и если там не будет возражений, то с января Дмитрий Петрович сможет приступить к исполнению своих обязанностей.
   Кстати, Вам, Нина Григорьевна, как и Галине Александровне, нужно готовиться к переезду, - заметил Евгений Николаевич. - Жилой дом тоже сдают к Новому году.
  
   Ещё одним приятным сюрпризом для семьи Товальских явилось письмо от дочки. В нём она сообщала, что на Новый год выходит замуж за выпускника её института. Зовут его Илья, он окончил институт с красным дипломом, живёт с мамой напротив дедушкиного дома.
   Вот такие исчерпывающие сведения.
   - Ты видишь - нас просто поставили в известность, - прочитав письмо, сказала Нина.
   - А что ты хотела, - заметил супруг. - Времена изменились. Собирайся на свадьбу и готовься стать бабушкой.
   - А ты дедушкой, - вздохнула жена. - Ты понимаешь, что мы уже не молодые?
   - Но ещё и не старые, - улыбнулся супруг.
  
   Пожалуй, впервые с довоенных времён они были по-настоящему счастливы.
  
  
  

Глава 27

   "Мишка, Мишка! Где твоя улыбка?
   Полная задора и огня.
   Самая нелепая ошибка, Мишка,
   То, что ты уходишь от меня".
  
   Без конца крутилась пластинка с самым модным тогда шлягером. На свадьбе Веры и Ильи царило приподнятое настроение. Гости веселились вовсю: танцевали, пели, били тарелки, кричали "горько". Верина и Ильюшина мамы вытирали слёзы радости, то и дело навёртывавшиеся на глаза. Жених и невеста были счастливы. Семилетний Гриша, приехавший на свадьбу сестры вместе с мамой, принимал в веселье самое активное участие. После жениха и невесты он был центром внимания гостей.
   Дмитрий Петрович и Миша приехать на свадьбу не смогли. Самолёты в то время ещё не стали массовым транспортным средством, и ехать нужно было поездом. А это почти шесть суток в один конец. То есть за пару дней не обернёшься.
   Миша учился в выпускном классе, и пропускать уроки было нежелательно. Дмитрий Петрович вступал в должность проректора по научной работе. Его кандидатура была утверждена в Министерстве сельского хозяйства, и нужно было приступать к работе. Время так летит, что не успеешь оглянуться, как сегодняшний день превращается во вчерашний!
  
   Впервые войдя в свой кабинет проректора по научной работе, Дмитрий Петрович невольно вспомнил, как он, поступая в аспирантуру, вошёл в кабинет зам. директора по науке ВИРа. Мог ли он представить, что когда-нибудь займёт такую же должность и к нему с таким же волнением станут входить будущие аспиранты! Но воспоминания воспоминаниями, а работать было нужно, и он принялся за изучение документов по передаваемому институту учхозу. Этот бывший совхоз представлял собой большое хозяйство. В своё время он был образован на базе четырёх экономически слабых колхозов. Так что предстояла серьёзная работа по преобразованию этого хозяйства в учебно-опытное.
  
   Нина Григорьевна и Гриша вернулись со свадьбы и тоже сразу окунулись в дела. Сын продолжил "грызть науки" в своём первом классе, а его мама с энтузиазмом принялась обустраивать и наводить уют в новой квартире. Теперь у них было три комнаты, и одна свободно могла использоваться, как гостевая. А гостей они ждали. Летом собирались приехать Вера с мужем.
   Дмитрий Петрович, глядя на хлопоты жены, пошутил:
   "Не грусти, не горюй раньше времени,
   Скоро явится дочка беременной.
   Занимается зять ультразвуком,
   А порадует нас скоро внуком".
   Илья тогда занимался ультразвуком, пытаясь с его помощью произвести переворот в технологии текстильного производства.
   Нина Григорьевна решила обставить квартиру новой современной мебелью, подстать красивому паркетному полу, на который она не могла налюбоваться.
   В те времена меблировка квартир была довольно проблематичной. Нельзя было просто пойти в магазин и купить нужную мебель. Таковой там просто не было. Чтобы приобрести приличную мебель нужно было или искать знакомство, как правило, не бескорыстное или стоять в многомесячной очереди за каждой отдельной вещью. К чести Нины Григорьевны, надо сказать, что с этой задачей она справилась. Мотаясь по очередям, она неожиданно для себя и для всей семьи записалась в очередь на легковой автомобиль "Москвич". Денег на такую покупку не было, водительские права никто из членов семьи не имел. Но Нина Григорьевна мудро рассудила, что очередь на машину идёт несколько лет и за это время можно получить права и постараться накопить деньги.
  
   В соседнем Новосибирске быстрыми темпами формировался, так называемый Академгородок, то есть Сибирское отделение академии наук СССР. В этом году там был открыт Институт цитологии и генетики СО АН СССР. Большинство лучших генетиков страны, которые не боялись снова работать в этой области, приехали работать именно туда.
   Институт до начала 60-х годов находился на полулегальном положении и пережил множество проверок, целью которых было его закрытие. Только после снятия Хрущёва, которому импонировало "учение" Лысенко, генетика была легализована и заняла подобающее ей место в биологической науке. Учение о наследственности стали преподавать в сельскохозяйственных ВУЗах страны.
   Дмитрий Петрович с большим удовольствием, наряду с лекциями по растениеводству, семеноводству и дарвинизму стал читать студентам курс лекций по генетике. Запрет на употребление имён Менделя, Моргана и Вейсмана в положительном контексте был отменен, и проректор по науке мог теперь без опаски рассказывать слушателям, как о вкладе этих учёных в теорию о наследственности, так и о своих встречах с их последователем академиком Вавиловым.
  
   Как пророчески сказал в своей шуточной эпиграмме Дмитрий Петрович, летом дочка явилась действительно беременной. Они с мужем провели в Барнауле два месяца, и Нина Григорьевна окружила их теплом и заботой.
   Илья собирался в этом году поступать в аспирантуру и молодожёны, прихватив собой за компанию Мишу, решили съездить в новосибирский Академгородок "прозондировать почву". Путешественники были очарованы городком на берегу искусственного моря, где небольшие коттеджи разбросаны среди величественных сосен.
   Чтобы совместить приятное с полезным они добирались из Барнаула в Новосибирск по Оби на небольшом пароходике. Илья всю дорогу интересовался у капитана, когда мы будем проходить шлюзы. Ему было интересно посмотреть, как работает автоматика, открывая один шлюз и закрывая другой. И вот, наконец, пароходик прошёл первый шлюз, за ним закрылись ворота, и каково же было удивление пассажиров, когда они увидели, что какой-то мужик садится на велосипед и едет открывать второй шлюз. Та же самая картина повторилась и со следующим шлюзом. Пассажиры, видевшие это, не могли удержаться от смеха.
   - Вот это автоматика! - смеясь, говорили они.
  
   В той же эпиграмме Дмитрий Петрович правильно отметил и дальнейший ход событий. 3-го октября зять порадовал его и Нину Григорьевну внуком, переведя их в следующую возрастную категорию дедушек и бабушек! Им тогда ещё не было и пятидесяти.
   На следующий день, словно в ознаменование этого "неординарного" события, был запущен первый в мире искусственный спутник земли. Впервые в истории человечества заброшенный с земли предмет не упал обратно на землю согласно закону всемирного тяготения, а преодолел гравитацию и вышел за пределы земной атмосферы в космос! Вся страна, весь мир с волнением слушал радиосигналы БИП-БИП-БИП, передаваемые спутником...
  
   Миша окончил школу, и нужно было, как говорят, выбирать жизненный путь. У него не было какого-то определённого стремления ни к одной из профессий. Ему нравились история, литература, но как будущую свою профессию он их не рассматривал. Настоящим Мишиным увлечением были шахматы. Здесь он добился неплохих успехов. В то время шахматы были очень популярной игрой, не составляла исключение и его школа. С восьмого класса он был игроком сборной школьной команды, а в десятом - на личном первенстве занял первое место и выполнил норму второго спортивного разряда. Конечно, шахматы - это тоже для некоторых профессия, но в семье Товальских как-то само собой считалось, что после школы нужно идти в институт.
  
   В прошлом году летом Дмитрий Петрович получил от профсоюзного комитета путёвку в Гагры. Он взял с собой Мишу.
   "Пусть мальчик перед окончанием школы отдохнёт, покупается в море", - решили они с женой.
   На обратном пути курортники остановились на несколько дней в Москве. Наряду с другими делами, Дмитрий Петрович хотел повидаться с Фаиной Михайловной. Она в то время работала деканом биологического факультета Московского государственного университета.
   Мише было интересно ознакомиться изнутри с недавно построенным высотным зданием главного ВУЗа страны. О нём много писали в газетах и показывали в кинохронике. Расположенный на Ленинских (теперь Воробьёвых) горах, университет величественно возвышался над всей Москвой. Осматривая просторные, оборудованные по последнему слову техники, аудитории, юноша не мог скрыть своего восхищения.
   Видя восторженную реакцию сына, Дмитрий Петрович осторожно осведомился о его шансах поступить в МГУ.
   - Как старому другу, скажу Вам откровенно, - ответила профессор, - еврею, да ещё иногороднему поступить сюда просто невозможно.
   Взглянув на удручённого Мишу, Фаина Михайловна сказала: "Не расстраивайся мальчик, если нельзя пойти прямым путём, ищут обходной".
   - И такой обходной путь у нас есть, - продолжала она. - Поступай в Барнауле в сельхозинститут, а когда его окончишь, я возьму тебя к себе в аспирантуру. Это вполне реально.
   И вот теперь Мише предстояло принять решение: "Куда пойти учиться"?
   К сельскому хозяйству тяги у него не было, сельской жизни он не знал. Раннее детство, проведённое в деревне, пришлось на тяжёлые военные годы. Так что вспомнить что-нибудь хорошее было трудно. Конечно, поступить в аспирантуру московского университета было заманчиво. Да и против биологии он ничего не имел. Но тут перевес взяла моральная сторона. Он представил, как будут смотреть на его успехи в учёбе другие студенты, зная, что его отец второй человек в руководстве института после ректора.
   Взвесив все доводы, Миша решил поступать в медицинский институт. Родители не возражали. Профессия подходила по складу характера мальчика. В роду Товальских были врачи и притом хорошие.
   Абитуриент вместе с другом пошёл в поликлинику брать справку от врача для поступления в мединститут. Его друг поступал в политехнический. В поликлинике почему-то стоял сильный запах хлороформа. Миша подумал, что если он станет врачом, то ему предстоит всю жизнь дышать этим запахом. Вспомнились доводы товарища, что для инженеров всегда есть работа в городе, что им платят больше, чем специалистам других профессий.
   "А почему бы и мне не стать инженером", - вдруг подумал он. И на вопрос: "В какой институт Вы берёте справку? Не раздумывая, ответил: "В политехнический". Это всё решило.
   Потом он не раз жалел о своём опрометчивом решении. Дело даже не в том, что запах перегретого машинного масла в металлообрабатывающих цехах заводов, по крайней мере, ничуть не лучше запахов медицинских учреждений. Просто эта профессия была не для него. Он должен был заниматься чем-то другим, гуманитарным. Миша, конечно, не пропал, работал инженером и продвигался по службе, но как говорится: звёзд с неба не хватал.
  
   Прошло несколько лет с начала освоения целинных земель и предсказания "царских" учёных начали сбываться. Почвы распаханных земель постепенно истощались, и их урожайность стала падать. Созданные на них хозяйства превращались из доходных в убыточные. Страна снова ощутила недостаток хлеба. Обладая самыми большими площадями, она стала закупать хлеб за границей.
   Вдобавок начался падёж скота, лишившегося привычных пастбищ. Выдвинутый партией лозунг: "Догнать и перегнать Америку в производстве мяса и молочных продуктов" полностью провалился. Руководители колхозов, чтобы выполнить завышенные планы по сдаче мяса, пустили под нож почти весь колхозный скот, включая молодняк. Туда же пошёл скот, отобранный у крестьян. Благо вышло постановление партии запрещающее иметь скот в личных хозяйствах. Это повлекло за собой ещё большую нехватку мясных и молочных продуктов. Они стали острым дефицитом.
   Рассказывают, что в главных детских журналах "Мурзилка" и "Весёлые картинки" запретили употреблять слово "сарделька", так как дети не знали что это такое!
   В то время ходил анекдот: На одном международном форуме выступающего спросили: "Почему социализм отстал от капитализма"?
   - Потому что стоял в очереди за колбасой.
   - Что такое очередь? - спросил представитель капиталистической страны.
   - А что такое колбаса? - спросил житель социалистического лагеря.
  
   В конце пятидесятых годов Хрущёв посетил Соединённые Штаты Америки. Он был ошеломлён массивными посевами кукурузы и её широким применением. Множество блюд приготовленных на основе этого растения, разнообразие хлебобулочных и кондитерских изделий произвело на него неизгладимое впечатление.
   Ему рассказали, что древние американские цивилизации: майя, ацтеки и др. обязаны своим расцветом, прежде всего кукурузе. Так как она легла в основу высокопродуктивного земледелия, без которого не могло возникнуть высокоразвитое общество. Советскому лидеру запало в голову словосочетание "высокопродуктивное земледелие" и он подумал: "Если древние майя смогли с помощью кукурузы добиться расцвета, то почему мы не можем сделать этого". Вернувшись домой, он всей мощью своей власти стал усиленно внедрять кукурузу по всей стране, даже в районах заведомо не пригодных для этой культуры.
   Видавшие виды руководители хозяйств, понимая бесперспективность затеи, в подведомственных им хозяйствах стали делать "потёмкинские" посевы. То есть по краям поля они высаживали кукурузу, а внутри сеяли традиционные культуры. Когда приезжали с проверкой, то контролёров провозили вдоль полей, и они к всеобщему удовольствию видели посевы кукурузы. "Меня обманывать не трудно, я сам обманываться рад".
   Другим, на этот раз удачным, проектом, имевшим целью улучшить снабжение населения продовольствием было постановление о бесплатном выделении жителям городов участков земли от четырёх до шести соток под личные огороды. Владельцы таких участков объединялись в садово-огородные товарищества.
   Участок в шесть соток получил на работе и Дмитрий Петрович. Конечно, инициатором приобретения участка была Нина Григорьевна. Она сразу поняла, что со временем это будет не только хорошим местом для работы на свежем воздухе, но и местом отдыха. Участок находился сразу за городом рядом с прекрасным сосновым бором.
   В майские праздники вся семья, вооружившись лопатами и граблями, отправилась перекапывать свои шесть соток. Сказать, что студент Миша с большой охотой поехал в сад, будет некоторым преувеличением. Однако он копал землю наравне со всеми. Энтузиазм первопроходца захватил и его.
   В этот день были высажены, приобретённые на плодово-ягодной станции, первые кустики чёрной смородины, облепихи и черноплодной рябины. Семья заложила свой сад. В последующие приезды были высажены яблони, груши и вишни. Высажены кусты малины и рассада клубники. Были посажены огурцы, помидоры, морковь, лук и т.д.
   Никто не называл свои участки огородом. Это название не привилось. Все члены товарищества называли свои наделы садами. Через несколько лет они действительно превратились в цветущие сады.
   На выделенных участках разрешалось строить одноэтажные домики размером не более три на пять метров. Эти строения скорее напоминали будки, но, тем не менее, это уже была дача. Там можно было поставить лежанку для отдыха, а на веранде всей семьёй устраивать застолье.
   Вокруг домика Нина Григорьевна высадила кусты сирени, а перед верандой большой участок заняли цветы. Необыкновенно красиво смотрелись кусты цветущей сирени и ярко бордовые георгины. Она очень полюбила свой сад и старалась проводить там вместе с Гришей всё свободное время. Каждое лето в отпуск приезжала Вера с мужем и сыном. Они тоже с удовольствием проводили время в саду. В выходные дни к ним присоединялись Дмитрий Петрович и Миша. И вся большая компания дружно отправлялась на прогулку в лес.
   Как-то внук, гуляя с Дмитрием Петровичем, увидел на дереве дятла. Тот усердно стучал своим клювом по дереву.
   - Дереву же больно, - пожалел растение мальчик.
   - Наоборот, - успокоил его дедушка. - Дятлы ему помогают. Они вынимают из деревьев насекомых, которые портят их.
   - Ну, тогда ладно, пусть стучит, - согласился внук.
   Они долго стояли около дерева и наблюдали за птицей.
   Зимой дедушка как-то в шутку написал внуку письмо в стихах, в котором рассказал, что он гулял в лесу и встретил там их знакомого дятла и тот подробно расспрашивал его о внуке. Глупый житель леса думал, что мальчик, как взрослый, ходит на работу, а не в детский сад.
   Внук очень заинтересовался этим рассказом и стал требовать от деда ещё и ещё историй о дятле. И дедушке, несмотря на его занятость, приходилось выдумывать всё новые и новые сказки. Эти шутливые произведения изобиловали добрым юмором и самоиронией.
   Надо сказать, что внук был большим патриотом города Иваново. Особенно он гордился строительством там троллейбусных линий, которых в Барнауле не было. Это обстоятельство было у него одним из самых больших аргументов при споре с дедушкой о том, какой город больше Иваново или Барнаул.
   Вот отрывок из одной сказки, в которой обыгрывается этот сюжет.
  
   Неожиданным вопросом
   Меня дятел рассмешил.
   "А Иваново деревня
   Или город"? - он спросил.
  
   Без насмешки и задора
   Так ответил я ему:
   - Ну конечно это город
   И большой ещё к тому.
  
   - Но не больше Барнаула,-
   Молвил дятел мне тогда.
   - Разве есть на свете больше
   Барнаула города.
  
   Есть, сказал ему, и больше,
   И немало городов,
   Я их знаю очень много,
   И назвать тебе готов.
  
   Например: Москва, Одесса,
   Киев, Горький, Ленинград.
   Каждый город интересен,
   Побывать в них каждый рад.
  
   Барнаул конечно меньше
   Внук мне это доказал.
   "В Барнауле, где троллейбус"?-
   он насмешливо сказал.
  
   "А в Иваново троллейбус
   Ходит уж не первый год.
   Так какой же город больше?
   Пусть осёл и то поймёт".
  
   -Что ж, сказал мне дятел, - ясен
   Твой ответ на мой вопрос,
   Но с меня какой уж спрос?
   Спор, конечно, был напрасен,
   Плохо знаю белый свет,
   Потому с тобою спорить,
   Не приходится мне дед.
  
   А теперь мне всё понятно,
   Можешь дед идти обратно.
   У тебя ведь много дел,
   Так займись же ими,
   И к тому ж ты надоел,
   Сказками своими.
  
   Имея за городом сад, неплохо иметь автомобиль. Эту истину никто не оспаривал. Ездить с грузом в переполненном автобусе не большое удовольствие. Но в те времена автомобили, как и большинство товаров, были в большом дефиците. Очередь за ними растягивалась на много лет. Так то, что когда-то Нина Григорьевна невзначай, на всякий случай встала в очередь на машину, оказалось очень даже хорошо.
   Хотя очередь продвигалась медленно, и надежды на приобретение автомобиля в ближайшее время не было, всё-таки это было лучше, чем жить без всякой перспективы.
   Но как говорится: человек предполагает, а б-г располагает.
   Большая партия автомобилей "Москвич 407", предназначенных на экспорт, не прошла проверку на патентную чистоту. Что-то там было немного "грязно". Долго рассуждать не стали и всю партию машин завернули обратно в страну. Ничего не оставалось делать, как продать их на внутреннем рынке. Большое количество машин пришло в Барнаул. Очередь пошла быстро и дошла до Нины Григорьевны. Нужно было срочно в течение двух дней выкупить машину.
   Денежных накоплений у семьи не было.
   "Деньги нужно достать", - решила Нина Григорьевна и отправилась на работу к мужу. К счастью, в это время в его кабинете никого не было.
   - Дима, - сказала она, - нам нужно срочно одолжить две с половиной тысячи. Неожиданно подошла наша очередь на машину.
   - Что ж ты раньше думала? - вздохнул муж.
   - Это ведь не так много, - продолжала Нина. - Меньше шести твоих месячных зарплат. Поживём экономно и за год сможем рассчитаться с долгами.
   Дмитрий Петрович не стал корить жену за то, что она не смогла скопить нужную сумму с большой проректорской зарплаты. Продукты покупались на рынке. Она стремилась как можно лучше накормить семью и гостей, приезжавших каждое лето. Он обратился к сослуживцам, и они охотно одолжили требуемую сумму.
   Конечно, здесь сыграло роль не только служебное положение Дмитрия Петровича, но и отношение к нему людей. Они не сомневались в его порядочности и платёжеспособности.
   На следующий день новенький "Москвич 407" стоял около дома, сверкая своим металлическим блеском. Глядя на машину, Дмитрий Петрович со свойственным ему юмором произнёс: "Владелец машины, дачи и шланга, к тому же учёный не малого ранга". Все дружно рассмеялись.
  
   Этот год оказался богатым на гостей. Только что уехала Вера с семьёй, как в Барнаул приехали родители Дмитрия Петровича.
   Они долго не решались совершить столь далёкое путешествие, но всё-таки желание навестить сына и внуков взяло верх.
   При виде просторной, хорошо обставленной, квартиры сына и стоящего под окном новенького автомобиля, на Петра Давидовича нахлынули воспоминания. Он вспомнил, как убеждал сына получить твёрдую профессию, а не забивать голову поэзией. "И как я оказался прав" - удовлетворёно подумал он. Успех сына, он считал своим успехом.
   - Видишь, мать, Товальские снова стали жить достойно, - обратился он к жене:
   - Ты хочешь сказать, что наш сын добился успеха благодаря хорошей наследственности, - со знанием дела перевела его слова Полина Марковна.
   - Конечно, сейчас это все признают,- запальчиво, в присущей ему манере, ответил Пётр Давидович. - Я могу привести много примеров.
   - Не спорьте, - вмешался в разгоравшуюся дискуссию Дмитрий Петрович. - Папа прав, наследственные признаки действительно передаются через гены.
   - Прошу всех к столу, - вышла из кухни Нина Григорьевна. - Всё остынет.
   Никто возражать не стал.
  
   Через несколько дней после приезда Пётр Давидович обратился к сыну: "Лошадям нужна конюшня, а машине нужен гараж", - сказал он. - Что, она так и будет стоять у вас на улице, как неприкаянная?
   - Нет, когда я пойду в отпуск, то займусь гаражом, - ответил сын.
   - Конечно, ждать у моря погоды хорошее дело, но гаражом займусь я! - сказал отец. - Только мне нужно немного гелт*.
   Пётр Давидович развил бурную деятельность. Одному ему известными путями достал стройматериалы. Нанял рабочих. Руководил их работой, ни на минуту не оставляя одних. Видимо, он "вспомнил былое" и почувствовал себя хозяином.
   -----------------
   * гелт (идиш) - деньги
   Скоро гараж был построен и автомобиль приобрёл своё постоянное жилище.
   Миша получил водительские права, и теперь семья могла ездить в сад и другие места отдыха на своей машине.
   В течение полутора лет Товальские рассчитались с долгами.
  

Глава 28

  
   Самым трудным в работе проректора по науке являлась проблема совмещения практики с наукой. Нужно было сочетать производство сельхоз продукции на базе современных научно-технических достижений и в то же время обеспечить практическое обучение студентов и создать условия для проведения испытаний научных разработок преподавателей и аспирантов.
   Было решено ориентировать хозяйство на выведение элитных семян зерновых и кормовых культур, и выращивание племенного молодняка крупного рогатого скота. Дмитрий Петрович много времени проводил в учебно-опытном хозяйстве. Он сразу наладил тесный контакт преподавателей и аспирантов, проводящих полевые испытания с руководством учхоза.
   Наряду с организационной и педагогической деятельностью Дмитрий Петрович вёл большую научную работу. Его многолетний труд, в котором даётся исследование биологических особенностей, хозяйственно-ценных качеств и апробированных признаков районированных и перспективных сортов зерновых культур, был опубликован под названием "Апробация сортовых посевов зерновых культур".
   Работа имела большое практическое применение. Она помогала руководителям и агрономам совхозов и колхозов выбрать для своего хозяйства лучшие сорта и квалифицировано производить оценку сортовых посевов.
   Много научных статей Дмитрия Петровича было опубликовано в специальных журналах, в центральных газетах "Правда" и "Сельская жизнь", в местной "Алтайской правде". Им было подготовлено к защите диссертаций двенадцать аспирантов.
   Учитывая всё это, Учёный совет института направил в Высшую аттестационную комиссию представление на присвоение Товальскому Дмитрию Петровичу звания профессора по совокупности работ.
   При всём этом Дмитрий Петрович оставался скромным человеком. Никогда ни перед кем не старался подчеркнуть своё превосходство, не бравировал своими должностями, наоборот старался не выставлять их напоказ.
   Как-то у него произошёл разговор с одним молодым доцентом, недавно с блеском защитившим кандидатскую диссертацию. Его работа действительно стала определённым вкладом в науку. В экспериментах ему помогало много людей: ассистенты, лаборанты, студенты.
   После защиты у новоиспеченного кандидата наук не нашлось слов благодарности этим людям, не говоря уже о том, что он не пригласил их на банкет.
   Когда Дмитрий Петрович сказал ему, что люди обижены на него, тот ответил: "За что им обижаться на меня? Наоборот, они должны быть благодарны, что смогли поучаствовать в выдающемся эксперименте, должны радоваться, что работают с талантливым человеком".
   Дмитрий Петрович не стал объяснять молодому учёному, что он тоже должен быть благодарен этим людям. Они добросовестно выполняли все его задания по многократному проведению опытов. В противном случае результаты экспериментов могли быть искажены и ценность работы сведена на нет.
   Сам Дмитрий Петрович всегда умел быть благодарным человеком и часто преподносил свои достижения с некоторым юмором.
   За эти качества у преподавателей и студентов к проректору было очень хорошее отношение. Многие бывшие студенты, со временем занявшие высокие посты, не прерывали связь со своим бывшим преподавателем, поздравляли с праздниками, иногда заезжали к нему домой.
   Эти связи однажды помогли Дмитрию Петровичу вызволить сына из неприятной ситуации.
  
   Миша окончил политехнический институт и получил направление на работу на самый крупный завод города. Завод выпускал дизельные двигатели для танков. Но его работа там началась не с изготовления двигателей, а с отправки в колхоз на помощь труженикам села. В колхозе его, как грамотного человека, определили на приёмный пункт зерна, проверять правильность взвешивания доставляемого туда груза. Свои работники вышли из доверия, так как имели место многочисленные случаи кражи зерна.
   Машина с зерном взвешивалась в пункте отправки и в пункте приёма. Вес должен был быть одним и тем же. На практике часто оказывалось, что вес может меняться, причём всегда в одну сторону - меньшую.
   Однажды поздно вечером на пункт пришла машина с зерном. Миши по какой-то причине в это время у весов не было, и груз взвесили в его отсутствие. Обычно, когда приходила машина его звали. И тут неожиданно на мотоциклах нагрянул народный контроль. Машину перевесили, оказалась недостача. Составили протокол и сказали, что передадут его в милицию.
   Миша был обескуражен. Он, недолго думая, схватил свои вещи и на попутных машинах добрался до ближайшей железнодорожной станции, чтобы уехать домой.
   Наступила ночь. Пригородные поезда уже не ходили, а поезда дальнего следования на этой станции не останавливались. Пришлось дожидаться утра под открытым небом. Была осень, и ночи стояли холодные.
   Дмитрий Петрович, услышав о случившемся, пришёл в негодование. Он никогда ещё так не ругал сына.
   - Надо же быть таким беспечным и безответственным! - возмущался отец. - Твоё счастье, что мне надо идти на работу. Я в отличие от тебя не могу отсутствовать на рабочем месте в рабочие часы!
   Войдя в свой кабинет, проректор по науке первым делом позвонил первому секретарю райкома, на территории которого произошёл случай с его сыном и рассказал ему всю историю.
   - Вы, Дмитрий Петрович, не представляете, что творится у нас в колхозах! Им ничего не стоило обвести Вашего сына вокруг пальца, - сказал секретарь райкома. - Пусть завтра утром парень приедет ко мне, и я постараюсь уладить это дело, - успокоил он расстроенного родителя.
   Мишу пропустили к первому секретарю, и он рассказал ему о происшедшем. Тот, недолго думая, позвонил начальнику милиции и велел принести ему протокол народного контроля. Вскоре в кабинет вошёл капитан милиции с протоколом в руках.
   - Хорошо, - сказал секретарь, беря документ. - с протоколом я ознакомлюсь. Если понадобишься, я тебя вызову.
   Когда начальник милиции вышел, он разорвал документ на мелкие куски и выбросил в корзину для мусора.
   - Можешь идти, - обратился он к Мише. Передай отцу, что вопрос решён.
   Первый секретарь райкома был бывший студент Дмитрия Петровича.
  
   Проректор по научной работе был участником многих всесоюзных и зональных совещаний с участием первых лиц государства. Особенно часто пришлось ездить на различные совещания, когда в институте появилась передовик сельского хозяйства, герой социалистического труда Чеканова Нина Игнатьевна. Произошло это неожиданно для всех, в том числе и для неё самой.
   Как-то в кабинете Дмитрия Петровича раздался звонок из крайкома партии.
   - Срочно поезжайте в учхоз - услышал он голос помощника Первого секретаря крайкома. - Константин Георгиевич уже выехал туда.
   Конечно же, проректор бросил все дела и, не мешкая, поехал в учхоз.
   Директор учхоза сказал, чтобы он ехал на участок бобовых.
   - Там сейчас Пысин с какой-то важной персоной из Москвы и Чеканова показывает им свой участок, - пояснил он.
   Важной персоной оказался помощник Хрущёва Шевченко.
   Пысин представил Дмитрия Петровича помощнику Хрущёва.
   - Как Вы думаете, какой урожай бобовых будет на этом участке? - спросил он проректора по науке.
   Урожай обещал быть хорошим, примерно девять - десять центнеров с гектара. Но проректор понимал, что не зря такое высокое лицо приехало на этот участок. Наверное, ожидалось что-то неординарное. И он, немного подумав, сказал, что, по его мнению, центнеров четырнадцать-пятнадцать будет.
   - Он ничего не знает, - вступил в разговор Первый секретарь крайкома. - Будет двадцать - двадцать два центнера с гектара. Я прав, Нина Игнатьевна? - обратился он за поддержкой к Чекановой.
   Та в знак согласия кивнула головой, хотя прекрасно понимала, что в лучшем случае будет не больше половины названной цифры.
   По распоряжению крайкома, на помощь Чекановой была брошена большая группа студентов и преподавателей агрономического факультета. Всё лето они трудились на участке. Производили периодическую подкормку растений и очищали поле от сорняков. Опрыскивали растения различными растворами для защиты их от вредителей. Чтобы не допустить заболевания растений грибковыми болезнями - после каждого дождя опрыскивали растения специальной жидкостью.
   Для защиты растений от птиц над участком стали натягивать сетку. Потом увидели, что в этом нет необходимости. Большую часть дня на участке были люди, и тем самым, отпугивали пернатых хищников.
   Ещё больше людей было брошено на сбор урожая. Нельзя было допустить, чтобы стручки перезрели и чтобы спелые плоды изъели многочисленные жучки.
   Благодаря всем этим мерам был собран неплохой урожай бобовых, около двенадцати центнеров с гектара.
   Урожай хороший ничего не скажешь. Краевой комитет партии отрапортовал в Москву. Что под руководством младшего научного сотрудника Алтайского сельхозинститута Чекановой Н.И. был получен невиданный урожай бобовых - двадцать один центнер с гектара.
   Эта весть быстро разнеслась по всей стране. Центральные газеты поместили пространные статьи о знатном передовике сельского хозяйства Чекановой Н. И. Журнал "Огонёк", самый читаемый в стране, поместил о ней большую статью с фотографией, вынесенной на обложку.
   Видимо руководство края не зря остановило свой выбор на Нине Игнатьевне, у неё оказалась очень хорошая, правильная биография: дед воевал на стороне большевиков в гражданскую войну, а отец был участником Второй мировой войны.
   Вскоре ей было присвоено звание Героя социалистического труда, вручена медаль "Золотая Звезда" и орден Ленина. Это были высшие правительственные награды. Затем её избрали депутатом Верховного Совета СССР - парламента страны. Краевой комитет партии выделил ей шикарную трёхкомнатную квартиру в центре города и обставил её дорогой современной мебелью. В институте она была переведена на должность старшего научного сотрудника.
   Вскоре Первый секретарь Алтайского крайкома партии был назначен Министром сельского хозяйства СССР.
  
   В один прекрасный день в кабинет Дмитрия Петровича зашёл интеллигентный мужчина средних лет.
   - Сорокин Игорь Анатольевич - специальный корреспондент "Правды", - представился посетитель.
   - Очень приятно. Чем могу быть полезен? -ответил хозяин кабинета. - А про себя подумал: "Наверно нужно что-нибудь опять писать про Чеканову"?
   Словно читая его мысли, корреспондент поспешил опровергнуть это предположение:
   - Редакция газеты решила предложить Вам написать статью о том, каких специалистов должны выпускать сельскохозяйственные ВУЗы.
   Ваш институт стал известен всей стране, поэтому мнение одного из его руководителей будет иметь вес, - пояснил он. - Статья может быть большой на целый "подвал". Она должна положить начало дискуссии.
   - Это предложение серьёзное, - задумчиво произнёс Дмитрий Петрович, прикидывая в уме план статьи, - надо подумать.
   - Хорошо, - ответил гость. - Если Вы не возражаете, я к Вам зайду через три-четыре дня.
   - Буду рад.
   Через месяц в "Правде" появилась большая, на целый разворот статья проректора по научной работе Алтайского сельхозинститута Товальского Д.П. "Какой агроном нам нужен"?
   Статья вызвала большой резонанс, в печати по ней развернулась оживлённая дискуссия.
  
   Героя социалистического труда, депутата Верховного Совета СССР Чеканову Н.И. продолжали приглашать на всевозможные совещания, где она должна была выступать с докладами о своих достижениях. Эти выступления пришлось писать Дмитрию Петровичу, так как докладчик была просто практиком и не владела пером в такой степени, чтобы написать хорошую речь.
   Проректор по научной работе тоже принимал участие во всех этих совещаниях, потому что могли возникнуть вопросы, на которые Чеканова не смогла бы ответить.
  
   Однажды на одном из таких совещаний, в Москве Дмитрий Петрович обратил внимание на женщину со строгим, но привлекательным лицом и аккуратно уложенными красивыми волосами. Всё заседание его не отпускала мысль, что где-то он видел эту женщину. Вдруг его осенила догадка: она страшно похожа на Валю, только очень повзрослевшую. Может быть это она?
   После окончания заседания он постарался не упустить её из виду и пошёл следом, чтобы при удобном случае обратиться с каким-нибудь вопросом.
   Женщина быстро заметила, что за ней следят. Она обернулась, пристально взглянула на преследователя и уже была готова произнести: "Что Вам от меня нужно"?
   Вдруг глаза её округлились, лицо озарилось радостным изумлением. Она сглотнула готовые вырваться слова и с удивлением, как бы ни веря самой себе, спросила: "Дима, это ты"!?
   - Валя?!
   Они крепко обнялись.
   - Что ж ты просто не подошёл ко мне? - спросила она.
   - Я не был уверен, что это ты, если бы у тебя по-прежнему была твоя чудесная коса, то может быть, все мои сомнения улетучились. Я всегда представлял тебя с косой!
   - Я уже не помню, когда её отрезала, - засмеялась Валя, - вскоре после замужества.
   Ты знаешь, когда я выходила замуж, то не могла отделаться от крамольной мысли: "Почему такая несправедливость? Человек любит двоих, а должен выбирать одного. Эта мысль гложет тебя и создаёт помимо твоей воли какой-то дискомфорт".
   - И несмотря ни на что, - продолжала Валя, - я бы хотела вернуть то время. Молодость. Пора надежд. Весь мир у твоих ног. Как тогда было прекрасно! С каким благоговением ты смотрел на меня! Ты был таким наивным чистым мальчиком.
   - Это правда, - охотно согласился Дима. - Я тогда ловил каждую минуту, чтобы побыть с тобой. Когда ты была рядом, я был счастлив. Наверное, ничто не может сравниться с первой любовью, с силой первого чувства. После встреч с тобой я писал о тебе, моей прекрасной шатенке, стихи, вкладывал в них всю свою душу.
   - Я страшно хочу их прочитать!
   - К сожалению, я всё уничтожил. В тот день, когда ты сообщила мне, что вышла замуж, я с досады разорвал теперь уже никому не нужные стихи на мелкие клочки.
   - Очень жаль, - вздохнула Валя.
   Они шли по Садовому кольцу, остановились у витрины книжного магазина "Урожай".
   - Здесь я бываю в каждый мой приезд Москву, - сказал Дима. - Всегда нахожу что-нибудь новое.
   Они свернули на Цветной бульвар.
   Проходя мимо цирка, Валя заметила: "Когда моя дочка была маленькая, то мы всегда, бывая в Москве, ходили в этот цирк".
   - А я к моему стыду ни разу не был в цирке, - признался Дима. - С детьми обычно ходила жена.
   - Теперь дочка выросла, стала врачом и подарила мне двух внуков, - продолжила тему Валя. - Но с внуками в цирк ходит их мама, а я уже забыла сюда дорогу.
   - А чем занимаются твои дети? - сменила она тему.
   - Дочка - инженер, окончила энергетический, преподаёт в институте. И тоже подарила мне внука. Правда, пока только одного, но вроде бы второй уже на подходе. Старший сын пошёл по стопам сестры, окончил политехнический и работает на военном заводе. Младший в прошлом году окончил седьмой класс. Он с раннего детства проявил большие способности к музыке, но из-за болезни после четвёртого класса вынужден был оставить занятия в музыкальной школе. И после трёхлетнего перерыва у него вновь проявилась тяга к музыке. Он самостоятельно, без всяких репетиторов, подготовился к вступительным экзаменам, сдал их и поступил в музыкальное училище.
   - Твои дети тоже не пошли по твоим стопам, - заметила Валя.
   - Сейчас другое время, это нам выбирать было не из чего, - заступился за молодёжь Дима. - У каждого своя дорога.
   Я так обрадовался нашей встрече, что не спросил тебя, чем ты занимаешься, чем занимается твой муж?
   - Рассказывать особенно нечего. Я заведую кафедрой селекции и семеноводства в нашем сельхозинституте. Муж - секретарь обкома. Всё обыкновенно.
   - Ну не совсем обыкновенно, - улыбнулся Дима. - Не у каждой муж секретарь обкома!
   - Но выходила-то я замуж за молодого агронома!
   - Это можно мне не рассказывать. Как пел один певец: "Не забыть той встречи с тобой, когда прощалась ты со мной".
   - Какие точные слова! Я никогда не слышала этого романса.
   - Это Пётр Лещенко. У нас в гарнизонном клубе оказалась трофейная пластинка с его "Моё последнее танго". Когда я слушал этот романс, то всегда вспоминал тебя.
   - А-а! Это Пётр Лещенко, - понимающе произнесла Валя.
   Дмитрий Петрович решил уйти от опасной темы. Лещенко был запрещён вскоре после войны и записи его песен были отовсюду изъяты.
   - Сообщение о твоём замужестве ужасно потрясло меня, - вернулся он к своим воспоминаниям. - Я долго не мог прийти в себя. Жизнь потеряла всякий смысл. Я не переставал думать о тебе. Почти каждую ночь ты мне снилась. Пасмурная осень не поднимала настроение и в голове у меня беспрестанно крутились строки: "Был день осенний и листья грустно опадали". Я старался заставить себя, не думать о тебе, но это не очень-то получалось. Иногда самым неожиданным образом в памяти всплывало твоё милое лицо.
   - Я тоже очень часто вспоминала тебя. Я так привыкла к нашим перешёптываниям на лекциях, к нашим прогулкам. Мне тебя очень не хватало.... Но что поделаешь, что было, то было, быльём поросло, - прервала Валя воспоминания.
   - Я знаю, что ты тоже не рядовой агроном, печатаешься не где-нибудь, а в "Правде". Читала там твою программную статью. Мне её подсунул Петя. Я-то читаю газеты через пень-колоду.
   - Почитай, что пишет твой бывший друг, - сказал муж. - Советует, какие нам нужны агрономы. Будто мы сами не знаем!
   Вообще, как их секретаря крайкома сделали министром, Алтай стал законодателем мод в сельском хозяйстве.
   - Я с ним спорить не стала. Хотя всё, что ты там написал, считаю правильным. Даже цитаты Брежнева не испортили статью!
   - А ты видела хоть одну мало-мальски приличную статью без цитат руководителя партии?- засмеялся автор статьи. - Их вставили без моего ведома. Сказали, что без них материал не может выйти.
   - У нас на учёном совете было обсуждение этой статьи. Я выступила с одобрением твоих тезисов. Моя приятельница потом мне сказала: "Ты так страстно говорила, как будто статью написал твой родственник или приятель".
   - Я с ним училась на одном курсе в институте, - ответила я. - Он тогда написал классную заметку обо мне в стенгазете.
   - Всё понятно, - усмехнулась подруга. - Вспомнила баба, как девкой была.
   - Кстати! - Диму осенила прекрасная мысль. - Я могу пригласить тебя членом экзаменационной комиссии на госэкзамены. Они длятся две недели. За это время ты сможешь побывать у нас в гостях и вообще можешь у нас остановиться. В Барнауле есть куда пойти. На выходные я смогу свозить тебя в Горный Алтай, там красивейшие места: Чемал, Телецкое озеро...
   - Я бы с удовольствием съездила на Алтай, но думаю, не стоит этого делать. Если муж узнает от кого исходит эта идея, то твоя карьера будет загублена. Он ведь не только секретарь обкома, но и член ЦК. Даже если приглашение подпишешь не ты, а ректор, он всё равно поймёт, откуда дует ветер. Ему уже за пятьдесят, а он всё ещё меня, как дурак, ревнует.
   - Что ж, поэт был прав, сказав, что любить красивую, век не знать покоя, - пошутил Дима.
   - Тебе смешно, а мне не очень.
   - Но ты действительно очень красивая.
   - Была...- вздохнула Валя.
  
   Они вышли на Неглинную, дошли до Театральной площади, немного посидели у фонтанов в скверике перед Большим театром, затем пошли дальше по проспекту Маркса* и улице Горького**. У памятника Пушкину, свернули
   ------------------
   *Проспект Маркса - сейчас улица Охотный ряд.
   ** Улица Горького - сейчас Тверская улица.
   на Тверской бульвар и не заметили, как оказались возле Арбатских ворот.
  
   За время их пешей прогулки друзья изрядно проголодались, и когда перед ними возник один из самых фешенебельных ресторанов города - ресторан "Прага", Дима предложил зайти туда подкрепиться.
   - Я когда бываю в Москве, - сказала Валя, - всегда покупаю в кондитерской этого ресторана сладкие рулеты "Прага", я их так люблю, что могу зараз съесть несколько штук! Таких пирожных больше нигде нет.
   - Ну, тогда мы их возьмём на десерт, - мудро решил Дима.
   В ресторане они сели за уютный столик возле окна.
   - Я думаю, в честь нашей встречи не грех что-нибудь выпить, ты не возражаешь? - обратился Дима к своей спутнице.
   - С удовольствием! Ты словно прочёл мои мысли.
   - Что тебе заказать?
   - Я люблю "Мартини", - не задумываясь, ответила Валя.
   - А себе я возьму немного коньяка.
  
   Официанты меняли блюда, а бывшие однокурсники не замечали, как текло время. Они рассказывали друг другу о своих радостях и горестях. С необъяснимой лёгкостью старые друзья делились своим, сокровенным. Они сидели в ресторане, до самого закрытия. Когда им вежливо напомнили, что пора покинуть заведение, они с удивлением обнаружили, что кроме них в зале уже никого нет.
   Дима проводил Валю до гостиницы. Расставаться не хотелось. Но суровые советские законы не позволяли жильцам гостиницы приглашать друзей противоположного пола, если в паспорте гостя не было штампа о регистрации брака.
  
   "Может быть и хорошо, что "гостиничные законы" не позволили мне подняться к Вале, - думал Дима, возвращаясь домой. Мои чувства к ней, нечто большее, чем физическое влечение и неизвестно как бы отразилась проведённая вместе ночь на нашу дальнейшую жизнь.
   Как говорят: нет худа без добра. Хотя порой бывает трудно разобраться, где худо, а где добро".
  
   На следующий день на очередном заседании Валя с Димой, как когда-то давно на институтских лекциях сидели рядом и не слушали выступающих. Они думали о своём, и иногда шептали что-то друг другу на ухо.

Глава 29

   Сидя в самолёте, Дмитрий Петрович час за часом прокручивал эту неожиданную встречу. Ушли куда-то прочь все заботы и волнения. Он снова был молодым студентом, беззаветно влюблённым в такую же юную, как он, красавицу. Казалось, самолёт только что взлетел, как по громкой трансляции прозвучало: "Товарищи пассажиры, наш самолёт пошёл на посадку. Просьба: всем пристегнуть ремни". Пять часов полёта пролетели как миг.
   Конечно, приятно на какое-то время забыть о настоящем и вернуться в прошлое. Но, увы! Что прошло, то прошло. Время нельзя повернуть вспять. Оно неумолимо движется вперёд и чтобы не отстать от него ни в коем случае нельзя расслабляться. Эти слова сказал сам себе Дмитрий Петрович и пристегнул ремни.
  
   Вся семья с нетерпением ждала приезда Веры с семьёй. На этот раз они приезжали не просто в отпуск. Нюанс заключался в том, что приезжают они втроём, а уезжать будут уже вчетвером. Кто будет четвёртым мальчик или девочка - неизвестно. Тогда ещё не умели заранее определять пол ребёнка.
   Второй день лил проливной дождь, улицы превратились в водяные каналы, не спасали даже резиновые сапоги. В это время у Веры начались схватки. Нужно было срочно ехать в роддом. Миша медленно поехал по затопленным улицам, боясь, что вода попадёт в двигатель. Слава б-гу, всё обошлось, машина добралась до места назначения. Через несколько часов появился новый житель планеты - мальчик!
   Нина Григорьевна облегчёно вздохнула и вынула из холодильника курицу. Через полчаса кухня наполнилась чарующим запахом куриного бульона.
   - Не облизывайтесь! - обратилась она к мужчинам. - Сначала отнесёте курочку Вере, потом будем обедать.
   Дмитрий Петрович и Илья тоже переволновались, но старались не подавать виду. Не проявлял радости только старший брат новорожденного. Он быстро смекнул, что часть любви родителей перейдёт к его братику. Это его совсем не устраивало! Никакие объяснения взрослых о том, что это его братик и что родители будут любить их обоих одинаково, не имели успеха. Мальчик упорно стоял на своём. Когда новорождённого привезли домой, он увидел, что был прав: родители действительно крутились вокруг младенца! Это несказанно возмутило шестилетнего человека, и он заявил: "Если вы его возьмёте в Иваново, то я с вами не поеду. Останусь жить в Барнауле с бабушкой и дедушкой"!
   Привести свою "угрозу" в исполнение ему не удалось!
  
   Мальчик был ещё слишком мал, чтобы знать, что существует, так называемая, братская любовь, и мыслил на подсознательном уровне о любви вообще. И тут он был прав. Очень редко можно найти людей, готовых добровольно делить свою любовь с кем-то третьим.
  
   В один из зимних дней Пётр Давидович после завтрака, собрался навестить больного приятеля, лежащего после операции в больнице.
   - Поля, - сказал он, - Илья Семёнович, уже вторую неделю болеет, а я всё никак не соберусь проведать его.
   - Иди, только долго не засиживайся, а то я знаю, у вас обоих язык без костей, можете болтать до ночи. А человек больной, его нельзя утомлять.
   - Что ты меня учишь, я больше тебя понимаю, что к чему, - обиделся Пётр Давидович. - Всё-таки имею, какое-никакое отношение к медицине.
   - Отношение-то имеешь, - согласилась Полина Марковна, - но хорошо было бы, если б ты всегда помнил об этом.
   - К обеду вернусь, - смягчаясь, сказал муж и вышел за дверь.
   На улице стоял приятный лёгкий морозец. У Петра Давидовича поднялось настроение, и он не спеша пошёл на трамвайную остановку.
   Илья Семёнович очень обрадовался гостю. Друзья стали, перебивая друг друга, обсуждать последние новости. Тем, как всегда находилось много. Сначала они поговорили о международном положении, осудили происки империализма и посочувствовали национально освободительному движению. Перешли на общих знакомых.
   - Новую троллейбусную линию ещё не пустили? - вдруг сменил тему Илья Семёнович. - Она мне будет очень удобна.
   - Что может измениться за полторы недели, которые ты лежишь в больнице? - усмехнулся Пётр Давидович. - Там ещё работы непочатый край.
   - А мне кажется, что я лежу здесь давным-давно, - грустно сказал больной.
   - Я тебя хорошо понимаю, - согласился его товарищ и вдруг спохватился, - Ого, я у тебя здорово засиделся! Обещал Полине к обеду вернуться. Она уже волнуется.
   Он пожал другу руку, обещал через пару дней наведаться снова и пошёл к выходу.
   Вдруг он резко остановился, покачнулся... и упал на пол. Быстро прибежали врачи, но всё было бесполезно.
   Обливаясь слезами, Вера по телефону сообщила в Барнаул, что дедушки не стало.
   Дмитрий Петрович не сразу полностью осознал, что произошло. Но когда до него дошёл весь ужас случившегося, он ощутил какую-то бездонную пустоту.
   Дальнейшее он проделал автоматически, как робот: заказал билеты на самолёт, прилетел в Иваново, выполнил все формальности.
  
   Он, конечно, знал, что жизнь не бывает без потерь, но пока это далеко и абстрактно, то к счастью об этом забываешь.
   Вскоре Лере удалось поменять двухкомнатную квартиру родителей на комнату в старом одесском доме напротив Привоза, и Полина Марковна стала одесситкой. Позже Лере удалось путём многоступенчатого обмена своей квартиры и маминой комнаты получить хорошую квартиру, и Полина Марковна снова стала жить в семье. Правда, уже не в своей, а в семье дочери.
  
   В народе говорят: "Судьба за печкой найдёт". Так, наверное, случилось и на этот раз.
   Дмитрий Петрович был в очередной командировке в Москве. В Министерстве сельского хозяйства он неожиданно, как кода-то в далёком сорок шестом году, встретил своего бывшего сокурсника Анатолия Васильевича Пухальского. Тот уже работал не в Министерстве, а во Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук им. Ленина (ВАСХНИЛ) в должности академика-секретаря. Это что-то вроде генерального директора в министерствах. Друзья решили вместе пообедать. Поговорили о семьях, о работе и вдруг Анатолий Васильевич говорит: "Ты знаешь, Митя, у нас в академии есть вакансия учёного секретаря Президиума. Ты по всем параметрам подходишь на эту должность. Я поговорю о тебе с Пал Палычем*".
   - Но мне уже пятьдесят восемь, кто ж возьмёт без пяти минут пенсионера на работу, да ещё на такую высокую должность, - усомнился Дмитрий Петрович.
   - Ты не представляешь, какие старики у нас работают. По сравнению с ними ты мальчишка.
   Так что приходи завтра в Большой Харитоньевский в Президиум академии, я тебя представлю Президенту, а там - "чем чёрт не шутит"!
   - Ты хочешь сказать: "Смелость города берёт"! - усмехнулся Дмитрий Петрович.
   - Вот именно. Ты нечего не теряешь. В крайнем случае, можешь считать, что побывал в музее.
   - Да, да! - ответил на немой вопрос приятель.
   -----------------------
   *Пал Палыч - Павел Павлович Лобанов - Президент ВАСХНИЛ
  
   - Президиум занимает здание бывшего дворца Юсупова. Это архитектурный шедевр. Туда можно водить экскурсии. Ты не представляешь, как там великолепно расписаны стены и потолки. Старинная мебель, великолепные люстры. Расписной кафель на печах. А чего стоит китайская комната! Там такие цвета, такой национальный колорит!
   - Ты меня убедил, - сказал Дмитрий Петрович. - Завтра приду.
   Когда он явился в здание Президиума ВАСХНИЛ, ему было не до красот юсуповского дворца. Он всё-таки волновался. Нет, он волновался не потому что боялся не получить место в академии. Он на него и не рассчитывал. У него насчёт этого не было никаких иллюзий. С его возрастом и пятой графой* трудно было рассчитывать на высокую должность в Москве. Просто он понимал, что далеко не каждый проректор провинциального института удостаивается аудиенции президента всесоюзной академии.
   Пухальский представил Дмитрия Петровича президенту и тот начал разговор на общие темы: где учился? Где защищался? Над чем сейчас работает институт после головокружительного успеха с бобовыми. (Оказывается, он был в курсе эпопеи с Чекановой). О работе ни слова. В заключение хозяин кабинета пожелал проректору
   ----------------------
   *пятая графа - под этим пунктом в советских паспортах указывалась национальность владельца. В шутку евреи называли себя инвалидами пятой графы.
  
   успехов в работе, и на этом аудиенция была закончена.
   - Я тебе, Анатолий Васильевич, благодарен за хлопоты, - сказал бывший сокурсник, выйдя из кабинета. Когда я б ещё мог поговорить с президентом академии.
   - Между прочим, он с тобой очень хорошо разговаривал, это неплохой признак. А что касается Чекановой, то не переживай. Он лучше тебя знает, как у нас делаются герои труда.
   Дмитрий Петрович в хорошем настроении вернулся домой. Вопрос о работе в академии он всерьёз не принимал. "Что ж, товарищ хотел сделать доброе дело, - думал он. - Спасибо ему и за это".
  
   Прошло полгода, Дмитрий Петрович уже и не вспоминал о своём посещении академии. Евгений Евтушенко в одном из своих стихотворений писал: "Без больших надежд надёжней для надежд".
   Действительно в жизни так и бывает.
   Неожиданно пришло письмо на официальном бланке Академии сельскохозяйственных наук за подписью президента. В письме сообщалось, что товарищ Товальский Дмитрий Петрович утверждён на должность учёного секретаря Президиума ВАСХНИЛ. Разрешение Моссовета на прописку в городе Москве получено. Квартира будет выделена ориентировочно через четыре-пять месяцев во вновь строящемся доме.
   Письмо это для семьи проректора явилось как снег на голову. Дмитрий Петрович не рассказал жене, что существует вероятность их переезда в столицу. Он не хотел обременять её пустыми надеждами, так как сам не верил в серьёзность этой затеи.
   "Как всё-таки непредсказуема жизнь, - перечитывая письмо, размышлял учёный. - Я был уверен, что Барнаул - моё последнее пристанище. Здесь я добился немалого успеха. Стал уважаемым человеком. Имею всё, что нужно для достойной жизни. И вдруг кому-то это "помешало". Незадолго до пенсионного возраста поступает предложение, от которого, как говорят, трудно отказаться".
   - Как ты думаешь, стоит нам переезжать, или будем доживать свой век здесь? - обратился он к жене
   - Есть много за и много против, - философски ответила Нина Григорьевна. - Главным преимуществом переезда, по-моему, является то, что мы сможем видеться с Вериной семьёй не раз в год, а когда захотим. Ну, а жить в одном городе со своей родной сестрой - это вообще сказка. Но решать тебе. Начинать на новом месте всегда трудно. Наверняка там не все в восторге от твоего назначения. Кто-то, возможно, метил на это место. Так что подумай, сможешь ли потянуть эту лямку.
   - Я всю свою жизнь плыл по течению, не избегая своей судьбы и не пытаясь её изменить. Просто всегда добросовестно относился к обязанностям, что выпадали на мою долю. Думаю, что и сейчас поступлю так же. Хотя хорошо понимаю, что в Барнауле я один из первых людей в институте, меня знает и уважает всё краевое и городское начальство. В академии же многие академики, не говоря уже о членах Президиума, будет смотреть на меня как на выскочку из провинции.
   - Это всё так, - заметила жена. Но в любом случае тебе скоро на пенсию. А на пенсии, бесспорно, жить лучше в Москве и вблизи от родных, чем за тысячи километров от них. Да и дети будут тебе благодарны, что ты их вывез в столицу. Там у них будет больше возможностей, чем здесь.
   - Насчёт возможностей для детей я не очень уверен, - сказал Дмитрий Петрович. Ты представляешь, сколько там начальства: союзное, российское, областное, городское, всесоюзные и республиканские министерства, всякие комитеты и управления и у всех есть дети и родственники... Но с другой стороны из Москвы в провинцию всегда можно уехать.
   - А наоборот - фигушки! - продолжила мысль жена.
   - Решено! Завтра я говорю с Евгением Николаевичем, - сказал проректор института, - и будем готовиться к переезду.
  
   - Я думаю, они сделали правильный выбор, решив Вас взять на эту должность, - заключил ректор, выслушав Дмитрия Петровича. Тот ему рассказывал о встрече с президентом ВАСХНИЛ, но оба не придали этому серьёзного значения.
   - Мне, конечно, жаль отпускать Вас, но и задерживать я не имею права. Такой случай упускать нельзя. Люди будут Вам завидовать. Ведь жить в Москве - большая мечта многих наших людей.
   - В этом нет ничего удивительного. Если бы во всех городах было такое же снабжение, как в Москве, то у большинства мечта жить в столице наверняка бы исчезла, - заметил проректор.
   - Вы правы, - согласился Евгений Николаевич. - Человеку свойственно мечтать. И стать жителем столицы - это такой наш аналог великой американской мечты
   - Поверьте мне, я еду туда не поэтому.
   - Я в этом не сомневаюсь, хотя в Москве есть и другие приятные вещи: ленинская библиотека, театры, культурная жизнь.
   - Много у нас с Вами было времени ходить по театрам? - спросил будущий учёный секретарь. - Хотя сознавать, что есть такая возможность, конечно приятно.
   - К сожалению, это так, - подтвердил собеседник.
   - Мне, Евгений Николаевич, будет очень не хватать Вас, я благодарен судьбе, что мне посчастливилось работать с Вами. Думаю, мы останемся друзьями. В Москве для меня и для Нины Григорьевны, Вы, как и здесь, всегда будете самым дорогим и желанным гостем.
   - Я надеюсь, - ответил ректор.
  
   В начале декабря Дмитрий Петрович уехал к новому месту работы. Нина Григорьевна с детьми осталась ждать получения квартиры в Москве и готовиться к отъезду. К тому же Гриша только летом оканчивал учёбу в музыкальном училище.
   Впервые за время жизни в Барнауле семья встречала Новый год не вместе.
  
   Больше всего Нине Григорьевне было жалко расставаться с садовым участком. В него она вложила частицу себя. Она хорошо помнила, как они приехали на только что освободившийся от снега клочок земли, превратившийся через несколько лет в цветущий сад. И это в основном благодаря её усилиям. Она проводила там много времени, заботливо ухаживая за каждым деревцем, за каждым кустиком. Осенью семья не знала, куда девать весь урожай. Ягоды раздавались знакомым. Варилось варенье, ягоды пересыпались сахаром и закручивались в многочисленные банки. В стеллаже на кухне располагались бутыли с наливками. Всё это благополучно стояло до урожая следующего года и начиналось всё сначала.
   Мише больше всего жалко было расставаться со своим "Москвичом". В нём он чувствовал себя лихим наездником, и это естественно повышало к нему интерес местных девушек.
   Родители решили подарить автомобиль Илье, так как у Дмитрия Петровича сложилось мнение, что в Москве удобнее и безопаснее ездить на городском транспорте. Действительно, в те годы общественный транспорт работал там очень чётко. Поезда метро, трамваи, автобусы и троллейбусы ходили с интервалом в две-три минуты.
   Летом Илья приехал с товарищем и своим ходом перегнал машину из Барнаула в Иваново. Они в отличие от героев известного романа, ехали без лозунга: "Ударим автопробегом по бездорожью", а тихо и мужественно преодолевали все возникавшие препятствия. Почему-то, видимо из-за скромности гонщиков, этот многодневный автопробег не был занесён в книгу рекордов Гиннеса! Но, несмотря на это, "Москвич" верой и правдой прослужил новому владельцу более двадцати лет.
  
   В этом году зима выдалась необыкновенно холодная. Морозы достигали сорока градусов. Но когда перед тобой стоит желанная цель, любые холода - не помеха. Нина Григорьевна с Мишей развернули бурную деятельность по подготовке к отъезду, стараясь не замечать, в буквальном смысле, трескучих морозов.
   Сдавали мебель и часть вещей в комиссионные магазины. При существовавшем в стране дефиците вещей, продать что-нибудь приличное не составляло большого труда, сложнее было что-то купить. Поэтому много времени уходило на поиски нужных для переезда вещей. Впоследствии оказалось, что большая часть из них не нашла себе применения.
   Во всех этих заботах незаметно прошло время, и строившийся дом был готов к приёму жильцов. Дмитрию Петровичу выдали ордер на квартиру. Гриша уже окончил училище, и они с Ниной Григорьевной выехали в Москву. Миша остался в Барнауле. Он должен был уволиться с работы и окончательно завершить все формальности по сдаче квартиры.
   Через два месяца Нина Григорьевна приобретя нужную мебель, и обставив новую квартиру, вернулась в Барнаул, чтобы помочь Мише с упаковкой оставшихся вещей и отправкой контейнера.
   - Как ты тут, сынок жил один, не голодал, не скучал? - спросила она у встречавшего её сына.
   - Ну что ты мама, спрашиваешь меня как маленького, - немного обиделся Миша. - Что я не могу себе поджарить яичницу или какой-нибудь полуфабрикат. Моей зарплаты вполне хватало, чтобы я себе ни в чём не отказывал и даже мог позволить, когда захочу обедать в ресторане, что мы с друзьями и делали.
   - Извини, - попыталась оправдаться Нина Григорьевна, - для меня ты всё ещё ребёнок. Когда у тебя у самого будут взрослые дети, ты меня поймёшь.
   По предложению Миши решили в Москву не лететь самолётом, а ехать поездом, чтобы проделать тот же путь, что и двадцать три года назад, когда ехали в Барнаул. Правда теперь поезд шёл не семь суток, а около трёх и вагоны были гораздо комфортабельнее.
  
   Наступил день отъезда. Проводить будущих москвичей на вокзал пришло много друзей. Они стояли двумя группами. В одной друзья Нины Григорьевны и Дмитрия Петровича, в другой Мишины друзья.
   Объявили отправление. Пассажиры поспешно заняли свои места. Поезд медленно тронулся и начал плавно набирать скорость.
  

Глава 30

  
   Квартира, выделенная академией, была в новом, ещё далеко не застроенном районе. Район, как и все новые места застройки, назывался именем находившейся здесь деревни. На глазах новосёлов вместо маленьких деревянных домиков с прилегающими к ним участками, возникало множество девяти, двенадцати и шестнадцатиэтажных домов.
   Внутри каждого микрорайона располагались взрослая и детская поликлиники, средняя школа и детский сад. Они были расположены так, что в них из любого дома микрорайона можно было попасть, не переходя дороги.
   Было открыто множество продуктовых, промтоварных и специализированных магазинов. Построен большой двухзальный кинотеатр, названный именем столицы одной из союзных республик. В то время новые кинотеатры носили имена столиц союзных республик или "братских" социалистических стран.
   Вскоре открыл свои двери районный дворец пионеров и школьников, выросло красивое, облицованное мрамором здание райкома партии. Были введены в строй станции метро.
   В Москве район соответствовал по количеству населения областному центру типа Барнаула или Иваново.
   Но всё это будет только через три года. А пока каждый день шли дожди, и стояла непролазная грязь. Так что в пору было ходить в резиновых сапогах и переобуваться в туфли, попадая в обжитые районы.
   Продукты приходилось покупать в маленьком магазинчике, разместившемся в квартире на первом этаже одного из построенных домов.
   К остановке автобуса, доставлявшего пассажиров к конечной остановке трамвая, были проложены деревянные мостки. Трамвай шёл в центр города около часа.
   Конечно, возникает вопрос: почему ответственному работнику академии, расположенной в центре города дали квартиру в необжитом районе далеко от места работы? Как выяснилось позже: хорошо, что вообще дали!
   Когда состоялось заседание месткома по распределению жилплощади выделенной академии, выступил секретарь парткома.
   - На каком основании мы вообще выделяем квартиру человеку предпенсионного возраста, приехавшему неизвестно откуда и проработавшему в нашей организации всего четыре месяца? Пусть поработает хотя бы год, зарекомендует себя, и тогда мы вновь рассмотрим вопрос о предоставлении ему квартиры.
   Его поддержали такие же, как он, активные общественники. Такие люди обычно неуверенно чувствуют себя в науке, но с лихвой компенсируют это большой уверенностью на различного рода заседаниях. Те же, кто действительно серьёзно занимается научной деятельностью, в общественной жизни, как правило, не участвуют.
   Положение спасла помощник президента Ольга Николаевна.
   - Во-первых, он приехал сюда не сам, а по приглашению Президента. Ему неплохо жилось не в "неизвестно откуда", а в Барнауле, где он много лет проработал проректором по научной работе одного из крупнейших в стране сельскохозяйственных ВУЗов.
   Во-вторых, за четыре месяца работы здесь, он сделал больше, чем иные делают за несколько лет. Пал Палыч очень доволен новым сотрудником.
   Помощник президента знала, о чём говорила. За эти четыре месяца Дмитрий Петрович написал ей кандидатскую диссертацию!
   - Это все хорошо, но зачем он привёз с собой двух взрослых сыновей, - не сдавался секретарь парткома. - Оставил бы им свою квартиру в Барнауле. Почему мы им должны давать жилплощадь?
   - Он привёз их потому, что они члены его семьи парировала Ольга Николаевна. - Своих семей у них ещё нет.
   Все знали, что шутки с помощником президента плохи. Не было большим секретом, что она состояла с руководителем академии не только в деловых отношениях. Её влияние на все дела было огромно. К ней на поклон шли директора институтов и других учреждений, входивших в систему ВАСХНИЛ. От неё зависело выделение учреждениям денежных фондов и требуемого оборудования, включая автотранспорт. Все документы, прежде чем попасть на подпись Президенту, попадали к ней. Во всех поездках по стране и в зарубежные страны она сопровождала руководителя академии, как его помощник.
   Учитывая всё это члены месткома, проголосовали за выдачу Дмитрию Петровичу ордера на квартиру. Но чтобы не очень уязвлять самолюбие секретаря парткома, квартиру выделили в строящемся районе.
  
   Так как в Советском Союзе женщины имели право выйти на пенсию в пятьдесят пять лет, то Нина Григорьевна решила воспользоваться своим конституционным правом. Она собрала все необходимые справки и даже нашла девушек, давно ставших бабушками, с которыми она работала в ЦАГИ. Те подтвердили факт её трудовой деятельности в этом институте.
   Оказалось, что Нине Григорьевне не хватает двух лет до необходимого стажа. Она решила пойти работать, чтобы добрать необходимые годы. Софа помогла ей устроиться в косметический кабинет у Покровских ворот.
  
   Миша пытался устроиться на работу в институт истории техники. После многократных посещений этого заведения, он понял, что зря теряет время. Попасть туда можно только через Горком партии или стоящие над ним партийные органы. Он же был не только не член партии, но над ним ещё весела пятая графа. Оставив бесплодные попытки, несостоявшийся историк техники устроился старшим инженером в научно-производственное объединение "Агроприбор".
   Как только Миша устроился на работу, Софа принялась за поиски для него невесты.
   - Куда это годится в тридцать лет ходить холостяком!? - безапелляционно заявила она.
   Вскоре заботливая тётя торжественно вручила своему племяннику номер телефона.
   - Обязательно позвони, - сказала она. - Девушка будет ждать.
  
   Тёплым сентябрьским днём у памятника Грибоедову около станции метро "Кировская", сейчас "Чистые пруды", Миша увидел худенькую девушку с пышными чёрными, распущенными до плеч волосами и с лёгким налётом грусти в красивых голубых глазах. Возможно, налёт грусти появился у девушки год назад, когда она потеряла свою маму. На даче с ней случился инфаркт.
   Любой нормальный мужчина мечтает о любящей, преданной и любимой жене. Не был исключением и Миша. Он всегда был немного сентиментален и налёт грусти в голубых глазах Лены, так звали девушку, проник в его сердце.
   Вскоре молодые подали заявление в грибоедовский дворец бракосочетаний. Регистрацию брака им назначили на второй день нового года. Родители заказали на этот день банкетный зал в популярном среди молодёжи кафе "Лира", что на площади Пушкина.
  
   Гриша решил, пока он осмотрится в Москве, поработать учителем пения в только что открывшейся недалеко от дома средней школе. Работа ему не очень нравилась и, закончив учебный год, он устроился аккомпаниатором в секцию художественной гимнастики дворца пионеров.
   Гриша был молодой двадцатилетний парень. В секции занимались ладно сложенные девушки. Одежда будущих чемпионок состояла из плотно обтягивающих фигуру трико, подчеркивающих их женские прелести.
   - Мне нужно доплачивать за вредность, - шутил Гриша. Я трачу своё здоровье на борьбу с мужским инстинктом.
   И он получил "компенсацию" за эту "вредность", в виде поездки в Чехословакию, куда юные гимнастки вместе со своим аккомпаниатором отправились по приглашению их чехословацких коллег.
  
   Отношения между людьми в академии были непростыми. Существовало негласное соперничество между отдельными группами. Дмитрий Петрович старался быть объективным и не примыкал ни к одной из них.
   Он честно выполнял свою работу. Делал даже больше, чем положено. Принимал активное участие в разработке стратегии научных исследований в сельскохозяйственной науке, занимался выработкой рекомендаций сельскохозяйственному производству. Писал статьи и речи для Президента. Своей добросовестностью и работоспособностью учёный секретарь заслужил уважение окружающих. Даже секретарь парткома стал вести с ним дружеские беседы на отвлечённые темы. Произошло, правда, это не сразу, а через год или два.
   Работая в академии, Дмитрий Петрович с удивлением обнаружил, что не все академики настоящие.
   Нет, они, конечно, не подделывали документы и не были самозванцами. Они были избраны действительными членами или членами-корреспондентами по всем правилам. Но их вклад в науку был очень близким к нулю.
   Раньше они занимали руководящие должности, чаще всего связанные с сельским хозяйством в управлениях, министерствах или в аппарате ЦК партии. Когда приходило время заменить их другими, более перспективными людьми, их пристраивали на тёплые, хорошо оплачиваемые места, чтобы обеспечить им почётную, безбедную старость. Их избрание в состав академии обосновывалось тем, что они являются выдающимися организаторами науки.
   Это был тот самый случай, о котором очень метко говорилось в старой дореволюционной шутке:
   "В Академии наук
   Заседает князь Дундук.
   Почему он заседает, почему такая честь?
   Потому, что есть чем сесть"!
  
   После многих лет изоляции страны, под давлением Соединённых Штатов Америки и международной общественности в Советском Союзе с неохотой, ставя многочисленные препятствия, начали выпускать из страны небольшое количество евреев.
   Как-то вечером, когда Лена, её папа и Миша были дома, к ним зашёл Ленин старший брат Саша. В этом визите не было ничего необычного. Саша с женой Галей и двумя детьми жили в соседней квартире, и заходили к отцу и сестре почти каждый день.
   В этот раз гость был в приподнятом настроении. Чувствовалось, что он хочет сообщить о чём-то очень важном.
   Саша окинул всех торжествующим взглядом и с порога выпалил: "Мы с Галкой подали документы на выезд в Израиль"!
   - Я думаю вам нужно сделать то же самое, - продолжал он. - Представляете, как будет здорово! Мы будем жить вместе в своей стране. У меня уже есть на вас вызов. Документы оформить я вам помогу.
   - Мы не сможем поехать, - сказала Лена. - У Миши папа занимает ответственную должность и его сразу уволят с работы.
   - Так он же уже пенсионного возраста, - заметил брат. - Ну, выйдет на пенсию на несколько лет раньше. Велика беда!
   - Есть ещё одна причина, по которой нас не выпустят, - вступил в разговор Миша. - В Барнауле я работал в особом конструкторском бюро и имел допуск к секретным документам. Ты, Саша сам хорошо знаешь, что у кого была секретность раньше, чем через десять лет не выпускают!
   - Знаю, - ответил будущий израильтянин. - Боятся, что ты увезёшь секреты и продашь их империалистам!
   - Вот именно.
   - Что ж, Миша, пускай Лена с папой поедут пока одни, а когда у тебя снимут секретность, приедешь и ты.
   - О чём, Саша ты говоришь, - заступился за молодых отец. - Ты бы согласился, чтобы Галя уехала от тебя на неизвестно сколько лет?
   - Я никуда не поеду, - решительно сказала Лена и пошла на кухню.
  
   Спустя неделю Саша пришёл домой поникший, на нём, как говорят "лица не было".
   - Что случилось? - с тревогой спросила его жена.
   - Я тебе не рассказывал. Вчера у нас было общее собрание и меня там крыли, на чём свет стоит. Называли отщепенцем, попавшим под влияние сионистской пропаганды, предателем родины. И самое главное, ни один человек не выступил в мою защиту! Даже самые близкие друзья предпочли отмолчаться. А сегодня меня уволили с работы. Я хотел попрощаться с ребятами. Многие не подали мне руки.
   - Не расстраивайся из-за этого, - сказала Галя. - Они просто дрожат за своё место. У них семьи.
   Через несколько месяцев Саша получил отказ. Спустя полгода он повторил попытку, но результат оказался тот же.
   Видя, как страдает сын, отец решил помочь ему. Он, мудро рассудил: кто будет задерживать старого человека, пенсионера? И подал документы на выезд. Расчёт оказался правильным. Ему разрешили оставить страну.
   Через полгода он прислал вызов сыну и того в рамках воссоединения семей выпустили к родному отцу.
   Лена очень переживала отъезд отца и брата. Тогда те, кто уезжал в Израиль, прощался со своими родными навсегда. Ни о каких поездках в гости не было и речи. С этой страной не было дипломатических отношений. Она считалась враждебным государством...
  
   Одним из преимуществ района, где жили Мишины родители, был лес. Он раскинулся в своём первозданном виде за узкой берёзовой рощей и небольшим оврагом. Лес тянулся за кольцевую дорогу далеко в Подмосковье, оставаясь всегда загадочным и прекрасным в любое время года. Для всей семьи он стал излюбленным местом прогулок, принося каждый раз открытие новых сказочных мест. Первое время после таких прогулок кружилась голова от непривычного перенасыщения воздухом. И в этот приезд детей, семья после вкусного обеда отправилась в лес. Неожиданно они наткнулись на родник, бьющий холодной вкусной водой. Все жадно припали к живительной влаге. Особенно долго не могла оторваться от освежающего источника Лена.
   Нина Григорьевна, выбрав момент, когда она осталась наедине с невесткой, внимательно посмотрела на неё и спросила: "Леночка, может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что ты в положении"?
   - Да, - немного покраснев, призналась жена сына. - Уже пятый месяц.
   - Это прекрасно! - обрадовалась свекровь. - Знаешь, что я вам посоветую: меняйте свою квартиру поближе к нам. Мы с отцом всегда сможем помочь вам.
   - Мы с Мишей уже думали об этом, но не знали, как вам сказать, - ответила Лена.
   - Ну вот, теперь можете не думать, а вплотную заняться обменом, - с улыбкой сказала Нина Григорьевна.
  
   Гриша, проработав год аккомпаниатором в секции художественной гимнастики, оставил это "вредное занятие". Он перешёл на работу в московское объединение музыкальных ансамблей (МОМА) в качестве руководителя вокально-инструментального ансамбля. Эти ансамбли выступали в ресторанах города. Приехавшим из провинции, казалось это не очень порядочным. На самом деле в этом не было ничего зазорного. В ресторанах часто играли и пели довольно известные артисты.
   Одним из них надоело мотаться по стране и вести "кочевую жизнь". Другие не могли этого делать по семейным обстоятельствам. В деньгах они ничего не теряли, так как месячный заработок от работы в ресторане, часто превышал гастрольный. Ещё одним преимуществом была возможность играть и петь всё, что запрещалось петь со сцены. На официальных концертах нельзя было услышать такие безобидные песни как: "Чёрная роза - эмблема печали, красная роза - эмблема любви", "Потому что нельзя, потому что нельзя быть красивой такой" и так далее. Считалось, что эти песни пошлые и не могут научить советского человека ничему хорошему.
  
   - Нина, сегодня у нас будет гость! - позвонил жене Дмитрий Петрович.
   - Что за гость? - спросила жена.
   - Угадай! Гость, который любит твои котлеты.
   - Неужели Евгений Николаевич?
   - Он самый.
   - Хорошо, что предупредил. После работы зайду в магазин, и к вашему приходу всё будет готово.
  
   После первой рюмки друзья заговорили о делах в сельхозинституте. Дмитрия Петровича интересовало всё, что происходит там. Всё-таки двадцать три года жизни просто так не выбросишь!
   Рассказав об институте, Евгений Николаевич спросил: "Дмитрий Петрович, Вы теперь вероятно в курсе действительного положения в нашем сельском хозяйстве. Есть впереди какой-нибудь просвет"?
   - Как я понимаю, особого просвета нет, - ответил учёный секретарь Президиума ВАСХНИЛ.
   - Пока остаётся централизованное управление сельским хозяйством, нельзя ждать хороших результатов. Как говорил незабвенный Козьма Прутков: "Нельзя объять необъятное"! По-моему убеждению сельское хозяйство должно быть фермерским, как в Америке, Канаде и других странах.
   - Я думаю, Вы правы, - согласился гость. - Фермеры - это те же кулаки, которых у нас уничтожили как класс.
   - Да, и с тех пор сельское хозяйство так и не смогло оправиться. Россия превратилась из крупнейшего экспортёра зерна, в крупнейшего импортёра
   - Это при наличии такого изобилия посевной площади! - согласился гость.
   - Многие в Академии это понимают, но открыто никто об этом не говорит.
  
   Друзья засиделись далеко за полночь и хозяева не отпустили гостя. Оставили его ночевать.
   Прощаясь, Евгений Николаевич сказал: "Неизвестно, когда я буду следующий раз в Москве и неизвестно буду ли вообще".
   - Почему? - в один голос спросили хозяева.
   - Потому что пенсионеру ездить из Барнаула в Москву довольно накладно.
   - Вы что, уходите на пенсию? - удивлённо спросил Дмитрий Петрович.
   - Да, как вы знаете, полгода назад мне исполнилось шестьдесят, и сейчас меня вызвали в Министерство и предложили уйти на заслуженный отдых.
   - Я была бы рада, если бы Дмитрий ушёл на пенсию, - сказала Нина Григорьевна. Он света белого не видит. С утра до вечера на работе. Приходит домой, поужинает и снова за работу. А ему уже шестьдесят два года.
   - Не надо сгущать краски, - заметил Дмитрий Петрович, - я даже нахожу время погулять с внуком.
  
   Миша с Леной незадолго до рождения сына смогли поменять свою квартиру. И теперь жили в пяти минутах от родителей. Дмитрий Петрович действительно в свободное время любил гулять в лесу с внуком. Пока внук спал в коляске, дед писал наброски своих работ. Когда внук подрос, и стал ходить с дедом за руку, тот стал рассказывать ему сказки, выдумываемые по ходу дела. Это давало ему душевный отдых и в какой-то степени позволяло отвлечься от своих дел.
  
   Почти не проходило недели, чтобы из Центрального Комитета Партии или правительства не поступали распоряжения о подготовке какой-либо справки. Причём все справки были "срочные". Другое дело, что не всегда эти справки были востребованы.
   Но, получив указание сверху, все работники Президиума Академии от Президента до машинистки приходили в состояние повышенной нервозности из-за боязни не успеть подготовить материал к сроку.
  
   Если бы человек мог не принимать всё близко к сердцу и спокойно реагировать на все внешние раздражители. Если бы мог научиться не подгонять себя, не реагировать на торопящего тебя начальника, а спокойно делать своё дело. Тогда шансы сохранить свою сердечнососудистую и нервную системы в хорошем состоянии намного бы увеличились.
   К сожалению, достичь такого спокойствия очень трудно, почти невозможно. Не смог этого сделать и Дмитрий Петрович. В результате после семи лет беспрерывной "гонки", он оказался в больнице с тяжёлой формой инфаркта. Счастье, что это случилось на работе, в центре города, и "скорая" смогла быстро доставить его в больницу.
  
   Наступил день, когда во время очередного обхода врач сказал: "Считайте, что Вы второй раз родились. Сегодня мы Вас выписываем. Можете собираться домой".
   - Спасибо доктор! А когда я смогу выйти на работу? - спросил больной.
   - Никогда! - ответил тот. - Если хотите жить, то Вам нельзя работать.
   - Как же я буду без работы?
   - Зато будете живой! Это гораздо лучше, - сказал врач и вышел из палаты.
   Дмитрий Петрович никак не ожидал, что он не сможет работать. Он лежал и думал об этом, пока не закрылись сами собой глаза, и он вдруг увидел мальчика, которому отец внушает, что поэзия - это не серьёзно.
   - Нет, я поеду в Москву и стану поэтом, - не внемлет разуму сын.
   Мальчик исчезает и стоит студент на овощной базе, рядом с ним красивая девушка и она учит его шинковать капусту.
   Студента сменяет аспирант. Он беседует с сорокалетним мужчиной и тот говорит ему: "Сегодня ты поможешь мне, завтра я помогу тебе. Ничего не попишешь. Такова азбука жизни".
   - Так это Егор Ильич, - удивляется Дмитрий Петрович. - Он же умер от голода в блокаду.
   И тут появляется девушка с большими карими глазами и стройной фигуркой. Молодой человек смотрит на неё, девушка смотрит на него.
   - Так это же моя жена - Нина, - не перестаёт удивляться больной.
   Они с Ниной через всю страну едут на Дальний Восток. Потом научный сотрудник провожает жену, уезжающую с годовалой дочкой к его родителям.
   Появляется заместитель директора селекционной станции. Он везёт из роддома жену с сыном.
   - Как нам здесь хорошо, - говорит жена.
   И вот она с двумя детьми, рыдая, провожает солдата на фронт. Идёт страшная война.
   Старший лейтенант приезжает домой забрать семью к месту своей службы. Война закончилась победой.
   Перед больным возникает панорама Барнаула. Он видит зав. кафедрой, читающего лекцию студентам. Затем декан факультета, выступая на торжественном собрании, получает записку, что у него родился сын. Появляется проректор института и сообщает жене, что ему предложили должность учёного секретаря Президиума ВАСХНИЛ и если она согласна, они могут переехать в Москву...
   - Дима просыпайся, поедем домой, - осторожно дотронулась до мужа Нина Григорьевна.
   Дмитрий Петрович открыл глаза и увидел стоящих возле него жену, сыновей, невестку и трёхлетнего внука.
   - Вот и погулял я на ярмарке, пришло моё время возвращаться с неё восвояси, все покупки уже сделал, - с горечью произнёс Дмитрий Петрович, всё ещё находясь во власти своего сновидения.
   - В чём дело? Что сказали врачи? - забеспокоилась Нина.
   - Мне запретили работать. Сказали: "Если я хочу жить, то должен оставить работу".
   - А что я буду делать без работы. Я привык всю жизнь быть в круговороте событий, решать какие-то проблемы. Иногда, правда, думал: "Скорей бы в отпуск, чтобы отдохнуть от всей этой суетни". А теперь буду скучать без этого. Несправедливо!
   - О чём ты говоришь? - остановила его жена. - Тебе уже шестьдесят пять лет. Ты мог давно быть на пенсии. Мы думали, что потеряли тебя. Слава б-гу и спасибо врачам, ты снова с нами!
   - Кажется, что у тебя ещё полно сил, - продолжал своё Дмитрий Петрович, - ты ещё много можешь сделать, в душе остаёшься молодым и задорным. Тут-то тебе и говорят: "Стоп! Порезвился и хватит. Сиди дома. Смотри телевизор. Нет, это не для меня. Я не могу жить в безделье!
   - Дедушка, ты не будешь скучать, - возразил ему маленький внук, внимательно слушавший его горестную речь - Я буду с тобой играть. Мы будем вместе ходить в лес. Ты будешь рассказывать мне сказки...
   "Может быть, малыш прав, - подумал Дмитрий Петрович. - Я всю жизнь много работал и работа не оставляла времени, чтобы в должной мере уделить внимание детям. Возможно, я смогу исправить это упущение, занимаясь с внуком.
   Есть такое английское слово: PRESENT. У него два значения: подарок и настоящее. Возможно, настоящее и есть самый дорогой подарок".
   Дмитрию Петровичу захотелось жить.
   Он ласково посмотрел на мальчонку. Наклонился и нежно поцеловал его.
  
  

Оглавление

   От автора --------------------------------------------- стр. 5
   Глава 1 ------------------------------------------------ стр. 7
   Глава 2 ------------------------------------------------ стр.15
   Глава 3 ------------------------------------------------ стр. 28
   Глава 4 ------------------------------------------------ стр. 35
   Глава 5 ------------------------------------------------ стр. 41
   Глава 6 ------------------------------------------------ стр. 57
   Глава 7 ------------------------------------------------ стр. 66
   Глава 8 ------------------------------------------------ стр. 71
   Глава 9 ------------------------------------------------ стр. 79
   Глава 10 ----------------------------------------------- стр. 91
   Глава 11 ----------------------------------------------- стр. 103
   Глава 12 ----------------------------------------------- стр. 114
   Глава 13 ----------------------------------------------- стр. 128
   Глава 14 ----------------------------------------------- стр. 139
   Глава 15 ----------------------------------------------- стр. 154
   Глава 16 ----------------------------------------------- стр. 165
   Глава 17 ---------------------------------------------- стр. 179
   Глава 18 ----------------------------------------------- стр. 188
   Глава 19 ----------------------------------------------- стр. 195
   Глава 20 ----------------------------------------------- стр. 205
   Глава 21 ----------------------------------------------- стр. 218
   Глава 22 ----------------------------------------------- стр. 231
   Глава 23 ----------------------------------------------- стр. 245
   Глава 24 ----------------------------------------------- стр. 255
   Глава 25 ----------------------------------------------- стр. 272
   Глава 26 ----------------------------------------------- стр. 288
   Глава 27 ----------------------------------------------- стр. 300
   Глава 28 ----------------------------------------------- стр. 317
   Глава 29 ----------------------------------------------- стр. 333
   Глава 30 ----------------------------------------------- стр. 346
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   63
  
  
   134
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"