Сидя в тишине, в абсолютной темноте, я стал обдумывать всё, что мне известно. Сам по себе сухой факт невыразителен, но когда поработает фантазия, он заиграет красками. Одно дело услышать, что кого-то там сожгли живьём, а другое дело увидеть это своими глазами, и уж совсем другое - быть сожжённым самому. Среди мрака и полного одиночества, с каждой минутой, всё отчётливее и яснее становилось понятно - я в смертельной опасности. Мои мысли заставляли сердце сжиматься, кровь стыла в жилах.
Но природа так здорово устроила нас, что когда термометр человеческой души падает ниже определённого градуса, и впадать в уныние дальше уже некуда, происходит перелом, и человеку возвращается бодрость. И вот, ты уже пытаешься что-то поправить, если, конечно, ещё можно что-то поправить. А практика показывает - почти всегда можно что-то поправить. Вот и на меня снизошло присутствие духа. Я говорил себе, что это затмение, конечно же, спасёт меня. А ещё оно сделает меня самым знаменитым человеком в королевстве. И тотчас термометр моей души поднялся до высшей отметки, и мои страхи улеглись. Я стал самым счастливым человеком в их средневековом мире. Теперь я даже с нетерпением ждал, чтобы поскорей наступило завтра, чтобы дождаться своего величайшего триумфа, заполучить всеобщее признание и народное восхищение. Я им потом ещё такие фокусы покажу, так-то.
Таким образом, одна единственная мысль вытеснила все страхи. Я был почти уверен, что как только эти суеверные люди узнают, каким же образом осуществится моя угроза, у них сразу возникнет сильное желание договориться по-хорошему. Поэтому, заслышав вскоре приближающиеся шаги, сказал себе: "Ага, идут договариваться. Очень хорошо, я тоже хочу договариваться. Только представление вам всё равно обеспечено, такой козырь в рукаве не спрячешь".
Открылась дверь и вошла стража. Командир сказал:
- Выходи, костёр готов!
Костёр?! Силы покинули меня, и я едва не упал. Нелегко прийти в себя в таких обстоятельствах. В горле встал ком и я даже дышал с трудом. Но как только смог, сказал:
- Но, это же ошибка. Казнь - завтра.
- Новый приказ, казнь перенесли на день. Давай уже, пошевеливайся.
Я проиграл. Теперь не спастись. Я был в шоке. Я был оглушён этим. Я потерял над собой контроль и стал метаться словно безумец, поэтому стражники схватили меня, вытащили из камеры и поволокли с собой сквозь лабиринт подземных коридоров, и вот я уже на свежем воздухе, ослеплён ярким дневным светом. Когда мы вышли на большой, окружённый стенами двор замка я испытал ещё большее потрясение, потому что сразу заметил столб для костра в центре. Рядом с ним лежали связки хвороста и стоял монах. По всему периметру двор окружала большая толпа. Люди располагались на скамьях, сооружённой по этому случаю трибуны, возвышавшихся ряд за рядом. Все были пёстро и празднично одеты. Король и королева занимали свои троны, а самые знатные представители располагались подле них.
Я успел разглядеть всё это за пару секунд. Тут же ко мне протиснулся Кларенс и хлынул поток новостей. Его глаза радостно сияли, в них читался триумф:
- Это из-за меня они перенесли казнь. Знаешь, как мне пришлось для этого потрудиться. Сначала я им рассказал, какую ты им уготовил катастрофу, потом это ужасно перепугало их всех, и тогда я понял, что самое время нанести решающий удар! Поэтому я начал говорить одному, другому и потом остальным, что твоя власть над Солнцем достигнет полной силы только завтра. А поэтому, если они хотят спасти Солнце и весь мир, тебя нужно казнить сегодня, пока ты ещё только ткёшь свою паутину колдовства и она не достигла максимальной крепости. Воблин. Это конечно детское враньё, неважная такая выдумка, но ты бы видел какой ужас их обуял. Они проглотили наживку, охваченные страхом. Они тут же поняли, что само Небо решило их спасти. А я тем временем посмеивался про себя, как они тут же принялись благодарить Всевышнего, что он избрал столь ничтожное существо, - Кларенс указал на себя, - для того чтобы спасти весь мир. И видишь, как всё здорово вышло! Но тебе не нужно гасить Солнце совсем, не забывай, ладно, не забудешь? Только немножечко погаси, чуть-чуть и больше не надо. Этого будет предостаточно. Они сразу поймут, что я сказал им ерунду. Неуч и бездарь. Сам увидишь, как они потеряют голову, как только первые тени упадут на Землю. Они тебя сразу освободят. Они станут тебя превозносить. Такие почести тебе будут! Но только пожалуйста, дружище, я тебя просто умоляю, не губи Солнце совсем, ради меня, ты же мне друг, а?
Я в трансе выдавил какие-то слова, типа ага, хорошо, я не стану губить Солнце, потому что в его глазах была такая благодарность и доверие, что у меня не повернулся язык сказать ему, что из-за его добросердечной тупости, он погубил меня и обрёк на смерть.
Пока солдаты помогали мне пересечь площадь, стояла абсолютная тишина. Если бы у меня были завязаны глаза, я и не подумал бы, что вокруг толпа в четыре тысячи человек. Думал бы, что нет вообще никого. Всё скопление людей даже не шелохнулось. Словно каменные изваяния, словно частокол окружавший площадь. В каждом лице читался страх. Тишина стояла всё то время, пока меня приковывали к столбу, аккуратно и обыденно обкладывали хворостом мои ступни, колени, бёдра, тело. Потом была пауза, и стихли все звуки до единого. Человек с горящим факелом преклонил колени. Толпа, пристально уставившись, подалась вперёд, некоторые непроизвольно привстали со своих мест. Монах простёр руки к небу, вознёс очи и начал говорить что-то на латыни. В такой позе он всё бубнил, бубнил, а потом замолк. Я подождал пару секунд и поднял на него глаза. Он стоял окаменев. Почти разом, вся толпа медленно поднялась со своих мест и уставилась в небеса. Я проследовал за их взглядом - ну так и есть, моё фирменное затмение начиналось. Бодрость наполнила моё тело. Теперь у столба стоял другой человек.
От Солнца остался только узкий ослепительно яркий ободок в форме серпа. Моё сердце бешено колотилось. Все зрители и священник смотрели в безмолвии. Я знал, на кого они уставятся, когда очухаются, и подготовился. Я принял самую величественную и театральную позу, которую мне доводилось позировать в моей рабочей жизни: рука тянулась к Солнцу, словно к яблоку на ветке, готовая сорвать его. Выглядело грандиозно. Можно было заметить, как заметались люди в толпе, засуетились словно Броуновские частицы. Вдруг, раздалась команда, но не успела она прозвучать до конца, как другая перебила её:
- Скорей зажигай!
- Я запрещаю!
Первую крикнул Мерлин, вторую король. Мерлин соскочил с места. Я догадался, что он собирается зажечь сам, и заорал:
- Всем стоять и не двигаться! Если хоть один шевельнётся, поражу того громом! Молнии испепелят несчастного!
Толпа робко осела на свои места, как я и надеялся. Но Мерлин колебался. Я был как на иголках. Вот и он сел на место. Я, наконец, смог перевести дыхание. Теперь я хозяин положения. Король сказал:
- Будьте милостивы, доблестный сэр, и не подвергайте нас этому опасному волшебству, дабы не настигла нас катастрофа, которую Вы уготовили. Нам сообщили, что Ваши волшебные силы не достигли ещё полной силы, и что это случится только завтра, но...
- Ваше величество полагает, что Вам сообщили неправду? Да. Вас обманули.
Эффект был потрясающим. Люди умоляюще складывали руки, а король со страшным волнением и даже мольбой, решительно сказал, что он готов заплатить любую цену в качестве выкупа, чтобы остановить катастрофу, он готов исполнить любое желание:
- Назовите любое условие достопочтенный сэр. Хоть половину моего королевства, но избавьте нас от катастрофы, пощадите Солнце!
Успех обеспечен. Теперь мы с королём могли бы уладить все вопросы за пару минут, но моя магия не могла остановить затмение. Без вариантов. Я сказал, что мне нужно подумать. Король ответил:
- Но как долго, о милостивый государь? Будьте милосердны, смотрите же, тьма сгущается, Солнце гибнет. Умоляю, ответьте, сколько ещё?
- Недолго. Полчасика, или часик.
Тысячи зрителей жалостливо завздыхали, некоторые, протестуя словно дети, застонали, но я не помнил, сколько длится полное затмение. Я не решался укоротить процесс, чтобы меня не сожгли, посчитав, что я решил убить их, подло обманув. Тем более, было над чем поразмыслить. Нужно было время обдумать. Затмение началось не по расписанию, и этот факт тревожил меня. Если затмение, которое я ждал завтра, произошло сегодня, то может это всё-таки сон, а не настоящий шестой век? О, мой Бог, ах если бы это оказался сон! Новая радостная мысль пришла мне в голову и полностью захватила меня. Так и получается - если парень не наврал мне про двадцатое число, как он наврал про тринадцатое - значит это не шестой век, и вероятно я сплю! В большом волнении я тронул монаха за рукав и спросил, какое сегодня число.
И что бы вы думали? Он ответил, что сегодня двадцать первое! Я похолодел, услышав это. Попросил подумать хорошо, не ошибается ли он? Но нет, он точно знал, что сегодня двадцать первое. Значит и этот пацан и сэр Кай и все-все, кроме монахов, попросту не знали какой на календаре день и всё перепутали! Это был как раз день затмения, и солнечные часы показывали то самое время. Да-а, молчи грусть, молчи. Я при дворе короля Артура. Теперь я самый могущественный человек и могу делать здесь всё что пожелаю.
Тьма тем временем быстро сгущалась, а зрители нешуточно горевали. Тогда я сказал:
- Я всё обдумал сэр Король. Дабы вам был урок, я позволю тьме поглотить свет, и станет на Земле ночь среди дня. Но погашу ли я Солнце навеки или верну его на небо, зависит от Вас. Вот условия на Ваше рассмотрение: Вы остаётесь королём во всех Ваших владениях и Вам остаётся вся честь и почёт полагающиеся королю. Но, Вы назначаете меня Вашим несменяемым министром и президентом. И дадёте мне один процент от прироста государственных доходов, который я смогу обеспечить государству. Если мне этого не будет хватать на жизнь, я не стану просить подачек из бюджета. Вас устраивает?
С трибун раздался пугающий рёв одобрения, сквозь который прорвался громкий голос короля:
- Оковы долой, освободите его! Окажите ему почёт, люди всякого звания, бедные и богатые, потому что отныне он правая рука короля, отныне он облечён властью и могуществом, и место его на высшей ступени трона. А теперь отмени эту настигшую нас ночь и верни людям свет и веселье, чтобы все в мире благословляли тебя!
Но я ответил ему:
- Это обыкновенного человека можно так позорить перед всем миром, и сойдёт с рук. Но для короля будет бесчестие, если всякий, кто видел позор его министра, не увидит его славы. Позвольте приказать, чтобы подали мою одежду...
- Она не годится, - перебил король, - подайте ему другую одежду, оденьте его как принца!
Мой замысел сработал. Я хотел заполнить время, пока длится полное затмение ещё чем-нибудь, иначе они опять начнут умолять меня рассеять тьму, а этого моя магия конечно же не сможет. Послав за одеждой, я получил небольшую отсрочку, но, возможно, её будет недостаточно. Нужно было придумать новый повод. Я сказал, что король сейчас в большом волнении. А когда он успокоится, то может раскаяться, в том, что обещал мне. Поэтому я позволю темноте сгуститься совсем, но ненадолго, и если король, успокоившись и поразмыслив, не передумает, тьма рассеется. Ни король, ни прочие не были удовлетворены такой постановой, но я настаивал, и деться им было некуда.
Становилось всё темнее, сгущалась чернота ночи, и мне пришлось возиться с моими новыми и неудобными одеяниями шестого века в кромешной темноте. Толпа просто завыла от ужаса, когда загадочный и холодный порыв ночного ветра пронёсся по площади, и пролетел по трибунам, когда звёзды вдруг появились на небе и принялись помигивать, словно была ночь. Затмение достигло высшей точки. Начинается обратный процесс. Я был этому очень рад. Для присутствующих это было самым настоящим горем, а я не хотел больше мучить этих людей. Поэтому громко и торжественно сказал:
- Поскольку король не передумал, значит, соглашения вступают в силу.
Я поднял руки к небу, на секунду замер. Потом закричал, добавив в голос грозные ноты:
- Пусть чарры ррассеются! И не будет от них вреда!
Ответом была гробовая тишина в кромешной темноте. Но когда из-за Луны выглянула первая ослепительная точка Солнца, толпа просто взбесилась, завопив во все глотки, и принялась душить друг друга на трибунах в объятиях радости и осыпать меня благословениями. И Кларенс был тут как тут, можете не сомневаться.
ГЛАВА VII
БАШНЯ МЕРЛИНА.
Ввиду того, что я теперь стал вторым лицом Королевства, я тут же приобрёл огромный политический вес и авторитет. Отношение ко мне соответствовало статусу. Мои одежды были из шёлка и вельвета, они были расшиты золотом, роскошны и неудобны. Но со временем я привыкну, я знал это. Мне выделили лучшие апартаменты замка, после королевских. Их стены пестрели яркими шёлковыми занавесками, но на каменном полу не было ничего кроме камышовых циновок, изображавших ковры. Они были кривые, да к тому же все разные и не стыковались друг с другом. Что касается бытовых удобств, скажу решительно - их не было вообще. Ах, эти бытовые удобства, которые приносят немало радости и комфорта в нашу жизнь. Массивные дубовые кресла, украшенные грубой резьбой были хороши, но на этом удобства заканчивались. Не было мыла, спичек, не было зеркал, кроме полированного металлического блюда, в котором можно было рассмотреть себя, примерно как в ведре с водой. И не было полиграфии ни простой, ни цветной. Я за годы своей жизни так привык ко всяким газетам, картинкам, рекламам и постерам, что теперь остро почувствовал, в какой степени вся эта печатная продукция стала неотъемлемой частью моей жизни. Я скучал по дому среди великолепия. Удручало лишённое душевности отсутствие картин и фотографий. Я вспоминал, что в нашем доме в Восточном Хартфорде, весьма скромном, вы не нашли бы комнаты, в которой не висели бы картины. И даже над входом висел трёхцветный плакат "Бог, да благословит этот дом". В прихожей было целых девять картин с благочестивыми сценами. Но здесь... Даже в моей, самой люксовой комнате всего королевства не было ничего похожего на картины. Я не считаю тряпки размером с покрывало, которые были то ли сотканы, то ли связаны спицами ( и кое-где на них уже были заплаты ). Всё что на них было изображено, было изображено коряво и раскрашено в неправильные цвета.
Замок не был оборудован ни звонком, ни рупором. Да, конечно, у меня было бесчисленное количество слуг, и все они исправно ошивались в приёмной. Но когда мне требовался кто-то, мне приходилось самому идти полкилометра до двери и звать его. Трудно составить полный перечень, чего здесь не было: не было электрических лампочек, или хотя бы газовых светильников, не было даже свечей. Была только бронзовая тарелка, наполовину наполненная дешёвым маслом, в котором плавала зажжённая тряпица - это техническое приспособление производило облака копоти, которую они называли светом. Вдоль стен висело множество таких штук, которые придавали особые нотки темноте замка, разбавляя её ровно настолько, чтобы она выглядела унылой. Если вы шли ночью, требовались ещё слуги с факелами. Не было книг, перьев, бумаги и чернил. Не было стёкол в отверстиях, которые они называли окна. Вроде такой пустяк - стекло, но когда его нет, это становится проблемой. Но вероятно хуже всего было отсутствие таких мелочей, как картошка, кофе, хороший чай (надо заметить у них не было вообще никакого чая) и велосипед. Я видел себя ещё одним Робинзоном Крузо. Волей Судьбы я выброшен на необитаемый остров Великобритания, заселённый только дикими английскими туземцами. И если я хочу жить тут в сносных условиях, я должен поступать, как поступал Робинзон - изобретать, придумывать, создавать всё что нужно. Работать головой и руками, работать без устали. Да. Но, это же как раз то, что мне нравится.
В первые же дни, внезапно образовался безграничный интерес к моей особе. Взглянуть на меня хотелось, наверно, всем жителям королевства. Вскоре в столицу с окраин стали приходить сведения, что затмение до смерти перепугало всё британское общество. Пока длилось это явление природы, вся страна от восточного побережья до западного была в состоянии панической атаки. Церкви, монастыри и места обитания отшельников - всё было до отказа заполнено молящими и льющими слёзы несчастными людьми, которые догадались, что наступил конец света. Потом по стране поползли слухи, что это ужасающее явление наколдовал чужестранец, страшный маг и чародей, живущий при дворе короля Артура. Он может погасить Солнце, словно факел в бочке с водой, что и собирался сделать, если ему не заплатят выкуп. А потом этот почтенный, уважаемый и осыпанный королевскими милостями человек, рассеял свои чары и без посторонней помощи спас мир от погибели, а людей от смерти. А теперь, если вы примете во внимание, что абсолютно все поверили этому, ни капельки не усомнившись, то сможете себе представить, что в Британии не было человека, который не обломался бы протопать сотню километров пешком, чтобы взглянуть на меня. Я был центральной темой всех разговоров, остальные новости обсуждались мимоходом. Даже король внезапно стал персоной не столь интересной и менее обсуждаемой. Спустя двадцать четыре часа по окончании затмения, начали прибывать первые экскурсии, и это продолжалось две недели. В деревушке при замке были сданы все комнаты и сараи. Все поля в округе были заполнены приезжими. Мне приходилось по десять раз на дню выходить к ним и демонстрировать себя перед почтительной и поражённой трепетом толпой. Через некоторое время это начало становиться тяжким бременем. Чего они от меня хотят теперь?
С другой стороны, я же с самого начала хотел оказаться столь прославленным человеком и быть в центре всеобщего почитания. Мой волшебный камрад Мерлин просто зеленел от зависти и досады, что доставляло мне немало удовольствия. Единственное что я не мог понять - никто не просил у меня автограф. Поэтому я напомнил об этом Кларенсу. О святой Буквар! Мне пришлось объяснять ему, что значит автограф. А он в свою очередь объяснил мне, что у них в стране никто не пишет и не читает, кроме нескольких специально обученных священников. Кошмар. Очень жаль.
Ещё, меня немного беспокоила другая вещь. В недрах этой праздной толпы всерьёз заговорили ещё об одном чуде. И это было естественно. Можно вернуться в своё захолустье и похвастать, что своими глазами видел человека, который может приказать Солнцу, плывущему в небесах, и оно погаснет. Это тебя самого сделает популярным человеком. А можно вернуться и рассказать, что своими глазами видел, как тот сотворил чудо. И тогда уже люди станут приходить издалека, чтобы послушать тебя самого. Соблазн был велик, атмосфера становилась напряжённой. Предвиделось Лунное затмение, и я даже, можете не удивляться, знал дату и время, но до него было ещё не скоро. Два года. Многое бы я дал, чтобы заполучить возможность его поторопить и применить эту магию сейчас, когда на чудеса природы был такой спрос. Какая жалость, что затмения растрачиваются понапрасну и происходят, когда от них никому нет никакого проку. Если бы оно ожидалось, хотя бы через месяц, я быстро продал бы этот фьючерс. Но учитывая, как обстояли дела в реальности, не было вариантов извлечь из этого пользу. Потом Кларенс разузнал, что старый Мерлин тайком трётся среди этих людей. Он распространял слухи, что я обманщик, и единственная причина того, что я не порадую народ ещё одним чудом, заключается в том, что я не могу это сделать. Я понял, что это нужно делать срочно и тут же составил план.
Властью данной мне королём, я бросил Мерлина в темницу - в ту самую камеру, которую занимал я сам. После этого сделал публичное заявление, через глашатая с трубой, что две недели я буду занят делами государственной важности, а после этого найду свободное время и огнём с небес разрушу каменную башню Мерлина. А теперь, любой, кто станет слушать лживые слухи обо мне, пусть страшится и пребывает в ужасе. И напоследок - я совершу для них одно единственное чудо, и только через две недели. А кого это не устраивает и кто станет распускать слухи или ошиваться около башни Мерлина, тех я обращу в лошадей и оставлю пахать это поле, в то время, когда все пойдут по домам рассказывать о чуде. Все сразу угомонились.
Я посвятил Кларенса в свои секреты, насколько он мог это всё понять, и мы взялись за работу, не афишируя её. Я рассказал ему, что для приготовления этого колдовства нужны специальные ингредиенты. И предупредил его, что если он выдаст кому-нибудь постороннему рецепт этого колдовства, то сразу умрёт. После этого Кларенсу стало можно доверять вполне. Скрытно от всех мы сделали полторы сотни килограмм первоклассной взрывчатки. Я бы вам рассказал как, но рецепт этого колдовства нельзя выдавать никому постороннему. Потом я организовал королевских оружейников выковать громоотвод и сделать много проволоки. Старая каменная башня была очень прочная, но местами начала разваливаться, потому что это была ещё древнеримская постройка, и ей было уже четыреста лет. В ней была особенная суровая красота, её стены были снизу доверху увиты плющом, словно чешуйчатым доспехом. Она стояла обособленно на пригорке. В прямой видимости, в километре от замка.
Работая по ночам, мы заминировали всю башню взрывчаткой. Изнутри башни мы вытаскивали камни из стен и набивали порохом получавшиеся в стенах норы (а стены были пять метров толщиной). В каждое место мы закладывали по тринадцать килограмм взрывчатки, и таких закладок было сделано тринадцать. С таким тротиловым эквивалентом можно было взорвать даже королевский замок. В тринадцатую ночь мы установили на башню громоотвод, от которого шла проволока и заземлялась в зарядные каморы.
Уже с того самого дня, когда я пригрозил обратить непонятливых в лошадей, все и так избегали появляться в окрестностях башни. В утро четырнадцатого дня я посчитал, что будет лучше ещё разок, через глашатаев с трубами, предупредить людей, чтобы они держались подальше от башни и не подходили к ней ближе, чем на полкилометра. А чтобы стало ещё понятней, в приказе говорилось, что начиная с этого момента и в течении следующих суток, чернейшая магия в районе башни достигнет своей величайшей силы. Я велю подать знак со стен королевского замка, когда всё будет готово. Если это случится днём, будут подняты флаги, а если ночью, зажгутся сигнальные костры.
В предыдущие жаркие денёчки регулярно случались грозы, и я не особо волновался по этому поводу. Меня не страшила задержка на день или на два. Я бы объявил, что до сих пор занят волшебствами государственной важности и публике придётся подождать.
Стоял жаркий Солнечный день, и в первый раз за три недели не было вообще ни единого облачка. Я забрался на одну из башен замка и оттуда наблюдал за погодой. Время от времени забегал Кларенс и сообщал, что публика созрела и начинает волноваться, что их опять обманут. Рассказывал, как с зубчатых стен видно что, поле перед замком заполнено толпами до самого горизонта.
Наконец подул ветер и на горизонте, в нужном грозовом квадранте показались тучи. Наступали сумерки. Я приказал зажечь сигнальные костры и доставить Мерлина. Спустя четверть часа я взобрался на крепостную стену и обнаружил там короля и весь двор в полном составе, неотрывно смотрящих на башню Мерлина. Вскоре сумерки сгустятся настолько, что её нельзя будет разглядеть. Зубчатую стену и публику окутывала сгущавшаяся тьма, большие сигнальные костры отбрасывали зловещие красные отблески на собравшихся. Картинка была что надо.
Привели мрачного и угрюмого Мерлина. Я сказал ему:
- Ты желал сжечь меня заживо, хоть я не сделал тебе ничего плохого. Потом ты пытался опорочить моё волшебное имя и бросить пятно на мою волшебную репутацию. За это я собираюсь призвать огонь с неба, который разрушит твою башню. Но как благородный сэр волшебник, я даю тебе шанс. И если ты думаешь, что можешь разрушить мои чары и отразить огонь - валяй, твой ход.
- Я могу почтенный сэр, и я сделаю. Сомнений нет в том.
Он нарисовал воображаемый круг на камнях и поджёг внутри него щепотку какого-то порошка. Вверх взмыло маленькое облачко ароматного дыма. Присутствующие отпрянули назад и принялись креститься, всем стало тревожно. Затем он стал бормотать и делать руками магические движения. Он постепенно возбуждался и распалил себя до неистовства. Его руки летали вокруг него как у шаолиня. Тем временем гроза была совсем рядом. Порывы ветра раздували факелы, тени от них бешено мелькали, первые крупные капли шлёпнулись вокруг нас. Всё пространство снаружи стены было абсолютно чёрным, временами черноту прорезали молнии. Нет сомнений, одна из них скоро ударит в громоотвод. Ждать больше нельзя. И я сказал:
- У тебя было достаточно времени. Я дал тебе фору и не мешал. Все видят, что твоя магия слаба. Теперь по справедливости моя очередь.
Я успел сделать только три подготовительных взмаха руками, и всё содрогнулось. Старая башня подскочила на месте в свете молнии, наружу вырвался вулканический фонтан огня, выхватывая из темноты многие гектары благодарных зрителей, павших ниц во всеобщем приступе ужаса.
Целую неделю после этого над королевством летали облака из пыли и шёл дождь из песка. Так говорили люди. Понятно, что на самом деле всё было не так уж страшно.
Чудесное волшебство поразило всех. Великое и надоедливое множество понаехавших испарилось тут же. Следующим утром на поле остались лишь многие тысячи отпечатанных в грязи следов, которые все до единого вели отсюда подальше. Если бы я объявил, что собираюсь совершить ещё одно чудо, мне и шериф не помог бы собрать аудиторию.
Мерлин сдулся. Король прекратил выплачивать ему жалование и вообще хотел прогнать, но я отговорил. Я сказал, что он годится только на то, чтобы предсказывать погоду. Большего требовать от него негуманно. И я даже стану помогать ему иногда, когда его слабенькая волшебная сила опять не справится. Его башню разнесло в клочья, но я распорядился построить ему приличный дом за счёт бюджета, и посоветовал ему сдавать комнаты жильцам. Однако он был слишком горд для такого. Что касается благодарности, то он даже спасибо не сказал. Он очень сильно переживал, что я оказался таким настоящим волшебником. Не стоит ждать благодарности от человека, которого ты так круто подрезал.
ГЛАВА VIII
ШЕФ.
Быть авторитетом классная вещь. А когда ты авторитет для всего белого света, это ещё лучше. Происшествие с башней укрепило моё положение при дворе и сделало его неуязвимым. Если до этого могли найтись какие-нибудь завистники, готовые критиканствовать, теперь на них снизошла иная точка зрения. Во всём королевстве не осталось никого, кто, будучи в здравом уме, решился бы встать мне поперёк пути.
Я стал быстро привыкать к моей новой должности и образу жизни. Первое время я, бывало, просыпался по утрам и лежал, думая "какой удивительный сон", вслушиваясь, ожидая гудка родного завода Кольта. Но со временем и это прошло, и я смог, наконец, в полной мере осознать, что действительно живу в шестом веке, при дворе короля Артура, а не в клинике. После этого я совсем освоился в этом столетии, как освоился бы в любом другом. И вообще, теперь я не обменял бы свой шестой даже на ваш двадцать первый с этими вашими интернетами. Здесь же куча возможностей, для человека с мозгами, получившего образование XIX века, готового проявить инициативу, решительно взяться и развивать страну. Непаханое поле для деятельности. И оно всё моё. И нет равного в отношении меня. В плане знаний и способностей каждый тут был просто ребёнок по сравнению со мной. А чего бы я добился в двадцать первом веке? Я даже компьютер включать не умею. Работал бы мастером на заводе, получал бы копейки, пифко, телевизор. И это всё. А за дверью на моё место претендовали бы десятки таких же как я. Жуть.
Но какой головокружительный взлёт вместо этого! Я не мог удержаться от мыслей об этом, всё обдумывал да прикидывал, словно человек нашедший нефть на своём участке. Не было никого в прошлом, кто сделал бы столь же быструю и блестящую карьеру. Только разве Иосиф при дворе фараона. Но при всём сходстве, это было не совсем то. Поскольку, несомненные финансовые дарования Иосифа принесли выгоду одному только фараону, у остального народонаселения не было причин любить его. В свою очередь, я сохранил Солнце для всех жителей страны от мала до велика, из любого сословия, и поэтому был любим всеми.
Я не был тенью короля. Я был сам по себе. Скорей это он был в моей тени. Моё влияние на умы было колоссальным. Вам наверняка знакомы случаи, когда министр всего лишь шестёрка при правителе, но при дворе короля Артура в моих руках была реальная политическая власть. И я понимал, что стою у самых истоков нового, прекрасного варианта мировой истории. Я представлял себе ход альтернативного исторического процесса. Как он влившись в новое русло, крепнет вглубь и вширь, взламывает льды невежества, порока и злобы и теряется от моего взгляда во мгле грядущих тысячелетий. Я могу назвать целый ряд искателей приключений, как и я вознесённых до самых высших ступеней трона в разные времена: Де Монфоры, Гэйвстоны, Мортимеры, Вильерсы. Разжигавшие войны, провоцировавшие военные походы развратницы Французского двора и грязные потаскухи вертевшие скипетром Карла II. Среди этой вереницы я не вижу, кого можно в полной мере сравнить со мной. Я был Один_такой_на_свете, и счастлив был осознавать, что сей факт так и не будет оспорен никем за следующие тринадцать с половиной веков.
Да, политическое влияние у меня было как у короля, но в то же время в этом королевстве была другая власть. Посильнее чем моя и короля вместе взятых. Это была средневековая Церковь. Я решил пока не трогать их. Я бы не смог ничего поменять, если бы даже захотел. Поэтому решил не забивать себе голову этим, пока. В своё время станет видно что к чему, но не сейчас. Они мне и не досаждали поначалу - во всяком случае серьёзно.
Что касается самой страны, скажу вам, страна была чудная, а интересного в ней уйма. А какие люди здесь жили! Нация доверчивых простаков, с полной головой старинных тараканов. Просто настоящие туземцы. Для человека, выросшего в благодатной атмосфере свободы, было грустно видеть, как они подобострастно и униженно изливали верноподданнические чувства по отношению к властной вертикали, церкви и знати. Вы просто сами представьте, как тоскливо встретить раба который с боевым задором докажет вам что им, рабам, без порки и наказаний никак нельзя, а то они мигом страх потеряют. Подумайте, есть ли на свете такая собака, которая любит палку, которой её бьют, а ведь это всего лишь животное, не самое разумное. Нет сомнений, что любая монархия, пусть даже самая современная и суверенная, что любая знать с привилегиями, даже когда её привилегии ограничены, так же нужна народу как собаке пятая нога. Но если вы рождены и взращены в унылой, бездушной атмосфере, вы вероятно никогда не поймёте, о чём я сейчас написал, а если что-то поймёте, то не поверите. Становится стыдно за такие государства, когда подумаешь какая самодовольная пена всплывала наверх в таких странах. И всплывала не потому что у них были дарования или они добились этого, совершая благо для нации. Нет, окажись они в странах, где нет того мрачного порядка вещей, без подобного государственного устройства, которое вытаскивало их наверх, и оставь им власть достаточную только, чтобы вредить своим близким - они влачили бы скудное и безрадостное существование.
Немалая часть британской нации при короле Артуре была чистопородными рабами, которые официально так и назывались, и носили на шее металлический ошейник.
Большинство из оставшихся, тоже были рабами, но они так не назывались. Они считали себя людьми, вольными людьми, и называли себя вольными людьми. Но если сказать честно, то они предназначалась в основном только для одного - быть грязью под ногами короля, церкви, и богачей, быть их рабами, пахать на них. Одни влачили ничтожное существование, другие себе ни в чём не отказывали и развлекались, одни пили горечь жизни до самого донышка, другие не ведали забот, одни ходили в рванине и лохмотьях, чтобы другие одевались в шелка от самых знаменитых средневековых модельеров и обвешивались украшениями, одни платили налоги и штрафы в казну, чтобы другие могли черпать оттуда обеими руками. Всю жизнь эти люди считали, что у них есть достоинство и они не последние люди в королевстве. Они радовались, если знать унижала настоящих рабов, они и сами вели себя по отношению к ним надменно. Они с наплевательством принимали свои собственные оковы и бесправие. И даже умудрялись видеть в этом основу миропорядка.
Идеи, внушённые человеку с детства, довольно любопытная вещь, если внимательно присмотреться. Мне внушили одно, королю и народу внушили другое. В любом случае, то что было заложено в их головы сидело очень глубоко, подкреплённое народной традицией и личной привычкой. Тот кто решился бы переубедить их при помощи увещеваний и взывая к здравому смыслу, должен был готовиться к длинной партии. Например, им внушили, что человек, не обладающий титулом и длинной родословной не может участвовать в выставках, будь он хоть семи пядей во лбу и обладай множеством талантов. Он был существом не более уважаемым, чем полезный сельскохозяйственный скот. В свою очередь, у меня было глубокое убеждение, что очеловеченные свиньи в павлиньих перьях, которые участвуют в этом жонглировании громкими наследственными и незаслуженными титулами, годны на то лишь, чтобы их высмеял в каком-нибудь юмористическом кабаке, какой-нибудь шоумен.
Что касается меня, я рассматривался всеми как нечто из ряда вон выходящее, и тут не было расхождений во взглядах. Но вы только представьте себе как публика и сотрудники зоопарка смотрят на слона, и вы получите представление, как они смотрели на меня. Публика восхищается его огромными размерами и его непомерной силой. Они с гордостью говорят о том, что слон способен делать потрясающие вещи, что он сильнее чем десятки человек вместе взятых. Они с замиранием сердца говорят, что в бешенстве он сможет затоптать толпу безоружных людей. Но разве кто-то реально считает слона равным человеку? Нет. Даже бездомный бродячий бомж-оборванец просто расхохочется от мысли что ему ставят в пример слона, он не поймёт с чего это вдруг, какой ему с этого прок, откажется сравнивать себя даже с бездомным бродячим слоном. Вот значит, и я был типа такого слона, для всей нации начиная с короля, знати и заканчивая рабами и бродягами, не более. Мной восхищались, меня страшились, но как восхищаются и страшатся опасным зверем в клетке. Люди не преклоняются перед животным (кроме голых дикарей с копьями), люди не преклонялись предо мной. Я не был, даже, просто почитаем. У меня не было родословной, не было унаследованного титула, поэтому в глазах короля и знати я считался не более чем никто. Народ смотрел на меня с изумлением и страхом, но не было ни капли уважения. Будучи научены с детства, они были не в состоянии вообразить, что право на уважение даёт что-нибудь кроме родословной или власти. Здесь чувствуется рука этой кошмарной силы - государственной церкви, исказившей учение Иисуса, оставив единственные заповеди "рабы повинуйтесь господам" и "всякая власть от Бога". Всего за пару веков прошедших со времён императора Константина они умудрились сделать то, что не удалось даже Цезарю. Превратить нацию свободных британских германцев в нацию рабов. В древние времена родового общинного строя член общины был человеком, и достигал величия и высокого положения исключительно благодаря своим личным талантам и достижениям. Но государственная церковь создана, чтобы пропагандировать государственную идеологию, а главная идеология государства - личные интересы правящего класса, против интересов прочих, прикрываемые словами о государственном интересе. В рядах этой организации обученные люди, хитрые, знающие как с народа три шкуры драть, чтобы тот благодарно блеял. Это они придумали что "король - помазанник Божий" и укрепили со всех сторон эту мысль стеной цитат и случаев из Библии. Они выдирали цитаты из самых безобидных и человеколюбивых мест, и прилепляли их так, чтобы получилось несправедливее. Они проповедовали покорность злу, чистосердечное служение несправедливым, учили, что человеколюбивый Бог желает видеть людей униженными и лишёнными человеческого достоинства, желает, чтобы те, кто Ему дорог, жили в сотворённом Им прекрасном мире, пребывая в унынии и тоске, что труд должен быть проклятием для человека. Они поддерживали знатных, богатых и тех, кто при власти. Учили людей, что сам Иисус завещал нам что одни должны угнетать других. Даже в том веке, в котором родился я, такого яда было ещё достаточно в крови христиан там, где существовала государственная церковь. И в XIX веке самые достойные представители британской нации мирились с тем, что их национальные ничтожества имели исключительное право занимать целый ряд государственных должностей, которые закон запрещал занимать нетитулованным лицам. Между прочим, они не только мирились с таким неестественным положением вещей, они даже были способны убедить себя, что это предмет их национальной гордости. Это хорошо показывает, что человек привыкает ко всему, особенно если так воспитан с детства. Нет сомнений что наша Американская кровь поначалу тоже была заражена этим почтением к титулам и начальстволюбием, но во времена когда я жил там, это вычистилось. Во всяком случае в основных проявлениях. Остатки этого сохранились только у некоторых пижонов и блондинок. Когда число заболевших снижается до столь незначительного уровня, это уже не эпидемия.
Но вернёмся к моему рвущему все шаблоны положению при дворе короля Артура. Тут я был великан среди пигмеев, взрослый среди детей, человек яснейших мыслей среди индивидуумов с помраченным разумом. И единственный во всей Британии специалист. И всё же, в этих краях, как и в далёкой Англии моих родных времён, любой тупоумный эрл, который мог заявить о своём благородном происхождении от королевской любовницы, снятой в Лондонских трущобах, считался лицом более привилегированным, чем я. Перед ним заискивали, смотрели как на очень важного и уважаемого человека, даже если он был скудоумным, его характер отвратительным, а в моральном плане он был совсем падший, в полном соответствии с родительским воспитанием. Бывало, что ему дозволялось сидеть в присутствии короля, а мне нет.
Я бы мог легко попросить и получить у короля знатный титул, и это подняло бы меня в глазах всех, не исключая и самого короля, давшего мне титул, но я не просил. И отказался бы, предложи мне его. Иначе я сам включился бы в игру, которая мне не нравилась, и поддержал бы такое положение вещей всей силой своего волшебного авторитета. Любой титул данный мне, ставил бы меня на одну доску с бастардами, но на ступень ниже любого из них. Оставаясь без титулов, я подтачивал фундамент их слепого преклонения перед знатным именем, и закладывал новый фундамент иного общества.
Меня не мог удовлетворить в достаточной мере, и тем более заставить гордиться ни один титул, за исключением того, который дал мне сам народ, и это был реально заслуженный титул. Как раз такой, какой я надеялся заслужить. Заслужить годами упорной и честной службы. Заслужить и носить с гордостью, с поднятой головой и чистой совестью. Теперь можно только угадать, что этот титул случайно сорвался с губ какого-нибудь сурового кузнеца в дремучей деревеньке, погожим денёчком, который не отмечен ни в одном из календарей. И этот титул, тут же был подхвачен людьми, которым понравилось удачное словцо. Он стал передаваться из уст в уста, вызывая смех и одобрение. В десять дней он облетел всё королевство и докатился до королевского двора. Меня стали называть только так и не иначе и на деревенской ярмарке и на серьёзном обсуждении государственных дел в королевском совете. Титул, похожий на прозвище - ШЕФ. Данный народом титул. Вот это было по мне. Это был достойный титул, уникальный. Таких титулованных особ в истории было очень мало, но я был таким. Если кто-то говорил - граф, эрл, или архиепископ, то без уточнения не было понятно о ком это. Архиепископ Которберийский, например. Но когда кто-то говорил - Король, Королева или Шеф, уточнения не требовалось.
Скажу вам, что король мне нравился, и я уважал его - уважал то, как он королил на своём посту. Конечно, у него было полно предубеждений, и власти своей он не добивался, а получил по наследству. На нашу знать я смотрел сверху вниз, про себя конечно. И я им всем нравился на посту министра. Они уважали моё министроруление. Но как человек без наследного, или хотя бы приобретённого по случаю титула я считался всего лишь быдлом. Я не виню их за такое отношение - видите сами, что я относился к ним не лучше, значит всё было ровно, все были довольны.
ГЛАВА IX
РЫЦАРСКИЙ ТУРНИР.
В Камелоте регулярно проводились крупные рыцарские турниры. Во время этой человеческой корриды случались волнующие, потрясающие или просто жалкие сражения. Однако человеку деловому они малость надоедали. Но я обычно посещал их по двум причинам: ты не должен держаться в стороне от того, что сильно нравится твоим друзьям, либо обществу, которому ты сам хочешь понравиться, особенно если ты государственный деятель. А кроме того, как деловой человек, я желал поближе познакомиться с этим мероприятием и посмотреть, не смогу ли я улучшить организацию этого шоу.
Мимоходом замечу, что самое первое государственное дело, которое я сделал на своём посту - открыл патентное бюро, и школы, потому что знал, что страна без патентного ведомства и без развития талантов и защиты своих творческих людей, так и останется пустоцветом, сколько талантов не нарожай.
Время шло, турниры проводились каждую неделю. Время от времени предлагали поучаствовать мне, сэр Ланселот, например, и не он один. На это я отвечал, что попробую потом, всё-таки не к спеху, а государственная машина скрипит и просит, чтобы её смазали и как надо отрегулировали.
Один знатный турнир шёл день за днём, не прекращаясь, целую неделю. За всё время в нём приняло участие пять сотен рыцарей. Они начали прибывать ещё за несколько недель до начала, группами. Съезжались из самых отдалённых уголков страны и даже приплывали из заморских стран. Многие брали с собой жён, и все были при оруженосцах и во главе целой армии слуг. Это была исключительно пёстрая и пышная толпа, в плане одежды. Она исключительно метко характеризовала эту страну и эту эпоху в отношении потрясающей жизнерадостности, наивной непристойности языка и добродушного безразличия к нравственности. Целыми днями, день за днём они сражались или смотрели сражения. Потом были баллады, азартные игры, танцы и кутёж за полночь каждую ночь. Присутствовать на этом турнире, был самый благородный из всех приятных вариантов провести время. Таких людей ещё поискать нужно. Все трибуны были до отказа заполнены дамами, их одежды и сами они сверкали варварским великолепием, а их психика была крепка. Все они желали смотреть, как рыцарь катится по дорожке, выбитый из седла, и тогда они хлопали в ладоши. А когда рыцарь падал прошитый насквозь копьём, у которого древко было толщиной с лодыжку, и кровь хлестала из раны, они не падали в обмороки, а толкали друг друга, чтобы получше всё рассмотреть. Изредка одна из них ныряла в носовой платок, и весь вид её говорил, что она убита горем, и можно было ставить два к одному, что тут имела место любовная интрига, и теперь она боиться, что это не станет достоянием общественности.
Шум среди ночи обычно меня раздражает, но сейчас я был даже рад, потому что из-за радостных воплей не было слышно как мясники, изображавшие врачей, удаляли покалеченные днём руки и ноги. Они взяли у меня взаймы для этих целей, и так и не вернули необычайно качественную для этого века ножовку, которой я разжился как человек трудолюбивый, но я не стал вести розыски. Они у меня ещё и топор взяли.
Я не просто смотрел турнир изо дня в день, но выделил специально обученного монаха из моего свежесозданного министерства "Агрокультуры и Общественной Нравственности" и поручил ему писать репортажи о состязаниях. В моих планах на ближайшую перспективу было найти достаточное количество подходящих людей и выпустить газету. Первое, что нужно при организации государства в дикой стране - патентное бюро, потом организовать сеть школ, и после этого нужна газета. У свободной прессы есть недостатки, и не мало, но можете ни секунды не сомневаться, что это единственное средство чтобы оживить мёртвую нацию, даже нацию после сотни лет сонного разума. Без свободной прессы такое не удастся, без вариантов. Вот я и хотел опробовать разных грамотных людей на этом поприще, чтобы определить какого качества писательский материал я смогу отыскать во всём шестом веке, когда придёт время основывать газету.
В общем, монах старался. Он скрупулёзно записывал все факты. По местным меркам он был просто образец писательского мастерства - я его нашёл в монастыре, где он с молодых лет отвечал за похоронные записи в книге учёта. Туда он заносил детали: свечи, отпевание, носильщики, поминки. И если родственники отказывались заказывать достаточное количество молитв, он просто своим длинным пером добавлял в список ещё свечек, и счёт выходил какой надо. У него неплохо получалось придумывать хвалебные речи рыцарям, которых можно будет привлечь для рекламы, то есть самым заметным рыцарям на турнире. Так же у него был несомненный природный талант к преувеличению, что в его времена открывало перед ним перспективы сделать карьеру благочестивого отшельника, живущего в грязи и творящего чудеса, останься он в монастыре.
Не скрою - его репортажам недоставало живости, сенсационности, яркости описаний, а поэтому они звучали занудно. Зато была потрясающая старинная манера выражать свои мысли, любезная и незамысловатая, которая так и благоухала ароматом шестого века, и это достоинство в некоторой степени скрашивало упомянутые серьёзные недостатки. Вот пример одной из его записей:
И тогда Сэр Брайен де ля Эль и Граммор Граммерсон, приезжие рыцари, сразились с Сэром Игловайлом и Сэром Тором. Сэр Тор сшиб Сэра Граммора Граммерсона на землю. Затем выехали Сэр Карабас из Печальной Башни и Сэр Торквин, приезжие рыцари, и с ними сразились Сэр Персиваль Галл и Сэр Лайморк Галл, которые братья, Сэр Персиваль схватился с Сэром Карабасом, и они сломали копья друг о друга, а следом за ними Сэр Торквин и Сэр Лайморк, каждый сбил другого вместе с лошадью. И их товарищи пришли им на помощь и помогли сесть в седло. И Сэр Арнольд и Сэр Гутер, приезжие рыцари, сразились с Сэром Брэндисом и Сэром Каем и эти четыре рыцаря крепко сшиблись в схватке и сломали свои копья друг о друга. И выехал Сэр Пертолоп, приезжий рыцарь, и с ним схватился Сэр Лайнел. И Сэр Пертолоп, тот который в зелёном, сшиб Сэра Лайнела, брата Сэра Ланселота. Это было отмечено доблестными геральдами, которые провозгласили его победителем. Затем Сэр Блобэри сломал своё копьё о Сэра Гаррета, но от этого удара Сэр Блобэри сам упал на землю. Когда это увидел Сэр Галлихуд он крикнул ему защищаться, и Сэр Гаррет скинул его на землю. Затем Сэр Галливер поднял копьё, чтобы отомстить за брата и Сэр Гаррет справился с ним, как справился с его братом. И Сэр Дайнаден и его брат Ля Котэ Мелл-Телл и Сэр Саграмор Беспокойный и Сэр Доддин Свирепый.Всех их он одолел одним и тем же копьём. Когда король Освисон Ирландский смотрел на схватки Сэра Гаррета, то не узнавал его каждый раз, потому что тот менял цвета, выезжая на поле то в зелёных то в синих цветах. Он менял цвета после каждой схватки и ни король, ни прочие рыцари не могли узнать его сразу. И тогда Сэр Освисон, Король Ирландский сразился с Сэром Гарретом и тот выбил его из седла. Затем выехал Сэр Карабас Шотландский и Сэр Гаррет повалил всадника и лошадь. Таким же способом он справился с королём Юрином из страны Гор. И после этого выехал Сэр Багдеманус и Сэр Гаррет уронил всадника вместе с конём на землю. И сын Багдемануса Мелиганус с силой и благородно преломил своё копьё о Сэра Гаррета. А Сэр Галлахолт, благородный принц громко закричал. О, Рыцарь, меняющий цвета, ты хорошо сражаешься, приготовься к битве со мной. Сэр Гаррет услышал его и взял большое копьё и они схватились друг с другом и принц преломил своё копьё. Но Сэр Гаррет ударил его в левую часть шлема и тот стал качаться в седле и упал на земь, потому что не было оруженосца, чтобы поправить его. Истинно, сказал Король Артур, этот рыцарь, меняющий цвета - достойный рыцарь. И король призвал Сэра Ланселота и милостиво просил его сразиться с этим рыцарем. Сэр, сказал Ланселот, мне как раз пришло в голову, чтобы отпустить его с победой в этот раз, потому что он уже славно поработал сегодня. Когда достойный рыцарь свершит столько всего за один день, то неблагосклонно будет другому рыцарю лишать его славы, а особенно когда он так тяжело поработал, как сегодня. Это была его битва, и теперь он заслуживает чтобы прославить свою даму сердца, которая может быть здесь среди дам. И как мы видим он уже прославил себя, совершив столько подвигов и пусть в этот день вся слава достанется ему.
В тот день произошёл ещё один малоприятный эпизод, описание которого я исключил из репортажа сославшись на интересы государства. Как вы уже заметили, Гарри натворил в тот день делов. Когда я сказал Гарри я имел ввиду сэра Гаррета. Гарри, это было что-то типа его прозвища, как было принято в моём XIX веке. Я испытывал к нему большое уважение и расположение, поэтому и называл так. Но называл я его так только про себя, никогда не произнося вслух и уж тем более обращаясь лично к нему. Будучи человеком благородного происхождения, он бы не стерпел от меня такую фамильярность. Но ближе к происшествию: я занимал отдельную ложу, которую потребовал как министр короля. В это время сэр Дайнаден слонялся, ожидая своей очереди вступить в состязание, и набрёл на мою ложу, зашёл и стал разговаривать. Замечу, что он пытался установить близкие и доверительные отношения с таким могущественным волшебником как я. Тем более я был чужеземец, и он нашёл свежие уши для своих шуток. Местный народ наслушался их уже до такой степени, что смеяться над своими шуткам рассказчику приходилось в одиночестве, а остальные морщились или плевались в зависимости от воспитания. Я старался радоваться как мог вместе с ним, потому что по-человечески этот юморист мне чем-то даже нравился. Он мне нравился в том числе и тем, что если по воле рока и знал один анекдот который реально меня бесил, то берёг мои чувства и держал его при себе. Этот анекдот рассказывают все, кто считает себя наделённым чувством юмора на нашей Американской земле. Шутка была про стендап юмориста, который в какой-то глуши, целый час развлекал публику убойными шутками, не выдавив из неё ни одного смешка. А когда уже уезжал, к нему подошёл местный простофиля и благодарно пожал ему руку, и сказал что это была самая смешная лекция, которую ему приходилось слышать и сказал, что он и остальные кое-как удерживали себя в рамках приличия, чтобы не расхохотаться прямо в зале. Ну вот, теперь рассказал вам. Я сам слышал его сотни, нет тысячи раз. В общем, вы можете понять все мои чувства, когда этот осёл в доспехах, находясь здесь, во тьме веков, в доисторической Англии, за пять столетий до начала Крестовых походов, принялся рассказывать мне этот самый анекдот. Когда он закончил, за ним пришёл посыльный, и он ушёл, ржущий, звенящий и грохочащий металлом, словно куча металлолома. Когда я подавил свою ярость и открыл глаза, он уже сшибся с Гарри, и я непроизвольно выкрикнул "Надеюсь, он тебя убьёт!". Но по досадному стечению обстоятельств это услышал сэр Саграмор Беспокойный, который готовился к бою, и принял это как проклятие-колдовство на свой счёт. У этих людей голова была устроена так, что если там застревала мысль, то не было возможности выбить её оттуда. Я поберёг слова и не стал давать разъяснения.
Когда сэр Саграмор пошёл на поправку он напомнил мне, и сказал, что у нас есть одно неулаженное дельце и назначил день сражения, через три года. Местом для расчёта он назначил ристалище, на котором было нанесено это оскорбление. Я сказал, что буду ждать, когда он вернётся из похода. Видите ли, он собирался на поиски Святого Грааля. Местные, время от времени отправлялись на поиски Святого Грааля. Обычно, экспедиция могла занимать до нескольких лет. Они проводили это время объезжая все окрестности и дальние дали, выспрашивая у тамошних о местонахождении Грааля. Попутно веселясь и ввязываясь во всевозможные приключения. И никто не знал, где находится Грааль. Я думаю, что никто из них и не надеялся на самом деле найти его, и даже не представляю, что бы они стали с ним делать, если б случайно нашли. Это было тем же самым, чем был поиск Северного Прохода из Атлантики в Тихий океан через Канаду в XIX веке. За год, бывало, отправлялось граалить несколько экспедиций. А на следующий год отправлялись поисковые экспедиции уже за ними. Все порядочные рыцари были обязаны граалить, ради собственной репутации. Они реально стали ожидать, что и я отправлюсь искать Грааль. Я только смеялся.
ГЛАВА X
РОСТ ЦИВИЛИЗАЦИИ.
Вскоре все местные рыцари узнали о вызове сэра Саграмора, и принялись обсуждать его с интересом пацанов. Король считал, что я должен отправиться на поиски приключений, в которых я мог бы обрести славу и стать более достойным, чтобы сражаться с сэром Саграмором, когда пройдёт назначенное время. Я попросил отсрочку, сказав, что потребуется пара, а то и больше лет, чтобы привести в порядок дела, чтобы государственный механизм заработал гладко. Этого времени мне хватит, чтобы подготовиться к странствиям. Были хорошие шансы, что к тому времени сэр Саграмор ещё так и будет граалить, поэтому я не стану терять столь ценное сейчас время на странствия. На самом деле мне требовалось не менее шести, а то и семи лет, чтобы государственное устройство устроилось, и сложная общественная механика закрутилась, а я смог бы взять отпуск без риска каких-нибудь сбоев.
На тот момент я уже мог гордиться тем, что успел сделать. В укромных уголках я строил различные мастерские - зародыши крупных заводов будущего. Мастерские, которые станут стальными и механическими провозвестниками новой эры. К этим мастерским я пристраивал смышлёных людей, которых мне удавалось найти. Мои агенты не вылезали из деревень, проводя смотры и нанимая ещё больше людей. Я проводил уроки, обучая невежественный народ шестого века, делая из них экспертов и знатоков. Экспертов во многих сферах ручного труда и знатоков наук. Эти рассадники цивилизации, без шума и пыли, росли в своих захолустьях. Никто не мог проникнуть в их пределы без специального пропуска, потому что я опасался церкви. Едва ли не в первую очередь я открыл курсы учителей, потом большое количество воскресных начальных школ, и теперь имел замечательную систему начального образования, которая готовилась охватить всё общество. Также, в новых центрах цивилизации, я насаждал и организовывал многочисленные протестантские церкви, которые благоденствовали и разрастались. Каждому дозволялось иметь то виденье веры, которое он получал из Евангелия, в этом плане у них была полная свобода. Единственное ограничение, введённое мной, было ограничение проповедей. Они не должны были мешать начальным школам, и остальному образовательному процессу. Я без проблем мог дать преимущества моей родной пресвитерианской церкви, но это противоречило бы основам человеческой природы. Духовные потребности у всех людей различны, как различны рост, вес, цвет кожи и физические данные каждого человека. И каждый, только тогда покажет себя во всей красе, когда его религиозное облачение цветом, размером и формой будет максимально подходить к духовному состоянию, нуждам и тараканам отдельно взятого индивидуума. И, кроме того, я остерегался единой церкви, потому что тогда она становится могущественной и вездесущей силой. А когда власть в ней подгребут под себя жадные и тщеславные руки ( а то что это будет так, даже не сомневайтесь), тогда наступит конец всем правам и свободам человека, и полный паралич свободной человеческой мысли.
Столь нужные для промышленности рудники являлись собственностью короля, и их у нас было предостаточно. Назывались они копи и разрабатывались так, как обычно делают дикари. Это были норы, вырытые в земле, из которых руда поднималась наружу в кожаных мешках, руками рабочих наверху. Так добывалось до тонны руды в день. Я начал добычу руды на промышленной основе, сразу как только смог.
***
Даа, прогресс впечатлял. С тех пор, как сэр Саграммор бросил мне вызов, прошло четыре года, а я и не заметил. Вам будет трудно представить, что я свершил за это время. Неограниченная власть - идеальная вещь, когда она в надёжных руках. Диктатура ангелов и небесных мудрецов - это воистину идеальное правление. Диктатура человека могла бы стать идеальным правлением. Но! Для этого нужны одинаковые с ангельскими условия - диктатор должен быть самым совершенным представителем человеческой расы, а время его правления неограниченно. Но вы же понимаете, что самый совершенный человек когда-нибудь уйдёт в мир иной, оставив всю полноту власти в руках не столь совершенного преемника. Поэтому Диктатура не просто несовершенная форма правления - это наихудшая форма правления.
Но моя диктатура всё-таки показала, чего может добиться абсолютная власть, использующая все ресурсы королевства. В этой, всё ещё мрачной раннесредневековой стране, под самым носом у всех, расцветала цивилизация девятнадцатого столетия, а они и не замечали! Она была скрыта от любопытных взглядов, как следует, но она существовала, это был неоспоримый факт. Это было похоже на спящий вулкан, устремивший свою безмятежную вершину в безоблачное ясное небо, когда ничто не говорит о кипящей лаве, скрытой в его недрах. Мои школы и независимая церковь, родившись четыре года назад, уже встали на ноги и окрепли. Первые мастерские тех дней превратились в предприятия. Сначала у меня была дюжина учеников, теперь их была тысяча. Сначала у меня был один головастый эксперт, теперь у меня было полсотни их. Я держал руку на рубильнике, и был готов в любую минуту наполнить древнеисторический мрак светом и радостью. О, да, о моей цивилизации ещё услышат, если мне повезёт. Но я не собирался врубать свет и радость вот так внезапно. Это не наш метод. Люди не приняли бы такое новшество. Кроме того, замечу, что надо мной, как и над каждым надвисала грозной тенью Государственная Римско-Католическая Церковь.
Я собирался действовать осторожно. И для этого отправил повсюду своих тайных агентов, в чьи обязанности входило очень аккуратно осуществлять подрыв устоев в этой феодальной стране. Тут и там они помаленьку боролись с предрассудками и суевериями и потихоньку готовили путь к новому, лучшему общественному устройству. Я добавлял по одному ватту общественного благоустройства за раз, и собирался продолжать делать это.
По стране были рассеяны школы нескольких направлений профессионального обучения. Они уже давали специалистов. Я делал главную ставку не на промышленность, а на образование, пока время терпит. Одним из моих секретных козырей была военная академия Вестпоинт. Это был самый засекреченный объект в стране. Подобным же образом обстояли дела с военно-морской академией, которая была организована на базе дремучего захолустного порта. К полному моему удовольствию дела в академиях шли как надо.
***
Когда Кларенсу исполнилось двадцать два, он стал вице-премьером правительства, моей правой рукой. Он был, как это называется малорик. Он справлялся со всем. Не было ни одного дела, которое он не смог бы провернуть. Это я не в плане распилов и откатов. Я начал серьёзно тренировать его в журналистике, чтобы в VI веке появился хоть один настоящий журналист, и теперь подумывал о выпуске первой газеты. Небольшим экспериментальным тиражом мы начали выпускать еженедельную газету для моих рассадников цивилизации. В журналистике Кларенс чувствовал себя как рыба в воде. В нём явно проснулся редактор газеты. Он стал "два в одном" - говорил на языке шестого века, а писал уже на языке девятнадцатого. Его журналистский стиль неуклонно крепчал. Он писал уже не хуже журналиста из какого-нибудь поселения на Фронтире, на границе индейских территорий. Его передовицы не отличались от тамошних ни по стилю, ни по содержанию.
У нас была ещё пара новшеств - телеграф и телефон. Эти технические диковинки были для служебного пользования, и должны были оставаться таковыми, пока не придёт их день. У нас был отряд людей, который орудовал по ночам вдоль основных дорог. Нет, они не грабили прохожих - они укладывали подземный кабель. Я решил не ставить столбов, поскольку возникала бы куча вопросов. Подземные кабели были хороши в этом плане, и они были покрыты изоляцией моего собственного изобретения, которая была просто великолепна. У этих людей был приказ: продвигаясь по ночам, и не привлекая к себе внимания, пересечь всю страну и протянуть кабель в каждый более-менее значимый город, который будет попадаться на их пути. Карты страны, не существовало, поэтому им следовало вести кабель, и ставить коммутаторы, ориентируясь на ночные огни поселений. После установки, на коммутаторе оставлялся вооружённый дежурный.
Возвращаясь к теме карт, скажу, что во всём королевстве, никто не мог точно рассказать, где находится нужное тебе место. Поэтому почти никто не путешествовал с целью доехать из одного конкретного города в другой, заранее определённый город. Они странствовали наобум, натыкаясь случайно на какие-то города, и часто покидали их, не удосужившись спросить о названии. Пару раз мы пробовали отправить топографические экспедиции, чтобы провести географические исследования и составить карту страны, но каждый раз в дело вмешивались священнослужители, которые, призывая на помощь небесную твердь, кричали "они нас сосчитали!" и совали нам палки в колёса. Поэтому мы оставили эту идею, на время. Вступать в конфликт с Церковью сейчас, была бы большая глупость.
Что касается остальных аспектов жизни страны, тут всё оставалось, по сути, таким же, как в те дни, когда я только появился здесь. Конечно, какие-то изменения проводились в жизнь, но с вынужденной осторожностью и были едва заметны. Так, я до сих пор не разобрался с единой системой налогообложения. Но я реформировал те поступления, которые составляли личное достояние королевского двора. Я привёл их в порядок и немного перераспределил на разумной и справедливой основе. Как результат - личный доход короля увеличился в четыре раза. При этом финансовое бремя легло более равномерно, и многие в королевстве смогли вздохнуть с облегчением, а похвалы в мой адрес были сердечными и всеобщими.
Но вот произошло событие, из-за которого мне пришлось расстаться на какое-то время со своими реформами, но я не переживал. Время было - удачней и не придумаешь. Случись это раньше, я был бы разозлён, а сейчас всё шло гладко и находилось в надёжных руках. Король уже несколько раз подряд напоминал мне, что та отсрочка, которую я много лет назад испросил для осуществления задуманного, давно истекла. Это был намёк на то, что я должен уже, наконец, отправиться на поиски приключений и покрыть себя славой, которая сделает меня достойным чести преломить копья с сэром Саграмором, который ещё граалил, но на его розыски отправилось несколько экспедиций и он может найтись уже в текущем году. Поскольку, я был в курсе, что этих странствий мне не избежать, я встретил их во всеоружии.