Мегаполис - гадкое чудовище. Жуткий зловонный монстр. Он как гнусный василиск дышит ядом и убивает лишь только взглянув. Он не считает трупы. Ничьи и никогда. И уж подавно трупы тех, кого принято называть братьями нашими меньшими. Тем не менее, у любой смерти всегда есть свои первые зрители, видевшие её от начала и до конца.
Тело лежало посреди асфальтовой пешеходной дорожки в обрамлении лужиц загустевшей крови, похожей на смородиновый джем. Рот животного был приоткрыт, и розовый язычок дурашливо вывален на бок. Распахнутые блёкло-рыжие глаза безуспешно пытались высмотреть что-то на проезжей части. Белая, длинная, прежде пушистая шерсть слиплась, кое-где была выдрана и словно рукой неумелого живописца измазана алой краской. На изломанное, растерзанное тело падали боязливые солнечные лучи и резвые отблески от стёкол небоскрёбов. Кошки стояли, окружив труп, и молчали. Они сгрудились и, не мигая, смотрели, как глядят партизаны на своего товарища с петлёй на шее. Они стояли плотно - множество разных кошек. Большинство из них в другой ситуации вцепились бы друг другу в глотки, сейчас же оставили все раздоры, думая о гораздо более важном.
Но лишь послышались первые недружелюбные рыки стальных колесниц, кошки исчезли, уступив место людям. Люди тоже смотрели, только уже иначе - жалостливо-сочувственно, с любопытством. Никто не знал, на чьих руках осталась кровь животного, но ведь строить самые глупые предположения - это так по-людски.
А над городом плыла музыка. То окунаясь с головой в смог, то выныривая, разливала ноты над мегаполисом. Хриплый, но удивительно тёплый и солнечный голос Луи Армстронга напевал:
I see skies of blue and clouds of white,
The bright blessed day, the dark sacred night,
And I think to myself, what a wonderful world!
What a wonderful world!
Некоторым, стоявшим возле трупа, казалось, что они что-то слышат, но все остальные просто не обращали внимания.
- Да было бы на что смотреть! Всего лишь ещё одна дохлая кошка! - презрительно бросили из толпы.
И люди вправду начали расходиться. Вот уже вокруг животного никого не осталось, да и его самого вскоре сгребли в мешок и выбросили в ближайший мусорный контейнер.
Стёкла, стёкла, стёкла льются на прохожих сверху. Солнце заблудилось в окнах и плещет из них жидким золотом, сусально-фальшивым, как улыбки вокруг. Бесконечность стекла и бетона. Дома выше неба - вавилонские башни. Кошка сидела на крыше старой девятиэтажки и внимательно глядела на дорогу. К зданию подошёл человек в сером пальто, нёсший в руках зонтик-трость. Он шёл уверенной походкой человека не сомневающегося и бескомпромиссного. Кошка проводила его взглядом и быстрыми прыжками спустилась вниз. Она нашла первого. Других тоже не пришлось долго искать: они были знакомы.
Он открыл дверь: на пороге стояла кошка. Чёрно-белая, сверля его золотистым взглядом.
- Мр-р-р-мяу, - приветливо сказала она.
Он поёжился: так на него обычно смотрела дочь, когда была ещё совсем маленькой. Сходство животного с собственным ребёнком ужаснуло его, заставив вспомнить другую кошку. Но это уже был не первый визитёр, первый появился несколько дней назад, забредя к нему на кухню через балкон.
- Что вам всем надо?! - резко выкрикнул он. - Что вы ходите?!
Животное село, обрамляя передние лапки блестящим антрацитовым хвостом. Он резко захлопнул дверь и долго чиркал фирменной зажигалкой, пытаясь прикурить.
- Я уже третий день не сплю... не могу вообще... Эти проклятые твари доконали меня в конец! Орут под окнами, скребутся... Я даже ружьё себе купил. Они меня с ума сводят!
- Никто тебя не сведёт с ума, кроме тебя самого.
- Как ты можешь так спокойно на всё реагировать? Неужели тебя никто не трогает?!
- Ты приписываешь этим животным то, чего у них нет. Кошки не различают лиц, а значит, и людей не узнают.
- Ты им об этом скажи! Скажи им!!
- Ты попросту себя накручиваешь.
- Да пошёл ты! Это ведь всё из-за той кошки, да?! Из-за неё!
- Только не надо делать вид, что ты не при чём! Мне это уже надоело! Все из себя овечек корчат, будто я один во всём виноват! И вообще, откуда такая совестливость, скажи мне?!
- Ниоткуда.
- Тем лучше. Ладно, я пошёл, а то ещё заразишь меня своим психозом. Мне этого и на работе хватает.
- Вот увидишь, они и тебя достанут.
- Непременно.
Мужчина в сером пальто стоял возле лотка с печатью, выбирая газету. Около его ног крутился кот, самый обыкновенный бродяга - зеленоглазый и полосатый. Он тёрся об ноги, выгибал спину, призывая её погладить.
- Смотрите-ка, кто пришёл, - улыбнулся продавец, - кис-кис-кис. Иди, чего дам, - сказал он, разворачивая бумажный свёрток.
Животное подняло голову и мяукнуло, давая понять, что обратило внимание. Мужчина в сером долго пристально смотрел на кота, потом молча пнул его с размаху под живот. Кот не издал ни звука, а поднявшись, отбежал к стенке лотка. Мужчина презрительно поморщился, свернул выбранную газету в трубочку и бросил ошарашенному продавцу:
- Сдачи не надо.
Тот переглянулся с котом и покачал головой:
- Сколько же в некоторых людях дерьма.
Кот смотрел вслед уходящему мужчине с льдистой злобой; вечером обо всём узнают остальные.
***
- Это по нам, это за нами... Мы сжигали их сотнями на кострах, а теперь они нам мстят! - крикнула женщина. - Боже мой! Нам, людям, мстят!!
- Прекрати истерику! - рявкнул мужчина и с силой ударил её по лицу. - Хватит устраивать сумасшедший дом!
От неожиданности женщина затихла, держась за горящую щёку.
- Не на столько их много! А у нас есть карабин. Ведёте себя как идиоты!
- Это из-за тебя мы так попали! - резко возразили ему. - Если бы не ты...
- Если бы не я, вы бы все поодиночке сдохли!
- Уж конечно!
- Хватит! Хватит!! Хватит!!! - исступлённо взвизгнула женщина. - Я отсюда ухожу, вы слышите!!! - она вся мелко дрожала и трясущимися руками пыталась вытирать катившиеся слёзы, но вместо этого только размазывала их по всему лицу, от чего оно делалось блестящим и некрасивым.
Кошки улыбались. Но этого никто не видел. Только их глаза - жёлтые, зелёные и даже голубые - светились из мрака дьявольскими фонариками.
- Господи, как же так, - бормотал женский голос, - как же... так, мы же люди...
- Ты ещё скажи, что человек - царь природы, - протянули в ответ.
- О чём мы говорим! Мать вашу, стреляйте!
Бухнуло два отрывистых выстрела. Кошки продолжали улыбаться, глядя, как люди трясутся и умирают от страха. Они не стали говорить прощальных речей - к чему бесполезное. И их не пугал карабин в человеческих руках, они знали, что правы. Люди сбились в кучу в углу, теснясь друг к другу, похожие на котят, которых несут топить. 'Вы боитесь?' - спрашивали кошачьи глаза. 'Нет', - безуспешно врали человеческие. 'Напрасно'.
Над маленьким уютным домиком с лужайкой и цветником волной пронёсся жуткий вибрирующий вой. Город спал.
Мегаполис - гадкое чудовище. Он не считает трупы. Ничьи и никогда. Даже трупы людей, не последних в своём муравейном сообществе. Любопытством зевак платит он за билет в театр смерти. Тротуар был до отказа заполнен, несмотря на присутствие властей, запрещавших пересекать оцепление. Люди - всегда люди.
А над городом плыла музыка. То окунаясь с головой в смог, то выныривая, разливала ноты над мегаполисом. Хриплый, но удивительно тёплый и солнечный голос Луи Армстронга напевал: