Сегодня узнал свой приговор. Жить осталось несколько месяцев. Врач сказал, что ближайшие пятнадцать-двадцать дней я проведу как абсолютно здоровый человек, а потом придут боли, слабость и постепенное угасание. Он отсчитал в календаре две недели и назначил дату следующего приема.
- Жду вас седьмого июля. Сделаем еще один снимок. Проследим динамику процесса. При необходимости пропишем обезболивающее. Если почувствуете себя плохо, приходите раньше.
Я вышел из больничного корпуса и побрел к свободной скамейке. Мысли мои путались. Надо срочно привести их в порядок. В стрессовых ситуациях лучше действовать по плану. Иначе легко поддаться панике. Итак, что же произошло? Мне объявили, что скоро я должен умереть. Это я понимал. Но поверить в реальность сказанного был не в состоянии. Никогда всерьез не задумывался о смерти, представляя ее чем-то далеким и отвлеченным. Как минимум лет до восьмидесяти. Умирать в этом возрасте не обидно. Ты уже достаточно пожил и многого добился. Во всяком случае, у тебя был шанс. Но умирать в сорок лет - неправильно и несправедливо. Чувствовал себя обманутым и обделенным.
Мимо проходили люди со своими тревогами и заботами. Они принимали решения, совершали поступки, загадывали желания. Но меня это уже не касалось. Между мной и миром словно установили невидимую преграду, сквозь которую можно беспрепятственно наблюдать за происходящим, но только не участвовать в нем. Чтобы иметь на это право, у человека должно быть будущее. У меня его больше не было. Все мое будущее укладывалось в две недели. Дальнейшее не имело значения. Мучительная смерть не входила в мои планы. Я не собирался терпеть боль и быть кому-то в тягость своей беспомощностью. Лучше принять надежное средство и спокойно уйти из жизни. Просто уснуть и не проснуться. Дата, назначенная врачом, показалась символичной: седьмое число седьмого месяца. Число семь приносило удачу. Так что в семь часов вечера, после визита к врачу, будет самое подходящее время осуществить задуманное.
Не знаю, стоит ли говорить кому-то о случившемся? Родители умерли год назад, дожив до преклонного возраста. Расстраивать их не придется. Со школьных лет сохранились два друга. Но кроме юношеских воспоминаний нас давно уже ничего не связывало. Виделись мы редко, в дни рождения, да и то не всегда. В их сочувствии я не нуждался. Да и какое сочувствие может выразить человек, никогда не думавший о смерти? Только поставлю их в неловкое положение. Для всех нас это будет унизительно.
Оставалась еще семья. Дочери недавно исполнилось восемнадцать. На днях она вышла замуж и уехала в свадебное путешествие. Зачем портить ей медовый месяц? Лучше один раз узнать о моей смерти, чем несколько недель ждать и постоянно переживать из-за этого. С женой установились довольно странные отношения. В молодости мы были влюблены и даже страстно. Но когда влюбленность прошла, оказалось, что у нас мало общего. Просто раньше этого не замечали. Вот уже несколько лет она испытывала ко мне раздражение, которое не скрывала. Ее вынужденное сочувствие было бы теперь неприятно. Ей уж точно не буду говорить. Да и вообще, оставаться дома не хотелось. Скажу, что уезжаю в командировку. Это не вызовет подозрений. Две недели ничего не изменят. Могу и сейчас со всеми проститься.
Я просидел в аллее около часа. Пора было возвращаться. Надо еще поискать жилье на ближайшее время. Деньги - не проблема. Каждый месяц я откладывал понемногу на черный день. Вот он и наступил. За двадцать лет образовалась значительная сумма, которая позволит ни в чем себе не отказывать. Было бы желание. Позвонил начальнику и попросил с завтрашнего дня предоставить отпуск. Как ни странно, он согласился. Несмотря на разгар летнего сезона. Даже не поинтересовался, что стряслось. От больницы до дома решил идти пешком. Дорога заняла полтора часа. Чтобы не думать о смерти, заставил себя считать шаги. Их набралось ровно семь тысяч. Опять семь!
Жена встретила меня в прихожей.
- Ты купил стиральный порошок?
- Прости, забыл.
- Понятно, - недовольно буркнула она и стала собираться в магазин.
- Давай схожу, - предложил я виновато.
- Отстань. Мне от тебя ничего не надо. Иди вон за свой компьютер, изучай очередные сплетни.
Попытался ее остановить, но она оттолкнула руку и, уходя, хлопнула дверью. Такие отношения были у нас в порядке вещей. Включил ноутбук и занялся поиском квартиры. Когда она вернулась, на примете уже имелось несколько подходящих вариантов. Услышав, как заработала стиральная машина, пошел на кухню. Жена стояла у окна и курила.
- Послушай, меня посылают в командировку на две недели. Завтра утром я уезжаю.
Никакой реакции на мои слова не последовало.
- Ты слышала, что я сказал?
- Мне все равно, - ответила она, продолжая глядеть в окно.
Разговаривать было не о чем. Оставшиеся две недели я хотел провести иначе. Договорился с агентом о встрече в десять утра. Прямо на выбранной квартире. Решающим аргументом в ее пользу послужил седьмой этаж. Собрал необходимые вещи: смену одежды, бритву, несколько любимых книг. Вечер провел в поисках лекарства, которое позволит безболезненно уйти из жизни. Жена не заходила. Утром, когда пришло время ехать на переговоры, она спала и даже не встала меня проводить. Вышел на лестничную площадку и повернул ключ в замке. Вот так легко и просто двадцать лет совместной жизни остались за закрытой дверью. Возвращаться не имело смысла.
Квартира мне сразу понравилась. Гостиная, спальня, большая кухня. Современная обстановка. Подписал договор и заплатил за месяц вперед. Начался новый этап моей жизни. Пусть и короткий. Ясного представления о том, чем заниматься, пока не было. Первым делом решил запастись едой. Рядом с продуктовым магазином находился антикварный салон. Из любопытства заглянул в него. Здесь продавалось много красивых вещей. Мое внимание привлек старинный письменный стол с зеленым сукном и выдвижными ящиками. Всегда мечтал о таком. Стоил он, как четыре месячные зарплаты. Цена для нашей семьи несоразмерная. Бюджетный вариант обошелся в двадцать раз дешевле. Покупать подобную роскошь теперь совсем уж неразумно. Даже воспользоваться им не успею. Но ужасно захотелось показать язык здравому смыслу. Если он во всем так ратует за целесообразность, пусть сначала объяснит целесообразность моей смерти. Или заткнется. Подозвал продавца, и уже через час письменный стол доставили ко мне в гостиную. Я забрался в кресло и со стороны любовался своим внезапным приобретением. У каждого человека есть сокровенные желания, исполнение которых он постоянно откладывает, потому что находятся другие, более важные дела. Во всяком случае, так ему кажется. И только болезнь позволила мне осуществить одно из них.
На этом я не остановился. Кутить, так кутить! На сайте подарочных изданий выбрал несколько книг любимых авторов (Пушкина, Лермонтова, Достоевского, Гессе, Уайльда, Ницше), выполненных на мелованной бумаге, со множеством иллюстраций, в кожаных переплетах с тиснением и золотым обрезом. Покупка обошлась в круглую сумму, сравнимую со стоимостью стола. Но меня это не волновало. Заказ обещали привезти ближе к вечеру. Отправился на кухню и заварил кофе. Было легко и спокойно. Я перестал бояться. Человеку отпущено восемьдесят лет, и он не думает о смерти. Мне отпущено две недели, но я тоже о ней не думал. Все относительно. Боишься ведь до тех пор, пока надеешься, что обойдется. Но когда осознаешь неизбежность, страх уходит.
Я с детства чувствовал вину. Не за какие-то проступки, а уже за сам факт своего существования. Как будто мое появление на свет нарушило заведенный кем-то порядок, лишив мир изначально свойственной ему цельности. Я не собирался с этим мириться и во всем старался походить на окружающих. Хотя и не сильно преуспел. Наверное, занимался не своим делом. А в чем состояло мое дело, не знал. Поэтому и не достиг ничего выдающегося. Но сейчас меня тревожило другое. Смерть не спрашивала, чего я добился в жизни. Она спрашивала, что я в ней понял. Предъявить ей было нечего. Оставалось четырнадцать дней, чтобы исправить положение. Это не мало. У разбойника на кресте и того не было. И все же он успел покаяться и обрести прощение и покой. Надо быть только искренним с собой. Смерть не обманешь.
Вернулся в гостиную и достал из сумки чистую тетрадь. Буду заносить в нее все, что придет в голову, все, что удастся понять за последние дни. Это будет мой отчет перед смертью. Когда выражаешь мысль на бумаге, она проясняется и даже меняет значение. Положил тетрадь на зеленое сукно, взял ручку и аккуратно вывел на обложке: 'Дневник смерти'. Потом подумал немного и написал первую фразу:
'Мы обманываем себя и других, потому что боимся одиночества. Но если ты уже одинок, в этом нет смысла. Лучше жить в страхе, чем в постоянной лжи'.
Около трех часов я напряженно работал, делая одну запись за другой. Мой мозг словно проснулся от спячки. Близость смерти раскрепостила меня. Здесь были размышления о Боге и вере, о власти и свободе, об истине и морали. Получилось несколько черновых страниц, которые в дальнейшем, конечно, потребуют доработки, но начало моему отчету положено. От этого занятия меня оторвал звонок в дверь. Курьер доставил заказ. Я расплатился, принял от него увесистую коробку с книгами и аккуратно разложил их на столе. Выглядело это впечатляюще. Как же приятно было брать их в руки и, открывая наугад, повторять вслух хорошо знакомые слова! В изысканном оформлении они звучали особенно проникновенно. Остаток вечера посвятил чтению и ни о чем другом уже больше не думал.
Утром поехал в зоопарк, чтобы проверить одно предположение. Последний раз был там с дочерью лет десять назад. Помню, как она смеялась и хлопала в ладоши, наблюдая забавное поведение животных. Я тогда снисходительно улыбался ее наивным восторгам. А теперь и сам не мог оторваться от того, как кувыркаются медвежата, как слон пускает фонтан из хобота, как кривляются и передразнивают людей обезьяны. Вернулась детская способность удивляться и делать открытия, способность радоваться простым вещам, не нагружая их смыслом. Ведь это они придают всему смысл. Раньше мы слушали музыку и не считали это бесполезной тратой времени. А сейчас включаем ее лишь фоном, сопровождающим куда более важные занятия. Созерцание стало синонимом лени. Непосредственные переживания заменили представления о них. И только неизбежная смерть дала мне возможность пересмотреть навязанные ценности. Когда тебя не сковывают амбиции, многое из того, что казалось прежде очевидным, перестает быть таковым. Я увидел мир по-новому, без давления со стороны и впервые почувствовал свободу.
После зоопарка отправился в 'Сокольники'. Когда-то рядом жили родители. Здесь прошла моя юность. В будний день народу в парке было немного. Я без помех бродил по аллеям и предавался воспоминаниям, а потом сел на скамейку, показавшуюся чем-то знакомой. Хорошо, если бы сейчас вместе со мной очутились школьные товарищи. Не те взрослые дядьки, какими они стали со временем, а семнадцатилетние пацаны, с которыми мы пили пиво в подъезде и охотились за девчонками в парке. Увы, но это невозможно. Тут я вспомнил, что связывало меня с этим местом. Вот на этой самой скамейке более двадцати лет назад сидела девушка, подарившая мне первую близость. Это было удивительно. С первым разом ничего не сравнится. Даже если не все получилось. Никогда ее не забуду. Жгучая брюнетка. Довольно симпатичная. И от нее почему-то пахло чесноком. Но мне это не мешало. До сих пор ей бесконечно благодарен. Такое не повторяется.
На следующий день долго валялся в постели. Меня охватила непонятная лень и какое-то смутное томление. После вчерашних воспоминаний о первой девушке невольно задумался о последней. Жену в расчет не брал. Ни о какой близости с ней давно уже и речи не шло. Так кто же ей был? Или будет? В голову пришла сумасшедшая идея. За сорок лет жизни я ни разу не общался с проститутками. Покупать любовь казалось дико. Но сейчас, когда весь мир стал для меня чужим, а я для него, секс за деньги выглядел вполне логичным. К тому же, некоторые мои фантазии осуществить иначе просто нереально. Выбрал в интернете двух понравившихся девушек: блондинку и брюнетку. Потом сходил в магазин и купил вина, фруктов, конфет. В назначенный час раздался звонок в дверь. Крепкий мужчина в спортивном костюме проверил квартиру и только после этого привел своих подопечных. Их внешность в точности соответствовала фотографиям в сети. Это меня порадовало. Он взял деньги и ушел. Девушки вели себя приветливо и не особенно кривлялись. Благодаря им, я узнал в этот день много нового. Мои гостьи преподали настоящий урок и технически сработали безупречно. Меня даже хватило на несколько раз. Но когда все закончилось, почувствовал такую невыносимую тоску, что попросил их уйти. Хотя время еще оставалось. В общем, опыт с продажной любовью оказался не слишком удачным.
Спасти могла только музыка. Хозяева квартиры оставили в гостиной проигрыватель и целую коробку дисков российской и зарубежной эстрады, шансона, авторской песни. Но ничего из того, что нравилось мне. В сумке лежала флешка с любимыми записями. Вставил ее в разъем и включил Моцарта, двадцать первый концерт для фортепиано с оркестром. Потом 'Лунную сонату' Бетховена. Немного успокоился. Завершила этот вечер Элла Фицджеральд своим великолепным выступлением в Берлине. Под две последние композиции ('Mack the Knife' и 'How High the Moon') я, как всегда, восторженно прослезился.
Не стану подробно описывать оставшиеся дни. Особо значимых событий со мной не произошло. Единственное, что стоит отметить, это случайный визит на ипподром. Шел мимо и вдруг вспомнил о давнем желании покататься на лошади. Занятия для начинающих были расписаны на месяц вперед. Но за двойную оплату инструктор тут же нашел для меня свободное окно. В течение двух часов под его руководством я старательно постигал азы верховой езды и к концу обучения довольно сносно скакал рысью и переходил на галоп. Неповторимые ощущения. Жаль, что не приходил сюда раньше. Моему наставнику видимо понравились дармовые деньги. Он поинтересовался, когда меня ждать в следующий раз, и был явно раздосадован, узнав о моем предстоящем отъезде.
Вот, собственно говоря, и все. Остальное время гулял по городу. Главной целью по-прежнему оставалось написание дневника. Тетрадь лежала в кармане, и когда приходила интересная мысль, сразу записывал ее, чтобы не забыть. Основные идеи определились уже в первые дни и в дальнейшем только развивались. Мое отчуждение, казавшееся когда-то пороком, предстало теперь даром свыше, который посылается далеко не каждому, и которым нельзя было пренебречь. Я гордился сделанным открытием. Пусть и с опозданием. Надо лишь правильно его сформулировать. Но это не так просто. Часами просиживал за столом, пытаясь придать записям надлежащий вид. Как писал Оскар Уайльд: 'Я правил свое стихотворение полдня и вычеркнул одну запятую. Вечером я поставил ее опять'. Нечто подобное происходило и со мной. Только Оскару Уайльду было легче. Он обладал несомненным талантом. Мне же литературная правка давалась с огромным трудом.
Две недели пролетели незаметно. Мой отчет близился к завершению. Я сделал, что мог, и вряд ли был способен на большее. Результат вполне устраивал. Такой дневник не стыдно предъявить смерти. Пятого числа решил отдохнуть и последнюю правку оставить на завтра. Целый день бесцельно бродил по городу, не обремененный никакими заботами. По дороге заходил в кафе, где выпивал чашку кофе и съедал пирожное, сидел на лавочке в парке, грелся на солнце и кормил уток в пруду. Я смирился со своей судьбой и спокойно отдавался впечатлениям, не думая о том, что ждет меня впереди. Но когда на улице стало темнеть, почувствовал усталость и повернул домой.
2
Я забрел довольно далеко. Дорога назад вела через реку. Прохожие давно разошлись. В самом центре моста стояла одинокая девушка. Опиралась грудью на ограждение и смотрела вниз. Ее поведение показалось мне подозрительным. Резким движением она перекинула ноги и села на перила. Потом стала медленно клониться вперед, рискуя потерять равновесие и упасть с высоты в воду. Но похоже, именно этого она и добивалась. Я успел добежать и в последний момент схватить ее за джинсы. Невероятным усилием втащил обратно и вместе с ней повалился на тротуар. Девушка взвыла:
- Зачем, зачем ты мне помешал?
Надо же, подумал я, кто-то сам сводит счеты с жизнью, а у кого-то ее забирают, даже не спросив. Долго не могли отдышаться. Я внимательно наблюдал за нею. Вдруг появится желание повторить попытку. Пожалуй, лучше увести ее отсюда. Когда немного успокоились, помог ей подняться и проводил до набережной. Она не сопротивлялась. На всякий случай крепко держал ее за руку. Зашли в ближайшее кафе и сели за столик в углу.
- Хочешь вина?
- Давай, - согласилась она с полным безразличием.
Официант принес два бокала. Немного отпила и стала пальцем водить по краю. Только теперь удалось ее разглядеть. На вид лет двадцать семь - двадцать восемь. Длинные рыжие волосы. Зеленые глаза. Красивое лицо. Стройная фигура. Какие у нее могут быть проблемы? Терялся в догадках. Прошло несколько минут.
- Почему все такие сволочи? - неожиданно спросила девушка.
- Не знаю, - пожал я плечами. - А может, так и должно быть?
- Что должно быть?
- Ну то, что все сволочи. Может, мир так устроен. И это нормально.
Посмотрела на меня удивленно.
- Ты тоже сволочь?
- Для кого-то наверняка, - сказал я и почему-то вспомнил о жене.
Рыжая отвела взгляд и замолчала. Больше ни о чем не говорили. Когда допили вино, предложил отвезти ее домой. Она покачала головой и произнесла еле слышно:
- Мне некуда ехать.
Этого только не хватало. Ну и куда ее девать? Не бросать же здесь? Выбора у меня не оставалось.
- Пойдем, - предложил я снова.
- Куда?
- Не бойся, ничего плохого с тобой не случится. Тебе надо выспаться и отдохнуть.
- Я не боюсь.
И правда, чего ей бояться? Особенно после того, что она пыталась с собой сделать. Вышли на улицу, вызвали такси и через десять минут были дома. Дал ей снотворное и отвел в спальню.
Ночь провел на диване в гостиной. Сон у меня чуткий. Рыжая ни разу не выходила. Лекарство помогло ей расслабиться. Появилась она лишь утром, когда я готовил завтрак на кухне. Вид у нее был смущенный. Чувствовала неловкость за вчерашнее.
- Ну как, отдохнула?
- Да, спасибо, - произнесла она, глядя куда-то в пол.
- Садись, поешь. Правда, у меня одни бутерброды.
Налил ей кофе и пододвинул тарелку с нарезанными колбасой и сыром.
- Послушай, неудобно тебя просить, - сказала рыжая, - но мне действительно некуда идти. Ты не против, если я останусь еще на день? Завтра у меня подруга приезжает.
Я почему-то ждал подобного вопроса.
- Ладно, но есть два условия. Первое: ты мне не мешаешь, и второе: только до завтра. Потом я буду занят и не смогу тебе помочь. Ты поняла?
- Да. А что ты будешь делать?
- Надо закончить одну работу. Буду сидеть и писать за столом.
- Хорошо, - согласилась она. - Мешать не буду.
После завтрака я отправился к компьютеру, проверить последнюю редакцию дневника. Рыжая убралась и помыла посуду. Потом стала ходить по квартире и рассматривать все, что в ней было.
- Послушай, рыжая, - обратился я к ней, - если ты надеешься узнать обо мне по обстановке, то зря стараешься. Эта квартира съемная. Моего здесь ничего нет. Вот этот стол, да книги.
Она подошла ближе и, увидев мои последние приобретения, спросила:
- Я посмотрю?
- Пожалуйста.
Взяла со стола несколько томов и устроилась в кресле. Краем глаза наблюдал за нею. Она действительно читала. Вдумчиво. Не торопясь. А не просто смотрела картинки. Я занялся отчетом. Так, за работой, прошло около двух часов.
- Красиво! - произнесла вдруг рыжая, поглаживая кожаный переплет. - Даже из рук выпускать не хочется. У меня в телефоне закачены книги, но читать с экрана, да еще в транспорте, все равно, что дышать в маске. Никогда не вдохнешь полной грудью. Если бы я собирала библиотеку, то, наверное, только такую.
Мне понравились ее слова. От жены я подобного не слышал. В нашей семье на первом месте была практичность. Пустая трата денег не поощрялась. Я решил сделать перерыв. Достал пачку сигарет и вышел на кухню.
- Можно я послушаю музыку? - спросила рыжая. - Пока ты не работаешь.
- Только не слишком громко, - ответил я. - Там коробка с дисками и флешка.
Пусть выбирает, что хочет. Мне все равно. Но когда неожиданно зазвучал Моцарт, был приятно удивлен. Рыжая начинала мне нравиться. Докурил сигарету и вернулся в гостиную. Забравшись с ногами в кресло и обняв колени, она слушала 'Волшебную флейту'. А эта девочка не так проста. Она вовсе не похожа на пустышку, решившую покончить с собой из-за любовника. Ее проблемы видимо куда серьезнее. Увидев, что я ничего не делаю, рыжая смутилась:
- Я все-таки тебе мешаю. Прости. Больше не буду. Ты работай, а я пойду на кухню.
Но уже через минуту появилась в дверях:
- У тебя деньги есть?
- Есть.
- Давай. Схожу в магазин, куплю что-нибудь к обеду. А то я смотрю, ты тут на одних бутербродах живешь.
- Почти, - согласился я и протянул ей пять тысяч.
- Хватит?
- Хватит, - сказала она.
Ну вот, подумал я, сейчас возьмет деньги и уйдет. Мне стало жалко. Не денег, конечно, а того, что могу ее потерять. Вернулась она с полными сумками. Сразу прошла на кухню и начала греметь посудой. Я успокоился и продолжил работать. Вскоре по квартире разнеслись соблазнительные запахи. Через два часа она заглянула в гостиную и спросила:
- Ты не проголодался? Я там кое-что приготовила. Пойдем.
Я был поражен тем, как много она успела сделать: сварить борщ, пожарить картошку с мясом, но самое главное, испечь слоеный пирог с сыром. Все оказалось необыкновенно вкусным. У меня разыгрался бешеный аппетит. Я ел и просил добавки. Особенно после надоевших бутербродов. Ей это нравилось.
- Послушай, а как ты догадалась о моем любимом пироге? - спросил я.
- Я не догадывалась. Просто сама его люблю. Поэтому он у меня и получается.
- Спасибо тебе, рыжая.
Она довольно улыбнулась и вдруг сказала:
- Ты уж прости меня.
- За что? - поинтересовался я.
- За то, что обозвала тебя сволочью.
- Не обозвала, а только спросила.
- Все равно, прости.
- Ладно, принято. Тогда и ты меня прости.
- За что? - удивилась она.
- За то, что я тебя рыжей называю. Это по-доброму.
- Принято, - повторила она мои слова и засмеялась. Впервые со вчерашнего дня.
- Так у тебя подруга есть? - спросил я для поддержания беседы.
- Ну, как подруга, - ответила рыжая. - Мы знакомы с детства. Встречаемся иногда, помогаем друг другу. Но при этом совсем разные. Она из тех людей, для кого главное выжить. И не важно, какой ценой. Она меня постоянно поучает. Наверное, считает, что я полная дура. Хотя любит меня. А я ее.
- А я вот никого не люблю. Не умею. Разве что дочь. Но она недавно замуж вышла. Ей теперь не до меня.
Рыжая посмотрела с сочувствием, но ничего не сказала. Я вернулся к отчету. Наведя порядок на кухне, она пришла в гостиную и спросила:
- Ты все время пишешь. Ты что, писатель?
- Нет. Просто записываю свои размышления.
- О чем?
- Как тебе объяснить? Понимаешь, есть такие люди, их немного, которые не вписываются в обычную жизнь, не хотят приспосабливаться. Им, конечно, приходится, и в этом их главная трагедия. Но, с другой стороны, именно в противостоянии они черпают силу и обретают смысл. Происходит это с ними не сразу. Только утратив всякую надежду и приняв отчуждение как судьбу, они перестают совершать разные глупости: бунтовать, мстить кому-то, или прыгать с моста.
Рыжая потупила глаза, но смолчала.
- Вот об этом я и пишу. Не могу не писать. Уж очень строгий заказчик.
- Какой заказчик?
- Тебе с ним лучше не сталкиваться.
- Ну хорошо. А почитать можно?
- Тебе действительно интересно?
- Интересно, если спрашиваю.
Я задумался. Мои записи назывались 'Дневник смерти', но ничего конкретного о моей болезни в них не было. Она не должна знать.
- Почитай, - согласился я и посадил ее за компьютер.
Любопытно, что она скажет? Вышел на кухню и закурил, волнуясь, как перед экзаменом. Но переживал я не за себя. В первую очередь это было испытание для рыжей. Не хотел, чтобы она его провалила.
Я успел выкурить пару сигарет, когда внезапно услышал ее смех. Неужели мои записи вызвали подобную реакцию? Вернулся в гостиную. Увидев меня, рыжая улыбнулась.
- Послушай, мне тут понравилась одна фраза.
- Какая?
- 'Если я поверю в Бога, он мне этого не простит', - процитировала она. - По-моему остроумно. Бог делает все, чтобы убедить нас в своем отсутствии.
- Ты думала о Боге?
- Я пару раз ходила в церковь. Насмотрелась на этих молящихся и просящих. Жалкое зрелище! Им нужен не Бог, а покровитель. Бог не такой. Не может быть таким. Если, конечно, существует.
Меня поразили ее слова. Я и сам часто размышлял об этом. Похоже, мы были одного поля ягоды.
- Ладно, читай дальше, не буду тебе мешать.
Рыжая нравилась мне все больше. Я уже не сомневался, что она выдержит испытание. Мы думали об одном и том же. И чувствовали одинаково. У меня ни с кем не было таких совпадений. Через час я заглянул к ней в комнату. Рыжая сидела за столом и напряженно вглядывалась в окно.
- Понравилось? - спросил я.
- Не в этом дело, - повернулась она ко мне. - Ты заставил меня думать. Вот что главное. Ты говоришь о простых вещах, но видишь их по-новому, с какой-то незнакомой стороны. Я пока не все поняла. Может быть, не хватает ума, или опыта. Но я бы очень хотела разобраться. Если тебе не сложно, сделай для меня копию.
Она протянула свой телефон. Я подключил его к ноутбуку и скачал последний вариант текста. Если мой дневник действительно ей пригодится, это будет лучшая память обо мне.
- Можно я пойду прогуляюсь? - спросила рыжая.
- Иди, - ответил я, сохраняя спокойствие. Но когда она подошла к двери, не выдержал:
- Ты вернешься?
- Скорее всего, - сказала она, но как-то неуверенно.
Ее не было почти три часа. Я уже перестал надеяться, что она придет. Работа не клеилась, но это не имело значения. За весь день я исправил лишь две-три фразы. В остальном меня все устраивало. Просто надо было убедиться. Вернулась она, когда уже стемнело. Забралась сразу в кресло и затихла. Я не собирался ее ни о чем расспрашивать и включил второй ноктюрн Шопена, мой любимый. Пока играла музыка, она, не отрываясь, смотрела в мою сторону. Как будто на что-то решалась. Когда смолкли последние звуки рояля, рыжая спросила:
- Хочешь, я сделаю тебе приятное?
- Нет, не хочу, - ответил я.
- Почему?
- Ты мне не нравишься.
Рыжая презрительно фыркнула:
- Врешь ты все. Я всем нравлюсь. Я красивая.
Так оно и было. Но я не хотел одолжений.
- Послушай, девочка, если ты решила меня отблагодарить, забудь об этом. Ты мне ничем не обязана. Я сделал это для себя. Ты меня не интересовала.
Она выдержала паузу и тихо произнесла:
- Я все равно тебе благодарна. Что бы ты ни говорил. И не стоит на меня нападать. Тут не в одолжении дело. Можешь успокоить свою гордость. Мне просто тебя жалко.
- Меня? - удивился я.
- Да, тебя. Ты такой же одинокий, как и я. И мне тебя жалко.
Этот аргумент показался убедительным. Я чувствовал по отношению к ней то же самое. Это не была жалость к слабому, неуверенному, сломленному человеку, от которого отвернулись люди, это была жалость к человеку, который сам от них отвернулся, предпочтя одиночество. Мы с рыжей были товарищами по судьбе. А это куда надежнее, чем какая-то влюбленность.
- Ты хочешь, чтобы и я тебя пожалел? - спросил я.
- Хочу, - не задумываясь ответила рыжая. Как будто знала заранее.
Она выбралась из кресла и подошла вплотную. Это был вызов, которому я постарался соответствовать. Он требовал серьезности и самоотдачи. Поднялся из-за стола и встал напротив. Рыжая посмотрела мне в глаза, проверяя, готов ли я, и начала расстегивать пуговицы на моей рубашке. Я стоял и не двигался, позволяя ей делать все, что она захочет. Она раздела меня догола. Я проделал с ней то же самое. Потом поднял на руки и отнес в постель. Мы не ошиблись друг в друге. То, что произошло дальше, вряд ли можно назвать занятием любовью. Это было священнодействие, где неуместны стыд и кокетство, притворство и самолюбование. Мы словно попали в иной мир, живущий по своим законам. Оба старались не столько брать, сколько отдавать, и может быть, именно поэтому получали от близости гораздо больше, чем просто удовольствие. С легкостью предугадывали малейшие прихоти партнера и тут же исполняли их безо всякого стеснения. Наверное, это прозвучит глупо, но на какое-то время мы действительно превратились в единое целое и каждую покоренную высоту праздновали как общую победу.
Когда утром открыл глаза, рыжая еще спала. Она лежала на животе, повернув голову на бок, и тихо посапывала, уткнувшись в подушку. Я не мог оторваться. Мне нравилось в ней абсолютно все: огненные волосы, пухлые губы, большие зеленые глаза, скрытые теперь веками, слегка вздернутый носик, веснушки вокруг него. Нравились голос, смех, звуки, которые она издавала ночью. Нравился запах, особенно запах. Я готов был смотреть на нее часами и не двигаться, лишь бы не потревожить ее драгоценный сон. На память пришли знакомые строки:
И вот, бессмертные на время,
Мы к лику сосен причтены
И от болезней, эпидемий
И смерти освобождены.
Все так. Именно так все и было. Вот только времени на бессмертие у меня уже не оставалось. Наступило седьмое июля. Сегодня все решится и кончится. Как бы хорошо я ни относился к рыжей, но втягивать ее во всю эту историю не имел права. Осторожно поднялся, вышел из спальни и притворил за собой дверь. Мне предстояло принять тяжелое решение и даже проявить жестокость. Я должен был прогнать рыжую и надеяться, что она это переживет.
Примерно через полчаса она вошла на кухню в моей рубашке, наброшенной на голое тело. На лице покой и довольство. Но увидев мое состояние, растерялась.
- Что-то случилось?
Я справился и не позволил себе ни малейшей слабости:
- Послушай, рыжая, ты должна уйти, прямо сейчас. Эта ночь была прекрасна, но продолжения не будет. Запомни, мы чужие в этом мире, и никто друг для друга. Пусть так и остается. Ты поняла меня?
Трудно представить, что она почувствовала в это мгновение. И все же нашла в себе силы не сказать ни слова. Просто повернулась и вышла. Я нервно курил на кухне и слушал, как она одевается и собирает вещи. Потом хлопнула входная дверь. Все было кончено.
3
Впереди меня ожидали настолько серьезные события, что я сумел взять себя в руки и постарался не думать о рыжей. Как будто ее вообще не существовало. Действовал строго по плану, заранее составленному для этого дня. Первым делом, скинул дневник на флешку и, дойдя до ближайшего копировального центра, распечатал его на бумаге. Получилось десять страниц тщательно выверенного текста. Итог моей жизни, который за эти две недели мне все-таки удалось подвести. Было важно, чтобы он существовал не только виртуально. Пусть лежит рядом, когда вечером буду принимать лекарство. Потом включил компьютер и написал жене и дочери прощальное письмо. Объяснил им свое отсутствие и причину смерти. Просил никого не винить и отнестись к моему поступку с пониманием. Установил отложенную отправку на утро следующего дня. Книги, стол и деньги завещал дочери.
До посещения врача оставалось еще много времени. Прогуляюсь напоследок. По правде говоря, я не совсем понимал цель данного визита. Как бы ни развивалось течение болезни, отменять намеченное на вечер не имело смысла. Отчет мой завершен. Итоги подведены. Лишние два-три дня ничего не добавят. Не стоит за них цепляться. И только давняя привычка во всем соблюдать порядок заставила меня пойти в больницу.
Прием был назначен на четырнадцать часов. Два раза по семь, подумал я и еще посмеялся над собой: пора готовиться к двойному счастью. Врач для начала отправил меня в лабораторию, сделать новый снимок. Когда вернулся, он уже рассматривал его на экране компьютера.
- Ну что там, доктор? - спросил я для проформы.
- Подождите немного, надо уточнить детали, - ответил он и вышел.
Его не было минут десять-пятнадцать. Непонятное ожидание стало меня нервировать. Появился он не один, а с коллегой. Они долго изучали снимки: последний и двухнедельной давности. Похоже, их что-то сильно смущало. Через какое-то время коллега ушел. Врач повернулся ко мне и сказал:
- Если бы я сейчас не видел это собственными глазами, то ни за что бы не поверил. Не представляю, как такое возможно, но у вас больше нет опухоли, даже ее следов. На данный момент вы абсолютно здоровы. Как будто и больны не были. Скажите, за последние две недели с вами происходило что-нибудь необычное?
- Нет, ничего особенного, - ответил я. - Разве что провел ночь с одной чудесной девушкой.
- Ну, это вряд ли могло повлиять, - засмеялся врач. - Хотя, кто знает? Подобных исследований уж точно не проводилось. Да и чудесную девушку в наше время найти не просто. Во всяком случае, я вас поздравляю. Такая удача редко кому выпадает. Не упускайте ее. А теперь идите и празднуйте свое второе рождение.
Я вышел из больницы в состоянии полного недоумения. Когда привыкаешь к мысли о неизбежной смерти, осознать, что тебе дарован еще один шанс, нелегко. За это время многое изменилось. Возвращаться к прежнему я не собирался. Мой отчет был слишком важен для меня, чтобы от него отказаться. С ним я готовился к смерти. Но как жить с ним, пока не представлял. После слов врача о втором рождении думал только о рыжей. Вспоминал вчерашний день. Как постепенно узнавал ее. Как привязывался к ней. Как едва не потерял, когда она захотела уйти. Но лишь теперь понял, зачем это было нужно. Жизнь обманывала ее, доведя до той степени отчаяния, когда прыгают с моста. Когда теряется всякий смысл. И тут появляется новая надежда. Она растерялась и не могла решиться. Но все-таки доверилась судьбе. А ее опять предали. Прогнали, даже ничего не объяснив. Я понимал, что поступил правильно. Но рыжая-то об этом не знала. Куда ей деваться? Вернуться на мост? Других зацепок у меня не было. Вызвал такси и помчался на место. Несколько раз прошелся туда и обратно в надежде обнаружить хоть какие-то следы, но конечно же, ничего не обнаружил. И когда увидел дворника, выходящего из подъезда ближайшего дома, тут же бросился к нему.
- Скажите, сегодня на мосту ничего не случилось?
- Не знаю, - ответил дворник. - Я недавно заступил. Вам лучше в полицию обратиться.
Как же я сам не догадался?
- А где полиция?
- Вон за тем домом, за углом, - показал он по направлению набережной.
Поблагодарил его и побежал в отделение. Дежурный сидел за стеклянной перегородкой с маленьким окошечком посередине.
- Здравствуйте, - обратился я к нему. - Ради Бога, скажите, сегодня на мосту ничего не произошло?
- Произошло, - с довольным видом ответил дежурный.
Сердце у меня забилось в два раза чаще.
- Девушка? - спросил я обреченно.
- Что девушка? - не понял он.
- С собой покончила?
- А, нет. Молодежь подралась. Еле растащили. Два наряда пришлось посылать. Вон, в камере сидят.
Побрел к мосту и заглянул в кафе, где мы с рыжей пили вино. Сел за столик у окна. Отсюда идеально просматривался спуск, по которому она могла бы пройти. Узнал официанта, подходившего к нам в тот вечер, и подозвал его.
- Помните, я был тут с девушкой два дня назад? Мы еще сидели за столиком в углу?
- Конечно, помню. Яркая девушка, ничего не скажешь.
- Она бывала у вас раньше?
- Нет, ни разу, - уверенно произнес официант. - Ее бы я точно запомнил.
Ну вот, еще одна ниточка оборвалась. Заказал бокал вина, того самого, и стал глядеть в окно. Мне казалось, она вот-вот должна появиться на мосту. Но время шло, а ничего не происходило. Поймал себя на том, что вожу пальцем по краю бокала, как это делала рыжая. А потом вдруг увидел ее и рванул с места, но почти сразу же понял, что обознался. Господи, уж не схожу ли я с ума?
В голову лезла всякая ерунда, какие-то киношные штампы. Видимо, следствие посещения ипподрома. Представлял, как мы с рыжей скачем на лошадях по аллее из раскидистых лип и время от времени влюбленно переглядываемся. Жуткая чушь. Но я был согласен на любую пошлость, только бы не думать о худшем.
Совсем недавно убеждал себя в том, что мой удел одиночество. Но встреча с рыжей заставила в этом усомниться. В одном из романов Курта Воннегута есть фраза: 'В безумном мире двое любящих могут выжить и сохранить чувство, только если они остаются верными государству, состоящему из них самих, - государству двоих'. Наверное, такое возможно, подумал я, но при одном условии: если они оба понимают, что мир безумен. Мы с рыжей это понимали. Из нас получилось бы хорошее государство. Я никогда не верил в любовь, да и не умел любить. Но то, что свело и соединило нас с рыжей, было выше любви. Само предназначение, о существовании которого раньше даже не подозревал.
Вернуть ее могло лишь чудо. Но я не собирался полагаться на него. Человек, вознамерившийся свести счеты с жизнью, наверняка все продумал до мелочей. Рыжая оказалась на мосту не случайно, а выбрав его заранее. Скорее всего, она где-то рядом живет, или работает. Что-то связывает ее с этим местом. А значит, рано или поздно, она здесь появится. При скромном образе жизни оставшихся у меня денег хватит почти на год. К черту работу! Каждый день с утра до вечера буду торчать на этом дурацком мосту, пока не встречу и не верну ее. Вопрос времени, не более того.
Как только я принял решение, стало гораздо легче. Но вместе с тем почувствовал жуткую усталость. Слишком много довелось испытать за день. На большее сил уже не хватало. Наверное, надо возвращаться. Шел я медленно. Неуверенно. Два раза чуть не упал. И все-таки добрался до дома. Старинные напольные часы в витрине антикварного салона показывали семь вечера. Именно в это время я должен был сегодня уйти из жизни. Но жизнь каким-то невероятным образом мне вернули. Зато отобрали самое дорогое в ней. Без чего и жить не хотелось. Зашел в подъезд, нажал кнопку лифта и поднялся на седьмой этаж. Я был в отчаянии. И даже не сразу заметил, что в коридоре на подоконнике сидела рыжая и ела булку. Говорить с полным ртом она не могла. Только таращила на меня свои огромные глаза и продолжала жевать. Я прислонился к стене и терпеливо ждал, когда она закончит.
- Послушай, я вот что подумала, - сказала рыжая, проглотив последний кусок. - Если мы оба чужие в этом мире, то уже не чужие друг другу? Разве не так?