Получив этот апрельский выпуск журнала "Пробудитесь" со статьей о 100-летии гибели "Титаника", я сразу опять вспомнил про своего деда и его старый саквояж, который я, не смотря на столь значительные жизненные бури и невзгоды, сохранил при себе. Почему?
Просто, потому что так вышло.
В тон заглавия всего этого повествования скажу, что и сам я, образно говоря, поменял за свою жизнь столько потерпевших крушение кораблей и утопил столько багажа, что как -то волей-неволей оставишь в живых этот сувенир детства своего, если он, по сути, является последним из выживших членов команды, с которой ты когда-то давным- давно покинул отчий дом. В нем нет ничего антикварного. Раньше в нем были старинные открытки, письма, немного фотографий. Всем этим нагрузила его моя покойная ныне мать, в свое время.Теперь же этот небольшой, толстой желто-коричневой кожи саквояж содержал лишь свое первоначальное ядро - несколько тетрадей деда с фотографиями, да небольшой фотоальбом моей матери. Замечу здесь, кстати, что даже своего фотоальбома мне сохранить не удалось.
Содержание этих тетрадей я знал крайне поверхностно - просматривал когда-то в детстве, собираясь прочитать, когда время будет. Но, то времени все не было, то интереса. Честно говоря, не до него как то было. Не видел, наверное, крайней необходимости разбирать дедову писанину (хотя, не буду кривить языком - почерк у него был разборчив, учительский, кем он и работал в свое время.)
Но, да начну обо всем по порядку.
Привезли мы тот саквояж - это я помню - с матерью, когда я был еще пацаном, с ее родного села Благодарное, куда в свое время ездили на похороны "братишки". Так называли все мои дяди и тети своего старшего брата, который будучи им не родным по матери, воспитывал их всех со времен войны, по причине их сиротства и своего старшинства.
Все мои дяди и тети тогда уже давно разъехались по всему Советскому Союзу и сельский быт, на то время, не интересовал никого из них.
Мать моя захватила оттуда тогда этот саквояж с фотографиями, на память об отце. Тот "пропал без вести" на Курской дуге. Это было на то время единственное, что осталось от него. Странно, но как я сейчас понимаю, это оказалось самым ценным.
Дело в том, что дед мой, по воле определенных обстоятельств - о которых речь пойдет дальше - был тогда со своим барином на борту "Титаника"; и в саквояже содержались определенные записки по этому поводу. Мы все об этом знали. Не про "Титаник" конкретно. А просто, про некий корабль, который тонул, когда дед плавал в Америку.Но в то время о таком много не говорили. В то время такими моментами биографии особо не хвастались. Было известно, что дед, покинув вместе с барином село еще подростком, вернулся уже лет через 10 и был рад, что тогдашние власти особо не усердствовали в отношении его заграничной жизни. Те, приняв во внимание его "хорошее" пролетарское происхождение, не препятствовали ему и он был учителем в школе до самой войны.
Я же, с детства имея у нас дома, и этот саквояж, и тетради, никогда ими особо не интересовался. Хотя я и знал уже про "Титаник"- в результате просматривания - но для моего детского любопытства я не нашел там ничего особо интересного. Я сотни раз, помню, перебирал в свое время те старинные открытки - когда они там еще хранились - и нисколько не интересовался писаниной деда, даже не подозревая там найти что-нибудь, кроме какой-нибудь "мути". И такое, даже непонятное теперь мне самому, предубеждение сохранялось у меня к этим записям вплоть до этого самого журнала "Пробудитесь", с его статьей о той трагедии. Я жалел еще тогда, что в сноске говорилось о прежних публикациях очевидцев трагедии, но только на английском языке.
И тут меня будто что-то разбудило и толкнуло просмотреть и уделить наконец, достаточное внимание тем записям - не найду ли что-нибудь интересное среди них. Все-таки хроника какая-никакая.
Каково было мое удивление и восторг, когда одна из тетрадей содержало то ли очерк, то ли подготовительный материал к так и не созданной им книге о "Потерпевших кораблекрушение".
Да, не перестаешь, бывает, удивляться тому, как заносят, ветра бытия семена диковинные и чужеземные на наш "суглинок". Помню, у одной прежней моей близкой знакомой, отчимом был человек, бывший в свое время шофером в знаменитой московской банде "черная кошка". И это казалось удивительным.
А на только что прошедшем областном конгрессе крестилась русская девушка из Ташкента, прошедшая через ислам и вышедшая замуж за англичанина в Турции. И это тоже кажется удивительным. Так вот, достаточно ознакомившись со всеми дедовскими тетрадями, я и решил поделиться этим опусом о том событии, взволновавшем весь тогдашний мир и затронутом ныне нашим журналом "Пробудитесь". В этот год 100-летия той трагедии. По истине, эта тема "Потерпевших кораблекрушение" актуальна сейчас, как никогда. Привожу его в том виде, что и нашел.
ВМЕСТО ПРОЛОГА
Снова апрель. За окнами ночь. На будильнике двенадцать минут двенадцатого. Через пол часа это случилось. Через пол часа...
С тех пор уже минуло ровно 20 лет.
Но сегодня я решил,сегодня я возьмусь. Жена и дети легли спать и мне давно пора приступать. Приступать к тому, чтобы в конце концов, записать и привести в порядок то, что детям моим в будущем может пригодиться- во всяком случае, лишним им не будет. Но записываю я то еще и для себя лично, потому как с вершины своих теперешних дней, я не могу похвалиться абсолютно ясным пониманием действительности. Мне кажется, что с этой вершины я только увидел еще больше вопросов. Ну а для детей моих не лишнее, а познавательно, потому как я им не арабские "1000 и одну ночь" описывать хочу, и не о Синдбаде - мореходе речь веду. Я расскажу о том, что поближе к их оренбургским ночам, о том как ходил их предок за "семь морей" и о том - стоит ли блуждать глазами по краям земли, и есть ли счастье там, где нас нет.
Так уж получилось, дети , что покинув отчий дом в 17 неполных лет, я воротился обратно лишь через 12. Но, дорогие мои, я, конечно, не собираюсь описывать все эти долгие годы, полные всевозможных приключений. Не собираюсь, потому как, и бумаги столько у меня не будет, да и керосина в лампе не достанет. Я хочу описать лишь одно то событие, которое повернуло мою, да и не только мою жизнь, большого множества людей. Событие же то, помимо своей собственной значительной грандиозности, интересно мне еще тем, что носило для меня лично в будущем, какой-то, чуть-ли не мистически-фатальный отпечаток и поныне живо в моем сознании, как некая невысказанная притча, которую я силюсь понять и поныне.
А начало моего пути к тому событию было положено с приездом к нам, в наше село Благодарное, ныне покойного барина моего Артура Всеволодовича Духовского, возвращению которого из Петербурга, я тогда очень обрадовался. Дело то было, ясная суть, еще а той России, при царском режиме. Мне в ту пору только подходили 17 лет,а обрадовался я потому ,что был очень привязан к Артуру Всеволодовичу.Он был для меня не просто барином, а был мне и другом, и все равно как старший брат. Было ему тогда 24 года, а отношения такие с ним у нас сложились, благодаря некоторым жизненным обстоятельствам. Причиною моего несколько привелигированного положения в барском доме, были заслуги моего ныне покойного батюшки, который спас его отца от верной гибели, во время службы того на Кавказе.
Отец мой и сам был оттуда, из кабардинцев , потому и меня -сына его-прозывали Аркадий Кабардин. Он потерял там всю семью. Оставался один я пяти лет, когда он, по предложению и настоянию родителя Артура Всеволодовича, покинул Кавказ и поселился в его доме на правах "вечного кунака" (гостя)- друга семьи. Хотя, конечно ,даром хлеба он не ел, а занимался для барского дома делом, к которому наиболее лежала душе его- разведением лошадей. Я же, понятное дело, не был оставлен в небрежении; и хотя, и не был отправлен в Оренбургскую гимназию (по желанию моего отца), но получил вполне недурное домашнее воспитание и образование ,вплоть до того, что и по французки мог изьясняться вполне сносно, и разуметь достаточно.
К приезду же молодого барина, я помогал отцу, быв при его деле, т.е. занимался лошадьми. Был я мальчиком, как считали все, не без талантов. Фантазии же в голове и груди моей были, по - истине, вулканы-извергаться через меру которым препятствовала лишь сухая кора сельской бытовой действительности, да крепкая еще рука моего батюшки.
Но приезд барина с его неожиданным (как и все, по большей части, в этой жизни) предложением растревожил все мои внутренние стихии разом и разделил жизнь мою на два очевидных этапа: пора отрочества и моя "одиссея". Ибо по истине, приезд его был тем ветром, который вдруг, "во-мгновение ока" срывает нежный купол одуванчика и разносит молодь-семя кого-куда по миру.
Ну, да не буду долго ходить вокруг и около, перейду сразу к делу, т.е. к причинам его приезда, ибо это присказка, не сказка...
Приехал же молодой барин ранней весной, чтобы повидать родителей, взять денег и уехать - как получилось - еще несказанно дальше. К нам он тогда приехал со своим другом детства Константином Торжищевым, которого прихватил в Оренбурге.
Как выяснилось, Артуру нужна была очень даже не малая сумма денег, даже громадная в тот момент для них. Деньги были нужны его близкому другу-женщине и было ясно, что женщина эта ему не безразлична.
Но родитель его Всеволод Никитич, таких денег не дал; да и не мог он дать их; ибо, по сути, шаг этот был с финансовой точки зрения, не просто рискованным, а скорее , краховым.
Артур был хорошим сыном и все эти пересуды прошли в семье достаточно пристойно - голос не повышали ни разу, хотя Артур и был страшно подавлен. Он говорил мне тогда, что изначально, конечно, знал о подобном исходе этого деле, но надежда, якобы...,а все - таки была.
-Возможно мне придется съездить в Европу. Что ж, хоть повидались перед дорожкой,- только и сказал он им в последний вечер.
Мне же в тот же вечер, когда мы были одни у меня в комнате, он как-то вдруг предложил:
- А что, Аркадий , хочешь поехать со мной? - стоял он в это время у моего письменного стола и ,как бы, взвешивал в руках "Потерпевшие кораблекрушение" Стивенсона, взятую с него.
-А? - бросил он книгу обратно:- Поедешь? Серьезно,- и с доброй усмешкой воззрел на меня.
Я аж задохнулся.
-Как? - только и выдавил я.
-А что? - он начал медленно мерить комнату шагами - Давай, действительно, и право, поедем. С твоим отцом я поговорю. Сейчас же.
Он порывисто сел на диван напротив меня.
-Хочешь почувствовать себя Колумбом? - все с той же усмешкой он смотрел на меня,- Да, брат Аркадий, может в Америку придется..., потому и зову. Ну так что?- он так же порывисто встал, как до того сел.
-Да я то что? Только как же это, в Америку-то? - я по прежнему не мог справиться с собою.
-Ладно, собирайся,- усмешка уже сошел с его лица и он добавил со вздохом - за Америку не болтай, только. Не пугай родителей. Это я так ...- он похлопал меня по плечу,- Едут, плывут ... И на черта он ее открыл? Мы с тобой, Аркадий только до городу Парижу и назад. Давай ,- он снова коснулся моего плеча, - Готовься завтра со мной. Я к отцу твоему.
Н-да,- обернулся он, помню, на пороге с улыбкой,- Твоя внешность хорошо будеть смотреться на Елисейских полях, Д* арк де Каберде.
Вот таким неожиданным для меня образом, я уже через два дня сопровождал Артура Всеволодовича по железной дороге в нашу северную столицу. Сопровождал его, кстати , и тот же друг его, Торжищев, которого он, почему- то, тоже позвал с собою в дорогу. Человек тот был весьма приятной внешности. Полнота в меру, вместе с его открытым лицом и хорошими обходительными манерами, делали весь его облик каким-то мягким и румяным. "Как пасхальный калач"- подумал я о нем при нашем знакомстве, узнав, что он окончил духовную семинарю. Было известно так же, что он ничем решительно не занималься и , как я понял, был, практически, без средств. И вот , только то мне и было неприятно в нем , что он принимал обеспечение свое от барина моего, как должное , как будто он был рода княжеского, хотя таковым и не являлся.
Упомянул же я здесь о нем, потому что теперь он ,так и будет уже с нами на протяжении всей истории до самого ее апогея. А теперь , дети мои , пора вам объяснить суть всей этой истории из-за которой потащила нелегкая отца вашего за тридевять земель. Да пора, думаю, уже хоть, как -то, и барина вам своего описать для представления вашего.
Артур Всеволодович был мужчиной даже красивым. Станом тонок, высок, а черты лица его были ,словно заостренно отточены в обрамлении черных прямых волос, которые он, по обыкновению, закидывал от лба прямым пробором . Проблема же, тяготившая его, как я писал уже выше, заключалась в женщине, которую, как я понял, он любил.
Женщина та была девица только годом младше его. И как я мог убедиться, впоследствии увидев ее, была действительна хороша собой. Есть, согласитесь, лица, с красотой которых трудно поспорить- соглашаются, как правило, все; дальше только дело вкуса. В ее лице, тонкого овала с большими раскосыми глазами, было что-то, наверное, татарское; что с ее нежной белой кожей и черными локонами являло собой, по- истине, зрелище яркое и броское. Девица была княжеской фамилии, но имели они "очень не в меру темпераментного отца" - как о нем как-то выразился Артур. Ее мать, очивидно , хоть как -то влиявшая на него, уже с год , как умерла от чахотки. И сейчас этот темпераменый родитель, очень часто менявший свои пристрастия, находился в плену биржевых спекуляций во Франции и был, как я выяснил впоследствии, в довольно скандальной и плачевной ситуации в отношении финансов. Он, якобы, потерпел несколько грандиозних фиаско, так что две дочери его, находившиеся на тот момент в Петербурге, были на грани нищеты. Дело осложнялось, именно, не вполне надежной репутацией их отца, как чересчур рискованного человека. Люди просто отказывались его понимать - что он будучи уже человеком в годах и имея на обеспечении двух взрослых дочерей на выданье, никак не мог остепениться. Слишком уж много слухов ходило и даже вплоть до того, что князь ,якобы, давно безземелен. В делах денежный он был азартным игроком, а это люди прощают, лишь при условии побед без поражений и при платежеспособности.
........ и к картам его страсть была всем известна. Артур, хоть и давно знал, и любил, как я полагаю, Алису Сатину, - а именно так прозывали княжну - о женитьбе - же, до того времени не помышлял. Я полагаю, он не спешил, потому как он во всем являл себя человеком степенным и рассудительным, и гурманом был заядлым. И я пологаю, что не спешил он именно потому, что как бы, наслаждался этой прилюдией, желая довести всесоставляющие оной до пределов высоты, по возможности.
Но ситуация изменилось вдруг. Отца надо было спасать. А деньги, такие деньги предлагал на тот момент лишь некий барон Корандт - довольно интересный на внешность немец 42 лет, не немекавший, а говоривший прямо и ясно, что такую сумму можно выложить только на тестя.И барин мой засуетился.И если он еще до того, может, в чем-то и сомневался - любовь ли то?- то теперь сомнений, понятное дело, не было. Конечно, любовь. И Алиса Сатина для него на тот момент была Людмилой, себя он зрел Русланом, а в немце он, дело ясное, видел подлеца Черномора.
Вот, примерно, в таком положении были все фигуры на шахматной доске того периода.
Но в Петербурге мы Людмилу, как и полагается по версии все того же Пушкина, не застали. Получив крайне тревожное сообщение от отца ,обе сестры Алиса и Люси Сатины в сопровождении Германа фон Корандта, как выяснилось,отбыли во Францию, за два дня до нашего приезда. Итак,дети, не успев разглядеть нашу северую столицу в раневесенних пейзажах, я уже ,опять же, через два дня направлялся в столицу Франции.
Да, что и говорить, сочувствовать вполне и искенне Артуру, на тот момент, я положительно, был не способен , поскольку счастливые несчастных плохо разумеют, как и сытые голодных; а я на тот момент счастлив был необыкновенно. Боже мой, мог ли я тогда предполагать - насколько страшнее Пушкинской будет окончание этой сказки.
Жизнь - куда более недобрый сказочник. Но с этой строны я ее еще не знал. Так что, пока мне все улыбались и самая жизнь мне улыбалась, и я , право, любил всех и искренне не понимал даже, мрачный временами, рабочий люд - зачем они закрывают глаза на такую красоту вокруг? Почему они позволяют глазам смотреть лишь под ноги ? Ведь в мире есть много больше, чем просто кусок хлеба - примерно так рассуждал я по дороге в Париж.
И вот там-то нас и поджидал тот самый сюрприз, давший столь фатальное направление всей моей жизни. Но тогда..., тогда я просто грезил на яву. Я видел, как исполняются все мои тайные желания, даже те, о которых я глупостью почитал размышления. Та тогдашняя эйфория, охватившая меня, объяснялась, главным образом, тем фокусом, который устроила жизнь с моим мировоззрением. Ведь я с замиранием сердца приходил к ошеломляющему выводу - и чем дальше, тем прочнее и увереннее - что все прочитанные мною романы с приключениями, которые, как принято, (а мужчине - то в первую очередь) нужно вовремя закрывать и оставлять вместе с детскими рубашонками, на деле оказываются реальностью!
"Да, вот так все и бывает, - чуть ли не с придыханием полагал я, - всё, -абсолютно всё! Если меня, 17-летнего подростка, судьба запросто перекидывает из села Благодарное в Париж, то как тут не поверить в "Пятнадцатилетнего капитана" или в "20000 лье под водой"?
Парижский сюрприз - же тот состоял в том, что мы, встретившись с сестрами Сатиными и бароном, не увидели на этот раз нашего князя. От того осталось лишь послание, которое он вверил своему старому другу, генералу Сокольскому - он был с ним на протяжении всего последнего года, но теперь более не мог его сопровождать и собирался в Россию. Он, передав письмо его дочерям, объяснил нам на словах краткую суть дела. То, что князь был в деле с американскими компаниями из Нью-Йорка и он, сам лично, так до конца и не разобрался - кто же кого надул и было ли тут надувательство вообще. Но Сатин, якобы, ни на что более не надеясь, и веря только в свою звезду (это слова самого князя) отплыл в Штаты, чуть ли не клятвенно заверив, что вернется либо "на щите", либо умрет на чужбине, не видя своего позора.
В письме же, как выяснилось, была та же суть, только со множеством напыщенных отступлений. Состояние дочерей на тот момент представить, конечно, не сложно, но к чести их скажу, держались обе достойно, без обычных в таких случаях, истерик. Помимо их характера сказывалось, наверное, давнишнее знание своего отца. Хотя, предположить такого коленца с его стороны, понятное дело, вряд ли кто мог.
Барон молчал и был хоть и спокоен, но был, и явно серьезно озадачен. Артур же Всеволодович, напротив того, даже повеселел. Истинно говорят, что "приговоренному и цигарку скрутить - что за год впечатлений". Ему, не имевшему на руках спасительной суммы, любая неизвестность была только на руку и таила в себе надежду.
-Откуда вы знали про Штаты? - спросил я тогда же Артура.
-Я знал лишь немного про его дела, но и предположить тогда не мог, что может дойти до такого. Сказал тогда просто вспомнив Колумба, без всякой мысли, - отвечал он. "А вот, как бывают пророчества!" - помню, заключил тогда я про себя.
И хотя, тогда два дня еще никто не говорил даже о возможности попытки следовать за князем через океан, но я, уже тогда свято уверовав, что прочно закусил удила своей судьбы, знал непременно, что нам предстоит -таки плавание через Атлантику.
Состояние моё, нагромождающихся друг на друга событий и впечатлений, было настолько разволновавшимся, что я, помню, даже и не смог удивиться, когда на третий день Алиса, действительно, заявила о своем твердом решении следовать за отцом, разыскать его и быть ему опорой. Везде и во всем. Говорила она от лица двоих, ибо была не только старше сестры своей на 2 года, но и всегда, и во всем привыкла думать и решать за двоих. В этом не только сказывался её более сильный и решительный характер, но обуславливалось это и всегдашней её опекой и заботой о своей младшей сестре, которую, почему-то, у всех было принято жалеть.
Вот, я сейчас, сам написав это "почему-то", и опять вспомнив всё то прошлое, снова поймал себя на мысли, что так и не разобрался в этом "почему же?"
Да, конечно, черты её лица были не так безукоризненны; она была совершенно не похожа на сестру: округлость глаз, да и все черты лица её носили как бы некий налёт припухлости, что ли. И лишь темный цвет волос их был одинаков. При всем при том, я решительно не назвал бы её дурнушкой; даже напротив, я бы сказал, что её нужно было разглядеть. И вот именно сейчас, набрасывая эти строки, я, кажется, наконец-то понял причину некоего снисходительного отношения к ней. Это её внутреннее чувство приниженности пред красавицей сестрой, пред умницей Алисой. Этот отпечаток был у нее во всем: начиная с всегдашнего простоватого выражения лица - полные губы её всегда были приоткрыты; и мне кажется, она и мысли не допускала о каком-то кокетстве рядом с нею. - и что уже дальше перерастало в некую, чуть ли не сутулость и робость во всем. И всё это единственно скрашивалось совсем не княжеской услужливостью. Меня же, странное дело, всегда, помню, умиляло присутствие этой девушки. Но возвращаясь к теме своего повествования, я, наконец-то, вплотную уже приближаюсь к его началу, ибо то решение княжны Алисы Ниловны, и решило тогда не только мою дальнейшую судьбу, но и всей нашей пятерки.
Нельзя сказать, что барон Корандт был в восторге от предстоящего турне, но все же решил идти до конца, до полного разрешения всех назревших вопросов.
И таким образом в первых числах апреля 1912 года наша "спасательная экспедиция", как шутил тогда Артур Всеволодович, оказалось в порту Шербура ,намереваясь отплыть ближайшим рейсом на поиски нашего капитана Гранта.
I
НОЧЬ
Когда же стало известно что плыть нам предстоит на одном из трех Олимпийских лайнеров "Титаник", да который выходит ещё и в 1-й свой рейс, то, странное дело, я помню настолько ошалел от восторга, что держал себя пред своими спутниками моментами, чуть ли не с покровительственным видом, как бы типа: "Вот видите! А дальше еще больше увидите. Со мною вам всем удача будет. На моих костях с недавнего времени теперь всегда будет выпадать 6 и 6; не удивляйтесь". Да я тогда уже решительно верил, что я нахожусь во власти провидения и на заре рождения какого -то великого романа для которого меня и предизбрали. А потому, я уже тогда решил вести некую хронику событий и делать какие -то наброски описаний происходящего.
Я так и хотел, помню, сказать им всем своим видом: "Не удивляйтесь. Увидите дела много больше этого".
Но никто и не удивлялся, никто особо не восторгался кроме, разве что, нашего богослова Константина Львовича. Но, как я уже писал выше, в то время я немного уделял внимания переживаниям своих спутников.
Собственно, я стал понимать и вникать в настоящую суть всего происходящего, лишь на борту корабля, когда в первую же ночь по отплытию, мы засиделись за бутылкой вина в каюте Артура Всеволодовича. В ту первую ночь наши дамы довольно быстро отправились отдыхать, да и все мы, признаться, настолько были перенасыщены и измучены шумным впечатлением этого первого, полного бутафорий и помпы, дня, что с большой охотой поддержали их. Но спать мне, собственно, не хотелось, а немного выпившему Артуру нужен был собеседник. Я же, вина не любивший, просидел весь вечер с одним бокалом, с удовольствием предоставив ему себя, так как почёл-таки, наконец, себя обязанным проявить действительный интерес к ближним моим, благодаря которым я, собственно, и очутился в этой сказке-каюте I класса трансатлантического лайнера.
А так, я помню, уже ловил себя на мысли, что и сам я - ничем не лучше Константина Львовича, которого я в шутку называл Артуру Всеволодовичу "Ваш духовник". В эту же первую ночь, на правах близкого и почти родного человека, "исповедь" принимал я. Здесь же приведу её с того момента, с которого, как я считаю, и пошел разговор действительно дельный.
-Какой же вы, все таки, юноша еще, Аркадий - заявил он мне, открывая новую бутылку.
-Это вы потому, что я не пью?
Он коротко засмеялся: -Да и не только. Эх, Аркадий, Аркадий, вот смотрю на вас и завидую вам белой завистью, ей богу.
Он чуть долил в мой бокал, налил полбокала себе и откинувшись на диване держал его в руке, слегка на отлёте: - Вашему умению и чувству вашему удивляться, и так искренно..,
Н-да.
-А вы, я смотрю, тоже повеселели заметно, Артур Всеволодович. Кого благодарить, вино или корабль?
-И то, и другое, мой друг, и то, и другое, и третье. Всё прекрасно. Корабль - чудо, сказка: Вино - не дурно, а жизнь прекрасна, Аркадий.
-Ничего не понимаю. Ведь всю дорогу вы были не лучше приговоренного. А сейчас что случилось? Вы нашли в своей каюте под матрацем уйму денег?
Артур от души засмеялся и встав приобнял меня, нежно похлопывая по плечу: - Что деньги?! Как говорит Соломон: "Они могут приделать себе крылья и улететь". Я то пришел к выводу, что моё- то счастье никуда не улетит. Ха-ха!
-Не понимаю. Вы нашли способ помочь отцу бедной девушки минуя немца?
- Да немец не в счет. - Лишь досадная тень скользнула по его лицу.- Алиса лишь позволяет себя сопровождать в обмен на обеспечение спокойствия и какого- то комфорта передвижения. Ни о какой свадьбе не может идти и речи. Она бы никогда не влекла меня за собою так явно и намеками.
-Но как же тогда? Откуда вам взять средства для помощи родителю?
-Боже, Аркадий, вы неверно себе представляете Нила Григорьевича. Знайте, я совершенно не могу представить себе этого человека в безвыходной ситуации. Но даже, если и так, то все равно, я уверен, что-нибудь придумается. Для подобных выводов я имею, впрочем, кое-какие реальные основания. Да и Алису Ниловну я знаю как весьма самостоятельную и решительную девушку. Ведь мы знакомы уже около трех лет. Эх, Аркадий, там новая земля. Там многое, если не все, можно начать "с начала", заново.
Меня забавляла тогда эта вера влюбленного в свою пользу, когда уже, фактически, все решено: - У вас нет денег, Артур. У него есть деньги, значит он сможет вернуть дочери отца и купить себе жену.
- Нет, нет, нет, Аркадий! - вдруг нервно чуть ли не закричал он, взявшись за голову и чуть не расплескав вино: - Вы, просто, многого не знаете. А я, если честно, так просто сейчас ничего не понимаю. Все это как наваждение, которое уже как год мучает меня.
Я медленно вздохнул и начал снимать обёртку с новой плитки шоколада: - Тогда вам, наверное, лучше мне всё рассказать.
Я пригубил вино и отломил плитку шоколада.
-Пожалуй, - Он наклонившись провёл ладонями, по своей голове, как бы оправляя свой длинный волос назад. Начал он как-то вдруг, смотря мне прямо в глаза, но после смотрел уже куда-то в сторону:- Познакомились мы в Швейцарии, на водах. Познакомились, потому что её отца было трудно не заметить.
Очень кипучий деятельный человек. Развит, по - истине, разносторонне.
Артур откинулся на спинку дивана, смотря всё также в сторону, как в свои воспоминания:
- Человек не с огоньком, нет. А с огнём- вот, как про таких говорят. Возил он туда на лечение свою жену; померла, кстати, потом, как я узнал.
А тогда с ними были и две дочери его.
Я ничего не хочу сказать дурного про Люси, но сами изволите видеть, что простовата:
Не заметить же Алису Ниловну было просто невозможно.
Я, кстати, вообще-то имею предубеждение против всех этих раскрасавиц высшей гильдии, окружённых толпой воздыхателей.- Как правило, набита тафтой, и чуть ли не обмороки частые от осознания своей ослепительности и неповторимости.
Артур встал, чуть пригубил вино и поставив бокал на стол, отошёл к иллюминатору.
- Честно говоря, я и пошел-то первый раз взглянуть на неё именно, чтобы убедиться лишний раз в справедливости своего, может быть, предвзятого мнения, ибо слава об ней бежала уж слишком впереди неё. Но когда я слушал её игру на фортепиано, я был, буквально, похищен в духе, ибо - это я помню точно - чуть ли не физически ощущал я себя где-то в совершенно другой обстановка и при других обстоятельствах.
- Индусы-, он повернулся ко мне и добавил без всякой тени улыбки,- называют и объясняют такие моменты явлением памяти перевоплощений - то есть, что мы уже когда -то и где -то были близки в прошлой жизни. Да, вот так-то...
Артур подлил себе вина и вновь разместились на диване:
- Две года спустя, когда я продолжал свою учёбу, они без отца уже приехали в Петербург и жили у своей родственницы.
Мы встретились случайно и началось... Боже, какое это было время! Как сказал бы поэт: "Время всякой чистоты и неги, и блаженства". Ничто , ни облачка ни разу не появилось на горизонте наших отношений. Она любила меня, я чувствовал это. Мы смотрели на мир одними глазами. Оба кипели жаждой быть нужными и полезными людьми своего времени.
Отец её- как я уже говорил - был очень прогрессивным человеком. Он хотя и не являлся прямым членом, как я знаю, никакой партии, но был известен, и был на доверии, чуть ли, не у всех ныне известных. И при всем при том- игрок и чуть ли не кутила. Подлинно, человек с задором. О себе любил говорить цитируя Писание:"Вот человек, который любит есть и пить, друг мытарям и грешникам. Что ж, братия, грешен; так ведь ученик не бывает более учителя своего ." Да ..., но серьезные люди воспринимали этот фасад, как ширму от тайной полиции.
Это я всё к тому, что яблоко от этой яблони было довольно удачным, впитавшим лучшие качества отца, только огранённые и оправленные в целомудренность и женское начало.
Тем летом отец её был в Петербурге и мне кажется, что именно тогда что-то и произошло. Уж больно разительная перемена вышла, почти сразу после его отъезда. Она охладела ко мне очень заметно. Как это связано с её отцом я не знаю, но и другого объяснения я просто не имею. Факт в том, что она стала заметно отдаляться от меня, чуть ли не сторониться. Мне было больно, но безумствовать я не стал, не стал и унижаться перед гордой красавицей. Полагал, что верно наметилась какая-то более выгодная партия. Ведь всё -таки отец мой, хоть и не малый коневод, но всё -ж не принцы мы и без дворцов. В общем, почти исчез я. Собирался поездить развеяться. После приехал домой, собирался перезимовать , если помнишь. Но всё горело во мне и не гасло, и я больше не мог сидеть в родительском доме - не знаю, заметил ты это или нет.
И я снова в Петербург захотел, а из него куда-нибудь подальше думал -куда глаза глядят. И тут нежданно-негаданно пришло моё спасение.
Ха -ха ! - Он осушил бокал и хлопнул в ладоши вдруг придя в возбуждение крайнее. Глаза, буквально, горели, но он потому-что молчал, поглядывая на меня, нервно облизывая губы.
- И какое же?- " Может он ждет восклицательного вопроса"- подумал я.
- Родитель мой перестенёк дал! Ха-ха, и все!
Он издал ещё несколько коротких смешков:
- И делов-то! Н-да...
- Не понял. А что, перстень в полцарства?
- Нет.- засмеялся он ленно откинувшись на спинку дивана. - Хотя может он и больше стоит.
Это кому и как посмотреть...
- Так что ж за перстень такой?
- Так вот он. - Артур улыбался вытянув руку вперёд, демонстрируя свой перстень с красным карбункулом.
Перстень хорош, не спорю. Да и стоит он денег , конечно; но я понял, что дело здесь не в деньгах:
- Так что же?
Артур поднялся, чтобы налить вина. Я отрицательно покачал рукой и отломил себе еще кусочек шоколада.
-Это " карбункул сердце", нимного-нимало. Но вам, мой юный друг, это, конечно же, ни о чём не говорит.
Артур покровительствующе улыбался: -Это индийский перестень, доставшийся моему отцу при очень забавных обстоятельствах во время его службы на Кавказе.
Как он попал моему отцу, сейчас не суть важно. Важно то, что он значит. А значит он в индуистских Ведах очень даже много.
Вы, насколько я понимаю, в Индии понимаете не так уж много, мой друг. - Артур всё также лучезарно улыбался. - И пологаете, конечно, что кроме "Отче наш" в этом бренном мире больше и нет никакого абсолюта.Он коротко усмехнулся:- Может оно как-то, что вам больше знать-то пока, и не надо, Аркадий. Но факт тот, что перстень этот обладает в этом мире очень большой властью. История у него, как водится, почище чем у какой - нибудь лампы Алладина. Но что говорят, как наверное- так это то, что помимо всяческих удач, которые сопровождают любой талисман, амулет, сей камень охраняет жизнь своему владельцу. Он своей силой подпитывает и толкает сердце его, и самое главное поверье, связанное с ним, это то -что пока камень с тобой - ты жив. Все его бывшие владельцы умирали, именно, в тот момент, когда по каким-то причинам они находились на время в разлуке с камнем.
И что самое важное, мой отец на своем собственном опыте смог убедиться в том уже, как минимум, дважды. Один случай все в нашем доме знают и ты, конечно, тоже.
Помнишь, когда взбесившийся объезженный конь ударил его копытом в грудь, после чего она должна была проломиться как коробка из-под шляпки, или грецкий орех под кувалдой. Но ты помнишь, что дело обошлось ушибом и синяком с ладонь.
-Да-да, помню, точно-кивнул я и заметил потом, что сделал уже глоток вина ,только ощутив его привкус во рту.
"Да, предчувствия меня не обманули",- внутренне возликовал я :-И?
-Ну, а первый случай, то вообще - история отдельная. И, собственно говоря , длинная. Но могу рассказать - она не длиннее ночи.
Да ,да ,да!- мысленно ликовал я.
Ведь это полностью подтверждало все мои тайные предчувствия в том, что Господь узрел во мне романиста и этот рассказ, и есть 1-* тема, а может и глава моего романа. Потому, начав слушать, делал я это, в начале более из уважения и чувства долга; теперь же я, словно какой охотничьи пёс, весь обратился в слух и внимание, явно уловив запах добычи.
-Дело то было,- между тем, уже начал он,- еще в прошлом веке, когда отец мой служил в Баку. Был он, понятное дело, молод не только телом, но и душой, и тоже не был лишен модного, как в ту пору, так и сейчас, духа реформаторства; то есть связан был с каким-то политическим кружком, Группа та была, очевидно, не только из болтунов, потому как у них на то время,о котором говорю, была собрана крупная сумма денег на закуп оружия. А значит-намечалось какое-то серьезное выступление. Но с контрабандистами вышла неувязка. Оружия у них не было, а может по другой какой причине, но факт тот, что они решили просто ограбить наших карбонариев. Но те тоже не лыком шиты были. В резуьтате перестрелки троим нашим "повстанцам" удалось бежать. Саквояж с деньгами был у одного из них- князе Сатия. Другие двое, которым удалось выйти живыми из той переделки, были наши с вами родители,Аркадий.
Но когда ваш отец спустился в селение,откуда был родом, чтобы узнать обстановку- потому что они наделали той ночью много шума- и когда те остались вдвоём, Сатия,-как говорит мой отец- прямо, без обиняков предложил разделить деньги и плюнуть на всю на эту чехарду. Он говорил, что у него большие финансовые проблемы, а он, забыв о себе, думал об общем благе, и вот - в результате его чуть не шлёпнули. А у него жена и дети. Лично он, говорит, видит в том руку провидения, которое оставило их в живых и предлагает им, тем самым, изменить свои незрелые устремления, и правильно, разумно , и насыщенно уже теперь использовать дарованную им жизнь.
Когда уже он увидел отвисшую челюсть моего папаши и его "праведный гнев", и после слов того;,Дорогой князь, давайте забудем об этом, будто вы ничего и не говорили. У всех у нас бывают слабости. Обещаю никогда в жизни не напоминать Вам об этом случае:,- тот кардинально меняет свое поведение. Наведя на моего отца пистолет и разоружив его, он спросил и о перестне- ведь славу этого камня отец, никогда не таил в секрете, хоть и не верил тогда в него, а Сатия был одним из близких друзей его.
"Где камень? Где перстень, поручик; ведь вам он больше ни к чему - сострил тогда тот.
Отец понимал, что отдав перстень, он просто ускорит свою смерть и потому старался затянуть время насколько это будет возможно:- Я потерял его с этим бандитами,- отвечал он,- я не хотел себя ничем светить пред этим сбродом висельников и я спрятал камень".
И надо заметить, что это было совершенно справедливо, ибо и другие участники, кроме непосредственных связных организаторов, держали себя в тени перед этой публикой.
- Не лги, он был у тебя!- кричал тот сатанея -Я -говорит,- тебя мучить буду, а ты даже на меня в обиде быть не можешь. Потому как спасся ты только благодаря мне. А так ты по сути, сейчас должен лежать там с остальными. Но ,так как ты отблагодарить меня не желаешь, то, извини...
Отдай, мол, без мучений, не заставляй тебя обыскивать после смерти.
Отец мой, расстегивая, рванул в отчаянии ворот кителя и рубахи, вместе с шейной золотой цепочкой.
- Смотри,- говорит,- я его повесил на цепочку, как медальон. Видишь -цепочки нет.
На самом деле перстень был просто в нагрудном кармане.
Сатия же ему просто так заявляет, что был с ним честен, хотел поделить и деньги, и судьбу. Теперь же он считает до 10 и ... ну, в общем, дальше сцены не для слабонервных. Он прострелил отцу ногу и после того, как тот корчился от боли и только проклинал его , тот выстрелил ему в грудь, и скрылся в неизвестной направлении.
Спас его ваш отец, Аркадий, который вернулся вскоре и нашел его истекающим кровью. Но даже и отец ваш был бы бесполезен, дорогой мой юный друг, если бы пуля, чиркнув по камню, не изменила бы чуть направления своего. И потому рана оказались не смертельной. Вот так то. А ты и не знал об этом?
-Вы же знаете моего отца, Он много говорить не любит; Особенно за дела господ. Говорил только, что спас отца вашего, когда того подстрелили на дуэли с князем.
- Ну, да.. "дело было под Полтавой". Вот, посмотрите, с перстнем ничего даже не случилось. Он не был в ремонте.
Артур поднёс руку достаточно близко к моему лицу и я мог теперь вполне рассмотреть то, на что раньше не обращал много внимания.
Да, перстень был массивен, белого металла в форме и виде белой чалмы. И если, как -то деформирован, то совсем незаметно то было в его рисунке складок той чалмы. В центре же её горел своим багровым отливом овальной форме камень, действительно напоминавшем сердце.
Да, признаться, после такого рассказа, камень теперь действительно горел пред моим мысленным взором.
-Как же батюшка теперь ваш, не боится?
- Отец не любит суеверий, но ему, почему-то не спокойно за меня. И он очень не хочет пережить сына. Потому и вручил его мне, когда я объявил ему о своем желании поколесить по свету.
Я молча кивнул.
-Чудеса начались уже сразу в Петербурге- продолжил он. -Да такие, что я сразу передумал куда бы - то ни было ехать.
-Да вы что?
- После того,как я зашел повидать Алису Ниловну, с ней что-то вдруг стало. Во-первых, это было заметно уже при первой же встрече. Встретив меня весьма прохладно, она во время нашего уже разговора стала как-то теплеть, а в конце, представьте, просила зайти обязательно на днях - чего не было полгода. И, что же, Аркадий?! - Артур был уже сильно возбужден. Разгоряченный либо вином, либо воспоминаниями, он рассказывал сейчас чуть ли не взахлеб: - Когда я пришел через два дня, о Боже, я не мог поверить своим глазам. Предо мною была прежняя Алиса. И ты знаешь, что я понял, Аркадий? Что она в плену у меня, у камня моего. Знаешь из чего заключаю? Потому, как временами я вижу, что она, как бы хочет вспомнить свой норов, воспротивиться, что ли... Видно то и в движениях, и в словах. И ,как будто, временами ненавидит мою власть над ней, но уже через минуту она снова податлива и внимательна, и нежна. Н-да... Ну как, стоит он половину царства?
-Ну, если он сохраняет жизнь владельцу, да еще попутно и дела сердечные решает, то на пол царства Российского потянет - улыбнулся я. Вот, таким образом, я на утро взялся и изготовил эту первую свою заметку в свой "судовой журнал" - как основу для своего будущего сюжета; если не романа, то уж новеллы - это точно.
Боже, мог ли я знать тогда, что это только первая глава моей собственной драмы.
II
НОЧЬ
Целый день ничего особенного со мной не происходило, если исключить мое ознакомление с кораблем, которое просто перенесло меня в какую -то уже, действительно, сказку наяву. Я изо всех сил старался везде не показать виду, что не то что ошарашен, а раздавлен просто этим чудом техники нового века.
"Да, - думал я, засматриваясь на океанские горизонты, - стоя на таком корабле-острове, где только что дилижансы не ездят, и чувствуя себя его частью, невольно чувствуешь эту волну восхищения и гордости за весь род человеческий. Море - мы уже покорили. Осталось - небо. Но уже начали..."
И с позиции такого корабля, очертания грядущего Нового света, за которым - как уверял меня Артур Всеволодович - ближайшее будущее, пока Россия не встанет ото сна, конечно, ошеломляли.
Так что весь день я ходил зачарованным. Наши же, днем были на прогулочной палубе - по крайней мере, я видел их на крытых скамейках - но сходились мы только за обедом.
Мне, если честно, было тяжеловато с моими спутниками на таком плавучем острове чудес, поскольку эта их атмосфера погребальной процессии "во - спасение", которая заложилась у нас от самого момента принятия решения плыть в Штаты, давила меня. И я, буквально, задыхаясь, стремился ретироваться любым способом, дабы не показаться циничным и бессердечным существом.
А вот вечером, когда мы собрались в гостиной большой каюты наших дам, я пребывал в обратном, чуть ли не эйфорийном состоянии от нашей тесной компании; поскольку был пресыщен дневными впечатлениями своих экскурсий и теперь жаждал лишь только тихого и спокойного общения за чашкой кофе или чая.Я в таком состоянии был бы, возможно, рад и пустой болтовне, но разговор для меня вновь оказался таким интересным, что на следующий день я уже снова сидел за своей зелёной тетрадью, которую, как писал выше, называл своим "судовым журналом", с подробной записью примечательных мест этой вечерней беседы, которая поставила предо мною лично сразу несколько знаков вопроса.
Особая уникальность того вечера для меня заключалась в том, что я впервые увидел в отчую - насколько же я, действительно, еще юн.
Открылся мне в тот вечер тот парадокс, что все мы, имея, вроде бы, одно и тоже - жизнь, имеем о ней совершенно разные представления. И что самое интересное, так это то, что, как я видел до сего момента и представлял себе самого себя и свою жизнь - вовсе, оказывается и не факт-истина.
До этого, жизнь мне вовсе не казалась архи-какой сложной штуковиной. Как научили нас по Писанию - есть добро и зло. Если зло ненавидишь - молодец, пойдешь к Господу на небо в вечное блаженство - "узришь его как Он есть". Вот и всё, живи и удаляйся от зла, по возможности. А там, священники помолятся, помогут. До этого я полагал, что есть только две категории: принимающие Господа и "злодеи", которые противятся Благовествованию. То, что христиане бывают разных толков, это меня не беспокоило и не касалось-то как разные расы у людей, а Бог один - считал я. Но здесь в одной комнате четверо мужчин (если включить и меня) совершенно по разному воспринимали один и тот же фундаментальный предмет-жизнь, совершенно по разному предлагая её использовать.
Тогда что получается - что кто-то один прав? Или, о чем, вообще, страшно подумать - в общем все неправы?
А начало этому не шутейному разговору положил тогда барон Корандт. Еще днем, на прогулке, как-то будучи со мной "tet a tet", он коснулся разговора об Артуре Всеволодовиче, как бы с сожалением; что он искренне сопереживает этому молодому человеку. Ведь, якобы, как это ужасно, когда самые чистые мечтания молодой влюбленной души вдруг вдребезги разбиваются о скалистые берега реальной жизни. Барон прямо-таки сыпал красноречием тогда, потому не поленюсь привести здесь еще пару его "метких эпитетов":
"...Где, увы, понимаешь со временем, что необитаемый остров без денег и магазинов - это никакая не романтика, а жалкое полуживотное существование, граничащее с прозябанием. И рай в шалаше - это не рай; это просто шалаш. И жизнь в нем соответственно, шалашовая".
-Вообще-то, Артур Всеволодович не в шалашах родились; - почёл нужным заметить я.
-Да бросьте вы; вы же все прекрасно понимаете, хоть и юны годами. А говорю это вам, потому как и вам то не без пользы. Это, понятное дело, что Артур Всеволодович - благородный человек, не оставленный Божьей милостью без хлебов. Я говорю вам о жестокой правде жизни. Что это подобно тому, как если бы мы подплывали к какому-нибудь неведомому берегу и издали видя все крайне неясно, рисовали бы себе в воображении всякие волшебные и приятные картины, согласно нашим желаниям. А когда подплыли бы ближе, то увидели бы голые скалистые берега; и это еще хорошо - если без костей и обглоданных черепов.
-Да вы прямо поэт, барон. Только уж больно черный поэт.
Корандт усмехнулся и покровительственно - дружески тронул моё плечо: - Я взрослый поэт, мой юный друг; просто взрослый.
Ничего не скажешь, барон вёл себя безупречно по отношению к моему господину и другу. Но шила в мешке не утаишь и холодное призрение к нему - я, да и сам Артур Всеволодович, конечно; подмечали.
Но, между тем, не имея возможности делать какие бы, то ни было выпады против молодого соперника - это выглядело бы слишком дурно в глазах дам, да и не подобало то такому высокому рыцарю - он сосредоточил свое остроумие на его праздном друге, Константине Львовиче.
Надо заметить, что я постепенно давно уже стал оттаивать к нему, перестав и ревновать его к своему господину и другу, потому как был он очень прост душою.
Отчасти этим и объяснялось его, на первый взгляд, хамское отношение к своему другу - покровителю, как к обязанному ему человеку. Нет. Он до удивительного спокойно был настроен принимать как худое, так и доброе от жизни, чуть ли не равно благодаря за то Вседержителя.
Этим же вечером, в дамской каюте, когда я только уютно разместился в кресле с чашкой кофе, он, обращаясь ко мне, как бы вторя, до того игривому тону Артура Всеволодовича, неосторожно пошутил:
-Ну что, наш юный друг, за целый день, я вижу, таки не выловил бутылку?
-Какую? - я собственно, действительно тогда не понял вопроса.
-От князя Сатина из Патагонии; - и он попытался засмеяться, но вдруг видя, что его никто не поддерживает, понял весь свой конфуз. Мне стало откровенно жаль его, когда он, обведя всех глазами, моргая прятал свое покрасневшее круглое лицо; но барон уже нацелил на него свой буравящий взгляд.
Да, то что было впору Артуру Всеволодовичу, на этого беднягу явно не налазило.
-Любезный Константин Львович, - начал не спеша и не без удовольствия размазывать барон, - я, вот, сразу как-то хотел вас спросить, да всё, как-то, не к месту было. Вы, собственно, зачем путь держите? Подвергаете себя каким-то хлопотам, риску в какой-то мере, следуя в незнакомую вам страну? Да еще ведь и капитал не малый ложится - благо-б вы богаты были-б, а то ведь сердце у Артура Всеволодовича широко: он хочет, понятное дело, и стремится быть полезным другу своему, Алисе Ниловне, разделяя с нею все напасти. Хочет и вас не обойти. Но, право, на эти деньги вашего путешествия, можно было бы какой -никакой приход вам организовать и вы бы занялись делом.
Нет, право, не вздумайте обидеться, - деликатно всплеснул тут барон руками; - я вовсе не собираюсь считать ваши деньги, но, право, мне не вполне ясна ваша цель?
Как говорится, и ежу было-б понятно, что вопрос в целом, в сущности, относится к ним обоим. Не знаю, ожидал ли барон увидеть здесь пред собою растерянного человека, но здесь такого не наблюдалось. Уже по ходу речи Корандта было заметно, что Константин Львович как-то внутренне подобрался; от конфуза своего отошел совершенно, и на его круглом полном лице была теперь даже какая-то улыбка: Я мог бы вам, барон, конечно, не отвечать, но я отвечу, дабы избежать всегда досужих домыслов.
Дело в том, что я не а поисках прихода или дохода плыву, а скорее за верой.
-Так вы странствуете! Стало быть? Пилигрим? - улыбка тронула теперь и тонкие губы барона:- Да, да, да, а, я, вот, думаю, на что ж это похоже?!Вы серьезно? Ха-ха! Вы там последнее потеряете. Ей богу, вы мне сейчас Иону напомнили;- он снова коротко засмеялся:- вы в какую -то другую сторону плывёте. Там вас быстро в Ваалтассары перекрестят. Там вас научат! золотого тельца чтить, уважаемый. Там вам, батенька,не рассеянная Рассея. Там люди работают, а не поклоняются.
Константина Львовича, однако, то нимало не смутило:- Вот, вот и Артур Всеволодович мне тоже самое говорит. Но ведь, если они не поклоняются, то насколько же они несчастны? Тогда я может быть еду, чтобы в том убедиться?! Хотя, опять же, Артур Всеволодович заверяет меня, что за ними будущее ближайшее.
-Стоп, стоп, стоп;- вмешался тут и Артур, ставя свою чашку на столик и слегка приподняв руку:- Я вам говорил за Штаты - лишь как трамплин для духа России. Опираясь на опыт хозяйствования Штатов, да и вообще, Россия разом перемахнёт через всех. Я просто смотрю немного шире ваших пониманий действительности. Ведь ваши, верно, схожи с умозрением Достоевского?
- Лишь в какой- то мере, я бы сказал. Мне и граф Толстой близок.
- Ну так, вот,-продолжал Артур.- Фёдор Михайлович Достоевский говорил об нас, как о народе Богоносце. Это, точно, да не совсем так. Фёдор Михайлович - это как красноречивый Аполлос - знает крещение Иоанна, а духа Святого во Христе не ведает. Так и здесь. Как вы понимаете, я здесь, конечно, не про дух православия сказал. Но давайте начнем с фундамента ,а не с потолка. Я повторяю, что смотрю на такой основополагающий вопрос, как- "жизнь", достаточна широко, чтобы со всей серьезностью понять его; рассматриваю его с различных точек зрения и опыта всех поколений человечества. А посему, доложу я вам, что, перерыв эти горы шлака предрассудков и суеверия, я нахожу наиболее очевидным и вероятным такие крупицы истины : Это значит, что основы концепции жизниведения и связь с духом - Родителем всего сущего обосновались после смешения языков, в Индии.
Только, опять же, - чуть снисходительно улыбнулся он, обведя всех нас ясным взором:- я, конечно, не призываю к этим джунглям древних индуистских поверий: превращаться там в собаку, кошку, бегемота - тоже там, конечно, горы мракобесия - "лотосы из пупка" .Нет. Но есть суть. Вот здесь опять правы евреи - библеисты со своим каноном : " по роду их".
То есть, правильно, из подсолнуха - подсолнух и из человека- человек, только вот породу портить не надо. Породу своей духовности. И таким образом, всё выше, выше и выше к Родителю! Вот в чем верное ядро древних индусов. Недаром испокон веков все стремились найти путь в сказочную Индию. Почему?
Потому что там изначально сосредотосился, как бы, пупок Земли в духовном плане. Там отверсто небо и оттуда приходят в образах Вишну, Великого Вселенского Разума.
Он являлся людям то Буддой, то потом пришёл в образе Христа, затем возник через века в Мекке и Медине при Каабе.
Но что же мы видим ныне? Все эти звезды духа затухают. Ночь уже объемлет их. Еще немного - и будет не видать ни зги.
Самое дорогое и близкое нам по рождению христианство уже отыграло своё. Можно было наблюдать Тысячалетнее Царство Христа на земле с 800 г. Когда в Рождество Христово наместник Христа на земле папа Лев III короновал Карла Великого и тем самым ознаменовал рождение Священной Римской империи. 1000 лет оно вразумляло, исправляло и двигало человечество вперед. Но теперь, увы, оно (1000 летнее Царство Христа) исчерпало свои запасы кладовых духа и Наполеон в 1805г. отказался признать её существование.
И его не стало. Наполеон, без особых усилий, одним толчком снёс его; свалил это древо жизни, которое изнутри уже напрочь было изъедено ересью и грехами человеческими. Но и сам, конечно, угас; потому что был лишь орудием-санитаром, очищающим поле в руках Вселенского Разума.
И что же теперь? Где мы видим зарождение новый звезды?
Где же? Где же в этом мраке суеверия аморального атеизма мы можем видеть повышение духовной активности? Конечно, в России, господа.
И лишнее тому доказательство - наши писатели. Те же Достоевский и граф Толстой, которые просто сотрясают умы и сердца людей, указывая им на то, что дальше так не пойдет. Надо все менять!
Налицо то, что подоспело время России. Вот и на нашей улице праздник.
На секунду другую Артур Всеволодович сделал тут паузу, еще раз обведя всех взглядом и продолжил дальше в том же спокойном, размеренном тоне:
-Да, господа. И, как всегда, в новом абажуре. Ведь недаром говорится, что после 1000- летнего Царства - "Се, творю всё новое!" и "старое уже не придет на сердце". Это уже совершенно иное восприятие Вселенского Разума. "Взрослое восприятие", если так можно выразиться в отношении человечества, по сравнению с его прошлым. Это можно было бы сравнить с тем, как ребенка в начале учат игрушками и лечат "чудесами". Теперь же человечество выросло и должно понять, что пора начинать "взрослую жизнь", то есть самому о себе заботиться. Хватит хвататься за штанину Бога и проситься к нему на ручки, как то можно было еще понять во времена Иисуса. Хватит приучать себя к терпению и воздержанию чрез закаливание воли, дабы научиться не капризничать - как это преподносил нам Будда.
Ныне же всё! Нету больше Бога для нас, не маленькие. Пора понять, что, как говорит апостол Павел: "Время оставить младенческое".
Боже..., - тут он, очевидно, поймал мой взгляд, который был, наверное, немало озадачен.
-Я, кажется, напугал Аркадия. Ты думаешь - я животное, атеист?
Нет, я еще более набожен чем ты, Аркадий. Только я знаю, чему я кланяюсь, а ты нет.
Но, pardon, надобно и Константину Львовичу ответствовать за Штаты. Итак, Штаты - то лишь предтеча . Или хлебный Египет, где ищет прибежище пока еще юный дух Нового времени. Но он вернется в Россию. Помните, как у Осии: "Я вызвал сына Моего из Египта".
Надо заметить, что все присутствующие слушали Артура Всеволодовича за все это время со вниманием: Люси и Константин Львович - еще и с интересом, Алиса же Ниловна сосредоточенно, а барон - так покровительствующе покачивая головой с едва-едва обозначенной улыбкой.
-Н-да, - всё с той же улыбкой произнес он поднимаясь со своего кресла: - Идея не новая, конечно, но не безинтересна, любезный Артур Всеволодович. Не прогуляться ли перед сном?
Барон повернувшись, сделал несколько шагов к иллюминатору. Он положил руки за спину и тем как будто являл собою образ внимательного учителя - "вид сзади": - только в чем же простите, неповторимая роль-то для России?
-Царя уберут или оставят - не важно; - ответствовал Артур Всеволодович ему в спину, - даже если и останется, то чтобы, и как сам Бог - в сторонке, чтобы не мешал. А страною правят конституционные демократы ариев - прекрасных, лучших духом людей. И этот Эдем, помяните моё слово, будет впервые построен, воздвигнут в России. Да!
Барон совсем, кажется, искренне и по доброму усмехнулся: - договоришься с вами, молодые люди, до каторги, а у меня другие дела...
Хорошо в нейтральных водах; - пошутил он. - Ну, да полно дам пугать-то. Не хотите ли на воздух?
Но Константин Львович, толи не расслышал последнего, то ли, опять же по простоте своей душевной проигнорировал его, но обратился он к Артуру с таким вот своим мнением:
-Это, конечно, очень занимательно и широко иметь такой взгляд на вещи, и может то даже и современно, и я отстал от жизни, - говорил все это Константин Львович как-то очень проникновенно, держа чашку с кофе обеими руками и глядя в неё, - но мне ничуть не тесно в Священном Писании, которое вполне самодостаточно и может высказать своё суждение обо всем; а об нем никто из людей судить не может, потому как, кто восходил на высоту небес или спускался в тартар, чтобы давать советы Вседержителю? И еще; вполне уважая ваше мнение, Артур Всеволодович, позвольте же и мне, в свою очередь, высказать свое мнение по вопросу Римского 1000-летнего правления Христа, поскольку, как христианин не могу не ответствовать вам при таком публичном заявлении вашем.
Вот вы тут уподобили Штаты Египту, а я бы с большей точностью и верностью Египту уподобил бы Вашу Римскую империю Священную, как вы выразились, которая и была на тот момент властелином мира, не хуже древних фараонов.
И так же, как и древние патриархи искали в Египте спасение от голодной смерти и согласно провидению Божьему умножались там, так и ранее христианство дабы уцелеть, переселилось в тогдашнюю Мировую державу Рим; и как древний Иосиф заняло затем второе по положению место после кесаря, а потом и вовсе, как вы напомнили, короновало императоров.
Да, христианство было спасено, дабы евангелие достигло всех краев земли. Но в результате, как и древние умножившись ,постепенно оказались рабами, так и дух господень - дух свободной истины погряз в языческих обрядах и стал рабом бесов.
Вот, о чем трубили и западные реформаторы церкви, да и наши - тот же граф Толстой, которого церковь православная предала анафеме.
Время освобождаться; В этом я с вами согласен. Но только в возвращении к истокам христианства я вижу подлинную свободу духа. Как и древний Моисей заново обрезал народ; так и нам надо сделать обрезание на совести и снять оковы язычества.
-Позвольте потревожить вас вопросом, молодые люди; - вошел тут ,вдруг, в паузу Константина Львовича ,барон; - Артур Всеволодович, мне вот непонятно было только - что вам от Американских Штатов-то надо? Египет или трамплин - я, извините, сути дела не понял.
-Россия, - едва повернув голову, тем же размеренным голосом отвечал тот, - должна научиться у американских штатов свободе и расстаться c рабовладельческим мышлением. И тогда достигнет материального изобилия под руководством ариев все человечество и "славы детей Божьих". Ибо народ, человеков прежде надо накормить, чтобы он мог воспринимать прелести высоты духа - этот чудо-корабль. Ной бедняга 120 лет ворочал бревна, но никогда и во сне не мог себе представить того, чего достигнут его дети. Вот он - наш ковчег!
Вот она плавучая Непотопляемая Модель Нового мира! Все сыты, довольны, комфорт везде и нет никакой войны. Люди занимают каюты согласно купленным билетам, по классам - вспомните же индуистские касты. И вот она вам порядочность, мир и безопасность. А если внизу пьяные мужики немного повалтузят друг друга, так у них потеха такая. Но не надо забывать, что мы возрастая духовно сами, будем в то же время воспитывать и вести их, и... Впереди и вверху - бесконечность.
Так что, господа, мы живем в удивительное время. На заре нового века всегда немного холодно, но зато какая свежесть и какие чудеса впереди! Начало...
-Да нет, любезный Артур Всеволодович, какое уж начало; - улыбнулся барон; - давайте уж к концу поближе. Мы, наверное, уже достаточно утомили наших дам.
-Ничуть, - как-то вдруг и даже чуть поспешно ответила ему Люси, - право, барон, я могла бы слушать вас всю ночь; только вот Константин Львович говорил лучше всех.
-Ну так, - все также блаженно улыбался Корандт,- и с почином вас, Константин Львович. Вот и первая ваша прихожанка.
Согласен я, впрочем, и с вами ,и с вами. С вами Артур Всеволодович, в том, что нужно человеку работать, чтобы жить. А с вами, Константин Львович в том, что работать нужно честно. И вот вам мое суждение: честного работника хозяин не уволит; будь то хозяин завода корабля или мира.
-Прекрасно сказано, барон, - улыбнулась Алиса Ниловна дважды хлопнув в ладоши, - Прекрасный финал. Я вот вас слушая, каламбур тут сочинила: