Не будет природы - не будет существа с именем Человек.
( Из цикла "Дешевая философия" М.Стародубцева).
...Вечерело. Рыболовецкий барк "Крутой поворот" возвращался с удачной охоты. Его трюмы были наполнены морской живностью, которую в порту уже ждали потенциальные покупатели. С десяток морских миль до суши - это ли расстояние для морских волков. Ветряные массы аккуратно наполняли собой грязно-белые паруса, и, казалось, сама погода благоволит наибыстрейшему возвращению рыбаков домой. Водная гладь легко расступалась перед мощным, хоть и рыболовным, кораблем, сделанным из стойкого французского дуба...
-Хм, чувствую что-то неладное, - проговорил хриплым, болезненным голосом, невысокий седобородый мужчина в старой изгвазданной грязью и пропахшей рыбой куртке.
-Вам что-то ненравится...капитан, - это уже был голос высокого, гладко выбритого и опрятно одетого человека в очках, чьи длинные волосы развивались на ветру.
-Да нет, господин Шульц, наоборот, все просто идеально. За то время, что мы были в пути и занимались рыбным промыслом, сила ветра ни разу не превышала пятнадцати метров в секунду, и, если верить шкале Бофорта, мы не единожды не проходили рядом с мало-мальски сильным штормом.
- Вы все еще пользуетесь этими шкалами? Опомнитесь, капитан, на дворе середина девятнадцатого века, прогресс не стоит на месте, купили бы прибор...
- Это ваш корабль, Шульц, - резко оборвал речь своего собеседника седобородый. Я то помню, в каком времени живу, а вот вы нет, раз довели барк под моим управлением до такого состояния. Вы!!! Вы не вложили в него не единого пфеннига за последние пять лет.
А насчет приборов. За полвека плаваний я привык полагаться лишь на свое морское чутье, и использую шкалы лишь для анализа ситуации в целом.
-Интересно, как вы определяете силу ветра, кэп, - очкарик пропустил издевки в свой адрес, и попытался сменить тему разговора.
Капитан рассмеялся гомерическим хохотом, посмотрел на собеседника своим единственным, мутного вида, глазом и прохрипел:
- Вам бы встать, Шульц, на корму, рядом с бушпритом, вдохнуть свежего воздуха слегка мокрыми губами, тогда вы почувствуете, кхе-кхе, - старик неожиданно резко согнулся пополам, кашлянул, раз, другой, и сплюнул изо рта кровь. - Вы бы тогда узнали, тьфу, привыкли бы чувствовать силу ветра. Если он небольшой, вы лишь обветрите губы, а вот если он предвещает шторм, то тогда, кхе-кхе, тогда не только лопнут ваши выхоленные губки, нет, холод, предвестник зла, пройдется сначала по вашим зубам, горлу, и дальше, в своем стремлении...
-Хватит нести белиберду, - Шульц затопал ногами, словно приготовивший к битве за самку олень. Можно по делу?
- В стремлении остановить сердце, - договорил чуть слышно бравый морской волк. И тут же прорычал громогласно:
- Говорю по делу! Я опасаюсь, кхе-кхе, опасаюсь Идеального шторма!
-Эх, капитан, так бы сразу, - раздраженно воскликнул Шульц, - я откланиваюсь и иду пить чай.
-А как же шторм!
-Это ваша забота...
Господин Шульц шел в каюту и думал: Как же мне надоел этот старикан, вечно ему что-то не нравится. Трюмы полны рыбы, до дома часов пять ходу. Он, Шульц, получит хорошую прибыль, отдаст долг, выплатит зарплату рыбакам, тому же капитану, в конце концов, отремонтирует барк. Все прекрасно. Шульц поглядел в ясное вечернее небо и совсем успокоился. Все будет хорошо.
...Погода, как же ты изменчива? Сравнить тебя можно разве что с вульгарной дамой, упрощающей все свои отношения с мужским полом до удовлетворения примитивных человеческих потребностей. Погода, ты бываешь и хорошей, и плохой, ты портишь праздники людям, и вдохновляешь на свершения чего-то особенного тех же людей. Ты - это серость пасмурных дождевых дней и светлость окружающего знойного мира. Ты контрастна по сути и изменчива по содержанию. Но ты еще и служанка той, которая властвует на земле. Ты раба природы. А природа всегда мстит за свою поруганную честь, будь то на земле, воде или в небе. И кара ее направлена на человека...
...Ночь. Ветер. Холодный до обжигания кожи, быстрый, как молодой мустанг в диких американских прериях, сильный, пробивающий все словно таран, ломающий ворота крепости. И он пришел не один, притащив за собой, на привязи, все атрибуты господина палача-окена. Легкого ветра-работягу сменил теперь ветер-воин, ветер-убийца. Порыв за порывом и... вскоре, образовалась воздушная волна, которую не разглядеть, но которая несет в себе столько силы и ненависти, что ее нельзя не почувствовать. На небе растекается, подобно жирной кляксе, чернота. Нет, не обычная ночная небесная тьма, которая предстает, перед воззрившимся на нее человеком, в виде плоско-круглого неба. Эта чернота объемна, но у нее нет ни подобия формы, ни определенного места в пространстве. Она везде: сверху, сзади, спереди, сни.... Нет ее нет снизу, там только вода, такая же черная, такая же объемная, готовая принять тебя в свои объятья на веки вечные. Темнота, гротескная, живая, крутится юлой на небе, а затем, с помощью капелек дождя аспидного цвета окрашивает в свой серо-черный цвет бурлящую воду. Все окружающее действо больше напоминает ад, и нет ему другого названия. И с высоты, из-за расступающихся грозовых туч видно, как пытается вырваться из тисков разъярившейся природы корабль "Крутой поворот"...
-Мааачты, мааачты, берееегите мааачты,- надрывается капитан, силясь перекричать стихию, - па-ру-са уб-рать, па-ру-са уб...,- его голос глохнет под шумом творящихся в округе действий. Паруса! - новая попытка пробить шумовую стену и донести свои команды до людей опять тщетна. Но матросы и так великолепно знают свою работу. Паруса с бизань-мачты были убраны едва начался шторм. Дальше же дела пошли куда как трудней. Один из первых же могучих порывов ветра снес верхние "прямые реи" с грот-мачты. Второй порыв, там же, разорвал парус на небольшие куски из парусины, часть из которых улетучилась на ветряных крыльях бури далеко от корабля, часть продолжала висеть клочьями, словно символизируя грядущую гибель. На грот-мачте не осталось ни парусов, грот-брамсель и грот-бом-брамсель отлетели вместе с верхними реями, ни фордуны, находящейся чуть ниже. Грот-мачта в тот миг выглядела как столб, покосившийся и грозящий упасть вниз. За фок-мачту все еще борются матросы, но стихия лишь продолжает свой неостановимый натиск на детище человека, корабль.
...В любом случае пока человек жив, у него сохраняются чувства: обоняния, осязания и пр., он может бороться за свою жизнь.
Да, гром, представляющийся нам симфонией ужаса, может сделать человека, на какое-то время, не управляемым, психически невменяемым, потерявшим самообладание. Световые плети молнии в абсолютной тьме представляют собой удивительное пиротехническое чудо, которое также влияет на способность человека адекватно воспринимать ситуацию. Но ни гром, ни молния, вкупе с диким ветром, промозглым дождем и сюрреальной атмосферой бушующего моря все таки не в состоянии прямо влиять на степень выживаемости человека. Влияет другое. Возможно, везение, или, крепость судна. Но Идеальный шторм не терпит никаких преград рядом с собой, он их уничтожает...
-Сэр, простите,- к капитану болтающейся походкой приближался Шульц. От прежней заносчивости и надменности хозяина корабля не осталось и следа. Порванный пиджак, разодранный брюки, у которых не хватало одной штанины, быстро убрали с его внешности аристократически-буржуазный шарм. Лицо было в крови, и хотя дождь и смывал ее, она продолжала постоянно течь из рассеченной брови. Шульц был бы и рад попытаться перекрыть кровотечение, но был не в силах сделать это самостоятельно, так как левая рука у него была сломана, (кость торчала наружу) и правой он поддерживал ее. - Сэр, простите, я надеюсь, это все, шторм закончен. Конечно, паруса порваны, часть мачт сломана, но ведь мы то живы, и люди живы. Вот и тучи расходятся, - Шульц говорил без умолку, на искривленном от боли лице появилась легкая ухмылка радости. - А вы боялись. Ну, позбивало с ног, ну покатались по палубе, но, как я вижу, никто не выпал за борт, это мне напомнило случай... Капитан, до сих пор смотревший куда-то в даль, обратил внимание на Шульца. Его единственный глаз больше не выглядел камнем мутного цвета, он горел блеском одержимого человека, так горят глаза гениев, ваятелей, творителей, преступников отчаянно не хотящих сдаваться властям, воинов идущих на гибель и многих других. Но чаще всего так горят глаза сумасшедших. Капитан словно бы зацепил взором взгляд Шульца, и повел его в ту сторону, куда он сам смотрел несколько мгновений назад. Шульц увидел все.
В замершем ожидании рыбаки смотрели вдаль. Никто не пытался хоть что-нибудь делать, все были обездвижены страхом, который надвигался издалека. На засаленных, потных лицах людей читался неподдельный ужас. Изможденные, какая мысленная мешанина сейчас у них в голове? У одних, в сознании, раскручивался маховик карусели жизненных воспоминаний. Другие размышляли о родных, оставшихся на берегу, третьи жалели о своей бесславно прожитой жизни, о себе. Хотя кто знает, о чем размышляет человек в свой предсмертный час? Возможно и не о чем. Хозяин барка не думал ни о прошлом, ни о будущем. Шли секунды, а он все глядел на людей, на окружающую обстановку. Вот один рыбак полез под старые трухлявые бочки стоявшие на палубе, другой побежал в каюты, по дороге опрокинув керосиновую лампу. Та в свою очередь ударилась об шершавые доски палубы, и резкий, неприятный звон разбитого стекла со скоростью звука вдарил по барабанным перепонкам. Разлившийся керосин вспыхнул, но до возможного пожара на борту корабля никому явно не было дела. Слева от Шульца, какой-то конопатый с лысиной моряк, пытался привязать себя крепкой пеньковой веревкой к грот-мачте. Еще чуть поодаль, несколько рыбаков отчаянно уцепились за ванты. А Шульц все глядел, и наблюдал за тем, на что ему указал капитан, стоящий рядом.
...Это была волна. О ней нельзя было судить по размерам, потому что их, эти размеры попросту нельзя было лицезреть. Как совсем недавно на корабль надвигалась бездна шторма, так в эти мгновения на него, справой стороны борта, заходило нечто, которое лишь с большими придирками можно было назвать волной. Нет, она не восходила своими размерами до небес, скорее именно оттуда, сверху, она начинала свой жизненный путь. Движущаяся стена накатывала вперед. Почему она не рассыпалась под собственным могучим весом, а лишь плавно набирала силу из двух стихий: водной и воздушной? Зачем ей понадобилось появиться именно около небольшого рыболовецкого барка, а не где-нибудь в бескрайних и пустынных просторах океана? Нет ответа...
Шульц понял. Да, капитан был прав! Да, нам слишком везло!! Да, мы попали в Идеальный шторм!!! Ну и что, что он обычно приходит не ночью, а днем!!!! Ну и пусть он всегда неожидан!!!!! И плевать на все!!!!!! Капитан кричит: Поворачивайте судно, салаги!!! Но его никто не слышит, а может и не хочет слышать. Чертовски хочется жить. Господи, помоги.
Шульц упал на колени, перекрестился, но не спрятал свой взор от надвигающейся угрозы. Они с капитаном глядели на свою смерть.
Удар волны был быстр и могуч. Тяжесть воды легко разламывала мачты, сносила остатки парусов, ломала корпус корабля. Фок-мачту волна на мгновение приподняла вверх и тут же бросила вниз, в пучину морскую. На какое-то время вода полностью накрыла собой корабль. Но никем уже не управляемый барк вынырнул из-под нее, как пробка, пытаясь доказать, что люди, сделавшие его, дали ему силу и возможности бороться с природой. Вторая волна легко раздробила часть корпуса, но "Крутой поворот" продолжал показывать неуемное стремление к выживанию.
Впрочем, после третьей и последующих за ней волн творение рук человеческих перестало сопротивляться, отдав себя на милость бушующей стихии...
День. Солнце, небесный круг, часто такой спасительный, такой манящий. Собственно, много ли от тебя пользы? Конечно, много. Для крестьянина, сеющего свой хлеб, для любой работы ты почти всегда подспорье. Ты не радуешь глаз своим видом, поскольку жестоко наказываешь проблемами со зрением тех, кто осмелится на тебя посмотреть. Но ты даешь нам, людям, возможность лицезреть природу вокруг себя, освещая мир своими лучами. И ты, Солнце, даровано нам природой, как спасительный путь из бездны мрака. Но и ты, Солнце, иногда жестоко ошибаешься, приходя в мир слишком поздно, что бы вытащить человека из беспросветной тьмы.
Днем остатки команды барка "Крутой поворот" были подобраны на борт одного из судов возвращающихся в порт прибрежного городка. Сам барк затонул на стометровой глубине, не дойдя трех морских миль до берега. Тела капитана и еще нескольких рыбаков найдены не были. Тех погибших, кого нашли, похоронили на городском кладбище их родного городка за счет рыболовецкой компании "Шульц и друзья", вскоре закрывшейся из-за банкротства. Сам Шульц вскоре снова разбогател на банковском деле, занимался благотворительностью и никогда больше не выходил в море на каком-либо корабле.