Все события и герои этого рассказа вымышлены, любое сходство с существующими людьми случайно.
ГЛАВА ПЕРВАЯ, нет спичек
Константин открыл глаза и солнечный свет, хотя не такой яркий и зыбкий свет как во сне, но утpенний, желтый, почти осязаемый, сразу вызвал в нём воспоминание о том, что именно сегодня суббота и что сегодня можно просто подольше поваляться в постели, и кстати, поскольку Оксаны дома нет, то можно выкурить перед подъёмом одну утреннюю сигарету.
Из кармана рубашки американского фасона под стать его стриженному затылку, которая лежала на стуле, он вытащил, протянув руку, пачку с сигаретами и спичечную коробку. Затем он сигарету размял и полез за спичками. Спичка в коробке была одна. Константин еле нащупал её на дне коробки. Спичка была очень тонкой и сразу сломалась в его руках, когда он попытался её зажечь, а потом сразу потухла, когда он её зажёг, потому что в это время как раз открылась входная дверь квартиры и образовалась чувствительная волна сквозняка в сторону окна возле кровати, на которой проснулся Константин, распахнутого настежь. Константин весь сморщился от досады.
- Эй, кто-нибудь дома есть? - голос принадлежал Оксане.
В коридоре послышались шаги идущие сначала на кухню, потом шаги направились сюда и в комнату заглянула строгая девичья голова, которая не менее строго спросила:
- Ты не куришь? Обычно, когда меня дома нет, ты покуриваешь в комнате , - увидев, что в пальцах у Константина находится сигарета, а Константин всё ещё лежит под лёгким одеялом на кровати, девичья голова тут же поправилась, - ...в постели. В доме у нас есть хоть что-нибудь, чем можно зажечь газовую плиту?
- Я не курю, - осторожно произнёс Константин, показывая заглянувшей в комнату девушке сигарету со всех сторон. - Это я так бросаю курить. Просто держу в руке сигарету, но не курю её. Выражаю вредной сигарете всё своё презрение.
- Понятно, всем своим видом ты выражаешь оскорбленную невинность... - в голосе её было легкое придыхание - след недавнего преодоления многочисленных ступенек в подъезде.
Высокая, стройная, на вид не старше двадцати лет, с гладкой смуглой кожей, но зато с льняными, неровно постриженными волосами, девушка вошла в комнату и, конечно, своими большущими глазами увидела спичечный коробок в руках у Константина. Одета она была в свободные шорты до колен и какую-то цветастую хлопковую распашонку, местного крутогорского производства, судя по рисунку на груди. Руку свою она, похоже, начала протягивать за спичками.
- Даже спичек нет, - сказал Константин, продолжая свою антиникотиновую легенду, и потряс перед своим ухом пустым спичечным коробком. - Нечем зажечь сигарету. Я же говорю...
- И прекрасно, - убрав с глаз каштановую прядь, пропела девушка и остановилась на полпути. - Тогда на правах твоей жены я тебе заявляю: сегодня ты останешься без обеда, если сейчас же ты не встанешь, и не найдешь мне где хочешь спички, лежебока.
- Оксаночка, а завтрак у меня будет? - совсем уж глупо спросил Константин, опуская ноги в старые верные тапочки и не вполне ещё понимая сущности возникшей перед ним проблемы.
- Конечно будет, - так же глупо в ответ произнесла девушка. - Если мы не разожгем огонь, то ты можешь растворить кофе со сливками в холодной воде и поджарить себе яичницу-глазунью из пары яиц на холодной сковородке. Или если хочешь - это для тебя сделаю я.
- Я тебя обожаю, - сказал Константин.- Даже несмотря на полное отсутствие завтрака.
От этих слов девушка рассмеялась, смех у неё, в принципе, был добрый, и вышла из спальни на своих босых в сандалиях ногах.
ГЛАВА ВТОРАЯ, очередь
Спустя десять минут Константин появился за порогом своего подъезда. Стук закрываемой подъездной двери спугнул стайку расклевывающих кусок булки воробьев, которая взлетела к столбам метрах в ста от него и на проводах нотами расселась. Константин шагнул с крыльца, и его торс, от узких бедер до широких, упрямых плеч, оказался залитым ярким солнечным светом.
Прохожих на улице было мало. Идти было недалеко. Оксана сказала, что у неё есть замечательная новость для Константина, но он про неё узнает в последнюю очередь, то есть, только после того, как в доме появится огонь и будет приготовлен завтрак.
В песочнице под навесом одиноко ползал белобрысый семилетний сын соседки с первого этажа. Сама же соседка в гороховом сарафане и с двумя большими хозяйственными сумками возле ног находилась неподалёку. Она взглянула на Константина и всплеснула пухлыми ладонями. Она была рада действительно необходимому соседу, которому тут же сообщила, что в окрестностях этого жилого квартала образовались две живые очереди, в которых она принимает непосредственное участие. Она даже дважды молитвенно свела ладони, чтобы убедить Константина, помочь в её притязаниях ей.
- Вы, Константин, не сильно торопитесь? - спросила она чисто по-матерински и, как видно, от всей души, упрямо вздернув мягкий небольшой подбородок.
Константин взглянул на свои часы и пожал плечами.
- Люди в очередях такие злые, - быстро добавила она. - А мне ребёнка в летний лагерь отправить надо.
Затем она стала объяснять Константину, что Константин должен пять минут постоять в первой очереди, пока она сама, соседка, не разделается со второй. Там, во второй очереди, по сведениям соседки в гороховом сарафане, фрукты-овощи были намного дешевле, чем у азербайджанцев в ближайшем киоске.
- А может быть вы сами справитесь, Аделаида.. тхе-тхе, батьковна? - спросил Константин, с надеждой в голосе, вполне понятной.
Услышав его вопрос, соседка даже изумилась и воскликнула:
- Доведёте вы когда-нибудь Россию до инфаркта... молодёжь. Сама справишься!.. - и увлекла Константина своею непримиримостью за собой. - Я тебя на очередь поставлю ненадолго.
Очередь, к которой Аделаида Батьковна подвела Константина была не шумной и не многочисленной и даже старый тополь опустил ветви покойно под солнечным светом и замер над площадкой, с которой начиналась лестница, ведущая в подвальное помещение. Видимо в том подвале находился вожделенный соседкин магазин. Соседка попрощалась с Константином и быстро ушла, не дав тому возможности попротестовать.
Дверь в подвал была закрыта, движения в очереди никакого не было. Смирившись с судьбой, Константин стал вживаться в ситуацию, то есть, он стал давить тёплый асфальт под ногой своим спортивным бутсом. И он даже заметил, что девушка с черными волосами, падающими тяжелой массой на плечи, стояла неподалеку от него и что-то искоса на него поглядывала. Затем он обратил внимание на то, что к очереди подошел молоденький милиционер с внешностью страхового агента, который переглянулся с черноволосой девушкой иронически. А потом послышался треск и раздался откуда-то сбоку пронзительный старушечий крик, похожий на крик раненой птицы. Повернувшись, Константин увидел, как старушка уронила сумку, рассыпав по асфальту пакеты и банки, и стремительно воздела вверх руки. Он поднял голову. Дерево, мирно склонившееся над человеческими головами, не выдержав своей тяжести, от старости, раскололось. Оно падало. Константин почти физически ощутил, как ломается хребет судьбы дерева, всей будущей жизни тополя, и треск стоял в ушах - и сухой треск сучьев. Ствол дерева ударил по лицу Константина и разбил его очки...
ГЛАВА ТРЕТЬЯ, паспорт
Константину так показалось, что тополь, падая, разбил его очки. Напротив, дерево падая, в последний момент, даже ветви свои распростёрло от его лица. Оно своим стволом прошло вниз минуя Константина, но пришибло пару человек из очереди. Голова одного из очереди, лежащего под тяжёлым суком мужчины, стала заливаться кровью, а веер седых волос развернулся над сморщенным личиком старушки, уже успевшим принять безжизненный цвет слоновой кости; одна рука её была вытянута вдоль тела, другая прижата к залитой кровью груди.
- Ваши документы, пожалуйста - вдруг услышал Константин и понял, что это обращение к нему. Миллиционер в гавайской рубахе заморгал и перестал глядеть на черноголовую девицу.
Константин протянул милиционеру свой паспорт.
- Невезение, - сказал он, - я только что встал в эту очередь.
- Еще бы, - откомментировал милиционер, - без паспорта вы бы совсем пропали. - Потом милиционер произнес, показывая, в свою очередь Константину свои документы: - Я - почетный милиционер, о чем свидетельствует красивая красная книжица, к которой с большим уважением относятся крутогорские орудовцы , - и указывая пальцем на Константина спросил:
- Вы раньше не опознавали трупы?
Дверь в подвал наконец-то открылась. Из проема выглянул обрюзгший мужчина лет пятидесяти в пижамных штанах и пощурился на солнце.
- Открываемся, - сказал он хрипловатым баском, не глядя особенно ни на кого в очереди. Но тем не менее окровавленный бабулин платок самостоятельно попал в область его зрения и отрешенное лицо его приобрело внезапно оттенок пыльного тротуара. А когда его, полный трагизма и жизнелюбия, взгляд натолкнулся на милиционера, стоящего подле трупов, он хрипловато ойкнул, отступил в щель подвала и закрыл за собою дверь, и из глубин подвала докатилось чьё-то отчаянное переругивание. Немногочисленная толпа, еще находящаяся в легком шоке, обиженно загудела.
- Никто не расходится, - обращаясь к Константину громко предложил милиционер и потом небольшой резиновой дубинкой повел в сторону каждого свидетеля драматического события, благо их было не больше дюжины. - Не расходимся и не впадаем в панику, господа-свидетели!.. - после этого милиционер сообразил вызвать по включенной рации подмогу и, достав откуда-то клочок бумаги, прилежно переписал фамилии всех присутствующих для дачи показаний.
Черноволосая девушка подошла тем временем поближе к милиционеру, презрительно поглядывая то на Константина, то на трупы, и сверкнула серебристыми кольцами на левой руке.
- Мой паспорт, - как можно любезнее попросил Константин, вставляя в свой голос печальные нотки. - Он мне нужен. Отдайте его мне.
Милиционер только попытался дать Константину дежурный ответ, типа "все так говорят...", как вдруг подошедшая девушка закрыла милиционеру рот своим внезапным поцелуем. Она даже встала для этого на цыпочки, чтобы дотянуться своим ртом до губ милиционера. Она ладонями охватила его лицо и ртом накрыла его губы.
- Моя жена, - объяснил милиционер после небольшой паузы смущённому Константину поверх ее блестевшей, как вороново крыло, головы, вытирая рукавом следы её поцелуя со своих усов, и та молча кивнула. - Она ходит за мной по пятам на каждое дежурство и целуется при этом со мной во всяких положенных и неположенных местах.
- Ты какой-то сегодня совсем божественный, - проговорила девушка, пытаясь вновь поцеловать милиционера в усы, и голос её звучал мечтательно, как у ребенка, которого взяли на давно обещанную прогулку. Ветер легонько шевелил ей волосы.
- Ведь произошел несчастный случай, вы сами видели, - сказал Константин рассудительно. - Зачем к этому делу привлекать свидетелей. Отдайте мне мой паспорт и я пойду туда, куда мне надо, ...за спичками. Я вышел из дому только для того, чтобы купить коробок спичек. Я не хочу стоять больше в этой очереди.
- Хорошо, - сказал дружелюбно милиционер, в такт набежавшему на жаркое летнее солнце мохнатому облачку. - Паспорт я вам, конечно, отдам, - и он отодвинул от себя, прилипнувшую к нему с любовным отчаянием, жену. - Но сперва, господин Курочкин, вы пройдёте туда, куда я вам покажу, то есть, на собеседование, - добавил женатый милиционер и, взглянув ещё раз на листок со списком очереди, он сошёл вниз по каменным ступеням лестницы к подвальной двери магазина и распахнул её настежь лёгким толчком сапога. - Прошу следовать за мной.
Что ещё оставалось делать Константину, чтобы получить обратно свой паспорт? Он взглянул исподлобья на милиционера, который весело подмигивал при этом своей супруге, взглянул на жену милиционера мельком, которая чуть ли не подпрыгивала от радости оттого, что она находится рядом с мужем, поглядел сострадательно на лужу крови у себя под ногами и потом он увидел ту самую соседку с двумя сумками наперевес. Душа его несколько омрачилась, как и потемневшее небо над головой, когда он понял, каким жалким он выглядит со стороны без паспорта, выходящий из очереди в сопровождении миллиционера с усами. Соседка поставила одну тяжелую хозяйственную сумку рядом с поверженным деревом и сказала Константину:
- Есть ведь замечательные люди у нас в Крутогорске. Спасибо вам, Константин. Теперь вы меня очень выручили. Вы можете идти... Ой, что тут у вас произошло! несчастье-то какое?!.
И Константин пошёл за усатым милиционером в прохладный, освещенный коридор подвального помещения.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, кабинет
...иногда принятое решение, каким бы дурацким оно ни было, связывает нас по рукам и ногам куда надежнее, чем дюжина метров стальной проволоки. Лабиринт Мёнина. Фрай Максим.
После белой от солнца улицы в подвале оказалась полутьма. Мягкая коридорная дорожка подвела Константина с усатым милиционером к самой крайней двери, которая была по-субботнему закрыта, но, судя по звукам, доносившимся из-за нее, за дверью кто-то трудился. По крайней мере там кто-то негромко перевирал слова знакомой песни: "животом по земле, дышим взглядом галош...", в такой любительской интерпретации.
Поглядывая на милицейскую спину, пространство которой было безмятежно, Константин вдруг для чего-то попробовал представить мешок цемента на этой спине или ползущего по этой спине муравья, хотя бы для того чтобы из глубины своей памяти вызвать какую-нибудь былую уравновешенность. Но ничто не вечно под луной.
- Мы пришли, - благожелательным голосом прервал размышления Константина милиционер и толкнул дверь рукой, самую обычную, разве что обитую железом, и мотнул головой, - заходите... - дверь не поддалась.
Милиционер добродушно хмыкнул, затем надавил обеими руками на блестящую ручку двери, толкнул дверь плечом, и дверь наконец гостеприимно отворилась.
За столом посредине комнаты в одиночестве сидел, но только в униформе капитанской, подкупающе молодой, сверкающий и безупречный, как дипломат, ещё один милиционер и демократично хлебал борщ.
- Вот, разогрел я вчерашний борщ, сваренный младшим лейтенантом Лёнчиком, - сказал хозяин кабинета. - Нормально получилось. Правда, куску мяса в двести граммов и жирку в бульоне я бы очень обрадовался, а у тебя что, лейтенант?
Милиционер, который ввел Константина, усадил его на стул и ловким движением пристегнул одну руку Константина наручниками к металлической ножке стула.
- У меня, товарищ капитан Петренко, вот этот господин для тебя из-под упавшего дуба. Я прошу тебя оформить задержание немедленно!
- Наручники-то зачем? Зачем наручники? - возмутился Константин и дыхание у него перехватило от волнения. - Меня, ведь, тоже этим тополем... чуть не убило.
- Кто знает, кто знает. Человек в наручниках - это уже не совсем человек, - проговорил капитан Петренко и пару раз ударил кулаком по столу, отчего чай пролился в блюдце, а Константин испуганно мигнул, затем, отодвинув от себя тарелку с борщём, он добавил, - сейчас наши эксперты-криминалисты возьмут у вас отпечатки пальцев и сделают спектральный анализ. Потом мы с вами поговорим. Вы, случайно, не хотите что-нибудь прочирикать про свои права и адвокатов?
И оба милиционера, взявшись за руки, как дети, пошли из комнаты.
- Без адвоката я с вами разговаривать не собираюсь,.. - проговорил на всякий случай им вслед Константин, неприязненно поглядывая на браслет, который стягивал ему запястье.
Тогда возле самой двери капитан Петренко, обернулся и, подняв назидательно свой указательный палец, ответил:
- Вот! Я тоже буду беседовать с вами только в присутствии вашего адвоката, - и хохотнул, предвидя полное непонимание своего остроумия со стороны Константина. Не так уж смешно, конечно, но для капитана милиции совсем неплохо.
Константин остался в кабинете один и крепко задумался.
Думал он, впрочем, не долго, потому-что ни одна подходящая мысль не пришла к Константину на ум. Вернее сказать, в задумчивость Константина ввергла попытка нащупать мелькнувшую в голове мысль, которая, как ему показалось, была очень важной. Эта мысль всё никак не могла спуститься к нему с потолка.
"Да, всё нормально. Напрасно я удивляюсь", - сказал он себе, - "милиционеры просто шутят. Сейчас один из них войдёт в этот кабинет, снимет с меня наручники, отстегнёт меня от ножки стула и мы вместе с ним весело посмеёмся над моим сегодняшним невезением". Потом он подумал, что это не совсем нормально - весело посмеятся возле двух мёртвых бедолаг.
"Нет, что-то тут не так", - мысленно возразил Константин сам себе и тут же забыл об этом, потому что удивился еще больше, - в кабинет вошли два плотных приземистых автоматчика с автоматами наизготовку в камуфляже и десантных ботинках.
- Курочкин Константин, на выход, - прозвучала команда, после того, как один из автоматчиков смачно передёрнул затвор своего табельного автомата.
ГЛАВА ПЯТАЯ, конвоирование
Когда автоматчики конвоировали Константина, тот слегка остыл и, казалось, погрузился в пучину безразличия. Он стал пребывать в состоянии своеобразного транса, в котором на смену заполнявшему душу страху, приходит некое отупение, характеризуемое полным безразличием к собственной персоне.
Маршрут Константина на этот раз лежал не прямо, на выход из подвального магазина, а в левую сторону. Коридор подвала в ту сторону не был особенно длинным, но освещался он ярко, забранными железными решётками электрическими лампочками. На одной стене Константин заметил плакат, написанный большими красивыми буквами: "Перед входом на охраняемую территорию проверь наличие оружия".
- Куда меня ведут? - так несколько раз порывался он спросить своих спутников, но поскольку конвой ему попался неразговорчивым и со скучными лицами, то он так же несколько раз не получал ответа на свой вопрос. Зато несколько ощутимых тычков в спину заставили Константина миновать коридор, потом подняться вверх по узкой лестнице на один этаж и выйти в тесный крутогорский дворик-колодец, где, наконец, процессия из трех человек оказалась возле тёмного микроавтобуса с открытой задней дверью. Конвоиры, при этом, шли к Константину вплотную, чтобы Константин не потерял чувства локтя. В таком микроавтобусе, пожалуй, перевозят заматеревших преступников, догадался Константин и приуныл.
- В машину! - скомандовал хрипловато правый конвоир.
- Я хочу знать, почему меня ведут под конвоем. Я никуда не пойду дальше, - заупрямился было Константин. - Может быть вы бандиты переодетые в правоохранительную форму!.. Может быть вы обознались и ведёте совершенно не того человека, которого призваны конвоировать!.. Может быть я совсем не тот человек, которого можно вести под конвоем!
Несколько секунд не происходило ничего, а потом второй конвоир, коротко размахнувшись, с оттяжкой ударил Константина дубинкой по лбу, в тот же момент конвоиры схватили его за руки и стали тянуть в машину, но Константин уперся ногой в порог микроавтобуса, и лица его конвоиров вмиг перестали быть скучными, напряглись и покраснели от злости.
Так повинуясь тычкам в спину и отрывистым окликам, Константин поместился всё же вместе со своими спутниками в открытый для него автомобиль.
Опять тут подумалось Константину: "Резиновая дубинка милиционера, наверное, из качука. Почему мне не больно? Почему мне кто-то сказал, что резиновая дубинка до боли унижает человеческое достоинство, до искр из глаз?"
Милицейская сирена завыла, прибавляя свою скрипку к течению мыслей Константина, и автомобиль повёз Константина в неизвестном направлении.
ГЛАВА ШЕСТАЯ, адвокат
"- Пусть погибнет мир, но свершится правосудие." Геном. Лукьяненко Сергей.
- Можете называть меня Пшеницын Ардальон Ардальонович. Все-таки в моём возрасте не просто Ардальёшка. Я ваш назначенный адвокат по ведению вашего судебного процесса, - Ардальон Ардальонович сказал это с несколько ненатуральным адвокатским пафосом. Был он человеком бойким и походил в своём сорокалетнем возрасте на банковского работника среднего звена, а в глазах у него было что-то ускользающее.
Как только Константина заперли в железной клетке в зале суда, так к нему тотчас же подсуетился этот полненький человек. Он протянул Константину руку сквозь тёмные прутья решётки, насильно вдел своё рукопожатие в ладонь Константина и , улыбаясь, как бы ободряющей, улыбкой, представился ему.
Зал судебных заседаний был заполнен малочисленной публикой, которая распределилась по скамьям в соответствии с собственными желаниями.
- Что тут происходит? Что тут твориться? - спросил совершенно сбитый с толку Константин своего адвоката. - Только сегодня утром я был обычный человек, который пошёл спозаранку в магазин за спичками, который с законом никогда не сталкивался, потому что обходилось, который только что проснулся. И вот тебе на!.. На мою голову обрушивается старый клён, меня тут же задерживают, ведут куда-то в наручниках, как преступника, и приводят сразу на скамью подсудимых. Разве можно так? Я полагаю, что надо мной совершается произвол. Даже следствия никакого не было, ни одного допроса, и сразу меня отправляют в судебный зал заседаний... Где она ваша юриспруденция? Где оно ваше законодательство? Может быть сегодняшней ночью времена изменились?
- Это вам мерещится, почтеннейший, что времена изменились, - насмешливо улыбнулся адвокат, - праздный мозг, знаете ли, - всегда мастерская дьявола. А юриспруденция бессильна против природных явлений, в которых доказать ничего невозможно. Но я тут рядом с вами, чтобы поставить справедливость на место, - и в темных глазах его заплясала удаль.
В то время как судья, два заседателя и секретарь - восемнадцатилетняя девушка в красных чулках, с ярко подведенными глазами - занимали свои места, к Константину вернулось недавнее безразличие. Он только слегка поморщился и стал разглядывать крашенный пол под своими ногами, когда пожилой судья в траурно-черной мантии и съехавшем на одно ухо парике изо всех сил застучал молотком по столу. Тем не менее, несмотря на полную Константинову неприязнь к происходящим событиям, секретарь со своего места объявила судебное заседание открытым своим крохотным голоском, она огласила состав суда и судоговорение началось.
Прокурор был суровым и беспощадным. Он взошел на трибуну, обозрел солидно собравшихся карими слезящимися глазами и, уставившись на клетку с Константином, бегло скользнул взглядом по замку на этой клетке - так, как Константин был частью судебного процесса, - и категорически заявил:
- Товарищи, будем считать расследование законченым, - и в конце его фразы образовалась сияющая жирная точка.
- Похвальная краткость, - одобрил его судья, барабаня пальцами по одному из томов дела - только прокуратура нам ничем не может помочь - нет состава преступления, - обратился он с сожалением к, сидящему справа от него народному заседателю.
Потом, после гневной речи покурора о мощи уголовного права, о справедливом ведении судебного процесса и о неотвратимости заслуженного наказания, откуда-то вынырнули два свидетеля - оба казаки, у одного нагайка на поясе, у дpугого - за голенищем и каждый был в синей фуражке. Судья же неуклюже водил ручкой по документам, наблюдая исподволь за поведением публики в зрительном зале.
Слушая бравых свидетелей-казаков Ардальон Ардальонович хмурился и покусывал губы. Собственно говоря, их свидетельские показания были туманны и разноплановы. Свидетели говорили про японцев, которые с каждым годом всё больше и больше наглеют на полуострове Сахалин, рассказывали про порядок, который необходимо установить в новой России, говорили о необходимости зачисток на всём Северном Кавказе и пытались, бия себя в грудь, вызвать у присутствующих в зале одобрение своей репликой о том, что они установили контроль над всеми несанкционированными свалками в черте города Крутогорска. В конечном итоге они стали показывать пальцами на Константина, говоря: "Если этот очкарик - жид, то нет ему пощады".
- Курочкин Константин, - вдруг обратился защитник к поникшему Константину. - По-моему вы витаете в облаках. Вы как будто здесь не присутствуете. Никакого нет в вас интереса к происходящему.
- Что я должен делать? Я даже не знаю, как мне себя здесь вести, запертому в эту железную клетку для преступников, как хищный зверь в цирке.
- Вам надо быть внимательным на вашем судебном процессе, - сказал защитник. - Вы только прислушайтесь к тому о чём говорят свидетели прокуратуры. Они же хотят погубить вашу сегодняшнюю жизнь. Во время суда вы должны быть деловиты, вы должны ревниво следить за тем, чтобы процесс шел по всем правилам, вы должны поправлять судью, заседателей, обвинителя и даже меня, если мы что-то процессуальное нарушаем или говорим не по уложению и кодексу...
Константин на этот совет только рукой махнул, он снова был угнетён той мыслью, которая никак не хотела обозначить себя словами. Он ощущал странную пустоту и полное отупение. Усталость, отупение и покорность судьбе стали затоплять его сознание.
Вскоре защитнику дали слово. Ардальон Ардальонович вышел к трибуне, вытер пот со лба голубым платочком и первым делом обратил внимание суда на то, что без улик и бесспорных доказательств прокуратура нынче не правомочна была выдавать санкцию на арест его подзащитного. Ну и поэтому, в результате бесправных действий работников правоохранительных органов, отметил адвокат, само задержание происходило с такими особенностями, что можно роман писать. Вдобавок адвокат призвал суд отнестись снисходительно к Константину Курочкину, обращая внимание суда на молодость своего подзащитного.
- Человек только что вступил в сознательную жизнь! Неужели мы вправе так жестоко с молодым человеком поступать?
Седой судья в нетерпении зашелестел страницами уголовного дела. Наконец, когда слово защиты иссякло, он посмотрел на народных заседателей.
- Ни прокурор, ни адвокат не говорят действительных причин, побудивших их предпринять столь серьезные шаги к обвинению или защите, - сказал судья народному заседателю, сидевшему слева от него. - И более бездарного оформления бумаг я не видел. Это не уголовное дело, а демонстрация абсолютной беспомощности всей следственной бригады и попыток подделки процессуальных документов, - и после паузы обиженно добавил: - Что ж, молодого человека придётся осудить мне самому. - и встал, и пошёл в совещательную комнату, куда следом за ним отправились и народные заседатели. Секретарь приятным голоском объявила десятиминутный перерыв.
- Ещё долго меня здесь будут мучить? - спросил Константин из-за решётки у адвоката.
- Погоди-погоди, скоро приговор будут читать,- ответил Ардальон Ардальонович и профессионально пошутил, - сейчас будет объявлен приговор в окончательной форме, и нас посадят вместе в одну камеру.
- Посадят! - ужаснулся Константин. - Но в чём же я виноват? В том, что я с утра пораньше пошёл в магазин за спичками?
- Но-но, Константин, если ты будешь упираться рогами и настаивать на своей невиновности, судья впаяет тебе по полной программе, и мало не покажется, - прошептал в решётку Константину Ардальон Ардальонович уже на полном серьёзе, сочувственно качая головой и в словах его послышалось чисто адвокатское сожаление.
Через несколько минут суровый судья недрогнувшим голосом зачитал приговор - год лишения свободы с отбытием в колонии строгого режима.
ГЛАВА ШЕСТАЯ, сегодня этап
"Минует какое-то время, и страх пойдет на убыль. Вот тогда вам с женой будет трудно. Придется стать настоящими деспотами...." Рынок тщеславия. Милованов Максим
На улице, за угрюмой цепью милиционеров, окончания судебного заседания ждали верные традициям своего ремесла репортеры и фотографы.
- Расступись, - гаркнул чей-то зычный голос и сразу же засверкали вспышками фотокамеры.
При появлении Константина, шедшего бледным до синевы и сцепив руки за спиной, окруженного конвоем, все репортеры устремились вперед, и адвокат Константина, Ардальон Ардальонович Пшеницын, который ленивым шагом, вразвалочку двигался позади самого последнего конвоира, остановился, вероятно для того, чтобы, придав своему лицу официальный статус, сделать корреспондентскому корпусу своё короткое заявление.
Ни слова из этого заявления Константин не услышал, потому что его опять посадили в бронированный воронок и он опять поехал неизвестно куда, прямо перед каким-то щитком, под которым вспыхивала и гасла красная лампочка какого-то контрольного механизма.
Впрочем, неизвестность окончилась, когда стало ясно, что автомобиль с ветерком доставил своих пассажиров до вокзала, где уже ждал осужденного Константина так называемый "столыпин" - специальный "этапный" вагон. Там Константина посадили на корточки в круг охранников с собаками на перроне и подсказали ему, что в его нынешнем положении правильней всего сидеть неподвижно и сцепив руки на затылке. Когда же Константин попробовал возмутиться, он как бы почти любознательно осведомился: "Почему я обязан так сидеть а не эдак?", то один из конвоиров, который переминался с ноги на ногу совсем рядом, саданул сапогом ему под ребра. Потом начальник конвоя, симпатичный, подтянутый прапорщик внутренних войск, с залысинами, розовыми, как пятки младенца, подошёл к Константину и сказал:
- Осужденный Курочкин Константин! почему без вещей? загружайтесь!..
И Константин полез под кварцевый взор конвойных по лесенке в мрачноватый коридор столыпинского вагона.
Сержант-конвоир, сопровождающий Константина, открыл ему узкую дверь в его купе. Там в темной клетушке, устало опустившись на нижнюю полку, Константин расстегнул ворот рубашки и огляделся. В коротком пространстве купе не было окна, зато в самом центре решётчатой двери зиял стеклянный глазок и под ним находилась закрытая полка-"кормушка". И только теперь та мысль, которая исподволь терзала Константина, вдруг приняла понятную форму. Мысль, в самом деле, оказалась пришедшей сверху, возможно даже с крыши столыпинского вагона.
"Ну да, - подумал Константин, - утопающий хватается за соломинку. Разве я могу себе внушить, что это мне только сниться? что я на самом деле сейчас захочу проснуться и проснусь у себя дома под лёгким стёганным одеялом с цветочками?.." Тем не менее Константин, чтобы отогнать ложные сомнения, обратился к сопровождавшему его конвоиру.
- Сержант, покурить-то можно?
- Погоди, скоро тронемся, вот тогда и покуришь, - покачал головой сержант.
- У меня проблема, сержант, спичек нет. Нечем даже дорогу скоротать.
- Это твоя проблема, - сказал сержант и как-то так повёл призывно глазами, будто давая понять, что решение любой проблемы возможно при определённых условиях, а на его смущенном, застывшем лице возникло выражение детской жадности.
- У меня голова кружится, так хочется затянуться дымком табачным, и уши опухают - проговорил Константин, его голос дрожал, как порванный парус, и при этом Константин правую руку запустил в карман своей рубашки. Его, ведь, даже не обыскивали ни разу. Так и есть, на самом донышке кармана - свёрнутая в несколько раз купюра. Константин достал её и принялся разворачивать, чтобы показать конвоиру её достоинство.
- Не надо разворачивать деньги, - тихо произнёс сержант, он увидел какие цифры на банкноте, и протянул Константину свою ладонь. - Клади сюда. - На ладони сержанта лежал спичечный коробок.
Утром на эти деньги Константин мог бы купить целую упаковку хороших сигарет. Но тут, видимо, котировки другие и цены не обсуждаются.
- Не дыми, пока состав не тронется, - предупредил предприимчивый сержант напоследок Константина и запер его в купе.
Всё-таки Константин решил подождать с сигаретами до отправления поезда. Вскоре лязгнуло сцепное устройство, коротко свистнул маневровый локомотив, и "столыпинский" покатился по рельсам запасных путей крутогорского вокзала. На самом деле голова у Константина от никотинового голодания не кружилась, уши не опухли и курить ему не хотелось. Хотелось Константину просто помедлить. Он сидел и просто смотрел на спичечный коробок так, как будто в спичечном коробке было скрыто то, что решало его судьбу. "Да нет же, - думал Константин, - коробок не тот, картинка на коробочке другая. Другое время. Времена, всё-таки, изменились. Но ведь курить-то не хочется."
Наконец Константин решился.
Поезд бежал по рельсам, колеса постукивали под вагоном, непослушными пальцами Константин открыл спичечный коробок. Спичка в коробке была одна, как сегодня утром. Константин даже хотел перекреститься от охватившего его странного возбуждения, а затем решил достать эту спичку. Но спичка была очень тонкой и Константин еле поднял её со дна коробки. Теперь эту спичку следовало зажечь. Как и следовало ожидать, спичка сломалась в руках Константина. Или все тонкие спички в пальцах ломаются?
За дверью купе возникло движение. Кто-то там решил зайти в это купе, навестить Константина. Послышался лязг открываемого замка. Металлическая дверь купе приоткрылась. Сейчас надо бы зажечь спичку. Во время открытия двери. Но ведь купе было глухим, купе было без окон... без открытого окна!
Из-за двери показался сержант. В руке он держал коробок спичек и вид у него был виноватый, почти виноватый. На дне его глаз было написано покаяние.
- Не думай, - сказал он Константину, - что я такой гад. Что за такие деньги, какие ты мне дал, я тебе всучил коробок без спичек. Я не такой... не такой...
- Погоди, - сказал Константин. - Мне сейчас не до тебя. Мне надо кое-что попробовать сделать... зажечь спичку.
И Константин чиркнул остатком спички по боку коробки. Спичка загорелась. Но где же сквозняк? Я ведь чувствую жар пламени. А если я сплю,то боли быть не должно. Паранойя какая-то. Спичка должна погаснуть от волны сквозняка, которая должна пройтись от двери к окну. Спичка догорела в пальцах Константина и боль ощущалась. Пламя погасло. Сквозняка не было.
- Ну ты что, уркаган, будешь брать спички, или я пошёл? - спросил сержант нетерпеливо.
Константин промолчал.
- Ладно, - сказал сержант, - не хочешь говорить, не надо. - И сержант, бросив спички под ноги Константину, вышел из купе и закрыл за собой дверь.
И только после того, как замок с характерным скрежетом был закрыт, появился ветер. Сначала лёгкий. Чувствовалось, что он стремится в сторону закрытой двери. Потом ветер стал более сильным, и после одного достаточно мощного порыва, ветер совсем прекратился.
"Итак, - подумал Константин. - значит, я сплю. Дело, конечно, не в спичках, а в сумрачной игре моего воображения. Но почему я не могу заставить себя проснуться? Или я мертв?!."
ГЛАВА СЕДЬМАЯ, снова паспорт
"Представьте же себе мои горечь, разочарование и досаду, когда видение рассеялось, и наступило окончательное пробуждение. Сколько мне тогда привычно-неприглядного открылось в бодрствовании! Да и вообще: все, что ни есть, - есть не то, что оно есть." Лука. Шуляк Станислав.
Вскоре в дверь купе постучали. Кормушка открылась. Дородная проводница поставила на неё поднос, накрытый сверху белоснежной салфеткой, и с доброй улыбкой посмотрела на Константина.
- Скоро подъезжаем к станции Крутогорск, - сказала она. - Я вам принесла буханку хлеба и одну солёную селёдку. Когда выпьете чай, я уберу стакан.
Константин к чаю не притронулся, даже не прикоснулся к аппетитной салфетке. Его мысли так же были далеки и от приближающейся на всех парах железнодорожной станции. Его мысли были подобны круговороту, состоящему из небольшого набора элементов. Вода превращается в пар, пар превращается в воду. Умер он, или спит? Ему было ясно одно: он заперт в порах своего сознания. Не мрак его сопровождает, а нечто, навязывающее ему зримые образы, чтобы не было мрака вокруг его сознания. А это нечто есть он сам, ибо процесс, который в нём происходит, есть он сам. Или что есть процесс сопровождающий Константина в столыпинском вагоне до железнодорожной станции Крутогорск? Он ли сам? Не умеющий управлять процессом, который в нём происходит. Он сам есть это сознание.
...Константин вздрогнул от толчка, который сопровождал остановку поезда.
Потом он поднял коробок спичек с пола, сунул его в карман рубашки, встал со своего топчана и, сделав неуверенный шаг к двери, открыл дверь купе.
Сержант-конвоир стоял возле открытого окна с зелёными занавесками напротив Константинова купе и смотрел на то как поезд тормозит у перрона вокзала. Когда Константин переступил порожек купе, сержант повернул к нему свою кудрявую голову и сказал:
- Крутогорск встречает нас чудной погодой.
Но вот раздалось последнее лязганье вагонов и состав встал. Константин направился на выход из вагона. Только он прошел дверь следующего купе, как сзади раздался окрик.
- Стой! - это окликнул Константина сержант.
Константин встал. Сержант подошёл к нему, крякнул недоброжелательно, тронул его за плечо и сказал:
- Нет, так нельзя! Руки назад! Лицом к стене! - а после того как Константин послушно сложил ладони у себя на затылке, конвоир сказал, но уже добродушно, - А теперь вперёд... Не задерживайся.
В тесном тамбуре они подождали пока проводница в синей железнодорожной форме откроет дверь вагона и поднимет плиту-лесенку. После этого они спустились на жаркий солнечный перрон.
- Здесь ночи бывают, в нашем.., в вашем Крутогорске? Дождичек какой-нибудь меленький, - спросил Константин, щурясь от яркого света. - Или только один конвой, второй конвой, третий конвой?..
- Разговорчики! Не положено! - прикрикнул сержант на Константина, а после добавил шепотком. - Ты зла на меня не держи за то что я тебе так дорого спички продал...
Последовавший за этими словами грубый толчок в спину не то что бы не обрадовал, а совсем не оскорбил Константина.
На перроне Константина поджидал вечный в этом городе конвой. Ни слова не говоря, сердитые ребята подхватили его под руки и впихнули в стоявшую рядом милицейскую машину. Один из них даже пригнул голову Константину, чтобы тот поскорее очутился на мягком заднем его сиденьи. Так Константин и поехал между двумя мускулистыми конвоирами, теперь уже не напрягаясь от неприятных мыслей, а только наблюдая со странным интересом за происходящим, даже совсем не обращая внимания на то, как крепкие локти его новых конвойных несколько раз для профилактики в дороге пихнули его - справа по почкам, слева по селезёнке. Определившись с собственным диагнозом, Константин расслабился и позволил себе и дальше пребывать в этом расслабленном состоянии.
Возле городского здания суда всё ещё толпилась кучка вездесущих репортёров. С ними беседовал Пшеницын Ардальон Ардальонович. Он живо подскочил, даже не смотря на свою небольшую полноту, к автомобилю из которого вывели Константина.
- Снова к нам. Очень рад. Пойду попрошусь, чтобы меня назначили опять вас защищать. Помогу вам оправдаться, - сказал он и вытащил из нагрудного кармана пиджака голубой платочек и громко в него высморкался.
В зале суда стояла тишина, не нарушаемая ни единым звуком. Зрителей судебного процесса в зале суда уже не было. Но судья был за своим столом, покрытым красной бархатной скатертью. Он не повернул даже головы в сторону Константина, когда того снова заперли в железной клетке. Он читал толстый журнал - какие-нибудь, наверное, "Судебные ведомости". Даже шороха перелистываемых страниц не было слышно.
- Я думаю, что судья сейчас даже молотком стучать своим не будет по столу, - сказал появившийся возле Константина адвокат. - Сегодня короткий субботний день. Слушаются только короткие судебные разбирательства. Так что меня к вам в адвокаты уже не назначат.
Снова появились закамуфлированные автоматчики. Те же или нет, не понятно. Лица были у этих автоматчиков спрятаны под масками, но и у этих автоматчиков были фигуры плотные приземистые и ботинки такие же десантные. Прозвучала команда "на выход" и Константина повезли в кабинет товарища капитана Петренко, где его и оставили, пристегнув снова его правую руку наручниками к металлической ножке стула.
Спустя мгновение после того как десантники ретировались, дверь приоткрылась и капитан Петренко вместе с другим милиционером ввалились, прямо сказать, похихикивая, в кабинет. Пока усатый молодой милиционер отстёгивал Константина от наручников, капитан Петренко, всё так же посмеиваясь одним ртом, чувствовал наверное себя героем, сказал Константину:
- Что? Удивился? Возмутился? Штаны часом не обмочил? - и милиционеру, - Лейтенант Смирнов, отдай гражданину паспорт, - затем придвинул к себе тарелку с борщём и принялся его уплетать. - Приятного аппетита мне.
- Слушаюсь, товарищ капитан, - сказал деревянным голосом подчиненный ему милиционер, передавая паспорт Константину. - Пойду выведу гражданина из опорного пункта.
Константин молчал, собираясь с мыслями.
- Постой, лейтенант. Пусть гражданин сам путь свой найдёт, проваливает отсюда. А ты борщеца не хочешь, лейтенант? - капитан Петренко отодвинул от себя тарелку с борщём. - На похлебай его, пока он ещё тёплый.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ, подвальный коридор
"- Хищников здесь нет. А сможешь ли ты спать спокойно - зависит только от тебя, - буйноволосый великан улыбнулся - не то насмешливо, не то доброжелательно - и поспешил вслед за своими товарищами." Лабиринт Мёнина. Фрай Максим.
Выйдя в подвальный коридор и держа в руке паспорт, Константин отправился по коридорной дорожке к лестнице из подвала. И вдруг он ощутил, что его странный интерес наблюдателя к происходящему вокруг него стал зыбок. К его спокойствию стали подмешиваться искорки тревоги и страха, они замерцали по краям его сознания, образовывая причудливое кольцо.
Он остановился около ступеней, ведших вверх, и без труда узнал дверь наверху, дверь, за которой находился поверженный ствол дерева. И он впомнил, что Оксана пришла сегодня утром домой с какой-то неизвестной замечательной новостью. Надо только принести ей спички, хотя бы эти спички, которые продал ему в столыпинском вагоне сержант-охранник, и Оксана ему всё сама расскажет, когда разожгёт огонь на кухне, когда вскипятит на газовой плите воду для кофе и поджарит на сковородке яичницу. Надо узнать, что это за новость. Надо позавтракать, в конце-то концов. Надо поскорее идти к Оксане.
И Константин стал подниматься вверх по лестнице.
Он шел туда, откуда больше никогда не уйдет. Так он думал, чтобы унять в себе тревогу, становящуюся с каждой ступенькой наверх всё более ощутимой, и страх, который перерастал мгновениями в ужас. И на лице его было странное выражение: страх пополам с надеждой, что скоро его сон рассеется и можно будет вздохнуть спокойно.
Он поднимался туда, где заканчивается эта история.