Мне слышится глухое - отвори,
Случайный силуэт под спящей аркой,
И в темноте прихожей у двери
Тяжелое дыхание овчарки.

Ольха опять метелью обросла.
И не понять - как холодно снаружи.
Я встану днем такого-то числа,
На тесной кухне разогрею ужин.

Когда врывается в остывший кровоток
Сухой зимы окоченевший окрик,
Приносит мне собака поводок.
И мы выходим в опустевший дворик

***

Вспорото брюхо свечи восковой
Кровью заляпана скатерть
Стоит ли нам на пустой разговор
Ночь предрассветную тратить

Нет не поверит сегодня словам
Месяц висящий на кровлей
Долго еще мне тебя целовать
В скулы с размазанной кровью

Сжатые губы уже не споют
Веки молчаньем покроет
Будешь ты плакать и шею мою
Гладить холодной рукою

Буду я чувствовать мелкую дрожь
Будто бы окна раскрыты
Только к утру ты спокойно уснешь
Крепко укутавшись в свитер

***

Ю.Д.

Каждый раз потеряв ключи,
Говорила ты - не беда.
Я ходил к тебе просто так,
Без особых на то причин.

Приносил тебе всякий хлам
Вроде газовой той плиты.
Проподал иногда, и ты
На неделю пропасть могла.

Я не знал - что же нужно нам.
Но я знал то, что нужно мне - 
Череда бесконечных дней,
И волос твоих тишина.

***

Давно никого не ищет,
Не думает ни о ком - 
Весна - молодая цыганка,
С отрезанным языком.

Давно нет веселого парня,
Игравшего на рожке.
Свезли женишка из дома
На ближний погост в мешке.

Теперь не услышать песен,
А только протяжный вой.
Лежит он в чужой могиле
С оторванной головой.

Ты поишь братьёв хороших,
Сама напиваясь в дым.
И бродишь ты вдоль канала,
У самой, пади, воды.

***

Муторно, брат, и стемнело давно.
Скольких ты ни встречал - 
Сердце ее - веретено - 
Чудится по ночам. 

Вот за окном беспросветной зари
Мутная бирюза.
Ты не звонишь ей. И не звони.
Нечего рассказать.

Лунные скулы до боли сведет
Утренним холодом.
Так ли уж важно - что прялка прядет - 
Лён или золото.

***

Наш двор как будто мертв, а может болен.
Умолк. И вот уже меня с тобою
Вчерашний день прибрал к рукам.
К нам в гости приходили без звонка;

Еще вчера всё было по-другому.
Из коридора раздавался гомон,
И оставался где-то там пакет вина,
И все ушли курить, оставив нас.

И мы с тобою тихо примечали -
Где был бульвар залит
вечерними лучами.
А где в тени озябшая весна,
И тонкий блик открытого окна.

***

Сидели трое молча у костра.
Лишь я один в глухую ночь глядел.
Все думали о завтрашних делах,
Я думал только о еде.

Я целый день по серпантину брёл,
И шёл всю ночь по вымокшей степи.
Я вспоминал тебя холодным сентябрём,
Чтоб чувство голода немного притупить.

В итоге я набрел на тех троих.
Потом - костер и ни души кругом.
И только месяц небо окровил - 
Я задремал, забившись под фургон.

Не прижиматься мне к твоей щеке,
И солнцу на закате не истлеть,
Ведь я оставлен в каменном мешке
Ушедшими в чернеющий рассвет.

***

Как будто дольше приближается рассвет,
И бить посуду за стеной перестают,
Когда твой пьяный и зареванный сосед - 
Сожитель, угодивший под статью.

Ты сам ему на утро отворил,
За опохмелкой бегал до пивной.
А после с ним о чем-то говорил,
Наученный ворчливою женой.

Ты говорил: Ну с ней не повезло,
Ну повезет с другою, хер бы с ним.
А сам когда-нибудь жене назло
Подохнешь по дороге в магазин.

***

Снова осень глядит опустело
На макушки худых камышей.
Да и лодка - остывшее тело,
Рыбье тело в  железном плаще,

Спит, уткнувшись в сухую осоку,
И не может проснуться никак.
Только смотрит на пруд одиноко
Покосившийся дом лесника.

Бесприютно унылое солнце,
А рассвет горьковат и белес.
Это он одичало крадется
Через ребра пожухлых берез.

Спят деревьев желтушные дети,
А камыш тормошит бородой.
Но не смотрит на все это ветер,
Пролетая над тихой водой.

***

Когда еще добрый спросонья пес
Вяло выползет из своей конуры
И начнет лаять;
И рассвет, заколоченный крест на крест
Необрезными досками
Станет биться в щели;
Я зажму тебе рот ладонью
Буду орать на тебя, плакать,
Умолять неминуемо о прощенье.
И знаю, что уже не смогу
Ни долаяться, ни докричаться
До тебя.

***

Когда над городом распят,
Трамвайным ликом октября
Столичный смог, на кухне зря  
Конфорки старые коптят.
Да и труба уже течет.
Я прикурю привычно от
Плиты. Меня разбудит шум
Обычной кухонной возни.
Я этим городом дышу,
Которым из окна сквозит.
Всё это сон, всё это бред.
Всё это кончится ничем.
Холодным ветром в октябре
И попугаем на плече.

***

Не зови меня, тварь,
К своему столу.
Я порою скучен и довольно скуп.
Валяю ваньку, кривляюсь, водку жру,
И разыгрываю тоску.

И порой забываю о том что никто...
И о том, что опять на мели.
Лишь бы девушка вновь оказалась не той,
Лишь бы дни по накатанной не текли.

Ну а после, врезаясь в ночные огни,
Темнотой расчленен и разъят.
Задеваю прохожих, а может быть это они
Задевают меня.

Никогда свой  покой не обрящет
Будних дней и ночей череда.
Только я не рабочий, не сварщик,
Не литейщик и не кочегар.
Я - мещанская накипь на дне четверга.

***

Приходит ночь и август Черная вода
Воландает в канаве фонари
Громадный лес давно уснул
И окна дома превращаются теперь
В стеклянные глаза пчелы
Смотрящие на свет
И месяц остается навсегда
Забытым на просторном чердаке
И не разбуженным до наступленья темноты
Дыханием сырого сквозняка
И ты спишь рядом Голое плечо
И под футболкой маленькая грудь
И скомканное одеяло на полу
Ты ежишься от холода а я
Смотрю в окно и непонятно почему
Хочу орать и плакать И тебя
Не ощущать лежащей рядом

***

Просто холод обнаженных рук,
Просто ливень барабанит по стеклу.
Тихо плачет вдалеке дудук,
Да иконка ветхая в углу.

Закопченные сараи, дым хлыстом.
Ветер путника уже настиг.
Кто из нас живет душою на восток.
Собирайся, уезжаем. Всё, прости.

***

О чём кричал в полубреду
Полубезумный финн?
Но вечер предвещал беду,
И следовал за ним.

О чем кричал тот старый финн
В чернеющей траве,
С лицом как серый парафин,
С огарком в рукаве...

Он сам себя завёл в тупик,
Споткнулся на бегу.
И вечер гордо наступил
На горло старику.

***

Мы исчезнем навечно 
В перепутьях речного песка. 
Отвори мне под вечер 
Неспокойную кровь у виска. 

Нам останется только 
Беспокойство полуденных встреч, 
И чужих кривотолков 
Непривычная русская речь. 

Мы забудем друг друга, 
Стоит только дождаться утра. 
Отвори мне, подруга. 
Отпусти. Мне, пожалуй, пора.

***

На клочках папиросной бумаги,
На обрывках никчемной цены
Расцветают кровавые маки - 
Обречённые дети весны.

В этом маленьком сне на трёхпрудном
Раньше жил приходской капеллан,
А теперь там орут и беспутно
До утра не смолкает кальян.

А под утро на маковом поле-
Клочья пепла и белой золы.
И немного опять беспокоят
Воспалённые лимфоузлы.

Кто-то крестится пьяною лапой,
И даёт мне никчемный совет.
За окном керосиновой лампой
Двадцать первый кончается век.

***

Слов нелепые ужимки,
Снов заснеженный щербет;
Спят горячие снежинки
На изодранной щеке.

Я был странен и безволен,
Потому в мороке дней
Снов просил у колоколен,
А стихов у фонарей.

В ночь холодных парапетов
И горячечных миров
Я выклянчивал у ветра
Два жетона на метро.

Но теперь фонарь не светит,
Старый колокол устал.
И целует пьяный ветер
В обоженные уста.

***

Я держал тебя в темноте типовых городских пейзажей,
Целовал тебя во дворах, исковерканных вороньем.
А друзья твои после меня непременно тебе расскажут - 
Как порою немая весна вдруг срывается на враньё.

Ты не верь им и мне не верь, если я снова пьян и весел,
И пою тебе о любви на измызганных мостовых.
Я и сам-то давно устал от своих невеселых песен.
Ты не слушай, я просто трус, и пугаюсь вещей простых.

Я не помню изящных рук, и твоей обнаженной шеи,
Но запомнился навсегда этот мягкий и теплый рот.
А иначе я не могу, или может быть не умею.
Я держу тебя в темноте обесточенного метро.

***

Как-то нехотя взрослели
Дети нашего двора,
Прожигая дни-недели,
И бухая до утра.

А потом скандалы-ссоры,
Мельтишенье пьяных лиц,
Этажи и корридоры
Поликлиник и больниц.

А старухи Думу хают,
А старухи про своё,
Экология плохая,
Химзаводы ё-моё.

Ну а после, несомненно,
Ни про что и ни о чём.
Мать ушла в ночную смену,
Я к соседке за ключом.

***

Пить бы где-нибудь, а может вовсе
Догом дрыхнуть у хозяйских ног,
И не видится с тобою ровно в восемь
У фонтана "Каменный цветок".

Не дарить тебе озлобленных пионов,
И ходить с тобой не за руку, а врозь
Там где головы уставших павильонов
Градом прошиваются насквозь.

И закончить надо бы на этом,
Покидав подстрочники в костер,
Ведь во всем, конечно, виновато лето
И предельно пьяный билетер.

***

Когда ты воздух ледяной хватала ртом,
Никто уже не думал о себе.
Ты тихо шла со мною в спящий дом,
Оставив под дождем велосипед.

Теперь же утро. В подоконник бьют,
Не нарушая призрачный уют,
По-летнему блестящие лучи.
Убей меня, но только не молчи.

***

Потерян в снежном лихолетье
Набитый книжками рюкзак.
Зима. Остриженные дети
Гоняют по двору собак.

Слышны воинственные крики -
То марширует их отряд.
Снаряды: камни и бутылки
На пёсьи головы летят.

И ты, мой друг, рискуешь тоже
Со всеми получить п...ы.
Петляй дворами сколько сможешь,
Смеясь и высунув язык.

Тебя повалят в грязный иней,
И белобрысый паренек
Прицелившись, конечно, кинет
Шершавым кирпичом в висок.

Когда-то я был тем ребенком,
Теперь же стал голодным псом.
Я - тварь с кровоточащим боком
И перекошенным лицом.

***

В ноябре.

В потемках кажется совсем простым
Над печкою из роз кровавый венчик.
Под вечер светятся в лампадках изразцы,
А здешний холод скуп и вечен,

Как ржавчина на старом топоре.
Здесь улица разбита до колдобин.
Но лопнут щёки обнаженных тополей,
И кровь свернется на ладони

Прожилками кленового листка.
И с неба в белый снег сорвется,
Рожденное из глины и песка,
Не по-осеннему живое солнце.

Ждешь утро в сумерках натопленной избы,
Иль мечешься по снежному безмолвью;
А в памяти лишь то, что позабыл
Отцовский образок у изголовья.

***

Ветер стих, зарею отгорел,
К ночи так и вовсе перестал.
Слышишь треск в стеклянной полумгле?
Это в печке закоптила береста.

Чтоб когда-нибудь еще потом
В нашу осень смог бы затащить
Я тебя. В сутулость холодов,
В желтизну оврагов и лощин.

Там где крыши конопаченых лачуг,
Там где месяц над заборами висел,
Я соврал тебе. Я больше не хочу
Думать о тебе как о весне.

***

Каждый раз как будто насовсем
Ухожу под утро от тебя.
И наверно только лишь во сне
Я тебя еще не потерял.
И боясь куда-то опоздать,
Прижимаюсь к спящему окну.
-Ты уйдешь? Надолго? -Навсегда.
Лишь на час будильник обману.

***

Со странной горечью во рту
Мы город покидали.
И забывали на ходу
Привычные детали:

Там жигуленок старый взмок,
Там тьма таблицы Брайля,
А там обшарпанный комок,
Где вечно пиво брали.

И телеграфные столбы
До тошноты знакомы.
Мы были рады позабыть 
Дорогу к дому.

***

Осенняя рыба уснула в реке.
Деревья листву свою сбросили.
Морозное утро плывёт налегке
В прозрачном безмолвии осени.

Стою одиноко, как рыба в сети,
Продрогший, простуженный чуточку.
А друг обещал червяков принести,
И удочку.

***

Перетянута бинтами
Одинокая звезда.
От космических баталий
Славный крейсер наш устал.

Раньше крепко усмиряли
И Венеру, и Нептун.
А теперь венериане
Подчистую всё метут.

Нынче стало мало проку
В тех кто Землю защищал.
И уткнувшись в переборку
Плачет старый адмирал.

Люди до смерти устали.
Во вселенной нет войны.
Всех военных на детали,
Потому что не нужны.

***

Мычит московская зима.
И мы лишаемся ума.
Заснежен город, недвижим,
А я как будто и не жил.

Всё для меня здесь в первый раз,
Январь - трескучий дикобраз,
Февраль - недюжий костоправ,
И резкий запах диких трав.

Скажи, любимая, скажи -
Как в этом ужасе прожить.
Когда себя не узнаю,
Мне что ни день, то на краю.

Но нам помогут доктора,
Хирург нетрезвый, медсестра,
И скляночка с нашатырём.
Мы не умрем, с тобою
не умрем.

***

Прозрачный воздух операционной,
Стерильный кафель мостовых.
Трещат от холода иконы
На век разорванной листвы.

И каждый день никчемной веры
Я строю башню из костей,
А ночь проигрывает ветру
И мнет уютную постель.

Морозный полдень, теплый вечер.
Я вторю ветру и дождю,
Почти не слышу тихой речи
И больше ничего не жду

От этих улиц привокзальных,
И этой путаной зимы,
Что умывается слезами
О женской гордости забыв.

А ты, да я - мы не знакомы.
Нам город - пьяный проводник.
Осколком кухонь заоконных
Трещат вечерние огни.

***

У меня в рюкзаке. Поплавки и крючки,
Канифоль, купоросная окись,
Так я в детстве когда-то копил пятаки -
Собирался на северный полюс.

А вернувшись домой доставал томагавк,
Надевал разноцветные перья,
И на целый июнь становился тогда - 
Зверобоем - наследником прерий.

Я в лесу и в пруду без труда находил
Потайные пути и дороги.
И носил я тогда медальон на груди
С черным ликом куриного бога.

А теперь никого, ничего не хочу,
Будто в городе некуда деться.
Где ты бродишь теперь - старый вождь Чингачгук,
Позабыв одинокое детство.

***

Подтеки цинковых белил
Черны к исходу дня.
Я о тебе совсем забыл,
Прости меня.

Затих предновогодний шум.
И не было тебя родней,
Когда сочельник сбросил мишуру
Морозных дней.

Когда исчез прокуренный вокзал
Навеки обнищав.
Но я тебе об этом не сказал.
Теперь прощай.

***

Окна наглухо забиты,
Мерный гул фабричных ступиц.
Наши души позабыты
В черепных коробках улиц.

Чердаки глядят уныло,
Как по крышам ветер ноет.
Правда, правда что-то было
В этой осени дурное:

Листьев пасмурная поступь,
И бульвар, покрытый льдом.
Мы расстались очень просто,
У киоска за углом.

***

кто стучится кто стучится
в час когда еще темно
это наглая синица
залетела к нам в окно

взгляд ее и глуп и робок
птичьим знаньем умудрен
угадать теперь попробуй
кто из нас скорей умрет

осень валенки наденет
выйдет в поле ждать весну
я займу у друга денег
и обратно не верну

и пускай табак весь вышел
здравствуй горе от ума
тихо спит моя малышка
приближается зима

***

Корпуса заводских общежитий;
Городок наш утонет в дыму.
Не дышите, больной, не дышите;
Вам пора подлечиться в Крыму.

Литры кофе в огромной кастрюле
И глазунья на пять человек.
Копошаться магнитные бури
В нездоровой моей голове.

Снова люди идут на работу,
Да и мне никуда не свернуть.
Всё мне чудится - завтра суббота,
Ну и прочая всякая муть.

Пусть хрипит этот город проклятый.
Отвечает уставший больной - 
Я поеду, наверное, в Ялту
На трамвае под номером ноль.

***

Мне хотелось пустых и невидимых снов.
Мне хотелось немного согреться.
Значит где-то в груди коронарный озноб,
Или просто уставшее сердце.

Значит город гудит в перебранке машин
И ломает стальное ребро.
Я серебряный окунь московских витрин,
Серый голубь холодных дворов.

Я сегодня проснусь непривычно живым,
Зная точно - за прожитым снегом
Будет лето, и будет у самой травы
Непривычно горчичное небо.

Будет невод, и будет счастливый улов.
Только я навсегда опустел.
И врывается в окна вечерних домов
Обожженный прожектором снег.

***

Кузнечики

Холодный дым осядет на заре,
А ночь забьется в дальний угол.
И с черной сажей у ноздрей
Мы станем тыкаться друг в друга
В пропахшем гарью коробке
Локтями, бедрами, губами.
Пока нас утро не оплавит,
И не сожмет в своей руке.