Бывшего замполита строительного профтехучилища Бориса Ивановича, а по-новому заместителя директора по воспитательной работе, ученики стали называть "папочкой". Поводом для этого послужило выступление в училище заезжего московского гипнотизера Шорохова.
В минувшую пятницу, как только прозвенел последний звонок, учащиеся густым потоком хлынули по гулким тоннелям коридорной в актовый зал. В зале, галдя, как грачи весной, ребята, по традиции оставляя первый ряд педагогам, поспешив, захватывали места получше. Однако училищные авторитеты не торопились - любое место освобождалось для них по первому кивку - и со своим окружением, мешая другим, маячили в проходах.
Самая беспечно-развеселая севра, как всегда, роилась вокруг хари. Это прозвище снисходительно принимал Шамиль Харисов - второкурсник из группы монтажников.
Рослый, с раскованной и от природы благородной осанкой, он привлекал внимание какой-то вызывающей загадочностью на тонком лице с резкой ямкой на мужественном подбородке. В его смородиновой черноты глазах всегда искрилась усмешка. Озорливость забияки, веявшая от его, очень нравилась всем пацанам, завораживала и раздражала мастеров и преподавателей.
По своей должности Борис Иванович Шамиля знал хорошо. Вырос он в интернате, мать свою признавал не очень, а отца, подарившего ему лишь башкирскую фамилию и очарование мужественной интересности. В характере Шамиля перемешались гордость, сдержанная дерзость и добродушная ирония.
Выходки его никогда не унижали других и не переходили в уголовщину. И в этот раз Борис Иванович, проходя к первому ряду, услышал как, стоявший у окна Шамиль хвастался товарищам: " Вот увидите, я притворюсь, а потом ему подложу..."
Борис Иванович погрозил даже пальцем, но тот сделал вид, что этого не заметил.
Когда внушительно-тяжелый занавес плавно разъехался, из-за кулисы, сверкая лакированными туфлями, вышел лет пятидесяти гипнотизер в блестящем черном костюме с атласными отворотами. С первого ряда было хорошо видно гладкое с обыкновенными серыми глазами лицо артиста. Он был серьезен и на сдержанный перешлет аплодисментов только пару раз кивнул головой с хорошо уложенной шевелюрой.
Утвердившись в актерской позе, он несколько минут объяснял суть гипноза, его применение в медицинской практике, особенно при лечении наркомании и алкоголизма, и то, что действию гипноза поддаются все без исключения, если намеренно не сопротивляются. Затем он пригласил пять человек желающих на сцену.
Первым вымахнул прыжком на подмосток сцены Шамиль. За ним по ступенькам еще три парня и довольно бойкая первокурсница.
Гипнотизер усадил всех на стоявшие у задника сцены стулья и, поочередно подходя к каждому, плавно касаясь лба, произносил, как заклинание: "спать!", и ребята действительно засыпали, неловко роняя головы.
Шамиль тоже опустил свою прочно-округлую голову, но не так, как другие; и было видно, что на его веселых губах таилась коварная усмешка.
Задержавшись возле Шамиля, гипнотизер что-то тихо сказал, но это не подействовало, а хитрая улыбка на красивых губах заиграла даже откровеннее.
- Не улыбайтесь! - повелел артист, - это меня не смутит, а у вас может заболеть голова.
В ответ Шамиль сделал каменный лик, от чего в зале потянуло ветерком едкого оживления.
Гипнотизер с минуту, напряженно застыв, сосредоточенно смотрел на Шамиля и, словно осененный, спросил:
- Как вас зовут?
- Ха - ри. - усмешливо ответил Шамиль.
- Вы хотите проверить силу гипноза? - с вежливой иронией спросил артист.
Шамиль на этот лобовой вопрос лишь недоуменно повел плечами и, слепив на лице глуповатое простодушие, согласно широко улыбнулся.
- Ладно, ясно, - как бы смирился артист и кивнул кому-то в сторону за кулисы, - стул! На середину, пожалуйста!
Ассистентка с подведенными по-египетски глазами и в мини-юбке из тонкой красной кожи, ступая вышколенной походкой цирковой лошадки, вынесла, держа перед собой, стул и, поставив его, презрительно посмотрела на Шамиля.
- Садитесь вот сюда, поудобнее. Смотрите только на меня! Вот так...-скрывая недовольство доброжелательностью, приговорил гипнотизер.
Он поднял перед Шамилем разведенные ладони, сделал ими несколько плавных пассов и таким пробирающим тоном повелительно "спа - а - ат - ь!", что даже у Бориса Ивановича шевельнулись волосы. И Шамиль сник. Голова его упала на грудь, руки свесились, коленки развалились.
Убедившись, что Шамиль, наконец, готов для опыта, гипнотизер приказал ему встать. С каким-то вялым взором Шамиль послушно поднялся.
Артист, отступая, позвал его:
- Идите сюда! Вам надо поднять вот эту штангу, - показал он жестом на пустое место около пианино, - здесь сто килограммов. Сколько вы поднимаете?
- Семьдесят пять, - не задумываясь, ответил Шамиль.
- Да не скромничайте. С вашей-то силой... Попробуйте, это будет личный
рекорд. Вы должны поднять этот вес.
Шамиль серьезно подошел к "штанге", потрогал ее за гриф, выпрямился, ровно покрепче поставил ноги, шумно выдохнув, взялся "замком" и рванул "штангу" на грудь. Натурально пыжась и краснея, он с кряком вытолкнул пустые руки над головой. Бычась, выводя вперед между рук побагровевшие лицо, он напряженно, но довольно улыбался.
- Вес взят! - с официальным равнодушием, как судья, объявил артист.
Обрадованный Шамиль, естественно придержал, спустил "штангу" на пол, быстро обрел спокойный вид и с покорностью проданной хозяину собаки стал смотреть на завладевшего им человека.
Гипнотизер вкрадчиво спросил Шамиля:
- Ваш отец не в зале?
Шамиль понуро мотнул головой.
- А где он?
- Не знаю. Он нас сразу бросил, - откровенно, как близкому, ответил Шамиль.
- А, посмотрите-ка... Вот в первом ряду нету его?
Шамиль, медленно переводя тяжелый взгляд с одного лица на другое, смотрел весь ряд и, повернувшись к гипнотизеру, грустно сказал:
- Нет. Нету.
- Внимательней посмотрите! Вот третий слева, не он?
Борис Иванович, увидев, что показывают на него, опешил. Он почувствовал, что его щеки вспыхнули от этого нелепого участия в обмане.
Шамиль, уставясь на него непривычные руки - сосредоточенными глазами, смотрел как на совсем незнакомого, но затем, прищурился и, светлея, с пронзительной мальчишеской радостью, простонав "па - ап - ка!", порывисто бросился со сцены в Борису Ивановичу. Обнимая, он придавил его к креслу, прижался горячим лицом к щеке и стал исступленно повторять:
-Папочка! Милый! Папочка, родной! Па-а-па !..
У Бориса Ивановича защипало глаза. Он растерялся, но руки, помимо воли, гладили, лаская, напряженную спину, трогательно чувствуя бугорки позвонков; а в голове больно давила тревога за то, чем эта история кончится.
- Ладно! Хватит! .. - командным возгласом гипнотизер все это прекратил.
Шамиль, как выключенный, моментально обвял. Он оттолкнулся от Бориса Ивановича и, бессмысленно посмотрев на него покрасневшими, словно пьяным, глазами, равнодушно пошел на сцену.
Унимая волнение, Борис Иванович наблюдал, как гипнотизер вывел Шамиля из внушенного состояния, спросил его о самочувствии, о головной боли и, медленно проведя рукой по его лбу, заканчивая, привычно вежливо с ноткой до вольности сказал:
- Благодарю ! Вы свободны. Идите на свое место, в зал.
Шамиль, улыбаясь, словно ничего особенного не произошло, пошел на место.
Аплодисментов не было: в задумчивом зале некоторое время стояла потрясающая, оглушительная тишина.
... На авторитет Шамиля этот случай ни сколько не повлиял, но уже на другой день ученики, между собой, стали называть Бориса Ивановича "папочкой".