В ее голосе сквозило раздражение. А Он только улыбнулся. Обезоруживающе. Как умел только Он. И улыбка эта обогревала летним солнцем, ложилась на лицо освежающим морским бризом.
- А я тебя люблю...
- Я рада.
- И только?
- И только.
Она всегда отвечала именно так. И сама не знала почему. Возможно, сложно было признаваясь в любви, чувствовать себя столь же независимой.
- Все, жизнь кончена. Сейчас умру. Цветочки на могилке посадишь?
- Непременно. Кактусы.
Она не выдержала и расхохоталась. Плохое настроение бежало под напором его обаяния.
Он провел ладонью по своей щеке:
- Ну да, чем-то похоже. В зеркало смотреться не буду, верю, что зеленый.
- И столь же симпатичный.
- Столь же симпатичный, сколько зеленый? Интересное сравнение. Нет, я конечно понимаю, что меня только что, обозвали в лучшем случае крокодилом... Но на первый раз прощаю, моя лягушечка. Интересно, что получится, если скрестить лягушку и крокодила?
Она погрустнела.
- Ты же знаешь, у меня не может быть детей.
- Может.
- Хочешь поспорить с врачами?!
- Хочу. С врачами. С Богом. С Дьяволом. Кто бы не встал на нашем пути. И поспорю. И пусть они попробуют спорить со мной.
В таком мире живем. Может быть все и везде. Причем плохое в большей вероятности нежели хорошее. И плохое это может быть где угодно и чем угодно. Даже в подъезде собственного дома нельзя чувствовать себя в полной безопасности...
- Гони кошелек, а эта сука пусть рыжье снимает...
Он плавно сместился вправо. Молча, разговоры бессмысленны. Только что смотревший на нее ствол пистолета теперь был направлен только на Него. Ташка за спиной, она в безопасности.
Черный зрачок пистолета, черные зрачки наркомана. Трехглазое чудовище с одной стороны и его улыбка с другой. Казалось, она говорила: "Брось пистолет, мразь, или..."
Или.
Только что чувствовавшему себя всемогущим грабителю стало вдруг жутко. Эта странная улыбка, не растерянной жертвы - хищника, волка, выбравшего из стада овцу пожирнее и прикидывающего как бы половчее ее утащить, пока пастух отвлекся... Воспаленный мозг увидел только одно решение - и палец нажал на курок.
Пистолет дернулся раз, другой - а Он стоял. Широко расставив ноги, чуть наклонив голову вперед, Он стоял и все так же улыбался.
"Она сзади. Нельзя. Должен..." Уже не слова - мыслеобразы проносились в голове, и пули послушно замирали. Замирали в нем, но не смели пройти дальше. Это не матрица, это жизнь.
- Падай, сука! Падай! - орал наркоман, продолжая дергать курок.
Пистолет уже не стрелял, он отдал всю свою смертоносную начинку, но Он стоял. А потом сделал шаг вперед.
Не предвещавшая ничего хорошего улыбка неуловимо изменилась. Теперь от нее разило холодом и смертью. Грабитель мучительно захотел убежать, но не смог. Ноги словно приросли к полу.
Наркоман уже тихонько подвывал от ужаса, глядя на Него. А он шел. Два шага и рядом. Один удар, скорее даже оплеуха, и грабитель летит вниз. Один лестничный пролет, высота небольшая. Если не повезет приземлиться неудачно. Тихий хруст сломанной шеи подтвердил - наркоману и так долго везло.
Ташка смотрела на Него. В ее глазах тоже плескался страх, но он уже постепено сменялся осознанием ужаса потери. Он улыбнулся ободряюще, открыл рот, чтобы что-то сказать, но изо рта хлынула кровь. Ободряющая улыбка стала какой-то бессильной, он развел руками и упал на пол.
Она сидела на полу на коленях рядом с ним, в луже его крови. Плакала, гладила его по голове и тихонько шептала:
-Дурак, зачем же ты...
Она вытерла влагу с его щеки. Дождь шел несколько дней, немудрено. Сырым было все вокруг. Он смотрел на нее и улыбался. Улыбался с фотографии на гранитном камне. Улыбка и сама отливала гранитным спокойствием, вселяя уверенность. Впрочем, это было раньше. Сейчас она вселяла лишь тоску об ушедшем. Не принято обычно подобные фотографии устанавливать, но она настояла. Он всегда улыбался, пусть улыбается и сейчас.
- Ты не скучай, мы скоро еще придем... Я тебя люблю... - она встала и покатила к выходу детскую коляску.