Позавчера на дачу родителей отвозил. Хорошо, что уехал не сразу,- холодно ночевать еще. Так и увез их, вечером, обратно. Но, речь не об этом, а о том, что иконку там увидел бабушкину. Богородицы пресвятой. И таким теплом от нее повеяло и спокойствием. Сразу бабушку вспомнил. Как она жила и верила потихоньку, и любила всех. По своему, конечно. Посмеиваясь над моим ехидством, по поводу веры.
Теперь, часто ее вспоминаю. И так тепло от них,- от воспоминаний этих. Грустно, конечно. Только грусть эта силы дает,- над суетой подниматься. И впрягаешься уже не для того, чтобы обскакать кого-то, а просто затем, чтобы жить. Потому что это главное. И те, кто прошли войну, голод и разруху, хорошо знают цену жизни, милосердию и вере. Три сына, одна дочь. Сквозь войну. И все выжили. И дед вернулся, хоть и с задержкой в Венгрии.
Светлый она человек, хоть и не понимал я ее тогда частенько. Помню, как смотрела она в окно одиноко, и блуждала на ее лице улыбка. Как становился острее взгляд, скользя по картофельной ботве, да грядкам с луком и чесноком. Как азартно кричала птицам,- "У, шайтаны, всю иргу поклевали! Кыш отседова!" Как кормила кур, ласково гладила доверчивых и требовательных коз. Как ругала глазастых, упрямых овец. Так же, как и многие в деревне, думала о чем-то, глядя в окно. То ли ждала чего-то, то ли готовилась к какому-то делу, то-ли просто изучала погоду. Окошко, на кухне старенького, бревенчатого дома, было ее телевизором. А сходить к кому-то, - так это событие. Да и поход на колодец,- тоже встречу сулил какую-нибудь. В баню - на поселок. А оттуда приходила румяная, просветленная! И не было ни превосходства, ни ханжества у нее. Хитринка была, конечно. И волнение,- не достанется, мол. Это, когда сосед, деловой и хваткий, за осокой, да за клюквой шел на болота. Только что это. Ведь уважала она людей, хоть и говорила, порой, в сердцах тихонечко всякое, а потом божилась на ту иконку. И помнила она всю жизнь тот кусок конины, что, сжалившись, проезжий мужик отдал, когда опухли, от голода, и не двигались уже дети малые. Может, и выжили, благодаря только милосердию этому.
Что же за сила в иконке этой? Не знаю. Но чувствую ее. Потрепанная она, облезлая. Столько страданий в глазах видела, столько слов услышала! Наверное, это и есть ниточка наша объединяющая, в трепет приводившая врагов наших. Смотрит на нас невидимым оком большое наше прошлое,- история наша. И питает корешки молодых росточков человечности, что спасают от потребительского отношения друг к другу.
Вот и все. Просто иконка на глаза попалась, что родители сберегли, и место для нее нашли. Чистое. А мы? Горечь от этого по душе разливается. Но это уже другая история. Впрочем, она еще не закончилась. И время еще есть,- что-то поправить.