Медсестра вышла из комнаты дедушки, Берта вышла за ней.

- Я думаю, сегодня всё закончится, - равнодушно сказала медсестра. - Я сегодня ещё зайду, сделаю последний укол, если понадобится. Крепитесь!

Я закрыл за ней дверь и повернулся к матери. Она выглядела неважно, вокруг глаз были чёрные круги. В комнате дедушки послышался привычный стон - препараты уже действовали плохо.

- Сегодня всё закончится, Медвежонок, - сказала Берта.

Я подумал о том, что дедушка не заслужил такой долгой и мучительной смерти, что этому липкому кошмару с всепроникающей вонью медицинских препаратов действительно пора закончиться, и что мне не хочется заходить в комнату дедушки, чтобы не запомнить его таким, чужим и страшным. Но я ничего не сказал. По щекам мамы тихо покатились слёзы, но она быстро взяла себя в руки, вытерла лицо и сказала:

- Я пойду посижу с дедушкой, а ты позвони Карлу и Пипу.

Был вечер четверга. Я позвонил сперва дяде Карлу, а потом - дяде Пипу. Последний месяц братья матери бывали у нас почти каждый день, но неизменно порознь. Они заглядывали в комнату, превратившуюся в больничную палату, дядя Карл спрашивал слишком громким шёпотом: "Как он?", дядя Пип молчал. Иногда они садились рядом с кроватью дедушки. Дядя Карл, забывшись, начинал громко рассказывать анекдот, но тут же, опомнившись, прерывал повествование. Дядя Пип молчал. Карл и Пип были близнецами и, если присмотреться, походили друг на друга как две капли воды. Но при этом у них был совершенно разный характер, и поэтому спутать их было невозможно. Когда дядя Карл входил в комнату, то казалось, что он заполняет собой её большую часть. Говорил он всегда громко и властно. Характер у него был тяжёлый. Дядя Пип в комнату не входил, а проскальзывал. Он предпочитал молчать, а когда говорить всё же приходилось, то голос у него был тихий и шелестящий. Какой у него характер - не знал никто. В детстве они были неразлучными друзьями, но потом между ними что-то испортилось. Мама как-то по секрету рассказала, что виной всему была девушка, в которую влюбился дядя Пип, но дядя Карл всё испортил. Так или иначе, оба они с тех пор жили отдельно, и ни один из них так и не женился.

Стоны дедушки были слышны и в моей комнате. Берта заглянула ко мне и сказала:

- Если хочешь есть - разогрей себе что-нибудь из холодильника.

- Я не хочу есть, мама, - сказал я. Мысли о пище сейчас вызывали тошноту. - Я немного полежу.

- Поспи, - устало сказала Берта, и я понял, что ей тоже хотелось бы, чтобы всё закончилось, и хотелось бы выспаться. Прошлая ночь у нас была бессонная.

Я лёг и сразу же меня охватила дремота. Сквозь сон я слышал, как пришёл и зашумел дядя Карл, потом он столкнулся в дверях с дядей Пипом, два брата и сестра о чём-то разговаривали шёпотом, опять заходила медсестра, потом ещё кто-то, и всё это было на фоне стонов умирающего. Около полуночи я встал попить воды и, когда проходил мимо закрытой двери в комнату дедушки, вдруг услышал страшный и продолжительный хрип, от которого у меня ноги приросли к полу. После этого стало тихо. Дверь открылась, и я увидел Берту.

- Всё закончилось, - произнесла Берта. - Я уже закрыла ему глаза.

Дедушка лежал на кровати. Лицо у него было словно из жёлтого воска. На столике рядом с кроватью были разбросаны шприцы и какие-то ампулы и баночки.

- Я позвоню в похоронное бюро, Карл оставил номер телефона, - добавила она. - А ты иди спать, Медвежонок.

Я послушно отправился в свою комнату. В голове словно была вата, и весь мир казался нереальным. Может быть, я на самом деле сплю, а дедушка всё так же продолжает стонать, умирая? И я снова провалился в сон, вернее, подобие сна, потому что я ясно слышал, как плачет мама, как приходили Карл и Пип, полицейский, агент похоронного бюро. Карл и Пип о чём-то спорили, и Карл сказал своему брату несколько непечатных слов. Потом все ушли и стало совершенно тихо. Скрипнула дверь в мою комнату.

- Ты спишь, Медвежонок?

- Сплю, - ответил я.

- Надо омыть тело, - сказала Берта. - И зеркала закрыть. Погребение будет сегодня в полдень. Хорошо, что так быстро, да?

- Да, - ответил я, а после этого я уже ничего не слышал, провалившись в чёрную бездонную яму сна.

* * *

На похороны пришло много людей, что было неудивительно, ведь у дедушки было много знакомых, а некоторое время он заведовал городской поликлиникой. Многих я узнавал в лицо, но больше было людей мне неизвестных. Кто-то узнавал и меня, и тогда они подходили меня и справлялись о последних часах дедушки. Кто-то называл меня по имени, кто-то - по прозвищу, Медвежонком. Я отвечал одной и той же фразой:

- Дедушка умер около часа ночи. Спасибо за соболезнования.

Не было ни музыки, ни священника. Думаю, сам дедушка одобрил бы это. Когда гроб ставили в катафалк, я заплакал. Слёзы безостановочно катились из глаз. Дядя Пип неловко похлопал меня по спине. Потом мы, четверо ближайших родственников покойного, залезли в катафалк и уселись вокруг гроба, после чего машина тронулась в путь. Лицо дедушки было совсем жёлтым, губы ввалились. Я снова подумал, что не хотел бы запоминать дедушку таким. Когда машина подпрыгивала на ухабах, дядя Карл цедил сквозь зубы ругательства, а Берта поправляла дедушке руки, которые смещались из-за тряски.

- Везут, словно тут мешки с картошкой, - сказал дядя Карл, дядя Пип посмотрел на него с осуждением.

Впрочем, разве можно было надеяться на сочувствие и внимание водителя и других работников похоронной службы, ведь это мы хоронили родного близкого человека, а для них это было скучной рутиной, всего лишь незначительным элементом на бесконечном конвейере смерти.

На кладбище гроб вытащили из машины и поставили на деревянные козлы.

- Пусть близкие родственники прощаются с покойным, - сказал какой-то мужчина.

Я поцеловал дедушку в холодный жёлтый лоб и прошептал: "Прощай, дедушка!" Потом к гробу подошла Берта и Пип с Карлом. Мама плакала. Потом дядя Карл неожиданно вытащил фотоаппарат, ему зачем-то захотелось сделать общую фотографию, но, честно говоря, я не обратил внимания, удалось ли ему сделать снимки. Гроб опустили в яму, мы стали бросать туда горсти земли, потом за дело взялись рабочие с лопатами. Я приблизился к маме и стал поддерживать её под руку. Вскоре всё было закончено, и мы покинули кладбище.

* * *

В понедельник мама осталась дома, а я решил пойти на работу. Зеркало в ванной, как и в других комнатах, было закрыто тканью, и было непривычно бриться, не видя своего отражения. Вдруг во входную дверь раздался звонок. Я выключил бритву. Звонок прозвучал вновь. "Может быть, медсестра что-то перепутала и забыла, что тут её услуги уже не нужны?" - подумал я. Но за дверью стояла не медсестра. Это был мой родной дедушка. Лицо его было всё таким же восковым, глаза бессмысленно смотрели словно сквозь меня, руки бессильно свисали. Я успел заметить, что костюм, в котором его хоронили, был кое-где испачкан землёй. Больше я ничего не успел разглядеть, так как руки сами собой захлопнули дверь, заперли оба замка и даже накинули цепочку. Только теперь я понял, кого я увидел, и это было совершенно невозможно. Ладони мои взмокли от пота. "Я сейчас посмотрю в дверной глазок и ничего не увижу, - подумал я. - Это просто галлюцинация. Просто мой мозг не хочет смириться с тем, что дедушки уже нет". От этих мыслей мне стало легче. Но когда я посмотрел в глазок, то опять увидел мёртвого дедушку. Он просто стоял и ждал за дверью. Непохоже, что он вёл себя агрессивно, как зомби в бесконечных фильмах ужасов про живых мертвецов, которые только и ждали, чтобы полакомиться человеческими мозгами.

Я медленно отпер все замки и открыл створку двери.

- Мама! - позвал я.

Голос мой дрожал, и Берта, конечно, меня не услышала. Тут дедушка слегка повернул голову. Я едва удержался, чтобы снова не захлопнуть дверь и не убежать куда-нибудь подальше.

- Мама, иди сюда! - закричал я уже во всё горло.

Берта была не в меньшем шоке, чем я сам.

- Господи боже ты мой! - воскликнула она. - Папа, ну нельзя же так пугать!

Дедушка равнодушно перевёл взгляд мёртвых глаз на Берту и ничего не сказал.

- Медвежонок, ну что ты стал на проходе, впусти же дедушку, - приказала мать.

Я посторонился, и дедушка медленно вошёл в квартиру. Странно, но я не почувствовал никакого неприятного запаха, лишь запах свежевырытой земли.

- Ох, папа! - Берта прильнула к груди отца, обняла его, потом отпрянула в страхе.

"Мама, что ты делаешь?" - хотел спросить я, но не смог вымолвить ни слова.

- Папа... Но как... Медвежонок, как это возможно? - мама посмотрела на меня полными безграничного изумления глазами.

- Я не знаю... - промямлил я. - Это совершенно невозможно. К тому же, это ты у нас дочь медиков, поэтому должна объяснить всё с научной точки зрения...

Мама смерила меня яростным взглядом. Старая шутка про "дочь медиков" сейчас явно была неуместна.

- Кажется, мне пора на работу... - пробормотал я. Правая сторона лица осталась недобритой.

- Папа, вот тут твоя комната, - мама осторожно коснулась за плечо дедушки.

Тот медленно, очень медленно сделал ещё шаг, потом ещё. Когда он оказался у своей старой кровати, то сел на неё и замер. В тот день он больше не двигался. И даже, кажется, не моргнул ни разу.

* * *

Во вторник мама позвонила братьям и, ничего не объясняя, попросила их зайти к нам. Несмотря на старые обиды, дядя Карл и дядя Пип опять каким-то чудом явились одновременно.

- Что случилось, Берта? - громогласно спросил дядя Карл. - Я вот хочу...

Но что хотел дядя, осталось неизвестным, потому что мама завела их в комнату дедушки. Карл и Пип в унисон издали изумлённый возглас. Дедушка встал с кровати и сделал шаг им навстречу, но на большее у него, видимо, сил не хватило.

- Берта, объясни, чёрт возьми, что здесь происходит? - пророкотал дядя Карл.

- Я не знаю, не знаю! - мама схватилась за голову. - Вчера утром отец вернулся, и я не понимаю, как такое может быть! И когда я задумываюсь об этом, у меня голова просто разрывается!

- А пульс у отца есть? - тихо поинтересовался дядя Пип.

Дедушка и давно покинувшая нас бабушка всю жизнь были врачами, но ни один из трёх детей не по пошёл по их стопам и не интересовался медициной. Сейчас все трое посмотрели на меня. Я взял холодное дедушкино запястье и несколько минут безуспешно пытался нащупать пульс.

- Нет... кажется, нет... я ничего не чувствую, - всё, что я смог ответить.

- Что за глупости, Теодор! - воскликнул дядя Карл, но сам притрагиваться к мёртвому дедушке не решился.

- Пип, Карл... - мама всхлипнула. - Что нам делать?

- Вызывайте полицию, репортёров... - начал было дядя Карл и осёкся.

Он сразу сам понял, что дело предавать огласке нельзя, и с этим были единодушно согласны все.

- Давайте подождём несколько дней, - прошелестел дядя Пип. - Понаблюдаем... мне кажется, это неопасно...

Тут дедушка сел на свою кровать.

- Мне кажется, он кивнул, - тихо сказала Берта. - Надо только переодеть его в домашний костюм.

Так дедушка остался с нами. Мама с помощью братьев переодела его и заодно протёрла тело губкой. Все признали, что запаха разложения пока нет, но когда процесс распада станет очевиден, надо будет снова собраться и решить, что делать. Первые дни мы боялись оставлять дедушку дома одного, но постепенно привыкли к этому. Дедушка медленно переходил из комнаты в комнату, подолгу замирал в одной позе, но каждый вечер неизменно возвращался в свою комнату и садился на свою кровать. Всю ночь он сидел и смотрел перед собой своими мёртвыми глазами. Запах почвы скоро выветрился, но никаких других запахов не появлялось. Дедушка ничего не ел и не пил. Через неделю он остановился возле своего любимого кресла перед телевизором.

- Хочешь посмотреть какой-нибудь фильм, дедушка? - спросил я.

Он, конечно, ничего не ответил, но я включил телевизор. Дедушка всё так же медленно сел в кресло и повернулся к телевизору. Он просидел там весь вечер, мама несколько раз заглядывала в комнату, но ничего не сказала. Когда стало темнеть, дедушка вернулся к себе.

Спустя несколько дней, когда мы завтракали, дедушка появился на кухне.

- Медвежонок, ты... - начала было Берта, но я её перебил:

- Всё в порядке, мама, я думаю, дедушка нам никак не помешает. К тому же мне некогда, ещё десять минут - и я опоздаю на работу.

Пока я пил чай с лимоном, мама с сомнением разглядывала отца, который уселся на табурет во главе стола.

- Папа, налить тебе чаю? - предложила она.

- Мама, не спрашивай, просто сделай дедушке чай.

Берта достала чашку дедушки, которая успела запылиться, налила в неё заварки, бросила мяты (дедушка любил чай с мятой) и налила кипяток. Дедушка, однако, к чашке не притронулся, и когда я убегал на работу, всё так же неподвижно сидел за столом.

* * *

В следующие выходные мне показалось, что дедушка перемещается из комнаты в комнату чуть быстрее, чем обычно. Я хотел сказать об этом маме, но та ушла в магазин за продуктами. Дедушка тем временем подошёл к книжному шкафу в гостиной и замер, уставившись на корешки книг. Я подошёл к нему, аккуратно отряхнул с рукава его пиджака пыль и подумал, что нужно как-то дедушку постричь и побрить - у него продолжала расти волосы и борода, хоть и медленнее, чем при жизни. Потом я решил сыграть сам с собой в настольную игру. Их у меня было три: шахматы, игра про борьбу с эпидемиями и игра про пожарных. Так как в шахматы одному не поиграешь, то чёрно-белая доска давно лежала без дела. Но вот в остальные игры вполне можно было сыграть и одному. Я разложил на столе игровое поле, поместил на него цветные кубики эпидемий, разложил карты на кучки. Вскоре мои дела были плохи - в Мадриде и Бангкоке произошли вспышки эпидемий, а мои специалисты, представленные на поле в виде разноцветных фишек, оказались не в силах с этим справиться.

- Эх-х-х... - вдруг услышал я старческий скрипучий голос.

Дедушка стоял за моей спиной и смотрел на игровое поле. Только на этот раз глаза его были не мёртвыми, мне показалось, что в них мелькнул какой-то интерес.

- Надо было строить в Париже лабораторию, дедушка? - с замершим сердцем просил я.

Но он не ответил, а только покачал головой и ушёл из моей комнаты.

* * *

В обед дедушка притопал на кухню и занял своё обычное место.

- Мама, тебе не кажется, что дедушка как-то шустрее бегает? - осторожно спросил я.

Берта бросила на отца задумчивый взгляд и только открыла рот, чтобы ответить, как дедушка тихо произнёс:

- Приятного аппетита.

Берта от неожиданности уронила тарелку на пол, к счастью, пустую. Тарелка раскололась надвое.

- Спасибо, - ответил я, пока мама изумлённо молчала, намазал хлеб маслом и стал с аппетитом есть суп.

Теперь с каждым днём дедушка изменялся всё сильнее. Вернее, он не менялся, а вновь становился таким, как был раньше. Лицо его порозовело, голубые глаза оживились. Он стал включать и выключать свет в комнате, здороваться, когда кто-то приходил, и прощаться с уходящими. Когда дядя Карл рассказал новый анекдот, он скрипуче засмеялся, почти так, как при жизни. Он начал причёсываться и переодеваться. Он попросил меня купить пенку для бритья, достал из шкафчика свою бритву и быстрыми ловкими движениями сбрил с щёк и скул выросшую щетину. Перед этим он сам открыл все зеркала в квартире, которые были занавешены со дня его смерти. По выходным мы втроём смотрели фильмы. Мы играли с ним в шахматы, в пожарных и борьбу с эпидемиями. У него восстанавливался словарный запас и появлялись интересы. Некоторое время он искал свои старые очки, впрочем, не нашёл, и мне пришлось купить ему по старому рецепту новые. Прочитав свежую газету, он мрачно отозвался о правительстве и проворчал, что "в эту бумагу только мусор заворачивать". Мама, в свою очередь, заметно повеселела, тоже вышла на работу, а по вечерам обсуждала с дедушкой произошедшее за день.

Когда я увидел, что дедушка поглядывает в окно, то предложил:

- Может, прогуляемся? Погода хорошая.

- Ты думаешь, мама не будет против, Медвежонок? - дедушка поскрёб подбородок. - Мне кажется, ей не хочется, чтобы я выходил наружу.

- Ерунда, - отмахнулся я. - Смотри, как солнце светит.

Я отыскал в шкафу старый дедушкин плащ, туфли и шляпу и помог старику одеться. Когда мы вышли из подъезда, то наткнулись на соседку.

- А, господин Теодор! - она с воодушевлением поздоровалась. - Давненько вас было не видеть! Я слыхала, вы болели...

Тут она что-то сообразила и жутко побледнела. Наверное, вспомнила, как ей говорил: "Дедушка умер около часа ночи. Спасибо за соболезнования".

- Но мне кажется, что вы... что вы...

Дедушка захихикал, я рассмеялся, и мы оставили её, белую и трясущуюся, одну.

Погода действительно была чудесная. На газонах буйно прорастала свежая поросль, чирикали птицы, свежий тёплый ветерок обдувал лицо. Мы с дедушкой прошлись по главному проспекту. Может быть, кто-то видел нас и удивлялся, но мне было плевать. Когда мы оказались на площади у моря, я решился задать вопрос, который мучил меня давно:

- Дедушка... скажи, а ты не видел там бабушку?

- Где, Медвежонок? - не сразу понял дедушка. - А, вот что ты имеешь в виду. К сожалению, я никого и ничего там не видел. Нет там ничего...

Мы стояли на набережной и смотрели, как дети бросают чайкам хлеб.

Так прошла весна, лето и осень. Мы гуляли почти каждый день, даже когда шёл дождь, иногда с Бертой, иногда к нам присоединялся дядя Карл или дядя Пип. В начале декабря дедушка позвал нас с мамой к себе в комнату и, печально улыбнувшись, сказал:

- Что-то я устал, дочь моя, Медвежонок... Я хочу поспать.

- Папа... - начала было Берта, но не договорила.

- Я посплю, - сказал дедушка. - Спокойной ночи, Медвежонок.

Он лёг, сложил на груди руки и закрыл глаза. Это немного пугало, потому что за все два с половиной месяца он ни разу не ложился на кровать, а проводил ночи сидя на кровати или в любимом кресле. Мы с мамой сидели и смотрели на дедушку. Лицо его пожелтело и снова стало похожее на восковое.

- Дедушка! - я хотел тронуть его за плечо, но мама меня остановила.

- Дедушке нужно отдохнуть, Медвежонок... нужно отдохнуть...

Дядя Карл и дядя Пип спокойно отнеслись к тому, что дедушка умер во второй раз. Они позвонили в похоронное бюро. Потом дядя Карл поехал и долго ругался с директором кладбища, который отказывался делать захоронение в уже существующей могиле. Дядя Карл доказывал, что в тот раз по ошибке закопали пустой гроб. За определённую сумму директор нехотя дал разрешение раскопать тот же участок. В яме нашли обломки прежнего гроба и старые дедушкины очки, но останков там, конечно же, никаких не было.

Все четверо мы вновь попрощались с дедушкой. На этот раз я прошептал: "Спи спокойно, дедушка, отдыхай!" Потом гроб заколотили и опустили в яму. Дядя Карл и дядя Пип переглянулись и пожали плечами. Не знаю, о чём они сейчас подумали.

Мы бросили в яму по горсти земли и стали рядом с могилой. Землекопы натянули рукавицы и привычно заработали лопатами, забрасывая яму чёрными комьями земли. То и дело они бросали на меня и Берту растерянные и почему-то сердитые взгляды. На лицах у нас были лёгкие и светлые улыбки, и, наверное, работники кладбища не привыкли к проявлению таких эмоций. Может быть, им казалось, что мы спятили. Но нам было всё равно. Когда всё было закончено, Берта положила на могильный холм букет, и мы пошли по направлению к кладбищенским воротам. Я поддерживал маму под руку. Тёплые лучи солнца ласкали лицо. Мы молчали и продолжали улыбаться. Уже в воротах Берта сказала:

- Всё же, я рада, что так случилось, да, Медвежонок?

- Да, мама.