Взвесив все "за" и "против", он принял решение. Осталось выбрать конкретную форму осуществления задуманного. И тут он удивился. Он не думал, что, преодолев мучительное главное, застрянет на второстепенном. Не все ли равно КАК! - сердился он на себя. - И тут не можешь без художеств, эстет проклятый! Плюнув, он пошел пройтись.

Мелким дождичком освежила лицо Алексею Андреевичу парикмахерша-осень. Он нажал кнопку зонта, и небольшой черный купол услужливо заслонил его от огромного серого. В двухстах метрах от его дома (а жил Старыгин на окраине города) находилась железнодорожная станция. За ней - чем не место для прогулок? - лесок произрастал. Когда Алексей Андреевич проходил по навесному мосту, под ним, стуча и гудя, пронесся поезд. Нет, только не ТАК! - подумал Старыгин. - Ни поезд, ни авто, ни прыжок с высоты не годятся. Зачем пугать близких и прочих людей изуродованным телом! Чего доброго, и червей - жуткий вид отпугнет. Или, может, они не любят фарша. Останусь тогда навеки необработанным, неочищенным, и не видать мне костяного рая, как своих ушей.

Свернув с грязной дороги, он зашагал по опавшей листве и полегшей желтой траве. Деревья росли не слишком густо, в основном - лиственные, теперь голые, и взгляд, как выведенный на прогулку пес, забегал далеко вперед. Внимание Алексея Андреевича привлекла стая ворон, кричащая и кружившая над одним деревом, на котором болтался, чернея, неизвестный предмет. Что за плод, огромный и бесстрашный, висит тут наперекор наступающим холодам? Старыгин приблизился. Дерево оказалось рябиной, предмет - висельником. Судя по одежде, это был бомж или нищий. Их столько развелось в последнее время, что власти замучились принимать крутые меры. Их отлавливали по всему городу и без суда вздергивали на ближайших фонарных столбах. Неужели озеро казней вышло из берегов! - подумал Старыгин. - Неужели ОНИ докатились до осквернения природы!? Но приглядевшись, он понял, что здесь дело обошлось скорее всего без блюстителей. На стволе рябины перочинным ножом было вырезано: Идите на х..! Я сам. На земле валялись окурки и пустая бутылка из-под водки. Покинутому им миру самоубийца показывал язык. Вместо глаз у него зияли дыры, на голове его сидела ворона.

Алексей Андреевич закурил и подумал, что и этот способ не годится. Плебейская несдержанность в виде высунутого языка претила ему. Да и не зол он был на жизнь, чтобы дразнить ее как бы то ни было. Просто устал он и сделался к ней равнодушным. Пожалуй, его бы устроила пуля. Скромно и мужественно. Но где взять деньги на пистолет и как связаться с черным рынком?

В городе затрещали выстрелы: несколько автоматных очередей. Везет фирмачам, усмехнулся Старыгин, изобилие сопутствует им даже в смерти. Вот для кого не жалеют патронов. Опять какая-то фирма попалась на неуплате налога, и все ее сотрудники поставлены к стенке. Машина налоговой полиции таскает за собой прицеп - передвижную стенку размером 2,5 на 5 метров, выкрашенную "под кирпич", но сделанную из спецсостава, в котором пули вязнут, как мухи в паутине. Сей "панелевоз" всегда сопровождает толпа зевак, и вообще он пользуется любовью у бедных слоев населения как некий символ справедливости. Бедняк, которому, быть может, завтра висеть на фонаре, знает, что и богач не застрахован от стенки, - и утешается этим. Налогоинспекторов в народе ласково называют "каменщиками", а старая поговорка "Его морда кирпича просит"! приобрела на фоне красной стенки новое зловещее звучание.

Аккуратно обходя грязь, Алексей Андреевич возвращался домой. Дождь перестал, и закрытый зонтик служил Алексею Андреевичу тростью. При порывах ветра, как бы приветствуя ветер, брался Старыгин за шляпу. Темнело.

Не вскрыть ли вены, не принять ли яд? Но чтобы пустить в дело нож, нужна крепкая верная рука, а мои руки давно изменяют мне с ДРОЖЬЮ. Насмешу, чего доброго, кур, сделав вместо глубокого разреза царапину. Из ядов же в моем хозяйстве имеется только уксусная кислота. Я помню, как один мужик, после того как жена не дала ему на водку, опохмелился этой штуковиной. Опохмелился он утром, скорая помощь увезла его после обеда, и только к вечеру следующего дня он поймал кайф. Такие муки ожидания меня не устраивают. Мне нужно БЫСТРОДЕЙСТВУЮЩЕЕ средство. Где ты, цианистый калий, где ты, мышьяк, где вы - на худой конец - братья зарин и заман!?

Да, велика смерть, а остановиться не на чем. Шел Старыгин в поисках средства. Вечер шел, ночь и еще один день, но так ни к чему и не пришел. Нервы его стали сдавать. Пусть судьи решают! - махнул он рукой и выбросил в мусоропровод электробритву. И когда настал час бритья, Старыгин лишь злорадно усмехнулся. Через некоторое время улика была налицо, точнее, на лице. Борода сделала Алексея Андреевича преступником. Он вышел на улицу, сел в трамвай и доехал до Комсомольской площади. Его взяли прямо на остановке.

• Что, боярин, жить надоело? - спросил блюститель, надевая ему наручники.
• Да, - чистосердечно признался Старыгин.
• В таком случае надо было одеться похуже. Сейчас бы уже висел на фонаре. А так - придется передать тебя судьям.
• Да здравствует советский суд! - процитировал Алексей Андреевич популярное кино, а от себя добавил: - Хочу напоследок сыграть в судейскую рулетку.
• Ну-ну, - усмехнулся блюститель, - сыграй.

Башня Смерти, куда заключили Старыгина, возвышалась в центре города. Собственно, это было не столько высокое, сколько длинное П-образное здание (город под знаком ПИ), дополненное в одном углу небольшой башенной надстройкой, переходящей в шпиль. Так что ЦЕЛОЕ в данном случае носило название своей части, части хотя незначительной относительно общего объема сооружения, но примечательной с точки зрения архитектуры. Стык башни и шпиля образовывал открытую террасу, огражденную железными перилами. Днем и ночью, круглый год по террасе кружил часовой. В целом же Башня Смерти представляла собой универсальное заведение правосудия, работающее полный, законченный цикл: суд, тюрьма, казнь.

Что может быть хуже ожидания? В этом плане Алексею Андреевичу повезло. Только раз водили его длинными коридорами к следователю. Дело было ясное, и в следующий раз, через неделю после ареста, он уже спускался на первый этаж, в зал суда.

Поочередно они подходили и вытягивали билеты. И возвратясь на скамью, разворачивали их. И по скамье прокатилось волнение. Шептались и переговаривались заинтересованно, как дети, получившие подарки.

• У тебя что?
• Расстрел.
• Тебе повезло. А у меня четвертование.
• Как сказать. Сам знаешь, какие сейчас стрелкИ.

Некоторые вскакивали с мест и громко возмущались: "За что? Вы не имеете права! Дайте мне другой билет"! Но удар дубинкой успокаивал всякого недовольного. А прокурор-адвокат сказал: "Я же сказал, вас судит бог. И все претензии - к нему".

Сидящий рядом бородач обратился к Старыгину:

• Слушай, ты не знаешь, что это за фигня?

Старыгин взял у него билет и прочел: аутодафе.

• О! - промолвил он. - Мужайся, брат, тебя сожгут на костре.

Прежде чем развернуть свою участь он мысленно взмолился: только бы не зоопарк! Не за этим я сюда пришел. Все что угодно, только не зоопарк! И поначалу обрадовался, когда увидел, что это смерть. Но поняв, КАКАЯ смерть, горько усмехнулся. В билете значилось: отравление спиртным. Вот она, ирония судьбы! - подумал он. - С чем боролся, на то и напоролся.

С террасы башни, где кружил часовой, открывался простор. Особенно в сторону реки, к которой сбегала по склону главная улица - Комсомольский проспект.

В синем небе зияла золотая дыра солнца. Бабье лето пришло на смену мужскому, значит, мне пора, подумал Старыгин, пора пуститься следом за пролетающими птицами и самолетами.

На террасе стояло несколько столиков - что-то вроде летнего кафе, куда охранники поднимались перекусить и чего-нибудь выпить. Старыгина посадили за столик. Палач, одетый в черную пару, принес ему на подносе литровую бутылку водки и два стакана: один с томатным соком, другой пустой. Кремлевская - прочел Алексей Андреевич на этикетке. А не мала ли доза? - усомнился он. На что палач ответил: тебе хватит. На все про все у тебя полчаса. А если меня стошнит? Исключено: в соке есть добавка, предупреждающая реакцию отторжения. Запивай каждый стакан несколькими глотками.

Водка оказалась такой же чистой, как день. Жизнь решила порадовать его напоследок. А может, напротив, тут был злой умысел - вызвать в нем чувство катастрофы. Смотри, мол, как тут хорошо! Но тебя это уже не касается. Ты уже отчалил. Ты отрезанный ломоть. Ты не жилец. Подумаешь, ответил Жизни Алексей Андреевич, видал я тебя всякую. А нам необъяснимое приятно и непонятное нам друг. И выпил второй стакан. Вы хорошие ребята, сказал он палачу, но у вас проблема с воображением. Вот как, например, вы назвали мой вид казни? Отравление спиртным. Фи-и! Это приземлено и, кстати, не правильно. Разве я отравляюсь? Нет, я горю и сгораю. Поэтому советую вам сменить название и написать: ДВИГАТЕЛЬ ВНУТРЕННЕГО СГОРАНИЯ. Чувствуете, сразу появляется образ, юмор, а главное, точность. Почему двигатель? Потому что сгорающее тело толкает душу, и та, как ракета, преодолевает притяжение земли. Да, моя душа вот-вот взлетит. Но вы не увидите ее блистательного полета. Чтобы увидеть душу, недостаточно надеть галстук и черную пару. И лакей, напяливший графский камзол, не превращается автоматически в графа. Только РЫБАК, понимаешь, видит рыбака. Вождь вашего племени говорил: учиться, учиться и еще раз учиться. А вождь моего плАмени утверждает: воображать, воображать и снова воображать!

Вообрази, я здесь одна.

Никто меня не понимает.

Рассудок мой изнемогает,

И молча гибнуть я должна.

Впрочем Татьяна Пушкина с ее камерностью не передает сути момента. Мы ведь уже не в камере. Мы уже под парами. Нам сейчас ближе Блок с его:

Мы на горе всем буржуям

Мировой пожар раздуем,

Мировой пожар в крови...

Да я пью, пью. Ваше здоровье... Как, однако, рванули кони! Спасибо, папа, что дал мне прокатиться на своей огненной колеснице. Э-ге-гей! Расступись, зашибу! Вот это скорость! Кони горят, щеки летят. Или наоборот? Все равно - дух захватывает. Сорок оборотов в минуту вокруг Земли. Голова кружится. Довольно! Мне тяжело. Остановитесь. Папа, они меня не слушают! Они несутся обратно к Земле. Я не хочу. Папа, мне страшно...

1996-1997 гг.