Сударева Инна : другие произведения.

Ловите принца! (Щепки на воде)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    обновлённая версия

Посвящаю эту книгу своей дочери, Веронике

***

  
  
   Целиком книга -- на сайте "Призрачные миры"
  
   []
  
  

Не смотри в прошлое с тоской. Оно не вернется.

Мудро распорядись настоящим. Оно твое.

Иди вперед, навстречу туманному будущему,

без страха и с мужественным сердцем.

(Генри Уодсуорт Лонгфелло)

  
  
   Глава первая
  
   Наверно, всякий согласится с тем, что быть старшим сыном - это большой подарок судьбы.
   Кем бы ни был твой отец, ты - его законный наследник. Если он крестьянин, тебе переходят его земля, дом и все хозяйство для жизни и процветания; если торговец, ты наследуешь его дела, капитал, торговые связи, караваны и пути; если сапожник, тебе достанутся ремесло родителя, лавка с запасом кож, шил и игл, и его клиенты; если отец твой судья, тебе в законное пользование переходят его книги, знания, почет и уважение горожан. Даже если отец твой - нищий, получай его суму и посох, и медную монету, что ждет своего часа, упрятанная за подкладку истрепанной куртки. И каждый тогда скажет: вот наследник того-то и того-то, и никто не оспорит права наследования...
   Не так было с первенцем, с наследником грозного короля страны Лагаро - Лавра Свирепого. Этого принца звали МИлин, и ему не повезло.
   Матерью Мелина была красивая и статная леди Аманда. Лавр женился на ней из-за земель, что являлись приданым. Земли именовались Данн, примыкали к Лагаро с юга и славились виноградниками, богатыми садами и весьма плодородными землями. Их, а не синеглазую Аманду, полюбил Лавр. Про свадьбу никто ничего плохого сказать не мог: праздненство получилось красивым и пышным, как и положено королевской церемонии. Но после первой же брачной ночи король словно забыл свою молодую жену: он не касался Аманды, предпочитая постели и объятия своих многочисленных, часто - мимолётных, любовниц.
   Королева же, как и положено молодой здоровой женщине, забеременела и через девять месяцев порадовала государя и государство розовым и толстым младенцем - сыном. Все при дворе восторженно охали и ахали, восхваляя лоно Аманды и прекрасный плод, который оно породило. В стране на семь дней воцарился пышный праздник. В городах на улицах накрывались столы, люди пели песни, плясали, не жалея праздничных башмаков. Все от души веселились.
   Все, кроме государя - Лавра Свирепого. От отца-короля новорожденному Мелину досталось то же самое равнодушие, которым он одаривал его мать.
   Но то, что Аманда родила наследника, изменило ее статус.
   "Королева-мать" в Лагаро было более почетным и значимым званием, чем "супруга короля". Лавру пришлось смириться с тем, что Аманда теперь имела полное право не сидеть безвылазно на дамской половине дворца, а свободно перемещаться по дворцу и дворцовым паркам, и даже присутствовать на государственных советах и заседаниях торговой и военной палат. Она, правда, ни разу и звука не издала на собраниях, где была единственной женщиной, и сидела даже не за столом переговоров, а на специальном балконе, слушала речи выступающих и наблюдала за происходящим в зале. Однако очень скоро королева перестала посещать советы и заседания, поскольку там она не находила для себя ничего, кроме скуки, а скучать ее величество не любила. Аманду, как всякую знатную леди, с детства готовили быть верной и внимательной супругой тому, кто выберет ее себе в жены, быть заботливой матерью своим будущим детям. Ее никогда не обучали премудростям управления и дипломатии, она не умела принимать самостоятельные решения. Потому Аманда вполне правильно посчитала: ей будет лучше не вмешиваться в государственные дела, ибо это - удел мужчин.
   Однако короля Лавра не устраивало и такое положение дел. Потому, что его супруга, получив больше свобод во дворце, принялась этой свободой пользоваться по своему усмотрению. Всеми возможными способами она начала портить жизнь фаворитке государя, белокурой и длинноногой леди Корнелии. В основном это были нехитрые мелкие пакости, которые одна дама имеет возможность делать другой. Вроде подсыпки перца в пудреницу, порчи одежды и обуви, подкидывания в покои соперницы блох, мышей, ужей и так далее. Это все были мелочи, но когда мелочей становится много, они вполне могут обратиться в кошмар.
   Леди Корнелия первое время стойко держала оборону и даже пыталась отвечать чем-то подобным, используя свое привилегированное положение. Она рядилась в яркие и пестрые платья с вызывающими декольте и разрезами в юбках, демонстрируя более соблазнительные, чем у королевы, формы; на людях целовала короля в щеку и даже в губы, на балах и приемах, разодетая в шелка и золото, старалась быть к нему поближе, дабы насолить Аманде, некстати подурневшей из-за своей ревности, вечно плохого настроения и бессонных ночей.
   Королева самозабвенно мстила за свою попираемую гордость: свидания короля с любовницей в парках и укромных уголках дворца часто подвергались опасности быть обнаруженными. За ними постоянно следил кто-нибудь из окружения королевы, потом доносил об увиденом Аманде, а она, пылая справедливым гневом, бросалась искать супруга и тут же выговаривать ему много нелицеприятного.
   В конце концов, Лавру все это надоело. Он не привык терпеть что-либо от кого-либо. И прозвище Свирепый не просто так ему далось. В свое время из слабого и разобщенного Лагаро он соорудил крепкое и грозное государство. И сделал это, не особо разбираясь в средствах.
   Король Лавр был не из тех мужчин, которые мирятся с капризами жены и с разладом в собственном доме.
   Однажды, выслушав очередную порцию жалоб и вздохов от своей любовницы по поводу вздорности королевы, он решил, что пришло время положить конец проблеме.
   Встав из кресла, в которое он присел, чтоб насладиться бокалом красного вина, король, громыхая тяжелыми рыцарскими сапогами, прошел на половину супруги.
   В это время две придворные дамы помогали Аманде укладывать и украшать волосы.
   Лавр рявкнул им "вон пошли!", дождался, пока девушки, побелевшие от испуга, бегом уберуться из комнаты, и ступил к супруге. Во взгляде короля полыхала звериная ярость.
   Аманда здорово перерусила - у неё даже в глазах потемнело, а где-то в позвоночнике все наполнилось слабостью и липким холодом. Но она и вида не подала, что боится, лишь плотно, до боли в костяшках, сцепила вместе пальцы рук, напомнила сама себе, что она королева; гордо впрямила спину и высокомерно спросила нависшего над ней супруга:
   - Что за бесцеремонность? Что нужно?
   - Ур-рок приподать! - прорычал Лавр и, больше не говоря ни слова, со всей силы ударил Аманду по щеке.
   Бедняга тонко ахнула, отлетая к голубой в золотые розы стене, а, упав, больше не пошевелилась. Рассыпались по полу жемчуг и бирюза из ее порвавшихся бус, жалобно зазвенел, катясь под кресло, тонкий обруч серебряной короны.
   - Оставь Корнелию в покое! - прогрохотал король над Амандой и вышел из комнаты так же стремительно и шумно, как и вошел: он был уверен, что с этого момента проблема "жена--любовница" решена.
   Аманда тихо и неподвижно пролежала на своих узорчатых коврах около получаса, пока наконец дамы её свиты, испугавшиеся грозного короля, осмелились вернуться в покои. Они попытались привести королеву в чувство, и только тогда увидели, что их госпожа мертва: изящная шея не выдержала сильного удара о стену и переломилась...
  
   Так принц Мелин, наследник престола, имея всего два года от роду, стал сиротой. И можно было бы сказать, что круглым сиротой. Потому что после смерти леди Аманды Лавр совершенно перестал обращать внимание на сына. Может быть потому, что, видя малыша, грозного короля начинала мучить совесть?
   Словно понимая, какое несчастие с ним приключилось, мальчик теперь плохо спал, плакал почти каждую ночь, изводя своих нянюшек. Лил слезы он и днем: даже в парке, во время прогулок иногда вдруг садился на траву и начинал плакать. Но не ревел, а еле слышно всхлипывал и пускал влагу из глаз по щекам в два ручья - так Мелин горевал по маме, которая почему-то не приходила с ним играть. Он похудел, побледнел, стал вялым и печальным, а по дворцу поползли всякие разговоры о том, что король сгубил нелюбимую супругу, а теперь и сына решил заморить.
   Лавр приказал убрать мальчика из королевского дворца, чтобы не видеть самому и не давать видеть другим страдающего ребенка.
   Мелин и вся та прислуга, что ему полагалась, переехали в дальнее поместье государя - в Кленовую усадьбу. Туда Лавр уже давно не заглядывал и не планировал заглядывать. Поэтому и посчитал, что усадьба вполне годится для того, чтоб разместить там нелюбимого сына. Да-да, похоже после смерти Аманды, нелюбовь Лавра к ней никуда не делась, а перешла на Мелина, маленького, глупого и бессловесного ребенка.
   В этой своеобразной ссылке крохе-принцу было не так уж и плохо. Из мрачной и враждебной атмосферы королевского дворца он попал в дружелюбный и простой мир деревни, где все, от дворника и садовника до дворецкого и управляющего, оказались ему рады и принялись всячески пестовать малыша.
   Все то время, пока принц жил и рос в Кленовой усадьбе, он никуда не выезжал, никто не приезжал к нему. Только наставники сменялись. Один учил принца грамоте, письму, пению и танцам, второй - математике и астрономии, третий - истории и географии. Был и еще один учитель - высокий, худощавый и совершенно седой мастер Герман. Его Мелин просто обожал. Герман учил его самому главному: верховой езде, фехтованию, рукопашному бою и стрельбе из лука! И вот что принц полюбил сразу и всей душой - драки на палках и на кулаках! Даже получая на орехи во время каждого занятия от довольно сурового наставника, мальчик не терял интереса к искусству "мордобоя". Учитель был строг, но учеником оставался доволен: принц обладал прекрасной реакцией, послушно отжимался и подтягивался, прыгал и бегал длинные дистанции, стараясь сделать свои мальчишеские мышцы сильнее и больше, а в бою не желал сдаваться даже тогда, когда Герман сбивал его с ног, хватал поперек, поднимал вниз головой и тряс, заставляя просить пощады.
   - Умру, а не сдамся! - пыхтел Мелин, сверкая глазами, и выворачивался, старался укусить учителя за колено.
   Герман в такие минуты хохотал и сам сдавался, говоря:
   - Уступаю вашему упрямству, мой крошка-лорд!
   Любил мальчик и прогулки верхом. Правда, он никогда не выезжал за пределы усадебного парка, но все равно в те минуты, когда несся на низкорослой белой лошадке, игнорируя тропки и дорожки, очень радовался, ощущая себя свободным, как птица.
   Еще старший сын короля Лавра любил читать. И не что-нибудь, а стихи и рифмованные легенды.
   В Кленовой усадьбе была неплохая библиотека, и учитель грамоты, старый, толстый мастер Леонат, любивший пироги с курятиной и черносливом, довольно поглаживал брюшко, когда обнаруживал воспитанника в этом книгохранилище. Мелин лежал на животе на широком дубовом столе, болтал ногами в воздухе, поглощал медовые крендели и читал старинные пожелтевшие свитки и фолианты в богатых, украшенных золотом и серебром, переплетах. В них было много интересного про давние времена, про рыцарей и прекрасных дам, драконов и коварных колдунов. А еще - много красивых стихов о любви и преданности. Эти стихи приводили мальчика в восторг не меньше, чем хитрые фехтовальные и рукопашные приемы Германа.
   Так, довольно безмятежно, пролетели для наследного принца первые десять лет жизни.
   В Кленовой усадьбе Мелин окреп и подрос, поздоровел и повеселел, превратился в глазастого, румяного парнишку с длинными руками и ногами. Никто из поместья не мог сказать о нем ничего плохого, потому что со всеми мальчик держал себя приветливо и дружелюбно. Он играл в снежки, салки и прочие игры с детьми прислуги и никогда не пользовался своим положением, чтоб наказать того, кто в затеях был первее его. Кроме того, принц Мелин делился со своими приятелями тем, что он получал от книг: он рассказывал дворовым мальчишкам и девчонкам о том, какие есть страны, горы и реки, что происходило в их стране в прошлые века, читал им стихи и сказки. Такие истории приходили слушать и взрослые жители Кленовой усадьбы.
   Все вокруг любили кроху-лорда, а он любил тех, кто его окружал...
  
   Как-то раз Мелин на утреннем занятии по чтению, краснея и смущаясь, вручил мастеру Леонату лист бумаги, исписанный по-детски аккуратными, круглыми буквами.
   - О! - обрадовался учитель. - Стихи, ваша милость? Ваши?
   - Ну, да, - ответил принц, становясь похожим на вареный бурачок. - Я вчера вечером их сочинил.
   - Замечательно, - поспешил похвалить старание ученика учитель. - Ну-ка, почитаю, - Леонат спешно нацепил маленькие очки на свой крупный, мясистый нос и повел глазами по строчкам:
  
   "Ах, милая мама, была б ты со мной,
   Не плакал бы я ночью темной и злой.
  
   Я б руки твои целовал и ласкал,
   Тебе бы молитвы я все посвящал..."
  
   - Мальчик мой, это очень красиво, - довольно закивал учитель, дочитав до конца. - Много нежности и доброты - славные строки. Твоя матушка была бы счастлива, прочитав такое.
   - Но она не прочитает, - вздохнул Мелин, чуть нахмурившись.
   - Да-да, - с грустью в голосе согласился Леонат. - Но, ничего не поделаешь. Не печалься...
   - Я и не печалюсь, - буркнул мальчик. - С чего мне печалиться? Я даже ее лица не помню, и голоса не помню. Ничего не помню, - он вздохнул и подошел к окну, замер, наблюдая за тем, как ветер стрясает золотистые листья с ивы. - А мой отец? Почему он не приезжает ко мне? Разве я обидел его чем-нибудь? - Мелин повернулся к наставнику, и тот увидел, что серо-голубые глаза мальчика вдруг блеснули влагой. - Ни разу он не навестил меня. Даже в мой день рождения... А мне бы так хотелось его увидеть. Очень-очень. Можно ли это?
   Такой вопрос, надо сказать, застал мастера Леоната врасплох. Насчет того, как поступать в том случае, если принц попросить о встрече с отцом, никаких распоряжений никогда не было.
   - Мальчик мой, - начал, чуть прокашлявшись, учитель, - ваш отец - король, он весь в делах и заботах о государстве. Наверное, у него просто нет времени, - и тут мастер Леонат крякнул с досадой, понимая, что сказал откровенную глупость.
   За десять лет не найти времени для собственного сына? "Ах ты, Господи, это никакой занятостью не оправдаешь", - подумал наставник.
   Он погрустнел еще больше. Потому что прекрасно знал, почему король Лавр забыл-забросил своего сына. Его величество давно обзавелся новой семьей.
   Лавр недолго грустил по погибшей Аманде. Ровно год он проходил в трауре, как и было положено, а потом спешно обвенчался со своей ненаглядной Корнелией. Нельзя сказать, что она была в восторге от такой скорости: ей казалось, что свадьбу они играют на могиле покойной королевы. Но это недовольство быстро прошло - его заглушили все те прелести, которые прилагались к титулу королевы и любимой супруги.
   Очень скоро Корнелия родила Лавру сына - Патрика, через два года - еще одного, которого назвали Дереком. Так постепенно, погрузившись в привычные дела и заботы, видя перед глазами любимую женщину и желанных сыновей, король Лавр даже забыл, что где-то далеко есть Кленовая усадьба, а в ней живет-растет принц Мелин, его первенец и законный наследник...
   Звонкий голос Мелина прервал такие мысли мастера Леоната:
   - Если у отца нет времени приехать ко мне, я тогда сам поеду к нему! Я напишу стихи и подарю ему! Я нарисую для него маки в вазе! Я покажу все, чему научился. Для него я подстрелю утку! И станцую, и спою! Покажу, как Герман научил меня управляться с мечом! Да! Простите, мастер, но я побежал готовиться! - и принц сорвался с места.
   - Минуту! Минуту, мальчик мой! - спохватился учитель, цепляя Мелина за рукав. - Я вас прошу - не торопитесь. Иначе у вас что-нибудь плохо получится...
   На самом деле, мастер Леонат хотел, чтобы эта "подготовка" заняла как можно больше времени. Он решил, что сперва необходимо доложить о намерениях кронпринца королю, чтобы не получилось какого-нибудь неприятного сюрприза...
   - Я понял, понял, - закивал Мелин. - Я не буду торопиться. Поспешишь - людей насмешишь, а я не хочу, чтоб отец был мною недоволен.
   Мальчик был очень рад. Ему казалось, что правильное решение найдено, и то, что он задумал, изменит все к лучшему. Поэтому, прыгая, словно молодой, резвый козлик, принц помчался в свою комнату: ладить перья для написания стихов, готовить кисти и краски для рисунка. По дороге в коридоре шаловливо ткнул пальцем в толстый живот мажордома, а по лестнице на второй этаж заскакал через ступеньку, напевая веселую песню.
   Ах, наверное, никогда еще не был так счастлив Мелин, наследный принц королевства Лагаро.
  
   Глава вторая
  
   Прошла неделя, хлопотная для Мелина и других обитателей Кленовой усадьбы.
   Холст с маками, нарисованными на довольно высоком для двенадцатилетнего художника уровне, уже был готов, оправлен в тонкую буковую рамку и ждал, когда его бережно завернут в чехол и погрузят в повозку. Лист со стихами, которые сочинялись три дня, принц сам аккуратно скрутил в трубочку, перевязал серебряным шнурком, а за шнурок перед самым отъездом собирался засунуть зеленую ивовую веточку - чтоб получилось красиво и необычно.
   - Папе понравится, - довольно говорил он, рассматривая приготовленные подарки.
   Затем он отправился примерять новый дорожный костюм и новые сапоги. Все это сшили специально к его поездке.
   Мелин твердо решил отправиться к отцу. И отдал для этого все необходимые распоряжения: готовились фургоны, провиант и прочее для недельной поездки. Именно столько времени занимал путь из Кленовой усадьбы в королевский замок Синие Флаги.
   Но ехать никуда не пришлось.
   Стедующим утром у высокой ограды Кленовой усадьбы затрубил рожок, привратники открыли тяжелые кованые ворота, и к крыльцу на длинноногом вороном жеребце подлетел герольд в синем плаще с золотыми королевскими гербами и громко, чтоб все слышали, прокричал:
   - Мне нужен лорд Мелин!
   - Я тут! - спешно выбежал к всаднику мальчик.
   Сердце его затрепетало при виде гербов. Он подумал, что, может быть, отец-король послал за ним, чтоб сказать "вот я нашел время - я хочу тебя видеть - я прислал за тобой своего гонца".
   Не покидая седла, герольд развернул свиток с тяжелыми печатями на красных шнурах и торжественно зачитал приказ короля:
   - Повелением государя нашего, Лавра, прозванием Свирепый, лорд Мелин, сын короля Лавра и дамы Аманды из Данна, официально лишается права наследования короны. Отныне зваться ему следует не наследником Лагаро, а просто графом Лагаронским. Отныне лорду Мелину запрещается покидать пределы Кленовой усадьбы до тех пор, пока не будет на то особого повеления его величества короля Лавра, прозванием Свирепый. Всем живущим в Кленовой усадьбе под страхом смерти велено следить за исполнением этого приказа, во всем прочем приказано преданно служить лорду Мелину, дабы не знал он ни в чем нужды и не терпел ни от кого обиды. Это воля короля! Скреплено подписью и печатью его величества!
   - Боже мой, - не сдержал изумления мастер Леонат, что вышел на крыльцо, спустился по ступеням во двор и теперь стоял рядом со своим воспитанником, пока оглашали королевскую волю. - Как это? Почему это?
   Мелин сделался белее снега. В его глазах застыли слезы, а зубы до крови прокусили нижнюю губу.
   - Все ли слышали приказ короля? - с высоты своего вороного коня зычно спросил герольд.
   Все, кто был во дворе, отозвались, хоть и хмуро, но согласно. Только юный лорд Мелин молчал, став подобным фигуре из камня.
   - Все ли? - громче повторил свой вопрос герольд, в упор глядя на мальчика.
   Тот вытянулся в струнку, гордо расправив свои пока еще узкие плечи и ответил, со всей возможной твердостью в голосе:
   - Я слышал приказ короля!
   Всадник наклонился с седла к подошедшему мастеру Герману, вручил ему свиток с приказом, отдал юному лорду честь и развернул коня обратно к воротам, которые еще не успели закрыть. Но их закрыли. После того, как герольд уехал.
   - Вот, значит, как, - прошептал, закрывая полные слез глаза, Мелин, и крупные капли, потревоженные стиснутыми веками, хлынули по его белым щекам, но голос ничуть не дрогнул. - Вы врали мне. Вы все врали мне! - выкрикнул он тем, кто был сейчас во дворе. - С первых моих дней, что я здесь! Отец никогда не хотел меня видеть! Он никогда не любил меня! И моя мать! О, я же слышал ваши разговоры на кухне! Но я верить не хотел! Ты, Валлис! - обернулся он к толстому повару. - Ты ведь говорил: ходят слухи, что мой отец убил мою мать! Что он не любил ее! Отвечай, это так?!
   Никто ему ничего не ответил.
   - Все лжецы! - уже рыдая, закричал мальчик. - Все предатели! И это усадьба для меня всего лишь тюрьма! Ненавижу вас всех! Ненавижу! Убирайтесь! Прочь все! - и швырнул в первого попавшегося человека свой деревянный меч, которым до приезда герольда рубился с мастером Германом на заднем дворе.
   Потом сорвался с места, пихнул в сторону кухонную девчонку с посудой в руках - тарелки, миски полетели на каменные плиты двора и разбились, разбились вдребезги, как все его надежды и мечты - и бросился бежать, сломя голову, в парк.
   - Кто-нибудь! Догоните его! - завопил мастер Леонат, маша руками. - Бог мой! Зачем я это сделал?!
   - Что сделал? - тут же подскочил к нему Герман. - Что ты сделал?!
   - Я написал письмо королю, - сознался Леонат. - О том, что наш мальчик хочет приехать к нему, хочет увидеть его, хочет привезти ему подарки...
   - Ах ты, жирная скотина! - не сдержал грубости старый воин и даже замахнулся на Леоната. - Разве не мог сообразить, что этим и кончиться?! Убить тебя мало! - и, прихрамывая на когда-то раненую ногу, побежал догонять Мелина. - Мой лорд! Мой маленький господин! Постойте! Подождите!
   Но Мелин ничего не видел и не слышал. Он бежал все глубже и глубже в парк, не разбирая, куда и зачем, продираясь сквозь малинники и ельники. Ему просто хотелось убежать, куда-нибудь подальше, чтоб не видеть никого из тех, кто жил рядом с ним в Кленовой усадьбе.
   - Ненавижу! Ненавижу! - как заклятье, цедил он сквозь зубы.
   В его ушах все еще звучал зычный и строгий голос герольда - каждое слово будто врезалось в мозг и причиняло боль.
   Глаза застили слезы, дорогу Мелин плохо разбирал, и потому на одном из поворотов его ноги зацепились за какие-то корни, и мальчик кубарем полетел в овраг, больно обдираясь.
   Упав на дно, в заросли папоротника, он сильно ударился головой и потерял сознание.
   Через пару минут в нескольких метрах от оврага пробежал, уже сильно хромая, мастер Герман. Он потерял Мелина из виду, но продолжал звать его и искать.
   Нашли бедного маленького лорда только к закату: все, кто был в Кленовой усадьбе, с факелами принялись обыскивать парк.
   Он уже пришел в себя и лежал, свернувшись клубком на дне оврага, совершенно мокрый от вечерней росы. Все это время мальчик плакал, тихо и горько. Его бил сильный озноб, а на голове, над правым виском проступила внушительная багровая шишка.
   Конюх, что нашел Мелина, поднял его, дрожащего и поскуливающего, и спешно понес в дом, где ждали заботливые руки нянюшек, теплая ванна, ужин, постель и горячий чабрецовый чай. На утро следующего дня стало ясно, что мальчик серьезно заболел.
   Хворал Мелин долго - больше месяца - и как-то упорно не желал выздоравливать. Какие только средства ни применял старый доктор, что уже лет тридцать жил в усадьбе и лечил ее обитателей, жар все равно возвращался, а озноб не ослабевал. К тому же первое время мальчик отказывался есть. И только когда ему пригрозили, что станут кормить насильно, он покорно съел молочный суп.
   У доктора создалось впечатление, что Мелин сознательно не хочет идти на поправку. И об этом он сказал наставникам, которые частенько сидели на диване у дверей спальни воспитанника и вполголоса переговаривались о возникших несчастиях.
   - Все-таки это странно, - говорил доктор. - Насколько помню, наш маленький господин с младенчества отличался крепким здоровьем.
   - Да-да, - кивал совершенно упавший духом и даже заметно похудевший мастер Леонат. - На моей памяти - легкий осенний насморк года три назад и все. Как-то вот он даже под дождь попал, когда верхом катался, и ничего с ним не случилось.
   - Может вам, любезный писака, - весьма ядовито заговорил мастер Герман, - еще раз написать королю? Чтоб приехал, проведал сына. Мальчику не хватает родительского тепла - только и всего. Король для него - единственный родной человек на этом свете. Тут и без ваших лекарств да научных трактатов все ясно.
   - Чтоб вы знали - я уже написал, - надувшись и побагровев на эпитет "писака", отвечал Леонат. - Да только ни ответа, ни привета из Синих Флагов.
   - Тогда я вот что сделаю! - вспыхнул мастер Герман. - Завтра же поеду к королю! И все ему скажу! Все, что думаю! Разве это правильно: так обращаться с собственным ребенком? Или он, в самом деле, хочет уморить мальчика в этой усадьбе?
   Леонат нахмурился, услыхав такое, забарабанил пальцами по столику.
   - Может, не стоит торопиться? - осторожно заговорил доктор. - Может, короля просто рассердило самовольство принца? Пройдет время, его величество успокоится, остынет и станет более милостив к сыну?
   - Говоря честно, я так не думаю, - покачал головой мастер Леонат. - За десять лет он ни разу не появился в Кленовой усадьбе, он не видел нашего мальчика, не жал его руку, не возил на своем коне. Разве это признаки отцовской любви? У королей все не так, как у простых людей... Боюсь я, что если вы, Герман, поедете к государю и станете упрекать его, это обратится для Мелина новыми неприятностями. Король обозлиться, рассвирепеет и... страшно подумать, чем это все кончиться.
   - И что вы предлагаете? Жить, как раньше жили, надеясь на то, что король попросту забудет о нас? Но ведь одним прекрасным днем мальчик перестанет быть мальчиком. Он вырастет, станет мужчиной, многое поймет... хотя он уже многое понял, - махнул рукой мастер Герман. - Что тогда? Вечно так быть не может. И я боюсь, что однажды Лавр захочет, чтоб Мелин пропал, чтоб его не стало.
   - Святой Боже! - не сдержали возгласа ни доктор, ни Леонат.
   - Парня надо увезти и спрятать, - зашептал фехтовальщик, хватая товарищей за плечи. - Пусть принц Мелин исчезнет сам собой. Пусть это будет как несчастный случай. Глядишь, проживет наш мальчик и так, где-нибудь вдали от королевского надзора. Хорошим человеком вырастет, женится, семью заведет, хозяйство...
  
   А Мелин плакал. Лежал на животе в своей широченной постели, уткнувшись лицом в подушку, белоснежную, с вышитыми васильками, и плакал, тихо-тихо. Теперь всегда, когда из комнаты выходили, он давал волю слезам. Обида душила его, делала каждый вздох болезненным и горьким, словно воздух в комнате был ядовитым.
   Напротив постели на подставке так и осталась та картина, что он рисовал для отца: крупные, алые, распустившиеся маки с черными глазками, в пузатой белой вазе, на подоконнике окна. Ставни распахнуты, за ними - солнечный день, зеленая лужайка и крохотная береза вдалеке. Теперь все, что так хвалили его учителя, казалось Мелину уродливым и противным. И цветы, и ваза, и окно.
   После жгучей обиды нахлынула не менее жгучая злость - голове стало жарко.
   - Идиот, кому нужна твоя мазня? - зарычал сам на себя мальчик, и в рыке этом слышался гнев мужчины. - Для кого ты старался? Кому стихи писал? Дурак!
   В одном отчаянном порыве он подхватился с постели и рванулся к столу, где все еще лежал свернутый в трубку и перевязанный серебром листок со стихами. Безжалостно схватил его и швырнул в камин, куда теперь, во время его болезни, постоянно кидали дрова.
   - Гори в огне все прежнее во мне, - вдруг прошептал он в рифму и криво, жестко усмехнулся.
   Потом обернулся к картине с маками, собираясь и с ней сделать что-нибудь вандальское, но насторожился, подобрал полы длинной ночной рубашки и на цыпочках подошел к двери, ловко избегая скрипучие половицы. Из-за двери как раз донесся возмущенный вскрик Германа, что он сам поедет к королю за милостью для него, Мелина.
   Весь последующий разговор наставников и доктора юный лорд слушал внимательно, сосредоточенно хмуря свои тонкие, темные брови.
   - Исчезнуть? Неплохо, - вновь ухмыльнулся он, а глаза его внезапно блеснули серой сталью. - Только не для того, чтоб стать каким-нибудь фермером,пропахшим навозом. Завести семью? Ха! Зачем семья вообще? Чтоб ненавидеть свою жену? Ненавидеть сына? Лишать его наследства? Ха! - брови его нахмурились грознее некуда, и стал мальчик похож на злого, взъерошенного волчонка.
   Он легко и быстро вспрыгнул обратно в кровать, улегся глубже в подушки, но уже не затем, чтоб плакать.
   - Думай, старичок, - бормотал сам себе Мелин, и морщина на его лбу стала еще глубже. - Если и исчезать, то лишь затем, чтоб в один прекрасный день вернуться. И вернуться за тем, чтоб потребовать свое, все и сразу! Можно ведь и так сделать...
   Открылась дверь, и в спальню вновь явился старый доктор. Он услыхал-таки шлепанье босых ног принца и решил проверить, все ли в порядке.
   - Ваша милость, вы вставали?
   - Да, - кивнул, прогнав с лица жесткость и тревогу, Мелин. - Мне захотелось выглянуть в окно. Сегодня отличный день. И я хочу есть!
   - Замечательно, - радостно улыбнулся доктор. - Я вижу: вам лучше.
   - Я тоже так думаю, - ослепительно улыбаясь в ответ, сказал мальчик.
   С этого дня его болезнь начала быстро сдавать позиции.
  
   Глава третья
  
   Через полгода принц Мелин, в самом деле, исчез из Кленовой усадьбы. Но не так, как запланировали его наставники.
   Герман и Леонат прекрасно понимали, что, позволив мальчику выйти за пределы поместья, они нарушат королевский приказ. Поэтому оба учителя постарались осуществить задуманное как можно более осторожно.
   Раз в месяц в Кленовую усадьбу приезжал обоз с провизией из соседней деревни. Пять объемных фургонов, груженых мясом, зерном, овощами и прочими необходимыми для сытной и вкусной жизни продуктами. Именно с этим обозом и решили вывезти Мелина в "большой свет" его наставники.
   - Я договорился со своим кузеном, - рассказывал Леонату и доктору мастер Герман. - Он живет на хуторе Полужье. Три дня езды отсюда. Они с женой бездетные, и с радостью примут мальчика. Я не говорил им, что это будет принц Мелин. Я назвал мальчика сыном одного из моих умерших друзей. Пусть так будет. Не стоит посвящать в наши планы еще кого-то.
   - А как мы прикроем пропажу мальчика? - недоумевал мастер Леонат.
   - Пустим слух, что он утонул в реке...
   Через Кленовую усадьбу текла довольно широкая, быстрая река Вирка. И назвали ее так неспроста.
   Воды Вирки имели славу коварных: затягивали неопытных пловцов на глубину, переворачивали легкие лодки в ненастную погоду, подмывали берега, забирая в свои волны вместе с землей кусты и деревья. Из-за их норовистости однажды целый рыбацкий дом обрушился в поток. Хозяева спаслись, успели выскочить, но их пятилетний сын достался реке.
   Поэтому на своенравную, коварную Вирку и собирались заговорщики свалить исчезновение Мелина. Это им казалось вполне правдоподобным.
   - Но тело? - все сомневался доктор. - Откуда мы возьмем тело, чтоб не было сомнений?
   - Это вовсе необязательно, - отвечал Герман. - Бывает так: утонул человек, а тела и не нашли. На дно, под корчи утянуло - мало ли.
   - Это поставит нас под ужасный удар, - пробормотал Леонат. - Король, что бы там ни было, даст волю своему гневу, когда узнает, что мы не досмотрели маленького лорда.
   - Я готов к этому, - уверенно тряхнул головой Герман. - Моя жизнь идет к закату, я много повидал, много сделал. Мне помирать не страшно. А у мальчика все впереди...
   - О, вы правы, правы, - зашептал Леонат. - Мне бы хоть каплю вашей твердости, вашей отваги. Но как бы ни тряслись мои старые поджилки, а я не стану отказываться от нашего плана... Если и погибну, то с уверенностью в том, что я сделал все возможное для того, чтоб наш маленький господин жил долго и спокойно, вдали от опасных течений...
   Само собой, наставники заранее сообщили Мелину о своих планах, и мальчик, пусть не сразу, а для порядка поупиравшись и посомневавшись, согласился с тем, что ему крайне необходимо исчезнуть из Кленовой усадьбы.
   Поэтому, когда приехал обоз, Мелин был готов: он переоделся в крестьянскую одежду - полотняные штаны, рубаху и куртку, вязанную из толстых шерстяных ниток. На ноги надел кожаные гетры и грубые башмаки, голову укрыл капюшоном и шляпой с широкими обвисшими полями, а шею и нижнюю часть лица замотал платком. Таким нехитрым способом, еще для полноты образа сгорбив спину, превратился принц Мелин в кого-то, очень похожего на кухонного мальчишку.
   Мастер Герман вывел парнишку к крестьянам-возницам, когда те разгрузились и выпили по чарке березовой настойки, которую обыкновенно подносила им ключница, и уже собирались поворачивать дышла фургонов к воротам.
   - Слышьте, парни, - сказал он, - тут у нас один малец приболел, из кухонной прислуги. Кашляет, чихает да сморкается - спасу нет. Хочу его в деревню отвезти, к тетке одной, чтоб не сморкался тут, в доме. Не подвезете нас? Мы не обидим, - и показал крестьянам серебряную монетку.
   Для правдоподобности Мелин старательно покашлял и посморкался и покряхтел, словно измученный многими хворями старичок.
   - А это не заразно? - опасливо спросил один из возниц, почесывая плешивый затылок. - Монетка - оно, конечно, неплохо, но не хотел бы я захворать так, как этот малый. Мне болеть нельзя - мне семью кормить надо.
   - Пока у него рот и нос замотаны, не заразишься, - успокоил крестьянина мастер Герман, поглаживая шею лошади.
   - Ну, ладно, - кивнул другой возница, загорелый до черноты мужчина лет сорока. - От нас не убудет. Лезьте в фургон. Только смотри, парнишка, - он погрозил Мелину своим огромным и волосатым кулаком, - репу-то не разматывай, кашляй в свой платок, а не в меня, а то в репу свою хворую и схлопочешь.
   - Хорошо, - пискнул мальчик, мотая на ус и "репу", и "схлопочешь" - эти понятия, он чувствовал, могли пригодиться в новой жизни, которую он решил начать...
  
   Так впервые за десять лет юный лорд Мелин покинул Кленовую усадьбу. Забрался в фургон, улегся за тюки с сеном (так велел ему Герман) и даже весело хохотнул, увидав, как через пару минут закрылись за ним ворота поместья-тюрьмы.
   "Все, старичок, все! Вот так просто все получилось, - с восторгом думал Мелин, не обращая внимания на тряску и жесткое днище фургона. - Теперь - не упусти момент - только и осталось!"
   Не собирался он жить на хуторе Полужье и изучать крестьянские премудрости.
   Поэтому когда, по его мнению, фургон отъехал достаточно далеко от Кленовой усадьбы и оказался в сосновом бору, мальчик незаметно для сидящих на облучке возницы и Германа выскользнул из повозки и тут же схоронился в придорожных кустах. Обождал, пока подводы не скроются за поворотом, подхватил свою сумку с запасами, которую ему собрали наставники, и кинулся бежать по первой попавшейся тропке в глубину леса.
   Несся, подпрыгивая и напевая веселую песенку. Ее он слышал как-то раз от молодого пастуха, который гнал стадо коз мимо усадьбы:
  
   Хей-хей, веселей,
   Рук-ног не жалей!
  
   Прыгай выше и бодрей,
   Но коленки не разбей!
  
   Погода была такой прекрасной, какой бывает она каждый год в бабье лето. Сквозь поднебесные шапки сосен щедро лился теплый солнечный свет, под ногами чуть шуршала податливая рыжая хвоя, и настроение Мелина взлетало все выше, как паутинки с осенними паучками-путешественниками. Куда бежать, что будет дальше - мальчика не волновало. Исполнилась его давняя мечта: он вырвался на свободу и стал сам себе хозяином. Весь мир казался принцу его собственными владениями и ничуть не пугал.
   Мелин подобрал какую-то палку и, петляя меж сосен, сшибал по пути всякие мелкие ростки. Часто, вместо того, чтоб оббежать какое-нибудь препятствие, будь то валун или муравейник, он, не сбавляя скорости, легко, как резвый олененок, перепрыгивал его и спешил дальше, весьма довольный своей прыгучестью. И напевал, и продолжал:
  
   Прыгай-прыгай, не зевай,
   Землю-матушку толкай!
  
   Усталости не было и в помине. С каждым прыжком, с каждым вдохом, что наполнял легкие свежими запахами бора, в мальчике вскипал восторг. Мелин теперь точно знал - свобода пахнет хвоей и мхом!
   Лес поредел, стали попадаться молоденькие, пушистые ельники и тонкие березки, душистые кустарники, которые тоже вполне годились для перепрыгивания. Один такой подвел принца: перемахнув через его густые ветви, Мелин поздно заметил, что за кустами - довольно крутой берег речки, и, растерявшись, оступился.
   Быстро покатился вниз, взметая песок во все стороны, и врезался кому-то в место пониже спины. Этот кто-то сидел на корточках у края воды и умывался. А, получив от Мелина "пинок", с обиженным и возмущенным воплем громко ухнул в реку. Принца, затормозившего благодаря этому столкновению, окатило шквалом довольно холодных брызг.
   - Какой труп это сделал? - проревел, взвиваясь из воды, длинный, тощий парень лет шестнадцати, светлый волосами и бровями. - Ах ты, молокосос! Ну, готовься - помрешь молодым! - это он пообещал, увидав Мелина, который сидел на песке и мотал головой, чтоб быстрее прийти в себя после скоростного спуска.
   Парень выбрался на берег и тут же, не обращая внимания на то, что было холодно, а он вымок до нитки, кинулся к принцу, схватил его за грудки и пару раз сильно встряхнул, как служанка перину.
   - Руки! Руки прочь! - запыхтел, ярясь и выкручиваясь из вражьих рук, Мелин.
   - А то что? А то что? - поинтересовался парень, передразнивая по-мальчишески тонкий голос принца. - У-гу-гу, грозный прыщ!
   Конечно, он мог поиграть, подразниться с ним, как кошка с добычей: все-таки принц был младше, мельче и, соответственно, слабее. А над слабыми многие не упускают возможности поиздеваться.
   - А вот что! - неожиданно для парня огрызнулся Мелин и быстро, точно ударил врага кулаком в кадык.
   Долговязый хрипло квакнул, выпустил мальчика и схватился за горло. Принц, отскочив назад, не побежал - он бросил свой мешок, сжал пальцы в кулаки и поднял их к носу - получилась классическая боевая стойка. Он желал продолжить поединок и стребовать ответ за "труп", "прыщ", "молокососа" и угрозы.
   - Что ж ты, гад, делаешь?! - возмутился, откашлявшись, парень. - Совсем тыкву отшиб?
   Мелин лишь хмыкнул и внес в его счет "гада" и "тыкву", а заодно пополнил свой словарный запас.
   Видя, что виновник его купания в холодной воде не собирается ни признавать своей вины, ни бежать, а наоборот - имеет наглость намекать на полноценную драку, долговязый недобро ухмыльнулся:
   - Ну, я тебе навешаю!
   Словно молодой бычок, наклонив для атаки голову, он замахнулся по-деревенски и кинулся на Мелина, намереваясь расквасить принцу нос. Мальчик присел, пропуская зловещий кулак противника над собой, и тут же коротко и сильно ударил правой парня под дых.
   Долговязый снова охнул, скривился, ломаясь пополам, и упал на колени. Мелин не удержался и замахнулся, чтоб ударить еще раз, и в голову, и очень больно, но в последний момент остановился: неожиданно увидел слезы в глазах противника.
   - Вот же пакость какая! - выдохнул с обидой парень, когда отдышался. - Всегда, как получаю на орехи, в глаза слезы набегают! Вот же пакость! Спасибо мамке - любила реветь, чуть что. Это от нее, родимой...
   Мелин, опустив кулаки, с недоумением смотрел на недавнего врага. Тот поднимался с земли, отряхивал с мокрых зеленых штанов налипший песок и не обнаруживал в голосе прежней враждебности. Только косился на своего победителя исподлобья, но скорее с опаской, чем со злобой.
   - А ты здорово махаешься, - сказал, вытирая глаза и потекший от невольных слез нос, и протянул принцу руку. - Я Ларик, прозваньем Плакса. Тебя как звать?
   Мелин довольно выразительно посмотрел на эту руку, которой новый знакомец только что вытер нос.
   - Ишь ты какой. Без церемоний нельзя, да? - хмыкнул Ларик и старательно потер руку о свою заплатанную во многих местах куртку. - Ну, теперь давай дружиться. Меня можно просто звать - Ларь. А тебя как?
   "Почему бы и нет? - подумал принц. - Если я буду с этим парнем, меня сложнее будет найти. Искать-то станут меня одного, а не двух мальчиков-бродяг... Только какое мне имя подобрать?"
   - Пек, - выдал первое, что пришло в голову, и пожал руку Ларику.
   Пеком звали одного из садовников в Кленовой усадьбе. Это был столетний, высушенный временем старичок, который и в работники-то уже не годился. В поместье его держали скорее не прислугой, а одним из жильцов. Но он каждый день исправно обходил все розовые кусты и, хотя он мало что уже видел, а мог дать полезный совет молодым садовникам, делился с ними разными тайнами своего дела...
   - Вот что, дружище Пек, - заговорил после знакомства Ларик-Плакса. - Ты так славно дерешься, что буду я тебя просить поучить меня мордобойскому делу. Оно мне очень нужно. А пока, - и он стал снимать с себя мокрую одежду, - надо бы мне высохнуть... Или у тебя какие другие дела имеются?
   - Вроде нет, - пожал плечами Мелин-Пек.
   - Никуда не торопишься?
   - Тороплюсь, - улыбнулся мальчик, - мир посмотреть.
   - А, так ты, как и я, в бродягах, - закивал Ларик, раскладывая на берегу штаны, рубаху, куртку и сапоги, - все было сильно поношенное, латанное, а обувка - еще и протертая до дыр на сгибах. - Ну, вместе - оно веселее будет по миру шататься. Согласен?
   - Согласен, - кивнул Мелин, присаживаясь на ближайший камень. - А зачем тебе мордобойское дело?
   - Понимаешь, я иногда в потешных боях деньгу добываю, - Ларик вновь вытер нос и сел на песок - погреться на солнышке - вытянул к воде свои тощие длинные ноги с опухшими коленями. - На палках умею, на кулаках. Правда, плохо умею - все больше в битых хожу. Но за синяки и нос разбитый тоже неплохо платят. А мне бы хотелось побеждать чаще. За победу ведь монетка побольше и самому приятней, да и от людей уважение.
   - За синяки платят? - изумился мальчик.
   - Конечно. Неужто ты не слыхал про потешные бои да про то, как об заклад бьются? Э... Да ты совсем зеленый стручок - в самом деле, жизни не знаешь. Хотя, оно и видно: ишь, ручки-то у тебя какие холеные. Да и репа - не на скудных харчах, видать, росла. Из богатой семьи? - и подмигнул Мелину.
   Тот нахмурился и спрятал руки за спину.
   - Ладно, не дуйся, - усмехнулся Ларик и взялся за объемный мешок, что лежал под кустами в тени. - Мне, в общем-то, все равно, откуда ты и куда бежишь - я сам такой. Садись - пшеничной лепешкой угощу.
   - А я тебя - яблоками! - Мелин с готовностью схватился за свои запасы.
  
   Глава четвертая
  
   Кто хоть раз сидел на теплом песчаном берегу реки, под лучами солнца, в безветренную погоду и ел пшеничный хлеб с яблоком и вдыхал запахи осоки, тот знает, какое это наслаждение. Наверное, даже короли и лорды не поспорят с тем, что это здорово.
   Именно так думал юный принц Мелин. Он уписывал за обе щеки чуть подсохшую и поэтому хрустящую лепешку и откусывал, брызгая соком, большие куски от желтых крутых боков кисловатого яблока. То же самое, но намного быстрее, проделывал Ларик. Потому что он был голоднее, а еще - он привык есть быстро, чтоб другие не обогнали.
   - Семья у нас хорошая была, - рассказывал юноша, не отрываясь от еды. - Все, как положено: папа, мама, нас, детей, пятеро. Пока папа жив был - беды не знали: всем всего хватало, и еды, и одежи, и тепла, простора в доме. Отец у меня рыбачил знатно. А потом в одну из зим провалился он на реке под лед и утоп. Мда, вот так бывает, - Ларик вздохнул, вспомнив то горестное время. - Осталась мама наша одна да с пятью желторотами. Я старший был - сам ходил рыбачить. Но что мои уловы по сравнению в папиными? Вот тогда-то и научился быстро жевать, - хмыкнул, глядя на реку. - Потом еще хуже стало - напала на нашу деревню хворь нехорошая: горло у людей опухало, и сгорал человек от жара за три дня, а то и быстрее. Страшная хворь. Унесла она и мамку мою, и сестричек, и братиков. Я только и остался, самый старший - мне тогда лет тринадцать было. Пока всех схоронил, ни кола, ни двора не осталось - все распродал, раздарил. А как по-другому то? И отцу святому дай, чтоб службу справил, как положено, и носильщикам, чтоб гроб до кладбища донесли, и могильщикам, чтоб яму раскопали да закопали, и поминки ж надо делать, чтоб о покойнике никто плохого не сказал. Все я сделал, что мог, последний долг родным своим отдал. И не думаю, что попрекнут они меня на том свете... Ну, с мертвыми распрощался - надо дальше жить. А жить и нечем. В нахлебники я пошел. Ой, несладко в нахлебниках. Работы столько было, что кони тягловые наверно меньше работают. Позеленевшей коркой, кружкой воды - всем попрекали, словно дармоед я какой. Потому собрал все, что мог, своё, и пошел в бродяги...
   Мелин слушал, широко раскрыв глаза, и в них поблескивали невольные слезы. Рассказ Ларика был короток и прост, без оханий и жалоб, но те несчастия, про которые он говорил, вдруг перевесили все горести принца. Но все-таки Мелин ни на минуту не пожалел, что покинул Кленовую усадьбу. Наоборот, посчитал, что все вышло так, как и нужно было. Если бы он не встретил Ларика-Плаксу, то не узнал бы о том, что есть на свете беды страшней и горше.
   - Уже два года хожу-брожу по Лагаро, - говорил, меж тем, Ларик, рисуя большим пальцем ноги какие-то цветы на песке. - И много повидал, много узнал. Как только на хлеб ни зарабатывал. И в трактире прислуживал - плошки, чашки мыл, и в кузне мехи раздувал, да тяжело это мне далось, и у скорняка кожи мял. Бывало, каюсь, приворовывал, - тут парень покраснел и опустил глаза в коленки, - да только с голодухи это было. Потом вот открыл еще способ деньги добывать, - и пару раз ударил кулаком в воздух, иллюстрируя найденный способ. - Связался в свое время с одним таким бойцом - прислуживал ему. Он мне и показал кое-что из мордобойного дела, разъяснил, что и как в нем. Попробовал я раз, попробовал два. Дело нехитрое - бейся, пока ноги держат. Даже побитому заплатят - за то, что побои терпел, с арены не уходил. А если большие ставки на боях, так и побитому больше перепадает. Правда, и драка тогда бывает жесткой - для красоты картины, - последнее сказал важно, слегка растягивая слова. - Это мне так один хозяин бойцовского дома объяснил. Чем красивше драка, тем больше зрителей, тем больше ставок...
   - А не страшно? - спросил Мелин.
   - Первое время было страшно. Потом привык. К тому же мои противники такие же, как я - недоросли были. Наши бои так и называются - цыплячьи. Есть еще заячьи драки - там парни постарше махаются, лет им по двадцать. А есть бои бычьи - вот уж там и убить могут. Ударил в висок или в печень слишком сильно - и выноси ногами вперед. Зато победитель много монеты звонкой забирает... Вот вырасту, поднаторею в заячьих драках и тогда уж стану метелить быков! Предлагаю и тебе этим делом заняться, если, конечно, других планов нет. Способности к мордобою у тебя - то, что надо. Тут уж ты мне поверь.
   - Я подумаю, - пообещал мальчик. - А сейчас ты куда?
   - В село Оброти. Там через пару дней праздник Веселых снопов. Гуляния, угощение. Конечно, и потешные бои будут. Думаю неплохо там заработать. Справлю себе новую куртку, башмаки, - Ларик говорил мечтательно. - Зима не за горами - надо бы похлопотать.
   Мелин покивал головой, внезапно сообразив, что, в самом деле, еще два месяца, и ударят декабрьские морозы. А зимы в Лагаро были снежными и холодными, многие реки, даже такие большие как Вирка, замерзали.
   - Ну, на зиму мы в город подадимся, - продолжал Ларик, проверяя, не высохла ль рубаха. - Найдем там работу в каком-нибудь кабаке или богатом доме: печи топить, воду носить, на кухне прислуживать, - это дело мне знакомое, и тебя научу. Если хорошую одежонку заимею, легче будет пристроиться. Господа не любят оборванцев всяких нанимать. Ну, что? Ты со мной?
   - Конечно! - с готовностью согласился мальчик.
   Мелин уже твердо решил, что Ларик-Плакса будет его проводником в том новом мире, в который он попал. Одному, чувствовал он, никак не справиться.
   - Тогда собираемся, братишка, и - в путь дорогу. Надо до темноты хоть ночлег какой найти. А то в лесу опасно ночью.
   Говорить Мелину "собирайся" было лишним. Поскольку больше времени для сборов понадобилось самому Ларику. Он довольно долго возился с ветхой курткой, которая не до конца высохла: завязывал какие-то там шнурочки, сцеплял крючочки. Наконец, облачившись и забросив на плечо мешок, он махнул рукой куда-то на запад:
   - Оброти там. Вперед!
   Мелин, терпеливо ждавший окончания сборов, точно так же поступил со своей поклажей, и оба мальчика, балагуря о том, о сем, потопали по берегу реки. Туда, куда текла вода. Идти по упругому песку было легко и приятно.
   - Что за речка? - спрашивал принц.
   - Речка Резвая, - отвечал Ларик. - Красиво ее назвали, да?
   Мелин согласился.
   - Она сама красивая, - продолжал юноша. - И большая. В нее впадает Вирка. А сама Резвая течет на запад, к Тусклому морю. Это очень далеко - все Лагаро надо пройти, а за Лагаро - графство Жунн и ничейные Пустые земли. Вот уж за ними - Тусклое море. Берега его - все сплошь неприступные скалы. Нет там ни одной бухты, чтоб кораблям приставать удобно было. Потому-то те земли никому не нужны. Ни торговать, ни хлеб растить, ни садов разбивать там невозможно...
   - Тебя учили географии? - спросил Мелин, дивясь познаниям крестьянского сына.
   - Гра-графия? - в свою очередь подивился непонятному слову Ларик. - Это что такое?
   - Наука о том, какие моря, реки, горы, долины и страны есть на белом свете.
   - А, - протянул Ларик. - Неа, не учился я такой науке... Хы, гра-графия... Просто в одну из зим я прислуживал в южном Тэльграде старичку интересному. К нему всякие важные господа сыновей своих в учебу водили. Вот про эти самые горы да реки он им и рассказывал. А я, бывало, дров в комнаты наношу, камин, грубку растоплю, приберу щепки, мусор, а сам сяду за сундук дубовый и слушаю, как мой хозяин лентяям шелковым всякое интересное про страны дальние рассказывает. Он вроде и замечал, что я ухо приклеиваю, а не гонял - добрый был старичок... Думаю вот: может и эту зиму у него переждать? Побалуемся в Обротях и можем на юг двинуть - в Тэльград.
   - Твой хозяин, наверно, был учителем этой самой географии, - засмеялся Мелин.
   - Должно быть, - кивнул Ларик. - А ты что ж? Учился, раз слова такие мудреные знаешь?
   Принц кивнул.
   - Что ж. Стало быть, ты, в самом деле, не из простой семейки, - хитро ухмыльнулся парень.
   Тут он заметил, как потемнело лицо у мальчика, и поспешил его успокоить:
   - Ладно, не надувайся снова. А то мало ли, навешаешь мне еще люлей. А мне того тычка в живот хватило - ей-ей... Ну, любопытный я, так это ж простить легко. У меня, может, давно компании поболтать не было. Так что, не дуйся.
   - Я просто из дома убежал, - вдруг признался, вздохнув, Мелин. - Мама моя умерла, давно-давно. А отец меня не любит, даже видеть не хочет...
   - Это еще почему? Ты ж вроде парень боевой!
   - У моего отца новая жена и новые дети. Вот так. А я - лишний, - последнее принц процедил сквозь зубы и в сторону.
   Ларик пожал плечами. Он был не особо силен в разборе проблем такого рода, поэтому, чуть поразмыслив, сказал следующее, вполне подходящее крестьянскому сыну:
   - Ну, оно в жизни всякое бывает. Может, это дело временное. Отец родной все-таки... Может, тебе стоит возвратиться? Я б тебя провел...
   - Да ни за что! - внезапно выкрикнул Мелин: слишком живо вспыхнули в его памяти и объявление герольдом воли короля, и маки на полотне, над которыми он трудился, прикусив в порыве старательности язык, и пожираемый огнем свиток со стихами, что писал для отца, и еще кое-что. - Никогда! Потому что... потому что... Да! Знаешь? Ведь мой отец убил мою мать! Вот почему! Он мне враг навечно!
   Наконец-то сказал то, что его давно мучило и просилось стать высказанным. Пусть даже вот так - первому встречному, совершенно незнакомому парню, заплатанному бродяге, лохматой деревенщине. Ах, как стало легко, с каким наслаждением вздохнул он - словно какие-то обручи с груди упали и позволили полнее дышать. И слезы вдруг брызнули из глаз. Слезы уже не детские, а слезы человека, который вдруг осознал свою беспомощность и безысходность своего положения. И слезы тоже принесли облегчение.
   - Э, братишка, - сокрушенно покачал головой Ларик. - Да ты плакса - не хуже меня.
   И притянул Мелина к себе, и обнял, крепко-крепко, как старший брат младшего, потом заговорил:
   - Судьба нам быть вместе. Раз уж мы оба на слезы так поспешны. И не бойся - я тебя не обижу и в обиду не дам. Вместе яблоки ели - вместе и по свету пойдем.
   - Пойдем, пойдем, - хлюпнул носом принц.
   Тут Ларик встрепенулся:
   - Ого! Да ты смотри - темнеет уже! А ну, давай, пока светло, нору какую поищем, чтоб схорониться.
   Он был прав - солнце огромным красным диском уже коснулось края леса на том берегу реки. Стоило подумать о ночлеге.
   "Нора" на их счастье нашлась быстро: ребята попросту заползли в огромное прогнившее внутри дерево, что упало в мох, а возле входа в такое убежище Ларик, ловко и быстро чиркая огнивом, разложил костерок.
   - Садись ближе, - сказал приятелю. - Так теплее. Ужинать не будем - еду надо беречь. Так что, спи давай, а я покараулю. Потом я тебя разбужу, и ты сторожить станешь, а спать уже я буду.
   Мелин послушно сел ближе к Ларику, а тот набросил на его и свои плечи выуженный из мешка драный, шерстяной плащ, и через пару минут уставший принц заснул, как убитый. Даже агрессивно сновавшие комары не могли потревожить мальчика: слишком много необычных событий обрушилось на него за один этот день.
   Ларик одной рукой поддерживал мальчика, а другой то и дело бросал в мирно горевшее пламя хворост. Его ребята много насобирали и сложили про запас у кострища, чтоб было чем ночью поддерживать огонь.
   Солнце уже совершенно спряталось где-то на далеком западе, и в лесу зашелестел листвою прохладный ветер. Он поднимал сырые запахи из мха и заставлял пламя костра тревожно дрожать. Заухал среди мрачных и сонных деревьев проснувшийся филин - пришла его охотничья пора. То и дело трескали где-то в глубине бора ветки под лапами каких-то зверей-полуночников.
   - Кабаны, что ли? - зевнул Ларик.
   Он не боялся - привык ночевать в лесах и полях. Потому кинул очередную порцию хвороста в костер, и огонь пыхнул веселее, разгоняя ночные тени.
   Ларик довольно улыбнулся, скосив взгляд на громко сопящего Мелина. С раннего детства привыкнув жить в большой семье, Ларик теперь постоянно страдал от того, что остался один. Хоть и прошло несколько лет с того времени, как похоронил паренек братьев, сестер и матушку, лишился дома и родины, а не мог он привыкнуть к этому. Может, и слезы его частые, пусть и от болезненных ударов во время драк, были выходом этой горечи и обиды на несправедливую судьбу.
   И теперь эта самая несправедливая злодейка преподнесла ему что-то вроде подарка - младшего братца Пека (так он уже про себя звал Мелина). Пек, судя по всему, был плохо знаком с самостоятельной жизнью. Поэтому юноша, глядя в огонь, уже строил планы о том, как будет заботиться о младшем братце и станет обучать его хитрой науке "уметь выживать".
   - Мы с тобой еще всем покажем, - бормотал Ларик, позевывая и потирая чесавшиеся глаза. - И будут у нас с тобой сапоги крепкие и рубахи шелковые. И даже дом свой собственный...
  
   Глава пятая
  
   Ночевка в лесу прошла спокойно, погода обещала быть хорошей, в дороге ребята ели все те же пшеничные лепешки, яблоки Мелина, много разговаривали и часто смеялись: Ларик рассказывал про всякие забавные случаи из своей бродяжной жизни.
   В село Оброти мальчики благополучно добрались к полудню.
   Уже у самой околицы стало ясно, что праздник Веселых снопов будет веселым и разгульным. На главных воротах развевались гирлянды разноцветных флажков, частоколы были украшены пышными венками, по улицам ходили улыбчивые люди, одетые нарядно и ярко, и отовсюду слышалась задорная игра музыкантов на дудочках, свирелях и барабанах.
   - Здорово! - не сдержал восхищения Мелин.
   - Это только начало, - подмигнул ему Ларик. - Пошли на лысое место - там всякие лавки да палатки потешные. Там и бойцовская арена должна быть. Найдем ее хозяина, потолкуем о найме.
   - Лысое место? - не понял мальчик.
   - Эх, Пек, да ты как вчера родился, - засмеялся юноша. - Лысое место - это что-то вроде главной площади на селе. Площадью его называть - перебор значительный. А вот лысое место - самое то. Там ярмарки устраиваются, гуляния. И оттого, что люди там постоянно толкутся, не растет там трава. Оттого и место лысым прозывается. Понял?
   - Все понял, - тряхнул головой Мелин. - Спасибо.
   - Это за что же? - теперь Ларик удивился.
   - Ну, за то, что все разъяснил.
   - Ха! Ну, ты прям вельможа какой-то - за такие пустяковины и спасибо! - еще пуще расхохотался парень. - Ты это брось. Я тебе еще не раз что-нибудь объяснять стану - спасибов не напасешься!
   - Хорошо, - опять кивнул принц.
   - Пошли уж, младший брат, - все смеясь, похлопал Мелина по плечу Ларик. - Ищем лысое место. А это просто: все улицы в деревне к нему ведут. Вот тебе еще объяснение...
   Деревенская улица понравилась бывшему затворнику. Ровная и чистая (ее прибрали к празднику), с рядами аккуратных, хоть и разных, заборов, за которыми виднелись щедрые на урожай кроны плодовых деревьев. Каждая калитка была особой - с какими-нибудь забавными украшениями или рисунками. Домики тоже радовали глаз - все разноцветные, крепкие и широкие в подошве, с высокими крышами. И вот крыши в Обротях (это Мелин заметил) все были зеленого цвета.
   - Это почему так? - спросил он Ларика.
   - Может потому, что крыши красил какой-нибудь маляр-наймит. Крышу красить сложней, чем стены дома. Вот, думаю, жители Обротей и наняли какого-нибудь мазилу, дали ему краски на все крыши сразу, и он им все и покрасил.
   Мелин чуть было вновь не сказал приятелю "спасибо", но вовремя спохватился и просто улыбнулся.
   Ему все было интересно: до сего дня не видел он ни деревни, ни крестьян за их обычными делами. И голова его поэтому крутилась туда-сюда, а глаза жадно ловили все новое и интересное.
   Там босоногая девушка бежала с коромыслом и ведрами к колодцу, там мальчишки - его ровесники - гоняли в пыли мяч и махали руками, кричали друг на друга, там ехала повозка с корзинами, полными румяных пирогов, там спешила кудато толстая тетка в ярком платье и белом платке, с гусем под мышкой. И людей, было много людей. Много новых звуков и запахов...
   Ларик внезапно протянул Мелину мягкий, еще теплый бублик:
   - На-ка, лопай.
   - Откуда? - удивился мальчик.
   Он помнил, что кроме черствых лепешек да фляжки с водой у Ларика в мешке ничего не было.
   - Откуда, откуда, - усмехнулся парень, хитро щурясь. - С неба свалилось.
   Тут Мелин увидел проходящего недалеко толстого румяного торговца с большим деревянным подносом, и на подносе этом - точно такие же бублики.
   - А, купил...
   - Точно - купил, - кивнул Ларик, ухмыляясь.
   И Мелин, улыбнувшись заботливому приятелю в ответ, вонзил зубы в душистый и теплый бок выпечки.
   Улица, как и говорил Ларик, привела ребят к лысому месту.
   Вот тут уж глаза Мелина округлились еще больше. Чего только он ни увидел на показавшейся широченной деревенской площади: прилавки с пирогами, хлебами, сладостями, яркими платками и лентами, всевозможными украшениями для красавиц, палатки торговцев обувью, одеждой, кухонной утварью и прочими нужными в крестьянском хозяйстве вещами. А народу сколько было!
   - Весь мир, что ль, сюда съехался? - не сдержал удивления мальчик.
   - Весь не весь, но половинка - точно, - в который раз посмеялся над его словами Ларик. - Ты, братишка Пек, еще города не видел. Вот уж там рот у тебя, может быть, даже порвется... Теперь же смотри - не зевай, и ворон не лови, а то последнего добра лишишься. Воров на таких праздниках - хоть отбавляй.
   - А зачем мне ворон ловить?
   И снова Ларик покатился со смеху:
   - Ты уморишь меня, братишка!
   Мимо них протопал дивный человек на высоких раскрашенных в красные спирали палках-ходулях, за ним шагал другой ловкач, весело подбрасывая три разноцветных полосатых кольца. Оба были в пестрых, лоскутных нарядах, смешных остроконечных шапках и с потешно размалеванными лицами. Они то напевали веселые и бестолковые песенки, то задорно кричали:
   - Балаганчик папаши Пуха! Заходите в балаганчик папаши Пуха! Только там едят огонь и льют воду из ушей! Только там ходят по канату и прыгают выше головы!
   - Эй, парни, здорово! - окликнул их Ларик. - А где тут бои потешные?
   - Вон туда иди, - махнул рукой жонглер. - Там, откуда больше ругани и воплей несется, там и арена. Папаша Влоб там всем заведует.
   - Спасибо, братец, - юноша кивнул размалеванному и пихнул Мелина. - Слышь, подмечай все.
   - Влоб? Имя такое странное, - сказал мальчик, когда они отошли от жонглеров.
   - Почему ж странное? - пожал плечами Ларик. - У каждого делового - у того, то есть, кто дело свое имеет - есть какое-нибудь прозвище. Слыхал, как клоуны эти своего папашу называли? Папаша Пух. Может он пухлый. А того, к которому мы идем наниматься, прозвали Влоб. Это наверно потому, что любит он по лбу бить неслухов всяких. Ну, без битья при обучении - никак. По-другому наука в тыкву не лезет.
   - Ага, - мотал на ус Мелин. - А твое прозвание? Плакса? Ты разве тоже деловой?
   - Ну, не только деловые прозвания имеют. Могут и простого человека как-нибудь обозвать. Это если у него черта какая особенная есть. Я вот Плакса. Ну а ты вот еще не дорос до прозвища. Кто знает, может каким Костоломом обзовут. Да и прозвание меняться может, как и человек - раз и станет из толстого худым, а из злого добрым... Хотя последнее - вряд ли, - хмыкнул Ларик. - Ну, пошли-ка быстрей. А то мало ли - у папаши Влоба места для нас уже не будет...
   Папашу Влоба они нашли именно там, куда махнул рукой жонглер. И оттуда, в самом деле, неслись брань и звуки драки: на небольшом пространстве, огороженном веревкой, натянутой на четыре расставленных квадратом колышка, бились кулаками два парня, по виду - одногодки Ларика. Влоб - невысокий, но широкий и плотный мужичок с красным лицом и обширной лысиной - стоял у одного из колышков и рявкал раскатистым басом на дерущихся:
   - Давай, вали его, Брик! Он уже пыхтит!
   Собравшиеся вокруг такой арены зрители злобно кричали "Слабак! Размазня!" проигрывающему парню и размахивали деревянными бирками, на которых мелками были написаны их заклады. Видно, они проигрывали.
   - Папаша, - тронул хозяина (а тот отличался от игроков отсутствием бирки и наличием объемного кошелька у пояса) за плечо Ларик. - Вам еще бойцы не надобны?
   - Погоди, не мешай, - отмахнулся от него Влоб. - Видишь, мне удача валится.
   Ларик понимающе кивнул и ступил чуть назад, дернул и Мелина за собой.
   Тот, раскрывши рот, смотрел на драку. Это было жестоко: лица юношей, голых по пояс, уже совершенно покрылись кровью. Она обильно брызгала при каждом ударе из их разбитых губ, бровей и носов, оставалась на их кулаках, замотанных какими-то тряпицами. Но кое-что Мелина не испугало, а удивило: дрались парни совершенно не так, как учил его мастер Герман. Они почти не использовали ноги - стояли на одном месте, и поэтому слабо маневрировали, редко уходили от ударов.
   - По-деревенски, - пробормотал мальчик.
   - Чего? - переспросил Ларик. - По-моему, очень даже неплохо. Вон у того, что повыше, удар левой сильный. А это в бою - большое дело.
   - Да, - отозвался папаша Влоб, - Брик левой хорошо бьет. Он сегодня мне много деньжат заработает. Хе-хе...
   - Левой он криво бьет, - сказал вдруг Мелин. - Я бы такому кривуле навешал знатные люли, - зарифмовал он фразу, которую ранее слышал от Ларика.
   - Чевоо?! - Влоб даже от боя отвернулся, чтоб посмотреть на молокососа, который заявил такое, да еще стихами. - Что за рифмач завелся?
   - Это братец мой младший, Пек, - Ларик поспешил закрыть собою Мелина от глаз папаши. - Не вырос еще, глуповат, вот и болтает всякое, - а сам наступил при этом приятелю на ногу.
   - А ну, в сторону, - Влоб отодвинул парня, - дай посмотреть на чудо.
   Мелин сам выступил вперед, смело глядя в глаза папаше. Тот усмехнулся, показал крупные желтоватые зубы:
   - Не так уж и мал. Хотя... Вот уж потеха будет. Так что? Берешься в следующем бою Брику люлей навешать?
   Брик тем временем довольно сильным ударом в висок сшиб на землю противника и победно заорал "ха-ха!", подняв окровавленные кулаки к небу. Многие из зрителей - те, что проиграли - заплевали в землю и пошли отдавать бирки папаше Влобу. А выигравших было не так много.
   - Зачем Брику? - пожал плечами Мелин. - Он после боя устал - с ним я легко справлюсь. Ты свежего бойца позови.
   - Ну, наглость, а?! - громко захохотал папаша. - Эй, мужики, слыхали? Это дитя свежего бойца требует!
   Тут даже проигравшие заклад развеселились.
   Мелин сделал еще хуже (по мнению Ларика). Он, словно какой-нибудь вельможа, выставил вперед правую ногу, а руки надменно сложил на груди, выпрямил спину и развернул плечи.
   - Этот оголец мне нравится, ей Богу! - утирая выступившие от смеха слезы, проговорил папаша Влоб. - И все-таки, мой тебе совет, крошка: соглашайся на Брика... Ы, не могу - живот порву!.. Ладно, обещаю: если Брика будет мало, выставлю против тебя еще одного бойца!
   - Подбрось деньжат - я буду рад, - Мелин еще раз стихосплетнул.
   - Хорошо, рифмач, хорошо, - опять загоготал Влоб. - За то, что посмешил, бери, - и сыпанул в ладонь мальчика пару монет. - Ну, иди готовься к бою... Брик! Водички попей да лицо умой - тебе еще повоевать придется. Недолго, потерпи!
   Мелин отдал деньги изумленному Ларику, который так и стоял изваянием, открыв рот.
   - Ты что задумал? Может бублик несвежий был? - пересилив столбняк, он схватил мальчика за плечи. - Ты скажи - я тебя отобью, сам под кулаки подставлюсь. Ты ж это не взаправду? Я тебя хоронить не хочу...
   - Взаправду, - серьезно кивнул Мелин. - И хоронить тебе никого не придется. Я выиграю. Смотри внимательно.
   Он не стал снимать куртку и рубашку. Только шляпу. Повесил ее на один из колышков, откинул капюшон куртки за спину и, легко перепрыгнув веревку-ограждение, оказался на арене.
   - Привет, - сказал ухмыляющемуся противнику и приготовился к бою, подняв кулаки к лицу так, как учил мастер Герман.
   Брик, блистая потным торсом, вытер тряпичной рукой под носом и, согнув спину колесом, сделал что-то похожее.
   - Парни! Внимание! Начали! - и папаша Влоб, уже став серьезнее, махнул рукой.
   Мелин отпрыгнул назад, хитро и неожиданно. Это было вовремя, потому что Брик, спешно сорвавшись в атаку, хотел ударить мальчика в нос. От того, что его кулак врезался в воздух, а не в голову противника, Брик не удержался на ногах и рухнул лицом в землю. Зрители, Ларик и папаша Влоб ахнули от неожиданности.
   - Раз! - весело открыл счет Мелин.
   Брик, покраснев всем голым телом, поспешил встать, отряхнулся и, зарычав, кинулся дубасить прыткого мальчишку. Не так это было легко.
   Мелин ловко присел под его кулаком, что целил опять в нос, и ударил правой под дых, точно так, как недавно бил Ларика. Но этим уже не ограничился - добавил коленом в пах, а когда Брик, сперва - захрипев, потом - завыв, упал на колени, локтем ударил сверху вниз промеж лопаток, укладывая противника животом на песок арены.
   - Два, три, четыре! - досчитал он и выпрямился, расслабил руки. - Ха!
   Над полем боя повисла тишина. Но через минуту папаша Влоб ее нарушил:
   - Чтоб мне лопнуть!
   Ларик, тоже пришедший в себя, кинулся на арену, споткнулся о кряхтящего Брика и подхватил Мелина на руки:
   - Ура! Ура Пеку! Победил! Победил! - и в порыве восхищения подкинул братишку в воздух.
   - Победил, победил - даже носа не разбил! - хохоча, отозвался стишком кронпринц Лагаро.
   - У нас новый герой! - подхватил их восторги папаша Влоб. - Пек-Рифмач!..
  
   Глава шестая
  
   Утро отразилось солнечными лучами в золоченых шпилях и флюгерах илидольской ратуши и пустило зайчики в окна соседних домов.
   За одним из них - на Звонкой улице, в спальне на втором этаже - здоровяк Ларик погрузил свои большие руки в таз и умыл лицо. Фыркнул, подождал, пока вода успокоится, и в который раз полюбовался на отражение, точнее - на свежий фонарь у себя под глазом.
   - Шикааарно, - протянул он с досадой. - Злате понравится - точно.
   - Не ной, братишка, - отозвался со своей кровати Пек. - Это тебя только украсило. Был блин блинцом, стал - с вареньицом.
   В самом деле, широкое лицо Ларика, его соломенные волосы, светлые брови и ресницы, - такое сочетание делало личину парня похожей на недопеченный блин. А сочный синяк и впрямь напоминал подтек от черничного варенья.
   - Тебе бы все стишки мудрить, - махнул рукой в сторону приятеля Ларик.
   - Разве это стишки? - отмахнулся Пек, выполз из-под одеяла и попрыгал на цыпочках к своему табурету с тазом. - Бр-р-р, что-то нынче холодно, - громко фыркая, принялся умываться.
   Для своих неполных двадцати лет он вырос и возмужал достаточно. Хотя сейчас, когда лишь тонкая ночная рубашка скрывала его стройное тело (и то лишь до колен), было заметно, что плечам и груди юноши все еще не хватает той широты, что отличает сложившегося, расцветшего мужчину, а бедрам и икрам - мощности. Зато Ларик представлял собой вполне оформленного "быка": кроме роста природа одарила его широкими плечами, могучей грудью и большими сильными руками. А кулаки Плаксы (он до сих пор носил это детское прозвище) были хорошо известны в бойцовском доме папаши Влоба - "Тумачино".
   Впрочем, кулаки Пека-Рифмача пользовались не меньшей, а даже большей славой. Живчик (так еще называл Пека Влоб) славился тем, что за семь лет работы бойца не проиграл ни одного поединка - ни цыплячьего, ни заячьего (на бычьи ему, по мнению Влоба, было рано являться). К тому же у Пека были хорошие привычки - из схватки он почти всегда выходил без царапин и синяков, и почти всегда выдавал какой-нибудь насмешливый стишок в адрес побежденного противника. Все это приносило папаше Влобу хорошие деньги: на дивные бои Пека чуть ли не весь город вламывался в "Тумачино". И папаша души не чаял в Рифмаче. Он платил ему вдвое больше за бой, чем остальным "зайцам", и разрешал выходить на арену лишь по пятницам. Остальные же кулачники - Ларик был в их числе - дрались по два-три раза в неделю.
   - Это же надо - сегодня свидание, - продолжал ныть Ларик, натягивая штаны, форсистые - в красно-черную полоску. - А ведь просил Стива - бей куда хошь, только не в репу. Гад, специально он, что ли?
   Пек лишь плечами пожал, скинул ночную сорочку на кровать и поспешил одеться: зеленая полотняная рубашка, простые черные штаны, а сверху - любимая куртка с капюшоном, вязанная из толстой бурой шерсти. Подпоясавшись широким кожаным поясом, он натянул носки, затем - невысокие сапоги и привычно, быстро разобрался со шнурками. Он обожал уютную теплую одежду и обувь, пледы, огонь очага и ненавидел зиму, осень и всякое ненастье и связанные с ним неудобства. За это Ларик часто обзывал приятеля неженкой. В общем, прозвищ у Пека было предостаточно.
   В самом деле, казалось странным: такой стальной боец, мастер мордобойного дела, а выносить не может холод и сырость...
   - Может сбегать к Нине - попросить какой-нибудь пудры? - бормотал тем временем Ларик, осторожно щупая синяк.
   Нина - так звали одну из горничных, что прислуживала жильцам дома на Звонкой улице. У нее при себе, на поясе, всегда болталась дамская сумочка из зеленого бархата, полная всяких дамских притираний: белилами, румянами, помадами и, конечно, пудрой. И как раз пудра казалась "украшенному" Ларику подходящим средством для маскировки следа геройской профессии...
  
   Уже два года Ларик и Пек снимали на Звонкой улице - в сравнительно богатом квартале Илидола - небольшую, но чистую и приличную комнату на втором этаже длинного и узкого дома. Раньше, только приехав вместе с папашей Влобом и остальными его парнями в Илидол, мальчики жили на окраине города, в трущобах - на лучшие "апартаменты" не хватало денег. Тогда и папаша Влоб не особо преуспевал. В Илидоле - самом восточном городе королевства Лагаро, жившем торговлей с соседним княжеством - он решил начать дело с бойцовым домом с нуля, а для этого требовались значительные денежные вложения. Поэтому даже Влоб первое время ютился в тех же хижинах, что и его бойцы, и экономил на всем.
   Прошло время, и дела папаши задвигались в гору. Благодаря такому умельцу мордобойного дела, каким оказался юный Пек, бойцовский дом Влоба стал самым посещаемым в Илидоле. Сюда за развлечениями заглядывали даже дворяне, чиновники и весьма состоятельные купцы. Благодаря их щедрости папаша Влоб скоро обзавелся пусть небольшим, но собственным домиком в Зеленом квартале, прилично его обставил, нанял хорошего повара, слугу и симпатичную пухлую горничную Агату. Та, женщина ловкая и хитрая, к тому же вдова, довольно быстро превратилась в полноправную хозяйку папашиного дома. Иногда даже покрикивала на парней-бойцов, заходивших ко Влобу обсуждать дела:
   - Эй вы! Ноги опять не вытерли! Наследили! Вот я вас метлой!
   Только Пека-Рифмача она встречала благосклонно, улыбками и ласковым "день добрый, сынок". А все потому, что однажды ловкий юноша преподнес ей ромашку и сказал певуче:
  
   Милая дама Агата,
   Вас увидать - мне отрада.
   Вы - как роскошный букет,
   Право, прекрасней Вас нет!
  
   Хозяйка тогда покраснела и поцеловала улыбающегося льстеца в щеку. И после всегда угощала приходивших вместе Пека и Ларика домашними пирожками...
  
   - Эх, - все маялся Ларик, привязывая черные рукава к красной выходной куртке, - боюсь, не даст мне Нина своих сокровищ.
   - Если тебе очень нужно, я выпрошу, - подмигнул другу Пек.
   - Ну да. У меня впечатление, что у девчонок ты можешь добиться не только их пудры, - ухмыльнулся Ларик, берясь за башмаки с пряжками. - Куда сегодня пойдешь? Опять к новой?
   - Точно, - кивнул Пек, все наблюдая, как наряжается приятель. - Как же ты долго возишься - словно девчонка...
   - Мне не наплевать, в каком виде я явлюсь пред очи любимой девушки. В отличие от тебя, - заметил Ларик.
   Пек снова пожал плечами, выудил из-под подушки свой кошелек, в котором серебро весело перезвякивалось с медью, взял со стола у окна свой длинный кинжал в простых ножнах, сунул его за пояс и прыгнул к выходу:
   - Прощай, друг, мне уже некогда.
   - Давай-давай, - буркнул Ларик уже хлопнувшей двери. - Наш пострел везде поспел, - а сам бережно, словно что-то хрупкое, вынул из сундука, стоявшего меж кроватями, огромный алый берет с белыми перышками при серебряном шнуре, и водрузил сие произведение шляпного искусства на свою голову. - Подумаешь, синяк, зато берет - все беретам берет! Злате не устоять, - и в который раз заглянул в таз с водой - на любимое отражение.
   Пек, тем временем, пронесся по галерее к лестнице, оттуда - вниз, в общую залу, где худенькая горничная Нина расставляла посуду на столах для жильцов к завтраку.
   - Привет, старушка? Дай горбушку! - юноша весело поприветствовал девушку и схватил с широкого деревянного блюда пару кусков хлеба.
   - Привет, Рифмач, - краснея и улыбаясь, спросила Нина. - Ты опять раньше всех поднялся. Как спалось?
   - Отлично, - юноша подмигнул девушке, уже хватаясь за ручку входной двери. - А, кстати, - чуть притормозил, - передай хозяину, чтоб начинал грубки топить - сентябрь наступает - по утрам холодно. Хорошего дня, старушка! - и резво выскочил из дома.
   - Счастливо, - вздохнув, отозвалась Нина. - Как всегда, неугомонный.
   Она не зря вздыхала. Пек-Рифмач был красивым парнем: сероглазым, с пушистыми русыми волосами, белозубой улыбкой и лицом, в котором не обнаруживалось ничего грубого и глупого. Именно этим, по мнению Нины, отличались лица других парней. Впрочем, именно такие, простые, парни обращали на нее внимание, а Пек, с обликом, больше подходящим юному дворянину, а не простолюдину, не видел в Нине девушки, только - прислугу.
   - Хотя, у такого красавчика, наверняка, уже есть, к кому поспешать по утрам, - буркнула себе под нос Нина.
   Опять вздохнув, она дернула с плеча полотенце и взялась протирать стаканы...
  
   А юный Пек все так же резво бежал по узкой илидольской улочке. Он, в самом деле, спешил. Но не на свидание, как думали друг Ларик и горничная Нина.
   Пробежав пару богатых кварталов, безлюдных в раннюю пору, он свернул на Сытую улицу. Там было чуть оживленней - уже открывалась торговля.
   В хлебной лавке юноша взял два белых каравая, в овощной - помидоры и салат, румяные яблоки и желтые вишни, у винодела - пару бутылок молодого белого вина. Потом заскочил в кулинарную лавку.
   - Привет тебе, Рифмач! - кивнул юноше необъятный и румяный хозяин. - Все готово - забирай! Как обычно - с гречкой, - и выставил на прилавок большую корзину, в которой покоился горячий глиняный горшок, завернутый в белое полотенце.
   Пек поблагодарил, оставил на столе пару серебряных монет, подхватил довольно тяжелую корзину и все то, что купил ранее, и побежал дальше, напевая под нос что-то бодрое, утреннее.
   Свернув через квартал на широкий Липовый мост, юноша оказался в той части города, которая была ему очень хорошо знакома - в бедных Медных кварталах. Они так назывались потому, что их жители почти никогда не видели серебра и золота - медные монеты были их постоянными спутниками, даже пределом их мечтаний.
   Почти каждый свободный от боев и тренировок у папаши Влоба день Пек проделывал этот путь. И все бегом - по-другому он, казалось, не мог передвигаться. Конечной точкой путешествия юноши был небольшой старенький домик в глубине такого же старого, заброшенного сада, в конце Тихой улицы.
   Открыв покосившуюся калитку и пробежав по тропке к крыльцу, Пек опустил свои ноши на ступени, осторожно постучал в низкую, дощатую дверь.
   - Иду-иду, мальчик мой, - сразу же отозвались из домика - там, судя по всему, юношу ждали.
   Послышались шаркающие шаги старого человека, и Пеку открыли. На пороге стоял, укутанный в клетчатое одеяло, мастер Герман.
   - Вот и я! - звонко объявил, обнимая старика, юноша. - Я и ваш завтрак! - и, схватив сумки, корзину и бутылки, запрыгнул в дом.
   Герман, улыбаясь, закрыл дверь на крючок и последовал в кухню, за резвым Пеком. Тот уже хозяйничал у небольшого стола. Первым делом достал из корзины и освободил от полотенца горшок, открыл его, и по дому тут же расползлись приятные запахи гречневой каши с курятиной. Затем Пек расставил глиняные тарелки и кружки, нарезал хлеба, покрошил в деревянную миску помидоров и салата, все перемешал, посолил, заправил растительным маслом. Последним делом было выдвинуть на центр стола блюдо с фруктами.
   - Готово, мастер, прошу за стол - будем завтракать, - улыбаясь, объявил Пек. - А вино - потом, после занятий, чтоб расслабиться.
   - Спасибо, мой лорд, - отозвался Герман.
   - Мастер, вы опять? - укоризненно заметил юноша. - Забудьте про Мелина - помните о Пеке. Он того стоит.
   Герман то ли виновато, то ли несогласно покачал головой в ответ.
   Они опустились на табуреты, вооружились ложками и принялись за кашу и салат...
  
  
   Глава седьмая
  
   Пек встретил Германа года полтора назад, в маленьком илидольском трактире "Хмелёк", где беднякам за медную монету давали кружку кислого пива и вяленую рыбу-мелочь.
   Дело было так:
   В пятничный вечер Пек, Ларик и другие парни из "Тумачино" запланировали отметить одну из своих побед на арене. Они с хохотом и задорными песнями ввалились на двор "Хмелька" и уже собирались дружной компанией вписаться в дверь питейного заведения, как зорким глазам Пека попались знакомые сапоги на ногах какого-то пьяницы. Тот, скрючившись, сидел на земле у корыта, из которого поили лошадей и, похоже, спал, завернувшись в грязный плащ.
   - Братишки, начинайте без меня, я скоро, - так сказал Пек друзьям и пошел выяснять, верны ли его предположения.
   - Привет, папаша, не боишься разутым проснуться? - с такими словами он тронул пьяницу за плечо и был немало изумлен, когда тот обернулся и оказался мастером Германом.
   - Вот те нА - беленА, - протянул Пек.
   - Ваша милость! Вы ли это?! - не менее изумленно возопил бывший наставник.
   - Тише! - зашипел юноша, зажимая рот не в меру обрадованному мастеру. - Что ты тут делаешь?
   - Пек! - крикнули парню из трактира. - Долго тебя ждать?
   - Вот что, господин мой хороший, - зашептал Рифмач Герману, - будь здесь и молчи, умоляю! Вот тебе мой плащ, укутайся, как следует, а я скоро, скоро...
   И похлопав по плечу раскрывшего в изумлении рот наставника, Пек занырнул в "Хмелек".
   Минут через десять он выскочил, помог слегка протрезвевшему от неожиданной встречи Герману встать и поволок его за собой по улице.
   Пройдя квартал-два, Пек нашел еще одну скромную пивнушку - таких много в Илидоле - и завернул со стариком туда. Устроившись за дальним столом и получив от хозяина по кружке пива, они наконец-то смогли поговорить.
   - Милый Герман, ты бродяжничаешь по стране? - спросил юноша, с болью глядя в осунувшееся, изрытое морщинами лицо старого учителя. - Что с тобой сталось?
   - Мой мальчик, мой мальчик, - заплакал вдруг старик, цепляясь за руки Пека. - Живой, здоровый, вырос, - и уткнулся в пальцы юноша лбом, а плечи его мелко задрожали от рыданий.
   Пек судорожно сглотнул - у него самого слезы запросились наружу, но сдержался и пару раз тряхнул Германа, чтоб привести в чувство:
   - Не время слезиться, надо взбодриться, - как можно веселее проговорил он. - Расскажи же мне все, Герман.
   - Конечно, конечно, - закивал старик. - Все просто, очень просто. Вы пропали, и король хотел нас казнить. Всех: и меня, и Леоната, и доктора, и каждого в Кленовой усадьбе...
   - Но он этого не сделал?! - сверкнув глазами, спросил Пек. - Он никого не тронул?!
   - Нет, не сделал, - вновь кивнул Герман. - Нас королева спасла, королева Корнелия. Она умоляла короля помиловать нас. И он послушал. Нас просто выгнали со службы, всех, без жалования, без пенсии, с позором. Разбрелись мы, кто куда. Думаю, не я один в бродяги из королевских наставников перешел. Мы с Леонатом вместе ходили, но он очень скоро умер: у него ноги опухли, застудился он, закашлял, быстро упокоился... Бедный старый толстяк... А вас, и впрямь, сочли утонувшим. И знаете: король, видно было, сильно огорчился. Так-то гневался, как узнал, что мы вас пронянчили...
   - Глупости, - буркнул Пек, глядя, как опадает пена в кружке с пивом. - С чего ему гневаться? С того только, что не так, как он хотел, вышло. Потом, небось, успокоился да порадовался.
   - Вот это я уж не знаю. Только слышал: ездил он потом в Кленовую усадьбу, целый месяц там пробыл. Вот это я слышал... как же я рад, что вижу вас, лорд Мелин, - и старик снова ткнулся лбом в руки юноши.
   - Я Пек! - зашипел тот в ответ. - Пек-Рифмач! Забудь о Мелине! Он утонул, в реке Вирке - ведь так?
   - Точно так, мой лорд, точно так.
   - Боже, ну про лорда тоже забудь! Что ж мне, каждое слово тебе подсказывать? Разве так ты пьян?
   Старик испуганно замотал головой, а потом снова закивал. Потом, опасливо оглянувшись, спросил:
   - Вы что же? Тот самый известный на весь Илидол молодой боец?
   - Ну да.
   - Какое ж вы себе занятие выбрали, нехорошее, - Герман неодобрительно нахмурился. - Выставляете рыцарские доблести на потеху простолюдни...
   - Это уже мое дело, - сквозь зубы отвечал Пек, также сдвинув брови. - Мне жизнь потешника больше по нраву, чем заточение в Кленовой усадьбе или крестьянство, в которое вы с Леонатом меня сунуть хотели. Я сам свой выбор сделал - я им доволен!
   - Ох, мальчик мой, да разве это - доброе дело? Да разве вы всю жизнь им будете заниматься будете?
   - Вся жизнь еще впереди, чего зря загадывать, - сказав это, только сейчас Пек позволил себе отхлебнуть пива из кружки. - А ты? Тебе есть, где жить? Деньги нужны? В чём нужда?..
  
   Так они и сошлись, второй раз за жизнь.
   Теперь уже Пек заботился о старом наставнике. И заботился так, как не всякий сын стал бы опекать отца. Он устроил Германа жить в маленький домик на окраине Тихой улице. Хозяин жилища очень дешево сдал им такую свою недвижимость - совсем было надежду потерял, что найдутся охотники на старье. Пек быстро (он все делал быстро) обустроил домик для старика: там подлатал, там подкрасил. Поскольку денег на всё не хватало, сам сладил кой-какую простую мебель, а потом взялся постоянно навещать наставника.
   Но и Герман не захотел оставаться в долгу.
   - Мальчик мой, раз уж судьба нас столкнула, позвольте мне учить вас, как и прежде, - сказал он раз Пеку.
   - Чему учить? - удивился тот.
   - Тому же, чему и раньше - фехтованию, рукопашному бою, стрельбе из лука. Разве вы все эти годы совершенствовали свою технику?
   И юноша согласно покивал. Он, в самом деле, про благородное оружие уже давно не вспоминал - все налегал на кулачное дело.
   Упражнялись они на заднем дворике, под прикрытием старых, раскидистых, фруктовых деревьев. Герман для этих дел смастерил два деревянных меча, каждый в метр длиной, и два небольших, круглых щита, тоже деревянных. Еще он учил Пека драться копьем и дубинками.
   Друг с другом они сражались редко. В основном, Герман показывал юноше приемы, а тот старался повторить их, как можно точнее и быстрее. И делал заметные успехи.
   Вот и сегодня.
   Старый мастер с удовольствием смотрел, как идеально по технике и скорости выполнил Пек одну из сложных фехтовальных комбинаций, сопряженных с прыжками и обманными выпадами. Смотрел-смотрел и не выдержал - поделился впечатлениями:
   - Чем больше я вижу, как вы управляетесь с мечом, тем больше кажется, что передо мной - ваш батюшка...
   Пек тут же прервал занятие и посмотрел на наставника так, что Герман даже вздрогнул - волчьи огни полыхнули в серых, как сталь, глазах юноши. А брови - они так и столкнулись друг с другом, сделав лицо грозным, а парня - на десять лет старше.
   - Молчи! - как отрезал Пек. - Ты разозлить меня хочешь?!
   - Почему разозлить? - Герман попытался возражать. - Ваш отец был и есть лучшим воином Лагаро. Нет ему равных...
   - Я не собираюсь быть похожим на него! - продолжал рычать Пек.
   Вот после такого заявления Герман вдруг улыбнулся, то ли печально, то ли насмешливо.
   - Что же делать, мой мальчик, когда сама природа говорит за вас? Ваше лицо, мастер Пек. Оно - лицо короля, ваше тело - тело короля, ваши движения - движения короля. Я видел Лавра Свирепого молодым, почти вашим ровесником. Так, как вы похожи на него, бывают похожи лишь капли воды ... и отец с сыном...
   - Вот несчастье! - воскликнул юноша. - Я на него похож? Ну, и к чертям эту похожесть! Мало ли на свете схожих рыл! Ха! - и в ярости швырнул меч куда-то под забор, потом пнул ногой пустое деревянное ведро, что стояло у дерева, и оно в щепы разлетелось.
   Герман улыбнулся еще шире:
   - Даже ваш гнев - это гнев короля...
   - Все! - сжав кулаки, ответил Пек. - Уроки на сегодня кончились!
   - Это мне решать - я ваш наставник, - став строже, заметил старик.
   Но парень уже не слушал: громко фыркая, ополоснул лицо из бочки с дождевой водой и надел куртку, которую снял на время тренировок.
   - У меня куча дел, мастер, - слегка поклонился он Герману. - И завтра меня не ждите. Завтра пятница - я дерусь. Счастливо...
   Пек быстро-быстро шел по улице, перепрыгивая через желтоватые вонючие лужи, а ветер бросал ему в лицо разные городские запахи - то запах железа, то выпечки, то отбросов. Это нравилось - это хоть немного отвлекало от ярости, что жарила в голове и груди. Сейчас хотелось что-нибудь сломать. Желательно - с грохотом и ревом. И кулаки были судорожно сжаты, и брови нахмурены, и зубы стиснуты. Словно шел он по стану врагов и в любую минуту ожидал нападения.
   Мастер Герман заговорил о его отце, начал сравнивать Пека с королем. А ведь все эти годы юноша старательно пытался забыть свое прошлое, все обиды, всю злобу забыть. Поначалу у него было желание так все утроить, чтоб попасть ко двору и вернуть себе положенное первородство, унизив при этом и отца и его теперешнюю супругу, и их сыновей. Были моменты, когда он представлял себе сцену возвращения, придумывал реплики себе и отцу, и всем остальным, и всегда в этой сцене играл роль победителя, великодушно прощающего своих обидчиков и посылающего их в ссылку в дальнее поместье.
   Чуть позже эти мысли начали терять свою яркость. Пек стал больше думать о настоящем: о своих друзьях, о работе в бойцовском доме, о том, в конце концов, как лучше истратить призовые деньги. Так постепенно лорд Мелин Лагаронский исчезал, истончался, и на его место все надежнее заступал простак Пек, мастер по кулачному делу, большой любитель пошутить и склепать стишок.
   Но теперь лорд Мелин вернулся обратно, и все его проблемы, обиды и боль воротились. Ничего не попишешь - они явились вместе с Германом, потому что когда-то мастер боя Герман и лорд Мелин жили вместе в Кленовой усадьбе...
  
   "Пропустишь стаканчик?" - вдруг заманчиво подмигнули мысли.
   - Почему нет? Самое время, - на миг остановился юноша.
   Пить он любил - от питья легчало. Всегда и всюду. Поэтому Пек для начала осмотрелся, чтоб узнать, где находится и где можно найти кабачок. Моховая улица. Подходящее для пропускания стаканчика место располагалось за следующим поворотом и называлось "Отдохни".
   Сидя в полутьме трактира, за узким столом из грубых досок, и потягивая темное пиво, юноша задумался, о многом. Вдруг так сразу, вся жизнь, в которую он теперь был погружен, показалась ненастоящей, игрушечной и готовой сломаться в любой момент. "Я играюсь, да, я играюсь. Так, что совсем уж заигрался... Что мне в этом кулачном деле? Кто я буду лет через десять, когда явиться к папаше Влобу какой-нибудь молодой боец, порезвее меня, и разобьет мою голову?" Он покачал этой самой головой, вновь отхлебнул пива. "Герман учит меня. Королевскому фехтованию - благородному мастерству, - Пек горько усмехнулся. - И зачем, спрашивается? Где мне его применять? Я теперь простолюдин..." Вновь - глоток пива, и долгожданный туман медленно, тягуче заволок мысли, сделал их легкими и неожиданно чистыми. "Оруженосец! - из чистоты родилась вспышка. - Мне надо пойти в оруженосцы!"
   - Дааа, - довольно протянул Пек.
   В "Тумачино" уже давно ходят дворяне. Они громко хохочут, глядя, как Пек и его приятели бьют друг друга. Многим он - Рифмач - принес немалые выигрыши. Неужели кто-нибудь откажется принять его в свою дружину? Ведь у каждого рыцаря есть своя дружина, маленькая или большая - зависит от толщины кошелька господина. "Попрошусь! - тряхнул лохматой головой Пек. - В дружину! Можно к сэру Пату - он вроде богат и щедр к своим. Завтра же!"
   - Привет, тебе подлить? - пропел совсем рядом бархатный девичий голос.
   Юноша поднял глаза и улыбнулся - побеспокоиться о содержимом его кружки решила стройная красавица. Круглое белое лицо, большие карие глаза, тонкие, словно ниточки, брови, и крохотный пухлогубый рот - настоящая кукла. Она была в длинном голубом платье, белоснежном переднике и кружевном чепце. Из-под него по-детски выбивались вьющиеся пряди темных волос.
   - Привет тебе, дарующая пиво, плесни еще и улыбнись красиво! - пропел Пек и протянул девушке кружку.
   - Ну, стихоплет! - засмеялась она, и на пухлых щечках вдруг обозначились две трогательные ямочки.
   - Присядь ко мне, красавица, позволь тебе понравиться, - продолжил юноша, все больше и больше очаровываясь ее влажными, карими глазами, а потом и вовсе цапнул девушку за руку, потянул к себе - на скамью.
   - Ой, нет, ой не могу, - забеспокоилась она, хватая свой кувшин, - пусти, не тронь - отец смотрит.
   - Делия! Что ты там застряла? Иди других обслужи! - в самом деле, позвали девушку из-за стойки.
   - Делия! Тебя зовут Делия! - не обращая ни на что внимания, с восторгом заговорил Пек. - Я - Пек, Пек-Рифмач. Слыхала, может?
   - Слыхала-слыхала: как ты носы парням воротишь, - вновь засмеялась Делия. - Но, пусти же, - почти вырвала у него руку, чуть нахмурилась, а через секунду опять заулыбалась: парень-стихоплет, без отрыва смотрящий в ее глаза, ей понравился. - Давай завтра, давай ты утром придешь - утром у нас народу совсем нет. Утром и поговорим.
   - Приду, обязательно, - шепнул-кивнул Пек и снова поймал ее руку - уже для того, чтоб коснуться губами пухлых розовых пальчиков с мелкими ногтями.
   Рука Делии тепло и вкусно пахла корицей. Этот аромат внезапно вновь напомнил Пеку детство, Кленовую усадьбу и маленькие рулеты с корицей, которые по воскресеньям подавали к утреннему чаю. Эти рулеты он обожал. Он почему-то думал, что его покойная матушка умела готовить такую вкуснятину...
   Так Пек влюбился...
  
  
   Глава восьмая
  
   Ларик не узнавал приятеля. Тот, напевая что-то легкомысленное про цветущие ландыши и весенний ветерок, приоделся в нарядную курточку из серого бархата с шелковыми шнурами, узкие штаны того же материала, в начищенные с вечера сапоги, и теперь старательно приглаживал смоченные водой вихры. Он старался из непослушных волос сделать что-то приличное.
   - Это ты к бою так готовишься? - с сомнением спросил, наконец, Ларик, все еще не вылезший из-под одеяла.
   - А? - не сразу услышал Пек. - Нет. К девушке.
   - Дааа? - протянул Ларик. - А с чего такая забота о внешности? Раньше за тобой такого не водилось.
   - Раньше и девушек таких не водилось, - улыбнулся юноша.
   - Но ты же помнишь, что нынче вечером идешь драться? Сегодня важные господа придут смотреть на бой. Папаша Влоб ждет от тебя красивой победы.
   - Поооомню, поооомню, - пропел Пек, рассматривая себя в крохотное зеркальце, которое у него с другом было одно на двоих.
   - Сомневаюсь я, - и Ларик протянул руку к столу, взял с тарелки морковку и захрустел (любил он этот сладкий овощ), вновь откинувшись на свою подушку. - Как ее звать?
   - Кого? Девушку? Делия, - довольно ответил Пек и повторил, получая неимоверное удовольствие от звука имени красавицы. - Делия.
   - Оп-па! - вновь подскочил на постели Ларик. - Это не трактирщика ль дочка? Кабачок "Отдохни"?
   - Точно. Откуда знаешь?
   - Как не знать, - ухмыльнулся Ларик. - В прошлом году я ее целовал.
   Пек нахмурился, покосился на друга, потом на букет осенних цветов, которым он запасся для свидания, потом - опять на Ларика:
   - Дальше.
   - Дальше? - парень опять смачно откусил от морковки, опять захрустел и широко улыбнулся. - Дальше было все, как положено. Ну, ты ж не маленький, знаешь, что после жарких поцелуев бывает. А потом мы разбежались... Папаша все мечтает ее замуж выдать и побыстрее. Глупая она, до мужских статей жадная... Можешь, конечно, и ты посвататься, только зачем тебе такая? Да и нам, босякам, у которых ни кола, ни двора, тут ничего не светит. Откажет тебе ее папаша - ему жених богатый нужен. А то, что дочка гуляет - это его не волнует. Главное - чтоб в подоле не принесла, но с этим делом у нее, вроде, никаких проблем... Так что - иди, балуйся. Делия безотказная...
   - Ты врешь! - с таким рычанием Пек резким ударом кулака сбил на Ларика и цветы, и кувшин, в котором они стояли.
   Ларик подскочил, подавившись морковкой, весь мокрый, в глиняных черепках и запорошенный рассыпавшимися цветами, проревел:
   - Свихнулся?!
   - Ты вре-ошь! - не сбавив ярости, повторил Пек и топнул ногой.
   - Я когда-нибудь тебе врал?! - так же, с ожесточением, проорал Ларик, отряхиваясь. - Да и на кой мне тебе врать?! Ты дурак.
   Юноша охолонулся, получив такой ответ. В самом деле, во лжи он никогда не уличал друга. Ларик был простодушен, иногда делал глупости, но подлости - никогда.
   - Ну, дурак, - продолжил бурчать парень, стягивая долой мокрую, холодную рубаху. - Ты ж меня всего вымочил. И кувшин разбил, а кувшин не наш - его Нина принесла. Что мы ей скажем?
   - Медяк положим - новый купит, - глухо ответил Пек и без сил опустился на свою постель. - Как же так?
   Ларик понял, что приятель остыл и свял и сердиться на него больше не стоит.
   - Не переживай, братишка, - он бросил рубаху в корзину, куда складывали белье для стирки, подошел к другу и похлопал его по плечу. - Мало ли девиц хороших на свете? Удивляюсь только, как это такая пташка, как она, тебе понравилась? Она, что есть, то есть, барышня видная: губы, глазки, щечки, фигура ничего. Но какой от этого богатства толк, если в голове у нее одна мысль, и та глупая? - молодой человек хмыкнул, рукой махнул, снял со спинки кровати льняное полотенце и стал вытираться. - Жалко мне того, кто на ней жениться: эдакое сокровище в дом введет...
   - Замолчи, - сквозь зубы прорычал Пек.
   - Ладно, не пыхти. Больше про нее не говорю, - Ларик пожал плечами. - Только совет тебе дам: сходи, погуляй и забудь быстрей про все неприятности. И смотри: сегодня вечером ты дерешься, а настрой в этом деле штука важная.
   - Без тебя знаю! - огрызнулся Пек и сорвался с места и сердито хлопнул дверью, выбегая наружу.
   В коридоре он чуть не сбил с ног горничную Нину, которая шла мимо с охапкой покрывал - собрала их, чтоб нести на улицу, вытряхивать.
   - Мамочки! - вскрикнула девушка, заваливаясь на бок вместе с ношей.
   - Тихо-тихо, - Пек не дал ей упасть, ухватил горничную за локоть. - Чуть беда не случилась. Я тебя не сильно пихнул?
   - Вроде нет, - выдохнула Нина, прислонившись к стенке. - Только впредь смотри, куда летишь.
   - Да, конечно, - забормотал Пек. - На вот, - протянул ей пару медных монет из кошелька, - я кувшин разбил, тот, что ты для цветов давала. Это - на новый кувшин, и за то, что толкнул, - чуть помедлил, посмотрел на ее красное лицо, растрепавшиеся при столкновении волосы, и вдруг предложил. - Давай помогу. Ты маленькая, а покрывал - гора целая. Куда нести?
   - Нет, не надо. Я сама справлюсь. Ты сегодня такой нарядный, а работа - пыльная, - смущенно заметила девушка.
   - И вовсе я не нарядный, - нахмурился Пек: ему не хотелось думать, что ради какой-то легкомысленной Делии он старался-наряжался. - Просто одеть сегодня больше нечего: все в стирке.
   Нина улыбнулась и сбросила на его подставленные руки свою ношу. Поправив юбку и фартук, спрятала выбившиеся каштановые прядки под чепец и кивнула:
   - Что ж, тогда пойдем...
   Трясли они на заднем дворе - пыли было немного, поэтому работа двигалась быстро.
   Сперва все делали молча. Потом Пек решил, что не стоит понуро молчать, тем более, что Нина ему добродушно улыбалась, и повел разговор:
   - Ты ж тут недавно?
   - Да. Всего полгода. Раньше отец не пускал - сам работал: в кузнечном цеху меха качал, огонь раздувал. Потом он умер - и что-то у него в груди порвалось. Осталась я одна. Пришлось трудиться - и как-то полегче мне стало. Не только время лечит - работа тоже лечит, - Нина рассказывала бодрым голосом и улыбалась: ей очень нравилось, что она и Пек так просто сошлись и теперь вместе занимались покрывалами.
   - Ты отлично справляешься, - кивнул юноша, перебрасывая чистые покрывала на забор. - Ни разу не видел, чтоб ты без дела сидела. А толстуха Павлина, что работала до тебя, любила подремать в каморке под лестницей. Лентяйка была.
   На это Нина лишь плечами пожала, смущенно улыбаясь, и Пек тоже улыбнулся: заметил, что она не желает обсуждать других людей. Это ему понравилось.
   - А сколько тебе лет? - спросил он неожиданно сам для себя.
   Нина покраснела:
   - Шестнадцать.
   - И не страшно тебе одной в этом городе?
   - Но ведь и тебе не страшно, - лукаво улыбнулась девушка.
   - Я-то парень, и я не один: я с Лариком. Мы вдвоем, если надо будет, горы посворачиваем.
   - Так я тоже не одна, - кивнула Нина. - Друзья моего отца, которые с ним вместе в цеху работали, меня не забывают. Я от них частенько помощь получаю. Вот ведь как получилось - как будто сразу три отца у меня теперь, - вздохнула девушка. - Хотя родного батюшку и толпа не заменит...
   Пек чуть вздрогнул, услыхав про отца, но тут же пустил эти слова мимо - не хватало еще сравнивать заботливого батюшку Нины со своим собственным отцом, жестоким и равнодушным к нему, родному сыну.
   - А ты что же? Как в бойцы пошел? Это дело нехорошее - здоровьем на хлеб зарабатывать. На такое лишь сильная нужда толкает, - стала спрашивать Нина, полагая, что если она без утайки про себя все рассказала, так и от Пека следует ждать подобного.
   Только юноша не был настроен откровенничать. Заметив, что покрывала кончились, он буркнул:
   - Ну что? Все?
   - А? Да, - растерянно кивнула Нина. - Теперь это все надо до кладовки дотянуть.
   - Помогу - без вопросов. Ты только знай - наваливай, - и Пек решительно подставил плечо.
   Они не успели нагрузиться и уйти со двора: над забором, над черепичной крышей дома, пугая голубей, пронесся тревожный гул - где-то далеко металл бил в металл.
   - Набат! - пискнула девушка, от неожиданности роняя покрывало на землю. - Ой, мамочки! Что-то страшное случилось!
   Звон не прекращался, был громким и частым.
   - Прости, старушка, я должен узнать, - тряхнул головой Пек, в один миг перелетел через забор на улицу и умчался на главную площадь Илидола - Каменную, к ратуше - именно оттуда несся сигнал тревоги.
   - Ну вот, - с сожалением забурчала Нина, - мне ведь тоже интересно. Помог бы - потом вместе бы пошли. А теперь, - и вздохнув, сама собрала все покрывала и невесело поплелась в дом.
   Пек спешил на Каменную площадь не один - со всех улиц и закоулков, из подъездов и подворотен, торопились мужчины и женщины, богатеи и бедняки, стар и млад, чтоб узнать, какая тревога взбудоражила их город.
   Последний раз - юноша помнил - набат звучал года два назад, поднимая илидольцев посреди январской ночи. Тогда случился пожар на дровяных складах: ревущее, безжалостное пламя вздыбилось до небес, и было светло, как днем.
   Тушить пожар, казалось, весь Илидол сбежался. Люди по цепочке передавали ведра с ледяной водой, но от этого было мало толку. Последствия оказались ужасны: сгорели не только склады с содержимым, но и несколько соседних кварталов - почти четверть Илидола. Погибло много людей, еще больше остались без крова и имущества. В городе все строения, кроме городских стен, храма, ратуши и пары-тройки особняков знати и купечества, были деревянными, поэтому пожары всегда приносили огромные разрушения.
   "Что ж теперь-то?" - думал Пек, спеша на площадь. И, конечно, такой вопрос задавал себе каждый илидолец.
   Там уже собралось множество людей - несколько тысяч, не меньше. Встревоженный народ шумел, гудел, а набатный гул, что несся с башни главного храма, не прекращался. Пеку удалось пропихаться почти к самым ступеням белой ратуши. Дальше не получилось - толпу сдерживали солдаты городского гарнизона, рослые крепкие парни в круглых шлемах и синих накидках с белыми башнями в зеленых кругах - гербами Илидола - поверх блестящих кольчуг. В их руках были длинные шесты, и они ими, как забором, сдерживали массу людей, что волновалась, словно морской прибой.
   - Мэра! Мэра! - дружно начали требовать илидольцы.
   Пек уже давно считал себя полноправным горожанином, поэтому с готовностью влил свой молодой и зычный голос в этот общий крик:
   - Мэра! Мэра!
   Рядом возникла белобрысая голова Ларика. Он был одет кое-как: видимо, очень торопился.
   - Во! Так и знал, что сюда примчишься! А как же папаша Влоб? Как же бой? Через час начало, а тебе еще размяться надо...
   - Ты думаешь: кто-то пойдет на бой, когда звучит набат? - ухмыльнулся Пек. - Посмотри: весь Илидол на площади. Как считаешь, сколько людей сейчас в "Тумачино"?
   Ларик почесал затылок, медленно, но соображая:
   - Фу ты, ну ты. Прав, братишка, - и став плечом к плечу с другом, заорал вместе с ним и тысячами других горожан:
   - Мэра! Мэра!
   Тут набат затих, и на белое, высокое крыльцо ратуши вышли члены городского Совета старейшин во главе с мэром. Все они были седовласыми мужчинами, явно перешедшими полувековой рубеж, вид имели важный и степенный: в длинных, темных, бархатных одеяниях, отороченных по воротам ценными мехами, с золотыми цепями на плечах, с белыми тростями власти в руках.
   Мэр выделялся среди старейшин, и не ростом или величиной живота (надо сказать, отцы города все были заметно упитаны), а самой толстой цепью. Ее к тому же оттягивал вниз массивный золотой медальон с гербом Илидола.
   - Ишь, какая цацка, - не сдержал восхищения Ларик и пихнул Пека локтем в бок.
   - Это тебе не цацка, - ухмыльнулся парням один из солдат с шестами.
   - А ну тихо! - рокочущим басом крикнул на толпу закованный в сияющие доспехи капитан гарнизона, крутившийся за рядами своих воинов на горячем рыжем жеребце. - Господин мэр говорить будет!
   В самом деле, градоначальник выступил вперед и поднял руку, также призывая к тишине и вниманию.
  
   Глава девятая
  
   - Жители славного Илидола! - заговорил мэр, и на Каменной площади воцарилась тишина. - Это я приказал бить в набат. Потому что беда нависла над нашим городом - надо решать, что делать.
   - А что за беда? - тут же бросили в него вопросом из толпы. - Пожара нет, и врагов у ворот не видно. Чего народ растревожили?
   - Земляки мои! - продолжил мэр. - Все вы знаете лорда Гая Гоша - владетеля земли, на которой стоит наш город, - и тут же на эти слова понеслось со всех сторон:
   - Кто ж этого пса не знает?
   - Жлоб он!
   - Муравьев ему в штаны!
   - Перцу в глаз!
   И прочие приятности в адрес благородного лендлорда. Не пользовался он любовью илидольцев. А все потому, что был Гай Гош, владетель обширных земель Гош, в свои сорок лет вполне оформившимся жадным, наглым и жестоким человеком. Со своей многочисленной дружиной он часто приезжал в Илидол, где вел себя полноправным, но плохим, хозяином. Его рыцари и слуги пьянствовали, дебоширили в трактирах и не платили по счетам. Правда, хозяева питейных заведений и харчевен бывали счастливы и тем, что просто оставались целы.
   Закончив с попойками, дружинники Гоша не успокаивались. Они слонялись по улицам Илидола, орали непристойные песни, задирали парней, обижали девушек, заскакивали в лавки, где брали все, что хотели и сколько хотели. Если же кто-то самонадеянно пытался давать отпор разбойникам, побои были самым легким наказанием дерзкому. В общем, вели себя, как захватчики.
   Так что теперь горожане получили небольшую возможность выразить теплые чувства лендлорду и старались вовсю.
   - Каблуком по яйцам! - смело и громко внес свою лепту в общее слово Пек, и тут уж развеселились все - даже солдаты гарнизона, а их капитан хоть и погрозил юноше хлыстом, но при этом сам заухмылялся.
   Мэр, тоже улыбаясь, подождал, пока народ выскажет все, что наболело, и успокоится, затем продолжил речь:
   - Мне отрадно знать, что вы едины в своих порывах и желаниях. Вдвойне отрадно, потому что испытание ждет нас и наш город, но я уверен - мы выстоим. Лорд Гай Гош объявил, что желает получить плату за землю, которую занимает Илидол...
   - Мы уже платили в этом году! - снова ответила толпа. - И монетой, и натурой!
   - Лорду Гаю мало! - развел руками мэр. - Он считает, что Илидол получил хорошие прибыли и должен уплатить еще раз. Угрожает пойти войной на нас, разграбить, сжечь город, если откажемся. Рыцари его всегда были хороши - что в войне, что в разбое... Так что мы должны вновь собрать налоги.
   - Пусть купцы идут в складчину! - заволновался простой люд. - У них золото всегда есть! Медяки не спасут Илидол! Купцы, пускайте шапку по кругу!
   - Тише! Тише! - мэр поднял руки, вновь требуя тишины. - Мы все можем спасти Илидол! Раз и навсегда!
   - И как же? Как же? - народ продолжал волноваться.
   - Мы можем выкупить наш город у лендлорда. Заплатить полную стоимость земли, на которой он выстроен. Это будет большая сумма, но это меньше, чем платить Гошу из года в год. Один раз мы опустошим кошельки и получим свободу - для себя, для Илидола! Вольный город - так мы будем зватся! Будем платить налоги только королю - и никаких поборов от лорда Гая. Он больше не сможет приезжать в город и устраивать пьяные дебоши, грабить, избивать горожан, портить наших девушек. Илидол станет богатеть, и вместе с ним каждый станет богаче! Даже милостыня будет больше! Разве не так?
   - Неплохо они там в ратуше соображают, - шепнул Ларик Пеку. - Что скажешь?
   - Скажу, что идея неплоха, - кивнул юноша. - Наш город каждый год платит налоги лорду Гаю и королю, а после откупа Илидол станет платить лишь королю. Откуп - дело нужное...
   - Эх, парни, - покачал головой стоявший рядом пожилой горожанин в кожаном фартуке сапожника, - знали б вы, какие деньжищи придется собрать для этого откупа. Каждый кошель в городе, даже кошель нищего, сильно похудеет.
   - Да какие б ни были эти деньжищи! - отозвался с другой стороны высокий плотный парень в белой одежде, сам румяный, с волосами, запорошенными мукой - пекарь. - Это ж раз и навсегда! Лорд Гай и бумагу особую подпишет - грамоту откупную. Ну, подтянем пояски, годок другой на хлебе да капусте посидим, зато детям вольный город оставим - хоть они пожируют.
   - Что ж, вольный город - хорошо звучит, - согласился-таки сапожник. - Только по сколько монет сбрасываться будем?
   Мэр, тем временем, как раз повел разговор о размере выкупа:
   - Совет старейшин не берется устанавливать жесткие размеры взносов. В каждом квартале Илидола есть староста. Пусть они - старосты - составят списки жителей и займутся сбором денег. Каждый же из нас, - мэр указал на себя и мужей-управителей города, - даст по сотне золотых. Мы ждем не менее солидных взносов от торговых и ремесленных гильдий. Каждому в Илидоле пойдет лишь на пользу то, что город станет вольным...
   - Ох, боюсь я: сколько ни дай лорду Гаю, а будет мало, - вновь засомневался сапожник.
   - Главное - чтоб грамоту подписал да печатью заверил. Тогда, мало не мало, а уже хозяйничать и командовать в городе не получится, - уверенно тряхнул мучной головой пекарь.
   - Сумму мы немалую соберем - мы народ дружный. Лорд Гай как мешки с золотом увидит - тут у него глаза загорятся, все подпишет с первой-то жадности. А дальше-то ходу нет.
   - Дай Бог, чтоб он согласился, - вздохнул сапожник.
   - Что ж, братец, и мы с тобой золото свое положим. Не зря, видно, копили все эти годы, - толкнул Пек Ларика.
   Но тот вдруг нахмурился, ничего в ответ не сказал...
   Да, он давно копил, откладывал, доверяя сбережения на хранение папаше Влобу. Тот держал заработанный капитал многих своих бойцов у себя, но и залеживаться деньгам не давал - частенько пускал эти средства в торговые дела и, будучи человеком предприимчивым и ловким, почти всегда выигрывал. Парни знали об этом, но не противились такой деятельности папаши, ведь Влоб и с ними барышами делился. И при необходимости каждому выделял столько, сколько тот требовал. Так, довольно быстро, росли их сбережения, и средства делового папаши.
   Ларик, благодаря Пеку, кроме искусства кулаками махать научился еще кое-каким полезным вещам. Более образованный приятель раскрыл ему тайны сложения и вычитания, умножения и деления, и поэтому Ларик, вооруженный математическими знаниями, регулярно требовал у папаши Влоба отчета о том, куда двигаются и как растут его сбережения. То же самое делал и Пек, но больше для того, чтоб довольно поулыбаться, услыхав о приросте капитала. У Ларика же были другие причины холить и лелеять "кубышку". Ларик задумал жениться...
   Его невесту звали Злата. Она была дочкой богатого мясника и обладала той замечательной внешностью, которая нравилась Ларику: высоким ростом, крепкой фигурой, пышной грудью, круглым румяным лицом, большим улыбчивым ртом и огромными глазами голубого цвета. Еще - толстыми золотистыми косами. Кроме того, Злата имела веселый нрав, не стеснялась задорно хохотать, и ей в приданое отец обещал одну из двух своих мясных лавок. Конечно, такое наследство было немаловажно для Ларика. "Моя мечта" -- так называл он Злату.
   Встретились молодые люди на проводах зимы - на празднике Воротее.
   Отмечался он каждый год по всей стране и длился целую неделю. Люди в городах и деревнях весело встречали март-месяц, когда солнцу птоложено воротить земле тепло и ласку. Потому и назывался этот старинный праздник Воротеем. Полагалось варить кашу из оставшегося в запасах желтого пшена, щедро заправлять ее сливочным маслом, пить золотистые меды, угощать всех встречных и угощаться самим, ходить в гости по родне и соседям и привечать гостей у себя. На длинных шестах в те дни носили горящие колеса - символ жаркого солнца, красные флажки - символы огня, разжигали огромные костры и бросали туда старую глиняную посуду и соломенные куклы, изображавшие зиму и мороз.
   У молодежи всех земель Лагаро Воротей считался одним из любимых праздников - в эти дни песен, плясок и забав всяких было сверх меры. Тут тебе и снежные войны, и качели-карусели, катание на санях, лепка дивных зверей и людей из снега, кулачные бои, шумные хороводы с прибаутками и, конечно, поцелуи, объятия, любовь.
   Илидол не отставал от традиций.
   В тот Воротей Ларик здорово наворотил во время кулачных боев. Тогда, как и каждый год, молодые горожане поделились по кварталам, посбрасывали с плеч куртки, полушубки, и пошли стенка на стенку, показывая свою удаль девушкам. Прелестницы же, раскрасневшиеся, с бубликами и пирожками в розовых пальцах, наблюдали за битвою, хохотали и пищали, и от страха, и от веселья.
   - Эх, подходи, кому еще не навалял! - зычно приглашал Ларик, выгодно отличаясь среди других парней ростом, размахом плеч и величиной кулаков. - Эх, люлей много - никому не пожалею! Подходи - навешаю! - а сам все посматривал на высокую, пышногрудую красавицу в красном полушубке и в овчинной шапке, что заливисто хохотала, открывая розовый рот, не пряча крупные белые зубы - это и была Злата, мясникова дочь.
   Засмотревшись, получил и Ларик люлей - бровь ему какой-то ловкач кулаком разбил. Но это была мелочь, потому что красавица-хохотушка испуганно ахнула, когда его ударили. "Распереживалась, стало быть, в душу я ей запал", - довольно подумал парень и пошел на радостях молотить всех встречных и поперечных пудовыми кулаками. И его сторона легко победила на Воротее. Зрители осыпали их сластями и мелкой монетой.
   Злата, в самом деле, сразу заприметила белобрысого крепыша. А после боя, когда Ларик подбирал да надевал свою куртку, подошла и вытерла ему бровь белым платочком. Так и пошли у них знакомство и симпатии.
   Ларик теперь каждый свободный день бегал к дому Златы, бросал в ее окошко букеты и птичек из голубой бумаги (такое послание означало, что парень тоскует по девушке, как пташка по ясному небу), а когда красавица выглядывала, улыбался и кланялся. А вечером приглашал ее гулять на главный городской мост: туда-сюда, под ручку, раскланиваясь с такими же встречными парочками. Мост этот, кстати, в Илидоле не зря назывался Свадебным. Там парни "вываживали и выгуливали" своих невест.
   Через месяц ухаживаний девушка познакомила Ларика со своим отцом. Мясник без особой радости узнал, что возможный зять - кулачник из "Тумачино", но, видя, что он полюбился единственной дочке-красавице, поворчал и поставил условие:
   - Деньжат накопи. Как двадцать золотых в твоем кошеле заведется, так свадьбу и сыграем. А то с моей стороны вам подарок - лавка цельная, а с твоей стороны - что? Тем более, подъемные вам понадобятся на первое-то время. Вот ты про них и подумай.
   Ларик на уговор согласился, хоть двадцать золотых были весьма большими деньгами - за четыре золотых хорошую дойную корову можно было купить и горя не знать. С тех пор начал парень на всем экономить: реже пиво с друзьями пил, не спешил одежду и сапоги обновлять, а с папашей Влобом договорился, что тот его сбережения в первую очередь будет в торговлю пускать...
   Так уж получалось, что уже семнадцать полновесных золотых дукатов лежало в схроне у папаши Влоба для славного кулачника Ларика, и не очень-то парню улыбалось потрошить кошелек тогда, когда до заветной свадьбы было рукой подать.
   - Да что с тобой, братец? - опять толкнул его в бок Пек. - Не морщи сильно брови, приятель мой суровый. Всех денег не заработаешь, а общему делу помочь - это здорово!
   - Поди-ка сюда, братец Пек, - и Ларик, не очень дружелюбно ухватив юношу за шиворот, потащил его в соседний проулок, где было безлюдно - все горожане до сих пор толпились на Каменной площади. - Разговор есть.
   Остановились они под навесом хлебной лавки.
   - А тебе эта идея о вольном городе не нравится, - утвердительно заметил Пек, видя, что друг так и не прогнал со лба суровую складку.
   Ларик взъерошил свои соломенные волосы, приводя мысли в порядок и собирая слова. Много чего он хотел сказать Пеку, но, так уж повелось, что ясно выражать умозаключения у него не всегда получалось.
   - Вот что я подумал, - начал Ларик, с шумом выдохнув воздух. - Ну, кто мы с тобой такие в этом городе? Бродяги пришлые. Сегодня мы здесь, а завтра можем в другом каком городе оказаться - всякое ж бывает. Так что ж? За каждый город, чуть что, взносы платить? Нет уж, не наше и не для нас это дело - вольный Илидол...
   - Ларик? Я тебя не узнаю! - удивился Пек. - Ты ж собирался жениться, корни пустить в Илидоле. Ты всегда мне говорил, что Илидол запал тебе в душу. И что ж теперь? Что я слышу? Да тебе, похоже, просто денег жалко! - в самую точку ударил Рифмач.
   - Ну, пусть так! - не стал больше неумело пользовать обиняки Ларик и заговорил взволнованно, путаясь в словах. - Да! Жениться я хочу! Ты это знаешь. И еще ты знаешь, что мне для женитьбы надобно. Нужны деньги! Много! Так ведь я почти все собрал. Еще пару монет доложить - и Злата моя, и лавка моя, и жизнь новая - моя. Са-мо-сто-я-тель-на-я! Свое дело у меня будет! Мечта моя сбудется! И разве тебе будет плохо с таким ловким старшим братом? Со мной не пропадешь. Со мной на пару будешь в лавке хозяином! Представляешь вывески новые: "Ларик и Пек" или "Пек и Ларик" - красота...
   - Ларик, - разочарованно протянул Пек, - неужели ты так глуп? Неужели не понимаешь: если не станет Илидол вольным, рано или поздно придет лорд Гай и развалит твою жизнь. Вечно будет он мечом висеть над твоей головой, над твоей лавкой, над твоей женой, семьей и жизнью. Без Илидола твое дело - пустышка. Неужели не понимаешь? Страшно мне слышать такие слова от тебя. Если каждый горожанин так рассудит - денег не давать - то и пропал Илидол.
   - Но есть в городе люди намного богаче нас с тобой! - не сдавался Ларик. - И если Илидол пропадет, так они больше потеряют. Значит, они должны откупаться! Они должны давать больше всех. А кто мне поручиться, что какой-нибудь купец даст сто монет, а не две?
   - Да какая разница? - теперь Пек вспылил, нахмурил брови, поджал губы. - Вот это уже, как раз, каждый решит сам для себя; так, как ему совесть скажет. Наше дело, наш долг - дать от себя, столько, сколько сможем, для общего блага. А если какой толстосум затихорит дукаты - не нам его судить. Я так мыслю. Думай прежде о себе самом, о том, чтоб никто потом тебя не упрекал, и самое главное - чтоб ты сам себе в глаза смотрел без стыда. Чтоб смотрел на себя и думал: "Вот я - настоящий парень! И поступаю всегда, как настоящий парень!" Это ли не здорово? Самого себя уважать?
   Ларик покачал головой, только непонятно было: согласно или, наоборот, с отрицанием.
   - Не горюй, братишка, - Пек хлопнул его по плечу. - Накопим еще деньжат. Я с парнями из "Тумачино" поговорю, папашу Влоба раскручу. Скинемся и мы для тебя всей братвой после вольной Илидолу, и будет свадьба... Да, еще запомни, Ларик: дав денег на откуп, мы станем настоящими илидольцами! И мяснику твоему придется с этим посчитаться.
   - Славно ты все говоришь, - вновь заерошил волосы Ларик. - Да только как оно на самом деле выйдет?
   - Чего гадать-прикидывать? - усмехнулся Пек. - Скоро-скоро все узнаем. А теперь пошли к папаше Влобу - дукаты свои забирать...
  
   Глава десятая
  
   - Да вы с ума сошли! - таким возгласом ответил папаша Влоб на все идеи Пека и Ларика. - Лично я собираю все, что имею, и уезжаю из Илидола! Я взял тут все, что мог. Скоро тут будет жарко - пришло время искать место поспокойней и кусок пожирней...
   Они втроем сидели в просторной гостиной папашиного дома, на мягких скамьях у небольшого камина и обсуждали дела. Агата принесла горячего чаю и сахарные крендели, которые сама выпекала, и ушла командовать в сад, где двое слуг работали граблями - сгребали в кучи опавшие за ночь листья.
   - Я не дурак, чтоб бросать деньги на ветер! - заявил тем временем папаша.
   Пек даже румяный крендель брать не стал, а на резкие высказывания Влоба хотел было повторить те пламенные речи, которые он обрушил на Ларика возле хлебной лавки, но почти сразу передумал: учить жизни человека, который втрое старше тебя и столько за свои годы повидал, что на десяток юнцов хватит, - дело бесполезное и неблагодарное.
   - Я и вам советую не отрываться от меня, - мигнул Влоб юношам. - Я переберусь в Буйград, а он - недалеко от столицы. Капитала у меня предостаточно, начну там новое дело, сразу крупно. Со мной кое-кто из бойцов едет: Куп и Ронт - вот это умные головы. Будем и дальше капиталец растить. Глядишь: еще пару лет и в стольный город переберусь - там развернусь. Так поехали со мной: я таких парней, как вы, не обижу... Рифмач, тебе ведь пора в "быки" переходить, вот на новом месте и мелькнешь. А представь, если тебя кто-нибудь из королевского окружения приметит? К себе в дружину позовет? Это ж тебе сама судьба улыбнется...
   - Нет, папаша, - покачал головой Пек. - Раз так ты говоришь, отдавай мне деньги, и распрощаемся.
   - Пек, - мягким голосом заговорил Влоб, - сам подумай: зачем тебе это геройство? Что для тебя Илидол? Ты здесь благодаря мне, так почему б и дальше нам вместе не топать? До сих пор мы друг другом были довольны.
   - Теперь - нет, - твердо сказал юноша. - Я решил: я за Илидол. Слишком долго я тут, слишком много он мне дал...
   - Не он, а я! - уже возвысил голос папаша. - Кто б ты был без меня?! Босяк, нищий! Побирался б по проселкам, ел бы то, что свиньи не едят, пока не сдох бы зимой в сугробе!
   Вот тут Пека передернуло. Его спина выпрямилась, плечи дернулись в разлет - так, как семь лет назад в Обротях, когда смеялся папаша Влоб над самоуверенным мальчишкой.
   - Я не собираюсь вечно квасить рожи в твоем доме! - голосом, полным стального холода, заговорил юноша. - Я не босяк и не нищий! И я вырос, если ты еще не заметил! И я собираюсь делать то, что мне по нраву! Деньги, папаша! Мои деньги - и мы разойдемся по-хорошему, - последние слова сказал глухо, сжав свои пусть небольшие, но знаменитые кулаки.
   Влоб пристально смотрел на своего лучшего бойца. Очень ему не хотелось терять Пека и его деньги, но, встретив грозный взгляд исподлобья, который приготовил ему Рифмач, папаша только рукой махнул:
   - Ну тебя. Всегда ты был с придурью. Одни стишки чего стоят. Забирай свою долю и делай, что хочешь. Нянчить тебя не буду - больно много чести. Только попомни еще - не раз пожалеешь, что свалил от меня.
   - Пусть так, но одно я буду знать точно - я свой выбор сделал. И хорош он или плох, а мой он! - резко отвечал Пек.
   - Но ты-то Ларик? - опять махнув рукой в сторону упрямца, Влоб повернулся к другому бойцу. - Ты-то не станешь делать глупости? Ты - мой лучший бык, и ты только начал свои победы на арене. Ты ведь не уйдешь с этим баламутом?
   - Еще как уйду, - буркнул Ларик. - А ты, папаша, даже не начинай сливать мне про общие дела. Я тоже решил: я за Илидол, - повторил он слова друга. - За Илидол и вместе с Пеком я. Мы с ним навечно вместе: еще когда мальчишками были, так решили. Тут уж тебе меня не переубедить.
   - Ну, раз так! - с возмущением и досадой воскликнул папаша Влоб, подскакивая со скамьи и кидаясь к темному дубовому серванту, где в особом шкафчике, закрытом на замок с секретом, хранил он свой капитал. - Вот вам! - сердито зазвенел ключиком, отпирая тайник. - Вот вам ваша доля, и валите отсюда! - швырнул в парней кожаные, потертые кошели. - Да прямо тут, сейчас же пересчитайте, чтоб видели: обманывать я вас не собираюсь!
   - Не буду я тебя недоверием обижать, - поймав кошели, отвечал Пек. - Стоит ли на прощание друг другу гадить?
   - Может, и не стоит, - проворчал папаша. - Да только выметайтесь-ка вы из моего дома, - и он потянулся к графинчику с кленовой настойкой, что волшебно мерцал узкими, зелеными гранями из полумрака серванта.
   Юноша пожал плечами, встал со скамьи и направился к выходу. Ларик, вздохнув, поплелся следом.
   - Слышьте, баламуты, - не удержался, окликнул парней Влоб. - Вы, если что, помните: в Буйграде я есть. И я вам друг. Что бы ни было. А теперь катитесь на все четыре стороны!
   - И на том спасибо, - широко улыбнулся Пек и почтительно поклонился старику.
   Уже на улице он пару раз подбросил кошелек в руке, как бы на вес определяя его содержимое.
   - Что ж, неплохо мы с тобой заработали за эти годы, - подмигнул Ларику, который тоже покачивал в руке свой капитал, но с видом недовольным, даже несчастным: кошель-то был объемным и тяжелым, и из-за этого прощание с капиталом становилось все менее желаемым.
   Пек, видя такое состояние друга, нахмурился, сунул деньги за пазуху и решительно пошагал в сторону Звонкой улицы: намеревался разыскать старосту своего квартала, чтоб отдать ему золотые.
   - Братишка, подожди! - сорвался за ним Ларик, как ребенок за мамой. - Я ж с тобой - ты будь уверен!
   - В последнее время я ни в чем не уверен, - пробормотал сам себе Пек, не сбавляя скорости.
   Он завернул за угол и сразу был окликнут:
   - Пек! Пек, подожди!
   Юноша с досадой обернулся: он узнал медовый голос Делии. Румяная, свежая, улыбающаяся. Правду сказал про нее Ларик - видная девушка. У Пека невольно во рту пересохло, когда она подошла, так по-женски покачивая бедрами. Их плавная линия угадывались в складках длинной юбки карминного цвета. Тонкая талия, пышная грудь - короткий жакет из вишневого плюша с узкими рукавами и черной шнуровкой вместо пуговиц подчеркивал все эти чудные прелести.
   - Нехорошо опаздывать на свидание, - улыбаясь, заговорила Делия и пару раз хлопнула длинными густыми ресницами - от этого у юноши голова закружилась.
   - Ты извини. Мне нынче не до свиданий, - буркнул Пек, исподлобья глядя на красотку; что бы там ни было, а сердце его сбивалось с привычного ритма при взгляде на Делию.
   - Вот новости, - она капризно надула свои пухлые губы. - Что ж может быть важнее встречи с девушкой? С девушкой, которая сама за тобой бегает?
   - Разве не слышала набата? - встрял в разговор Ларик, широко улыбаясь и подмигивая Делии. - Если не задобрим лорда Гая, так пиши пропало городу. И трактиру твоего батюшки тоже, а стало быть, и приданому твоему. Чем тогда парней завлекать будешь?
   - Ах ты, скотина! - вдруг зашипела на Ларика красавица, и лицо ее неожиданно перекосилось от злобы, стало красным, сморщилось.
   - Ну, змея, - Ларик даже назад, на добрый метр, отпрыгнул, словно боялся, что за грозным шипением последует смертельный укус. - Бежим, братишка! Не ровен час - ужалит!
   Пек расхохотался. Выходка друга и шипение Делии в одно мгновение расставили все на свои места. "Любовь? Какая любовь? К кому? К этой кошке? Какой ты глупый, Пек-Рифмач!" - так быстро побеседовал сам с собой юноша.
  
   Пусть ты, милая, прекрасней
   всех принцесс и королев,
   все равно тебе не спрятать
   ядовитый кобры зев!
  
   Пек задорно пропел такую дразнилку, затем вежливо, но с налетом издевки, поклонился пунцовой от возмущения красавице и вприпрыжку помчался дальше.
   За ним, хохоча во все горло, заторопился Ларик.
   - Чтоб вам пропасть! - закричала им вслед разъяренная Делия. - Чтоб головы ваши с вас послетали! - и она злобно пнула ногой колесо тачки, стоявшей при обочине...
  
   Ларик же нагнал шустрого приятеля и в очередной раз выказал восхищение его поэтическим способностям:
   - Здорово ты стишками сыплешь.
   - Эх, мне бы серьезную песню сочинить, а не дразнилку, - махнул рукой юноша. - Ну что ж, а теперь поторопимся к квартальному старосте.
   Однако, пришлось повременить. Возле Птичьей улицы со стороны Каменной площади на перекресток выехал конник в синем плаще и в высоком белом колпаке - глашатай городского гарнизона - и весело затрубил в сияющий на солнце медный рожок. Парни остановились, чтоб послушать его объявление.
   - Эй, молодцы! - зычно возвестил конник, и кроме Ларика и Пека к нему обернулись еще несколько парней, которые до этого сидели, болтая ногами, на заборе соседнего палисада и громко щелкали семечки. - У кого уже усы растут? Хватит у мамки за юбками прятаться! Собирайте всю храбрость, что у вас подросла, и спешите в казармы к нашему славному капитану Альвару! Скоро-скоро понадобятся ваши крепкие руки, чтоб защищать родной город.
   - Слышишь, Ларь! - дернул друга за куртку Пек. - Вот наш шанс судьбу поменять!
   - Каждому новобранцу - полное снаряжение, на пропитание - каша с мясом два раза в день, место в казарме и куча радостей, сопряженных с военной жизнью! А еще - ваши девушки полюбят вас еще крепче, потому что ни одна устоит перед сверкающим шлемом и добрым мечом при поясе! - продолжал глашатай, в упор глядя на парней, которые не мигая смотрели на него. - Кроме того, всех желающих капитан и его офицеры намерены обучать воинскому искусству! Сегодня каждый парень Илидола должен уметь рубать врагов!
   Всадник закончил свою речь, важно, с высоты роста своей лошади, еще раз обвел глазами собравшихся и остановил взгляд на Пеке:
   - А тебя я знаю, - глашатай весьма дружелюбно кивнул юноше. - Ты из "Тумачино", где хозяином - папаша Влоб. Ты - кулачник, что стихи плести умеет. Пек-Рифмач! Я видал твои бои: славно-славно. Скажу без прикрас: тебе - прямая дорожка в военное дело. Кстати, наш капитан частенько бывал в "Тумачино", и видел, как ты на арене парней метелил, и тоже нахваливал твои кулаки. Смекаешь?
   Пек довольно заулыбался. Еще бы - приятно услышать похвалу своим бойцовским качествам от того, кто в этом деле дока. К тому же собравшиеся послушать глашатая ребята теперь с уважением смотрели на него.
   - Говорю от имени капитана Альвара: рад буду видеть тебя и друга твоего, - всадник кивнул и Ларику, - среди солдат илидольского гарнизона, - сказав, тронул коня дальше - вещать на других перекрестках города.
   - Все, Ларь! - с огнем в глазах заговорил Пек. - Вот и решилась моя судьба! Я иду в городское войско и окончательно укрепляюсь в этом городе. Ты со мной?
   - Конечно, - кивнул белобрысой головой Ларик. - У меня тут тоже выгода. Думаю: солдат илидольского гарнизона отцу Златы понравится больше, чем простой кулачник.
   - Здорово, братишка! - воскликнул радостно Рифмач. - Примерим кольчугу, шлемы, возьмем мечи в руки. Вот это дело для настоящих мужиков! Пусть только сунется лорд Гай под наши стены! Я сам ему голову с плеч сниму!
   - Эй, и мы с вами пойдем! - отозвался один из ребят, которые вместе с Пеком и Лариком слушали призыв воина. - Глашатай правду сказал. Нечего отсиживаться - надо быть готовым к опасности. Пусть даже Илидол и откупится от Гоша, но умение мечом махать еще никому не мешало.
   - Тогда познакомимся. Я Пек, это - друг мой Ларик, - Рифмач протянул говорившему руку.
   - Я Карл, прозваньем Тонкий, - ответил тот и указал на юношей помладше, - это братья мои - Платин и Эйгон, а это - наш приятель Тит, прозваньем Лис. Все мы решили идти в гарнизон.
   Пек и Ларик поручкались с ними, оценивающе глядя на каждого.
   Карл вполне оправдывал свое прозвище: высокий и тощий, словно плохо кормился у родителей. К тому же, в темной одежде и коротко постриженный, он казался еще тоньше. Однако лицо его, худое и угловатое, было весьма примечательным, благодаря своему выражению решимости: строгим бровям, пронзительным карим глазам и крепко сжатым губам. Его братья, близнецы Платин и Эйгон, выглядели по-другому: эдакие румяные крепыши-упитыши с простодушными взглядами. А на конопатого Тита нельзя было смотреть без улыбки: невысокий, коренастый, с копной огненно-рыжих, непослушных волос и с треугольным лицом, он, в самом деле, смахивал на хитрюгу-лиса.
   - Похоже, у нас сбился неплохой отряд, - заметил Пек. - Вам по сколько лет?
   - Мне двадцать, братьям и Титу - по семнадцать, - быстро и четко ответил Карл. - Так что для отряда мы годимся. Я на палках драться умею, из лука стреляю.
   - Гы, ты сам, как палка, - отозвался Тит-Лис, хитро щуря свои и без того маленькие зеленые глаза. - А я из рогатки славно пуляю. Голубей бью и продаю их хлебопекам - для начинки в пироги. Много бью - много зарабатываю.
   - Будет лучше, если тебе повезет лорду Гаю лоб пробить, - усмехнулся Ларик.
   - Все может быть, - одним глазом мигнул Тит.
   Пек тем временем вопросительно посмотрел на близнецов. Те переглянулись, хором выпалили:
   - Мы тоже на палках! - тут же хором и запнулись.
   - Эйгон и Платин - парни толковые, - продолжил за братьев Карл. - Драться я их сам учил. Их еще немного поучить - и хорошие бойцы будут. Правда, любят пожрать, ну да это потому, что они еще растут, - и потрепал одного из близнецов по выхрастому затылку.
   - Отлично! - кивнул Пек, уже чувствуя в себе командира этого маленького отряда. - Капитану Альвару так и скажем: хотим служить вместе!
  
   Глава одиннадцатая
  
   Капитан илидольского гарнизона сэр Альвар без особого тепла глянул на добровольцев, которые явились на плац у главной цитадели и теперь старались поровнее стоять и погрознее выглядеть. Пришло человек тридцать. На будущее пополнение вышли "полюбоваться" и многие солдаты гарнизона - они стояли у стены казармы и с кривыми ухмылками наблюдали, как их капитан прохаживается вдоль ряда юнцов.
   - Чем вас мамы кормили? Кашей одной? Все дохляки какие-то, - ворчал он, посматривая на парнишек, безусых, сутуловатых, с торчащими кадыками на худых шеях.
   Но возле богатыря Ларика капитан остановился и прямо расцвел, смерив глазами рост и размах плеч парня: тот был почти на голову выше самого Альвара.
   - Драться умеешь? - спросил рыцарь.
   - Да! - громко, по-солдатски отвечал Ларик. - Коль в ухо засвечу, мало не покажется.
   - Красиво сказал, - одобрительно кивнул капитан. - Пойдем, проверим. Эй, Майчи! - это он крикнул в сторону воинов.
   Из их рядов вышел солдат, ростом и статью равный Ларику, с рыжими бровями и усами (и то, и то походило на густые щетки). Лицо у него было круглое и красное, а череп - гладко выбрит. От этого макушка воина сверкала не хуже начищенного шлема.
   - Это Майчи, Майчи Многоежка, - ухмыляясь, представил бритоголового капитан. -Наш славный костолом. Его кулаков иногда и я опасаюсь. Как думаешь: он тебя завалит?
   - С таким-то брюхом? - засомневался Ларик, кивнув на весьма круглый живот Майчи. - Много есть вредно.
   - Это брюхо еще себя покажет, - басом отозвался солдат и тут же подтвердил свои слова, резко и довольно ощутимо толкнув парня животом.
   - Отлично, попетушитесь, ребята, - засмеявшись, разрешил капитан и отошел в сторону.
   Ларик пригладил вихры на затылке (непонятно, для какой надобности) и стал в позицию. Долго ждать не пришлось: Майчи налетел на него и своими тяжеловесными кулаками попытался расквасить парню нос вместе. Ларик едва-едва успел отвернуться, но все-таки получил, пусть и по касательной, в скулу. Слегка пошатнулся, однако тут же ответил правым кулаком, снизу вверх, шустрому Майчи под подбородок. У Ларика удар вышел поточнее, а потому сильнее, и Многоежка, запрокинув голову, сел на зад.
   - Ха-ха! - не сдержал радостных эмоций Пек, наблюдая за победой друга. - Усадил громилу на его же силу!
   - О! - прищурился капитан, глядя на юношу. - Знакомое лицо! Уж не ты ли вопил про яйца лорда Гая там, на площади?
   - Было дело, - кивнул Пек.
   - Как же тебя звать?
   - Пек-Рифмач.
   - А, - усмехнулся сэр Альвар. - Ты известная личность. А есть ли у тебя еще что-нибудь, кроме бойкого языка?
   - Дайте меч - покажу.
   - Ого! Сразу меч?! - капитан вздумал расхохотаться, но, окинув взглядом крепкую и стройную фигуру юноши, фигуру бойца и никак не меньше, не стал смеяться. - Как пожелаешь. Эй, ребята, дайте ему одну из палок, которыми тренируетесь. Да пусть кто из вас испытает парня.
   "Что ж, покажи на что способен, друг Рифмач", - подзадорил сам себя Пек, глядя, как против него выходит, ловко поигрывая деревянным мечом, высокий и худой солдат в потертой рыжей куртке и кожаном чепце.
   Юноша не стал выдавать красивые финты своим оружием. Еще мастер Герман учил его: "Никаких рисовок, никаких выпячиваний. Мастер меча не кичится мастерством. Он его просто использует, когда надо". Поэтому Пек стал в первую позицию, держа палку свободно и почти расслабленно. Напряглись лишь пальцы вокруг рукояти.
   Капитан был воин опытный и сразу отметил то, как держится юноша. Сосредоточенно нахмурив лоб, Альвар стал ждать, как развернуться события дальше.
   Пек первым бросился в атаку, неожиданно взметнув оружие в живот солдата. Тот вскинул своё на перехват, но юноша в долю секунды полукружьем изменил направление палки и ударил противника по левому предплечью. Будь то настоящий меч, из доброй южной стали, солдат лишился бы руки.
   - О! - одним возгласом изумились все, кто видел бой.
   Да разве это был бой? Две секунды - и вся схватка.
   Ларик с изумлением посмотрел на приятеля:
   - Какие еще сюрпризы у тебя в запасе, братишка?
   Пек лишь ухмыльнулся и по-актерски раскланялся зрителям.
   - Так-так, - пробормотал капитан, подходя к нему. - И давно ты фехтованием балуешься?
   - С пяти лет, - не стал врать юноша, - а сейчас мне - двадцать.
   - Кто ж твой учитель?
   - Был один добрый дядя, он и учил. Сейчас сам тренируюсь. Каждый день, - Пек не захотел рассказывать про Германа.
    - Неслабо натренировался, - кивнул Альвар. - Со мной рискнешь сразиться?
   Пек минуту подумал, щуря глаза на капитана, улыбнулся и ответил:
    - Легко.
    - Ты смотри, - удивленно присвистнул рыцарь, - какой шустрый! Ну, выбирай оружие, - кивнул в сторону длинных стоек, что располагались у входа в казарму и вмещали около тридцати мечей, разной длины и ширины.
   К выбору Пек подошел обстоятельно. Он осмотрел пять или шесть клинков, прежде чем нашел нужный, с правильным балансом, удобным по весу и длине. А капитан все наблюдал, все примечал, и оставался доволен увиденным: лохматый парень обещал быть хорошим бойцом.
   - Я готов! - объявил Пек, и на этот раз снял свою нарядную курточку, оставшись в рубашке, и вышел на середину казарменного двора.
   Сэр Альвар кивнул, сбросил долой плащ, вытащил из ножен свой длинный капитанский меч. Старинное, потемневшее лезвие говорило о том, что на его долю пришлось немало схваток, в которых щедро лилась кровь.
   - Начали! - рявкнул Альвар.
   Клинок рыцаря рассерженной змеей попытался вонзиться Пеку в грудь. Юноша, чуть отклонившись, молниеносно парировал лезвием своего меча и ударил капитана левой рукой в плечо, в кость. Альвара даже в бок отбросило: толчок получился мощным.
   - Хитро, - согласился капитан и снова атаковал - теперь наотмашь, целя под левое ребро противнику.
   Пек, чуть присев, выставил клинок для защиты и, отбив удар, волчком крутнулся, чтоб уже ответно ударить капитана в корпус. Этот прием он много раз отрабатывал вместе с Германом. Старик еще называл его "опасная защита". Альвар успел отскочить, но острие меча юноши просвистало в смертельной близости от его живота.
   - Не достал, - ухмыльнулся рыцарь.
   - Не достал, но напугал, - подмигнул ему Пек.
   Капитан грозно нахмурился: намек на испуг ему не понравился. "Надо бы его проучить, - решил Альвар и, свиснув мечом, начал третью атаку. - "Голубиное крыло" ему не одолеть!"
   Клинок капитана тонко засвистал, обрушиваясь на голову противника. Едва тот попытался защититься, как меч сменил направление, угрожая теперь рассечь левое плечо Пеку. Но юноша не растерялся, и вместо того, чтоб отбиться, откинулся на спину, а когда оружие Альвара, не встретив плоти, впустую пропело над ним и ушло в сторону, резким прыжком вернулся на ноги и упер острие меча капитану в печень.
   - Достал! - звонко, с неприкрытым торжеством объявил Рифмач и захохотал.
   - Вот дьявол, - сквозь зубы выругался Альвар, рассматривая дыру в куртке, что появилась от удачного выпада противника. - До чего ж быстро...
   Юные добровольцы, что все это время, затаив дыхание, наблюдали за таким захватывающим поединком, теперь взревели "урра!". Громче всех вопил Ларик: он всегда был искренне рад успехам своего "братишки".
   Пек, улыбаясь во все свои молодые белые зубы, вытер пот со лба - бой отнял много сил и заставил взмокнуть - и повернулся к капитану:
   - Прошу прощения, если я ...
   - Что за речи? - возмутился Альвар. - Победитель не просит прощения у побежденного. Я не боюсь проигрывать. Я признаю в тебе сильного бойца, я признаю, что столь блестящее фехтование видел лишь у лучших королевских рыцарей, и я рад, что ты станешь моим воином, - потом обернулся к ликующим юношам. - Эй, вы! Довольно писку! Хочу спросить: кто-нибудь из вас удивит меня так же, как Пек-Рифмач?
   Добровольцы тут же притихли. Но через минуту наперебой загалдели:
   - Я на палках! Я стрелять! Я кулаками!
   Капитан захохотал, уперев руки в бока:
   - Ну, слава Богу, хоть желание биться у вас есть.
   Потом жестом подозвал к себе толстого мужчину в белом переднике, с закатанными выше локтей рукавами:
   - Эй, кашевар, угости этих молокососов, да кашей не с молоком, а с мясом. А после, пусть не ленятся - идут тренироваться. И это дело на тебе, Майчи, - погрозил пальцем Многоежке, который с сердитым лицом сидел на скамье у оружейных стоек и поглаживал ушибленный Лариком подбородок. - Эй, Рифмач, - позвал Пека, - идем со мной. Есть разговор...
  
   Мастер Герман оставил свое кресло у печки и с приговором "иду-иду" пошаркал ко входной двери - в нее громко и нетерпеливо барабанили. Открыл и даже шаг назад сделал, увидав статного воина в кольчуге, простых, блестящих латах и в сияющем шлеме. Из-под козырька сего замечательного головного убора светились радостью огромные глаза Пека.
   - Привет, отец! - прямо в пороге юноша обнял старика. - Посмотри на меня! Порадуйся за меня! Я теперь воин! Воин Илидола!
   - Господи боже, - прошептал Герман, присаживаясь на скамеечку, что стояла в прихожей у стены. - Мне на минуту показалось, что я короля Лавра увидел! Как двадцать пять лет назад, во время войны за Острый склон...
   - Эй, старик, - Пек нахмурился, проходя в дом, - не порти мне настроения.
   - Простите, сэр, простите, - кивнул мастер. - Неужто, вы, в самом деле, вступили в илидольский гарнизон?
   - Конечно!. А как еще я смог бы получить такие славные доспехи и эту накидку, - юноша развернул перед Германом синюю одежду с белыми гербами города. - И я не простой солдат. Я стражник Главных Ворот! Капитан назначил мне испытание - и я его выдержал.
   - Испытание?
   - Да. Сперва я на палке уделал одного из опытных вояк. Это надо было видеть! - громко вещал Пек. - Я - на уход и по руке ему! Все, как ты учил, - юноша схватил руку мастера и крепко пожал ее. - Потом капитан Альвар дал мне меч! Настоящий! И сам вышел противником! И я задел его! Слышишь, отец! Я его за-дел! В три удара! - он почти кричал.
   - Мальчик мой, вы использовали те приемы, которым я вас учил? - ахнул Герман.
   - Конечно. Как бы иначе...
   - Вы выдали себя! Секреты королевского фехтования! Их никто не знает, кроме посвященных...
   - Ну и что? Думаешь, капитан далекого города что-то понимает в королевском фехтовании? - махнул рукой Пек. - Сомневаюсь я.
   - Но он наверняка спросил вас, где вы учились?
   - Спросил, а я ответил: был-де добрый человек - он и научил. А капитан Альвар просил меня учить его воинов и его при случае. Представь! Учить самого илидольского капитана! Вот уж не думал, что твои уроки сослужат мне такую славную службу! - и Пек чуть ли не впляс пустился по крохотной комнатке - от этого застонали половицы, задребежжала посуда на полках.
   Герман налил себе еще воды, сокрушенно качая головой:
   - Не делайте этого, мальчик мой. Королевское фехтование не должно становиться известным простым воинам. Так уж заведено.
   - Кем?
   Старик поперхнулся водой.
   - Кем заведено? - повторил вопрос Пек. - Самой же знатью и заведено! Чтоб простые люди не могли дать им отпора! Но разве это честно, когда разодетый в шелк и золото мироед диктует свои капризы цельному городу и знает, что ему не смогут дать отпора? У лорда Гоша, насколько я знаю, преотличные рыцари. И что будет, если он соберет всю дружину и придет под стены Илидола? Он устроит здесь бойню, потому что даже сам капитан городского гарнизона мечом владеет кое-как. Несправедливо!
   - Мальчик мой! Неужели вы думаете, что сможете восстановить справедливость? - схватил раскрасневшегося Пека за руки Герман. - Это глупо! Вы один ничего не сделаете!
   - Да разве? - несогласно ухмыльнулся юноша. - А теперь посмотри на меня. Кого ты видишь?
   - Блестящего воина, - пришлось согласиться Герману, потому что глазам своим он не мог не верить.
   - А откуда явился этот воин? Я был простым "зайцем" в кулачном доме папаши Влоба. Один удачный удар моего противника - и в любой момент я мог стать нищим и помереть с голоду. Но я никогда не хотел, чтоб так было. Я всегда думал, что могу стать чем-то большим и значимым. И когда мне подвернулся шанс, я его использовал. Теперь на мне - кольчуга, шлем и гербы города! И меня уважает сам капитан илидольского гарнизона! Как думаешь: это каждому под силу?
   - Так сложились обстоятельства...
   - Может быть, но каждый ли на моем месте использовал бы это с пользой для себя?
   - Соглашусь: не каждый...
   - Так вот, мастер Герман, сегодня я уверен в себе! Более чем уверен! И уверен еще кое в чем: в том, что и один человек может горы свернуть! Если захочет. А я хочу многого!
   - Бог вам в помощь, мой мальчик, - у старика уже не было сил возражать и спорить.
   Пек увидел это, понял, что утомил наставника, потому умерил свой пыл и заговорил уже мягче и спокойнее:
   - Сейчас я ухожу - меня ждут в казармах. Я буду делать так, как решил. Я буду защищать Илидол и всех, кто живет в нем. И вас тоже, отец мой. И пришел я затем, чтоб вы знали: каких бы успехов я ни достиг, я буду считать, что в них вы виноваты, - улыбнулся и обнял старика. - До свидания, - и выскочил, звякая своим блестящим снаряжением, за порог.
   Герман, печально улыбаясь, проводил его взглядом и прошептал:
   - Разве ж я виноват? Принц Мелин, это ваш отец, как пламя, просыпается в вас...
  
   Глава двенадцатая
  
   День спешил за днем, убывая и темнея.
   Шла, кралась осень: листья на деревьях и кустах желтели, краснели, засыхали, скручиваясь в хрупкие, уродливые стручки; глухо падали яблоки и вызревшие каштаны в траву, вялую от холодных ночей; часто в сереющем небе рисовались чуть ломаные треугольники стремящихся в теплые края птиц. Вот-вот должны были ударить первые заморозки...
   Илидол пребывал в ожидании.
   Лорд Гай определил неделю для того, чтоб горожане собрали откуп. И они уложились в срок. Почти тридцать тысяч золотых монет - это должно было убаюкать корыстолюбие его сиятельства и завоевать Илидолу независимость.
   Мэр и еще двое членов городского Совета сразу после сборов и подсчета средств с отрядом сопровождения в два десятка пик выехали в замок лорда. Путь туда был неблизким, занимал около недели, поэтому илидольцам оставалось лишь одно - ждать новостей, которые должны были прибыть вместе с вернувшимся мэром. Кроме ожидания они занимались еще и тем, что укрепляли родной город, и сами готовились, если понадобиться, встать на его защиту.
   Все потому, что слишком хорошо знали люди о взбалмошном нраве вельможи. На его толстокожей совести было много деревень и хуторов, разоренных по причине того, что их жители не вовремя уплатили лорду по выставленным грабительским счетам. Был и город - Маловод. Его печальная история говорила о самых черных сторонах натуры лорда Гоша.
   Маловод, как и Илидол, постоянно страдал от поборов вельможного землевладельца. Но если Илидол располагался на бойком месте - на перекрестье нескольких крупных торговых путей - и жил с торговли, а потому мог спокойно платить подати, то Маловоду повезло меньше. Его основала на берегу широкой реки Солии артель лесорубов и лесосплавщиков, а большими прибылями такое дело в Лагаро никогда не хвасталось. Поэтому Маловод был довольно мелким городком, сплошь деревянным и одноэтажным, и ежегодные налоги почти до дна опустошали его скудную казну.
   Случилось так, что один год выдался особенно неудачным, и мэр Маловода, погасив долги перед королем (он посчитал, что это важнее), решил просить лорда Гоша перенести сроки платы за землю. Тот отказался, потребовал немедленного выполнения условий договора, но маловодцы не могли дать ему то, чего не имели. Тогда в одну из ночей Гай Гош и его дружина жестоким темным ураганом налетели на город, разрушили ворота, ворвались на улицы, стали грабить жителей, а потом подожгли крыши домов.
   Король Лавр, на защиту которого, пусть и слабо, надеялись маловодцы, проявил себя лишь тем, что пожурил своего вассала и кузена - лорда Гоша - лишив его права явиться на ежегодный прием в честь весеннего равноденствия. Для государственной казны было не особо накладно потерять такой малый источник доходов, каким являлся Маловод. Куда неприятней королю было рассориться с двоюродным братом.
   Маловод умер: его крепость и дома были разрушены, уцелевшие жители бросили разоренные хозяйства и рассеялись, чтоб искать лучшей доли. Селиться на пепелище больше никто не захотел. Место, где раньше шумел город, посчитали несчастливым, и только остовы деревянных сторожевых башен да наметки улиц будили воспоминания о том, что когда-то тут, над водами Солии, жили люди.
   Илидол не хотел такой судьбы - он мечтал о лучшем: о независимости и расцвете, который она обещала.
   Но тот, кто решился изменить свою судьбу, должен всегда помнить о том, что в борьбе за новое всегда следует чем-то жертвовать. Спокойствием, стабильностью или чем посущественней. Это касается и одного человека, и целого города...
  
   Самая главная, самая высокая и самая широкая крепостная башня Илидола называлась Красной. Каменные глыбы, из которых ее сложили более полусотни лет назад, были темно-рыжего цвета, а конусообразная крыша - из коричневой черепицы. Издали, с Ледяного тракта, башня походила на аппетитную коричную палочку.
   На ее шпиле, украшенном флюгером-стрелой, развевался самый длинный синий стяг с гербом Илидола.
   В башне размещались главный дозорный пост, оружейные залы, конюшни; там же, в верхних этажах жил сам капитан Альвар и другие командиры гарнизона. У подножия башни, одним боком упираясь в крепостную стену, располагались деревянные, крытые соломой, казармы для простых солдат.
   Красная башня примыкала к Главным воротам города, и в ней несли службу стражники, среди которых теперь достойное место заняли мастер Пек и мастер Ларик.
   Такой важный статус им присвоил сам капитан, после того, как убедился в хороших боевых качествах своих новых солдат.
   Посвящение в мастера организовали во дворе у казарм. Меч Альвара коснулся плеча не только Пека и Ларика - еще десять юношей из тридцати двух добровольцев удостоились этой чести. Остальные примирились со званием простых рядовых, но, судя по блеску в глазах, которыми они буквально ели более удачливых и искусных собратьев, задерживаться в этом низком статусе парни не собирались.
   После мастера было рукой подать до рыцаря, и Альвар пару раз намекнул парням об этом. Поэтому Пек и Ларик нисколько не жалели, что променяли мордобойное дело папаши Влоба на доспехи и кафтаны воинов Илидола. Рыцарь города - такое звание обещало многое: постоянное жалование, жилье в одном из лучших постоялых домов города, снаряжение и доброго боевого коня, - все это Илидол был готов предоставить своим самым лучшим защитникам. А еще - всеобщее уважение и почитание, благосклонность и любовь девушек. И Пек с Лариком твердо вознамерились дослужиться до всех этих благ.
   - Представляешь, братишка, - мечтательно, а потому протяжно, говорил Пек другу, когда они дежурили на дозорной площадке Красной башни, - доспехи с насечками, цепь рыцаря, золотые шпоры - красота, слава...
   - Угу, - коротко соглашался Ларик.
   Он был занят тем, что отрабатывал хитрую комбинацию с мечом, которую еще утром показал ему и другим новобранцам Пек. Для успешного завершения требовались большие скорость и точность, а этим Ларик пока не мог похвастать. К тому же, его рука не часто держала такое благородное оружие, как меч. Палка, дубинка были привычнее. Потому и старался парень - повторял удар за ударом, поворот за поворотом, стараясь отточить движения.
   - Легче, легче, - сделал замечание Пек. - Ты так рукоять сжал, будто это живая рыба, и она сейчас улепетнет. Руку расслабь, пусть клинок ударяет с лету, как хлыст. Дай ему волю.
   Юноша отошел от бойницы, в которую просматривал расстилавшиеся за крепостной стеной поле, Коровьи холмы и дальний лес, взял руку Ларика в свою, покрутил ее кисть, словно проверяющий суставы доктор, и недовольно нахмурился:
   - Запястье как деревянное - гибкости никакой. Разминать надо. Вот смотри, - и тут же показал приятелю несколько нехитрых упражнений для кисти и предплечья. - Делай каждый день да по несколько раз - результат будет. Пойми: чем гибче рука, тем больше твои возможности в фехтовании, - улыбнулся, поймав себя на том, что слово в слово повторяет поучения мастера Германа. - Это тебе не кулачный бой.
   - Да уж, понимаю, - проворчал Ларик, глядя на свое запястье, как на злостного предателя. - Только не понимаю, откуда ты такие премудрости знаешь? Самого капитана уделал, да так красиво...
   - Подумаешь, - юноша пожал плечами, - зато моими стараниями вы все скоро так сможете.
   - Не скажи: не точно так. Вот посмотри на меня: раз, наверно, сотый прием повторяю, а толку мало. Тут не день и не два надобно. А некоторым из солдат и жизни мало будет.
   - Ты не прав. Тит-Лис делает заметные успехи. И Карл тоже. А они наравне с тобой обучаются. Дело в старании и желании. Ты просто ленив, - Пек хитро подмигнул другу.
   Ларик нахмурился и погрозил другу кулаком:
   - Может фехтование мне и не поддается, но репу начистить одному воображале я еще в состоянии.
   - Ну, не сердись, - захохотал юноша, - я ж специально тебя подначиваю, чтоб ты бодрее мечом махал. А вообще, мой тебе совет - не забывай про свою дубинку. Она не менее грозное оружие. А то, что благородства ей не хватает, так это глупости. Какая разница, от чего помирать - от доброго удара по голове или от вспоротого живота? Смерть, в любом случае, никому не мила, - сказал и вдруг засомневался.
   "Смерть на самом деле разная, как и жизнь человеческая, - блеснула мысль. - "Как жил, так и умер" - так вроде говорят старики. Что-то есть в этих словах, что-то правильное..."
   Пек присел на край бойницы и с наслаждением принял в лицо свежий порыв осеннего ветра. Он был полон чуть кислых ароматов увядания - от запахов опавшей листвы из пущи, которая багряно-желтыми шапками расцветила горизонт. По сероватому небу быстро неслись рваные облака, обещая скорую порчу погоды.
   Рука сама потянулась в небольшую корзину с перекусом - ее им дал толстый повар Гурик, чтоб не скучно дежурилось парням на верхотуре. Пальцам тут же попалось гладкое, большое, круглобокое яблоко. Юноша улыбнулся - этот сорт он любил: ярко-желтые плоды, сочные, ароматные и с сильной кислинкой. Особенно вкусно было есть их со свежим ломтем белого хлеба. Пек жевал и улыбался, вспоминая, как первый раз попробовал эдакое "кушанье" на берегу Резвой реки, после встречи и драки с Лариком.
   Приятель, оставив меч у стены, тоже наведался к корзине, выудил оттуда пару груш и захрустел, по очереди вгрызаясь крепкими зубами в твердые темно-зеленые бока фруктов.
   - Как думаешь: что будет дальше? - спросил спустя пару минут энергичного жевания Ларик.
   - Я вижу два варианта, - пожал плечами Пек, выбрасывая огрызок в окошко - тот полетел за крепостную стену и шлепнулся в ров. - Первый - мы откупаемся, живем спокойно и постепенно забываем о лорде Гае. Второй - лорда Гая не устраивает наше самовольство, и он спешит поспешает к стенам Илидола, чтоб навешать нам люлей.
   - Нда, - озадаченно нахмурился Ларик, сильным броском посылая останки груш туда же - в ров. - А я вижу еще третий вариант: лорд Гай забирает откуп, никаких свобод Илидолу не дает и спешит-поспешает вешать нам люли. Согласись: может и такое случится...
   - Ого, - теперь и Пек нахмурился.
   Развить свои мысли-ответы на версию Ларика он не успел - снизу им прокричали:
   - Эй, Рифмач! К тебе барышня! Очень видеть хочет! Спускайся!
   - Гы, - как обычно в подобных случаях заухмылялся Ларик. - Похоже, Делия тебя выследила.
   Пек не решился возвращать лбу гладкое и беспечное выражение. Наоборот, озабоченней сдвинул брови и буркнул:
   - Придется с ней поговорить уже серьезно. Ведь не прятаться ж мне от девчонки, да еще под небесами...
   Спускаться из Красной башни можно было двумя способами: тем путем, которым поднимались, - по крутой, витой лестнице; а еще - по длинному, деревянному шесту, который пронизывал башню сверху донизу, как спица. Судя по тому, как гладко он был отполирован, этот способ, весьма быстрый и зрелищный, использовался чаще.
   Пек - извечный любитель шустрости - само собой, не мог занудно прыгать по ступеням. Он с лихим гиканьем слетел вниз, и ловко притормозил ногами и руками у самой земли. Иначе можно было и в лепешку расшибиться.
   - Ну, кто там еще? - заворчал по-деловому, поправил шлем на голове, пояс с мечом - на бедрах и вышел в казарменный двор.
   Тут пришлось улыбнуться и сделать голос мягким и приветливым.
   Вместо неприятно ожидаемого лица Делии увидал светлую и нежную мордашку горничной Нины. Она выглядела совсем ребенком, даже в своей неизменной одежде из полотна коричневого, старушечьего цвета, даже в простом, ничем не украшенном, но всегда белоснежном чепце. И ее хрупкость подчеркивала большая, укрытая полотенцем, корзина в тонких руках, покрасневших от работы и холода.
   - Привет, старушка! - не скрывая радости, воскликнул Пек, а девушка зарозовела маленькими, по-детски оттопыренными, ушами: она не ожидала такого почти восторженного приветствия. - Рад видеть! Как ты тут?
   Он был очень доволен, что не красотка с надутыми губами вызвала его из башни.
   - Здравствуй, - кивнула Нина. - Давно вас у нас не видно. Вот хозяин и просил узнать: будете ли вы с Лариком держать за собой комнату?
   - Что ж он тебя отправил узнавать, а не посыльного мальчишку? Это его работа - за новостями бегать, - без всякой задней мысли спросил Пек.
   Девушка чуть погрустнела: эти его слова были признаком равнодушия.
   - Ну, хозяин еще просил передать вам вот это, - она протянула парню объемную и тяжелую корзину, из которой аппетитно запахло пирогами с капустой. - Подарок славным защитникам Илидола. Чтоб сила не убывала.
   - Ммм, здорово, - заинтересованно блеснув глазами, кивнул Пек и схватил ручку "подарка".
   Девушка вздохнула, отпустив корзину, как будто от облегчения. На самом деле, умолчала она о том, что хозяин согласился на пироговый подарок только благодаря ее настойчивым просьбам, и что она сама помогала ставить тесто и выпекать угощение.
   - Так что с комнатой? - напомнила о первом вопросе Нина.
   - Пусть сдает, кому хочет. А мы завтра вещи заберем. Мы теперь в казармах будем жить, - ответил Пек. - Мы теперь воины!
   - Вижу, - кивнула девушка, посматривая на блестящую кольчугу и остальное снаряжение парня. - Ты вообще на знатного рыцаря похож. Ой! А волосы твои где? - она заметила - вот ведь цепкий глаз - что от лохматой копны на голове Пека осталось лишь воспоминание.
   - Ишь, глазастая, - отдал дань ее наблюдательности Рифмач. - Точно - постригся. Как и положено солдату. Волосы - лишняя помеха в жизни и особенно - в бою. Вдруг враг схватит за патлы? Тогда станет делать со мной, что захочет, но теперь - шиш! - снял шлем и показал, как коротко постриг его гарнизонный брадобрей: когда-то непослушные волосы юноши теперь были не длиннее мышиного уса и лежали один к одному, строго и покорно.
   От этого лицо Пека стало более взрослым и серьезным: открылись высокий гладкий лоб, строгие скулы, небольшие породистые уши. Шея, спрятанная раньше в густых прядях, оказалась крепкой, даже мощной.
   - Тебе идет, - робко сделала комплимент Нина, краснея еще больше.
   Пек расхохотался - на такое он никак не рассчитывал. Но увидел, как смутилась девушка, и поспешил исправиться:
   - Спасибо тебе, старушка, за то, что пришла, за пироги, за похвалу моей новой прическе. Ты такая славная, как солнышко, что из-за тучки выглянуло в пасмурный день: глазам и душе приятно. Обещай, что не забудешь ни меня, ни Ларика, станешь навещать своих братцев. А мы никогда про тебя не забудем, - улыбаясь, говорил парень.
   - Хорошо, - простодушно согласилась Нина. - А вы точно завтра придете? За вещами? Я все аккуратно соберу, уложу, чтоб не пропало и не испортилось.
   - Конечно, придем, не сомневайся, - и Пек, умиленный ее почти материнской заботой, наклонился (Нина была на голову его ниже) и поцеловал девушку в щеку. - Если я чего обещал - так и будет...
   Он вдруг засмотрелся в ее большие, светло-карие глаза. И захотелось сказать что-то потеплее, но не вышло - в башни тревожно пропел рожок. Это трубил Ларик, и у него, похоже, была причина всполошить гарнизон.
   - Армия! Целая армия на Ледяном тракте! - проревел он сверху, свешиваясь наполовину из бойницы, и замахал рукой куда-то за стену. - Флаги лорда Гоша на Коровьих холмах! Рыцари лорда Гоша!
   Ларик вновь заиграл в рожок, и ему в городе гулко и недобро отозвался набат с главного храма.
   - Прости, старушка, на завтра, похоже, все отменяется, - тронул Нину за плечо Пек и побежал к лестнице, что вела на крепостную стену.
  
   Глава тринадцатая
  
   Лорд Гай Гош собрал внушительное войско для похода на Илидол, возомнивший себя вольным городом.
   Впереди, под разноцветными гербовыми флажками на копьях, блистая латами и пестря яркими накидками, ехали вассалы лорда - благородные бароны. Их было около двадцати. А если учесть, что каждый рыцарь вступил в войско сюзерена со своей дружиной, которая, как правило, исчислялась не одной сотней, то можно представить, сколько тысяч с головы до ног вооруженных людей подступало сейчас к стенам Илидола. Здесь были всадники в высоких шлемах, вооруженные пиками, небольшими круглыми щитами и кривыми мечами - саблями (такими при молниеносной конной атаке легче рубить), была пехота: солдаты в длинных кольчугах и толстых кожаных панцирях, с большими щитами и короткими мечами, лучники в легком снаряжении с объемными колчанами за спинами.
   По бокам от грозного воинства могучие рыжие ломовые лошади, упираясь в землю огромными копытами, тащили мортиры, катапульты и стенобитные орудия.
   И над всем этим, топчущим тракт и прилежащие поля, гордо реяли стяги лорда Гоша - красные с двумя перекрещенными золотыми копьями в середине.
   - Похоже, война будет нешуточная, - пробормотал капитан Альвар, почесывая затылок.
   Капитан, Пек и еще несколько сержантов из илидольского гарнизона наблюдали за подходом войск Гоша с крепостной стены. Туда же из казарм, вооружившись метательными дротиками, луками и арбалетами, сбежались солдаты гарнизона и новобранцы, поднятые по тревоге, и рассредоточились у зубцов.
   В городе, тем временем, все переполошилось. Жителей уже известили, что под стены накатывается целая армия. Спешно закрывались ворота, опускались решетки, поднимался северный мост. Члены городского Совета старейшин уже прибыли к главным воротам и присоединились к капитану и воинам на стену, чтоб лично убедиться: серьезные проблемы вооружились, облачились в сталь и подбираются все ближе.
   - Что же с откупом? - спросил Альвар у градоначальников.
   - А с мэром-то что? И с теми, кто с ним поехал к Гошу? - отозвался вопросом один из старейшин.
   Ответом их вопросам был крик герольда, выехавшего вперед на белой лошади из головного отряда воинов:
   - Эй! Илидол! Слушай приказы своего господина - лорда Гая Гоша! - и развернул длинный свиток, чтобы громко, торжественно зачитать его содержимое. - Его милость, лорд Гай Гош, владетель провинции Гош, повелевает: за самоуправство и вольнодумство, за попытку лишить владетельного лорда его права хозяина над городом Илидолом, предать смерти через усечение головы этих троих смутьянов...
   Из ряда воинов отделилась небольшая группа людей. Это под стены города, на небольшой пригорок, чтоб хорошо было видно, люди лорда Гая вывели мэра и еще двоих из городского Совета. Все трое были босы, с непокрытыми головами, в исподних длинных рубашках, со связанными за спиной руками. Им ударили по ногам, заставив упасть на колени, и рядом встал человек, высокий, широкоплечий и с длинным и широким мечом палача в руках, с головой, закрытой черным колпаком.
   - Это что? Это как? - зашумели на стенах Илидола.
   - Капитан! - закричал и Пек, хватаясь за рукоять своего меча. - А мы что же? Допустим все это?! Они ж сейчас им головы поснимают! Нашему мэру!
   Альвар молчал, без отрыва глядя, что происходит перед Главными Воротами города. Так же держались и все остальные, бывшие на стенах города. Тягучее ожидание, тягучее молчание, тягучее бездействие. Пека это взбесило - от сердца в пятки и в макушку головы ударил огонь ярости, как пламя пожара, объяв дом, прорывает крышу и ударяет в небо, разнузданно, безжалостно.
   - Ну, нет! Я этого не желаю! - прорычал юноша и выхватил у одного из воинов арбалет и натянул тетиву чуть ли не руками.
   - Не смей! - рявкнул капитан. - Без моего приказа никто здесь не стреляет.
   - Только на это вы и способны, - процедил сквозь зубы Пек, упрямо приложив взведенный арбалет к плечу, - отдать приказ о бездействии. Не стану я слушать такие приказы, - и через секунду спустил болт.
   Как раз вовремя - палач занес ужасный меч над головой мэра. И арбалетная стрела юноши ударила его точно в середину колпака, в лицо. Палач, выронив карающее оружие, опрокинулся на спину.
   Солдаты Илидола победно закричали: никто из них не осмелился бы на такую дерзкую выходку, а Пек смог. И ему теперь предназначались их восторги.
   У капитана Альвара имелись другие соображения. И он сделал то, о чем, мгновение спустя, пожалел: с разворота, гневно, сильно ударил своевольного парня кулаком в скулу. Пека даже развернуло вокруг оси, от неожиданности он выронил арбалет - тот загремел на каменный пол. Однако на такие дела у юноши была отработанная реакция - Рифмач ответил рыцарю не менее мощным прямым ударом в нос. Брызнула кровь - Альвар улетел куда-то назад, опрокинув по пути еще солдата.
   - Убили! Убили! - закричали все вокруг, но это относилось не к поверженному капитану: просто вместо палача мэра и его товарищей зарубили сопровождавшие их солдаты.
   - Все из-за тебя! - вновь подскочил к Пеку капитан с лицом, залитым кровью, с глазами, полными яростных молний. - Из-за тебя их убили!
   - А вы чего хотели? Чтоб мэра и старейшин, как каких-то преступников, казнили на глазах у всего города? - прошипел в ответ юноша, отталкивая капитана. - Подумайте: каково бы это подействовало на нас всех? Смерть бывает разной! Но смерть от руки палача позорна. А они погибли, как мученики, за свой город, и люди это поняли. Посмотрите - они желают отомстить! - Пек кивнул в сторону возмущенно гудящих солдат. - Отомстить, а не спрятаться! К тому же, убив палача, я бросил вызов Гошу. Я не дал воли его воле! Он скотина и вор! Он взял наши деньги, что шли в откуп, он убил нашего мэра, наших старейшин! Он теперь нам угрожает! Хочет наш город, наш мир разрушить! - теперь уже юноша не шипел, а выкрикивал каждое слово, яростно, зычно, словно рубил, и воины на стенах, и горожане под стенами притихли, слушая его речи. - Разве станем мы терпеть волю такого негодяя?!
   - Неет! - полным ярости криком ответили илидольцы.
   - Мы будем бить их! - Пек поднял вверх кулак.
   - Да!!! - еще громче, хоть это и казалось невозможным, проревели горожане.
   - Прямо сейчас! - и юноша повернулся к стрелкам. - Луки, арбалеты к бою! Пристрелите этих трусов, что зарезали наших безоружных и связанных земляков! - ему ответили дружным натягиванием тетив. - Готовсь! Зааалп! - махнул рукой, и с этим взмахом, казалось, передал воинам свою ярость.
   Более тысячи стрел дружно сорвались в смертоносный полет, злым дождем обрушившись на тех, кто убил мэра и старейшин. Многие из них понеслись дальше - на ряды дружинников лорда Гая. И ряды эти сразу смешались, повернулись назад, позорно выставив спины воинов и крупы напуганных лошадей. Что и говорить: осаждавшие никак не ожидали такой прыти от осажденных.
   А Пек продолжил командовать:
   - Снова готовсь! Еще раз - залп!
   И уже во вражьи спины ушла следующая, не менее дружная, партия болтов и стрел.
   - Дааа! - завопил, торжествуя, Пек. - Так и будем вас бить! Уррроды! - раскатисто прорычал он дружинникам Гоша, которые спешно отходили, оставляя на внезапном поле боя несколько сотен убитых и раненых.
   - Дааа! - с восторгом присоединились к его крику илидольцы.
   Пек, весь горя от возбуждения, с по-звериному раздувающимися ноздрями, обернулся к капитану и членам городского Совета, которые все последнее время молчали и бездействовали. Видя их изумленные и растерянные взгляды, он пожал плечами:
   - Я, может, что-то не то сделал? Или вы собирались сдавать город? - все это он говорил громко, чтоб слышало как можно больше людей.
   Со всех сторон понесся смех - так защитники Илидола отреагировали на его сарказм.
   - Сдавать город? - покачал головой и усмехнулся один из членов Совета. - С такими защитниками? Ни о какой сдаче мы и не помышляем. Посмотри на Илидол: он готов слушать тебя, исполнять твои приказы... Ты молод, но говоришь призывные речи, достойные человека мудрого, способного управлять и вести за собой. Тебя учили? Кто? Если есть у тебя отец, ему - наша благодарность за такого сына...
   - Нет у меня отца, - глухо ответил Пек. - И матери нет. Все, что есть - Илидол. И ему я отдам все свои умения. И от всех потребую того же! - крикнул горожанам - привык уже общаться с людьми, как с одним человеком.
   - Согласны! - такое слово они ему вернули.
   Капитан Альвар, нахмуренный, с горящими, почти черными глазами, вдруг дернул добрый меч из ножен, быстро, решительно.
   Все ахнули, прервал веселье, а Пек отскочил, хватаясь за рукоять своего клинка.
   Рыцарь хмыкнул, посматривая на готового в любой момент сорваться в бой парня:
   - Мне нелегко это делать. Нос мой расквашенный - тому порука. Но, тут мы с тобой квиты. И, мне кажется, я просто обязан... Встань на колени, мастер Пек, через минуту ты будешь рыцарем.
   Юноша улыбнулся, убрал руку от меча и послушно опустился перед капитаном на колени.
   - Сегодня я видел пример неудержимой и беспредельной отваги, - торжественно и громко заговорил Альвар. - Илидол должен гордиться, что вырастил в своих стенах такого защитника. Твои поступки, твои слова, мастер Пек, всех нас укрепили в правильности нашего выбора, заставили сильней полюбить свой родной город. Я сам сомневался, я сам испытал страх при виде дружины Гоша у стен. Но теперь я уверен: грабитель и убийца и его воины не войдут в наши ворота, пока хоть один илидолец будет жив...
   Тут горожане прервали капитана громким и дружным воплем "Дааа!"
   Ему пришлось поднять руку, призывая к тишине. Затем Альвар продолжил:
   - Я с полным правом посвящаю тебя в рыцари города Илидола, - с этими словами он ударил Пека по плечам клинком, а под конец коснулся острием меча лба юноши. - Будь и дальше таким же смелым и дерзким, не бойся ничего, но заставляй других трепетать. Будь как меч - прямым и сияющим.
   - Буду, - пообещал Пек.
   Теперь капитан широко улыбнулся юноше и протянул руку:
   - Вставай. Мы равны... Но все же не забывай иногда слушаться меня.
   - Я буду слушаться, но лишь тогда, когда буду уверен, что твои приказы на пользу Илидолу, - ответно улыбнулся Пек.
   Альвар хотел еще возразить на такую вольность, но ему помешал очередной крик дозорного - Ларика:
   - Эгей! Братишки! Не спите там! Дружина-то лорда не спит!
   Все поспешили выглянуть за стены - на том пригорке, где убили мэра, вновь появился герольд. А войска Гоша отошли на безопасное расстояние и начали растягиваться, чтоб взять город в кольцо. Судя по всему, лорд решил осадить Илидол.
   Герольд успокоил своего плясавшего горячего коня, уперев руку в бок, протрубил сигнал, требовавший внимания, а потом важно прокричал:
   - Эй, Илидол! Ты страшно разгневал своего господина!
   - Лорд Гай принял откуп - Илидол теперь свободен! У нас нет господина, кроме нас самих! - тут же нашел, что ответить, шустрый Пек.
   - Кто это смеет прерывать меня? Герольда?! - пробовал возмутиться посланник.
   - Если интересно, то я Пек, сэр Пек, рыцарь Илидола! - не стал тихориться юноша.
   - Да ради Бога! - махнул рукой герольд. - Дайте договорить.
   - Валяй - болтай! - милостиво позволил Рифмач.
   Герольд прокашлялся и снова завещал на все поле:
   - Так вот, если вам дорога жизнь, то сдайте город, сдайтесь на милость лорда Гоша. Он покарает выскочек и бунтарей, так как должно. Остальным не причинит вреда. Если не согласитесь...
   - Ага! Самое интересное - под конец? - не выдержал и осведомился Пек.
   - Конечно, болтун, интересное - на десерт! - в тон ему ответил герольд, видно не менее бойкий на язык. - В общем, если не примете условий лорда Гоша, его светлость намерен штурмовать Илидол. А, войдя в него, камня на камне не оставит. Пощады тоже не ждите - ее не будет. Никому, кто посмеет перечить его светлости и его людям.
   - Все сказал? - продолжит перекрикиваться Пек.
   Никто ему не мешал мести беседу на "повышенных тонах" с вражеским посланником. И капитан Альвар и члены городского Совета ухмылялись и кивали головами, одобряя слова юноши. В той ситуации, которая сложилась, именно такая молодцеватая решительность казалась им наиболее подходящим поведением. И Пек вел себя как раз соответственно.
   - Да, все, - утвердительно тряхнул головой герольд. - Есть что в ответ?
   - Конечно! Ответ будет кратким, чтоб тебе легче было передать! Пусть лорд Гай и вся его банда, да и ты тоже, убираются туда, откуда пришли. Илидол - вольный город! И за свою свободу, если надо, будет сражаться! - сообщил Пек да еще побеспокоился. - Запомнил, или повторить?
   - Запомнил-запомнил, - вновь кивнул герольд. - А это только твой ответ или ответ всего города? Учти, послания от гладкощеких юнцов я не принимаю! Таким, как ты, нельзя о серьезных вещах говорить - молочные зубы поблескивают!
   Пек хотел было сказать что-то очень обидное на такой тоже обидный выпад, но на этот раз юного рыцаря остановил капитан Альвар. Он высунулся за стену и прокричал герольду:
   - Его слова - слова всего города Илидола. Каждый илидолец думает так, как этот молодой господин. И слово в слово передай их своему лорду, герольд!
   Затем он повернулся к юноше:
   - Что ж, повоюем, сэр Пек?
   - Само собой. За правое дело, рядом с вами, капитан, грех не повоевать, - решительно ответил Рифмач.
   Альвар довольно улыбнулся: теперь и он крепко верил в то, что Илидол ждет удача.
  
   Глава четырнадцатая
  
   Утром следующего дня на Илидол и окрестности напал первый долгий осенний дождь.
   Такие ливни приходили каждый год в сентябре, вместе с сырым западным ветром, что нес с далеких морей на земли Гош тяжелые тучи, полные воды. Длиться хмурый небесный водопад мог несколько дней, превращая поля вокруг города в настоящие болота, а тракт - в ненадежную дорогу. В такие дни горожане предпочитали сидеть дома, у теплых очагов: из-за сырости, казалось, и холода было больше, чем зимой.
   Теперь все шло не так - в Илидол явилась неприятность, посерьезней сентябрьского ливня.
   Город спешил приготовиться к осаде. Надо сказать, что илидольцы еще неделю назад под руководством инженеров взялись укреплять обветшавшие кое-где стены, очищали и углубляли рвы вокруг города, а насыпи и брустверы, наоборот, делали повыше и покруче. Проверялись и чинились оборонительные баллисты и прочие хитрые устройства.
   Городской совет отдал много приказов, которые должны были привести жизнь в городе в соответствие с наступившим военным временем. Это, в первую очередь касалось запасов оружия, провизии, дров и лекарств. Все перечисленное собрали в специальные склады, а каждому складу назначили смотрителей и обслугу.
   Не бездействовали и осаждавшие. Дежурившие на стенах воины видели, как мечутся по долинам и холмам огни передвигающихся отрядов. За ночь дружинники лорда Гоша взяли Илидол в кольцо, перекрыв все три дороги, ведущие из города. Основной лагерь разбили напротив Главных ворот, на безопасном расстоянии.
   Когда же хлынул дождь, а пасмурные тучи чуть-чуть посветлели от поднявшегося на востоке солнца, отряды лорда выстроились боевым порядком, и пронзительные звуки рожков и труб объявили о начале штурма.
   Им отозвались рога Илидола - город объявил, что готов защищаться.
   - Баллисты, катапульты - готовсь! Стрелки - готовсь! - уже привычно командовал Пек, рыцарь Илидола. - Как только они станут досягаемы - долбите!
   Капитан Альвар, носившийся по городу и проверявший другие отряды, что стояли на страже Низких ворот и Воробьиных ворот, поручить оборону главной цитадели именно ему - Рифмачу. Приставил лишь к парню для помощи и совета одного из опытных рыцарей - пятидесятилетнего пышноусого Тофана, большого любителя пива и копченых свиных ребер, но, ко всему прочему, и большого знатока штурмовых и оборонительных премудростей.
   И вот Пек, почти с головы до ног закованный в знатные рыцарские доспехи, в кафтане из синего шелка с белыми башнями на груди и спине, стоял на стене, над воротами, вместе с лучниками и арбалетчиками и зорко следил, как приближаются осаждающие. У него в руках тоже был арбалет, а глаза под грозно сдвинутыми бровями полыхали решимостью наспустить тучу болтов в противника. Защищать Главные ворота и цитадель вместе с ним встали верный друг Ларик и те из ребят, кто причислил себя к отряду Пека: Карл с братьями-близнецами и рыжий Тит. У всех было что-либо стрелковое - лук или арбалет и колчаны, в которых стрелам было тесно. Эти парни также мечтали вонзить как можно больше смертоносных жал в наступающих врагов.
   Рядом с молодыми защитниками города, в похожем стальном облачении, но без арбалета и лука, а с прутком с кусками жареной телятины, находился сэр Тофан. Пользуясь затишьем, он набивал свой большой живот вкусным мясом и рассказывал юному Пеку и его товарищам о своем прошлом, полном жарких сражений и славных побед.
   - Когда мне было столько, сколько тебе, я воевал с нашим королем в дальних краях, - повествовал Тофан. - Я тогда был простым оруженосцем, но во время битвы за долину Валуйло я сражался, себя не жалея, и еще спас жизнь своему тогдашнему господину, барону Сами, которого тяжело ранили. Я вынес его с поля боя, то и дело убивая нападавших на нас врагов. Вот за это меня и посвятили в рыцари. Барон вручил мне меч и подарил мне одного из своих жеребцов, прекрасного белогривого Снегопада, который мне потом долгие годы верой и правдой служил...
   - Очень интересно, - оборвал его рассказ Пек, не очен довольный тем, что во время штурма с ним рядом будет этот толстый старикан (так юноша про себя обозвал Тофана). - Но закончите вы историю чут позже...
   Первое слово в штурме сказали две вражьи катапульты. Установленные с ночи на дальних холмах, они хрипнули в сторону Илидола спускаемыми механизмами, и обрушили на городские ворота и стены увесистые каменные глыбы. Одна довольно метко ударила в Красную башню и повредила древнюю кладку, выбив из нее кирпичи. Вторая уже на излете ухнула в ворота. Те отозвались гневным грохотом и оглушительным звоном скрепляющих цепей, но легко выдержали атаку - были на совесть сработаны.
   Катапультам, к радости горожан, тоже досталось: одна из них при толчке не удержалась на мокрой и скользкой от дождя почве и с тем стоном, которым жалуется на несчастную судьбу подрубленное дерево, завалилась на бок, под испуганные крики своей обслуги. При падении сломала одну из своих же опор.
   Такое происшествие илидольцы встретили ликующими криками: битва началась хорошим для них знаком.
   - Ничего другого я и не ожидал, - посмеялся с штурмующих сэр Тофан. - Кто ж на таком неровном месте катапульту устанавливает? Только тупоголовый баран, а у лорда Гоша много болванов на довольствии! Вот наши баллисты закреплены, как надо! И отработают свое, как надо! Я сам проверял!
   К Илидолу, тем временем, с воем и воплями шли-торопились фашинщики (они прекрасно знали, что их судьба в этом стражении - самая незавидная). За ними, вперемешку с пехотой и лучниками бежали воины, тащившие лестницы. Дальше гарцевали в седлах конные рыцари. Уже рядом с ними тяжело, проседая в грязь, катился окованный железом таран и ползла-подползала осадная башня.
   - Можно начинать, - шепнул Пеку Тофан.
   Юноша махнул рукой - полетели капли с его стальной наручи на кольчугу друга-Ларика - и первым натянул тетиву, а за ним - и остальные защитники города.
   Баллисты и катапульты тоже были послушны командам молодого рыцаря: на отряды Гоша они со скрипом и свистом обрушили такие неприятные вещи, как камни и просмоленные горящие клубки из пеньки и всякого мусора.
   Усеивая свой путь ранеными и убитыми, осаждающие прибавили скорости, приближаясь к стенам Илидола: так они надеялись свести людские потери к минимуму.
   Фашинщики, принимающие на себя первые удары городских стрелков, с отчаянными криками неслись вперед. Связки прутьев и соломы, которые волокли воины, были чем-то вроде щитов, но не настолько надежных, чтоб полностью закрывать от стрел и болтов. Многие падали, но большинство все же достигло крепостного рва и принялось сваливать в него фашины. Те, кому это удавалось, тут же хватали из-за плеч луки и начинали ответно обстреливать сыплющие на них стрелы стены, и довольно метко.
   Ларик, из-за своего хорошего роста и больших размеров, одним из первых получил стрелу в тело - она попала ему в левое предплечье, когда он сам целился, высунувшись за стенной зубец. Пробила кольчужный рукав и вошла достаточно глубоко.
   - Вот паскуда! - чересчур эмоционально отреагировал на такую незадачу Ларик, роняя лук и приготовленную стрелу вниз - на камни приступов цитадели.
   - Уходи! - сразу приказал ему Пек, стрелу за стрелой посылая в ряды наступавших. - Тебя перевяжут - и снова в строй! Надеюсь, сможешь?
   - Без вопросов, братец, - усмехнулся здоровяк и побежал к лестнице, чтоб спуститься вниз и получить порцию бинтов от гарнизонного лекаря, который с ночи приготовил свой лазарет и помощников к напряженной работе.
   Пек не мог себе позволить проводить друга, хотя очень хотелось: и проводить, и узнать, насколько серьезно тот ранен. Но сейчас, когда враг подобрался вплотную к стенам, начал сбивать их защитников и уже грозился приставить длинные ясеневые лестницы, ни одна пара рук не была лишней. Поэтому юноша лишь плотнее свел брови, стиснул зубы и заставил свои глаза видеть вдвое зорче, а руку - спускать тетиву вдвое быстрее.
   Он, как и Карл, и Тит-Лис, целил в солдат, которые пытались установить лестницы. Сбивал их наземь, метко и безжалостно пронизывая стрелами шеи. Это было опасно - для таких выстрелов приходилось далеко высовываться и перегибаться. Именно поэтому в юношу попали два-три вражеских болта. Однако рыцарские доспехи Пека оказались прочнее и надежней кольчуги простого воина, и меткие стрелы лучников Гоша отскочили от лат и шлема Рифмача.
   Стоявшие рядом с Пеком близнецы, Эйгон и Платин, отлично управлялись со стальными арбалетами. Только из этого грозного стрелкового оружия можно было пробить прочные латы рыцарей, и то не наверняка, поэтому в качестве целей братьев привлекали всадники под яркими флажками.
   - А вот и Гай Гош! - кровожадно объявил Карл, указывая на всадника в богатых золоченых доспехах, который махал длинным синим, мечом, призывая воинов атаковать; его шлем, высокий, остроконечный, был украшен тяжелой стальной короной (она выполняла еще и защитную функцию). - Эй, Платин! Снимешь его - под твой щелбан свой лоб подставлю!
   - Ага! - отозвался Платин, приложил взведенный арбалет к плечу, присел на одно колено и начал целиться.
   Из этой дерзкой затеи ничего не вышло - рыцари лорда Гая превосходно охраняли своего сюзерена, и один из них сразу увидал приготовления стрелка на стене. И, заметив, принял меры: выхватил дротик и метнул его в Платина.
   Дротик, сверкнув наконечником, как звездой, ударил арбалет в ложе, так сильно, что выбил его из рук юноши.
   - Уй! - только успел вскрикнуть Платин, роняя арбалет туда же, куда совсем недавно Ларик проводил лук и стрелу.
   - Не так все просто, парнишка! - крикнул Платину сэр Тофан, и тут же сам присел низко-низко, потому что за первым дротиком из окружения лорда полетели и другие, весьма меткие - и один из них звякнул бравому рыцарю Тофану по высокому шлему.
   Защитникам города пришлось на время спрятаться за зубцы и приостановить оборону: высовываться сейчас было подобно самоубийству.
   - Ничего-ничего! - громко подбадривал бойцов сэр Тофан, на четвереньках перебираясь поближе к баллисте, где только что убило сержанта. - Пущай тратят свои дротики - рано или поздно, а их у них мало останется. А мы переждем, и потом ответим...
   Только Пек не сдавался: он опустил забрало шлема и резкими взмахами руки, закованной в доспех, отбивал наиболее наглые вражьи стрелы и дротики и продолжал сам отвечать, пусть не так быстро, но довольно метко. Видя, чем закончилась попытка Платина, юноша решил лорда Гоша взять на себя: осыпал стрелами сначала его телохранителей, а потом, когда те закрылись щитами, самому лорду засветил в шлем. Гай Гош пригнулся - Пек выругался: стрела пропала зря.
   Молодому рыцарю пришлось тут же прятаться - на его зубец после "покушения" обрушилась ярость всех стрелков лорда.
   Где-то рядом гулко застучали приставные лестницы - противнику наконец удалось их поднять и опереть на стены. Снизу послышались команды:
   - Наверх! Наверх!
   - Вот сейчас будет жарко! - сэр Тофан весело ударил по плечу одного из воинов.
   Пек осторожно высунулся в бойницу: так и есть - по лестницам уже карабкались солдаты с обнаженными мечами, а к воротам упорно катили таран, качавшийся на огромных цепях меж распорок.
   - Камни! Масло! - заорал Тофан, маша руками на бойцов. - Где вы там? Сюда, бездельники! Пора горячее подавать!
   И в дело пошло все то, что он перечислил: парни подкатили тачки с булыжниками и специальные чаны с "горячим".
   Вопя от боли, осыпая илидольцев проклятиями, воины Гоша заметно убавили прыти. Потом, не выдержав града камней и потоков кипящего масла, отхлынули от лестниц.
   Кто-то из герольдов, увидев знак, поданный лордом, затрубил отход.
   Отряды, послушно развернувшись, кинулись туда, откуда атаковали - к своему лагерю, подбирая по пути раненых.
   Одинокая катапульта на холме огрызнулась в Илидол еще парой каменных ядер. Одно ухнуло куда-то далеко в город и там развалило крышу какого-то дома, второе - без особого успеха бахнуло в ворота, опять заставив мореный дуб гудеть, а тяжелые цепи сердито звякать.
   - Отбились! Отбились! - радостно закричал Пек, от восторга прыгая, словно мальчишка. - Парни! Дадим еще залп - по спинам, на десерт! Чтоб хорошо подумали - стоит ли возвращаться, - и вновь натянул тетиву.
   Так илидольцы и "попрощались" с отступавшим противником.
   - Славная получилась заваруха, - смеялся сэр Тофан. - За наш успех стоит выпить! - и он высоко поднял свою флягу, полную душистого вина. - И ты глотни, сэр Пек.
   Молодой рыцарь снял шлем и отхлебнул из фляги, и тут же закашлялся, зажмурился: напиток оказался очень крепким и пряным.
   - Без меня справились? - поинтересовался, поднимаясь на стену, капитан Альвар. - Это хорошо, но это только начало... У меня те же успехи на Воробьиных воротах - там часть войск лорда тоже пыталась штурмовать. Мы легко справились. Но у вас, похоже, было очень жарко, - это рыцарь сказал, видя, сколько раненых сидит на камнях под зубцами. - Гош не успокоится, снова пойдет на штурм. Пусть не завтра, так послезавтра. Расслабляться нельзя. Сколько мы потеряли?
   - Не считал; пойду, займусь, - послушно тряхнул головой Пек.
   Потери горожан на главной цитадели составили девять убитых и двадцать три раненых, из которых было десять легкораненых, остальные - довольно тяжело. Пек посчитал и Ларика, который снова взял в руки лук и вернулся на свое место на стену. Другие раненые потянулись вниз - в лазарет, на починку и перевязки. Убитых осторожно снесли вниз и временно определили на плац, за гарнизоном.
   - Завтра, коль будет время, похороним на городском кладбище, - хмуро распоряжался капитан, видя, что многие погибшие - юные новобранцы. - Что-то я скажу их родителям...
   - То, что их сыновья - герои, - отозвался Пек.
   Альвар покачал головой:
   - Молодой, горячий - многого не понимаешь. Матери, потерявшей сына, плевать на всякие геройства. Она увидит только это - своего мертвого ребенка. И назовет нас, его командиров, убийцами...
   - Те, кто погиб - не дети. Они мужчины, воины. Решили защищать свой город и знали, чем это может закончиться, - возразил Пек. - Дело мужчин воевать, дело женщин, если уж им так хочется, - плакать. И одно не должно мешать другому, - сказал, как отрезал.
   Альвар вновь покачал головой, но уже согласно.
   - Стрел и болтов мало, - продолжал юноша. - Я поеду к оружейникам - пусть постараются для родного города.
   - Хорошо. Коль не устал, займись этим. Я пока гляну, нет ли повреждений в воротах. Если что - укрепим.
   Альвар позвал с собой сэра Тофана, который уже собрал возле себя ребятню, чтоб рассказать им о том, как только что он самолично лил масло и кидал камни в осаждающих.
   А юный Пек, щелкнув каблуками, развернулся, чтоб идти в конюшни и брать лошадь.
   Там, из-под телеги с промокшим сеном к нему с писком кинулась Нина. Ее лицо было белым, а глаза своими размерами поспорили бы с блюдцами. Она ухватила юношу за ремни наплечников, прижалась крепко-крепко к его панцирю и пустила слезы в два ручья:
   - Ой, мамочки! Живо-ой!
   - Ты почему здесь?! - возмутился Пек.
   - Страшно! Страшно было! - честно признавалась Нина, трясясь от рыданий.
   - Надо было домой бежать, а не под телегой прятаться, - он обнял ее в ответ, чтоб успокоить.
   Девушка лишь зашмыгала носом, прижимаясь щекой к стальной груди Пека. Не могла ж она просто взять и признаться, что страшно было не столько из-за ужасных звуков штурма, сколько страшно ей было за него, за баламута сероглазого.
   - Они больше не придут? - со слабой надеждой в голосе спросила Нина.
   - Придут, - честно ответил Пек, - но ты не бойся - мы их не пустим. Мы будем сражаться! Их много, но и нас не меньше! Посмотри: первую атаку отбили. И другие отобьем. И не только отобьем, а прогоним подальше, да под хвост, как коту шелудивому настреляем, чтоб забыл лорд Гош дорогу к илидольским воротам!..
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"