Самое большое наказание в жизни состоит в том, что её нельзя выключить!
Вот и приходится придумывать разные украшения дня. Иначе и вставать с постели не хочется.
Закрыть бы наглухо шторы, отсечь солнечный свет и заснуть. Как это похоже на смерть, о которой я ничего не знаю, как и о сне. Быстрая фаза сна, медленная... а жизни? В какой фазе нужно находиться, чтобы понять наконец, что всё это только сон, иллюзия движения. И прошлое не накапливается золотом в сундуках, но испаряется дымом горячего очага. Только иногда всплывают на поверхности сознания клочки воспоминаний, произвольно и прихотливо описывая прошедшую жизнь. На самом деле она уже не существует, как и я прежняя. Сколько жизней я уже прожила с момента рождения, сколько смертей за моей спиной. Я не нахожу следов настроения , не узнаю мыслей этого умершего во мне ребёнка, подростка, человека...
Только то, что есть сейчас, сию минуту имеет значение факта, всё остальное это выдумки или беспорядочные остатки памяти. Я роюсь в ней, словно археолог в древних захоронениях и так же беспомощна перед загадками её языка, как и он.
В попытке восстановить прошлое, кто-то цепляется за место рождения и старый дом с чугунной лестницей, ведущей на последний этаж. Иные пишут дневники и подшивают пожелтевшие страницы писем. Всё тщетно. Умершие в нас умеют хранить свои тайны. Их разговор темен и невнятен, как сон перед рассветом, в котором ощущение близкого солнца затемнено последней фазой уходящей луны. Взойдёт солнце, но лунный призрак так и будет стоять в небе, улыбаясь щербатым ртом. Мы никогда не сможем уйти от него или заглянуть ему в спину.. он пятится в будущее, не отворачивая от нас своего прозрачного, надоедливого лица.
Я разжимаю горсть, но из неё ничего не сыпется на дорогу. Она пуста, ведь жизнь принадлежит не мне, а тем ушедшим, голос которых для меня навсегда угас.
Я придумываю игрушки, цветные и яркие и даю им названия. Семья, любовь, обязанность, творчество. Они гремят и подпрыгивают в моей авоське, а иногда вылетают сквозь чересчур большие дырки и остаются лежать на дороге яркими целуллоидными пятнами. Может кто-то другой подберёт и, встряхнув посильнее, услышит сухой стук гороха внутри. Секунды выдумок, спрятанные для развлечения праздношатающихся прохожих.
Прошлое наполнено моими сегодняшними мыслями и я уже не слышу шопота свежих губ и не чую запаха упругой кожи. И только мои тогдашние отражения, плоско лежащие на фотобумаге, позволяют представить ту девочку, девушку, женщину, но не вспомнить причин их высохших слёз и застывшей улыбки.
Я выстраиваю свой день, как баррикаду между мной и будущим, где я сегодняшняя должна умереть. Я защищаю себя с отчаянной яростью побежденного, загнанного в угол и срывающего повязку с глаз, чтобы яснее видеть палача.
И вот тогда, когда уже сметены все заслоны, когда час настал, лицо его появляется из небытия, странно похожее на меня сегодняшнюю и совершенно чужое.