Он родился в летнем лесу, и тёплые ручьи материнского света полили его молоком жизни. Как сотни других, распахнул он свои лепестки солнцу, как сотни других протянул листья к животворящей воде. Дитя земли и Дождя, он, казалось, мало чем отличался от многих своих собратьев, закруживших хоровод леса. Но ему уже было дано многое... Он не знал, что старая ведунья Альция уготовила ему путь иной. Он не знал, что жить ему на этом веку гораздо дольше и сложнее, что жить ему иначе... Он еще ничего не знал...
Так он и рос день за днём, с каждым часом всё больше и больше понимая и предчувствуя. Глядя на окружающих, он понял однажды... Однажды он увидел летающие цветы. Бабочки вились в воздухе так же, как и их друзья на земле. От них исходила музыка, радужное созвучие скрипок и флейт. Он рванулся к ним, но лёгкие существа упорхнули, оставив за собой только привкус свободы. Стало даже непонятно, были ли они вообще?..
И тут появилось предчувствие. Огромное и пока ещё неосознанное, оно заполнило его всего непонятным сладким током, было пушистым и едва уловимым. Оно пришло вместе с Луной и проникло в каждый его уголок. Голосом, вынырнувшим из потаенных глубин; голосом, словно плывущим по далёким радиоволнам. Ему вдруг неудержимо захотелось сорваться с места, прыгать, танцевать, бежать, бежать...
Когда-то он видел людей. Ему показалось, они умели это всё. Ему показалось, они умеют летать. Но сами они как раз-то и не знали этого. Их лица были серыми, души пустыми, а спины бескрылыми. С ним они играли в "съедобное - несъедобное". Он не будет человеком, но и не будет простым растением. Он будет другим...
У него пересохло внутри, стало неприятно, горячо и тяжело. Его листья опустились на землю, но она почему-то перестала быть доброй. Последние капли молока жизни испарились на глазах и захохотали одиночеством. Земля умерла, и, оставшись один в этом резко-чуждом мире, он поплыл куда-то в тёмных, грязных волнах, смутно осознавая, во мраке своей ненужности и никчемности, что ещё не конец.
Когда-то он видел деревья. Была осень. Листочки тихо и грустно покидали ветви, кружились, кружились над рекой. Они плыли рядом с ним, на миг познавшие свободу, но мёртвые; за один миг познавшие предсмертный полёт. Он не будет деревом, чтобы умирать от лета до лета, но и не будет простым растением. Он хочет быть другим...
Дальше был полубред замерзания в ледяных колодцах и водоворотах, жалкие клочки света в промежутках между поисками почвы и попытками научиться самостоятельным движениям. Его несла мрачная река, а он знал, что жив, жив, жив... Твердые камни оставляли вмятины, а лепестки уже давно не были яркими.
Когда-то он видел птиц. Влюблённые в высоту, они купались в лучах закатного солнца, ныряя ввысь, и, камнем взлетая вниз. Смутно ощущая свою причастность, он потянулся к ним, но поток мутного, дрожащего холода украл розовые блики. Он не будет птицей. Он пойдёт дальше. Он будет другим...
Последняя мысль разбилась о твердое стекло.
Поток резко остановился, и уверенные жёсткие движения извлекли его бесцветное тельце наружу. Теплее не стало. Просто время ожило на мгновение, судорожно изогнулось и отправилось в другую сторону... Это была теплица.
Безразличные лаборанты швырнули его на оцинкованный стол, измерили его так и эдак, записали в журнал рост, вес, длину, ширину. Нудный дежурный, скорчив фальшивую рожу, навесил табличку с названием теплицы и его названием, небрежно ткнул в длинющий ящик под таким-то номером в каталоге...
Душная атмосфера, от случая к случаю чахлые искусственные удобрения, необходимые три метра тухлой почвы и жалкая поливка из застоявшейся пожарной бочки, - всё это приводило только к тому, что самые от природы красивые и сильные растения перерождались в генетических уродов, не способных расти ровно, и чаще всего, не способных жить полноценно. И только в полнолунную ночь он слушал своё предчувствие и не знал, как вырваться из этого нового плена.
Очкастый профессор гнусавил о пересадке в открытый грунт, о благотворительных удобрениях и клумбах, куда лежит путь тепличных питомцев с намертво вытравленными душами и блёклыми лепестками. Он будет другим. Он хочет быть другим. Он станет другим... Он видел, как гибнут в открытом грунте нарциссы и гладиолусы, как ещё в теплице уходят в пыль лилии и фиалки... Он знал, что он уже не растение. Он взрастил шипы и научился ими профессионально пользоваться. Много раз он безрассудно попадал под острый садовый нож. Но бесстрастный лаборант всякий раз осаждал его грубой оплеухой. ЦВЕТОК НЕ ИМЕЕТ ПРАВА ДВИГАТЬСЯ!
Давнее предчувствие не обмануло. Бешено колотилось сердце. Он услышал шум моря. Воздух... Много свежего йодистого воздуха... ОН... идёт берегом сумасшедшего сверкающего моря... Он...ИДЁТ!.. Звуки исчезли... Небо... Много лунного светлого неба... ОН...летит, не зная ни верха, ни низа... Он...ЛЕТИТ!
Где-то там люди. От них он взял только оболочку. Незримое, прозрачное тело. Люди не увидят Эльфа. Где-то там деревья. От них он взял мудрость. Деревья всегда будут с ним. Рядом - птицы. Удивлённые, понятливые существа. От них он взял дар крыльев. У них он учится свободе. Безграничной и гордой свободе Эльфа. Птицы не любят людей...
Под ногами твёрдая, каменистая почва скалистого уступа. Кто он, рождённый второй раз; рождённый этим полнолунием Эльф с душой измученного цветка? Нужны ли ему шипы? Оставлять ли их? Сквозь него, громко скрекоча и издеваясь, проскользнула рыжая норная крыса. Нет, шипы всё же нужны. Время покажет.
Он пошёл ночным пляжем, то и дело натыкаясь на кусты огня, которые у людей называются кострами. Возле многих были слышны голоса, на некоторых что-то варилось. Эти люди были совсем не похожи на тех, первых. Эти люди открытые и радостные. Он учил их летать, а они дарили ему пёстрые бусы и колокольчики. Они принимали его, а он защищал их от врагов всеми своими шипами. Они играли ему на гитарах, а он дарил им ракушки и разноцветные камни. Он открывает для себя мир и себя в нем...
Где-то в глубине Вселенной бьётся Сердце Розы...
Профессор хмуро протёр очки, водрузил их на нос, и недоверчиво буркнул:3Так не бывает, чтобы цветок, сам?!3 И лишь удивленно разводил руками, глядя на перевернутую, разбитую кадку для трудных и сложных растений, на всюду валяющиеся кучки грязи, на обделавшихся от бессильного негодования лаборантов, на полумертвые от испуга и борьбы кривые стебли соседей, на куски армированного стекла от пробитой крыши теплицы и на даже кое-где жадно-восхищенные взгляды некоторых питомцев...
Где-то в глубине Вселенной бьётся Сердце Розы...
Невидимый для среднего рода людей, наравне с птицами, он путешествовал по Земле. Пил чистую воду из горных источников, впитывал родной лунный свет и жаркое тепло прогретых камней, пряный дух можжевельника и мирта, острых кипарисов и спелых яблок. Он купался в огромных чанах с терпким молодым вином, а выныривая, украшал свой пояс цветами магнолии...
Где-то в глубине Вселенной бьётся Сердце Розы...
И, порой, его охватывало чувство приближения. Порой, ему казалось, он слышит ещё незнакомое биение. Ветер уносил прочь возникающие призраки, в почти нереальный мир кажущегося далеким существа...
Вечность открывалась ему медленно. Он не чувствовал неприязни к неизвестному. Иногда лишь неразделённое одиночество крыльев говорило ему:3Пой!3
Но звуки не получались, не рождались в его душе, и нерожденные мучительно умирали внутри, иногда покидая его слезами...
В каждой капельке лунной росы, дрожащей на его щеках, отражался мир. Такой разный, крылатый и бескрылый, любимый всеми и забытый всеми, всех и ничей мир. Мир преданности и предательства, веры и подлости, откровения и зависти; ежеминутно убиваемый и воскресающий, многолюдный и одинокий путь...
Он видел людей. У них были друзья... Он видел птиц. У них была стая... Он видел деревья, которые росли рядом. Кто он? Получеловек, полуптица с лесными глазами Эльфа и дикой свободой внутри... Все они проходили сквозь. Много хорошего оставалось ему, но сквозь... Как сквозняк... Только был, и уже воспоминание...
В бледном свете ночного светила - небольшой белый камень, ещё один, ещё. Что это? Из них выстроена замысловатая фигура, составленная из многих треугольников, наложенных один на другой. В центре на большом валуне - странное создание, ниже его ростом, с венком из ароматного маслянистого растения на волосах и талии.
В долю мгновения он вплёлся в родственные ему семилистные создания. Душистым серпантином охватил стройную шею и сильные плечи. Услышал такой знакомый шорох невидимых крыльев за её спиной. В её глазах далёкое пламя языческих костров. Струя обезумевших поцелуев слила воедино губы эльфов. Он - Дождь, а она - Земля, как в древности. Шуршащий полуцветок обвил её небольшую грудь, разрисовал понятными только им орнаментами подрагивающие бёдра.
Их ладони сомкнулись, а животы и спины то и дело прикасались друг к другу в необычном танце. Они кружились по песчаной отмели, гибко переплетая тела и души, соединяя лишь пальцы рук и ног, лбы и ладони, крылья и сердца... Ритм... Ритм... Ритм...
Круг замкнулся. Он упал на колени, лицом уткнувшись в венок. Губы опускаются ниже и ниже. Её руки летят и путаются в его волосах. Он пьёт её, как реку, сам утопая в таком близком нектаре... В душе шевельнулась музыка. Дрогнув, он вошел в незнакомую ему доселе Вселенную. Он проникал всё глубже и глубже, чувствуя всё нарастающий ритм. Он подчинил ему свои движения и они отдавались дрожащим гулом... Всё ближе и ближе... Их движения уже нераздельны. Треугольники сияют белым огнём.
Живой мир пронизан жилочками жизни, пульсация оглушает... Резкая тишина. Беззвучный взрыв выплёскивается из них тысячью бабочек и медленно гаснет. Половинки древнего яйца раскрыты, а между ними трепещет и бьётся в многомиллионный раз рождённое, а потому вечное, глубокое, чёрно-бордовое Сердце Розы. Став одной сущностью, они тихо плывут к центру...
Песня? Живая песня эльфов возникает между ними. Молнией скользит через ось земной ауры.
Я вошел в твой мир, чтобы вместе с тобой пройти Мост через Вечность.
Я стала твоим Домом, полным лесного дыхания и ощутила вкус вина твоего Мира. Я дарю тебе ключи Земли и Воды, Огня и Воздуха, ключи Надежды...
Обними меня крепко - крепко и посмотри на звезды...
Задохнувшись друг другом, они слушают. Внутри их существа бьётся Сердце Розы... Крепко держась за руки, разогнавшись слёту, они окунаются в мерцающее, тёплое море...