Сазан - рыба знатная. Дядя Вова и дядя Коля, мамины братья, умели неподвижно затаиться в засаде под камышом на долгие часы, забавляясь самокрутками, изготовленными из газет и выращенного на огороде липкого и едкого табака. Вначале они щедро посыпали воду тихой кубанской речки Зеленчук макухой из просмоленного погнутого ведра. На подкормку слеталась мелкая рыбёшка, вызывающая на водной глади множество пересекающихся кругов разных размеров, но не она интересовала рыбаков. Потом на большие двойные и тройные крючки из чёрной стали нанизывались огромные молочные зёрна кукурузы. Далее, с вечно протекающей, несмотря на смолу, деревянной лодки (воду оттуда время от времени следовало вычёрпывать консервными банками), забрасывались удочки. Это были удочки с толстыми лесками, удилища для которых мастерились из камыша собственноручно. После этой недолгой череды ярких событий рыбаки приступали к медитации, дымя самокрутками, концентрируя внимание на поплавках из гусиных перьев и камышин. С этого момента они требовали не разговаривать, ибо сазан - рыба чуткая, и становилось скучно. Поэтому на рыбалку меня брать не любили. Следует отметить, братья особо не дружили и рыбачили по одиночке.
Батёк мой сазана ловить не любил, потому что скучно. Он предпочитал удочку с тонкой леской и ведро плотвички для кошек и собаки. Эта рыбёшка начинала клевать почти сразу, как отягощённый грузилом крючок с хлебным мякишем падал в воду. Ловил папа с кладки (самодельной дамбы) в конце разделяющей наш и соседский огороды тропы. Отпуск у него начинался лишь в августе, но деревенские пацаны радовались прибытию тренера по плаванию. Отец выдумывал для детворы разные спортивные соревнования, плавал с ними на лодке, принимал участие в пускании из самодельных луков, смастерённых из прутьев жасмина и толстой лески, стрел из камыша, перьев и пластилиновых наконечников. Дядьки относились к папиной плотве презрительно: городской интеллигент (произносится с употреблением украинской буквы "г"). Вряд ли бы с ними согласились чёрный пёс Жучок, которого я боялся, когда его вечерами выпускали побегать, кошка Мурка и котёнок Мурзик, для коих предназначались папины вёдра. Сам я предпочитал ловить окушков. Для этого нужно опустить с кладки хватку (что-то вроде небольшого самодельного паука из палки, верёвок и обруча с мелкоячеистой сетью), раскидать сверху сладкую сырую молочную кукурузу, предварительно измельчённую во рту, вытянуть хватку, полную живца, переложить живца в гнутое ведро с водой, нанизать живца на крючок, поймать окуня и выковырять застрявший в языке крючок из его глубокой глотки. Если это крупный живец, его приходилось раскусывать на части (пресный на вкус сырой малёк). Либо плотвичку на хлеб. Быстро и интересно.
Иногда, напившись, дядя Вова задвигал мне, каково это: есть макуху и хлеб с сухарями, на что я не терялся и отвечал, что с удовольствием попробую эти самые деликатесы, пусть принесёт, но в планы дяди Вовы вставать с лавочки за покрытым клеёнкой деревянным стволом под виноградными лозами не входило. Он собирался и дальше болтать про йогов (произносится с украинской буквой "г"), за жизнь, и всё такое. А сазанов было жалко, когда их клали в таз, почти без воды, потом у них, усатых, жабры открывались на сковородке, несмотря на то, что их почистили. Мечталось забрать сазана и поместить в надувной бассейн с черепахой, но кто мне позволит?
Так или иначе, плох тот рыбак, который не мечтает поймать сазана. Мечтал и я, но усидчивости и терпения для осторожной царственной рыбы не имел. И вот, однажды, дядя Коля показал мне как ловить сазана на закидушку...
Работа этой самодельной снасти глубоко меня поразила. Многометровая леска намотана на кусок широкой плоской рейки с вырезами на концах, придающими деревяшке форму сильно сжатых с боков крыльев бабочки. Конец лески с крючками и огромным грузилом со свистом раскручивается в воздухе, чтобы кусок свинца летел далеко, а сложенные друг на друга зигзаги лески разматываются сами собой, что казалось мне чудесным, совершающимся по неведомому физическому закону. Далеко-далеко на глубину улетает крючок закидушки. Дядя вставил в леску кусок камышины, расщепив ей волокна и сказал, что это для того, чтобы видно было, как леска лежит; закидушку закрепил меж прутьев решётки, которой покрывалась кладка.
- Встанешь в пять утра, - наставлял дядя. - Подсаку не забудь захватить! У Фурмановых рядом с вёслами лежит. Когда сазана притянешь к берегу, подсакой его цепляй и вытаскивай. Иначе уйдёт.
Однако, мне хотелось поставить закидушку самостоятельно. Я сорвал в конце огорода толстый початок кукурузы, снял с него зелёную обёртку, отковырял снизу самые крупные зёрна, которые наживил на крючки закидушки. Закидушку я разматывал аккуратно, тщательно следя, чтобы не случилась у лески борода, чтобы не зацепилась за решётки и доски кладки. Не удалось мне закинуть её так же далеко, как дядя, и тем не менее я остался удовлетворён. Темнело, но клопы водомерки продолжали прыгать по водной глади, на которой мальки оставляли изящные круги. Шелестели камыши с белыми паучьими коконами на листьях. Сладко пахло речкой. Комары кусали в руки, раздувались от крови, которую я размазывал по коже, прихлопывая наглых насекомых. Так, установив снасть, я отправился спать. Особенно радовало, что не надо сторожить сазана без звука и развлечений часами. Поставил закидушку - ушёл - вернулся, чтобы забрать сазана. Гениально!
Спал я чутко, то и дело нажатием маленькой круглой металлической кнопочки подсвечивая часы "Электроника" со стальным браслетом, оборачивающимся змеиным брюхом вкруг запястья. В половине пятого я был на ногах. Без пятнадцати пять шёл по огороду. Калитка, курятник, калитка, малина, свиньи и овощи, снова калитка, картофельные грядки, наконец - кукуруза, после неё - арбузы и люцерна, а дальше - лишь камыш и река. Шагаю по поросшей птичьим горцем тропе, в коридоре из высокой плотно посаженной кукурузы. Смотрю направо, на сторону Фурмановых. Днём туда, в кукурузу, из-под ног выпрыгивают прыткие ящерки. Сейчас всё мокро от росы, туман застилает даль. Вот и вёсла с удочками, тычки, среди них - подсака (крупноячеистый сачок на длинном шесте, обмотанный у основания синей изолентой). Я решил подсаку не брать. Вытащить сазана на леске, как если бы закидушка была удочкой, как-то более картинно выглядит, как в книге или мультфильме.
Оказавшись на кладке, я начал неспешно наматывать леску на закидушку. Леска шла с трудом, но шла, не как в случае, когда крючок зацепился за дно, и я быстро понял, что кто-то попался. Тогда я забыл про бороду и аккуратность и стал просто тянуть леску на себя, беспорядочно складывая её куски на кладке. Чем ближе оказывалась рыба, тем больше ощущал я упругое напряжение, которое она подаёт своими движениями на леску. Притянув добычу на мелководье, я увидел в зеленоватой водной толще сазана. Сердце моё учащённо забилось. Я принесу сазана домой. Меня оценят дядьки, бабушка. Мне позавидует отец. Меня обнимет и прижмёт к юбке мама. Я похвалюсь Димке Фурманову! Все будут есть моего сазана. Моего сазана посыплют мукой, подсолят и поместят на сковороду в подсолнечное масло. Мой сазан с кольцами лука окажется на столе под виноградными лозами. Косточки от моего сазана будут клянчить Мурка и Мурзик.
Я принялся вытаскивать сазана из воды. Рыба словно оцепенела. Красивая, тёмно-коричневая, с серебристым животом, с крупной окантованной чешуёй, с равнодушными глазами и короткими важными усиками. Это был не шибко крупный сазан, а теперь я бы сказал, что даже мелкий, но тогда он мне казался огромным и вожделенным. Леска натянулась от рыбины, величины, какой я не видывал на своих детских крючках. Сазан вышел из воды на две трети...
Тут сазан лениво передёрнул телом, оборвал леску и уплыл в камыши, утянув вместе с собой грузило. Ошеломлённый, некоторое время я не верил в случившееся. Я смотрел на обрывок запутавшейся узлами на кладке лески так, словно произошла какая-то ошибка...
Тщетно рассказывал я про сазана дяде. "Я тебе сказал подсаку брать?" - смеялся он. Мама говорила, что я всё равно молодец, но я ей не верил. А Димке Фурманову ушедший сазан был просто неинтересен. Сазан ускользнул безвозвратно.
Много раз потом я пытался ставить закидушку, вставать рано утром за сазаном, и всегда брал с собой подсаку, но сазан больше не попадался на мои крючки, что бы я на них не наживлял. Хотите верьте, хотите нет, а мне до сих пор досадно вспоминать того прекрасного сазана, которым так и не удалось порадовать близких.
