Аннотация: Для группы советских диверсантов в разгар Отечественной войны высадка в немецком тылу - сущие пустяки. Но в занесённом снегом зимовье оживает кошмар, в который они ни за что бы не поверили, если бы не столкнулись с ними лично.
Парашюты тихо раскрылись и заслонили от десантников свет далёких звёзд. Транспортный самолёт быстро удалялся, унося с собой любые отвлечённые мысли. Теперь уже нет отчего дома, нет вездесущего СМЕРШа, начальства; остались лишь трое красноармейцев и немецкий оберст, которого предстояло убрать. Примерно так думал командир диверсионной группы лейтенант Земельных. Разумеется, существовала и вторая часть задания: выйти на связь с безвестным партизанским отрядом, который уже две недели не давал оккупантам покоя.
Вдали раскатисто загомонили зенитные орудия "Flak". "Фашисты засекли самолёт, и теперь пилотам приходится надеяться только на везение", - решил Земельных. Земля приближалась, вскоре уже парашютисты опускались между покрытых инеем стволов, а, спустя какую-то минуту, приземлились в белом безмолвии заснеженного белорусского леса. Сержант Коваленко мягко сел в сугроб и тут же занялся освобождением из плена парашютных лямок. Зато ефрейтор Козелков переломал по пути к земле все обледеневшие ветви и сучья, до каких только смог дотянуться, и приземлился уже в небольшую, но шумную кучку хвороста. Тихо матерясь, он тоже сумел быстро разобраться с десантной сбруей. Командир ждал бойцов, надевая лыжи. Каждый из них был снабжён ППШ, двумя дисками, а так же пайком и индивидуальным мед. пакетом. На поясе лейтенанта покачивалась кобура с табельным ТТ. Его вещмешок топорщился из-за радиопередатчика. В руках Земельных держал карту, по которой вычислял, как лучше всего найти оберста.
- Так, бойцы, - сказал Земельных, когда подчинённые разобрались с парашютами и надели лыжи. - Мы сейчас доберёмся до шоссе и будем ждать немецкий кортеж. Утром, разобравшись с фашистами, надо будет идти в Окаянное зимовье для соединения с партизанами. Это около пятнадцати километров отсюда, потому будьте готовы к переходу. На трассе надо убрать именно полковника, а не кого-то другого. Потому бейте по легковому автомобилю. Вопросы? За мной!
Молодой, крепкий лейтенант был разрядником по лыжной ходьбе, потому легко бежал между деревьями, виртуозно орудуя палками. Сергей Иванович Земельных окончил военное училище в 1941 году и оказался на войне прямо из учебного класса. Он знал своё дело теоретически, а на практике это был его первый боевой вылет. Потому молодой человек был напряжён, словно струна. Пока руки и ноги совершали методичные движения, мозг быстро просчитывал все возможные варианты развития событий. Как бы не сложились обстоятельства, ничто не должно застать диверсантов врасплох. Потому лейтенант искал всё новые и новые варианты ликвидации оберста и пути отхода. Он рассматривал даже такой вариант, что партизанский отряд окажется умело срежессированной провокацией гестапо. Ведь начальство решило, что существует партизанский отряд потому, что получило от связников известие, что за две недели пропали два полицая с хутора Багряного, находящемся в семи километрах от зимовья. Так же немцы устраивали по окрестным лесам облаву, но никого не нашли. Даже тела их прислужников обнаружены не были. Потому было решено убрать главу местного гестапо и отправить в отряд троих бойцов для связи. Если же всё это - провокация, то лейтенант знал, что делать.
За командиром едва поспевали остальные бойцы. Они не были так хорошо проинформированы, как Земельных, но дело своё знали. Оба отменно стреляли, разбирались в минах, владели приёмами рукопашного боя, а так же сносно говорили по-немецки. Лейтенант говорил на языке врагов так же хорошо, как и на родном. Сержант и ефрейтор быстро бежали на лыжах, но не отстать стоило им огромных усилий. Пару раз Козелков цеплялся за деревья, шёпотом разражаясь трёхэтажным матом. Парню было только девятнадцать лет, родом он был из Винницы. Поговаривали, что его родные погибли под бомбами, и ефрейтор немного спятил. Насчёт последнего лейтенант судить не брался, так как, несмотря на некоторую эмоциональность, Петька служил хорошо. О сержанте Коваленко можно сказать лишь то, что ему было около тридцати лет, и потому он не очень общался с молодыми сослуживцами. Может быть, ему было не интересно, может, сам по себе унтер был замкнутым человеком. Однако командир знал, что на него всегда можно положиться.
В предрассветных сумерках диверсанты достигли шоссе и залегли в сугробах на обочине. Сергей положил их с интервалом в семь шагов, чтобы можно было обстрелять кортеж сразу с нескольких направлений. От тщательно расчищенного дорожного полотна стрелков отделяли двадцать шагов. С такого расстояния никто из них не мог промахнуться. И потянулись долгие часы ожидания на морозе. Синоптики обещали оттепель, и температура была ниже нуля не больше чем на пять-шесть градусов. Однако лежать в снегу без движений на протяжении четырёх часов даже при таком лёгком морозце очень вредно для здоровья и настроения. Десантники были обмундированы достаточно тепло, но от неподвижности они быстро начали замерзать.
Чуть позже одиннадцати часов до залёгших в засаде бойцов донёсся гул нескольких автомобильных двигателей. Промёрзшие насквозь и изрядно соскучившиеся диверсанты восприняли его, словно райскую музыку. Стараясь производить как можно меньше шума, каждый из них медленно и аккуратно передёрнул затвор. Аккуратность в тот момент была необходима, так как в следующую минуту оружие должно было быть исправным и готовым к бою. И в случае осечки стрелка ждало не дисциплинарное взыскание, а немедленная смерть. Из-за поворота дороге показалась легковушка "Kabel-Vagen", конвоируемая с фронта и тыла мотоциклами "BMW" R-75 с колясками. На мотоциклах восседали по два пехотинца вермахта. В люльках замерли над ручными пулемётами хмурые стрелки. Лейтенант буквально ощутил неотвратимую угрозу, которую источали непроницаемые глаза германцев, их монументальные каски и серые шинели. Но чувства чувствами, а задание надо выполнять. И командир прицелился в боковое окошко задней дверцы автомобиля. Внутри был виден смазанные силуэт. Сергей направил ствол на предполагаемую голову пассажира и плавно нажал на курок. В тот же миг заговорил ППШ Козелкова. Ефрейтор с хирургической точностью прошёлся пятью пулями по головам сидящих на переднем мотоцикле солдат. Оба умерли, не успев даже испугаться. Мотоциклетка завалилась на переднее колесо и взбрыкнула задом. Пулемётчик не пострадал от очереди диверсанта, зато встряска вышвырнула его из коляски. Пехотинец распластался поперёк дороги и, наверное, вскочил бы, но перевернувшийся мотоцикл с хрустом и лязгом перебил ему позвоночник. Очередь лейтенанта разнесла стекло окошка и голову того, кто находился на заднем сидении машины. Водитель, вероятно, дал "газ", автомобиль дёрнулся и попал в сектор обстрела Козелкова. Размашистая очередь ефрейтора разворотила переднюю дверцу, после чего машина вильнула на обочину, въехала передними колёсами в сугроб и заглохла. Сержант Коваленко лихо расправился с замыкающей мотоциклеткой. Первая его пуля поразила в шею пулемётчика. Голова в тазообразной каске слетела с плеч. Однако, прежде чем она коснулась земли, сержант успел изменить цель и небрежно вогнать пулю в открытый бок водителя. Скорее всего, унтер поразил противника в сердце, так как тот кулем свалился прямо под колёса собственного мотоцикла. Зато сидевший сзади солдат спрыгнул с сидения и рванул с плеча винтовку. Он лихорадочно дёрнул затвор, но три ствола дружно плюнули в него свинцом. Грудь немца раскрылась, словно створки шкафа, в его спину. Секунду советские диверсанты могли созерцать сквозь фашиста противоположную сторону дороги. Потом солдат вермахта рухнул возле заглохшего мотоцикла.
Лейтенант выскочил на дорогу, подбежал к машине и распахнул простреленную им заднюю дверцу. Первая часть операции закончилась успешно: полный пожилой полковник в форме вермахта развалился на сидении. От его черепа осталась только нижняя челюсть. Обрывки шапки и остатки головы прилипли к стеклу противоположной дверцы.
- Товарищ лейтенант, что там, - подал голос Петька. Коваленко тоже вышел на дорогу и придирчиво обыскивал трупы застреленных им фашистов. Он проворно вытащил из их карманов пачки сигарет и зажигалки. Ефрейтор же припал к телу полковника и лихо выудил из кобуры покойника парабеллум.
- Козелков! Чем Вы занимаетесь, - прикрикнул на него Сергей. Но Пётр не смутился и весело отозвался:
- Хочу трофейный пистолет заиметь.
- Ладно, - махнул рукой командир. - А теперь поступим так. Вы сейчас отправляетесь в Окаянное зимовье. Надо идти на северо-восток до замёрзшего ручья. Там повернёте на запад и пойдёте по руслу до зимовья. Оглядитесь, если что подозрительного будет - ждите меня завтра в это же время на ручье, где свернёте на него. Вопросы?
- Товарищ лейтенант, а Вы где будете, - хмуро осведомился сержант. "В принципе, это не его ума дело", - подумал командир. - "Но ведь так спокойнее парням будет". И ответил:
- Пойду на Багряный, проверю, что за партизаны. Вообще обстановку узнаю. Ещё вопросы?
- Вопросов нет, - пожал плечами ефрейтор, снимая с убитого немца винтовку. - Может, ручничок подобрать?
- И мотоцикл в придачу, - скривил губы командир. - Бегом марш!
********************************************
Во второй половине следующего дня лейтенант Земельных сноровисто бежал на лыжах через лес к заветному зимовью. Ему удалось без неприятностей добраться до хутора Багряного и переночевать там у какой-то старухи. О партизанах она ничего не говорила и даже отрицала сам факт их существования. Старуха с благоговением рассказала о неком подпольщике, который расправился с полицаями. При помощи расспросов лейтенант смог от неё добиться, что этого человека можно найти на Окаянном зимовье. И вот, крупные хлопья снега тут же заметали лыжню диверсанта, и хотелось верить, что через двадцать минут состоится знакомство с удалым подпольщиком. Земельных миновал место условленной в случае провала встречи. Там его никто не ждал. Значит, ребята сейчас отдыхают на зимовье. Лейтенант ускорил бег. Тренированного командира эта бешенная гонка с самим собой нисколько не утомляла.
Вскоре он выбрался на широкую поляну, в центре которой гордо высилась большая бревенчатая изба. На льду замёрзшего ручья виднелась совсем недавно затянутая прорубь. Это было хорошим знаком: бойцы кипятили чай. Но из трубы не вился в хмурое небо дымок. Однако это не настораживало диверсанта. Тучи были окрашены закатом в алый оттенок, погода не стала холоднее, преследование не дышало в спину, и лейтенант расслабился. На всякий случай держа на изготовку ППШ, Сергей поднялся на крыльцо и постучал. Дверь открылась. "Вот разгильдяи! Не заперлись", - возмутился халатностью подчинённых лейтенант. Он вошёл в сени и снял лыжи. В углу стояли две пары лыж, что означало присутствие ефрейтора и сержанта внутри избы. Сергей обмёл огрызком веника валенки, запер дверь на прочный засов и вошёл в комнату. Помещение было просторным, в углу громоздилась массивная русская печь, красный угол пустовал, что немало порадовало атеиста-командира. В центре комнаты стоял широкий стол, окружённый лавками. На гвоздях висели маскхалаты Коваленко и Козелкова, там же примостилась и трофейная винтовка. Её земляк, "Люггер"-парабеллум сиротливо лежал на столе. Но самих бойцов не было. Лейтенант прикинул, где они могут находиться. Если отсутствуют пистолеты-пулемёты, значит, ребята куда-то выбрались. Причём, недалеко, так как не надели лыжи. "Они скоро вернутся", - решил лейтенант. - "Вот тогда и получат у меня за халатность. А пока надо чайку попить". Он подошёл к печке и обнаружил объёмную охапку хвороста. Сергей умело растопил печь, отметив наличие в ней золы. "Вот растяпы! Даже не убрали за собой", - добродушно хмыкнул про себя лейтенант. Чайник тоже оказался под рукой, и вскоре уже командир пил чай, закусывая его хлебом с колбасой из пайка.
Солнце окончательно село, погрузив лес во тьму. В избе тоже стало сумрачно. В печи потрескивало пламя, даря Земельному тепло, но бойцы всё не возвращались. Дров оказалось достаточно для растопки, чая и прогрева избы, но на большее их не хватило. В поисках хоть пары поленьев лейтенант заглянул в запечье. Тут его радужное настроение испарилось, а выпитый чай попросился наружу. Кое-как сдержавшись от оправления естественных потребностей, Сергей громко сглотнул. Дело заключалось в том, что автоматы его бойцов мирно валялись за печью, словно пара кочерёг. А ещё возле них раскатилось не меньше двадцати гильз. Земельных резко обернулся, положив руку на пистолет. Его автомат висел на гвозде в другом конце комнаты, потому диверсант понадеялся на "тэтэшник". Острый взгляд командира пробежал по противоположной стене, но не наткнулся ни на одну пулевую отметину. То есть пули из использованных его людьми патронов просто испарились. Конечно, оба десантника были отличными стрелками и могли ни разу не промазать. Это лейтенант вполне допускал. Но где же тогда кровь, которой здесь в таком случае всё должно быть залито? Может, стрельбы не было? Но откуда тогда гильзы? Получилось, что пули, покинув каналы стволов, попросту растворились в воздухе. "Что тут произошло? И куда эти придурки попёрлись без оружия?", - лейтенант понял только то, что ничего не понял. И эта неопределённость напугала его сильнее окрика: "Рус! Выходи с поднятыми руками!". Что за игру ведёт с ним гестапо? Или подпольщик оказался уголовным преступником или сепаратистом? Это вряд ли, так как Коваленко и Козелков могли бы разнести в пух и прах взвод бандеровцев, не говоря о всякой бандитской мелочи. Но что тогда с ними случилось? Их вполне могли ждать в избе гестаповцы или полицаи. Едва диверсанты вошли, как на них навалились вдесятером и скрутили. Но откуда тогда гильзы и почему разбросано оружие? И главное: почему не встретили лейтенанта. Разумеется, сержант и ефрейтор вряд ли бы стали рассказывать о нём, но в гестапо умеют развязывать языки за пару минут. Один-два хороших удара по почкам, и Козелков расскажет даже то, чего никогда не знал. Лейтенант чувствовал, как его лоб покрылся испариной. Он одним прыжком пересёк комнату и сорвал с гвоздя пистолет-пулемёт. Повесив его на плечо, Сергей огляделся. Его рука судорожно сжимала рукоятку ТТ. В ограниченном пространстве комнаты его вполне могли схватить за ствол автомата, а вот пистолет такой роскоши врагу не позволит. Под валенком командира скрипнула крышка люка, ведущего в подполье. И тут до Сергея дошло всё. Ведь когда он подходил к зимовью, около избы не было следов, хотя снег тогда шёл не дольше часа. От валенок бойцов, лишённых лыж, должны были остаться глубокие вмятины и проломы в насте! То есть диверсанты не покидали избы. "Их могли убить, а трупы спрятать в подполье", - решил лейтенант. - "Правда, тогда не ясно, почему не тронули меня и не забрали оружие. Но всё равно надо проверить". Сергей вытащил из зева печи лучину и решительно распахнул люк подполья. В одной руке он держал пистолет со взведённым курком, а в другой потрескивала лучина. Он медленно спустился вниз. Подполье глубиной достигало пояса командира. Согнувшись в три погибели, Сергей заглянул туда, светя себе лучиной. Зрелище ему представилось неописуемое, но многое объясняющее. Сложив руки на груди, словно покойники, рядком лежали Коваленко, Козелков, два молодых паренька в форме фашистской полиции и какой-то чубатый мужик с окладистой бородой. Все они были бледнее мела, и ни один из них не дышал.
Лейтенант замер с открытым ртом, глядя на тела своих бойцов и остальных жертв неизвестных убийц. Наконец, он пришёл в себя и вылез обратно в избу, закрыв крышку люка, показавшего ему слишком многое. "Медлить нельзя, здесь действуют очень хорошо подготовленные бойцы. Может, это сепаратисты, возможно, агенты английской или французской разведки", - это было единственное, чем мог объяснить увиденное зрелище командир. Он подхватил лыжи и подошёл к печи, чтобы при свете быстрее закрепить их на валенках. Уже заканчивая это занятие и не выпуская из рук пистолета, Сергей подумал: "А что мне в лесу делать? Там на пулю нарваться легче, чем здесь. Можно, конечно, добраться до Багряного, но не факт, что мне это удастся. Надо дожить до утра и развернуть радиопередатчик. От начальства получу дальнейшие указания". Неожиданно однообразие звуков потрескивания дров в печи и его дыхания было нарушено странным шорохом. Потом ещё один шорох, и ещё, и ещё. В подполье словно завозились крысы. Но, во-первых, грызунов там должно было быть, судя по звуку, не меньше сотни. А, во-вторых, крыс здесь не было, как понял это по наблюдениям лейтенант. Он замер, поудобнее перехватив пистолетную рукоять.
Крышка люка, ведущего в подполье, со скрипом откинулась на петлях. Из проёма показалась голова ефрейтора Козелкова. Диверсант плавно, не спеша вылез и встал на краю люка. Его лицо было всё ещё бледным, пальцы мелко шевелились, словно солдат распутывал какие-то нитки, а глаза, осмотрев комнату, уставились на лейтенанта. Земельных непроизвольно воскликнул:
- Петька! Ты что вытворяешь?!
Бескровные губы ефрейтора растянулись в нечеловеческой улыбке. Так улыбался бы сфинкс, имей он плоское лицо. Взгляд мутных, как с перепоя, глаз бойца упёрся в командира. В этом взгляде не было ничего: ни интеллекта, ни эмоций, ни даже элементарного блеска. Такими глазами смотрел в белорусское небо застреленный днём раньше немецкий мотоциклист. Ефрейтор сделал неуклюжий шаг вперёд, и его руки нацелились на горло Сергея. Тот, тщетно пытаясь издать командирский голос, пролепетал:
- Руки вверх!
Боец в ответ ухмыльнулся с каким-то гротескным глумлением, на которое способны только дети. В гримасе на миг мелькнули его зубы, от одного вида которых Земельных прошиб пот. У человека не может быть двух чуть изогнутых клыков, торчащих из-под верхней губы на целый сантиметр. От страха лейтенант на миг потерял голову и выстрелил. Умение метко стрелять и заранее целиться вошло в плоть и кровь Сергея так прочно, что даже когда он делал вроде бы неприцельный выстрел, на самом деле непроизвольно метил в жизненно важные органы. И теперь пуля ударила Козелкова точно в сердце. Он отшатнулся и отступил на шаг. Так как позади ефрейтора находился распахнутый люк подполья, то солдат провалился туда, откуда только что вылез. К тому же, ефрейтор сел прямо на голову вылезавшему сержанту Коваленко. Унтер снова исчез из поля зрения лейтенанта, а вот ефрейтор прыжком выбрался обратно в избу. Его скачок выглядел более чем неестественно: когда прыжок достиг оптимальной для комплекции ефрейтора высоты, словно невидимый подъёмный кран подхватил бойца крюком и рывком поднял ещё на тридцать сантиметров. Тут лейтенант совсем обезумел от страха и принялся раз за разом вколачивать пули в грудь Козелкова. Те легко рассекали гимнастёрку и входили в тело, но на этом их разрушительное действие и заканчивалось. Удары заставляли ефрейтора вздрагивать всем телом и не давали сделать ни шагу. Однако грохнул восьмой патрон, и затвор замер в заднем положении. В этот миг возле двери с треском раздвинулись половицы, и в комнату заглянула голова одного из полицаев. Шум, с которым разъехались доски, вывел командира из ступора. Он быстро сунул в кобуру разряженный ТТ и прыгнул плечом вперёд в окно. Рама и осколки стекла вылетели наружу, а следом вывалился и лейтенант. Теперь он понял, куда делись пули, выпущенные в его отсутствие бойцами.
Кувырнувшись в воздухе, Сергей приземлился на ноги, готовый в любой миг побежать. У него не было палок, но пожалеть о них он не успел. В следующую секунду из оконного проёма с молниеносной быстротой выпорхнул Козелков. Он, ещё приземляясь, вцепился в воротник лейтенантского маскхалата. Едва валенки ефрейтора коснулись снега, как страшная клыкастая голова рванулась к горлу командира. Но Земельных всё-таки не зря был спортсменом и десантником. Мастерски проведённый бросок через бедро отправил чудовище с головой в снег. Прежде чем чрезмерно живучий ефрейтор успел подняться, приклад ППШ с хрустом смял его кадык. После этого лейтенант решил не искушать судьбу и побежал так, как не бегал ни разу в жизни. Разряд по лыжам давал свои плоды: скрытые ночной мглой деревья и медленно падающие снежные хлопья мелькали по сторонам, подобно метеорам. Ловко избегая столкновений с древесными стволами, диверсант умудрялся ещё и беречь дыхание. За две минуты пролетев расстояние до места несостоявшейся встречи, лейтенант круто развернулся и приготовился к стрельбе с колена. Возможно, пистолет оказался слишком слабым оружием для подобных ситуаций, а вот ППШ может рассечь человека пополам. Но внутреннее чутьё подсказывало красноармейцу, что для ТАКИХ ситуаций оружие ещё не придумали. "Может быть, это паранормальная дивизия СС, о которой так много слухов", - попытался успокоить сам себя Земельных. Его отточенный длительными тренировками взгляд выхватил из темноты пять фигур. То есть сломанное горло было для нового облика Петра Козелкова нипочём. Преследователи, лишённые лыж, проваливались в снег по пояс, но тут же выскакивали из получившихся ям. Они легко рассекали наст и валежник, а так же, вероятно, не испытывали проблем с усталостью и дыханием. Короткая очередь лейтенанта сбила с ног чубатого, но тот мигом поднялся и продолжил движение. Зато пальба дала понять погоне, что жертва рядом. Один за другим преследователи начинали двигаться прыжками длиной в три-пять метров. Вот тогда Сергей забыл, что он - кадровый командир Красной армии, забыл о задании, грозный СМЕРШ вообще из головы вылетел. Осталась лишь одна мысль: "Беречь дыхание!". Только теперь он понял, какого "подпольщика" имела в виду старуха с Багряного.
Неизвестное количество секунд, минут и часов опрометью мчался по лесу Земельных. Наконец, тяжелеющие с каждым шагом ноги вывели его на окраину какого-то хутора. Времени размышлять не было, и лейтенант пулей влетел в чей-то сарай. Из каких-то предметов за пару секунд Сергей соорудил мощный засов и довольно прочную баррикаду. Он привалился к бревенчатой стене и разрыдался, как ребёнок. Более того, кадровый командир не помнил, сдержал он позыв в туалет или облегчился прямо в галифе. Но это было не важно. Ему хватало того, что он убежал от самых настоящих покойников. Когда он был маленьким, ему рассказывала о таких чудовищах старуха-бабка. Разумеется, пионер-Серёжа не верил в подобные нелепости. Ещё бы, в XX веке мало кто согласится без материального стимула поверить в кровососущих мертвецов. Но, столкнувшись с ними лицом к лицу, лейтенант принялся вспоминать всё, что слышал о них в бабкиных сказках, читал у Пушкина и Гоголя. Нужны были молитвы или церковь, но где это взять в стране диктатуры пролетариата? Потому командир плакал, дрожа от страха, пока рассвет не забрезжил в щелях между досок. За дверью послышались шаги и невнятное бормотание. Решив, что обнаружен, Земельных мгновенно составил план действий. Как показала практика, пули упырей не берут. Убежать от них практически невозможно. Драться бесполезно. Остаётся последнее средство: крест. Лейтенант, будучи атеистом, не носил нательного амулета, потому он сложил две чурочки так, что они приняли форму креста. Кое-как разобрав свою баррикаду (на это понадобилось около пяти минут), Сергей ударом ноги распахнул дверь сарая и шагнул к свету. Он выставил перед собой самодельный крест и быстро забормотал:
- Господи, помилуй! Господи, помилуй!
- Hand a hoh, - перебили его окриком с сильным немецким акцентом. Лейтенант коротко огляделся. Вокруг, держа его на мушке, стояли человек восемь солдат вермахта. Лейтенант поднял руки. Страшно, конечно, но на шее одного из немцев висел Железный Крест. Уж лучше крест!