Тарасенко Анатолий Владимирович : другие произведения.

Повесть и переводы.

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В четвертом томе собрания сочинений впервые на русском языке публикуется повесть "Эмигрант" - небольшая история наших дней о путешествии в Киев героя не очень известной там диаспоры украинцев Казахстана. В художественной форме в повести рассмотрены некоторые вопросы исторической взаимосвязи славянской и тюркской цивилизаций. Антология гуляйпольской поэзии знакомит читателя с творчеством лучших ее представителей в авторском переводе на русский язык.

Костанай

"Костанайский печатный двор"

2009

АНАТОЛИЙ ТАРАСЕНКО

СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ

В ПЯТИ ТОМАХ

том ЧЕТВЕРТЫЙ

Эмигрант

(повесть)

Распрягайте,

хлопцы, коней

(Антология гуляйпольской поэзии)

   ББК 84 (5Каз-Рус)-44
   Т-19
  
   Тарасенко Анатолий
  
   Т-19 Собрание сочинений. В 5-ти т. Т. 4: Эмигрант: повесть; Антология гуляйпольской поэзии. - "Костанайский печатный двор", 2009, - 216 с.
  

ISBN 978-601-227-063-1 - (Т. 4)

ISBN 9965-760-28-4

   В четвертом томе собрания сочинений впервые на русском языке публикуется повесть "Эмигрант" - небольшая история наших дней о путешествии в Киев героя не очень известной там диаспоры украинцев Казахстана. В художественной форме в повести рассмотрены некоторые вопросы исторической взаимосвязи славянской и тюркской цивилизаций.
   Антология гуляйпольской поэзии знакомит читателя с творчеством лучших ее представителей в переводе на русский язык.
  
  
   No Издательство
   "Костанайский печатный двор", 2009
   No Оформление, 2009
   No А. Тарасенко, автор, 2009
  

Эмигрант

(повесть)

1. "Пора, мой друг, пора!"

  
   - Поеду - не поеду... Поеду? Не поеду!..
   - Поедем... И я с тобой, жена украинского представителя как-никак. А им парами вояжировать положено...
   Такая вот психология: у меня еще назначения нет, а она уже жена представителя...
   - Если ты еще раз об этом своем статусе заикнешься, то останешься невыездною, - говорю я, хотя без супруги ни разу на родину не отбывал. Разве что в добрые холостяцкие времена... Да нет, тогда я сидел здесь будто в ссылке и все откладывал на потом, потому что находился в Костанае временно. Первый год сдавали пусковой объект в Аркалыке до самого новогоднего боя курантов, на второй - только поздней осенью вылетели из футбольного полуфинала кубка республики, третий - я уже и забыл, что меня тут удержало. Четвертый запечатлелся в памяти свадьбой здесь и медовым месяцем на Украине.
   Путешествие стало серьезной проверкой прочности брачных уз житейскими неурядицами. Больше, чем их было в том плацкартном вагоне, для первых испытаний даже представить трудно. В рукавичку нашего купе набилось тридцать три с половиною пассажира, и все до одного, что интересно, с квитанциями на постели. А дробью был я, потому что находился там частично, лишь ногою да рукой, вцепившейся в дрожащую перегородку, пока, чуть ли не вместе с ней, меня не оттеснили в тамбур. Потом дальше, в меха межвагонной гармошки, где в полусне, под паровозный тяни-толкай, то сжимались в липком поту, то расправлялись плечами, дабы перехватить дух, голые до пояса парни Советской Армии. Видимо, взвод. И как будто бы тоже с правами на постели... Самый высокий из них мертво ухватился за буферную раму над собою, на запястье его швартовой руки в нитчатой авоське болталась банка ряженки, которую на перронном базарчике воинам за так отдали жалостливые старушки. В августовской жаре сметана подошла снизу сывороткой, в амплитуде колейной качели стекло глухо билось об железяку, пока не дало трещину. Вероятно, небольшую, но муть под напором внутреннего брожения уже кисло прыскала на дремотные солдатские головы...
   Потом летали-перелетали на современных лайнерах: позор, службы движения - долой! Они пускают насмарку всю конструкторскую заботу о нашем комфорте! Господи, боже мой: бортовое радио, цветные мониторы, тележки газет, глянцевых журналов и сувениров, есть подают горячее. А вылеты и прибытия среди ночи... И зачем вам те услуги спросонья да зевотный день впереди...
   Лишь купе на две персоны в мягких вагонах полностью отвечает национальной чумацкой философии "хорошо тому, кто в дороге..." Но лучше всего было своим ходом, незабываемыми тропами путешествий на личном авто...
   Колеса фантастически перемещали нас в координатах времени и пространства. Необозримые казахские степи хоть и соединяются с украинским Приднепровьем ковылем да совместными каменными бабами, но только через узкую горловину между Уралом и Каспием. С севера там - отроги гор, с юга - пустыня. На скорбных этих шляхах шевченковской ссылки плавятся шины и дымят подошвы. Но украинцы тут живут. А среди здешних казахов имя Тарас распространенное...
   - Вот только не рассказывай мне, - сердится акын Жолбарыс Баязид, - что у него детей не было. Это у вас не было, а у нас есть... Родословная наша всегда была изустной, из уст в уста, стало быть, доподлинной, а не бог знает кем составленной, и дальнейшее развитие этой темы мы имеем, советская власть ее просто замяла. Я тебя лично с его казахскими потомками познакомить могу. Они об этом нигде не кричат, но цену себе и корни свои знают. И, что интересно, как вылитые есть. Это значит, что уже седьмое поколение пошло, седьмое колено замыкает цикл генного круговорота...
   Дальше - границ тогда не было - благословенные, умеренных широт земли усадеб Радищева и Белинского, Толстого и Тургенева, Лермонтова и... Нет, под есенинский крестьянский двор "усадьба" не подходит. Но если хочешь "умом Россию понять", то и рязанское село Константиново, с видом на заокские дали, и дворянская Ясная Поляна, с могучими, как хозяин, вязами, и монументальный капиталистический центр старого Нижнего Новгорода помогут. Лучше других источников...
   Родная украинская земля простирается в безграничную даль... Для нас, наполовину уже азиатов, она знаменовала собой Европу: чистые села, сытые придорожные харчевни, фруктово-овощной рай и конфетное раздолье детям. И все это в изумруде садов, среди тяжелых баштанов, самородного золота тучных нив под высоким голубым небом и ослепительно синей православной церковкой о бок магистрального тогда пути...
   Идиллия и пастораль "затхлому времени"? Не скажите! То вы просто не заезжали во двор своего дома с нашей восточной стороны. Зачем оно вам сдалось? Вы привыкли через западную калитку напротив? Согласен, впечатление несколько другое, мы сами оттуда не раз приземлялись. Но смотри ты на нее хоть с улицы, хоть с огорода, она, хата твоя, одна. И бог с ними, сторонами, потому что есть между ними вещи, сравнению не подлежащие, с какой стороны ты к ним подступай... Киев со Святой Софией... Хортица, южные степи и западные горы. Приднепровские седые могилы... Звенигородщина, Миргородщина, шевченковские и гоголевские места... И всякая другая кроха твоей родной земли, по которой, я это знаю, сердце вдали щемит сильнее...
   Казахстанские украинцы - граждане двух отечеств. Их, "двойных", тут немало... На целине как на войне, - нет такой украинской семьи, которая не командировала бы сюда, временно или навсегда, своего представителя. В некоторых случаях земляки окружают тебя так плотно, что остальных не видно. И не то они чтобы одной ногою здесь, а другою там, но как-то так корни сплелись. У моих соседей дети в Костанае, а гараж за Бердянском. Отец недвижимость около моря отписал. Недалеко ведь...
  
   В Киев мне надобно ехать на утверждение региональным представителем зерновой компании в Северном Казахстане. Предлагают мне такую должность. А сам я здесь, так сказать, давно при деле...
   - Это пока что предварительный разговор, - успокоил я супругу. - У них там шеф срочно в Канаду уехал, да и у меня здесь пока своих забот по горло... Кстати, приготовь мне на сегодня официальный костюм...
   Во второй половине дня мы, представители местных деловых кругов, встречаемся с посланником США. Никогда я к этим поднебесным сферам отношения не имел, а тут прямо какая-то "полоса международного признания". Главная тема его визита мне пока что не очень ясна - общественные неправительственные организации, еще и не политические... Это что - кружки кройки и шитья?
   - Между прочим, американец прибыл вчера вечером и без супруги, - заметил я. - Не очень они там, видать, с вами цацкаются...
   - Потому что их родители не в костанайской земле лежат, - ответила Татьяна. - А твои, наши то есть, там, в Украине...
   Посланник, как оказалось, дипломат отборной когорты с хорошо поставленным русским. В советское время начинал с киевского консульства. Человек скромный, на первый взгляд даже малозаметный. Вот это, имейте в виду, и есть высокие профессионалы. Они всегда целенаправленны и сосредоточенны, их интересует не собственный имидж, а результат для своей страны, не ожидай от них ни промаха, ни откровения. Это некоторые не успеют кресло нагреть, а уже о харизме своей пекутся... Как вон те наши редакторы... На них как раз я злился про себя: они взялись показывать себя Америке, выражали глубокую озабоченность нарушениями где-то там в ней прав своих коллег по перу и пытались склонить господина посланника к признанию таких фактов, из чего следовало бы, что демократия в нашем государстве, а главное, они сами, на американском уровне...
   Потом, за круглым столом, меня отрекомендовали уже как украинского представителя, что для бывшего киевлянина стало поводом к короткой речи.
   - Украина, - жмурился он, снимая как жест доверия очки, - это особая тема, но принципы для новых независимых государств у нас одни. Векторы движения - демократическое общество, консолидация интересов разрозненных и антагонистических групп, ориентация на западные ценности как образ желанного будущего и открытость миру. Удержание режима тех или иных ограничений - это рецидивы закрытости. Условиями переходного периода они кое-где безосновательно оправдываются. Мы, Америка, иногда входим в положение, что не всегда корректно перед народами, о чем свидетельствуют события в интересном для демократии южном поясе от Карпат до Кавказа. Поддержка демократии не есть вмешательство во внутренние дела. Демократия привлекательна, когда идет обнаженной, как Венера Ботичелли из пены морской, а не из помоев прошлого.
   Я молча слушал эти короткие фразы о тактике американской политики на постсоветском полигоне во втором тайме. Они поддержат ту общественную силу, которая задекларирует платформу с наименьшим кругом ограничений, потому что всякие ограничения есть разграничение общества. Носитель единства и всей полноты прав - народ. Народ не толпа, он американскую конституцию утвердил, и только в его среде, через интересы социальных групп, формируется демократический фон государства. Потому американцев интересуют все те неправительственные объединения, которые финансово самостоятельны, либо существуют на международные средства или их гранты. Для этого, собственно, господин посланник и явился. Больше он ничего не скажет, и так весьма развернутый спич... И про юг, интересный для демократии тем, что подпоясывает Россию, и про общественные неправительственные организации, в которых совсем другие материи для кройки и шитья.
   - Все ваши принципы для новых независимых государств, - заметил ему редактор какой-то здешней оппозиционной газеты, - изложены в открытых документах. В них же вы верно усматриваете главную преграду для их реализации - социальную поляризацию общества. Потому что пока в этих ННГ шла проповедь Евангелия демократии, разучивание хором под дирижера его глав и закрепление на распев, до хрипоты, всяких там кондаков, происходил не организованный процесс усвоения духовных материй, а стихийное разовое поглощение невозобновляемого котлового продукта...
   - Это уже не вопрос, а выступление, - остановили его коллеги, потому что читал он по написанному.
   Действительно, при чем здесь посланник? Они сами когда-то так стартовали - под тем же лозунгом равных возможностей. Но у нас свои правила, к тому же мы ученые - еще недавно нас дубиной в коммунальный рай гнали. Теперь не гнал никто, сами с криком "дорогу знаем!" сорвались...
   Посланник заметил, что его присоединение к дискуссии на эту тему было бы вмешательством в наши внутренние дела, но в официальных документах проблема действительно определена как осложняющая на пути консолидации. - Могу лишь из собственного опыта сказать, - завершил он, - что всякое динамичное общество быстро забывает о своих стартовых грехах. Чем раньше, тем лучше. Как не удивительно, дольше всего родимые пятна остаются на самом капитале.
   И пожелал всем нам мобильного движения вперед. А меня попросил передать его пламенный привет Киеву и весточку о том, что в ближайшее время он собирается к нему наведаться.
   Дома ждала электронная почта. "Десятого надо быть здесь, шеф возвращается. Радченко".
   Вот тебе и предварительный разговор...
   - Тебя Воля рекомендует, - предположила Татьяна, - чтобы его самого сюда не вернули?
   - Весьма резонно, а я сразу и не подумал!
   Этот Володар Радченко всю казахскую степь-ковыль, как когда-то писал о себе Кобзарь, из конца в конец исходил...
   А в обыкновенной почте был небольшой сверток с незнакомым почерком. Донецкий штемпель... Тогда это от близких и друзей Максима Христича.
   Я прикинул - бандероль нетяжелая, содержимое неизвестно. С ним, Максимом, мы хоть и выросли рядом, под Гуляйполем, но разлетелись в разные стороны. Вскоре он, как сообщили, погиб при исполнении профессионального долга. Совсем немного до независимости не дожил, хотя с детства бредил запорожской казацкой вольницей. Официально - трагическое стечение обстоятельств. Каких - это оставалось тайной за семью печатями, потому что город той фатальной командировки был и пограничный, и закрытый, и вообще территорией, управляемой по статусу военного гарнизона. Именно это и порождало неофициальные версии гибели журналиста с намеками на власть. Смерть его так и осталась загадкой.
   ...Бандероль вместила все творческое наследие Старика - так с детства за рассудительность и большую белесую голову называли Максима. Пожелтевшие листы, резолюции, канцелярские штемпеля... Знакомые фамилии маститых писателей, критиков, рецензентов...
   Получалось так, что печатались одни его газетные статьи на темы редакционных заданий. А все то, что он предлагал для литературного издания, в основном возвращалось обратно... Я, впрочем, эту историю знал, поэтому сам попросил друзей прислать мне архив для публикации. У меня есть финансовая возможность издать то, что осталось. Исполнить долг.
   Надо садиться за стол и разбираться, что к чему. Написать предисловие, а потом уже обращаться к профессионалам из издательств. Одним словом, работа - работой, Радченко - Радченком, а Пушкин - Пушкиным... Это он сказал когда-то: "Пора, мой друг, пора!" И оказался прав...
   А тут ехать надо, родина позвала. Когда это было такое! Быть-то оно было, но звали миллионами, в порядке тотальной мобилизации. А меня персонально... Поэтому два события придется объединить в одно процессуальное дело. И про Старика есть возможность узнать больше...
  
  
  

2. "Aсhtung! Strоm!"

  
   Король здешних железных дорог Бертран Рубинштейн, который давненько, правда, уже сменил трон на пенсию, суетился насчет мест в купе, потому что, к удивлению, такой вопрос встал. Международный восточный экспресс "Астана - Киев" являл собою шлейф прицепных советских вагонов с новыми гербами и теми самыми приснопамятными плацкартами, которые нам и предлагались теперь без вариантов в Костанае. Поэтому речь шла не о каком-то там дипкупе, традиционном для восточных экспрессов в приключенческих лентах, а о самом обыкновенном как таковом - спальном, с постелью на персону, а не на взвод, о нем и беспокоился Рубинштейн, настойчиво названивая куда-то...
   Татьяна укладывала чемоданы. А я подался на работу: то, что нужно в дорогу мне, готовили там. Попутно взяли на вокзал Рубинштейна, он, кажется, дозвонился... Водитель наш никак не мог опередить троллейбус в ярких рисунках и готике - провода электросети крепко держали его за сохатые рога прямо посреди проспекта. Здешние муниципальные службы перекупают общественный транспорт со вторых рук в Германии вместе с рекламой, поэтому костанайцам хорошо известны адреса кельнских цирюлен и номера оперативных служб гильдии боннских трубочистов. Хочешь-не хочешь - читай, демонстрация принудительная. Перед нами вот: "Aсhtung! Strоm!" - осторожно, ток...
   Тут меня этим "струмом" будто бы ударило... Слово это, общее для украинцев с немцами? Нет, это подсознание откликнулось на пиктограммки-предостережения, значки бортовой безопасности транспортного средства на электротяге. Впервые я увидел их школьником. Высоковольтная линия из Запорожья на Донецк пролегала недалеко, за селом Рада, провода от нее тогда начинали тянуть к нам, и мы торопливо крутили педали туда, в свидетели того индустриального чуда. Навстречу нам, с каждым днем все ближе и ближе, эстафетой несли факелы-фонарики высокие стройные столбы с этими молниями-треугольничками на груди...
   - Что оно обозначает? - спросил кто-то.
   - Не лезь - убьет, - объяснял Старик.
   Советская власть у нас была нерушима, к ней, по ленинской формуле коммунизма, энергично плюсовалась электрификация. Мы очень надеялись на коммунизм, у нас, кроме этих велосипедов, не было ничего, а коммунизм обещал все... С надеждой выросли... На велосипедах мы ту власть хоронили - она долгого пути не выдержала и надорвалась. У нее, люди говорили, что-то все-таки было при себе, да царство ей теперь небесное... А вот сила тока жила, живет и жить будет! Мы его ценим не так высоко, как вождь революции, который распознал законы физики лучше постулатов коммунизма.
   Что сегодня обеспечивает прогресс? На эту тему я часто бился об заклад, и те, кто разнимали нам руки, победу всегда присуждали мне. Теперь спорить не с кем, всех уже просветил... А тогда мои соперники начинали "из-за Умани" - интеллект, наука, революционные технологии...
   Черта с два: более века уже движущая сила - электричество... Не в тяге, не в напряжении дело, и не в лошадиной силе... Хотя и в ней тоже, потому что завод - ток, фабрика - ток, связь - ток, телевизор - ток, тепло - ток, холод - ток... Но не это главное - электричество теперь большей частью головой работает. Оно в основе всех высоких технологий. Оно в продолжении интеллекта. Оно думает. В компьютерах все своими электронами вычисляет. В любой отрасли, в каждом бытовом калькуляторе присутствует.
   Все на силе, быстроте и сообразительности тока.
   Как не крути - замены ему не видно.
   Кругом ток!
   Один ток!
   Слава току!
   - Нам о билетах в Украину думать надо, а ты насчет электричества разошелся, - меняет тему Рубинштейн.
   - Да я же об Украине и думаю. У нас все великое: прошлое, нынешнее, будущее. И трагическое тоже великое - движущая сила электричества превратилась в Чернобыль. У всех на свете - ток, а у нас - катастрофа на весь мир. На моей памяти, смотрите: оккупация - тотальная, голод - повальный, Чернобыль - глобальный...
   - Тогда это, наверное, уже ваш последний черный шарик...
   - Какой еще черный шарик?
   - Поверье у нас такое: у каждого в кармане шариков поровну. После черных всегда белые вытаскиваются. Получается, у вас только они и остаются...
   - Дай вам Бог на добром слове. Может, на самом деле мы того удостоились...
  
   Архив Максима я закрою до возращения в сейфе своего офиса. А в дальнюю дорогу наши компьютерщики переписывают его мне весь, до листика, на новое, очень способное на память устройство размером с футбольный судейский свисток. Кроме архива, с собою нужно взять еще некоторые материалы, и все это при помощи техники в "карманном" формате и электронов... Невероятно!
   Во времена незабвенного призыва "Опередим США на земле и в космосе!", по единственному тогда на все государство телеканалу промелькнул небольшой сюжет об американском дорожном патруле. Едут два их полисмена и высматривают, кто на оживленной автомагистрали рулит неуверенно. На мониторе своего компьютера, в салоне своего же авто, по номерному знаку транспортного средства они видят извлечение из государственной картотеки водителя и анкету с фотографией чернокожего владельца. А тут за рулем нервно дергается представитель желтой расы. И пока один страж порядка подает сигналы для остановки, второй достает наручники... Продолжение - в приключенческих книгах, а у нас здесь об информационных технологиях...
   - Ты видел вчера передачу про американских "фараонов", - спросил меня утром Нефедченко, председатель партийной комиссии. Его кабинет находился рядом с нашим сельскохозяйственным отделом Костанайского обкома...
   - Видел...
   - А видел компьютер какой-нибудь наяву, а не во сне?
   - Где?
   - Так кого мы опережать собрались? Опережают ведь тех, кого догнали... Не так ли? - поинтересовался у меня человек, который за утвердительный ответ на подобный вопрос исключал "соглашателей" из партийных рядов. Меня бы Нефедченко не исключил, но я все же промолчал.
   ...С действующим еще Чернобылем, при сплошной электрификации мы проиграли в сплошной электронике как отрасли интеллектуального использования этого продукта цивилизации, а тут не случай с маком, который семь лет не родил, и голода не было... Уже тогда мы должны были признать историческое поражение, но пытались тянуть время...
   Взрыв над Припятью стал началом конца геополитического, до крови из-под ногтей, армрестлинга: "кто кого". Никто даже подумать не мог, что мирный ток, порожденный мирным атомом, а не смертоносная бомба, выведет европейцев из многолетней конфронтации. Чернобыль переломил психологию континента.
   В фантастических романах человечество сплачивается перед угрозой поглощения антиматерией, столкновения с астероидом либо агрессивными гуманоидами. Теперь оно содрогнулось перед реалиями техногенной катастрофы. На нашей стороне в умах самых ортодоксальных голов начали сворачиваться пламенные лозунги о преимуществах социализма. К противоположной стороне пришло чувство реалий коммунальной квартиры и совместного подворья. Оно изменило не только психологию политиков, но и той европейской, сосредоточенной на своих проблемах массы, которая давала им мандаты и полномочия действовать по пословице "наша хата с краю".
   Чернобыль стал первой и главной вехой начала посткоммунистической эпохи. Это вам скажут политики очередного поколения, потому что нынешние - не столько наши, сколько более влиятельные западные, - до конца дней будут молчать, чтобы все думали, что веха - это они. Кое-кто из наших, правда, тоже не комплексует, хотя всем понятна протокольность констатации новых реалий как в белорусском заповеднике, так и в столицах союзных республик государства, которое сложило все свои полномочия и растаяло - как будто и не было - утренней дымкой в один из погожих после смертоносной чернобыльской копоти дней...
   Чернобыль изменил психологию эпохи, изменил сами эпохи, но счета оплачивать и оплачивать Украине. Историческую дань нации за вклад в общее прозрение.
   Внезапная "смена вех" открыла шлюзы, с той стороны хлынуло компьютерное половодье и сняло вопрос - "ты видел?", который висел бы еще и теперь.
   ...По дороге я забираю из компьютерного цеха все "оцифрованное" литературное имущество, действительно, как судейский свисток, - со шнурком на шею. Потом ты возьмешь в руку небольшой чемоданчик - ноутбук с выходом в Интернет через мобильный телефон и поедешь в путешествие с багажом знаний всего мира при себе... И пускай тебе икнется с чувством благодарности за это прогрессивному человечеству...
  
   - Доставай паспорт, заберем билеты, - снова отвлек меня Рубинштейн. - Мой павлодарский коллега, Аби Саркиншаков, заказал вам купе в их прицепном, отремонтированном накануне вагоне.
   - Один билет - пять тысяч тенге, два билета... - щелкает на электрической машинке кассир...
   - ...Десять тысяч...
   - Я вас прошу - не перебивайте. За день здесь, - стучит себя по лбу служащий, - бывает, так перемкнет... А в электронной машинке - никогда...
  
  
  

3. Великие украинцы

  
   Перед выездом мы сделали ревизию дорожного имущества: жена - бытового, а я - интеллектуального. Упорядочил информацию: неоцифрованный ее объем был бы размером с тележку. Кроме творческого наследия Максима, в походный компьютер вместились предложения по товарному зерну в Северном Казахстане, вся наша родословная (этот фамильный архив я всегда вожу с собой) и небольшой, хотя уже и не маленький, "родовод" слов: еще отец меня когда-то к этому делу приобщил, и первым сюда попал его "хохол". За ним всякие Башаулы, Куркулаки, Карачекраки и другая тарабарская топонимика тех наших земель за днепровскими порогами.
   Толкование словесного материала оказалось интересным занятием для удовлетворения собственных потребностей в понимании, как говорят ученые коллеги, окружающей языковой среды. Оно переросло в хобби после того, как на другом континенте, за три тысячи верст от дома, я услышал, что казахи своим азиатским наречием гоняют всякую домашнюю живность точно так же, как и мы: "кыш" - курей, "гиля" - гусей, "чучу" - всякую скотину вообще, потому что свиней мусульмане не держат. А слово у свинопасов спокойно себе заимствовали... Однако оказалось, что его, наоборот, взяли у них мы, потому что "чучу" по-казахски означает "пугать". К тому времени во мне проснулась затаенная жажда исследователя: с детства я слышал много всяких необычных слов и я думал, что старшие, как носители и творцы языка, придумывают их, как говорится, на ходу. А они, видишь ли, откуда... Из Азии, наверное, и вот это словечко "корзять", крякающее, словно старые наши гуляйпольские деды, на языке которых оно означает быструю готовку их женами какого-нибудь кандера...
   - Нет у нас такого, - сказали казахи, - бесбармак два часа кипит...
   - "Корзять" - это ковыряться тупым ножом на кухне, - пояснили мне сестры-словенки, кухарки славянского ресторана в Кельне, беженки из пылающей Югославии.
   ...Подобной всякой всячины в моей коллекции набралось немало. Хорошо, что все это теперь можно компактно втиснуть в компьютер. Вместилась преспокойно туда электронная версия антологии украинского слова, составленная американо-канадской диаспорой, мои собственные извлечения о великих зарубежных украинцах из книг и других тематических изданий и энциклопедий...
   Мно-го нашего брата-украинца за пределами родной земли, очень много. Российское классическое художество начинается с Владимира Лукича Боровиковского, он вырос в Миргороде, а историческая российская живопись - с украинца Антона Павловича Лосенко. Классический российский портрет - с Дмитрия Григорьевича Левицкого, ростка династии киевских мастеров. Так это только основоположники направлений... А сколько наших по ним либо дальше, либо наискось, как киевлянин Казимир Северинович Малевич, пошло... Феномен мирового супрематизма - от него.
   Из-под Харькова, а точнее - из Чугуева, родом Илья Репин. Это потом уже из каких-то своих пенат он специально приехал на хутор под Черниговом, чтобы запечатлеть академика художеств Ге. Очень ему хотелось колоритного земляка - Николая Николаевича - нарисовать. А Ге не хотелось, он появления Репина испугался - ходила молва, что персонажи полотен Ильи Ефимовича, кроме бессмертных "Запорожцев", долго не живут. Когда он с мольбертом и красками вдохновенно за тебя взялся, то уже как бы для итога...
   - Черти его принесли, - подумал про себя Ге.
   - Ну, вы, милый мой, совсем как тот дикарь! - догадавшись, возмутился маэстро.
   - Дикарям тоже жить хочется, - проворчал под нос хозяин имения.
   ...Россияне, молодцы, в энциклопедиях, посвященных своим великим, нас не обходят, потому что многие наши великие - они тем или иным боком и их великие. Мы тоже подобным образом можем некоторых в свои списки добавить. Из мастеров кисти, например, Архипа Ивановича Куинджи и Ивана Константиновича Айвазовского: грек и армянин таврическими были. Знаменитый москаль Василий Андреевич Тропинин рисовал Пушкина и кружевницу, царей и вельмож, и своих братьев "по классу" - украинских крепостных, потому что долго и плодотворно творил в Полесье.
   Поделить украинцев на туземных и иноземных иногда сложно, поэтому главный критерий здесь - целесообразность. Если известный - то наш, независимо от обитания. Если обычный - то это его проблемы...
   Сам процесс занесения украинцев в реестры великих идет демократично, путем обновления алтарей, инициативные группы стараются пригвоздить лики выдвинутых кандидатур в наиболее видных местах... Как-то и к нам обратились с предложением относительно финансирования сборника известных деятелей-украинцев, поскольку некоторые из его фигурантов были азиатами, в том числе и средневековая Роксолана. Кто к ней прицепился еще - один бог знает... Но, поскольку там не было ни одного казахстанца, хотя бы из той же когорты украинцев, героев целины, внесенных, между прочим, в ее скрижали, то мы ограничились бесплатной разъяснительной работой:
   - Простите, но список ваших персоналий нас не заинтересовал, о некоторых современниках мы впервые слышим. Какая это история, когда ветер с нее шелуху не сдул...
   Представители ответили, что издание должно вызвать интерес именно проблемными или закрытыми предыдущей властью страницами, и поинтересовались, под кого согласились бы дать деньги мы.
   - Такие серьезные вещи в спешке не решаются. Могли бы дать на тех же украинских целинников, добровольных азиатов, потому что хлеб в обратном направлении полвека тек интенсивно. Дали бы на вынужденных азиатов Казахстана и Колымы - арестантов-шестидесятников из Украины. Индивидуально они как будто бы и не великие, но как явление - великие, хотя кое-кому глаза мозолили, потому что веровали в то, о чем другие, по крайней мере, робко подумывали... А они веровали... Что касается великих персонально, то можем лишь сказать, кто тут у вас не совсем в тему... При всей галантности к женщинам я бы вычеркнул Лисовскую как политика-берегиню. Пишут, что стала эта Роксолана - Настя спасением от лютости султановой: кто знает, что бы с нашими казаками было, если бы она мужа своего, Сулеймана, за рукава не держала.
   ...Землячка, действительно, с гарема начинала - такая судьба еще и сейчас у многих днепровских веснянок, но теперь в подобных заведениях уже рядовых правоверных...
   И Сулейман был великим, потому что быстро взошла при нем - как и закатилась впоследствии - звезда Оттоманской Порты, и турки (кроме региона своей этнической азиатской толчеи) покорили север Африки и юг Европы... А все остальное - немного не так...
  
   Одна из моих заграничных поездок случайно пролегла по следам воинов ислама в тех завоевательных походах. Их лавина катилась цивилизованными брусчатками, вымощенными поколениями европейцев, и саранчой покрыла плодородные долины, тучные пастбища, серебряные рудники, ремесленные центры, порты со складами заморских товаров и утопающие в роскоши столицы - Мадрид, Белград, Будапешт... Повторите этот путь - он доныне отмечен мечетями, ухоженными кладбищами с крестами и полумесяцами по обе стороны тех самых кровавых дорог, и вы поймете, какой могущественной была тогда Оттоманская Порта. Такой могущественной, что гнушалась уже шарить вместе со своими крымскими вассалами по нашим, голым супротив богатой Европы, степям, не привлекали ее грабежи обшарпанных чумацких возов и убогих крестьянских хат с аистами на соломенных крышах да хрупкими крынками на плетнях. А большого полона в этом, сто раз вычерпанном густой ячеей неводов лимане уже не было... И даруй Аллах, всемогущий и милосердный, правоверному Сулейману Второму Эль-Канани, или Законодателю и дальше вечный рай и гурий не хуже нашей Лисовской в девичестве, ибо пока он полвека тряс плодородные ветви западных садов, мы многое успели...
   Вопрос тут, собственно, и не в Лисовской. Она благодаря тиражным байкам известна, поэтому сомнений нет - настоящая украинка... Хотя... Но речь идет о другом... Кто украинец для матери нашей Украины вообще?
   Представители согласились - грань очень и очень условная. Все зависит от финансирования: ваши деньги - ваши фигуры. Я ответил, что проблема тут не в деньгах. По деньгам списки великих "Форбс" составляет. А мы - украинцы, где бы ни были. Пока сами себя к ним относим. До тех пор, пока родительскую землю родной считаем.
   ...Перед дорогой я просмотрел последние украинские новости в Интернете, прочитал аршинный заголовок: "УКРАИНЕЦ ИЛИ МОСКАЛЬ ТЫ, БОГДАН ХМЕЛЬНИЦКИЙ?" какой-то новейшей публикации о гетманстве и выключил компьютер для подготовки его к транспортному режиму.
  
  

4. Обычные украинцы

  
   Экспресс наш мчит вдоль России то ее землями, то снова казахстанскими. Луганский локомотив неутомимым стайером пересекает ленточки границ, на концах которых семядолями фасолин каждый раз свисают две таможни. До Киева будет восемь, преимущественно ночных, обысков. Но - спасибо ветеранам казахстанских железных дорог - "дипкупе" перевешивает все минусы. Я уже влез в компьютерный архив Старика. Никакой журналистики там нет, кому он на мозоли наступал - не видно... Впрочем, не для того мне все это прислали...
   Творческий багаж невелик - машинописные повести о селе, рассказы, юморески. В рукописях - лирика, небольшие очерки. Слово весомое, речь наша, запорожская... Давнишний, надо сказать, язык нашей дипломатии, о чем свидетельствует переписка казаков с турецким султаном.
   Из эпистолярного жанра самого Максима и воспоминаний о нем всплывает какая-то история, связанная с профессией и языком... Ему что, инкриминировали национализм?
   - Ехали мы на стройки коммунизма как герои, а возвращаемся как зайцы, - ругается в проходе дед Полищук.
   В героях он был когда-то вихрастым целинником, а потом чернобыльцем, а теперь бурчит в положении лысого тургайского пенсионера. Едет в гости на родину, как на праздник: приоделся, побрился. А в паспорте с бородой...
   - Вы, уважаемый Петр Петрович, лучше бы сделали наоборот, - крутит его документы пограничник. - Мы бы вас в клозете побрили да сверили с фотографией...
   - Посмотрите тогда вот свидетельство чернобыльца, я тут выбритый. Правда, как нарочно, с чубом еще...
   - А свидетельство ясельника, дедушка, у вас случайно не сохранилось? Глухие вы, что ли, о терроризме не слышали, что шарады нам здесь свои подсовываете? Сделают из себя фантомасов...
   У нас теперь статус заграничных украинцев. Получили мы его неожиданно, потому что всегда были гражданами Украины в Казахстане. Статус - штука на удивление действенная: она требует немедленного исполнения прямой обязанности эмигранта - ощутить себя сбоку. Полностью нам этого не удастся никогда, а частично - почувствуем, да еще как, потому что теперь у "материковых" украинцев есть основание официально причислить нас к безродному племени "перекати-поле". Неофициально они нас туда относили всегда, но тогда был один и тот же паспорт с одним и тем же гербом.
   ...Образ Украины несет за границу не только отзвук из ее земли, но и сам украинец. О великих уже было сказано, а есть еще украинец обобщенный. В северном Казахстане с ним отождествляется начало переселенческого хлебопашества. В Канаде, кстати, тоже. Это те гигантские, климатически похожие мировые житницы, где вклад украинцев исчисляется не только арифметически. Распаханные здесь и там нивы запылили на весь мир, пока наши соотечественники не начали пахать их своими плугами с подрезными лемехами, испытанными задолго до этого в Таврической степи.
   Хлеб - ремесло тысячелетий. Кто первый изобрел? Кто впервые запрягся? Кто первым испек? Все! Оттого персональные вклады в земледелие весьма редки и всегда исторические. Но именно таким образом отметились наши деды на ниве мировой материальной культуры.
   Украинская диаспора на всех континентах - это необъятная, как сами бескрайние степи, тема. К предисловию проекта о статусе заграничного украинца предлагалось добавить несколько слов об их представительской миссии. Но куда там, это же монополия официальных лиц... А может, те лица вспомнили при этом более известных сынов нации, которых разыскивает Интерпол? Так то как раз граждане, а не эмигранты... И как раз те, которые понесли... И не только отзвуки...
   Вот и проявилась у меня психология эмигранта. Из-за нее ни одно государство, кроме китайцев, особого уважения ко всяким побегам на дальних ветвях своих этносов не выражает. Многое от родимой советской квочки перенял выводок недавно оперившихся незалежных курчат. Пестрая их мать, как известно, весь приплод, в других гнездах насиженный, причисляла к вражеским вылупкам поголовно.
   Недолюбливают заграничных за дурацкие вопросы. Не любят за вмешательство не в свои дела. И не терпят за то, что они свои. Потому что свои понимают больше, нежели равнодушные сторонние наблюдатели...
   В купе пожаловал бригадир поезда - нас везет киевская команда. Я вернул ему кипу украинских газет, которые он давал мне на ночь. После пограничной переклички железнодорожник принимает меня за иностранного дипломата.
   - Что касается нашей минимальной зарплаты, то это брехня, которой Кучма и его правительство президентские "Выборы-2004" начали. У меня высшее образование, звание заслуженного работника транспорта, тридцать лет стажа, но тех денег, о которых они здесь пишут...
   Я ответил, что не обратил внимания на среднюю зарплату украинцев, потому что не знаю, что такое "гривна"...
   - Вы слушали очередной радиоочерк из цикла "Свободная Украина", - закругляется звонким девичьим голосом вагонный динамик.
   Цикл злободневный, что и говорить. И долгий...
  
  

5. Вольная Украина

  
   Если закрыться в доме Василя тетки Марии Стефанихи и вытащить из двери щеколду, то через ту узенькую щель на противоположной стене сеней многоцветной панорамой отразится весь окружающий мир: широкий двор со стрелой осокоря, стога сена за ним и синее-синее небо с белым мякишем облаков... Только вверх ногами: внизу небо, в него шилом воткнуто дерево, а под потолком куры ангелами от петуха порхают... По-ученому, это камера-обскура. Леонардо да Винчи когда-то их для своих опытов мастерил, но, говорят, иногда о науке забывал из-за захватывающего "кино". Мы из камеры устроили театр, Василий писал рыцарские сценарии, а Старик - на темы казачества. Иногда на классику замахивались: котелок на голову, рогач в руки - и на стене настоящий рыцарь дон Кихот, делай с ним какую хочешь режиссуру...
   Я шел на репетицию, а навстречу, хорошо помню, попался Старик в шляпе из районной газеты "Сталинским шляхом", и планы поменялись. - Идем, - говорит, - на колхозное собрание, после него настоящее кино, "Любовный напиток", будет.
   По дороге Старик сообщил, что в одной из книг гуляйпольской библиотеки вычитал сведения о Кондрате Тарасенко, двоюродном брате гетмана Петра Дорошенко.
   - Пойдешь и законспектируешь, - распорядился он, - будет нам готовый сценарий. И заглянешь в энциклопедию у Зачепила, может, тот Кондрат вам еще и родственником будет. Тогда ваше древо корнями в дорошенковское упрется... Ты, впрочем, Петра Дорошенко знаешь?
   - Здравствуйте! Что ты такое спрашиваешь? "Попереду Дорошенко, а позаду Сагайдачный" с саблей и трубкой. А жницы вокруг серпами жито жнут...
   - Во! В постановку можно будет еще и эту песню вклинить. Хотя она и про его деда Михаила Дорошенко...
   На собрание разрешили зайти только выпускникам-семиклассникам, поэтому мы, меньшие, воробьями уселись на стенах сверху, по периметру, словно на высшем ярусе античного Колизея: у фашистского тротила хватило силы выломить в клубе лишь потолок с крышей, а толстые кирпичные стены выдержали...
   На том общем собрании послевоенное село реформировало артель. Избрали руководство - председателем Козаченко, а в правление - не менее родовитых сечевиков. У нас здесь все-все - их прямые потомки, кроме разве что сибиряка Тимонина, он Гуляйполе освобождал и здесь женился. Даже села за соседним Добропольем идут - Сечь, Запорожское, Рада казацкая...
   Для освобожденного от немцев колхоза "Днепрэльстан" (сама запорожская плотина была тогда в руинах) Григорий Федоренко со всей своей искренностью предложил более подходящее, не его взгляд, название "Вольная Украина"...
   Про Федоренко нужно сказать отдельно, потому что это был пастух из пастухов: на нем все деревенское стадо держалось. Квалифицированный, отрасль свою изучал в европейском масштабе. Остарбайтером. Забрали его туда подростком при оккупации, потому что родился он с кнутовищем в руках и понадобился фатерлянду как специалист... Потом уже, в мирное время, на вопрос, как там те немцы по своим селам живут, Григорий только кнутом щелкал: "О чем вы говорите!.. Видели бы, какая у них пашня... До колен"...
   Больше он там не видел ничего.
   - Ну что же, "Вольная Украина", так бы сказать, оно название и неплохое, - вытер со лба пот при всем честном народе безрукий председатель-фронтовик в президиуме. - Но под ним, товарищ Федоренко, нас никто не поймет. Во-первых, хоть луга у нас не хуже немецких, но мы еще не вся Украина, кое-где, быть может, и повыше травы растут... А получится, что у нас одних ее свободный клочок... Во-вторых... Во-вторых - Украина, значит, будет вольная, а Белоруссия - нет? Грузия - нет?
   Тут Козаченко почувствовал, что нашел тот, нужный ему, достойный и весомый довод, которым не стыдно крыть прилюдно, поэтому выпрямился и принялся "заколачивать гвозди" своей левой: - Литвины - нет! Киргизы - нет! Кто там у нас еще остался - нет! Понял, куда ты клонишь...
  
   В ожидании "Любовного напитка", который в клубе без потолка можно было смотреть лишь в сумерках, участники общего собрания купили в складчину бочку вина с ящиком бердянских бычков и большим казацким кругом на спорыше сельмаговского двора повели неспешный разговор. Речь, как всегда, пошла о запорожцах, на сей раз о секретах изготовления каленых замашистых булав, которыми наши деды изо всех подряд делали котлеты, но рецепты бронебойных шипов забрали с собой в могилы. Мало-помалу разгорелся спор относительно ширины и длины казацких шароварных кушаков, которые позволяли бы и крепко подпоясываться, и быстро в боевых условиях распоясываться, дабы справить нужду.
   Затем рассеянное хмельное внимание круга сосредоточилось на Тимонине, который на ленд-лизовской, фронтовой еще недавно, машине привез макуху на свиноферму из гуляйпольской маслобойни. Как всегда, он выстоял там сутки в очереди, и участники общего собрания нацедили ему с дороги для бодрости вина.
   - За какие такие ответственные решения? - поблагодарив, спросил наш сибирский зять с полной кружкой в одной руке и бердянским бычком в другой...
   - А ты ловко дураком прикинулся! - похвалил Григория Федоренко участковый милиционер Бодня. Они сидели рядом. - Поддал председателю хлопот... Теперь поддерживай роль до конца, не то погонят тебя самого туда, где Макар телят не пас...
  
   Стефановское подворье тянется вдоль выгона за лиман к Руге под прилучанскими кручами, а это самый глубокий у нас гайчурский плес. Когда тетка Мария видела, что мы побежали лугом наперегонки нырять туда, а не в ближний, в утиных перьях, лягушатник, то кричала вослед знаменитую на все село угрозу: "Василь, паразит, утопишься - домой не приходи!"
   Выгоном туда-сюда все лето шлялась всякая мелюзга, да и народ постарше, все они постоянно вмешивались в наши дела. Мы мастерили вербовые луки и мечи из трости подсолнуха для постановки Вальтера Скотта, когда зашел Старик с бумагами, и мы перебрались в дом дорабатывать сценарий без посторонних.
   Необычная домашняя обстановка здесь вдохновляла на творчество - отец Василия, Стефан Кучерявый, был художником-самоучкой. Он пропал без вести на войне, от него, кроме троих школьников, остались большие живописные полотна на античные сюжеты по стенам да с дородной голой теткой, увитой шелковой лентой, на простенке между окон, и модерновая, в виде решетки атома, люстра из выдутой яичной скорлупы на потолке. Много его работ разошлось по Гуляйполю и окрестным селам, и в нашем доме висел портрет моего отца - маслом... На одной из миниатюр в седле с трубкой на фоне казацкой могилы восседал Тарас Бульба, и Старик предложил переписать иностранного Айвенго на драму "Вольная Украина".
   ...Роль Тимонина исполнит Володька Буряк. Он пристал к нам в третьем классе, потому что в голод отравился похожим на растительное масло каустиком (его мать стирала им какое-то колхозное барахло) и долго лежал в харьковской клинике, где в совершенстве овладел "языком"... В финале он высоко поднимает полную кружку кровавого цвета компота и, глядя в лицо Федоренко, со словами "вот за такие ответственные решения" откусывает голову бердянскому бычку.
   ...Что получилось бы из постановки - неизвестно, потому что после первой же репетиции, которую увидел кто-то из учителей, тема в такой трактовке нами была оставлена навсегда.
  
  
  

6. Вселенский пал

  
   Под стук колес я считывал с монитора небольшую новеллу Максима о том, как внуки хоронят деда. Вечная тема диалектики бытия. Старого и нового. Жизни и смерти... На похоронах - старики, женщины и дети. Нет отцов...
   - С чего это он за такие материи парнем еще взялся, - подумал я. - Предчувствовал, что ли?
   Может быть, потому что с молодости брались за них и Симоненко, и Шукшин, а оба эти Василии тоже не состарились.
  
   Почему, кстати, у многих писателей короткий век? У украинских - тех, которых мы знаем и не знаем, известно, жизнь сокращалась еще со времен Шевченко. Массовой косовицей процесс пошел несколько позже, когда книгой книг вместо Библии был объявлен Устав. Некоторые произведения ему не отвечали абсолютно, а некоторые отвечали абсолютно, но в ГУЛаг загудели почти все авторы подряд, что сводит мысли к единому знаменателю - языку... Криминал был все-таки в нем, потому что отправились на Соловки даже те, чьи литературные упражнения не шли далее аполитичных точек и запятых, - суть украинские академики.
   Мартиролог Богдана Кравцива составляют семьдесят четыре трагические судьбы. А сколько, кроме них, неизвестно как пропавших Христичей.
   Валериана Подмогильного схватили за тысячу верст от Смольного в связи с убийством Кирова - здесь все ясно, одной его "Истории пани Евгении" и без Кирова достаточно для приговора, потому что промелькнул в ней персонаж с собачьим сердцем, тип булгаковского Шарикова из прослойки пролетарских сукиных сынов. А вот Василий Эллан (Блакитный) даже союзом революционных писателей руководил до самой смерти. Лет через десять после сверили его творческий сундук с требованиями времени: э, брат, вставай к стенке!.. А он лежит похороненный. Не подняли, так гранит раскромсали, могилу сравняли, имя анафеме предали...
   Казалось бы так: вписываются или не вписываются общечеловеческие взгляды художника в уставы партий - это не его заботы. А оказалось наоборот... Партий тех уже нет, наследие их певцов выверяет Время... И подтверждает сентенцию Суворова: политика - тухлое яйцо. Кому он ее адресовал - кто его знает, но военный афоризм является лакмусовой бумагой для макулатуры литературной.
   В вагоне запахло гарью, окна с прохода озарялись отблесками далекого степного пожара. Мы вышли в коридор на ковер новой павлодарской дорожки: казахстанский пал - это планетарное зрелище. Всемирное горнило! Горит все, полыхает до горизонта, вы будто бы возвращаетесь назад, в эпоху юной, кипящей лавою земли, либо заглядываете наперед, в геенну огненную... Если разум ваш сугубо рационального склада, то вы убеждаетесь, что планета наша действительно круглая и небольшая: видны пламенеющие края.
   Значит, мы уже в шевченковских степях западного Казахстана. У нас, в целинном регионе, теперь если и жгут иногда тайком, то не ковыль, а стерню. Хоть тоже горит неплохо, но лишь местами: в чересполосице севооборотов достаточного разгона для огня уже там нет...
   Из открытой двери соседнего купе доносится громкий разговор - бригадир поезда с дедом Полищуком гирьками собственных доходов взвешивают экономический потенциал Казахстана и Украины.
  
   ...Стихия "вселенского пала" произвела неизгладимое впечатление на Тараса Шевченко по пути к здешней Голгофе, оно навсегда останется в его памяти и будет вложено затем в уста одного из героев повести "Близнецы".
   "Это была ровная, без малейшей со всех сторон возвышенности степь. И как белой скатертью ковылем покрытая... С закатом солнца начал освещаться горизонт белым заревом... С приближением ночи зарево краснело и к нам близилось. Из-за темной горизонтальной, чуть кое-где изогнутой линии начали показываться красные струи и язычки. В транспорте все затихло, как бы ожидая чего-то необыкновенного. И действительно, невиданная картина представилась моим изумленным очам. Все пространство, виденное мною днем, как бы расширилось и облилось огненными струями почти в параллельных направлениях. Чудная неописуемая картина! Я всю ночь просидел под своею джоламейкою и, любуясь огненною картиною, вспоминал нашего почтенного художника Павлова. Он часто мне говаривал: Учися, учися рисовать..."
   Кобзарь, как известно, научился и "Пожар в степи" во время Аральской экспедиции 1848-1849 годов нарисовал.
   Огонь поражает. Огонь - это гигантская феерия обновления природы, ярчайшая категория диалектики, неподвластная людям стихия.
  
   Из своего купе к нам вышел Полищук - спросил у Татьяны калькулятор. Смотри, какая основательная у них полемика, даже всемирного пожара вокруг себя не видят.
  
   ...Как Симоненко и Шукшин, о жизни Максим в этой новелле написал, а не о смерти. Дед у него умирает, а дитя, символ рожденного, едва на ноги встает... А где же то, среднее, основное деятельное поколение, отцы где? Отцы были, да сплыли... Кому хоронить? Что делать?
   За ответ на это вопрос Христич, похоже, не брался, да это уже и не писательство... Под обложкой должна быть литература, а не революционные инструкции... Впрочем, у революции вопросов как таковых нет, там они как раз решаются наличным раскладом сил: светлые - там, темные - напротив, серые тенями по закоулкам дожидаются: чья возьмет. Это до баррикад никто ничего не знает... Максим догадывался и верил, у него литература... А литература учит больше, нежели инструкция.
   Она рассказывает так много, что каждый автор того репрессивного мартиролога криминальное дело завел на себя сам, оставалось определиться с приговором. Поэтому техника безопасности двадцатого века выстрадала у нас моду на вступительное слово в виде анкеты: кто я такой и "не поймите меня неправильно". Писатель - тягловая сила своей телеги - от лошади начал отличаться тем, что его масть стала решающим фактором в определении главного вопроса: куда он едет и что везет. Поэзия неведомых далей и заоблачных высот приземлилась до прозы посадочных платформ...
   Политика в литературе - не тухлое яйцо. Политика - молох Литературы. Потому так много макулатуры.
   А для читателя правила литературной безопасности удобны: у него есть лоция! Хоть и на общечеловеческие темы будет вести с тобой беседу автор, но от имени общеизвестной партии, крыла или движения: у них уже типун, а у нас оскомина. И тогда легче отыскать тех, кто скажет тебе от себя.
   Несколько раз я встречался в сборниках с угрюмым Михаилом Яцкивым, но перелистывал страницы дальше - западная колея литературы его времени, как и ее груз, нам хорошо известны: ярмо, кандалы, неволя и, конечно же, москали. А Яцкив еще и коллаборационист пропольский, залег потом до конца дней своих на дно какого-то архива сотрудником... Так выходило из предисловия.
   В строчках после Соловков понятно, что тема того "литературного груза" для нашей многострадальной земли не придумана, но суть ее каждому украинцу уже доподлинно ясна. Ее бы теперь проталкивать вширь, на русский язык перевести, ибо в другие соседние книжные лавки протоптанной тропы у нас нет, и скоро не будет... В общем, пролистывал я его произведения, потому что есть и прочие злободневные вопросы, на которые выискиваешь ответ в разумном слове... Но как-то взгляд того Яцкива показался мне зовом, словно он хотел сказать мне что-то свое. Может, именно то, что я искал... Раскрыл небольшой, всего на нескольких страницах рассказ.
   ...Родители ушли на церковный праздник. А малые взяли на руки наименьшее... Оно баловалось, смеялось и выбросилось головкой вниз... Идут годы... Никто никого не корит... Не винит... Но жизни ни у кого не стало... Безвинного нет, живут виновные... Самая страшная рана - внутренняя... Это Михаил Юрьевич, мастер в пыли архивной, знал.
   В новелле Максима то дитя живет, оно символически приходит на смену дедам, отцы ведь в том горниле пропали...
  
   Пожар остался где-то там, лишь небо все еще озаряется сполохами за тлеющим горизонтом. Пускай в природе он и остается. Ведь когда охвачен пламенем твой дом, твой двор, твоя страна, когда там заметался вселенский пал - это не обновление.
   Его принесет новое поколение. Это же самое утверждал и Василий Симоненко на похоронах деда:
  
   Его думы нехитрые
   Додумают внуки...
  
   ...А те насчет уровня жизни кричат - пупы развязываются.
   - Не включал я сюда никаких чернобыльских, - машет бумагами Полищук, - я их здесь ни разу не получил. Поэтому заодно на митинг еду, организованно на Крещатике собираемся...
   Угомонили их китайцы, которыми заполонен соседний вагон. С каким-то очередным вопросом они пришли к бригадиру Ивану Федоровичу. У него, между прочим, даже фамилия профессиональная - Колесник. Восточные гости интересуются Украиной и разучивают с кем-то из наших песню "Цвiте терен".
  

7. Хохляндия

  
   Назвал так эту главу с намерением добавить в скобках под заголовком еще и солидное, как мне думалось, дополнение: "К истории вопроса". В манере научных деятелей. Но заглянул перед тем в Интернет. Да-а... Недаром в присутствующем там же интервью Ивана Драча, которое он дал, будучи министром культуры Украины, за слово "хохол", использованное не вообще, а применительно к нам, рекомендуется немедленно по морде. Наотмашь! Исследователь истории вопроса вам под руку попадется или кто другой - министр особо церемониться не советовал, хотя, с точки зрения американского посланника, такие действия правительственных лиц есть открытое проявление режима.
   На сайтах, где это слово отыскивается, действительно не юмор, как предполагалось, господствует, а недоброжелательное отношение к нам всякого компьютерного хамья. Само по себе это удивления не вызывает: любое государство рассчитывается с миром не только за свое существование, но и за каждого из нас в отдельности. К тому же в Интернете засветилось много тех, кто раньше на заборах писал... Но никакой американец не будет замахиваться тебе в ухо за "янки", хотя употребляется оно презрительно. Янки, если и отреагирует, то только для того, чтобы растолковать... Украинцу будет понятно, ведь это слово у нас есть, как говорится, один в один. Драча в детстве тоже, скорее всего, так называли - Иванко. Относительно россиян это были бы "Ваньки". Кстати, "Иванушки" и "Митьки" у них есть как самоназвания творческих групп.
   А что значит "хохол"? Может, также - ничего обидного. Но даже книжная мудрость с ответом перед нами пасует.
   Великий луганец наш Владимир Даль усматривает в нем манеру прически "оселедцем" и с прозвищем нации не связывает. И приведенные поговорки у него не столько обидные, сколько характерные, они избирательно выхватывают некоторые наши качества. Вероятно, часть из них автонимна, то есть нашего же собственного авторства: "хохол не соврет, но и правды не скажет", "хохляцкий цеп на все стороны бьет" (украинцы своеобразно молотят через руку)...
   Другие словари тоже не берутся думать за нас. Предложенные ими "верхушка снопа" (польское), "чубатый" (словацкое) ничем особенным нашу нацию среди европейцев не выделяет. Наличие христианских чупрунов, как аномалий, могли отметить про себя разве что "голомозые" соседи - выбритые до глянца правоверные турки-мусульмане. Но назвали бы они нас в таком случае не славянской лексемой, а какими-нибудь "шашидами" (Алтыншаш - золотоволосая - распространенное тюркское имя в Казахстане). Но национальной идентификации по таким нестойким приметам нет, даже те "голомозые" кругом известны как басурмане. Потому что намотают чалму - и та же самая история, что у деда Полищука с паспортом...
   Есть в толкованиях, у Шобера, например, и такая версия: "хохол" - от "холопа".
   Ведущий по тиражам своих словарей этимолог Макс Фасмер (вообще он есть классик этой науки) называет такое предположение "очень рискованным". Я тоже так думаю, ведь за него, как говорит Драч, можно действительно дать в морду и закрыть этот словарь... А на том и всю тему неблагодарную вместе с "историей вопроса"...
   Но разве вы сами не спрашивали про нее у своего отца?
   - Узнавай меня по паролю на голове. А называй - хохол.
   - А я бородой отличительный козлиною - как цап. Так и называй - кацап.
   Такую миролюбивую легенду рассказал когда-то мой отец, а я записал. Он был учителем и интересовался словом не меньше, чем своей математикой. Прислушивался, как говорят люди, потому что они знают толк в языке. И он, толк этот, смысл утаивающий, несомненно, есть, ведь всякое слово - букашка в капле янтаря из забытой-презабытой старины. Науку смысл беспокоит не всегда, на эту, временами наивную фольклористику низов, она и списала недостойных высокого внимания "хохлов".
   Интересно, что "синдрома Драча" лишены казахстанские потомки пореформенных украинских переселенцев. Деды их подались сюда из Приднепровья еще при жизни Тараса Шевченко, в последний, правда, его год, на который пришлась отмена крепостного права. Внуки их до сих пор употребляют законсервированное в казахских степях слово без всякого обидного значения, но адресно - "украинцы живут дома, а хохлы - везде". Один из признаков национального самочувствия - умение пошутить, посмеяться над собой при случае... При случае, потому что на деле свое национальное достоинство те деды в Казахстане не только задокументировали, но и увековечили.
   ...На межреспубликанском совещании в Харькове от имени казахстанской делегации доклад сделал Нуркан Жиентаев. На звонком украинском языке, без всякого акцента. Удивленный министр просвещения Украины, человек с юмором, сказал:
   - Таких специалистов украинского языка у нас немного, поэтому предлагаю вам должность своего заместителя...
   - Согласен, - достал из кармана паспорт Жиентаев, - запишите пожалуйста, мои анкетные данные. Родился в Костанайской области. В селе Украинском!..
   - Ого! - почесался министр. - В таком случае вместо меня садитесь...
   Украинки Малые и Великие, Малороссийку, Киевку, Полтавку, Черниговку, Звенигородку, Подол, Барвиновку, Мелитополь и даже малоизвестное тогда еще, до батька Махно, Гуляйполе деды нам здесь оставили... Было и целинное село Харьковское на Костанайщине. Но при суверенизации переименовали. На автомагистрали теперь казахское - Каркен.
   - Как это переименовали, - возмущается старожил тех мест, знаменитая еще недавно трактористка Камшат Доненбаева, - Каркен и есть Харьков...
   Да, действительно... В казахском ведь буквы "х" и "в" достаточно специфические, они, как правило, усиливаются, а знакомых нам со школьных лет "науськивающих" суффиксов "-цкий" и "-ский" нет вообще...
  
   Но у казахов есть Олжас Сулейменов.
  
  
  

8. Кюй* Сулейменова

  
   "Слово - это чип, в котором закодировано прошлое человечества".

Олжас Сулейменов

  
   У казахов есть Олжас Сулейменов, а у него - знания относительно лексемы "хохол", потому что у нас самих, кроме байки моего отца, больше никаких версий нет. Мои попытки популярно передать сулейменовское толкование вызывали обычно одну и ту же реакцию.
   - Неужели ты считаешь, - спрашивали меня тихо, как будто и я им азиатскую крамолу тоже вполголоса сообщал, - что этот образ нам сформировали казахские имиджмейкеры?
   Намек на вторичность, кроме сакраментального возмущения, у нас больше ничего иного не вызывает. А тут не намек... Да еще из голых степей... Да еще и в чью сторону?.. Как-никак, а Киев - "мать городов русских".
   Не везде мы вторичные, я даже здесь успел написать о почвозащитных буккерах, которыми мы одарили мир... Сплошная первичность невозможна, но есть еще отрасли, где мы первые. Тем более перед Казахстаном, независимо от того, что этим его словом свою "первичность" определяем. "Пер", "бер" - качественное тюркское числительное "один", а порядковые числительные в этих языках имеют суффикс "-ши". Вот к нам их "першi" (а к русским - "первые") и дошли.
   В древние времена тюрки (как и все другие народы) должны были обозначать числа просто, быстро и понятно. Поэтому "один" у них - тычком-точкой, а "первый" - черточкой сверху вниз, словно ученическая "палочка". А свои владения, как и всю ойкумену вообще, они изображали так, как обрисовывает пространство пустая, без мела, рука - круговым махом. А мелом или чем-либо другим - иероглифом-кружочком, насколько площадь позволяет. Вот такой у них алфавит был: "один" - точка, "первый" - черта, а "вселенная" - окружность.
   Ассирийские цари, - обращает внимание Сулейменов, - держат в руках круг (с волейбольный мяч) и палочку, похожую на жезл дирижера. Круг - государство под Солнцем, а палочка-штрих - первый. Вот это и есть то лаконичное, двумя иероглифами написанное сообщение, кто перед вами сидит. Написанное так, чтобы уяснить мог всякий подданный, ибо выше, чем этот державник всего, на свете нет никого...
   - Вы дипломат высокого ранга и вместе с тем известный писатель, - обратились к Сулейменову журналисты. - Одно другому не мешает?
   - До шести вечера я работаю на Казахстан, - ответил Олжас. - А ночью - на человечество. Потому что я знаю то, что пока никто не знает...
  
   Одарить человечество - тайная надежда всяких ночных сочинителей, но в большинстве случаев безосновательная. У Сулеймнова - небезосновательная, что признано мировой тюркологией.
   ...Сулейменов не подлежит беллетризированному пересказу, это высшая математика грамматики. Я от Олжаса Омаровича получил небольшое письмо в связи со своими этимологическими изысканиями в книге о "Слове о полку Игореве". О нем самом писать немного сложнее. Разве что в виде короткого сообщения...
   Его короткий список славянских (читай - и украинских тоже) тюркизмов впечатляет, потому что думаешь, какой же тогда полный? Впрочем, живя в Казахстане, я чувствую, что он намного превзойдет мизерный словарь украинских полонизмов А. Железного из каких-то там 528 единиц, половина которых к тому же не польские, а общеславянские. С тюркскими заимствованиями таких сомнений нет, а численность их даже установить трудно. Казахстанский тюрколог, украинец Александр Гаркавец, с которым я встречался в Алматы, насчитал таковых в украинском языке около четырех тысяч, правда, вкупе с именами собственными. Полторы тысячи тюркизмов, по его свидетельству, сидит в письменных памятниках Киевской еще Руси... В словаре Р. Девлетова "Тюркизмы в украинском и русском языках" более ста страниц...
   Тысяча слов - это уже язык в языке. Тысячи слов достаточно, чтобы в чужой стране общаться без помощи пальцев. В эпоху суверенитетов уровень владения государственным языком иноязычными гражданами, необходимый для службы в чиновных учреждениях, почти везде предусматривает приблизительно такой количественный словарный багаж. И если бы необходимость требовала, то язык тюрков дался бы украинцам легче, чем другие неславянские языки...
   Краткий перечень тюркизмов составлялся Сулейменовым для московского ученого, поэтому первым в нем стоит "утро". У нас оно общеславянское - "ранок". Кроме него, в этом ряду есть еще с десяток русских слов, которые при украинском переводе список сокращают. Но эти незначительные издержки казахский поэт возместил бы сторицей, едва ступив на майдан нашей незалежности. И даже устраненные мною здесь из его коллекции "русизмы" суслик и сурок в украинском языке существуют как еще более явные тюркизмы - ховрашок (евражка, оврашка) и байбак. У нас сагайдаки, а не "колчаны", кылымы, а не "ковры", хотя и ковдры тоже есть...
   - Бог с ними, с их грушами, арбузами, баштанами, с арбами, сеном, соломой, с их пшеницей, горохом и шкварками, с чумаками, хомутом и ярмом... Но казаки наши славные - товарищ, усы, сабля, кош, курень, жупан, чеботы, кисет, узда, бунчук, колпак, шаровары!.. Да что там казачество, если домбра и бандура!.. Да что там та бандура, когда даже кобза и сам кобзарь...
   А может, господи, отведи и заступись, это они у нас заимствовали?
   - Спокойно! Без эмоций! Нормально!..
  
   Язык наш уникален, и кто сводил его к диалекту, тот был прав лишь в том, что любой язык когда-то был диалектом. С большим количеством вкраплений, но это мелочи, потому что полного понимания "хромосом" слов в генотипах нынешних языков современной науке пока что не дано... А вот когда диалект языком нации становится - это уже не мелочь. Это мировое событие...
   Первоначальный язык человечества тоже был диалектом - испорченным звериным, но, видите ли, насколько вперед шагнул... С ним человек осознал себя человеком, от этого слова многие народы вывели самоназвание. Здесь не было никакого шовинизма, разумные люди выделяли себя таким образом из окружающей среды, чувство превосходства и исключительности помогало выжить... Уже и следа нет от той окружающей среды - одни люди вокруг, а гены все выдают и выдают на-гора рудименты тысячелетий... Мы вздрагиваем во сне и просыпаемся иногда в холодном поту от какого-то первобытного страха с тех еще далеких эпох, когда наши природные спальни были общими с пещерным тигром или медведем...
   Так же стойко передаются из поколения в поколение все иерархические понятия как важнейшие организующие начала...
   "Хохол", по Сулейменову "кокiл" (тюркское), это обозначение первенства более совершенным, объединенным иероглифом: окружностью на палочке.
   Спокойно... Без рукоприкладства... Нормально... Речь пойдет о казацкой булаве.
  
  
  

9. Украинское сало

  
   Знают - вот
   украинское сало.
   В. Маяковский
  
   Булава, если разобраться, была нашим адекватным ответом Западу. Заковавшись в панцирь, он методично полз и полз на плодородный восток - такая у него историческая миссия. От бульдозера сабелькой не отмахнуться, сабелька - это баловство, упрямого рыцаря только чем-нибудь предметным остановить можно. Сверху, например, оглушить, железное темя смять...
   Как-то перед камерой-обскурой на тех стефановских постановках я, тевтонский пес ярл Биргер, надел на голову плоский шлем - небольшое оцинкованное ведро, а Александр Невский стебанул по нему сверху мечом - прутом подсолнуха, то есть... Баба Христина мне неделю уши закапывала. Так то ведь хворостина была...
   Булава стала знаком преимущества...
   Символом казачества и всего украинства...
   Государственным клейнодом...
   Элементом самоидентификации...
   Выразительным знаком рисуночного письма...
   Современным логотипом...
  
   К нам постучался дед Полищук с еще одним символом украинства - тарелкой мелко накрошенного пахучего сала. Припорошенное черным перцем с розовыми прослойками мяса, оно одним лишь видом нагоняло аппетит.
   Когда-то, после Европы (та поездка была давно), я подумал, что сало нам братья и сестры по СССР для юмора прилепили, потому что его, скажем, немцы едят - за ушами трещит. В любой рядовой лавке Гамбурга, этой сосисочной столицы мира, сала будет с десяток сортов. Нет, вдвое больше. Компактный, "высокооктановый" энергетический продукт там пользуется спросом. Но потом передумал и сделал вывод, что лепят не зря: где вы слышали про казака с сосисками в торбе.
   Из купе деда Полищука компактным энергетическим продуктом, приправленным чесночком, тянуло и утром, и в обед, и к ужину, и Татьяна намекнула относительно расчетов салом за калькулятор. Вот дед и принес.
   Я выключил архив Старого, и мы сели обедать. Позвали бригадира, он что-то выяснял в нашем вагоне.
   - Дочка солит, - хвалился Полищук. - Мастер - золотые руки... Может, самогону немного принести?..
   - Я уже эту снедь видел, - показал пальцем на тарелку Колесник. - Стыдно только было мне, Петр Петрович, в вашем купе при свидетелях-казахах отказываться... То, что вы этим высоким словом называете...
   - Ты смотри, как запели... Видели они!.. А кто со мной вчера с теми свидетелями ел?
   Иван Федорович, он уже было присел, поднялся:
   - Ваши соленья в банках с чесноком да всякими специями есть консервация, а не натуральная природная пища!
   И ушел. Я подумал, что насовсем. В знак протеста.
   - Своего сейчас принесу, - пояснил Колесник.
   - Я тоже, - поднялся дед.
  
   Один из зарубежных классиков девятнадцатого века на страницах романа обстоятельно воспел диван, протирая который творил. Почему бы и нам, украинцам, не дать здесь места бригадиру Ивану Федоровичу Колеснику для его развернутого монолога-ответа Петру Петровичу Полищуку, озвученного на международном уровне в поезде "Астана-Киев" на перегоне между Волгой и Доном.
   "Сало нужно вырастить, а солить - это уже всякий... сумеет, потому что рецепт нехитрый: его, свежее, просто засыпают солью. Там оно и лежит себе в четвертинах, размером пядь на пядь, разрезанных крест-накрест посередине до шкурки. А вырастить сало нужно толстое, мягкое, однородное - без всяких этих розовых прожилок, нагуливается оно на сочных корнеплодах, овощах и фруктах, которые в украинских селах летом девать некуда. То, что для американца бекон, для украинца - издержки откорма, сало по консистенции должно напоминать спрессованное сливочное масло.
   Настоящее сало - деликатес, который не уступает красной или черной икре. Выберите, если своего нет, такую четвертину на базаре - добрые люди подскажут, - нарежьте пластинками на тонкие кусочки черного хлеба. Перец, другие специи и приправы нужны больше для вида, но если для вас это дело вкуса, то надо сказать, что практически все они с салом сочетаются наилучшим образом".
   Дед Полищук, пока наполнял рюмки, терпел сагу бригадира молча, а потом так разошелся за честь дочери, что на какое-то время и про сало забыл.
   А мы с аппетитом пообедали предметом дискуссии.
  

10. "При избе, на призьбе"...

  
   Приеду в Киев, пойду к Святой Софии. В тишь веков... В толще ее стен улеглось многое. Лишь слабые отзвуки...
   Киевская Русь - это период серийного жилищного строительства из дерева да глинобитных мазанок по безлесью для суетного бытия. Для души - вкрапления каменных соборов с колокольнями до небес, устранявших архитектурную приземленность ландшафта.
   То, что для бытия - горело-перегорело... Пепел истлел.
   То, что для души - осталось.
   Как-то мы попали в Святую Софию во время реставрации ее древнейшей стены. В таких случаях туда и близко никого не подпускают, к тому же недавно какой-то придурок поранил глаза княгине Ольге на фреске одиннадцатого века... Но в конце концов осколок блейвейса из первичной плинфы нам принесли... Частичка Святой Софии теперь в Костанае. Конкретно - в моем кабинете. Дух Киевской Руси...
   Древний Восток - царство самана - строительного леса не имел. Западная Европа имела, но вырубила. В оборот на Востоке и на Западе вошла формованная сырцовая или обожженная глина. Когда и у нас не стало леса, мы тоже перешли на заимствованные вместе с немецким названием брикеты - "цигель" или "цеглу", россияне же овладели тюркской технологией "кирпич". До этих времен, между тех двух миров, из глины мы делали большей частью всякую посуду. Резонансные горшки вмурованы в стены Святой Софии, в один из них перед нами тот раз кто-то кинул окурок...
   Сколько поколений, сколько людей в том храме перебывало... Много пакостников даже свое присутствие засвидетельствовало резьбой автографов по дереву и колоннам. Причем во времена первых мастеров, потому что по свежим еще штукатуркам кто-то накарябал протокириллицей.
   За княгиню и заплеванный "бычок" никому никакого прощения нет. А за ту старинную резьбу, если разобраться, немного все же есть, потому что не было тогда бумаги. Резали - это теперь, по-нашему, "писали": на дощечках, бересте, вощинах... И считали зарубками-насечками, а итог для памяти держали на палочках-резах...
   Всякое писание до бумажно-чернильной, с гусиным пером, эпохи было преимущественно резанием. В большинстве, между прочим, языков. По-гречески, к примеру, "писать" - "графо" - значит "высекать".
   "Писатель - пишет, кравец - крадет"... - так когда-то выполнил домашнее задание на логическое мышление мой брат Виталий. Если закройщик, "кравец" по-нашему - дело специфическое (у нас почему-то лишь швеи портняжили), то относительно "письма" и "писать", как видим, даже второклассники не ошибаются.
   Колеблются взрослые.
   Макс Фармер считает, что русское писать, украинское писати, белорусское пiсаць, древнерусское писати, старославянское пъсати, пишу - все это есть "чертить", "украшать", "разнообразить".
   То же самое усматривает этимолог в болгарском, сербохорватском, словацком, словенском, польском, нижнелужицком, чешском... Родственные слова - пестрый, пес и некоторые их формы в литовском, греческом, готском, старопрусском, староиндийском и староперсидском языках... И все-все в тех же значениях - "чертить", "украшать", "разнообразить". Это, собственно, и не этимология, а перечень языков, на которых слово одинаково звучит и "пишется". Писать-то мы пишем, но цель этой науки - не столько ареал распространения слова, сколько само его происхождение... Где, так сказать, народилось и где пригодилось. Тюркского следа в данном случае Фасмер не обнаруживает.
   В версии Сулейменова - "писать" как первоначальное "резать" - такой след есть и тянется к нам вместе с "кирпичом". Историю лексемы "писать" в тюркском ее происхождении этот "кирпич" продлевает на тысячелетия вглубь... Потому что кир - лепкая глина, и пич (пиш) - "режь", "вырезай" - это есть шумерские глиняные письмена. Мы резали всякий подручный материал, в том числе уборы Святой Софии, а они - обычную глину. Глина была главным богатством Междуречья: его цивилизация из древних, дометаллических еще эпох, а этот первобытный природный дар можно брать без инструмента - он месится босыми ногами, а формуется голыми руками. У слова кирпич ( кирпиш) был западнотюркский синоним киръяз, где яз также "вырезай", "пиши", "вырезанное", "надпись".
   Тюркская этимологическая линия пич, пиш - как "писать", "резать", "вырезать" продолжается в славянских языках, скажем, в пещере, печере - первых вырытых (вырезьбленных) или природных праславянских жилищах. В Древней Руси этот тюркизм был освоен в двойном значении - и писать, и резать. В том же "Слове о полку Игореве":
  
   Уже соколома крильца припешали
   поганыхъ саблями,
   а самаю опуташа
   въ путины железны.
  
   "Припешали", то есть подрезали крылышки нашим князям-соколам половцы в том походе...
   Линия яз (как "резать", "вырезать", но уже не в значении "писать") в славянских языках - язба. Общеславянское язвити, язва - "вырезка", присутствует в украинском языке: "... письменник Михайло Iванченко захворiв на сибiрську виразку". В сербохорватском язва - "вырезанная нора" или то же самое жилище, что и пещера или изба в русском.
   "Изба" у нас, украинцев, тоже есть. Расширений возле порога цоколь - это призьба. Приизба, то есть, или примост, где можно "примоститься". Словари, правда, эту праславянскую жилища семантику не совсем, на мой взгляд, обоснованно рассматривают как "насыпь", "присыпа". Да и саму "избу" тот же Фасмер относит к украинскому лексическому материалу, но (ощутите дистанцию между ним и Сулейменовим!) как "натопленное место", изтопу. "Истобка" в "Повестях временных лет" - баня.
   Линию кир, чер, тер нам здесь лучше оставить, ибо она перешла в неисчерпаемое глобальное понятие территории вообще и самой земли-матери - "терры инкогниты". Саман или обожженная глина от нее производная, вторичная. Но интересна эта линия как метод исследований Сулейменова.
   От диалекта чер мы имеем обожженную пластинчатую глину черепицу и керамическую кровлю вообще - череп. Люди, переселившиеся из южных пещер и изб под крыши умеренного климата, уже "пишали" - резали иероглифы. Кровлю, крышу, свод - череп - изображали, как на детских рисунках ^.
   Сулейменов обращает внимание на то, что иероглифы переносят название знака в уменьшенной форме и на другие подобные предметы. Черепаха, чрево, червлений, червонный (цвет обожженной - палевой - глины, а не краситель из червя-молюска, как толкуется в учебниках), да и сам червь дугообразный... Перевернутый керамический череп - иероглиф U - черпак, черепок всякий.
   И вся керамика современная тоже отсюда...
   Это сулейменовское наблюдение красочно иллюстрируется школьной историей: хазарский вождь сделал из черепа побежденного князя киевского Святослава черепок и черпал им себе кумыс. Реинкарнацией казачества легенда вплетена в "Вариацию на украинскую тему" нашим современником, поэтом с фамилией от диалекта чер, Леонидом Черватенко:
  
   Свiй примчу я кубок-череп
   Вам, потомки, на бенкет.
  
   От диалекта кир, кр, кроме керамики, идут, как уже упоминалось, обожженные бруски глины - кирпич. Далее в этом формате: кремль, крепкий, кремень, а также кровь (вновь цвет обжига), кровля, кривая (иероглиф свода строений) и даже курва - то есть кривая относительно некоторых прямых принципов.
   Важнейшие ассирийские книги "закалялись" огнем для библиотек. Позже несметные фонды Ашшурбанипала завоеватели пустят в практический обиход - хватит и на дворцы полководцам, и на халупы воинам. С тех пор стандартные бруски обожженной глины, кирпичи-книги, стали более известны цивилизации именно в утилитарной строительной форме.
  
   В самом казахском языке "пиш" теперь не означает "писать", оно осталось только в "режущем" значении. Канцелярская сущность термина досталась нам, славянам. С молодых лет Сулейменов приглашал: давайте вместе прочитаем чипы миллиона слов, там нетронутые еще пласты мировой истории...
   Вкупе с ним читать бы следовало: он действительно знает то, чего другие пока не знают. Известные мне версии наших словарей относительно всех этих "чер", "кир", "пиш", как и всей остальной науки (по крайней мере, до разработки этой темы Сулейменовым с начала семидесятых годов), заканчиваются тем, что черево, либо тот же череп - он и в Африке череп, а червяк - он и в Польше, и в Литве червяк. Вот только заполз откуда - непонятно, если не идти за ним на тюркское поле...
   Очень характерным оказался этот "червь", поскольку слависты откопали его в старинных пергаментах еще и в значении "ад"... И развели руками: тебя здесь, черта, только нет хватало! Приведу исследование вопроса Фасмером.
   Червь I у него общеизвестен. А вот червяк номер два дословно:
   "Чървь II, "ад", только в др. - русск. (Олонецк, Сборнн., Доп., XV в., Срезн., 272). Неясно".
   Ключами Сулейменова подобные черные ящики можно отмыкать: связать, к примеру, "ад" - червь - геенну огненную - с пламенным, ассирийским еще горнилом, в котором не то что грешная плоть, но даже сама раскаленная земля червонеет... В современном "чреве печи" - это, я думаю, в чреве II, в жару, а не в метафорических внутренностях домны, этого "глиняного парня", потому что чрево плотское - это червь I - пузо, утроба, образная парижская клоака пускай, но не огонь.
   Суть черва II украинский термин "пекло" передает точнее, чем русский "ад", взятый из греческого "hades" - "подземное царство". Царство все же, а не сковорода раскаленная или котел с булькающей смолой для грешников. Редкое в русском языке "пекло" в ряду таких колоритных украинизмов, как "самостийнисть", "наймит", "батько", "дивчина", "указивка" и тому подобное, является заимствованием. Очень интересная среди них "сыворотка", как показатель способности какого бы то ни было языка в деле искажения чужих слов, потому что она есть ничто иное, как "сыроватка", седьмая вода из нашего сыра на российском киселе.
   Немало слов южноукраинского говора в книгах дальневосточного корейца, затем казахстанца, а теперь будто бы москвича, известного современного писателя Анатолия Кима: "мрели" (вдали), "дивились", "нещадно", "замурзанный"...
   Можно было прояснять чипы слов с Сулейменовым. Он предлагал это еще с начала семидесятых, но собеседников тогда не нашлось, была уничижительная критика и некоторый тихий плагиат тех или иных его версий или предположений... Теперь Олжас Омарович уже никому ничего не предлагает. "Эта тема пока что не востребована", - решил он и начал писать сам, потому что ресурс плодотворных лет и ночей у каждого из нас исчерпаем.
   "Пересекающиеся параллели. Тюркославистика - обоснование проекта" - название первой части его книги "Тюрки в праистории". Но этим сказано не все - у него есть дар видения исторического процесса великого переселения: не народов, а более динамичных слов по планете. Он погрузился в пучину первородного языка на встречных течениях тюркского и славянского, связал этимологию с палеографией, суть звуков с начертанием иероглифов и алфавитов. Чипы его слов сообщают о многом, ключ толкования - в знании этих двух языков и основных их диалектов. Да искры озарения от разрядов аккумулированной в нем энергии полей биполярной культуры...
   "Я причисляю себя, - пишет он, - к тюркославистам: привык любую тюркскую этимологию сопрягать со славянской и наоборот. Результаты сотен этимологий, проделанных за несколько десятилетий, убедили меня в том, что пратюрки и праславяне культурно взаимодействовали даже более интенсивно, чем древние тюрки с древними славянами. Не в пример сотрудничеству в новейшей истории".
   Поэтому "хохол" возник в этимологических построениях Сулейменова не презентом "вашему столу от нашего", а своим сугубо рабочим звеном. Но вязью иероглифов это слово вплелось в днепровское казачье устройство. Если к этому его толкованию добавить еще и ту самую запорожскую психологию, то оно, скорее всего, будет обозначать самовластие. Хохол - "сам себе хозяин". Такую самостоятельность казаки показывали даже своим внешним видом. Сулейменов прочитал логотип их прически при помощи иероглифов на портретах ассирийских царей: прядь - единица и та самая сфера, выразительно подчеркнутая бритьем. А нам весело - вот чудили наши деды с теми "оселедцами"...
   Иронизировать здесь не следует и близко.
   Хоть не настолько богат, как уже было сказано, на разнообразие волосяной покров человека, чтобы выделять нацию, как породу коней, из окружения, зато для всяких там социальных и прочих групп это как раз самая стойкая примета. Гусарские усы и шкиперские бакенбарды, борода старообрядца и иудейские пейсы, букли лорда и вельможный парик, постриженный монах и поп-расстрига, голый, как бубен, буддист и лохматый, словно Адриан Евтихеев, анархист, пестрый панк и нафабренный гарным маслом дореволюционный предприниматель - это лишь кое-что из прорвы всяких возможностей выражения "чубами" определенной сути. Не стоит разъяснять тут, что такое заплетенная и расплетенная коса.
   "Заушные" пряди с полушарий выбритой головы известны истории до Запорожья. Скажем, из текстов Плано Карпини.
   Казаки были именно той общественной группой, которая свою независимость не просто демонстрировала всем своим видом, но и кое-чего, так сказать, значимого в этом направлении достигла...
   Вот тебе и "наотмашь без разбора"... Здесь образ и менталитет нации вырисовывается... Какая-то российская газета напишет: действительность показала, что украинцев мы совершенно не знаем...
   Скоро приедем в Киев, пойду к Святой Софии... В соборе саркофаг Ярослава Мудрого. Интересно, был ли он хохлом или еще нет?
  
  

11. Земля

  
   Станция Тополи. Последний, восьмой, обыск уже на родной украинской земле. На седьмой перед этим, ни свет ни заря, нас подняли россияне. Спросили, не везет ли кто оружия либо наркотики, отобрали билеты, которые давали нам позволение быть у них транзитом, и пожелали счастливой дороги.
   Колесник, согласно инструкции, еще до границы дал команду проводникам задраить наглухо все окна и двери, а пассажирам - сидеть в купе, и теперь лично следил за порядком. В нашем вагоне он шугнул на место Полищука, который прилип, было, к темному окну в ожидании: еще с вечера он поделился с нами намерением выйти да низко поклониться и поцеловать родную землю прямо под пограничными столбами, потому что на нее, незалежную, еще не ступал ногою.
   - Залезьте, Петр Петрович, да прижмитесь себе в углу со своим паспортом, потому что границы как таковой вы еще не видали. Тут вам припаяют по гамбургскому счету, тут вам всем вывернут... - умолк, заметив меня, Колесник. И кивнул в мою сторону: - Вот едут люди, так и у них никаких проблем не будет... А у вас будут, - пообещал он двум китайцам, которые навели на него кинокамеру, - пленки вам засветят... Разве ж можно такое вытворять в режимной полосе?
   - Камера сифровая, не сасветят. Наса интереса какие люсие касества украинсев?
   - К работе дурные! Как и вы. Ясно? - кратко ответил бригадир, их язык он уже понимал.
   У китайцев сделались широкие глаза и совсем узкие рты.
  
   Не мне писать, что есть земля для украинцев. Произведения под таким названием уже созданы Александром Довженко, Ольгой Кобылянской, Елисеем Карпенко, Василием Стефаником. Вся украинская классика под другими названиями, так или иначе, - о земле, а если точнее, о человеке. Ведь человек без земли, - как говорит та же Кобылянская, - ничего не значит. В этой вечной коллизии у нас неисчерпаемый источник и для эпоса, и для драмы. Для юмора тоже, добавил Максим, и написал свою повесть. О земле. Я читал, хохотал, а о чем речь - сразу не понял... Юмористы, они за всякими там шуточками сущность упрятывают.
   Деды и прадеды наши, было у нас такое подозрение, больше кнутами размахивали, нежели бронебойными булавами. Как-то под крышей у Христичей мы нашли завернутую в промасленную тряпку, тщательно спрятанную легендарную, как казалось на первый взгляд, казацкую саблю. Но то оказалась железяка, которую здесь называют "чистиком" лемехов буккера.
   Максим тут же припомнил фамильные предания о раздорах среди его родственников за землю, за скот, за прадедовское наследство, которые доходили до мелочей.
   - Вот и чистик кто-то прихватил, - осматривал он находку. - Это теперь вроде бы чепуха, а тогда из-за нее семья на семью боем шла.
   Казаки с кнутами окультурили таврическое Дикое поле, преобразили его в живописный украинский уголок с Мирополями и Златополями, Малиновками и Зелеными, Яблуковыми и Грушевыми, и другими здешними селами и хуторами. Впрочем, это уже была генерация "новых крестьян", не с допотопными сохами на быках, а с индустриальным инвентарем, который производили гуляйпольские заводы Кернера и Кригера. Их европейского качества легкие конные буккеры и сеялки, молотильные валки и бороны, веялки-фухтели дошли до второй половины прошлого столетия... С ними люди пережили не только войны и революции, но и все радикальные реформы: императрицы, царя, Столыпина, Ленина, Сталина. А у нас еще и Махно...
   В выходные, в отсутствие председателя Козаченко, мы ходили послушать байки сторожа колхозной конторы, коммунара-махновца Кондрата Быковского, уцелевшего от репрессий скорее по дряхлости лет. Похожий, не без умысла, куделью бороды на Бакунина, он окрестил своих детей Марией и Нестором в присутствии тезоименитого батька Махно, но после поражения движения от анархистских идей постепенно отошел. Стал убежденным единоличником, в колхоз, эту социалистическую модель коммуны, так и не вступил. Его независимый земельный пай бельмом торчал прямо в центре села как вызов коммунистической системе. Все усилия поставить Быковских в общие ряды были тщетными: на защиту своей земли грудью вставала дочка Мария, и когда она начинала рвать на ней кофту, дед кричал уполномоченным: "Тикайте, у нее не все дома!". Постепенно поверили: если у кого-то подгорело в печи или свежее молоко прокисло, то хозяйка оправдывалась - Мария Кондратьевна дорогу перебежала...
   - С землей у нас перепробовано все, - кощунствует в конторе, в самом сердце колхоза, бывший анархист, - но она так и осталась для народа химерой. Побывала и общинной и ничейной, и удельной и надельной... Вот колхоз - это же какая добрая задумка. А паразитов присосалось столько, что борща нужно в очереди ждать. Тошнит уже, а впереди кого только нет. И, главное, первые с ложками те, кто не работает. Так ото батько как-то упорядочить хотел...
   - Нате вот ваш обед, - появляется дочка Мария с горшочком в полотенце. - Поешьте, пока варенички горяченькие. Замешкалась, а у вас уже, наверное, тут в животе бурчит... И язык займете, а то домелетесь... Сажать вас - только казенный харч переводить, а вот надел конфискуют.
   ...А у моих дедов конфисковали все, хоть они языки за зубами держали. Не имели времени на пустые разговоры. Работали, как окаянные, и на пореформенных подушных наделах еще при царе выбились в зажиточную семью. Из-за чего после расстрелов и репрессий от нее осталось всего несколько особ женского пола. Может, потому бабушка Евдокия Владимировна от идеи возращения раскулаченного открещивалась, как от черта:
   - Горе лишь от земли той. Хозяевам даже лечь в нее не дали, по Сибири кости где-то... А до того горбатились так, что света белого не видели. Может, и лучше, что сделали ее артельной... Никто не надрывается, все засветло дома, у всех автомашины... Песни вечером... А тогда у нас здесь, кроме петуха, никакой дурак не пел...
   Это деды по отцовской линии. Дед по матери Федор Щикот умер в голод начала тридцатых... Так что обоих дедов - а более близких людей для внуков не бывает - увидеть не пришлось.
   ...Данило, дед Максима, герой его повести, стоял за "латихундию". Как человек набожный, он каждое воскресенье ходил за двенадцать верст в Успеновскую церковь, два или три раза приносил оттуда под полою негасимую свечку. Обжигая пальцы огарком, клеймил копотью крестик на сволоке в честь этого знаменательного события и громко, не боясь участкового уполномоченного милиционера Бодню, клеймил революцию за казнь православного царя Николая и разорение латифундии в Горькой балке. Взять с деда, как и с Быковского, участковому тоже было нечего...
   В Горьком, усадьбе колонистов напротив своей хаты через речку Гайчур, дед Данило служил смолоду. От реки, с огромными аборигенами-сазанами, которые бронзовыми лбами и закостенелыми перьями-плавниками рвали неводы пополам, в процессе распахивания лугов и колхозного пользования земельным ресурсом теперь остался вонючий болотистый ручей с невиданными здесь мутантными азовскими бычками и дальневосточным ротаном. Хозяином той колонии был немецкий еврей, искреннее уважение к нему дед Данило пронес через всю дальнейшую жизнь. За что, дед конкретно сказать не мог, языка колониста не понимал, по-нашему, по-украински, Мейер только кряхтел, обувая хромовые чеботы или залезая на бричку... Хваленный дедом немецкий порядок почему-то трагически развалился с первым же залпом "Авроры": батраки спалили усадьбу дотла, разорили "якономию" и вырезали сметливых "явреев". Кто и зачем, дед не знал и к тяжкому этому греху человеческому никакого отношения не имел.
   А на руинах усадьбы, среди обломков кирпича и помутневших осколков стекла, долго еще падалицей экзотических цветов воскресали очертания прежних клумб, да зеленели кустами лакрицы по бокам контуры садовых дорожек... Мы ходили копать ее сладкий корень, наследство нашему поколению от бурлящего когда-то жизнью куска земли...
   Мир - он тесен: в Костанае есть человек, который родился в Горьком и после тех "пламенных лет" уцелел. Леон Мейер еще с целинного призыва занимал должность руководителя водохозяйственной службы. Наши гаражи были рядом, но я почти не видел его, поскольку казахстанская область, с сибирской рекой Тобол и мириадами озер, требовала от него постоянных командировок. На печь досрочной пенсии прямого потомка гуляйпольских колонистов спровадил сам Михаил Горбачев во время визита в наши края. Они то ли не поняли друг друга, то ли, действительно, владели различными формулами расчетов.
   - Так какой водный ресурс вашего Тобол-Тургайского бассейна? - спрашивает высокий гость. - И сколько дополнительно богарных земель мы сможем перевести на полив? На случай засухи...
   - Мы располагаем данными в пределах среднегодовых колебаний, а есть еще расчеты цикличности сезонных стоков и отдельный баланс сети закрытых водоемов, - чешет голову Мейер. - Вы что имеете в виду?
   Теперь чешет голову Горбачев. Оба, как зеркальные карпы, лысые.
   - Когда я на Кубани хлеб растил, то поливал, а не ждал, что кто-то приедет, а я спрошу...
   С тех пор я вижу земляка в гараже значительно чаще, при каждой встрече со мной, как человеком с общими корнями, он вспоминает цветущую гуляйпольскую землю, которая, что бы там ни было, его родила...
   Трагедию в Горьком устроили соседи-крестьяне, которых немедленно расстреляли согласно историческому приказу батька Махно. Возможно, те недоумки жили бы еще полвека и радовались, потому что через полстолетия в их живописном селе председательствовал наш зять Андрей Чумак.
   ...При нем оно украсилось новым Домом культуры с экзотическим интерьером и конторой над рукотворным озерцом, обсаженным голубыми елями из Тянь-Шаня. Водопровод, асфальтированные улицы, клумбы за ажурными оградками тротуаров. Музыкальная и художественная школы. Все бесплатно, кроме газа и электричества с целью экономного потребления. На черной представительной "Волге" Чумака мы раз за разом заруливали на земли сопредельных колхозов, а однажды даже заехали в соседний Новониколаевский район. Территория хозяйства зятя - всего лишь пять тысяч гектаров - против целинных степей тесновата. У нас там в среднем двадцать тысяч на хозяйство. На таких площадях в северном Казахстане везде одно - монокультура яровой пшеницы приблизительно на миллион пудов валового сбора и пять тысяч голов совхозного скота. Со своей "четверти" зять дает продукции не меньше, притом государственные заказы у него разнообразнее: что не клин, то другая культура - от озимой пшеницы до технического репейника, но на такой же общий уровень валового сбора, как и у коллег-целинников. И те же, что в среднем на каждое хозяйство Казахстана, пять тысяч коров. Но плюс к тому еще и три тысячи овец. Да по отдельной ферме свиней, гусей, кур, уток, кролей... Главная колхозная фигура - механизатор в фирменном комбинезоне, на окраинах села полевые станы - снежно-белые постели, баня, столовая, библиотека, телевизор, бильярд... Каждая семья либо имеет автомобиль, либо ожидает в очереди... Демобилизованному из армейских рядов - машина за колхозный счет, а молодоженам к свадьбе - ключи на блюдечке от квартиры...
   Зятю в тот раз было некогда - крестьяне ждали Горбачева. Я крепко пожал Чумаку руку, советовал подзубрить цифры, особенно баланс заиленных гайчурских стоков, и возвратился домой.
   - Горбачев тогда к нам так и не доехал, - рассказывал потом Андрей, - заплутал где-то на тропинках своих реформ. Но я сам сложил свои полномочия и пошел в служащие, потому что тарахтела в его телеге очередная революция... А зачем самим сделанное самому же и ломать?
   Кривые генеалогические древа наших сел, с косослоем обескровленных в реформах худых и бледных прослоек годичных колец, были отражением болезней корневой системы крестьянства, нерешенности проклятого земельного вопроса, и я понял тебя, Максим. У тебя не ответ на него, и не юмор, а панно - в несейсмической зоне тучных черноземов нас трясет, трясет и трясет... Людей, "дурных" до надлома, без разумного немецкого предела в работе, трясет. Вековые ссоры, переделы, перманентные революции... За такое тебе счет выставить могли, потому что как раз начиналось еще одно великое реформаторство...
  
   Остановка для пограничных процедур - три часа. Вагоны закрыты, лишь новых пассажиров впускают. Их много, все проходы заполонили огромные китайского производства клетчатые сумки: рубеж пересекал мелкий коммерческий люд, двигатель нынешней международной торговли. Уже и он устроился и угомонился, а мы все стоим в Тополях. Тихо, слышна только ругань деда Полищука: он обзывал кого-то живодерами и просился на улицу... На свою землю...
   Полищук не дед. Ни иерархически - внука от дочки-мастерицы он никак не дождется, ни биологически - до шестидесяти ему еще надо дожить... Дедом и чертом лысым, как он сам изволил выразиться, его сделал Чернобыль. И интенсивно доделывает, потому что на льготы нет преференций, деньги на дорогие лекарства не доходят.
   - Уже как будто окошко кассы видно, а тут раз - и какая-нибудь холера. А теперь мне нужны справки, что детей брошенных нет...
   Пока Петр Петрович ликвидировал аварию на очередном бумажном объекте, вышел срок действия абсолютно всех, предварительно накопленных. Сбору свежих документов, от справки о несудимости в Украине до отсутствия там лиц на иждивении, посвящен этот его вояж. А еще они, "изотопные, аж светимся", замышляют шествие с факелами по Крещатику... Я бы тоже с ними пошел. Полищук дал мне почитать свой радиоактивный дневник - волосы дыбом встают... По приезду казахстанцы лагерь разбить не могли, к людям сбегались покинутые, с пухлыми выменами коровы... А люди вызвали расстрельную команду...
   Светало... В мутном растворе кюветок вагонных окон начинали проявляться знакомые снимки родной земли...
   Хоть митингуй, как Полищук, хоть молчком сиди, а сердце колотится...
  
  

12. Киев в ракурсе Бату-хана

  
   Широким Днепром и откосами круч Киев отгорожен от изумрудной левобережной низины. Семь с половиною веков назад в один из солнечных летних дней киевляне с ужасом увидели ее черной... Семь веков - это не много, это живая эстафета всего из семи столетних дедов, которые есть везде... Если нет, возьмите восемь девяностолетних...
   Татаро-монгольские орды через Чернигов сюда привел хан Батый, здесь он расположился лагерем и, как теперь мы, смотрел со своего муравейника на большой зеленый город под золотыми маковками соборов и слушал набатный гул колоколов Святой Софии... Да предложил киевлянам статус "гобалыка" - дружественного города с умеренной данью - до десятины прибыли. Без рати. Десятина одновременно была бы платой за безопасность "гобалыка". От угрозы православных единокровных братьев-князей, к примеру...
   В том завоевательном походе, который перевернул вверх ногами мир, требование Орды - уплатить дань без крови - принял Господин Великий Новгород. Он уже знал ответ киевлян, унаследованный от древних: "Родина или смерть!", и трагический финал их рокового выбора...
  
   Киевский перрон бурлил. Сновали носильщики с похожими на ордена бляхами, метались "дикие" таксисты, через рупоры созывались прибывшие на акцию в связи с голодом тридцатых депутаты с мест; мельтешили россыпью или возвышались ступенчатыми ацтекскими пирамидами клетчатые сумки - попутный торговый люд из вагонов нашего экспресса органически вливался в здешние колера. Без китайских сумок была лишь группа наших китайцев, которых уже обнимали киевские китайцы. Не встретил никто Полищука, хотя он говорил, что будет инициативная группа и племянник на "Мерседесе"... Набегается он со своим паспортом за теми документами... Чемодан его нес сам Колесник, на всякий случай он дал Петру Петровичу свой номер телефона:
   - До следующего рейса буду дома. Случится что - звоните, знаем мы их на "Мерседесах"...
  
   Я не хотел, чтобы меня встречали, а Радченко, надо сказать, и не собирался. Эти спутниковые телефоны наделали делов: ни тебе неожиданности свиданий, ни печали разлуки, ни тоски по ближнему... Воля, прости господи, надоел мне за дорогу своими звонками... Мы с ним определились относительно завтрашнего дня, общего ужина, и что ему теперь здесь, на вокзале, делать?
   Привычным маршрутом мы с супругой двинулись на такси в гостиницу, номер в которой заказали еще из дома.
  
   Любое наше пребывание в "матери городов русских" сводится к сплошной ежедневной суете и ночевке в этом небольшом, давно присмотренном тихом домике среди старых киевских каштанов. Короткая улица отсюда ведет прямо к Золотым воротам и Святой Софии - можно только представить, сколько следов пологим ее спуском пролегло... Сколько прошло поколений... Сколько лет отшумело... Расположимся, пройдем и мы в который уже, слава Богу, раз...
   В гостинице положительные перемены - спутниковое телевидение. Его частоты пронзили все постсоветское пространство как ответ на дешевые и сердитые дистрофические национальные телеканалы. Еще недавно мы не знали, куда от них деться. Теперь не знаем, как местные новости выловить в этом вселенском половодье....
   Нам показали и предложили с дороги кофе. Блок столичных новостей заканчивался темой культурной жизни. В Союзе писателей произошла драка за помещение, захваченное какой-то фракцией, среди участников заварухи промелькнуло воинственное лицо как будто бы литературного критика Батуры с галстуком на спине. Или, может, кого-то на него похожего - завтра спрошу, в обед у меня с ним встреча... В Ледовом дворце гастролирует звезда московской эстрады, а на выставке собак победила длинная, как пришкольный бум, такса, ей нацепили награду, медаль елозила по полу...
   Длинной таксой прямо под нашим балконом разлегся черный "Линкольн", вроде бы как Филиппа Киркорова, "звезда" тоже остановилась здесь, с нами. А почему бы и нет - уголок тихий, двор незаметный.
   ...Володар с мобильником встретил нас по дороге к Святой Софии. Он изменился. Как говорится, к лучшему. Воля всегда был аристократом. Зеленым дипломником с небрежным лоском в одежде, манерах и речи, что очень волновало девчат... Гордым и дерзким, со впалыми щеками, специалистом - тогда уже больше беспокоилась Галина, чтобы за него меньше "волновались" некоторые другие... Теперь к нам подошел респектабельный, румяный и сияющий чиновный муж... На нем написано, что все отлично. Без комментариев.
   - Да, думаю, наведаюсь и я с вами в храм, иначе не получается - все мимо да мимо. Дайте я вас обниму, от вас еще степью пахнет...
   Пока мы шли да брали билеты, Воля вводил меня в курс процедурных порядков нашей уже теперь конторы.
   - На этом все, - сказал я на пороге храма. - Здесь грех о суетном...
   В стенах Святой Софии лучше не думать, а чувствовать. Скажем, течение времени... Пускай стоишь ты как киевлянин двенадцатого века... И молишься в его личине за Киевскую Русь, за великого князя Святослава, потому что лютые усобицы пошли, братская кровь льется... Нет, лучше стой здесь со свечкой, как киевлянин одиннадцатого века, потому что там еще Ярослав Мудрый, за него можно было молиться, а за тех, из двенадцатого, уже поздно... Это они в жестокой схватке за наследство измотали людей и проглядели державу.
   - Почему не стало Киевской Руси? - спросил я Волю.
   - Ты понимаешь, в свете современной социально-политической практики вся наша прежняя история видится конкретнее. Уже не в виде академических баек. Мне за зерном да фуражом на все это и времени нет, но у нас племянник Галины живет, я как-то в его учебники заглянул... Спасение, что тут, в храме, материться негоже...
   - Почему не стало Киевской Руси? - переспросил я Волю.
   - Сгинула в грызне кланов.
   - А я думал, ты скажешь, от татаро-монголов...
   Татаро-монголы - полуправда, версия для букварей и собственного утешения. Более интересна она методологически, потому что от нее берет начало отечественная концептуальная линия толкования логики внутренней истории исключительно внешними обстоятельствами. Хотя все было наоборот.
   ..."Гобалык" еще до Батыя предложил Киеву его племянник Менгухан, но город раздирали распри: даже выслушать потенциального громилу было некому. В нынешнем значении "орды" наилучшим образом выражена ее суть - это преимущество биомассы, господствующей биомассы, а человеческая биомасса по-звериному хитра в добыче. Историческое изобретение тех кочевников - дань как метод долговременного пользования окружающей средой, как случай, когда и овцы целы, и волки сыты...
   ...Если не данники, то смерть. Это киевлянам было хорошо известно, и Орда выжидала... Но кровавая свара за власть продолжалась на глазах изумленных монголов даже тогда, когда за ответом явился сам "властелин вселенной"... И смотрел Бату-хан из низинного берега на тот, высокий: черниговцы рассказали ему немало... О сорокалетней руине, которой закончились века зодчества, об упадке и новом раскладе сил. О соседях-миротворцах, после которых без золотых куполов остались Десятинная церковь и Печерская лавра. Даже святыню киевскую - икону византийской Богоматери - кровный родственник, князь владимирский, прихватил с собой при последнем погроме.
   ...Икона уцелеет во Владимире, а в другом тезоименитом граде великих князей киевских, Ярославле, отыщется копия "Слова о полку Игореве". Полную редакцию "Повестей временных лет" через провалы столетий мы прочитаем по Лаврентьевской летописи земли Суздальской. Там же отыщется "Поучение" Владимира Мономаха. А многое пропадет навсегда, последнее письмена исчезнут в воспетых Василием Стусом палимпсестах. Эти выскобленные средневековыми монахами для своих нужд старинные пергаменты были инкунабулами нашей нации...
   Солнце Киевской Руси закатилось за горизонт в усобицах еще до ордынцев. И когда князья-соперники все-таки поняли, кто к ним пришел, то побежали, куда глаза глядят: "главный" князь Михаил Всеволодович умчался аж за Карпаты в Венгрию, сгубив перед тем ханских послов... Тем самым - всех покинутых киевлян, потому что Михаил хорошо знал не только Батыя, но и Ясы его деда Чингизхана, которые за такие действия предусматривали поголовное уничтожение стороны нарушителя элементарных дипломатических норм. Обреченные, с боярином из простолюдинов же Дмитрием во главе, киевляне в обороне фактически выбирали наиболее достойный способ смерти. Впервые за всю историю города он защищался без князей, ни одной белой кости не нашлось.
   Но и после того, 1240 года Киев останется в живых. Как и защитник Дмитрий: за героизм и храбрость приговор о его казни победители отменили. Вскоре после нашествия Батыя упомянутый уже нами францисканский монах Плано Карпини первым из западных европейцев прибудет в азиатский Каракорум с посланием Папы римского Иннокентия IV к "бичу божьему" - императору монгольскому. Посол попадет на коронацию хана Гаюка.
   Миссию свою монах исполнит безупречно - привезет ответ "бичей" святому престолу и бортовой дорожный журнал, известный теперь как "История монголов". В первых ее главах сообщается о внешнем виде аборигенов степи, моде кочевой знати на два закрученные за ушами "оселедца", а последний раздел является "командировочным отчетом": убыл в 1245 году из Киева как конечного пункта Европы. Возвратился "с того света" в 1246 туда же, с перечнем лиц, которые могли бы это засвидетельствовать: православные киевские князья и известные люди города. "Киевляне, - пишет Карпини, - радостно вышли нам навстречу... Данило и Василько, брат его, устроили большое гуляние и удерживали нас против нашей воли восемь дней".
   Жизнь "матери городов русских" под монголами продолжалась. Низшая фаза упадка Киева еще впереди. В относительно тихие и мирные времена ее обусловит появление турок в Византии: тысячелетний путь "из варяг в греки", на котором город родился, расцвел и заявил о себе на весь мир, станет с тех пор "путем в никуда". При наших "добродетелях" Эль-Канани с Роксоланой все магистральные торговые направления вообще обойдут нас стороной, по синей днепровской воде в Блистательную Порту поплывет в основном живой славянский товар из более густонаселенного - от Славутича до Карпат - Правобережья. Именно так попала в Турцию и сама Лисовская.
  
   - А почему, между прочим, у вас мова наша, а билеты для иностранцев? Вы что, не здешние? - поинтересовалась сотрудница заповедного комплекса...
   - Казахстанские...
   - А у меня сестра в Кустанае с молодых лет живет.
   - Вот мы как раз оттуда...
   От сестры сотрудница знает, что в Казахстане этот год урожайный, и это берет ее за живое:
   - На глобус глянешь - с ноготок той Украины, а мировое средоточие, если верно говорят, эталонных черноземов. Но снова недород... Что интересно: при любых властях, правительствах и партиях наша корова не доится...
   - Вы что, уважаемая, в церкви такую ересь иностранцам несете, - останавливает ее гневную проповедь Воля.
   - Каким там иностранцам, - вздохнула женщина. - Я еще не слышала, чтобы настоящие иностранцы украинскою мовою разговаривали.
   В киосках колокольни собора бойко распродаются плакетки-сувениры под золото скифов, животворные крестики и копии сребреников Ярослава Мудрого, которые я себе приобрел. На монетах великий князь киевский, как и старинный ассирийский царь, сидит на троне с тем же волейбольным мячом и дирижерской палочкой...
   Нет, "хохлом" Ярослав Мудрый еще не был: державный круг и палочка у него еще по отдельности...
   - Воля, ты как-то спрашивал меня, что там у нас толкуют относительно "хохла", да только посмеялся. А получается, что оно, это слово, к твоему имени ближе. На стационарном троне - ты, Володар, всем владеющий. Властелин. Обе твои руки верховными символами заняты, нос нет возможности вытереть... А мы, казаки, всю жизнь в полевых условиях, нам руки свободные нужны... И материализованный знак власти у нас должен быть более компактным, объединенным - палочка с кругом в одной руке! Старый символ в новых условиях. В ином, более универсальном значении. Булава!
   - Так что - булава это и есть тот "кокил" или "хохол"? Луч солнца?
   - Надо было внимательно слушать тогда, когда я тебе рассказывал. Булава стала государственным символом и теперь, в соответствии с законом, неприкосновенна, сущность ее произвольному толкованию не подлежит. Булава - и все! Изучайте дальше здесь сами...
  
  

13. "...мы, братья, казацкого рода!"

  
   По офису нашей фирмы виден размах и святое ее призвание во имя человека. Все чинно, даже монументально, но без излишеств. Неведомая, тайная магия вызывает легкое волнение, так и должно быть: в церкви - перед богом, в конторе - перед чиновником. Этой цели здесь все подчинено так, чтобы человек, едва ступив за порог, знал, куда пришел. Словом, я про себя отметил, что имидж нашей фирмы в руках настоящих профессионалов, а первое впечатление перекладывается на все остальное...
   Президент компании Журба два года работал в Казахстане еще по дипломному распределению.
   - Чуть было не остался на целине, - вспоминал он при знакомстве.- Что у вас там для агронома привлекательно - так это монокультура, да еще и яровая: весной посеешь, осенью пожнешь, а зимой спишь вместе с сурками. Это совпадает с природным циклом, поэтому вы там не такие нервные. А мы посеем да всю зиму маемся - то вымерзнет, то выпреет...
   На этом наше знакомство закончилось, пословица "рыбак рыбака видит издалека" - не юмор, а жизненная сентенция.
   ...Украина сначала рассчитывала на полмиллиона тонн казахстанской пшеницы, но возник дополнительный спрос еще на сто, а может, и больше, тысяч, и компания энергично включилась в разработку этой темы. По стратегическому плану Журбы, который уже действует, мы должны поставлять более дешевый хлеб, иметь выигрыш на прямом, без услуг посредников-дилеров, трейдеров и всяких зерновых союзов, завозе, но в этом случае растет доля риска, мы не знаем участников тамошнего рынка. А они начнут набивать цену, там еще и Россия объявилась покупателем. Поэтому компании нужен в Казахстане свой "человек оттуда".
   - Наши представители у вас там уже предметно в дела включились, - сказал на прощание Николай Тарасович, - решены транспортные вопросы, помогли мои старые связи. Вот вы и будете связующим звеном, своим у нас там человеком, а не заезжим купцом. Будете, я думаю, долго... Зерновая проблема обостряется... Если не знаете - почему, то в процессе работы поймете, не будем тратить время зря. За вами теперь поиск и рекомендации серьезных партнеров, цены, темпы отправки, качество зерна и акты согласований. Чтобы не было никаких там форс-мажоров! Мы должны сыграть на опережение. Будьте постоянно на телефоне, я свой тоже не выключаю круглосуточно...
   От имени правления фирмы он подарил мне роскошную увесистую книгу и крепко пожал руку.
   Журба согласился с моей задержкой в Украине на двое суток (они выпадали на выходные), потому что за годы того казахстанского распределения в моем положении побывал. Знал, что прискочишь сюда запыхавшись, а здесь все разом: и работа, и родители, и друзья, и мысли о том, что уже назад нужно. Кроме того, это был компромисс, потому что как бы ни журился Журба о хлебе для народа, я до его сведения довел, что в контракте с компанией усматриваю служение родине в трудное время, а родина детей с порога не прогоняет...
  
   В пятнадцать минут второго мы пошли обедать в ресторан на Крещатике. Людей там почти не было, интерьер с яркими подсолнухами над плетнем напротив воссоздавал национальный колорит, и Воля в русле этой темы заказал жареную свиную ногу да бутылку горилки с перцем.
   - И с сы-ром пи-ро-ги, - пропел я.
   Официант посмотрел на Волю.
   - Делайте, - подтвердил он.
   За столы у плетня усаживалась какая-то шумная компания...
   - Как там ваши села и нивы? - спросил у меня Воля.
   - По-всякому... Ты же помнишь: рискованная зона, девяносто безморозных дней, знойный июнь без дождей...
   - Это не забудешь... Я прошел через Айдарли, Коктал, Сарыузень... - задумчиво ответил Воля и отобрал у официанта бутылку. - Мы сами себе нальем да посидим тихо, - сказал он ему.
   - Раньше целинная жатва гудела, как ярмарка: батальоны техники, кучи указаний, толпы уполномоченных. Теперь все тихо, село говорит, что на него плюнули. А хлеб - тот же самый...
   - Ну, скажем, не совсем тот. Просто у вас там, в Казахстане, с населением не густо. Небольшая доля собственных затрат, поэтому высокая товарность... Давай лучше выпьем за встречу и за хлеб... Мы с тобой всю жизнь, как говорят, с хлебом нашим насущным...
   - Население - населением, а свои четыре миллиона гектаров Костанайщина ежегодно засевает полностью, - чокнулся я с Радченко.
   Мы выпили за дружбу и святой предмет нашего цехового ремесла - хлеб.
   От плетня с подсолнухами полилась и заполонила пространство звонкая мелодия песни о цветущем терне.
   - Как китайцы в нашем поезде, - пошутил я.
   - В поезде? - нарастил в шуме-гаме ладонями уши Воля, но тут у него где-то за поясом запищал телефон.
   - Не слышно ничего, - кричал он в отстегнутый мобильник. - На улице мы, галдеж вокруг... Ясно... Ясно все, уловил...
   И пристроил маленький аппаратик перед собой не столе. Тот мигал лучиком индикатора.
   - Вечером пойдем на "Запорожца за Дунаем", Галина купила билеты, - передал Воля суть разговора. - А как вы там, втрое меньшим населением, засеваете втрое большую площадь - я не соображу. Мы посеяли не все...
   - Как это - не все?..
   Володар долго кромсал ножиком свинину.
   - Знаешь, у меня пока здесь не совсем все, как надо... Местом своим на фирме я дорожу, как надеждой. Не больше. То, чем мы тут занимаемся - не дело... Я шел не покупать хлеб, а как вы - продавать... Шел с юношескими еще иллюзиями обоснования политики и структуры инвестиций в наше национальное богатство - чернозем, чтобы завалить эту сытую морду, Европу, своим хлебом... А у нас поля в чертополохе.
   Воля замолчал. Я листал подаренную мне книгу - это было представительское издание об Украине для ее гостей с переводом на английский язык. Пастельная палитра пейзажей - желтые нивы под голубым небом - цвета государственного флага... Мудрая все-таки у нас компания, примостилась к самой верхушке...
   - Плохо, что я твоего товарища-писателя Христича не знал, - произнес Воля после паузы. - Ни плюсов, так сказать, ни минусов... Знакомился с его делом наш представитель в том регионе, Демченко. Серьезный парень, он тоже ничего того не знает. Слушаем, возразить не можем... Уже и лет немало прошло, эпоха изменилась, государство другое, а дело комментируют те, кто к его ведению был причастен. Отвечают так, что ни с каким сомнением не встрянешь... В той уличной стычке все доказательства против Христича, на трех убийц он напал сам в первый день командировки. Прибыл, поселился в гостинице, вышел на улицу и набросился... Смеркалось уже, да и малолюдно там всегда, как говорит Демченко, но свидетели есть... Это и вызывает сомнения...
   - Видно, что белыми нитками шито?
   - Наоборот... Гласность самого дела будет невыгодна для памяти покойного. Намекают на его нетрезвость, но материалы экспертизы в секрете... Вообще ничего не показывают: государственная граница, военная тайна. Официальная версия банального бытового случая остается, так бы сказать, наилучшим траурным венком... Тем более что дальнейшая разработка темы безнадежна, если за всем кто и стоит, то ему разве что вслед плюнуть можно... А что стоит кто-то - это чувствуется...
   Позвонила Галина, на "Запорожца" нужно идти не позднее шести вечера, потому что в семь часов уже начало.
   - А ты того Тепличного нашел? - спросил я Волю. - Они в одной редакции, говорят, когда-то работали...
   - Тепличный - человек известный, чего его искать... Но я не успел...
   - Тогда давай завтра, после Батуры, к нему и пойдем вместе...
   - Пойдем, царствие небесное, все там будем, но не все разом... Семь лет за свои стихи тогда отсидел, нутро отбили... Теперь говорят, умирал - денег на пилюли не было...
   - Давай помянем Старика, - предложил я. - Я, кажется, начинаю что-то понимать...
   - Чувствуется в них дух корпоративности, - продолжил Воля под закуску, - они как-то там на все ответы нацелены. И словно с атакующих позиций. Вот, скажем, в связи со спецификой дело велось на русском языке. Ни у кого вопросов не было - русский так русский, не папуасы же те Христичи... Сейчас говорят: ваша сторона даже не на государственном языке свои обращения составила, хотя все на самом деле украинцы.
   ...За столами у плетня, видимо, узнали Волю, потому что пришли оттуда, взбодренные уже, за нами. Их российская фирма всем своим украинским персоналом праздновала день рождения кого-то из сотрудников. Только под предлогом важности переговоров относительно казахстанского хлеба мы отбились от настойчивого приглашения присоединиться и проводили ходоков тостом с наилучшими пожеланиями. Вскоре из-под подсолнухов донеслась знакомая мелодия:
  
   Ой ты, дорога длинная,
   Здравствуй, земля целинная...
  
   Официант принес пироги:
   - Такие, не такие - пробуйте...
   Кузнечиком стрекотал мобильник, Воля сердился и кричал ему: "Успеем за Дунай, что мы, маленькие", а потом, со словами "моргает тут", выключил его совсем и спрятал за пояс, потому что закончилось пение, и от того стола пришли снова...
   Я тоже отключил телефон и забрал с собой пироги. Нам дали слово, и я от имени народа Казахстана искренно приветствовал юбиляра и стал крепко жать ему руку, но в центре внимания оказался не юбиляр, а директор фирмы. Виновница праздника, девушка, поднялась с противоположного края, и я направился туда...
   - Я что должен сказать в продолжение тоста, - слышались вслед слова Воли. - Пускай нам всем будет стыдно сегодня перед человеком, который целует нашу...
   - Олену, - подсказал кто-то сбоку...
   - Даже больше можно сказать, Оленочка, - только он и имеет такое право, а нас никого и близко не подпускай, потому что мы у них хлеб берем. Покупаем, потому что у самих нет. Такая щедрая земля - а хлеба нет!
   Прозвучали аплодисменты, все, видимо, думали, что Воля имеет в виду принесенные мною пироги. Я хотел было возвратиться да попридержать Волю, ибо его как бескорыстного борца в некоторых ситуациях знал хорошо. Тут, после седьмой рюмки, уже не пирогами пахло. Но меня усадили возле Олены. Впрочем, пускай выступает, перед ним его друзья-единомышленники...
   Воля втолковывал единомышленникам из фирмы под российским флагом, что и у нас, и в России позитивные процессы широким фронтом пошли вглубь, и тут, и там организованно капитализировано все социализированное тремя поколениями для четвертого, и, главное, успешно завершилась полная приватизация и экспроприация прав туземного люда, который теперь поодиночке жалуется в страсбургские суды на свои правительства и государства. И, что характерно, кто напишет - тот и выигрывает. Поэтому туда, в лоно Европы, под защиту цивилизованного законодательства, нам нужно идти сразу всей страной, ведь иски есть почти у каждого. "Другого выхода из джунглей нет!", - заключил Воля и, словно освещая путь к европростору, вознес, как факел, чарку.
   Украинцы российской фирмы аплодисментами поддержали Волю и согласились апеллировать от имени России к Западу также, тем более что им вроде бы уже давно предлагают в НАТО, но Радченко велел ждать, потому что никто, если разобраться, никого в то "лоно" не зовет. Даже, вот увидите, не пустит, там без нас немало голытьбы развелось. И пальцем нас не манят, а направление указывают. А может, просто у виска крутят, потому что если на то цивилизованное поле мы двинем отсюда вместе, то вытопчем все и будет там точно такое же тырло, как и здесь...
   Все были заняты политикой, мы с Оленой, она оказалась моей землячкой из Гуляйполя, наговорились в баре... Никто насчет юбиляра за это время и не хватился.
   ...Мы шли по ночному Крещатику. Я с сувенирной книгою под мышкой, а Радченко с оторванным соцветием мелких полимерных подсолнухов, которые вошли в наш счет за пятьдесят долларов.
   Воля громко пел:
  
   Ще не вмерла Укра?ни
   I слава, i воля!..
  
   Потом икнул, откашлялся и спросил:
   - А где ты с ними снюхался?
   - Кто с кем?
   - Спрашиваю, как они оказались в поезде с казахстанской стороны?
   - Кто с кем, в конце концов?
   - Те твои фирмачи, именинники...
   - Так разве то не твои?
   - Здрасьте! - остановился Воля. - Ты же говорил, что одним поездом ехали... Китайцев еще каких-то упоминал...
  
   Ще нам, браття молодi?,
   Усмiхнеться доля!
  
   - Идите, братья молодые, лучше домой свою книгу читать, - посоветовали какие-то люди в камуфляже, - пока мы вас не отвели куда следует. Как маленькие, ей-богу...
   - Меня Воля зовут, - кричал Володар, - а волю в арестантской не закрыть! А со мною - коллега, золотая голова, если бы вы знали, что он для всех нас значит, - объяснял он людям в камуфляже...
   Под песенную угрозу - "... и покажем, що ми, браття, козацького роду!" - я затолкнул коллегу в такси.
   Голос у Воли неплохой, но лучше было бы "Запорожца за Дунаем", то есть Карася натурального послушать...
  

14. Максимы

  
   Я чуть свет поднялся первым: нужно срочно определиться с занятием, чтобы вроде как некогда было вступать в дискуссии относительно вчерашнего. У меня, правда, с супругой относительно таких случаев устный брачный контракт: все немедленно утрясается с вечера, по факту, и ничего не переносится на новый ясный день, иначе вся жизнь будет кошмаром. Но сегодня, на всякий случай, нужно подстраховаться... Ближе к обеду будет легче: там встреча с критиком Батурой, потом галопом еще по некоторым адресам, а на ночь едем в Гуляйполе.
   Хотел было, как советовали ребята в камуфляже, сесть за изучение подаренной книги, но, пока искал, в спальне номера скрипнул паркет: видимо, встала супруга - время здесь по сравнению с нашим опаздывает, - и я сосредоточенно углубился в тетрадь Христича, которая первой попалась под руку.
   Тетрадь под названием "Максимы" - единственное, чем я не стал мучить компьютер и забрал с собою в оригинале... "Максимами" вообще-то именуются короткие выражения этического содержания, но Максим взял это название как отцовское имя для разного рода мыслей, впечатлений и заметок на бегу, которыми мелко заполнил большую половину страниц. С ними я и решил теперь познакомиться.
  
   У писателя железные лимиты времени, слов, фраз... Как у автомата Калашникова: рожок на одну очередь. Но так: ты стрельбу еще не закончил, а все уже наповал...
   В нашем ремесле можно дойти до уровня более-менее понятного изложения на бумаге фрагментов того калейдоскопа, которые безграничный мир воспроизводит в голове соответственно ее конструктивным возможностям - широты кругозора, высоты мировоззрения и глубины интеллекта... Но ты не бойся, бери перо, учись, ничего здесь страшного нет - мы же пишем... Хотя, возможно, как говорил Шукшин, лучше было бы на гармошке научиться...
  
   Выстрели стихами, как подснежник весной, что ты смолоду хнычешь: "отцвели уж давно хризантемы в саду"...
  
   Не ходи один с зонтиком в толпе - тебе сухо, а на других стекает.
  
   Впервые видел самого Руденко - габаритный дядька, до этого возглавлял коммунальное хозяйство. Типичный руководитель, хозяин, меткий на слово, доходчиво объяснил подчиненным, что такое номенклатура. Это миска с варениками в масле, которую нужно постоянно встряхивать, чтобы не слипались. Какой, бывает, вылетит на землю, то кто ж его назад покладет...
  
   Куприяновна говорит, что если так дальше пойдет, то скоро ночами совсем темно будет. Звезды быстро скатываться стали, особенно на новолуние, раньше такого не было. Это сколько же их пропало - сидишь на завалинке, а они вокруг тебя наземь падают...
  
   Бывает, что никто того произведения не знает, кроме известной оттуда цитаты - жемчужины из пустой уже раковины, поскольку остальная белковая слизь моллюска растворилась бесследно. Поэтому, макнув перо в чернила, подумай о композиторе Вагнере, пусть ему на том свете легонько икнется. Он, кажется, шестнадцать опер начал, написал к ним арии, но белковой массы не добавил... Эти арии из опер, которых не было и нет, живут, причем так и называются - ария из оперы...
  
   Сделай полочку - хлам наберется...
  
   Манера езды - камикадзе.
  
   Как говорил участковый милиционер Бодня, казахи кочевали в поисках новых пастбищ, а цыгане - новых дураков. А я как раз навстречу шел, у меня все на цифру семь. В семь - школа-семилетка, потом семь лет - техникум с институтом. В трижды семь - двадцать один - я в людях... Седьмой год, как "вышел в степь донецкую парень молодой". Эмигрантом. - "Осенью будет тебе какая-то рубежная перемена, - сказала цыганка. - Совместно с державою, соколик..."
  
   Почти так все и получилось. В державе рубежные перемены, их ждали все. Государство живет... А кто на рожон полез, тех уже нет... "Безумству храбрых поем мы песню"...
   Дальше в тетради Максима шла "Большая максима". Я прочитал, она небольшая.
  
   Все литературные жанры человечеством выстраданы. Я долго причислял фантастику к несерьезному чтиву, пока не понял, что именно через нее литературное вмешательство в круг некоторых проблем наиболее эффективно: меньше всякой болтовни относительно твоей точки зрения. Ты заострил внимание - кому нужно, тот поймет... Другие покачают головой: под такое, мол, этот жанр специально и отведен... И никаких тебе агрессивных выпадов.
   Нужно написать фантастическую повесть как не очень сердитую, лояльную отповедь старым литераторам, которые, спасибо им, собрали нас на съезд молодых, многообещающих... Перо они держат крепко, о языке заботятся, всегда на страже, наступательная их психология, кажется, стала мировоззрением и перешла на все материи современного бытия. Я записал суть их тезиса дня: "Прогресс работает против человечества, он не остановится, пока не уничтожит его окончательно!!!".
   ...Сюжет фантастической повести - напряженный драматический момент сохранения генетического кода человечества в период трансформации галактик.
   День у человека приземленный: сосредоточься, работай, созидай - под ногами твердь... Голову поднять некогда. Ночь открывает дверь во Вселенную. Сядь и посмотри, в каком необозримом океане и с кем ты плывешь... Дрейфуем косяком - одни особи исчезают, другие возникают; косяк остается. Природа обеспечивает долговечность видов за счет существования роями.
   Человечество - это коллективная биологическая особь, оно есть нашим "Я". Мы - выходцы из той водной планктонной мезги, которая дергается в конвульсивном движении, как способе существования простейших путем постоянного обновления среды для контактного обмена веществ... Водохлебство и непонятная науке "эпилепсия" - это реликтовая память человечества о колыбели-океане и стадии судорожного своего развития в водной среде...
   Уничтожение вида есть смерть биологической особи, на творение которого природа затратила миллионы лет. В этом она никак не заинтересована, она кует крепкую цепь. И человек в ней не исчезает бесследно, хотя на первый взгляд это так: сколько поколений исчезло, а земля даже костями не покрылась, все кругом чисто. Скелет - вот тебе и все останки, но и они, даже похоронами законсервированные, тленны. А сколько всего было вложено в эти трухлявые конструкции. Куда все ушло?
   В передачу опыта, в генетический код... Код долговечнее египетских пирамид и самой Земли... Разбегутся галактики, уже не раз разбегались... Раскрошится молекулярно-атомная структура всего и вся... Все превратится в невидимую энергию поля... Ничего не останется: ни золота скифов, ни камеи Гонзаго, ни Галактики... Потом все сбежится на противоположных концах искривленного пространства - и новый взрыв, новая материальная Вселенная.
   Так существует материя, такая у нее пульсирующая жизнь: угасает - возрождается, угасает - возрождается, угасает - возрождается. Разум космическими пульсарами каким-то образом раз за разом передает обогащенный опыт. Каждая последующая цивилизация шифрует более прогрессивный код, нежели тот, который оставлен ей. Отгрохочет очередной "первичный" взрыв, остынет все постепенно - и вступает в действие заложенная программа... Для следующего, более совершенного, по законам диалектики, биологического образования в новой галактике.
   Галактики и цивилизации были до нас, пока неизвестно, каких пределов они достигли и что заложили нам... Это ближайшие два-три миллиарда лет покажут... А что нам самим предстоит зашифровать и передать, как эстафету, в виде основного и запасного эволюционного кода - нужно думать уже сегодня. И если ты к движению сопротивления прогрессу примкнул, то знай - те судороги простейших у нас теперь развиты до неуемности осмысленного движения.
   В повести нужно не забыть об актуальности разработки более динамичной программы эволюции разума, ибо те, кто программировали ее нам, слишком много времени отдали динозаврам. В тот период природно-климатические условия были уже благоприятствующими, но людей на Земле почему-то еще долго не было. Поэтому несколько громадных астероидов (не последних, кстати) проворонили - нечем и некому было на подлете расстрелять, хотя возникала реальная угроза существованию основного кода. На мой взгляд, мы и так уже отстаем от глобального вызова времени, а здесь эта философия агностицизма на съезде да патриархальные рассуждения о вреде прогресса...
  
   Татьяна вошла и молча занялась приготовлением кофе.
   - Какими же мелкими заботами живем мы, насекомые, как мелко плаваем, - обратился я к супруге. - Садись, я прочитаю тебе максиму. Она не длинная...
   Супруга не села, слушала мимоходом.
   - Что касается мелких забот, то вы вчера свои телефоны отключили, а Волю в это время срочно разыскивали из конторы... Галина беспокоится, говорит, он там и так на волосинке висит...
   - С чего бы это он висел. Не без проблем, но как профессионал Воля - птица высокого полета. Политизированный немного...
   - Потому и висит. Галина говорит, что весной все столичные учреждения проверялись насчет использования государственной символики и атрибутики. Воля как будто бы выступил в ответ с предложением, чтобы всему персоналу их конторы за счет бюджета выдали чеботы и красные казацкие шаровары. Они, дескать, при исполнении обязанностей по всему миру за хлебом ходят, заодно будут образ своей страны пропагандировать. А помощник Кучмы говорит: идея оригинальная, дай я твою фамилию запишу, чтобы не забыть...
   - Правильно! Воля, то есть, молодец, правильно сказал... А куда мы с тобой вчера книгу, ту, что я принес, пристроили?
   - Так-так... Как говорит Галина, кормильцы вы семей и народов наши... Вы же ее возле "Линкольна" кому-то всунули...
   - Самому Филиппу?
   - А вот этого с балкона уже не видно было.
   ...Пока не поздно, позвонил гуляйпольскому брату Антону, послезавтра он отвезет нас от себя в Харьков, оттуда у нас заказаны билеты на поезд "Киев-Астана". Более часа затем ушло у меня на "обзвон" здешней костанайской диаспоры - тех коренных киевлян, которые в разное время у нас там на благо общего дела трудились. Я оперативно вылавливал их до работы, они расспрашивали новости, предлагали встретиться; из-за отсутствия времени я культурно отказывался, звал к себе в гости в Костанай... Испугался звонка лишь мой бывший начальник, кадровик управления, потому что ничего не спрашивал, а начал сообщать, сколько у него сейчас родственников из села в каждой комнате и по коридору вповалку храпит так, что ему даже в трубку сейчас почти ничего не слышно... Ну, ничего, кадровик, должно быть, уже старый скупердяй... И мы такие будем, если доживем... Поэтому присматривайся сейчас, как сказал земляк Гоголь, с чем ты в ту старость идешь, что несешь, ведь там уже поздно будет... Там ты уже целиком и полностью совершенного вида тип, казак во всей своей красе... Милый детский эгоизм, похвальная в юности самостоятельность, целесообразная в зрелости умеренность оборачивается, бывает, с годами капризностью, самодурством, скупостью...
   Затем я отважился нарушить спокойствие Батуры. Александр Владимирович - мой земляк, но еще с малых лет попал к тетке в Киев, да так киевлянином и остался. Там учился, время от времени на лето приезжал - все реже и на все более короткий срок. Его у нас знали все, но, можно сказать, никто и не знал: большой человек и все. Поэтому было немного неудобно: вдруг подниму с постели... Но еще больше боялся я напрасно потерять время, потом не догонишь... Маститый критик, как свидетельствовали наши предыдущие переговоры, личность активная, не скупая на слово, деятельная и вечно занятая. Дату встречи, в конце концов, мы с ним тогда обговорили, но надо было засвидетельствовать приезд, скорректировать время, а также место беседы - либо в редакции, либо где-то за столиком...
   Батура отозвался сразу и сообщил, что уже заканчивает зарядку, однако все расписание дня у него поломалось. Вчера ему набили синяк, поэтому показываться на люди он не хочет. Смог бы меня принять хоть сейчас, однако получил предложение от местного телеканала и будет вполоборота к камере давать интервью относительно хода того писательского собрания...
   - Может, лучше завтра? - спросил он.
   - Уважаемый Александр Владимирович! Перенести встречу в пределах дня - на это еще можно согласиться, а на сутки - нет. Со вчерашнего дня я на фирменном коште...
   - Хорошо... Давайте ко мне в одиннадцать часов... Как-нибудь будем выкручиваться...
   - Я не думал, что это будет дома, поэтому в город собрался с супругой...
   - Заходите с супругой, моя, правда, тут забегалась немного, у нее сегодня день рождения...
  
  
  

15. Неедукованый* Киркоров

  
   - Совершенно справедливо, - подхватил Стемковский, - и потому я советую переменить хотя бы атаманов - поставить сотниками верных католиков, рыцарей славного меча, а не схизматов, как Гонта...
   - Au hom du ciel! Это один из моих самых верных слуг, да к тому же еще и фаворит графский. Он разумный и едукованый по-польски...
  
   Михаил Старицкий. "Последние орлы"
  
   * Educated - хорошо образованный (англ.)
   Едукарь - дока, смышленый человек (М.Фасмер)
  
   После завтрака мы заказали такси и на выходе оставили ключи горничной.
   - Нате, вам вот возвратили, - подала она мне передаренную вчера книгу.
   - Неужели сам Филипп? - удивился я.
   - Кто его знает, с того этажа принесли. Сказали, что книга антирусская, и вам, мол, непристойно намекать на то, что у него, болгарина, жена - Алла Пугачева - из москалей.
   - Вот это попали в историю... Надо было бы хоть самим прочитать... Так там будто бы одни иллюстрации...
   - Пусть останется пока у вас, а мы вернемся и заберем, - попросила Татьяна. - Такая большая и тяжелая...
   - Да нет, я теперь заберу. Прочитаю сам.
   - И фломастер возьмите, внутри лежал.
   Татьяна спрятала сувенир от заезжей звезды в сумочку...
  
   Мы ехали к критику Батуре, и я раскрыл возвращенное нам издание. Текст там был в основном как вступительное слово, оно и было вдоль и поперек исписано тем зеленым фломастером. Роскошную сувенирную книгу, напечатанную, как значилось на обложке, в Испании, певцы испортили вконец.
   "В стремлении защитить и сохранить независимость своего государства Хмельницкий прибег к покровительству московского царя Алексея, надеясь, что культурное превосходство Украины, о котором свидетельствовали и европейские путешественники, и вселенские патриархи, проезжая по нашей стране, и сами московские иерархи и бояре, и наличие неизвестного для московитов высшего учебного заведения - Киево-Могилянского коллегиума, и простое сравнение едукованых казацких рыцарей с примитивными московскими стрельцами - все это обеспечит особый статус Украины. К сожалению, всего через девять лет после смерти Хмельницкого Левобережная Украина, Киев с прилегающими землями стали бесправным вассалом Российской империи, тогда как Правобережье осталось в составе Речи Посполитой".
   Меня в этом абзаце несколько смутило Правобережье под "покровительством" ляхов, "везучее" супротив нашего несчастного Левобережья. Гостей же из России - культурное превосходство Украины и "простое сравнение едукованых казацких рыцарей с примитивными московскими стрельцами". Эти строчки были жирно подчеркнуты, а поперек глянцевого текста, как маркером на заборе, красовалась размашистая надпись. Автора хвалили за смелость и откровенность в углублении познаний о высших и низших этносах, поскольку все его известные предшественники долго мылились, наталкивали читателя на подобные выводы путем долгих и натужных обоснований лишь к концу книги и между слов, а здесь тебе прямо в лоб, да на весь англоязычный мир с первых же страниц...
   Кстати: а о какой Российской империи идет речь в девятую годовщину смерти Хмельницкого? Это 1667 год, канун Андрусовского мира, от которого до империи еще более полстолетия. А это очень существенная деталь: без Украины, с ее геополитическим местом под европейским солнцем, Россия вообще не стала бы империей. В те времена, разоренная смутой, Северной войной, мором и крестьянским бунтом Степана Разина, она сама искала пристанища. Только объединение потенциалов двух самых больших государств континента и их взаимные усилия привели к тому политическому образованию. И социальному тоже: российско-украинские патриции, российско-украинский плебс. Тот просвещенный век остался в документальной хронике, поэтому весь наш народ на ступеньках социальной лестницы зафиксирован поименно, вплоть до Санкт-Петербургского двора, где регистрировали шляхетных. Благодаря этому, немало посреднических контор легко находят родовитые древа для поросли новых Мартынов Борулей либо прищепляет к нему за разумную плату.
   Собственно говоря, Переяславская Рада и бурные события после нее стали теперь вопросом сугубо антиномным, ответ на него лежит в плоскости личного мировоззрения, и не стоит ни с кем полемизировать и никого переубеждать. Ведь с категоричностью можно оскоромиться. Как с версией этой познавательной для иностранной аудитории книги: за границей могут не понять, как при добровольном соглашении двух более-менее равновеликих европейских многомиллионных государств, на пороге уже современной цивилизации, одно из них, огромное по площади, без военного нашествия, оккупационного режима, вражеских гарнизонов, окопов и пушек, штурма крепостей и даже иностранных баскаков, через девять лет становится бесправным вассалом другого... Не поймут этого иностранцы, ведь ни средневековая, ни новая, ни новейшая история подобного примера не знали. А если и зарубежье в такую версию поверит, то мы в этой истории, действительно, гроша ломаного не стоим...
   Предисловия на грани фола, как правило, анонимны: плюхнет кто-нибудь камень в тихую заводь, чтобы на круги посмотреть... Я перевернул страницу - на обороте подпись классика литературы, лауреата государственной премии. Не спрятался. Как же, помню: киевские князья, Евпраксия, дочь двух народов Роксолана...
   К презентации лакированного издания в красочной суперобложке подпряглась наша компания с интересами за рубежом. При случае надо у шефа спросить, потому что заграница - это не уголок двора киевской гостиницы. С таким мировоззрением наторгуем...
   Спасибо, правда, этому всемирно известному Филиппу. Вскоре после киевских гастролей он нашей компании козыря в руки даст: в очередном турне прилюдно выматерит ростовскую журналистку, чем подтвердит основной вывод книги об общей неедукованости москалей...
  
  
  

16. "Попереду Дорошенко",

а позади Тарасенко...

  
   Родословная, на которую натолкнул меня в детстве Старик, материалами пополняется. С Кондратом Тарасенко концы пока что не сошлись, в посреднические конторы я не обращался, у меня самого, без них, об эпохе Андрусовского мира, где братья "засвидетельствовались", набралось два чемодана копий документов, которые, благодаря техническому прогрессу, вмещаются теперь в ту небольшую дискету.
   Документ - это все-таки документ! А все истории - Аркаса, Грушевского, Карамзина, Ключевского, Костомарова, Соловьева, Субтельного, Татищева, не говоря уже о произведениях писателей, - это укладка "документальных кирпичей" в сооружение собственной конфигурации. Документы одни и те же, а выводы диаметрально противоположные. Кто как свой дом видит... Под каким углом зрения смотрит...
   Относительно родословной мне в архивах еще надо будет покопаться, потому что Кондрат или не Кондрат, а следы Тарасенко где-то там запечатлены... А поскольку так, то меня персонально касается история своего дома - кто о нем ерунду всякую пишет? С одной стороны - мы великие, мы древние, мы храбрые, мы непокорные, мы могущественным султанам Оттоманской Порты дули крутили, дабы сабли об них не поганить, а с другой стороны - нюни: от монголов Батыя до наполовину украинцев Горбачевых все нас, бедных, обижали... Это нашу великую нацию унижает. Я за своими дедами с гордостью признаю соавторство всего, что произошло не только с 1654 года, но и от самого Рюрика.
   В моем компьютере только документальный "кирпич".
  
   Андрусовский мир - это конец тринадцатилетней европейской войны, пламя которой затлелось в Украине. И окончательное завершение эпохи кровавых религиозных войн средневековья: эти вздыбили континент на столетие. Какие интересы повели на побоище народы и государства под божьими знаменами, один Бог святой знает, а заканчивалось все самоидентификацией европейской пасеки по "ульям веры": православные - сюда, басурмане - туда, и отдельно латынь, разроившаяся еще и церквями.
   ...Село Андрусово над рекою Городня между Смоленском и Мстиславским уездами, май 1666 года. Собираются туда коронный канцлер Пражмовский, гетман Потоцкий с панами... Государство у них большое, три года тому назад Ян-Казимир еще ходил в Украину, как за хату, я до десятого класса выкапывал в своем варваровском огороде "боратынки коронные", медяки с его профилем, венком от римских императоров и латинской легендой. Эти граммовые, с ноготь, "клепачи", шелуха прежних солидов, были первыми симптомами болезни Речи Посполитой с безнадежным диагнозом: децентрализация. Скоро уже - на пальцах дни считать можно - Польша вылетит из карты Европы, как чурка с городошного майдана.
   С противоположной стороны - Ордын-Нащекин со товарищи... Больная Россия: церковный раскол, бунт Степана Разина, шведы войной на севере, турки с татарами на юге Украины, казна пустая... Нужно выиграть время, Россия больна, но с симптомами полного оздоровления централизацией. В процессы централизации, продиктованные законами борьбы за место под солнцем, подсознанием выживания и сознанием общего выбора, Украина вписалась исторически своевременно. Можно согласиться с тем, что в этот водоворот ее стремительно затянуло, но это дела не меняет.
   Царь Алексей Михайлович в Андрусово к чрезвычайному послу Ордыну-Нащекину: собаке недостойно есть и одного куска хлеба православного. Если же оба куска достанутся собаке (Правобережная и Левобережная Украина - прим авт. А.Т.), то будет нам воздаянием преисподний ад, прелютый огонь и немилосердные муки...
   Ордын-Нащекин в Москву к Алексею Михайловичу: польские требования - перемирие на двенадцать лет на их условиях (владение всем завоеванным) или война.
   Алексей Михайлович к Ордыну-Нащекину: предотвратить войну всякими средствами, ни под каким предлогом не отдавать Киев, на требования идти не сразу, а постепенно, чтобы затянуть дело до зимы.
   Ордын-Нащекин к Алексею Михайловичу: Польша и Литва хорошо знают, что порубежные города не крепки, войско на их оборону не придет, денежной казны в сборе нет, а что в ней было, то служивым людям роздано, доходы монетным дворам не поступают, в Москве и других городах деньги делать не из чего, поэтому союз с ними мы заключим на их условиях, иначе турок с ханом завладеют всей Украиной.
   Алексей Михайлович к Ордыну-Нащекину: за Киев и за здешнюю сторону Запорожья давать деньги, давать пристойно, чтобы ни Киеву, ни Запорожью ни в каких уступках не быть. За другие города деньги давать, платить в польскую казну и комиссарам по 10.000 золотых отдельно, а протоколисту Брестовскому за протокол 10.000 золотых сверху. После всего - дорогие подарки.
   Ордын-Нащекин к Алексею Михайловичу: за размежевание по Днепру представитель от комиссаров Иероним Комар бил челом, чтобы сверх обещанных в тайную дачу денег еще пожаловал царь комиссаров соболями, чтобы им можно было хвалиться перед людьми, да еще чтобы вместо обещанных ему ефимков дали золотыми червонными, потому что червонцы легче спрятать, так что и домашние не узнают. Еще Комар сказал, что после выплаты всего протокол подпишут на очередном тридцать первом съезде.
   Алексей Михайлович к Ордыну-Нащекину: деньги и подарки отосланы, срочно подписывайте договор о перемирии до июля 1680 года. По окончанию о титулах говорить, малороссийские и белорусские города, которые отходят под корону, должны писаться без ополячивания, дальше видно будет.
   Ордын-Нащекин к Алексею Михайловичу: возникли непредвиденные обстоятельства...
  
   Сложности у поляков, действительно, возникли значительные. Не у тех поляков, которые взятку брали, а у короля и высшей знати. На землях Левобережья, теперь короной оставленных, поместья Конецпольских давали 300 000 золотых ежегодной прибыли, Потоцких - 200 000, Вишневецких - 100 000... Был подан список других владетельных сенаторов и шляхты. Король выразил надежду, что царь милостиво это дело рассудит. Кроме шляхты служивой, с этих, теперь уже земель Руси, побежала шляхта "посполитая" - мелкота всякая, но недвижимостью на нашем извечном Левобережье она все-таки владела. Тут уже не просили, а требовали компенсации убытков - 3 000 000 ежегодно за весь период перемирия. Вот тогда, мол, ваша милость, наш король протоколы утвердит.
   Алексей Михайлович к Ордыну-Нащекину - да кто же это столько шляхты и когда аж за самый Днепр пустил? И сколько ее тогда на Правобережье? На него у нас никаких денег не станет... Чтобы в геенне огненной не кипеть, надо с силами собираться...
   Такого продолжения диалога царя с чрезвычайным послом не зафиксировано. Но оно было...
  
   После Андрусовского мира правобережный гетман Петр Дорофеевич Дорошенко, в близких родичах которого была фамилия Тарасенко, присягнул Алексею Михайловичу. По его смерти нужно было переприсягать новому царю - Федору Алексеевичу. Для исполнения этой - то ли церемонии, то ли процедуры - в Чигирин с грамотой из Москвы отбыл стольник Деремонтов, но доехал он лишь до Батурина, ставки левобережного гетмана Ивана Самойловича. А тот вельможного посланца в стан Дорошенко не пустил, сообщив при этом, что предыдущий царь повелел правобережному чигиринскому гетману быть у него, Самойловича, в подчинении. И привезенную грамоту переписать нужно - того Дорошенко по отчеству царю величать негоже.
   Узнав об этом, Дорошенко ответил, что попович Самойлович силой его не возьмет, потому что за ним князь Ромодановский и запорожцы.
   Запорожский атаман Сирко относительно своей поддержки высказался двояко: придет на Запорожье Дорошенко - пускай будет Дорошенко, а если опередит Самойлович - то пускай будет он. Но грозился отрубить голову посланнику Самойловича и зайти к нему самому в тылы с полковником Петром Рославцем из Стародуба, если их не будут к царю допускать.
   Иван Самойлович пошел с войском на Чигирин проверить, возьмет он или не возьмет того Дорошенко, но Петр Дорофеевич апеллирует к Федору Алексеевичу. Царь распорядился выразить Дорошенко свое уважение, а кампанию Самойловича прекратить.
   Самойлович сообщает царю, что Дорошенко - союзник султана. А царь в это время рассматривает жалобы протопопа нежинского Симеона Адамовича и того самого стародубского полковника Рославца на самоуправство Самойловича в его землях. В тот же день царская почта получила письмо и от Самойловича лично, в нем он жаловался на полковника, который вышел из-под гетманского "регимента". Самойлович хотел его переизбрать, а он убежал в Москву.
   Москва втолковывает беглому Рославцу, что он, полковник, ниже гетмана, нужно возвратиться и извиниться. И отправляет с ним стольника Алмазова, чтобы без обиды пояснить батуринскому гетману необходимость помириться с полковником, который дал слово, что будет подчиняться...
   - Э, нет, - встал поперек Самойлович, - это не тот человек, это подстрекатель.... Это он надоумил протопопа Адамовича жалобы на меня писать...
   А тут объявлена общая мобилизация полков Ромодановского, Самойловича, Голицина, Косогова и Полуботка - турки идут при поддержке Дорошенко...
   Турки не появились, Косогов с Полуботком заехали в Чигирин к союзнику султана - Дорошенко, передали ему "увещевательную" грамоту от царя. Дорошенко "увещевался"... Кондрат Тарасенко с генеральным писарем войска Запорожского Воехевичем обратились к Ромодановскому с Самойловичем за гарантиями относительно сохранения здоровья и имущества Дорошенко в этом замирении...
   Самойлович с двумя тысячами сопровождения возвратил Дорошенко знамя, бунчук и булаву, которую тот было сложил, и с чувством доблестно исполненного перед всем казачеством долга возвращался в Переяслав. Но Воехевич, служивший у Дорошенко, сообщил ему о том, что обиженный протопоп Симеон Адамович от имени Рославца прислал к ним казака Дубровского с крестом, на котором они поклялись убить Самойловича, потому что народ и царь хотят его, Дорошенко.
   Дорошенко взял да переслал все это вместе с клятвенным крестом Самойловичу. Рославец упал ему в ноги...
   Дело передели в военный суд, а Дорошенко пригласили в Москву для принесения, в конце концов, повторной присяги. Самойлович старался этому воспрепятствовать, выдвигал веские причины, в том числе и подготовку к военному суду, где Дорошенко - главный свидетель... Но тут пришел указ царя - оставить старого Дорошенко в покое.
   Батуринский суд в присутствии архимандрита черниговского Голятовского, игумена киевского Дзыка и трех протопопов в январе 1677 года приговорил Рославца с Адамовичем к смертной казни. Царь из Москвы через Самойловича тут же их помиловал. Духовные лица сказали светским: "со своим полковником делайте что хотите, а мы своего пострижем". Протопоп Адамович заявил, что сам этого за грехи желает, но, не вытерпев затем тесноты монастырского затвора, передумал и решил дать новые свидетельства. Бунчужный Леонтий Полуботок собрал для слушания в Чернигове большое собрание из духовных и светских лиц, где расстрига-протопоп дал подписанное заявление: "Мы решили, чтобы, убив гетмана, жить не под царской рукой, а поддаться хану".
   Знакомый уже стольник Алмазов в феврале прибыл в Батурин с заданием отправить Дорошенко в Москву. Колебания Самойловича снова были долгими: обрадуются поляки, которые боятся союза Дорошенко с султаном, появится поле для "плевельносеятельных слов" Сирко, а главное - будет угроза его чести, ведь на него, Самойловича, упадет подозрение, что он своих сдает. Но уже 20 марта Дорошенко предстал пред царем. Думный дьяк (это уровень нынешнего министра) объявил прощение всех его грехов, связанных с турецко-татарскими договоренностями.
   ...Весной, в сезон походов на Украину, турецкий султан вместо Дорошенко провозгласил гетманом Юрия Хмельницкого, который известил об этом Запорожье грамотой: Я сейчас здесь в плену, но наияснейший цесарь турский, трех частей мира властелин, который грешных больше прощает, нежели наказывает (берите пример с меня!), даровал мне свободу, ублажил меня своей милостью и князем малороссийским утвердил. Георгий Гедеон Венжик Хмельницкий, князь малороссийский, вождь Войска Запорожского.
   Гедеон Венжик с Ибрагим-пашой встали под Чигирином четвертого августа, потребовали добром отдать ключи от города и одновременно рыли под его стены подкоп. Но их дипломатия наткнулась на отказ, а копатели - на дикий камень. В это время подошли князь Ромодановский с гетманом Самойловичем, операция их, как говорится, удалась: под Чигирином остался весь провиант "турский", артиллерия и четыре тысячи убитых янычар.
   Экспедиция князя с гетманом позволила Самойловичу доказать Москве рубежное значение Чигирина и речки Тясмин в обороне от басурманов и просить для этого дела инвестиций. - Это будет защита для всей Украины, - писал гетман царю.
   Денег на фортификацию Чигирина требовалось много, Москва от турков стояла далеко, но государство уже стало единым. Согласие было дано, и Ромодановский с Самойловичем сели за "осмечивание" проекта. Но в следующем году войска пяти турецких пашей и крымского хана снова привели на чигиринский престол Хмельниченко под титулом уже князя сарматского... На этот раз три подкопа под город турки прорыли...
   Жертвы были такие, что начались поиски перемирия. С этой целью в Запорожье прибыл, как будто по происхождению подобранный, дьяк-дипломат Емельян Украинцев. Мирное соглашение с турко-татарами заключили на двадцать лет.
   Можно было передохнуть...
   Но заканчивался срок действия Андрусовского мира. Самойлович после соглашения с Портой до конца дней решительно отговаривал Москву от пролонгации всяких союзов с поляками.
  
   Вы что-нибудь поняли в собранной мною хронике?
   Согласен: отсутствие наличия, как говорят ревизоры, - в данном случае какой-либо общей власти в тогдашней Украине, - можно было бы отобразить конкретнее, написать: чего не было, того не было. А вот земля наша была, и люди наши были, были фигуры, которыми эта хроника пестрит, - такие вот, как говорят, реалии...
   И хотя в моем калейдоскопе, надо признать, преступно принижена роль народных масс, я, прежде всего, вижу здесь действующих лиц той переломной эпохи, а не бесправных вассалов. Оскопленная история о нашем народе с фигурантом Кондратом Тарасенко, братом самого гетмана Петра Дорофеевича Дорошенко, возможным моим пращуром или пусть даже однофамильцем, для меня оскорбительна. Может, нам так персонально и надо писать - вы о своих предках, а мы со своими как-нибудь сами...
   Что сделали мои деды, пусть хотя бы и с вашими "вассалами"? Государство они нам сохранили, вы же видите, какие стихии на батьковщине нашей бушевали...
  
   Фигурой, которая признавалась гетманом на обоих берегах Днепра, был Иван Самойленко под фамильным казацким прозвищем Самойловичей. В обстановке расцвета демократии: "кто какое слово скажет, так к нему сразу же пристанут", "они бы здесь по десять гетманов за год перевыбирали", он удерживал вожжи на крутом вираже. Недооценка этого великого для Украины человека объясняется партийностью истории нашей эпохи и неоднозначностью его эпохи, которая трагически оборвала и саму жизнь гетмана.
   Дорошенко был устранен из верховной номенклатуры Украины в критической ситуации по элементарному правилу теории руководства и народной мудрости относительно двух голов в одном казане. Если бы не это профилактическое мероприятие, биться этим двум головам между собой до последнего казацкого чупруна. Посидев в Москве под "премногою государевою милостью", Петр Дорофеевич пойдет воеводой в Вятку... В гипотетическом случае его гетманства вместо Самойловича абсолютно ничего бы в нашей истории не изменилось. Быть с Россией и одновременно самостийным в то столетие было не альтернативой, а нереальным желанием. Альтернативными были две эти персоны великих украинцев, противоречия между ними иногда проявлялись в сугубо пропагандистских шагах, где Дорошенко зарекомендовал себя гроссмейстером "турецкого гамбита".
   Иван Дмитриевич Сирко (Серко) больше известен как автор (или главный редактор) того самого знаменитого письма запорожцев турецкому султану. Фигура настолько колоритная, что не было, как говорят, дня без доноса царю о его очередном предательстве...
   Москва на компромат долго не реагировала, но из-за порогов писали люди настойчивые, и повидал украинец Сибири, хотя возвратился досрочно как специалист по войне с турками... Некоторые объяснения кошевого атамана относительно подозрения к нему со стороны Москвы свидетельствуют, что на сомнительные компромиссы с турками он шел в безвыходных ситуациях, ради спасения запорожского войска. Таких случаев, к сожалению, становилось чем дальше, тем больше...
   Кондрата Тарасенко, за отсутствием биографических сведений, можно отнести к типичным представителям широких казацких кругов. Благодаря им, "ой, на горi", не переставали сеять и жать жнецы. Не упомянутые здесь, но известные всем те самые "народные массы", хлеборобы-кормильцы наши. Съездите в село - они там, на месте. И в городах тоже они, только немного уже другие...
  
  

17. Критик Батура

  
   Мы с цветами, а киевский телеканал с громоздкими камерами, доехали до Батуры лифтом. Поздравили именинницу и ожидали дальнейшего в гостиной. Пока один из операторов в рабочем кабинете критика выдергивал ноги штативам, второй снимал фоновые картинки о герое новостей, стараясь поймать в кадр его зеленоватый синяк.
   Женщины пошли на кухню, а я тихо, чтобы не мешать, притаился сбоку в ожидании гневного клеймления Батурой своих вчерашних врагов, но первые же слова критика показали взвешенность его позиции. Только лишь девушка с микрофоном приготовилась задать вопрос, как он, сидя боком к камере, вскрикнул так, что она от неожиданности вздрогнула.
   - Скажите мне лучше вы: что надо литературному критику? - сделал он приглашающий жест рукой и сам же стал отвечать. - На нас, критиков, иногда смотрят как на поджигателей войны, но никто так, как мы, не заботится о литературной ниве, ибо эта духовная сфера общественной жизни для нас еще и поле собственной материальной деятельности, так сказать, наше рабочее место. Все помыслы критика, все думы подчинены расцвету национальной словесности и полностью сливаются с широкой рекой всенародного читательского интереса к этому неисчерпаемому источнику удовлетворения культурных, просветительских и интеллектуальных запросов нации. Но в нашей богатой талантами и могучей фигурами литературе некоторым товарищам, все вы их хорошо знаете...
   Корреспондент заметила, что как раз и пришли от него про них узнать, и Александр Владимирович - "распрямись, плечо, размахнись, рука" - прошелся косарем по лелеянной им ниве. Он вскрывал причины цеховой борьбы, жаловался на то, что "сидящие в лодке" не гребут, а веслами от тех, кто в воде, отбиваются... Другие стараются служить, но не поймут - кому... Третьи рядятся в духовные отцы нации: вытесывают новые генеалогические столпы истории, развивают тему возрождения до идеи генетического превосходства, творят государственные опусы и воспевают такие оды, что слушать стыдно... Немало творческого люду включилось в соревнование, кто наилютейшим образом землю каблуком истопчет: вон, дескать, сколько у меня всего накопилось, смотрите, каким я был в душе, и не делайте спешных выводов из того, что я тогда написал...
   Минут пять он размахивал косой направо и налево, да так мастерски, что никого таки не зацепил.
   - Вот эти и не дают жить литературе нормальной полноценной жизнью, - завершил тезис критик. - Так и норовят удерживать ее в политическом напряжении, а писателей в противоборстве...
   Его попросили, если можно, назвать "вот этих" и других персонально. Батура назвал. Одного. Я понял: того, который вчера изловчился...
   - Так он же оппозиционер с пеленок, - удивилась девушка с микрофоном.
   - Вы его больше слушайте, он вам еще не то расскажет... Он вам завтра принесет стихи против Сталина, скажет, что в окопах написал, хотя после родился... Напечатает и вам покажет, старая машинка с "пьяными" буквами у него есть, потому что на компьютер ни денег, ни ума не хватает...
   Интервью длилось более часа, из него потом смонтируют минутный сюжет. Концовка, я думаю, останется за Батурой: - Сколько времени истратили, да, кажется, не на литературу...
  
   - Предлагаю вам, земляки, через два часа обед с нашей семьей. Как вы на это смотрите? - спросил после всего Александр Владимирович.
   - У нас не вытанцовывается, большое вам с супругой спасибо..
   - Тогда всем кофе, только нам отдельно...
   Мы перешли в кабинет.
   - Где мы с тобой последний раз виделись? - роясь в бумагах, силился припомнить Батура.
   Виделись мы с Батурой на прошлый юбилей Победы в своем селе, мы как раз тогда там гостили. А у Александра Владимировича отец пропал без вести, поэтому возлагать цветы он приезжал в фамильную усадьбу. В тот год были торжества у монумента, концерт и массовые гуляния, и только лишь перед ветеранским застольем под деревьями мемориального парка мы с Татьяной возвратились в отцовский дом.
   - Толя, глотнем, - позвал меня Федор Калюжный из своего увитого виноградной лозой двора через шоссейку. Этим кличем он приглашал меня ежедневно в каждом отпуске. Я отзывался, и мы, разогнав полулитровыми солдатскими кружками плавающие на поверхности чана раздавленные грозди, черпали кислющий хмельной напиток.
   У Калюжного своя, особая технология виноделия, без деления на красные и белые сорта. Все они у него в одном огромном казане, который их династии достался еще от казаков, а те, по преданию, отбили его у турецких янычар в Калмыцкой балке...
   Когда кружки скребли дно, Федор сливал последнее в ведро как переходящий запас, опорожнял емкость от заплесневелой кожуры и закладывал очередную партию винограда. Мыл резиновые сапоги и тщательно месил сырье ногами. Пока мы допивали остаток старого вина, молодое уже было готово...
   - Не слушай, Толя, никого про эту выдержку в погребах... Нарисуют звездочки да цену нагоняют. Я так: сварилось - ешь, пока горячее, забродило - пей, пока свежее.
   ...А Батуру тогда как раз родня провожала назад до станции, он с улицы заскочил к Калюжному, я уже и не помню, за чем... Федор уговорил его "на коня". Попутные гуляйпольцы потом рассказывали, что Батуру хотели высадить из вагона в степь: он как закрылся после станции Мечетной в туалете, так больше никто туда попасть не смог. Не состоялась и его творческая встреча со студентами киево-могилянской академии, на которую он торопился...
   - С вами, Александр Владимирович, мы виделись на прошлый юбилей Победы. У Калюжного... Он говорил, что у вас, киевлян, закалки нет, живете на всем цеженом...
   Батура разложил бумаги.
   - Я пересмотрел все опубликованное и некоторые рукописи Христича. Издать сейчас никто не возьмется: по первоочередным государственным заказам идут учебники и служебная литература, а все другое на коммерческой основе...
   - Мы смогли бы финансировать...
   - Финансируйте лучше у себя, здесь будет много сложностей. Во-первых, кому-то надо брать на себя все литературные заботы, а кому-то ноги в руки и - на марафонскую дистанцию... Издайте небольшим тиражом и пришлите несколько экземпляров нам, а я здесь уже буду пытаться... Может, удастся со временем включить в какой-то проект...
   - Одним словом, с геройскими именами подождем...
   - Героев определяет история, а у нас пока еще настоящее время... А если говорить серьезно, то проблема есть... Независимость пришла, так сказать, протокольно. Не было баррикад, не реяли знамена, нет вождей. И не нужно, потому что едиными были мечты и желания, долгие годы ожиданий, чаяний и надежд; в бури и невзгоды мы лелеяли надежду, жаждали яви, в трагические ночи и славные дни расцвета наций бредили грезами с верой в счастливое будущее, и наше время настало... Поэтому, без возвышения одних и унижения других, нужно воспринимать все как исторический факт осуществления исконной национальной идеи. А вот должное тем, кто на амбразуры пошел, отдать нужно, но это процесс со своей диалектикой... Духовные материи сложны, любая персонификация здесь не должна разрушать существующую консолидацию общества относительно основного вопроса... Поэтому лучший вариант - сохранить наследие Христича, не дать забыться имени, а время - и врач, и судья... Так что печатай, если есть такая возможность...
   - С его сестрой Мариной переговорю в Гуляйполе для полной ясности, - ответил я. - Нужно вступительное слово написать. А потом будем действовать по вашему плану...
   - Сестру его не найдешь, она, говорят, в монастырь ушла... Больше ты, между прочим, ничего не узнаешь, и вообще никакое расследование уже ничего не даст... Винокуру Федору привет, - пожал мне руку Батура. - Приеду - убью... А казан его, трофей турецкий, в музей сдадим...
   На прощание я сказал, что следователь я сам для себя. Просто нужно понять всю историю до конца...
  
  
  

18. "Оранжевый" поезд

  
   Времени у нас осталось мало, мы отдали его Печерской лавре, там витает философия...
   После мрака катакомб - блестящее золото скифов. История золото ценит. Ценит не банковским весом мертвого металла, а как живого свидетеля далеких эпох. Без золота мы бы и половины всего о скифах не знали, а написанному не поверили. Все остальное их имущество превратилось в пыль, земляные пирамиды - курганы - большей частью распаханы, серебро потускнело. Даже железные мечи кочевников в горниле веков стали бесформенными кусками окалины. Лучше сохранилась бронза за счет мизерной доли благородного металла в меди, которая держит этот сплав...
   Иногда золото доносит дыхание истории буквально. На какой-то девичьей сережке из раскопок видны следы последней шлифовки: дохнула дочь знатного скифа на холодное украшение, потерла об шерстяную юбку, нацепила и умерла - больная была...
   Мощи перед золотом тленные, тленно все телесное, тленна бренная белковая оболочка, нетленна лишь кровь, кровь живет вечно, кровь обновляется, но не изменяется, ибо переливается из колена в колено прямоточно... В каждом из нас одна и та же кровь одного и того же тысячелетнего розлива... Человечество реками проливает эту божественную животворящую жидкость, эту волшебную сказочную живую воду за золото. За золото в весе мертвого металла. Замкнутый круг вековечных войн белковых существ за перераспределение материального... Хорошо, что этот непрерывный процесс с арен жестоких мясорубок перемещается в кабинеты высокой политики - предмет борьбы тот же, да хоть не ведрами та алая жидкость льется.
   Поступь цивилизации...
  
   А еще достоин нашего внимания похороненный на монастырском подворье Петр Столыпин: это спасибо ему да Никите Хрущеву за то, что мы, украинцы, развелись в Казахстане.
   ...Нас провожал озабоченный Воля. Он не там поставил автомобиль, и за ним гнались какие-то люди, требуя заплатить штраф. Воля что-то кричал, они отвечали, что квитанций у них нет, с квитанциями оно дольше и ему же дороже...
   Пестрая бизнес-палитра перрона расцвела оранжевым половодьем - агитаторы в яркой, вызывающей спецодежде, с рюкзаками и палатками едут за голосами на юг. Послышался знакомый голос, я осмотрелся: возле нас с коллегами в железнодорожной униформе разговаривал Колесник. У меня промелькнуло чувство, которое, видимо, бывает при неожиданной встрече однополчан.
   - Наши приветствия неутомимым труженикам железных дорог, - поздоровался я. - Вы почему не отдыхаете?
   - А вы? - крепко пожал мне руку Иван Федорович.
   Бригадир пришел втолкнуть в поезд Полищука, который ходит где-то здесь со своим племянником. Племянник на правительственной должности, дядю он тогда все-таки встретил. А теперь провожает в Полтаву, но билетов со вчерашнего дня нет - эти "оранжевые" ребята заняли все места.
   Колесник спросил, какой у нас вагон, и мы пошли дальше. Петр Петрович с дебелым номенклатурным племянником в синем берете пили крем-соду.
   Мы поздоровались.
   - Ну, как вы там, Крещатик факелами не спалили?
   - Не дали... Разрешили делегировать представителей с требованиями, а мы разбегаемся, с чем явились. Жертв туда не пускают, там митингуют только те, кто их поминает...
   Воля удивился:
   - У тебя знакомых в Киеве больше, чем у меня.
   - Ты что, не понял, что это мои попутчики? - спросил я у него. - У тебя какие-то неприятности после вчерашнего?
   - Спасибо, не волнуйся, - успокоил Воля. - К ресторану это отношения не имеет.
   ...Вагон у нас спальный, купе на два места. Бархатные диваны с пакетами крахмального белья. Мы присели на дорожку.
   - Ловят меня относительно перепродажи хлеба, - объяснял Воля. - Не могу прикинуть, кто "нагревается". Некоторые партии зерна идут через пятые руки, а свое за границу уплывает. Специально запутывается ситуация на внутреннем рынке, нет данных о заключенных соглашениях, запускается недостоверная информация о видах на урожай из авторитетных источников...
   - Так все европейские методики мониторинга прозрачны... Вы какой пользуетесь?
   - Какие там еще мониторинги, - хотел сплюнуть Воля, да спохватился. - Я тебя информирую как партнера по героическим усилиям накормить народ... Всю нашу последнюю партию россияне предлагают выгодно для компании перекупить. Дулю бы им с маком, но придется...
   - А что ты так часто Россию вспоминаешь? Тоже подпоясывать собрался?
   - За кого ты меня принимаешь, я Тимирязевку в Москве окончил. К сожалению, братья родные такую безнадежную формулу избрали, что нужно дистанцироваться...
   - Ты о перекупке хлеба или о чем?
   - О формуле государства... Те ребята, которые бегают у них там и у нас со штрафами без квитанций, правильно поняли ситуацию и на своем месте делают то, что власти на своем. Ребятам тяжелее, у них вредные условия труда - навара меньше, а риска больше... В задрипанной чиновничьей каморке, как и в шикарных апартаментах наверху, куется металл, пока горячий... Грабеж на всех уровнях, как формула державности, соседям обеспечен надолго, поэтому нам нужно грести ближе к цивилизации... Да и правят бал в Москве, к сожалению, те силы, которым настоящее партнерство с нами да с теми же белорусами до задницы...
   - Воля, эту тему ты публично затрагивал в ресторане. А до этого я тебе притчу о шариках рассказывал, мы тогда еще относительно трезвыми были. Вы надолго забуксовали, и те, кто сегодня идут во власть, понимают, что черный шарик станет для них приговором. И идут они не на самоубийство. У вас большая машина. Мощная машина, а не расхлябанная телега, вы, в конце концов, вылезете из грязи и рванете вперед. Я не знаю, как это будет, прислонитесь вы или, может, сами сдвинетесь с места... Впрочем, что это я говорю про вас, если это про нас... Мы сотрудники одной и той же фирмы...
   Провожающим предложили покинуть вагоны. Воля на выходе обнимался с "оранжевыми".
   - Вот с этими казаками будем из болота вылезать, - сказал он. И, не то меня спросил, не то сам с собою впечатлением поделился: - А ты обратил внимание на того долговязого племянника, чиновника "синего"? Власть без боя своего не отдаст... Скорее сгинет за металл...
   Дали отправку... Подошел Колесник и наказал нашим проводникам следить, чтобы ехалось нам по первому классу, он у нас потом результат узнает.
   - Встретимся еще, я в Казахстане два раза в месяц бываю...
   Я возвращался в бархатное купе. Мимо меня, утирая оранжевыми рюкзаками физиономии пассажирам, мельтешили "оранжевые" ребята...
  

19. Запорожье

  
   До Запорожья мы спали как убитые, потом прямо с поезда пересели в такси. По мобильнику позвонил Журба и спросил насчет отъезда.
   - Завтра из Харькова отбываем, билеты заказывали в Киеве.
   - Не планируйте никаких задержек, в Костанае намечаются срочные переговоры с россиянами. Будьте в зоне спутниковой или обычной связи для дополнительной информации...
   До Гуляйполя знакомая девяностокилометровая нива. Но все течет, все меняется... Лезвие асфальта кривой саблей рассекает встречные живописные села, среди хат на запустелых хозяйственных дворах ребрами музейных рептилий торчат голые остовы бывших коллективных ферм, мастерских и других общественных лабазов. На полотнах исконных пейзажей художник-новатор Плуг окончательно загрунтовал под пашню седые казацкие могилы.
   ...В детстве я ходил, ел и спал с купленным за наколядованные деньги фотоаппаратом, дважды в месяц пас с ним стадо - была у нас такая подворная повинность... В тот раз наперерез нам гнали отару: белые курчавые овцы растаяли внизу в белом рассветном мареве, на снимке вышел лишь невыразительный в туманной долине силуэт чабана Никиты на коне с сакманом, словно копьем, за плечами да высокий седой курган...
   Всадник, домчавший из глубин тысячелетий до объектива современности, обошел школьные исторические выставки и где-то пропал, пожелтел негатив, а картина той седой древности так и стоит у меня перед глазами... Окутанные тайной и овеянные легендами горбатые могилы для нас были живыми существами, старожилами и образом нашей земли, я хорошо понимаю желание Шевченко в первых строчках его "Завещания"...
   Подростками мы ходили с отцом к председателям соседних колхозов - шла молва о том, что в воздвиженской степи собираются распахать ничейную межевую, поэтому нетронутую еще, самую высокую в округе двойную Черную Могилу... Курганы здесь, говорил отец, копировали созвездие Большой Медведицы среди россыпи более мелких могилок земного Млечного Пути, а Черная, двугорбая - это звезда в ручке Ковша с меньшей звездочкой - Всадником...
   Я уже забыл тех председателей с агрономами в лицо, в памяти остались лишь их светлые широкие полотняные штаны, белые парусиновые туфли, вышитые украинские сорочки, плетенные соломенные шляпы и железная логика.
   - Мы при всем желании распахать бы не смогли, - пояснил кто-то из них. - Ни быкам, ни технике не по зубам...
   - А зачем желать? - показал вниз на долину отец. - Совхозные балки уже вон наши нивы язвами разъедают, а вы на курганы сдираетесь...
   - И быкам, и трактору удобнее прямую борозду держать, а не дугами вихлять, - объяснили колхозные руководители. - Во-вторых, могилы - это не что иное, как гигантские бурты чернозема, снесенного в одну кучу казаками со всей округи. Кто, к примеру, шел своего есаула хоронить, тот шапку земли с собой нес, чтобы шляхте поганой с закрытыми глазами издалека видно было, сколько еще в степи сабель... Но теперь уже собранный в одну кучу гумус такой роли не играет, поэтому для повышения плодородия его разумнее, конечно, равномерно разгрести...
   Мы возвратились домой, успокоенные заверениями, что курганы "не по зубам".
   - Они идиоты, - спросил Старик, - или так ловко нас разыграли?
   - Они не идиоты, - ответил отец. - Они искренне наивны, а эта болезнь немного сложнее.
   ...Старик прибежал утром:
   - Ночью Всадника порешили... Лошадьми, быками и трактором в одной упряжи!
   Мы кинулись туда... Черная могила стояла неприступно, а Всадника раскроили пополам... Совсем недавно - вороны еще выклевывали личинки в борозде. Среди следов натуги техники и скота - масляных пятен да обломков барок в кизяке - виднелись обнаженные лемехом ритуальные черепки и угли кострища три тысячи лет тому правленой здесь тризны.
   ...Потом уже, в той памятной свадебной поездке я, с камерой на плече, вел белыми посадками свою молодую супругу к здешнему центру вселенной, на историческое место нашей малой родины, на величественный еще, в виде галактики, мемориал пращуров - их площадь с Черной Могилой во главе... Скифы там лежат или казаки - а лежат и те, и другие, - не имеет значения, потому что гуляет в нас гремучая смесь горячей их крови... Гирлянды акациевой кашки медовым запахом кружили голову, пьянила духом влажная родная земля, из-под тенистых деревьев мы выкатились на свежевспаханное поле...
   Пена букета в руках Татьяны выразительно белела на снимках среди черных, едва заметных теперь холмиков, как цветы памяти уже не тленным предкам, а самим седым могилам...
   При встрече с Котовским я спросил о курганах. Я знал, что он мне скажет: чиновник - персона государственная, птица важная... Вылетит из кресла - будет вполне нормальный человек. Впрочем, для Николая это пока еще далекая перспектива.
   - Разумеется, - говорит он, - тоже немного интересуемся своей древней историей, но, безусловно, не на вашем уровне. Вам оно оттуда как-то виднее...
  
   Распахивание курганов есть самое большое обкрадывание украинцами самих себя за всю историю существования. Можно было бы сказать, что это преступление перед человечеством, если бы то человечество в лице каждой титульной нации не распахало свои. Но вину нашу столь досадное обстоятельство не смягчает, потому что таких могил, как у нас, не было ни у кого. И потом, не будем судить человечество: у нас земельного вопроса в такой остроте, чтобы взбираться на курганы, никогда не возникало... Посмотрите добротную статистику земкомов царского времени, там необработанные площади указаны... Статистика советского времени соврет - хоть и значилось все в севооборотах и подсобном использовании, но мы, сельские, хорошо знали владения вездесущего помещика Чертополоха. Сам Александр Бузницкий, герой колхозного движения, писал: если бы мы благоустроили полевые дороги да всякие полосы отчуждения, окультурили "блюдца" и болотца, выгоны и пустыри, то не было бы никакого смысла и казахстанскую целину поднимать... Это мнение председателя образцовой артели из-под Киева, а сколько было антибузницких, заросших лебедой и буйной американской амброзией.
   ...А знакомая и незнакомая девяностокилометровая нива лентой стелется за горизонт. Живописать эти пейзажи за обочинами - занятие неблагодарное, лучше и правдивее сфотографировать. Половина полей не засеяна, по разлапистому бурьяну видно, что под ним тот самый эталонный украинский чернозем. Заброшенные межи с увядшей ботвой, на беспомощно свисающих головах неубранного подсолнечника жируют птицы, хотя гуляйпольскому маслу аналогов нет.
   В школе мы когда-то стихотворение о несжатой нивке зубрили. Сколько тревоги в скупых срочках поэта... Видно, кормилец-хозяин слег или нуждой сломлен, может, и умер вовсе; дети малые остались, а ветер колосья молотит... Всего полоска какая-то жалкая, а Некрасов (из богатых, как известно) тарарам на всю Россию поднял, потому как пекся, чтобы и другие не бедствовали. Заклеймил режим, при котором человек свою землю обработать не в состоянии... Стихотворение это заучивали наизусть: без хозяина земля чахнет... Через полтора столетия вся область-житница слегла, и никакой черт не охнет...
   - Все эти поля на незримые земельные паи нарезаны, - объясняет таксист. - Кто не смог, не обработал. А сколько таких - земля вам зримо рапортует.
   - А почему посеянное не собрали?
   - Видимо, горючее теперь дороже, чем урожай... Тришкин кафтан получается...
   - Вот так цены после посевной скакнули?
   - Об этом арендатор на отчетном собрании бывшим колхозникам доложит, пускай они скачут... Вверили кому-то руль и собственные паи...
   - А корректно понимать это все так, - спрашивает меня Татьяна, - что без закупок зерна был бы новый голодомор? Иначе, зачем эти твои контракты... Чего здесь вилять хвостом? Может, нужно благодарить бога, что мир, в отличие от тех лет, теперь завален дешевым хлебом!
   - Некорректно. Ты нашу родословную знаешь, - ответил я. И спросил водителя относительно дальнейших планов властей в ситуации с уборкой. А о ближайших родственниках, дедах, скажу прямо - имею на то право, - я не хочу, чтобы со скорбными их именами кое-кто выторговывал себе политические дивиденды... После одного из митингов на Михайловской площади я понял, почему родня жертв американской трагедии одиннадцатого сентября настойчиво предлагала президенту Бушу вести свою избирательную кампанию без эксплуатации этой темы. Хотя трагедия также признана общенациональной, и Буш какое-то право имел как первое официальное лицо этой нации.
   - Относительно дальнейших планов власти, - делится мыслями водитель, - надо сказать, что в Украине она всегда была сама по себе, а народ сам по себе. Да и вы нам очень пакостный пример своими ваучерами подали: что власть ни сделай - люди стерпят...
   По лаконичности фраз и твердости выводов чувствуется, что "максимы" таксиста не экспромтом выданы, а выношены. Выезжены, он среди нив тут колесит ежедневно.
   - Ваучеры - то Россия, а мы - Казахстан.
   - Слушайте, а как вы умудряетесь нам, в Запорожье, свой хлеб поставлять? - Что, у вас больше порядка?
   Нам, эмигрантам, свои "максимы" лучше держать при себе. В конце концов все утрясется, белые шарики мастью пойдут, а мы вроде как скептиками окажемся...
   Кстати, о "максимах". Я достал тетрадь Старика, там, кажется, есть какая-то сентенция о курганах.
  
   Вместо синих курганов я вижу теперь черные задымленные терриконы, и уже забывается то щемящее чувство, которое вызывали у меня наши старые седые могилы. Оно манило меня в дымку тысячелетий, в туманные росистые долы, где виднелись свежие цвета земли предков, ощущались ее запахи, слышались голоса неведомых людей и непонятная их речь... Такой врожденный трепет души возникает мимолетно, его не воспроизвести желанием, не запечатлеть для памяти, не передать словами - литературе это не под силу. Смутные образы лежат где-то под спудом во глубине, пока неуловимый порыв не коснется каких-то потаенных струн. Чувствительным резонансом откликаются они на отзвук забытого мотива, отрывка мелодии прошлого, ведь волшебная магия музыки - прикосновение к самым интимным уголкам души. Гармонией условных образов она принизывает сердце, абстрактное искусство лучше всего выражается абстракцией звуков. Труднее с ирреальными приемами в ремесле художества: из втиснутого в ограниченное пространство рамы хаоса фигур и цветов лишь иногда вырывается подсознательная апелляция к какому-нибудь из наших шести чувств. И невозможна абстрактная литература, но впечатлять она должна, как и музыка, пулей навылет.
  
   Нет, это максима и о курганах, и об искусстве.
  
  

20. Гуляйполе

  
   Из-за горизонта выбрело стадо доисторических "бронтозавров". Скелетами, известно... Это бывшие фермы птицефабрики на окраине села, где живет мой брат Антон, который отвезет нас в Харьков, теперь уже завтра. Когда-то он нес здесь вахту на проходной - вон она осклабилась на дорогу голыми челюстями белого остова прежней конторы... Но прокараулил все: местных, огромных, как страусы, индюков затоптали окостенелыми в жидком азоте ногами дешевые американские цыплята...
   Значит, мы уже на подъезде к Гуляйполю. Я загадал - кого первым увижу?
   ...У рынка окликаю знакомую фигуру. Зять Чумак оглядывается - кто? Обнимаемся.
   - Я тебя не сразу узнал, - сокрушается он. - Мы сколько лет не виделись?
   - После твоего председательствования, кажется, и не виделись. Ты вроде в область потом пошел...
   - Вот ты меня в наряде председателя колхоза и вычислил. Областного ранга костюмы у меня износились до нитки, поэтому пришлось стряхнуть моль с облачения еще тех времен. А тогда, видишь, что носили, - поднял он расклешенную лавсановую штанину и покрутил остроносой туфлей, опершись на ее конусный, словно женский, точеный каблук. - Черт его знает, что за мода была. Зато теперь выделяемся из окружающей среды...
   Нам с Татьяной сейчас нужно отказаться от всяких предложений и добраться до гостиницы, не то "пойдем по рукам" - там завтракать, там обедать, там ночевать...
   - Какие планы? - спрашивает Андрей.
   - Завтра в Харьков.
   - Галопом, значит... Родительские могилки, родная усадьба, сосед Калюжный...
   - Так точно!
   - Все ясно! Обедаем у нас, сестра твоя недаром этой ночью какой-то сон видела...
  
   Когда мы располагались в гостинице "Гайчур", из Кустаная позвонила дочь. Она родилась во время нашего гуляйпольского отпуска, поэтому напоминала о сувенире с родины...
   Нам показали номер, объяснили права и обязанности обитателей. Затем мы купили цветы в ритуальной конторе.
   ...Могилки убраны, Калюжные с Тимониными и соседи следят, их дома отсюда видны. Вечером винодела проведаем.
   У памятников молчат. У Христича есть записи о вечном.
  
   Все эпитафии на кладбищах посвящены мертвым. Мы относим их к бегунам на промежуточных дистанциях, которые стихийной гурьбой донесли эстафету нам. А мы - финалисты. И судьи: разумные, знающие, культурные... Поэтому на входных арках всех некрополей не помешало бы написать и живым. Что-то похожее на рассуждения Льва Гумилева, сына Ганны Горенко, известной в народе как Анна Ахматова.
   "И ведь мало кому приходит в голову, что в свое время прошлое тоже было современностью. Значит, видимое постоянство современности - обман, и сама она ничем не отличается от истории. Все хваленое настоящее - лишь момент, тут же становящийся прошлым, а вернуть сегодняшнее утро ничуть не легче, чем эпоху Пунических войн... И как это ни парадоксально, именно современность мнима, а история - реальна".
  
   У кузины моей Александры, супруги Андрея, очень больная мать, и мы обедали в летней кухне. Внучка освобождала стол от учебников, заботливо перекладывая их в ранец.
   - А ну, дай, Лариса, дяде свои книги, - предлагает Андрей. - Киев прислал недавно: "юнка" - это девушка, а если парень, то "шляхетный"... Слышал?
   - Вообще-то слышал. Региональные особенности языка, в чем здесь криминал?
   - В том, что в первую очередь нам теперь "шляхетный" нужно, а "благородный", "великодушный", "вельможный" - это в сторонку, от них малороссийским отдает... А кто до понимания таких материй не дорос, тот - гнилица на украинской ветке...
   - А "едукованых" в букваре нет?
   - Ты дослушай, - не понял меня Андрей. - Говор у нас на Запорожье шевченковский, загляни в работы нашего односельчанина, академика Владимира Александровича Горпинича. А обзови какого-нибудь здешнего потомственного деда-сечевика "шляхетным", так он кинется на тебя с тем, что под руку попадется, - от шляхетства того их пращуры аж за здешние днепровские пороги драпанули... Между прочим, Шевченко в Киеве напротив института шляхетных девиц жил...
   - Потому, наверное, и не женился...
   - Потому, наверное, и словом этим не пользовался...
   - Ясно. Других вопросов, я вижу, у вас тут нет. Хорошо, что остались те, которые научными конференциями рассматриваются. На сытый желудок...
   Неспешная застольная беседа о дне нынешнем то и дело задевает недавнее прошлое. Мало кто из представителей старой гвардии не пошлет вас к чертям собачьим насчет предложения поговорить о реформах на селе. Чумак эту тему старается обойти, поэтому и начал с гуманитарных проблем. К тому же здешние его собеседники-землепайщики без всяких вступительных слов переводят дискуссию на личности, а он, как не крути, олицетворял ту "гвардейскую" номенклатуру, поэтому все свободное время коротает теперь в Доме культуры с менее политизированными доминошниками.
   - Я еще с тех времен знаю Радченко, фамилию он уже тогда оправдывал, - заметил Андрей относительно темы нашего разговора. - Они там были специалистами по выработке решений... Будто до них никто компаса не знал, чтобы теперь стороны света определить...
   - Воля говорит о полном банкротстве власти...
   - Правильно говорит. Только в виду он имеет не власть, а людей при власти...
   - Людей он не упоминал вообще, хотя Кучма здесь, само собой, подразумевался. Я не пойму, что ты здесь разграничиваешь?
   - Дело в самой власти, - поднялся из-за стола
Андрей.
   Александра забрала Татьяну: показать усадьбу, рассказать виденный сон и обговорить массу всяких других проблем, а мы пошли своим маршрутом по владениям Чумаков.
   - Вернее, в балансе власти, - продолжил разговор Андрей. - В наших краях сосредоточен экономический потенциал государства. Народ работает, не расспрашивая, куда что идет. Люди вкалывают как проклятые. А доходит до политических решений, - нас, мягко говоря, стараются от работы не отрывать... Речь не о персоналиях кандидатов, а о распределении функций власти. Произошла политическая специализация некоторых регионов, деление на ломовых и рулевых, а ты говоришь - конференция.
   - Киев не регион, а столица, с пропорциональным, стало быть, представительством интересов...
   - Я бы так о современном Киеве не сказал... Кстати, о букваре - ты в школу не заезжал? Ей сто тридцать лет исполнилось. Были торжества ...
   - Телеграммой поздравил...
   Приглашение на юбилей у меня было, но я тогда, к сожалению, не попал... Школа главенствует в центре города, поэтому, наверное, в ее первобытных еще строениях закончил начальные классы знаменитый земляк - Нестор Иванович Махно. Через полвека здесь учился я, а вот слова такого - "одношкольники" - нет.
  
   Есть однокашник, то есть одноклассник. Анатолия Гречаного мы встретили по пути в гостиницу. Настоящий гуляйполец - дом в центре, супруга Люба, сам всегда на месте - или во дворе, или на своем заводе... Работают, поддерживают предприятие сельскохозяйственных машин, которое в молодости крепко поддержало их дедов - целинников Таврических степей...
   А возле гостиницы на связь снова вышел Журба.
   - Никакого Харькова, завтра вечером транспортный авиарейс из Запорожья, россияне ждут. Есть интересные предложения. В пятнадцать часов тебе надо быть в нашем филиале по проспекту Металлургов... В твоей книге вложены адреса и телефоны представительств...
   - Николай Тарасович, у меня с вашей книгой осложнения с россиянами были.
   Журба насторожился... Выслушал...
   - Где ты там такое вычитал?.. Там же вроде бы одни рисунки... Может, ты книгу Кучмы имеешь в виду?
   - Какого еще Кучмы?
   - Президента нашего, Леонида Даниловича, который книгу издал... Это в ней там есть противовес: "Украина - не Россия".
   - А кто подозревает, что мы Россия?
   - Не знаю, не читал. Путин, вероятно, не Америка же в названии... А насчет этой - спасибо, что сообщил, а то я для россиян как раз целую стопу приготовил, нужно взглянуть... Мы ее не издавали, мы лишь часть тиража закупили... Я посмотрю: если что не то - то вернем... Или выкинем...
   - Это было бы лучше... Алло!.. Ал-л-ло!..
   Телефон внезапно умолк, просигналив разряженным аккумулятором.
   - У тебя, сынок, ухо крутит или уже сочится? - ковыляет сзади меня бабушка. - Я заговаривать могу...
   - Я, мамаша, по мобильнику звоню...
   - Смотри-ка... А я думаю, дай помогу человеку, пошепчу... Идет, за ухо держится, кричит...
   Для полного счастья - в воротах гостиницы сам Котовский. Забирает к себе в машину какого-то высокого гостя из Киева.
   На Котовского мне можно загадывать, кого первым увижу: не было такого отпуска, чтобы я его миновал... В кресле он давно, при всех ветрах здесь собой государство символизирует. Ветра те, правда, больше сквозняк напоминают, ведь нижний уровень власти - буфер наивысшей... Но все это мелочи: главное, что он тоже одноклассник, свой человек и будто бы официальное контактное лицо... Он единит меня с Родиной, ему я могу высказать все... Он меня понимает... Он понимает, что было бы все наоборот - я здешний, а он приезжий - и ничего бы не изменилось. Потому он как бы по-свойски намекает мне: я же не еду к вам со своими советами... Он не намекает даже, мы-то люди умные... А он еще и ехидный со школьных лет...
   - Некогда, брат, двигаем! Или будут какие предложения, мы ведь здесь, как говорится, по течению плывем... Как у вас там, в Азии - вода еще есть?..
   - Я вот возвращусь, оформлю квитанции, да хлеба вам дадим... Чтобы энергичнее двигалось...
   - Сколько вы там его даете... Да и то такой, что давимся тут...
   - Полмиллиона тонн уже, загляни в Интернет... И не подавился никто...
   - А вас, что, уже там к Интернету подключили?
   Пускай Бог простит, но нужно его достать, чтобы заткнулся.
   - Не грех постороннего поблагодарить, если он нагнется тебе навстречу и скажет на ухо: дядя, застегнитесь вон там...
   - Я вот сейчас дам гостинице задание документы проверить, в каком статусе ты границу пересек... Может, стороною прошмыгнул да вмешиваешься во внутренние дела других государств.
   ...Кажется, мне и вправду следует разобраться со своим статусом. Я теперь служащий украинского учреждения... Какой я, к черту, посторонний? Если приехал и спросил, так у него должность такая - ответственная... Кому он тогда "отвечает"? Только в организованном порядке и коренным жителям? Так я коренной... Прописка не здешняя? И непосредственного трудового вклада нет? Внесу, распластаюсь относительно хлеба... Мы и раньше это зерно сюда эшелонами перли...
   - Николай, а ну погоди, нечестивый...
   У Николая скоростное зажигание - он газанул старым "уазиком" так, что уши заложило, и помахал рукой: некогда, через полчаса столичный представитель митинг проводить будет...
  
  
  

21. Полонез украинского

  
   Девушка прибирала номер.
   -Телевизор только что перегорел, пока теперь мастер придет... А так покои ваши вельми шляхетные...
   - Пани в Гуляйполе из Западной? - спросил я.
   - Недавно, - ответила она. - Слышно же... Иногда самой боязно, вдруг кто не поймет...
   - Кому нужно, поймет, - сказал я девушке. - Язык у нас один. А диалектов даже в Париже несколько...
   Татьяна рассматривает на журнальном столике яркие проспекты дорожных товаров и сопутствующих местных услуг.
   - Вот посредники в родословных, - подает она мне один из них. - Обратишься потом к ним относительно Кондрата Тарасенко.
   "Все больше должностных лиц и бизнесменов хотят иметь собственный герб. Они заказывают специалистов для "раскапывания" исторических корней и создания геральдических. Стать армигером, то есть владельцем герба, ныне вполне реально. Если заказчик имеет "благородные корни", специалисты обязательно отыщут герб его семьи. Если прославленных пращуров в родословной нет - создадут "бюргерский герб", где на недворянское происхождение владельца будет указывать железный шлем".
   - А что я тебе говорил? - ткнул я назад фотографию супруге.
   - О чем? - не понимает она.
   - О вековом гнете! Вот сейчас все и вылезет! Каждый засветится, кто гнобил! Каждый! Поименно, коленами... Только опять-таки: кто кровопивец или мироед потомственный, а кто династический предприниматель?.. Вранье будет прямо противоположное, теперь вокруг лишь потомки угнетателей будут. Ты думаешь, много армигеров купят себе железные шлемы? Черта лысого, все "благородными" станут...
   - Ты со мной никогда на эту тему не говорил. О чем речь?
   - Да это я так, сам с собою. Диалог с умным собеседником...
   Пока есть свободная минута, нужно глянуть в компьютер относительно "шляхетности", на политический подтекст которой жаловался Чумак. Слова этого здесь действительно раньше не слышали, а теперь прямо тебе везде: в доме напротив предлагаются "шахматные доски фирмы "Днепр-Ант" из дуба и других шляхетных материалов", рекламный буклет в форме бутылки на журнальном столике сообщает о "шляхетном вкусе водки Nemiroff с кислинкой клюквы далеких сибирских болот".
   Мне показалось, что слово никакого политического оттенка не имеет, скорее, наоборот, в обиходе оно приняло несколько модный оттенок российской попсовой "крутизны": "шляхетно" - это "круто"! Так думал я, но мы, эмигранты, ошибаться не должны, нам, эмигрантам, нужно десять раз убедиться, до нас, эмигрантов, ничего не доходит само собой...
   Компьютер первое впечатление поддерживает. В ряде случаев "шляхетность" есть мерило высоких помыслов и поступков: "шляхетные программы кандидатов на выборах президента"; "шляхетная акция Зеленого Креста в помощь обществу слепых"; "шляхетный подарок Дому сирот".
   Затем, она определяет сорт товаров: "шляхетное пиво "Оболонь"; "вина шляхетного вкуса Дома "Логос"; "Troy - тройская система мер для шляхетных камней" и, отдельно, товарность породы: "шляхетный олень"; "шляхетный британский жеребец по имени Пари-матч"; "шляхетное цыганское животное - конь".
   И, наконец, происхождение. Мною подразумевалась наследственность "голубых кровей", но (возможно, в связи с переосвидетельствованием армигеров) попадались лишь признаки цеховой принадлежности: "...романсы о нежной королеве, стыдливых красавицах и шляхетных ворах"; "...шляхетный слуга Моисея" (притча о неразумном сыне, Библ. Пр. 17.25); "Вполне шляхетные янычары" (рецензия М. Бриниха).
   Молодежь, о чем свидетельствуют ее компьютерные тусовки на Форуме Серебряного Волка, пока тоже в поисках сущности термина:
   - По правилам, шляхетным считается тот, у кого по одной линии было 72 благородных предка. Как интересно, мог быть благородным, скажем, 71-й предок и все предыдущие... Или я что-то путаю?
   - В мире еще много грабель, на которые не ступала нога человека... Черт его знает, потому что свои предки мне известны только до пятого колена...
   Молниеносная система поиска находит в солидной по объему поэме Лины Костенко "Маруся Чурай" (теперь уже прошлое столетие) всего один случай использования этого слова в положительном значении, и в трех других - в отрицательном. В одном из них с тогдашних позиций исторического реализма:
  
   Якi шляхетнi прiзвища тут панськi! -
   Бидловськi, Коз?бродськi, Себастьянськi.
   Яка в них гiднiсть чу?ться велика! -
   Рох Яблоновський i Тадеуш Пика.
  
   А во времена Шевченко (это уже позапрошлое столетие) компьютер действительно находит только "шляхетство". В "Гайдамаках" оно в десяти случаях. Но слово это ближе к антониму шляхетности, оно собирательно обозначало врага-поляка.
   - О том, что происходило на Украине в 1768 году, рассказываю, - написал Кобзарь в прозаическом предисловии к поэме, - так, как слышал от старых людей.
   Старые люди говорили, что восставшие украинские гайдамаки
  
   Чуть не целый год шляхетской
   Кровью заливали
   Украину...
   (перевод А.Твардовского).
  
   Поэтому от себя Кобзарь дописал: "Сердце болит, а рассказывать нужно: пускай видят сыновья и внуки, что родители их ошибались, пускай братаются снова со своими врагами. Пускай рожью, пшеницей, как золотом покрытая, не разделенной останется навеки от моря и до моря - славянская земля".
   Короче говоря, при жизни Шевченко это слово современного значения не имело, кроме положения императорского "Табеля о рангах" для украинского шляхетного дворянства, приравненного к "столбовому". Русское название идет от переписанной в столбец родословной субъекта. Украинский же термин Анатолий Железный - он уже десять лет публично занимается этой темой - относит к польскому "szlachetny". Относит безошибочно, в его пользу в этом случае свидетельствуют все толковые словари. Чего, кстати, не скажешь о некоторых других предположениях Железного...
   Полонизмов в украинском языке действительно немало: игнорировать общую историю не следует, как и пугать себя, кстати, языковой экспансией Польши. Я уже утверждал, что тюркских слов у нас больше. Это досадное обстоятельство нас так волнует, так тревожит, так беспокоит, что все, кому я о нем сообщал, говорили: ты смотри... И шли себе своей дорогой дальше...
   Железный дает команду: "Стоять смирно! Слушать!".
   Слушать, известно, нужно его. Ведь куда, - спрашивает он, - можно идти с 528 полонизмами в смеси с русизмами под названием "украинский язык"?
   Приблизительно такой вывод можно сделать из его "Краткого словаря польских заимствований в украинском языке" в публикации "Происхождение украинско-русского двуязычия в Украине".
   Как явление эти изыскания - закономерность. Упомянутый уже Бузницкий в своей книге "Мироновский меридиан" ввел в украинский язык такое слово - "крайнюки". Из моих текстов компьютер его вычеркивает и вместо него вставляет "краснюки", как вид каких-то грибов... Значит, не прижился неологизм председателя колхоза. Жаль... Так вот, одни крайнюки пишут, что язык наш - самый древний в мире, от Адама. А значит - от Бога, ведь известно, кто Адама учил... Крайнюки на другом полюсе должны обязательно написать, что язык не древний, а наоборот, ведь у крайнюков нет середины - вот в чем глубинная мудрость этого слова. Вот Железный и написал - у так называемых украинцев...
   И вполне естественный вопрос о статусе русского языка, который, якобы, таким способом ставится, имеет заведомо тупиковый результат, потому что суть дела переведена в плоскость национальной полноценности. При такой повестке дня никто за стол не сядет... А поскольку о статусе русского языка заботится не только Железный, но и еще несколько миллионов украинских граждан, то возникает закономерное в таких случаях подозрение относительно обыкновенной провокации. Я, правда, так не думаю: к провокационным выводам иногда приводит дезинформация.
   Темой полонизмов в нашем языке следует сбалансировать проблему тюркизмов, о которых уже шла речь. Но сначала следует сказать о русизмах...
   "Настав май...
   Дерева бiлiли цвiтом, запах з них розносився далеко-широко воздухом... Дверi отворилися i ввiйшла женщина... Ллялось свiтло великими струями... Свобiдно... Вечеряли в сумрацi... Гробова тишина... Впрочiм, через минуту...".
   Блистательная Ольга Кобылянская... Вероятно, самая современная из украинских писателей своего времени, одна из тех, кто востребован сегодня, что есть наивысшим критерием таланта. Тонкая, чувствительная и впечатлительная натура, с идеализированным взглядом на мир, она является образом и воплощением высокой женской сентиментальности в бурном жизненном море - если и изменяется на нашей земле что-то к лучшему, то только от целительства таких душ. Душа писательницы вылилась в слово - интеллигентное, мелодичное и точное в глубоких поэзиях ее психологической прозы. Значительная часть произведений Кобылянской написана на немецком языке, она свободно цитирует французские, румынские и польские тексты. Хотя писательница и была инициатором создания в 1894 году феминистского "Общества русских женщин на Буковине", но в ее произведениях я что-то не припоминаю строчек на русском языке. Да и не в этом дело: не оттуда заимствованы "русизмы" в приведенных выше отрывках из "Valse melancoligue". И никакие они не "русизмы", а славянизмы: живой еще - где больше, где меньше - материал общего праязыка.
   "Русскими" в названии общества Кобылянской именовались, между прочим, западные украинцы, послевоенные переселенцы из Карпат в наше Запорожье, помнится, тоже так себя называли. Как и Богдан Хмельницкий. - Стал я самодержцем русским, - говорил он. - Лядская земля пропадет, а Русь будет господствовать скоро, в этом году!
   Кое-кто настойчиво предлагает резекцию "пророссийских" языковых атавизмов и рудиментов, как воспаленного аппендикса, но культурно-исторический путь нации - не желудочно-кишечный тракт. Направления, так сказать, и функции несколько не те... Не выбросить ни исторические события, ни биографии, ни литературные произведения. Разве что выскрести что-то удастся вместе с частичкой жизни народа и дыханием той эпохи...
   Лексические новации иногда напоминают следы служебных ботфортов на узорчатом ковре национальных традиций. Под сапог попала историческая Малая Русь, то есть Русь младенческая, Русь изначальная, Русь Киевская, Русь Украйная - "украйный", то есть краеугольный камень всего исторического строения, - а за ней Малороссия; в глазах мировой общественности - утверждаю как эмигрант - это отдало известное преимущество современной России в области правопреемственности культурного наследия исконной Руси, ее литературы и самого "Слова о полку Игореве"...
   Нейтрализует, спасибо, вмешательство в языки сам язык. Он плохо поддается политическому декретированию, о чем свидетельствует тысячелетнее существование в нем матерщины, с которой безуспешно боролась церковь, "Домострой", "Моральный кодекс строителя коммунизма" и здравый смысл нормальной части общества вообще...
   Политизация "русизмов", этого органического остатка первичного лексического материала, и причисление их к разряду памятников Российской империи оставляет место для подвигов крайнюкам, они картинно, под бумажными пулями прыгают на амбразуры.
  
   ...Небольшое воинственное племя латинян когда-то сделало свой язык мировым, его, "мертвый" уже, для общего развития выучил в свое время Богдан Хмельницкий. "Вечный город" был вечным государством: метрополия - это Рим. Все остальное за семью римскими холмами до самых окраин империи - провинция. Победное шествие латинян обеспечило триумфальное шествие речи.
   Исторический шлях украинского языка за сравнительно небольшой промежуток времени от старославянского диалекта к общеукраинскому был намного сложнее, о чем и свидетельствуют всевозможные перманентные дискуссии.
   Я думаю, что на этом пути недостаточно еще исследован феномен Большого Казана трех восточнославянских языков, в котором на общей кухне двора Великого Княжества Литовского варился его государственный язык из смеси украинского, белорусского и российского. Причем, сначала без западного польского компонента, ведь за время правления православных Гедиминов, вплоть до самого Якова Александровича, Литва всеми силами, в том числе военными, успешно противостояла экспансии римско-католической Польши на всех направлениях. Это потом тот Яков, сын Ольгерда-Александра и Юлианы Тверской, добавил в Большой Казан польские ингредиенты, поскольку в 1385 году женился на принцессе Ядвиге, перекрестился, стал Ягайлом и породил польско-литовскую династию католиков Ягеллонов. Кто и сколько из Большого Казана с того времени зачерпнул - этот вопрос еще не до конца изучен.
   Далее, господствующая в двадцатом столетии психология стерильности до сих пор позволяет научно игнорировать феномен совокупного действия трех украинских порубежных территорий как двуязычных регионов. Матрицей была приднепровская сердцевина в изоглоссах полифонии украинско-польской, украинско-российской и украинско-тюркской сфер, а потом - энергичной Малороссии; из-под двойного, тройного наложения ареалов в центрально-украинской зоне наслоений и возник базисный лексический продукт современной речи.
   И, наконец, я убедился в несостоятельности потуг прояснения путей восточно-, западно- и южнославянских перекочевок слов в те времена (в отличие от эпохи праславянских начал) будто бы специфической для одной языковой группы структурой префиксов, флексий, хорошо еще, что не всяких там ярчиков да кендемов...
   Все типы морфем также общеславянские, регионально разнится лишь частотность их использования. Достаточно залезть в язык одному суффиксу, и по "образу и подобию" вам, как когда-то Бузницкий, предложат выбор по желанию, потому как всем ясно, что за образец своего творения председатель артели взял аналог на букву "г"... Был бы, как говорится, корень подходящий. Корни слова наиболее стойкие, как исконные славянские основы...
   Железный в 528 полонизмах усматривает каркас и принцип строения украинского языка. Поскольку этих полонизмов у нас нет, ополячены мы крайне плохо - в детстве приезжих панов (у нас все тогда были "товарищами") я совсем не понимал. Затем, по молодости, я выписывал ведущие европейские спортивные издания, и польский "Пшегленд спортовы" поначалу давался мне труднее, чем немецкая "Sportzeitung". И лишь потом, как говорил Горбачев, "процесс пошел", ведь наш и польский языки породнены изнутри, а не извне. Как и другие братские: сам Михаил Сергеевич не раз прилюдно демонстрировал свой уровень виртуозного владения мовой... Да и тот же гуляйпольский зять наш, сибиряк Тимонин, в конце концов...
   Подсчет иноязычных заимствований принято вести инвариантами - основными лексемами семантических гнезд, а не морфологическими, как у Железного, формами: "умова-розмова-мовити-замовити"... Своим списком полонизмов Железный приписал соседям исключительное право почти на все коллективное славянское языковое приданое, на которое поляки сами, видимо, вслух не претендуют. Скажем, на приоритет в таких вещах, как вапно ("гробъ повапленный" - побеленный известью, церк. - слав., Библ. Мф. 23; 27), век, верста, батог, кошт, кресало, опричь ("опричнина", руск.). Делить по нациям и народам общеславянские праформы и производные от них слова - дело неблагодарное, чаще всего здесь одеяло тянут на себя или "репаные", или невежды.
   Первенство полонизмов Железный выводит по схеме: польский оригинал - украинское заимствование - русское значение либо калька. И препарирует, например, человеческий "век". Как будто бы он польский "wiek", а потом уже украинский "вiк", русские же ограничиваются "возрастом", поскольку "век" у них - не иначе как "столетие".
   Но здесь тот самый случай частотности, ведь это "польско-украинское" слово есть в пушкинских стансах:
  
   Гляжу ль на дуб уединенный,
   Я мыслю: патриарх лесов
   Переживет мой век забвенный,
   Как пережил он век отцов.
  
   "Переживет нас этот дуб так же, как пережил отцов наших", - полагает поэт. Представить себе Пушкина строками: "переживет этот дуб мое столетие недостопамятное, как пережил он предыдущее столетье отцов" лично мне не удается. Отцы и дети - современники в столетиях, а сами столетия, даже при дубовом взгляде на историю, в ее скрижалях незабвенны... В "земли Залесские", в Москву к Пушкину "век" пришел не из-за Вислы, а из Киева: "в княжихъ крамолахъ веци человекомъ скратишась" ("Слово о полку Игореве").
   Такую же операцию проводит Железный по линии "Ваlamut" - "баламут" - "волокита, повеса". Но, да простит меня исследователь, баламут, как говорится, он и в России баламут. Многие звенья таких цепей можно смело менять местами, тому же "баламуту" авторитетные этимологические словари отдают определенный украинский приоритет использования перед белорусским, польским и русским аналогами. Потому что в этом случае существует четвертое звено - тюркское, которое континентальными и приморскими тропами из глубины веков связано как раз с Украиной. "Баламут", по Р. Девлетову, на языке крымских татар обозначает "сеющий беспокойствие", "подстрекатель", "бунтовщик", "обманщик".
   Относит к полонизмам Железный и лексемы "планетарного" пользования: "гума" - "Gummi" (нем.), "кухоль" - "Kuffel" (нем.), "парасолька" - "Parasol" ("у солнца", фр.), "брутальний" - "Broot" ("грубый", англ.), "ваги" - "Waage" ("весы", нем.), "гак" - "Haak" ("крюк", голл.), "шпиталь" - "Spital" ("госпиталь", нем.), "варта" - "Warte" ("стража", нем.), тот же самый кирпич, то есть украинская цегла, "Ziegel" (нем.)...
   Перечень этот и дальше достаточно монотонный, несколько интереснее тема разве что такого "полонизма", как "индюк".
   ...Византийский император Юстиниан I (483-565 гг.) для нас веха истории - это он построил храм Святой Софии в Константинополе, предтечу христианства на Руси (теперь там, правда, главная стамбульская мечеть). Присутствие сановных киевлян на ее церковных службах, как пишет Нестор, обусловило выбор Владимира Святого в пользу православия, а потом сподвигла Ярослава на возведение Софийского храма в Киеве.
   Другим известным богоугодным деянием Юстиниана, большей частью под давлением жены, монофизитки Федоры, в молодости цирковой всадницы, стало доказательство теологического постулата относительно плоскости земли, потому что от "тружеников моря" язычников-финикийцев с давних пор шла "ересь" шарообразности: они видели, что из водной глади вначале вырисовываются сигнальные верхушки маяков да пики прибрежных скал. Проверить, кажется ли это от морской болезни или так оно и есть, снаряжалась научная экспедиция Космы. Она проплыла вокруг Индии, после чего путешественник в книге "Христианская топография" подытожил виденное компромиссом науки с Федорою: земля, она как бы горбатая, но все же плоская. За что и удостоился титула Kosmas Indikopleustes, то есть Косма Индикоплов.
   ...До каравеллы Колумба, то есть до 1492 года, "индиками" именовались обитатели Индии (Индикии, ст. слав.), причем не только славянами. Когда Европа, наконец, поняла, что колумбов материк - не противоположная сторона Индостана, не Вест-Индия, а земли Америки, то была вынуждена разобраться с выводком "индиков" на двух уже континентах. Азиатская их популяция стала "индусами", а американские аборигены - индейцами... Прежнее название осталось с тех пор за завезенной в Европу вест-индийской птицей - индюком, а также за растительной краской "индико, индиго", широко известной теперь благодаря классическим джинсам.
   И "краска" в украинском - "барва" - тоже весьма интересна. В отличие от Железного, к польским приоритетам я бы ее не отнес, потому что в ней выразилась общеславянская нелюбовь к латинскому "фе". В заимствованном из немецкого "Farbe" оно рокировано нами с переднего плана и заодно заменено на традиционное, а потом вообще выброшено "хве": фарба - барфа - бархва - барва... Зато возник маленький шедевр: вместо тяжелого фабрично-заводского индустриального духа - дуновение цветущих лугов...
   И так далее, и тому подобное... До конца списка Железного... А первыми по алфавиту в нем стоят "агенция" и "генерация" - слова латинские, слова языка, который умер задолго до того, как мир что-то более-менее вразумительное узнал о Польше как таковой. Суффикс "-ция" тоже из апеннинского сапога, из той же "конституции", ею, между прочим, именовали внутреннее устройство своих объединений еще первые христиане Рима...
   В некоторых случаях романская лексика зафиксирована в Польше раньше других соседних языков, но пришла она в наши словари не оттуда, а путем синхронной адаптации новых терминов в двуязычной польско-украинской среде, которая с давних времен существовала "государством в государстве".
   Все разнообразие украинского языка выражается преимущественно своими старославянскими основами. Скажем, на одни диалектные "ваганы" - "корыто", от скандинавской "деревянной посуды", - приходится несколько собственных синонимов:
   корыто - корнь (ст.-слав.) - деревянная емкость ("с южной стороны львовской ратуши в 1598 году появилось корыто - мерка для зерна");
   колода (ст.-слав.) - деревянная емкость, дуплянка, улей;
   ночвы - нъщви (ст.-сл.);
   ясли (ст.-слав.)...
   "Ясли" в одном случае - корыто для скота, но "яслями" украинцы чаще называют само стойло, отдельный хлев, то есть место содержания скота. Второй случай с "корытом" даже и связывать неудобно: это заведение для существования детей, а не только лишь их кормления.
   Все значения "яслей" - от "яса", как "еда" - в славянских (и некоторых других) формах "ести", "есть" омонимичны: они означают и "есть", и "быть". И "яство" и "естество"...
   Я ем - следовательно, я существую?..
   Всем нам известно духовное озарение Рене Декарта в конце "темного" средневековья: "я мыслю, следовательно, существую", которое утверждает предположение еще оратора древности Цицерона - "жить - значит мыслить". Древность, вероятно, противопоставляла свой постулат менее одухотворенной первобытности, обеспокоенной более злободневным вопросом: чем наполнить пустой желудок?
   Еда, впрочем, и теперь служит гарантией существования.
   Этимология доказывает различное происхождение "яства" и "естества"... Может, ошибается?
   Попадалась мне работа кого-то из рижан с обоснованием национальных приоритетов происхождения обоих слов. Но прибалтам здесь, как говорят, много чести - эти понятия на побережье их бассейна пришли по суходолу. Из того ареала балто-славянской языковой общности, в котором мы ищем следы первичных корней. На парадах суверенитетов о подобных "национальных приоритетах" трубили все, кому не лень, но надо заметить, что до сулейменовской "тюркославистики" балтийская вода действительно была (да и до сих пор есть) наиболее подходящей средой для ученых в тупиковых ситуациях: в нее погружено немало этимологических концов с неразвязанными узлами.
   ...Пускай пути отдельных романских заимствований лежали через Варшаву или другие тамошние исторические центры. Но тогда нужно признать, что тюркизмы - "пещера", "кош" и многие другие - со списка полонизмов Железного нужно исключить: в Польшу они пришли через степь, через наше Таврические поле, которое этими тюркизмами кишмя кишит. Я, скажем, по фронтовым обстоятельствам, родился, по сути, в том же Башауле (Бас-ауле, то есть "главном ауле"), которым до нескольких переименований было нынешнее гуляйпольское Доброполье. Напротив, по другую сторону Гайчура, доживает последние дни хутор Куркулак, или "длинная стена", которой и кажется из заболоченной низины луга круто подмытый глинистый берег под его крайними хатами. Да и сам Гайчур, как говорят, тоже хорош...
   Украинско-тюркское двуязычие идет из древности. Оно знало эпоху сватов-половцев, татаро-монгольское средневековье, крымско-турецкое соседство новых времен. На землях Украины совсем недавно, по меркам жизни государств, закончилась продолжительная история "всесильной" Золотой Орды: западный фрагмент ее, тюркоязычная Ногайская Орда, дошла до времен Малороссии, а город Ногайск - памятником почти до наших дней. Был он осколком супергосударства, которое потрясло мир, создало условия, при которых Киев станет Украиной, Москва - Россией, а вся Европа - мореходной, проворной и более осмотрительной в отношении всякой угрозы... Но "Карфаген должен быть разрушен", и с 1964 года уникальный на карте планеты Ногайск пополнил серийную топонимику прибрежных стран и народов, став еще одним Приморским.
   ...В средние века запорожское казачество было активным евразийским звеном, о чем свидетельствуют освоенные ими и переданные в лексику континента разрозненные тюркизмы, а также осведомленность сечевиков в вопросах этого языка. Известно, что в ночных нападениях на польские лагеря, для создания эффекта совместного навала, часть войска Петра Дорошенко с криками "Аллах акбар!" имитировала команды и разговоры басурман. Кстати, эта тактика вызывала польские дипломатические ноты и подпитывала легенды относительно проосманской позиции гетмана.
   Отдельно надо сказать и о "бурштине" из словаря Железного: за этим названием янтаря - явления и тенденции трех четвертей века советской цензуры, которая сыграла как негативную, так и позитивную роль. Первое регламентировало мысль, второе - язык; второе и привело к становлению единых литературных норм как в самой литературе и журналистике, так и в науке, образовании, культуре, производстве и других сферах. Единая лексикография была лоцией в море пестро районированных наречий восточной и западной "акваторий".
   Лингвистическое наследие изолированных территорий, как результат исторически несправедливого деления одного народа, имело также свои диалектические плюсы.
   На рубеже ХIХ века, в более благоприятных условиях Западной Украины, украинский язык, кроме основной своей функции, удерживал, формировал и развивал понятийный аппарат наук эпохи "технического переворота". Именно совместное достояние восточных и западных земель обеспечило требуемый уровень общеобразовательной и высшей школы, вхождение государственного языка в сферу управления и современных технологий. Казахстан в этом отношении имеет пока что более сложную ситуацию.
   Диалектизмы нашего языка вычесывались (универсальная для всех грамот процедура) гребенкой централизации: общеукраинские газеты, радио, телевидение, издательства, научные учреждения... Вычесывались комиссионно: что взять, а что вычеркнуть как нелитературное - одобряли протокольно, а решения циркулярно отсылали на места.
   За зеленым сукном сидели живые люди, кто ближе, кто дальше, кто-то председатель, кто-то - секретарь, а кто просто рядовой... Что-то перевесило в "ночвах" над другими обозначениями "корыт", хотя все версии были исторически корректными. В вариантах c "пчелой" (Олена Пчилка - псевдоним матери Леси Украинки) приоритет отдали "бджоле", трудновато произносимому гибриду старославянского "бьчела" с польским "pszczola".
   Велись дискуссии относительно морского каменья, которое в степях Украины не попадается: бурное море выбрасывает его лишь на побережье Польши, Литвы и Латвии... Чье название утвердить? Известно - буреносный "бурштин" братьев-поляков, а не "дзинтарс" - "янтарь" из непонятной речи литвинов.
   Комиссии по правописанию существуют и поныне. Но теперь их решения менее эффективны, не хватает цензурных рычагов... Фонтан приватной прессы - надо ожидать - вовлечет в оборот не только директивные, но и более распространенные лексические нормы, которые, видимо, будут отличаться от требований сверху.
   Исходя из всего вышесказанного, можно порекомендовать Железному издать свою работу в Польше как словарь украинизмов в их языке... Если такой жест соседи не поймут, то по тем же причинам, что и мы: не существует международных лингвистических игр в одни ворота, а есть взаимодействие культур и языков. Даже у австралийских аборигенов в ожерельях из кабаньих клыков на шее, законсервированных тогда еще на уровне достижений австралопитеков, мир заимствовал "кенгуру".
   Некоторые ученые, как нам уже известно, доказали, что самый древний на земле язык - украинский.
   Практическая польза этого вывода очевидна - по нему можно определить национальность и ареал обитания авторов концепции. Осталось выяснить, какой лексический материал они отрабатывают, ведь видимых или слышимых слов первородного языка в тлене колен не осталось вообще. В одних языковых семьях их жизнь продолжительнее, в других короче, но возраст всех до единого современных слов индоевропейской семьи - два тысячелетия. А далее за этой грядою времени - реликтовый гул языковых праформ праафразийского и праевропейского, в котором трудно уловить хотя бы понятные морфемы, не то, что членораздельные слова.
   Эпоха письменности свидетельствует: от Рождества Христова - на наших, можно сказать, глазах - каждый из индоевропейских языков изменился практически полностью. А за три таких, известных человечеству периода, языки трансформировались настолько, что реконструировать их праформы на уровне нынешних достижений этимологии невозможно. Находить там целые украинские речения библейского Адама или даже современника Иисуса латинянина Овидия - это, скорее, еще одно подтверждение нашего чувства юмора, о чем свидетельствуют труды одессита, поляка по происхождению, Михаила Красуского и его теперешних продолжателей.
   В славянских побегах индоевропейского древа за два тысячелетия в живых осталось единственное изо всех слов, то самое "есть" как "быть", "жить", "существовать". Оно общее для многих языковых ветвей, поэтому и предлагалось отказать прибалтам в приоритетах. Наука признает, что это "есть", "ist" - наидревнейшее индоевропейское слово вообще, но происхождение его, первичное значение установить уже не в состоянии. Ровесников, не то что пращуров, не осталось...
  
   Так, может, это "есть" все-таки двуединое? "Ist", "есть", "еs", "?", "is", "iz", "?жа" в их взаимосвязи - как "быть", "существовать", "жить", "есть"?
   Я ем - следовательно, я существую?
   Олжас Сулейменов, вспомним, предлагал исследование слов не только внутри той или иной языковой семьи, но и на глубинных пересечениях индоевропейской, алтайской, афроазиатской семей... Семей немало, к тому же все они многодетны: это сколько же всяких других этимологических перекрестков... Вот где та, неподнятая целина, которая станет полем для будущего урожая! А для начала из множества вариантов - тюркославистика Сулейменова.
   ...Реликтовое "ist" он связывает с древнегреческой богиней жизни и плодородия Ист (персидская Изида), преемницей египетской богини Ишт (II тыс. до н.э.). В Египет ее культ пришел из Передней Азии, где в IV-III тысячелетии до рождества Христова поклонялись богине жизни, земли и плодородия Иштар как кормилице...
   Версия логически привлекательна. Если это так, то мы пользуемся словом, дошедшим до нас со времен библейского Вавилона, форма и содержание которого все те же, что и шесть тысячелетий тому назад... Фантастическое продление знаний...
   От Иштар идет и само понятие древности - История.
  
  
  

22. В околицах "Махнограда"

  
   А теперь мы поедем домой... Отвезет Сашко, сын Федора.
   Утром мы уже были здесь недалеко - с кладбища виднелась надворная сторона хаты, черные стволы голых орехов на фоне белых стен и серой кровли, желтая скирда кукурузных стеблей - примета новых хозяев: долгие годы после смерти отца мать хозяйство не держала...
   Теперь, второй раз за день, мы мчимся тысячу раз исхоженным маршрутом вдоль Гайчура и Калмыцкой балки.
   С решения поселить здесь таврических "целинников" началась, собственно, писаная и реальная история Гуляйполя. Но, согласно этому документу, вдоль Гайчура и Калмыцкой балки раскинулось наше село: весь парадокс объясняется тем, что и речка, и огромный доисторический овраг с давно распаханными склонами раскинулись тут двумя боками...
   Околицы "Махнограда" простерлись к балке карьером кирпичного завода из-под дедовских времен Кармановой трубы и яблоневыми садами, а по другую сторону - это уже краешек нашего села, именуемый Камлычка. Казалось бы, нужно "Калмычка", так нет... Языку здешнему звучнее "Камлычка".
   Об озабоченной женщине здесь вам никогда не скажут, что она заметалась по хозяйству, а обобщат до образа: "бегает, как Ганна без соли". А когда уже в растерянности мужчина, то посочувствуют: "отстал куцый от воза". Не "дал стрекача", как у других людей, а "прошмыгнул, как румын балкой". С детства, пересекая Камлычку, я почему-то представлял его беглым фашистом: нас, как рассказывали, оккупировали румынские войска. Я мысленно просчитывал его маршрут в сторону Донецка, поскольку противоположное, запорожское направление от горизонта до горизонта было перерыто противотанковым, трехметровой глубины окопом, сохранившимся до наших дней, хотя на Румынию, если бы он бежал по карте, нужно было держать курс именно через Запорожье на Кривой Рог, а там уже прямо, в сторону Карпатских гор...
   За пределами нашего села о большом домашнем беспорядке люди говорят: "в хате у них, как у дурного на голове". Здешняя же реплика звучит несколько культурнее: "как у Шпака в клуне". Она, что интересно, подтверждает местное происхождение большинства "крылатых выражений", ведь Шпака, "дроги стоймя" - в черном костюме, шляпе и пенсне, - я помню, а о его знаменитом, довоенном еще сооружении наслышан. Дед жил у лимана, вода и притянула молнию, которая раньше немецких гаубиц разнесла ту, известную своими порядками ригу. Хорошо, что не зацепила самого деда, два метра ростом... Тогда еще молодой, он остался безо всякого инвентаря, зато люди - с пословицей, которая малыми словами констатирует великий бедлам.
   ...Когда я перечитываю повести Старика, то чувствую неповторимый колорит языка нашего края и родного слова. Этих "насекомых в капле янтаря из дремучих веков" он наловил, спасибо ему, премного. Разлетятся - не прочитаем чипы своего языка: в цепочках фраз недостанет звеньев. Может, из-за этого ностальгического чувства я преувеличиваю литературный дар Старика? Его ведь практически не печатали...
   Нет! В его словах есть мелодия речи, в ней воссоздаются те абстрактные образы, которые переходят в реальные ощущения и ассоциации, кажется, об этом волшебстве искусства он и писал в своей максиме о курганах...
  
   Чумак говорил, что Христича не печатали по другим причинам. Ему просто не давали ходу. Андрей слышал об этом краем уха, когда Старик хотел вернуться в Запорожье...

23. Самостийный Калюжный

  
   Сашко помахал родителям из салона авто и сразу же дал обратный ход. Потом, по звонку, он заберет нас в гостиницу. А его отец Федор никак не мог понять: как это не глотнем?
   - Я вам глотну в дороге, - пригрозила Татьяна.
   - И то так, - согласилась Ольга.
   Калюжные старше нас, они уже на пенсии. Сколько себя помню, мы с этой супружеской парой на "ты". Почему - не знаю...
   Ольга - у нее застуженные на ферме ноги - поковыляла в летнюю кухню: ужинать будем фамильными пирожками со шкварками. Навстречу ей оттуда вышел полусонный парень - племянник из Луганска.
   - То есть, по хлебному делу, - уточнял цель нашего появления Федор. - Ай-я-я-ай... Досвистались казаки... Впрочем, этого надо было ожидать...
   - Нормальный торговый процесс, - возразил я ему, мне ведь и самому надо, наконец, в это поверить. - Все продают, все покупают...
   - Да ты что, Толя, такую крамолу исповедуешь? - перебил меня Федор. - У нас же хлеб на флаге. Перестань, ради Бога, не оправдывай хоть ты свое кресло...
   - Тогда пускай я здесь буду по делу Христича...
   - Это другое дело! Мы с ним одно лето отходы возили. Вот ведь казак был! Ты его изучаешь?.. А знаешь, что Марина сейчас здесь? Приехала вроде бы огород пахать, может, сюда переберется. Лет семь как не было... Но только не видно, чтобы тот огород ей нужен был - в Гуляйполе, говорят, торчит целыми днями...
   В нежилом доме Марины телефона не было, поэтому Федор послал к ней луганского племянника. Этот Лука - приверженец физического труда, поэтому специально приехал с городского асфальта в отпуск на землю и постоянно требует фронта работ. Всю ночь кукурузные стебли на огороде мотыгой рубил, поэтому до обеда отсыпался.
   ...Существенная перемена - через дорогу напротив всегда была хата Калюжных, а теперь наша. Нынешние ее хозяева на выходные что-то повезли на базар. Над родным забором не видно могучих груш и раскидистой шелковицы, деревья тоже отживают свое. За старой калиткой - не наши порядки, незнакомые вещи, везде ощущается чужое присутствие. Лишь какая-нибудь мелочь кольнет сердце, воскресит в уголке памяти частицу былого и на миг перенесет в прошлое. Как этот обломок цветастой тарелки - в уютную домашнюю кухню с вечно хлопочущей матерью и теплом безмятежного детства... Я забрал кусочек фарфора вместе с землей для родившейся здесь дочери...
   Долго быть на отцовском подворье нельзя - оно к себе зовет. Оно тебя не забыло, оно слышит, что ты пришел, оно радуется... Оно понимает, что встреча коротка: тебе там не покинуть, здесь не начать... Разве что когда-нибудь потом, на пенсии... Так наперед не загадаешь...
   Не нужно во дворе бередить ему и себе душу. Извини, дружище, дай Бог, свидимся... Ты выносил, вырастил нас на своей зеленой траве, ты сделал для нас все, что мог, ты сам благословил нас в дорогу и навсегда остался в душе, она ведь вырвалась на свет из твоей колыбели...
   Заглянул в гости коренной обитатель этих мест - осенний ностальгический дождик, и мы возвратились в беседку крыльца Калюжных, увитую кружевом виноградной лозы...
   - Толя, у меня не домашнее, у меня магазинное...
   - Давай понемногу, - согласился я.
   - И то так, - одобрила Ольга. - Родной дом, как-никак... Только подождите минутку, чтобы не на голодный желудок, сейчас пирожки принесу...
   Жизненная философия Федора всегда была близкой к известному лозунгу опоры на собственные силы. Иного мировоззрения в украинском селе не было и не будет, но Калюжный поражает своей фанатичностью по претворению лозунга в реальность, а этого уже на каждом шагу даже в Украине не встретишь.
   ...Сидим мы с ним, если разобраться, в исторической усадьбе Якова Тарасенко, старшего брата моего деда Антона, у которого два или три года подрабатывал еще подростком Нестор Махно. Причем, подрабатывал вместе с моим дедом, ибо тот его брат, "эксплуататор" Яков, поставлял коней ко двору "его императорского величества". Дальше можно не продолжать: Махно оказался в Париже, а где деды - один Бог святой знает... На нашем подворье уцелел последний побег - мой отец, а осиротевшая усадьба поставщика "двора его императорского величества" с развалинами дома досталась молодоженам Федору и Ольге... Я всего месяц пробыл тем летом в бердянском пионерском лагере на берегу Азовского моря, а по приезде не поверил своим глазам: от старых руин не осталось и следа, а в палисаднике, ближе к дороге, стоял светлый, как звон, новый высокий дом.
   А надорвавшийся Федор лежал в лихорадке: в первый же день запарился и простудился, по спине и в паху пошли чирьи, а под мышками выскочило сучье вымя, он ставил руки коромыслом и носил враскоряку тяжеленные ведра раствора, а вечером падал как убитый, и Ольга перетягивала его за шиворот на постеленные прямо на полу рядна без подушки, потому что шея не гнулась...
   Философия Калюжного обеспечивала гармонию его существования. Это не медитация какого-нибудь голого индуиста, который свернет ноги калачиком, погрузится в нирвану и - не трогайте его, это самый счастливый на земле человек, которому ничего больше не нужно... У нас такому учению можно следовать разве что до первых заморозков, а потом искать натопленный угол. Поэтому нам нужно все... Калюжный в теплой квартире сидит не голым гуру, а их раджой: "все" - оно у него есть!
   - По-правде говоря, - откровенничает он, - уровень нашей жизни в последнее время не снижается лишь благодаря тому, что с каждым годом нам все меньше и меньше нужно... Но запас прочности достаточный.
   Крепкие тылы у него - просторный дом, лабиринт надворных строений, приусадебный участок, полный погреб картофеля, бурты капусты на чердаке вокруг лежака, чтобы не замерзла, гирлянды лука в сенях, бочка квашеных арбузов и ровесник турецкого казана - просоленный, как шхуна, дубовый рундук с салом на веранде; свинья, гуси, куры, козы на заднем дворе, а с улицы, перед палисадником и аркадами виноградной лозы, - козел в ошейнике на аркане, который гонял еще наших детей... Да две собственных руки...
   - Это уже другой козел, его потомок, - говорит Калюжный. - А руки те же самые... Чем меньше они будут трудиться, тем, значит, меньше уже нашему дряхлому телу надобно, такова природа... Для поддержания мощей хватит немного козьего молока и ренты с земельного пая, а одежду и богатые стирают, иначе залоснится. И латают - всякая вещь, особенно обувь, ценится тем, что удобно разношена и не мозолит. А так есть все: ты представляешь, Толя, такое состояние, когда абсолютно все позиции закрыты! Всплошную на всех узловых направлениях. Кроме культурных запросов, - потряс он свежими газетами. - Сюда наибольшие деньги идут, потому что на огороде оно не растет...
   Пришел Лука и сказал, что Марина примет меня завтра с семи часов...
   Мы молча переглянулись...
   - Такого здесь еще не было, - забарабанил пальцами по краю стола Федор. - Ты смотри, какая манерная... Это что, она прямо при тебе определила часы приема?
   - Как бы она из Гуляйполя определила?.. Сегодня поздно вернется, а тетка Скелетина ей передаст....
   - Секлетина, - покачал головой Федор. - Эта молодежь как будто в лесу растет... Выпьешь с нами немного вина?
   - Да вы что? - возмутился племянник. - А ту тетку вашу сутулую, я думал, дразнят так... Назовут, действительно...
   - Поклонник Порфирия Иванова, - поясняет Калюжный, - видишь, они какие... Что это за учение такое: нудиться на готовых харчах... Ни выпить, ни закусить, как мужику... Гусака зарезали - не ест... Тьфу на него, думал, приедет - подкормим...
   Я поймал себя на мысли о том, что не знаю, какое у Федора образование - начальное или "семилетка". Скорее всего - вариант первый, потому что помню я его лишь трактористом вне всяких учебных заведений. А знаниями он оправдал бы диплом техникума или выше, читает без очков, но глухой от рева монстров своей молодости - первобытных дизельных тракторов без кабин, поэтому ни радио, ни телевизора не слышит. Но собеседника, что интересно, понимает...
   - Скажи честно, ублаготворенный жизнью человек, как случилось, что я здесь нужен стал? Скажи честно. Ты личность самодостаточная, а посему нейтральная, не обозленная на власть и на людей, довольствуешься своим и не завидуешь чужому. Не всех, особенно молодых, устраивает твой жизненный уклад, не все разделяют твою диогеновскую философию... Впрочем, Диоген против тебя - это нищеброд в бочке, ты...
   - У дядьки больше от великого нашего учителя Порфирия Иванова, - заметил племянник.
   - Не надо меня ни к кому лепить... А то, что я думаю, к чему все это теперь? Моститься нужно в вагон, а не на колею за хвостом поезда...
   - Поезд, дядя, у вас под носом стоял, когда Украину на семь миллионов паев раскрошили. Как с них получить товарное зерно? Кто вложит сюда большие деньги? А за малые - кандер плевельный и стагнация на года, как говорит наш нынешний учитель. Объединиться? Так все же было объединенное... Земельная реформа называется! Реформа - это смена с целью улучшения, а тут не перестройка даже, а прямо по коммунистическому "Интернационалу" - "до основанья, а затем...". У тогдашней политической элиты не хватило ума дать народу доли сельскохозяйственных предприятий, а не земельные паи, что, как известно, предлагали зарубежные продовольственные эксперты...
   - А ты, я вижу, - повернулся к нему Федор, - не только стебли тяпать мастак... Учитель ваш теперешний, наверное, вместо Кучмы метит?
   - Колхозы не ответили на вызов времени, это нужно признать, - сказал я племяннику. Федор возразил:
   - Я думаю, Толя, что многие ответили. Более того, они могли стать крепким каркасом реформ. Для фермерства хватило бы земель госфондов, слабых колхозов и совхозов, а хозяева полета Чумака сами в силах разобраться, как им со своей коллективной собственностью в условиях рынка быть. Рынок - это единственное, чего им тогда не хватало для ответа на вызов времени. Но люди с брусчатки видели лучше... Поэтому власть в данной ситуации поступила правильно...
   - Правильнее некуда, - передразнил Лука. - Настолько правильно, что наш половецкий гость, как я понял, на подмогу прибыл...
   - Не слушай ты никого, Толя, - перебивает Калюжный, - я тебе десять раз подряд скажу, что власть сделала правильно... Если бы ты слышал, какую здесь бучу подняли. Кто предложил эти реформы? Кто колхозы шельмовал... И как будто по требованию самих колхозников, как бы от моего имени: я землю пахал, а они на асфальте орали, как полоумные, что меня защищают... Я хоть одного писателя или газетчика защищал? Или подсказывал им? А они обстановку разогрели так, что плюнешь - шипит... Я все читаю внимательно... Без очков... Выхода у власти не было, кроме единственного решения - возьмите поровну и заткнитесь... И заткнулись... Даже у писателей челюсти отвисли, до сих пор молчат...
   - Политика, Федор, это не капризы в детсаде: чуть что не так, то ломаем все, каждый забирает свои игрушки... Государство такие штучки своим гражданам не выкидывает в любой ситуации. Речь идет о продуманной стратегии и тактике, о взвешенных решениях, которые отвечают, в конце концов, надеждам миллионов...
   - Да все у нас делают люди при власти, а не государство. Многих из них мы знаем, они уже не государство. И никогда им не были. До тех пор, пока мы таких людей будем за государство держать, до тех пор у нас самого государства не будет.
   - Я, дядя, никак не уразумею, за что вы ратуете? Вы же ни в какие платформы не вписываетесь... За кого вы голосовать идете?
   - Ни за кого, - пояснила Ольга. - Ото так...
   Они с Татьяной принесли горячие пирожки.
   - Надо облиться колодезной водой, - поднялся поклонник Порфирия Иванова. - А то есть хочется...
   - Ты видишь, как можно на нервах играть, - говорит вослед Федор.
   - Мы землю снизу обрабатываем, - огрызается племянник. - В шахте ее пока что всем хватает. Смотрите, как бы вы здесь в годы немощности телесной в батраки не подались...
   Калюжный голосовать за выдвинутых партиями претендентов не будет принципиально. Принцип новый, только недавно надоумило. После того, как у них очередной раз побывали агитаторы, они с Ольгой сели да и возобновили в памяти всех, кому эта бойкая публика уговаривала доверить мандат. Переписали. И тут вдруг выяснилось, что всю жизнь им советовали выбирать совершенно не тех людей: все они, как оказалось впоследствии, вели не туда, делали не так, говорили не то...
   - Данные свидетельствуют против нас, - логически рассуждает Федор, - мы фактически пособниками являемся. Поэтому куплю в лавке карандаш, забыл, как называется, пишет фитильком жирным, вычеркну всех подряд и напишу поперек: "За Украину!".
   У нас появилась возможность быть прямо причастными к выборам: Татьяна достала из сумочки зеленый фломастер от эстрадной звезды и вручила его Федору.
  

24. Максимы-2

  
   Ночевали мы у Калюжных, поэтому поднялись с рассветом. За пределами своего дома всегда просыпаешься рано, а тут еще это отставание времени. Впрочем, Калюжные уже копошились привидениями в огородной мгле. Управившись с утренними процедурами, я отыскал в дорожной сумке общую тетрадь Христича и взялся на стеклянной веранде, у рундука, за максимы. Нет, это был не тот киевский случай, хотя с вечера, после магазинного, самодельное, из казана, мы все же попробовали. Но с надлежащим чувством умеренности.
  
   Отец купил в подарок молодым легковую машину, его потом отблагодарили - взяли прокатить. Невестка злится: отец сильно дверцами хлопает.
  
   Тезис к письму Руденко относительно издания профессиональной газеты на украинском языке.
   "Язык родился как звуковая система организации труда, эффективный труд порождает языковую экспансию. Сейчас впереди прут англосаксы, их терминологию глотают целиком, разжевывать некогда. Мы украинский язык нокаутировали на его поле, вытеснив как раз из сферы материальной культуры, с территорий индустриальных регионов и промышленного производства вообще, как цеха сугубо специфического, второстепенного и низкого. А там весь народ. Высокие же сферы изящной словесности - страшно далеки они от народа".
  
   Не старайся втолковать идею произведения через пейзажи - читатель перелистает страницы с живописанием багрянцев вместе с заложенной там сутью. В подавляющем большинстве люди и в жизни восходы-закаты перелистывают не глядя...
  
   Я сказал Руденко, что такой его ответ не смогу передать журналистам, поскольку на нормативный язык он не переводится, а он мне в ответ: а зачем тебе те слова вообще. Ты сядь перед ними вот так (он занял позу роденовского Мыслителя), ухвати голову руками (вцепляется за волосы на висках) и кричи, как будто это свирепствую я: "неужели Руденко такой дурак, чтобы открыть вашу газету, а потом плюнуть на все остальные дела и искать деньги на дотацию"...
  
   "Есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть"... Заимствовано у каннибалов, нам-то, особенно вегетарианцам, перед кем оправдываться?
  
   Размышления на месте разрушенного гуляйпольского храма: нет комментариев! Одни аналогии...
  
   Редактор вычеркнул из моего очерка слова знатного стахановца: "Когда из своего городка я пошел в люди, то поклялся - возвращусь, и он будет у моих ног. В голове почему-то маячил Наполеон в лавровом венке... Пришла слава, а желание приехать домой триумфатором с годами пропало. Жизненный успех - найти не славу, а себя"... Редактор наш все еще в поисках.
  
   Мир осветляется светом матери, весь земной свет есть отсвет ее светлости, иного светоча не существует.
  
   Какой там национализм... Чтобы Руденко знал: у меня скорее цыганское мировоззрение. Цыгане наезжали к нам конными кибитками, разбивали за огородами Толошных табор и раскладывали на лугу полыхающий костер... Около него ужинали гурьбой, затем в раздутых ручными мехами углях старые цыгане (барон их, говорили, раздувал лично) как-то по-своему калили людям вилы и лопаты. Брали деньгами, яйцами, овсом для коней...
   В ту осень у них заболело дитя, оно еще только поднималось на ноги и начинало разговаривать, но застудилось в дороге, потому что шли дожди, а у нас тогда пекли хлеб, и его принесли в натопленный дом. Два дня дитя бредило в забытьи непонятными словами, потом пошло на поправку и выздоровело... Может, и не запомнился бы ничем тот цыганенок, если бы не лепетал с каждым на его языке: со своей матерью по-своему, с моей по-нашему, а с врачом, буряткой Кирилловой, еще и на русском. Зачепило говорил: "ты смотри, сколько языков в малую голову влезает, хотя бредит каждый все же на родном..."
   Я - за полноценное вкладывание национального, а стремление забить людские головы лишь своим - это совсем другая музыка. Это великий грех сужения природной полиглотской потенции мозга к усвоению только той суммы знаний, которая накоплена в пределах собственного подворья. И преступное недовложение общечеловеческого, для которого в полушариях отведено специальное место; когда оно долго ничем не заполняется, то эти извилины так и остаются недоразвитыми, по человеку это видно снаружи...
  
   Во дворе редакции, обкапывая деревья перед мусоросборником, я предложил название тематической страницы ко Дню работника коммунального хозяйства - "Маяки в сфере фекалий". Дошло до Руденко; говорят, как бывший коммунальщик, оценил.
   Как ни странно, наименее эгоистические произведения получаются от имени авторского "я", потому что требуют искренности, фальшь здесь видно сразу. "Позиция постороннего" дает больше воли перу автора и его лирическому герою. Известен и такой литературный прием - мир глазами животного. Я выключаю телевизор, когда начинается "Белый Бим, черное ухо" по Троепольскому... Пронзительно, но не очень корректно, у человека всегда есть социальные варианты, и последний - как надежда на чудо или на апостола Петра с ключами, у собаки - ни единого...
  
   Позавчера из Запорожья (здесь не приняли бы) ударил телеграмму Руденко: "Никакое официальное лицо и даже бюро лиц - не Украина, а транзитная генерация. Главное - что она ей оставит".
  
   Это последняя в тетради запись. Половина седьмого, время идти на прием... Встреча с Мариной должна прояснить многое, - так думалось по пути к родовому подворью Христичей...
  
  
  
  

25. Казацкая булава

  
   Как быстро все-таки летят лета... Тогда, в школе, время тянулось долго, оно, собственно, и не тянулось, а стояло. Сколько уроков нужно было отсидеть, сколько штанов протереть, сколько классов пройти... Старик уже в университет поступил, а мне еще два бесконечных учебных года оставались... Потом пошли свои первые курсы, от которых до тех дипломов, до той самостоятельной жизни было, как до Киева на карачках... Это сейчас кажется, что все минутой промелькнуло, но в те минуты впрессованы целые эпохи...
   Вот это подворье Тимониных - разве не эпоха? Сейчас хозяина дома нет, он у дочки Катри в Днепропетровске, у нее там недавно ювелирный магазин обокрали. За полвека Тимонин без всякого принуждения добровольно овладел государственным языком, опыт его стоило бы обобщить на государственном же уровне, дабы не морочить голову иноязычному населению и переключить внимание на ясельного возраста их детей и внуков, завтрашних дееспособных граждан... А старому Тимонину - ему что... Тимонину эти полстолетия с нашей мовой и карты в руки. Нет такого слова, которое бы он не знал, которое бы не употреблял и которое бы, бедное, не искалечил. Послушаешь украинскую лексику в его сибирском исполнении - и пускай белорусы простят за впечатление...
   - Треба ихати до Катри, - сообщил он вчера соседям, - видвезу трохи картопли да олеи... А шо ище даси?
   - А чего они сами не заберут, - спрашивает Калюжный. - Проведали бы отца попутно...
   - Та куда им абом? Дочку ж, бачьте, держуть, бо каминьци вкрали, а чоловик ийи тепэр ведучий сексофанист...
   - Ни черта себе... И кого он водит?
   - Никаго, сами йдуть. Вин кожного вечера выступаеть, у него усегда при саби дудочка на матузочке. Догралися, шоб тоби луснули...
   Я смотрю за забор Тимониных. Усадьба - двор с участком - у них такая же необъятная, как и у Калюжного, но без всяких там следов огородничества. Когда-то я зашел к ним за ломиком... Это не двор, а выставочная площадь останков бывшего колхоза, втолканных сюда из прилегающих хозяйственных территорий: скелет трактора без гусениц, мощи комбайна, конструкция с баскетбольным кольцом и лохмотьями сетки, телеграфный столб с бетонным пасынком, тот самый военный, перекошенный уже, но все еще на ходу "Шевроле" с четырьмя приводными колесами - "передок ведущий, задок подпихивающий"... И так далее, и тому подобное от парадного крыльца до края огорода с вербой у криницы на внезапно подтопленной луговине. Где-то там маячила и вонючая, со стойким запахом креолина, куча кирпича из разобранной задарма овчарни, который коммерсанты оставили под надзор Тимонина в конце огорода. Они долго платили ему аренду, а потом сказали: делай с этим кирпичом сам, что хочешь... Будто бы сложили из него на пробу простенок коттеджа в районе Хортицы, но креолин за десятилетия въелся так, что дух его из-под трех слоев штукатурки несло аж в центр Запорожья...
   Кирпич на фундамент полевой междугородной подстанции хотели было купить энергетики, но Тимонин не продал и прилюдно сообщил, что будет держать для цоколя будущего монумента колхозникам на месте сгоревшей кладовой. Вонь всякая, дескать, выветрится, и общество отважится отцов-матерей добром помянуть.
   ...А на днях, в связи с ограблением ювелирного магазина, сюда, к Тимонину, наведалась бригада криминалистов из области.
   - Ты смотри, как получается, - делился наблюдением Калюжный, - трясут, оказывается, первым того, кого обокрали, а потом только дальше идут... А Тимонин говорит им, что Катри с музыкантом тут уже год как ногою не было. И начнете, мол, вы те мелкие камешки искать, то, может, на ломик наткнетесь, так сообщите, пожалуйста, потому что Толя его в позапрошлом году попросил, но мы его так и не нашли...
   Дальше, через два двора от Тимониных, пустырь с ботвой выкопанной картошки и мелкой ржавой дребеденью, вымытой осенними дождями. Когда-то здесь, нарушая общий порядок, поперек соседних домов, спиной к улице стояла кузня. Дымная ее труба собирала нас к своему теплу в долгие дни обложных дождей и промозглой слякоти, но не только непогода гнала сюда пацанву. Старый коваль дед Серега о технике безопасности никакого понятия не имел, да и какая могла быть опасность детям войны возле взрослых: мы путались под ногами, копошились в кучах металлического лома, жарили в горне семечки и ловили картузами из-под молота дядьки Павла брызги искристого огненного железа.
   В кузнице творилась симфония труда, и я думаю, что старый кузнец усматривал в нашей детской гурьбе свою, как теперь говорят, аудиторию. Могучими клещами в левой руке он крутил пылающую железяку, прыткий его молоточек в правой тараканом выкаблучивался по наковальне - она в разных местах вызванивала иначе, - успевал в этом быстром танце дрыгнуть пяткой в направлении главного удара, куда, из-за плеча, со всего маху, раз, но горазд, глухо обрушивал свое орудие дядька Павло. Прикладывался он так, что вздрагивали закопченные стены и снопом сыпались искры - как-то у меня картуз в руках вспыхнул... И так весь день: мелкие коленца кузнеца и заключительный аккорд молотобойца... Дядька Павло, в военных еще гимнастерке и галифе под прожженным окалиной фартуком, едва успевал отхлебнуть воды, наклоняя висевшее рядом на проволоке ведро, утирал рукавом едкий пот на глазах и все спрашивал у нас, не видно ли там еще обеденного автобуса на Сталино, потому что часов тогда не было ни у кого...
   В большой куче металлолома возле кузницы можно было найти все: от кривой сабли до прямого рыцарского меча; дед всегда разрешал нам брать для постановок похожие на это оружие железки под честное слово. Попалась как-то булава - конец штельваги с набалдашником-противовесом, но мы ее даже со двора вынести не смогли.
   ...Я вспомнил об этом теперь, после Киева, Святой Софии и прочитанных иероглифов-клейнодов великих князей, и подумал, что геральдика и символика проясняет не только древность, но и последующую нашу историю, районированную географически и политически в сумерках средневековья. Государственная булава, в первую очередь, была знаменателем украинства того времени, она обобщила и выразила в себе более мелкие региональные интересы.
   "О чем говорят клейноды?" - спросил у себя Мирослав Попович, рассматривая экспозицию привезенных из-за границы реликвий Богдана Хмельницкого, справедливо замечая при этом, что каждая из них "несет в себе какой-то скрытый смысл". И ответил: "Вещи, которые мы увидели на выставках, организованных Фондом "Украина - ХХI столетие", говорят больше, чем заросшие травой руины. Они уподоблены небу над нами и являются символами той возвышенной, вечной Украины, над которой не властны смерть и печаль, корысть и предательство".
   Целиком согласен с высокими ассоциациями, но позволю заметить, что именно среди заросших травой руин, в более приземленных образах и категориях, нужно искать тот самый "скрытый смысл" клейнодов. Геральдическое значение оружия известно: на гербах именитых европейских династий большей частью блестят династические орудия труда - отточенные лезвия клинков. Понятна и суть противоположного - стилизация оружия под символику: крестообразные мечи воинов за гроб господень или кривые ятаганы-полумесяцы против неверных.
   А против кого булава? Всякие, по Д. Яворницкому, обухи, келепы, молотки и чеканы? Кто нас окружал? С юга - басурманы, тяжелая короткая булава перед резвыми саблями турок - это неуклюжий молот дядьки Павла против того ловкого голосистого кузнечного сверчка... С севера веками нависала Московия, но войн с ней я не помню вообще, кроме, разве что, стычек времен Петра Сагайдачного или Ивана Выговского; к тому же никогда ее армии не рядились в латы, не выстраивались "свиньей", а были легко вооружены, как и наши.
   Кто были те, тяжеловооруженные, в пудовом орденском снаряжении: бронированных панцирях, пластинчатых латах и чешуйчатых доспехах, наплечниках и нагрудниках, нам хорошо известно. Только многолетнее историческое противостояние их угрозе могло так поднять значение булавы как выстраданного общенационального символа. Такой очевидный вывод, такое содержание этой самоидентификации, без всяких апелляций к небесам и параллелей с современностью, ведь тесный нынешний круг государств только на очередных военных маневрах именует соседей предполагаемым противником, но кто же не понимает, что это все условно, что это все так... По инерции реалий прошлого....
   Интересно, представляет ли кто-нибудь из нас булаву без Хмельницкого либо Хмельницкого без булавы?
  
  

26. Славянский базар

  
   Сетования на необъективность истории как науки безосновательны, в таком случае необъективным жалобщиком становишся ты сам. Заяви себя участником дискуссии: не разделяешь какую-либо точку зрения, выскажи свою. Теперь есть неограниченные возможности - макулатурные и электронные СМИ, улицы и площади, а в Костанае еще и славянский базар... Докладывай, но не кричи, что единственный праведник - ты. Праведной, что доказано поколениями правозащитников, есть лишь святая борьба с официальной пропагандой мифов, то есть с брехней государственного уровня, ибо это - политика, которая никогда наукой не была. А плюрализм в рамках дискуссий - это как раз благо общества без цензуры.
   Благодаря ему и я могу прилюдно молиться на собственный иконостас великих украинцев, никто меня не заставит преклоняться перед чужими. Я имею свое мнение относительно того, кто есть великим из великих для государства. Вопрос интересный, ведь, скажем, Энрике Карузо когда-то был известнее самой Италии. С годами все встает на свои места, к тому же все под солнцем относительно: в зените славы заблудившийся на прогулке певец зашел на соседнюю ферму попить водички и представился...
   -Жена, иди скорее сюда! - засуетился хозяин. - Могли ли мы с тобой предполагать, что и к нам когда-нибудь заглянет великий путешественник Робинзон Карузо!
   Если все на земле относительно, то постоянной величиной нужно признать саму землю. Как материальный объект, как философскую категорию пространства во времени и как базис для всякой иной деятельности.
   Мой список великих украинцев начинается с хранителей Земли Украинской. Это номинация государственных деятелей, политиков и полководцев, которые удержали пусть сантиметр исконной этнической территории нации - Родины. Только за этой когортой - совесть нужно иметь - должны следовать другие... Есть великие украинцы, которые оружие в руки не брали: дипломатия во все века значила не меньше сабли и булавы... А есть деятели, которые строили - по тем или иным причинам, иногда сепаратистским - свою Украину на какой-то ее части, и этим самым удержали земли (в основном порубежные) для будущей интеграции в единое государство. Без того же Нестора Махно и его повстанческой армии о современной конфигурации некоторых наших границ говорить можно разве что гипотетически...
   Свой список я не излагаю здесь ввиду громоздкого "справочного аппарата". А иерархия великих деятелей в нем вырисовывается такая: князья Киевской Руси - фигуранты периода раздробленности - действующие лица украинско-российской истории.
   Первый период я опускаю ввиду наличия практически единогласного одобрения оценок героев той эпохи.
   Последний период также. Из-за неготовности общественной мысли к адекватному восприятию вклада царских сановников и высоких функционеров СССР и КПСС (украинцев среди них всегда было достаточно) в дело соборности земель, а оно шло районами, областями, регионами, полуостровом... И сформировалась Украина окончательно в те времена. Никогда и никакие политические и административные решения сверху не принимались без инициативы, обоснования и давления снизу... Впрочем, имена этих недавних еще "канцеляристов" на местах и в высоких столичных креслах, как и первых киевских князей, нам тоже хорошо известны. Ввиду ничтожности расстояния...
   Срединный период - это четыре столетия феодальной раздробленности: с конца Руси Киевской до Переяславской Рады. Во мраке средневековья украинские фигуры можно рассмотреть лишь вблизи, в региональных сотах аморфной вощины - господствующим укладом европейского континента тогда были замки-поместья, имения и усадьбы в статусах государств.
   Только в пределах Германии - память не должна изменить, потому что как дней в високосном году - было 366 независимых земель. А мы все думаем, что к нам это не относится, что нас, как домарксовских пролетариев, к единению просто никто своевременно не призвал...
   Украинская специфика была. И в административном укладе, и в поместных персоналиях. На исконных удельных землях Киевской Руси вводились, по польскому образцу, воеводства, что никак не меняло природы землевладения. Не вдаваясь в подробности, приведу слова Николая Аркаса (у меня есть лейпцигское издание его "Истории Украины", финансированное в 1920 году Симоном Петлюрой). В поместьях, - пишет автор, - обитали независимые от суда и короля "шляхетно-урожденные", за пределами усадеб существовало абсолютно бесправное "быдло". Если шляхтич убил холопа, то платил небольшое возмещение.
   Такая специфика и европейские процессы централизации выдвинули в конце тоннеля средневековья микрошляхтича Хмельницкого из Суботова до макрофигуры гетмана Украины. Украины уже его собственной конфигурации. Украины, выросшей при нем до вопроса, на который ему самому же пришлось отвечать. Ответ, собственно, вот он - великое европейское государство, предсказанное, как говорится, на три с половиной столетия вперед. А если в нем что-то не так - извиняем! Своего, где требуется, добавляем! Тем самым в покое бессмертную душу раба божьего Зиновия оставляем...
   На славянских базарах в Костанае украинский товар есть, ажиотажный спрос на некоторый ассортимент удерживается Киевом. Накануне 350-летия Переяславской Рады исследователи какого-то культурного центра предупредили оттуда Москву и украинские диаспоры по всему миру, чтобы никто не суетился, потому что такого события не было вообще. - "А кто доказывает противоположное", - кладут они на лопатки оппонентов, - "пускай предъявит нам протокол". Другая группа ученых открытым письмом рекомендовала своему правительству приравнять это событие к еврейскому геноциду.
   Ученые ученым верят не всегда, поэтому ученый совет нашего вуза предложил мне, как выпускнику-украинцу, сделать на своей конференции доклад относительно сути и последствий "переяславского холокоста" для современной генерации земляков.
  
  
  

27. Гауптман Хмельницький

  
   Тезисы доклада я написал, но на студенческий форум не попал, поэтому вместе с шевченковедом Станиславом Мастеровым подал в институтский альманах материал под названием "Зиновий, дружище Алексеев!"

* * *

   "Дружище Алексеев!" Это обращение Шевченко к Богдану Михайловичу Хмельницкому, Зиновием крещеному, с намеком на его благорасположенность к московскому царю Алексею Михайловичу Романову. Второму, заметим, в династии, олицетворяющей для Шевченко мировое зло.
   Отношение Кобзаря к личности Гетмана несколько смазывало монументальность живописного полотна Михаила Хмелько "Переяславская Рада", на величественном фоне которого в 1954 году отмечалось трехсотлетие воссоединения Украины с Россией. Поэтому в те дни и в течение всей советской эпохи неназойливо разъяснялось, что в оценке Богдана поэт допускает "некоторую противоречивость".
   Там, где речь идет о судьбах Украины, у Шевченко нет смягчающих полутонов. "Некоторая противоречивость" - это довольно резкая оценка проромановской политики Хмельницкого, осуждение недостаточной его решимости добить ляхов на своей земле и навсегда покончить с вековой польской проблемой.
   Но именно он, Богдан, создал условия для такой постановки вопроса. До его гетманства шляхта властвовала практически по всей Украине, за исключением Запорожской Сечи. Но и на нее, притихшую, влияя, ее гетманов утверждая... Теперь же с Гетманом, избранным без согласований, готовы были разговаривать на равных и король польский, и султан турецкий, и царь московский...
   Противоречивость эта и запечатлена в произведениях Шевченко. От констатации всенародного почитания Хмельницкого - его портреты по хатам в рушниках - до укора:
  
   "Занапастил сам убогую
   Сироту Украйну!"
  
   Паритет, достигнутый Богданом Хмельницким в этой азиатской, по выражению Гоголя, части Европы, должен был - и закончился мировой всех вовлеченных в конфликтную ситуацию сторон. На Сечи рассматривалось несколько вариантов опробованных к тому времени уний (польско-литовской, русско-литовской), или союзов, причем более всего поговаривали об украинско-польском. Стороны при объединении в качестве стабилизатора имели бы как этнически общую, так и порядком смешанную серединную часть своего образования. Оттуда происходила и родословная полонизированных украинцев Хмелей.
   Похожая картина вырисовывалась в случае союза с Россией. Здесь просматривался еще и прочный для возведения всяких социальных пирамид замес православной веры. Нации тогда еще не вызрели, народ хранил в памяти не только прямоточную кровную линию, но и родовую общность когда-то крещенных в Днепре предков.
   Был и третий вариант, довольно серьезный. Турецкие султаны некоторыми подданными из почти тридцати стран, в том числе и соседним с Украиной крымским ханством, управляли символически, скорее, обеспечивая им "крышу", а себе фасад великолепия и всемогущества Оттоманской Порты.
  
   Определяться в выборе нужно было незамедлительно, по ходу неожиданной, но закономерной войны с Польшей, которая вспыхнула из-за семейной трагедии в усадьбе Хмельницкого в Суботове. Запорожье, из всех ресурсов наиболее ценившее "человеческий фактор", теряло десятки тысяч своих сынов, плеяду славных казаков и атаманов. Используя архивные материалы, их в великом множестве поименно перечисляет Гоголь в одном поминальнике с самим полковником Войска Запорожского Тарасом Бульбой.
   Повешен Бородавка, с Колопера содрали кожу, Подсышкова голова посолена трофеем в бочке... Нема уже кошевых и куренных, а то и просто дюжих казаков: Кокубенка с Бульбенкой, Шило, Бовдюга, Степана и Охрима Гуски, вознеслись в небо души атаманов Балабана и Невелычко. Сложили головы Вовтузенко, Задорожный, Метелыця, а Пысаренкова голова, хлопая очами, покатилась по траве. Истекают кровью Голокопытенко, Дегтяренко, два других Пысаренко, Вертыхвист, Черевыченко, Закрутыгуба, Сыдоренко, Густый...
   Потерю людских ресурсов можно было в канве заглавия тезисов поименно показать и на героях шевченковских произведений. Но к Гоголю мы обращаемся для того, чтобы привести ключевую фразу Тараса Бульбы, сказанную им под конец жизни.
   Когда в плен к запорожцам попал сам коронный гетман разбитого войска польского Николай Потоцкий (от расправы его спасло русское духовенство), то, "приведенный в крайность", он предложил королевский мир на условии "жить воедино с удовлетворением прав и преимуществ каждого".
   "Вырвал тогда седой Бульба клок волос из головы своей и воскликнул:
   - Эй, гетман и полковники! Не сделайте такого бабьего дела! Не верьте ляхам: продадут псяюхи!
   И не такие были казаки, чтобы поддаться на то: знали они уже, что такое польская клятва".
  
   ...Хоть извиняйся после этого за Гоголя и за себя перед современными поляками, но речь здесь идет об истории, о "бандитском" ее периоде, спасибо, не сделавшем "мертвыми" наши языки и народы.
   "Добивание" ляхов ни в какие планы Хмеля никогда не входило, хотя он и грозился. Европейски образованный человек, с великим чувством юмора, отпускавший афоризмы на семи языках, вошел в историю как полководцем, так и политиком и дипломатом.
   Гетман понимал, что союз с Польшей как образование продуктивное невозможен из-за системы ее ценностей. И совершенно правильно полагал, ибо с той своей "системой ценностей" Посполитая враз и бесшумно исчезнет с карты мира.
   Мы не случайно для конца эпохи средневековья употребили термин "феодальный бандитизм", который в новой истории переходит в более цивилизованные экономические и политические отношения. В Польше удельщина ни во что не трансформировалась, чего не предвиделось и впредь писаными ее статутами. Никакой мир с Польшей не гарантировал спокойствия внутри: любой пан, потенциальный интервент, плевал на все договоренности, как и на самого короля своего...
   Если бы Богдан пошел на эту унию, то получил бы вместе с нею и магната, скажем, Ляща, имевшего свое войско, замок с картинами голландских мастеров и украинско-польским "быдлом". За жестокость и воинственность, возмущение спокойствия и уголовные преступления он 236 раз осуждался на ссылку. Так этот Лящ из судебных решений сшил себе пергаментное манто, наподобие королевского горностаевого, в котором и появлялся всегда в замке его высочества, огорчаясь, что кожанка коротковата, удлинять надобно...
   Орест Субтельный, касаясь этого типа в своих сочинениях, извиняется за возможную горестность. Но в том-то и дело, что нет здесь никакого преувеличения! Популярный русский писатель Александр Бушков, в жилах которого какая-то часть польской крови, считает, что пан Ляш (у Субтельного он Лящ) - ангел небесный против пана Потоцкого, жившего позже. Тот при игре в прятки с крепостными девками отыскивал их в лесочке по ауканью от ружейной дроби, а судей, вынесших ему приговор за очередное бесчинство, велел своим гайдукам высечь, спустив штаны, на столах, устланных их же решениями. Прямо под Фемидой с завязанными глазами.
   Можно добавить к этому, что порядочный шляхтич мог самостоятельно вести свои иностранные дела помимо короля...
   Запорожье уяснило всю безнадежность польско-украинского союза. Об этом, собственно, Хмельницкому сказал и сам Володислав, у которого по наивной еще молодости Богдан искал защиту от самоуправства одного из "порядочных шляхтичей". - Берите в руки сабли, - посоветовал король, - а я добродеем буду.
  
   Не протоптали стежек украинцы и в турецкую сторону. Сечь первой учуяла ветшание всего строения Великолепной Порты, шаткость тамошней власти и непримиримые с ней противоречия, о чем прямо, как говорится, по-товарищески шла речь в том самом письме запорожцев турецкому султану за подписью кошевого атамана Ивана Сирко. Документальный или фольклорный казацкий "лист" - безразлично, потому что ответ на вопрос: почему украинско-турецкое соглашение так и осталось предварительным разговором - в этом "фирмане" достоверный.
   Дай вам в руки власть и булаву, согласились бы вы на федерацию, или пусть даже на конфедерацию с такими субъектами? Вряд ли... Но дело в том, что такой единоличной власти вам никто бы вместе с булавой не дал, институт гетманства предусматривал не абсолютизм, а выборность, что есть самой эффективной формой удержания верхов от сомнительных, тем более безответственных решений...
   Известно также о тогдашних переговорах со Швецией, Валахией, Венгрией и "остальной Европой". Одним словом, проблема стратегических партнеров изучалась глубоко и всесторонне. И разумные украинские головы возле гетмана были всегда. Современных, круче мыслящих оппонентов, которые теперь пытаются обратить наше внимание на ограниченные способности гетмана и отсутствие у него национальной идеи, тогда, разумеется, не было. Потому что для национальной идеи нужен еще и ее носитель - единый, сознательный и целеустремленный народ, зрелый на испытание государственностью, и далеко не всякий этнос его выдерживает. Фигуры, возглавившие движение народов в станы наций со статусами государств, отлиты в бронзе. Нам Бог дал Богдана...
   Многолетние усилия Хмельницкого в сохранении народа и земли украинской завершились Переяславской Радой.
   Так что прости, Тарас Григорьевич, Зиновия грешного, он знал, что делал. Да ты и простил, осуждая лишь излишнее его доверие к Романовым, за вхождение "под" целиком и полностью. Но это уже более поздняя, без Богдана, ретроспектива. Пока же оба эти Михайловича - Зиновий с "дружищем Алексеем" - жили по переяславскому, весьма обширному документу и пристально следили за лояльностью друг к другу через многочисленную агентуру.
  

* * *

   Хмельницкий - это единственный общенациональный герой долгой, четырехсотлетней срединной эпохи. Фигуры, равной Богдану, в той нашей истории нет и близко. И булава, по-нашему усовершенствованная неандертальская еще дубина, как всеукраинский символ начинается с Хмельницкого. Как символ, поскольку во времена Богдана она свое боевое значение утратила. Никаких "едукованных рыцарей" уже и духа не было, их панцири, словно банальные консервные банки, откупорила огнестрельная пушечная эпоха да те самые "примитивные стрельцы".
   "Гауптмана" я помянул выше не для того, чтобы предотвратить причисление гетманского титула к полонизмам, а для того, чтобы подчеркнуть его первичное, до Хмельницкого еще, значение: понятное Европе военное звание и соответствующую для постоянно действующего западного фронта экипировку.
   За два месяца до смерти Хмельницкий передавал булаву в наследство.
   ...Вспомним хотя бы одну известную историческую фигуру, удовлетворенную исполнением собственных стратегических планов. Конституция отцов американской демократии, например, целое столетие исправно служила рабовладельцам. Критически подытоживал свою деятельность и Богдан: не все сделано, как хотелось, кое-что получилось не так. Но больше всего жалел, что не все наши земли вывел из-под Польши в новое украинско-российское образование.
  
  
  

28. Дорога к храму

  
   А этот дом впереди двора Христичей когда-то купил приезжий учитель Зачепило. Легендарная его эпоха длилась до тех пор, пока Ивана Несторовича не перевели дальше в связи с реорганизацией нашей восьмилетки. Планировалось, что будет средняя школа, но, в конце концов, сделали начальную в соответствии с демографической ситуацией на селе, где после старого Козаченко учился председательствовать молодой тогда еще Котовский. А Чумак у себя в селе из восьмилетки сделал среднюю и забрал туда Зачепило.
   Иван Несторович был настоящим сельским интеллигентом, похожим, правда, больше на матерого лесоруба. Он дружил с моим отцом, а я с его сыном Виктором. И если отцы чаще бывали у нас, то я в доме Зачепило - их библиотеке могли позавидовать теперешние букинистические магазины.
   ...Как сейчас помню не только серенькой ткани корешки с рельефным тиснением тех книжек, их тонированные временем, пожелтевшие обрезы, но и особенный стойкий запах старинных типографий, которыми была наполнена вся зачепиловская светлица. Отдельно стояло несколько стародавних рукописных фолиантов "кулишевских" и "желеховских" изданий, а также украинская классика XIX - начала XX столетия, тиражированная во времена советской Украины - это преувеличение, что был тогда духовный голод. То была извечная убогость нашей плодородной земли в недрах новой общественной системы, очередная демонстрация того, как усилия гетманов, царских администраторов, анархистов, большевиков, а теперь и современной власти в аграрном вопросе, прямо противоположные декларативно, обуславливали абсолютно одинаковые практические результаты, ибо они не развивали, а отрицали все предыдущее. Одновременно все это свидетельствовало о том, что при любых устройствах, реформах и прочих обстоятельствах культурный небосвод нации всегда подпирали невесть как явленные мощные столпы. Книгохранилище Ивана Несторовича вызывало у меня ощущение фундаментальности нашей культуры, могущества и государственности, и, вместе с тем, какой-то исторической несправедливости - непонятной и неподвластной по своей сути... Подобной силы и глубины впечатление я вынес потом, через годы, из нерукотворной Святой Софии Киевской, но она приснопамятна от Бога, а зачепиловский феномен был рукотворным современным храмом.
   Но это после... А тогда нас поразило великое чудо, которое ломило нижние полки библиотеки - энциклопедия, о существовании которой до приезда хозяина-просветителя никто здесь не ведал ни сном, ни духом. Со сказочными иллюстрациями, которые в разделе "Анатомия человека" Зачепило-младший тщательно дорисовал во всех обнаженных срамных местах.
   О том, что в энциклопедиях все на свете есть, мы убедились сразу, в то холодное дождливое лето уродились грибы. Для наших мест грибы не пища, растут нечасто, поэтому профессионалов этого промысла нет. И когда мы лугом набрели на белую от дождевиков поляну, то кто-то предложил найти палки и, как заведено, выколотить из них трухлявый дух, чтобы его не понесло потом в село. Прибывший Виктор пояснил, что молодые дождевики, между прочим, съедобные, но это не они, а печерица, то есть шампиньоны. Мы сбегали за мешками и набили их теми валунами под завязки так, что едва дотянули до двора Максима...
   - А ну-ка, несите все сюда, - скомандовал из-за забора Иван Несторович. - Такого количества поганок достаточно, чтобы не только наше село, но и половину Гуляйполя отравить...
   Он вынес из дома необходимый том, разворотом иллюстраций этих даров природы установил на стуле напротив себя и начал сверять добытое сыном добро с рисунками да описанием примет. После чтения и краткого приговора рассмотренный гриб победоносно швырялся в корзинку для мусора; от тех будто бы шампиньонов оттуда только ошметки летели. Мы со Стариком и своими мешками потихоньку дали задний ход в их двор, а там нас встретил дед Данило и сказал, что есть можно.
   Утро засвидетельствовало, что поужинали мы не бледной поганкой, а печерицей, и вместе с тем доказало преимущество практического разума бывшего "латифундиста" над книжной мудростью: все остались живыми-здоровыми, с незабываемым впечатлением от грибного вкуса. Поэтому еще с тех лет у меня нет никаких двойных стандартов: гриб - это шампиньон, рыба - карась, а курятина - ножка...
   Такое обилие вареных и жареных грибов я тогда видел впервые - наелись мы, потом пришли двоюродные Виталий Гущин с Федькой и Колькой Бутами, Сашко и Нинка Карпичи, тарасенковские Светка, Шурка и Наум, за ними Володька Буряк и тимонинские гости Светланка и Юрка Булгаковы. На другой день грибами закусывал отец с Яшком Мищенко: в камышах за Ругой они убили длинноносого кулика и отдали потрошить (мать тут же выбросила его за хату); переломили ружья, убедились на просвет, разряжены ли стволы, и, забрызганные по самые задницы, сели согреваться поллитровкой... В это время пришли Максим с Мариной. Старик, с карандашом за ухом и скрученной в дудку тетрадкой, вел перепись "грибоедовых". Поздно вечером у них там выяснилось, что сам дед Данило печерицу ни под каким соусом есть не сел, признался, что в этом деле не смыслит, а нам советовал по Библии: все другие книги, мол, кроме освященных, дьявольские, и когда ты что-нибудь в той "циклопедии" вычитал, то сделай как раз наоборот... Поэтому Максим - он уже был юнкором - собирал материал для фельетона в стихах на тему религиозных предрассудков с перечнем героев возможной драмы. Тем более, у них тоже грибы не только родня ела, но и Збишек с Пхенкой из Варшавы, гостившие у своих деда с бабой по соседству...
   Антирелигиозный фельетон Старик по каким-то причинам тогда не завершил. А сестра его, Марина, деда Данила внучка, теперь вот к Богу обратилась...
  
  
  

29. Марина

  
   Марина, Марина, Марина... Она знает все. Кто-то с той стороны, правда, знает больше, да никогда не скажет. Марина больше всех знает с нашей стороны. Наша сторона поредела - прибитая горем мать Старика умерла, жена с двойней в пеленках год в стрессе была... Товарищи-дипломники - кто где... Марина ходила по инстанциям, писала в учреждения, искала правосудия. Потом, говорят, обратилась к Богу, после чего ее больше никто не видел. Теперь появилась здесь, на что я, собственно говоря, после сообщения Батуры, уже и не рассчитывал.
   У Марины современная модная прическа, строгий, почти официальный костюм... Огород в нем пахать ей будет неудобно... Она хоть и не тракторист, но ходить по борозде, указывать и следить нужно, а то напашут...
   Ни в какой монастырь она не стриглась, хотя отношение к церкви имеет как верующая и работает в какой-то реставрационной мастерской, потому что закончила факультет российской филологии и художественную студию одновременно.
   - Я, Толя, та женщина, которая внезапно осталась совсем одна - потеряла всех близких, а первым был брат. Одену, бывало, платок - и в церковь, к Богу... А куда было тогда, в те времена... Нет, ты не думай, у меня нормальное, полноценное бытие, если такая формула корректна для употребления вообще.
   Мы сидели на облупленном крыльце вытоптанного когда-то нашими ногами двора, заросшего теперь одичавшим без людей спорышом.
   - Что вы хотите делать с хатой?
   - Сначала приведу в порядок снаружи, - ответила Марина. - А внутри родственники присматривали. Зайдем?
   В доме остановилось время. Те самые высокие сволоки, незатейливая мебель, нависающие портреты могучей ретуши фотомастерской гуляйпольца Каплана... А живого духа нет... Так пахнет в музеях.
   - До бумаг Максима у меня руки тогда не дошли. Все, что было, отдала его товарищам и супруге. Хорошо, что оно теперь попало к тебе, это можно сказать, приятный сюрприз. Ты не случайно за это дело взялся, все близкие его душу чувствуют... Она витает здесь, он ведь своего сделать на земле не успел...
   Витает с ней и история - знакомая нам будничная действительность совсем недавнего еще прошлого, которая казалась нормой жизни, вписывалась в повседневные реалии и не вызывала никакого удивления. Об отдельных украинских регионах - зонах изгнания украиноязычных журналистов... Одни оттуда при первом случае быстро сбегали, другие привыкали, а некоторые красной тряпкой маячили...
   - Я знала, что Максима как бы за националиста считали... Со своими проектами он, как говорится, самого Руденко достал... А после встречи с ним еще и письмо в Киев отослал насчет будущности нашего языка. А бумаги возвратились к Руденко... Я думаю, что Максима командировали в надежное место то ли проучить, то ли зло сорвать - а там одного удара в висок хватило. А дома как раз двойня родилась...
   У меня почему-то исчезли все вопросы.
   Да и Марина явно закругляла встречу. Она хоть и не манерная, но что-то протокольное чувствуется.
   - Потом те же самые Руденки в тех же самых креслах начали действовать совсем наоборот... У меня уроков русской литературы не осталось... Вот такие метаморфозы... Все поняли почерк новой власти - одна и та же рука... Народ увидел, что не смог поставить у руля иных, способных на проведение реформ людей, вместо демократии у нас существует политический балаган, под шум-гам которого бывшие блестяще решают собственные проблемы...
   - Ты на кого, Марина, как говорится, здесь работаешь? И почему, действительно, как резидент? Наверное, на грантах?
   - Мы откроемся завтра, поэтому пока что конспирация, не стоит дразнить собак. У нас тут ведь не столько предвыборная борьба, сколько генетическое непринятие иной точки зрения, не будем вспоминать моего брата и собственную историю, основные главы которой - бесплодные либо разрушительные внутренние противоборства. Путь к демократии лежит через взаимопонимание, через единение альтернативных взглядов в доминанту государственности. Сказать тебе, что я работаю на демократию, на Украину - это слишком, но приблизительно так. И наше дело на этих выборах выиграет безусловно... В любом случае выиграет!
   - Я это почувствовал: "Векторы движения - демократическое общество, консолидация интересов разрозненных и антагонистических групп"...
   На двор заехала легковая автомашина. Марина пожала мне руку: "За брата!" И дала визитную карточку с номерами телефонов, электронной почтой и адресом неоткрытого еще представительства...
  
  

30. Эпилог

  
   Гей, воли,
   Бо нема коли,
   А хоч ? коли,
   Так нiколи *

Чумацька пiсня

  
   Антон прибыл за нами в одиннадцать. Мы попрощались с Калюжным и заехали выписаться из гостиницы. Нашли администратора.
   - Вы, когда вселялись, говорили по-нашему, а мы и рты поразевали...
   - ... а "цигани диню вкрали"...
   - Дыню мы им сами дадим, а вам, заграничным, здесь селиться без разрешения нельзя... Требования такие - сообщать, куда нужно, а там два выходных дня...
   Котовский как в воду смотрел... А я, между тем, ничего не пойму. Границу пересекали в соответствии с законом.
   - Запишите, что мы местные... С Башаула...
   - Ага! Поросят в номере "люкс" продавали...
   - Возьмите деньги так, - цыкнул на них Антон, - и возвратите документы. Скажете, что никто не жил... Вот ведь порядки развели - цыганам можно, а своим - нет! А ну, где ваш начальник, забыл, как его...
   В гуляйпольской гостинице надежная зона спутниковой связи, третий раз уже на входе меня кто-нибудь достает...
   Звонил Рубинштейн с указанием сесть из Харькова в новый спальный карагандинский вагон, который прицепил на это направление его друг Виктор Попов.
   - Мы из Запорожья сегодня вылетаем чартерным рейсом...
   - Ясно, фирма при деньгах... Ну, хорошо. А то я в войну Харьковщину с боями прошел, так хотел передать привет...
   - Передам с борта самолета.
   - На пушкинский призыв откликнулся?
   - На какой?
   - "Пора, мой друг, пора!".
   - У вас не голова, а ноутбук...
   - Какой ноутбук? А-а-а, чемодан... Скажи лучше, как там с белыми шариками? Ты там за кого?
   - Как это за кого? Я здесь эмигрант... А с шариками все в порядке... Тянуть собираются все... Общая активизация, тотальная политизация и небывалая мобилизация... Нет, надеются, что черного не будет... Вы уже говорили, что серых нет... Белые? Белый есть, где-то под руками лежит...
   Найдется...
  
  
   * Ну, пошли, быки, / Нету времени, / И хоть время есть, / Медлить некогда.
   Чумацкая песня
  
  
  

Распрягайте,

хлопцы, коней

  
  

Антология

гуляйпольской поэзии

   Гуляй-Поле - город решительно мал. Одна десятая Костаная. Но не городок. И хотя меньше в Украине, стране городов-миллионеров, не бывает, славой с ним любому мегаполису еще нужно померяться... Изволить подняться и встать рядом для выяснения...
   Это при том, что Гуляй-Полю дали под дых, и оно пока не распрямилось. Никто бы не подумал: какие-то филологи, очкарики близорукие, исподтишка - прямо в солнечное сплетение. Тире из этого сплетения убрали, и не осталось того, безбрежно ветреного, буйного, неукротимого.... Не скажите только, что легенда махновской столицы здесь не при чем... И что очкарики были филологами - вон ведь как ловко и тихо переименовали: Гуляйполе...
   Любому понятно, что одно, даже сложное слово, ударение, увы, имеет лишь одно и как бы теряет свою неакцентированную часть. Поэтому названия расчленяют, и не пишут, к примеру, Иванофранковск или Франкфуртнамайне. "Причесанное" Гуляйполе закрепило "наголос" на первом слове, оно и доминирует, остальное идет прицепом. Дедам нашим было понятно когда-то, а родственным душам-казахам и теперь, что поле-степь в названии далеко не второстепенное. Вот вам и вся грамматика.
  
   Ничего... Придет время, распрямится...
   В городе - маленький исторический центр, его миновали беды эпохи зодчества в стиле "барако". Но беда пришла с немцами, они недавно еще, на нашей памяти, нас за людей не держали. А мы таких тоже. Они начали и проиграли, но порушили-спалили многое в этом центре дотла... Гуляйпольцы потом все поставили на место, как было... На большее сил не хватило, и слава богу. О разрухе теперь напоминает лишь старинная, но еще дышащая громада мельницы из красного кирпича, которую гости города поначалу принимают за переживший осаду средневековый замок. Но в ветхости ее нужно винить эксплуататоров, сменивших хозяев-основателей.
   При всей скромности Гуляйполе - большой Центр. Для всяких любимовцев, добропольцев, темировцев, прилучан, чьи цветущие села окружают цитадель. Есть среди них Малиновка, свадьба в которой стала известной всем благодаря тамошнему писателю Леониду Юхвиду. Есть и Варваровка сбоку, городские нас варварами обзывали. А старожилы говорили: святая Варвара - покровительница села и нашего народа. Ее отец родной за веру убил. А украинцы мощи во Владимирский Собор киевский перевезли. Как пример жертвенности за правду...
   Вкупе это и есть Гуляйпольщина с ее южно-украинским колоритом и самобытным укладом жизни. Со щедрым урожаем на людей, которые пытаются осмыслить эту жизнь, как бы приподнимаясь над этим укладом. Да рассказать про все увиденное остальным, тем, кому некогда "вгору глянуть", кто ничего не замечает. Возвышенности этих людей гуляйпольцы отдавали должное... Проходя мимо дома Михайла Гайдабуры (я одно время напротив жил), многие отвешивали почтительный поклон его памяти - писатель не вернулся с войны. По Гуляйполю, в черном пальто длиннополом, Василь Диденко выхаживал, стихи новые вынашивал. Что не мешало ему отвечать на приветствия прохожих. С ним здоровались все, хотя он еще совсем молодой был...
   С поэзией Гуляйполя мы знакомим наших читателей. Творчество здешних авторов, на мой взгляд, всегда отличалось смыслом прямым и конкретным. Выраженным афористично, но часто такими "загибами" в версификаторстве с украинским словом, рифмой и фразой, что голова кругом идет. Но и то и другое не пролетает мимо ушей, а по свежести и незатасканности своей остается в памяти. И весьма трудно поддается чувственному переводу на русский: порою кажется, что поэт просто виртуозно играет словом, выверяя грани возможного. Но это лишь кажется. Ибо главная особенность этих стихов - утонченное понимание великого чуда бытия, вызов будничному восприятию жизни, оттого и история Гуляйполя такая необычная. Тем более что самый знаменитый гуляйполец Нестор Махно в этой антологии оказался весьма и весьма в тему.
  
   Впрочем, пусть о своей поэзии сами гуляйпольцы скажут.
  
  
  
  
   Григорий
   ЛЮТЫЙ
  
   Полуночное письмо
  
   Да ничего особого, мой друг.
   Так - сочинил тут несколько стишат
   Про степь ночную, счастье напрокат,
   Про череду то взлетов, то прорух.
  
   О том, что уже поздно все менять,
   Долой хотя бы лет так двадцать пять...
   "Не стоит прошлое душевной маеты", -
   Сказала жизнь. А с нею мы на "ты".
  
   К чему теперь терзаться - что да как?
   Ты говоришь - у самого не так,
   Ты говоришь - бывает, ночь прошла,
   А в мыслях луг зеленый у села,
  
   Соседка-девочка, весь край наш от и до,
   В кустарнике - пичужкино гнездо...
   Ты помнишь... Но твердишь всегда:
   Не для стихов такая ерунда.
  
   А я глобальных тем не уловлю,
   Пишу о том, что знаю и люблю.
  
  
  

Эй, ты отчина, степь широкая...

Поэзия XIX - начала XX века

  
   Известно, по крайней мере, о трех гуляйпольцах этого времени, заявивших о себе в литературных кругах Украины и империи. Это поэт и композитор Иван Иванович Рачинский, член Петербургского товарищества музыкальных собраний, автор нескольких сборников романсов и перевода на украинский язык поэмы Тита Лукреция Кара "О природе вещей".
   Имена поэтов и переводчиков Вита Андреевича Косовцева и Григория Борисовича Кернеренка (Кернера) открыты для современников недавно, хотя фамилии их в Гуляйполе увековечены. На землях дворянского рода Вита Андреевича расположился пригород Косивцево, а отец Григория, "подслеповатый дедуган" из немецких евреев, Борис Кернер основал завод сельхозтехники для нужд освоенной целины в Таврической степи и паровую мельницу. На их подворьях и поныне продолжается жизнь.
   Кернер-младший, судя по стихам "за правду" и псевдониму, оказался меж двух сословий и с двумя народами:
  
   Тебе ж, Укра?но моя,
   Я буду вiк кохати:
   Бо ти хоч мачуха менi,
   А все ж ти менi мати!*
  
   К слову, весьма и весьма нравоучительный пример как для матери, так и для сыновей в наши постсоветские времена.
  
   * Тебя, Украина моя, /Буду любить вовек./ Не мачехой, как думал я, /Ты матерью стала мне/
  
  
   Грицько
   КЕРНЕРЕНКО
   (Григорий КЕРНЕР)
   1863 - 1921
  
   Песок и звезды
  
   Месяц и звезды в холодном сиянье,
   Под небосводом свет солнца угас.
   Я ночью читаю Святое Писанье,
   Наверное, тысячный раз.
  
   Вникаю в слова откровения
   И голос внимаю святой:
   ...Народ мой, ты всюду развеешься
   песчинкой прибоя, пылинкой-звездой.
  
   Владыка небесный, твое это право,
   Оно исполняться должно
   И сбудется поздно иль рано,
   Иного пока не дано.
  
   Сбылись, к сожалению, раньше
   Пророчества о песке,
   По нему, как по судьбам нашим,
   Безжалостно топчутся все.
  
   И правда твоя: мы песок, мы каменья,
   Потешилась вдоволь судьба.
   Но где звездопад предреченный?
   Пока лишь кромешная тьма...

Поэзия Нестора Махно

  
   Отмечено такое явление среди весьма богатого публицистического, мемуарного и эпистолярного наследия гуляйпольского коммунара. Плодотворным в этом отношении местом стала для него тюрьма, где в щедро отпущенное время узник в режиме самообразования занимался литературными опытами. Сидевший там же и наполнивший бутырские "университеты" Махно идейным анархическим содержанием, Петр Аршинов вспоминал, что поэзия будущего батьки была лучше, чем проза.
   Но от всего этого только воспоминания и остались. Сохранился подстрочник стихотворения "Степь", выношенного в голове на родной мове, а записанного вчерне по-русски. Но в родных же языковых оборотах, как, к примеру, "батька мой, степь широкая" (в украинском языке "степь" - мужского рода)...
   Григорий Лютый поэтической калькой вернул стихотворение Махно на украинскую речь ее напевными рифмами. И не только: с композитором Анатолием Сердюком они осуществили порыв молодости Нестора Ивановича и сделали бутырские наброски песней.
   А я из текста Григория Лютого - такое бывает - сделал обратный перевод на русский. Получилось в итоге то, что в таких случаях называется "по мотивам". Подстрочника Махно...
  
  
   Нестор
   МАХНО
   1889-1934
  
   (Обработка
   Григория Лютого)
   Степь
  
   Эй, ты, отчина, степь широкая,
   Мы остались одни с тобою...
   Молодая удаль моя
   Сплыла вешней водою.
  
   Ой, вы звезды, звезды упавшие,
   Мне уж тоже дорога не в милость,
   Мои кудри в пути тернистом
   Порошею белой покрылись.
  
   Ой вы, ночи, черны, темнооки,
   Я не вижу, куда иду,
   Я ведь с юности одинокий
   И таким пропаду.
  
   Где ж вы, братья мои все, милые?
   Слезам нашим никто не поверит!
   Я - как дуб на кургане-могиле, -
   А вокруг лишь тучи да ветер...
  
  
   Бутырское поэтическое наследие Махно исчезло. Но более позднее - несколько стихов на русском языке в духе революционной лирики - осталось.
  
  
   * * *
   Я в бой бросался с головой
   Пощады не прося у смерти,
   И не виновен, что живой
   Остался в этой круговерти.
  
   Мы проливали кровь и пот,
   С народом откровенны были.
   Нас победили. Только вот
   Идею нашу не убили.
  
   Пускай схоронят нас сейчас,
   Но наша суть не канет в Лету,
   Она воспрянет в нужный час
   И победит. Я верю в это!
   1921
  
  
  
  
  

Розпрягайте, хлопцi, конi...

  
   Поэзия военных лихолетий - предмет особого разговора. Человеческие ценности переосмысливаются. Выбрасывается фальшь и суета сует, остается вечное: то, что с Надеждой, Верой и Любовью. То, что с жизнью...
   Поэтому я поверил в подлинность опубликованного недавно рассказа жены Махно, Галины Андреевны Кузьменко, надолго пережившей (у нас в Казахстане, между прочим) своего мужа. О том, что песня "Роспрягайте, хлопцi, конi" написана в самом пекле войны бойцом и песенником повстанческой армии в одном лице Иваном Негребицким. И с рукописи начитана Нестору Ивановичу, отозвавшемуся о ней в запарке между кровопролитными боями весьма положительно.
   Иван Негребицкий "задокументирован", кстати, как автор гимна махновской армии "Под знаменем черным" (на русском языке):
  
   Споемте же, братья,
   Под громы ударов,
   Под взрывы и пули,
   Под пламя пожаров,
   Под знаменем черным
   Гигантской борьбы,
   Под звуки набата
   Призывной трубы.
  
   Припев: Давно уж, товарищи, время настало
   Проснуться рабочему люду...
  
   Гимн сложен по всем законам жанра и классовой борьбы: четкость, лаконичность, доходчивость. И железная поступь полков в ритме "тра-та-та!". Так что, понятно, мы имеем здесь дело с поэтом.
   Поверил я рассказу вдовы не в смысле сомнений в подлинности эпизода, свидетелем которого она стала. А в смысле определения авторства, которое в таких случаях часто ассоциируется с народом, с перепевами и отголосками. Словом, поверил в махновское происхождение песни.
   И наоборот, песня якобы махновская "Любо, братцы, любо..." на самом деле есть обработанный музыкально и литературно вариант куплетов донских казаков. Она была вмонтирована в антураж повстанческой армии для фильма "Пархоменко" уже в советские времена.
   ...Итак, первозданный текст с диктовки Галины Андреевны Кузьменко. Он насколько известный и по-общеславянски прозрачный, что в переводе не нуждается.
  
  
   Розпрягайте, хлопцi, конi
  
   Розпрягайте, хлопцi, конi
   Та й лягайте спочивать.
   А я пiду в сад зелений,
   В сад криниченьку копать.
  
   Копав, копав криниченьку
   У зеленому саду -
   Чи не вийде дiвчинонька
   Рано-вранцi по воду?
  
   Вийшла, вийшла дiвчинонька
   Рано-вранцi воду брать,
   А за нею козаченько
   Веде коня напувать.
  
   Просив, просив вiдеречко,
   Вона йому не дала.
   Дарив, дарив ?й колечко,
   Вона його не взяла.
  
   Знаю, знаю, моя мила,
   Чим я тобi не вгодив -
   Що учора iз вечора
   Кращу тебе полюбив.
  
   Вона ростом невеличка,
   Ще й годами молода.
   Руса коса до пояса
   В косi лента голуба.
  
  
  
  

Пишу о том, что знаю и люблю

Поэзия современных авторов

  
  
   Василь
   ДИДЕНКО
  
   На долине туман
  
   На долине туман,
   На долине туман упал,
   Цветы мака в росе,
   Цветы мака в росе купал.
   Стежкой девочка,
   Стежкой девочка шла,
   Цветы лета в очах,
   Цветы лета в очах несла.
   На долине туман,
   На долине туман поплыл,
   Ее ноги росой,
   Ее ноги росою мыл.
   Домой девочка,
   Домой девочка шла,
   Цветы лета,
   Цветы лета в село несла.
   И я следом,
   И я следом за ней ступал,
   А в долине туман,
   А в долине туман пропал.
  
  
  
   Олекса
   ГАЙЧУР
   (Александр
   КАРПЕНКО)
  
   Баллада про капусту
  
   К той поре улетают гуси.
   На речке тоскливо и пусто,
   Рукой вослед помахав,
   До дома вернусь я.
   Там мама с бабусей
   Солят капусту.
   А мне отдадут кочан.
  
   Хрустящее крошево
   Низками-дольками
   Ровно ложится в чан.
   А я, наблюдая сбоку,
   Молча грызу кочан.
  
   Годы те улетели, как гуси,
   Крошевом долек-дней.
   А оглянешься -
   В чане не густо...
   Всплывает на ум капуста
   И бабушкин мне совет:
   А ну, загляни-ка, внучек,
   Тебе там ведь видно лучше -
   Нет ли где дырки на дне?
  
  
  
  
  
   Иван
   АЗАРОВ
  
   Вечер ходит возле хаты
  
   Вечер ходит возле хаты,
   Дремлет в сумерках сирень,
   Пахнет мятою примятой...
   Не уснуть сегодня мне!
  
   Свет далекий звезд лучистых
   Манит в рощи до зари,
   Там девчатам голосистым
   Подпевают соловьи.
  
   Я пойду лугом некошеным
   Среди цвета и росы,
   Выйду к вербам завороженным
   Удивительной красы.
  
   Соберу цветы росистые,
   Меж девчат найду свою
   И навеянными рифмами
   Песню сердца изолью.
  
   Вечер ходит возле хаты,
   Дремлет в сумерках сирень...
   Он не песней, он кантатой
   Отзывается во мне!
  
  
  
  
   Николай
   ГОРПИНИЧ
  
   Иду куда-то тихим лугом,
   Снегами белыми скрипя.
   Куда иду - пока не знаю.
   Земля пустая... Нет тебя...
  
   Один... Со мною неразлучны
   Теперь лишь стужа да снега.
   И я иду... На небе тучи
   За мною след...
   Один...
   Судьба...
  
  
  
  
   Иван
   ДОЦЕНКО
   Домой
  
   Шелест дождя осеннего
   Где-то затих в стогах,
   И месяц - ударением
   Над литерами хат.
  
   Что золотым заглавием
   Для книжки о судьбе
   На долгий век останется
   Напутствием тебе.
  
   Я к ней, мельком пролистанной,
   Тянусь издалека.
   И вижу пруд тот илистый
   И деда-рыбака...
  
   И дождь косой, осенний,
   Опять затих в стогах,
   Вот месяц - ударение
   Над литерами хат.
  
   С них книжечка верстается.
   Чудесная строка!
   Но - "Детство" называется.
   И больно коротка...
  
  
  
  
  
  
   Любовь
   ГЕНЬБА
   * * *
  
   А душа у тебя - живая,
   От бессилия она плачет,
   Не таит уже и не прячет
   Безотчетных твоих желаний.
  
   Ты пути заморозил весной,
   Ранишь сам, продираясь, пальцы,
   Но душа, как канва на пяльцах,
   Оставляет укор немой.
  
   Я отважилась подойти,
   Посмотреть твою правду близко.
   Для поэзии все же слишком -
   Просто так по жизни скользить.
  
   Буду рада, уважь, снизойди,
   Назови меня просто другом.
   А время исцелит недуги...
   И останутся лишь стихи.

   Раиса
   ИВАНЧЕНКО

   * * *
  
   Нет, не идут стихи на ум -
   Остыло все в душе уснувшей.
   И лишь дождя осенний шум
   Напоминает о минувшем.
  
   ...Стихия митингов, свет рамп,
   Надежды, слезы умиленья:
   Да, мы не стадо обезьян!
   Да, все мы люди от рожденья!
  
   Народ убогий тек рекой
   Движим дыханием единым,
   Ревел ликующей толпой...
   Справлял свободы именины.
  
   Но, отрезвившись, увидал
   Как сплыли в той реке надежды,
   Как кто-то новый курс задал,
   Хотя вожди - все те, что прежде...
  
   Нет, не идут стихи на ум -
   Остыло все в душе уснувшей.
   И лишь дождя осенний шум
   Ее бередит тем, минувшим.
  
  
  
  
   Василь
   ЛИСНЯК
  
   16 января 1943 года*
  
   Сердце картиною тешится снова:
   Травой-муравой ковыляет дитя,
   Новая хата почти что готова,
   Солнцами окна блестят.
  
   А возле дверей -
   Вросшая в землю немецкая каска
   С водой дождевой
   Для курей.
  
   * Написано во время освобождения Украины от оккупации.
  
  
   Лариса
   ВЕРЕВКА
   Нестор Иванович
  
   Гадалка черная, гадалка черная
   Красно ворожит.
   Белое - красное, белое - красное
   В один узор сложит.
   А в Гуляй-Поле, а в Гуляй-Поле
   Буйствует вишня...
   Нестор Иванович, Нестор Иванович...
   Как это вышло?
  
   Нестор Иванович... Как вы поверили
   Сказкам о счастье?
   Ведь ваши карты, ведь ваши карты
   Лишь черной масти.
   А в Гуляй-Поле, а в Гуляй-Поле
   Буйствует вишня...
   Нестор Иванович, Нестор Иванович...
   Как это вышло?
  
   В красных закатах, в красных закатах
   Кони - галопом,
   Хлопцы-махновцы, хлопцы-махновцы
   Под Перекопом.
   А в Гуляй-Поле, а в Гуляй-Поле
   Буйствует вишня...
   Нестор Иванович, Нестор Иванович...
   Как это вышло?
  
   Нестор Иванович, Нестор Иванович...
   Вещая доля:
   В черной земле вы навек в Париже,
   Не в Гуляй-Поле!
   А в Гуляй-Поле, а в Гуляй-Поле
   Отцвела вишня...
   Нестор Иванович, Нестор Иванович...
   Так что же вышло?
  
  
  
   Вита
   ЗАБАВА
  
   Лавровый лист
  
   На базарной площади, под праздник
   Тетка, битая и бойкая, со сметкой
   Лист лавровый предлагала разный -
   На развес и свежими букетами.
  
   - Подходите, цены дармовые,
   Одна гривна - запах на всю хату,
   Налетайте, мы тут не скупые,
   Жадный после дважды переплатит.
  
   ...Не судите вы торговку строго -
   Всяк живет надеждами на завтра...
   Кстати, много всякого такого
   Было в жизни у того же лавра.
  
   Он ценился больше чем товар,
   придавая венценосность ликам,
   Слышал звук аттических фанфар,
   На челе красуясь у великих.
  
   Канул в Лету лавра звездный час,
   Он у нас к борщу, не будь в обиду...
   Так вот и живет поэзия при нас
   Да мы чуда этого не видим.
  
  
  
   Григорий
   ЛЮТЫЙ

Гуляйпольская свадебная

  
   Давненько не справляли,
   Душа моя - горит,
   Гуляйполе гуляет,
   Гудят-звенят дворы.
   Гуляет Гуляйполе,
   Гуляйполе гремит!
   Кому там очи колет,
   Что гуляйпольцы мы!
   Мадамы и панове,
   Я со степи рысак,
   Махновец я, махновец,
   А дед мой был - казак.
   Нет песенного брода,
   Ты, "Яблочко", катись
   Нет роду перевода -
   Наш черед подхватить:
  
   "Ах, яблочко, да ты игрушечка,
   Распахнись, развернись,
   моя душечка!
   Ах, яблочко, да с листочками,
   Едет батька Махно, да с сыночками!"
   Ворота-двери настежь
   И ломятся столы!
   Садитесь, знайте наших,
   С губерний и столиц!
  
  
   Давно не пожинали
   Посева песен тех,
   Подковы коней наших
   Для хаты оберег.
   Давненько не справляли,
   Душа моя - горит,
   Гуляйполе гуляет,
   Гудят-звенят дворы.
   Гуляет Гуляйполе,
   Гуляйполе гремит!
   Кому там очи колет,
   Что гуляйпольцы мы!
  
  
  
  
  
  
   Об авторах
  
   Азаров Иван Александрович.
   Родился в селе Зеленое Гуляйпольского района. Окончил Днепропетровский государственный университет. Профессиональный журналист, поэт.
  
   Веревка Лариса Степановна.
   Родилась в Гуляйполе. Окончила Киевский государственный университет. Член Союза писателей Украины, поэт, публицист. Соавтор (вместе с Виктором Яланским) одной из последних в Украине документально-публицистических книг о Махно "Нестор i Галина".
  
   Геньба Любовь Григорьевна, родилась в селе Грушевое Гуляйпольского района. Член Союза писателей Украины, автор нескольких поэтических сборников.
   Горпинич Николай Васильевич (1938 - 1973).
   Родился в селе Варваровка, Гуляйпольского района. Окончил Днепропетровский государственный университет. Профессиональный журналист, прозаик и поэт.
  
   Диденко Василий Иванович (1937 - 1990).
   Родился в Гуляйполе. Окончил Киевский государственный университет. Член Союза писателей Украины, автор четырнадцати поэтических сборников. Его стихотворение "На долине туман" на музыку композитора Бориса Буевского стало народной песней. Имя поэта носит центральная библиотека в Гуляйполе, школа в Винницкой области и переулок в Киеве на Подоле.
  
   Доценко Иван Николаевич (1950 - 1986).
   Родился в селе Ремовка, Гуляйпольского района. Учился в Запорожском педагогическом институте. Поэт - самородок.
  
   Иванченко Раиса Петровна.
   Родилась в Гуляйполе. Окончила Киевский государственный университет, кандидат исторических наук, Поэт, прозаик, публицист, литературный критик. Автор тетралогии о Киевской Руси, целого ряда романов, повестей и сборников стихов, лауреат Государственной премии имени Шевченко.
  
   Забава Виктория Владимировна.
   Родилась в Гуляйполе. Училась в Запорожском государственном университете. Дебютировала поэтическим сборником в 2003 году.
  
   Карпенко Алексей Иванович (Олекса Гайчур).
   Родился в Гуляйполе. Ученый-филолог, доцент Киевского национального университета имени Т.Г. Шевченко, поэт, публицист. Внук драматурга Елисея Андреевича Карпенко, автора двух десятков пьес, среди которых широко известная "Земля"
  
   Лисняк Василий Андреевич (1908-1963).
   Родился в селе Вербовое Пологовского района. Творческий путь начал в Гуляйполе, впоследствии - руководитель запорожского литературного объединения. В члены Союза писателей Украины принят на фронте.
  
   Лютый Григорий Иванович.
   Родился в Гуляйполе. Окончил Запорожский педагогический институт, автор десятка поэтических сборников. Председатель Запорожского отделения Союза писателей Украины, главный редактор областного литературно-художественного альманаха "Хортиця".
  

* * *

   Тексты стихотворений поэтов Гуляйпольщины и биографические материалы предоставлены Гуляйпольским городским и Запорожским областным отделениями Союза писателей Украины, а также редактором газеты "Голос Гуляйпiлля" Иваном Кирилловичем Кушниренко в рамках мероприятий в связи с установлением консульских отношений между Костанаем и Украиной для публикации в переводе составителя антологии, автора комментариев и примечаний Анатолия Тарасенко.

Газета "Печатный двор" N 8 (95)

от 22 июля 2004 года, г. Костанай

  
  
   СОДЕРЖАНИЕ
  
   1. "Пора, мой друг, пора!" 6
   2. "Achtung! Strоm!" 14
   3. Великие украинцы 20
   4. Обычные украинцы 25
   5. Вольная Украина 28
   6. Вселенский пал 33
   7. Хохляндия 39
   8. Кюй Сулейменова 43
   9. Украинское сало 47
   10. "При избе, на призьбе" 50
   11. Земля 59
   12. Киев в ракурсе Бату-хана 67
   13. "... мы, братья, казацкого рода!" 75
   14. Максимы 84
   15. "Неедукованый" Киркоров 92
   16. "Попереду Дорошенко", а позади Тарасенко... 96
   17. Критик Батура 107
   18. "Оранжевый" поезд 112
   19. Запорожье 116
   20. Гуляйполе 123
   21. Полонез украинского 130
   22. В околицах "Махнограда" 149
   23. Самостийный Калюжный 152
   24. Максимы-2 160
   25. Казацкая булава 163
   26. Славянский базар 169
   27. Гауптман Хмельницкий 172
   28. Дорога к храму 179
   29. Марина 183
   30. Эпилог 186
  
   Распрягайте, хлопцы, коней
   Антология гуляйпольской поэзии 188
  
   Содержание 214
  
  
  

Анатолий Владимирович Тарасенко

СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ В ПЯТИ ТОМАХ

ТОМ ЧЕТВЕРТЫЙ

Ответственный редактор И.П. Милокумова

Литературный редактор С.А. Красиворон

Научный редактор А.Ю. Чабан

доктор исторических наук, профессор

Корректор С.А. Красиворон

Технический редактор А.В. Князев

Компьютерная верстка А.Е. Золотарев

  

Формат 84 х 108 1/323. Гарнитура NewtonC.

Печать офсетная. Усл. печ. л. 11,34

Тираж 1000. Заказ N 23

Республика Казахстан

110003, г. Костанай, ул. Темирбаева, 39

ТОО "Костанайский печатный двор"

Тел./факс: 8 (7142) 535-492, 535-460

Е-mаil: [email protected]

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   25
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"