Собрались парубки с девчатами обряд по традиции справлять. Солнце высоко, но коли не успеешь до заката перед Пятидесятницей всё сделать, того и гляди, встанут усопшие из могил, станут люд пугать и детей малых поедать. Дары предкам положили на могилки, кто чем богат: яйца, каравай или картошка варёная. И мяту с мать-и-мачехой не забыли положить. Коли забудешь - быть беде. Вспомнят деды и прадеды, что жили на земле когда-то.
Кто постарше, остались, вспоминать былые дни, поминать пращуров. А молодёжь собралась у берёзы. Украсили лентами да цветами, хоровод водят, песни поют. Пахнет - благодать! - лесными травами да цветами.
- А давайте сожжём русалку? - предложил Матвей.
- Давай! Давай! - кричали дружно девки.
Сплели чучело из берёзовых ветвей. Матвей с Пилипом несут, а девки песни поют:
Ой, да не сплести ль венок,
Да из ромашек-васильков,
Не снести ли в теремок,
Чтоб прибавил мне годков?
Вбили кол в землю, и привязали чучело в поле.
- Что мы сделаем с девой речною? - крикнул Матвей.
- Сжечь её! - сказала Арина.
- Да разве можно, в ней же душа утопленника, - сказал Пилип. Поделились на половину, как и каждый год. Одни защищают чучело, хоровод ведут вокруг дочки Водяного, а другие подбегают, кривляются, чтоб напугать нечисть. Потом подожгли, дым пошёл по полю вольному.
Все веселятся, песни поют. Парубки горилку попивают, анекдоты рассказывают. Девчата сгрудились неподалёку, через венок пепел сыпят, на суженных гадают.
Одному Василию не до радости. За что они так ненавидят деву речную? Что она им плохого сделала? Он повстречал её на прошлой неделе - отличная баба! Добрая, красивая, глаз не отведёшь. Песни ему пела и звала за собою.
- Поплыли, Василёк! В моём царстве всегда тепло, нет зимы. Вдоволь мяса и хлебов.
- Прости, но у меня матушка больная, как я её брошу...
Нет у русалки вовсе хвоста, обычная девушка, только красивее и милее всех, что на селе живут. "Вот ведь дурак! Такую бабу прошляпил!" - корил себя Василий. Пока люд веселился, он пошёл потихоньку в направлении реки. Идти недолго - и версты нет.
Нырнул Василий в реку Бурную, чтобы переплыть на другой берег. В прошлый раз он повстречал Наяду. Бродил Василий час, другой, третий. Вот уж и солнышко хочет искупаться в реке, довольно окрашивает небеса, как художник рисует на холсте разноцветными красками.
Наступила ночь, острый серп месяца рассыпал по тёмному покрывалу пригоршню звёзд. Василёк почти задремал, как гладь речная покрылась рябью. Вышла она, в венке из берёзовых ветвей.
- Здравствуй, Наяда!
- Здравствуй, Василёк. Зачем пожаловал?
- Люблю я тебя. Всем сердцем, понимаешь? Жить не могу без тебя. Ты мне предлагала в твоё царство давеча поплыть. Готов я. Возьми меня к себе. Знаю я, никто не ворочается оттуда, да не нужно мне возвращаться. Буду жить с тобою до скончания веков.
- Любишь, говоришь? А кто чучело русалки во поле сжигал, кто песни пел и хороводы водил?
- Прости меня, дева речная. Ты же знаешь - то всё игры, то всё сказки. А по-настоящему ни одним пальцем не причиню тебе вреда!
- А чем доказать любовь свою сможешь?
- Сделаю, что велишь! Вот проси, что хочешь - всё выполню!
- Видишь поле, всё вдоль и поперёк усеянное сними цветами?
- Да.
- Коли успеешь вырвать все цветы до одного, да до утра принесёшь мне - будешь со мной. А коли не успеешь - то не увидишь больше никогда.
Русалка развернулась, да нырнула в Бурную реку.
А Василий поплёлся к полю, что в цветках синих. Сначала рвал бодро, в груду цветки аккуратно складывал. Потом сил становилось всё меньше, но не сдаваться же, в самом деле! Он жить без неё не может!
Слышит вой жуткий, что со стороны кладбища доносится.
- Не обращай внимания. Волки - они везде, нет покоя от них пастухам.
Всё рвёт и рвёт Василёк цветки синие, да ближе друг к другу складывает, чтобы когда поле всё очистит - сразу к речке дар речной царице отнести. А вой не прекращается. Вот уж и призраки пращуров мелькают то тут, то там. И дары им на могилы положили, и чабрец сожгли над надгробиями - всё бесполезно. Каждый год в ночь перед Пятидесятницей встают они, чтобы побродить ещё одну ночь по грешной земле. Хватают его нечистые за руки, за волосы, норовят помешать. Но Василёк внимания не обращает на чудеса, что творятся. Молитву читает, иногда песню запевает.
Тут петухи запели, слыхать по всей округе. Духи сгинули. Им не место под божьим светом, ночь - их приют. Василий посмотрел по сторонам - остался один цветок, который он не сорвал.
- Не успел! Я её теперь никогда не увижу! Зачем мне жить теперь на белом свете?
Он взял острый камень, что лежал недалеко, и пронзил себе сердце.
Наяда выплыла из реки.
- Что же я натворила! Что я сделала?!
Давным-давно предал её возлюбленный. Притащил к реке и утопил. А потом забрал приданое, начал пропивать. А утопленница не знала покоя. Она ненавидела мужчин, норовила их утопить. Да только Василий любил её! Он жизнь положил ради её прихоти.
- Какая же я дура!
Она шла, и земля под нею загоралась, пятки жгла. День - не время для нечисти. Но что ей до правил?
- Что я натворила!
Она присела рядом с парубком.
- Василёк, прости!
Вытащила несколько цветков из охапки, что парень сжимал в объятиях, и сплела венок. Куда бы ни капнула её слезинка - вырастал новый синий цветок. А потом вырвала последний синий цветок, который Василий не успел сорвать.
- Василёк, я обещала, что заберу тебя с собой, когда ты подаришь мне все цветы с этого поля? Я исполню обещание. Твоя душа - в этом последнем цветке.
Она исчезла в Бурной реке.
Люди вернулись утром, а синие цветы росли на поле ещё гуще, чем обычно. Никто не узнал, что в каждом цветке - душа парубка и слезинка русалки.