Аннотация: Это записки об одном нашем немножко авантюрном путешествии, написанные моей супругой. Комментарии курсивом мои.
Записки странствующего маляра.
По-чешски (я работал в Чехии много лет) mali? - это и маляр, и художник (и даже иконописец), чем я жену и поддразнивал.
Благочестивый иудей, явившись на тот свет, недоволен тем местом, которое определил ему Б-г:
- Но как же так, Г-ди, я ведь всю жизнь тебе служил!
- А что ты делал?
- Учил Тору.
- А еще?
- Молился, соблюдал субботу...
- А Альпы мои ты видел?!
Как мы увидели Альпы.
Просто моего мужа отправили в командировку во Францию, а я решила, что коли так, то и мне сам Бог велел ехать с ним учить французский, и, значит, надо заехать по пути посмотреть шедевры - например, мозаики Сицилии или фрески в Кастельсеприо под Миланом, а может быть и Равенну, если повезет.
Сицилия показалась мужу уж совсем перебором, и он вздохнул с облегчением, когда у тамошних знакомых обнаружились трудности с приемом гостей. Зато симпатичная молодая пара из окрестностей Милана, знакомая нам еще по Москве, любезно пригласила нас к себе. Правда, куда-то делся мейл, в котором мы сообщали дату приезда, и получилось, что мы немножко свалились, как снег на голову. Но ни они, ни мы тогда не знали, что это только цветочки.
Пересадка в Риме - тоже еще цветочки. У нас было всего 40 или 50 минут, чтобы зарегистрироваться, пробежать километра два по запутанным переходам между бесконечными пестро-роскошными дьюти-фри. Раньше я удивлялась глобальности и помпезности тель-авивского аэропорта, особенно по сравнению с размерами самого Израиля (большие амбиции крохотной страны? Но, если речь идет о вкладе народа Библии в мировую культуру, то аэропорт вполне скромен.).
Вместе с нами этот кросс совершал один в меру упитанный итальянец, пересаживавшийся на тот же рейс. По дороге, кстати, на паспортном контроле нам попался парень, у которого рейс был еще на полчаса раньше - уж не представляю, как он вообще успел. В итоге, когда мы добежали, посадка почти закончилась - снаружи стоял заполненный автобус с пассажирами и ждал последних. Однако вздыхать с облегчением оказалось рановато. Когда сотрудница аэропорта приложила посадочные талоны к автомату, тот их выплюнул - нет, типа, нас на этом рейсе. То же самое, видимо, приключилось и с итальянцем, и он долго и очень колоритно ругался по-итальянски - прямо хоть кино снимай. Девушки из авиакомпании забегали, засуетились, стали выяснять, как нас туда все же посадить. Между делом я спросил у одной из них, в чем, собственно, проблема. Она ответила, что поскольку в авиакомпании сочли, что мы все равно добежать не успеем, нас на всякий случай перекинули на следующий рейс. Италия, однако! В конце концов, нас все же посадили на места у запасного выхода, которые обычно не используются. Правда, самолет оказался заполнен на 2/3, так что после взлета мы спокойно пересели на обычные места.
Кастельсеприо
Первый день было солнечно и тепло, и мы гуляли по милому и тихому итальянскому городку, ненавязчиво древнему, и радовались салатной октябрьской зелени деревьев и лужаек (после Израиля, где трава в июне желтеет, а в июле рассыпается в прах). На следующий день похолодало, и я надела всю теплую одежду, приготовленную для ноября в Корде, где меня ждал месячный курс французского.
Любезный Франческо, наш хозяин, отвез меня в старинную церковь с удивительными фресками VII-IX в., в которую я давно влюблена. Оказывается за те 10 лет, что мы не виделись, они стали только лучше. Вокруг буковый и дубовый лес - любовь моего мужа. Копировать фрески бесполезно - они слишком гениальны, да я и кисточки забыла.
Милым хозяевам моя любовь кажется странной - то ли дело храмы эпохи барокко, а здесь в Кастельсеприо к тому же роспись полустерта - только несколько композиций ясно видны. В первый вечер, вернувшись с работы, Франческо ведет нас показывать окрестности. Уже темно, то фонари, то луна, старинные монастыри и крепости и красное вино в шумной таверне.
На следующий день с утра - снова Кастельсеприо, я взяла кисти, а день солнечнее и теплее. Теперь я разглядела новые детали, выступающие из хаоса пятен - лик младенца Христа в сцене Рождества, овечка рядом с Иосифом. Но главное - выражение лиц, только мы с мужем видим их по-разному. - "Что бы сказала Дева Мария из сцены Благовещения, как она смотрит?" Муж: -"Однако!" Я: -"Неужели? Это мне?" - "А служанка за ее спиной?" Муж: -"Смотрит со страхом". Я: -"С недоверчивым восторгом, а лицо простоватое, круглое". И, кстати, римское, и у всех там римские лица - острые носы, тяжеловатые подбородки, а культура письма античная, греческая... Кто же был автор, этот гений? Фигуры совсем живые, из плоти, т.е. летящее движение кисти превращается в плоть на глазах - и это чудо творения, вот прямо сейчас передо мной выразительный и широкий мазок - нет, это свет и тень и движение уже не кисти художника, а руки Иосифа. Волосы старца Захарии тонки и пушисты, как облачко мелко растертого пигмента, осевшего на стену.
А вечером мы едем в Сакрамонте - Франческо и его жена Ира с грудным младенцем; из-за нее он выучил русский и стал работать в Москве. На закате эти горы золотятся - это уже предгорья Альп. Вдали видны заснеженные вершины самих Альп. А ближе - озера - туманными зеркалами внизу. Через одно из них, Маджоре, бежали герои Хемингуэя из "Прощай, оружие". А здесь, на верху Сакрамонте (т.е., Святой горы), конечно монастырь и храм в стиле барокко. Пока мы обходим монастырь - по крутым лесенкам вверх и вниз - Ира с ребенком сидит в церкви - там теплее. Потом говорит: "В прошлом году я думала, что эти росписи совершенны, а сейчас мне кажется, что слишком много всего..." Мне нечего сказать - я вообще не слишком понимаю, что такое барокко и при чем тут Церковь. Говорю: "Да это просто стили разные..."
Вечером сидим в пиццерии. Друзья Ирины и Франческо очень милы. Трое мужиков на одном конце стола, и они так галдят, что я не слышу голосов их подруг - дамы сидят на другом конце. Кстати, итальянки очень симпатичные, почти как дикие красавицы Израиля, и следят за внешностью. Все изящны и стройны - и это на пиццах и пастах (в отличие от евреек, которые, выйдя замуж, толстеют и дурнеют, а если б они и дальше оставались прекрасными, это было б уж слишком). Тайна! Вообще вэтой компании принято встречаться регулярно: итальянцы - люди компанейские. Причем душа компании - Франческо, и пока он работал в Москве, остальным, как они признавались, его сильно не хватало.
Под звяканье тарелок и звон бокалов мы-таки договорились до того, что фрески Кастельсеприо должны быть изданы отдельным альбомом, и мы попробуем это провернуть - я озабочусь текстом, а итальянцы - иллюстрациями (у них есть выход на директора музея). Дай Бог.
Милан
А на следующий день мы едем в Равенну - через Милан, конечно. Десять лет назад, когда я была моложе и красивей, а сахар слаще и небо голубее, Миланский кафедральный собор (Дуомо) был тоже выше и ажурней. Правда, тогда я торопилась и только ахнуть успела, а тут мы поднялись на крышу и бродили среди готического леса (хотя, впрочем, местами барочного - ведь строился Дуомо почти триста лет...).
Сюрприз нас ждал в средневековой крепости Сфорца. Муж мой был счастлив - он очень любит все древнее, особенно готику. Но во внутреннем дворе мы увидели совершенно новую, но настоящую иудейскую кущу, поставленную в честь праздника Суккот (кстати, Преображение Господне произошло именно в дни этого праздника - когда евреи ставят кущи, т.е. шатры, в память выхода из Египта). Рядом с кущей - настоящие евреи, бело-черные и в кипах - и это в стенах старого замка, чуть в стороне от толп туристов. Подозвали нас. Мы подошли. Кипастый иудей поздравил нас по-английски с Суккотом и пригласил войти.
- Вы когда-нибудь праздновали Суккот?
- Нет
Нам дали в руки по букету ветвей и по этрогу - это такой огромный красивый лимон - и велели повторять молитву:
- Барух ата Адонай элохейну мелех аолам... (Благословен Ты, Бог наш, царь вселенной...)
Потом мы попрощались, пожелав счастливого праздника. Было приятно их встретить и приятно, что мой православный прикид (мне удобно в юбке) и для них привычный и родной.
Равенна
К дверям гостиницы в Равенне мы подошли уже в темноте. Было бы здорово, если б еще открылись массивные, тяжелые двери с металлической раковиной вместо ручки. На звонок никто не реагировал. Эта гостиница была подозрительно дешевой - м.б., тут что-то не так? Из соседней пиццерии звоним хозяину на мобильный. Наконец-то мы внутри. Коридоры и лестницы, заставленные чем-то антикварным. Расписные стены, и как апофеоз всей этой странности шестиметровой высоты расписной плафон наших роскошных апартаментов. И как-то это подозрительно - а вдруг тут кушают незадачливых постояльцев?
Короче, нас никто не съел. Зато обнаружился зеленый внутренний дворик, где, как новогодние игрушки, свешивались с ветвей тяжелые гранаты - я даже потрогала, настоящие ли. А под ними росли велосипеды - бесплатно напрокат.
Я вспоминала милую сестричку - ведь часть моих впечатлений наверное ей бы больше пригодились. Красоты Сакрамонте, посиделки в кафе, осмотры достопримечательностей - все эти приятности вкупе с роскошными апартаментами я дарю тебе, дорогая сестренка! Если честно, все эти приятности кажутся мне порой пустой тратой времени... ой, молчу, а то сейчас муж поставит на мне клеймо фанатизма... (И поставлю!) Правда, если бы не мой фанатизм по поводу шедевров, не видать бы нам и прочих красот и приятностей, и не писала бы я эти заметки, а сидеть бы нам дома (что, впрочем, тоже совсем неплохо).
* * *
Равенна теплая и солнечная. Все постояльцы нашего отеля приехали ради фестиваля мозаики - он как раз заканчивался. (В гостинице мы в частности познакомились с двумя дамами среднего возраста - гречанкой и англичанкой. Гречанка вроде бы имела какое-то профессиональное отношение к мозаике, англичанка же - в обычной жизни хозяйка небольшой гостиницы - приехала специально на курсы мозаики. Однажды мы зашли ненадолго в эту школу. Самые разные люди со всей Европы (была одна девушка и из России), в основном, видимо, любители, приехали туда учиться мозаике с нуля. И в музейных храмах народ в основном выглядел иначе, чем просто туристы. Видно, что люди пришли не просто отметиться у очередного шедевра, а хорошо понимают, что они хотят увидеть. С несколькими людьми мы перекинулись парой слов - и все они оказались серьезными знатоками средневекового искусства.) И правда, среди улиц со старинными башнями то и дело попадались закрытые дворики с выставкой мозаик современных - смешных и разных. Вот, например, пень - серый, с годичными кольцами, поросший грибами - очень живой, и камень его - то деревянный сухой, то слоистый, влажный, грибной...
Вначале был некоторый облом. Знаменитые мозаики в Сан-Витале впечатлили меня своей тотальной (тоталитарной) имперскостью. Все как надо и где надо и очень назидательно - вот Господь, а вот император. Не верю. (У меня они ассоциировались с песней Окуджавы: "На передней лошади едет император в голубом кафтане... Вслед за императором едут генералы, генералы свиты...". Сделана мозаика при Юстиниане, так что имперский дух очень понятен.). Хотя Спаситель в алтарной апсиде - настоящий.
А вот баптистерий православных не подвел. И правда живые глаза, лица, живая жизнь этих фигур в куполе. Благородные, иногда усталые, иногда обрюзгшие лица - все как у нас - но есть в них что-то вечное (я не про технику мозаичную) и истинное, и что-то от огня.
Вечером последнего дня добралась до Сан-Аполинарио ин Кляссе (в гавани). Там когда-то и правда была гавань, но с тех пор море отступило на 10 км. (Ирония природы в том, что и Равенна, и Венеция были изначально неприступными водными крепостями, расположенными на мелких островах у побережья Адриатики. С тех пор Венеция потихоньку тонет, а Равенна, наоборот, "всплывает" - море отступает все дальше под натиском речных наносов).
Муж хотел доехать до моря на велосипеде, но не успел до заката. А меня не хотят пускать ... уже поздно. Но я что-то объясняю кассирше по-английски и, поскольку она не понимает, решает пропустить меня - наверное, я с группой. Вдохновенный профессор читает лекцию англоязычной аудитории в храме вблизи от алтаря. А я сажусь тихо сзади - мне уже хорошо. Тут рай. Тихий, зеленый. И очень проникновенно и просто смотрит на меня святой Аполинарий, епископ Равеннский. Молюсь. Не хочется уходить. Наверно, он правда был святой и любил нас, свою паству.
Сегодня уезжаем из Равенны. Солнышко светит. Муж в приподнятом настроении и по пути к вокзалу делает большой крюк, чтобы показать мне гробницу Теодориха. Мы идем со всем багажом (забыла сказать, что, посовещавшись с ним, я купила в Равенне - столице мозаики - инструменты для мозаичных работ - простым языком говоря, молот и наковальню общим весом 4 кг; и потом, стыдясь и даже не посовещавшись - огромную книгу с два здоровых кирпича - тоже, конечно, по мозаике). Большую часть веса несет муж, но мне тоже досталось, и я устала, как бобик. И сапоги красивые жмут и иду я, как Русалочка из сказки Андерсена, и никто об этом не знает. И фотография осталась - на фоне канала, немножко утомленная, но вполне изящная - и рюкзак совсем не огромный.
В конце концов отправила я эти красивые сапоги домой с мужем и осталась в удобных старых; но в последний день на пути в аэропорт молния разошлась, и вот сейчас пишу я эти строки в аэропорту Тулузы в сапогах, замотанных скотчем; но это еще не все - потом расскажу.
* * *
Когда мы сели в поезд, полуживая я и веселый Федя, и уставились в окно, он сказал, что горло, слегка побаливавшее все это время, тут вдруг разболелось невыносимо. Сильные мужчины не привыкли болеть, страдать из-за бренного тела. Ему очень плохо. Я достаю открытку с мозаичным портретом св. Аполинария Равеннского, очень-очень молюсь ему. Феде легчает, но через некоторое время боль разгорается вновь, а с непрестанной молитвой у нас туго.
Когда мы наконец (с тремя пересадками) добираемся обратно к нашим итальянским друзьям, и милейшие хозяева предлагают нам ужин, выясняется, что больше так жить невозможно, и надо срочно бежать в скорую помощь. Да, а еще выяснилось (и заметила это дотошная Ира), что самолет наш, которым мы собирались лететь завтра, улетел сегодня - просто наш билет был не на 20-е, а на 19-е.
Приятно смотреть на пожилых Сару и Серафино, родителей Франческо. Он ее называет не иначе, как Белла (красавица): Белла, чаю, Белла.... Они везут нас в Красный Крест и сидят с нами в длинной и унылой очереди (которая, впрочем, проходит довольно быстро), т.к. мы не говорим по-итальянски, а врачи - по-английски и по-французски. Я обнимаю Федю, приложив руку к его горлу - так ему легче. Сара очень на нас умиляется - наверное мы выглядим колоритно. Вот дождались. Врач говорит: "Фарингит. Пройдет само через несколько дней, принимайте пока обезболивающее". Слава Богу, что ничего серьезного. Напряжение спадает и Сара говорит: - Ну, ты уже не умираешь. И Федя повеселел. Все-таки хорошая вещь - диагноз: всем легче. (На самом деле обезболивающее, которое прописал врач, оказалось очень сильным. Обычный парацетамол и стрепсилс не имели никакого эффекта, а на этих таблетках я благополучно продержался оставшиеся десять дней поездки, к концу которой горло и правда прошло - как раз в монастыре).
А утром нам уезжать - на электричках много-много верст лесом и горами, раз уж самолет наш улетел без нас. Федя ложится, а я остаток ночи внимательно пакуюсь и убираюсь - для меня сборы - это род молитвы о благополучном путешествии - все уложить оптимально и чтоб Федя помянул когда-нибудь добрым словом мой перфекционизм.
Утром они отвезли нас на станцию. Было очень ясно, и в заднем окне нам явились хрустальные, граненые, сверкающие снегами Альпы. Мы удалялись от них, и вскоре они исчезли, как видение. "Мы сделаем пересадку и будем целый день через них ехать, нам их не миновать" - успокоил Федя.
* * *
На вокзале в Милане Федя спросил: "А где дубина?" (Это он так непочтительно называл полутораметровый рулон с моими эскизами - он едет с нами в Корд, где после занятий французским я буду много и плодотворно трудиться над ними - так я тогда наивно полагала). Но рулона нет. Что делать? Я предлагаю Феде: "Хочешь, мы продолжим путь, но только в Корде (или в Тулузе) нужно будет купить опять такой же холст 1.5х2 м и снова просчитать все размеры, ты сможешь? Мудрый Федя отвечает: - Нет уж, еще и это? Лучше вернемся. Не сиди на вокзале, поехали вместе, а то мало ли...
Мы снова в Венегоно. Я остаюсь на станции и пишу - 20 мин это тоже хлеб. С тех пор, как я увидела фото Нюши за работой (одна наша знакомая, иконописец) - на столе кошка (ее все равно не переучишь, и она аккуратная), а на коленях младенец (ну так что ж теперь уже и работу бросить?!) - с тех пор я стараюсь работать везде - и в самолете, и в электричке (хорошо, если есть столик, и плохо, если есть сосед и смотрит на меня), и в гостинице, и вообще везде, где можно присесть на часок. Вот вернулись Федя с Сарой. Для нее мы, кажется мне, два чудика ископаемых... Она бурно умиляется, видя меня за работой (для нее, кстати, подарок пишу - жаль в их доме не успела закончить).
Снова распрощались, расцеловались, пересчитали предметы багажа - и в поезд. Плакал наш тщательно разработанный план, по которому мы приехали бы в Бордо сегодня же вечером. Остался запасной вариант - с ночевкой в Париже (а это - изрядный крюк). Усталая и злая, я поняла, что все пути ведут в Париж. И Альпы переехали, когда уже темнело. (Французский пограничник, посмотрев на наши израильские паспорта, весь заулыбался, сказал что-то приветственное типа "Молодцы, так держать".) Ночевали в дешевой, скажем так, гостинице у вокзала, всего за 120 евро - ха-ха! Номер маленький, как ящичек - что не под рукой, то под ногой - как раз для тех, кому не нужны шестиметровые расписные потолки. Ну, так нам же выходить в 6:30. Тяжело мне это, ну не спортивный я человек! Не плачь, держись, бедное тело! Помнишь, мы были с тобою у моря, плавали с рыбками? Теперь терпи. В поезде Париж-Бордо я вырубилась совсем, как сурок - помню, только сели, закрыла глаза - и вот уже Бордо.
Бордо
И вот мы выходим из поезда, и нас встречают Федины коллеги - сегодня начинается конференция (точнее небольшая рабочая встреча).
Гостиница вблизи вокзала - ну наконец я отдохну (и поработаю). Номер оказался маленьким и темным, и я ломала голову, какой из стен хватит для моего рулона. Зато завтрак великолепный - разнообразные сорта знаменитого французского сыра и прочая всякая всячина.
А вечером посиделки с коллегами в ресторанчике а ля кантри - это значит, что пахнет дымом и висят ободранные, но неразделанные туши животных. Я села к ним спиной. И почему-то выбрала устриц. Совершенно забыла, что Федины коллеги - евреи. Даже если они и не религиозны, для них все равно устрица - гадость. Федин шеф еврей, сидевший слева от меня, любезно объяснил, что надо их полить лимоном, и тогда они запищат, если они свежие, живые. Этого я уже не выдержала и отдала устриц Феде - он их когда-то пробовал в раннем детстве и вообще он биолог - ему нипочем. Мы выбрали бифштекс медиум (средне прожаренный), но в этом ресторане кантри он оказался с кровью - и не для наших утомленных жизнью недолеченных зубов. Но было весело - а я практиковалась в английском.
Уважаю ученых - их конференция началась в пятницу с дружеской пирушки и продолжилась в субботу-воскресенье экскурсиями. Мы выходим рано из гостиницы и у дома французского коллеги рассаживаемся по машинам - их всего две, и нас тоже немного. Едем к океану. Я увижу океан! Давно мечтала. (Теоретически я океан уже видел позапрошлой осенью - когда возвращался с конференции в Португалии. Теоретически - потому что видел его лишь несколько секунд пока самолет взлетал, а поскольку взлетал он ночью, то океан выглядел, как непроглядная тьма, ограниченная береговыми огоньками. Так что можно считать, что я его тоже увидел впервые.). Океан оказался в общем похожим на море - мы взобрались на самую высокую в мире песчаную дюну 200 с чем-то метров высотой - и открылся бескрайний океан с островами и желтые дюны, а за ними - океан зеленого леса. (Как рассказал местный коллега, этот лес - чуть ли не самый большой равнинный лесной массив в Европе, не считая России.Причем относительно новый - леса тут начали сажать при Наполеоне, до этого тут были болота, пески и редкие пастушеские деревушки). Я осталась рисовать, а остальные пошли дальше вдоль гребня дюны. Желтые дюны, синее море, голубое небо - любимое сочетание цветов.
Когда они вернулись - через сорок минут - пейзаж был готов. Светлая охра смешалась с песком и от этого стала еще натуральнее. Когда мы спустились с дюны, ребята стали дружно вытряхивать песок из кроссовок - у кого больше. А я была в сапогах - тех самых, что подведут меня в день отъезда. Это была очень полезная поездка - давно пора было бы расколоться, что мы с Федей - христиане. Израильтян такие вопросы, как религиозная и национальная принадлежность очень интересуют. Так лучше уж сказать об этом в Европе по-английски, чем в Израиле на иврите. То есть лучше для Фединой карьеры - ( меньше шокирует). Да, вот такая страна.
Федя считал, что мне легче будет упомянуть об этом - у женщин такие вещи лучше получаются - но все-таки иногда щипал меня ("не надо слишком много о христианстве"). Оказалось правда, что мать его шефа сама была иудео- христианкой.
На следующий день - экскурсия в средневековый городок Сант-Эмильон. Вообще-то я к древностям отношусь спокойно - меня больше природа впечатляет. Но эти древности с ней в таком ладу! Они сами уже почти стали природой, да и не забыли эти камни крепостей и руин того времени, когда они были скалой. А виноградники! Ну совсем, как у Ван-Гога в Пушкинском музее - подсвеченные солнцем и осеннее-красные.
А вернувшись с экскурсии, бродим с Федей по ночному Бордо. Готические соборы и великолепная, видная издалека колокольня Сан-Мишель. Грустно только обнаружить, подойдя поближе, что внутри ее - что-то вроде бесплатного ночного туалета для бомжей (а днем - ярмарка). Ну да, бомжи - тоже люди...
* * *
Понедельник и вторник! Наконец-то нормальные будни, и я поработаю. Пишу Нерукотворный Образ на маленькой, совсем маленькой дощечке - для наших итальянцев. Окно выходит на соседнюю стену - и правильно, что наглухо занавешено красной портьерой. Лампочка только настольная и свет дает мрачно- (или эротически-) красноватый. Ну как с ней работать?! Попробуем повернуть торшер - вот так лучше, хотя бы не красный свет, желтый...
Три (или четыре) горничных в этом отеле (все или почти все) оказались русскими (ой, т.е., советскими, говорящими по-русски - одна с Украины, другая из Белоруссии, третья из Иркутска, бурятка). Украинка купила у меня пейзаж с океаном - я воспряла было духом, и тут выяснилось, что, оказывается, завтраки и содержимое холодильника в нашей комнате оплачивается отдельно и значительно дороже, чем мое скромное творчество.
В последний день конференции у нас некоторая напряженка: как только Федя возвращается в гостиницу, нам надо бежать на поезд в Тулузу, который только-только успевает к последнему поезду в Корд. Мне немножко страшно - путешествие было несколько изнуряющим, но тут хоть все понятно - а остаться на месяц одной и ни слова по-русски и по-английски, все только по-французски - это как обет молчания. Хорошо хоть Федя пробудет со мной первые три дня и хоть покажет, что где... И как кого зовут...
Все оказалось не так просто. До Корда еще надо добраться. Наш поезд не проехал и половины - чинят пути. Пересаживаемся на автобус. И всякий раз это немножко нервно - пересадка в новом месте: надо бежать, причем с кучей вещей, не упустить ... Знать бы еще точно, туда ли бежим. Мужчины - странный народ. Им неприлично спрашивать дорогу у прохожих. Не важно, что ты здесь в первый раз в жизни - если ты мужик - должен знать. В крайнем случае, идти куда-либо с уверенным видом, а там, глядишь, сориентируешься. Женщинам спрашивать дорогу можно, даже поощряется, но, конечно, если рядом нет своего мужчины - он-то ведь знает!
* * *
Автобус ехал очень долго, заходил во все деревни, давно уже стемнело, когда мы пересели снова на поезд и вот - ура - к ночи мы в Тулузе. И первым делом надо дозвониться моей преподавательнице, которая вообще-то нас встречала, а мы будем в Корде только завтра, а у нас, дураков, еще нет французской симки, а русские полностью израсходованы. Так что мы звоним только из отеля. Я падаю замертво, а Федя идет смотреть древности Тулузы.
Опять подъем в шесть, опять ползем к вокзалу, хотя я ною про такси (до вокзала - 300 м).
На полпути к Корду начинаю просыпаться - пейзажи становятся волшебными, солнце, как перед грозой, крутые холмы. Я жду гор - он ведь так и называется - Cordes sur Ciel: Корд (струны) на небе! (Мне пришел в голову вольный перевод: "Небесные струны" или "Струны небесной арфы". На самом деле почему "струны" - не знаю, а вот почему "на небе" - понятно из открытки, которую мы купили на почте: Корд на ней возвышается над облаками - и впрямь как будто на небе.)
На станции нас встречает очень улыбчивая старушка - щечки, как яблочки, маленькая, седая. И имя у нее приятное, мягкое, располагающее - Мектильда ("Но если сложно, можете звать Матильдой"). Я сразу вспомнила, как мы отвозили котов с моей знакомой Верой (она подбирает несчастных котов, лечит, а потом куда-нибудь пристраивает) в Иосифо-Волоцкий монастырь. Выпустили котенка, дали ему банку корма, и тут подошла местная кошка (а может она с прошлого Вериного привоза). И откуда ни возьмись монахиня, пожилая, в пуховой шали - и выговаривает кошке: "Ну что же ты, Пушильда, отбираешь у маленьких!" Вот всякий раз, говоря "Мектильда", я эту Пушильду вспоминаю.
Корд сюр Сьель построен вернувшимися из похода крестоносцами на вершине высокого и крутого холма. Средневековый город - это то, что Федя любит (да и я не против). А вокруг очень далеко видно - холмы, перелески, маленькие деревеньки - как будто полстраны на ладон
Сначала казалось мне как-то неуютно и холодно в этом доме и совершенно невозможно в нем сориентироваться - коридорчики, переходы, лестницы ... Довольно быстро я освоилась и вот уже провожаю Федю. Ему пора возвращаться на работу.
Ехать из аэропорта мне придется уже самой. На вокзале изучаю расписание - ведь я пока не говорю по-французски. В аэропорту толчея, конец студенческих каникул - Федя едва успевает пройти регистрацию, и попрощаться по-человечески тоже не удается. B конце концов он берет с меня слово, что в день отлета я приеду в аэропорт за 4 часа.
И вот снова я сижу в аэропорту Тулузы. Времени - вагон, народу - никого - и кропаю свои заметки .
777777777777777777777
77777777777777777777777777777777777777777
Жизнь в Корде была очень напряженной - служба, уроки, работа на кухне - чтобы практиковаться во французском - опять уроки. И трапезы, конечно, на которые я быстро перестала ходить, объяснив всем, что у меня еще работа.
Развернула свой рулон, наклеила на стену - специальным строительным скотчем. Купить этот скотч и еды, чтоб быстро перекусывать у себя в комнате - хороший и честный повод прогуляться, посмотреть окрестности. Зеленые озимые поля, осеннее, но теплое солнце, буколические средневековые деревушки. .
Вот появился на стене Нерукотворный Образ, а потом и ангел, его держащий. Терять мне было нечего, и откуда-то взялась отвага писать сразу красками, не отрабатывая рисунок в карандаше. Тогда я и поняла, что мастер из Кастельсеприо так и работал - выводил из стены живые образы посредством цвета и мазка. Ну а я просто искала наиболее выразительную композицию посредством кисти- так оно виднее, чем карандашом.
А по утрам - дух захватывает - в низинах текут реки розового тумана. Из него иногда выглядывают розовые же, подсвеченные солнцем крыши и шпили церквей или зеленые верхушки деревьев. А к горизонту возвышаются холмы.
Был еще один повод посмотреть средневековый город - покупка сувениров и подарков к Рождеству. На этом пути ждало меня много искушений (ах, французский бутик!) - в результате я и себя не обидела. Но привкус бедности тоже довелось испытать - как в юности - об этом позже.
А вот пейзажи пописать не удалось - хотя они сами просились на холст.
Написалось только несколько стихотворений.
77777777777777777777777777777777777777777
В последнюю субботу именины Мектильды. После ужина только собрали посуду, как в зал с диким гиканьем ворвалась ватага пейсатых черно-белых мальчишек. Несколько раз облетели они залу, пока нашли Мектильду. Усадили в центр и стали отплясывать вокруг нее какой-то, видимо традиционный, еврейский танец. Понемногу я начала их узнавать. Кстати, одна из них, самая красивая, давеча спрашивала меня в гладильной, как на ней сидят эти брюки, не коротки ли (вообще-то здешние женщины обычно ходят в юбках). Танцевала она, кстати, тоже легко, а танец был быстрый и зажигательный. Потом вручали подарки. А после уже все вышли в хороводе. Ну, конечно, и я. Вскочила в круг, и в этот раз попадать в ритм было проще,чем обычно. Но я обрадовалась рано.
На третьем танце мне показалось, что левой ноге подозрительно легко и прохладно... Так и есть - молния разошлась. Удалось застегнуть, но больше танцевать не хотелось. Зато назавтра, после бессонной, проведенной в сборах ночи, когда я лихорадочно пинала к выходу свой багаж - тут-то и отдала концы вторая молния - прямо перед тем, как влезть в машину. Других сапог не было (т.е., были, но я их отослала с Федей домой) - ну не в тапочках же ехать (которые я оставила в школьной кладовке до следующего приезда, а времени возвращ аться уже нет)! Кстати, и очки мои красивые сломались в двух местах и были аккуратно замотаны скотчем.
Отвозила меня, конечно, Мектильда. Я спросила ее: "А как это в Евангелии Иисус рекомендует ученикам не брать двух одежд - и вот я теперь, как клошар?..." Она предложила иголку и нитки - зашить эту молнию. Для надежности я еще перетянула сверху скотчем - хорошая вещь скотч!
Так и доехала. Очки дотянули до дома, а сапоги пришлось то и дело зашивать заново, например, после таможни - как-то я забыла, что ведь заставят разуваться... Увидев мое замешательство, таможенник восторжествовал: наконец-то! Жизнь прожита не зря - террористка! Но я попросила ножницы и пообещала показать ему все, что он захочет. Оказалось совсем не интересно, зато мне пришлось потом снова все зашивать в туалете. Аскетический идеал скрылся за тучкой, и я пошла искать в дьюти-фри обувной отдел. Не найдя (на свое - и мужа - счастье), вспомнила о насущном и купила три бутылки вина - свекру, к дню рожденья мужа и на всякий случай. Осталось купить сыр и конфеты - на тот же день рождения.
Меня ждет мучительная пересадка в Риме, а аэропорт там пугающе огромен... Там-то я и купила и сыр, и конфеты, и даже успела на свой самолет. Ожидающие посадки англоговорящие парни и девушки пели и пританцовывали. Я удивилась - труппа артистов? Потом сообразила, что наверное просто американские евреи едут в Израиль - так это нормально. И уже в Тель-Авиве в зале прилета - группа в черно-белом - бурно целуются, обнимаются, как при долгожданной встрече - местный колорит. Прилетела.